Земля показалась Эйлле кринну ава Плутраку миром кричащих противоположностей. Его уши, низко посаженные и сдвинутые к затылку, непрестанно вздрагивали, ловя рокот прибоя, на фоне которого раздавались пронзительные крики какого-то летающего представителя местной фауны. Этот звук действовал на нервы, заставляя принимать неподобающую позу. С наветренной стороны сверкающие голубые волны жадно лизали палевую полоску песка. С насердной шел бой за территорию между буйной растительностью и уродливыми грудами из камня и стекла, которые возвышались по периферий огромной военной базы джао, точно часовые. Перед одним из этих строений торчали шесты с прямоугольными красно-золотыми лоскутами на верхушках. Даже отсюда Эйлле слышал, как материя хлопает на ветру. Удивительно, но они, похоже, служили для какой-то цели.
За спиной возвышался корабль, небольшой и аккуратный — он только что прошел плотные слои атмосферы и исходил жаром; остывая, двигатели издавали громкие щелчки. Трит, самая любимая из кочен-матерей Эйлле, считала этот корабль чересчур броским для того, кто столь недавно вьиыыл на поверхность. Однако Меку, нынешний коченау, сказал, что высокий статус кочена Плутрак должен быть очевиден каждому. Особенно учитывая тот факт, что Губернатором Земли был не кто иной, как Оппак кринну ава Нарво, отпрыск Нарво — кочена, с которым Плутрак находился в весьма натянутых отношениях.
Наконец-то появилась возможность найти себе применение! Эйлле ослабил восприятие течения времени, чтобы получше осмотреться в новом месте. Взбитые ветром волны замерли и превратились в блестящие холмики, и Эйлле вспомнил, что не купался с тех пор, как покинул Мэрит Эн. Разумеется, на корабле был необходимый минимум санитарных устройств, но настоящий бассейн оставался недоступной роскошью. После долгого путешествия Эйлле страдал от сухости кожи, покрывающий ее ворс стал жестким, а вибрисы превратились в безжизненные нитки. Он страстно желал погрузиться в это новое море, несмотря на чуждый запах, который оно источало, и… Люди в таких случаях говорят «отряхнуть пыль дорог»; в данной ситуации это скорее напоминало смывание донного ила.
Но, прежде всего, следует выполнить все формальности и принять командование. Позже, когда официальная часть закончится, можно будет позволить себе расслабиться.
Желтое солнце палило нещадно. Оно было куда ярче, чем Нир — его родная звезда, чей жизненный цикл приближался к концу. Эйлле устремил взгляд за пределы базы, и его вибрисы задрожали. Эта местность была удручающе… плоская.
Он с тоской вспомнил утесы за его родным Домом кочена. Там от позднего света до поздней тьмы о черные громады скал разбивались волны, а ветер был напоен прохладной свежестью морских брызг. А здесь… знойный воздух казался густым от соли и более чем ощутимого запаха гниения. Что ж, его время на Мэрит Эн истекло. Это долг любого отпрыска джао — рано или поздно погрузиться в реку времени, чтобы продолжить борьбу с Экхат.
Что он и сделал.
Перелет из Мэрит Эн, его родного мира, на Землю длился долго, но ни один миг не был потрачен даром. В основном Эйлле беседовал со своим фрагтой и знакомился со своими будущими обязанностями. Это была последняя возможность прикоснуться к мудрости старшего джао, накопленной в течение долгой жизни, — последний раз перед тем, как вступить в должность заместителя командующего. И Эйлле впитывал эту мудрость, как губка. К концу путешествия ему казалось, что он знает аборигенов настолько хорошо, насколько вообще возможно знать кого-то, с кем ни разу не сталкивался нос к носу.
Здалеке Эйлле разглядел несколько разрушенных зданий. Возможно, это было наследие Завоевания, великого деяния пжао, которое состоялось более двадцати орбитальных циклов назад. Выбирая место для посадки, он обнаружил и другие следы разрушений — разбитые заросшие дороги, брошенные машины, покинутые жилища, которые все больше приходили в запустение. Судя по всем докладам, местное политическое образование продолжало оказывать сопротивление дольше, чем любое другое на этой упрямой планете, и понесло соответственно больший ущерб.
Что за странная порода — эти люди. Их нежелание стать по-настоящему цивилизованными приводило в замешательство. По сравнению с остальными расами, завоеванными джао, они представляли собой совершенно уникальный случай, причем во многих аспектах. Доклады подробно описывали долгое и упорное сопротивление людей владычеству джао. Создавалось впечатление, что даже сейчас, по прошествии множества орбитальных циклов, они все еще не покорены: на планете то и дело вспыхивали очаги недовольства.
Его время чувству потребуется несколько суток, чтобы приспособиться к местным циклическим ритмам. Пока же Эйлле позволил себе следовать привычному течению времени.
Будущий Субкомендант сделал глубокий вдох — его невозмутимый фрагта, Яут кринну Джитра вау Плутрак, появился из корабля. Ваи камити старшего джао был строгим, хотя и не радовал взгляд отчетливостью. Любой, кто искушен в чтении лицевого узора, безошибочно определил бы принадлежность к кочену Джитра. Яут остановился на середине трапа, его ноздри трепетали, ловя непривычные запахи.
Неизменно практичные, джао устанавливали фильтры для очистки воздуха в каждом Доме кочена, чтобы избавляться от неприятных запахов. Однако жители Земли, если верить отчетам, не слишком беспокоились по этому поводу. Странно: по большому счету, они были более чувствительны к условиям окружающей среды, чем джао.
Во время инструктажа Эйлле сообщили, что данная база была создана одной из первых, еще на начальном этапе Завоевания, и до сих пор оставалась одной из самых крупных. Построенная на месте верфи, она должна была напоминать туземцам, что сопротивление бесполезно. Тем не менее, потребовался почти полный орбитальный цикл, чтобы обеспечить полный контроль над захваченной территорией. В процессе пришлось уничтожить несколько крупных населенных пунктов, в том числе Чикаго и Нью-Орлеан. Однако мятежные аборигены, которые там окопались, за все это время так и не угомонились.
Эйлле сложил руки за спиной, вскинул голову, повернув ее под многократно отработанным движением углом, который выражал «терпение-и-ожидание». В проходе между строениями уже показался взвод солдат-джинау, одетых в пятнистую темно-синюю форму. Люди двигались абсолютно синхронно, печатая шаг по твердому дорожному покрытию.
Эйлле впервые получил возможность увидеть представителей покоренного вида, а не их изображения — пусть даже очень качественные.
Они были ниже среднего джао и более хрупкие — самих джао можно было назвать скорее плотными и крепкими. Строение скелета хорошо просматривалось, а кожа была большей частью безволосой — в тех местах, где они не прикрывали тело тканью. Лица несоразмерные, со слишком широко посаженными глазами и слишком плоские, что выглядело почти карикатурно. Уши — ужасно нелепые округлые кожные выросты — казались просто приклеенными по бокам головы, не позволяя даже предположить, что за мысли в этой голове возникают.
Впрочем, Эйлле узнал об этом виде нечто еще более удивительное. Люди поголовно были времяслепцами! Им приходилось пользоваться механическими устройствами, чтобы определять, когда должно произойти какое-то событие, или что пришло время действовать.
Эйлле еще раз окинул колонну критичным взглядом. Огненно-красные нашивки на верхней части униформы джи-нау — знаки отличия, принятые в туземных войсках, обучаемых и контролируемых джао — были видны издалека. Тот, гга шагал в хвосте колонны, на самом почетном месте, носил пеоввязь с оружием и штаны особого покроя. Впрочем, соплеменника Эйлле узнал бы в любом одеянии — благодаря росту и ширине плеч.
Субкомендант зашагал вниз по трапу, Яут следовал за ним но пятам.
— Это твоя первая встреча с ними, — негромко проговорил фрагта. — Первое впечатление — всегда самое важное. Как начнешь, так и продолжишь.
Яут был безобразен. Из-за шрамов, напоминающих о множестве славных битв и множестве планетных систем, его лицевой узор почти не читался. Однако скептицизм, которым фрагта так гордился, наложил на его лицо не менее глубокий отпечаток и был приобретен не меньшим трудом. Он был на голову ниже своего подопечного, и ему приходилось шагать шире, чтобы не отставать.
— Позволь мне идти впереди, как положено! Иначе они решат, что твое положение ниже моего!
— Люди рассуждают иначе, — возразил Эйлле, не сбавляя шага. — В докладах отмечено, что они не считают последнее место самым почетным. По мнению психологов, их при-впекает все новое, поэтому они стремятся всюду оказаться первыми.
— Что говорит об их безрассудстве, — вибрисы Яута неодобрительно дернулись. — Они плодятся, как паразиты, по— эшму могут позволить себе рисковать. Если один падает, на ей» место встают двадцать других.
Эйлле оставил это замечание без ответа, поскольку никого из туземцев поблизости не было. Судя по докладам, люди очень боялись «потерять лицо» — это туземное выражение приводили в своих работах некоторые исследователи-джао. Едаое замечание Яута, достигшее ушей кого-либо из джинау, могло самым негативным образом отразиться на пресловутом первом впечатлении.
Яут просто еще раз подтвердил, что более чем скептически относится к достоинствам такой планеты, как Земля. Не исключено, что именно из-за этого отношения нынешний ко-чеаау Плутрака остановил свой выбор на Яуте, подбирая для Эй наставника. Следовало научить благоразумию отпрыска, которого более чем один из его кочен-родителей считал несколько импульсивным и нетерпеливым.
Но что бы ни говорили об этом грубом мире с грубыми нравами, его жителям удавалось на удивление долго сдерживать наступление джао. Завоевание Земли стало едва ли не самой трудной кампанией джао — может быть, за исключением операций против Экхат. Отчасти по причине того, что людей было просто больше. Потакая своей распущенности, они даже не пытались контролировать рождаемость. В итоге вся популяция джао, разбросанная по сотням звездных систем, по численности лишь вчетверо превосходила человеческое население одной-единственной планеты. Даже сейчас, после тяжелых потерь, которые люди понесли за время Завоевания, прочие покоренные расы оставались в сравнении с ними просто крошечными племенными группами.
Но эта причина была не единственной и даже не главной. В техническом развитии люди значительно превосходили любую расу, покоренную джао. Изучая доклады, полезно иногда читать между строк; Эйлле подозревал, что некоторые технологии людей оставляли позади даже технологии его соплеменников. Кроме того, этому виду была присуща врожденная сметливость… Если найти этим качествам должное применение, людей можно будет весьма эффективно использовать в борьбе с Экхат.
А это принесет пользу всем.
Командир остановился у трапа и ждал, пока Эйлле сделает официальное заявление. На его щеке смутно просматривалась полоска-отметина — там, где бледно-золотистый ворс был выстрижен, — а блеклый ваи камити указывал на принадлежность к Крумату, периферийному кочену, гораздо более низкому по статусу, чем Плутрак.
Люди выстроились у него за спиной ровными рядами, словно бомбы в ящике. У них это в крови, подумал Эйлле, делая носом знак «вольно». Этот вид просто одержим склонностью к прямым углам и строгой организации пространства. Похоже, они стремятся насаждать искусственный порядок везде, где это только возможно.
Эйлле встретился взглядом с мерцающими черно-зелеными глазами Мрэта.
— Полномочный Субкомендант Эйлле кринну ава Плутрак.
Он имел право заговорить первым и первым представить подтверждения своего положения. Прежде всего он продемонстрировал бау, выданный ему коченом перед отправлением-короткий жезл с небольшим набалдашником. Большинство коченов изготавливало свои бау из различных видов древесины, но Плутрак использовал панцири одной из морских тварей Мэрит Эн. Этот материал, гладкий, почти идеально белый, был таким же символом Плутрака, как и нарезки на его поверхности.
Нарезок было мало — только родовые знаки кочена, что говорило о том, что отпрыск юн и неопытен. Но сейчас это особого значения не имело. Это был бау Плутрака, свидетельство благословения, которое великий кочен даровал несущему его отпрыску, символ права отдавать приказы.
Офицер издал резкое «кха!», словно его кто-то ударил, но в последний момент сумел сделать вид, что закашлялся. Эй-ляе уже более или менее привык к такой реакции. Статус Плутрака обычно производил сильное впечатление.
— Вэйш, — выдавил офицер.
Так звучало приветствие низшего высшему — или, скорее, младшего старшему, потому что отражало в большей степени признание разницы в родовом статусе и происхождении, нежели в звании.
— Меня известили о назначении нового Субкоменданта, кхгорый будет командовать войсками джинау, — голос офицера был сиплым от напряжения. — Но я не ожидал, что увижу в этой должности столь прославленного отпрыска.
— Представьтесь, — небрежно перебил его Эйлле.
Офицер вздрогнул. Похоже, такого он тем более не ожидал. Быть представленным высшему — большая честь, которую оказывали не всем и не всегда.
— Полномочный помощник Мрэт кринну нао Крумат. Готов принести пользу.
Они снова обменялись взглядами. Поза офицера выражала «почтение-и-внимание», но Эйлле заметил, как в его глазах мелькнул яркий зеленый огонек — признак тревоги. «Неудивительно. Более того, Эйлле ожидал подобной реакции. С самого начала Завоевания Земля негласно стала территорией Нарво. Обычно великие кочены в отношениях друг с другом проявляют большую деликатность. Но теперь Плутрак послал на Землю своего отпрыска, и ему предстоит занять один из ключевых постов. Это тонкий намек на весьма серьезное обстоятельство: влияние Нарво на этой планете более не безгранично. Излишне упоминать, что перспектива оказаться в точке столкновения интересов двух великих коченов способна привести в легкое беспокойство любого, кто принадлежит к коченам мелким и не располагающим обширными связями. Но Мрэт быстро оправился. Он отступил назад, сохранив при этом позу.
— Я вверяю вам этих джинау в качестве личной охраны. И пусть они получат от вас просвещение много и много раз.
Эйлле задумчиво разглядывал голые лица людей. Ни виб-рис, позволяющих выражать эмоции, ни бархатистого ворса, который бы покрывал кожу… У них не было даже лицевого рисунка, который указывает на происхождение. Эти существа как будто не до конца сформировались. Они походили на детенышей, на чьих лицах еще не проявился ваи камити. Эйлле подошел поближе, постукивая набалдашником бау по ладони. Угол наклона его ушей сигнализировал о безразличии.
— Я полагал, что буду командовать войсками смешанного состава, Полномочный помощник. Эти же, по всем признакам — туземцы, все до единого.
Мрэт бросил взгляд вверх, и в его глазах снова мелькнул зеленый огонек — прежде чем офицер сделал вид, что разглядывает залитую солнцем площадку.
— С полным объединением возникли трудности, Субкомендант. В подразделениях смешанного состава наблюдается тенденция к некоторой…
Его уши дрогнули, и Эйлле уловил намек на «стыд-за-постигшую-неудачу».
— … к некоторой нестабильности.
— В докладах об этом ничего не сообщалось.
Сейчас он был напряжен сверх меры. Яут принял позу «равнодушие-и-ожидание», но его обманчиво безучастные уши не пропускали ни единого звука.
— Командующий Каул кринну ава Дэно счел излишним сообщить такие подробности. Он полагает…
Золотистое лицо офицера сморщилось: он мучительно искал наиболее разумное объяснение.
— Он полагает, что молодые и неопытные офицеры вроде меня преувеличивают масштабы проблемы… — Мрэт тоскливо поглядел на неспокойное море. Белоголовые волны выкатывали на пляж и тут же отползали, оставляя на песке скользкие зеленые полоски водорослей. Уши офицера уныло поникли. — Я совершенно уверен, что он прав, и поэтому желаю искупить свою вину. Потребуется ли вам моя жизнь?
— Нет! — выпалил Эйлле, глубоко потрясенный. Он пытался справиться с изумлением и сохранить спокойную позу, хотя пульс участился. Казалось, связь с течением вот-вот прервется, и тогда время понесется мимо.
Медленно и глубоко вдохнув, он сосредоточился на своем времячувстве, заставляя внимание подчиняться командам сознания, вместо того чтобы произвольно перескакивать с одного объекта на другой. Одно дело, когда отказывается от жизни тот, кто совершил во время боя ошибку, определившую ход сражения, или иной столь же серьезный проступок. Но Эйлле и представить себе не мог, что услышит подобное предложение перед отрядом джинау, от офицера, допустившего ничтожную оплошность. Впрочем, по мнению экспертов коченаты, Нарво больше не в состоянии контролировать ситуацию на Земле. Может быть, сейчас он видит подтверждение, этой догадки?
Дут бросил на него одобряющий взгляд, но тут же отвел глаза, сложил руки за спиной и замер в позе «глубокая-со-средоточенность».
— Как пожелаете, Субкомендант, — Крумат сделал шаг вперед, распрямил плечи и согнул руки в знак «готовности-вы-Иолнить-долг». — Прикажете проводить вас в вашу квартиру?
— Я хотел бы идти первым, Полномочный помощник, — сказал Эйлле. — Насколько мне известно, таким образом, туземцы выражают друг другу уважение?
Бедный Крумат едва не упал в обморок, услышав такую Непристойность.
— Но ведь мы джао!
Эйлле окинул взглядом своих солдат. Некоторые наблюдали за происходящим с таким видом, словно свободно владели языком джао — или, по крайней мере, настолько, чтобы понимать, о чем идет речь.
— А они — нет, — отрезал он. — Так куда идти?
— Строго вперед, — Крумат указал на третье справа здание — чопорное, все состоящее из прямых линий и углов. Оно хорошо просматривалось на фоне заваленного водорослями побережья.
Эйлле зашагал туда, люди перестроились и зашагали следом. Яут незаметно продвигался вперед, пока не оказался почти рядом со своим подопечным.
— Все это наводит на подозрения, — пробормотал он вполголоса. — Будь начеку, юноша. Главнокомандующий сил джао на Земле — Каул кринну ава Дэно, а Дэно всегда действовал заодно с Нарво.
Эйлле не ответил. Но его пальцы крепче сжали бау. Интересно, долго ли придется держать его в руке.
Убедившись, что Эйлле благополучно расквартировался, Мрэт кринну нао Крумат вернулся в свой офис. Там он зарылся в груду дехабий и некоторое время тупо созерцал настенную карту.
Нет сомнений: этот выродок Каул нарочно скрыл от него, кто назначен Субкомендантом, чтобы Мрэт имел удовольствие пережить это потрясение и осознать, что не способен принести пользу даже на своем посту. Каул вообще делает все, чтобы лишний раз напомнить ему, Мрэту, о низком статусе кочена Крумат.
В отличие от кочена, к которому принадлежит новый Субкомендант. Плутрак! Этот кочен распространил свое влияние на множество миров и повсюду пользовался уважением. Он создавал союзы повсюду, куда ни устремлялся, и воспитал бесчисленные поколения прославленных отпрысков, Крумат, кочен Мрэта, в сравнении с ним ничто. Просто кучка отпрысков, обитающих на захолустной планете. Его кочен образовался менее ста орбитальных циклов назад, когда два небольших тэйфа заключили союз. Средств у него мало — до сих пор построено лишь два Дома кочена.
И когда Мрэт завершил свое обучение, разумеется, не на-лось старого хитроумного фрагты, который бы помогал ему избегать серьезных ошибок.
Устройство внутренней связи зажужжало и выдало сообщение об очередных беспорядках на пункте раздачи продовольствия. Мрэт поднялся. Некоторое время его невидящий взгляд был устремлен в окно, на огромное море, источающее враждебные запахи, сверкающее под властным враждебным солнцем. Потом офицер вздохнул и отправился осматривать место происшествия.
Когда он вошел в столовую, голоса стихли. Помещение выглядело отвратительно. Повсюду разбросана еда — правда, люди уже выстроились в шеренгу у стены. Мрэт успел хорошо узнать туземцев и без труда различал на их разбитых, окровавленных лицах выражение возмущения и протеста. Во время драки пострадал один из джао, но его уже отослали в лазарет. Двое людей были убиты и лежали на полу вместе с еще двумя, тяжело ранеными.
Его плечи напряглись. Потери. Глупые, бессмысленные потери. Один из солдат-джао, очевидно, сделал какое-то замечание, разозлившее туземцев, и в результате, как обычно, началась свалка.
Для людей их необузданная гордость важнее всего. Они понятия не имеют о том, как должны сотрудничать цивилизованные существа, каким образом следует строить взаимодействие, опираясь на силу других, а не пытаясь с ней бороться. И при такой откровенной агрессивности они умудрились выжить и не поубивали друг друга? Немыслимо.
Неужели никто не заставит их задуматься, пока Экхат не добрались сюда?! Мрэт разглядывал битую посуду, пятна алой человеческой крови, покрывающие стены и пол подобно безвкусной росписи, потом заметил среди них несколько оранжевых — кровь джао… и понял, что это будет не он. Он пытался сделать это на протяжении пяти орбитальных циклов, пока находился здесь, но ему просто не хватало умения. И никогда не хватит.
Возвращаясь к себе, он размышлял о том, как восстановить порядок. Но по прибытии оказалось, что в этом уже нет необходимости. Главнокомандующий Каул лично прибыл на базу и быстро принял меры, приказав усмирить наиболее отличившихся. Сейчас этот приказ, наверно, уже приведен в исполнение: джао всегда скоры на расправу.
Похоже, усмирили как минимум пятерых. Мрэт не ожидал от Главнокомандующего такой строгости. Но, может быть, Каул считает, что не вправе проявлять слабость — тем более сейчас, когда командование войсками джинау принял новый Субкомендант.
Быть может, этот свежеобученный отпрыск Плутрака, прибывший сюда со своим умудренным жизнью фрагтой, сможет раскрыть людям глаза на то, чем они рискуют. Мрэт почему-то в этом сомневался. Но будет лучше, если кто-нибудь сумеет это сделать, причем в самое ближайшее время. Последние сообщения о перемещениях Экхат в этом районе Галактики внушали серьезное беспокойство. И ни у кого в этой планетной системе — ни у джао, ни у людей, — нет времени на бессмысленные свары.
Новое жилище оказалось сплошным разочарованием. Просто две крашеные прямоугольные коробки с плоскими стенами и грубыми стыками. Даже воздух внутри казался мертвым, словно течение не могло сюда проникнуть. И в довершение всех бед, здесь не было бассейна. Только помывочное устройство с тесной емкостью, в которой, пожалуй, можно слегка намочить пух.
Вздохнув, Эйлле надел новую перевязь глубокого темно-зеленого цвета, украшенную пряжками с желтыми и зелеными эмблемами Плутрака. С какой-то таинственной целью воздух в жилых помещениях искусственно охлаждался. Что за бессмысленная трата энергии! Эйлле отправил Яута на поиски регулятора температуры.
— У людей более узкий диапазон комфортных условий, чем у джао, — сказал Яут минуту спустя, снова принимаясь за багаж Эйлле. — Они гораздо чувствительнее к крайностям.
И он встряхнул церемониальную накидку, которую сшил для Эйлле по пути на Землю. Материя была великолепного качества и плотно заткана традиционным орнаментом Плутпака — Яут хотел, чтобы его подопечный предстал в самом годном свете, когда приступит к выполнению своих ответственных обязанностей.
Эйлле собирался прогуляться и осмотреть базу, когда в дверь постучали. Новоприбывших вызывал к себе главнокомандующий Каул кринну ава Дэно.
Яут отключил дверное поле, принял послание у солдата-человека и вновь активировал прямо у него перед носом — прежде, чем тот успел моргнуть.
— Каул не из тех, кто теряет время, верно? — фрагта дерзкая депешу перед собой так, словно боялся испачкаться. Выражение его покрытого шрамами лица казалось весьма свирепым.
— А ты бы на его месте стал ждать? — Эйлле провел щеткой по затылку, приглаживая золотистый ворс. — Определенно, первым делом ты захотел бы оценить нового заместителя. — Ты — отпрыск Плутрака, — отозвался Яут. — Этого достаточно, чтобы тебя оценить.
— Оценить Плутрак, но не меня.
Эйлле вспомнил, что день за днем внушали ему все его шестеро кочен-родителей, достойных отпрысков Плутрака. «Честь одного — честь всех». Это полагалось повторять каждый вечер, отходя ко сну. «Не стань первым, кто опозорит Плутрак» — с этих слов начинался день, этими словами заканчивался. И самое главное: «умри с честью». Умереть — это просто. Каждый рано или поздно умрет. Но вот умереть с честью — совсем другое дело.
Тем временем Яут, прищурив иззелена-черные глаза, разглядывал своего подопечного.
— Перевязь сидит недурно, хотя я мог бы сделать еще лучше. А вот накидка не очень хорошо драпируется. Я не зря говорил тебе еще не корабле: примерь ее хоть раз.
Эйлле повел плечом и поднял руку.
— Все в порядке. Не беспокойся по мелочам.
— Беспокоиться по мелочам — моя обязанность, — Яут расправил складку и отступил назад, безуспешно пытаясь выдать позу «гордость-и-одобрение» за что-то другое. — Ты хочешь заставить его ждать еще дольше?
С улицы уже доносился звук двигателя. За ними прислали машину.
— Трудно устоять перед таким искушением, — Эйлле сунул подмышку свой резной бау. — Но я постараюсь.
Яут убрал поле, и вскоре они снова шагнули навстречу яростному сиянию желтого солнца.
Охрана, ожидающая рядом с машиной, состояла из людей, и сама машина тоже была человеческой, хотя и оборудована магнитной подвеской джао. Когда водитель распахнул дверцу, Эйлле заметил на его коричневом лице капли влаги. Зачем понадобился водитель, если они сами без особого труда могут управлять машиной?
— Как вас называют"? — спросил Эйлле, опускаясь на сиденье. Оно было слишком коротким, слишком узким… в общем, таким же неудобным, как слова человеческого языка.
Яут с удивлением посмотрел на своего подопечного. Однако в докладах сообщалось, что у людей принято сообщать свои имена при первом знакомстве. Более того, это считалось первым правилом вежливого поведения.
— Рядовой первого класса Мастертон, сэр! — человек захлопнул дверцу, обежал вокруг машины и плюхнулся на водительское место с таким видом, словно выполнял чрезвычайно важное задание. — Надеюсь, ваше путешествие было приятным.
— Космические путешествия редко бывают приятными, — ответил Эйлле. — Однако мы пересекаем космос не ради удовольствия. Путешествуют для того, чтобы принести пользу.
— Э-э-э… так точно, сэр, — солдат бросил на обоих джао взгляд через плечо и принялся сосредоточенно управлять автомобилем.
По пути они несколько раз обгоняли большие группы людей. Туземцы почему-то ходили строем и старались шагать одновременно, словно были не живыми существами, а шестеренками в каком-то механизме. Наконец машина остановилась перед высоким черным строением, отлитым из квантового кристаллина. Все его поверхности были скругленными и словно перетекали друг в друга. В отличие от жилища Эйлле, штаб главнокомандующего Каула кринну ава Дэно, несомненно, был творением джао. Впервые по прибытии на Землю Эйлле увидел что-то родное.
Внутри царил приятный полумрак — освещение было приглушенным, как и знакомый, чуть терпкий запах трав. Охрана проводила Эйлле и его фрагту к черной искрящейся стене, которая при их приближении замерцала и растворилась.
— Сюда, сэр, — Мастертон жестом указал на вход, шагнул в сторону и замер в странной позе, прочесть которую было невозможно.
Яут вошел первым — теперь Эйлле позволил ему это. Дела касались только джао, и фрагта, с его большим опытом, лучше знал, как нужно действовать.
— Опусти уши, юноша, — шепнул Яут, шагнув вперед, и его плечи и руки привычно изобразили «почтение-и-верность долгу» с легкостью, которая достигается лишь тысячекратным повторением.
Каул стоял перед картой Земли — не выведенной на голодисплей, а стационарной, занимающей половину дальней стены, — и демонстрировал свой внушительный профиль. Эйлле еще не доводилось видеть столь мощного телосложения. Четкий, яркий ваи камити только подчеркивал выразительную форму мощных костей его черепа, а свою перевязь он носил так, словно это было роскошное церемониальное облачение. Конечно, этого следовало ожидать. Дэно был одним из великих коченов, хотя его статус был не столь высок, как статус Нарво или Плутрака.
— Я нахожу это странным, — изрек Каул, не поворачиваясь. Эйлле ждал на почтительном расстоянии, высоко подняв голову.
— Что именно, Главнокомандующий Каул?
— То, что командовать джинау на Земле будет отпрыск Плутрака.
У Эйлле давно возник вопрос о том, кем именно ему предстоит командовать — всеми наземными силами Земли или только войсками туземцев. Однако пока от подобных вопросов следовало воздержаться. Он чувствовал, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы вскрывать разногласия: ясно, что замечание Дэно содержит скрытую провокацию.
И он промолчал. Поэтому главнокомандующему пришлось повернуться и встать к собеседнику лицом — вместо того, чтобы сохранять нарочито невежливую позу. Глаза Каула ярко сверкнули, словно подавая предупреждающий сигнал. Темные полосы на щеках и подбородке лишь усиливали впечатление.
— Разумеется, мы счастливы, что удостоились благосклонности великого кочена. Нечасто столь славным отпрыскам случается почтить своим присутствием завоеванные миры.
В его тоне угадывался едва уловимый сарказм. Не стоит забывать, что Дэно и Нарво давно связывают прочные узы. Так что Эйлле оказался отнюдь не на дружественной территории.
Но он ничем не выдал своих чувств.
— Для меня это назначение — большая честь. Плутрак желает лишь одного: чтобы я был полезен и хорошо исполнил свой долг.
— Если на этой дурной планете хоть от чего-то может быть польза! — взмахом руки Каул восстановил защитное поле. — Насколько честны были ваши учителя, когда объясняли вам суть вашей задачи?
Эйлле бросил на своего фрагту быстрый взгляд, надеясь на подсказку, но Яут даже не шелохнулся.
— Полагаю — в той степени, насколько это вообще возможно, Главнокомандующий.
— Тогда можно не сомневаться, что они вам почти ничего не сообщили, — Каул опустился в свое кресло и задумчиво уставился в мерцающую карту, спроецированную в голоконтейнере, который возвышался на столе.
В этот момент Эйлле сообразил, что карта изображает сектор Маркау, который последнее время был ареной противоборства нескольких фракций Экхат.
Голографическая карта медленно вращалась, переливаясь в сумерках изумрудной зеленью и золотом. Огоньки отражались в глазах Дэно.
— Эта планета — жалкая дыра, где представители господствующего вида расплодились до такой степени, что она находится на грани экологической катастрофы. Суета и хаос. Люди довольно умны, но это просто чудо, что они не уничтожили друг друга при помощи собственных технологий задолго до нашего появления.
Эйлле изучал карту.
— Я слышал, что они прекрасные воины. Остались ли на Земле территории, которые еще не контролируются джао?
— Конечно, нет! — Каул повернулся к нему и опустил — Мы держим под контролем каждый клочок земли, который того стоит.
— Понятно… — отозвался Эйлле, принимая позу «спокой-ствие-и-легкий-интерес». Ныряй осторожно, Эйлле кринну ава Лдухрак. Он чересчур вспыльчив, даже если принимать в расчет отношения их коченов. — Надеюсь, вы меня просветите?
— Люди разумны, — произнес Каул. — Но пусть это не вводит вас в заблуждение. Они разумны, но иначе, чем мы с вами. Это разумные хищники, индивидуалисты по сути своей и в первую очередь, они руководствуются только своими сиюминутными потребностями…
Эйлле выбрал точку на стене, над головой главнокомандующего, устремил туда взгляд и расфоркусировал глаза, делая вид, что следит за происходящим. Он ждал.
— К тому же они легкомысленны сверх всякой меры! — Каул разложил руки на блестящей черной столешнице и уставился на кончики своих пальцев. — Способов заниматься чем-то, не занимаясь ничем, у них больше, чем звезд на небе. «Живопись»! «Домашние любимцы»! «Садоводство», «кино», «музыка»! Этот список можно продолжать до бесконечности. Они одержимы оллнэт — значительная часть населения занимаается исключительно тем, что производит всевозможные выдумки, а потом записывает это на всевозможные носители и распространяет их по планете!
Во время всего перелета Эйлле проводил языковое запечатление каждый раз, когда отходил ко сну, но его словарный запас был пока ограничен. Во всяком случае, эти человеческие слова были ему незнакомы. Эйлле пообещал себе, что попросит Яута найти их.
— Похоже, мне предстоит интересная задача. Для меня будет честью принять участие в ее решении.
— У людей это называется «грязная работа», — Каул сжал кулаки. — Местных нужно постоянно воспитывать. В лицо они говорят тебе одно, а стоит отвернуться — делают совершенно противоположное. И утонченности Плутрака здесь не место. Если считаете, что не сумеете сделать все, что может потребоваться, вам лучше сразу подыскать менее ответственную должность.
Яут внезапно заволновался. Он переминался с ноги на ногу, шевелил руками, словно не знал, какая поза окажется уместной. Дать этому беспорядочному движению какое-то толкование было невозможно. Некоторое время Эйлле наблюдал за старым воином, но так и не понял, что тот хотел ему передать.
— Я сделаю все, что потребуется, Главнокомандующий Каул, — Эйлле развернул уши. — Губернатору достаточно лишь приказать.
Каул не ответил. В наступившей тишине было слышно, как шумит воздух в фильтрах. Голографическая карта вращалась, точно планета вокруг своей оси, ее огни притягивали взгляд.
Каул, Эйлле, Яут — все трое просто наблюдали. Эйлле сосредоточился на своем времячувстве, добиваясь, чтобы все вокруг казалось неподвижным. Он хотел понять, что скажет Каул, но в голову ничего не приходило. Потом откуда-то сзади донесся негромкий вздох Яута, и Эйлле позволил себе восстановить обычную скорость восприятия.
— Сражения в секторе Маркау закончились, — внезапно произнес Дэно. — Только что поступило сообщение о том, что фракция Полной Гармонии нанесла поражение фракциям Истинной Гармонии и Мелодии. По некоторым признакам, события будут и дальше развиваться в этом направлении. Дальнейший ход течения читается неоднозначно, но большинство экспертов считают, что это произойдет скорее раньше, чем позже.
Эйлле снова устремил взгляд на карту и даже подошел поближе, чтобы понять смысл непрерывного перемещения этих крохотных огоньков — розовых, зеленых и янтарных.
— Зачем? Сразу после такого крупного сражения…
— Кто знает? — отозвался Каул. — Пока никому не удалось понять, чего на самом деле хотят Экхат… кроме одного: что они хотят остаться одни во Вселенной.
— Я узнал, что новый Субкомендант происходит из очень влиятельного клана!
Это было первым, что услышала Кэтлин Стокуэлл, едва доктор Кинси перешагнул порог ее комнаты.
— Плутрак, ни больше ни меньше! Может, он даст мне интервью для моей книги — как ты думаешь?
Ошарашенная, она оторвалась от компьютерного терминала за которым сидела в окружении груды истрепанных книг, принесенных из библиотеки. И уставилась на профессора — помятого человека средних лет с широким лбом, кожей цвета яофе с молоком и курчавыми серебристыми волосами, — словно видела первый раз в жизни.
Кэтлин уже почти пять лет училась в Университете Нью-Чикаго, в центре Мичигана. Получив прошлой зимой степень бакалавра истории, она уже писала докторскую диссертацию и работала лаборанткой у своего научного руководителя, доктора Джонатана Кинси.
Кинси специализировался на американской истории, но два года назад загорелся идеей написать книгу по истории джао. Каким-то образом он умудрился выбить у Губернатора Земли разрешение на исследования и даже заручиться невнятными обещаниями сотрудничества. Кэтлин подозревала, что причиной были скорее невнимательность и недопонимание, нежели настоящее одобрение. В культуре джао, похоже, не существовало понятия «истории» в привычном для людей смысле. Дело не в том, что джао не интересовались собственным прошлым — напротив, они относились к нему очень трепетно. Однако этот интерес заключался скорее в сохранении преданий клана и их изустной передаче от родителей детям. Это были истории, но не история — наука, какой ее представляют себе люди.
За месяцы, проведенные вместе, Кэтлин очень привязалась к профессору Кинси. Но уже не в первый раз она сожалела, что проницательность и эрудиция — не единственные качества, которые делают ее научного руководителя похожим на «сумасшедшего ученого» из комиксов.
— Категорически не советую, — произнесла она со всей твердостью, которую можно было выразить, понизив голос ДО полушепота. Банле, телохранительницы — а вернее, тюремщицы Кэтлин — видно не было, но она наверняка стояла в коридоре, прямо у входа в комнату.
— Ты уверена? — не сдавался профессор. — Не спорю, ты гораздо лучше разбираешься в обычаях джао, я первый это признаю, но… Такая возможность! Он же из Плутрака, Кэтлин. А Плутрак — быть может, самый уважаемый из всех ныне существующих коченов джао!
Кэтлин покосилась на дверь, от всей души желая, чтобы с голосом у профессора стало так же плохо, как и со здравым смыслом. К несчастью, Банле блестяще владела английским, хотя ее полное имя звучало как Банле кринну нао Нарво.
— Возможно… — девушка более выразительно посмотрела на дверь и прошипела: — Только вряд ли Нарво согласятся с вашим мнением, профессор.
При этих словах Кинси наконец-то вернулся с небес на землю: Кэтлин поймала его встревоженный взгляд, брошенный в сторону коридора. Кочен, который возглавил Завоевание и получил право править Землей, был самым давним и самым яростным соперником Плутрака из всех, кто присутствовал на нынешней политической арене джао. И считал себя ничуть не менее прославленным, чем Плутрак.
По крайней мере, у людей создалось именно такое впечатление. Внутренняя политика джао представляла собой настоящие дебри. Строго говоря, «политика» джао была «политикой» в той же мере, что и «история». Однажды, улучив момент, когда Банле не было поблизости, профессор Кинси шепнул своей студентке, что при всех своих технологиях джао напоминают ему скорее древние варварские племена, чем цивилизованное общество. Впрочем, все эти хитросплетения отношений между кланами — «коченами» — имели для самих джао куда большее значение, чем политика для современного человека.
Временами, разбираясь в системе взаимоотношений джао, Кэтлин вспоминала рассказы своей ныне покойной бабушки о спорах и распрях между кланами ее предков, аппалачских горцев. Структуры управления в современном понимании этого слова у них, похоже, не было вообще.
«Ваш прапрадядя украл у нас свинью, но я, так уж и быть, не буду обращать на это внимания, поскольку ваша прапратетя вышла замуж за второго кузена моего прадеда, и потому что я видел, как их третий сын помогал возводить забор на земле, принадлежавшей дяде моего прадеда, пока его жена не умерла и он не женился на Уиддер Джонс, и незаслуженно доставшейся потом дочери Уиддер от ее первого брака с Томом Хоббсом. Поэтому я продам вам эту брагу по хорошей цене ведь в конце концов вы не обязаны во всем отчитываться за этого бездельника Хоббса…»
Такие истории очень забавляли Кэтлин, пока она была маленькой девочкой. Но когда тебе двадцать четыре, многие веши ты начинаешь воспринимать совершенно иначе. Подобно большинству ее предков-горцев, джао становились весьма агрессивны, когда дело касалось подобных вопросов. Давнее противостояние великих коченов Нарво и Плутрак могло сколь угодно напоминать вендетту Хэтфилдов и Маккоев [3], вот только масштабы были не те. И если противостояние перерастет в открытый конфликт, все человечество окажется между молотом и наковальней.
Ситуация усугублялась тем, что по каким-то причинам, о которых Кэтлин не имела ни малейшего представления, Нарво назначили «Губернатором» Земли одного из самых жестоких отпрысков своего клана — Оппака кринну ава Нарво. Его меры считались зверскими даже по меркам джао, к тому же, в отличие от большинства своих соплеменников, он был подвержен внезапным вспышкам безумной ярости. Кэтлин даже сомневалась, был ли он полностью в здравом уме, но об этом сложно судить, когда имеешь дело с инопланетными существами. Так или иначе, с таким же успехом они могли сделать правителем Энса Хэтфилда по прозвищу «Дьявол».
Массивная фигура Банле перегородила дверной проем. Похоже, дискуссию пора сворачивать. Прикусив губу, Кэтлин придумывала формулировку повежливее.
Почти всю жизнь она провела среди джао и, в отличие от большинства людей, понимала язык их поз — Язык тела, как они это называли. Например, сейчас стойка Банле — казалось бы, ничем не примечательная — означала «угрозу-и-пре-дупреждение», и любое проявление неуважения со стороны пленницы будет наказано очень жестоко. Об этом напоминал небольшой шрам на плече Кэтлин, не говоря уже о многочисленных синяках.
— Не стоит добиваться внимания сильных, — проговорила девушка. — Если Субкомендант пожелает встретиться с вами, вам придет приглашение. В противном случае вам не стоит его беспокоить.
И если вам повезет, этого никогда не случится, добавила она мысленно. Впрочем, себе Кэтлин могла пожелать того же самого. Ее жизнь и без того похожа на прогулку по краю пропасти. Не хватает ей еще впутываться в распри джао.
К счастью, охранницу эта формулировка успокоила, а у профессора Кинси очень кстати случился один из редких приступов здравомыслия. Пробормотав что-то вежливое, он вышел из комнаты. Через минуту Кэтлин смогла вернуться к работе. Подавив готовый вырваться вздох облегчения — Банле понимала мимику и жесты людей не хуже, чем их язык — девушка попыталась изобразить позу «сосредоточенность-на-текущей-задаче».
Получилось неплохо, несмотря на то, что это приходилось делать сидя. А разве могло быть иначе? Кэтлин осваивала сложную систему Языка тела джао с ранних лет, и лишь последнее время — из чистого интереса. Поначалу, с прилежностью, несвойственной маленьким девочкам, она училась этому просто ради того, чтобы выжить. Так младенец, оказавшийся в стае волков, учится выть на луну.
Закончив работу с материалами профессора Кинси, Кэтлин отправилась в кафетерий студенческого союза, чтобы немного перекусить. Единственное свободное место оказалось за столиком, где расположились Миранда Силви и ее подружки. Обычно Кэтлин держалась от них подальше, поскольку считала этих девиц непроходимыми дурами.
Неудивительно, что темой для разговора стал новоиспеченный Субкомендант Эйлле кринну ава Плутрак.
— Говорят, он настоящий принц джао! — сказала Миранда Силви — высокая цветущая девушка с золотыми волосами. Она выглядела человеком, который ни разу в жизни не испытал чувства голода. — Вот почему ему не пришлось продвигаться с самого низа по служебной лестнице. Интересно, они устроят прием в его честь?
Она повернулась к Кэтлин, которая как можно незаметнее проскользнула к столику и уселась на стул из оранжевого пластика. В зале было людно, отовсюду доносился звон приборов и запах спагетти.
— Кэтлин, у тебя такие связи… Может, достанешь нам приглашение?
Кэтлин бросила рюкзак на пол и бросила в чашку с чаем, которую держала в руке, дольку лимона. Ее охранница уже стояла в нескольких футах от столика, перед кирпичной колонной.
— Папа не посвящает меня в свои дела.
Девушка говорила негромко, но прекрасно понимала, что слух у Банле как у лисы, и она не пропустит ни слова.
— Он старается не смешивать личную жизнь и общественную деятельность… — она незаметно покосилась на охранницу, которая уже выгнулась в позе «внимание-и-подозре-ние». — Может, сменим тему?
— Но ведь твои родители близко знакомы с Губернатором Нарво, верно? — не уступала Миранда, снова взявшись за вилку. — Наверняка они постоянно видятся.
— Джао не бывают близко знакомы с людьми, — резко возразила Кэтлин. — Я вообще не уверена, что у них бывают друзья в том смысле, в каком ты это понимаешь, даже среди своих.
Эта дурочка начинала ее раздражать!
— Кроме того, — добавила она педантично, — он никакой не «Губернатор Нарво». Нарво — название клэйа, а не фамилия, поэтому нужно говорить либо «Губернатор Оппак», либо «Губернатор ава Нарво».
— И все-таки хотела бы я взглянуть на этого Субкоменданта, — на круглом лице Трейси Гуин появилась мечтательная ухмылка. — Говорят, он такой молодой и очаровательный… И…
Стараясь не слушать этот вздор, Кэтлин принялась за обед, пытаясь взять себя в руки.
Идиотки.
Даже хуже, чем идиотки. Одним из самых негативных последствий, которые повлек за собой захват Земли инопланетянами, стали глубокое различие в положении различных стран и классовое расслоение внутри каждой нации. В странах, которые оказали завоевателям вооруженное сопротивление, было введено непосредственное правление джао и установлены особенно жесткие порядки. В первую очередь это касалось Соединенных Штатов, которые обладали наиболее мощным военным потенциалом и потому боролись дольше остальных. Те же государства, которые быстро капитулировали — как Япония и почти вся Европа, за исключением Англии и Франции, — получили даже нечто вроде самоуправления.
Точно такая же ситуация складывалась внутри каждого государства. Люди, которые охотно и быстро шли на сотрудничество, получали гораздо больше привилегий. В результате на территориях, которые, подобно Северной Америке, были разорены войной и до сих пор не оправились от ее последствий, можно было есть вволю, получать прекрасное образование… или едва сводить концы с концами.
В результате через двадцать лет появились такие, как Миранда и ее подружки — студентки, которые родились и выросли после завоевания и получили, мягко говоря, превратное представление об устройстве вселенной и о том месте, которое они в ней занимают.
Кэтлин покосилась в сторону Миранды, которая весело чирикала что-то про «принца джао». Эта девочка понятия не имеет о том, что на самом деле представляют собой джао. Прежде всего — они завоеватели. Они используют человечество и ресурсы Земли исключительно для собственных нужд. Что бы там ни напридумывала Миранда и ей подобные, джао не испытывают потребности в эмоциональной отдаче со стороны людей. Им не нужно ни привязанности, ни дружбы… и уж точно они не нуждаются в кучке тупых студенточек, сходящих по ним с ума!
И знаков сексуального влечения со стороны женского населения Земли тоже — к счастью для идиоток вроде Миранды. Так что им не светит стать наложницами завоевателей.
Очень-очень жаль, злорадно подумала Кэтлин. Вот было бы здорово, если бы кто-нибудь вроде Миранды или Трэйси вменялся с ней местами, скажем, на пару дней. От этого ыиграли бы обе стороны: Кэтлин отдохнула бы от «опеки», а у этих безмозглых котят открылись бы глаза.
Почему никто из них не потрудился совершить небольшую поездку, чтобы полюбоваться на кратеры, которые остались на месте Чикаго или Нью-Орлеана? По мнению Кэтлин, одной мысли об этом было достаточно, чтобы трезво взглянуть на вещи. Джао стерли с лица земли два города и даже не удосужились принести извинения — а ведь люди воздержались от применения ядерного оружия, хотя такая возможность рассматривалась. Отец Кэтлин в то время был вице-президентом США, и девушка знала, что это правда.
Вторжение стало для всех полной неожиданностью: технологии джао позволили им обмануть электронные системы раннего оповещения Земли. Сильнее всего досталось Северной Америке. Очевидно, джао каким-то образом определили, что именно на континенте сосредоточен наиболее значительный запас вооружения. Они высадили десант в нескольких точках Северной Америки и начали стремительное продвижение по континенту. Прежде, чем правительство Соединенных Штатов смогло принять ответные меры, прошло несколько дней: устройства джао позволяли выводить из строя системы электронных коммуникаций или нарушать их работу. Войска джао уже пришли во взаимодействие с армией и мирным населением, и применение ядерного оружия стало невозможным. Правительство не могло позволить себе пожертвовать жизнями десятков миллионов людей и отравить радиоактивными отходами две трети континента.
В конце концов, — или «по крайней мере», если говорить о Чикаго и Нью-Орлеане — это уже не имело значения. Армия США вела яростные бои, пытаясь отстоять эти города. Джао убивали десятерых за каждого из своих воинов, но несли значительные потери, и их наступление почти прекратилось. И через несколько дней они потеряли терпение.
Нет, нет, это не совсем точное выражение. «Терпение» — это качество, присущее людям, и это понятие применимо к психологии джао лишь с большими оговорками. Лучше сказать так: джао, со свойственной им практичностью, предпочли решить проблему одним ударом — вернее, двумя, — пожертвовав ради этого ресурсами этих территорий. А уровень технологий и способность действовать в открытом космосе позволили сделать это весьма эффективно. Достаточно было выбрать две каменные глыбы в поясе астероидов, отбуксировать их на околоземную орбиту и разогнать до скорости в пятьдесят тысяч миль в час. Никакого радиоактивного заражения — и на том спасибо.
То, что при этом погибло несколько миллионов человек, завоевателей нисколько не волновало. Ни тогда, ни сейчас, по прошествии двадцати лет, насколько Кэтлин могла судить.
Обед был съеден, а чай лучше допить где-нибудь в другом месте, где можно будет отдохнуть от этой дурацкой болтовни. Девушка встала, вскинула на плечо сумку, задвинула стул на место и направилась к выходу. За спиной мерно топали ноги, обутые в ботинки — Банле не отставала от нее ни на шаг. Наверно, обреченно подумала Кэтлин, она никогда не отстанет.
«Телохранительница» действительно находилась при ней всюду и всегда. Банле кринну нао Нарво стала ее постоянной спутницей с тех пор, как Кэтлин исполнилось четыре года — вскоре после того, как джао обнаружили, а вернее, поймали ее отца, Бенджамина Стокуэлла. Из всех уцелевших членов правительства США он занимал самый высокий пост, поэтому был назначен главой нового правительства североамериканского региона, куда входила также Канада и Мексика: джао мало беспокоили тонкости межнациональных отношений.
Отец Кэтлин не испытывал ни малейшего желания занимать этот пост, но сопротивляться не стал. Он надеялся использовать свои полномочия, чтобы облегчить положение населения Америки. К тому же ему дали понять, что в случае несогласия разговор будет очень коротким. Либо он подчинится, либо его «усмирят».
Эту истину Кэтлин познала на собственном опыте, причем в очень раннем возрасте. Банле кринну нао Нарво считалась ее телохранительницей, но с тем же правом ее можно было назвать надзирательницей и в любой момент могла стать ее палачом. Кэтлин служила залогом того, что Бенджамин Сто-куэлл и впредь будет сотрудничать с джао. До тех пор, пока он выполнял их требования, ставил свою подпись под их решениями и изображал дружбу и взаимное доверие между марионеточным правительством Северной Америки и завоевателями, его дочери ничто не угрожало. Но как только отец дочь нарушат правила игры, Кэтлин поплатится за это.
У нее было двое братьев. Старший из них погиб в боях с джао, когда вторжение только началось, младший — несколько лет назад, в руках Губернатора Оппака. Кэтлин хорошо понимала, что ее непредсказуемая тюремщица без колебаний свернет шею своей подопечной, если сочтет необходимым или получит такой приказ. Как и ее родители, Кэтлин считалась свободной, но лишь в той мере, в какой позволяли джао, и лишь до тех пор, пока оставались послушны.
И теперь, когда университет гудел слухами об этом новом назначении в командовании джао, ей тоже стало интересно взглянуть на нового Субкоменданта… конечно, не для того, чтобы с ним познакомиться. Джао стали для многих студентов чем-то вроде модного увлечения. Они даже пытались подражать инопланетянам — например, копировали манеру их поведения или наносили на лица рисунок, имитирующим ваи камити. Бедолаги, они надеялись таким образом снискать их благосклонность! Некоторые доходили до того, что покрывали кожу соответствующей татуировкой.
Вне всякого сомнения, явление отпрыска легендарного кочена Плутрак было событием величайшей важности. Но для Кэтлин он был прежде всего джао, и его «благородное происхождение» ничего не меняло. Можно не сомневаться: он мыслит точно так же, как и все его предшественники. И так же предан общему делу, смысл которого сводится к превращению людей в нечто полезное — полезное в понимании самих джао. Остальное для них не имеет никакого значения, в том числе и мнение самих людей по этому поводу.
К великой радости Кэтлин, по возвращении в комнату Банле решила немного вздремнуть — обычная привычка джао. Специально для этого охранница поставила в соседней комнате раскладушку.
В этом смысле они больше походили на кошек, чем на людей. Вместо того чтобы спать несколько часов подряд, джао время от времени погружались в короткую дремоту. Как правило, это происходило ночью, но Кэтлин знала, что джао могут спать, равно как и бодрствовать, в любое время суток. Иногда у нее даже создавалось впечатление, что они предпочитают бодрствовать ночью, потому что солнце Земли кажется им слишком ярким.
Впрочем, этим сходство с кошками и ограничивалось, разве что в пластике проскальзывало что-то тигриное. В остальном джао больше напоминали морских львов — правда, лишь напоминали. Во-первых, их лица были более плоскими, чем морды морских львов, а во-вторых, ни у одного морского льва вы не увидите такой развитой нижней челюсти и подбородка. А также больших подвижных ушей, каких не бывает у морских млекопитающих Земли.
Предками джао, судя по всему, были как раз морские млекопитающие. Об этом свидетельствовали рудиментарные перепонки между пальцами — правда, только на ногах. Все джао великолепно плавали. Однако каково бы ни было их происхождение, сейчас они, несомненно, стали настоящими жителями суши. По человеческим меркам, их тела казались слишком длинными, а ноги — слишком короткими, но это были настоящие ноги, а не кургузые ласты морских львов и их родственников. На поверку, джао бегали даже быстрее людей — по крайней мере на короткие дистанции.
Но мысль об их сходстве с морскими львами не сразу приходила в голову. В облике морских львов, тюленей, даже великанов-моржей есть что-то «симпатичное». Но назвать джао симпатичными просто не поворачивался язык. Да, внушительные, грозные… порой даже красивые… но они решительно не внушали симпатии.
Кэтлин оставалась в одиночестве не больше пяти минут. Дверь приоткрылась, и в комнату снова вошел профессор Кинси. Бросив быстрый взгляд на загородку, где дремала Банле, он с видом заговорщика зашептал:
— Я знаю, ты не в восторге от этой идеи, Кэтлин… но, может, ты все-таки замолвишь за меня словечко — если это вообще возможно? Это все-таки Плутрак. Мы почти ничего знаем об этом кочене, но достоверно известно, что он пользу-огромным уважением… и, насколько я смог выяснить, его отпрыски славятся утонченностью нравов. Как непохоже на их Нарво! Которые, к несчастью для нашей бедной планеты, пенят… прямоту и действенность. Мне кажется, что эти кочены должны дополнять друг друга… Если провести аналогию… да-да, Кэтлин, я знаю, что опасно проводить аналогии между людьми и джао, но эта мне кажется удачной. Я бы сравнил Плутрак с рапирой, а Нарво с саблей. Или, если угодно, различие между ними, как между благородством пера и благородством меча…
Увидев ее гримасу, профессор мягко улыбнулся.
— Ну, может быть, ты хотя бы попытаешься? Я понимаю, ты считаешь это просто заскоком старого профессора… но это может быть действительно очень важно, Кэтлин! Если бы только найти слабое место, куда можно вклиниться…
Кэтлин вздохнула.
— Даже не думайте. К слову об опасных аналогиях: клин — это просто кусок металла или дерева. А теперь представьте себе, что произойдет с живым человеком, который попробует вклиниться между Нарво и Плутраком.
Она принесла из кафетерия печенье. Сейчас один кусочек был у нее в руке. Кэтлин с силой сжала пальцы. Хрупкий кругляшок сломался, и крошки рассыпались по всему столу.
Яут украдкой разглядывал Эйлле. Они были вместе недолго. И пока что молодой офицер оставался для него загадкой, а служить загадке нелегко. В залах Плутрака этот юноша слыл энергичным и способным к предвидению — возможно, самым талантливым и многообещающим отпрыском прославленного кочена за последние несколько поколений. В то же время эти качества делали его слишком неугомонным, чтобы оставаться в коченате и послушно внимать наставлениям умудренных опытом старших. Было решено, что ему будет полезнее урем-фа, обучение-через-тело, когда учащемуся приходилось сначала действовать, а затем осмысливать результаты и извлекать из них опыт.
Однако при более близком знакомстве Яут обнаружил, что при всей импульсивности его подопечному свойственны вдумчивость и склонность к размышлениям, что нечасто встречается у молодых… да и вообще у джао. Эти качества предвещали хорошее будущее, хотя сейчас Эйлле случалось уходить в свои мысли и замыкаться в себе. Но Яут был его фрагтой, а значит, должен был позаботиться о том, чтобы как можно полнее реализовать потенциал своего подопечного.
Что касается физических данных, то молодой офицер унаследовал от своего кочена все лучшее: от черной полосы через глаза — отличительного признака Плутрака, — которая делала взгляд повелительным, до крепкого телосложения и высокого роста. Брачная группа, которая произвела его на свет, славилась достойным и сильным потомством, и Эйлле не был исключением. Он буквально излучал энергию, а его неуемную любознательность Яут находил весьма многообещающей.
Впрочем, сейчас, когда их везли обратно на квартиру в местном наземном транспорте, Эйлле снова был погружен в раздумья. Он устремил взгляд в окно, за которым проплывала база, похожая на лоскутное одеяло: человеческие постройки и строения джао были перемешаны самым причудливым образом. А может быть, он наблюдал за солдатами-джинау, которые, как обычно, шагали ровными рядами, одновременно переставляя ноги. Колонна скорее напоминала какой-то движущийся механизм, чем группу живых существ.
Внезапно Эйлле наклонился вперед.
— Остановитесь, — приказал он водителю-туземцу. — Я бы хотел проделать остаток пути пешком.
Эйлле неплохо говорил на человеческом языке, который интенсивно изучал во время подготовки к заданию. Кажется, этот язык назывался «английским», вспомнил Яут — если ему не изменяла память, основной на этом континенте. Одной из многочисленных человеческих странностей было упорное стремление сохранять языковое разнообразие. Джао, будучи существами благоразумными, обходились всего одним языком.
— Сэр? — водитель обернулся через плечо и сбросил скорость. — Мы в штате Миссиссипи, сэр. Сегодня тридцать пять градусов в тени, а о влажности я вообще молчу. С нашим солнцем шутки плохи.
— Вы…
Эйлле запнулся, безуспешно подбирая подходящее выражение, но его словарный запас был пока слишком ограничен.
— Вы недооцениваете устойчивость джао к неблагоприятным условиям среды, — добавил он на родном языке. Его уши стояли торчком, выражая твердую решимость.
— Остановите, — закончил он уже по-английски.
— Слушаюсь, сэр, — ответил джинау, притормаживая. Едва машина остановилась, он вышел и спросил, уже на языке дало. — Прикажете подождать здесь или, быть может, дальше по дороге, на тот случай, если я вам понадоблюсь?
— В этом не будет необходимости, — отозвался Эйлле, возясь с дверной ручкой. Устройство оказалось незнакомым и поддалось не сразу.
Яут заметил, что водитель выглядит удивленным. Неужели он собирается открыть дверь перед Эйлле? Зачем? Он же видит, что Субкомендант не покалечен и не ранен. Еще одна загадка… впрочем, люди вообще загадочны, фрагта выбрался из машины следом за Эйлле. Солнце било прямо в глаза, заставляя щуриться. Жара — это не самое скверное, думал Яут. Гораздо хуже этот ослепительный свет. Большинство Домов канена располагались в системах с менее активными звездами.
— Слушаюсь, сэр! — произнес джинау, снова по-английски и резким движением вскинул руку, словно хотел стукнуть себя ребром ладони по лбу. Несомненно, это действие имело глубокий смысл. Исполнив этот ритуал, человек вернулся на водительское сидение и потянулся к рычагам управления.
Эйлле поднял голову.
— Подождите, — произнес он, удерживая рукой дверцу машины. — Вы можете объяснить, что такое «домашние животные»?
— У людей есть такой обычай… — водитель скосил свои ярко-голубые глаза, словно от стыда, а его голая кожа стала розоватой. Яут предположил, что это нечто вроде мимикрии. — Держать животных, с которыми поддерживаются близкие эмоциональные взаимоотношения. Среди гражданских это частое явление. Но нам по регламенту не положено тратить средства, которые выделяются на армию.
— Понятно, — Эйлле опустил руку. — Вы свободны.
— Благодарю, сэр. Приятного вам вечера!
Миг — и машина развернулась и с шумом помчалась по территории базы.
— Позволь мне более тщательно разобраться в этом вопросе, — проговорил Яут. — Посмотрим, что удастся выяснить.
Эйлле сверкнул глазами. Глаза у него были черные, словно обсидиан, и в их глубине не было и намека на опасную зелень.
— Это касается людей, и я хочу сам во всем разобраться, — он зашагал было вперед, но вдруг остановился и обернулся. — Как думаешь, они в самом деле настолько дурны, как полагает Каул кринну ава Дэно? Я немного изучил их, и у меня сложилось иное впечатление.
Яут поднял ладонь козырьком, чтобы защитить глаза от солнца.
— Мой опыт показывает, что анализ отчетов — это одно дело, а полевые эксперименты — совсем другое, — проворчал он и, после неуверенной паузы, добавил: — Я слышал, что люди похожи на капризных детенышей, которые недавно появились на свет. Только никогда не взрослеют.
Эйлле зашагал дальше. Старому фрагте ничего не оставалось, кроме как следовать за своим подопечным. Они шли по улице, между унылыми домами-коробками, выкрашенными в один и тот же бледно-зеленый цвет. Мостовая под ногами излучала приятное тепло, воздух наполняли запахи моря. Эйлле наугад свернул сначала в один проулок, затем в другой, касался пальцами стен, ощупывая материал, из которых были сделаны здания, осматривал двери, окна, отделку и даже то, что казалось просто камнями, отрытыми неподалеку.
— Они собирают здания по частям, а не отливают, — объявил он наконец. — Видишь эти стыки и соединения? Ужасно непрактично. Уже заметно, что материал начинает разрушаться.
— Вдобавок, они занимают много места, — пробормотал Яут.
— Несомненно. Но, с другой стороны, в густонаселенном мире нужна именно такая архитектура. Люди громоздят эти коробки одну на другую — если верить отчетам, до ста комнат, установленных друг на друга. Ни одна из наших архитектурных конструкций не использует вертикальное пространство столь даективно, — Эйлле на миг задумался. — Это урок, Яут. Воз-ясно нам не следует спешить с выводами. Не все поступки туземцев продиктованы лишь прихотями и капризами.
Яут решил, что ответ не требуется, поэтому просто подождал пока его подопечный снова продолжит движение, и зашагал следом. Время текло медленно, словно вода в извилистом ручье. В данный момент оба были свободны от служебных обязанностей, и можно было никуда не торопиться.
Они в очередной раз свернули за угол, когда порыв ветра донес возбужденные голоса людей. Уши Эйлле дрогнули, голова повернулась в ту сторону, откуда раздавался звук.
— Ну, давай, счастливая восьмерка! — воскликнул один из туземцев. — Иди к папочке!
Эйлле повернул вниз по улице и протиснулся между двумя уродливыми зданиями. Яут последовал за ним, бормоча что-то неразборчивое.
Трое людей мужского пола, все разного роста, одетые в темно-синюю форму джинау, сидели полукругом на маленькой площадке, ограниченной тремя небольшими строениями, подобрав под себя ноги, и пристально разглядывали пару крошечных белых кубиков, лежащих на мостовой. Возможно это какое-то обучающее устройство, подумал Яут, подходя ближе.
— Это вы — «папочка»? — обратился Эйлле к ближайшему мужчине — по-английски, так как не хотел упускать случая потренироваться.
Человек поднял голову, отшатнулся и приземлился на копчик. Его челюсть отвисла, темно-карие глаза расширились.
— Какого…
Но вовремя остановился. Секунду спустя он вскочил, вытянулся так, словно хотел стать выше, и его правая ладонь застыла в дюйме от лба. Эйлле разглядывал его с нескрываемым любопытством.
— Если «папочка» не вы, то кто из вас? И зачем вам восьмерка? Почему она счастливая?
— Среди нас нет… «папочки», сэр, — его сосед встал и в точности повторил ту странную последовательность движений. — Это просто такое выражение, сэр.
Этот джинау был ниже остальных, а ворс на голове, который туземцы называли «волосами», отливал медью. Его очень бледное, мягкое, невыразительное лицо покрывали капельки влаги.
— Понимаю, — Эйлле сложил руки за спиной. — Вы занимаетесь с каким-то тренажером?
Последний из троицы нагнулся, поднял кубики и длинные прямоугольные куски зеленой бумаги. Бумажки он немедленно сунул в карман. Его золотисто-коричневая кожа становилась более светлой у корней желтоватых волос, очень густых и довольно длинных.
Все трое держались скованно, и Яут мгновенно понял, в чем дело.
— Я полагаю, Субкомендант Эйлле, что эти люди практикуют один из запрещенных видов деятельности, о которых говорил главнокомандующий Каул, — он выжидающе посмотрел на солдат. — Я прав?
Рыжеволосый отвел глаза, затем передернул плечами.
— Так точно, сэр.
Эйлле шагнул вперед, его уши встали торчком.
— Это какое-то… искусство!
Первый из них, довольно широкоплечий для человека и с гораздо более темным окрасом кожи, издал странный звук. Точно с ним случился приступ удушья. Тот, кто подобрал зеленые бумажки, бросил на него короткий взгляд, выражающий осуждение — по крайней мере, так показалось Яуту.
— Не сочтите за неуважение, сэр, — пробормотал человек. — Но это называется «азартные игры».
Эйлле протянул руку, и человек отдал ему кубики.
— — В самом деле? — Субкомендант повернул их так, что Яут мог разглядеть загадочные черные кружочки, выдавленные на поверхности. — Но мне сообщили, что в армии это запрещено. Следовательно, вас ожидает наказание, не так ли?
Все трое опустили головы. Яут узнал эту позу по учебным пленкам — простейшую, воспринимаемую всеми людьми позу «огорчение-и-покорность».
Эйлле повертел кубики в ладони, и они щелкнули друг о друга.
— Любопытно. И, несмотря на это, вы все равно нарушаете распоряжения. Поскольку это контрабанда… по-моему, это так называется… я конфискую их для дальнейшего изучения А сейчас… — он величаво посмотрел на провинившихся —доложите о совершенном вами нарушении. Фрагта Яут зафиксирует ваши имена и звания, а я побеседую с вами позже, когда буду лучше информирован.
Яут достал свою ком-панель, перевел ее в режим ввода и вопросительно посмотрел на людей.
Прежде чем ответить, рыжий издал странный горловой звук.
— Рядовой первого класса Кертис Рэй Бэрри, сэр.
— Ефрейтор Аллен Роджерс, — сказал черноглазый человек с темной кожей.
Третий был среднего роста, но более осанистым, чем двое других, худощавый, но на вид очень крепкий. Он встретил взгляд Яута не дрогнув, словно сам был джао. Да и в его позе чувствовалась свирепость настоящего джао, и впечатление усиливал ярко-зеленый цвет глаз.
— Рядовой первого класса Гейб Талли. Яут отключил панель.
— Готово.
Больше здесь делать было нечего. Эйлле повернулся и зашагал прочь, Яут покачал головой и последовал за ним. Едва завернув за угол, они снова услышали голоса нарушителей:
— Черт побери! Кто это был?
— Понятия не имею. Но ты видел его физиономию? В жизни не встречал «пушистиков» с такой раскраской. Прямо разбойник с большой дороги в черной маске.
— Придурки! — Эйлле и его фрагта шагали прочь, и звуки становились все тише. — Вы что, не слышали, как второй его назвал? Субкомендант. Мы только что имели честь разговаривать с нашим новым командиром, который явился на смену старушке Пинб. Вот угораздило. Он не…
После этого Яут мог уловить лишь неразборчивое бормотание. Эйлле вновь погрузился в размышления. Они возвращались тем же путем, каким пришли. Ноздри щекотал запах соли, глаза слепило солнце. Глядя в спину своего подопечного, Яут подумал, что на этой планете ему так и придется ходить сзади.
Сегодня они уже ели, поэтому Эйлле отказался от пищи, которую вечером доставили ему в комнату. Он предпочел посидеть на скамейке, глядя на звезды и пытаясь отыскать известные звездные скопления с непривычной точки обзора. Земля находилась гораздо ближе к территории, захваченной Экхат, чем его родная система Нир, и между ними не было ни одного аванпоста джао.
«Если Экхат и в самом деле сюда доберется, — подумал Эйлле, — Земля будет не в состоянии оказать сколько-нибудь значительное сопротивление.» Завоевание было завершено, флот джао отправился куда-то в другое место. Здесь же осталась лишь небольшая флотилия и наземные подразделения — достаточно для поддержания порядка в системе.
С наветренной стороны во мраке мерцали огни порта. Работы по его переоборудованию продолжались даже ночью, и среди конструкций то и дело фонтанами рассыпались искры. С другой стороны базы по подъездным дорогам, громко гудя, сновали машины. Неподалеку проходили учения рот джинау с использованием приборов ночного видения. База выглядела гораздо более оживленной, чем в разгаре дня, и Эйлле испытывал искушение посмотреть на все это поближе.
Силовое поле, закрывающее дверь, было отключено, и он видел Яута, который сидел перед терминалом информационного центра и изучал архивы базы.
Эйлле отпустил поток времени, пока фрагта не вышел наружу и не встал позади, тактично сохраняя молчание.
— Ну как? — осведомился Субкомендант.
— Я обнаружил упоминания об азартных играх, а также об играх на деньги и на интерес, — Яут запрокинул голову и повернул свое покрытое шрамами лицо к звездам. — Они часто становились причиной беспорядков. Первоначально они попали в список видов деятельности, приводящих к непродуктивному проведению времени, но оказалось, что именно эти занятия очень дороги людям. Принуждение не дало результатов, поэтому запрет было решено снять. Единственным местом, где он остался в силе, стала армия — откровенно говоря, мне это кажется нелогичным. Впрочем, чего ожидать от Дэно, — он фыркнул. — Они всегда стараются выглядеть могущественнее самих Нарво.
Мимо, ритмично топая, прошел взвод джинау.
— А что из себя представляют эти азартные игры? — спросил Эйлле.
— Для меня это до сих пор остается загадкой. Возможно, них есть некая религиозная составляющая, хотя я ничего подобного не заметил. Если это так, то запрет Дэно выглядит еще более абсурдным. Вмешательство в обычаи и суеверия подданных никогда не окупается, если они и так готовы подчиняться, — старый воин был не на шутку озадачен. — По всей видимости, это какой-то ритуал, связанный с отказом от различного количества материальных ценностей, но я даже представить себе не могу, что именно они получают взамен. Больше всего похоже на то, что они таким образом демонстрируют силу случайности.
— Однако это доставляет им удовольствие. Иначе они не стали бы рисковать… — Эйлле устремил взгляд на черную равнину моря, которая простиралась до самого горизонта, осененная светом звезд. Порывы ночного бриза наполняли воздух соленой водяной пылью, которая оседала на лицо. — Все это странно.
— Люди — вообще странные существа, — откликнулся Яут. — Мы можем никогда не понять их до конца. Не исключено, что практичнее будет научить их понимать нас.
— Нет, не годится, — Эйлле помолчал, вслушиваясь в ночные шорохи. — Это метод Нарво. Согласен, очень эффективный. Но здесь его применяют вот уже двадцать лет, — и как мне сообщили перед отлетом эксперты коченаты, безрезультатно. Земля не похожа ни на один из миров, которые мы завоевали. Немыслимо высокая численность населения, впечатляющий уровень развития промышленности и технологий… Такой богатой истории нет ни у одной расы из тех, что нам покорились: большинство из них — просто дикари, которые едва успели освоить выплавку металлов. Культура людей — это комплексное образование, которое формировалось веками. Во многом она даже сложнее нашей.
Он запнулся, пытаясь как можно точнее выразить мысли, которые давно не давали ему покоя. Экспертам коченаты легко удалось выявить недостатки подхода Нарво, но сами они были далеки от того, чтобы предложить собственный путь решения проблемы, и, признавали это. В конечном итоге было решено прибегнуть к проверенному временем методу великих коченов джао: выбрать наиболее многообещающего отпрыска, направить его — или ее — на Землю и поручить самостоятельно разобраться с ситуацией.
— До сих пор ни на одной планете завоевание не требовало столько сил, — продолжал Эйлле, — и столько времени. Согласно всем рапортам, туземцы сражались как звери, загнанные в угол. Порой они проявляли достойное мужество и боевую ярость. Чтобы управлять ими эффективно, мне придется использовать их умение и силу. Устанавливая взаимодействие, Плутрак всегда действовал иными методами, чем Нарво. Но для этого нам нужно больше знать. Я должен понимать людей, понимать по-настоящему.
Покрытое шрамами лицо Яута оставалось бесстрастным.
— Я посмотрю, что можно предпринять.
— Что ты имеешь в виду?
— С твоего позволения, пока не скажу. Но хороший фраг-та всегда должен быть на высоте. Я что-нибудь придумаю.
Хотя Яут недавно стал фрагтой Эйлле, молодой офицер уже хорошо знал его привычки. Наседать на него не стоило. Отпрыски кочена Джитра были известны тем, что не открывали рта понапрасну — а порой от них было просто слова не дождаться. И Яут не произнесет ни слова, пока не решит, что для этого настало время. Но так и должно быть. В отношениях между фрагтой и его подопечным не всегда соблюдается субординация, иначе фрагта не был бы фрагтой.
Эйлле поднялся и потянулся, хрустнув суставами.
— Что у нас планируется на завтра?
— Согласно расписанию, нам надлежит посетить завод по реконструкции, — сказал Яут. — Там ты начнешь знакомство с оборонным потенциалом планеты. Губернатор Оппак хочет, чтобы ты составил четкое представление об этой сфере, прежде чем примешь командование.
— Отлично.
— И еще кое-что, — неуверенно произнес фрагта.
— Да?
— Согласно последним сообщениям, сегодня на базе, вскоре после нашего прибытия, произошли беспорядки. Какая-то стычка между воинами джао и джинау. Двое людей были убиты на месте, один джао тяжело ранен. Позже главноко-Путь Империи дующий Каул приказал усмирить пятерых джинау, которые были в этом замешаны.
— В рапорте указана причина стычки?
— Оскорбление. Какого рода — не уточнялось.
Бессмыслица, озабоченно подумал Эйлле. Строгость наказания несоизмерима с тяжестью проступка. Офицеры-джао могли бы сообразить. И зачем «усмирять» сразу пятерых? Если разобраться, столкновения между завоевателями и туземцами — не такая уж редкость. Они случались и на других планетах. Даже если прибегать к «усмирению» действительно пришлось, достаточно наказать одного, в крайнем случае, двоих наиболее активных участников ссоры, чтобы заставить остальных одуматься. Мертвый солдат бесполезен, он не сможет сражаться, если Экхат атакует. К тому же данные, которые изучил Эйлле, позволяли сделать вполне однозначный вывод: любое наказание вызывает у людей гнев и возмущение, даже если оно справедливо.
Неподалеку остановился фургон, из его кузова высадилась рота солдат-джинау, увешанных всевозможным снаряжением, вид которого был Эйлле незнаком.
— Я пойду на берег понаблюдать за учениями, — сказал он.
Яут включил силовое поле и поспешил пройти вперед, как и подобает фрагте — раз уж представилась возможность.
Гейб Талли тайком пробирался сквозь ночь — жаркую и душную, как обычно в штате Миссисипи. Он «пас» нового Субкоменданта с тех пор, как тот вышел из своей квартиры. Этот Эйлле ава Плутрак оказался ходячей загадкой. Обычно «пушистики», или «морские скотики» не опускаются до того, чтобы общаться с туземцами, тем паче вникать в их обычаи. И уж во всяком случае, ни одному джао не придет в голову просто прогуляться. У них нет такого понятия, как «досуг». Если джао отправился на прогулку, он непременно делает это с какой-то целью — например, собирается искупаться.
Талли был готов поспорить на сотню новых баксов, что Сег одняшнее происшествие не было случайностью. Можно не сомневаться: проклятые джао все подстроили. Возможно, они каким-то образом пронюхали, что он связан с Сопротивлением. Тогда получается, что они нарочно подловили его во время игры в кости. Когда твоя голова чем-то занята, ты уже не следишь за языком и с определенной вероятностью можешь проболтаться.
Что же касается его собственной головы, то она начинала понемногу гудеть и перегреваться.
Для начала, Эйлле кринну ава Плутрак молод — едва ли не самый молодой из офицеров-джао, которые последнее время служили на базе. Судя по всему, он только что закончил обучение, однако, получил столь высокий пост. Правда, префикс «ава» указывает, что юноша происходит из внутренних кругов одного из Изначальных коченов — если только он, Талли, ничего не перепутал. Эти Изначальные кочены играли весьма значительную роль в жизни джао, но в чем именно она состояла, Сопротивление еще не успело выяснить. Как бы то ни было, у местного командования было достаточно причин, чтобы стелиться перед этим юнцом. Квартира, водитель, первый ужин… Стоп. Для джао это весьма необычно: обычно они выставляют себя ярыми поборниками равноправия, гордятся тем, что не дают никому никаких привилегий, и пихают слово «сотрудничество» куда только можно.
Кстати, вот почему главнокомандующий Каул устроил эту полуденную расправу. У него просто сдали нервы. Это не лезло ни в какие ворота: казнить пять человек из-за какой-то потасовки! Нет, безусловно, «потасовка» — мягко сказано. Но ни одному нормальному человеку и в голову бы не пришло приговаривать виновных к смертной казни! И нормальному джао тоже.
Талли замер и вжался в стену. За углом послышались шаги, больше похожие на шорох, а потом показалась группа офицеров-джао. Однако Плутрака в черной маске среди них не оказалось. Талли стоял не дыша. Слух у джао, как у кошек… хотя в остальном они больше напоминают морских котиков.
Когда Талли рискнул заглянуть за угол, Субкомендант уже исчез. Теперь придется снова его выслеживать… Искушение начистить физиономию Дэно было велико, но подобный самосуд приведет к новым жертвам среди людей, а этого за последние дни и так хватило. Джао были скоры на расправу, а лучшим наказанием считали смерть. Кроме того, если виновного не найдут, репрессиям подвергнутся гражданские. Вероятно, «пушистики» считают, что учиться на собственных ошибках — слишком большая роскошь для покоренного населения. Их позиция проста: убей виновного, а остальные извлекут из этого урок.
Талли задумался. Если, скажем, произойдет несчастный случай, который не имеет к людям никакого отношения… Конечно, сам Каул достаточно умен, и с ним этот номер не пройдет. А вот его новый заместитель, похоже, не столь осторожен. Можно попробовать. Догнать его и устроить какой-нибудь приятный сюрприз. Само собой, придется полагаться исключительно на хитрость. Схватиться врукопашную с джао, тем более крупным и молодым… Проще сказать, чем сделать.
После некоторого размышления Талли решил вообще отказаться от этой затеи. Даже если не принимать в расчет всевозможные трудности… В конце концов, его направили сюда для сбора информации, а не для того, чтобы с риском для жизни попытаться убрать офицера-джао. Он уже многого достиг. Теперь надо закончить дело, а потом незаметно испариться и вернуться в горы с докладом. На этой базе уровень недовольства среди рабочих и солдат высок, поскольку местное командование свирепствует. Соответственно, желание активно сотрудничать с Сопротивлением будет выше, чем у рабочих и солдат на большинстве военных объектов.
Поиск сотрудничества, которое Сопротивлению так необходимо — вынужденная мера. Агенты Сопротивления предпочли бы найти соратников, а не сотрудников. С тех пор, как Земля была захвачена, прошло двадцать лет, и ситуация была скверной — Талли это знал. Сопротивлению необходимо заручиться поддержкой населения на оккупированной территории, пока люди еще помнят, что когда-то они были хозяевами этого мира. С каждым годом эти воспоминания слабеют. Если не изменить положение сейчас, через несколько лет завоеватели прочно осядут здесь, и человечество уже никогда не сможет вернуть свою планету.
Талли скривился. Само движение расколото на множество группировок, которые время от времени начинают выяснять отношения, а это не способствует успеху общего дела. Почти всю свою жизнь он скрывался в Скалистых горах, вместе с подразделениями Сопротивления под командованием Роба Уай-ли. Люди Уайли были хорошо организованы, дисциплинированы и пользовались поддержкой местного населения. Но когда Талли добровольно вступил в одно из подразделений, которые инопланетяне называли «джинау», чтобы собирать разведанные для Сопротивления, он был потрясен. Население на оккупированных территориях нередко относилось к Сопротивлению с откровенной враждебностью. Отчасти из-за того, что в ответ на акции движения джао подвергали наказанию ни в чем не повинных людей. Но была и другая причина — главная: им уже случалось иметь дело с людьми из Сопротивления, и этот опыт был не слишком приятным.
«Неприятный» — мягко сказано. Не все группировки руководствовались столь благородными целями, как та, в которой оказался Талли. Некоторые представляли собой самые обычные банды, если называть вещи своими именами. И занимались они не борьбой с захватчиками, а грабежом и вымогательством.
А теперь этот новый Субкомендант… Зачем ему потребовались кубики для игры в кости? И почему ни сам Талли, ни его приятели до сих пор не понесли наказания? «Доложите о совершенном вами нарушении»… Каул обошелся бы без всяких докладов. У него с нарушителями разговор короткий: казнить, или, как выражаются джао, «усмирить» — тем более, учитывая его нынешнее настроение. Даже за такую мелкую провинность, как игра в кости на территории базы. И дело даже не в игре в кости. Просто джао помешаны на рациональном использовании времени. По их мнению, азартные игры — пустая трата времени, поскольку самим джао от них никакого проку. При этом ничего не производится и не развиваются никакие навыки, которые пригодятся будущим солдатам. А значит, они просто отвлекают от дела, равно как и альпинизм, скачки, декоративное садоводство, изящные искусства… список можно было продолжать до бесконечности. Гражданским еще дозволяются кое-какие развлечения — при условии, что на это не уходит основная часть их времени и средств. Потому что все, что представляет ценность, теперь принадлежит джао. В том числе и время.
Талли вспомнил об одном происшествии пятнадцатилетней давности, в котором джао четко обозначили свою позицию.
Пятнадцать лет назад состоялась последняя экспедиция на Эвест вопреки указу Губернатора Земли, который наложил на эту акцию запрет, объявив ее бесцельной тратой сил и средств.
Через тридцать минут после начала заключительного этапа восхождения вершина горы — несколько сотен метров — была превращена в пыль. Джао действовали старым проверенным способом: сбросили на вершину Эвереста болид наподобие тех, какими были уничтожены Чикаго и Нью-Орлеан. Бедняги-альпинисты, скорее всего, даже не поняли, что произошло. Зато это хорошо поняла остальная часть человечества. И сделала выводы. Методы джао всегда отличались простотой — так, чтобы дошло даже до самых тупых.
Талли обогнул последний из жилых блоков, где были расквартированы джао. Ничто не указывало на присутствие Плут-рака, зато впереди показался краешек посадочной площадки — до побережья было совсем недалеко. И кораблик, на котором, по-видимому, прибыл Эйлле кринну ава Плутрак, все еще стоял здесь. Странно: обычно корабли надолго не задерживаются. Может быть, это личный транспорт Субкоменданта?
Корабль купался в лучах голубого света. Тонкий, словно игла, он был, наверно, куда более маневренным, чем любой из космических кораблей джао, которые Талли доводилось видеть. По спине пробежали мурашки. Если этот кораблик не единственный, Сопротивлению придется нелегко. В какой-то степени безопасность лагеря в Скалистых горах обеспечивается тем, что переброска туда подразделений джао до сих пор находили слишком хлопотным делом.
Нет, это вряд ли. Став джинау, он понял еще одну вещь — очень досадную: джао не воспринимали Сопротивление всерьез. Разумеется, на любую акцию они реагировали без промедления и с присущей им жестокостью. Но снарядить экспедицию, чтобы выяснить местонахождение штаба повстанцев… пока движение не напоминало о себе в очередной раз, об этом даже не заходило речи. Так что вряд ли «пушистики» вызовут на Землю корабли, специально оборудованные для борьбы с мятежниками. И этот красавец на посадочной площадке, скорее всего, предназначен для чего-то другого.
Возможно, дело в этой таинственной войне с Экхат. Для оправдания своих зверств джао рассказывали о каких-то ужасных созданиях, которые обитают где-то в космосе и только ждут момента, чтобы напасть на Землю. Если верить джао, самыми жестокими среди них были Экхат, по сравнению с которыми сами джао показались бы милосердными, как ангелы. Они уничтожают всех без разбора… и поэтому нужна готовность, готовность и еще раз готовность. Большинство людей — включая тех, кто добровольно соглашался сотрудничать с джао, — считало эти предсказания обычным пропагандистским трюком.
Раньше Талли тоже так думал. Но сейчас у него появились сомнения. За последние месяцы он много узнал о джао — гораздо больше, чем он мог узнать, наблюдая за ними издалека. Насколько Талли мог судить, джао не чувствовали за собой абсолютно никакой вины за свои поступки. Такого понятия, как стыд, у них просто не существовало. Они поступали так, как считали нужным, чтобы держать ситуацию под контролем, и не искали для этого никаких оправданий. Зачем тогда понадобилась вся эта тщательно построенная пропагандистская программа? Просто для того, чтобы направить гнев людей в другое русло? Но джао предпочитали более доступные методы внушения: делайте, что говорят, или умрете.
Талли изнывал от желания подойти поближе, чтобы разузнать побольше. С этими мыслями он незаметно пересек бетонированную площадку. А вот эти лучи — наверняка какое-то охранное устройство. Заденет тебя такой лучик, и останется от тебя головешка. И все же…
— Очень хорошая работа, правда?
Судя по акценту, «пушистик». Талли застыл, как вкопанный. Порыв ветра запорошил ему песком глаза, но он не осмелился пошевелиться. Потом медленно, очень медленно повернулся. Сердце колотилось, как кузнечный молот.
Джао, который стоял перед ним, напоминал бандита в черной полумаске.
Это был Эйлле кринну ава Плутрак собственной персоной.
Эйлле наблюдал за человеком, пытаясь оценить его реакцию. Джинау был невысок ростом и казался хрупким — по меркам джао. Но пожалуй, это все-таки мужская особь. Он обеспокоен? Или даже встревожен? До сих Эйлле не предполагал, что человеческие лица настолько подвижны — в докладах об этом не упоминалось. Когда привыкаешь к отсутствию вибрис и крошечным неподвижным ушам, начинаешь замечать, что выражения эмоций сменяют друг друга на этом лице, как волны в море.
Рядом, настороженный, с непроницаемым видом, уже стоял Яут, его рука сжимала оружие.
— Зона запрета! — произнес он, с трудом выговаривая английские слова. — Что ты делаешь здесь?
Человек повернул голову и посмотрел на посадочную площадку, окаймленную полосой красных огней, на голубые ста-зисные лучи, защищающие челнок Плутрака. Потом тряхнул головой.
— Как справедливо предположил Субкомендант, я любовался кораблем.
— Вы пилот? — спросил Эйлле, навострив уши.
— Нет, сэр, — ответил человек. — Но я надеюсь, что когда-нибудь мне будет позволено поработать с двигателями джао, — человек едва заметно вздохнул. — Мне интересно узнать, как они устроены.
Его любопытство объяснимо, подумал Эйлле. Но он находится здесь посреди ночи, и это подозрительно. Или людям разрешено бродить где угодно, невзирая на инструкции?
— Вы… мужского пола?
— Так точно, сэр, — джинау бросил короткий взгляд в сторону Яута, который возвышался между ним и Эйлле подобно щиту.
— У джао техники — обычно женские особи. Они больше… — Эйлле запнулся, подыскивая в своем новоприобретенном лексиконе подходящее слово. — … располагаются к такой работе.
Он разглядывал рубашку человека, пытаясь при тусклом свете разобрать незнакомые значки, выгравированные на небольшой табличке на его груди.
— Вы не один из игроков, которых я задержал ранее сегодня?
Человек подобрался.
— Должно быть, вы ошиблись, сэр.
Однако Эйлле чувствовал, что не ошибся. Худощавый, хотя кажется очень сильным для человека. И форма лица, и манера поведения выглядели знакомыми. А значки на нагрудной табличке — «буквы»? И у ворса… то есть волос… тот же желтоватый оттенок…
Эйлле повернулся к своему фрагте.
— Проверь по записи, — сказал он на родном языке. — Посмотри, кажется, он один из тех троих…
— Не нужно беспокоиться, — перебил человек, тоже на джао. — Я представляю себя на ваш суд.
Яут сделал вид, что ничего не слышал.
— Гейб… Талли, — прочел он. — Рядовой первого класса.
— Ты заинтересовал меня, рядовой Гейб Талли, — Эйлле решил пока не переходить на английский. — Разве тебе не известно, что на базе за вторжение в запретную зону полагается наказание?
Талли сделал глубокий вдох и сложил руки за спиной.
— Да, сэр. Оно может бывать очень… суровым.
— Ты знаешь, что тебя могут подвергнуть усмирению, если так решит Главнокомандующий. Или если я сочту нужным. И все же приходишь сюда. Зачем?
— Я хотел получше рассмотреть корабль, сэр. Эйлле попытался вникнуть в содержание этой фразы.
— Но это бессмысленно! Неужели все люди настолько глупы?
Человек ничего не ответил. Он стоял в той же странной напряженной позе, пока Эйлле обходил его кругом. Морской ветерок шевелил его причудливо окрашенные волосы.
— Ты проходишь обучение и получаешь навыки воина? Короткий кивок головой. Это движение Эйлле наблюдал сегодня не один раз. Оно означало согласие.
— Твой проступок очень серьезен. Если ты вынудишь наказать тебя, ты лишишься всех своих способностей. Быть может, навсегда.
Вновь кивок.
Что-то шевельнулось в мозгу Эйлле, в самой глубине подсознания, пока еще неоформленное и не способное выйти наружу. Быть может, этот вид склонен к самоистреблению? И это причина столь противоестественного упорства?
Внезапно решение пришло. Возможно, такое же странное, как и сама ситуация.
— В таком случае, я не допущу, чтобы ты заставил меня действовать спонтанно, — объявил Эйлле. — Отныне ты поступаешь в мое личное распоряжение.
Яут посмотрел на своего подопечного. Наклон его ушей выражал озабоченность.
Человек замотал головой. Кажется, так люди делают, когда сбиты с толку, дезориентированы и, как следствие, напуганы.
— Мой фрагта проводит тебя в казармы, чтобы ты собрал вещи, — продолжал Эйлле, надеясь, что объяснения успокоят рядового Талли, — а затем ты вернешься и будешь ожидать дальнейших распоряжений. Его зовут Яут кринну Джитра вау Плут-рак, но ты, разумеется, сможешь обращаться к нему по имени только с его разрешения, которое получишь не скоро, если вообще получишь. Ты убедишься, что он очень строгий инструктор.
— Я не понимаю! — выпалил Талли.
Судя по выражению лица Яута, фрагта тоже ничего не понимал. На самом Эйлле и сам не смог бы объяснить, что именно заставило его поступить именно так. Но одно он знал точно: можно просто отдать приказ о подавлении этого человека, но тогда будет упущена некая возможность, которая вряд ли когда-нибудь представится. Может быть, возможность изучить натуру этой расы?
Да, он будет прилежно изучать этого Гейба Талли. И тогда, может быть, та мысль всплывет на поверхность сознания, и он поймет, что здесь общего. Азартные игры, его корабль, убийство людей, оскорбления в адрес джао, неоправданный риск…
Это может принести огромную пользу. Нужно только понять, что объединяет эти загадочные явления. И он будет держать этого человека при себе, пока не получит ответ на свой вопрос.
Талли свернулся калачиком на ковре и собрался спать. Жилые блоки джао были неплохо обставлены, и для него наверняка нашлась бы какая-нибудь лежанка. Однако этому плюшевому чурбану Яуту даже в голову не пришло проявить такого рода гостеприимство, а сам Талли просить не стал.
Он убеждал себя, что просто вовремя не сообразил — ситуация была слишком неординарной. По большому счету, Талли не мог до конца поверить, что все еще жив. Но главная причина состояла в другом. Он просто-напросто боялся Яута. Нет, этот джао был далеко не самым крупным из своих соплеменников и — Талли был более чем уверен, — довольно стар. Но в его движениях сквозила хорошо сдерживаемая ярость — весьма устрашающее зрелище. Ко всему прочему, Талли не вполне понимал, кто такой «фрагта».
Что ему было известно? Фрагты есть только у самых влиятельных джао. Фрагта — этакий гибрид личного советника, специалиста по этикету и наемного убийцы. Роб Уайли как-то сравнивал их со средневековыми японскими самураями на службе у сегуна. Все познания Талли в области истории ограничивались историей Соединенных Штатов, но ему как-то довелось посмотреть несколько старых фильмов с Мифунэ Тоширо. И он понял, кого ему напоминает Яут: Йоджимбо, пребывающий в скверном настроении [4].
Вж-ж-жик… и голова с плеч.
Поэтому он лежал на ковре, стараясь не шевелиться, пока Яут скармливал данные информационному терминалу. Наконец, фрагта поднялся, одарил Талли сердитым взглядом и скрылся в соседней комнате. Тогда Талли осмелился перевернуться на спину. Он лежал, подложив руки под голову, и смотрел в потолок, смутно белеющий в призрачном свете звезд, который проникал из единственного окошка.
Должно быть, этот чертов Субкомендант подозревает о его связях с Сопротивлением. Только так можно объяснить его странные поступки. Чтобы человек попался с поличным дважды за день, и офиицер-джао не воспользовался возможностью его наказать? Причем второй проступок сам по себе заслуживал казни. Проникновение в запретную зону — это посерьезней, чем азартные игры.
Чушь какая-то. Джао никогда не дают человеку шанса провиниться дважды. По крайней мере, Талли о таком слышать не доводилось. Чтобы отойти от этого правила, у Субкоменданта должна быть какая-то очень веская причина. Черт возьми… Уноси-ка ноги с этой треклятой базы, Гейб Талли, пока из тебя не сделали источник информации.
Легко сказать… Даже если не брать в расчет Яута, путь к свободе преграждает внушительная входная дверь с силовым полем, а этот красный огонек указывает, что поле активировано. Вскрыть замок относительно просто, но у него в карманах нет ни одного приспособления, при помощи которого можно было бы «обмануть» сигнализацию. Значит, придется подождать до завтра. А там, может статься, представится случай сбежать.
А пока… Он прислушался к звукам, которые доносились из соседней комнаты. Дверь была открыта, и Талли слышал сонное дыхание. В человеческом понимании, джао не спали, а скорее впадали в дремоту. Талли еще ни разу не видел, как джао спят. Те скудные сведения об их анатомии и физиологии, которые Сопротивлению удалось собрать, были добыты посредством вскрытия тел, доставленных с мест сражений. По большей части джао были сильнее людей и, судя по некоторым признакам, происходили от каких-то морских животных. Их костяк был массивнее, чем у человека; хотя они уступали людям в скорости реакции, драться с джао врукопашную — все равно, что с гориллой. Особенно если «пушистик» серьезно настроен… или если у него день не задался.
Но это все внешнее. Сейчас важнее другое: что происходит в этой лопоухой плюшевой башке? Как они мыслят? Что ими движет, помимо стремления к власти и захвату ресурсов? Что представляется им разумным? И самое главное: что может заставить их решить, что люди слишком упрямы, и потому выгоднее оставить их в покое? Двадцать лет, двадцать лет люди пытаются понять, что представляют собой твари, захватившие их мир, но пока не слишком преуспели.
Ладно, кажется, старина Яут решил вздремнуть… Талли осторожно поднялся и, стараясь двигаться бесшумно, подошел к экрану терминала, вделанному в стену. Яут оставил устройство включенным… а может быть, возможность отключения просто конструктивно не предусмотрена. По экрану, точно осенние листья по реке, плыли какие-то разноцветные значки. Мимо. Если бы только разобраться в этой тайнописи! Каждый из них был ключом к бесценной информации. Но джао никогда не позволяли джинау — таким, как Талли, — получить доступ к своим технологиям. У него было примерно столько же шансов взломать терминал, сколько у обезьяны сделать себе домашнюю страничку в интернете.
Талли вернулся на свой коврик и стал взвешивать варианты. Собственно, взвешивать оказалось нечего: вариантов — кот наплакал, к тому же один другого хуже. Куда проще поддаться искушению и задержаться на базе, чтобы разузнать что-нибудь еще…
Нет. Слишком велик риск: чего доброго, Субкоменданту захочется самому вытянуть из него информацию. Например, с помощью пыток… или каким-нибудь иным способом. О том, используют ли джао пытки, достоверных сведений не было. Судя по всему, они предпочитали все делать быстро и эффективно, в том числе и убивать.
Тем не менее, Талли решил сбежать при первой же возможности.
На следующее утро, когда Эйлле проснулся, существо еще дремало.
Он разглядывал неподвижное тело, распростертое прямо на полу. В первый момент могло показаться, что человеку свернули шею. Эйлле повел плечами. В голове, точно рой насекомых, гудели бесчисленные синтаксические и грамматические конструкции и лексические единицы, «запечатленные» в сознании лингвистической программой — теперь они с Яутом проходили сеансы во время каждого периода дремоты. Обычно новые сведения «укладывались» в голове, но на этот раз примерно половина информации беспорядочно носилась в мозгу, подобно сухим листьям на ветру. Неудивительно: эту бессмыслицу былоневозможно к чему-либо привязать! Впрочем, остальная часть тоже приводила в легкое замешательство. Однако для того, чтобы действительно справиться со своими обязанностями, необходимо свободно владеть хотя бы одним из человеческих языков. Легкое чувство дезориентации, возникающее в процессе усвоения информации, считалось нормальным явлением.
Рассветы здесь окрашивали мир насыщенными багровыми красками. Из-за горизонта поднимался огромный алый диск солнца, его лучи, пробиваясь сквозь полосы облаков, превращали их в оранжевые ленты. Эйлле перешагнул через спящего. Удивительно, почему Яут, обычно такой обязательный, не устроил существу подходящего лежбища? Затем Эйлле отключил сигнализацию и силовое поле. В лицо пахнуло влажным теплом, и он с наслаждением вдохнул терпкий воздух океана.
Во время инструктажа его предупреждали, что в местных водах водятся хищники — — правда, не такие крупные, как на родной планете, да и попадаются они крайне редко. Море не представляло серьезной опасности даже для людей, которые были гораздо хуже приспособлены к воде, чем джао. Предоставив Яуту следить за новым подчиненным, Эйлле потрусил к морю.
Вода была чуть менее плотной, чем в морях Мэрит Эн, но прохладной. Волны мягко перекатывались, вызывая приятное ощущение привычной среды. Эйлле нырнул и поплыл, разминая мышцы, а когда солнце поднялось повыше, выбрался на берег. Пушок, покрывающий его тело, намок, стал гладким и блестящим.
Яут встретил Эйлле перед входом в квартиру. Человек скорчился у ног фрагты. Тот сжимал кулаки, уши дрожали от ярости, которую он был не в силах сдерживать.
— Оно пыталось сбежать! — сообщил Яут, гневно топорща вибрисы.
— Он, — поправил Эйлле. — Прошлой ночью этот человек признал свою принадлежность к мужскому полу.
— Оно не будет ни мужского, ни женского, ни любого другого пола, если попытается сбежать еще раз! Потому что я переломаю ему кости в мелкую крошку!
Человек сидел на бетоне, обхватив руками согнутые колени и глядя прямо перед собой, словно рядом не было ни Эйлле, ни Яута. Прошлой ночью он хотя бы на словах выражал готовность подчиниться любому решению своего нового командира, однако не дрогнул перед угрозой смерти и… На его физиономии расплывалось огромное фиолетовое пятно. Эйлле понял, что снова сгорает от любопытства. Отряхнувшись получше, Субкомендант пошел внутрь.
— Пусть… он войдет, — бросил он, не оборачиваясь.
В следующий момент человек с глухим стуком приземлился посреди комнаты. Эйлле сдержал вздох. Его фрагта становится несдержанным, когда чем-то возмущен. Нужно будет иметь это в виду.
— Попытка дезертировать! — Яут включил поле и принялся расхаживать по комнате, его глаза позеленели от злости. Человек на полу приподнялся и принял прежнюю позу, хотя взгляд его теперь стал несколько оцепенелым. — Я бы давно усмирил его и избавил тебя от беспокойства, но формально он находится в твоем подчинении, а значит, на это требуется твое разрешение!
Эйлле повернулся и безмятежно взглянул на своего фраг-ту, потом взял щетку и стал приводить в порядок еще влажный ворс.
— Думаю, он просто дурно воспитан. Я не сомневаюсь, у тебя получится лучше.
Яут настороженно шевельнул ушами.
— Ты хочешь воспитывать его вместо того, чтобы усмирить?
— Он хотел сбежать, — повторил Эйлле и отложил щетку, краем глаза следя за человеком. — Возможно, это означает, что ему есть что скрывать? Я желал бы знать: что для него важнее, чем нарушение обычаев или практическая выгода. Помни, что мертвые не раскрывают своих секретов.
— Разумеется, я займусь его воспитанием, если таково твое желание.
Однако шея фрагты выражала стойкое неодобрение.
— И выясни все про его прошлое, — добавил Эйлле. — Я хочу знать, откуда он родом, а также о его связях и знакомствах.
Яут взял свою ком-панель.
— Я пошлю запрос на просмотр отчетов. Пока же рекомендую поселить его отдельно. Ему не подобает делить кров с цивилизованными существами. Только подумать, пытаться сбежать со службы!
Человек украдкой покосился на него, а затем снова отвернулся. Однако когда Эйлле потянулся и поднял свою перевязь и встряхнул ее, металлические заклепки лязгнули, и человек вздрогнул от неожиданности. Эйлле одевался молча, очевидно, размышляя над советом Яута.
— Нет, — наконец ответил он. — Можешь связать его, если это необходимо для нашей безопасности, но он должен находиться рядом. Эти существа выглядят слабыми, но они сдерживали наше наступление дольше, чем любая другая раса, с которой нам приходилось сталкиваться. И ни их численность, ни совершенство техники здесь, ни при чем. Я хочу понять, как им это удалось, и мне кажется, что этот экземпляр поможет мне это выяснить. По крайней мере, выяснить хотя бы что-то.
Яут пристально посмотрел на человека.
— И говори с ним по-человечески, — добавил Эйлле, продолжая одеваться. — Понимать язык другой расы — значит, понимать их психологию. Мне это тоже необходимо, раз мне предстоит командовать людьми, а я должен делать это наилучшим образом.
Человек посмотрел на него так же пристально, как и при первой их встрече, а потом поправил:
— Этот язык называется «английский».
По приказу Эйлле Яут принес от раздаточного автомата еду и предложил человеку, но тот отказался. Либо он не был голоден, либо пища джао его чем-то не устраивала. Эйлле решил, что непременно решит эту проблему, только чуть позже.
Сейчас же нужно явиться на завод по реконструкции. Эйлле тоже решил воздержаться от пищи. Он позволил Яуту внести последние штрихи в свою экипировку, как следует оправив форменные штаны, завязки и церемониальную накидку через плечо с наветренной стороны. Первое впечатление — самое важное, как вчера отметил Яут. Если ты первый, будь лучшим. Откровенно говоря, отпрыски кочена Плутрак гордились тем, что всегда соответствовали этому правилу.
Тем временем подали машину — почти такую же, как вчера: человеческую, но оборудованную магнитной подвеской джао. Человек резво выскочил из кабины и постучал в открытую дверь, хотя Яут стоял рядом. Затем четким движением вскинул руку ко лбу. Эйлле уже начал привыкать к этому зрелищу.
— Рядовой Эндрю Дэнверс по вашему приказанию прибыл, сэр.
— Эн-дрю Дэн-верс, — повторил Эйлле, с усилием складывая из слогов слова. Похоже, придется поупражняться. — Вы говорите на джао?
Солдат замялся, затем ответил по-английски:
— Немного, сэр. Если вас не беспокоит, что я коверкаю слова…
Талли поднялся и подошел к выходу.
— Я могу переводить, если нужно, — произнес он на джао. Сегодня его акцент стал куда менее заметным, да и фразу он построил правильно. И все это всего за одну ночь! Похоже, подозрения Эйлле подтверждались. Этот человек был не тем, чем казался на первый взгляд, и что-то скрывал. Что-то очень важное.
Яут снова устремил на Талли свирепый взгляд. Еще немного — и его фрагта усмирит этого человека, а разрешение получит задним числом. Попытка дезертировать после того, как командующий лично призывает тебя на службу, была грубейшим нарушением обычаев. И Яут, как любой фрагта, особенно глубоко осознавал возмутительность этого проступка.
— Хорошо, — сказал Эйлле по-английски. — Переводи, когда возникнет необходимость.
Солдат по имени Дэнверс посмотрел на Талли, потом широко раскрыл глаза. Эйлле предположил, что такую реакцию вызвал вид лилового пятна на лице Талли — такие отметины появлялись у людей на месте сильного ушиба.
Он жестом приказал Талли сесть в машину. Разумеется, Яут последовал за пленником, но человек занял место рядом с водителем. Фрагте ничего не оставалось, кроме как сесть назад, рядом с Эйлле. Уши старого воина топорщились, выражая недовольство, граничащее с возмущением — так явно, что Эйлле почти мог прочесть его мысли. Витрик фрагты заключается в том, чтобы помогать подопечному советом, опираясь на свой опыт, а Эйлле все делал по-своему.
Дул теплый ветер. Какое-то время Эйлле слышал манящий плеск волн, разбивающихся о песчаный пляж. Какое-то время машина двигалась прочь от моря, затем свернула вдоль побережья и вскоре остановилась перед огромным зданием. Оно напоминало гору, которую выдолбили изнутри, а потом срезали примерно на четверть. В «пещере», на мощных фермах, покоились черные цилиндрические корабли, а люди, которые ползали по ним, казались крошечными, как насекомые. Повсюду змеились кабели, летели искры, раздавался характерный скрежет разрезаемого металла.
Дэнверс и Талли тут же выскочили наружу. Дэнверс распахнул перед Эйлле дверцу и что-то протараторил по-английски, и Талли тут же перевел — довольно бегло.
— Это завод по реконструкции, сэр. Ваше личное рабочее помещение находится на втором этаже. Дэнверс желает знать, должен ли он проводить вас туда?
— Пока в этом нет необходимости. Прежде всего, я желаю знать, что здесь делают.
Талли и Дэнверс обменялись парой коротких реплик.
— В таком случае, он подберет вам другого сопровождающего, сэр, — сказал Талли. — Он не знает, где тут что расположено.
Прежде, чем Талли договорил, рядовой Дэнверс уже скрылся в здании. Эйлле отметил, что тот не стал дожидаться подтверждения. Любопытно, очень любопытно. В отчетах сообщалось, что в иерархических системах людей, как правило, обязательно требовалось разрешение на любое действие, даже когда обязанности уже были ясны. Очевидно, этот джинау достаточно долго работал у джао и успел перенять присущий им рационализм.
Яут стоял у входа и рассматривал корабли — длинные, черные и гладкие.
— Очень большие, — пробормотал он. — Но у них странные пропорции. Возможно, они применялись для быстрого наступления или высадки наземных подразделений…
— Это подводные корабли, — ответил Талли, повернувшись к стапелям. — То есть для передвижения под водой. Мы их называем «подводные лодки» или просто «подлодки». Эти — одни из лучших в мире. Ударные субмарины и атомные подводные лодки. Когда-то они состояли на вооружении военно-морского флота Соединенных Штатов.
— Для передвижения под водой? — таза Яута сузились. — Зачем тратить на это ресурсы?
— Три четверти нашей планеты покрыто водой, — ответил Талли.
Должно быть, людям трудно передвигаться в воде, подумал Эйлле. Поэтому им пришлось изобретать для этого специальные устройства. Вряд ли хоть кому-нибудь из джао придет в голову строить подводный корабль. Вода была для них родной стихией. Куда заманчивей было достичь звезд.
Однако Талли чего-то не договаривал. Можно понять, почему у людей так сильно развито судостроение. Но зачем путешествовать под водой, чтобы просто перевезти груз или пассажиров? Штормы на этой планете не настолько сильны. Должно быть, есть какая-то другая причина — может быть, не главная, но…
Он прервал свои размышления, увидев джао-Смотрителя — женскую особь, коренастую, с чуть выгнутыми ногами. Ее ворс блестел, что указывало на отменное здоровье, а редкий красновато-бурый оттенок — на принадлежность к какому-то малоизвестному кочену вроде Кахта или Машдау.
— Вэйш, Субкомендант, — у нее был низкий грудной голос, а черные глаза спокойно следили за движениями собеседника. — Надеюсь, увиденное будет достойно вашего одобрения.
— Я также надеюсь, — он невозмутимо осмотрел ее. Какой-то кочен хорошо постарался. Она была бдительной, смелой и открытой — хвала тем, кто вырастил и воспитал ее.
— Могу ли я знать ваше имя?
Смотритель прищурилась, и ее глаза засияли от удовольствия. Положение Эйлле было неизмеримо выше, и он мог при желании свободно обращаться к ней по имени.
— Нэсс кринну Ташнет вау Ниммат. Я служу здесь Смотрителем.
Значит все-таки не Изначальный кочен. Но один из родственных. Как и Джитра, из которого происходит Яут. Очень, очень достойный.
— Я желаю осмотреть завод, — проговорил Эйлле. — Это поможет мне лучше выполнять свои обязанности.
В этот момент Яут обернулся, издал приглушенный возглас и метнулся к Талли, схватил его за руку и вытолкнул вперед.
— Для джинау ты чересчур глуп! — прорычал он на языке джао. — Веди себя почтительно!
Хватка Яута была сокрушительной: джао гораздо сильнее людей. Если бы Талли попытался сопротивляться, фрагта просто сломал бы ему руку. Похоже, столь грубое обращение, да еще и на глазах у других, возмутило человека, однако он никак это не выказал. Он просто смотрел прямо перед собой, пока Яут не отпустил его. Нет, этот человек вовсе не был глуп, хотя большинство его поступков свидетельствовали об обратном. Скорее наоборот.
Он что-то знает. Что-то настолько важное — по его мнению или на самом деле, — что готов терпеть побои и рисковать жизнью ради того, чтобы скрыть это? Эйлле поймал себя на том, что снова напряженно размышляет над этой проблемой. Он не представлял себе другой причины, по которой этот человек пытается сбежать со службы. Но откуда такая уверенность, что Эйлле сможет заставить его заговорить, и единственный способ этого не допустить — бегство? Вероятно, это тоже со временем удастся выяснить… если человек выживет.
Яут применял урем-фа, «обучение-через-тело», при котором вместо разъяснений применялась физическая реакция на поступки обучаемого. Этот старинный метод был очень эффективен при обучении джао, однако у людей все могло быть иначе. По крайней мере, у Яута начинало возникать именно такое впечатление. У Талли никаких сдвигов пока что не наблюдалось.
Откуда-то спереди доносился запах — острый, но не отталкивающий, знакомый и чужой одновременно. Нэсс заметила, как ноздри Эйлле дрогнули.
— Это запах свежеспиленных деревьев, которые идут на постройку стапелей. Местная разновидность, разумеется. Этот материал доступен, дешев и легко обрабатывается. Люди используют древесину в строительстве гораздо шире, чем мы.
— Вэи. [5]
Эйлле шагал мимо прессов, пил, кранов, лебедок, дрелей и всевозможной измерительной и диагностической аппаратуры. Некоторые из этих устройств были ему известны: об их назначении Эйлле узнал в ходе недавно завершенной подготовки. Разумеется, ему не придется на них работать, но хороший офицер должен понимать, чем занимаются его подчиненные в каждый момент. Эта идея прочно закрепилась в его сознании. Если ты не проявишь усердия, повышая свою осведомленность, твои подчиненные не проявят усердия в работе.
Корабли висели прямо над головой. Это было впечатляющее зрелище. Их черные корпуса были гораздо больше, чем это казалось издали, и выглядели даже более внушительно, чем корабли Нарво. Эйлле обратил внимание на отверстия, в которых ранее, видимо, располагались орудия, На некоторых кораблях эти отверстия были заделаны.
Он повернулся к своему проводнику.
— Какова цель проводимых работ, Смотритель Нэсс?
— Эти человеческие корабли изначально предназначались для передвижения под водой, — ответила она. — Их корпуса очень прочны и прекрасно подходят для космических кораблей — разумеется, после необходимой реконструкции. В данный момент мы занимаемся установкой двигателей и навигационных систем, а также демонтируем устройства, пригодные для функционирования в жидкой среде, но не в вакууме. Позже мы займемся установкой вооружения.
Эйлле протянул руку и коснулся черной обшивки кончиками пальцев. Удивительно: металл был теплым.
— Я провожу вас внутрь, — сказала Нэсс.
Эйлле и его небольшая свита последовали за ней. Вокруг визжали буры, ослепительно сверкала дуговая сварка, бетонный пол скрывался под ворохом кабелей, которые свисали с корпусов кораблей. Работы по реконструкции флота земных подлодок шли полным ходом.
Нэсс проворно вскарабкалась по лесам, на которых покоился корабль, Эйлле поднялся за ней, а потом пролез по узкой лесенке внутрь. Продолговатый корпус выглядел почти нелепо, а внутри оказался очень тесным — такой тесноты не было ни на одном корабле джао.
Очевидно, дело заключалось не только в том, что джао были крупнее людей. Они гораздо сильнее нуждались в обществе себе подобных. Иначе они просто не вынесли бы долгого пребывания в ограниченном пространстве. Даже брачная группа смогла бы прожить в таких условиях от силы несколько орбитальных циклов и сохранить сплоченность. Что уж говорить о сборище особей, которых ничто друг с другом не связывает — даже принадлежность одному кочену или тэйфу.
Казалось, Нэсс читала его мысли. Эйлле подозревал, что она весьма сообразительна; похоже, так оно и было.
— По окончании реконструкции планируется набирать экипажи кораблей из джинау — разумеется, под командованием офицеров-джао. Человеческое оборудование, предназначенное для подводной навигации, будет демонтировано, вместо него мы установим наши навигационные системы — как правило, они более компактны… хотя и не всегда. Таким образом, мы освободим достаточно места, чтобы разместить офицеров…
Пробираясь по кораблю, она продолжала давать пояснения. Очень скоро Эйлле убедился, что в отчетах утонченность человеческих технологий сильно преуменьшалась. Правда, он часто сталкивался с определениям вроде «замысловатые», «переусложненные», а порой — — даже просто «странные». Описания Нэсс были несколько более конкретны. Многие блоки на подводной лодке имели двойное и даже тройное назначение, и использовались в зависимости от текущих нужд. Особенное любопытство у него вызвала «кают-компания», которая при необходимости превращалась в лазарет.
Яут оставался снаружи, не желая ни на секунду упускать из виду Талли. Конечно, Эйлле хотел, чтобы Яут тоже присутствовал при осмотре: интересно, что сказал бы обо всем этом его мудрый старый фрагта. Но… Он повернулся к Смотрителю Нэсс.
— Вам когда-нибудь доводилось плавать на таком корабле? Она поморщилась.
— Однажды. Это было отвратительно — находиться взаперти вместе с таким количеством людей… Такой корабль может погружаться достаточно глубоко — гораздо глубже, чем способны нырять джао.
— Интересно, ради чего проявлять такую изобретательность, тратить столько сил и средств? — Эйлле провел рукой по блестящей стенке какого-то прибора. — ¦ Они строили подводные города? Или добывали там какие-то вещества, которые невозможно получить иным способом?
— Они действительно добывали под водой некоторые материалы, — ответила Нэсс. — Но, по-моему, важнее другое: люди придают большое значение исследованиям. В этом смысле они похожи на младенцев. Им надо постоянно куда-то карабкаться, зарываться, забираться в самые недоступные места. Они обожают побегать по горам и обрывам и даже лазить по пещерам. И удержать их от этого невозможно, хотя подобные развлечения могут стоить им жизни. Но эти корабли — не исследовательские, а военные.
Эйлле был потрясен.
— Зачем сражаться там, где не сможешь жить?
Нэсс очень элегантно приняла позу «сожаление-и-замеша-тельство».
— Трудно сказать. Я довольно неплохо уживаюсь с людьми, но иногда они кажутся мне сумасшедшими.
— Сколько человек было в экипаже? — входя в очередное помещение, Эйлле пригнул голову, но кончики его ушей все-таки коснулись люка.
— Более ста. Полагаю, численность экипажа зависела от типа судна и боевого задания. Отчеты не дают четкой информации. Люди уничтожили значительную часть своего вооружения, когда поняли, что потерпели поражение. Часть кораблей они вывели в открытый океан и там открыли кингстоны, — последние слова она произнесла по-английски. — Это означает «намеренно затопить корабль».
Эйлле обернулся, и их взгляды встретились.
— А экипаж?
— Почти весь экипаж покидал корабль. На борту оставались только офицеры, которые и «открывали кингстоны». Большинство этих офицеров погибли. Люди просто непостижимы. Безусловно, храбрость достойна уважения и является похвальным качеством, о какой бы расе не шла речь. Но люди, похоже, готовы расстаться с жизнью даже без особой на то причины. Я не понимаю. Раз мы уже победили, какой смысл уничтожать корабли?
Эйлле задумчиво провел ладонью по виску. Странные существа эти люди. Он уже начинал сомневаться, что когда-нибудь сумеет разобраться в их психологии.
Тем временем Нэсс провела его на корму подводного корабля, где происходил демонтаж двигательных установок. На их место устанавливались космические двигатели. Здесь работали только техники-джао: делать необходимые для такой работы знания достоянием людей было бы слишком опасно.
Техники, исключительно женского пола, отпрыски брачных групп, отличающихся если не высоким статусом, то по крайней мере крепким здоровьем, были рады показать свою работу. На самом деле, они потратили куда больше времени на объяснение своих действий, чем Эйлле мог предположить. Неудивительно: визиты отпрысков такого прославленного кочена, как Плутрак, случаются не каждый день.
И все же упомянутый отпрыск был в некотором замешательстве. Устройства джао буквально сращивались с человеческими, и порой это приводило к совершенно неожиданным результатам. К тому времени, когда ему, наконец, удалось освободиться от обилия технических подробностей, у него раскалывалась голова.
— А сейчас я отведу вас в ваш офис, — сказала Нэсс.
— Что такое «офис»?
Нэсс на мгновение смутилась.
— Простите… я имела в виду ваше личное рабочее помещение. По-человечески… я хотела сказать, по-английски… оно называется «офис». Многие джао, которые давно здесь находятся, перенимают туземные выражения. По-моему, оно очень удобное.
Она проводила его обратно к люку, где ждали Яут и Талли, а потом на второй этаж.
— Я оставлю вас на некоторое время, — сказала она. — А потом мы осмотрим наземные боевые машины.
В комнате было тихо и прохладно, хотя прямые линии и жесткие стыки, которые так нравятся людям, несколько раздражали. Кондиционеры непрерывно гнали свежий воздух через вентиляционные люки. Эйлле опустился в кресло, обтянутое черным материалом, который Нэсс назвала английским словом «кожа». Эта «кожа» производилась на Земле и, по-видимому, была очень долговечной и прочной, а кроме того, приятной на ощупь — мягкой и эластичной.
Эйлле с удовольствием погладил подлокотник кресла. Мо-¦ жет быть, этот материал — большая редкость? Но Нэсс, похоже, так не считала. Тогда странно, почему «кожу» до сих пор не экспортируют. Это вызывало серьезное беспокойство. Эйлле пробыл здесь недолго, но уже не первый раз обнаруживал признаки разорения и упадка. Куда смотрит этот ава Нарво?
Яут расположился в углу офиса и что-то проверял на своей портативной ком-панели, но не упуская из виду своего нового «ученика». Сам Талли садиться не стал. Его зеленые глаза беспокойно блуждали по стенам и дверям. Эйлле казалось, что он, как на экране, видит схемы побега, которые возникают и исчезают в голове человека.
Но проблема, которую ты решил прежде, чем она возникла, уже не считается проблемой. Можно не сомневаться: Талли не слышал той пары коротких реплик, которыми они с Нэсс обменялись на борту подводной лодки. Смотритель снова подтвердила благоприятное впечатление, которое произвела с самого начала: она была прекрасно подготовлена и знала, как действовать.
В дверь постучали. Яут отключил защитное поле. На пороге стоял человек в штатском, с блестящим черным обручем в руке.
— Вы просили принести локатор, сэр?
— Конечно, — отозвался Яут.
— Проходите, — сказал Эйлле, сопровождая свои слова жестом, принятым у людей.
Человек был ниже и крепче Талли, с серыми, как пепел, волосами. Яут принял у него обруч и вывернул наизнанку, чтобы ввести личный код Эйлле.
— Вас зовут Уиллард Белк, не так ли? — спросил Эйлле, откидываясь на спинку кресла.
Человек кивнул.
— Мне вас порекомендовала Смотритель Нэсс. С этого момента вы поступаете в мое личное подчинение. Поэтому вы теперь будете отчитываться только передо мной. Все ваши остальные обязанности считаются второстепенными.
— Слушаюсь, сэр. Для меня локатор потребуется? Эйлле смешался.
— Нет, разумеется. Зачем? Вы пока еще ничем не провинились.
Талли вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на черный обруч. Похоже, он уже начал догадываться, что его ожидает. Точно. Не сводя взгляда с обруча, с которым все еще возился Яут, он отшатнулся.
— Прежде чем закрепить прибор, вам следует выяснить, какой руке он отдает предпочтение, сэр, — сказал Белк. — У него будет меньше шансов что-либо предпринять, если вы закрепите прибор на ведущей руке.
— Ах ты, лизоблюд гребаный!!! — взвился Талли.
Его насердная рука сжалась в кулак. Казалось, сейчас Талли одним прыжком перелетит через комнату и набросится на своего соплеменника.
Если такое намерение у него и было, оно так и осталось намерением. Через миг Яут уже прижимал его к стене одной рукой, держа в другой локатор.
— Ведущая? — фрагта был явно озадачен — правда, это не мешало действовать. — У людей есть конечности, которые принимают решение?
Белк посмотрел на руку Талли, все еще сжатую в кулак.
— По-моему, он правша, сэр. Как и большинство людей.
— Я не понимаю, — сказал Яут.
— Вот эта, — Белк шагнул вперед и указал на среднюю руку Талли, хотя тот уже успел разжать пальцы. — Надевайте.
Талли рванулся, но тщетно: могучие лапы Яута сжимали его, точно тиски. Раздался щелчок, обруч сомкнулся на его правом запястье, и на блестящей вороненой поверхности тут же вспыхнул ряд крошечных янтарных лампочек. Яут ослабил хватку и отошел в сторону. Привалившись к стене, Талли с бессильной яростью взирал на свое запястье, похожий на пойманного зверя. Потом поднял глаза на Белка и прищурился.
— Прихлебатель вонючий, — прошипел он.
Глаза Белка тоже превратились в щелки. Он ответил по-английски, судя по интонации — что-то резкое, но Эйлле разобрал лишь половину.
— Это ты скоро завоняешь, хорек. Скажи это моей жене и детям, которые погибли двадцать лет назад… — снова непонятные выражения — скорее всего, просто туземные ругательства, — … на твоей могиле, хорек, и на могилах других таких же подонков.
Этот обмен репликами вызвал у Эйлле недоумение. Талли выглядит слишком молодым, вряд ли он был в состоянии убить кого-то двадцать орбитальных циклов назад. Скорее всего, что речь идет о чем-то вроде ссоры между кланами, а не личной вражде.
Тем временем Белк успел взять себя в руки. Покачав головой, он отвернулся от Талли и обратился к Субкоменданту:
— Какие будут приказания, сэр?
— Известите Смотрителя Нэсс о том, что вы перешли в мое личное подчинение.
— Есть, сэр!
Через секунду его уже не было.
Талли украдкой поглядывал на черный обруч, стянувший его правое запястье. Пальцы так и чесались сорвать и разломать его на мелкие кусочки. Бесполезно. Теперь от этой дряни уже не отделаться. Талли случалось видеть такие браслеты — на трупах. Эта металлическая полоска только кажется хрупкой. Она запитывается электрической энергией нервных импульсов, и никакая сила не освободит человека, пока он жив.
И пока он жив, джао всегда будут знать, где он находится. Да, Гейб Талли, шпион теперь из тебя никакой. И о побеге можно забыть. Талли покосился на своего нового командира. Эйлле кринну ава Плутрак изучал что-то на экране, вмонтированном в крышку стола, подпирая кулаком свой широкий подбородок. Сейчас он был удивительно похож на человека.
В следующий момент Талли отлетел к стене. Оглушенный, он сполз на пол и несколько секунд моргал. Перед глазами плавал красный туман. Это Яут легонько врезал ему тыльной стороной ладони.
— Ты ему подчиняешься, — грубо сказал фрагта. — Каждый, кто тебя увидит, будет об этом знать. Поэтому ты больше не имеешь права вести себя неподобающе. Все твои проступки бросают тень на Плутрак!
— Почему? — спросил он на джао, с трудом шевеля разбитыми губами. — Какая вам от меня польза?
Эйлле отвернулся от экрана и посмотрел на него с каким-то странным выражением, для которого Талли не мог подобрать названия. В обсидиановых глазах джао, точно в калейдоскопе, мелькали зеленые пятна.
— Ты принесешь пользу, если расскажешь свои секреты — сказал он.
— У меня нет никаких секретов, — Талли попытался подняться, но ноги подкосились. Он мог только сидеть, облокотясь о стену. Комната раздувалась и вновь сжималась, словно пузырек гигантского легкого. — Ни у кого из нас нет секретов. Вы лишили Землю всех ее секретов двадцать лет назад.
— Не всех, — Эйлле вновь повернулся к экрану. Его уши повисли, придавая ему равнодушный вид. — Яут изучил твое досье, и результаты оказались очень интересными. Ты никогда не задерживаешься надолго в одном месте. К тому же, согласно отчетам, ты гораздо моложе, чем выглядишь. У нас очень мало данных. Так что несколько секретов еще осталось. Надеюсь, скоро они перестанут быть секретами.
После полудня, освоившись с электронными системами поиска данных в своем офисе, Эйлле продолжил экскурсию. На этот раз его интересовали наземные боевые машины, которые проходили модернизацию в соседних ангарах. Чего тут только не было… Инструменты, детали, оборудование, полуразобранная и полусобранная техника. «Контролируемый беспорядок» — лучше не скажешь.
Корпуса машин были разрисованы странным узором из светло-зеленых и болотных пятен на темно-зеленом фоне. Интересно, что может означать такая расцветка? Эйлле читал, что люди очень суеверны. Возможно, эти пятна призваны отпугнуть каких-нибудь злых духов.
Работы здесь было немного: машины изначально предназначались для использования на суше. Достаточно было заменить примитивную силовую установку, чисто механическую, магнитной подвеской, и машина обретала способность передвигаться по любой поверхности.
В одной из внутренних секций на место кинетических орудий устанавливали лазеры джао. Талли окинул эту картину мрачным взглядом, который, по-видимому, выражал обиду и несогласие, но на том проявление непокорности и ограничилось.
Эйлле остановился неподалеку от громоздкой машины, которая была оборудована вращающейся орудийной башней.
— Все это оружие создано для борьбы с нами? — прокричал он, чтобы Нэсс услышала его сквозь оглушительный визг и скрежет инструментов. Смотритель фыркнула.
— Думаю, во всей вселенной не найти такой агрессивной расы! В большинстве их исторических документов, начиная с самых ранних, сообщается о вооруженных междоусобицах. Они сражались друг с другом с той же яростью, что и с нами. Все это оружие использовалось задолго до того, как мы высадились на планете.
— Интересно… — Эйлле обошел машину кругом, отметив толстый слой брони, открытый люк наверху и букет коммуникационных антенн, и не преминул потрогать обшивку. На этот раз металл был прохладным и шероховатым. — Быть может, поэтому они так успешно оказывали сопротивление на начальном этапе? У них такой богатый опыт?
— Может быть, — с сомнением отозвалась Нэсс. — Однако я представить не могу, чтобы два кочена враждовали между собой, применяли силу против силы — вместо того чтобы объединиться и использовать свои лучшие качества для пользы общего дела. Подумайте, чего бы они могли добиться, если бы вместо кучки грызущихся между собой государств у них была бы мощная единая держава. Нам бы потребовалось вдвое больше времени на то, чтобы завоевать Землю… если бы вообще удалось, не уничтожив на планете все живое.
Она прервалась и посторонилась, чтобы пропустить двух людей-техников, кативших тележку с лазерным генератором джао к выпотрошенной машине.
— Если говорить о долгосрочной перспективе, Завоевание пошло им на пользу, — продолжала Смотритель. — Они могли бы еще долго истреблять друг друга. И Экхат не встретили бы в этом секторе никакого сопротивления. Возможно, теперь люди поймут, что пора повзрослеть и перейти к новому типу социального устройства, основанному на сотрудничестве.
Внезапно сквозь лязг металла и жужжание станков донеслись голоса. Сперва собеседники разговаривали на повышенных тонах, потом перешли на крик, но из-за шума слов было не разобрать. Некоторое время Эйлле крутился на месте, пока не понял, откуда доносятся крики, и поспешил на звук, обходя рабочих и нагромождение техники, пока не оказался в дальнем конце цеха. Там, яростно жестикулируя, стоял темноволосый человек, а перед ним возвышался джао в форме чиновника.
— Нельзя просто выбрасывать эти пушки на помойку! — кричал человек. — И вообще, что за дурацкая идея — заменять их лазерами!
Его лицо постепенно принимало красноватый оттенок — Эйлле уже знал, что у людей так проявляется сильное раздражение. Склонив голову набок, он рассматривал человека, пытаясь понять, что выражает его поза. Страх? Злобу? Жадность?
Вокруг собралось еще несколько человек. Выражение их лиц было таким же, как и у их соплеменника. Двое охранников-джао оттесняли их назад, негромко убеждая их вернуться на рабочие места.
— Я дрался под Чикаго! — орал темноволосый человек, не обращая внимание на охранников. — Мы громили ваши танки только так! Если бы у вас не было преимущества в воздухе, еще неизвестно, чем бы дело кончилось! И не говорите, что это не так!
Гневно дернув ушами, чиновник схватил человека за воротник рубахи и приподнял так, что его ботинки оторвались от пола.
— Здесь от вас требуется только одно: приносить пользу джао. Либо ты делаешь то, что полагается, и не высказываешь своих соображений, либо отправляешься в тюрьму. Мы не заинтересованы в том, чтобы сохранять ваши негодные безделушки.
Эйлле покосился на Нэсс. Она явно пыталась принять позу «безразличие-и-терпение», но Эйлле не составило труда заметить чувства, которые Смотритель хотела скрыть: беспокойство или даже гнев. Похоже, поведение чиновника у нее восторга не вызывало.
Пожалуй, стоило выйти из тени.
Чиновник наконец-то соизволил заметить новоприбывшего. Он опустил техника на пол и отвесил такую затрещину, что тот отлетел в сторону.
— Идиоты! Они упорно продолжают верить, что их нелепые игрушки представляют какую-то ценность. Жаль, что мы не можем предоставить им возможность самим встретиться с Экхат. Тогда бы они поняли, что их ожидает, и перестали бы восхвалять свои технологии! Если их техника настолько великолепна, почему Земля принадлежит джао?
— В самом деле, — Эйлле посмотрел на техника. Похоже, тот не ожидал такого поворота событий и был не столько оглушен ударом, сколько ошеломлен. Впрочем, человеку и такого шлепка могло оказаться достаточно.
— А что именно этот человек хотел сохранить? Чиновник сердитым кивком указал на демонтированную орудийную установку.
— Вот это. Примитивное орудие, использующее кинетическую энергию. Может быть, из него можно будет сделать что-то полезное, но скорее всего, оно годится только в металлолом.
— Не исключено, что этот человек кое в чем прав, — возразил Эйлле. — В конце концов, наши наземные войска действительно понесли во время Завоевания серьезные потери. И если мне не изменяет память, именно там, где люди использовали такие якобы примитивные орудия.
— А кто вы такой, чтобы высказывать свое мнение? Я не вижу у вас на щеках ни одной метки!
Похоже, этот чиновник не умел держать себя в руках. Он приподнял плечи, указал охранникам на темноволосого техника и громко скомандовал:
— Отправьте его в тюрьму! Я не хочу, чтобы он работал в этом цеху и подавал остальным дурной пример!
— А я сомневаюсь, что это разумно, — Эйлле шагнул вперед. — Оставьте его здесь, и пусть работает.
Охранники недоуменно поглядели на Смотрителя Нэсс. Та не произнесла ни слова и лишь указала на того, кому на самом деле надлежит повиноваться, а наклон ее ушей делал это указание особенно убедительным. Оба немедленно приняли позу «ожидание-приказа». На скулах чиновника заходили желваки.
— Я не знаю тебя, гладкомордый, — заявил он, обращаясь к Эйлле, — но ты и понятия не имеешь о том, как нужно обращаться с этими существами! Они хуже младенцев, потому что не способны учиться на своих ошибках.
Услышав подобное обращение, Яут окаменел. Талли, который тоже присутствовал при этой сцене, явно был удивлен, хотя у людей позы читаются не столь однозначно, как у джао.
Как бы отреагировал на такое старый Брем? Эйлле задал себе этот вопрос и тотчас понял, что надо делать. Сколь бы агрессивно не был настроен собеседник, кочен-отец Брем постарался бы использовать ситуацию, чтобы укрепить связи.
— Этот человек выразил несогласие во взглядах, — начал он осторожно. — Я не спорю, он вел себя непочтительно. Но несогласие по вопросам пользы применения не является наказуемым нарушением… — он принял позу «надежда-и-мяг-кость» и спокойно посмотрел на чиновника. — Если я ошибаюсь, то готов изменить свое поведение.
— Невежественный выскочка! — чиновника трясло от ярости. — Тебе следует вернуться в пруд рождения и научиться слушать тех, кто лучше разбирается в ситуации!
— Я стараюсь учиться прямо на месте, — Эйлле чуть иначе согнул руки, трансформировав позу в классическую «желаю-быть-полезным», гордость Мастеров поз Плутрака. — Я не спорю, вы оба стремитесь сделать эти машины — «танки» — более эффективными, из-за чего и возникли разногласия. Может быть, этот человек прав, а может быть, ошибается. Но ошибочное мнение не является преступлением…
Чиновник не ответил. Он схватил человека за руку и толкнул его в сторону охранников.
— Я хочу, чтобы этого нарушителя усмирили!
— Директор Вамре, — вмешалась Нэсс, которая уже несколько секунд стояла в позе «срочная-необходимость». — Не согласитесь ли вы переговорить со мной снаружи?
— Не соглашусь! — Вамре посмотрел на охранников. — Ну? Две пары иззелена-черных глаз спокойно смотрели на Плутрака. Очевидно, охранники уже догадались, кто здесь главный.
— Не подчиняйтесь, — сказал Эйлле. — В усмирении нет никакой необходимости. А если бы она и была, директор Вамре не располагает полномочиями, чтобы отменить мой приказ.
— Это мы еще выясним! — Вамре оттолкнул человека, который из спорщика незаметно стал предметом спора, и зашагал прочь. Каждый изгиб его суставов воплощал позу «мне-лучше-не-перечить» в варианте грубого требования.
Человек приложил ладонь к ушибленному месту и подошел к Эйлле, немного прихрамывая.
— Благодарю вас, — проговорил он на джао. — Я не хотел создать вам проблемы. Я просто пытался как следует делать свою работу.
Эйлле погладил обшивку танка, разглядывая мощные шасси, на которых когда-то крепились колеса гусениц. Теперь там были установлены аккуратные магнитные приводы. Их гладкий льдисто-голубой металл искрился, контрастируя с унылой пятнистой окраской брони.
— Ты, в самом деле, считаешь, что лазеры джао менее эффективны, чем ваши кинетические орудия?
— Если вести бой на планете, в атмосфере вроде нашей — безусловно. Ваши орудия созданы для космических сражений, а не для наземных. У меня пальцев на руках не хватит, чтобы пересчитать все способы отбиться от ваших лазеров. Начиная с дымовой завесы и заканчивая рассеиванием в воздухе мякины… простите, сэр, дипольных отражателей [6].
Эйлле поймал хмурый взгляд Яута и отвернулся, чтобы не отвлекаться на реакцию фрагты.
— И это касается любых наших разработок? Человек развел руками. Эйлле заметил, что пигментация его кожи более сильная, чем у Талли, кожа на лице покрыта мелкими морщинками, а отдельные ворсинки на голове не черные, а пепельно-серые, почти белые.
— Я этого не говорил. Ваш магнитный привод — просто конфетка. И системы наведения куда лучше наших, а про глушилки я вообще не говорю. Так что не преувеличивайте.
— Что-нибудь из этих систем уже установлено?
— Так точно, сэр, — человек посмотрел на башню танка. Бледно-зеленая крышка люка была откинута. — Желаете взглянуть?
— Пожалуй, да.
Эйлле дождался, пока человек вскарабкается наверх — довольно медленно и неуклюже, так как его насердная нога явно была повреждена, — и последовал за ним.
Техник спустил ноги в люк и ухнул туда. Через секунду его голова вновь показалась снаружи.
— Старая добрая матушка, — проговорил он по-английски. — Ничего, она у нас еще повоюет.
— Это машина женского пола?! — Эйлле задержался около башни и прикинул, сможет ли протиснуть плечи в такое узкое отверстие. — Наши машины не отличаются по половому признаку. Каким образом вы это определяете?
— Никак, — усмехнулся техник. — Это плод нашего воображения. Людям нравится думать, что их вещи живые.
Он указал на ряд человеческих букв, которые Эйлле принял за инвентарный номер. Похожая надпись была и на борту соседней машины.
— Эту мы называем «Железная леди», а вон там — «Удалой жеребец». Он… э-э-э… не женского пола.
Все это представлялось весьма интригующим, но Эйлле решил, что сейчас займется другими вопросами. Он заметил, что человек протягивает ему руку — ладонью вверх, пальцы вытянуты.
— Меня зовут Райф Агилера.
Называть свое имя прежде, чем тебе предложат это сделать — грубейшее нарушение этикета. Однако Эйлле решил, что у людей иные представления о правилах приличия. Вряд ли этот человек хотел его оскорбить. Райф Агилера не убирал руку и смотрел на Эйлле, явно чего-то ожидая. Ну конечно. Ритуал соприкосновения руками считался у людей очень важным. Он читал об этом. Секунду поколебавшись, Эйлле пожал протянутую руку.
Ладонь Агилеры была теплой и шершавой, а пальцы сильными, несмотря на хрупкие и тонкие кости, — как у любого существа, которому приходится много работать руками. Человек чуть сильнее сжал руку, затем отпустил и снова скрылся в танке.
— Если хотите посмотреть новую электронику, придется забираться внутрь, — голос звучал гулко, а эхо придавало ему металлический призвук.
Вздохнув, Эйлле просунул ноги в люк и стал, извиваясь, протискиваться. Как и предполагалось, труднее всего, оказалось, протолкнуть плечи. Да, на пропорции джао конструкторы явно не рассчитывали, подумал он. Разве что на джао со сломанными плечами.
Внутри было темно. Эйлле услышал щелчки тумблеров, потом датчики, расположенные в несколько рядов, ожили и осветили полумрак красными, янтарными и светло-зелеными огоньками. Эйлле моргнул от неожиданности. Внутренний дизайн был продуман идеально. Каждый аз пространства использовался с максимальной пользой, создавая ощущение комфорта, почти изысканности. Снова, как и на подводной лодке, Эйлле отметил, что устройства, разработанные людьми, могут быть удивительно компактными.
Агилера уже расположился в кресле в передней части кабины и поглядывал на датчики и в перископ с видом довольного хищника.
— Эх, славные были деньки, — негромко произнес он по-че… по-английски. — Меня тогда назначили командиром танка… Правда, это удовольствие длилось недолго: я повредил ногу, так что пришлось отправиться в тыл. Мы тогда думали: раз уж нам выпал шанс схлестнуться с вами врукопашную, мы ни за что не проиграем.
— Однако вы проиграли, — ответил Эйлле, пытаясь хотя бы примерно определить возраст этого человека. — И, насколько мне известно, представители вашего вида очень серьезно относится к поражениям. Поэтому мне кажется странным, что вы согласны делиться с завоевателями… — он замялся, подбирая подходящее слово, — … своим опытом.
Агилера откинулся на спинку кресла, согнул руки в локтях и сплел их перед грудью, словно хотел одной рукой опутать другую — часть позы «бдительность-и-наблюдение». Но люди — не джао, напомнил себе Эйлле. Они мыслят иначе. Никогда нельзя идти на поводу внешнего сходства.
— Я был хорошим солдатом, — Райф Агилера потянулся и протер циферблат какого-то датчика. Циферблат подсвечивался, и рука техника словно налилась красноватым сиянием. — Скажу больше: чертовски хорошим солдатом. Я чего только не перепробовал, когда война закончилась. Брался за любую работу. Но я солдат, и это у меня лучше всего получается. А солдатом я быть не мог, из-за своей ноги. Даже если бы вы предложили мне воевать за вас, все равно бы не смог.
Он поморщился и сердито посмотрел на свою безжизненно вытянутую конечность.
— Потом появился этот завод. Когда было объявлено, что здесь нужны работяги с головой и руками, меня словно что-то толкнуло, понимаете? Я понял, что могу хотя бы попробовать вернуть этих крошек в строй, благо знаний у меня хватит. К тому же несколько лет назад я женился, а теперь у меня есть детишки. Семейство надо кормить. А работы с таким жалованием, как в этой вашей конторе, на всем континенте не найдешь. Вот я здесь и обретаюсь.
Интересно, что сказал бы об этом Яут. Если не принимать в расчет мотивы, которыми руководствовалось это создание… Оно рассуждало почти так же логично, как джао! И это их образ мысли в отчетах назывался «труднопостижимым». Похоже, лишь потому, что составители отчетов не сочли за труд постичь его до конца. Подобное называлось «пренебрежением служебными обязанностями», а то и «преступной халатностью». После слова « труднопостижимый» следовало сделать приписку: «для ленивых».
Эйлле наклонился и втиснулся в пространство, явно не предназначенное для габаритов джао. Электроника джао буквально врастала в старую приборную панель, уютно гнездясь в мрачных нишах, точно скопления искристых голубых кристаллов. Если в недрах подводной лодки было тесно, что говорить об этой… рубке? Кабине? Чтобы выбраться, Эйлле пришлось сделать глубокий выдох. Экипаж этих машин придется опять-таки набирать из джинау. Ни один джао не сможет эффективно работать в таких условиях.
— Включи лазерный прицел, — сказал он.
Агилера кивнул и переключил еще пару тумблеров. Послышался гул какого-то устройства — несомненно, созданного джао, — и Эйлле ощутил знакомую успокаивающую вибрацию. Он обучался работе с подобной техникой и разбирался в ней, наверно, не хуже, чем Агилера. Втиснувшись между передним креслом и пультом, нетрудно было разглядеть места соединения.
— Системы совместимы друг с другом?
— До известной степени, — сказал Агилера. — Кому-то из инженеров пришлось хорошо поработать мозгами. И насколько затея удалась, мы узнаем только после полевых испытаний.
Агилера превосходно владел языком джао, даже акцент был едва заметен.
Бросив последний взгляд на панель управления, Эйлле полез наружу. Это оказалось столь же непростой задачей. Его фрагта наблюдал за ним снизу, краем глаза продолжая следить за Талли, который стоял неподалеку возле демонтированного танка.
Следом из танка выбрался Агилера. Эйлле спрыгнул и жестом успокоил Яута: позвоночник и голова старого воина, похоже, намертво застыли в позе «нетерпение-и-осуждение».
— Эта проблема требует дополнительного расследования, — произнес Эйлле. — Организуй мне встречу с ветеранами, которые участвовали в сражениях с людьми, и как можно скорее. Я хочу знать, насколько обосновано мнение этого человека… — его глаза скользнули по вмятинам и следам ожогов, покрывающих броню огромной боевой машины. — Если он прав, то мы совершаем очень серьезную ошибку в распределении средств. Ошибку, на которую не имеем права, потому что Экхат уже близко.
Яут проворчал что-то в знак согласия и махнул рукой Талли.
— Талли пойдет со мной, — Эйлле сделал движение, похожее на приглашение к рукопожатию. — Думаю, на сегодня тренировок достаточно. Иначе он может не выдержать.
Яут передал ему пульт локатора — небольшой темный прямоугольник — и скрылся в лабиринте цехов. Смотритель Нэсс кринну Тэшнат вау Ниммат уже некоторое время беспокойно расхаживала между двумя танками, и Эйлле обратился к ней.
— Мы можем продолжать осмотр?
— Конечно. Директор был слишком занят и не следил за сводками информации. Он не понял, кто вы такой.
— Я не обижен. Я недавно получил назначение, поэтому у меня нет знаков отличия. Он совершил только одну ошибку: решил, что уполномочен наказывать рабочих вопреки моему запрету… — Эйлле на миг задумался. — Кто-нибудь уже подвергался наказанию за то, что высказывал подобное мнение?
Нэсс провела рукой по глубокой царапине на корпусе танка.
— Да. Директор Вамре считает людей хитрыми злобными существами, плохо поддающимися обучению. Он использует их, потому что другого выхода нет. У нас мало времени, мало квалифицированных техников-джао… а будь их больше, они все равно не смогли бы работать в столь тесном пространстве. В иной ситуации он бы и близко не подпустил людей к этим цехам.
— Очень интересно.
Эйлле последовал за ней в дальний конец зала, где происходила модернизация передвижных артиллерийских установок. Талли немного замешкался, и Эйлле услышал, как он сдавленно вскрикнул от боли: едва расстояние между ними превысило установленный предел, человек получил электрический разряд.
Это и было урем-фа. Скоро за спиной Эйлле послышались шаги: Талли подтягивался.
Яут пересек огромное помещение, повторяя свой же путь в обратном направлении, и вышел наружу. Некоторое время он стоял, моргая от жгучего желтого солнца, и размышлял, как наилучшим образом выполнить поручение Эйлле. Его подопечный слишком рано начинает проявлять независимость. Он из тех юношей, которые готовы действовать раньше, чем для этого возникают реальные предпосылки. И думают, что те вещи, которые они прочитали, услышали и для себя уяснили, принесет больше пользы, чем опыт старого фрагты.
Однако опыт ничем не заменишь. Чувства учат мудрости, которую далеко не всегда можно постичь при помощи одного здравого смысла. Вот зачем нужно урем-фа, обучение-через-тело — навыки, которые закладываются слишком глубоко, чтобы их можно было осознать.
К счастью, Эйлле не обделен чутьем. Опыт подсказывал Яуту, что это так, а своему опыту он привык доверять. Ветераны — вот кто знает, хороши ли были пресловутые кинетические орудия. И непременно об этом скажут — разумеется, при личной беседе.
Водителя-джинау Яут застал за работой: тот натирал куском ткани обшивку машины, на которой они прибыли.
— Я желаю разговора с солдатами-джао, — произнес фрагта на языке туземцев. — Где это сделать лучше?
Тощее существо поправило пучок бледного, непомерно Длинного ворса, который падал ему на глаза. Голая кожа человека блестела от влаги.
— Я могу отвезти вас на Территорию джао, — ответил он — тоже на своем языке. — У них есть несколько клубов в дальней части базы.
Яут махнул рукой, что означало «почему-бы-и-нет», потом сообразил, что люди не понимают Языка тела, которым пользуются джао, и кивнул.
— Является приемлемым. Отвези.
Водитель тут же распахнул перед ним дверцу. Яут залез в кабину, снова размышляя о причинах такого странного поведения. Он не стал протестовать, но будь на месте этого существа другой джао… Такое действие расценивалось однозначно — преднамеренное оскорбление, намек на то, что Яут слишком стар и слаб, чтобы открыть дверь самостоятельно. Но в данном случае можно было не сомневаться: это просто один из нелепых местных обычаев.
Обшивка машины пропиталась запахами людей, и Яут поморщился. Нет, эти запахи не были неприятными — просто незнакомыми и довольно сильными. Едва он оказался внутри, дверь захлопнулась с громким щелчком, и перед ней тут же замерцало защитное поле.
Машина поднялась на магнитных отражателях и плавно заскользила над бетонной дорогой. От бетона поднимался пар. Над горизонтом Яут заметил облака, их края уже приобрели угрожающий темно-серый оттенок. Он запросил по ком-панели сводку погоды. Днем дожди, вечером ливневые дожди и грозы… Температура была высокой, но по меркам джао вполне приемлемой. Однако офицеров предупредили, что люди не настолько выносливы. Как показывал опыт, при такой жаре они быстро утомлялись и даже могли умереть.
Странно, подумал Яут. Зачем было селиться в этих широтах, если здешние условия несовместимы с их физиологией?
Впрочем, такие недоразумения неизбежны, если раса возникла в результате каприза эволюции, а не была создана искусственно, как джао.
Экхат обнаружили их, когда джао еще находились на очень низкой ступени развития, и превратили в нынешних джао. Теперь они стали крепкими, сильными созданиями, способными существовать в самых суровых климатических условий и разумными в полном смысле этого слова. Рабы — это большая ценность. Их жизнь не должна зависеть от мелких изменений в окружающей среде.
Машина ехала все быстрее. Здания мелькали, сливаясь в размытую полосу. Яуту мерещились лица людей и джао, машины, здания — не собранные из угловатых коробок жилища людей, а аккуратные, с плавными очертаниями, отлитые по форме, как это делали джао. Машина повернула и вдруг остановилась в тени огромных ворот. Силовое поле мягко придавило Яута, не позволив вылететь из кресла при толчке.
Водитель обернулся . Его лицо над наголовником сидения напоминало тусклый бледный овал.
— Дальше я ехать не могу, сэр. Людям не разрешается входить в эти ворота.
Яут выглянул из машины. Снаружи по-прежнему нестерпимо сияло желтое солнце. Контрольно-пропускной пункт напоминал укрепленную пограничную заставу. Двое джао в униформе смотрели на него без всякого выражения.
— Что находится дальше? — спросил Яут.
— Территория джао, сэр, — отозвался водитель. — Вас они пропустят.
Силовое поле отключилось, водитель выкарабкался наружу и снова распахнул перед Яутом дверцу.
— Но мне придется подождать здесь, сэр. Если только вы не прикажете вернуться за мистером Субкомендантом.
Яут задумался.
— Нет, — поддерживать разговор на местном языке пока что было нелегко. — Он сам позаботится со своим транспортом. Ты ждешь.
Водитель кивнул и снова забрался в машину.
Яут расправил накидку и зашагал к воротам. Караульные были особями женского пола и обе, судя по всему, происходили из каких-то второстепенных коченов, хотя казались сильными и крепкими. Одна стояла чуть ближе, ссутулившись, в позе «предельного-утомления-и-безразличия». Другая, невысокого роста, и вовсе выглядела так, словно изнемогала от усталости. Ее можно было назвать «гладкомордой», и это было бы не оскорблением, а констатацией факта: ее ваи ка-мити казался менее заметными, чем выстриженная полоска на насердной щеке — знак различия. Кажется, она все-таки заметила Яута, приняла очень неизящную позу «рассеянность-и-равнодушие» и уставилась куда-то поверх его головы, словно он был пустым местом.
Ворота представляли собой металлическую решетку, которую можно было отодвинуть, чтобы впустить машины или пешеходов. Охранницы находились в караулке, достаточно просторной и явно предназначенной для двоих, перед широким окном. Вибрисы Яута встали торчком. Какая наглость! Этих двоих следует как следует отлупить! Интересно, огорчится ли Эйлле, если проявить инициативу и потратить на это пару минут — прямо здесь и сейчас?
Едва Яут приблизился к шлагбауму, глаза одной из караульных — той, что стояла ближе — утратили рассеянное выражение.
— Что тебе, ларрет!
Уже давно Яуту не доводилось слышать подобных оскорблений в свой адрес. Последнее время незнакомому джао достаточно взглянуть на его щеки, где для новых знаков отличия уже не остается места. И это не говоря о боевых шрамах. Даже глупцу станет ясно, что следует быть поосторожнее в выражениях. Но у этих, похоже, с дисциплиной было плохо, а со здравым смыслом — еще хуже.
— Какое вам дело до цели моего визита? — он помнил о своей вспыльчивости и пока старался сдерживаться. — Насколько мне известно, в эту часть базы пропускают только джао. Я — джао. Я желаю войти.
— Не спеши, — осадила его низкорослая. — Сначала нужно зарегистрироваться. Назови цель своего визита.
Яут принял позу «строгость-и-предостережение».
— Я прибыл по просьбе Субкоменданта Эйлле кринну ава Плутрак.
Та растерянно поглядела на свою напарницу.
— Ава Плутрак? Он здесь?
Она даже слегка изменила позу. Кажется, теперь это было «недоверие» в почти оскорбительной форме.
— Эй, ларрет, — охранница, которая заговорила первой, навострила уши. — Я здесь тоже из-за ава Плутрака. Может, пойдем вместе?
— Как интересно, — заметил Яут. — Я фрагта Субкоменданта и сомневаюсь, что он обращался к вам за содействием. Но в любом случае, следуйте за мной. Я настаиваю.
Он критически оглядел нахалку. Костлявая, поджарая, на щеке одна-единственная полоска. Ее ваи камити представлял собой множество линий, расположенных как попало — признак того, что два совершенно не подходящих друг другу кочена каким-то образом умудрились соединить свои гены. Результат, разумеется, оказался крайне неудачным. И воспитание подстать внешности. Вряд ли с такими данными ее пригласят вернуться на родную планету для продолжения рода.
Яут вытащил свою ком-панель, ввел идентификационный номер охранницы и отправил запрос на ее перевод в подчинение Эйлле. Через пару секунд пришло подтверждение, и Яут с трудом сдержал вздох разочарования. Свита Эйлле росла быстрее, чем следовало. Но этого, похоже, следовало ожидать: его подопечный занимал высокий пост. Яут обернулся и с удовольствием отметил позу охранницы — бывшей охранницы: «испуг-и-удивление».
— Я надеюсь, у вас есть опыт работы телохранителем, — произнес он. — А если нет, то вы сможете быстро всему научиться. Субкомендант Эйлле не любит некомпетентных. А я — просто не переношу.
— Я… не понимаю… — она совсем смешалась, попыталась принять какую-то замысловатую позу, но не сумела и просто подбоченилась, как маленький ребенок — «признание-неспособности-понять-и-сделать».
Яут развернул панель, поднял и продемонстрировал уведомление о том, что ее дело поступило в личное распоряжение Эйлле. Некоторое время охранница взирала на экран, потом рассеянно покосилась на свою напарницу.
— Меня переподчинили, — пробормотала она. — Только и всего…
— Не «только», — раздраженно поправил Яут. — Вам пришлось для этого очень постараться. Любой другой охранник просто пропустил бы меня, удостоверившись в моей личности. Вы же сделали все, чтобы я обратил на вас внимание. Мой витрик требует не допустить, чтобы ваша глупость погубила эту базу.
Уши тощей охранницы стали похожи на два лоскута.
— Вы не можете об этом судить! Вы даже не справились об уровне моей подготовки.
— Чтобы узнать, что вы тупица, которую необходимо учить заново? — он фыркнул. — Я оказываю этому объекту услугу. Если на воротах будут стоять такие, как вы, люди станут ходить, куда захотят!
На миг показалось, что спор будет продолжен. Но только на миг. Она опустила голову и притихла. Яут позволил себе принять позу «сердитого-одобрения».
«С ней не придется возиться, как с этим тупым Талли», — подумал он. Опыт подсказывал, что за этой неказистой внешностью скрываются определенные способности.
— Следуйте передо мной, — повторил фрагта, как только ворота открылись.
Артиллерия выглядела гораздо внушительнее, чем предполагал Эйлле. Оружие, использующее кинетическую энергию, обычно считается самым примитивным. Но сейчас, когда Нэсс показала ему выстроенные рядами орудия, ожидающие модернизации, он уже не был в этом уверен. У орудий были сложные и труднопроизносимые названия, из которых он смог запомнить только «гаубицу». Для вида, который сформировался в ходе эволюции, то есть случайных процессов, а не благодаря работе более высокоразвитой расы, люди действительно были поразительно искусны и изобретательны — по крайней мере в том, что касалось создания оружия.
Вот еще одна причина того, что Земля так стойко сопротивлялась Завоеванию. Ну, конечно, и численность населения. Люди плодились с невероятной скоростью. Планета была уже давно перенаселена, поэтому многим приходилось селиться на территориях, едва ли пригодных для существования. Еще несколько сотен орбитальных циклов — и живая оболочка Земли была бы погублена безвозвратно. Нэсс права: людям очень повезло, что джао прибыли именно теперь. Этим существам нужна твердая рука, которая будет удерживать их от неразумных поступков.
На некоторых артиллерийских установках уже были смонтированы лазеры джао. Интересно, что думали по этому поводу рабочие. Может быть, то же самое, что и о замене танковых орудий?
Опустив уши, Эйлле обратился к Нэсс.
— Прикажите Райфу Агилере явиться в мой офис и ожидать меня там.
Она склонилась и замерла, выражая «подчинение-вопре-ки-желанию».
— Если вы передумали и желаете наказать его, я могу сама проследить за этим и избавить вас от лишнего беспокойства.
— За несогласие с мнением начальства? — вибрисы Эйлле дрогнули, и он бросил взгляд на людей, которые старательно снимали стволы и электронику со своей побежденной артиллерии. Те, кто украдкой наблюдал за ним и Нэсс, тут же опустили головы и снова принялись за работу.
— Значит, теперь это считается преступлением? В таком случае, мы все его совершали, и неоднократно. Значит, мы должны ловить себя на таких мыслях и сами себя наказывать?
Ее поза стала трудночитаемой. Кажется, Нэсс пыталась выразить «сомнение-и-…» — и пыталась что-то скрыть.
— Как пожелаете, Субкомендант.
— Забудьте хоть ненадолго, что я ава Плутрак.
Он успел заметить, как ее тело выразило самый откровенный скепсис. Но только на миг.
— Прежде всего, я джао. А джао хотят, чтобы исход будущих сражений был как можно более благоприятным. И если наш ум будет открыт и способен воспринять идеи людей, мы сможем этого добиться. Насколько мне известно, у Экхат людей-рабов нет.
— Зато им подчиняются более тысячи других рас, включая джао, которые населяли некоторые изолированные районы, — возразила Нэсс. — Я считаю сомнительным, что люди способны обеспечить нам преимущество.
Эйлле обратился к своей памяти, воспроизводя перед внутренним взором голозаписи и виртуальные карты Завоевания Земли, списки убитых… Таких длинных списков не было за всю историю джао — если не считать битв с Экхат.
— Они продолжали с нами сражаться, даже когда это потеряло всякий смысл, — негромко произнес он. — Если проанализировать ход боев, становится понятно: люди весьма сообразительны, а страх им совершенно неведом. Они жертвовали собой, себе подобными и всем, что находилось на их территории, чтобы получить хоть какое-то преимущество. Мы даже не предполагали, что так долго не сможем заставить их капитулировать. Это очень ценные качества, и мы сможем их использовать, если проявим достаточно мудрости и попытаемся понять людей.
— В той же мере это может свидетельствовать и об их глупости. Так считает Губернатор Оппак. Я лично слышала его слова: здешнее государственное образование потеряло огромное количество людей, способных к воспроизводству, и земли, способные их прокормить, только из-за своего упорства. Будь эта раса более разумной, она осознала бы свое поражение гораздо раньше и попыталась сохранить то, что еще возможно.
Тон и жесты выдали ее с головой. Эйлле понял, что пыталась скрыть Нэсс: она честно сослалась на слова Губернатора, но умолчала, что полностью согласна с этим мнением.
В ее положении такая осторожность неудивительна. Эйлле был отпрыском Плутрака. Конечно, он не стал бы без причины злить высокопоставленного отпрыска Нарво, но не испытывал перед ним страха.
— Думаю, он ошибается, — прямо сказал он. — Если действовать продуманно, люди окажутся более ценным ресурсом, чем их планета. Но орудие надо использовать сообразно его сути. Глупо резать ткань молотом.
Вибрисы Нэсс дрогнули. Она шагнула вперед и понизила голос настолько, чтобы мог слышать только Эйлле.
— Вы ава Плутрак, поэтому можете позволить себе такой риск. Но у нас такой возможности нет. И не стоит опираться на чувства, когда рассуждаете о людях. Они действительно хорошо сражались. Буду откровенна: я считаю, что в споре с директором Вамре Агилера был прав. Но они мыслят не так, как мы, и нельзя идти у них на поводу. Они отважны и умны, но у них нет чести.
Эйлле не ответил. Несомненно, Нэсс осведомлена лучше, чем он, поскольку уже давно работает в этом мире. Но он изучил все отчеты, к которым только смог получить доступ. Он просматривал их снова и снова, пока не почувствовал, что знает людей не хуже, чем отметки на собственном лице. И в «гях отчетах люди представали совсем не такими, как говорила Нэсс. Им было знакомо понятие чести, хотя они понимали ее иначе, чем джао. И именно честь двигала ими, а не прихоть или упрямство — в этом Эйлле не сомневался.
Кстати, о ваи камити… Он пристально посмотрел на Нэсс. Будучи едва знакомой с ним, она отважилась на такой риск — откровенно поделиться с ним своими мыслями… Это большое достоинство — одно из многих. Неудивительно, что ее постоянное присутствие столь приятно. А ее ваи камити и в самом деле великолепен.
— Я рассмотрю вашу точку зрения, — произнес Эйлле. — Может оказаться, что я ошибаюсь, и мне понадобится ваш совет. Да, конечно… Вы переходите в мое личное распоряжение. Так что вам больше незачем остерегаться таких, как Вамре.
«И Нарво». Но это было бы уже слишком бестактно.
На миг Нэсс потеряла самообладание, и ее тело приняло совершенно детскую позу изумления. Но лишь на миг. Она сделала изящное движение и непринужденно изобразила «рада-и-готова-служить-до стойно».
— Это большая честь для меня. Каковы мои обязанности?
— Пока — прежние. Продолжайте заниматься своими делами. Разумеется, теперь ни Вамре, ни ему подобные не будут вам мешать. А сейчас я хочу поговорить с человеком по имени Райф Агилера, и проверить, насколько сильна его логика.
— Как пожелаете.
И она повела его дальше вдоль сверкающих рядов человеческой бронетехники.
Яут остановился на перекрестке и огляделся.
— Я хочу поговорить с ветеранами Завоевания, — сказал он. — Посоветуйте мне, где их можно найти.
Он нарочно не спросил ее по имени — пусть поймет, что такую честь надо заслужить. Чтобы стать полезной Субкоменданту, ей сперва надо научиться покорности. Бывшая охранница явно колебалась. Ее плечи снова поникли. На ее месте он постеснялся бы принимать позу «уныние-и-нереши-тельность».
— Зал единения Бинната, — наконец выговорила она. — Это в самом конце улицы. Он построен довольно давно, и старики часто там собираются.
— Ведите, — довольно грубо бросил Яут. Однако прежде чем последовать за ней, он сперва посмотрел в сторону ветра, затем в сторону сердца. И наконец направился к темно-голубому строению, образчику архитектуры джао, с золотистыми украшениями, которые сверкали в лучах неистового солнца Земли.
— Зал строил весь кочен Биннат и его тэйфы, — сказала охранница. — Биннат направил на эту планету так много своих отпрысков, что пятьдесят орбитальных циклов назад кочен специально изыскал средства, чтобы отлить это здание.
Строение действительно было великолепным и прочным, материал подобран мастерски, хотя оно выглядело немного вызывающе. Но как раз таким и должно быть здание, подаренное джао родной планеты отпрыскам разных коченов, находящимся вдали от дома. Яут одобрял такой шаг. Плутрак сделал то же самое в нескольких планетных системах.
Входы были не защищены полем.
— Жди здесь, — приказал Яут и направился внутрь.
В единственном зале, который занимал все здание, царил полумрак. Светильники прятались в плавно изгибающихся стенах, и неяркий свет, похожий на сок спелых плодов, приятно контрастировал с ослепительным сиянием здешнего солнца.
На кучах дехабий, очень толстых и мягких, расположились несколько джао. Яут был почти уверен, что эта роскошь доставлена прямо с родной планеты. Никто как будто не заметил его появления, хотя Яут почувствовал, что это не так — это напоминало дуновение ветра. В воздухе плыл легкий запах древесины така, навевая непрошеные воспоминания о детстве и старых соратниках. Дом его кочена, Джитры, пах именно так — правда, лишь в особые периоды орбитального цикла. Так возжигали под строгим общественным наблюдением. Как такое могло происходить в столь уединенной обстановке?
Дальнюю часть помещения занимал маленький бассейн, где плавали еще несколько джао. Среди купальщиков выделялся один — широкогрудый отпрыск мужского пола, с блестящими черными глазами и воинственно торчащими вибрисами. На его щеке Яут заметил целых семь полосок — а может быть, их было и больше.
— Это Дом кочена Биннат, — громко произнес широкогрудый, принимая агрессивную позу «вижу-нарушение». — Я не видел твоего изображения в списке приглашенных.
— И не увидишь, — ответил Яут, не менее агрессивно выражая «право-задавать-вопросы». — Я выбрал служение в качестве фрагты новому Субкоменданту, Эйлле кринну ава Плутраку. Он желает получить совет у ветеранов, которые помогали завоевать эту планету, поскольку нуждается в их мудрости, обретенной в тяжких испытаниях вместе с победой.
— Плутрак?! — пловец изменился в лице. — И когда он прибыл?
— Прошлым солнцем, — спокойно ответил Яут. — Ты знаешь кого-нибудь из ветеранов?
Дверное поле в противоположном конце зала исчезло, пропуская женскую особь, окутанную густым облаком дыма. Для полноты картины не хватало только церемониальных яств и одеяний. Яут заморгал. Воспоминания хлынули потоком. Стены Дома Джитры, темно-голубые с серебром, золотистый пол. Яут со сверстниками охотится в море на вкусных мирратов, крошечных плавающих тварей с плавниками, которые мигрировали в этом районе в определенный период орбитального цикла. Он почти ощутил соленый вкус и свежесть морской воды.
Но одновременно происходило еще кое-что странное. Из комнаты, откуда только что вышла джао, доносились звуки, не похожие ни на что. Отдельные звуки, очень короткие и разные по высоте, следовали друг за другом, чередуясь с короткими паузами. В их сочетании, несомненно, была скрытая логика, и все это вызывало непонятные ощущения, почти завораживало. Звуки были чужими.
— Эммет, — сказал широкогрудый. — Новый Субкомендант — Плутрак!
Та, к которой он обращался, подалась вперед, в каждом изгибе ее массивной шеи и сильных плеч читалось недоверие. Одно ухо Эммет было повреждено и болталось, задевая Щеку.
— Только не здесь, — пробормотала она. — Плутрак никогда…
Она оборвала себя, словно отсекла конец фразы. Вполне очевидно, что она внезапно увидела бездну, которая разверзлась перед ней из-за соперничества великих коченов. Несомненно, Биннат пользовался огромным уважением, но был слишком слаб и имел слишком мало связей, чтобы с удовольствием сделать выбор между Нарво и Плутраком.
Все эти ава Биннат, разумеется, были свободны от служебных обязанностей, а значит, наслаждались здесь отдыхом, но Яут ощутил нечто иное. Нечто более глубокое — леность и праздность, пренебрежение своим долгом, даже недовольство. Его охватила тревога, ворс на спине стал дыбом. Яут догадывался, что уровень дисциплины при Губернаторе ава Нарво упал до плачевно низкого уровня, но это было нечто большее, чем отсутствие дисциплины.
— Я ищу ветеранов Завоевания, — твердо повторил он. — Сегодня, поздним солнцем, они должны ответить на вопросы Субкоменданта.
— Мы двое сможем поговорить с Субкомендантом, — широкогрудый оглянулся. — Что еще вы можете сказать?
— Пока двоих будет достаточно, но позже Субкомендант может потребовать других, — произнес Яут, слегка поворачиваясь и делая несколько шагов к выходу. — Вам надлежит явиться на завод по реконструкции.
Он намеревался позволить своему подопечному изучить их позицию и посмотреть, как юноша будет действовать. В конце концов, это должен быть весьма интересный и ценный опыт.
Однако что это были за звуки? Дверной проем был все еще открыт, но теперь Яут стоял чуть иначе и мог заглянуть внутрь. К своему неслыханному удивлению, он увидел человека, который работал за какой-то огромной установкой, а несколько джао сидели неподалеку и наблюдали. В следующий момент Яут понял, что именно установка и издает странные звуки.
Его удивление было слишком велико, чтобы забыть о вежливости.
— Что это? Я думал, людям не позволено здесь находиться. Ветераны обернулись. Яут встретился с ними взглядом и обратил внимание на их позу — небрежно исполненная «тре-вога-и-вызов».
— Это называется «фортепиано», — объяснила Эммет.
— А то, что делает человек, называется «музыка», — добавил другой ветеран. Теперь элемент «вызова» в его позе принял открытый вид. — Нам это нравится.
Еще не успев выйти наружу, Яут понял, что так и не получил вразумительного объяснения по поводу присутствия человека в Доме кочена. Но это и неудивительно. По словам Эйлле, нечто подобное и предсказывали эксперты коченаты. Нарво терял контроль над ситуацией на этой планете. Все шло вкривь и вкось. Правительство громко объявляло о безграничной власти джао — типичная позиция Нарво, — но повсюду можно было наблюдать вопиющие противоречия. Толстый канат распадался на волокна и терял прочность.
Ни на одной из завоеванных планет, где довелось побывать Яуту, не происходило ничего подобного. Это было не укрепление связей. Это было потворство безумию.
Обычно, оказываясь по своим делам в кампусе, Кэтлин Стокуэлл избегала людей. За редким исключением, это были просто случайные знакомые — а еще чаще люди, которые общались с ней только из-за высокого положения ее отца и семьи. Люди, которые попросту хотели ее использовать.
Конечно, думала Кэтлин, шагая вдоль извилистой речки по дороге в общежитие, джао тоже ее используют. Но они хотя бы этого не скрывают. Потому что, согласно их философии, польза должна быть от всего и от всех.
Она оглянулась через плечо. Банле ненадолго отстала — в буквальном смысле этого слова: она остановилась в тени, футах в двадцати позади Кэтлин. Вероятно, от яркого солнца у нее устали глаза. Как все-таки хорошо, что сейчас август! Кампус почти опустел, здесь остались лишь кое-кто из выпускников и профессора, которые заканчивали свою летнюю работу или готовились к следующему семестру. Все, у кого есть приличный дом, давно разъехались.
У Кэтлин тоже был приличный дом — особняк ее отца в Сент-Луисе, нынешней столице Северной Америки… хотя правильнее сказать «административный центр». Столица — место, где сосредоточена реальная власть — это Дом кочена Нарво в Оклахоме. Отец Кэтлин сделал все, чтобы человеческая столица находилась на безопасном расстоянии от столицы джао — как можно дальше, хотя и не настолько, чтобы это выглядело очевидным оскорблением.
Здесь, в кампусе, расположенном в центре бывшего штата Мичиган, общество Кэтлин ограничивалось ее верной тюремщицей. Впрочем, ее семья в Сент-Луисе тоже находится под неусыпным наблюдением. Оппак позволил отцу Кэтлин поселиться за пределами Оклахомы потому, что не любил иметь дело с людьми, которые не желают стелиться перед джао. Это с лихвой компенсировалось толпой инопланетян, которые постоянно находились в Сент-Луисе.
В отличие от людей, джао являли собой образец поразительного простодушия, когда дело касалось шпионажа и поддержания внутренней безопасности. У них было мало общего с ФБР и еще меньше — с всепроникающей секретной полицией вроде старинного КГБ или его предшественницы, царской охранки. Лишь изредка они прибегали к услугам людей-доносчиков. Благодаря своему военному превосходству и продвинутой электронике в них не было необходимости. Именно благодаря этому сочетанию самоуверенности и наивности джао многочисленные отряды Сопротивления действовали по всей территории Северной Америки, успешно скрываясь во всевозможных дырах и щелях. Но если бы чиновники человеческой администрации попытались что-то предпринять, эта попытка была бы мгновенно раскрыта и пресечена.
— Эй, Кэтлин!
Она обернулась и увидела Алекса Брека, который бежал к ней через лужайку. Он был высоким и стройным, а кое-как остриженные черные волосы постоянно спадали ему на глаза. В течение всей прошлой недели Алекс упорно приглашал ее на свидание, а Кэтлин столь же упорно отбивалась, чтобы избежать проблем. В данном случае проблема заключалась в том, что она хотела пойти на свидание. Алекс был одним из немногих, кому она нравилась сама по себе. По крайней мере, в этом Кэтлин не сомневалась.
— Подожди, Кэтлин!
Она остановилась и прижала портфель к груди, словно пытаясь защититься непонятно от чего.
— Я тебе целыми днями названиваю!
Алекс тоже остановился, тяжело дыша, и смотрел в лицо Кэтлин своими карими глазами, словно снайпер на цель.
— Я… не прослушивала автоответчик, — соврала она. И поняла, что Алекс это заметил.
— И вообще у меня работы невпроворот. Надо подобрать материалы для профессора Кинси, пока занятия не начались, — она вздернула подбородок. — Он пишет книгу по истории джао.
— Знаю, знаю. Но зачем? Мы изо дня в день только и слышим: «джао, джао»… Не хватало еще писать о них книги.
В душе Кэтлин была с ним согласна.
— Это нужно профессору Кинси, — ответила она так громко, чтобы услышала Банле. — И мне за это платят.
— Ага, — и Алекс коснулся ее руки.
Кэтлин попыталась ответить рукопожатием, но выронила портфель, и его содержимое рассыпалось по траве. Через секунду оба стояли на коленях и собирали книги, ручки и бумагу. Алекс смеялся, и Кэтлин, сидя на корточках, смеялась вместе с ним, а ветер играл ее волосами.
— Ну же, — сказал он, заправляя ей за ухо выбившийся локон. — Что ты от меня шарахаешься? Давай поужинаем вместе сегодня вечером.
Его лицо излучало искренность. Кэтлин вздохнула.
— Я бы с удовольствием, — сказала она. — Но ты не понимаешь, чего просишь. У меня… нет личной жизни. И никогда не было.
Она обернулась и посмотрела на Банле. Высокая, вся золотая, охранница стояла на границе света и тени, а солнечные пятна делали ее шкуру похожей на камуфляж.
— Видишь? Она охраняет меня с тех пор, как мне стукнуло четыре года. И, наверно, так и будет всюду за мной ходить, пока я не умру. Или пока она сама меня не убьет. Потому что если джао решат, что я должна умереть — уверяю тебя, ты и глазом моргнуть не успеешь, как я буду мертва.
Алекс наморщил лоб. Похоже, на этот раз он снова не поверил. Кэтлин сунула в свой старый портфель последние листки бумаги и встала.
— Я ни с кем не могу встречаться. Потому что они считают это предосудительным. И как я могу получать удовольствие, если Банле будет постоянно заглядывать мне через плечо? Может быть, когда-нибудь все изменится, и я смогу вздохнуть полной грудью… — она на миг опустила глаза, вспоминая своего старшего брата Брента. — Если я позволю себе к кому-то привязаться, этот человек тоже станет заложником. А мне хватает и того, что я сама заложница.
— Вижу.
Он тоже выпрямился и, после секунды колебания, зашагал прочь, обходя Банле стороной.
Вот и все. А жаль. Он мне нравился.
«Вообще-то, он этого не заметил», — подумала Кэтлин, направляясь дальше. Он понятия не имеет о том, что представляет собой ее жизнь, но это к лучшему. Она и не хотела, чтобы он узнал. Проблем и так хватает, незачем вводить в эту игру дополнительного игрока.
Банле догнала ее.
— Тебе угрожала опасность? — ее тело выгибалось, выражая «предчувствие-угрозы».
— Нет, — быстро ответила Кэтлин. — У нас просто были мелкие разногласия.
— Твои родители проявляют слишком большую снисходительность. Ты должна жить в своей коченате, где старейшины могут обучить тебя важным истинам, — произнесла Банле. — А не здесь, среди незнакомцев.
— Люди делают иначе, — возразила девушка. — Они покидают дом и обучаются в университете. Я хочу быть здесь.
Банле лишь неодобрительно сморщила свой курносый нос.
Когда Эйлле, ведя на буксире Талли, вернулся в офис, Райф Агилера уже ждал его. Крупный для человека, но слишком хрупкий для джао, Агилера прохаживался по коридору, как обычно, прихрамывая, и явно обеспокоенный.
Эйлле отключил дверное поле и прошел внутрь. Талли последовал за ним и сразу же забился в угол. Его ярко-зеленые глаза, не отрываясь, следили за джао и человеком. «Точно зверь в клетке», — подумал Агилера.
— Тебя вызвали сюда не для того, чтобы наказать, — Эйлле обратился к технику на своем родном языке. — Хотя многие уверены, что ты заслуживаешь наказания…
Он встретился взглядом с Агилерой. У людей странные глаза — они похожи на белесые яйца со срезанной верхушкой и полупрозрачным содержимым. На этот раз содержимое было темно-коричневое.
— Ты это понимаешь?
Агилера бросил короткий взгляд в сторону Талли, потом опустил глаза. На его скулах заходили желваки.
— Меня слегка заносит, — пробормотал он после небольшой заминки. — Но я не хотел проявить неуважение. Все, чего я хочу — это делать свою работу как следует и быть полезным. Вы же сами хотите, чтобы от нас была польза?
— Польза должна быть подобна волне, — Эйлле процитировал одну из первых максим, которую освоил при обучении. — Тот, кому не находится применения, может считать себя мертвым.
— Знаю, слышал.
Агилера расправил свои костлявые плечи — движение, при котором становится заметным, что плечевой сустав у человека устроен чуть иначе, чем у джао. В итоге то, что можно было бы принять за позу «честно-выражаю-согласие», превратилось в полную бессмыслицу.
— Я хочу, чтобы ты подробнее изложил свое мнение относительно человеческих танков, — Эйлле сел в кресло и откинулся на спинку. — Мне кажется, это может оказаться очень ценным. Так же считает и Смотритель Нэсс.
Тонкие полоски волос над глазами Агилеры поднялись.
— Нэсс? Она никогда… — он умолк, не закончив фразы.
— Последнее время она старалась не высказывать свое мнение. Но теперь она перешла в мое подчинение и освобождена от прочих обязательств…
Он чуть не произнес «… и неприятностей», но вовремя остановился. Людям незачем знать такие подробности. Для этого нет причин. Более того, это было бы… неприлично.
Поджарое тело техника заметно расслабилось, и он потер одну ладонь о другую.
— Я не заставляю вас верить мне на слово. Но многие рабочие из нашего цеха тоже сражались под Чикаго. Почему бы вам и их не расспросить?
— Отличная идея, — ответил Эйлле. — Организуй встречу. Он смолк, и тело само приняло позу «самопогружение-и-размышление».
Дверь оставалась открытой, и Агилера посмотрел в дверной проем, сквозь стеклянную стену коридора, который проходил как раз над цехами. Отсюда можно было видеть, как внизу работают люди.
— А это правда, что где-то есть другая раса, еще более сильная, чем джао? — спросил он. — Которая собирается всех нас уничтожить?
— Ты имеешь в виду Экхат, — откликнулся Эйлле. — И, как ты правильно выразился, они пока еще «где-то». Есть только одна причина, по которой они до сих пор не уничтожили Землю вместе со всеми ее обитателями, словно кучу мусора. Ваша система находится далеко от принадлежащих им узлов контура и поэтому не обнаружена.
Агилера повернулся к нему.
— Но что им нужно?
— Пока этого никому не удалось выяснить, хотя мы, джао, тщательно анализировали ход прошлых столкновений. Насколько нам удалось понять, Экхат просто хотят остаться одни во Вселенной и наслаждаться собственным совершенством.
Поза человека почти не изменилась, но он явно задумался.
— А вы как тогда уцелели? Вы что, выгнали их со своей планеты?
Эйлле был потрясен.
— Ты взял на себя ответственность установить с джао более тесный контакт, чем это было позволено кому бы то ни было из людей. И при этом не знаком с такими основами?! Да еще через двадцать орбитальных циклов после Завоевания?!
Плечи Агилеры поднялись и вновь опустились. Кажется, у людей это заменяло позу «смущение-и-неуверенность».
— Но джао никогда о себе не рассказывают.
Еще одно потрясающее открытие. Приемы установления отношений с побежденными расами были хорошо известны, многократно опробованы и проверены. Это очень напоминало воспитание младенцев. Разумеется, нужно поддерживать свой авторитет и, в случае необходимости, наказывать за непокорность и неуважение. Но чего никогда не следует делать, так это лгать или скрывать что-либо от своих подопечных. Каждый уважающий себя старейшина кочена старается всегда быть искренним со своими воспитанниками. Основа единства — доверие, а основа доверия — откровенность.
И вновь возникает вопрос: чем Нарво здесь занимались?
Однако Эйлле не видел причин обсуждать эту проблему с Агилерой и тем более с Талли. В конце концов, откровенность с представителями подчиненной расы не распространяется на разговоры, которые ведут отпрыски одного кочена за спиной у отпрысков другого.
— На самом деле, мы не знаем, где наша родная планета, — произнес он. — Самые ранние хроники относятся к тому времени, когда большой группе джао удалось бежать из рабства Экхат.
— Они поработили всю вашу расу?!
— Они нас создали. Мы были полуразумными обитателями океанов. Экхат дали нам разум, потому что им были нужны разумные рабы, которые будут работать и сражаться за них.
— Рабы? — Агилера провел рукой по своим непослушным черным волосам.
— Да. Нам повезло. Вероятно, Экхат связывали с нами какие-то планы. Какие именно и почему — неизвестно. Большинство разумных или полуразумных рас, которые попались на пути Экхат, были истреблены немедленно.
— Значит, если не подготовиться к их визиту, нас всех тоже перебьют?
— Скорее всего, — отозвался Эйлле. — А теперь спустись в цех и договорись с рабочими.
Агилера коротко кивнул головой — человеческий жест, означающий согласие, — и скрылся за дверью. — Что-то мне с трудом верится. Талли впервые подал голос с тех пор, как вернулся в офис.
— Думаю, вы нарочно все это выдумали, чтобы нас строить. Последнее слово было тоже произнесено на языке джао, но само выражение было чисто человеческим. Как быстро люди переводят все в понятия единообразия и порядка! Их способ мышления можно назвать линейным. Вернее, прямолинейным. Стоит ли удивляться, что они до сих пор не достигли единства? Ведь прямые соединяются только под углом. Но сейчас есть более насущные проблемы.
— Ты находишься в моем подчинении, — резко сказал Эйлле. — Это дает тебе право задавать мне вопросы, но я советую тебе впредь воздержаться от намеков на то, что я с тобой неоткровенен. Будь здесь Яут, ты бы уже снова обливался кровью. Он очень суровый инструктор.
Талли отступил на шаг, но в его позе не появилось даже намека на раболепный страх. Нет, он очень смел, это несомненно.
Эйлле решил, что замечание все-таки принято к сведению, и продолжал:
— В остальном ты волен думать, что пожелаешь. Нам все равно, во что ты веришь — главное, чтобы это не мешало найти тебе применение.
Талли поднял руку с локатором. Значения этого жеста Эйлле не знал.
— И как же вы собираетесь меня применять?
— Я еще не решил. Возможно, применения тебе вообще не найдется.
— И что тогда? — Талли вскинул голову и выпятил подбородок. В его глазах светилось упрямство, которое Эйлле стал легко распознавать.
— Тогда я снова буду думать, как поступить. Но зачем думать о том, чего может и не произойти?
Талли собирался сказать что-то еще, но осекся. Потому что в комнату вошел Яут.
Фрагта вел перед собой женскую особь, тощую и неряшливую. Эйлле окинул ее взглядом. Грубые уши, такое же грубое лицо… и судя по всему, такой же грубый интеллект. Тупость была тем качеством, которое Эйлле желал бы видеть у своих подчиненных меньше всего. Он посмотрел на своего Аоаггу, подняв руки в позе «смущение-и-недоумение».
— Вэйш, — как ни в чем не бывало поздоровался Яут. Дверное поле восстановилось с легким треском. Эйлле дернул носом.
— Она нуждается в воспитании, — сказал фрагта. — Я взял ее с собой, чтобы облегчить этот процесс.
— Как я понимаю, она тоже поступила ко мне в подчинение? — Эйлле иронично выгнул уши. Яут махнул наветренной рукой, выражая «смущение-и-согласие».
— У того, кто носит бау великого кочена, должно быть много подчиненных. Много и отовсюду. У тебя везде должны быть глаза и уши.
— Безусловно. Но тебе не кажется, что мы собрали слишком многих в слишком короткий срок, чтобы их можно было хорошо воспитать? — Эйлле бросил взгляд на Талли, который стоял у стены, и принял напряженную позу «признаю-что-обеспокоен». — Я не сомневаюсь в твоих способностях, но ты один.
Яут проследил за его взглядом.
— Я вижу, обучение продолжается, — заметил он. — Когда я здесь и когда меня нет.
— Мне тоже так кажется.
— Я обнаружил двоих отпрысков кочена Биннат, — продолжал фрагта. — Возможно, они — именно то, что тебе нужно. Они…
В дверь негромко постучали. Яут смолк и отключил поле. В коридоре стояла группа людей во главе с Райфом Агилерой.
— Сэр? — Агилера заглянул в офис. — Вот люди, о которых вы спрашивали. Кое с кем из них я сам служил, а про остальных слышал много хорошего.
— Они говорят на нашем языке? — спросил Эйлле.
— Кто-то говорит, кто-то нет.
— Тех, кто не говорит, пока отпусти. Но обязательно запиши их имена. Я побеседую с ними позже, когда буду лучше говорить по-английски.
Агилера что-то негромко произнес. Трое из семи кивнули и вышли, опустив головы.
— А теперь, — сказал Эйлле, — расскажите мне о ваших методах борьбы с наземными боевыми машинами джао.
Один, явно мужского пола, вышел вперед. Обычно длинный жесткий ворс — «волосы» — покрывает у людей всю голову, кроме лица. У этого человека волосы были короткими и росли пучками, а кожа была пятнистой и неровной, словно он неудачно перелинял.
— Сложнее всего было на пересеченной местности, — начал он, стараясь не встречаться взглядом с Эйлле. — Этим вашим магнитным приводам никакие ухабы не помеха. А вот с вашими лазерами мы справлялись при помощи дыма. Человек прятался и ждал, пока подъедет машина, а затем кидал дымовую шашку, и мы видели, куда бьет лазер. Обычно это срабатывало. Но это была очень опасная работа, — он немного выпрямился. — Я проделывал это дважды. И во второй раз меня вот так у нас это называется «разукрасило».
Потом пестрый человек рассказал о том, как устроена «дымовая шашка». Остальные присоединились, вспоминая другие способы борьбы с лазерами джао — не всегда радикальные, но довольно эффективные. Вскоре Эйлле понял, что докопался до сути проблемы. Раньше он никогда не задумывался об этом, но теперь понял: способ ведения боевых действий джао унаследовали от Экхат.
Но Экхат не были завоевателями. Они просто уничтожали противника. Если же задача заключалась в том, чтобы добыть рабов, они попросту захватывали достаточное количество пленников, чтобы те могли размножаться, а остальная часть популяции уничтожалась. Поэтому они редко вели бои на поверхности планеты, населенной разумными существами. Получив в свое распоряжение несколько ее обитателей, они просто уничтожали планету. Их вооружение и тактика создавались для сражений в открытом космосе. В свою очередь, Яут вставил контраргумент.
— До сих пор наши методы себя вполне оправдывали, — резко произнес он. — Как вы можете это объяснить?
Люди смолкли. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было обладать хоть какими-то сведениями о прошлом джао. Однако Эйлле уже знал ответ.
— Мы ни разу не воевали против технически развитой расы. Большинство из тех, кого нам удалось подчинить, просто были дикарями, которые едва освоили обработку металлов. Со слабым противником можно сражаться и плохим оружием. Но теперь мы столкнулись с вами и поняли, в чем наша слабость. Мы давно должны были это понять, но до сих пор никто не потрудился изучить этот вопрос и выслушать побежденных.
Вот только почему? Эйлле уже был готов объявить это очередным промахом Нарво. Но такое объяснение будет в лучшем случае поверхностным. Настоящая причина состоит в другом» догадался он. Джао действительно никогда не встречали ни одной расы, похожей на людей. Им никогда не приходилось приглашать представителей побежденных, чтобы проконсультироваться с ними по поводу вооружения и методов ведения войны. Потому что в этом просто не было смысла: все, с кем джао воевали до того, как захватили Землю, были вооружены примитивным оружием, которое управлялось исключительно силой мускулов.
Разумеется, кроме Экхат. Но у Экхат такое же вооружение, как у джао.
Погруженный в раздумье, Эйлле сделал несколько шагов взад и вперед.
— Интересно, что можно найти в наших рапортах о битвах с Ллеикс. Мне ни разу не доводилось их изучать.
— А мне доводилось, — ответил Яут. — Информации в них очень мало и еще меньше — полезной информации. Строго говоря, это вообще не рапорты. Больше всего они напоминают церемониальные песнопения: возвышают чувства, но ничего не сообщают уму.
Для Эйлле это не было новостью. История сражений с Ллеикс действительно воспринималась как легенда, а не хроника реальных событий. Эти события произошли очень давно — еще в те времена, когда джао были послушными рабами Экхат. Экхат отдали приказ, и джао истребили Ллеикс.
Разговор продолжался, и Эйлле решил больше не отвлекаться. Он погрузился в поток реального времени. Люди рассказывали, он слушал… Но самым удивительным было ощущение, которое появилось у него впервые за все время, которое он находился на этой планете.
Это было ощущение единения.
Наконец-то.
По крайней мере, первые проблески.
Еще не пришло время ранней тьмы, когда Смотритель Нэсс кринну Ташнэт вау Ниммат отыскала Директора Вамре в темной нише Зала единения. Заметив в дверях ее мускулистую фигуру, Директор обвел взглядом темные своды зала, поморщился и поглубже зарылся в груду дехабий. Воздух был наполнен ароматом така, напоминая о доме. Вдыхая его, Вамре чувствовал себя гораздо лучше. Ссора с давешним юнцом-выскочкой уже наполовину забылась… хотя, пожалуй, все-таки надо подать протест главнокомандующему Каулу.
Нэсс, скорее всего, собирается сообщить, что план в очередной раз не выполнен — как всегда, на какие-нибудь пару процентов. Или о том, что группа рабочих-туземцев сбежала — как всегда, прихватив какой-нибудь пустяковый образец технологий джао. Эта Нэсс всегда так аккуратна… Но сейчас его рабочий день уже закончился, а по окончании рабочего дня у него полностью пропадал интерес к работе.
Через мгновение Нэсс тоже заметила Директора и подошла. Право, с таким благородным ваи камити занимать столь скромный пост… Нелепость. Будучи подчиненной Вамре, Нэсс была отпрыском Ниммата — кочена с куда более благоприятными связями, чем у Кэнну. Впрочем, стоило ли удивляться? То же самое можно сказать про большинство коченов.
Смотритель устроилась на куче поношенных дехабий с такой грацией, словно весила не больше новорожденного детеныша. Не обращая внимания на взгляды и шепот остальных присутствующих, она слегка склонилась в позе «сожаление-и-искренность».
— Офицером, с которым вы спорили сегодня, был наш новый Субкомендант Эйлле кринну ава Плутрак.
Директор сделал судорожное движение, словно хотел встать, потом превратился в статую. Даже его вибрисы не шевелились.
— Плутрак?!
— Вот именно.
Взгляд Нэсс оставался бесстрастным, глаза мягко отливали зеленью, поза не изменилась ни на йоту. В малейшем движении ее ушей чувствовалось классическое воспитание — воспитание, которое могут получить лишь отпрыски Изначальных коченов и при котором тебе уже не надо делать усилий, чтобы двигаться изящно.
— Если помните, — продолжала она, — я просила вас выйти со мной наружу, чтобы сообщить вам об этом…
Директору стало не по себе. И с каждым словом Нэсс это ощущение неуклонно усиливалось.
— Как мне сказали, он — намт камити, самый достойный представитель своего поколения. Некоторое время назад мне была оказана высокая честь: меня перевели в его личное подчинение.
Очевидно, она исполнила все, что диктует витрик, потому что встала и покинула зал, предоставив своему бывшему начальнику лежать в своем темном уголке, размышлять, слушая разговоры окружающих, и вдыхать ароматный дымок, поднимающийся над жаровней, на которой лежала веточка привозного така.
Перевели в личное подчинение Субкоменданта?! Вамре едва сдержал стон. Они с Нэсс всегда плохо уживались — а тогда обстановка была не столь накаленной. Теперь с ней и вовсе будет не сладить. Когда за ее спиной стоит такой высокий авторитет, как отпрыск Плутрака, нетрудно догадаться, кто будет на самом деле управлять заводом.
Но сейчас нужно позаботиться кое о чем более важном, чем отношения с Нэсс. Вамре попытался вспомнить, что наговорил тогда в цеху и что ему ответил ава Плутрак. Да, на щеках у этого юноши нет ни одной полосы… но как можно было проглядеть такой ваи камити?! А его фрагта… Такой строгий, чопорный и преисполненный чувства долга… Одного его присутствия было достаточно, чтобы понять, что здесь что-то не так. Ни у одного офицера из младшего кочена — и тем более из тэйфа — не может быть фрагты. Где были его глаза и уши?! Где был его разум?!
Ясно, что необходимо принести извинения, пока не поздно. Вэллт, его кочен, ничем не успел прославиться. Другие кочены редко отвечали на его предложения вступить в союз — и еще реже отвечали согласием. Немногим лучше было положение Исконного кочена Кэнну, к которому принадлежал Вэллт. А теперь своим безрассудством он нанес вред всем отпрыскам своего кочена — и нынешним, и будущим. Теперь каждый раз, услышав их имена, этот Плутрак будет вспоминать его, Вамре. И непременно посоветует другим отвернуться от них. И не только этот ава Плутрак. Так будут поступать все, кто связан с Плутраком, а таких множество. Нет больше кочена, который достиг бы таких высот в искусстве единения. А все эта «утонченность Плутрака»… Лишь могучий и многочисленный Нарво может заявлять, что равен Плутраку. Но ни один джао — за исключением отпрысков родственных и союзных коченов — не разделяет этого мнения.
Вамре поднялся и направился к выходу. Его штаны источали запах така. Полная тьма еще не наступила. Возможно, он успеет переговорить с ава Плутраком, если только тот не погрузился в дремоту.
Родственники смотрели ему вслед. Кое-кто из них даже слышал разговор краем уха. Но никто не выразил готовность пойти с ним и попытаться спасти то, что, похоже, было погублено безвозвратно.
Слушая отпрысков Бинната, Эйлле принял строгий, почти суровый вид, сложив руки в позе «спокойствие-и-внимание», что оказалось весьма благотворным. Безымянная телохранительница притаилась где-то на периферии. Однако до нее, кажется, уже дошло, что даже Талли, чей статус еще ниже, чем у нее, тоже находится в личном подчинении Эйлле, и постепенно начинала приходить в себя. Яут стоял у дальней стены, его вибрисы шевелились, словно он вынюхивал добычу.
Его собеседники — один был мужской особью, другой женской, — расположились в креслах перед столом. Трехмерную схему внутреннего устройства человеческой подводной лодки Эйлле хотел убрать, но заметил их неподдельный интерес и передумал. Теперь это переплетение цветных линий и полупрозрачных поверхностей медленно вращалось над столом, отражаясь в гладкой поверхности столешницы и время от времени разбрасывая яркие блики.
Женская особь была выше ростом и пока сидела неподвижно. Ее спутник, плотно сбитый, с несколькими блестящими драмами с наветренной стороны, наклонился вперед, каждым изгибом суставов выражая «готовность-быть-откровенным».
— Ваш фрагта сказал, что вас интересует Чикагское сражение, Субкомендант.
Ни утонченности, ни манер, подумал Эйлле. Просто старый боец, готовый ответить за ошибки и не желающий играть по сложным правилам витрик. Можно не сомневаться: из-за этого его и не продвигают по службе.
— Именно так, — ответил он, принимая позу «внимание» — без какой-либо дополнительной окраски. — Что вы можете сказать о войсках людей?
— Они сражались как дикие звери, — воспоминания зажгли в глазах ветерана зеленое пламя. — Очень хитрые, но недостаточно умные, чтобы понять, когда следует признать поражение. Мы постоянно давали им возможность сдаться, но они продолжали атаковать. Они шли в бой сотнями — опытные и новички, старые и молодые — и сражались даже после того, как это теряло смысл. Нам приходилось уничтожать их, разрушать их технику и объекты — даже мосты и дороги. Нам даже приходилось убивать их детенышей! Но они не оставили нам выбора, потому что не желали сдаваться.
Самка поежилась, словно ей стало не по себе.
— С ними было очень тяжело иметь дело, потому что они совершенно непрактичны, — негромко проговорила она. — У них есть специальное название для такого поведения: «фанатизм». Когда нам удавалось захватить в плен их воинов, они отказывались есть и умирали от голода. А иногда — правда, не слишком часто, — убивали себя и друг друга, и даже собственное потомство. Только бы не попасть к нам.
Она перевела взгляд на схему подлодки и смолкла. Изумрудные плоскости переливались, под ними мигали красные огоньки, которые обозначали местонахождение командных пунктов. Эйлле нарушил молчание.
— А что вы можете сказать о джинау?
— Они очень способные, сэр, — сказал отпрыск мужского пола. — Но никогда не поймешь, можно ли им доверять. На самом деле, они очень непостоянны. Порой мне кажется, что причина этому — их повышенная сообразительность.
— И все же у них есть чувство долга, — задумчиво произнес Эйлле. — Я сам был свидетелем тому, как некоторые из них отважились спорить с Директором завода — только из-за того, что хотели «сделать работу как следует».
— Не все так просто, — возразил ава Биннат. — Люди очень изворотливы и часто лгут.
— Если они хотят что-то получить, то скажут вам все, что угодно, — подхватила его спутница. — Они могут даже поклясться, а потом все равно поступят как заблагорассудится. Поначалу многие джао поплатились жизнью за то, что этого не знали.
— Я как раз хочу проверить их слова. Люди утверждали, что наши лазеры оказались неэффективны. От них можно было защититься достаточно примитивным способом — рассеивая в воздухе всевозможные мелкие частицы.
— Во время наземных боевых действий так и было. Это правда. И еще правда в том, что их собственное оружие часто оказывалось куда более эффективным.
— Кто-нибудь проводил расследование этой ситуации — тогда или позже?
— Мне об этом неизвестно, — ава Биннат покосился на свою родственницу, и та шевельнула уцелевшим ухом, подтверждая его слова. — В конце концов, мы победили.
— Понимаю…
На миг Эйлле позволил своим вибрисам поникнуть, но вовремя понял, что выражение «подозреваю-недальновидность» может оказаться слишком резким, и тактично изобразил «ожи-даю-развития-событий». Потом встретил взгляд Яута и заметил в его позе оттенок сдержанного интереса.
— Ты хотел задать вопрос, фрагта Яут?
— Да, — Яут шагнул вперед. — Как часто джао отказываются от своей техники и используют вместо нее человеческую?
Прекрасный вопрос, подумал Эйлле. Ему такое почему-то не пришло в голову.
Отпрыски Бинната переглянулись, потом женская особь неохотно проговорила:
— Такое действительно случалось. Время от времени. Ее спутник вскочил, словно его подбросило, и мгновенно оказался в позе «крайнее-изумление-и-насмешка».
— «Время от времени»?! Лучше сказать: «как только выпадал случай»! Нет, не спорю, случай выпадал редко — по крайней мере, на моей памяти. Думаю, дело только в том, что мы не помещаемся в их танки. Но мы применяли всю артиллерию, до последней единицы, которая попадала к нам в руки, как только научились ей пользоваться.
Яут пристально посмотрел на него. Эйлле был уверен, что его фрагта не ограничится одним вопросом, но тот, помедлив мгновение, вновь отступил к стене. Ясно, что ему было о чем поговорить с этими отпрысками кочена… но не здесь и не сейчас, не в присутствии своего воспитанника.
Эйлле не рассердился. Хороший фрагта вполне может взять инициативу в свои руки и выбирать методы по своему усмотрению. К тому же доверие к отпрыскам коченов и тэйфов, входящих в кочен Плутрак, было не последним из того, что способствовало его возвышению.
В этот момент дверное поле рассеялось, и на пороге появился еще один джао. Эйлле прищурился, рассматривая новоприбывшего, пока не вспомнил, где видел этот ваи камити.
— Директор Вамре? — сказал он, на всякий случай, принимая нейтральную позу.
— Я… — весь вид директора излучал простодушное страдание. — У меня было столько хлопот, я прослушал сегодняшнюю сводку… Я не знал!..
Ошарашенные, отпрыски Бинната отступили к дальней стене, в тень. У Яута дернулись кончики ушей. Казалось, даже Талли понял, насколько потрясен директор.
— Не знал?! — беспомощно переспросил Эйлле.
— Я не знал, что вы ава Плутрак!!!
— Плутрак — весьма многочисленный кочен. Никто не ожидал, что вы будете знакомы со всеми его отпрысками. Это было бы странно.
— Но я не знал о вашем назначении! — Вамре кринну Вэллт вау Кэнну сделал несколько шагов вперед, и его взгляд неожиданно наткнулся на ветеранов-джао, которые с изумлением взирали на эту сцену. Вид отпрысков другого кочена, Даже не столь славного, заставил директора подтянуться.
— Я хотел сказать — о том, что вы прибыли на Землю. Хотя обязан был знать.
— Об этой планете рассказывают много интересного, и при этом она достаточно изолирована от остального мира, — возразил Эйлле. — Плутрак захотел получить информацию из первых рук. Вот почему я получил это назначение.
— Я был с вами неучитив, — не отставал Вамре. — Если бы я знал…
Эйлле не удержался. Его тело само приняло позу «холод-ность-и-возмущение».
— Суждение может быть верным или неверным, и какая разница, кто его высказывает? Почему отпрыску Плутрака вы должны говорить одно, а остальным — другое? Правда есть правда.
— Но я высказался, не выслушав вас! Я решил, что вы просто наглый юнец! Но в таком великом кочене, как Плутрак, не может быть наглецов. Раз вы поддержали людей, у вас были на то причины…
— Плутрак — это кочен, а не особь, — раздраженно ответил Эйлле. — Поэтому его действия весьма разнообразны и не всегда удачны. Но в данном случае я не вижу наглости в предложении хотя бы выслушать, что люди думают о реконструкции, которую мы проводим. Они многого достигли собственными силами задолго до нашего появления. И, уверен, лучше нас разбираются в достоинствах и недостатках собственной техники.
Вамре склонил голову. Было видно, с каким трудом он сдерживает себя.
— Ава Плутрак… Полагаю, со временем вы лучше узнаете людей, и ваше мнение изменится. Это коварные и обидчивые твари, они не забывают о своем поражении и вполне могут дезинформировать вас только для того, чтобы отомстить.
Талли фыркнул из своего угла и принял характерную позу — прямая спина, руки сплетены на груди. Яут раздул ноздри, но промолчал.
Эйлле откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на переполошенного директора.
— Я учту ваш совет, Директор Вамре. Благодарю вас за то, что вы были столь любезны и посетили меня в столь позднее время солнечного цикла, чтобы сообщить мне ценную информацию.
И непринужденно изобразил «внимание-и-утомление» — очень сложную позу, которую невозможно принять с должным изяществом без длительных тренировок. Он мысленно поблагодарил своих учителей. Теперь на это хватало времени между двумя вдохами.
Вамре уныло посмотрел на Субкоменданта, и его вибрисы обвисли.
. — Пусть все и всегда внемлют вашим словам, — изрек он .. — Пусть все ищут вашего внимания.
Решив, что сумел напоследок позаботиться о своих интересах, Директор повернулся и вышел.
Яут задумчиво посмотрел ему вслед.
— Это было любопытно, — просто сказал он.
Отпрыски Бинната вышли на свет. Наклон их ушей выдавал замешательство, которое у мужской особи приняло оттенок явного презрения. Похоже, они знали Вамре и были о нем невысокого мнения.
— Мы тоже хотим удалиться, Субкомендант Эйлле, — произнесла его спутница, — если вы в нас больше не нуждаетесь.
— Мне было полезно узнать ваше мнение, — ответил Эйлле. — Я надеюсь, что могу рассчитывать на Биннат, если мне понадобится дополнительная информация. Как и мой фрагта.
— Для нас будет большой радостью принести вам пользу, — подхватил ава Биннат. — Можете обращаться к нам в любое время. С вашего позволения?..
Эйлле наморщил нос в знак согласия, и ветераны покинули комнату.
Оказавшись снаружи, они переглянулись.
— Это опасные воды, — пробормотала Эммет. — Когда Нар-во и Плутрак оказываются рядом, младшие кочены рискуют попасть в водоворот.
Ее спутник был настроен более оптимистично.
— Это так. Но этот мир нуждается в очищении. И тебе это известно не хуже, чем мне. Нарво потеряли…
И осекся. При всей своей прямоте и смелости, он пока не был готов произнести такое вслух.
Шпион должен найти с врагом общий язык. Поэтому подготовкой Талли к заданию занимались двое соратников Уайли, свободно владевшие языком джао. О самом Талли этого сказать было нельзя, и о некоторых нюансах спора между директором и Эйлле ему оставалось лишь догадываться. Положение усложнялось тем, что наравне со словами и интонациями джао пользовались этим чертовым «Языком тела», о котором Талли имел лишь смутное представление.
Но кое-что все-таки выяснилось. Джао вовсе не так едины, как считалось раньше. У них бывают споры и глубокие внутренние разногласия… Об этом никто даже не подозревал — ни Роб Уайли, ни он сам. Этот молодой Плутрак, похоже, скоро устроит всем хорошую встряску. Так что он, Гейб Талли, поторопился строить планы побега. Если он останется, то принесет куда больше пользы. До сих пор Эйлле не выказывал намерения устроить ему допрос, ограничившись той единственной угрозой. Что-то подсказывало Талли, что по каким-то неизвестным ему причинам юный субкомендант не будет его пытать. «Воспитывать» — да, но какой бы смысл джао ни вкладывали в это слово, оно не имеет отношения к тому, что люди называют «допрос с пристрастием».
Так что придется поиграть в шпионов, Гейб Талли. И признайся честно, это самое интересное из всего, чем тебе до сих пор приходилось заниматься.
Эйлле поднялся. В то же мгновение его новая телохрани-тельница встала и направилась к двери.
Яут повелительно кивнул Талли.
— Идем! — бросил он.
Талли вспылил, но почти мгновенно заставил себя успокоиться. Ты же шпион, черт возьми! Будь хорошим мальчиком.
Он энергично зашагал туда, куда вели его трое джао, которые шли следом — на первый этаж, потом через все здание, к выходу, где уже ждала машина. Талли уже знал, что сядет рядом с водителем. Все это время телохранительница плелась в хвосте. Она тоже была в «подчинении» у Эйлле. Непонятно, что это означало, но вид у нее был столь же счастливый, как и у Талли.
Солнце уже село, сгущались сумерки, и горизонт напоминал широкую полосу раскаленного железа, которая понемногу остывала. На деревьях трещали цикады, а с юга доносился шум прибоя. Должно быть, со стороны моря надвигается шторм. Воздух был жарким и почти неподвижным, машина нагрелась на солнце, а о кондиционере оставалось только мечтать: джао спокойно переносили жару и холод и не нуждались в подобной роскоши. Правда, люди, которые были вынуждены находиться рядом, подобной выносливостью не обладали. Талли откинулся назад, подставляя лицо хлесткому горячему ветру, чтобы хоть как-то освежиться.
Водитель остановился перед квартирой Эйлле и проворно выскочил наружу, чтобы распахнуть перед субкомендантом дверцу.
— Я вам понадоблюсь сегодня вечером, сэр? — спросил он, когда джао покинули салон. Эйлле небрежно махнул рукой.
— Возможно. Ждите дальнейших распоряжений. Водитель кивнул, забрался на свое сиденье и устроился поудобнее.
Талли смотрел, как джао отключили дверное поле и прошли внутрь. Как они живут в таких домах? Ни одного угла, ни одной прямой линии… Неважно. Главное — похоже, никто пока не заметил, что он отстал.
— Дэнверс, — Талли шагнул к машине. — Сделай одолжение, передай ребятам весточку. Я не хочу, чтобы они думали, что я просто исчез.
Водитель прищурился, посмотрел на него и зевнул.
— Если субкомендант сочтет нужным поставить их в известность, то сам им сообщит.
— Черт возьми! — Талли вцепился в раскаленную дверцу. — Меня же объявят дезертиром!
В любую секунду эта гадость у него на запястье может заработать, и тогда мало не покажется. В прошлый раз ощущение было такое, словно мозги закипают. Так что некогда тянуть.
— Талли, — лениво проговорил водитель, — ты болван. Ты до сих пор ничего не понял? Он — Плутрак. И ты перешел в его личное подчинение. Если мне память не изменяет, такого вЩ никогда не было. А ты беспокоишься из-за какой-то фиг— Ей-богу, я бы дорого дал, чтобы оказаться на твоем месте.
— «Подчинение!» — презрительно фыркнул Талли и тут же вздрогнул: браслет предупреждающе запищал.
— Вот за это ты дорого бы дал? — Талли сунул свое окольцованное запястье под нос Дэнверсу. — За то, чтобы стать рабом?!
Водитель недоуменно нахмурился.
— Ты же джинау! Ты что, не знал, на что подписываешься? А если знал, то какого черта — тебя, кажется, никто за уши не тянул!
И в этот миг запястье пронзила нестерпимая боль. Она пробежала по нервам, как электрический ток, залила мозг, и перед глазами как будто взорвалась сверхновая. Талли заорал и рухнул на колени, ослепленный и оглушенный одновременно. И тут боль схлынула — не совсем, ровно настолько, чтобы у него хватило сил подняться на ноги. Сделав несколько неверных шагов, Талли ввалился в дверной проем.
Там он привалился к стене и несколько секунд мог только дышать. По лицу градом катился пот. Господи, сколько еще это продлится… Сколько его будут таскать на цепочке, как какого-то паршивого пуделя…
Полномочный помощник подробно доложил обо всех перемещениях и действиях нового Субкоменданта за последний день. Приняв рапорт, Главнокомандующий Каул кринну ава Дэно вразвалку прошелся по своей просторной комнате. Его поза выражала подозрение — выражала грубо, но именно это доставляло ему особенное удовольствие.
Мастеров поз кочена Дэно, которые когда-то обучали Каула, это зрелище повергло бы в ужас. Однако Главнокомандующий уже давно обнаружил, что вульгарные позы как ничто другое помогают снять напряжение. Когда он находился в обществе других джао, малейшее его движение отвечало самым высоким стандартам. Но наедине с собой он все чаще позволял себе расслабиться.
Возможно, причиной тому была необходимость постоянно иметь дело с туземцами. Эти дикари имели весьма смутное представление о Языке тела и лишь небольшое число стандартизированных поз. Неудивительно! Ведь столь же смутное представление они имели и об обучении и воспитании. Их лети росли сами по себе, обучались самостоятельно и выходили ясизнь с тем, чего успевали нахвататься. Так можно ли надеяться, что когда-нибудь они научатся вести себя пристойно?!
Главнокомандующий рухнул в кресло и мрачно уставился на голографическую карту галактики, на которой отображались последние передвижения Экхат. Карта медленно вращалась над столом. Системы, в которых шла война, мерцали красным. Те над которыми нависла угроза вторжения, были обозначены синим, а янтарным — те, куда Экхат пока не добрались. Пока. И снова плохие новости — в последнее время других не поступало. Если Свора Эбезона не пришлет помощь в ближайшее время, то этой звездной системе конец. Каул пока тешил себя надеждой, что Гончие все-таки подоспеют вовремя и сумеют создать перевес. На систему Земли, потенциальный источник ресурсов, тоже поначалу возлагали надежды… которые так и остались надеждами из-за упрямства туземцев. Про флот джао и говорить не приходится: война с Экхат идет на многих фронтах, и эскадры рассеяны по всей Галактике.
Но какой смысл размышлять о том, что ты все равно не в состоянии изменить? Сейчас появилась еще одна проблема — его новый заместитель, ава Плутрак. Юноша ведет себя очень странно. Говорят, что он — намт калшти, или, во всяком случае, из тех, кого называют «перспективным». Но почему он так много времени проводит в компании людей? Этого Каул никак не ожидал. Несомненно, Плутрак прислал его сюда повредить репутации Нарво. Но как Эйлле кринну ава Плутрак собирается расширять связи своего кочена, если почти не общается с другими джао?
При этом его фрагта выглядел вполне достойно. Может быть, они послали сюда этого юнца вовсе не для того, чтобы унизить Нарво? Возможно… Каул поймал себя на том, что стискивает кулаки в порыве постыдного злорадства. Возможно, его не послали, а сослали на Землю, потому что он не оправдал их ожиданий. Возможно, он не смог или не захотел соответствовать высоким стандартам Плутрака. Возможно, старейшины решили, что единственная для него возможность принести пользу — это отправиться на беспокойную Землю, ВДе Нарво сотрет его в порошок. Можно не сомневаться, что после такого прецедента конфликт двух коченов перейдет в форму открытого столкновения.
Нет… Нет. Здесь что-то не так. Подобная тактика совершенно не в стиле Плутрака — слишком просто, слишком прямо. Скорее, так стал бы действовать Нарво и почти наверняка — Дэно. Родной кочен Каула был последователем основной доктрины Нарво: если есть возможность — не искать окольных путей. Именно поэтому эти кочены так часто становились союзниками.
Каул вновь зашагал по комнате.
Каким образом можно использовать эту ситуацию с пользой для Дэно? В настоящий момент Эйлле — единственный отпрыск Плутрака на планете. Но можно не сомневаться: отпрысков многочисленных коченов, входящих в Плутрак, можно встретить повсюду, на всех постах… в том числе и самых высоких. Так и должно быть у многочисленного и славного кочена.
Если Эйлле постигнет неудача, Плутрак будет об этом немедленно извещен, причем по неофициальным каналам. И тогда не исключено, что старейшины поверят словам Каула и решат установить связь с Дэно, о чем прежде нельзя было и мечтать. Такой поворот событий будет весьма на пользу его родному кочену. Разумеется, Нарво — давние союзники Дэно, и в этом вопросе легкомыслие недопустимо. Но это неравный союз. При всей своей многочисленности Дэно не сможет противостоять военной мощи Нарво, если Изначальный кочен захочет проявить свою власть. Да, Дэно все еще сохраняет за собой статус Изначального кочена — но надолго ли это? Если ситуация не изменится, с течением времени он будет поглощен Нарво.
Осторожнее, напомнил себе Каул и на миг замер в позе «крайняя-усталость», исполненной подчеркнуто вульгарно. Вся власть и сила, которой Нарво обладают на Земле, сосредоточена в руках Оппака. И ни один из отпрысков его кочена, который оказался бы на его месте, не применял эту силу быстрее и жестче. А значит, ничто не должно указывать — и даже намекать! — на то, что Каул каким-то образом ищет пути связи с Плутраком! Как бы это ни было неестественно для выходца из Дэно, придется действовать тонко… нет, утонченно, как отпрыск Плутрака. Установить связи с Плутраком, подорвав авторитет его же отпрыска… Да, если Оппак это заметит, то будет только рад.
Итак, решено. Течение времени принесло юного отпрыска Плутрака в руки Нарво — и, в определенной степени, в руки Дэно. А как следует поступить с тем, что само плывет тебе в руки? Поймать и найти добыче должное применение, превратить в орудие, которое позволит тебе сделать то, что невозможно сделать голыми руками.
Каул снова замер и придирчиво осмотрел себя. Все линии выстроены кое-как, плечи неуклюже вывернуты, из-за чего и руки оказываются не в том положении, а разворот торса просто безобразен. Если он, Главнокомандующий Каул, хочет извлечь пользу из этой ситуации, стоит быть сдержаннее.
Он вспомнил уроки, которые проходил много лет назад. Инструктора отрабатывали с ним самые изящные из поз, которыми славился Дэно. Медленно, понемногу Каул сгибал руки, пока не принял прекрасную в своей отточенности позу «решимость-и-предвкушение».
На несколько солнечных циклов Эйлле с головой погрузился в повседневную жизнь большого и шумного завода, где работы, похоже, никогда не прекращались. Удивительно, но люди с равной эффективностью трудились как днем, так и ночью, хотя по своей природе были дневными существами — в отличие от джао. При всей своей хрупкости они сравнительно легко адаптировались к различным суточным ритмам. Кроме того, люди могли работать без отдыха гораздо дольше, чем джао, которым требовались короткие, но частые перерывы для дремы. Согласование потребностей представителей Двух рас создавало немало проблем Смотрителям, но в итоге реконструкция шла несравненно быстрее, чем если бы штат рабочих состоял из одних джао.
К несчастью, последние зачастую относились к людям с тем же высокомерием, что и Директор Вамре кринну Вэллт Вау Кэнну, который, в свою очередь, копировал стиль коман-ДУющего Каула. В итоге рабочих непрерывно подгоняли, порой требуя от них невозможного, и никогда не прислушивались к их мнению. Стоит ли удивляться, что недовольство рабочих постоянно росло?
К счастью, теперь эта проблема не сразу, но должна была разрешиться. После того, как Нэсс поступила в личное подчинение Эйлле, ее влияние значительно возросло. Задним числом Эйлле понял, что принял решение несколько поспешно, и попросил Яута проверить ее досье. Однако все тревоги оказались напрасны: с удовлетворением — но без удивления, — он обнаружил, что на участке Нэсс уровень производительности всегда был самым высоким, а частота конфликтов — самой низкой.
Официально Нэсс оставалась на прежней должности. Но одно дело должность, а другое — влиятельность и слава кочена. Так у джао было всегда. Вскоре остальные Смотрители уже подходили к ней за советом и брали с нее пример. Кто-то просто следовал обычаю, а кто-то надеялся таким образом укрепить связи своего кочена с Плутраком.
Отношения между коченами были самой сложной проблемой. Кочены и тэйфы всегда соперничали друг с другом, и в определенной степени это было даже полезно. Но использовать можно все, только не всегда с пользой. На этой военной базе — и, как подозревал Эйлле, на всей планете, — это соперничество то и дело принимало форму враждебности, и о пользе говорить уже не приходилось. Особенно когда соперничество превращалось в самоцель. Эйлле обнаружил, что вынужден то и дело разрешать споры между отпрысками разных коченов, причем одна и та же ситуация могла повторяться по несколько раз. Особенную склонность к противостоянию и нежелание искать пути к примирению проявляли Хидж и Биннат. Главнокомандующий Каул кринну ава Дэно просто «махнул на них рукой», как говорят люди. Похоже, он решил, что стороны рано или поздно сами придут к компромиссу. Эйлле не понимал, какая может быть польза от хаоса, который при таком развитии событий казался почти неизбежным. Поэтому со всей деликатностью, которой прославился его родной кочен, искал то, что могло стать основой объединения. Это была обычная метода Плутрака, которую его отпрыски осваивали чуть ли не с рождения. Плутрак не разделял веру Нарво в действенность командного метода — и тем более в упрощенной версии командного метода, которую предпочитал Дэно.
По мнению Нэсс, одной из причин разногласий могло стать влияние людей, которому многие джао подвергались уже давно. Люди действительно питали склонность к бесполезному противостоянию. Когда Эйлле обратился за советом к Яуту, фрагта сказал то же самое.
— Она права. Похоже, она разбирается в этом вопросе.
Ветераны из Бинната рассказывали, что даже во время завоевания люди не могли отказаться от «соперничества служб» — они это так называют. Странные существа… Ты можешь себе представить, чтобы одни солдаты сражались исключительно на суше, другие на море, третьи в воздухе?! И такое разделение сохраняется постоянно, независимо от обстановки, причем соблюдается очень жестко! Эти искусственно разделенные воинские части напоминают кочены — если можно представить себе кочены, которые не способны объединяться.
Эйлле недоуменно уставился на него.
— Это правда! Ты можешь представить что-нибудь более нелепое? Ты можешь представить, чтобы наши войска различались по… — он попытался выбрать наиболее показательный пример и внезапно рассмеялся. — По отношению к «азартным играм»! Кстати, я начинаю понимать, что это такое… А как тебе такая фраза — я слышал ее от одного из офицеров-джинау: «Джао — это противник, а морской пехотинец — враг».
Кажется, никогда в жизни Эйлле не испытывал такого потрясения.
— «Морская пехота» — это название для группы воинов, которые совершают десантные операции, — пояснил Яут. — Вот она действительно напоминает кочен… — на миг он задумался. — Нэсс действительно права. Поразительно, насколько сильное влияние люди оказали на тех джао, которые находятся здесь длительное время. Многие ветераны, и прежде всего баута, переняли многие людские привычки и обычаи. Загляни как-нибудь в Зал единения Бинната — или в любой Другой. Джао собираются там и слушают музыку!Я это слышал — напоминает церемониальные песнопения, но более замысловато. Там же можно обнаружить человеческие изделия, которые предназначены только для одного — чтобы на них смотрели. Это называется «искусство» — «живопись» или «скульптура». Они стоят рядом с эмблемами кочена! Пожалуй, единственное, в чем до сих пор нельзя упрекнуть джао — это «азартные игры», которые даже самые старые из ветеранов считают абсурдом… Немыслимо, — его поза трансформировалась в «недоумение-и-замешательство».
Его воспитанник поднялся, повернулся к окну и некоторое время разглядывал пейзаж. Удивительно, какая здесь плоская местность…
— Мне кажется, я понимаю, в чем тут дело, Яут, — голос Эйлле звучал негромко. — По крайней мере, начинаю понимать. С нами просто никогда не происходило ничего подобного, и многого мы еще не осознаем. Дело в том, что люди — это существа, почти равные нам. А кое в чем, надо признать, они даже превосходят нас…
Он услышал, как Яут поперхнулся. Уши фрагты были развернуты, выражая беспредельное удивление.
— Тебе это кажется бессмыслицей? — Эйлле повернулся к нему лицом. — Но назови мне хоть одного джао, который скажет, что Экхат уступают нам в развитии! Я думаю, таких не найдется. Экхат порой непостижимы, но что касается уровня их развития… Достаточно хотя бы вспомнить, что Экхат создали нас, а потом неоднократно истребляли. Проблема в том, что мы привыкли мыслить так, как принято у Нарво или Дэно. Мы оцениваем превосходство по успешности военных действий. Но разве это не предрассудок? Точно такой же, как предубеждение, которое воины разных родов войск питают друг к другу!
Фрагта задумался, потом пробормотал что-то неразборчивое — скорее это могло означать «принял к сведению», нежели «согласен», судя по позе «готовность-к-обсуждению».
— Одержав победу — нелегкую победу, — мы тут же придали людям статус низших существ и стали управлять ими соответственно, — продолжал Эйлле. — Положение усугубилось тем, что власть была отдана Нарво.
Заметил ли Яут, что начинает принимать позу «предельно е-внимание»? Во всяком случае, возражать он явно не собирался. Эйлле знал, что делает. Стоило ему провести аналогию с отношениями коченов, и Яут почувствовал себя в родной стихии, как любой фрагта. К тому же Джитра, его кочен, был давним союзником Плутрака и перенял у Изначального кочена стремление к объединению.
— Мне кажется, я начинаю понимать, — проговорил он. —
Попробуй силой подчинить кочен или тэйф, и повсюду проклюнутся ростки недовольства. Это неизбежно. Вместо единства ты собственными руками посеешь хаос.
— Именно так. Нарво может сколько угодно утверждать, что люди — просто подчиненная раса. Нарво могут вбивать им это в голову от раннего солнца до поздней тьмы. Но реальность — это то, что есть, а не то, что мы хотим видеть. В результате… помимо всего прочего, мы получаем ветеранов, которые покрыты знаками отличия до кончиков ушей и при этом перенимают привычки и обычаи инопланетян. Как ни странно, так проявляется стремление к единству! Но это процесс спонтанный, неуправляемый, зачастую неплодотворный, а порой — просто опасный.
Яут подошел к окну.
— Я никогда не думал о людях как о кочене.
— Разумеется. Потому что они действительно не кочен. Возможно, в этом и заключается главная проблема. А возможно — путь к ее решению.
Фрагта посмотрел на своего подопечного.
— Не стоит спешить, юноша. Пока что этой планетой правит Нарво, а не Плутрак. И, по правде говоря, большинство отпрысков Плутрака сочли бы тебя безумцем. Даже я. Если бы только… — он вновь издал короткий отрывистый звук, словно поперхнулся. — И я туда же! Невозможно жить среди людей и не нахвататься человеческих выражений. Как раз вспомнил одно — я услышал его от одного из Бинната: «Это путь к безумию».
В этот миг перед глазами Эйлле возникла картина — залив, над которым ему предстояло построить мост. Или хотя бы придумать, как это сделать.
— «Путь к безумию», — повторил он и негромко рассмеялся. — Только люди могли так выразиться. Я бы тоже назвал это «безумием», но начинаю верить, что к нему действительно есть путь.
На следующий день Эйлле заметил, как Яут задумчиво поглядывает на одного из Смотрителей — пожилого отпрыска кочена Нак, — который демонстрировал необыкновенную эффективность в работе. Пожалуй, стоило на время прекратить набор в свою команду и для начала разобраться с теми, кто в ней был. Человек по имени Талли по-прежнему оставался упрямым и необщительным. Если он сумеет выдержать интенсивный курс уремфа, который собирается провести Яут, это позволит узнать много полезного о его характере. Пока же Эйлле решил ждать.
С тех пор, как Эйлле прибыл на Землю, прошла «неделя» — так люди называли искусственный отрезок времени длиной в семь планетных циклов. Был ранний свет, и Эйлле ехал на соседний испытательный полигон, где должен был встретиться с Райфом Агилерой. Техник попросил его присутствовать при сравнительной демонстрации возможностей танков, оборудованных лазерами и кинетическими орудиями.
По дороге он вспоминал технические термины, которыми люди пользовались для обозначения течения времени. Термин «неделя» показался ему особенно загадочным. Из каких соображений люди решили объединить в одну искусственную единицу именно семь планетных циклов? Ни в астрономии, ни в биологии Эйлле соответствия не нашел.
Это было одной из странных привычек туземцев. Люди с одинаковой страстью разбивали временной поток на мелкие искусственные отрезки, возводили здания с четкими углами и ходили строем.
Яут, как и полагается фрагте, отправился на полигон вместе с Эйлле и взял с собой Талли, чтобы не оставлять человека без присмотра. Безымянная телохранительница осталась в офисе. Она была грубой и неотесанной, но более смышленой, чем могло показаться на первый взгляд. Если немного вышколить ее, научить как следует двигаться и разговаривать, из нее, пожалуй, выйдет толк. У Яута и в самом деле было чутье на сырой материал.
Курс запечатления, начатый в первую ночь по прибытии, одолжался, зйлле и его фрагта продолжали совершенствовать свой английский — Яут уже не называл местный диалект «человеческим языком». Теперь им уже не приходилось задумываться над фонемами, предложения строились правильно, однако с лексикой по-прежнему была масса проблем. Похоже, людям нравилось придумывать новые слова, которые передавали тончайшие оттенки одного и того же значения, но при этом не имели друг с другом ничего общего.
Сейчас Эйлле беседовал с водителем, чтобы не упускать случая попрактиковаться. Машина покинула территорию базы и двигалась мимо странных коробчатых строений, в которых жили рабочие. Дальше начиналась местность, где во время Завоевания шли бои. Здесь еще ничего не было восстановлено — в том числе и дорога, разбитая, вся в рытвинах и ямах. Собственно, машинам на магнитной подвеске это двигаться не мешало, а довоенные автомобили уже давно вышли из употребления. Их ржавеющие измятые остовы догнивали на обочине, над ними, точно над трупами, кружились тучи насекомых. В одном поселилась стайка грязных черноволосых ребятишек. Когда машина Эйлле проезжала мимо, они высунули головы наружу и проводили ее взглядами пустых голубых глаз.
Эндрю Дэнверс покачал головой.
— Беспризорники, — сказал он. — Охранные подразделения регулярно прочесывают территорию, но они все равно сюда Сползаются.
Потом из зарослей выскочили какие-то некрупные животные, покрытые густым бурым мехом. Некоторое время они бежали за машиной, издавая отрывистые крики, но потом отстали. Дэнверс посмотрел на них в заднее зеркало.
— Когда вернемся, непременно доложу об этом. Не хватало еще, чтобы дикие собаки бегали по базе.
Удивленно шевеля ушами, Яут следил за животными. Те уже прекратили преследование и стояли на дороге, высунув розовые языки.
— Дикие собаки?!
— Ну, раньше они были домашними, — Дэнверс пожал плечами. — Но после Завоевания их стало нечем кормить. Вот им и пришлось самим искать пропитание. Те, что выжили, понемногу одичали. Время от времени их приходится отстреливать, потому что они становятся агрессивными.
После этого разговор сам собой прекратился. Никто не произнес ни слова, пока машина не въехала на испытательный полигон — огромную песчаную равнину, расположенную примерно в двадцати азетах от побережья. Эйлле выбрался из машины и посмотрел в небо. День был жаркий, воздух словно пропитан влагой, а от горизонта уже надвигались низкие облака, которые вот-вот должны были разразиться дождем. В этот период планетного цикла дожди были частыми, но обычно недолгими. Ощущение духоты усиливало обилие крошечных летающих животных.
Одно из них, зеленовато-оранжевое, приземлилось на грудь Эйлле. Он спокойно смотрел, как оно неуклюже пробирается сквозь ворс. Каким-то образом этот маленький кровосос понял, что биохимия джао отличается от человеческой, и вскоре улетел на поиски более подходящей пищи. Однако Эйлле заметил, что люди постоянно страдали от назойливого внимания со стороны этих созданий — разновидности временных паразитов.
Агилера слез с танка, разрисованного бурыми и зелеными пятнами, подковылял поближе и «отдал честь» — теперь Эйлле знал, что этот жест означает приветствие и называется именно так. Это был один из элементов человеческого Языка тела и переводился как «уважение-и-ожидание-приказаний».
Талли слез с переднего сидения и встал рядом с Яутом. Он умудрялся буквально излучать агрессию, не принимая никакой особой позы.
— Мы начнем испытания, как только вы займете места на наблюдательной площадке, сэр, — Агилера указал на два ряда танков, которые выстроились друг против друга на стрельбище. В дальнем конце поля возвышалась металлическая башня, явно человеческое сооружение — ни одной скругленной линии, только плоскости и углы. Направляясь к ней по песку, Эйлле вспугнул пару крапчато-бурых летающих созданий — «птиц», или «пернатых», как их называли люди. Где прямолинейность, там и крайности, думал он, глядя на угловатую неприветливую башню. В чем-то люди почти примитивны, в чем-то стремятся все усложнять. Наверно, потому, что по-настоящему время не было для них течением.
А могло ли быть иначе, если их вид эволюционировал на cvi, а не в водной среде? Конечно, это только догадка, но все же… У людей не было наследственных, инстинктивных воспоминаний о движении волн, о подводных течениях. Но что мешает им открыть глаза и просто оглядеться вокруг? Во вселенной нет ни углов, ни четких границ. И самое главное: время — это непрерывно движущийся, целостный поток, а не множество мелких моментов, которые приходится проживать один за другим.
Сами испытания оказались очень интересными. Сначала три танка, оснащенные лазерами, заняли позицию и прицелились. Они очень точно и эффективно поражали как стационарные цели, расположенные в дальнем конце полигона, так и подвижные мишени — беспилотные установки на магнитной подвеске. Тем не менее, группе людей, возглавляемых Агилерой, удалось подкрасться с флангов и, как и предсказывалось, помешать им при помощи дыма, крошечных алюминиевых полосок и охапок сухой травы.
После этого заняли позицию другие три танка — со старомодными кинетическими орудиями, но также на магнитной подвеске. Точность попадания у этих орудий, безусловно, была ниже, чем у лазеров. Порой приходилось сделать несколько пробных выстрелов — «пристреляться», как говорил Агилера, — чтобы попасть в цель. Кроме того, отдача при стрельбе была более чем заметной, и магнитные приводы не всегда могли удержать машину на месте. Наконец, цели не превращались в пыль, а разлетались на множество мелких неровных осколков, а некоторые части мишени порой оставались нетронутыми.
После испытаний все шесть танков выстроились перед наблюдательной вышкой. Люки с лязгом распахнулись, люди — мокрые, точно после купания, — вылезли и выжидающе уставились на Эйлле, который облокотился на перила. Но что можно было сказать? Сначала стоило бы поговорить с Яутом и сравнить впечатления. В любом случае, это давало повод для размышлений. Для очень серьезных размышлений. Однако в одном Агилера был прав: вооружение джао действительно теряет в атмосфере часть своих преимуществ.
Проблема заключается в другом: к каким бы выводам Эй не придет в итоге, убедить Губернатора Земли в необходимости смены курса будет крайне трудно. Оппак кринну ава Нарво считался лучшим в предыдущем поколении своего кочена — намт камити, «чистейшей водой».
Талли замешкался на нижнем этаже наблюдательной вышки. От жары голова шла кругом, к тому же он, похоже, простудился. Мозг словно превратился в пульсирующий ком, к горлу подступала тошнота. Испытания закончились, Эйлле и водитель спустились по лестнице, и Яут бросил на него красноречивый взгляд: «Поторопись, или твоя голова превратится в погремушку».
Головокружение усилилось, москиты жужжали и лезли прямо в уши. Талли попытался отогнать их, но жужжание становилось все громче. Ровная спина Яута, буквально излучающая неодобрение, удалялась. Талли попытался идти, потом расстояние между ними еще увеличилось, и локатор наградил его очередным разрядом. Рубашка пропиталась потом и прилипла к коже. Чертовы «пушистики», им-то хоть бы что! Еще в лагере Сопротивления в Скалистых горах он слышал, что так же спокойно джао переносят холод. Теперь он знал, почему: те, кто создавал их с помощью биоинженерных технологий, позаботились об этом. Но должны же у них быть хоть какие-то слабости! Если бы только выяснить… Это знание с лихвой окупило бы все его страдания — и прошлые, и будущие.
Внезапно Талли стало хуже. Эх, парень… Похоже, ты не на шутку разболелся. Перед глазами поплыло, Талли судорожно вцепился в металлические перила, уже нагретые ярким утренним солнцем, и попытался сфокусировать взгляд. Потом нога соскользнула, и он тяжело приземлился на лестницу. Подняться Талли уже не смог. Он беспомощно сидел, щурясь на безжалостно палящее солнце. Яркий свет проникал сквозь веки и, казалось, прожигал дыру до самой глубины мозга.
— Талли? — послышался чей-то голос. — Вставай скорее, пока…
Знакомый разряд заставил его тело забиться в судорогах. Талли скорчился, словно это могло ослабить боль, но она была еще сильнее, чем в прошлый раз.
— Талли, вставай, черт тебя подери!!!
Ступеньки ритмично задрожали. Потом сильные руки рывком приподняли Талли и поставили на ноги.
Он заставил себя разлепить веки, заморгал, и в калейдоскопе размытых пятен на миг мелькнуло морщинистое лицо Дгилеры. Пальцы техника впились в его плечи.
— Ты что, хочешь, чтобы тебе мозги поджарили? Давай, шевелись!
Но ноги не слушались, а по всему телу как будто носилась молния, отражаясь от костей и суставов, нейронов, кожи… Потом ему показалось, что он сам стал этой молнией… что она превратила его во что-то иное, позволив постичь некую важную истину, чего ему до сих пор не удавалось.
— Выключите эту хрень! — заорал Агилера, а потом грубо взвалил Талли на плечо и неуклюже затопал вниз по ступенькам. Бум, бум, бум… Словно кто-то вколачивал гвозди в череп. Теперь при каждом разряде доставалось им обоим, и Талли чувствовал, как Агилера вздрагивает вместе с ним и шипит от боли.
— Да выключите же ее, мать вашу! Вы его сейчас угробите!
Время замерло, и он уже не чувствовал ничего, кроме ослепляющей, оглушающей, запредельной боли, которая пульсировала в каждом нерве. В следующий миг он обнаружил, что почему-то лежит на спине, а яркое солнце обжигает лицо. Талли попытался поднять руку, чтобы защитить глаза, но не смог.
— Какой вам прок от трупа?! — голос Агилеры доносился словно сквозь слой ваты.
— Тебя это не касается, — резко ответил Яут. — Этот человек на службе у Субкоменданта и должен пройти необходимое обучение.
— Да к черту ваше обучение!
Ох, ничего себе! Этот соглашатель осмеливается дерзить фрагте!
— Нельзя обращаться с человеком, как с пойманным животным. Если вам так надо его убить — убейте, но не нужно пытать его. Даже джао не опускаются до подобного.
— Ты так думаешь? — сказал Яут, и в этих словах Талли почудилось что-то смертоносное — словно в безобидном кусте затаилась змея, готовая к атаке.
— Зат… кнись, — пробормотал он, пытаясь махнуть в сторону Агилеры. — Если мне будет нужно, чтобы кто-то… за меня вступился, я… — в глазах у него вновь потемнело, и он остался один на один с болью. — Я сам с этим прекрасно справлюсь… твою мать. Только не дождетесь. Не перед этими ублюдками.
Молния исчезла. Однако Талли все еще чувствовал ее отголоски в каждой клетке своего тела — словно огненные пятна, которые плавают перед глазами после того, как посмотришь на яркий свет. Руки и ноги непроизвольно подергивались, а во рту было солоно от крови. Похоже, он прикусил язык и сам того не заметил.
— Он так ничему и не научился, — произнес Яут на своем родном языке. — В самом деле, мне уже начинает казаться, что он не способен учиться. Он завяз в своих прежних переживаниях, и его уже невозможно перевоспитать.
— Меня не столько интересует обучение, сколько причины такого поведения, — ответил Эйлле. — Если я смогу понять их, то буду знать о людях все.
Талли слабо засмеялся. Его голова перекатывалась в песке то вправо, то влево.
— Зачем он это делает? — спросил Яут.
— Не зачем, а почему, — отозвался Агилера. — Он вообще не понимает, что делает. Он находится в полубессознательном состоянии.
Я все прекрасно понимаю, хотел сказать Талли. Я смеюсь, потому что все это чертовски смешно. Потому что ты, чертов соглашатель, — единственный, кто вступился за меня перед этими меховыми шариками.
Но распухший, прокушенный язык не слушался. Его веки затрепетали, и он погрузился в прохладную тишину.
— Я представить себе не мог, что они так легко заболевают, — озабоченно проговорил Эйлле. Они уже вернулись на квартиру, а Талли так и не пришел в себя.
— Я тоже не знал, — ответил Яут. — Но в каком-то смысле они крепче, чем кажутся. По крайней мере, этот. Если бы джао получил такой сильный разряд, он был бы едва жив.
Агилера остался с ними. Эйлле и Яут наблюдали за тем, как он ухаживает за своим соплеменником, и не понимали, чем объяснить такую преданность.
— Он из твоего кочена? — спросил Эйлле, глядя, как Агилера обтирает лицо Талли. — Поэтому ты так о нем заботишься?
— Кочен — это что-то вроде клана, так? — Агилера прополоскал тряпку в тазике с прохладной водой и обернулся. Коричневые сердцевины его глаз в полумраке комнаты казались черными, почти как у джао.
— Да… «клан» — пожалуй, подходящее слово. Если я правильно тебя понимаю.
— Большинство из нас ни к каким кланам не относится, — сказал Агилера. — Раньше у американцев было что-то похожее — мы называем это «большая семья». Часть членов такой семьи могла жить в одном конце страны, часть в другом… Но после Завоевания от инфраструктуры почти ничего не осталось, с транспортом стало плохо. И вообще людям стало не до того, чтобы поддерживать отношения с родственниками… — он отложил тряпку и встал. — Вот я, например, понятия не имею, что случилось со всеми моими двоюродными братьями, сестрами, тетками и дядьками после того, как вы разбомбили Чикаго.
— Но, — вмешался Яут, — если он не из твоего кочена, какая тебе разница, будет ли он жить или умрет?
Лицо Агилеры застыло. Он снова сел, сплел пальцы в замок и некоторое время рассматривал их.
— Я не могу этого объяснить, — сказал он наконец. — У вас мозги иначе устроены.
Эйлле подошел ближе, бархатистый пух на его голове встопорщился.
— Попробуй, — сказал он. — Я хочу понять.
Глаза Агилеры сузились, взгляд скользнул по потолку, словно там был прилеплен конспект доклада.
— В каком-то смысле люди — действительно клан… ну, или кочен. Все люди, я имею в виду. Мы все друг другу как бы дальние родственники, поэтому каждый из нас должен помогать другим, даже если он не испытывает к ним симпатии и не одобряет их поведение. Обязаны сохранять жизнь, если это возможно. Поступать иначе считается… безнравственным.
Последнее слово он произнес по-английски.
— Мне не знакомо слово «безнравственный», — сказал Эйлле.
Агилера снова намочил тряпку и слегка отжал.
— Сомневаюсь, что смогу объяснить. Вы, джао…
— Продолжай! — перебил Эйлле. Конечно, люди не знают Языка тела, но поза «решимость-и-поиск» получилась сама собой. — Ты будешь пробовать, пока я не пойму.
Талли пошевелился на подстилке на полу, что-то пробормотал и снова замер. Агилера провел рукой по своим пегим волосам и внезапно принял позу, которую Эйлле понял сразу, хотя у джао она выглядит иначе: «усталость».
— Пожалуй, лучше я пойду, сэр, — он покачал головой и встал.
— Нет, — сказал Эйлле. — Объясни мне смысл слова «безнравственный».
Агилера вытянулся, его взгляд был направлен куда-то вдаль.
— Оно происходит от слова «нравственность», которое означает правильное поведение, сэр. «Безнравственно» значит «неправильно» — так, как ни один порядочный человек никогда не поступит. Люди считают убийство безнравственным поступком, если только оно не было совершено для того, чтобы защитить себя, свою семью или страну. Разумеется, есть люди, которые нарушают этот запрет, но таких людей называют преступниками. И все их ненавидят. А еще нравственно помогать тем, кому плохо. Честно говоря, мне Талли не очень нравится — уж больно он задирает нос. Но он человек, поэтому я несу за него ответственность, как если бы он был моим братом… — он отсалютовал. — С вашего позволения, я бы хотел пойти домой. Я не виделся со своей семьей почти неделю.
— Иди, — ответил Эйлле. — Ты предоставил мне достаточно пищи для размышлений.
Когда за спиной Агилеры сомкнулось дверное поле, Яут нахмурился и повернулся к своему подопечному. Положение его ушей означало «озабочен-ухудшением-сиуации».
— Ну вот, — сказал он. — Теперь ты знаешь. Они верят в единство, которого не может быть, и путают честь в отношениях между коченами с этим оллнэт, которое называют «нравственность». У них все поставлено с ног на голову. По нашим стандартам их всех можно считать безумными.
— Так и в самом деле может показаться, — отозвался Эйлле.
— Ты действительно считаешь, что существует способ с ними объединиться?
— Не знаю. Но попытаюсь его найти.
Эйлле решил ничего больше не говорить — пока. Нечто в глубине его сознания наконец-то начало принимать очертания, но эти очертания были еще слишком расплывчатыми. Кроме того, при всех своих достоинствах, Яут — все-таки фрагта. Он не обучен восприятию новых идей и не склонен к этому. Так что не стоит его торопить, чтобы не спровоцировать ссору.
Потому что Яут неправ. А если и прав, то лишь наполовину. Да, по стандартам джао люди и в самом деле безумны. Но Яут забыл, что нельзя мерить всех одной меркой. Главное — не стандарты, а их наличие. А также способность и желание им следовать.
Теперь, оглядываясь назад после беседы с Агилерой, он лучше понимал то чувство единства между ними, которое ощутил во время встречи с людьми-ветеранами. Пожалуй, это чувство возникло даже у Талли, хотя он почти не принимал участия в разговоре и считал их поведение недостойным соглашательством. И это было очень показательным. Как и то, что Агилера счел своим долгом оказать помощь и поддержку Талли, хотя этот поступок казался совершенно нелогичным.
Если попытаться объяснить это Яуту, он просто придет в ярость. Значит, надо подождать. Всему свое время. Для джао считать стремление к единству недостойным поведением эквивалентно преступлению. Вот оно, проклятие любого фрагты. Но в отношении людей…
Все гораздо сложнее. Эйлле ни на миг не сомневался, что еще не до конца разобрался в ситуации. Возможно, он вообще никогда не сможет в ней разобраться. Но одно было ясно: во время того разговора очень многое разделяло Талли и бывших солдат. Очень многое разделяло Агилеру и Талли. Пожалуй, такие барьеры неизбежны, если твое мышление столь прямолинейно. И тем не менее, все их поступки были продиктованы понятиями чести.
Честь — это основа основ и начало начал. Таков был первый урок, преподанный ему наставниками коченаты. Первый и самый главный. Честь — фундамент, на котором строится здание, именуемое единством. Не будет фундамента — и здание рухнет от малейшего толчка.
И на этой планете честь действительно была основой всего. Да, у людей очень странные понятия о чести. Жесткие, грубые, порой нелепые, как груда колючих прутьев. Но это была головоломка, которую было необходимо решить, а ее объявили бессмыслицей.
Но если есть честь, он, Эйлле кринну ава Плутрак, сможет воздвигнуть здание.
Однако с наступлением следующего планетного цикла выяснилось, что с возведением здания придется повременить. Губернатор Оппак кринну ава Нарво назначил прием в своем столичном дворце в честь недавно прибывшего отпрыска Плут-рака. Столица называлась Оклахома.
Разумеется, это была великая честь. Но и большая опасность. Из глубины поднималось морское чудовище — соперничество между коченами. Чудовище коварное, которое сперва показывает хребет, и лишь затем — пасть.