Путешествие Кино

Глава 2 Страна, где правит большинство (Эгоистичность)

Волнистый зелёный ковёр расстилался, насколько хватало глаз. Небо было ясным и голубым, редкие ярко — белые облака плыли по нему неторопливо.

Далеко над горизонтом кучевые дождевые облака поднимались, словно стены белокаменного дворца богов. Воздух был наполнен стрекотанием цикад. По центру луга пролегала тонкая лента утрамбованной земли просёлочной дороги, такой узкой, что её и дорогой — то можно было назвать с трудом.

По большей части она была строго прямая, лишь изредка делая крутые повороты, чтобы обогнуть заросли ежевики или рощицу деревьев, затем снова выравнивалась. Вела дорога на запад.

Гермес ехал по дороге, вписываясь в повороты на большой скорости. Когда он выезжал на прямой участок, то разгонялся ещё сильней, и его переднее колесо немного отрывалось от земли.

Был жаркий день, и Кино расстегнула воротник своего длинного, чёрного жилета, чтобы свежий воздух обдувал её кожу. Сзади на поясе висела кобура с «Лесником», так, чтобы Кино могла выхватить его немедленно. На правом бедре кобура с «Пушкой» тоже была открыта, пола жилета была надёжно подсунута под кобуру. Рукава своей рубашки она закрепила эластичными лентами, чтобы они не трепыхались на ветру и не мешали, если вдруг придётся выхватывать пистолет. Но на голове у неё не было шляпы или шлема, и её короткие чёрные волосы ветер раздувал во все стороны. Сквозь видавшие виды защитные очки она пристально смотрела вперёд.

У Гермеса не было заднего сиденья, и он не мог везти ещё одного пассажира, но его багажник и сумки были наполнены пищей, водой и патронами. Фактически, они были настолько забиты, что Гермес чувствовал, что это даёт ему право пожаловаться на скорость, которую Кино выжимала из него на крутых поворотах.

Он уже собрался было выказать свою обиду, когда Кино шлёпнула его по бензобаку и указала вперёд, поверх руля.

«Вот он».

Так она сказала.

Гермес всмотрелся в дорогу. Далеко впереди он едва смог различить белые стены города.

Кино дала полный газ. Гермес рванул вперёд и забыл о том, что хотел поворчать.

Кино стояла перед сводчатыми воротами в толстой, высокой стене, защитные очки висели на шее. Она запустила пальцы в растрёпанные ветром волосы и крикнула в неподвижный воздух:

«Есть тут кто — нибудь?»

Толстые деревянные ворота, которым надлежало быть плотно закрытыми, были открыты настежь, но Кино была бы не Кино, если б не была осторожной. Она могла видеть несколько каменных зданий через тёмный проём ворот. В караулке должен был находиться вооружённый охранник, но никого не было.

Она подождала несколько минут, прислушиваясь к шороху ветра и редким птичьим голосам. Вытерла с бровей выступивший пот.

«Не думаю, что здесь кто — то есть, Кино».

Так сказал мотоцикл позади неё. Он стоял, опираясь на подножку в прохладе одинокого дерева.

«Странно».

Так сказала Кино и ещё раз позвала. Только ветер ответил ей, но он не сказал ничего стоящего.

«Давай, поехали внутрь. Ворота ведь всё равно открыты».

Так поторопил её Гермес.

«Мы не можем так поступить, Гермес. Если ты войдёшь без приглашения в чей — то дом, тебе даже жаловаться будет некому, если тебя пристрелят».

«Но если там никого нет, то никто тебя не пристрелит. К тому же…»

«К тому же?»

Так сказала Кино, повернувшись и взглянув на Гермеса выжидающе.

«Мало кто сможет пристрелить тебя, Кино. Даже если кто — нибудь наставит на тебя пистолет со спины, ты развернёшься и выстрелишь — он и моргнуть не успеет. Гарантирую».

«Ну, спасибо».

Так сказала Кино, усмехнувшись, и постучала пальцами по рукоятке револьвера, торчащего из кобуры на бедре.

«Ну ладно. Не можем же мы стоять здесь всю ночь. Едем в город. Но мы не будем стрелять. Если возникнут проблемы, мы просто уедем».

«Как скажешь».

Кино вкатила Гермеса в ворота. Она старалась заглянуть за каждый угол, в каждый переулок, в каждое чердачное окно. Было тихо, словно в гробнице.

«Встретить кого — нибудь легче всего в центре города».

Так предположил Гермес.

«Да, точно. Как в прошлой стране, да? Шанс один к тысячи».

«Не нужно сарказма».

Так сказал Гермес, в голосе слышались нотки обиды.

«Ты думаешь… Ты думаешь, что здесь случилось то же самое?»

Так он спросил через мгновение.

«Это было бы слишком большим совпадением, тебе не кажется?»

Так спросила Кино, когда они вышли из тени ворот. Она очень надеялась, что это правда.

«Дикость в центре города».

Так сказала Кино, вздохнув, и подбросила хворост в огонь. Темнота спустилась на землю, но небесный свод был усыпан звёздами, которые изредка скрывались за облаками, плывущими в вышине. Кино дрожала и мечтала о тепле.

«Это не твоя вина».

Так сказал Гермес. Всполохи огня сверкали на его хромированном покрытии. Он стоял в стороне, освобождённый от багажа.

«Ах, тогда это твоя вина!»

Так сказала Кино и рассмеялась.

«Нет, конечно. Это вина жителей этого места. Такой красивый город и никто в нём не живёт? Это оскорбительно для зданий. Возмутительно».

Так строго сказал Гермес.

Кино мягко рассмеялась и оглядела перекрёсток, посреди которого они расположились. Мощёная булыжником дорога, достаточно широкая, чтобы на ней могли разъехаться несколько машин, убегала во всех четырёх направлениях. Каменные здания стояли по краям дороги так плотно друг к другу, что между ними и ладони невозможно было просунуть. Все здания были о четырёх этажах, одинаковой архитектуры и древности.

В окнах не светилось ни единого огонька.

Кино и Гермес катались по городу полдня, но не встретили ни единой души. Было похоже, что здесь никто не жил, и уже очень давно. Утомлённые исследованием пустующих зданий, они расположились здесь, на перекрёстке, в месте, с которого можно было видеть хоть немного дальше. Они развели огонь в небольшом углублении булыжной дороги по центру перекрёстка, собрав сухие ветки с деревьев поблизости.

«Это город — призрак».

Так прошептала Кино, разрывая пополам что — то, напоминающее кусок глины. Но на обёртке было написано «Протеиновый энергетический батончик». Она положила отодранный кусок в рот и с трудом разжевала. Действительно, чтобы разжевать этот кусок, требовалось огромное количество энергии.

«Чем займёмся завтра?»

Так спросил Гермес, когда Кино закончила ужинать.

«Есть ещё места, где мы не были. Посмотрим там».

«Скорее всего, это бессмысленно».

«Ну и ладно».

Так сказала Кино, вытащила толстое шерстяное одеяло из поклажи и ушла на тротуар перед безликим зданием, оставив Гермеса у костра.

«Я предпочитаю мягкую постель с белыми простынями».

Так она пробормотала, расстелив одеяло на тротуаре.

«Мои соболезнования. Должен ли я напомнить, что горячего душа утром тоже не будет?»

«Ворчун».

Так сказала Кино, вытащив «Пушку» из набедренной кобуры. Затем легла, закутавшись в одеяло. «Лесник» остался на поясе за спиной — на всякий случай.

«Уже спишь?»

«Больше нечего делать. Присматривай тут. Спокойной ночи, Гермес».

Кино почти заснула, когда Гермес прошептал:

«Ненавижу стоять на страже».

«Прости».

Так она пробормотала.

«Я в самом деле это ненавижу».

«Гермес…»

«Это так скучно».

Он молчал достаточно долго, чтобы Кино снова начала засыпать.

«Скучно… скучно… ску…»

«ГЕРМЕС!»

Тишина.

Наконец Кино заснула. Она не могла с уверенностью сказать, но ей показалось, что перед тем, как она погрузилась в сон, мягкий металлический голос прошептал:

«Скучно».

Но это мог быть голос из сна.

Кино проснулась с первыми лучами солнца. Хотя самого светила видно не было — оно тонуло в лёгкой пелене.

Кино выполнила несколько простых упражнений, почистила оружие и потренировалась быстро его выхватывать, что немного разогнало ей кровь. Завтрак был таким же, как и ужин прошлым вечером, то есть — никудышным. Кино пыталась не чувствовать вкус того, что ела. Покончив с затруднительной задачей питания, она разбудила Гермеса.

«Всё ещё скучно».

Так он ей сообщил, проступая удручённым силуэтом из серой мглы.

Наконец солнце взошло, мгла растаяла. Кино убрала остатки костра, погрузила вещи на багажник, и перекрёсток остался позади.

Полдня они разъезжали по городу, но так и не встретили ни людей, ни даже следов их пребывания. От домов веяло затхлостью.

Около полудня, уставшие от поисков, Кино и Гермес заехали в огромный парк. Белые мощёные дорожки разбегались по траве в разные стороны. Парк был настолько большой, что даже двигаясь некоторое время с приличной скоростью, они так и не достигли его противоположной стороны. Здесь тоже всё говорило о том, что парк давно заброшен. Деревья и трава разрослись, пруды высохли, цветы на клумбах завяли или осыпались семенами.

В центре парка стояло высокое белое здание. Беломраморные стены простирались так далеко на север и юг, что казалось — им нет конца. Великолепное здание украшала тонкая резьба, сверху донизу, насколько хватало глаз.

«Изумительно. Подумать только, сколько потрачено средств на его строительство. Внушает трепет».

Так сказал Гермес, пока они любовались сооружением.

«Может быть, это был дворец».

Так предположила Кино, вытирая лоб рукавом. Солнце было в зените и палило немилосердно.

«Наверно. Дворец очень богатого короля, который жил когда — то очень — очень давно».

«Затем монархия пала и здесь устроили парк».

Так Кино завершила сказку и добавила:

«Хотела бы я увидеть экскурсовода, чтобы узнать, как всё было на самом деле. Думаю, что там вход».

Так она сказала, кивнув в сторону ажурной арки, расположенной севернее.

Внутри здания было тихо, как в могиле. Кино и Гермес очутились в огромном сводчатом зале с множеством окон, разукрашенных мозаикой из цветного стекла, фонтаном, размером с приличный бассейн, и бесконечными коридорами. Как бы там ни было, но внутри здание было таким же впечатляющим, как и снаружи. За исключением того, что всё здесь было покрыто толстым слоем пыли.

Они прошли через зал и огромные двустворчатые двери, украшенные полированной латунью. Вышли на широкую террасу, которая возвышалась над землёй позади дворца.

«Ох».

Так выдохнул Гермес. Кино ничего не сказала, только наклонилась над резной мраморной балюстрадой.

Это было кладбище. Огромное кладбище.

Земляные холмики могил, обозначенные тонкими деревянными табличками, были окружены зелёной травой. Простые могилки стройными рядками убегали вдаль. Тысячи, десятки тысяч — их невозможно было сосчитать.

Когда — то, наверно, это были королевские охотничьи угодья, или место отдыха горожан. Но теперь это было всего лишь огромное кладбище. Кино сделала глубокий вдох. Гермес чувствовал себя так, словно и он глубоко вздохнул.

Они всё стояли, а солнце позднего лета стало клониться к горизонту, — небо стало фиолетово — серым, затем тёмно — синим. Тень здания быстро набегала на могилы, вызывая жуткое ощущение, что они погружаются в землю.

«Кино, в этой стране все мертвы».

Так прошептал Гермес. Кино молчала, не в силах оторвать взгляд от исчезающих могил.

«Должно быть все, кто остался в живых, покинули это место. Этот город… Город тоже мёртвый».

«Может быть. Интересно — почему?»

Она повернулась к Гермесу и посмотрела так, словно и не видела его, стоящего здесь, в сгущающихся сумерках.

У неё были глаза, как у привидения. Такого же привидения, каким был и этот город. И от этого взгляда Гермесу стало тревожно.

«Нет смысла здесь оставаться. Нам нужно уезжать отсюда».

Так он сказал.

Кино ответила, помотав головой:

«Нет. Мы останемся здесь на ночь и уедем утром. Три дня ещё не прошли».

«Опять? Почему мы всегда и везде остаёмся на три дня?»

Так воскликнул Гермес, в голосе которого слышались скептические нотки.

«Путешественник, которого я встретила очень давно, сказал, что это самый лучший срок для того, чтобы где — то погостить».

«И всё?»

Гермес надеялся, что причина будет более серьёзной.

Кино повернулась и снова взглянула на могилы.

Гермеса совершенно не радовала мысль провести ночь среди мёртвых.

Чтобы скоротать ночь среди того, о чём они уже не могли думать иначе, как о мавзолее, Кино и Гермес поехали, без обсуждений, к маленькому домику у входа в парк. Утром третьего дня Кино проснулась на рассвете, как обычно. Она потренировалась с «Лесником» и «Пушкой», затем почистила их. Обтёрлась влажным полотенцем. Затем позавтракала, погрузила багаж и разбудила дремлющий мотоцикл.

Они поехали через город в направлении западных ворот. Двигатель Гермеса ревел на полную мощь, и Кино ничем его не сдерживала. Они мчались по городу, наплевав на знаки ограничения скорости. Ведь здесь не было никого, кого они могли разбудить, и кто мог выразить им своё негодование.

Так думала Кино.

Когда западная стена уже стала видна, Кино заметила, что за воротами стоит трактор с прицепом, нагруженным доверху овощами и фруктами. На месте водителя сидел человек в шляпе, глубоко надвинутой на глаза. Он был молод для своих тридцати, как подумала Кино, его одежда была припорошена пылью.

Скорее всего, он был живой.

«Кино! Человек! Живой!»

Гермес его тоже заметил.

Они осторожно приблизились к трактору. Человек дремал, но звук двигателя Гермеса разбудил его. Он поднял голову, открыл глаза и насупился. Он поймал взгляд Кино, когда она подъехала на Гермесе поближе и выключила двигатель. Повисла тишина.

«Простите, что разбудила вас. Ах… Доброе утро».

Так она быстро сказала, сняв защитные очки.

«Доброе…»

Так в тон ей сказал Гермес.

«Вот сюрприз».

Так сказал человек с округлившимися глазами. Трудно было поверить, что ещё пять секунд назад он дремал.

«Вы… Иноземцы? Я хотел сказать… Гости?»

Он спрыгнул с сиденья трактора, споткнулся, рысцой подбежал к ним с распростёртыми руками.

«Конечно же, доброе утро! Добро пожаловать в мой город! Как вы сюда добрались? То есть, я хотел сказать — я рад вас видеть!»

Кино скривилась на его, полное энтузиазма, приветствие, опоздавшее на двое суток. Она подняла руку, затем слегка поклонилась, показывая хорошие манеры.

«Вы единственный человек в городе? Что случилось?»

Так выпалил Гермес со свойственной ему бестактностью.

Улыбка исчезла с лица мужчины. В глазах блеснули слёзы.

«Вы собирались уезжать. У вас есть время послушать мою историю?»

«Мы можем уехать сегодня в любое время».

Так ответила Кино.

«В таком случае, позвольте мне рассказать вам, что здесь произошло. Это трагическая история. Хотите послушать?»

Так спросил человек, протянул руку к Кино, но так и не решился коснуться её плеча.

Кино глянула на Гермеса, затем на мужчину, улыбнулась и сказала:

«Только хотела об этом попросить».

На краю площади, недалеко от ворот, располагалось то, что некогда называлось «кафе на открытом воздухе», — стулья и столы валялись там и сям. Мужчина раскрыл большой зонт над боковой дорожкой, поставил стол и несколько стульев. Жестом пригласил Кино сесть.

Кино поставила Гермеса на подножку около стола и села.

«Как, должно быть, когда — то здесь было хорошо».

Так она подумала, глядя на площадь.

Она представила себе площадь, наполненную людьми, которые спешили за покупками, разговаривали, смеялись, потягивали чай. Почему она не могла их увидеть?

«С чего бы начать… Наверно, с монархии и революции».

Так начал мужчина, облокотившись на стол и опустив подбородок на сцепленные пальцы.

«Значит, здесь был король».

Так сказал Гермес, обрадованный подтверждением своего варианта волшебной сказки.

«Ещё десять лет назад».

Так сказал, кивнув, мужчина.

«Затем была революция. Мы ведь так и думали, правда, Кино?»

«Значит, вы уже видели кладбище?»

Так спросил мужчина, и его лицо затуманилось.

«Мы не хотели никого побеспокоить».

Так сказал Гермес.

«Ох, ничего. Вы не побеспокоили… И их тоже. Теперь историю будет легче рассказывать».

«Так это могилы жителей этого города?»

Так мягко предположила Кино, нарушая повисшую тишину. Мужчина сглотнул несколько раз так, будто слова впились ему в горло.

«Да… Наверно, теперь бесполезно их оплакивать».

«Это была эпидемия?»

Так спросила Кино. Глядя на него, она не думала, что человек может выглядеть ещё более жалким. Но ему это удалось.

«Нет. Только один умер из — за болезни».

Так он сказал. Затем глубоко вздохнул и продолжил:

«Я должен начать с начала. Как вы правильно поняли — здесь была монархия. У нас было много королей. Одни правили мудро и их любили. Но гораздо больше было тех, кто и править — то толком не умел, и их презирали. Человек, что взошёл на трон сорок лет назад, был хуже всех. Он очень долго был наследным принцем, и когда стал королём — стал творить, что хотел. Он редко уделял внимание тому, что творится в стране, его больше интересовали… гонения на него самого. Все, кто выступал против него, были или убиты, или бесследно исчезли».

Так сказал мужчина и сделал паузу.

«Несколько лет подряд у нас были неурожаи, но он не обращал внимания на возникшие финансовые проблемы, продолжая предаваться дорогостоящим увеселениям. У нас было три голодных года, многие жители умерли или покинули страну. Но его это не заботило. Скорее всего, он даже не знал, что значит слово „голод“».

Мужчина печально ухмыльнулся, затем продолжил:

«Двенадцать лет назад жизнь стала настолько невыносимой, что группа фермеров пришла молить его о снижении налогов. Он убил их всех».

Гермес изумлённо громыхнул выхлопной трубой. Мужчина кивнул.

«Да. Он был жалким тираном. Когда терпеть его жестокость стало невыносимо, мы стали готовить переворот, революцию — чтобы свергнуть короля и монархию вместе с ним. В то время я изучал литературу в университете. Моя семья была достаточно состоятельная, но я чувствовал ту же боль, что и менее удачливые горожане. Я участвовал в заговоре с самого начала».

«А если бы вас поймали?»

Так спросила Кино.

Его лицо стало страшным.

«Тогда меня ждала смерть. Нескольких моих друзей сначала арестовали, а затем казнили, без суда и следствия. Вы знаете традиционный метод казни для этой страны? Вас связывают по рукам и ногам, подвешивают ногами вверх, а затем сбрасывают вниз головой посреди дороги. И вашу семью казнят вместе с вами. Я лично видел несчётное количество казней. Прямо в центре перекрёстка. Сначала сбрасывали семью твоего друга. Его родителей, супругу, затем детей. Многие отказывались от повязки на глаза, другие молились, падая. Мы смотрели, как они умирают. Раз за разом».

Кино смотрела на безлюдную площадь, стараясь выкинуть из головы жуткую картинку, которая там вырисовывалась.

«И вот, десять лет назад, ранним весенним утром наше восстание началось. Сначала мы напали на арсенал гвардейцев, захватили оружие и взрывчатку. Вы понимаете, обычным людям было категорически запрещено иметь оружие. Обычное дело. Чем хуже государь, тем сильнее он боится вооружённой толпы. Как бы то ни было, нам удалось захватить много оружия. Даже некоторые гвардейцы присоединились к нам. Мы планировали штурмовать дворец и свергнуть короля. Но в итоге нам и свергать — то оказалось некого — он трусливо бежал».

Мужчина замолк на минуту, улыбаясь.

«Бескровная революция».

Так прокомментировал Гермес.

«Примерно так. Король и его семья… Нет, король и его сокровища, если уж быть точным, — были спрятаны в большой телеге, которая направлялась прочь из страны. Мы нашли их довольно быстро».

Он иронично фыркнул.

«Ещё бы мы не нашли. Он нагрёб так много сокровищ, что они блестели из — под груды овощей, в которых их прятали. Так что революция свершилась с минимальными потерями».

«Впечатляет. А что случилось дальше?»

Так воскликнул Гермес, подгоняя рассказчика.

«Дальше? Мы установили новую систему правления — демократию. Мы хотели править сами — новый стиль жизни, новая система законов. Мы никому не предоставляли особых прав, всё решалось всенародным голосованием. Мы поклялись, что ни один человек, никогда не будет править этой страной. Она принадлежит всем и каждому».

«Звучит… идеально».

Так сказала Кино.

«Да, действительно. У кого — то появлялись идеи насчёт управления, или общественного блага, и все обсуждали их. Затем мы проводили голосование, чтобы узнать, сколько человек их поддерживает. Если большинство было согласно, то мы принимали закон. Прежде всего, мы решили, что будем делать с нашим бывшим королём».

«И что вы решили?»

Так спросила Кино, хотя и подозревала, что уже знает ответ.

Мужчина прищурил глаза.

«По результатам голосования 98 процентов настаивали на казни короля, его любимчиков и всех их семей».

«Этого я и боялся».

Так прошептал Гермес.

«Королевская семья была схвачена и казнена».

Мужчина сказал быстро, словно желал поскорее промчаться мимо этих воспоминаний.

«И когда с ними было покончено, мы решили, что эпоха страха и отчаянья наконец — то минула. И мы стали заниматься перестройкой системы управления. Сначала мы создали конституцию. В первой статье говорилось, что страна принадлежит всем и управляться она будет по закону большинства. Затем мы решили вопросы налогов, полиции, защиты, принятия законов…»

На секунду он нахмурился, словно потерял нить рассказа, затем его взгляд снова прояснился.

«Больше всего мне понравилось налаживать систему образования. Решать, как учить детей — будущее нашего города…»

Так он сказал и закрыл глаза. Несколько раз кивнул головой, снова открыл глаза и посмотрел на Кино так, словно только что вспомнил о её присутствии. Она наклонилась вперёд.

«Так что случилось? Как от такой идеи вы пришли к… к этому?»

Так она спросила и махнула рукой в сторону пустующих улиц.

Мужчина сделал глубокий вдох. Посмотрел на неё.

«Вас зовут Кино? Я слышал, как ваш мотоцикл так вас назвал. Можно я…»

«Да, Кино. Конечно, вы можете меня так звать. А это Гермес».

Кино кивнула на мотоцикл.

«Меня зовут Канае».

Так он представился и продолжил, подавленно:

«Некоторое время всё было хорошо. Но однажды люди стали говорить ужасные вещи. Ну, если быть честным, в то время они выглядели нелепо, а ужасными казались при взгляде в прошлое. По существу, они говорили следующее: „Голосование отнимает слишком много времени. Мы должны избрать вождя и дать ему право управлять страной несколько лет, а всенародным опросом решать только самые важные вопросы“».

«Ах, я думала, что идея вождя не станет популярна так скоро…»

«Конечно же нет. Если бы мы сделали что — то подобное, и вождь оказался ничем не лучше свергнутого короля, — кто знает, что бы произошло? Мы бы вернулись к тому, с чего начали — планированию ещё одной революции, а люди бы снова страдали и умирали. Мы подумали, что эта группа хочет восстановить монархию, чтобы под покровительством короля улучшить себе жизнь. Это была презренная идея. Естественно, её отвергли подавляющим большинством».

«А, ну тогда ещё ничего».

Так пробормотал Гермес.

«Но идея была настолько предательской, что само её существование поставило под угрозу наше будущее. Мы стали бояться, что эти люди немного подождут и снова попытаются изменить наш способ правления».

Кино глянула на Гермеса, затем снова на Канае.

«И что вы сделали?»

«Мы обвинили их в предательстве, решили, что они виновны и казнили».

«Традиционным… способом?»

Так спросила Кино, изумлённо вскинув голову.

По лицу Канае пробежала череда выражений: испуг, страдание, затем нескрываемое бешенство.

«Самый подходящий способ для тех, кто собирался отбросить собственный народ в эпоху рабства и тирании».

Так он выкрикнул, брызгая слюной.

Его яростный взгляд впился в Кино и мгновение они сидели, замерев, словно два фехтовальщика перед решающей битвой. Затем Канае опустил взгляд на ладони, сжатые в кулаки.

«Они были не последними, кто хотел предать государство».

Так он, наконец, произнёс.

«Однажды появилась группа, которая требовала отмены смертной казни. Невообразимо! Если бы мы отменили смертную казнь, то тем самым позволили бы предателям жить и продолжать сеять свою заразу. Предложить такое — уже было предательством! И мы… проголосовали, и предатели были казнены. Затем… появилась ещё одна группа, которая выступила против нового налога, поддержанного большинством. Даже когда налог приняли, они продолжали протестовать, говоря, что налог и так слишком высокий, и что они не станут его платить. И не стали платить. Хуже того, они начали выражать недовольство по поводу того, на что тратились деньги, полученные от сбора налогов. Какое высокомерие! Пока они жили в достатке, — а они жили в достатке, несмотря на недовольство, — их это не беспокоило. Понятно, что мы не могли это терпеть».

«И вы их казнили».

Так предположила Кино.

«Управлять страной довольно сложно».

Так сказал Гермес, издав металлический кашляющий звук.

Канае поднял палец, словно пытался пронзить невидимую точку в воздухе перед своим лицом.

«Конечно. Вам нужно всех держать в узде».

Так он сказал и продемонстрировал крепко сжатый кулак.

«В узде. Или всё покатится под откос».

«И что было потом?»

Так спросила Кино и вдруг поняла, что не может больше смотреть в лицо Канае.

«Мы очень старались воплотить в жизнь эту модель демократии. Но люди продолжали предавать нас. Даже те, кто в начале поддерживал большинство, в конце концов повернулись против нас и постарались сбить нас с верного пути. Конечно, это было трудно… ужасно… казнить своих бывших товарищей. Но я всегда выполнял свой долг. Я никогда не позволял своим чувствам взять верх надо мной. Никогда».

«Это тогда у вас переполнилось кладбище, и хоронить стало негде?»

Так спросила Кино, не в силах подавить сарказм в голосе.

Ей не стоило беспокоиться, Канае не расслышал сарказма.

«Боюсь, что так. На наше счастье у нас были королевские парки. Сначала мы планировали использовать их под посевы, но пришлось превратить в кладбища. И все, кто возражал против этого, были казнены».

«И скольких человек здесь казнили?»

Вопрос Кино заставил мужчину задуматься.

«Хм… со времён королей? Трудно сосчитать».

«Нет, с тех пор, как установили демократию».

«А! Тринадцать тысяч шестьсот четыре».

Так он с лёгкостью ответил.

«И по поводу чего было последнее голосование?»

«Последнее… Это было почти год назад. В то время население страны состояло из меня, моей жены и неженатого человека, который был моим другом на протяжении очень долгого времени. Мы планировали втроём поддерживать этот город, надеясь привлечь новых жителей из близлежащих деревень. Но однажды мой друг сказал, что решил уйти. Он сказал, что ему одиноко. Мы спорили с ним, снова и снова говорили, чтобы он этого не делал. Но его воля была парализована этой порочной идеей. Порвать со своим народом, пренебречь своим долгом… мы не могли простить такого. Результаты голосования были — двое против одного, и он был казнён».

«А ваша жена… Она ещё жива? Или вы и её тоже казнили за какое — нибудь предательство?»

Так спросила Кино, преодолев боязнь задать вопрос.

Канае резко вскинул голову, его лицо стало пепельно — бледным.

«Моя жена была преданным жителем страны. Преданным до конца. Она умерла от обычного гриппа полгода назад. Но я же не доктор, я ничем не мог ей помочь. Грипп проник в её лёгкие. Ах… Проклятье! Проклятье!»

Канае расплакался.

«Спасибо вам за историю, Канае. Я очень хорошо её поняла».

Так сказала Кино, поднявшись со стула и слегка поклонившись.

«Слишком хорошо».

Так она добавила шёпотом.

Канае продолжал шмыгать носом, уткнувшись лицом в ладони.

«Нам пора, Гермес».

Так сказала Кино, бросив прощальный взгляд на Канае.

Канае поднял голову, слёзы стояли в глазах.

«Я единственный человек, оставшийся в этом городе. Мне так одиноко. Я даже почти понимаю, почему мой друг, Тоширо, хотел уехать».

«Да, но… Но это был ваш выбор — остаться в одиночестве».

Так сказала Кино, хорошо подумав над тем, что сказать.

Он кивнул.

«Часто за то, что поступаешь правильно, приходится дорого платить. Это королевство каким — то образом должно пережить нынешние трудности».

Глаза Канае загорелись. Он вытер слёзы тыльной стороной ладони и радостно глянул на Кино и Гермеса.

«Вы двое! Вы можете стать жителями этой страны! Великолепное решение! Вместе мы сможем восстановить город, сделать его снова великим и счастливым. Присоединитесь ко мне? Здесь все равны».

«Нет уж, спасибо».

Так подавленно сказала Кино, но её голос почти утонул в выкрике Гермеса:

«Ни за что!»

Канае посмотрел удивлённо, затем помрачнел.

«Понятно. Хотя на самом деле мне совершенно не понятно. Но раз вы не хотите остаться, я ничего не могу с этим поделать».

Приняв его слова за прощание, Кино сделала шаг к Гермесу.

Канае заговорил у неё за спиной:

«Я настаиваю на том, чтобы вы остались здесь на год. Останетесь?»

«Нет, Канае. Не останемся».

Она взялась за руль, но всё её внимание сосредоточилось на револьвере, висевшем на правом бедре.

«Я с Кино. Давай, поехали уже».

Так сказал Гермес.

Канае стоял, его лицо вытянулось, в глазах застыло отчаяние.

«Тогда останьтесь на неделю, всего на неделю. Распоряжайтесь нашими запасами, как заблагорассудится».

«Не можем».

Так быстро ответил Гермес.

«Нам ничего не нужно».

Так добавила Кино.

«Ну, тогда ещё на три дня, будете есть самые изысканные деликатесы?»

Он потёр ладони друг о друга, словно ожидал, что великолепные блюда вот — вот принесут прямо сюда.

Кино сняла Гермеса с подножки.

«Мы уезжаем, пока Кино не передумала».

Так сказал мотоцикл.

Канае шагнул к ним, протянув руки:

«Если хотите, я стану вашим рабом!»

«Спасибо, но нет».

Так сказала Кино и уселась на Гермеса. С невозмутимым лицом она хлопнула Гермеса по бензобаку и помахала рукой государю этой страны.

«Мы уезжаем, Ваше Высочество. Ни одно из ваших предложений не показалось нам заманчивым. Но я благодарю вас за беседу».

Так сказала Кино и склонила голову.

«Как вы меня назвали?»

«Не важно. Прощайте, Канае».

Так сказала Кино, вскинув голову.

Но он всё ещё не сдавался:

«Тогда всего один день! Если вы останетесь ещё на один день, я уверен, вы сможете понять, насколько здесь прекрасно. Пожалуйста!»

«Я не могу. Мы уже провели здесь три дня».

С этими словами Кино повернулась к воротам.

«Я тоже не совсем понимаю, но по некоторой причине мы не можем оставаться дольше этого срока. Извините».

Так Гермес сказал Канае.

Канае стоял, руки безвольно повисли, он вот — вот готов был снова расплакаться. Он попытался что — то сказать, но не смог произнести ни слова. Рот открывался и закрывался в тишине. Затем он засунул руку за пазуху своего пыльного жилета и вытащил пистолет. Это был короткоствольный револьвер.

Кино узнала модель — это был револьвер, который заряжался двенадцатью патронами. Она замерла, её рука лежала на рукоятке её собственного револьвера.

Но Канае не наставил револьвер на Кино, он даже не прикоснулся к тугому курку.

Кино слегка повернула голову к нему.

«Собираетесь угрожать нам?»

Так она спросила спокойным, холодным голосом.

Какое — то время Канае смотрел на свой револьвер, сжав его двумя руками. Он несколько раз помотал головой, словно пытаясь её от чего — то освободить.

Наконец его губы пришли в движение. Сначала Кино не могла разобрать, что же он говорит, но голос становился всё громче и громче, повторяя:

«Нет, это неправильно. Это неправильно! Это неправильно!!! Боже мой, вы правы насчёт меня. Конечно, „Ваше Высочество“. Если я им стану…»

Револьвер плясал в его руках, Кино напряглась.

«Вы будете совершенно правы, и я стану как этот дурацкий король. Это неправильно, использовать насилие, чтобы заставить других думать так же, как вы. Это неправильно! Выход для дураков».

Он посмотрел на Кино, глаза были красными от слёз.

«Мы должны выбрать путь, который удовлетворяет желаниям большинства населения. Голосование равных раскроет нам их помыслы, только так мы сможем жить в мире и согласии. Только так люди должны жить! Это единственная возможность избежать ошибок прошлого! Правильно?»

Ни Кино, ни Гермес не проронили и слова. Ладонь Кино продолжала лежать на рукоятке револьвера.

Канае апатично опустил револьвер. Выщелкнул барабан. В барабане патронов не было.

С едва заметной улыбкой Кино повернулась к нему.

«Вы действительно хотите, чтобы мы остались?»

Так она спросила.

«А что, если мы и правда останемся? Что, если через неделю мы с Гермесом скажем — „Вы не правы, Канае. Вы ошибались“. Что тогда?»

Револьвер выскользнул из пальцев Канае и ударился о мостовую. Его лицо стало таким же белым, как и стены, окружающие этот прекрасный город, белым, как полоска луны, висящая над стенами на полотне небесной лазури. Он тряхнул головой так, что зубы лязгнули.

Когда Кино уже начала побаиваться, что у него случится припадок, он заорал во всю силу своих лёгких:

«Прочь! Вы, оба! Прочь! Вон! Уезжайте из этого города и никогда больше сюда не возвращайтесь!»

«Мы не вернёмся».

Так заверила его Кино.

«Даю слово!»

Так добавил Гермес.

Кино запустила двигатель, наполнив воздух мощным рёвом.

«Прощайте, Ваше Высочество».

Так пробормотал Гермес, когда они тронулись.

Но Его Высочество Канае, государь страны, не слышал его.

Глядя, как уезжают Кино и Гермес, Канае полез во внутренний карман жилета и вытащил пригоршню патронов. Он не спускал с них глаз, пока заряжал револьвер. Защёлкнул барабан на место. Крепко сжал рукоятку, нащупал пальцем курок, приготовился стрелять.

Гермес нёс Кино к воротам. В следующую секунду они должны были миновать их. Канае заорал им вслед, вложив в крик всю свою силу, до последней капли:

«Если приедете сюда ещё раз, я застрелю вас!!! Я убью вас обоих!!!»

Путешественники скрылись за воротами. Возвращаться они не собирались.

Дорога привела их к развилке. Неожиданной развилке.

Кино сняла защитные очки, вытащила компас, слезла с мотоцикла и отошла на несколько шагов. Повернулась на север. Одна дорога вела на юго — восток, другая на северо — восток. Огромное поле травы расстилалось во все стороны до самого горизонта, тут и там усеянное рощицами деревьев.

«Куда поедем?»

Так спросил Гермес.

«Здесь должна быть только одна дорога».

Так сказала Кино, подозрительно глянув на карту, нарисованную от руки.

«Кто тебе это сказал?»

«Торговец, которого мы недавно встретили. Помнишь, у него была панда и кенгуру?»

«Как я мог забыть? Ха, а ведь он надул тебя».

Так сказал Гермес, весело хихикнув.

«Кино — простофиля».

Так он добавил, напев какой — то мотив. Она проигнорировала насмешку.

«Нет, до сих пор всё было точно. На восток от последнего города мы должны проехать мимо большого озера с фиолетовой водой, а затем достичь огромной страны».

Так она сказала, свернула карту и вернула её во внутренний карман.

«Одна из этих дорог должна быть правильной».

«А… Ну да».

«Правая дорога шире».

Так сказала Кино после минутного раздумья.

«Но левая сильней наезжена».

Так заметил Гермес. Кино повернулась к нему.

«А это значит, что по ней чаще ездят».

Так он объяснил.

Некоторое время они молчали. Затем Кино сказала:

«Ладно, едем налево».

«Правда?»

«Чему ты так удивляешься?»

«Первый раз ты приняла решение так легко! Обычно ты мучилась сомнениями, пока голод не брал своё. Ты открыла новый лепесток?»

Кино посмотрела вниз на мотоцикл.

«Хочешь сказать — новую страницу?»

«Ох… Правильно… Страницу. Так открыла?»

«Не совсем. Просто знаю, что если буду долго сомневаться, то придётся есть вкусный, питательный „Протеиновый энергетический батончик“. Если же мы попытаем счастье на дороге, то пятьдесят на пятьдесят, что доберёмся до настоящей еды. Кроме того, сегодня жарко. Лучше ехать, чем сиднем сидеть, разве не так?»

«Конечно. Но вдруг ты ошиблась?»

Кино посмотрела вдаль.

«Ну, если не увидим озера, или дорога повернёт куда — нибудь в сторону, — мы всегда сможем вернуться сюда. Если повезёт кого — нибудь встретить по дороге — спросим, как лучше ехать».

«Не лишено логики. Конечно. Поехали».

Кивнув, Кино спрятала компас, взобралась на Гермеса и надела защитные очки. Затем направила Гермеса по правой дороге.

«Эй! Одну минутку, Кино! Ты обманула меня!»

Так завопил Гермес.

«Ничуть. Даже и не собиралась. Я просто подумала, что если нужно проверить два варианта, то какая разница, с какого начинать. Правильно?»

«Мошенница! Это не значит, что мы должны ехать по твоей дороге!»

«Это не моя дорога. Это просто одна из двух».

Так сказала Кино, дала полный газ и они помчались вперёд, по дороге, которой пользовались реже.