В кабине было душно и ужасно воняло чесноком и сыростью. Я сидел напротив совсем уж дряблой старухи, напоминавшей восковую фигуру. Ее голова медленно подрагивала в такт движению, и создавалось впечатление, будто бы она постоянно с чем-то соглашается. А еще ее шею украшала целая гирлянда сушеных кореньев, выдавая в ней отменную травницу. Рядом с ней расположились двое сорванцов лет восьми. Пытаясь не разбудить целительницу, они попеременно пробовали умыкнуть у нее одну из этих лесных бусинок. Но как только детская ручонка касалась корня, старушка просыпалась и осторожно била неудавшегося воришку по руке. Дети заходись смехом, травница улыбалась, а сидящие рядом родители умилялись забавной шалости отпрысков.
Никто из присутствующих меня не замечал, и я был вполне доволен этим обстоятельством. Кого заинтересует юноша в дорожном плаще, погруженный в свои мысли, мрачно уткнувшийся в пол? А подумать было о чем…
Ожидая ночной экспресс, Юк обмолвился со мной лишь парой слов. Рассказал, что в городе начались гонения на частных пилотов. Многочисленные аресты захлестнули Дымный отсек, поэтому мне лучше переждать смутные времена где-нибудь на Плацте — ближайшем к нам острове, приписанном к свободным землям. Я кивнул, соглашаясь. Циклоп вручил мне десять оловянных рейтенов [11]. Сумма вроде бы небольшая, но вполне сносная, месяц можно спокойно протянуть, если учитывать тот факт, что билет до Плацте был у меня на руках. Еще Юк позаботился о путевом листе. Бронзовая пластина на моей груди, похожая на медальон, содержала полную информацию о владельце, вплоть до его ближайшего родства и его передвижения по материку. Выбитые на поверхности крохотные точки складывались в замысловатый рисунок, прочитать который можно было лишь с помощью специального прибора Гортани.
Когда я садился в дилижанс, циклоп пожал мне руку и быстро удалился, оставив меня одного, наедине со своими мыслями.
За недолгий месяц меня второй раз выкинули на улицу, как ненужную выбраковку, которой может найтись место только на масляной помойке. Но главное, что я вновь не принадлежал себе. Хотя о чем я говорю! Как человек, имеющий отметку приюта, может быть полностью свободным? Даже если бы я получил диплом Цеха, это мало что изменило бы в моей жизни. Вначале опекун, позже — наставник, затем — покровитель. И всегда должен находиться кто-то рядом с тобой… кто-то, кто имеет право решать за тебя …
По закону «Параменика» каждый житель архипелага должен был находиться на своем месте, как винтики в общем механизме. И любое передвижение осуществлялось исключительно с разрешения представителя инспекции праведности.
Свободу надобно заслужить потом и мозолями, — говаривал мистер Босвел, которому за всю жизнь было позволено покидать город не чаще одного раза в год и не далее, чем на пятьсот лиг. В случае неповиновения он мог лишиться не только своего имущества, но и звания виртуоза.
Сравнив столь суровые ограничения с моим проступком — походом в Ржавый город, побег от блюстителей и работу в одном ангаре с контрабандистами, я понял, что если попадусь на рубежном посту, то мне уж точно не сносить головы. Поэтому, решив сойти с дилижанса раньше, чем мы окажемся в зоне проверки, я закрыл глаза и погрузился в полудрему, нарушаемую лишь посторонними голосами и вечными дорожными ухабами.
Усталость навалилась на меня с такой силой, что когда я продрал глаза, то понял: пассажиры уже предъявляют опознавательные пластины.
— А у вас что, мистер? — поинтересовался скуластый Рубежник в темно-коричневом плаще и округлой шляпе с нашивкой южного предела.
Медленно расстегнув рубашку и достав путевой лист, я мгновенно оценил ситуацию. Путь для побега был перекрыт двумя солдатами, которые, хмурясь, держали в руках огромные стальные фонари.
Старший рубежник небрежно провел большим пальцем по медной поверхности документа и, видимо, не обнаружив никаких нарушений, обратился к травнице.
— Разрешение на вывоз? — понюхав корень, он резко отпрянул назад, успев заслонить нос рукой и смачно чихнуть.
— Так это же для домашних нужд, милок, — попыталась объяснить старушка.
Рубежник чихнул в очередной раз и, еще дальше отстранившись от источника внезапной хвори, указал на выход.
— Всем немедленно покинуть повозку!
Его подчиненные расступились, позволив пассажирам дилижанса исполнить приказ.
Прохладная ночь заставила меня поежиться. Радовало лишь одно — сон как рукой сняло и больше не чувствовалось усталости и ломоты в костях.
Пограничный пост был хорошо освещен и окружен высокими столбами, между которыми тянулись золотистые электрические линии защиты, жалившие не хуже савиарских змей. Возле закрытых ворот высились несколько наблюдательных вышек. И казалось, что из этой мышеловки не выскочит ни одна мышь.
Рубежники взирали на нас сверху вниз, держа наготове мощные крутящиеся пулеметы — будто мы не путешественники, а опасные повстанцы с диких островов Лилового рифа.
Рядом с нашим дилижансом стояло еще четыре повозки — только гораздо крупнее, а потому и количество пассажиров в них исчислялось, по меньшей мере, тремя дюжинами. Недовольная толпа гудела, но противиться приказам солдат не собиралась.
Я и представить не мог, что к островам устремилось так много горожан. Обычно дилижансы отправлялись из Плакты редко: один, максимум — два раза в день. А тут настоящее столпотворение. Словно все, кто здесь собрался, просто бегут, а не путешествуют на юг по своим делам.
Старший рубежник что-то недовольно выкрикнул. Двое солдат, приподняв указательный и средний палец вверх, отдали честь и, пропустив внутрь площадки еще одну повозку, закрыли ворота.
Силуэтов в темно-зеленой военной одежде прибавилось. Следуя четким указаниям начальства, они окружили периметр — деваться мне было некуда. Оставалось только смиренно ждать, надеясь на предусмотрительность Юка и удачу, посланную мне великим Икаром.
Нас построили в ряд, поставив во главе сгорбившегося под тяжестью лет усатого возницу. Его тощее, скрюченное, словно рыболовный крючок, тело покачивалось на ветру, вызывая лишь жалость к весьма преклонному возрасту. Интересно, сколько лет ему отмерила благородная Эверика? Сняв с головы сильно растянутый цилиндр и пригладив растрепавшиеся редкие волосы, старик покорно опустил голову. По всей видимости, для него такие проверки были привычным делом.
«Как минимум семьдесят», — выдвинул я первое предположение.
В ответ старик пошамкал беззубым ртом и подкрутил широкие, похожие на пену седые усы.
«Нет, наверное, чуть больше», — не согласился я сам с собой.
Словно отреагировав на мою догадку, возница закатил глаза и тяжело вдохнул морозный воздух. Из его легких вырвался глухой, протяжный свист, сменившийся надрывным кашлем.
— Нет, все-таки сто, — поставил я жирную точку в своих рассуждениях.
Внезапно раздался короткий приказ.
Перед нами замелькали стальные пики динтовок. Мы подравнялись в строю и вытянули руки по швам. Я ощутил, как на лбу выступил пот и тело кинуло в жар. Шанс выбраться из этой передряги в моем случае равнялся нулю.
Не ведая, что нас ожидает, я осторожно коснулся дорожной пластины, прилипшей к моей груди. Ладонь обожгло, и я едва сдержал резкую боль.
— Всем приготовить назначение! — рявкнул старший рубежник.
Пассажиры, будто превратившись в опытных солдат, вытянули вперед пластины.
В начале строя появился низкорослый кранкс в огромной военной накидке. У него на груди, как шарманка, висела массивная машинерия, издающая странный щелкающий звук и имевшая множество рычажков, тумблеров и датчиков.
Подойдя к столетнему вознице, кранкс загадочно покрутил что-то на приборе — внутренности неизвестного мне аппарата откликнулись воющим звуком, и в стеклянном окошечке началось движение. Две катушки стали одновременно вращаться, а расположенная между ними лента натянулась и начала колебаться, будто струна.
Мне было хорошо видно все, что происходит с машинерией, пока кранкс стоял вполоборота. Но как только он извлек из прибора длинный шланг с окошечком на конце, я заметил лишь яркую вспышку, создавшую вокруг дорожной пластины старика лиловый кокон.
Возница заметно побледнел. И даже в свете ярких фонарей был заметен его нарастающий страх.
Нет, с этой процедурой он явно сталкивался впервые.
— С какой целью следуете в свободные земли? — поинтересовался стоявший рядом с кранксом рубежник. Его длинный крючковатый нос приблизился к старику и обнюхал того с ног до головы.
— Доставляю пассажиров, — раздался короткий ответ.
На вышках зажгли еще пару фонарей, ослепив нас ядовитым светом. Пока я жмурился, ощущая в глазах неприятную резь, допрос продолжился.
— Количество путешественников?
— Шесть, из них двое детей, — загибая пальцы, рассудительно изрек старик.
— Пункт назначения?
— Почтовая станция в Бриге. Та, что на Колючей глыбе.
— Путь следования?
— По дороге Рейны, через Кривые холмы.
Рубежник немного задумался. Внимательно изучил всех пассажиров и вновь обратился к вознице.
— А все ли собираются путешествовать до Бриге?
— Да, сэр, — устало кивнул старик и, немного поразмыслив, добавил: — С другой стороны, они могут сойти и раньше. Ну, сами понимаете, я им не указ. Откроют дверцы — и шасть. Я что же, их тогда ловить буду?
— Не умничай, старик. Отвечай, что спрашивают, — прорычал рубежник.
Возница вздохнул и состроил невинную рожицу — мол, как пожелаете, мне без разницы.
Разочарованно махнув рукой, старший перешел к следующему пассажиру. Процедура проверки повторилась, за одним маленьким исключением — вопросов к травнице у представителя закона было куда больше.
Когда очередь дошла до меня, я изо всех сил пытался скрыть нарастающее волнение. Буравящий взгляд рубежника пронзил меня насквозь.
— Куда направляетесь, юный мистер?
— На Колючую глыбу, — стараясь сохранять самообладание, неуверенно проблеял я.
Мелкие, близко посаженные глаза впились в мой наряд. Короткая куртка, рубаха без ворота и свободные плотные штаны — так одеваются те, кто принадлежит к Цеху или имеет возможность трудиться независимо.
— Студиоз? — сделав молниеносные выводы, поинтересовался рубежник.
— Почти, — уклончиво ответил я, не сводя глаз с кранкса, который уже включил свою ужасную машину.
Жетон погрузился в лиловое сияние гофрированного хобота машинерии, и я впервые в жизни увидел, как работает «Сборщик информации». Пластина жадно поглотила свет и мерно распределила его по всей площади, и вскоре крохотные углубления, напоминающее мелкие зазубрины на лезвии кинжала, стали входить в световые пазы, соединяясь темными нитями. Метки нанизывались одна на другую. Внезапная вспышка — и неведомые мне символы превратились в знакомые слова.
Кранкс указал старшему на внутреннюю часть машинерии, где располагался увеличительный экран, позволяющий прочитать столь мелкие символы.
Кривоносый рубежник задумчиво помял подбородок. Кинул короткий взгляд в мою сторону и задал следующий вопрос:
— У кого вы обучались, молодой адепт?
И тут меня словно осенило. Я ведь абсолютно не знаю, какую именно информацию содержит мой поддельный жетон! Отражена ли в нем хоть часть правды? Или сплошной обман?
Если бы я смотрел на себя со стороны, то наверняка бы заметил, насколько стремительно побледнело мое лицо. Но рубежника, скорее всего, насторожило мое замешательство.
— Вас затруднил вопрос?
Глупо улыбнувшись, я протянул ему билет до Бриге. Судя по всему, мой поступок оценили по достоинству.
— Он, по-моему, не в себе, — предположил кранкс, указывая на экран.
Старший кивнул, соглашаясь с мнением подчиненного. Его взгляд словно прилип к монитору. Я без труда проследил, как стремительно меняется лицо рубежника. Сначала на лбу возникли глубокие рытвины морщин, а в глазах появилась тревога, которая мгновенно передалась мне.
— Милостивый Икар! Не повезло парню, — прошептал кранкс. Старший ничего не ответил, но по выражению лица было понятно — он полностью с ним согласен.
Затаив дыхание, я ждал, когда меня выведут на чистую воду. Но в последний момент мои опасения развалились как карточный домик.
К старшему подбежало двое запыхавшихся солдат и, обернувшись, указали куда-то на дальнюю часть площадки, туда, где несколько здоровенных солдат пытались утихомирить не в меру разбушевавшегося пассажира. Тощая высокая фигура, возвышавшаяся над другими горожанами, что-то жестикулировала, пытаясь объясниться перед мундирами: указывая то на въезд в зону досмотра, то на выезд, перегороженный огромными ежами. Рубежники кивали, соглашаясь с ним, а потом достали кандалы и, позвякивая цепями, решили больше не слушать глупых речей и перешли в наступление.
И тут началось такое! Я увидел, как долговязый оттолкнул одного из солдат в сторону, а другого ударил ногой в грудь.
Рубежники на вышках зашевелились, свет фонарей нашел в полумраке худощавую фигуру ретивого пассажира, облаченного в твидовый костюм. К нему уже спешили несколько солдат, пытавшихся прямо на ходу зарядить ружья и расчехлить штыки. Но проворный бунтарь действовал, на удивление, весьма умело. Перескочив через двадцатиместный дилижанс, он выхватил из костра толстенное полено и зашвырнул его в упряжку. Лошади, испуганно заржав, дернули вправо, перегородив дорогу бегущим солдатам. Растерявшись, те сбились в кучу, не зная, как преодолеть возникшее на их пути препятствие. Испуганные животные кружили на месте. Следом за ними всполошись еще три упряжки. Площадку наполнили встревоженные крики людей. Началась настоящая сутолока. Кто-то задел меня плечом, перед глазами замелькали силуэты, невнятные команды караульных растворились в истошных женских воплях.
Последующая суета заставила меня воспринимать происходящее урывками.
…Толпа подалась вперед. И сразу же в надрывные голоса пассажиров вплелись одинокие выстрелы, словно мы вмиг очутились среди двух враждующих лагерей дикарей Эзиума — самого западного от архипелага острова. Я кое-как успел различить стремительные движения столетнего возницы. Он ловко заскочил на козлы, ударил хлыстом, и длинная вереница дилижансов сдвинулась с мертвой точки. Ворота, которые прикрывала малочисленная группа солдат, слетели с петель, открыв нам путь в свободный мир, где действовали совсем иные правила.
Хитрюга Икар знал, когда проявить свою милость.
В нашу повозку успели заскочить всего двое. Я и одноногий бородач, внешним видом походивший на неприступную пирамиду, которую легче перепрыгнуть, чем попытаться обойти. Подав ему руку, я втащил здоровяка внутрь практически на полном ходу.
Прильнув к заднему стеклу, я с безразличием наблюдал за полыхающими строениями Рубежа. Все еще слышались приглушенные крики о помощи, пулеметные выстрелы. Апогеем случившегося стал короткий хлопок взрыва. Видимо, пламя добралось до складских помещений.
Огненный кокон еще долго мелькал среди деревьев, пока окончательно не скрылся за поворотом.
Волнующее зрелище закончилось так же внезапно, как и началось. И я мог лишь догадываться о причинах, побудивших неприметного господина из второго дилижанса устроить подобное.
Повалившись на неудобное сиденье, я машинально схватил цепочку с жетоном и — Проклятые Молнии Тары! — обнаружил лишь оборванное кольцо. Мой главный путевой документ (если не считать оставленного у рубежника билета) исчез. Нервно обшарив карманы куртки, подкладку и бегло осмотрев дилижанс, я пришел к неутешительному выводу: единственное напоминание, что осталось у меня от материка, был знак, сделанный мне еще в приюте «Примитивного механизма» — крохотная татуировка втулки с огромной буквой «М». Символ, означающий отсутствие семьи, которой у меня не было и теперь уж точно не будет, потому что винтик, выпавший из сложного механизма, не вернется на свое привычное место. Его просто заменят новым, с хорошей резьбой и блестящей шляпкой.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, я поднял голову и наткнулся на косматое лицо спасенного мной одноногого крепыша. Шмыгнув носом и приветливо подмигнув, он протянул мне руку и представился…
Чем дальше мы удалялись от границы, тем сильнее ощущалось, что я нахожусь совершенно в другом, чуждом мне мире. Даже деревья здесь были другими: низкие, кряжистые, они клонились к земле, скрывая в своих ветвях вконец разбитую дорогу.
Сбавив темп, возница все реже ударял хлыстом, и дилижанс, перестав трястись, мерно поскрипывал старыми осями.
— Да, дела, — раскурив трубку, задумчиво пробурчал мой новый знакомый.
Он называл себя тэром Ди Райдер. Правда, внешне он совершено не походил на представителя сословия летных капитанов. И дело даже не в изношенной донельзя одежде, а в самом элементарном поведении. Грубый, неотесанный летун, скачущий на одной ноге и воображающий себя представителем благородных кровей.
На самом же деле его манеры были ужасны. Он вел себя как неотесанный гоблин-раб из плавильных Цехов, которому ненароком пересолили обед. Сплевывая терпкий табак, он изрыгал наружу кучу проклятий по поводу и без повода. А когда мы решили перекусить, разделив скромный ужин, оставленный одним из пассажиров, я еще раз убедился в правильности своих суждений. Мало того, что тэр Райдер оставил половину съеденного на бороде, так ко всему прочему еще и расшвырял отбросы вокруг себя.
— Ну, вроде бы подкрепились, — констатировал он.
Недовольно сморщившись, я пересел на третью скамейку, чтобы быть подальше от этого бардака.
— Сам-то из каких мест будешь?
— С материка, — нехотя пробурчал я себе под нос.
— Мааатерииикааа, — передразнил меня нечистоплотный тэр.
Если бы только мой бывший учитель, мистер Босвел, увидел подобное пренебрежение к приему пищи, он заверещал бы не хуже лоарстких попугаев. Но, к счастью, у сегодняшнего представления был только один зритель.
Повозка затормозила так резко, что я едва не слетел с сиденья, а мое воображение уже нарисовало неутешительную картину нашего ужасного падения в пропасть. Лошади истошно заржали, а возница сквозь зубы процедил грязные ругательства, которые я без труда расслышал благодаря открытому окошку.
— Все, выходите, господа хорошие… Растудыть ее, треснутое колесо! Дальше дороги нет!
В отличие от меня, Райдер отреагировал молниеносно. Сунув подмышку свой деревянный костыль, он толкнул дверь и аккуратно спрыгнул вниз. Я последовал за ним.
В лесу было полно мошкары и ужасно пахло серой, словно нам не посчастливилось остановиться возле зловонной кучи каких-то отходов. Такой запах обычно витал в лаборатории кривоносого Дикса, алхимика с большим стажем, у которого мой прежний учитель, виртуоз Босвел, заказывал золотую краску для табличек, содержащих подробное описание его изобретений.
— Чего встал? Пошли, поможешь.
Не оборачиваясь, возница недовольно похромал вперед по дороге, где всего в десяти ярдах от дилижанса, перегородив движение, лежало огромное ветвистое дерево.
Возница замер возле массивного препятствия. На вытянутой руке он держал небольшой масляный фонарь. Такой редко встретишь в наше время неумолимого прогресса и повсеместного использования пара.
Возле меня возникла плечистая фигура Райдера, державшего наготове пистоль. Я едва успел разглядеть изящную вязь узоров на длинной рукоятке и два расположенных вертикально ствола. Раритетное оружие всегда пользовалось большой популярностью среди мастеров Цеха, и я слышал, что за редкий экземпляр старинного оружия можно было выменять даже механический дилижанс. Только использовать подобный экземпляр в целях обороны, на мой взгляд, было абсолютно бессмысленно.
Очутившись рядом с возницей, Райдер грубо отстранил его в сторону и одним быстрым движением затушил фонарь. Стелящийся по дороге туман, широкий ствол дерева и ночные тени мгновенно скрылись во мраке.
— Мы — словно кактус посреди пустыни! — недовольно буркнул мой попутчик, предвидя возмущение старика. Следующее обращение было адресовано уже мне: — Ну-ка, холера тебя подери, помоги-ка нам…
Я не стал артачиться и перечить — просто подлез под преграду. А дождавшись четких команд одноногого, начал толкать.
— И раз, и раз, навались… и раз, и раз, давай… и раз, и раз, сильнее…
Старик, в отличие от меня, не выкладывался даже на треть, лишь делая вид, что оказывает посильную помощь. На самом деле он просто прислонился к поваленному дереву и повис на нем, создав дополнительную нагрузку.
Выглянув из-под ствола, я наткнулся на пристальный, холодный взгляд Райдера. Держа пистоль наготове, он внимательно следил за небольшим бугорком, скрытым мрачной стеной деревьев.
— Давай, малой, шибче. Иначе я успею положить только двоих, — прошептал он, даже не посмотрев на меня.
— Болотные разбойники для здешних мест не редкость, — подлил масла в огонь возница.
— Не мели чушь, старик. — Прищурившись, Райдер внезапно подал знак рукой, чтобы все замолкли.
Пауза длилась недолго.
— Показалось…
Я стер струившийся с лица пот, убил парочку прожорливых комаров и продолжил свой каторжный труд.
Монотонный голос одноногого гнал и гнал меня вперед. Пыхтя, словно копавшийся в земле вепрь, я чувствовал, насколько стремительно улетучиваются мои силы. Толчки стали слабее, а дерево продолжало упираться ветвями в пыльную дорогу, перекрывая нам путь.
— Бесполезно, — подытожил старик.
— Не сдаваться! Давай!
Голос Райдера оглушил меня, заставив совершить последний отчаянный рывок. Хруст. Земля ушла из-под ног, словно я вступил на скользкую ленту погрузчика. Преграда откатилась вбок, увязнув в водянистой почве у самого края дороги.
— Вот это да, тудыть-растудыть! — старик схватился за голову и, разинув рот, уставился на моего попутчика. Тот, сунув пистоль за отворот затертого камзола и бубня под нос какую-то пошловатую песенку, прихрамывая в такт мелодии, направился обратно к дилижансу.
Я покосился на возницу, пытаясь угадать причину его удивления. Но в ответ получил лишь неоднозначный жест, означающий, что все заслуги в преодолении препятствия принадлежат одноногому, а не мне.