Мироходцы. Пустота внутри

Фрагмент 1.14.

***

Гед Геднгейд.

— Сюда, господин, — сказал один из разведчиков.

Маг щёлкнул пальцами, создав несколько светящихся сфер, которые стали сопровождать его.

— Мы решили проверить ущелье на случай затаившейся опасности, но нашли только это. Подумали, возможно, это важно.

Скелет, лежавший на дне ущелья принадлежал гуманоиду, но явно, не человеку. Толстые кости, широкая грудь, всего по четыре пальца на каждой конечности и уродливый приплюснутый череп. Плоское лицо с широкими скулами, мощная челюсть, острые зубы, да ещё три небольших рога: надо лбом и височными областями.

— Крэндамора, — озадаченно выдохнул Государев искатель сокровищ. — Кто-нибудь видел что-то подобное раньше?

Разведчики и гномы помотали головами. Гед Геднгейд присел на корточки, пробежался пальцами по рёбрам, коснулся рогов, ухватил нижнюю челюсть и отделил её от черепа, после чего протянул Рогзальду. За внешним рядом зубов располагался второй.

— Да ладно! — воскликнул гном.

— Два ряда зубов на челюсть, характерная форма черепа, четырёхпалые конечности.

— Я на своём веку видел несколько чучел хобгоблинов, маг, и я уверяю тебя, что у них не было рогов. Более того, хобгоблины немного выше, тоньше в кости, и ноги! Ты на ноги посмотри! Это ж почти копыта! Видишь, сплошная кость!

— Нет, это стопа, сформированная в подобии копыта. Пальцы не гнутся, — воистину кость, но меж них есть зазоры. Видишь пятку? Он мог ходить как мы, а мог скакать как горный козёл.

— Хобгоблины так не могут! Да и зачем бы…

— Пока не уверен, — произнёс маг, — это нефрит.

Один из хиллфолков вынул из грудной клетки скелета почти истлевший шнурок с зелёными бусами; ещё несколько камешков удалось найти в останках шкур, служивших покойному одеждой. Другой разведчик, ушедший дальше по ущелью, вернулся с фрагментами древесины и кремня; сложив их на земле, он получил нечто вроде каменного топора.

— Он упал, — сказал маг, поняв взгляд, — разбился.

— Но это не хобгоблин!

Архимаг промолчал, крутя в пальцах примитивное ожерелье. Казалось, он хотел ещё что-то сказать, но не смог, — что-то произошло, высокий умный лоб пошёл складками, от лица отлила кровь, а в глазах полыхнуло синее пламя.

— Он уже здесь.

— А?

— Димитр.

Присев слегка, архимаг оттолкнулся от дна ущелья и в мгновение ока взлетел над ним. Астрал вокруг Геда бурлил от чудовищной магической силы, целый океан гурханы, живой и движущийся, обжигающий и ледяной готов был принять бесчисленное множество форм по воле хозяина.

И ничего не произошло.

Архимаг парил среди ревущих ветров, медленно вращаясь вокруг своей оси в ожидании удара, но удара не было. Лишь чувство тяжёлого, мрачного присутствия. Голодная и смрадная аура, объявшая всё вокруг, не давала сердцу замедлить бег. Гед возвёл очи горе, — буквально. Он посмотрел на одну из ближних вершин. Голос ветра заглушил все прочие звуки, так что, когда взметнулись белые фонтаны, архимаг не сразу осознал происшедшее.

Набирая скорость по склонам горы неслась немая волна чистой белизны. Лавина сходила к подножью всё набирая скорость. Через минуту эта белая красота обрушится на караван и погребёт его под собой, переломав и удушив крохотных смертных букашек.

Стряхнув с пальцев неиспользованные чары, Гед Геднгейд медленно развёл руки, держа их ладонями вверх, глубоко вдохнул и резко, с хлопком соединил над головой. Внизу прямо из земли вознеслась огромная клиновидная стена красного стекла. Предлавинная волна воздуха врезалась в этот барьер, но не смогла сокрушить, а последовавшая лавина не смогла тем более. Архимаг сдерживал давление десятков тысяч стоунов1 снежной массы, не ослабевая бдительности, но, когда понял, что продолжения не последует, решил опуститься на землю.

# # 1 Мера измерения массы, равная примерно 6.3 кг.

— Лавина! — воскликнул Рогзальд, указывая на барьер. — Лавина!

— Я заметил, — ответствовал Гед Геднгейд. — Разбивайте лагерь, у нас времени до заката, чтобы решить, что делать. Дальше сегодня не пройдём.

***

Владимир.

— И убежать мы не сможем?

— От Тьмы даже свет не может убежать. Знаешь, почему?

— Потому что, куда бы свет ни стремился, тьма всегда уже там, поджидает его. Потому что везде, куда стремится свет, по логике, его ещё нет, а там, где нет света, по логике, царствует тьма.

— Сука, ты знал!

— В Интернете прочёл, кажется. Там такого дерьма навалом в статусах ВК.

— Что за адская штука, этот Вэка?!

Чёрт сидел на камне с самокруткой и лениво следил за тем, как гномы и хиллфолки обустраивали стоянку внутри ущелья. Дальний конец его был намертво запечатан снегом, а сверху Геднгейд заставил каменные стены сойтись, образовав крышу. Он же пробил в теле ущелья ниши, куда завели кротоволов.

— Так, если я правильно понял, у нас сейчас проблемы из-за каких-то неясных тёрок между Геднгейдом и этим… Димитром Багалепским? Дал же бог имечко…

— Ц! — вскинулся чёрт.

— Прости. И не договориться?

— Иди с голодным драконом договорись, серафимово вымя. А лучше, представь буйного сумасшедшего, в чьей башке замешаны в равных долях смертельная меланхолия, дикий ужас, неконтролируемая ярость и безудержная кровожадность. Представил? Помножь на разложение мозга и дай этому человеку возможность убивать силой мысли. Это, — в очень скупых чертах, — и есть Димитр Багалепский. Он архиколдун Вестеррайха, злокозненное отродье, насылатель проклятий и порчи, верховный жрец Тьмы, её бессмертный избранник, сеющий отчаяние и боль везде, где ступает его нога. Весьма достойный человек, я бы сказал, если б эта скотина не пыталась извести хозяина со свету столько лет.

— А что не поделили-то?

— Жизнь, душу, будущее. — Чёрт глянул на большую палатку и продолжил тише: — По юности хозяин ходил у Димитра в учениках, но, когда получил всё полезное, что мог, оставил старика. А тот-то надеялся хозяина посвятить Тьме, ещё бы! Она всегда облизывается на могущественных магов, через них рост её мощи идёт семимильными. Да вот не срослось, хозяин не дурак был, опрокинул Димитра через известный прибор и пошёл дальше.

Человек задумчиво почесал в затылке.

— Я не понял, а чему полезному, можно научиться у колдуна?

— Димитр не всегда колдуном был, знаешь ли. Давным-давно он считался ярчайшим теоретиком магии, гением! Да вот судьба посмеялась над ним, — наделила смехотворно малым даром к магии практической. И так его мучила эта несправедливость, что сглупил мужик, обратился ко Тьме за могуществом. И получил. За долгую свою жизнь он сотворил столько жутких делишек, что Тьма наделила его невероятной мощью, избрала своим главным проводником, понимаешь? Среди прочего Димитр сделался одержим всеми самыми тёмными порывами, такими, например, как месть. Он просто не способен забыть и простить. И надо ж было старику решить поставить точку во вражде именно сейчас!

— И что дальше?

— Дальше битва магов.

В костёр полетело несколько тощих деревяшек и дрожащие руки художника потянулись к пламени. Холод крепчал.

— Невесёлая ситуация, да. Если Геднгейд проиграет, нам всем вилы?

— Хозяин не проиграет! — выпучил глаза Артём.

— Тише, тише, его рядом нет, никто нас не слушает и наказывать нас никто не будет.

Адское отродье набрало воздуха в грудь, чтобы выдать тяжеловесный аргумент, сопровождаемый каким-нибудь оскорблением, но только и смогло что выдохнуть с хрипом:

— Вот ведь какой ты внимательный, когда не нужно, мешок с костями.

Владимир, пребывавший в состоянии полуобморочном, когда его вытащили из раскалённого вагона, — с каким странным удовольствием вспоминается тот кошмар теперь, на этом жутком морозе, — тем не менее видел экзекуцию. Впрочем, следовало ли удивляться? Чёрт с первого дня предупреждал, что его хозяин не добрый волшебник, развозящий именинникам «эскимо» на голубом вертолёте.

— Теперь я понимаю, откуда в тебе такая непобедимая верность.

— Не твоё дело, — буркнул чёрт. — Были у меня хозяева и более жестокие притом, что являлись ничтожествами.

— Когда люди вызывают ментов, потому что в соседней квартире муж бьёт жену, оная жена часто отказывается открывать дверь ментам, уверяя, что у них всё в порядке. Вот ты…

— Мешок с костями, хлеборезку-то свою прикрути, пока я ей копытом диагностику не провёл, ага?

— А… ага.

— И вообще! — запыхтел чёрт. — Давай-ка оставим эту тему! Тебе б начать уже паниковать! Твоя жизнь на волоске висит!

— Уже давно она на нём висит, — пожал плечами Владимир, — паника дела не поправит. К тому же Геднгейд непобедим, так ведь?

Артём понуро пережевал окурок.

— Не знаю, — сказал он наконец тихо. — Хозяин никогда не проигрывал, но… я не уверен, что он переживёт прямое столкновение с Димитром. Или кто-то другой. Сила, питающая колдуна, неисчерпаема, отчаяние ступает за ним по пятам, как смерть и великие муки. Разрушение ради разрушения, страдания ради страдания. Одно скажу точно, — этой ночью мир тряхнёт не по-детски.

— А сейчас чего не трясёт? Лавину-то он на нас спустил?

— Простое приветствие. Димитр паталогический подлец, он иначе не умеет. А потому, даже будучи уверенным в своём превосходстве, он прибегнет ко всем ухищрениям, чтобы закрепить успех. Ночь — время Тьмы, потому всё начнётся после заката.

Приятная часть его положения заключалась в том, что к Владимиру до поры до времени относились как к дорогому имуществу, — берегли и работать не заставляли. Поэтому они с Артёмом могли протирать штаны, пока другие занимались полезным делом. К своему нынешнему положению художник относился с философским спокойствием, — и в самом деле, зачем накручивать себя, если ни на что не влияешь? Для осуществления такого подхода, требовалось недюжинное самообладание.

Что-то стукнуло землянина по плечу. Повернув голову, он обнаружил рукоятку клевеца, который держал за ударную часть Краббергорн. Правая половина лица безумного гнома пребывала в спокойствии, тогда как левая улыбалась, шевелила бровью и непрестанно корчилась.

— На вот, держи. Из всего моего ничего мельче не нашёл, чтоб тебе по руке было, а с ножичком ходить — только народ смешить. Держи, дылда, ты тощий как кротовья кишка, но это, наверное, удержишь.

— Он говорит, что тебе лучше бы вооружиться. Они там до чего-нибудь договорились, мастер Краббергорн? — спросил чёрт, кивая на большую палатку.

Драконоборец некоторое время сосредоточенно пытался дотянуться кончиком языка до кончика носа.

— Маг хотел нас в карман положить, да только старшой его в задницу послал. Если маг помре, не видать нам свободы, — говорит. А так хоть поборемся напоследок.

— Ясно, ясно. Короче, не отказывайся лучше от подарка, мешок с костями, если что, может, на секунду дольше проживёшь. О, хозяин вышел!

***

Гед Геднгейд.

— Когда я решил воспользоваться твоими услугами, я не знал, что к ним прилагаются твои проблемы, — зло ворчал Рогзальд Турс аэб Брихтегсден, торопливо шагая следом за человеком.

— Я предлагал тебе остаться в Таркурабе, но ты решил иначе. Оставь жалобы для тех, кто пожелает их слушать, а меня от этого уволь.

— Уволил бы, да только поздновато!

Маг провёл ладонью по футляру, что висел на его поясе, затем остановился, окинул ущелье взором и сделал жест, — протянул руку вперёд, ладонью вверх, слегка согнул пальцы и медленно повёл руку вверх. Из земли с дрожью стала подниматься толстая каменная стена с бойницами и лестницами, ведшими на широкую зубчатую галерею

— Вы, гномы, любите стены, вот вам стена, защищайте её, если понадобится. И не покидайте ущелье, я укрепил и уплотнил стены, оно не должно рухнуть. Н’фирия останется рядом с тобой, всё же ты ей платишь за это, Янкурт тоже останется, там он будет мне бесполезен. — Архимаг обернулся. — Скоро закат, так что я отправляюсь. Сомкнуть щиты, Рогзальд.

— Вместе несокрушимы, пожри тебя каменные слизни! — ответил гном. — И, хотя она тебе не нужна, я всё же желаю удачи.

— Спасибо, но оставь себе. Циклон!

Огромная птица спустилась с небес у входа в ущелье и издала крик. Взобравшись ягнятнику на спину, архимаг бережно провёл ладонью по тёмным перьям и поднял фамильяра в небо.

Закат он наблюдал с огромной высоты, следя за темнотой, поглощавшей мир. С этой точки обзора величественные хребты казались такими маленькими, однако, сколь высоко ни поднимался бы Циклон, всегда были горы выше и грознее, горы, которые служили преградой даже для самых вольных ветров. И, разумеется, был Элборос.

Применив заклинание, архимаг всмотрелся во тьму. Он видел огонёк, озарявший ущелье и использовал его как ориентир, центр спирали, по которой всё шире расходился его взгляд. Войдя в подобие транса, вися на продуваемой ледяными ветрами высоте, он искал, не моргая и почти не дыша, пока не обнаружил ещё один крохотный огонёк на вершине одной из гор. Вернувшись в полное сознание, архимаг направил птицу туда и вскоре спустился на присыпанный пеплом снег подле маленького костерка.

— Желаю тебе здравствовать, бывший наставник.

Человек, восседавший у огня, поднял глаза.

— А, это ты. Здравствуй, друг мой. Садись, садись, погрей руки. Стужа в этих краях ужасная, а что может быть хуже для старых костей?

Димитр Багалепский слабо напоминал живое существо, но и на мертвеца не походил. Узкое измождённое лицо, серое и сухое, с кожей, местами отслоившейся и отпавшей, словно старая штукатурка; изрезанная чёрными венами лысина; волосы и борода, — что грязная пакля. Тонкие пальцы с воспалёнными суставами, обросшие длинными грязными ногтями, то и дело скребли ту кожу, отделяя от тела сухие кусочки; кривой рот открывался и закрывался растеряно, то являя, то пряча редкие чёрные зубы. Одеянием архиколдуну служила мантия из овеществлённой тьмы, более материальная сверху, но превращавшаяся в клубящийся морок у стоп. Рядом из земли торчал долгий чёрный посох, блестящий, словно покрытый хитином. Набалдашник его являл собой нечто отвратительное, непрестанно шевелившееся переплетение членистых лапок, меж которых билось маленькое алое сердце.

— Рад видеть тебя в сознании, Димитр, — сказал Гед и даже улыбнулся слегка, глядя в усталые, но осмысленные глаза старика.

— Да, да… в сознании. Просветления случаются всё реже, и я стараюсь запоминать их, но получается всё хуже… ты садись, садись. Я сбросил на тебя лавину сегодня?

— Так.

— Прости пожалуйста. Наверное, это глупое оправдание, но я слабо отвечаю за свои поступки. — Старик печально усмехнулся, протягивая скрученные пальцы к огню, — от меня почти ничего не осталось. Ты… ты расскажи мне, как живёшь? Каковы твои успехи?

— Ничего особенного, — пожал плечами Гед, усаживаясь. — Связался с одним гномом, получил кое-какие документы, но ты ведь, наверное, и сам знаешь.

— Нет, нет. Я следил за тобой… я всегда слежу за тобой. Видимо, твои последние действия показались мне особенно подозрительными, так что я решил действовать. Однако, мне неизвестны твои планы… не поделишься?

— Тебе это знание не пригодится, Димитр. К сожалению, сегодня я убью тебя.

Старик, задумчиво сдиравший со лба сухую кожу, мелко покивал. Отделённые частицы плоти опадали пеплом, но облик не менялся, повреждённая кожа восстанавливалась в своём прежнем неприглядном виде.

— Жаль, если так, но будет много хуже, если это я убью тебя. Что тоже вероятно.

— Нет, увы, нисколько не вероятно. Но сегодня нашей вражде точно наступит конец, — сказал Гед Геднгейд.

Димитр Багалепский взирал на пламя, которое не могло его согреть, и шевелил губами, пытаясь поймать нить мысли среди страшных сгустков безумия, населявших его голову.

— Если задуматься, — молвил тем временем молодой волшебник, — мне всегда было любопытно, с чего всё началось? Иные думают, что причиной был мой уход от тебя, но мы-то знаем, что ты стал враждебен ещё раньше. Однажды, ты посмотрел на меня, и я ощутил, как сильно ты борешься с желанием убить. Именно тогда я понял, что ты опасен для меня. Что случилось, Димитр? Что изменилось?

Старик вытянул губы трубочкой и зажмурился, не прекращая медленно скрести ногтями череп.

— Кажется… кажется, я… да! Да, вспомнил! Да… я узнал о тебе нечто, что ты скрывал, Гед, и тогда я понял, что ты охотишься за моим посохом. С этого, думаю, и началось.

— Я говорил это тысячу раз и скажу в тысячу первый: мне никогда не был нужен твой посох.

— Мондорген, — проронил старик, глядя исподлобья. — Я узнал о нём.