Пульт мертвеца

ГЛАВА 26

Был поздний вечер. Я находился у себя, воспринимая то маленькое помещение, где жил сейчас, скорее как квартиру, чем как тюремную камеру, когда ко мне явились два сотрудника Службы безопасности Солитэра, чтобы препроводить меня к Айзенштадту. Было достаточно лишь взглянуть на них, чтобы все понять.

— Что-то случилось? — спросил я, чувствуя как начинает сводить живот.

Вместо ответа он жестом руки пригласил меня сесть и повернул ко мне дисплей телефона. На экране было лицо Рэндона… и тоже чем-то весьма озабоченное.

— Почему вы не хотите повторить то, что только что сказали мне, мистер Келси-Рамос? — довольно ядовито спросил Айзенштадт, когда я уселся.

— Бенедар, — кивнул мне Рэндон с экрана, его глаза были как два маленьких буравчика. — Как там с вами обращаются?

— Всё великолепно, сэр, — ответил я. — Что-нибудь произошло?

На мгновение на губах появилась знакомая мне кривоватая улыбка.

— Я только что имел контакт с губернатором Рыбаковой, — сообщил он.

Мне было ясно, что за этим последует.

— Полагаю, что она не собирается ради нас временно приостанавливать действие закона о зомби.

— Всё обстоит намного хуже, — мрачно произнес он, показывая валик в руке. — У меня имеется копия прошения, поданного губернатору два дня назад. Этот документ напоминает Рыбаковой, что отсрочка от исполнения приговора Каландры Пакуин незаконно затягивается, и далее следуют рекомендации привести приговор в исполнение.

Я уставился на него.

— Айкман? — спросил я одеревеневшими губами.

— Кому же ещё быть? — угрюмо ответил Рэндон. — И, что ещё опаснее, Рыбаковой остаётся лишь отнестись к этому с должным вниманием… и, как она сказала мне по большому секрету, его аргументация вполне убедительна.

— Как это могло так повернуться? — требовательно спросил я. — Каландра находится в распоряжении представителя Патри в официальных целях.

Айзенштадт откашлялся.

— К сожалению, Бенедар, мои полномочия не настолько широки. Лишь по любезному согласию мистера Келси-Рамоса она находится здесь на Сполле, и по закону он может в любое время отозвать ее обратно на борт «Вожака».

Я тупо уставился на дисплей, и мне показалось, что мое колотившиеся сердце начало последний отсчет секунд жизни Каландры. Вера в ее невиновность, все попытки любой ценой выкупить для нее как можно больше времени и выбить возможность повторного рассмотрения дела — всё оказалось вдруг под угрозой по прихоти закона.

Горе вам, стражам закона, потому что вы возложили на плечи людские бремя несносное, бремя, коего персты ваши не коснулись…

Сжав зубы, я попытался растопить лед, в одно мгновение сковавший мой разум, лишив его способности думать и понимать.

— Очень хорошо. Но, поскольку Каландра приписана к «Вожаку», не означает ли это, что и исполнение приговора должно осуществляться на «Вожаке»?

— Поскольку «Вожак» находится временно на планете из соображений безопасности, — закончил за меня Рэндон, его интонации сообщили мне, что и он тоже над этим задумывался, — то и исполнение приговора временно может быть отложено. Прекрасная идея; правда, проблема состоит в том, что она прикреплена к компании «Эйч-ти-ай Транспорт», а не к «Вожаку». Случилось так, что в настоящее время внутри Солитэра кружат два грузовых корабля, принадлежащих «Эйч-ти-ай», на борту любого из них может осуществиться исполнение приговора.

— За исключением того, что оба уже имеют своих зомби.

Я замолчал, ошеломленной ужасной догадкой.

— Конечно, имеют, — подтвердил Рэндон недовольным тоном. — Но поскольку их зомби были приговорены предположительно позже Пакуин, то не разумнее ли будет обменяться соответствующим образом с «Вожаком»?

В мыслях возник облик Айкмана: его лицо, переполненное ненавистью, злопамятная, мстительная душонка, изворотливый ум… и я внезапно понял, что он замышлял.

— Они ничего не дадут вам взамен, — сказал я, живот свело ещё сильнее. — Если губернатор даст ход этому документу, они заберут Каландру и оставят вас здесь, так сказать, отдыхать на бережке.

— Что вы такое говорите? — требовательно спросил Айзенштадт. — У них ведь есть свой собственный зомби…

— Который уже будет либо мёртвым, либо умирающим, когда его заполучит «Вожак».

Оба уставились на меня… и медленно понимание появилось в их глазах.

— Вы имеете в виду… они способны преднамеренно умертвить одного из своих зомби? — спросил Айзенштадт с таким видом, будто сделал какое-то ужасное открытие.

— Он может с самого начала оказаться мёртвым, — я взглянул на Рэндона, все мои инстинкты, дремавшие во мне, возопили о немедленном действии. — С этими транспортными кораблями кто-нибудь из правления «Эйч-ти-ай» контактировал?

— Возможно, мне удастся это выяснить. — Недоверие Рэндона внезапно сменилось недоброй решимостью. — Весьма остроумное решение, ничего не скажешь. Конечно, это риск, и риск огромный, но я могу поверить в то, что эта банда хищников может пойти на такое.

— В особенности, под предводительством Айкмана, — добавил я дрожащим голосом. — Сэр, у нас может не хватить времени…

— Спокойнее, Бенедар, спокойнее. Они не решатся прикончить этого зомби, пока не заручатся официальной санкцией на его передачу — это было бы глупо с их стороны. Иначе может статься, что им самим придется куковать здесь вместо нас.

Об этом я не подумал. Мне стало легче, но ненамного.

— Не думаю, что нам следует уповать на их логичность и последовательность. И чем скорее вы намекнёте об этом губернатору, тем лучше.

— Согласен, — не стал возражать Айзенштадт. Его голос звучал по-прежнему мрачно. — Но коль нам удалось все это раскусить, давайте и мы предпримем небольшую атаку на официальном уровне. Что нам стоит сделать, так это подать Рыбаковой встречную бумагу с просьбой продлить на неопределённое время отсрочку выполнения приговора, пока Патри официально не подтвердит, что она входит в мою команду специалистов.

— Может, одновременно обратиться к адмиралу Фрейтагу с просьбой послать на борт транспорта, принадлежащего «Эйч-ти-ай», досмотровую группу из Службы безопасности Солитэра? — дополнил Рэндон. — Думаю, стоит попробовать. К сожалению, — он повернулся ко мне, — это всего лишь некоторым образом свяжет руки Айкману, но так как документ, автором которого он является, подан, именно это и представляет для нас наибольшую проблему. Его бумага придет практически сразу после вашего собственного запроса относительно зомби, доктор Айзенштадт, и это даст возможность Рыбаковой одним ударом убить двух зайцев, переслав Каландру на корабль, на котором вы собираетесь предпринять эту поездочку. Именно это и позволяет Айкману добиться своего.

Я многозначительно посмотрел на Айзенштадта, но тот лишь покачал головой.

— Это всего лишь совпадение. Стечение обстоятельств. Не следует забывать, что мы вплоть до сегодняшнего дня не знали, что нам понадобится зомби.

Хотя к тому всё шло, но говорить и сожалеть по этому поводу было уже поздно, как и гадать, где в наших расчетах оказались дыры.

— А что, у нас нет совершенно никаких юридических возможностей воспользоваться преступником с Солитэра? — поинтересовался я.

— Никаких, — убежденно заявил Айзенштадт. — Даже если бы преступники были. Нарушение этой юридической традиции имело бы для Рыбаковой последствия, равносильные самоубийству. Солитэр тут же потребовал бы ее смещения с поста губернатора, и Патри пришлось бы немало поплясать, чтобы ублажить их всех.

И все как один возопили: Прочь его! Дайте вам Варавву!

— Понимаю, — пробормотал я, стараясь, чтобы огорчение было не очень заметно.

Рэндон откашлялся.

— Бенедар… назовите мне, пожалуйста, истинную причину того, что вы потащили с собой на Сполл Пакуин. Вы хоть чего-нибудь сумели этим добиться? Что-нибудь отыскать?

Наша одиссея преследовала цель обнаружить секретную базу контрабандистов. С тех пор так много всего произошло, что я успел забыть об этом.

— Нет, сэр, — вынужден был признаться я. — Если бы у нас было больше времени… — я беспомощно пожал плечами.

— А что же Служба безопасности Солитэра? — не отставал Рэндон. — Полагаю, что хоть кто-нибудь из них, хоть один человек, заинтересован в том, чтобы помочь нам.

Я покачал головой. В памяти всплыло лицо адмирала Фрейтага, каким я видел его во время последней встречи. На нем читалась непреклонная решимость бороться с контрабандистами.

— Я беседовал с адмиралом перед тем, как отправиться на Сполл. Он ни в чём не был заинтересован так, как в быстром и окончательном решении этой проблемы.

— Ни в чем ином?

— Решительно. — Я вздохнул. — Должен заявить, что я целиком разделяю его точку зрения.

Рэндон скривился в очередной раз, но я чувствовал, что он готов поверить сказанному.

— Понимаю. Ладно, расскажете мне обо всем этом в другой раз, когда у нас будет побольше времени. А сейчас, — он стал искать глазами Айзенштадта, — доктор, что вы думаете по этому поводу?

Айзенштадт покачал головой.

— Ничего, кроме того, что мы уже обговорили. Я направлю свою собственную петицию и пошлю весточку Фрейтагу, чтобы он отправил своих людей на транспортные корабли «Эйч-ти-ай» для контроля за зомби. Больше ничего не приходит в голову.

Рэндон кивнул.

— Я должен поискать кое-что относительно неофициального участия во всем этом «Эйч-ти-ай». И если что-то обнаружу, то сделаю все, чтобы принудить их к отступлению.

— Да, это стоит попробовать, — согласился Айзенштадт. — Ну, а теперь… мне хотелось бы от всей души поблагодарить вас за поддержку, мистер Келси-Рамос. Всего вам хорошего, и держите меня в курсе дела.

— Непременно. До свидания, доктор.

— До свидания.

Айзенштадт выключил дисплей, и на несколько секунд воцарилось молчание. Затем он поёрзал в своем кресле.

— Мне просто хотелось, чтобы вы знали об этом разговоре, понимаете? — чуть ворчливо пояснил он.

Но его нарочитая грубоватость была лишь щитом, прикрытием озабоченности сложившейся ситуацией.

— Благодарю вас, — ответил я. — Хотелось бы, чтобы вы, несмотря ни на что, продолжали свою работу.

Он колебался.

— Пакуин находится в Батт-сити, — сообщил он. — Если желаете отправиться к ней и побеседовать, могу снабдить вас эскортом из Службы безопасности.

Другими словами, меня ожидала участь дурного вестника, чего мне совсем не хотелось. Ни за что на свете. И всё же для нее будет лучше, если об этом расскажет друг.

Вдоль всего забора, который с двух сторон ограждал двухсотметровый коридор до Батт-сити, горели лампочки, но в эту ночь здесь не проводилось никаких работ, и они горели вполнакала. Мой эскорт вызвался отвезти меня на машине, но тихая спокойная ночь гораздо лучше подходила для пешей прогулки. Кроме того, мне было необходимо время, чтобы как следует все обдумать.

Это было впервые, когда я находился вне помещения в тёмное время суток — впервые с тех пор, как увидел цепочку огоньков в небе над собой в нашем импровизированном лагере. Очень многое с тех пор произошло. По сути, на одном энтузиазме мы с Каландрой обеспечили человечеству первый в его истории контакт с разумными существами из другого мира — обнаружили их, распознали, даже сумели найти способ общения с ними… Но ни одна из этих несомненных заслуг, казалось, не могла разорвать липкую паутину крючкотворства Айкмана, направленного на то, чтобы уничтожить нас.

Именно нас, потому что погибни Каландра, и я превращусь в их новую мишень. Тогда, на борту «Вожака», мне удалось вынудить его к отступлению, а для такого человека, как Айкман, подобный вызов его гордыне равносилен смертельному оскорблению. Оставить корабль Рэндона на Солитэре без зомби было неплохим началом его плана мщения — у него окажется достаточно времени, чтобы опутать меня паутиной и задушить.

И я ничего не мог предпринять, чтобы воспрепятствовать этому.

Батт-сити, как и ведущий к нему коридор, был освещен весьма скудно, но я всё же смог различить три силуэта во тьме — это были Каландра и двое сотрудников Службы безопасности. Завидев нас, она тут же, несмотря на темноту, мгновенно определила мое присутствие.

— Здравствуй, Джилид, — негромко поприветствовала она меня. — На звёзды посмотреть вышел?

— Не совсем, — ответил я.

Заслышав напряженность в моем голосе, она вся как будто сжалась.

— В чём дело?

Я молчал, внезапно почувствовав себя скованно в присутствии посторонних.

— Можем мы с мисс Пакуин побыть минуту наедине? — спросил я сопровождающего меня офицера.

— Почему нет, — добродушно ответил он и, достав свой телефон, набрал на нём цифровой код. Огни, освещавшие Батт-сити, стали ярче. Освещение достигло уровня комнаты с одной единственной тусклой лампочкой.

— Можете общаться столько, сколько вам потребуется, — добавил офицер. Сделав знак эскорту Каландры следовать за ним, он повернулся и, обогнув заросли гремучников, удалился.

— В чём дело? — повторила вопрос Каландра, когда группа агентов отошла на достаточное расстояние.

Я передал ей разговор с Айзенштадтом и Рэндоном. Слова казались мне отлитыми из свинца.

— Понятно, — заключила Каландра, когда я замолчал. Она смотрела вдаль отсутствующим взглядом, ее мысли сочетали в себе огорчение и истинное хладнокровие. — Что же, мы всегда знали, что это лишь дело времени.

Я до боли стиснул зубы.

— Я ещё не сдался. И другие тоже.

Она покачала головой.

— Теперь уже можно. Всё кончено.

— Каландра…

Она взглядом приказала мне замолчать.

— Я никого никогда не просила о помощи, — очень тихо напомнила она. — И тебя не просила устраивать эту вылазку на Сполл, наоборот, просила, умоляла не делать этого. А теперь, Джилид, пожалуйста, оставь всё это.

И они заполнили это место кровью невинных…

— И пусть они погубят невинную жертву ради Денег, так? — спросил я.

Вздохнув, она на секунду прикрыла глаза.

— Богатые всегда строили свое состояние на Жизнях других, — устало ответила она. — И тебе следовало бы помнить и знать это больше, чем кому бы то ни было — «Группа Карильон» тоже сидит в этом по самые уши. Просто Солитэр является самым наглядным примером из всех существующих.

— В цивилизованном обществе должно находиться место и богатству, и морали, — возразил я.

Она пожала плечами.

— Последним, кто пытался править исходя из этого, был Аарон Валаам Дар Мопин…

— Не могу допустить, чтобы это произошло, — перебил я.

— Ты не сможешь их остановить. — Каландра вздохнула. — Если это хоть в какой-то степени может успокоить тебя, ты уже сделал для меня столько, на что я уже и надеяться не могла.

Чуть повернув голову, она стала смотреть вверх, на звезды.

— Ты не помнишь притчу, где говорится о талантах?

И дал он одному из них пять талантов, другому два, третьему — один, по способностям их…

— Как не помнить?

Она кивнула.

— Я тоже. Мои учителя в Бетеле на всю жизнь сумели вбить мне это в голову. А тебе когда-нибудь приходилось задавать себе вопрос о том, живешь ли ты в соответствии с их ожиданиями? Знаешь, такие вопросы обычно приходят поздно ночью, когда лежишь без сна и рассуждаешь.

— Не один, а сотни раз, — я судорожно сглотнул.

— Вот и со мной то же самое, — продолжала она. — Сколько раз я повторяла про себя, что и пытаться не буду, но всегда пыталась, иногда бессознательно, каким-то краешком разума. Меня успокаивала мысль о том, что я еще молода, что у меня остаётся уйма времени для того, чтобы, действительно, чего-то добиться, что-то совершить, что-то великое… Теперь же мне стареть не хочется.

Я отчаянно ломал себе голову, как и чем её успокоить.

— Мне очень жаль, что всё так выходит, — единственное, что я мог сказать.

Она взглянула на меня.

— Не жалей. Разве ты не видишь? Весь этот новый для нас мир — её рука обвела росшие поблизости гремучники — ведь он фактически нами преподнесен человечеству. Разве могла я когда-нибудь даже мечтать о таком? Ведь мы, Джилид, действительно, в буквальном смысле изменили историю человечества.

Я посмотрел туда, куда она показала — на беловато-мутные силуэты, маячившие во тьме, куда едва доходил свет от ламп освещения.

— Вероятно, это так и есть. Но, оказались мы здесь или нет, кто-нибудь все равно сумел бы открыть их, это лишь вопрос времени.

Она фыркнула.

— Что значит кто-нибудь? Халлоа? Ну, знаешь, их вполне устраивало сидение тут и возможность непосредственного обращения к Богу. Они никогда и не подумали бы о том, что здесь существует какая-то взаимосвязь.

С небес на нас взирает Господь наш и видит всех нас — детей Адама, оттуда, где он восседает, видит он всех на земле обитающих, он в их сердцах, лишь он понимает, что деяния их…

— Ты можешь представить себе историю человечества, если бы все было действительно так? — тихо спросил я.

— Гремучники вряд ли вписываются в популярную концепцию ангелов, — с мрачновато-торжественным юмором заявила Каландра.

У меня это вызвало улыбку и одновременно будто озарило, подобно ослепительной молнии.

С небес на нас взирает Господь наш…

— Бог есть на небесах, Каландра, — возбужденно зашептал я. — В этом всё и дело! В этом!

Она в изумлении уставилась на меня.

— В чём?

— Пойдём! — Схватив ее за руку, я буквально потащил ее за собой к стоявшим невдалеке офицерам Службы безопасности. — Мне срочно нужен телефон! Как можно быстрее! — крикнул я им.

Мне тут же передали аппарат.

— Как мне вызвать доктора Айзенштадта? — задыхаясь, обратился я к одному из них, сжав небольшой аппарат в дрожащих руках. Ведь я же видел, чувствовал, это было так… явственно…

Один из офицеров быстро набрал нужный код, и через секунду на большом панорамном дисплее, установленном здесь для общественных нужд, возникло лицо Айзенштадта.

— Слушаю вас?

— Это Бенедар, — представился я. — Где сейчас адмирал Фрейтаг?

Он растерянно моргал, явно поставленный в тупик этим неожиданным вопросом.

— Полагаю, что на Солитэре.

— Вызовите его. Позвоните ему, — стал просить его я. — Вызовите его сюда, — сопровождавшие нас были, казалось, изумлены не меньше, чем Айзенштадт. — После того, как он вылетит сюда, будет лучше, если все контакты этого места с внешним миром будут на время прерваны. Мы не можем быть уверены в том, нет ли у Айкмана и здесь своего источника информации, а эта информация не должна дойти до него.

— Что не должно дойти до него? — зарычал он. — Да успокойтесь вы и объясните все толком и…

— Нам необходим преступник, но он не должен быть солитэрянином, — не дал я ему договорить. — Так? И лучший кандидат для этого контрабандист. Так?

— Д-да? — медленно ответил он. — Всё так, за исключением того, что, как вы сами мне недавно рассказали, Фрейтаг не заинтересован в…

— Да, он не заинтересован в частичном решении этого вопроса, — поправил я его. Неужели он не понимал, что я имел в виду?.. — Он желает, чтобы все до единого контрабандисты были убраны одним махом, до того, как они успеют улизнуть.

— А вам, выходит известно, где они?

— Нет! — я уже кричал. — Но это известно гремучникам!

Я слышал, как Каландра прошептала что-то странно почтительное, и Айзенштадт впервые за все время, сколько я его знал, не мог вымолвить ни слова.