Птица Маук

Глава девятая У ПОДНОЖИЯ СВЯЩЕННОГО КАМНЯ

Догорают уголья костра. Похоже, будто засыпающий зверь лениво жмурят светящиеся во тьме глаза. Видны фигуры лежащих вповалку онкилонов.

Со шкур в углу поднимается человек. Очень медленно и осторожно переступает через спящих и зажигает факел от костра. Это Горюнов.

Приблизил факел к лицу Нерхо. Тот спит, раскинув мускулистые руки, спокойно, мерно дыша. Рядом — его изделия: полуобработанный камень, недоконченные гарпуны, наконечники для копий.

Кто-то заворочался во сне. Горюнов замер прислушиваясь. Нет, почудилось.

Освещая себе дорогу факелом, он углубляется в коридор, стены которого украшены магической росписью.

Быстро сменяются, проплывая по стене, картины первобытной охоты. Горюнов идет, почти не останавливаясь. Над ним возникает то ветвистый рог убегающего оленя, то горбатая спина кабана со вздыбленной шерстью. Пятно света чуть задевает их и скользит дальше.

В перспективе длинного мрачного коридора удаляется, раскачиваясь, огонек. Остановился. Подняв факел, Горюнов рассматривает рисунки. Высоко на стене — черное распластанное крыло.

Если бы краска сохранилась лучше, а камень не потрескался так! Этот нарост над крылом, рядом с хищной головой… Не может быть, чтобы художник приделал его случайно. Горюнов мысленно продолжает незаконченный штрих, дорисовывает изображение птицы. Да, получается голова. Вторая голова! Догадка об этом появилась у Горюнова недавно. Но если догадка верна, то все мгновенно становится на свое место. Заполняются пробелы в истории онкилонов. Понятным делается, почему зловещая птица была обнаружена другими исследователями — предшественниками Горюнова — также в мифологии тунгусов, остяков и якутов. Находится объяснение и для непонятных слов мифа: «Догнала в сопровождении мертвых».

И главное — сейчас это важнее всех других открытий — на острове есть железо. На острове должно быть железо!

Свет факела уперся в стену. Груда беспорядочно набросанных камней. Тупик? Нет. Здесь должен быть выход. Он был раньше. Потом онкилоны завалили его камнями.

С лихорадочной поспешностью Горюнов расшвыривает камни, расчищая себе путь.

В просвете между камнями открылось ущелье. Клубясь, ползут струи дыма из расщелин. Впереди — и очень близко — знакомые очертания скалы.

Итак, первая часть гипотезы оправдалась. Коридор с магическими рисунками вывел Горюнова, как он и ожидал, на дно ущелья, к самому подножию Птицы-Камня.

Почти над ухом послышалось прерывистое дыхание. Преследователь. Кто же это? Ну, в бой! Поединок ради железа на самом пороге тайны!

Горюнов поднимает факел над головой. Совсем рядом из-за камня поднимается во весь рост Кеюлькан.

— Зачем, Горюн?

— Я же говорил, охота будет опасной.

— Не ходи… Ее жилище там… Ее костры горят… — Мальчика трясет мелкая дрожь.

Ведь, на взгляд онкилона, Горюнов совершает величайшее святотатство. Все, что касается Маук, находится под строгим табу — запретом. Даже пребывание здесь, в преддверии зловещего ущелья, наказывается смертью.

Горюнова растрогало волнение его маленького друга. Ласково, но решительно он отстранил его, шагнул к пропасти.

Голова Горюнова скрылась за камнями.

— Лук! — кричит вслед Кеюлькан. — Ты не взял даже лук!

Мучительна борьба между чувством жестокого страха перед Маук и самоотверженной привязанностью к Горюнову.

— С одним копьем против Маук!..

Кеюлькан схватил лук, решительно полез следом за Горюновым.

Обрыв. Кеюлькан спускается по узкой тропинке.

Дно зловещего ущелья — наиболее глубокая впадина в кальдере. Это Тартар онкилонов — жилище мертвых. Земля растрескалась от внутреннего жара. Из расщелин клубится дым. Горюнов идет, пытливо приглядываясь к земле под ногами, иногда вонзает в нее копье. Кеюлькан, державший лук наготове, идет сзади, тревожно озираясь по сторонам.

— Зачем идешь? — ворчит Горюнов. — Сказал: не ходи.

Зубы Кеюлькана стучат от страха.

— Нельзя не ходить, — бормочет он. — Может ударить тебя в спину…

Вспыхивают призрачные огоньки по краям ущелья.

Кеюлькан все чаще оглядывается. Может быть, на него действуют испарения, ядовитый дым? Глаза расширены, пальцы нервно сжимают лук. Что-то начинает мерещиться Кеюлькану. Пейзаж вокруг меняется, делается причудливо-фантастическим. Столбы дыма — не дым вовсе, а хоботы огромных призрачных мамонтов. Порыв ветра — столб упал, хобот изогнулся, преграждая путь. Вскрикнув, Кеюлькан закрыл глаза:

— Мамонт!

Горюнов оборачивается:

— Где, Кеюлькан? Это дым.

Кеюлькан открыл глаза. И вправду — дым.

Идут дальше, преодолевая крутой подъем. Над ними нависла Птица-Камень. Под ногами осыпаются камни, перекатываются в ущелье.

Кеюлькан боязливо оглядывается. Камни ли это? Нет. Это серые медведи, вставшие на дыбы. Они только притворяются камнями. Кеюлькан поспешно кладет стрелу на тетиву.

— Что случилось, Кеюлькан?

— Звери… там…

— Это камни, Кеюлькан… Только камни…

Кеюлькан вглядывается. Да, он ошибся: камни.

Путники задыхаются в испарениях ущелья. Горюнов закашлялся, упал. Кеюлькан взглядывает вверх.

Скала сейчас потеряла очертания птицы. Вблизи это бесформенный серый камень, ничего больше. Но Кеюлькан понимает: это только новое колдовство. Он ждет, сжимая лук, готовый к отпору.

И вдруг полог дыма, раскачивавшийся над головой, разорвался. Луч пронизал его. И тогда на земле, у подножия Камня, Кеюлькан увидел сидящую Маук.

Она сжалась, уменьшилась в размере. Крылья раскинуты. В цепких когтях сжимает пучок молний. У нее две головы, повернутые в разные стороны, а в разинутых хищных клювах изгибаются язычки.

Но самое пугающее в ней — это блеск. Странное слепящее сияние исходит от нее. Глаза начинают болеть и слезиться.

Правду сказали старики: человеку не дано безнаказанно видеть страшную Птицу!

Горюнов сидит на земле, тяжело дыша, держась за грудь. Тогда с мужеством отчаяния мальчик шагнул вперед и, заслонив его, спустил тетиву.

Странный звон пронесся по ущелью.

Кеюлькан смотрит: Птица не шевельнулась. Замирает эхо звона. Горюнов, очнувшись, схватил Кеюлькана за руку.

— Что это было, мальчик?

Кеюлькан поднял стрелу, отскочившую от Маук: костяной наконечник сломался.

Горюнов бросается к Птице, с силой ударяет в нее копьем. Звон металла, непередаваемо прекрасный, протяжный, как гул колокола, плывет по ущелью, подхваченный эхом.

Тогда с мужеством отчаяния мальчик шагнул вперед и, заслонив Горюнова, спустил тетиву.