Психомодератор. Книга 1. Разделение

Глава 5. Тени разума.

Аврора резко пришла в себя, ощущая, как сознание выныривает из глубин чужой психики. Ее дыхание было прерывистым, каждый вдох — словно глоток ледяной воды, сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку. Рядом, в соседнем кресле автокапсулы, София уже пришла в себя — её глаза, обычно холодные и аналитические, сейчас казались непривычно яркими, почти лихорадящими.

— Мы выбрались, — констатировала старший психомодератор, и Аврора с удивлением отметила, что её всегда безупречно спокойный голос слегка дрожал от напряжения. Тонкие морщинки вокруг глаз Софии, обычно едва заметные, сейчас проступили отчетливее — свидетельство колоссального ментального напряжения, через которое она прошла. — Нейрокапкан был мощным, но архитектура имела фундаментальный дефект — эмоциональную привязку к создателю.

Аврора повернулась к окну, жадно всматриваясь в окружающий мир. Обычный городской пейзаж за стеклом автокапсулы казался невероятно ярким после часов, проведенных в глубинах чужого сознания. Люди спешили по своим делам, смешиваясь в калейдоскоп персон и силуэтов; цвета майя-покрытий на зданиях переливались в лучах заходящего солнца, меняя оттенки в зависимости от угла падения света и эмоционального фона прохожих. Реальность. Нормальная, стабильная, материальная реальность.

Но что-то в ней уже казалось странным, неуловимо чужим после того, что они пережили. Краски были слишком яркими, звуки — слишком отчетливыми, будто все существование вокруг внезапно повысило свое разрешение. Аврора поймала себя на том, что ищет швы и нестыковки в структуре реальности — профессиональная деформация после многочасового анализа психоконструкций.

— Ты в порядке? — спросила София, внимательно изучая её персону. В её глазах читалась профессиональная настороженность — она оценивала ментальное состояние подопечной с точностью диагностического сканера.

— Да, я... — Аврора запнулась, чувствуя, как внутри неё перемешиваются десятки эмоций, словно краски в палитре художника-абстракциониста. Как объяснить то, что она пережила? Как облечь в слова тот опыт погружения в сознание другого человека, когда границы между "я" и "не-я" размываются до полного исчезновения? — Мне кажется, я в порядке. Это было…

— Интенсивно, — закончила за неё София, и в этом простом слове Аврора услышала целую гамму не произнесенных смыслов. София понимала — на том глубинном уровне, который доступен только тем, кто делил психическое пространство с другим разумом. — Даже для опытного психомодератора погружение такой глубины выматывает. А для стажера... — она не закончила фразу, но её взгляд, в котором проскользнуло что-то похожее на уважение, сказал больше любых слов.

Внезапно на лобовом стекле автокапсулы проявилось голографическое изображение — женщина с абсолютно прямой спиной, гладко зачесанными волосами и взглядом, который, казалось, проникал сквозь время и пространство. Аврора почувствовала, как её спина непроизвольно выпрямляется — рефлекс, выработанный годами в Академии.

— Вера, — произнесла София с уважением в голосе, автоматически прикасаясь к виску в формальном приветствии Сестринства. — Мы успешно вернулись из незапланированного погружения.

— Вижу, — кивнула женщина, — Но ситуация ухудшается. По всему городу Майя-Защитники погружаются в кому. Уже семнадцать случаев за последний час.

Её голос звучал ровно, но за этой ровностью Аврора, с её повышенной чувствительностью к эмоциональным оттенкам, уловила тщательно скрываемую тревогу. Вера боялась — а это означало, что происходящее выходило далеко за рамки обычного кризиса.

Аврора вопросительно посмотрела на наставницу, пытаясь уловить в её персоне подсказку, объяснение происходящему. Майя-Защитники — подразделение безопасности города, лучшие из лучших.

— Мы сейчас же прибудем в штаб, — ответила София, и Аврора отметила, как её пальцы непроизвольно сжались на руле, костяшки побелели от напряжения.

— Нет, — резко оборвала её Вера, и от этого короткого слова словно повеяло холодом. — Я распределила всех доступных психомодераторов по городу. Братство и Сестринство должны синхронизироваться с пострадавшими Майя-Защитниками, собрать информацию и локализовать источник. Тебе нужно направиться в южный район.

София кивнула, не задавая лишних вопросов. Иерархия в Сестринстве была абсолютной — приказы Верховной не обсуждались.

— А девушка? — Вера перевела взгляд на Аврору, и от этого прямого контакта Аврора ощутила, как что-то словно прикоснулось к её сознанию — легкое, невесомое прикосновение, оставляющее ощущение хрустального звона где-то на границе восприятия. — Твоя практикантка?

— Она показала исключительные способности во время погружения, — начала София, и Аврора с удивлением услышала в её голосе нотки защиты. — Её ментальная гибкость и адаптивность превосходят стандартные показатели. Она...

Верховная покачала головой, обрывая этот поток информации одним коротким движением.

— Отвези её домой. Это не учебное задание. У нас катастрофа городского масштаба. Семеро в Братстве и пятеро из Сестринства — это всё, что у нас есть против... чего бы это ни было.

Последние слова Верховная произнесла с едва заметной заминкой, и от этой микропаузы у Авроры побежали мурашки по майя. Верховный психомодератор не знала, с чем они столкнулись.

София вздохнула, запуская двигатель автокапсулы.

— Прости, Аврора. Правила есть правила, — произнесла София, и в её голосе смешались усталость и смирение.

— Но я могла бы помочь, — возразила Аврора, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. Слова вырывались сами собой, опережая мысли. — Я уже была там, видела его. Я установила с ним контакт, понимаю структуру его мышления. Может быть, я смогу...

— Ты и так помогла больше, чем должна была, — мягко перебила её София, выруливая на главную дорогу. Транспортные потоки расступались перед их автокапсулой, автоматически реагируя на приоритетный сигнал Сестринства. — То, что ты сделала в психоконструкции... Установка полного психоблока в условиях активной атаки, воздействие на Декарта в критический момент...

Она покачала головой, и Аврора с удивлением заметила в её глазах то, чего никогда раньше не видела — намек на уважение.

— Я недооценила тебя, — продолжила София, — Но сейчас мы имеем дело с чем-то, что превосходит возможности даже опытных психомодераторов. Ты видела, насколько он силен. Он практически уничтожил меня, а ведь я считаюсь одним из сильнейших психомодераторов Сестринства.

Её голос дрогнул, и в этой короткой уязвимости Аврора увидела настоящую Софию — не безупречного ментора, не холодного аналитика, а человека, столкнувшегося с чем-то, что превосходило её понимание.

— Он чрезвычайно силен, Аврора, — продолжила София, и в её словах звучало что-то похожее на благоговейный страх. — Психомодератору моего уровня только невероятное везение могло позволить к нему подобраться. А может, дело не в везении…

Она бросила быстрый взгляд на Аврору, словно оценивая, стоит ли продолжать.

— Может быть, дело в тебе. В том, как ты с ним взаимодействовала. В той связи, которую вы установили.

Остаток пути они провели в молчании, каждая погруженная в свои мысли. По радио передавали экстренные сообщения — нейтральный, тщательно модулированный голос диктора рассказывал о "временных сбоях в работе городских систем безопасности". За этой обтекаемой формулировкой Аврора чувствовала ложь — успокаивающую, но всё же ложь.

Между сообщениями транслировалось выступление философа Мира Экунду — Аврора узнала его глубокий, бархатный голос, который словно обволакивал сознание.

"...и так, друзья мои, мы подходим к фундаментальному вопросу современности: где заканчивается человеческое сознание и начинается искусственный интеллект? Если мы способны загрузить воспоминания, эмоции, саму квинтэссенцию личности в синтетическую структуру, остаётся ли она человеком? Или это лишь идеальная симуляция, лишенная того неуловимого компонента, который мы называем душой? Наше определение человечности сегодня как никогда требует пересмотра..."

София резко выключила радио, словно эти слова причиняли ей физическую боль.

— Философы, — произнесла она с плохо скрываемым раздражением. — Всегда задают вопросы, на которые не существует ответов.

Когда София остановила машину возле дома Авроры, было уже темно. Уличные фонари мерцали, словно не могли решить, гореть им или нет — еще один признак нестабильности городской системы. Аврора заметила, что немногочисленные прохожие двигались быстрее обычного, инстинктивно чувствуя неладное.

— Оставайся дома, — произнесла София, и в её голосе звучала такая непривычная забота, что Аврора на мгновение растерялась. — Запри двери и старайся не спать, если сможешь. Активируй домашнюю систему ментальной защиты — код доступа к профессиональному режиму я отправила на твой нейрофон. Сон сделает тебя уязвимой для психического влияния.

Аврора кивнула, хотя чувствовала, что усталость уже наваливается на неё тяжелым грузом.

Аврора проснулась, не помня, как заснула, несмотря на настойчивые просьбы наставницы бодрствовать. Последнее, что она помнила — как растянулась на диване, планируя лишь немного отдохнуть перед горячим душем. Мягкие текстурные пледы, домашняя система защиты, тихо мерцающая зелеными индикаторами по периметру квартиры…

Но сейчас…

Сейчас она стояла посреди незнакомой улицы, окутанной плотным туманом, который клубился вокруг неё, словно живое существо, исследующее незваного гостя. Здания по обеим сторонам были заброшенными, их майя-покрытия покрывала ржавчина и какая-то странная органическая субстанция — темно-зеленая, с пульсирующими прожилками, которые, казалось, слабо светились в тумане. Асфальт под ногами был влажным и податливым, словно вязкая резина, он приглушал звук её шагов и едва заметно пружинил при каждом движении.

Я всё ещё сплю, поняла Аврора с внезапной ясностью. Это сон. Или что-то похуже. Что-то на границе между сном и психоконструкцией — территория, которую в Сестринстве называли "Серой зоной", где собственное подсознание человека становится инструментом для внешнего воздействия.

— Аврора, — донесся до неё тихий голос, словно шелест ветра среди покинутых зданий. Голос звучал отовсюду и ниоткуда одновременно, наполняя всё пространство вокруг неё. — Иди ко мне. Нам нужно поговорить.

Она знала этот голос, хотя он звучал странно, будто отражаясь от множества поверхностей одновременно — эхо самого себя, накладывающееся слоями, создающее причудливый акустический палимпсест.

— Декарт? — её собственный голос прозвучал глухо, поглощенный туманом, словно облако серой ваты впитало её слова.

— Да, — ответил голос, теперь ближе, отчетливее, с той особой интонацией, которую она помнила с их совместных занятий в академии. — Следуй на мой голос. Я не причиню тебе вреда. Никогда не причинял и не причиню.

Последние слова отозвались где-то глубоко внутри неё, пробуждая воспоминания о долгих разговорах в библиотеке, о случайных прикосновениях рук, о взглядах, в которых читалось больше, чем когда-либо было сказано вслух.

Аврора понимала, что должна сопротивляться, что это манипуляция, психическая ловушка. Базовый курс ментальной самообороны Сестринства требовал немедленно активировать внутренние щиты, выстроить барьеры восприятия, начать ментальное картографирование для поиска выхода. Но что-то в этом голосе — который она знала, с которым делилась мечтами и страхами — заставило её сделать шаг вперед. А потом ещё один.

Туман расступился перед ней, как театральный занавес, открывая дорогу к небольшой площади с иссохшим фонтаном в центре. Фонтан казался странно знакомым — она вспомнила: точно такой же стоял во внутреннем дворике “Обсерватории синхронизации сознаний”, где они с Декартом часто встречались между занятиями.

На краю фонтана сидел Декарт — внешне такой же, каким она знала его по последней майя-личине: в простой белой рубашке и темных брюках, с немного растрепанными волосами, аккуратными усами и тем особенным, внимательным взглядом, который, казалось, видел не только внешнюю оболочку, но и самую суть вещей и людей.

— Я рад, что ты пришла, — сказал он, улыбаясь той самой улыбкой, которая когда-то согревала её сердце — едва заметной, словно извиняющейся за свое существование. — Нам многое нужно прояснить. Слишком многое осталось невысказанным между нами.

— Это не реально, — произнесла Аврора, останавливаясь в нескольких шагах от него, балансируя между осторожностью и непреодолимым желанием подойти ближе. — Это психоконструкция. Как та, что ты создал раньше. Искусственная среда, предназначенная для манипуляции сознанием.

— Верно, — кивнул Декарт, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на уважение. — Но это не значит, что наш разговор менее реален. Реальность — всего лишь согласованная иллюзия, помнишь? Мы говорили об этом на третьем курсе, когда обсуждали работы Синаптика о природе восприятия.

Он похлопал рукой по краю фонтана рядом с собой, приглашая присесть. Между его пальцами пробежала едва заметная рябь синаптических импульсов.

— Пожалуйста, сядь. Мне нужно, чтобы ты выслушала меня. По-настоящему выслушала, без фильтра предубеждений, который они наверняка уже успели внедрить в твое сознание. Без тех искусственных барьеров восприятия, которыми Сестринство обнесло твой разум.

Аврора колебалась. Каждый инстинкт, выработанный годами обучения, кричал об опасности, о необходимости защищаться, активировать ментальные щиты, которым их учили в Сестринстве. Но этот Декарт казался таким... нормальным. Человечным. Таким, каким она его знает — блестящим, немного отстраненным, но искренним в своем стремлении к истине.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросила она, медленно подходя, но не садясь, сохраняя дистанцию, которая давала иллюзию контроля над ситуацией.

— О том, что происходит на самом деле, — ответил Декарт, и его глаза внезапно наполнились тревогой — такой искренней, что Аврора почувствовала, как её сердце сжимается от сопереживания. — Аврора, они лгут тебе. Психомодераторы, Сестринство, все они. Они не защищают людей — они контролируют их.

В его голосе звучала та же страстная убежденность, которая всегда отличала его от всех остальных.

— Что ты имеешь в виду? — Аврора скрестила руки на груди, пытаясь создать хотя бы символический барьер между собой и его словами, которые, казалось, проникали прямо в сердце.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему психомодерация так строго регламентирована? Почему любые исследования, выходящие за рамки их догм, немедленно подавляются? — Декарт покачал головой, и в этом жесте было столько горечи, что Аврора почувствовала физическую боль сопереживания. — Не для защиты людей. Для сохранения их монополии на влияние.

Он встал и начал ходить вокруг фонтана, жестикулируя с той страстностью, которая всегда отличала его, когда он говорил о том, что по-настоящему волновало его. Каждый жест, каждое движение были полны энергии, которая, казалось, искрилась вокруг него почти видимым ореолом.

— Когда я начал исследовать границы сознания, направления, которые Синаптик лишь наметил в своих последних работах, они не пытались понять мою работу. Не пытались увидеть потенциал. Они сразу заклеймили её как опасную, как угрозу для "ментального благополучия общества", — его губы скривились в горькой усмешке. — Они не хотят делать людей счастливыми, Аврора. А я знаю как.

— И как же? — Аврора непроизвольно сделала шаг ближе, притягиваемая не только его словами, но и тем магнетизмом, который всегда окружал Декарта.

Он остановился, его взгляд стал острым, пронзительным, словно пытался передать саму суть своей мысли напрямую, минуя слова:

— Задумайся, Аврора. Психомодераторы существуют потому, что есть эмоции и чувства, которые якобы нуждаются в контроле. Они говорят нам, что мы слабы, что без их руководства наши эмоции разрушат нас, — его голос стал тише, интимнее, словно он делился тайной. — Но что, если это ложь? Что, если эмоции — не угроза, а наша сила? Что, если мы сами можем научиться управлять ими, без посторонней помощи?

Он сделал паузу, давая ей время осмыслить сказанное, затем продолжил:

— Им нравится власть над людьми, власть, которой люди не обладают из-за своих эмоций, которые якобы не могут контролировать. Они создали систему зависимости — люди вынуждены обращаться к этим самовлюбленным психомодераторам при малейшем эмоциональном дисбалансе. И это только усиливает их влияние, делает их незаменимыми.