Пряди о Боре Законнике

1

Глаза застилал багровый туман. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то бочке: все звуки были глухими, далёкими, будто они с трудом пробивались через её толстые стены.

Но через несколько секунд всё стало проясняться.

Я видел капитана. Он стоял, опираясь спиной о мачту. Его рот беззвучно открывался. Судя по напряжённому горлу, было понятно, что он криком отдавал команды. Только вот я ничего не слышал… или не мог услышать.

Рядом бегали матросы. И ещё кое-кто из ратников.

Глаза перестали блуждать с предмета на предмет и уткнулись в странно сидящую человеческую фигуру… в Смыка… Судя по его неестественной позе, он был мёртв.

Мысли путались, обрывались. Дышать было довольно тяжело. И ещё эта тошнота.

Очевидно, взрыв в результате выстрела астральной пушки произошёл в непосредственной близости от меня. Но это стало понятно гораздо позднее. Каким-то чудом меня особо не задело, лишь оглушило.

Сознание часто отключалось. Всё происходящее вокруг казалось каким-то подобием сна. И в нём я оказывался лишь сторонним наблюдателем, не больше.

Краем глаза я видел, как к нашей «Сипухе» быстро подплывает «Филин». Кажется, он ещё раз выстрелил… По крайней мере, мне удалось различить нечто похожее на огненный шар, стремительно отлетавший от вражеского борта. Потом наш когг снова тряхнуло. Кое-кто свалился на палубу и тут связность реальности снова оборвалась.

В следующий раз я очнулся уже, когда начался абордаж. С «Филина» живо перебросили трап. Он гулко стукнулся о перила. Железные крюки, непонятным образом прикрученные к нему снизу, жадно вцепились в дерево перил, не давая «мосту» свалиться в астрал.

Длина трапа была небольшой. От силы две сажени. С десяток ратников лихо запрыгнули на него и заспешили к нам, яростно размахивая палашами и кинжалами. Обряженные в коротенькие кольчуги, они в считанные секунды перебежали на палубу «Сипухи», круша всех, кто попадался на пути.

Мною овладело совершенное безразличие… Оно заполнило всё, словно стремительный поток воды, который затекает во все щели, дыры, мало-мальски свободные места.

В голове до сих пор гудело. Я хотел встать хотя бы на колени, но тело совершенно не слушалось. Едва только удалось приподняться на локтях, как тут же мне врезали ногой в лицо. Картинка перед глазами закружилась, и в следующее мгновение я распластался на спине.

Эффект «бочки» мгновенно пропал, и в мозг хлынули сотни звуков. Это была ужасная какофония, которая разом вывела меня из ступора. Кто-то истошно кричал, другие воинственно улюлюкали, слышался звон скрещивающихся клинков, стоны…

Во рту ощущался характерный солоноватый привкус. Я поднял руку и ощупал лицо. Пальцы тут же наткнулись на что-то липкое.

— Не-е-ет! — раздалось над самым ухом.

Рядом гулко свалилось небольшое тело. Судя по всему, это был гибберлинг.

— Нет, — повторил слабеющий голос, и в то же мгновение в грудь упавшему вошло длинное лезвие палаша.

Сквозь багровую муть я различил силуэт нападавшего. Ратник медленно вытянул свой клинок, небрежно и даже как-то брезгливо струсил с него кровь, и затем, недобро ухмыляясь, наклонился надо мной.

— Ты глянь! Живой, — послышался нагловатый голос. — Какого хрена ты с этими зверями связался?

Здоровенная лапища схватила меня за грудки, и её владелец, громко и как-то даже весело пробасил:

— Вяжи, ребята, этого засранца!

— А на хера он нам? За борт и дело с концом?

Меня резко толкнули, чьи-то руки сняли ремень с клинками. Потом мне дали под дых и начали азартно пинать ногами.

— Стой! — донёсся знакомый бас. — Вяжи, сказал! Вы что тоже зверьё? Не хрен человека трогать. Вот, лучше, с «мешками» разберитесь…

Меня тут же бросили. Под «мешками», думаю, амбал понимал гибберлингов.

Тут кто-то навалился на спину, начиная вязать мне руки. Притом грубо, не обращая внимания на вырывающийся помимо воли стон.

— Капитана сюда! — послышался чей-то другой весьма властный голос. — Обыскать каюту и трюм. Это кто у вас?

Спрашивали, судя по всему, обо мне.

— Да вот… — тут же несколько рук резко подняли моё вялое тело. — Валялся тут… на палубе.

К горлу резко подкатил ком, в глазах разом потемнело и, кажется, после этого меня вырвало.

— Твою мать! На сапоги! Уберите эту вонючку с моих глаз!

Из-за крови, застилавшей глаза, я вообще плохо, что видел. Но если судить по голосу, то человек, которому я облевал сапожки, был относительно молодого возраста.

— Вот и капитан, — послышался чей-то довольный крик.

— А-а-а! Востров!..

— Да уберите, сказал же, этого ублюдка! — тут меня кто-то пнул в бок.

Несколько рук схватили и тут же отволокли моё безвольное тело к борту судна. От полученного следом тычка, я со всего размаху стукнулся плечом о перила.

— Кто ещё остался в живых? — послышался всё тот же молодой голос. Слишком приятный, как для истого ратника. Больше схожий на голос утончённой изнеженной натуры, вроде дворянского сынка.

— Что со зверями делать? — пробасил один из нападавших.

Кажется, это опять был тот ратник, что заколол палашом матроса гибберлинга.

— Всех в трюм, — отвечал «благородный» (именно так я про себя его стал именовать).

Кровь по-прежнему застилала глаза, и картинка перед глазами оставалась нечёткой.

— Может, отвезём их на Эльджун в Такалик. Там за зверьё неплохо можно выручить, — предлагал ратник, похохатывая.

— Если только из-за этого туда плыть, — недовольно заговорил «благородный», — то больше потеряем, чем выиграем…

— Да я шучу.

— Ты, Невзор, лучше Вострова тяни сюда.

В этот момент я услышал знакомый женский голос.

Стояна! Сердце ёкнуло. Я мгновенно очнулся.

Как не старался, но толком ничего различить не мог. А руками глаза не протрёшь — связаны. Я злобно рыкнул, задыхаясь от собственного бессилия.

— Кусается! — проревел один из нападавших.

Послышался глухой удар, и сквозь багровую муть я увидел, как двое волокут по палубе чьё-то небольшое тело.

Стояна! Девочка моя!

И без того тусклая картинка перед глазами вовсе поплыла. Меня охватила паника… страх…

Раньше, это чувство было совсем другим. Оно заставляло действовать… крутиться, как рыба на горячей сковороде… Но не сейчас!

Я просто не знал что делать. Не мог заставить себя взять в руки… Меня всего трусило. Где-то внутри живота всё сжалось в комок… дыхание участилось…

Стояна… Стояна…

Хочу к ней подползти… и боюсь… боюсь той мысли, что она мертва…

— Всех связать и в трюм! — скомандовал «благородный».

Это был относительно невысокий толстенький человечек. Рядом с ним виднелась крепкая фигура какого-то ратника, которого, судя по всему, и звали Невзором.

Перед ними на коленях стоял Востров. Ему сзади двое из нападавших крутили руки.

Я даже не знаю, что мне стоило заставить себя хоть немного успокоиться.

— Ну, здравствуй, Игорь! — пробасил Невзор. — Давненько не виделись…

Проскользнувшие нотки в говоре выдали в здоровяке уроженца Темноводья.

Капитан что-то сердито буркнул в ответ.

Дальнейшие события развивались ещё стремительней. Меня рывком подняли на ноги и стали толкать к трапу на соседнее судно.

— Давай, шевелись! — тут же в спину ворвался весьма ощутимый пинок. — Тютя, мать твою!

С завязанными руками я с трудом взобрался на трап.

— Шагай!

То легко сказать. А когда знаешь, что в любую секунду можешь свалиться в астральное море, сделать хоть одно движение ногой трудно. Но я пересилил себя, и, не смотря на муторное состояние, добрался до «Филина».

Следом двинулись несколько гибберлингов, среди которых я различил и Крепышей. А потом перетянули тело Стояны. Она была без сознания, и, глянув на её бледное лицо, я снова ощутил волну дикой ярости.

— Вы их обыскали? — гаркнул кто-то почти над самым ухом. — Живо, раззявы!

Вывернули всё, даже торбазы стянули.

— Ничего себе! — филинцы нашли рубин ургов. — Ты глянь, каких размеров!

Камень стал кочевать с одних рук в другие.

— А ну дайте сюда! — зычно прогорланил Невзор. — Ни хрена себе! Надо показать капитану.

Гигант подбросил в ладони камень и тут вдруг недовольно гаркнул на своих подчинённых:

— Чего спите, тюти? Всех гоните в трюм! И это… Вахтенный! — громко крикнул Невзор.

Откуда-то прибежал длинноногий человек.

— Живо займитесь перегрузкой! Тела убитых за борт.

— Что с «Сипухой» будем делать? — прохрипел матрос.

— Что… что…

Невзор почему-то уставился на меня. В его серых колючих глазах промелькнула недобрая искринка.

— На скалы пустим…

Гигант усмехнулся и пошёл прочь.

Тут меня, как в прочем и остальных, стали толкать к лестнице, а потом и в трюм.

Надо сказать, что от всей нашей команды осталось не так уж и много народу: я, Стояна, капитан Востров с перебитым носом, Крепыши, Упрямый, отчего-то уже волочивший левую ногу, Сутулая и парочка матросов гибберлингов. Все выглядели ужасно.

Нас затолкали в невысокую каютку, без окон, без дверей, пол которой был застлан гнилой соломой. В воздухе стоял крепкий запах табака.

Всех живо привязали за руки к железным кольцам, при этом, не упустив возможность снова помять бока. Вволю нахохотавшись над нами, филинцы вышли вон, громко брякнув засовом.

В комнате воцарилась кромешная темнота. Мысли в голове стали ещё тревожнее.

— Востров! Капитан! — позвал я.

Во рту пересохло и сильно хотелось пить. Откашлявшись, снова позвал капитана.

Справа что-то глухо стукнулось, и потом послышался хриплый голос Игоря:

— Да-а…

— Как ты там?

— Терпимо.

— Ты знаешь, кто они такие?

После этого вопроса все вокруг разом затихли, превращаясь в слух.

Востров тяжело вздохнул и, как мне показалось, нехотя бросил:

— Контрабандисты… Некоторых я помню по старой службе.

— Невзора?

— Гм-м! Эта гнида когда-то мне немало крови попортила…

— А их капитан?

— Это Брячислав… Яроцкий… Я хорошо его батю знал.

Фамилия мне показалась знакомой.

— Он из Темноводья?

— Угу, — ответил капитан.

— Как они на «Филине» оказались?

— Нихаз их знает! — Востров вдруг тяжело вздохнул и закашлялся.

— Какие же они контрабандисты? — услышал я ворчание Крепыша Стейна. — Напали на когг… Разбойники, ни дать, ни взять!

Гибберлинги одобрительно загалдели.

— Стояна! — попытался я дозваться друидку, но она не реагировала.

— Она жива, — подала голос сестрица Сутулая. — Я слышу её дыхание…

— Жива… жива…

От этих слов не полегчало. Я сильно закусил нижнюю губу, стараясь сдержать рвущиеся изнутри рыдания.

Только бы никто не услышал… Одинокая горячая слеза медленно скатилась по щеке.

Бор, крепись! Не время раскисать! Слышишь?

И снова пред внутренним взором промчались все события этого дикого нападения. Смык, гибберлинги-матросы, неподвижное тело Стояны…

Послышался глухой удар, и корабль чуть содрогнулся.

— Отходят, — прохрипел Востров. — Конец нашей «Сипухе»… Подхватит её течением и выбросит на камни. Если потом и найдут остатки когга, решат, что мы погибли, столкнувшись со скалами. Вот суки!

И он снова застонал.

— Кто-то смог посчитать нападавших? — глухо спросил я.

— Их было немного, — кажется, это сказал Орм.

— На таких судах обычно ходит около двух десятков человек, — сообщил Востров. — Может, чуть больше…

Разговор постепенно сошёл на нет. Темнота трюма уже не казалась абсолютно чёрной. Глаза постепенно привыкли и уже могли чуток рассмотреть обстановку.

В душе по-прежнему клокотала ярость. Конечно, уже не так сильно, как поначалу.

А ещё была досада. Так глупо попасться! Не суметь вовремя распознать ловушку, и отбить атаку…

Конечно, на нашей «Сипухе» не было астральных пушек, как на «Филине», но всё же… Эх! Как же глупо вышло!

Запутавшись во всех этих мыслях, уставший мозг начинал подводить, заставляя разум проваливаться в сон. Руки уже начинали затекать от веревок. И, судя по всему, никто из контрабандистов не собирался ослаблять путы.

Ещё раз подосадовав на собственное бессилие, я успокоил себя той мыслью, что когда немного посплю, смогу рассуждать более здраво и хладнокровно. Да и нужно верить в свою удачу. Шанс ведь выпадает почти постоянно, главное уметь правильно им воспользоваться.

От подобных размышлений сразу же полегчало. И я опёрся спиной о переборку корабля, закрыл глаза и через минуту засопел.

А последнее, промелькнувшее в голове, касалось Колец: «Всё же они принесли несчастье. Может мне и не стоило так пренебрежительно к ним относиться. Кто знает теперь…»

2

Разбудил меня сильный пинок по бедру. Открыв глаза, я тут же зажмурился от ослепительного света факелов.

Сон сделал своё дело: тело и разум, хоть ещё не в полной мере, но уже восстановили свои силы.

Подле меня стояло несколько ратников, внимательно оглядывавших пленных. Среди контрабандистов я узнал Невзора и его капитана Яроцкого. Последний скорчил недовольную мину, оглядывая всех нас. Его взгляд остановился на Вострове.

— Пожелания есть? — сухо спросил он.

Игорь поднял тяжёлую голову и мрачно уставился на Брячислава.

— Ну, ты и гнида! — проговорил он спёкшимися губами.

— Ну, это понятно… И всё же о пожеланиях.

— Пить охота, — заявил я.

Капитан «Филина» удивлённо поглядел на меня, а потом на своего помощника Невзора. На круглом лице последнего сейчас в свете факелов очень хорошо просматривалось несколько глубоких старых шрамов. Жирный затылок, волосы на котором были бриты наголо, исполосовали несколько мощных складок.

И хоть Невзор выглядел весьма устрашающе, но опытный глаз легко отметил некоторое ребячество в его поведении. О таких гибберлинги частенько говорили, что у них в заднице ветер свищет.

— Это тот парень, у которого нашли рубин, — пояснил Невзор своему капитану.

— Кто таков? — спросил тот у меня.

— Да так… мастер на все руки…

Яроцкий сощурился, а потом, молча, дал добро на то, чтобы дали воды.

Верёвки не развязали, и пить пришлось из рук ратников. Жидкость в фляге была с тухлым болотным запахом.

После меня, напоили ещё Вострова и полуживую Стояну. Гибберлингов же просто проигнорировали.

Всё это время Яроцкий не сводил с меня своих глаз. А Невзор стал чуть в сторонке, отпуская сальные шутки. Некоторые из них коснулись и Стояны.

Я хоть и смог сдержаться, но для себя точно уже решил, что убью этого гиганта первым.

— Как тебя зовут? — задал вопрос Яроцкий.

— Бор.

Судя по реакции, моё имя ему ничего не сказало. Это, думаю, и хорошо.

— Неплохой ты камешек нашёл.

— Да на него можно остров купить! — бросил кто-то из филинцев.

— Ну, остров — не остров, а денег он стоит немало, — ухмыльнулся Яроцкий. — Так, значит, ты его у местных дикарей «одолжил»… И много там такого добра?

— Немерено, — сквозь зубы процедил я.

— Может, проводишь нас?

— Чего вдруг?

— В обмен на свою жизнь, а? — Яроцкий недобро усмехнулся.

— На свою жизнь? — рассмеялся я.

Капитан мгновенно помрачнел и подал какой-то знак своим людям. Через мгновение в живот ворвался чей-то сапог. Я захлебнулся кашлем, подспудно получая по ребрам ещё пару раз.

— Не передумал? — донёсся надменный голос Яроцкого.

Ответить что-то едкое не получилось. В этот момент в дверном проёме появилась чья-то фигура.

— Капитан! Поднимитесь на палубу.

— Что там? — недовольно бросил через плечо Яроцкий.

— Буря начинается… мы…

— Тьфу! Обосрались, что ли? Первый раз бурю видите?

Несмотря на своё недовольство, капитан собрался уходить.

— Что с этим делать? — спросил его Невзор.

Яроцкий сердито оглядел меня, но ничего не ответил. Чуть погодя, гигант наклонился надо мной и, эдаким приятельским тоном, заявил:

— Ты зря кобенишься, паря. Получил бы от того свою долю.

— Долю? — я поднял голову и уставился в глаза Невзора. — Вы мало того, что напали на судно и перебили почти всю команду, да ещё отобрали рубин…

— Ну-у, не надо так ерепениться. Будь спокойней…

Судно стало заметно покачивать.

— Проверьте верёвки, — дал команду Невзор.

Ратники обошли всех и доложили о том, что всё в порядке.

— Ладно, парни, пошли наверх, — пробасил гигант.

Но в этот момент я подал голос, обращаясь к Крепышам… И вот тут ход дальнейших событий несколько изменился.

Я, кстати, потом пытался понять, чего хотел от меня именно Невзор, и пришёл к мысли, что он, просто, искал поддержки своей правоте. Ему нужен был кто-то, способный понять и даже поддержать… Он был до самого мозга костей одурманен теми странными идеями о том, что людская раса превосходит практически все остальные.

Слушая его разговоры, я с большим усилием пересиливал душевные порывы, яростно клокочущие внутри. Что-то противилось всем его словам, хоть они внешне и выглядели вполне логичными, и с первого взгляда даже верными. Но принять мировоззрение Невзора я не мог.

А, может, меня удерживала от гнева мысль о Стояне? Мы ведь были в некотором роде разлучены, а воспалённый мозг начинал рисовать ужасные картины её мучений. Их, безусловно, и не было, но червь сомнений плотно вгрызся в разум, отравляя его соками опасений за её жизнь. Да ещё те сальные шуточки Невзора…

План дальнейших действий родился почти мгновенно. Я просто воспользовался симпатией гиганта к своей личности.

А началось всё с языка гибберлингов.

— Ты по-ихнему кумекаешь? — очень удивился гигант, когда я обратился к Крепышам, в некотором роде пытаясь их поддержать и успокоить.

Помню, что в тот момент смерил Невзора недобрым взглядом. Но тут же, потупив взор и чуть ухмыляясь, я ответил ему:

— Сказал им, что от них воняет. Рыбой…

Орм недоуменно поглядел на меня. Невзор же довольно улыбнулся.

— Вставай! — снисходительным тоном сказал он.

Махнув рукой двоим своим подчинённым, Невзор показал жестом, чтобы я следовал за ним. Чужие руки тут же подхватили меня подмышки и перетянули совсем в другое место.

Это было в противоположной части трюма. Небольшая каютка, но с более свежим сеном на полу и крохотным окошком, через который можно было разглядеть астральное море.

Там меня оставили совсем одного.

Корабль хорошо трясло. Очевидно, снаружи разошлась так называемая астральная буря. Я попытался заставить себя заснуть, но тут опять заявился Невзор.

— А что ты вообще на этом острове делал? — сухо спросил он.

— То, что меня заинтересовало, теперь у вашего капитана.

— Ты про рубин? Да, знатная вещица.

Невзор громко хохотнул.

— И как вы её делить будете? — спросил я. — Распилите? Или капитан всё себе заберёт?

— А ты язва ещё та! — Невзор ухмыльнулся, но так и не ответил.

Он чуть поджал губы, глядя в моё лицо. Чуть погодя, он негромко спросил:

— А чего с собой взял этих… зверей?

— А кого тут ещё брать?

— И то верно… А ты, вижу, неплохо их язык понимаешь.

— Нахватался… слов…

Невзор вдруг снова громко захохотал:

— Нахватался! Ха-ха… Знаешь, мне вообще непонятно, как твои гибберлинги научились говорить.

— Знамо как, — отвечал я, придавая своему голосу говор жителей Темноводья. — Мы научились, и они…

— Что ты мелешь! Если зверь лопочет… и даже по-нашему, как он станет человеком? Джуны, эльфы, мы — это одно… И даже, Нихаз их дери — народ Зэм сойдёт! Тоже люди… И это я могу понять. И потому приемлю.

— Почему это «потому»? — спокойно спросил я.

Качка судна чуть усилилась. Лампадка принесённая Невзором и повешенная у потолка, жалобно поскрипывала, болтаясь из стороны в сторону.

Невзор сердито сплюнул и серьёзным тоном заявил:

— Да они хоть на нас внешне похожи! Даже вонючие наглые орки… Хотя, нет! Тут я палку перегнул. Орки, гоблины… водяники… гибберлинги…

Невзор оскалился и рыкнул.

— Гибберлинги, — чуть тише повторился он, глядя в окошко. — Они кто? Ошибка Сарна?

Я пожал плечами.

— Вот что тебе скажу, паря: лошадь, собака, даже кошка — служат нам, людям. Место гибберлингов там же. Выполнять поручения… работу — вот их удел! И не больше! Рыбоглоты вонючие! Это ты про них верно заметил! А что до речи звериной: я тут говорил с умными людьми, и они мне поведали, что корни гибберлингского говора берут начало от наших древних языков. Но с веками они его испоганили… Тьфу!

Гигант снова сплюнул на пол.

Он мне сейчас напомнил Чарушу Солодова, который за просто так убил Соти Вонючку. Надо бы повнимательней присмотреться к Невзору. Откуда такое неприятие гибберлингов? Чем они его обидели? Для канийца такие речи мало характерны. Житель Империи — это другое дело, тут я согласен… Уж не там ли Невзор подхватил сию «заразу»? Хотя… хотя нет! Империя более благосклонна ко всем своим жителям. Орки, люди, Зэм, гоблины… все же как-то уживаются друг с другом. Это «эльфийская зараза». Точно! Всё от их страсти к Красоте!

— Это мы их научили разговаривать, — продолжал гигант. — Мы…

— Да ну! — «удивился» я.

— Вот тебе и «да ну»! — Невзор резко обернулся и приблизился.

— А астральные корабли? Их ведь придумали гибберлинги.

— Ха! — Невзор подбоченился, выставив одну ногу вперёд.

В такой позе он сейчас напоминал мне хвастливого позёра, которому, якобы, известно гораздо больше, чем собеседникам. И сейчас пришло время поразить тех своими глубочайшими познаниями.

— Нас всегда заставляют так думать! А знаешь ли ты, паря, что когда наш мир, наш Сарнаут, был ещё цел, то на нём существовали огромные водные глади, именуемые морями и океанами? Знаешь ли ты, кто был первым матросом? Кому удалось придумать корабли и на них преодолеть эти моря?

— И кто? — «с интересом» спросил я.

— Джуны… ну, и эльфы, конечно, но те в малой мере.

— Джуны? А… а… а мы, люди, тут каким боком?

— Хороший ты парень! Глупый только… Причём тут мы? А кто такие джуны, ты это знаешь?

— Ну… так… в общем…

— Джунская раса — одна из самых могучих людских рас древности. Даже эльфы, эти изнеженные слабаки, учились у них. И мы — наследники, прямые потомки этой великой цивилизации. Когда джуны пали в борьбе с драконами, именно мы и подобрали их стяг. И сейчас должны с честью и гордостью водрузить его над всеми аллодами.

Невзор сделал пару шагов ко мне.

— Твои гибберлинги — лишь слабые подражатели. Случай — вот в чём весь фокус! Не напейся тот Свен-рыбак, не прихвати с собой кусок метеоритного железа — хрен бы они плавали в астральном море. Случай! И твои рыбоглоты…

— Чего сразу «мои»? — я придал своему тону нотки горечи.

— Ну, не я же с ними вожусь! Да ты, паря, не обижайся!

Невзор скорчил менторскую мину.

— Нравишься ты мне, Бор! — снова повторил он, при этом дружелюбно шлёпая меня по плечу. — Одно тебя портит: водишься со зверьём.

Невзор снова хохотнул.

— Вижу, простак ты… Сам-то откуда будешь?

— С Ингоса.

— С Ингоса, — повторил, задумавшись Невзор. — Далековато… Ну, ничего, там тоже люди живут. Жаль, что аллод отдали на разграбление этим зверям… этим любителям сырой рыбёшки.

Тут гигант встал и недовольно поморщился.

— Сколько можно своих земель просто так раздавать? Не те у власти стоят… совсем не те!

Невзор с силой стукнул кулаком по стене.

— Выпить хочешь? — вдруг спросил он, поворачиваясь ко мне.

Я пожал плечами.

— Не тушуйся.

Гигант откуда-то вытянул небольшой зелёный штоф, ловким движением откупорил крышку и наклонился ко мне. Я попытался сделать глоток, но поперхнулся. Рот обожгло и меня сложило напополам в долгом надрывном кашле.

Невзор вытянул нож и, не задумываясь, разрезал верёвки на руках.

Кисти давно уже онемели. Хлынувшая к ним кровь, заколола кожу сотнями мелких иголочек.

— Держи! — Невзор протянул мне штоф и выровнялся. — Такой настойки нигде не найдешь, хоть весь Сарнаут обойди…

Я взял бутылку своими непослушными пальцами и сделал ещё один глоток.

— Что до зверей… или гибберлингов… вот что я тебе скажу, паря: они скоро нами всеми начнут командовать. В Новограде от их рати нигде не скрыться. Аллоды захватывают, плодятся как мухи… А люди бедствуют! Эх!.. Тьфу! Противно!.. И обидно… Кстати, знаешь, кто виноват в битве на Паучьем склоне?

— Это когда армия Лиги потерпело сокрушительное поражение?

— Сокрушительное! Нас почти наголову разбили! Если бы не это нихазово племя, вонючее зверьё, мы бы выстояли. Удержали бы склон…

— Ты воевал?

— Не на Святой Земле…

Невзор нахмурился, глядя в сторону.

— Эх, если бы эльфы им не потакали, не навязывали нам «дружбу» с этим зверьём…

Закончить он не успел. Я резко выпрямился, нанося удар горлышком штофа ему в кадык.

Невзор «квакнул», тут же валясь на пол. Нож выпал из его руки и через пару секунд перекочевал ко мне. Навалившись на гиганта сверху, я вогнал лезвие ему подмышку слева, при этом одновременно пытаясь удержать Невзора от желания подняться.

Так мы, молча, барахтались с минуту. И вот гигант затих. Его зрачки медленно-медленно закатились кверху.

Для верности решил снова провернуть нож, но ратник уже не шевелился.

Вот я и выполнил данное себе обещание: убил Невзора первым из всех филинцев…

3

— Мне сразу твой взгляд не понравился, — вытирая рукавом окровавленные губы, проговорил Яроцкий. — Таких как ты у нас прозывают: «С драконом в глазах».

— Где рубин?

Капитан не ответил. Одной рукой он сжимал клинок, второй держался за правый бок.

Мы стояли один против другого. На полу валялись четыре трупа, ещё двое на лестнице, ведущей на верхнюю палубу.

Яроцкий не выглядел испуганным. Он сейчас просто тянул время, надеясь на то, что кто-то ещё из его людей соизволит заглянуть в каюту, и вот тогда…

Но к его неудаче, матросы, занятые борьбой с яростной астральной бурей, совсем не торопились спускаться.

Однако мне всё же не стоило медлить. Удача могла и отвернуться.

— Где рубин? — повторил я, неспешно приближаясь к Яроцкому.

Тот глубоко вздохнул и бросился в атаку. Все его действия были аж до смешного предсказуемы.

Блокировка, финт, уход под руку и… лезвие клинка туго вошло в левый бок нападавшего капитана. Он судорожно всхлипнул, ощущая, как медленно заползает под рёбра холодная сталь. Его зрачки тут же расширились.

Я додавливал меч ладонью второй руки, загоняя его наполовину своей длины. Потом разжал пальцы и отступил назад.

Яроцкий расставил ноги, пытаясь удержаться, но бешеная качка, да ещё стремительно покидающие его силы, сделали своё дело, и капитан упал навзничь.

И этот готов. Я тут же обшарил его карманы и узелки, висевшие на поясе.

Камень обнаружился на груди в бархатном зелёном мешочке, перетянутом тонкой бечевкой. То, как капитан его бережно припрятал, весьма недвусмысленно говорило о планах Яроцкого.

Этот рубин был огромным богатством… Я, конечно, до конца не понимаю насколько огромным, а, может, и не хочу понять. Ведь и золото, и серебро, и всякие драгоценные камни — это, безусловно, вещи нужные, но мой разум… моё сознание не в силах ощутить ту власть, которую они могут дать.

Честно говоря, меня больше тянет к иным вещам… К оружию, например. Отличный меч, порой, предпочтительнее золотой гривны.

Кстати говоря, мне бы следовало поблагодарить рубин за то, что он отвлёк всё внимание филинцев к себе. Ни подарка Стояны — серебряного обруча, ни кольца огневолка они не тронули.

Жаль только, что отобрали семейку Воронов — фальшион, сакс и кошкодёр. Да и эльфийский колчан с заговорёнными стрелами… Надо будет их обязательно найти.

Я живо срезал мешочек, потом подобрал кое-что из оружия и направился в трюм к остаткам своего отряда.

Ещё не свыкшегося с качкой, меня трепало из стороны в сторону, как последний листок на ветру на осеннем дереве. Пока дошёл до двери, за которой были заперты мои товарищи, пару раз падал на пол. Непослушные пальцы никак не могли всунуть ключ в скважину замка, и это всё это уже злило не на шутку. Я сердито выругался на самого себя, советуя быть более собранным.

Клац! Клац! — лязгнул затвор, и дверь туго отворилась.

— Бор? — удивлённо воскликнули гибберлинги.

— Он самый.

Я стал старательно перерезать путы. Последняя была Стояна.

— Живой! — радостно залепетала она.

Едва её руки стали свободны, друидка тут же повисла на шее.

— Живой, — хрипло повторила она, жадно зацеловывая моё лицо.

Я тоже обнял девчушку. Но вышло как-то неумело… неловко и торопливо.

— Что там наверху? — задал вопрос Востров.

— Нихаз его ведает… Но, думаю, драки нам не избежать. Ну, ничего… ничего-ничего… Пусть знают, что это ещё не конец!

Только мы все вышли из комнатки, как по ступеням стали торопливо спускаться трое филинцев. Так получилось, что впереди всех на тот момент оказался я. Потому и принял основной удар на себя.

Скажу сразу, что Крепыши Орм и Стейн были всё ещё не особо дееспособны: у одного была повреждена рука, у второго нога. Сейчас в основном приходилось надеяться только на себя.

Низкий потолок не давал возможности для полного замаха. Но это всё одно не повлияло на исход боя: не больше минуты и на корабле стало на три мертвеца больше.

Члены моего маленького отряда сгрудились у лестницы.

— Ну, парни… и девчонки… Кто не тля, айда за мной!

Лица и мордочки не выражали особого энтузиазма. А я его и не ждал.

Настрой у меня был боевой. Ясно ощущалось, как играет кровь, как она буйствует в венах, как довольно стучит сердце… Сознание окутывала знакомая уже эйфория.

Вдох… выдох… снова вдох… В бой!

Первым поднялся я. И едва выбрался на палубу, стало ясно, что дела тут хреновые и без нас…

Что такое астральная буря, я знал только понаслышке.

Судно швыряло из стороны в сторону. Это очень затрудняло и движение, и возможность сражаться, но я решился взяться за дело по серьёзному.

Удивлённые филинцы, хоть и были заняты делом, но тут же, не мешкая, набросились на нас. У них ещё не было времени, разобраться, что к чему. И надо было этим пользоваться.

Я приказал гибберлингам стоять рядом, но при этом не делать ни одного лишнего шага в сторону. Уподобившись огромному кулаку, мы стремительно ворвались в ряды ближайших ратников. И в голове вдруг разом пропали какие-то ни было мысли о жалости к врагу.

Признаюсь, что такой ярости я не испытывал уже давно. Или она внутри, в душе, накопилась, или просто это отголоски «драконьего сердца», в общем, на меня снизошло то состояние, которое до сих пор называют сверровским.

Руки, вооружённые клинками, были будто сами по себе. Они рубили, кололи. В стороны летели головы, падали окровавленные тела… На всё это я смотрел, словно со стороны, словно происходящее было каким-то сном.

Даже гибберлинги вдруг отступили назад. На их мордочках застыли маски одновременно и ужаса, и удивления.

Я видел Вострова, Стояну. Они тоже застыли, будто статуи. Их бледные лица, округлившиеся глаза говорили о полном смятении чувств.

Весь мой оставшийся отряд попятился назад к лестнице. А филинцы хоть и продолжали наступать, но видно было по глазам, что люди Яроцкого дрогнули и практически мне не сопротивлялись.

Раз… два… три… финт… блок… замах и удар… Раз… два… укол… Ещё один замах и чья-то голова покатилась по деревянной палубе…

Пленить кого-либо я не собирался. Это была месть. Не знаю, принесла ли она гибберлингам чувство удовлетворения за их павших на «Сипухе» товарищей, но я остался доволен. Поработал, что говорится, на славу. Отвёл душу.

Испачканный в чужой крови, несколько притомленный сражением, я огляделся по сторонам: все филинцы мертвы.

А внутри всё ещё клокотало. Пожалуй, боевого запала хватило бы на такое же количество ратников. Так что мне практически силой пришлось самого себя успокаивать.

Корабль снова швырнуло в сторону. Тут пришёл в себя Востров. Он отдал какую-то команду оставшимся своим матросам.

Крепыши медленно приблизились ко мне.

— Все тела за борт, — сухо сказал я, вытирая тыльной частью ладони рот.

И тут выяснилось, что у когга был повреждён руль поворота и ещё движитель. Очевидно, корабль успел натолкнуться на скальные обломки, парящие в астрале, и теперь он был, практически, не управляем. Подхваченный бурей, когг неуклонно приближался к далёкому незнакомому берегу.

Теперь стало ясно, отчего филинцы так долго не спускались к своему капитану. Они были заняты спасением судна. А мы…

От дальнейших мыслей внутри всё похолодело.

— Рули высоты хотя бы исправны! — как-то неестественно весело бросил Востров.

Не знаю, чем это могло нам помочь. Мы все сгрудились у правого борта когга. Приходилось крепко держаться за канаты и перила, чтобы не вылететь в астрал.

И тут корабль застонал. Это никакое не преувеличение… Какая-то секунда, и я услышал, как из самого его нутра вырвался утробный тугой звук… будто сдавленный стон израненного громадного зверя.

То, как мигом побледнел Востров, сразу же указало мне на то, что наши дела плохи. Капитан хмуро улыбнулся… Так это делает тот, кто понимает, что наступили последние мгновения его существования. Ещё чуть-чуть и придёт неизбежный конец.

И вот ты стоишь на самом пороге, на разделе меж прошлым, насыщенным яркими красками твоей жизни, и… шаг, а за ним лишь чистилище… и никаких чувств, никаких событий…

Я это настолько явно ощутил, что разом успокоился… Ну, Бор, тебе ведь не впервой идти туда, где ожидают своей участи Искры. Там покой… мирно горят свечи, царит полумрак… тишина… Бледные тени, бледные копии тех, кто когда-то назывался человеком, эльфом, орком… да кем угодно… Теперь они лишь туманные дымки, неясные образы…

Корабль вновь застонал. Потом послышался тихий треск рвущегося дерева.

Мы с Востровым поняли друг друга без слов. Я кивнул капитану и обернулся к Стояне.

Девчушка смотрела на меня, вытаращив глаза. Конопатый носик, темные бровки, по-детски сморщенный лобик. Такая маленькая, хрупкая, как бельчонок.

Я судорожно сглотнул.

Нет, себя мне не жаль. И жизни своей не жаль. А вот Стояну… У меня вдруг к горлу подступил комок…

Девчушка бросилась ко мне и крепко обхватила руками.

Востров взобрался наверх на мостик и, кажется, попытался заставить наше судно подняться вверх. Очевидно, он хотел пролететь над островом, но расстояние слишком быстро сокращалось, и мы едва-едва смогли приподняться над его берегом саженей на пять.

— Держитесь крепче! — заорал Востров.

Корабль снова дёрнулся и начал заваливаться на левый борт. Я опять услышал легкий треск дерева.

Стояна закрыла глаза и уткнулась лицом в мою грудь. Мне почти что силой пришлось заставить её опуститься на палубу и схватиться за канаты.

Судно стремительно неслось к берегу. Я уже прекрасно видел синеющие скалы, острыми пиками вздымающиеся к небу.

— Сейчас рухнем! — проорал Востров, всё ещё возившийся у рулей высоты.

Мы ворвались в границы острова, словно выпущенная из лука стрела. Несколько мгновений корабль по инерции парил над землёй, а потом рухнул на землю.

Удар был такой силы, что нас подбросило кверху сажени на три. Помню, как закрутился мир перед глазами. Меня несколько раз перевернуло в воздухе, а потом я плашмя свалился на проломленную палубу.

Каким-то чудом удалось сохранить в ясности своё сознание. Правда, вот тело… У меня было такое ощущение, будто все мышцы, все кости попали под цепы крестьян. Будто я был снопом пшеницы, из которого пытались выбить зрелые зёрна.

— О-ох! — стон вырвался сам собой.

Попытка встать закончилась неудачей. Я снова шлёпнулся на палубу, при этом сильно ударяясь затылком. Боль отдала прямо в зубы, чем вызвала сильнейший набор ругательств.

Через некоторое время мне всё же удалось встать.

Мачта когга угрожающе нависла влево, готовясь вот-вот рухнуть вниз. То тут, то там, виднелись треснувшие доски, концы которых торчали вверх, словно иглы взбешённого ежа.

— Стояна! — позвал я, корчась от боли.

Стон слева, стон справа. Пытаюсь оглядеться, прикрывая рукой слезящиеся от утреннего солнца глаза.

— Стояна! — сердито прокричал я, поднимаясь на ноги.

Голова вновь закружилась, но мне удалось устоять. Друидка лежала в десятке шагов у правого борта когга. На ней валялось куча канатов, какая-то сломанная корзина, куски досок.

— Стояна!

Я бросился к ней. Сердце испугано сжалось в одной только мысли: «Лишь бы жива… лишь бы жива…»

Девчушка тихо-тихо застонала. Я лихорадочно принялся разбрасывать в сторону навалившийся на неё такелаж.

— Бо-о-ор… — еле слышно проговорила друидка. — Что случилось? Где мы?

— А хрен его знает… На острове.

Стояна попыталась открыть глаза. Тоненькая капелька крови застыла в её ноздре.

— Мы живы? — несколько удивлённо спросила друидка.

— Живы… Пошевелись! Что-то болит?

Стояна попыталась присесть. Кровь из разбитого носа стремительно заструилась к её губам.

— Спина болит… и бок…

Я оглядел друидку: внешне ничего подозрительного.

— Ты ляг… давай, давай…

Вытерев рукавом акетона кровь, я помог Стояне.

— Бор! — донеслось откуда-то сверху.

Из-под деревянных обломков показался грязный оборванный Востров.

— Помоги, Бор! — чуть тише прокричал капитан.

И тут мне бросилось в глаза, что в его левом бедре торчит громадный кусок доски. Да и с лицом у него что-то не так… Подложив под голову Стояны сломанную корзину, я заспешил к Игорю.

На меня смотрело какое-то «чудовище». Между лопаток пробежал неприятный холодок… Но не от страха. Просто, картина, представшая моим глазам, была несколько… непривычна: в щеку Вострову вонзились несколько крупных щепок, разорвавших кожу, что бумагу. Правого уха у капитана вообще не было. На его месте висели несколько лоскутов окровавленной кожи. Из всей этой каши явным контрастом были… глаза. Игорь был внешне спокоен, смотрел на меня и обстановку вокруг, словно ничего не произошло. Скорее всего, он просто не понимал реальности. Боль ещё не хлынула в его разум своей ужасающей массой.

Я не лекарь, надо смотреть правде в лицо. Что делать, даже ума не приложу.

Некоторое время мы сидели друг против друга. Попытки найти в голове хоть одну здравую мысль, ничем хорошим не увенчались. Если бы в тот момент не помощь Упрямого…

Гибберлинг появился откуда-то сзади. Он быстро приблизился к нам и присел подле Вострова.

— Так! — деловито проговорил торговец. — Дела у нас… хреновые…

— У нас? — криво улыбнувшись, спросил Востров. — Или у меня?

— У всех.

— Ха! — лицо капитана стало бледнеть, хотя он ещё держался молодцом. — Судно посадили… и то ладно… Могло и хуже всё закончиться.

— Могло, — согласился гибберлинг.

Упрямый осмотрел раны и заявил мне следующее:

— Сними ремень и передави ему ногу… Вот тут: повыше раны. Затяни покрепче! Чего ты боишься?

Я не то, чтобы боялся, просто вдруг испытал непонятную оторопь. Мне не раз приходилось видеть и раны, и смерть, но сейчас… сейчас мозг затуманился, руки не хотели слушаться. Да и общее состояние было не ахти. Мысли раз от разу возвращались к Стояне. Был момент, когда я вдруг ясно представил, что передо мной не Востров, а друидка. Что это в её бедре торчит доска… А потом всё разом прошло. Голос Упрямого вывел меня к «свету», а с ним возвратилась и уверенность.

Гибберлинг как-то странно посмотрел на меня, при этом нервно покусывая губы.

— Затянул? — спросил он, щурясь.

— Дальше что? — сухо бросил я.

Упрямый чуть похлопал Вострова по плечу.

— Крепкий ты, мужичок!

— Есть немного… Вот мой дед, говорят, мог на спине телегу удерживать, пока в поле ей колесо меняли.

— Значит, в него пошёл, — улыбнулся торговец. — Слушай, сейчас я постараюсь вытянуть бревно… Предупреждаю сразу: кровь хлынет рекой.

— Эка удивил! Можно подумать я крови никогда не видал! — Игорь хоть и бравадился, но в его голосе проскользнули нотки страха и неуверенности.

— Это правильно… Ты ведь не собрался с деревом в ноге жить? Я как-то был на лесопилке… Там видел…

Упрямый говорил, а сам вдруг резко выдернул доску из бедра капитана. Востров от неожиданности всхлипнул и завалился, громко ударяясь спиной о палубу. Его лицо настолько побледнело, что стало похоже на кусок отбеленного льна.

— Зажимай! — заорал гибберлинг.

Кровь резкой струёй рванула вверх. Её горячий поток больно ударил в глаза, ослепляя их на какое-то время. От неожиданности мой рот сам собой стал изрыгать ругательства:

— Да твою-то… Нихаз его дери!

Я рефлекторно попытался протереть глаза. А Упрямый дико заорал почти на самое ухо:

— Жми! Крепче! Ещё!

И хоть руки не слушались, но поток крови стал меньше. Я навалился почти что всем телом, закручивая ремень до характерного треска напрягшейся кожи.

Востров лежал плашмя, жадно хватая ртом воздух. Он сейчас походил на старого усатого сома, выброшенного на берег реки.

Откуда-то появилась шатающаяся фигура Стояны. Она пьяной походкой добралась до нас и присела рядом. Несколько глубоких вдохов, и друидка наложила на рану руки.

— Слава Сарну, — зашептала она, — что мы сейчас на берегу. Иначе мне неоткуда было черпать силы…

Я не совсем понял, о чём она говорит. Скорее всего, Стояна намекала на «помощь» природы. Ведь в Астрале на неё особо полагаться не стоит, там другие стихии. Отсюда, кстати, ясно, почему друидка не смогла дать отпор нападавшим филинцам: своих собственных сил мало, а «черпать» (так ведь выразилась девчушка) их действительно неоткуда.

Глаза Стояны открылись, и она расстроено поглядела сначала на Вострова, потом на нас с Упрямым. Голова друидки слабо качнулась в отрицательном жесте.

— Совсем? — не понятно о чём спросил её гибберлинг.

— Совсем…

Капитан «Сипухи» резко напрягся и тут же обмяк.

Упрямый встал и странно похлопал меня по плечу. Я поднял голову и услышал в ответ:

— Всё… отпускай… не надо уже так жать…

4

В живых нас осталось только восьмеро: Крепыши, Упрямый, сестрица Сутулая, один из матросов с «Сипухи», да мы со Стояной. Капитана и ещё одного гибберлинга мы осторожно снесли на землю и уложили возле небольшой насыпи.

На острове было очень холодно. И хоть на небе вовсю светило солнце, и не наблюдалось ни тучки, ни облачка, однако пронзительный студёный ветер гулял здесь вовсю.

Дно «Филина» практически расплющилось после падения на скалистый берег. Нам пришлось долго пытаться пробраться в его нутро, чтобы найти хоть мало-мальски пригодные целые вещи: оружие, припасы, воду и прочее.

Не смотря на всю трагичность ситуации, лично меня радовало то, что большинство из нас всё же остались живы. И хоть очутились на незнакомом берегу, изрядно побитые и раненные, однако не с пустыми руками и целой головой.

Я к своему великому ликованию смог обнаружить Братьев Воронов и Лютую в одном из разбитых сундуков. Там же был уцелевший сиверийский лук и колчан с зачарованными стрелами.

И как это могло не радовать? Нахлынуло такое облегчение… Ведь, в конце концов, после обнаружения своих вещей, вмиг пропало то чувство, сравнимое разве что с тем, будто я голым стою посреди толпы. Нет той беззащитности… нет смущения…

Клинки радостно заблистали в свете дня, будто собаки, признавшие своего хозяина. Ветер заставил их тихо… еле слышно зазвенеть… И эта «песня» (по-другому не скажешь) наполнила моё сердце странной эйфорией.

И снова я сижу у вечернего костра в окружении своих боевых друзей. Среди них мой учитель — Гуннар…

— Это Стылый остров, — уверенно сказала Сутулая.

Занятый собственными воспоминаниями, я не сразу услышал её слова. И только после того, как Крепыши выразили вслух своё согласие с выводами Сутулой, мой разум вернулся, так сказать, к действительности.

— Где-где мы? — переспросил я.

— Это Стылый остров, — повторила Сутулая.

— Эка нас занесло.

— Да, — согласно закивали гибберлинги.

Пришло время собрать нам совет. Об этом я и объявил команде, и мы сгрудились в сторонке под черной пикой небольшой отвесной скалы.

— Корабля у нас нет. А если и был бы, то навряд ли мы смогли с ним управиться.

— Верно, — глухо проговорил матрос с «Сипухи».

— Мы живы… это хорошо… Согласны? Не стоит отчаиваться. Пойдём вдоль берега, авось куда-то да придём…

— Куда-то? — хмыкнул Упрямый.

— Здесь должны были высадиться Папаны с целым отрядом наших соплеменников, — вставила своё слово Сутулая. — Они прибыли сюда для… изучения острова… его берегов…

— И куда они высадились? — поинтересовался я.

— На южной оконечности. Насколько мне припоминается — у Морозной горы. Вопрос в другом: где очутились мы?

— Судя по расположению солнца, — вступила в разговор Стояна, — мы где-то на северо-западе.

Друидка выглядела плоховато. Перед этим я всё пытал её о самочувствии, но она лишь отговаривалась и отмахивалась. При этом постоянно избегая глядеть мне в глаза.

— Послушай, — нетерпеливо бросил я. — Не надо со мной так. Мы не чужие друг другу люди. Это ты, надеюсь, понимаешь.

Стояна остановилась и виновато опустила голову.

Меня вновь посетили мысли об её прошлом. Но и опять же, посчитав, что сейчас не то время, чтобы об этом говорить, я отогнал вопросы прочь.

— На северо-западе? — переспросил кто-то из гибберлингов.

Мы все, не сговариваясь, стали оглядываться.

Что не говори, а места тут унылые. Если внизу наблюдалась хоть что-то похожее на растительность — тот же мох, лишайник, то уже саженей через двести по склону — сплошные гольцы, множество каменных россыпей, а ещё выше ледники и снежники. Разбавь всё это студёным ветром, гудящим среди скал — и в целом поймешь, о чём речь.

Густое синее небо над головой было, пожалуй, единственным, что хоть как-то успокаивало взволнованное сознание.

Стылый остров один из древних краёв Новой Земли. На Корабельном Столбе мало что говорили об этом куске Сарнаута. Но если и говорили, то были преисполнены странного благоговейного трепета.

— Вот что, — подал я голос, — сейчас отдохнём немого, перекусим и двинемся в путь.

После этих слов, мой взгляд мимоходом коснулся Крепышей.

— Не знаю, какая выпадет нам дорога — длинная ли, короткая, но идти надо.

— Да это понятно, — понимающе кивали гибберлинги.

Потом мы похоронили мёртвых, в том числе тех филинцев, которых смогли достать. Снесли всех в яму и засыпали камнями.

Всё это время меня не покидали мысли о Яроцком и его людях. Кто такие? Как очутились на «Филине», который, если верить Странникам, пропал без вести? Что эти люди делали у Ургова кряжа?

Одни вопросы. А ответов…

Можно было бы предположить, что Яроцкий возил дикарям табак. Ведь в трюме стоял весьма характерный его запах. Но тогда было не понятно, отчего ратники напали на нас? Может, табак тут и не причём? Неужто есть что-то?

И спросить уже не у кого. Да ещё и Востров погиб… А мог ведь немало поведать. Вот же незадача!

Стоп, Бор! Ты уже совсем… Говоришь о Вострове, как… как… Человек погиб! Твой товарищ, можно сказать.

Я смутился. Проклятая совесть, эта язва, старуха с клюкой, нудящая над самым ухом… И обидное то, что она права.

С трудом подавив в себе нарастающее раздражение, я меж тем обратился к членам отряда с требованием ускориться в сборах.

Все устали, это, безусловно, но каждый понимал, что промедление неприемлемо. И вот мы вышли в путь.

Ветер крепчал. В некоторых местах, что были уж очень открыты, приходилось идти, сгорбившись в три погибели. Местность, кстати, тоже нельзя было назвать удобной для похода. Навалы каменей, крутые подъёмы, не менее крутые спуски, череда провалов и мелких ущелий — всё это весьма затрудняло движение.

Солнце скрылось за скалами. Наступали сизые сумерки северной летней ночи. Воздух значительно похолодел, и мы были вынуждены остановиться на отдых. Я вновь, как когда-то на Урговом кряже, соорудил из зачарованных стрел шалашик, и поджёг его заклинанием.

Скромно поужинав, мы стали устраиваться на ночлег.

— Вернёмся на Корабельный Столб, — шёпотом говорил я, прижавшейся спиной Стояне, — ты отправишься в наш дом в Бёрхвитурейкахусе.

— А ты?

— Будет видно…

— Нет, я не согласна. Почему ты меня отправляешь подальше от себя?

— Почему? Со мной, как видишь, очень опасно находиться… Даже рядом. Постоянно… постоянно… какие-то… какие-то приключения…

В этот момент я хотел сказать про смерть, но сдержался и заменил слова.

— Меня это не пугает.

— За то меня… пугает! Всё, я так решил и больше не хочу слушать никаких возражений! Не забывай, что ты вынашиваешь нашего ребёнка.

Стояна приподнялась на локте и полуобернулась ко мне.

— У нас… в моё время, — начал я, — женщин… беременных женщин отправляли в тихие деревушки. Там они должны были жить до самого рождения чада. И ещё год сверх того.

— Где это «у вас»? На Ингосе?

— Да, — чуть подумав, отвечал я, пытаясь вспомнить свою прошлую жизнь.

И тут мне стало ясно, что Стояна вот-вот готова разреветься. Её милое личико по-детски скривилось, глазки округлились и в них заблестели крупные слезинки, готовые в любую секунду вырваться наружу подобно бурному потоку.

Я тут же смягчился, но это касалось только моего тона.

— Послушай… послушай меня… Не надо слёз!

И вот тут Стояна, конечно же, заплакала, как и полагается девушкам в подобные моменты. Стоит только сказать: «Не плачь», — и они делают наоборот.

— Да что ж ты будешь делать! Думай сейчас не о себе, или мне… Слышишь?

Девчушка кивнула и тут же громко всхлипнула, чем вызвала к нам излишнее внимание Крепышей. Я сделал им знак, что всё в порядке, а сам продолжил шептать Стояне:

— Успокойся… Давай спать.

Девчушка снова всхлипнула и покорно легла на бок, тут же скрутившись калачиком. Я обнял её и прижал к себе.

Подлая память снова выдала на-гора боль воспоминаний. И как бы там ни было, но я был несказанно счастлив, что Стояна жива.

Зубы впились в нижнюю губу, прокусывая её до крови. Я ощутил, как в рот попало несколько солоноватых капель.

По щекам побежали безвольные слезинки…

Она жива! Жива… Спасибо тебе, Сарн! Я даже не знаю, как бы пережил… даже просто мысль о том… о том…

В горле встал противный комок. Каких усилий мне стоило сдержать рыдания, так и рвавшиеся наружу.

Стояна продолжала тихо всхлипывать, но, вскоре, утомлённая своими переживаниями, она заснула.

Хоть лежать на камнях было неудобно, но моё уставшее от сегодняшних событий тело, да и разум, всё одно требовали отдыха. Незаметно для себя я провалился в глубокий сон, правда, совсем без сновидений. И пробудился только под утро.

Солнце сделало свой почётный круг и выглянуло из-за тёмных скал. Утреннее небо окрасилось багряными красками. Затихший на ночь ветер, стряхнул себя сонную муть, и принялся за вчерашнее.

Все последующие три дня мы шли вдоль берега. За всё время ни пейзаж, ни погода не менялись. Несмотря на все трудности, наш небольшой отряд уже пришёл в себя. События на «Чёрной сипухе» и «Филине» казались уже давними и не так сильно беспокоили нас. Хотя, признаюсь, что гибберлинги весьма болезненно отреагировали на нападение канийцев. Был момент, когда я услышал нелестные высказывания о людях вообще. Они исходили большей частью от Упрямого.

Согласен, что действия людей Яроцкого меня и самого сильно огорчали. Тем более, что до сих пор были неясны мотивы, побудившие их к нападению.

То, что филинцы промышляли контрабандой, итак понятно. Эти их разговоры про Эльджун и порт Такалик, где собирались свободные торговцы — те личности, которым было плевать и на Империю, и на Лигу. Они вели дела с теми, кто больше платил.

Про сию часть аллода ходило немало рассказов, как, в прочем, и про жителей там обитавших. Всему, конечно, верить не стоило, но тот факт, что есть такие места, в которых никто не спрашивает о происхождении груза, где не интересуются прошлым прибывших в порт «искателей счастья» — наводило на недобрые размышления.

В Лиге ходило немало баек о богатейших рынках Эльджуна, о прилавках свободных торговцев, которые ломились от обилия драгоценностей, табака, всевозможного оружия и прочего товара. Сюда стекались почти все контрабандисты Сарнаута, спешившие облегчить трюмы своих кораблей, жаждущих невероятных развлечений в многочисленных кабачках, притонах, и тавернах.

Вот уж верно говорят в Кании: «Зло живёт красиво и роскошно».

Я ничего не помнил из тех событий, которые произошли со Сверром, пока он был в Такалике вместе с Северскими.

Что там делал? Чем занимался? Как жил? Как попал? — все эти вопросы до сих пор оставались тайной за тремя печатями.

Но одно я точно понимал, что весь заговор, который поставил Лигу на грань раскола, начался там. И мне выпала роль быть одной из важных… ключевых фигур той «игры». Вот только обвалившийся на голову потолок (такой, казалось, пустячок) сорвал немало неприятельских планов.

А почему «неприятельских»? Неужто я действовал по принуждению?

Эх, и сколько ещё тайн хранится в моей башке! И кто поможет мне их разгадать?

О, Сарн… Арг… кто-нибудь! Помогите мне разобраться во всём! Неужто, это так сложно? А?

Молчите… нечего сказать…

Да ты, Бор, и сам хорош! Вот не убей на «Филине» Яроцкого, да заставь его рассказать, что он знает, тогда, может, стал бы на пару шагов ближе к ответам…

А, может, и нет. Почему, по-твоему, Яроцкий должен был что-то знать про тебя лично, Бор? Он — обычный контрабандист… правда, из благородных…

Все эти мысли крутились в моём мозгу, как назойливые мухи. И каждый день я снова и снова к ним возвращался.

Такалик… Такалик… Такалик…

И Лиге, и Империи сей порт был очень необходим. Это место, где они могли хоть как-то взаимодействовать друг с другом. Ведь не только же им воевать! Надо и торговать… обмениваться знаниями… засылать шпионов… да много ещё чего! И всё это осуществимо, коли есть такое место, как Такалик.

Когда-нибудь мне придётся туда отправиться. И до этого времени желательно хоть что-то прознать про своё прошлое… Весьма желательно!

— Лагерь! — раздался громкий крик.

Я остановился и проследил направление: впереди, на небольшой площадке среди серых скал, виднелись несколько шатров. У одного из костров сидели невысокие фигурки, явно похожие на гибберлингов.

Кажется, нас заметили. В лагере оживились, и вскоре нам на встречу вышла небольшая делегация.

— Те, что идут первыми, — негромко сообщила мне Сутулая, — и есть Папаны. Старшего зовут Эйвинд.

Минут через пять мы подошли друг к другу. Гибберлинги из чужой группы с интересом смотрели на нас. Судя по всему, они признали Сутулую и Упрямого, потому на их мордочках появилось некоторое облегчение.

— Гойта квольдит! (Добрый день!) — подал я голос.

Старший из Папанов — одноглазый плотный гибберлинг с разорванным надвое ухом, кивнул в знак приветствия, и хриплым почти простуженным голосом произнёс:

— Блессадур ог сатль, херра Бёрр Легмадзур! Хвазан пфу кхер? (Приветствую вас, господин Бор Законник! Откуда вы тут взялись?)

Я улыбнулся: узнали-таки меня.

— Пфас лангур фрасегн. (Это долгая история.) Может, пригласите к себе в гости? Там и обсудим.

Эйвинд снова кивнул и пригласил нас следовать за ними.

5

Приятно сидеть у костра с набитым урчащим, будто домашний кот, животом… да ещё в доброй компании весёлых гибберлингов… В правой руке крепко зажата кружка с душистым пивом из Гравстейна. Того самого с еловым привкусом… в голове лёгкий хмель… под боком, укутавшись в шкуру, пригрелась Стояна, которая немигающим взглядом уставилась на огонь…

Это умиротворение. Редкое в наше время чувство…

Напротив сидел Эйвинд, старший из Папанов. Уже не молодой, но и не то, чтобы старый, этот гибберлинг с седоватой шерстью, излучал необычайное радушие. Даже внешний вид этакого старого вояки, потрёпанного жизненными перипетиями, не смог скрыть всего великодушия, хранившегося в нём.

— Такое ощущение, — говорил он, потягивая из своей кружки, — что я говорю с гибберлингом, а не с человеком. У вас, господин Бор, напрочь отсутствует акцент… речь чистая… правильная… Откуда такие познания?

Я улыбнулся и бросил взгляд на Орма. Тот тоже улыбнулся в ответ, чуть при этом смущаясь.

— Учителя… хорошие…

Эйвинд приподнял кружку в своеобразном приветствии, а потом сделал мощный глоток.

Молчание затянулось. Все кругом уже готовились ко сну. А стража заступила на свои посты.

Не смотря на кажущуюся стороннему наблюдателю «мирность», мы с Папанами говорили не о совсем приятных вещах.

— Ваш рассказ о «Филине» меня сильно расстроил, — продолжил прерванный разговор Эйвинд. — До меня не раз доходили слухи о контрабандистах, шныряющих в наших проливах. Честно скажу, что я в это не верил… Не хотел! Ведь с кем тут торговать? Что добывать? Голые камни? Лёд? А вот сейчас… Жаль всех ваших соратников… и команду «Сипухи»…

Эйвинд понурил голову. Я не стал рассказывать ему обо всех наших приключениях. Не упомянул и о рубине. Но это не из-за недоверия.

— Так суда не называют, — угрюмо заметил брат Эйвинда. — Я говорил Странникам, а они… Эх-эх-эх!

На мой немой вопрос о названии когга, ответила сестра Папанов:

— Черная сипуха всегда указывает на… на… — она недовольно скривилась, будто была не в силах произнести то «заветное слово». — Отгадайте загадку, господин Бор: «Сидит сипуха на суку. Не накормить её ни пиром, и не миром, ни младостью, ни старостью».

Я устало потёр виски. Загадки разгадывать не хотелось. Мозг после еды чуть отупел и плохо соображал.

— Смерть, что ли? — грустно усмехнулась Стояна.

Она подняла голову и, сощурившись, недовольно поглядела на Папанов. Снова у моей друидки нет настроения. Ох уж эти беременные…

— Она самая, — согласно кивнула сестриц. — К кому чёрная сипуха прилетает — тот скоро умрёт.

Опять суеверия. Гибберлинги везде видят недобрые знаки. Это одна из тех черт сего народа, которую я никак не могу принять.

— Подлость в нашем мире стала столь обыденной, — заговорил Эйвинд, печально тряся бородой, — что теперь воспринимается, как нечто самое заурядное.

Эти слова меня несколько удивили. Признаюсь, я просто не ожидал от гибберлинга таких «возвышенных» речей. Чувствуется эльфийское влияние. Неужто Эйвинд в свою бытность у них прислуживал?

Мне пока было не совсем ясно, к чему клонится дальнейший разговор. Но торопить события я не стал.

— За выгодой, порой, теперь идут даже к врагам, — продолжил Папан-старший.

— Бывает, — я осторожно согласился с ним.

— Жалею, что прошли те времена, когда и люди, и эльфы, да и мы — гибберлинги, стремились к… к благородным вершинам… Ха! Понимаю, что говорю, как глубокий старик… Правы те из нас, кто утверждает, что не стоит ожидать помощи от друзей. Следует полагаться только на свои силы. Помощи не будет… Теперь можно зарезать кого-нибудь тёмной ночью, при этом напав исподтишка… да целой ватагой… И главное, что никто… никто не скажет… и даже не подумает, что сие действие омерзительно. Его воспримут, как должное. Даже могут в ответ сделать тоже самое. Ведь зачем ныне вызывать на бой равного себе? Сочтут глупцом.

Не думал, что Эйвинд близко к сердцу воспримет мой рассказ о «Филине» и контрабандистах.

— Даже такое понятие, как «сверр», — горько продолжал гибберлинг, — стало нарицательным, сродни «убийце», а не отчаянному «храбрецу», отстаивающему свободу своей родины… В Новограде мне не раз говорили о том, что время контрабандистов уходит в прошлое. Их вытесняют пираты из вольных портов…

— Пираты?

— Да, этакие разбойники, нападающие на торговые суда… Да и не только на них, но и на небольшие поселения… Я полагаю, что на «Филине» как раз были такие люди. Это изгои, идущие наперекор существующей власти… нынешним устоям. Они не брезгуют ничем… Что им Лига? Что Империя? Кто больше платит, с тем и водятся.

— Капитана «Филина» звали Брячеславом Яроцким, — сообщил я.

— Яроцкий… Яроцкий… Очевидно, из благородных зуреньцев.

— Ого! У вас, Эйвинд, обширные познания.

Гибберлинг вновь улыбнулся.

— Учителя были хорошие, — парировал он, подмигивая.

— Мне думается, что филинцы не только возили дикарям табак, но и занимались работорговлей.

— Да?.. Хотя, это вполне возможно. Что ургам или арвам стоит отдать кого-то из своих в обмен на товар? Одним голодным ртом меньше… Н-да! История занятная… Есть над чем поразмыслить.

Наступило молчание. Каждый из нас обдумывал услышанное, делал выводы.

Мне лично вдруг стало несколько обидно по поводу того, что касалось «сверра».

Это несправедливо… Почему надо моим именем прозывать каких-то уродов? Тем самым подменяя значение этого слова.

А с другой стороны: кто я сам, как не убийца? А? Не хочется верить в это, Бор? Знаю, что не хочется… На душе приятней, когда все принимают жертву Сверра, принимая её за подвиг.

Жаль, что события тех дней истёрлись со временем из памяти, как надписи на стенах джунских построек. Всё кажется полузабытым сном… Что же меня заставило тогда поступить именно так?

А если всё произошло случайно? Или, как говорят в такие моменты гибберлинги: «Так переплелись Нити Судеб».

Проснулась ли совесть… или чувство долга… мести за павших товарищей… А? Что же повлияло на Сверра… на меня?

Вся эта крутосваренная «каша» из эмоций, случайностей и прочего, сделала своё дело, а простой люд подхватил сию историю, как упавший на землю стяг: одиночка, отразивший нападение на свой родной аллод ценой жизни. И понеслось… и осталось в истории моё имя, как символ яростного стремления к свободе.

А что в Империи? Думаю, они принимают меня совсем за другого… Для них «сверр» — фанатик, не останавливающийся ни перед чем. Которому просто наплевать на свою жизнь… И ни на что иное, кроме как беспощадного уничтожения, он просто не способен. Этакий злобный человечек, которым пугают обывателей, мол, у них, в Лиге, там каждый второй такой.

А сейчас уже и у нас так начинают думать. «Сверр» — безжалостный убийца… Тьфу, противно!

Пиво в кружке кончилось. Я привстал, снова зачерпнул его из открытой бочки и опустился на место. Эйвинд сделал тоже самое.

В лагере бодрствовали только мы, да ещё стража.

— В сущности, мы все весьма наивны, — негромко заговорил Папан, — если полагаем, что сможем сами… да ещё самостоятельно управлять своей судьбой!

Мы встретились с гибберлингом глазами. Он не отвёл взгляда, как остальные.

Судя по всему, из него сейчас рвались наружу те страсти, что бушуют внутри… в душе. Он не мог остановить этот процесс. Да и не хотел. Желание выговориться, «освободиться» от накипевшего, было неудержимым.

— Только сила имеет вес в этом мире, — уверенным тоном заявил гибберлинг. — И она не у одиночек! Это, как мощный поток — сотни струй, текущих в одном порыве, в одном направлении… Ручейки впадают в речушки, те вливаются в общее русло… и потом всё дальше… и дальше… Так было всегда, так всегда будет.

— Но есть же тот, кто направляет все эти ручейки да речушки, все эти ваши струи, потоки? Есть? — и, не дождавшись ответа, я добавил: — Должен быть!

— А если нет? — сухо спросил Эйвинд.

— Тогда это никакая ни сила, а лишь случайность. Ваши потоки могут мешать один другому. Первому хочется течь на север. Второму на юг. Происходят водовороты и…

— Ха-ха-ха! Вы, Бор, всё же наивны. Северный поток, южный… Мы часть общей реки. И хоть это весьма тяжело понять… весьма… Однако когда придёт время — настанет прозрение.

— Прозрение? — хмель в голове развязал мой язык, хотя на каком-то другом уровне разум оставался трезвым и рассудительным. — Я уже давно прозрел. Мне в жизни приходилось столько видеть, что теперь… теперь… теперь я знаю…

— Ничего вы не знаете, господин Бор! Ничего-то вы не поняли! Белое потому называют белым, что так решило большинство. А на самом деле…

— На самом деле оно чёрное? — усмехнулся я недоверчиво. — Вы это хотели сказать?

— В этом мире только сила определяет «цвет». У кого её больше, тот и даёт название… Мы с вами говорили о подлости. Так?

— Говорили.

— А почему она существует в этом мире? Я скажу: потому что никто… повторю: никто… не верит в то, что её можно одолеть. Легче примириться… согласиться на её существование… Но не бороться. Да и зачем? Легче ответить тем же — подлостью… Ведь как при этом думают: «Им, значит, можно, а мне отчего воспрещается?»

— К чему эти громкие слова?

— К чему? — Эйвинд оставил в сторону кружку. — Я говорю о Лиге. А ещё о месте в ней для нас… гибберлингов…

— Месте? — переспросил я. — А что с ним не так?

Папан сразу не ответил. Он сделал большой глоток из своей кружки, потом долго потирал бороду и, наконец, собрался духом:

— Мне порой кажется, что Лига… это какое-то ярмо, которое навесили нам… Хотя, может, мы сами его себе навесили.

Ярмо? — вслух я не высказал своего удивления. И тем более недовольства. Но после этих слов Папана-старшего, мне вдруг снова вспомнился Невзор с «Филина». Ему Лига тоже казалась ярмом. Этот здоровяк считал, что людям навязывают некие условия сосуществования с иными расами, типа, гибберлингов. И при этом место человека в них сводится к самой низшей ступени.

Кто из этих двух прав? Эйвинд или Невзор?

Судя по всему, Папан уже несколько охмелел. Его речь стала слишком уж фривольной.

Гибберлинг отставил кружку в сторону, и неожиданно стал что-то декламировать. Я не сразу понял происходящего. Но, кажется, Папан вещал на эльфийском языке.

Остановившись, Эйвинд хитровато улыбнулся, мол, не ожидал от меня такого!

— Это из древней эльфийской поэмы «О скитаниях Уара Багряноносного».

— Кого?

— Святого Великомученика Уара, — пояснил Эйвинд. — Великого Мага Сарнаута… Поистине великого! Недаром его символом является солнце. И ещё золото…

После упоминания о золоте, я невольно скривился.

— Может, поведаете, что вы сейчас продекламировали?

Эйвинд вновь потёр бороду, а потом, согласно кивнув головой, произнёс несколько нескладно (видно, пытался художественно перевести текст):

Папан вздохнул и смущённо улыбнулся. Думаю, он чуть испугался, что так разоткровенничался.

— Вы хотите вернуться на Корабельный Столб в Сккьёрфборх? — сменил он тему разговора. — Корабль с припасами сюда приходит раз в десять дней. Только вот одна незадача: позавчера он ушёл назад… Сами понимаете, придётся обождать. Правда… правда, есть джунский портал у берега. Но мы не умеем им пользоваться.

— Да и работает ли он? — подала голос сестра Эйвинда.

Оказывается, она не спала, а просто лежала.

— Тоже верно, — согласно кивнул старший брат.

— А чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался я. — Слышал: изучаете линию берега этого острова… для будущих лоций.

— Это тоже…

Эйвинд хитровато улыбнулся и я понял, что он не станет сейчас откровенничать о своих делах. Но тут Папан-старший неожиданно заявил:

— Завтра, господин Бор, мы отправимся с вами «изучать линию берега», — гибберлинг довольно улыбнулся.

— Тайны? — улыбнулся и я в ответ.

— Почти…

Едва небо посветлело, лагерь гибберлингов ожил и загудел, словно пчелиный рой. Я умылся, плотно поел со всеми. Лагерь свернули и вскоре мы все двинулись за Папанами.

— Я давно это предлагал Совету и Фродди лично, — говорил Эйвинд. — Умницы сомневались в успехе… даже противились моим стараниям. А оно возьми и получись!

Пока мне было не ясно, что он подразумевает под словом «оно», но когда мы обошли скалу, всё стало на свои места.

На длинном пологом берегу саженях в пятистах от поворота виднелось несколько недостроенных каменных сооружений, подле которых суетилось немалое число гибберлингов. Думаю, около двух сотен. Среди их разношёрстной братии, я увидел и небольшое число людей, скорее всего мастеровых. У берега был сооружён широкий деревянный помост, уходящий в астральное море шагов на двадцать — этакий пирс, для кораблей.

— Что это? — удивлённо спросил я.

— А на что оно похоже? — подмигнул брат Эйвинда.

— Вы строите тут порт?

— Да… вернее, укреплённый форт. Мы его назвали Остурбюгд!

Эффект от увиденного был ошеломляющим. Я замер с открытым ртом, даже не зная, что сказать.

— Три года я уговаривал Фродди на эту «авантюру». И вот едва на Корабельном Столбе сошёл снег, мы отправились сюда, к старой заимке. Тут раньше всегда гибберлинги разбивали летний лагерь, — говорил Эйвинд, приглашая жестом следовать дальше. — Лето, сами понимаете, короткое. Дел тут много… Где-то только не искал мастеров, согласных приехать в такую даль. Всю зиму их увещевал прибыть сюда.

— А зачем на Стылом острове форт? — удивлённо спросил я. — Тут одни лишь голые безлюдные скалы!

— Зачем? — мне показалось, что Папан раздумывал, отвечать мне или нет. — Ну… тут есть лазурит…

— Что?

— На острове большие залежи лазурита, — повторил Эйвинд. — Эльфийские мастера весьма его ценят…

— Прошу прощения, но… но…

Папаны остановились и очень удивлённо посмотрели на меня.

— Вы не слышали о лазурите?

Я смущённо потупил взор, чувству, как краснеют уши.

— Это прекрасный поделочный камень… А ещё из него эльфы умудряются изготавливать синюю краску. Вы были когда-нибудь на Тенебре?

— Нет.

— А, может, в Голубом дворце Клемента ди Дазирэ, до того, как астрал поглотил его аллод?

Эйвинд не дождался ответа и принялся расхваливать какие-то вазы, колоннады, картины… Я рассеяно слушал, а сам глядел на вырисовывающиеся очертания будущей крепости. Работы здесь был не початый край. Но меня больше всего удивляло то, что гибберлингам удалось всё это делать в полной тайне. Никто и нигде ни словом, ни полусловом не обмолвился об этом.

Уверен, что Сутулая знала об этом. Это она ведь подсказала нам путь к стану гибберлингов.

Форт Остурбюгд… Пожалуй, это будет первое в истории гибберлингов поселение, созданное из камня.

— Местный лазурит — небесно-синего шелковистого оттенка с золотыми вкраплениями. Когда первые образцы показали на Тенебре… О! Вы бы видели, как загорелись глаза эльфов. Такой красоты… да-да, они так и сказали, что сей камень просто невероятной красоты! Само совершенство. Сейчас пока добыча лазурита идёт малыми объёмами. Но после того, как мы тут развернёмся, закончим строительство форта, дороги… улучшим копальни… Кстати, вон там мы планируем построить маяк. Море тут неспокойное. Кораблям надо будет на что-то ориентироваться в бурю.

— Хочу сказать, — подала голос сестра Эйвинда, — что залежи лазурита есть и на Нордхейме. Но там их добывать ещё труднее… просто невероятно труднее… Качество тамошнего камня тоже превосходно. И, может, даже превосходит…

— Стылый остров для нас такая удача, что просто не вообразить, — перебил сестру средний брат.

— Это верно! — довольно заулыбался Эйвинд. — Уже сейчас, можно сказать, мы одними только первыми поставками лазурита обеспечили… окупили начало строительство. Даже наняли каменщиков. А из Сиверии привезли яков… Вот я вам скажу: какие же эти звери выносливые! Из каменоломни, что на севере… в паре вёрст отсюда… возят оттуда такие глыбы… такие… А лазурит! На себе его сильно не поносишь. В общем, думаем ещё привезти с десяток-другой этих животных. Они и к местным условиям терпимы.

Гибберлинг вдруг остановился и стал куда-то указывать рукой:

— Вон там мы хотим вырыть несколько громадных колодцев, куда будет стекать вода.

— Какая вода?

— А! Забыл… В горах есть озёра. Из них в будущем будут проложены каменные тоннели, по которым пресная вода будет поступать в форт.

— Это же сколько строить! У вас не хватит рабочих рук.

— Ну да! Это верно… Но всё же форт — только начало, — улыбнулся Эйвинд. — Неверно думать, что коли земли тут бесплодные, то и делать здесь нечего. Лазурит — это не всё. Мне верится в то, что именно в местных горах находятся залежи метеоритного железа. Сейчас Сутулые, конечно, заняты изучением руды Мохнатого острова, но, насколько мне известно, пока всё тщетно. Зову их сюда… а они… Ну да ладно! Вот засадим всё деревьями, и вы остров просто не узнаете.

Мы приблизились к строителям, и Эйвинд позвал мастеров из числа людей. Один из них показался мне до боли знакомым. Он тоже напряжённо уставился на меня.

— Господин Бор? — вырвалось из его уст.

— Василий? Лыков?

Я вспомнил этого человека. Год назад в Новограде мне довелось помочь ему…

Пожилой мастер бросился мне на шею. Он горячо обнял меня, при этом что-то невнятно причитая.

И люди, и гибберлинги удивлённо смотрели на нас.

— О! Я не думал, что снова вас встречу! — Лыков, наконец, отпустил меня и чуть отступил назад. — Вы… вы… столько сделали… для меня… вы…

— Да бросьте…

— Нет-нет! Друзья, это такой человек… такой человек…

И Лыков принялся горячо и живо описывать свои злоключения в Новограде. Рассказал, как я помог вернуть инструмент и возвратиться домой.

— Спаситель! Чистейшей души человек…

От такого потока похвалы, я снова засмущался. Все вокруг довольно улыбались, а некоторые похлопывали по плечу, или там, куда могли достать.

— Василий… оставьте это… Прошу.

Лыков кивнул, вытирая рукавом навернувшиеся слёзы.

Чуть позже Василий поведал, как вернулся на свой аллод.

— Работы не было, — жалелся он. — Еле-еле с женой перебились этой осенью с хлеба на воду. А тут как-то повстречался с одной семейкой гибберлингов в нашем городке. Они говорили, что ищут каменщиков для работ на Новой Земле. Обещали хорошую оплату. В общем, мне удалось взять взаймы денег у кое-кого из знакомых, чтобы протянуть зиму. А сейчас, как видишь, я здесь. И… платят действительно неплохо. Так что верну не только долги. Даже и останется!

Лыков широко улыбнулся.

Мы с Эйвиндом обошли будущий форт. Гибберлинг делился своими планами и всё сетовал, что в этом году они ещё многого не успеют сделать.

— Лето короткое, осень ранняя… Но будем находиться тут до последнего.

— Для обороны форта нужны и корабли, — заметил я.

— Будут…

— Неплохо было бы вам, гибберлингам, заняться ещё одним островом.

— Каким?

— Мохнатым. Там тоже следует заложить крепость. И ещё верфь. Благо, говорят, что чего-чего, а леса там хватает… Паучью слюну можно заменить смолой. В общем, если соберётесь… что-то да выйдет.

— Да там не так уж и просто!

— Н-да? За чем же дело стоит?

— Медвеухие.

— Это что? Или кто?

— На острове живут медведеподобные существа. Вы их прозываете обёртышами…

Тут к Эйвинду подошли несколько ратников. Папан-старший отвлёкся от своего рассказа и сообщил:

— Хочу отправить небольшой отряд к месту падения «Филина». Если пушки целы, надо их перетянуть сюда. Надеюсь, вы не против?

Я пожал плечами, углублённый в свои мысли.

Папаны отошли в сторону, при этом отдавая какие-то команды. Ко мне же снова приблизился Лыков. Он стал протягивать какие-то монеты, но я недовольно поморщился, и отвёл его руку в сторону.

— Не надо меня этим обижать. Останемся друзьями, — проговорил ему и похлопал по плечу.

Какое-то время я в одиночестве бродил по берегу, а потом направился назад в лагерь к Стояне и Крепышам.

6

Несколько дней у восточных берегов Стылого острова бушевали астральные бури. Небольшой отряд гибберлингов, нёсший дозор в той стороне, вернулся с нехорошими известиями.

— Мы крайне неудачно разбили лагерь, — сетовал их командир. — Когда началась буря… как-то не думалось, что это может коснуться… коснуться нас. Земля ведь, как-никак, а не Астрал…

Эйвинд, молча, слушал гибберлинга. Также молча, он проглотил все эти «сопли» про «не знал», «не думал», «так вышло». Единственное, что как-то выдавало внутреннее напряжение старшего из «ростка» Папанов, было периодическое подёргивание разрубленного уха.

Одинокий глаз Эйвинда перестал сверлить землю под ногами и с силой вперился в оппонента. Командир отряда тут же попятился, оглядываясь на своих товарищей, ища в их потупленных взорах поддержку.

— Что случилось? — сухо спросил Эйвинд.

Каждое своё слово он будто выдавливал из нутра.

— Это… это… это были они… астральные демоны… Их выбросило на берег… а ещё выбросило куски скал… громадные куски…

Эйвинд молчал. Его сестра, стоявшая позади, положила на плечо руку, словно тем самым желая успокоить брата.

— Астральные демоны… демоны… — ропот волной побежал среди гибберлингов.

— Кто там был? — хмурясь, переспросил Эйвинд. — Вы пили, что ли?

Разведчик отпрянул назад. Его мордочка приобрела глупое выражение, которое указывало на то, что Папан-старший был прав.

— Нам не примерещилось… но… но…

— Какие демоны? Ты их хоть раз в жизни видал?

Разведчик втянул голову в плечи и отрицательно ей замотал. Эйвинд гыркнул и, чеканя каждое своё слово, спросил:

— Сколько ты потерял?

— Четверых… только четверых… Мы успели убежать…

Уже в который раз я убедился, что сам для себя сравниваю Эйвинда с лесным ежом. Вот только что по травке бегал любопытный добродушный зверёк, собирающий яблочки да грибочки. И тут же, почти в одно мгновение, он превращается в ощетинившегося острыми иголками, сердито фыркающего на ядовитую змею хищника, готового смело броситься в атаку на противника.

И всё же, я не мог не заметить, что фраза: «астральные демоны», погасила начавший разгораться внутри Папана пожар недовольства. Многие гибберлинги оставили работы и стали стекаться к месту разговора.

— Вы бросили лагерь? — спросил Эйвинд у командира.

Тот вжал голову в плечи и нехотя кивнул.

Папан-старший недовольно хмыкнул и отошёл в сторону. Стало ясно, что он обдумывает дальнейшие свои действия. И скорее всего, решит возвратиться к месту столкновения с демонами.

Кстати, а что представляется обычно, когда кто-либо слышит фразу «астральный демон»? Невероятное ужасное чудовище, встреча с которым приводит только к гибели? Думаю, что так оно и есть.

Мне хорошо помнится выражение лиц тех людей, которым «посчастливилось» встретить подобного монстра: глаза мигом стекленеют, кровь отходит прочь и кожа приобретает мертвенно-бледный оттенок, мышцы сводит, отчего физиономия перекашивается в маске неподдельного страха.

Ещё бы! Демоны… От одного этого слова разум теряет свой рассудок, заполняясь, будто пустой сосуд, всеми возможными страхами. И тут же видишь ужасные картины разрушений и погибели…

Впервые демонов я увидел на аллоде Клемента ди Дазирэ. Насчёт иных картин своего прошлого приходится молчать, поскольку память начинает тут же давать сбой.

Итак, то была зеленоватая копошащаяся масса, набрасывавшаяся на убегающих прочь людей, эльфов, гибберлингов — всех, кто так или иначе не успевал спастись с гибнущего острова… В общей сумятице я тогда просто не успел испугаться. Ведь до сих пор не всё чётко помню.

Потом был таинственный аллод Безымянного мага. На астральном берегу в свете мерцающей луны мне привиделось, как из моря выплыло непонятное «нечто». Я выстрелил из лука, впервые воспользовавшись заговорёнными стрелами… И всё одно не испытал никакого ужаса.

Так чего же боятся остальные? Почему даже храбрые воины Лиги пятятся назад, едва речь заходит об сих существах?

Неясность… да-да, именно она… Ведь одно дело, когда знаешь, с кем сражаешься. А тут…

Я глянул на Эйвинда. Будучи заложником своего положения, он, как лидер, просто обязан был обезопасить своих соплеменников. Хочешь, или не хочешь, но ему следовало быть храбрым, даже если внутри, в душе, всё было не так.

Итак, он решился идти на демонов… И мало того, думает сам возглавить отряд. При этом ни словом, ни жестом не выказывал своего страха. Тут я его мысленно похлопывал по плечу. Ведь хоть бы и внешнее спокойствие да уверенность, но они очень сильно повлияют на настрой его сотоварищей.

Так и вышло: едва Эйвинд спросил о добровольцах, вперёд выступило около четырёх десятков ратников. Папан довольно кивнул, но всё же взял не всех.

Чуть помолчав, он обратился ко всем присутствующим, и сказал о том, что отряд обнаружит и уничтожит демонов. А были они, или не были — это второй вопрос. Сказал и про то, что волноваться незачем, и пора всем снова приступать к работе.

Н-да, — подумалось мне тогда. — Это дело не для тех, кто робкого десятка.

Однако никто из выбранных для похода гибберлингов не выказывал ни страха, ни какой-то неуверенности, хотя и храбрецами они тоже не слыли… Они ещё либо не до конца понимали сути их похода, либо считали себя весьма отчаянными ребятами.

Честно скажу, что я уже чувствовал себя отдохнувшим, после всех перипетий, а просто сидеть и ждать прихода корабля, мне было скучно.

Эйвинд понял, чего мне от него надо, хотя старался внешне изобразить удивление.

— Чего вы думаете, что… что справитесь? — недовольно спрашивал он.

По идее мне полагалось обидеться. Но вместо этого, я ответил:

— Чутьё подсказывает.

Эйвинд тяжело вздохнул и согласился на моё присутствие.

— Прошу только подчинятся всем приказам… Не люблю выскочек.

Я кивнул. Папан тут же вдруг пожалился, что до сих пор не вернулся другой отряд, посланный к «Филину». Хотя, если они волокли пушку, то вполне могли и задержаться.

— Сестра с братом останутся тут. Они будут присматривать за ходом строительства форта. А вы, Бор, кого-нибудь из своих берёте?

Я отрицательно мотнул головой.

Но не тут-то было. Едва мне удалось сложиться в дорогу, как за спиной выросла хрупкая фигурка друидки.

— Я с тобой! — резво заявила Стояна.

— Нет!

Молчанова словно налетела на невидимую стену.

— Почему?

— Мы уже говорили про это…

— Но… но… ты… мы…

— Боги дали мне убедиться в том, что не стоит быть слишком самоуверенным… В следующий раз удача может и отвернуться. Я говорю о событиях на «Сипухе». Ты не представляешь, что моей душе пришлось пережить. И повторно испытывать судьбу я… мы не будем!

Признаюсь честно, что тогда, на корабле, мне довелось испытать такое… незнакомое чувство жуткой ненависти, которого не было, наверное, никогда… И я просто не хочу…. не желаю знать… и просто даже иметь нечто общее с этим чувством.

Именно оно заставило меня истребить без жалости всех филинцев. Возможно, это всё живущий в сердце дракон. Дай я ему шанс в будущем, то даже не знаю, что ещё в результате может приключиться.

Стояна смотрела на меня так, будто у неё нечто только что отобрали нечто необычайно ценное.

— Да как ты смеешь! Ты… ты…

— Смею.

Я резко развернулся и отошёл прочь.

— Дурак! — донеслось сзади.

Стояна буквально ломала себе руки. А ещё этот нехороший сон… если бы не он… Может, надо было рассказать?

Вот же дура! Сарн, что же это? — друидка сердито пнула ногой один из камней.

Вдалеке послышалось нечто похожее на карканье ворон. И Стояна резко обернувшись, испугано посмотрела вслед Бору: «О, Сарн… Великий Сарн, храни его… дурака».

Наш отряд вышел в дорогу. Мы миновали форт и через час достигли крутого склона. Здесь берег резко поднимался вверх и переходил в своеобразный каменный сад.

Погода как всегда была ясной, но холодной. Эйвинд вновь пожаловался на то, что скоро нагрянет осень, и строительство придётся прекратить.

— На днях прибудет новая партия лазурита, — продолжал он. — Сутулая обещала помочь в сортировке камня… Вот умница! Головастая, ни мне чета!

— Как я понимаю, место добычи этого самого лазурита держится в тайне.

— Да, — нахмурился Папан-старший. Его явно насторожили мои слова.

— То есть про Стылый остров мало кто знает?

— О ком вы конкретно спрашиваете, господин Бор?

— Об эльфах, например.

— Пока местонахождение рудников под великим секретом. Я понимаю, что долго его хранить не удастся, но, надеюсь, когда обо всем станет известно, мы уже успеем тут укрепиться.

Мы немного помолчали. Чуть погодя Эйвинд вновь заговорил:

— Скажу без лишней скромности: разработки лазурита — моя подсказка.

— Я уже понял, что вы хорошо знакомы с культурой эльфов.

— Да-да, — согласно закивал головой гибберлинг. — Приходилось у них служить… Как-то раз Сутулые рассказали мне о своих изысканиях на Стылом острове и показали образцы пород, и среди прочего я заметил голубые камешки. Мне сразу стало ясно, что это такое. Мы с сестрой и братом отправились в Новоград к моим знакомым в эльфийском квартале. Показали образцы… ну, а дальше, думаю, вы уже поняли.

— Какая вам в том выгода?

— Может, мои слова будут слишком высокопарны, но мне не нравится положение нашей расы среди народов Лиги.

— Какое положение?

— Всё вы поняли, господин Бор. Не все относятся к нам, как… как вы.

— Это как?

— На равных.

Я хмыкнул. Эйвинд опять нахмурился.

— Мы вам всё тут показали, — проговорил он. — Ничего не утаили…

— Если думаете, что я сейчас побегу кому-то трепаться про рудники…

— Я не о том. О вашей порядочности нам известно.

Эйвинд вздохнул.

— Мне просто обидно, что наш народ… что мы… потеряв Родину, Ису… не имея собственных земель, ютимся, где попало. Гибберлинги не настолько богаты, не сильны в магии… нам приходиться немало трудиться, чтобы выжить на осколках Сарнаута… А тут такой шанс. Упускать его — преступление! Вот и вся моя выгода.

Гибберлинг замолчал и пошёл чуть в стороне.

В принципе, я понял его состояние, и, если он не лукавил, то мысленно хлопал Эйвинда по плечу.

Молодец! Таких, как он в этом мире мало. Обычно все ищут выгоду…

А я? Чего хочу? Что ищу?

Мысли вдруг сами собой вернулись к событиям в башне Айденуса. Давненько же мне не приходилось об этом вспоминать.

Избор Иверский… стражники… Великий Маг Айденус…

Как же он тогда сказал? Кюр-ди дрюгон — сердце дракона…

Может, Айденус говорил это в неком переносном смысле?

И действительно: как в моей груди смогло уместиться сердце легендарных драконов? Да оно, думаю, размером с голову быка! Или даже с самого быка!

Нет… невозможно… Что-то тут не так!

Кто я? В прошлом — Сверр, ратник с Ингоса, о котором сложены и песни, и былины. Его тело так и не было найдено… А кто же тогда рассказал о подвиге? Кто его видел? Вопрос!

Ладно… а кто я сейчас? — Порядочный человек? Честнейшая личность? — Тебе самому не смешно?

Итак: кровь единорога, сердце дракона, тело человека… ратника… Это всё не просто так… Ох, как не просто!

Я был личинкой… Да-да, личинкой… которая росла в своей «скорлупе» под присмотром людей племени Зэм. Меня хранили, берегли… Пришло время — пробудили… наверняка, потом учили… вложили немало сил и средств…

А кто? Империя… А причастна ли она? Разве что косвенно…

Тут должен быть кто-то ещё… Так-так-так… В общем-то, «они» — назовём их так, явно торопились со мной в своём желании создать совершенного… совершенного воина. Прошли годы, и все полагали, что эта цель уже достигнута.

Главной мишенью был Клемент. В этом я уверен. И Тень, напавшая на него, была тем самым тайным оружием, сокрытым во мне.

Правда, не ясно, чья Тень? Дракона? Единорога? Что это вообще за понятие «Тень»?

Вполне возможно, что Империя о ней и не знала. Думаю, что падение аллода Клемента для них самих было полной неожиданностью.

Так-так-так… Что же выходит? «Скорлупа» треснула при пробуждении из саркофага… Вернее, так думали люди Зэм. Но… но они ошибались.

Моё перерождение началось с исходом Тени. Падение потолка в башне лишь ускорило сей процесс… Вот когда я перестал быть личинкой. Вот когда и появился Бор… Настоящий Бор, а не та выдуманная личность, которую навязала мне Империя, подделав документы…

Так-так-так… Постой-ка! А если всё-таки это не Империя? Что, если она действительно сама была этаким инструментом? Вполне реально… Ведь ты, Бор, верно заметил: зачем ей губить целый аллод? Захватить — это да… А тут нашествие астральных демонов… Думаю, никто этого не ожидал.

Да… да… Империя и Лига — лишь части чего-то большего. Это как пить дать! Они сражаются друг с другом, а некто более хитрый и коварный стравливает их меж собой, преследуя свои цели.

Итак, в башне я освободился. И что дальше? Мир по-прежнему мне видится таким же, как во время пребывания внутри «скорлупы»… Неясно, что изменилось… Помнится, Ветров говорил о Прозрении, но оно так и не наступает. Тут два вывода: либо слова друида пустышка, либо я по своей природе просто не способен пройти этот обряд.

Ну и бред! О, Святой Арг, я запутался! Помоги мне разобраться, в конце-то концов!

Что я? Кто я?

— Вы о чём, господин Бор? — голос Эйвинда вывел меня из раздумий.

Видно, из-за собственной рассеянности, последние мысли, были произнесены вслух.

— Далеко ещё? — вместо ответа, спросил я.

— Несколько часов…

— А что… на этом острове вообще никакой живности нет?

— Живности? Отчего же… В горах обитают небольшие стада снежных коз. Охотится на них трудно… Кстати, если есть желание…

Тут к нам подбежал гибберлинг и быстро-быстро затараторил что-то несуразное. Из всего мне удалось различить только одно слово: тролль.

Мы все заспешили к каменной гряде, у которой замер один из разведчиков. Когда нам удалось достигнуть его, глазам открылся пологий кусок берега, огороженный справа полукруглой скалой. Шагов через триста по прямой, виднелась громадная серая туша горного тролля, ковыряющаяся у небольшой насыпи.

— Что за…

Эйвинд изобразил удивление.

— Так далеко они не забредали, — бросил Папану-старшему разведчик. — Сколько помню, всё время у развалин крутятся.

— У каких развалин? — решил уточнить я.

— Да в центре острова есть джунские постройки… Там тролли и обитают.

— Ну да, ну да, — почесал затылок Эйвинд.

— Могу его отогнать отсюда, — предложил я, снимая лук. — Парочка взрывов, и он будет улепётывать отсюда, только пятки засверкают.

Папан-старший чуть задумался, а потом кивнул, давая мне разрешение.

Тролль действительно испугался, когда невдалеке от него, ни с того ни с сего, стали яростно взрываться камни. Он свалился на свою толстую задницу, широко распахнул глаза, таращась по сторонам, а потом затрусил прочь. Я пустил последнюю стрелу, и она бабахнула позади него всего где-то в паре шагов. Отчего тролль снова сел, при этом на землю вывалилось что-то бурое.

Гибберлинги дружно засмеялись.

— Усрался! — горланил кто-то рядом. — Так ему, говнюку!

Мы дождались, когда тролль скроется в расщелине, и тронулись дальше. Эйвинд по-прежнему выглядел обеспокоенным. Он снова вслух повторил, что появление этого монстра на берегу кажется ему недобрым сигналом.

— Вот что, — остановился он и подозвал какой-то «росток». — Проследите за троллем. Выясните, откуда он… как сюда попал… что заставило…

— Хорошо, — кивнул старший из гибберлингов, и они втроём пошли к ущелью.

Эйвинд подождал, пока наблюдатели скроются среди валунов, а потом приказал идти дальше.

На ночёвку решили стать в небольшой бухте, практически со всех сторон закрытой чёрными громадинами скал. Эйвинд приказал выставить караулы и дал команду на приготовление ужина.

Несколько весёлых гибберлингов с какой-то даже радостью бросились стряпать, а мы нашли место потише, и стали разбираться на отдых, при этом болтая о том, да о сём.

Ветки в костерке, разведённом подле нас, громко затрещали, будто делая нам знак говорить тише.

— Много ли вы знаете о троллях? — спросил Эйвинд.

Его одинокий глаз выпучился так, словно готов был выскочить вон.

— Встречал, и не раз, а так, чтобы ведать нечто определённое — нет, — мягко отвечал я.

— Если, Бор, вам интересно…

Папан не закончил предложение, и уставился на меня немигающим взглядом. Я кивнул в ответ.

— Говорят, что троллей создали маги древности.

— Джуны?

— Не исключено… Вы неплохо владеете нашим языком. Думаю, обратили внимание, что у нас под словом «тролл» понимают колдовство.

— Есть такое.

— Верно было бы называть этих существ рисе. Да так, собственно, раньше и было. Но у вас людей, как в прочем и у остальных рас, отчего-то прижилось слово «тролль». Наверное, это связано с тем, что сии существа результат колдовства.

— Я заметил, что эти… рисе… часто обитают там, где есть нужда в сокрытии от чужих глаз такого, чего не всем следует знать… Они своего рода стражи.

— Это действительно так.

— И что тогда тут оберегают местные тролли? Развалины джунов?

— А вот мы с вами и пришли… к тому, на что ответов у меня нет. Ведь до сих пор не понятно, как тролли вообще тут выживают, особенно в зиму. А она тут ранняя и такая суровая, что…

Дальнейший разговор свёлся к воспоминаниям. Тут как раз приволокли ужин, и Эйвинд стал весело рассказывать, как в молодости служил на разных островах. А ещё поведал о том, где ему больше всего нравилось. Я слушал невнимательно, изредка улыбаясь в тех местах его повествования, когда остальные начинали посмеиваться.

Глаза начинали слипаться. Не выдержав, я встал и отошёл в сторонку, и едва только прилёг, как тут же провалился в глубокий крепкий сон.

7

На берегу среди разномастных камней на тоненьких ножках прыгало штук пять ядовито-зелёных студенистых слизняков. Правда, при внимательном осмотре мы стали больше склонятся к тому, что данные демоны скорее похожи на жаб-переростков, спины которых были усеяны кристалловидными иглами.

Омерзительное зрелище… Я, конечно, не столь утонченная натура, подобно эльфам, но всё одно испытывал неприязнь. Хоть это происходило на каком-то подсознательном уровне, но всё равно не могло не рождать в глубине души отравляющие разум соки страха…

— Демоны, — оскалился Эйвинд. — Разведчики… На вашем языке — скрытни.

Я не стал спрашивать, откуда такие познания, и лишь продолжил наблюдение.

— Мне сегодня ночью чёрная сипуха привиделась, — послышался за спиной шёпот одного из ратников.

Эйвинд сердито цыкнул на болтуна.

— А что? — как-то обиженно бросил тот. — Это тот ещё знак…

— Каков план? — поинтересовался я.

Папан сощурился и как-то странно поглядел на меня.

— Мы справимся, — словно в чём-то оправдываясь, заявил он.

Тут же разделив отряд на три части, Эйвинд приказал каждой из них занять определённое место на берегу.

— Наступать будем одновременно, — сообщил он. — И только по моему сигналу.

И хоть Папан говорил всё это уверенным голосом, но я интуитивно понял, что он не знает, как сражаться с жителями Астрала. А, возможно, просто чуть растерялся.

— Скрытни… это ничего… это хорошо… — Эйвинд нервно покусывал верхнюю губу, глядя на прыгающих «жаб». — У них слабый… разум… слабый…

Мне стало понятно, что под этими словами скрывается не простое желание пояснить происходящее, а таким образом Папан в некотором роде успокаивал сам себя. Можно даже добавить — подбадривал.

Я полагал, что настало время действовать. Нерешительность — хуже атаки. Это подмечено не только мной.

Да, согласен, что в видах демонов я особо не разбирался. Согласен и с тем, что, даже не смотря на свои небольшие размеры, эти скрытни наверняка были опасны.

Но были и другие моменты. Во-первых, пока врагов мало, надо их атаковать. Не следовало этих разведчиков отпускать. Они сообщат остальным и вскоре побережье «закипит» от обилия демонов. А во-вторых…

— Вроде, берег чист, — пробормотал Эйвинд, сбивая ход моих мыслей.

Он всё ещё не решался на схватку.

— Есть предложение, — подал я голос. — Можно начать обстреливать этих разведчиков издали. Так мы уменьшим их число, а затем атакуем.

— Угу, — рассеяно кивнул Папан.

Две другие группы уже достигли своих мест и теперь ожидали отмашки.

Я меж тем прокрался влево и занял удобное место у большого валуна. Отсюда берег был виден, как на ладони. Скрытни невозмутимо шастали туда-сюда, даже не подозревая об опасности.

Пока всё складывалось благоприятно. Я вдруг вспомнил слова одного из гибберлингов про чёрную сипуху, которая явилась ему ночью, и вновь про себя поругал этот народец. Ну, кругом им знаки, куда не плюнь! Так и свою удачу недолго отогнать.

Эйвинд всё ещё глядел на берег. Мне было не понятно, чего он мешкает, но настаивать я не стал. Просто вытянул из колчана заговорённую стрелу и занял позицию.

— Берег чистый, — донесся до моего уха уже более уверенный голос Эйвинда. Этим он явно давал мне команду к началу обстрела.

— Ляэн-Блит! — и тут же голубоватая молния в считанные мгновения достигла ближайшего из скрытней.

В-в-вух! — просвистело в воздухе. Небольшая ослепительная вспышка и зеленоватый студень на жабьих ножках отбросило в сторону.

Скрытня не разорвало на части… в его теле я не увидел даже прожжённой дыры от зачарованной молнии… Ощущение такое, что демону ничего не сделалось. Он несколько раз перекувырнулся на земле и тут же вскочил на ноги. Его товарищи с удивлением смотрели на происходящее, явно недопонимая ситуацию.

— Ляэн-Блит! — повторил я.

Ещё одна молния и «жаба» снова несколько раз кувыркнулась.

Твою мать! — я сердито сплюнул наземь.

Взрыв! Взрыв! Взрыв! — следующие стрелы одна за другой навесом падали на берег, оглашая окрестности громоподобными раскатами, многократно отразившимися от суровых скал этого острова.

Эйвинд подал сигнал, и гибберлинги с дикими криками выскочили из своих засад. Эффект неожиданности возымел своё действие: скрытни тут же попятились назад. Ещё бы: со всех сторон громыхает, земля рвётся в небо, тут ещё хлынули вооружённые до зубов гибберлинги… Обделаться можно!

Демоны бросились к обрыву и вскоре скрылись в астральном море. Мы добежали до прибрежной линии и увидели, как их зеленоватые тельца стремительно «уплывают» вдаль.

— Уже не вернутся, — уверенно заявил Эйвинд.

Он с явным облегчением в глазах посмотрел на меня. Очевидно, Папан-старший всё же боялся сразиться со скрытнями.

Они, безусловно, были не так уж и «слабы», как он убеждал… Да это и видно было. Ведь мои молнии даже не навредили им.

Эйвинд вдруг посерьёзнел и сказал, что надо бы ещё пройтись вдоль берега.

— Может ещё кого выбросило, — хмыкнул он.

Гибберлинги быстро собрались, и мы тронулись дальше. Я скоро нагнал Эйвинда, шедшего следом за дозорными, и отозвал его для разговора.

— Чего вы добиваетесь, господин Бор? — наигранно удивленно спросил Папан.

— Я ведь не из ваших ребят… Меня ведь не надо увещевать для схватки. К доброй драке я отношусь… с охотой… с большой охотой…

— И что?

— Вы ведь сейчас рисковали?.. Мы рисковали? Или что это было? Думаю, вы поняли, о чём я говорю.

Эйвинд потупил взор и поджал губы. Послышалось его недовольное сопение.

Я окончательно разочаровался в Эйвинде. Если до сего момента мне хотелось думать, что он просто растерялся на поле брани, то сейчас…

Н-да! Передо мной очередной болтун. Как хотелось бы ошибаться, но…

Интересно, а зачем же он всё же вызвался идти во главе отряда? Может, я просто тороплюсь с выводами? Может, просто моё мировосприятие так сильно отличается от его… от их, гибберлингского?

Да, я не такой, как многие… в том числе и из людей. Это факт. Потому, Бор, надо стараться быть помягче.

— Кто эти ваши скрытни? — задал я вопрос, потупившему взор Папану-старшему. — Чего вы испугались? Почему мои стрелы… зачарованные, прошу заметить… почему даже они не убили демона?

Папан чуть сдвинулся в сторону. И хоть я старался говорить довольно-таки тихо, чтобы не услышали другие, Эйвинд явно считал, что дальнейший разговор не для всех ушей.

— Знаете ли вы, откуда пошло само слово «демон»?

— Нет, — честно признался я.

— Когда люди и эльфы впервые столкнулись с существами, населяющими Астрал, они по своей недалёкости… или наивности посчитали их богами. Вернее, полубогами. Поначалу считалось, что они занимаю промежуточное положение между… между… нами и высшими силами. На одном из древних языков, слово «демон» означало «божество»…

Эйвинд замолчал. Стало понятно, что он явно ждёт ответного хода от меня.

— Но ведь это не так? — подыграл я ему.

— Да… это не так… совсем не так… В своё время, мне доводилось прислуживать у Клемента ди Дазирэ.

— В Голубом дворце? — усмехнулся я, демонстрируя тот факт, что всегда очень внимательно слушал гибберлинга, даже если со стороны это выглядело не так.

Эйвинд улыбнулся в ответ.

— Нет… В Голубом дворце я… ознакомился с некоторыми книгами… эльфийскими книгами… Тогда у меня ещё были два глаза. И целое ухо. Но мы отошли от разговора.

— Да… да…

— Так вот, Великий Маг, с которым я имел честь вести кое-какие беседы… утверждал, что Астрал, как и всякая стихия, населён существами… иными существами, то есть такими, что совершенно отличаются от нас всех! Понимаете? Как, к примеру, реки — рыбой, небо — птицей… Но в отличие от них, астральные демоны всё же не свободны.

— То есть? Последние слова мне не понятны.

— Их разум… если таковой вообще у них есть… настроен так, чтобы служить. Это как у пчел… или муравьёв… Да-да, Клемент ди Дазирэ так и говорил. Но вот кому они служат? Кто управляет всеми ними?

— И кто? Вы знаете ответ?

Эйвинд потёр нос и усмехнулся в свою жёсткую топорщащуюся бороду.

— Вы всё же их боитесь, — бросил я.

— Страх… он приходит он незнания. А мы ничего не ведаем об астральном мире. Ничего!

Тут наш разговор закончился. Говорить действительно было уже не о чем. Эйвинд рассказал всё, что знал… Хотя, думается, этот хитрец кое-что и утаил. Но подозреваю, что лишь небольшую толику…

Отряд протопал ещё несколько вёрст, но более мы никого не нашли, и Папан приказал возвращаться.

Всю дорогу назад я испытывал саднящее чувство разочарования… Не вышло доброй драки. Даже тролль от испуга сбежал в горы.

А руки прямо-таки чесались… Я с досадой обругал себя за подобную кровожадность.

— Бор, это уже какая-то… какая-то болезнь… Неужели ты и дня не можешь выдержать, чтобы с кем-нибудь не подраться? Мало на тебе чужой крови?

— Скажешь тоже! Просто… просто меня начинает раздражать эта вялость… Это, как похмелье! Точно… похмелье… надоело!

Подобные споры с самим собой приводили лишь к тому, что я становился раздражительным. Кажется, это заметили уже все. Но никто не решался возразить, никто не бросал вызов… А мне (и в этом стыдно признаться даже самому себе) хотелось.

Когда мы вернулись к тому месту, где мы видели тролля, Эйвинд дал команду разбить лагерь.

— Дождёмся наших дозорных, — сообщил он.

Это ещё больше меня рассердило. Лучше бы я отправился с ними. Авось унял бы этот зуд в ладонях, жадных до рукоятей мечей.

Просто сидеть становилось утомительным. Чтобы как-то развеяться, я бродил по берегу. Но мрачные мысли преследовали меня буквально по пятам.

Неужто это и есть так называемая чёрная меланхолия? Не хватало мне такого подарка! Надо как-то отвлечься… развеяться…

Я пытался строить планы на будущее. Размышлял, чем заняться дальше… Ну, скажем, вернусь на Корабельный Столб. Отправлюсь в хижину у Голубого озера. (Со Стояной, безусловно.) И… и всё!

Тьфу ты! Ну, надо же! От бездействия моя кровь просто остынет… а мозг съест самого себя…

Вспомнились события на островах дикарей.

Вот скажи, Бор, но только честно… конечно, уже прошло время… и тело успело отдохнуть… В общем, согласился ли бы ты ещё раз пережить те приключения?

Безусловно, да! И даже… пусть это звучит сейчас дико… в общем, я даже согласился бы на ещё одну встречу с филинцами. Правда, удалил бы из неё Стояну (нечего ей там делать, да меня только расстраивать).

Схватка… противника в разы больше, нас меньше… Вжик и удар… финт… снова удар…

Я закрыл глаза и втянул носом воздух. В нём явно ощущался запах крови… и ещё крепкого пота… Слышу крики, лязг скрещивающихся мечей… Да… да… Вжик!

Н-да… Теперь это лишь воспоминания. И что остаётся? Хижина у Голубого озера? Хозяйство? Детишки?

Стоп! А чем тебе это не нравится? Что тебя пугает? Перемены? Разве не этого хотела твоя душа? Разве не этого хотят все?.. Мир… спокойствие… череда одинаковых дней…

Н-да! Хороша картина!

А, может, ты, Бор, не искажал бы ситуации… А то тебе аж жмёт, как хочется драки! Смотри, дело может кончиться плохо… Не надо подменять одни жизненные ценности на другие. Не иди на поводу у своих драконьих страстей… Выбери «кровь единорога».

Я резко остановился. Неужто это всё мои мысли?

Оглянулся — никого. Никто на ухо не шепчет…

Да, Бор. Это твои мысли… это другое твоё «я», которое говорит разумные вещи… правильные вещи… общепринятые…

Стояна — это «награда»… Награда Сарна. Или судьбы, если хочешь. (Вот поживёшь среди гибберлингов, и начинаешь мыслить, как они.) Возможно, тебе, Бор, дают шанс измениться…

Пожалуй, вот о чём мне тогда говорила Аксинья Вербова, когда мы были на мысе Белый Нос. Теперь понятны слова: «У тебя должен быть защитник». Друидка говорила о том, что Стояна защищала меня… от меня же самого…

С этим стоило согласиться. Я был сейчас на символическом перепутье. Но не знал что выбрать? Спокойствие и размеренную жизнь, которую мне предлагали то ли боги, то ли судьба? Или позволить себе продолжить искать «приключения» на собственную задницу?

Действительно, а что выбрать? Не кажется ли тебе, Бор, что сейчас ты будто бы всё против тебя? Будто идёшь по ветру? А делать это хоть и легко…. Но как-то «неверно»… нет борьбы, и это смущает разум…

Верен ли этот путь? Или какой вообще путь верен? Продолжать ли мне идти против «ветра»? А это значит «убежать» от тех чувств, что связывают меня и Стояну. Да и остального… Выйдет, как с Заей. Или Снеговой. Побыл чуть-чуть с ними… и свалил.

Что же тогда? Развернуться спиной к «ветру» и… и…

Проблема в том, что я не вижу иного будущего. Не представлю себя занятым хозяйством, как тот же Богдан Лютиков, бортник из Светолесья. Как Соти Вонючка, некогда рыбачащий на Белом озере…

Но всё же, не кажется ли тебе, что боги указывают именно на эту дорогу? Хотя бы и посредством нападения на «Черную сипуху»? Мол, угомонись, Бор! Иначе пеняй на себя!

Н-да… как я тогда испугался за Стояну! Хорошо, что страх меня подстегнул к дальнейшим действиям, а не ввел в ступор.

О, Сарн! Или Нихаз! Подскажите мне, как поступить? Подскажите! Не молчите, прошу вас!

Я не заметил, как вновь вернулся в лагерь. Гибберлинги были заняты обычными делами: кто-то починял одежду, кто-то обувку, третьи ели, иные спали.

Папан-старший задумчиво поглаживал бороду, глядя в сторону астрального моря.

— Ждём ещё день, — объявил он всем, — и потом уходим…

Но тут дозорные радостно прокричали: «Идут!»

На склоне появились три невысокие фигурки. Они дали отмашку условным сигналом, и, дождавшись ответа, продолжили спуск. Через полчаса разведчики добрались до нашего лагеря.

Отдышавшись несколько минут, при этом успев сполоснуть пересохшее горло, старший из «ростка» уставшим голосом поведал о целых «толпах» троллей.

— Ощущение было такое, — говорил он, — будто эти твари чего-то испугались и сбежали с насиженных мест.

— И? — торопил рассказчика Эйвинд.

— Ну, мы пошли в сторону джунских построек… туда, где тролли и обитали.

Выдержав паузу, гибберлинг громким шёпотом продолжил:

— Судя по всему, там обосновались ледяные элементали. Они-то и согнали троллей с их вотчины.

— Продолжай.

— А что продолжать? К руинам и не подступиться. Там, кстати, всё замёрзло. Снега по колено…

— По пояс, — поправил своего брата второй разведчик.

— Так-с! — Эйвинд недовольно поморщился. — Этого нам ещё не хватало. Сейчас тролли начнут лазить по острову… доберутся до берега… а там и до форта недолго… Тьфу ты! Что за невезение!

А я вдруг неожиданно сам для себя понял, что рассказ разведчиков и есть ответ Сарна (или Нихаза) о том, как мне следует поступить. Вернее, мне очень хотелось, чтобы это и был ответ богов.

Стало понятно, что в душе я склонялся к пути «против ветра». И пусть он будет тем испытанием, в котором мне откроются столь долгожданные ответы!

Нет, это не побег… и не потакание самому себе… Так нельзя думать. Нельзя! Это судьба!.. И так должно быть!

Отозвав в сторону Папана-старшего, я изложил ему свой план, который мгновенно появился в моей голове. (Вот тут снова сказывается страстная «жажда подвигов».)

— Исследовать джунские развалины? — переспросил Эйвинд.

Он нахмурился, глядя на меня, как на какого-то безумца.

— Даже не буду… не хочу спрашивать зачем… Мне кажется, господин Бор, вы не услышали о элементалях. И том, что тролли разбрелись по острову…

— Я всё прекрасно услышал, — сухо отвечал ему. Мне уже было ясно, что Папан не поддержит идею похода. (Снова разочарование.) — А вы задайте себе вопрос: почему элементали заявились к троллям и, как сказали разведчики — выгнали тех из джунских руин?

— Почему? — спросил Эйвинд.

— Ну, так это и надо выяснить. Разве не ясно?

— Гм! — гибберлинг вновь теребил бородку. — Сейчас важнее другое: надо вернуться в форт и организовать его оборону. Да ещё послать гонцов в каменоломни… Сроки строительства могут затянуться. Вот что меня сейчас беспокоит. А с элементалями разберёмся позднее…

Испугался. Снова эта растерянность в его взгляде… Эйвинд закусил верхнюю губу.

— Как знаете! — решительно сказал я ему. — Тогда мне придётся самому.

— Что самому?

— Отправиться к руинам.

Эйвинд снова глянул на меня, как на душевно больного.

— Вы в своём уме?

— Более чем!

— Вы даже острова не знаете!

— Разберусь как-нибудь…

Не дожидаясь иных аргументов, я отправился к разведчикам и досконально их обо всём расспросил. Эйвинд не стал меня дальше отговаривать. Он остался в стороне и оттуда с печальной миной на лице, глядел на происходящее.

Выяснив, что да к чему, а также взяв запасы продовольствия, через полчаса я ушёл в горы.

8

Сидеть в засаде было трудно.

Во-первых, холодно, а я одет совсем не по погоде. Глубокий снег, местами лёд — и всё это не смотря на то, что сейчас царит лето. Хоть остров и носил название Стылого, но подобные явления всё одно были из ряда вон выходящие.

Во-вторых, сильно хотелось пойти помочиться. Такое частенько бывает, когда начинаешь подмерзать. Однако кое-что заставляло меня продолжать сидеть среди камней. Это «кое-что» было громадной ослепительной ледяной глыбой, торчащей из расщелины, шагах в ста чуть севернее моего местоположения. Какое-то неясное чувство тревоги заставляло быть внимательнее, и именно по отношению к этому куску льда.

Руки уже нащупали резонатор. В любой момент я был готов приложить его к губам, но втайне надеялся на то, что применять его не придётся. Мне ещё помнилась та встреча в Сиверии, когда на наш небольшой отряд набросились местные элементали.

Живые они, неживые — это пусть гадают умники из числа учёных-алхимиков, магов и знахарей. Сейчас главное другое: не превратиться в замёрзший кусок мяса.

На краю плато виднелись заиндевевшие развалины, характерные для архитектуры джунов. До них было, по крайней мере, полверсты. И идти приходилось по открытой местности, потому-то я особо не торопился.

Вчера ночью, когда решил остановиться на ночлег в уютном каменном мешке, мне привиделся уже знакомый сон. Правда, он был несколько видоизменён.

И вот вижу я, что взбираюсь по крутому голому склону. Под ногами мелко-мелко подрагивает земля. Из отверстий вырывается густой чёрный дым.

Каким-то образом мне удаётся краем глаза заглянуть в одно из таких отверстий, и там я замечаю ярко-алый расплавленный поток лавы. В воздухе начинает сильно пахнють серой… От этого голова просто раскалывается.

Потом… потом вдруг понимаю, что уже нахожусь на самой вершине горы. Кругом снег и лёд… Кстати, пейзаж чем-то похож на тот, что сейчас в долине.

Откуда-то возникает человекоподобная гигантская фигура. И мне становится ясно, что передо мной древний турз.

Но в этот раз он не спрашивает: «Кто ты, человек? Зачем пожаловал в мой дом?» И не задаёт загадок. Он просто смотрит на меня. И молчит.

И вот как бы издали доносится еле слышный шёпот. И мне непонятно, кому он принадлежит: турзу, или иному существу… И идёт этот шёпот откуда-то… откуда-то из серой холодной мглы, что клубиться за спиною элементаля…

Потом я пробудился от того, что очень сильно замёрз. Солнце едва-едва выглянуло над вершинами гор, но тепла от него ещё не было…

Дорога сюда не была трудной. И вот именно это меня и настораживало. Где тролли? Где элементали? Пусто…

Выйдя из-за скалы, я, наконец, увидел то, к чему так торопился — джунские развалины. До них было около версты.

Внимательно оглядевшись и не найдя опасности, я двинулся дальше. Но вдруг одна из ледяных глыб чуть шевельнулась.

Первой мыслью было, что мне просто показалось. Пришлось протереть уже подуставшие глаза, и вот теперь замерев и превратившись в готового к охоте хищника, я сидел и наблюдал за подозрительной глыбой. Так проходила минута… вторая… полчаса…

Что же это? Элементаль? Он же ледовик… турз… Может, он, сволочь такая, просто выжидает? А вон на юго-востоке его «товарищи». Кажется, трое…

Ожидание было томительным. Так могло продолжаться очень долго… Элементаль ведь не живое существо, ему время не так уж и важно.

Демонстративно поднявшись и так же демонстративно помочившись, я оправился вперёд, сжимая покрепче рог Восставших.

Идти по снегу было трудно. Ноги увязали по колено. Тут ещё поднялся ветер, который, как назло, дул прямо в лицо.

Я не старался идти к ледовику. Разумнее было бы обойти его, как можно дальше… Да и, в конце концов, моей целью были джунские развалины.

Даже не знаю, что именно там могло быть. В голову приходили разные предположения: от возможной находки очередных сокровищ, вроде рубина ургов, до самых нереальных. Например, саркофаг с живым джуном.

Тьфу, ты! Ну, Бор, ты и сказочник! Взрослый мужик, а всё туда же…

Мне удалось пройти около половины всего пути. Дорога стала вздыматься кверху. И вот, когда я добрался до небольшой площадке, где бы мог чуть передохнуть, турз ожил.

Громадная ледяная скала стала довольно-таки быстро подниматься, постепенно превращаясь в человекоподобную фигуру.

— Твою мать! — прорычал я сквозь зубы и ускорился. — Турз-таки!

Но, как бы ни старался, стало ясно, что элементаль уже меня заметил. И мало того: ему, скорее всего, не составит труда догнать «ничтожного человечишку».

Остановившись и приложив ко рту рог, я выждал, пока между мной и турзом останется с пару десятков шагов, и что есть мочи дунул.

Казалось, что воздух загустел… замёрз… Тяжёлый утробный звук проник в самое сердце. Картинка перед глазами «поплыла» и уже через несколько секунд турз стал покрываться сеткой глубоких трещин. Ещё мгновение и он с грохотом развалился на тысячи мелких льдинок, которые мощным потоком устремились к земле.

В небо взмыла снежная туча, а когда она осела, я увидел лишь невысокую горку.

— Ну, что? Съел?

Ясное дело, что турз ответить не мог… Его просто не стало. Навал из льдинок это всё, что напоминало об элементале.

Н-да, сколько в нашем мире всякого колдовства. Хотя, почему я так этому удивляюсь? Говорят, что в прежние времена магом был, чуть ли не каждый второй. Одни специализировались на рунах, другие повелевали стихиями, третьи поднимали мёртвых… Это всё и сейчас присутствует на осколках Сарнаута. Однако же после Катаклизма множество знаний было утеряно. Кое-что ещё напоминает о прошлом могуществе древних магов… Вот, кстати, вроде этих самых ледовиков.

Хотя, если верить седым легендам, элементали появились даже раньше нас, людей.

Ладно, Бор, оставь эти измышления. Всё одно ведь не осилишь всю глубину Сарнаута. Лучезарный бог Света, создатель нашего мира, многие столетия корпел над ним, продумывая даже самую мало-мальскую безделицу… Он «выковал» настолько редкую красоту, что даже первые расы разумных существ — джуны и эльфы, по праву считающиеся весьма могучими и мудрыми народами, ставшими в последствии учениками Сарна, были не в силах всего постигнуть… и даже просто осознать.

Вот так-то, Бор!

Я вернулся к горке и пнул ногой ближайший кусок льда. Он глухо стукнулся о соседние, и покатился в сторону.

Один из склонов пополз вниз, обнажая на солнце необычный голубоватый кристалл. Это был аккуратный многогранник, размером с детский кулачок. Он заскользил книзу, и чуть было не нырнул в сугроб. Я едва-едва успел его подхватить.

Столь холодной штуки мне ещё не приходилось держать в руках. Я даже ойкнул от неожиданности. Мне показалось, что мою ладонь что-то обожгло.

Пришлось живо положить камешек на одну из плоских глыб.

Что же это за хрень такая? Сердце турза? Его душа?

Мутные разводы внутри многогранника казались туманом, запертым в прозрачном сосуде. Он лениво клубился… Всё выглядело несколько неестественно, отчего само собой родилось предположение, будто сей странный туман живой.

Я ещё раз коснулся пальцем холодной поверхности кристалла и вновь отдернул руку. Кожа мгновенно покраснела, и чуть было не прилипла.

Оставлять многогранник было жалко. Поэтому я старательно обмотал его в тряпицу, и спрятал в походной котомке. Не знаю, зачем сей кристалл мне, но подумалось, что авось он в хозяйстве пригодится.

Дальнейший путь к джунским развалинам прошёл без приключений. Мне не попались остальные турзы, не выскочили из засады и тролли. В общем, через какое-то время я спокойно добрался до каменных ступеней.

Странно, но тут снег начинал подтаивать. Кое-где наблюдались неглубокие лужицы, в которых плавали одинокие льдинки. Чем выше я поднимался, тем явственнее ощущалось тепло. И оно исходило откуда-то… сверху… Вернее, из самого нутра руин.

Поднявшись наверх и очутившись на плоской площадке, я прошёл сквозь полуразрушенную арку, и тут в лицо вновь пахнуло волной жара. Мне даже в этот момент подумалось, что где-то пылает немалый костёр.

Лишь после того, как я огляделся, стало понятно, что этот странный жар исходил от размещающегося в центре руин постамента. И чем ближе к нему подходил, тем увереннее становился в своих предположениях.

Идти среди засохших, но всё ещё попахивающих, экскрементов троллей, навалов камней, раньше бывших стенами, было несколько затруднительно. Ещё я опасался ловушек, но, слава Сарну, всё обошлось.

Постамент оказался совсем неглубоким колодцем, внутри которого виднелась нечто непонятное… блестящее… желеобразное…

Я старательно пригляделся, даже наклонился и протянул руку, стараясь коснуться этой странной «капли». Из колодца вновь потянуло жаром, и в эту же секунду «студень» заблестел. В лицо пахнуло теплом… вполне терпимым. Оно своеобразными волнами вздымалось кверху и расходилось по каменной площадке.

Наконец мне удалось указательным пальцем тронуть «студень». Он тут же заколыхался, но не растекся. И к пальцу не прилип.

Н-да! Чего только на этом Стылом острове нет?

Я вновь коснулся поверхности: терпимо… тепло хоть и идёт, но кожу не обжигает.

Вытянуть эту вещицу было трудно. Мне думалось, что едва я возьму её в руки, как она тут же развалится на части. Но этого не произошло. Однако, едва «капля» покинула пределы колодца, как тут же стала остывать. Минута-другая и в моих руках остался затвердевшая блестящая, как астральная пыль, льдинка почти идеально круглой формы.

Гм! Интересно… Я попытался опустить её в колодец, тут же ощущая, как снова изнутри «студня» повеяло теплом, и он ярко блеснул в солнечных лучах.

Так! И что же это такое?

Додумать свои мысли не удалось. Резкий треск слева заставил меня обернуться.

У степеней высилась сразу две фигуры турзов. И хоть у них не было глаз, но я сразу сообразил, что они прекрасно знают, где я нахожусь.

Элементали не пытались подняться. Не знаю… может от того, что тут был этот «студень»… Очевидно, именно исходящие из него волны тепла не давали возможности турзам пройти вглубь руин.

Движение справа… Я обернулся: в той стороне виднелось ещё три элементаля.

Обложили, суки! И что делать? Сразу со всеми мне не справиться.

«Капля», можно сказать, пришла в себя, волны жара становились мощнее и интенсивнее.

Не знаю, чем я руководствовался… может, чутьём… В общем, вытянув мешочек с астральной пылью, и взяв щепотку оной, я другой рукой поднял «студень» и обильно его осыпал. Сразу же его внутреннее свечение стало ярче.

Прошла минута, «капля» не застывала. Я тут же сделал шаг в сторону… потом второй… Все было без изменений.

Для верности вновь достал щепотку астральной пыли и опять посыпал на «слезу джунов» (так я назвал сию странную вещицу). Мне на какое-то время показалось, что жар стал чуть сильнее.

Элементали попятились. Чем ближе я подходил к ступеням, тем дальше они отступали.

Но тут стало понятно, что и со мной не всё в порядке. Разум работает чётко, руки-ноги шевелятся, и даже слушаются, но…

Мне не сразу стало понятно, что именно изменилось. Занятый распугиванием элементалей, я продолжал идти к скалам, периодически посыпая «слезу джунов» пылью. И вот в какой-то момент стало ясно, что кто-то со мной разговаривает.

Я даже огляделся, но никого, кроме турзов, стоявших на почтительном расстоянии, рядом не было. Шёпот исходил из… «студня». Его голос был тихим, но очень необычным… странным… и ещё не понятным… а ещё, он был очень похож на тот шёпот из моего сна.

Что за ерунда? Кто это? — но ответа не последовало.

Таинственный голос продолжал свой монолог, то ли не слыша меня, то ли не понимая.

— Будь осторожен, хозяин? — прорычал чей-то незнакомый голос.

— Да-да, — вторил ему кто-то ещё. — От этих турзов всего можно ждать.

Я даже остановился на мгновение. Уж не послышалось ли мне?

— Кто здесь?

— Это же мы — Вороны.

— Кто?

— Братья Вороны… и Лютая, сестрица наша.

Я свихнулся! Гляжу на клинки, висящие на поясе, и понимаю, что сошёл с ума.

— Нет, — прорычал первый голос. — Ты просто нас раньше не слышал…

— А теперь-то что изменилось?

— «Слеза джунов»… спасибо ей.

Тут раздался явно женский смешок. Неужто Лютая?

— Я… это я, — прошептала она. — Торопись, хозяин. Когда-нибудь астральная пыль кончится… Желательно, чтобы ты был подальше отсюда.

— Почему?

— Разве не догадываешься, что тут делают турзы?

— Что?

— Стерегут «слезу».

— Зачем?

— Мы не знаем…

Тут я снова услышал тот тихий неясный шёпот. Он по-прежнему вещал на незнакомом языке. И, судя по интонации, что-то просил.

— Когда «слеза» остынет, вы умолкните? — спросил я у Воронов.

— Как знать.

Добраться до скал оказалось не таким уж и трудным делом. Ледовики какое-то время двигались следом, но потом отчего-то стали отставать и вскоре совсем пропали с глаз.

Я продолжал идти вперёд к побережью, даже не намереваясь останавливаться на ночлег. Не хватало ещё, чтобы турзы застигли меня спящим. Тогда уж мне точно конец. Да и троллей следовало бы опасаться.

Так с небольшими передышками примерно через полтора дня я вышел к форту.

9

Стояна совсем не сердилась. Она долго висела на моей шее, жадно расцеловывая лицо.

А я думал, что она всё ещё будет дуться. Хорошо, что ошибался…

— Да будет тебе…

— Живой, — прошептала друидка. — А мне такое во снах видится…

— Скажешь тоже! Да и что со мной станется?

Врал, конечно. Но расстраивать Стояну не хотелось, иначе в следующий раз «отлучиться» не выйдет.

Братья Вороны замолчали несколько часов назад. «Студень» не остыл, но свой «запал» снизил.

Голова была тяжёлой, мысли некоторое время путались, но едва я освободился от ноши, как стало отпускать. Мне уже даже начиналось думаться, что все «беседы» с клинками — плод воображения. И вполне возможно не последней во всём этом была роль «слезы джунов».

— Ай! Как вы её только в руках держали? — отдёрнул ладонь один из любопытствующих гибберлингов.

Крепыши, кружившие вокруг меня, тоже приблизились к «слезе». Почти все собравшиеся стали поочерёдно касаться её. Но тут торопливо приблизились Папаны, и толпа разом отступила.

Эйвинд, молча, кивнул головой в знак приветствия и его семейка сгрудилась около принесённого мною «студня».

— Что это? — спросила сестрица.

Я пожал плечами.

— Сарн его знает! Но именно эту штуку охраняли турзы… элементали.

— Горячая, — Эйвинд тронул пальцем, лежащий на валуне, «студень». — Действительно, а как вы, господин Бор, приволокли её сюда?

Я удивлённо коснулся «слезы джунов»: теплая, не более.

— Как? Руками…

— Древняя вещица, — заметил кто-то из толпы.

— Угу, — буркнул Эйвинд. — Где, говорите, вы её нашли?

— В развалинах. Она лежала в неглубоком каменном колодце. Только из-за того, что оттуда исходили волны жара, я и её нашёл… эту «слезу джунов».

— Это вы так вы её прозвали? — улыбаясь, спросила сестрица.

— Что с ней делать? — скорчив серьёзную мину, проговорил средний брат Папанов.

— Здесь у нас нет тех, кто сможет разгадать секрет… «слезы», — заявил Эйвинд, обращаясь одновременно и ко мне, и ко всем гибберлингам. — Доставим сию штуку в Сккьёрфборх. Старейшина разберётся… Ладно, хватит толпиться. Расходимся.

Я снял с валуна «студень» и, завернув его в любезно предложенный плащ, понёс в шатёр Папанов. Стояна и Крепыши пошли следом.

Кстати говоря, не знаю, что сотворила друидка, но и Орм, и Стейн активно шли на поправку. А, может, дело в природе Крепышей? Ведь недаром же говорят, что заживает, как на гибберлинге?

Стояна накормила меня сытным ужином, и мы с ней уселись у вечернего костра. Довольный (вернее, удовлетворённый) собой, я уставился на друидку, вдруг понимая, что всё же люблю её… По своему, не так, как остальных своих женщин, но всё же люблю.

Кажется, Стояна заметила, как я смотрю на неё. В её глазах заблестел уже знакомый мне огонёк.

Милая девчушка… С ней мне хорошо, с этим надо согласиться.

А вот все те тяжелые мысли, терзающие душу… тогда, на побережье… после того, как мы прогнали астральных демонов… все эти мысли казались нереальными… не пойму, отчего меня порой буквально «скрючивает» от переполняющей желчности? Откуда она? Откуда это угнетённое состояние? Что же гложет душу? Неужто это результат обряда Прозрения? Или же приступы черной меланхолии?

Правда, сейчас такое ощущение, будто ничего и не было. Будто всё, что там думалось, это лишь мрачный сон.

Вечернее солнце уже зашло за скалы. Небо окрасилось в густые золотые цвета.

Я отвёл взгляд от горных вершин, и поглядел на Стояну.

Она замерла, глядя вверх… на эту красоту. Её тоненькие пальчики поигрывали с взлохмаченным кончиком косы… Вокруг стояла нереальная, прямо-таки звенящая тишина. На какую-то секунду друидке показалось, что мир просто замер… остановился… А с ним остановилось и время.

Перед внутренним взором одна за другой сменялись картинки старых воспоминаний.

Вон стоит небольшая лачужка на берегу лесного озера. На северо-западе виднеются синие вершины древних гор… Как же они назывались?

Стояна закрыла глаза, но это ничем ей не помогло. Единственное, что вспомнилось, так это предутренние часы, когда острые пики белоснежных вершин начинали окрашиваться в ярко-алый цвет. Будучи ещё маленькой девчонкой, Стояна заворожено глядела на них… как вот сейчас…

А ещё вдруг вспомнилось, что у матери была толстая длинная коса… и волосы цвета вороньего крыла. Они переливались под лучами солнца, порой создавая эффект некого свечения.

Мать была красивой женщиной. Высокой… стройной… Про таких говорят: «Кровь с молоком». Звали её Ладой… Ладой Молчановой. Было у неё ещё и прозвище — Рыся.

Стояна вдруг обрадовалась. Ей вспомнились те далёкие… очень далёкие чувства безмятежности и глубокой любви, которые переполняли душу… охватывали всё её естество. Она помнила мягкие руки, гладившие её маленькую головку… тихий мелодичный голос, напевавший грустные песенки… И Стояна, будто маленький котёнок, ластилась и обнимала большую мать-кошку.

Сердце тоскливо защемило… Бор опять будет думать, что я ворчу из-за своего положения. И никто не знает… и никогда не узнает… что у меня на душе…

Бор… от него тоже веяло если не спокойствием, то… то неким его подобием. Он был словно стеной, за которой можно было укрыться от житейских невзгод… и ещё от одиночества.

Потерять его, своего Бора… От столь страшной мысли Стояну охватил дикий животный ужас.

Нет… нет… этого не будет… Не должно быть! Сарн, ты слышишь? Не должно!

Неожиданно для себя, Стояна вдруг поняла, что увлёкшись собственными мыслями, она пропустила тот факт, что у костра примостились Папаны. Друидка перестала созерцать горы и увидела сидящими друг против друга Бора и Эйвинда. Позади последнего виднелись остальные члены его «ростка».

Северянин несколько хмуро глядел на гибберлингов.

— Завтра-послезавтра ожидается прибытие судна, — говорил старший брат. — И вы сможете отправиться на Корабельный Столб. Если пожелаете…

— Пожелаем, — кивнул Бор.

На дружественную беседу он особо настроен не был. Честно говоря, ему сейчас просто хотелось спать. Кивнув головой Эйвинду, и всё ещё не понимая цели разговора, Бор сказал:

— Вы отчего-то напряжены. Что-то случилось?

— Мы относимся к вам со всем уважением, — начал Эйвинд. — Думаем, что и вы весьма благосклонны к нам… к гибберлингам.

— Я так понимаю, у вас какая-то просьба.

— Совершенно верно. Во-первых, мы бы попросили вас сохранить в тайне то, что здесь видели.

— Вы про строительство форта?

— Да… про него. И про лазурит. Мы переговорили с Крепышами и остальными членами вашего отряда. Они всё поняли…

— Не утруждайтесь, я тоже всё понимаю.

Эйвинд чуть улыбнулся и в благодарность кивнул головой.

— А что, во-вторых?

— «Слеза джунов». Кроме вас её доставить на Корабельный Столб некому…

— Вы не опасаетесь, что сюда за ней могут заявиться турзы?

— Опасаемся, но, думаю, что этого не произойдёт. Если «слеза» пропадёт с острова, то ледовики просто потеряют её след в астрале.

— А тролли? Кажется, они тоже стерегли эту штуку.

— Наши дозорные не спят… Будем полагаться, что всё будет хорошо.

— Хорошо, «слезу» я тоже доставлю Старейшине.

Эйвинд кивнул и хотел подняться, чтобы уйти, но в последний момент вдруг передумал.

— Разрешите кое-что прояснить, — сказал он, оглядываясь на своих сестру и брата. — В Лиге началось брожение… К этому всё и шло: уж слишком много тех, кто тянул одеяло на себя. А коль согласия нет…

— К чему это вы говорите?

— Я объясняю о причинах секретности. Боюсь, что для Лиги гибберлинги стали тем встречным ветром, который противился усилиям и людей, и эльфов.

Бору вдруг отчего-то вспомнился Невзор с «Филина» с его высказываниями об ущербности гибберлингов.

— Если эльфийский народ хоть с каким-то пониманием относится к Исахейму, то внутри Кании много зёрен недовольства, — продолжил Эйвинд. — Часто слышатся разговоры о том, что, мол, люди дали нам свою землю (да хотя бы и тот же Ингос), а вместо благодарности… И вот тут начинаются перечисления всех наших «грешков».

— Ну, не все люди так полагают, — возразил северянин. Слушать эти речи ему было неприятно.

— Не все… Но сейчас таких становится все больше. К вам, господин Бор, мы не имеем претензий. Даже более того: весьма благодарны… И это не раболепие.

Северянин про себя улыбнулся: речь Эйвинда была слишком явно насыщена эльфийским стилем.

Кроме того, ему вдруг вспомнился вечер той первой встречи с Папанами. Тогда он умудрился порассказать немало философских речей и о подлости, и о… прочем. Такая видно его натура. А Бор… он лишь благодарный оппонент, с которым можно… да и хочется беседовать.

Так что на вопрос: «К чему весь этот разговор?» ответ напрашивался только один — простое желание выговориться.

— Я долго жил среди иных рас и племён, — спокойным тоном говорил Эйвинд. — Многие желали навязать мне… нам своё мировоззрение.

— Веру в силу Света? — уточнил северянин.

— Её тоже.

— И что же?

— Ну… я понял одно: не надо настаивать на том, что не приемлемо для других. Как там говорят в Кании: «Насильно мил не будешь»?

— Чем плоха вера в Дар Тенсеса? Разве магия Света показала свою несостоятельность?

— Несостоятельность… Ха! Смотрю на вас, господин Бор, и снова удивляюсь. У вас хорошо подвешен язык. Такие выражения, бывает, и от благородного мужа не часто выслушаешь. А насчет Дара Тенсеса: лично я в него верю. Но признаю силу Света. Однако не более…

— Отчего же?

— Забывать традиции предков — последнее дело. Гибберлингов собирает воедино мысли об Исе, Великом Древе…

— Но его уже нет.

— Возможно… Но вера осталась. Фродди прав, говоря, что Ису можно воссоздать заново… например, тут, на Новой Земле.

— В чём же задержка?

— Я же уже говорил: в людях… в эльфах… У них иные планы насчёт нас. А в головах только лишь война на Святой Земле. Извините, господин Бор, но теперь мы не считаем это чем-то первоочередным. Наши товарищи отдали немало жизней, пролили немало крови за чужую веру, и взамен мы желали бы такого же отношения и к себе. Но этого не происходит… Я не говорю о вас лично. Таких… людей… да и эльфов очень мало. Быть на равных — вот к чему должна призывать Лига. И это справедливо.

— Трудно не согласиться…

Явно довольный своей речью, Эйвинд мягко улыбнулся.

— Многие годы мне… приходилось быть причастным к вашим делам, — Папан-старший сделал сильное ударение на слове «вашим». — Многие годы думал… беседовал с разными… племенами. И понял одно: люди тщеславны… и слишком горды, заносчивы. Они ищут отличия даже друг от друга, не понимая самого важного.

— Чего именно?

— Что вы, по сути, одинаковы. И вот тот факт, который не принимаем мы, гибберлинги. Необходимость быть одним целым — наше призвание… наша цель…

— Это может быть спорным, — нахмурился Бор, глядя на Стояну.

Казалось, что друидка не очень внимательно слушала эти разговоры. Трудно было понять с кем сейчас её мысли.

— Нисколько! — Эйвинд сердито мотнул головой. — Взять хотя бы Канию и Хадаган.

— И что?

— И тут ведь люди, и там… Согласны? Ну, пусть у хадаганцев… к примеру, кожа смуглая, волосы всё больше тёмные… ну… язык иной. Сильно отличается от вашего. Это потому, что они — южане. Их предки обитали в пустынях и степях.

— И что? Зачем эти описания?

— Зачем? — хмыкнул Эйвинд. Его явно расстроило то, что Бор не уловил сути сказанного. — Разве так важно, какого цвета кожа? На что это влияет? Вы, люди, даже здесь умудряетесь найти повод к войне… Что уж говорить о религии Света. Великий Тенсес дал вам всем такой Дар… И что взамен? Вы умудрились расколоть даже церковь.

Эйвинд судя по всему говорил об имперской ереси. Бор не считал себя великим знатоком во всех нюансах религии Света, потому особо возразить не мог.

— На Святой Земле кровью полит чуть ли не каждый её клочок. И ради чего?

— Кто захватит Храм Тенсеса, тот сможет и управлять миром, — сказал северянин, но как-то неуверенно.

— Глупости! Тенсес желал не этого! И в этом я уверен, как никто другой…

— Кто и что желал — вопрос открытый. Решать только богам.

— Богам? — вздохнул Папан. — Коли взять этих ваших богов, — гибберлинг сощурился, глядя на языки огня, — так выйдет, что они обыкновенные счетоводы. И все вы: люди, эльфы — как запись в книге расчётов… убыло-прибыло…

— Хорошо, что эти слова слышу только я, — усмехнулся Бор.

Он мог бы согласиться со сказанным, но отчего-то сейчас ему этого не захотелось. Возможно, потому северянин решил ещё чуть поспорить, побороться:

— А Нити Судьбы? Чем они лучше? Хочу, возьму красную, передумаю — обрежу синюю… И кто это всё решает?

Эйвинд в ответ усмехнулся.

— У вас, господин Бор, острый ум… И острый язык.

— Как для кого? — парировал тот.

Папан пожал плечами, явно не желаю отвечать.

— Вы сказали, что отрицаете Дар Тенсеса. Но отчего? Ведь даже друиды приняли сей факт, — заметил Бор.

— Они — люди.

— Думаете, им было легче? — тут все говорящие вместе глянули на Стояну. — Думаете, их верования были чем-то хуже ваших, гибберлингских?

— Мне трудно судить… Может, правы вы, может — мы.

— Правы или неправы — всё будет зависеть, откуда посмотреть. Иногда ваша «правда» столь неприятна, что приходиться отворачиваться.

— Приходиться… А знаете что, Бор? Когда я был очень молод, и впервые повстречал эльфов, то они мне показались эдакими героями из древних прядей. Мало того, что красавцы, все без исключения… Вернее, я тогда недопонимал, что значит «красота». И тут, будто откровение… воплощение всего доброго… светлого… Они казались тем видом «правды», к которому нас приучали с младых годов. Были идеалом… Но потом, когда я познакомился с ними ближе…

Эйвинд тяжело вздохнул. Сидевшая позади него сестра, поднялась и подошла к Папану-старшему. Она положила ему на плечо руку и дала знак к тому, что пора уходить.

— Да-да, — рассеяно кивнул, поднимаясь. — Вот что, господин Бор: Новая Земля для меня… нас — это будущее. Это шанс получить родину… Ису.

— Зачем вы мне это говорите? — нахмурился Бор.

— Мы хотим, чтобы нас понимали… Мы этого хотим. И от помощи не отказываемся…

10

Эльфы. Добрые… нереальные… сказочные… спешащие на помощь… Стояна тоже отчего-то запомнила их именно такими. Чтобы ей потом не говорили о коварстве, их хитрости, изворотливости, надменности — а всё одно та первая встреча навсегда отпечатал в душе светлый образ этой расы.

Если бы не эльфы, то кто знает, где сейчас была бы маленькая девочка, имя которой было… Стояна. Возможно, навсегда бы пропала в том лесу…

Навсегда, — друидка тихо-тихо произнесла это слово, будто пытаясь определить его вкус. И оно имело горьковатый оттенок…

Чтобы со мной стало? — спросила сама себя Стояна.

Тихая безветренная ночь. Сизый небосвод, по которому медленно плывут тёмно-серые облака. На побережье сползал туман, под клубами которого таяли все предметы вокруг.

— Верю ли я в Дар Тенсеса? — спросила себя Стояна. — Бор сказал, что даже друиды в него верят… Может, я не настоящий друид?

Мысли девчушки закрутились в голове, будто осенние листья на ветру.

Здесь был полнейший кавардак. Перед внутренним взором пролетали картины прошлого, настоящего… В них была и мать, и Бор, и эльфы, и люди… даже гибберлинги…

Неожиданно память выдала подслушанный раннее разговор между Папанами. Дело было в то время, когда Бор ходил к джунским руинам за загадочной «слезой».

— Что ему смерть? Закадычная подруга, видно, — сердито бормотала сестрица.

«Почему она так сказала? — испугалась Стояна, тут же превращаясь в слух. — Почему она упоминает о смерти?»

— А знаков-то сколько! — продолжала сестрица. — Не счесть!.. Крепыши говорят о том, что он Кольца перешёл… Просто так взял и… А Кольца, тем более двойные — это самый первый знак смерти.

— И судно какое себе взял? — подключился средний брат. — «Чёрная сипуха»… Чем не знак?

Эйвинд тогда усмехнулся, но промолчал.

— Да этого Бора сам Фродди Непоседа в своём письме прозывает «впереди смерти шагающим», — возмущалась сестрица. — Вы оба понимаете, что он… просто-таки мастер в этом деле. Да и сверх того…

— Он ловкий, хитрый… коварный, — добавил средний брат — Может, и не человек вовсе. В нём присутствует «иная» сила. Сестра права…

— Присутствует, — резко проговорил Эйвинд. Его слова разом отрезали все перешёптывания. Он тяжело вздохнул. — Конечно, присутствует. Я вам не говорил… не хотел… Он могучий человек. А, может, и шаман… Вернее — Посвященный. Я о таких слышал от знающих эльфов из Дома ди Дазирэ.

— И что же он? Опасен?

Эйвинд пожал плечами и не сразу ответил. Он подбросил в костёр несколько веток.

— Мы с вами будем считаться глупцами… а, в прочем, таковые и есть.

— Почему? — спросила сестра.

— Мы, гибберлинги, наивно считаем, что во всём разберёмся сами. И решать всё будем сами… Бор — великий человек. Он тут не для того, чтобы выполнять ежеденную требу.

— Опять ты за своё! — сердито буркнула сестрица. — Опять будешь говорить о ветре…

— Да… за своё. Бор это ветер… встречный ветер. Никакая из сил не может полагаться на него, как на своего. С ним никому не по пути… И он сам этого не желает. Бор пришёл менять сей мир. Слышите? Менять… Не будет всё, как прежде. И лишь тот, кто сможет воспользоваться силой ветра… пусть и встречного… вот тот и… В общем, нам, гибберлингам, Бор необходим! И без всяких «но»!

Эйвинд резко встал, явно собираясь уйти. Он уже почти развернулся, и тут бросил через плечо:

— Задумайтесь над тем, кто мы? Куда идём? Чего хотим? Кто наши друзья? А кто враги?

— Ты говоришь, как Фродди Непоседа, — посетовал средний брат. — Вот скажи: зачем таким, как Бор, судьба позволяет жить среди нас? В чём его… нужность? Так ли необходима его Нить?

Эйвинд кивнул головой и вздохнул.

— Как вы не понимаете! Бор… что бы про него не говорили, чтобы не думали…

Гибберлинг устало потёр лоб. Его одинокий глаз сверкнул холодным огнём недовольства.

— Есть те, кто рождены иными. Абсолютно иными, — последовала пауза. Эйвинд некоторое время подбирал слова. — Мы все смотрим на небо, но одни лишь определяют погоду… а вот другие…

— И что другие?

— Другие видят красоту.

Сестра и брат Эйвинда сокрушёно закачали головами.

— Не хочется это говорить, тебе, — начали они, — но лучше ему быть одному…

Эйвинд сердито сплюнул наземь, бормоча под нос, что-то вроде: «Ни хрена вы не поняли». И отошёл прочь…

Стояна открыла глаза. Воспоминание тут же волной отхлынуло назад и спряталось в глубинах памяти.

Как же всё «сходится» на моём Боре? — подумала девчушка. Она повернула голову и увидела в сизой мгле милое дремлющее лицо. — Неужто он действительно опасен для окружающих? Почему же я этого не вижу? Странно как-то… Я вообще уже давно не вижу будущего…

Стояна вздохнула, вновь закрывая глаза.

Что со мной? Кто же я?

— Кто? — переспросила мать. Она даже перестала расчёсывать волосы своей дочки. — Ну… ты… мы — друиды. За кого только нас не принимают: чародеев, колдунов… магов…

— А кто мы? — тихим голосом спрашивала Стояна, играющая с соломенной куколкой.

— Ведуны, — мать улыбнулась одними кончиками губ. — И силы мы черпаем в природе… растениях, травах, деревьях… в земле, озерах, ручейках.

Она сейчас чем-то походила на гигантскую кошку… на ту рысь, которая на днях приходила из лесной чащи.

— В природе? — девчушка удивлённо распахнула ресницы.

Спрашивала она не у матери, а отчего-то у своей соломенной куколки.

— Да. — мягко проговорила Рыся. — В ней…

— Почему? И кто такая природа?

— Ну… сложный вопрос ты задала… Могу сказать лишь то, кем природа не является.

Тут мать задумалась: «А поймёт ли её дочурка?» Взрослому человеку, порой, трудно охватить всю мощь древних знаний.

— Это ни зло, и ни добро, — скупым голосом стала перечислять Рыся, — она ни свет, и не тьма… ни порядок, ни его противоположность — великий хаос… она не стихия… Друид сам ищет тот её аспект, тёмный ли, светлый ли, но который помогает ему выразить собственный путь… И он обязан выбрать именно его, погрузившись целиком… полностью… А добрый сей путь, или нет — решать не нам.

— Поэтому нас так люди не любят?

Вопрос поставил Рысю в тупик.

— Отчего ты думаешь, что нас не любят?

— Не знаю… Скажи, мама, а все ли верно выбирают верный путь? — спросила Стояна. — Нет ли тех, кто ошибается?

Лада по-кошачьи чуть принаклонила голову и внимательно посмотрела на свою доченьку. Ей уже давно приходило в голову, что та, возможно, обладала тем редким даром, которым в этом мире мало кто может похвастаться: даром провидицы.

Видно, всё же верно говорят, будто предком рода была Валла Старая, — подумала Рыся. — Может, Стояна пошла в неё.

Обучение дочки всем премудростям друидов шло с большим трудом. Казалось, будто Стояна внутренне противилась ему, хотя нельзя было не отметить явную склонность к ведовству, а в особенности к власти над духами животных.

Однако чувствовалось, что успеха ждать долго… невероятно долго… Стояна упорно сторонилась уроков. Всё плела соломенных куколок, играла с ними. И ничего при этом не замечала.

«Надо было бы всё же сводить её к Томице, — мелькнула в голове матери мысль. И она крепко задумалась. — Что я теряю? Что мы теряем? А Томица — друидка сильная… опытная… Поглядит на девчонку. Может, и подскажет что-то толковое… подсобит».

Стояна встрепенулась, едва только Лада упомянула о дальней дороге.

— Можно я посмотрю на горы? — тихо спросила девочка.

— Посмотри, — мать безразлично пожала плечами.

— Спасибо… А то когда ещё на них погляжу!

Мать открыла рот, намереваясь что-то ответить и…

Тут бабахнуло так, что Стояна мимо воли дёрнулась и вскочила.

Солнце уже давно взобралось на небосклон, и его ослепительное сияние заставило друидку сильно зажмуриться. Недалеко виднелись повозки, при помощи которых гибберлинги доставляли камни для строительства форта. Как раз шла разгрузка новой партии. Поднялся сильный грохот, который многократно отражался эхом от серых скал. Именно его Стояна и приняла за взрыв.

У причала виднелся средних размеров кнорр. Как позже пояснили гибберлинги, на этом судне привозили строевой лес.

— На днях придёт иное судно, — рассказывал Эйвинд. — Оно возит лазурит на Тенебру, и при этом доставляет нам припасы из Тихой Гавани. Именно на нём вы и сможете вернуться в Сккьёрфборх. А пока… прошу по-прежнему погостить у нас.

Папан-старший сегодня выглядел относительно дружелюбным. Но от Стояны не ушёл незамеченным тот факт, что Бор отчего-то охладел к Эйвинду. Навряд ли это было связано со вчерашними откровениями у костра. И всё же отношения между этими двумя перешли к разряду деловых.

Бор понимающе кивнул на замечание Папана-старшего, и вернулся к прерванному с Крепышами разговору.

— Не знаю, как у вас, у людей, — вальяжно рассевшись на солнышке, говорил Орм, — но некоторые древние гибберлинги, тоже могли превращаться, но в рыбу. В щуку или налима.

Судя по всему, речь шла об оборотничестве.

— Зачем? — спросил Бор, зевая.

— Для промысла. Плавали там да сям, места искали, где рыба хорониться. Да потом там и ловили её…

— А сейчас что же?

— Так нет уже таких… Вывелись.

Бор повернулся к Стояне и улыбнулся.

— Доброе утро! Долго же ты спишь… Скажи-ка нам, Стояна, а верно говорят, что и друиды могут оборачиваться в зверя?

— Есть такие… Правда, смотря ещё в какого.

— А что, можно не во всякого? — удивился Орм.

— У нас на Ингосе сказка есть одна, — продолжил Бор, — про то, что некий воин заблудился в дремучем лесу. Шёл да шёл, и вот выпало ему пробираться сквозь завал. Тужился воин, старался, через стволы замшелые переползал, и вот когда достиг другой стороны, то обнаружил, что мох-то прирос к нему, а сам он превратился в медведя. Так, говорят, и остался лесным зверем.

Крепыши заулыбались и закачали головами.

— Сказки! — бросил Стейн.

— А я это вам и говорил, — добро рассмеялся Бор. — А быль… вон… Стояна ведает.

— Мне сия магия мало знакома, — нехотя ответила друидка. — Слышала как-то, что для этого нужно иметь кусок кожи того зверя, в которого требуется обернуться. Его кладут на пень, а потом прямо с разбегу и кувыркаются. Коли хочешь снова человеком стать, кувыркаешься взад. А чего это вы об обёртышах заговорили?

— Да вот… обмолвился кто-то об Мохнатом острове. А там, говорят, племя медвеухих обитает. Стало интересно, откуда такие твари появились. А ты, Стояна, чего так скривилась?

Друидка поймала себя на том, что действительно скорчила недовольную мину.

— Не люблю… медведей…

Кусты раздвинулись, и на поляну вышел лохматый зверь невероятно больших размеров. В нос тут же ударил неприятный запах падали, смешанный отчего-то с тухлой рыбой.

Медведь! Да не простой — шатун.

Зверь поднял свою громадную башку. Злые заплывшие жиром глазки буквально буравили Ладу и Стояну. Медведь некоторое время переминался с ноги на ногу, будто не зная, что ему делать.

— Нихаз его дери! — про себя прошептала Рыся. — Вот этого ещё и не хватало.

Медведь, казалось, споткнулся и тут же кувыркнулся вперёд. Стояна спряталась за мать, а когда в следующий раз выглянула, то на поляне было никакого зверя. Там стоял плотный бородатый человек, одетый в полушубок из медвежьей шкуры.

— Привиделось, что ли? — подумалось малышке.

Лада чуть попятилась назад, закрывая собой дочку.

Появившегося из чащи человека звали Миронег. Этот нелюдимый отщепенец из рядов тёмных друидов имел весьма дурную славу. Недаром его прозвище было Раздорник. Говорили, что пару месяцев назад крепко повздорил со старым Олегом, а потом того нашли в болоте… без головы… Вроде зверь какой-то отгрыз.

— А, Ладушка… А это твоё хадаганское отродье? — грубым голосом проревел Миронег.

Недобрый взгляд из-под косматых бровей буквально прошил Молчановых насквозь.

— Почему он так сказал? — тихо спросила Стояна.

Её так ещё никто и никогда не называл. Действительно, отчего «хадаганское отродье»?

Мать хмурилась, но молчала. Стояна тут же вспомнила, что она ни разу в жизни не обмолвилась об отце. Кто он? Откуда?

Лада судорожно сглотнула. Видно было, как заходили ходуном её скулы. А глаза сверкнули холодной хищной яростью.

— Ага, — продолжал скалиться друид. — Не дурна… Говорю, дочка у тебя не дурна. Даже не смотря на то, что отец её…

— Чего тебе надо, Миронег? — сухо спросила Рыся, пряча Стояну за спину.

Друид осёкся и тут же оскалился, демонстрируя грязно-жёлтые зубы. Точь-в-точь, как у того медведя.

— Куда путь держите? — спросил Миронег.

— К Томице… в Сухой дол.

Лада понимала, что от Раздорника просто так не избавиться. Она судорожно соображала, что же предпринять.

— Далековато, — закряхтел Миронег.

— Ничего, как-нибудь дойдём, — отвечала Рыся.

Зрачки в её кошачьих глазах на какое-то мгновение расширились, и в глазах отразился зеленоватый огонёк.

Раздорник облизал полные губы, и чуть придвинулся.

— А ты после того… Ну, понимаешь? Да? В общем, всё сама да сама?

— И что?

— Сторонятся нас с тобой… Не такие мы, как они.

— Все люди разные. Чего тут удивляться?

— Все, — согласно закивал друид. — Но мы-то с тобой… схожи…

— Это вряд ли.

Взгляд Миронега стал неприятным, колючим. Он снова нервно облизал губы и ещё чуть приблизился.

— Послушай, — примирительным тоном начала мать, — иди-ка своей дорогой. А мы своей…

— Зачем ты так? Знаешь же, что люба мне… Чего сторонишься?

Раздорник рванулся вперёд и сжал Ладу в крепких медвежьих объятьях. Та вскрикнула от неожиданности и попыталась вырваться.

— Не трогай! — пискнула Стояна и кинулась на друида.

— Уйди, хадаганская тварь! — прохрипел тот, пытаясь лягнуть девчонку.

Стояна ловко увернулась и снова кинулась с кулаками. Раздорнику пришлось освободить вторую руку. Замах и девчушка увидела, как к ней стремительно мчится громадная медвежья лапища.

— Не смей! — Лада закрыла глаза, и в тот же миг на Миронега набросился невидимый осиный рой.

Друид дико взревел и стал носиться по поляне, как угорелый. Рыся бухнулась на землю, при этом сильно ударяясь затылком.

— А-а-а! — вопил Миронег, что есть мочи.

Он нанёс хлёсткий удар наотмашь, в результате чего Стояна отлетела в сторону, будто мешок с соломой.

Лада ловко вскочила и бросилась на друида. Совершив невообразимо длинный прыжок, она впилась зубами в его сизый крупный нос. Раздался неприятный хруст разрывающихся хрящей.

— Ах, ты ж сука! — Миронег вновь нанёс хлёсткий удар и Рыся опять свалилась вниз. — Подстилка хадаганская! Да как ты… да ты…

Раздорник пытался вытереть кровь, но тщетно: та густым темным потоком вырывалась из рваной раны, некогда служившей ему носом.

— Не бей маму! — прошептала Стояне, медленно проваливаясь в беспамятство.

Миронег не смотря на рану, живо пришёл в себя, и набросился на Ладу, нанося ей могучие удары ногами. А потом завалился сверху и попытался разорвать платье.

Рыся отчаянно сопротивлялась. Несколько минут она с Раздорником, молча, каталась по траве…

Когда Стояне удалось придти в себя, то прежде она увидела распластавшуюся на земле фигуру матери. Смущало то, что она лежала в какой-то странной противоестественной позе… и смотрела на дочку остекленевшими глазами. Разорванная одежда обнажила нереально белую кожу, на которой виднелись жуткие кровоподтёки и черные пятна грязи.

— Мама, — позвала Стояна, пытаясь встать.

— О! Очнулась…

Откуда-то возникла довольная физиономия Миронега. Он вытер тыльной стороной ладони свои полные губы и оскалился. Обезображенное отсутствием носа лицо, делало друида похожим на измочаленное воронами чучело.

Раздорник выпрямился, демонстративно подвязывая штаны.

— Пойдёшь со мной! — безапелляционно заявил он Стояне.

— Мама! — снова позвала девчушка. Но Лада по-прежнему недвижимо лежала на траве…

Она не дышала.

— Ха! А хороша твоя мамка… сладкая… Недаром хадагацы её приметили.

Друид ухмыльнулся и повернулся спиной.

Разум Стояны мигом наполнился доселе неведомым чувством гнева. Оно заслонило собой все остальные чувства. И вот откуда-то изнутри наружу вырвалось нечто странное… и страшное… Воздух сотрясся от раската грома и в ту же секунду в голову Миронега врезался ослепительный разряд молнии. Тело друида буквально разорвало на части…

11

Необычайно длинный зеленобортый двухпалубный красавец кнорр, нос которого увенчивала голова какой-то птицы, плавно приблизился к деревянному причалу. Матросы лихо закрепили концы канатов, не давая возможности своему кораблю даже случайно отойти в сторону. Затем был переброшен широкий трап, и вот вниз неспешно спустился капитан.

Эйвинд крепко обнял гибберлинга, бормоча при этом какие-то приветствия. Тот тоже весьма радушно улыбался и говорил ответные слова.

Была дана команда на выгрузку и матросы в купе с помощниками из форта принялись сносить груз: припасы, оружие, одежду и прочее.

— Как добрались? — поинтересовался Папан-старший.

— Астрал нынче был спокоен…

— Чужих кораблей не наблюдалось?

Капитан, которого, как я позже узнал, звали Барди Окунь, удивлённо поглядел на Эйвинда.

— Слухи ходят всякие, — отвечал тот.

— Н-да… Ничего не встречали. Кстати, мы привезли ещё пять яков, — сообщил капитан.

— Великолепно! — Эйвинд аж засветился от радости. — Как дела в Сккьёрфборхе? Что доброго слышно?

Окунь нехорошо усмехнулся и поглядел отчего-то на меня.

— Это Бор Законник, — торопливо проговорил Папан-старший. — Можешь его не сторониться.

Барди пожал плечами, мол, как хочешь, и вытянул из кармана запечатанное письмо.

— От Фродди Непоседы, — сообщил капитан. — Ознакомься, мой друг.

Эйвинд покрутил в руках письмо и жестом пригласил следовать в его шатёр.

— А я гляжу, работа у вас не сильно спорится, — заметил Окунь, когда мы проходили мимо каменных построек.

— Да вот… К сожалению, как мне и думалось, до осени мы успеем сделать лишь вот эти два здания. Так что будет, где перезимовать. А крепостную стену ещё даже не начинали…

— До осени не так уж и далеко.

— Не тереби душу, Барди! Сам вижу, что медленно выходит… Но за то основательно. Увидишь, что будет, когда закончим. О-го-го!

Капитан улыбнулся и вновь посмотрел на меня. На встречу вышла сестра Эйвинда. Она кивком поздоровалась с Барди, и, обращаясь к брату, проговорила:

— Дозорные докладывают, что каравана до сих пор нет.

— Какого каравана? — спросил капитан.

— Да… что-то поставка лазурита задерживается. Позавчера сову прислали с посланием, что караван уже вышел. Ждали вечером, но… Тут, понимаешь, тролли расшалились. Правда, на северо-западе их пока не видели, но… — Эйвинд развёл руками. И уже обращаясь к сестре, дал указания выслать разведчиков.

Мы вошли в шатер, и присели вокруг очага.

— Извини, Барди, с погрузкой я тебя немного подвожу. Надеюсь, что сегодня всё же караван прибудет, и ты завтра отправишься в путь. Кстати, у меня будет личная просьба.

— Какая?

— Ты ведь зайдёшь в Тихую Гавань?

— Конечно, а что?

— Господин Бор со своим отрядом желает вернуться в Сккьёрфборх. Не мог бы ты ему в этом помочь?

— О чём речь! Забросим куда надо. А уж потом с лазуритом отправимся на Тенебру.

Папан-старший улыбнулся и вскрыл письмо. Читал он долго. Было видно, что послание Фродди его сильно огорчило. Рассечённое ухо нервно подергивалось, привлекая к себе внимание.

— Что там? — решился я на вопрос.

Вместо того, чтобы ответить мне, Эйвинд уперся своим выпученным глазом в Окуня.

— И много погибло? — сухо спросил он у капитана.

— Точно не скажу…

— Твою… Н-да, Бор! — тут Папан уже уставился на меня. — Не успели вы всё же добраться до Старейшины.

— Что случилось?

— Ваши новости о дикарях — уже вчерашний день. На Корабельный Столб напали!

— Кто?

И Эйвинд протянул мне послание. Признаюсь честно, что по-гибберлингски читал лишь бегло. Но всё я же смог осилить текст этого письма.

Если быть кратким, то его суть сводилась к тому, что шесть дней назад дикари, воспользовавшись порталом, добрались до Острого гребня. Их было около двух тысяч. Жаркий бой произошёл в нескольких верстах от стен Сккьёрфборха.

— Неужто наши дозорные суда не заметили перемещение такого громадного числа арвов? — прорычал Эйвинд.

— Ничего конкретного не скажу, — отвечал Барди. — Знаю только, дикарей погибло около трёх сотен. Они хлынули, будто лавина. А потом этой же ночью беспрепятственно вернулись назад. Все удивлены тем фактом, что арвы умеют пользоваться джунскими порталами…

— Эх! Господин Бор! — досадовал Эйвинд. — Видите, как вышло! Н-да…

Я понимающе кивнул.

— Была ли помощь извне? — поинтересовался Папан.

— Нет… насколько это мне известно. Когда мы уходили из порта, то в городе снова собирался Совет.

Эйвинд досадно шлёпнул себя по колену.

Слухи о событиях на Корабельном Столбе вскоре достигли ушей и остальных гибберлингов. Позабросив свои дела, все они собрались у шатра Папана и стали просить разрешения вернуться.

— Да вы что! — грозно рявкнул Эйвинд, злобно выпучивая свой глаз. — Какого ляда?

— Дикари нападают на наших братьев и сестёр! Что мы забыли на этом острове? Нам войну объявили, а мы…

— Что забыли? — хриплость в голосе Папана мигом прошла. — Да от того, создадим мы тут форт или нет, зависит будущее нашего народа! Будущее Исы, можно сказать!

— Как это?

— Буду говорить, как есть: гибберлинги в Лиге одни из самых бедных народов. Своих земель у нас нет, только те, что нам… «одалживают».

После этих слов послышался недовольный гул. Гибберлинги зароились, будто пчёлы.

— Да, так и есть! — продолжал Эйвинд. — Мы здесь с вами для того, чтобы обеспечить защиту добычи лазурита!

— На хрена нам эти камни? Не уголь же! И не железная руда!

— За этот, как вы сказали «камень», эльфы платят золотом! А мы на это золото сможем купить… да хотя бы оружие! Сможем построить боевые корабли, астральные пушки… создать крепости… Чтобы никакой враг… никогда… не смог больше нас грабить… убивать…

Наступила тишина. Гибберлинги хмуро глядели на своего предводителя, и никто из них больше не пытался возразить на его аргументы.

— Я скорблю вместе с вами, — проложил Эйвинд. — Моя душа тоже рвётся туда… в Сккьёрфборх. Но я знаю, что наша «битва» сейчас тут. Бросим сей остров — навредим так, что… что даже представить трудно. Я получил письмо от Старейшины. Он выражает свою признательность, и говорит, что очень горд нашими успехами здесь… на Стылом острове! Он верит, что мы не струсим, и не бросим свой пост…

Я тоже читал письмо. Там не было ничего подобного. Напротив, Фродди говорил, что теперь поставки припасов станут производиться реже. Что дополнительных сил на остров не вышлют и Папанам, как и остальным находящимся здесь гибберлингам, придётся пока справляться самим.

— Ну, так что мы с вами: соберёмся и бросим дело на самотёк? Или приложим все усилия, чтобы привести Исахейм к процветанию?

Понятное дело, что после таких речей, гибберлинги выбрали последнее.

— За работу, друзья. Мы с вами теряем драгоценное время. Не за горами зима, а нам ещё о-го-го сколько надо успеть сделать.

Не знаю, что было бы дальше, может, кто-то всё же захотел бы вернуться на Корабельный Столб, но из ущелья появились повозки с лазуритом.

Эйвинд тут же воспользовался моментом и приказал подготовиться к перегрузке камня.

Напряжение в среде гибберлинов тут же начало спадать. Всё же привычные дела сыграли роль своего рода подушки.

Я вернулся к Стояне, которая уже, молча, складывала наши пожитки.

— Скоро отплывём в Тихую Гавань, — проговорила она. — Признаюсь, что мне отчего-то боязно снова взбираться на борт корабля.

— Ты не хочешь возвращаться?

— Я говорю об другом… Скажи, что будет после?

— После чего?

— Что будет, когда мы окажемся на Корабельном Столбе?

— Пойду к Старейшине. Расскажу о рубине, о дрейке…

— Ты же понял, о чём именно я спрашиваю?

Конечно, мне было понятна цель вопроса Стояны. И вновь, как тогда на берегу, я испытал страх… Вернее, робость. Отчего-то разум отгонял от себя мысли о дальнейших планах.

Бёрхвитурейкахус… дом Бора, там, где всегда виден белый дым… где царит покой и умиротворение…

Ведь раньше я думал поселиться в небольшой хижине подле Голубого озера… со Стояной… Что же сейчас изменилось? Неужто меня пугает та мысль, что сделав это, я выберу не ту дорогу?

Сколько раз у меня такое было… да хотя бы с той же Заей? С Рутой? И ничего… как-то же жил…

Неужели я боюсь отцовства? Признайся, Бор, дело в нём?

А признаваться не хотелось… Но, надо было честно посмотреть самуму себе в глаза. И сделав это, меня осенило: корни страха не в Стояне, не в будущем отцовстве… а в банальном страхе «мести».

Ведь боги никогда не прощают поражений. Они понимают, что я, в общем-то, не страшусь смерти, и меня этим не запугать… И тут у них появляется возможность «надавить» на больное место: на жизнь Стояны и моего ребёнка… Тем самым как бы «отомстить» за свои разбитые планы. Или того хуже: заставить плясать под свою дудку.

Так что же это всё: награда или наказание? Кто знает? Кто ведает?

Я не заметил, как остался в шатре один. Откинулся полог и внутрь вошёл Эйвинд.

— Собираетесь? — деловито спросил он.

Глаз Папана остановился на моей фигуре. Думаю, в этот момент от него не ускользнуло то, что я находился в некоторой растерянности.

— Собираюсь, — как можно непринуждённей ответил ему.

— Бор… вы… вы…

Эйвинд вдруг запнулся и сжал губы.

— Что? — уже почти спокойным голосом спросил я.

— Многие из нас… равняются… хотят равняться на вас, господин Бор… Законник.

— Это плохо?

— Это… не правильно… Мы… они ведь никогда… никогда не станут такими… Да им никому это и не нужно.

— А что нужно мне? Как вы думаете, Эйвинд?

Папан-старший замер, глядя куда-то вдаль. Мне вдруг подумалось, что гибберлингам очень повезло с ним: он как раз на своём месте, свершает свой собственный «великий подвиг», на который, думается, и был рождён.

А вот взять меня: на том ли месте нахожусь? За то ли дело взялся? Кто знает истину?..

12

В небольшой каютке, в которой разместили меня со Стояной, пахло смолой. Не смотря на царившую вокруг тишину и спокойствие, сон никак не наступал. Мозг «работал», как заведённый.

Я лежал на спине, уставившись в мерно покачивающуюся у потолка масляную лампадку. Её слабый огонёк отбрасывал таинственные неровные тени.

В котомке у изголовья лежала остывшая «слеза джунов». Мне уже не слышался исходящий из неё тихий шёпот. Пропали и волны жара. Теперь «слеза» больше напоминала застывший на морозе кристалл льда.

Сколько же я «подарков» навезу Непоседе! Обрадуется, аж подпрыгивать будет!

Легкий смешок чуть не разбудил Стояну. Она во сне нахмурила лобик и чуть застонала.

Ладно, Бор, шутки шутками, а особо тут радоваться нечему. Опять я для Фродди стану горевестником. И никакие «подарки» не смягчат сложившейся ситуации.

Надо ставить вопрос по-другому: чего ждут от меня гибберлинги? Правды? А она ох как нелицеприятна.

А врать — нет уж. У меня свои правила, их нарушать не годиться…

Надо согласиться, что у всех есть личные правила. К примеру, тот же вор может брезговать кражей у бедняка… Правила, это, пожалуй, единственный порядок в таком деле, как наша жизнь. Если у тебя их нет, значит, всё катится в пропасть.

И что же ты решил, Бор?

Эх, и не с кем посоветоваться! На днях, Братья Вороны да их сестрица Лютая хоть что-то болтали, а теперь…

И чем ближе я был к Корабельному Столбу, тем тягостнее мне становилось.

Утром встал в самом скверном расположении духа. Всё раздражало, тут ещё эти путаные мысли в башке…

Стояна сразу определила, что меня лучше не донимать. Сама она, кстати, тоже выглядела несколько рассеянной.

Мы поднялись на верхнюю палубу, где позавтракали и потом стали праздно слоняться по кораблю.

— Что тебя гложет? — спросил я у друидки.

Она нехотя пожала плечами, но потом всё-таки ответила:

— Опять этот сон… Тягостный какой-то.

— Опять?

— Помнишь, когда ты ушёл вместе с Эймондом на демонов?

— Ну, было…

— Тогда мне тоже был этот сон. Правда, чуть иной… в нём ты собрался сорвать вторую печать.

— Вторую? Ты о чём?

Стояна скривилась.

— Ладно… пустое это дело, — попытался успокоить я её. — В твоём положении так бывает. В голову лезут страхи…

— Как знать… Эльфы говорили мне, что сны помогают нам общаться с этим миром.

Я осторожно усмехнулся, чтобы тем не обидеть Стояну.

— Давно хотел спросить: тебя воспитывали эльфы?

— Почему ты так решил? — друидка приподняла бровки и от этого её лобик смешно сморщился.

Н-да, ещё не научилась хитрить.

— Не знаю… показалось. Так как, я прав?

— Чуть-чуть.

— А родители? Где они?

— Я помню только мать, — печально проговорила девчушка. — После её… смерти, какое-то время жила в лесу.

— Сама?

— Да… Потом меня и нашли… эльфы, — Стояна слегка улыбнулась. На её личике отразилось некоторое умиротворение. — Мне не помнится, на каком аллоде это было. Знаю, что там были горы… и леса… Затем мы переехали к Клементу ди Дазирэ. Не лично к нему, но я жила у Багряной рощи, совсем недалеко от его Голубого дворца.

— И что потом?

— Как-то вечером ко мне пришла Лада.

— Твоя рысь?

— Ну, да… и мы ушли с ней в лес. Лада обещала заботиться обо мне, и всячески помогать. Она сказала, что это будет продолжаться до тех пор, пока единорог не разобьёт крышку гроба.

— Кто?

— Единорог… А что?

— Но ведь Лады уже нет? Верно? И где тот единорог?

Стояна опустила голову и испугано пожала плечиками.

— Так она сказала… Лада много мне помогала. Накануне того, как пал аллод Клемента ди Дазирэ, она потребовала, чтобы я незамедлительно направилась к нему в башню. А потом… ну, ты же знаешь, что там произошло.

Я не стал проводить никаких сравнений, хотя подумал, что Лада в чём-то была права. Может, единорог — это я? А крышка гроба — саркофаг в Некрополе Зэм?

— Кстати, и что тебе сегодня привиделось во сне?

Стояна вновь помрачнела. Она обернулась ко мне и заглянула прямо в глаза.

— Помнишь, на Арвовых предгорьях мы нашли те странные Кольца?

Я кивнул головой.

— Мне приснилось, что ты вновь решил пройтись по ним. Долго петлял по тропкам и вскоре очутился в самом центре. Потом я помню, как ты сидел на камне и при этом держал в руках какое-то письмо. И сегодня… сегодня снял уже две печати… оставалась третья… И вдруг подул ветер, и это письмо вырвалось из твоих рук. Оно взмыло вверх и вскоре превратилось во что-то громадное… с крыльями… В дрейка! Точно, в дрейка. Я теперь только это поняла… а там, на Стылом острове, мне отчего-то… эта тень… а сейчас…

Стояна даже обрадовалась, что вспомнила этот эпизодик.

— Мне точно известно, что у тебя во сне не было глаз, — вдруг заявила она.

— То есть, я был слепой?

— Не совсем… просто у тебя не было глаз. А рядом сидела стая ворон. Эти птицы тебе помогали.

— Всё?

— Ну… кажется…

Стояна пожала плечами.

— И чем мне вороны помогали?

— Они кричали, когда кто-то приближался.

— Кто именно?

Тут Стояна нахмурилась, пытаясь вспомнить. Но она так и не смогла этого сделать.

— Были разные… звери… Кажется, волки… или нет…

— Н-да, интересный сон. Необычный…

Больше на эту тему мы не разговаривали.

К вечеру следующего дня наше судно достигло Белого Носа — северо-восточной оконечности острова. Откуда-то вынырнул сторожевой корабль, и наш капитан приказал развесить на сигнальных фалах приветствие.

До Тихой Гавани доползли за несколько часов. Даже не смотря на столь поздний час, жизнь тут кипела вовсю. Чтобы подойти к причалу, пришлось даже обождать своей очереди. Теперь, пожалуй, Тихую Гавань имело бы смысл переименовать во что-то более подобающее. Например — Неспящий порт.

Я тихо рассмеялся собственной шутке и присел на один из пустых бочонков в ожидании, когда мы, наконец, причалим.

Вот уж не думал, что испытаю настолько радостные чувства, ощутив под ногами твёрдую землю. Хорошо, что я не матрос. Не смог бы свыкнуться с тем, что очень долго нахожусь в этом нелюдимом Астрале. Больше суток плавания и мне уже не по себе.

В Сккьёрфборх мы отправились на повозке. Благо из порта как раз выезжали какие-то торговцы, и мы напросились к ним в попутчики.

Полусонные ночные стражники лениво окинули взглядом въезжающие повозки, даже не проверив при этом ни нас, ни груз. И вскоре не смазанные как надо колёса заскрипели по деревянной мостовой.

Городок спал. На уличных столбах висели медные тазы, в которых горело масло. Я снова вспомнил, что в Сккьёрфборхе нет собак, от того так тихо и непривычно.

На площади мы соскочили с повозок, поблагодарили их хозяев и стали расходиться по домам.

У Ватрушек было тихо. В очаге горел тихий огонёк.

— Эй, живые есть? — негромко окликнул я.

Откинулся полог, и с полатей спустилась одна из сестёр. Остальные недовольно ворчали.

— Вернулись? — взмахнули они руками. — Ох! Нежданно…

Потом мы обнимались, весело балагурили. Сестрицы ловко накрыли стол, приглашая к позднему ужину.

Все эти «ну, как» да «что там» решили перенести на утро. Если честно, то мы со Стояной очень измотались. Потому наскоро перекусив стали располагаться на нижней лавке.

Сон сморил нас почти мгновенно. Последнее, что помню, как закрыл глаза, и липкая тьма ночи окутала сознание.

А утром, по уже сложившейся в некотором роде традиции, нас разбудил Торн Заика. По его внешнему виду трудно было сказать, рад он нас видеть, или нет.

— Старейшина зовёт? — улыбнулся я, предугадывая слова Торна.

— Н-н-нет. Он п-п-просил вас за-а-айти к вечеру.

— Когда? — мне не верилось тому, что я услышал.

— В-в-вечером.

— Почему? Он не рад нас видеть?

— М-м-мне сие не в-в-ведомо.

Заика откланялся и ушёл прочь.

Вот это да! Я-то, наивный, полагал, что Старейшина потребует моего незамедлительного прибытия к нему. А тут… Что за ерунда!

Мы со Стояной переглянулись.

— Что ты думаешь обо всём этом? — спросил я у неё.

— Нас не рады видеть.

— Мне тоже так показалось… Хотя Фродди весьма странная личность. Ты не находишь?

Стояна соскочила с полатей и стала одеваться. Я отметил про себя тот факт, что её фигурка становится всё более женственной. И от этого не менее желанной.

— Когда ты на меня так смотришь, — не оборачиваясь, проговорила друидка, — у меня появляется «гусиная кожа».

— Почему? Неужто я такой страшный?

Стояна слегка обернулась. На её лице мелькнула лукавая улыбка.

— Чем будешь заниматься? — спросил у неё.

— Не знаю… Может, навещу Вербову? А ты?

— Пока поем, а там… пройдусь по городу. Посмотрю, что да как.

На том мы и расстались.

Ватрушки с их щедростью и хлебосольством прямо-таки хотели меня закормить. Насилу отбившись, я заторопился выбраться наружу.

Сегодняшнее утро было каким-то сырым. На траве лежала обильная роса, тихий ветерок погуливал среди кривых улочек.

Я не успел пройти и сотни саженей, как вдруг чётко ощутил странный дискомфорт.

— Хозяин, за тобой следят, — услышал я тихий шёпот прямо в своей голове.

— Лютая? Это ты?

— Да, хозяин, — женский голосок стал отчётливее.

Завернув за следующий поворот, я живо нырнул в небольшую нишу меж домов и затаился. Не прошло и минуты, как следом появился невысокий худощавый человечек, закутанный в видавший виды плащ. Он удивлённо посмотрел перед собой, явно недоумевая, куда я подевался.

Сделав пару неуверенных шагов, сей человек оказался практически напротив меня. Прыжок и уже через пару секунд незнакомец оказался поваленным на землю. Сакс неслышно выскользнул из ножен, и его лезвие сладостно прижалось к человеческой шее. Я услышал, как братец Неистовый радостно шепчет, в предвкушении глотка крови.

— Давай, хозяин! Давай… пусти ему красненькой…

— Ты кто такой? — схватив незнакомца за волосы на макушке, спросил я.

— Э… э… я друг…

— Друг? Чего ж тогда за спиной моей крадёшься?

— Меня… послали…

— Кто? — сакс прижался ещё ближе.

— Друзья…

— Слышишь, друг! Или говори прямо, как есть, или сейчас отправишься в чистилище.

— Кое-кто хочет с вами встретиться… и поговорить. Приходите в Меннесфольге, людскую слободку, в гостевой дом.

— Мне это не интересно.

— Зря… вы зря так говорите.

Братья Вороны жарко зашептали мне, что им хотелось бы сейчас «поесть». Лишь их здравомыслящая сестрица сообщила, что незнакомец не опасен.

Его глаза выражали испуг. Я отвёл сакс в сторону и рывком заставил человека встать на ноги.

— Что такого интересного ожидает меня в гостевом доме?

— Мне велено передать только это. Более мне ничего не известно.

— И кого же там искать? Кто пославший тебя?

— Алексей Головнин, повытчик Посольского Приказа.

Этого человека я не знал. Но то, что именно он ищет встречи со мной, немного настораживало.

Незнакомец, заметив мою растерянность, попятился назад и уже через несколько секунд скорым шагом скрылся за углом.

— Ушёл, — недовольно просипел Неистовый. — Совсем ушёл…

— А ну тихо! — рассерженно рявкнул я. — Чего раскаркались?

— Есть хочется, хозяин, — вставил своё слово фальшион.

— Потерпите! Кстати, отчего вдруг вы «проснулись»? Молчали ведь с той самой минуты, как я доставил «слезу джунов» в лагерь к Папанам.

— Ты, хозяин, с каждым днём становишься сильнее, — сообщила Лютая. — Потому снова смог нас услышать. И уже без всяких магических штучек.

Сразу скажу, что весь этот разговор происходил лишь внутри моей головы. Вслух я не произнёс ни слова, продолжая стоять с обнажённым саксом посреди улочки.

— Знаешь, хозяин, — начал последний, — мы будем с тобой до тех пор, пока ты поишь и кормишь нас.

— Это угроза?

— Нет… Печально то, что наше Гнездо не полное…

— Ты говоришь о вашем старшем брате? Как там его звали?

— Да, о нём, о Яростном, — ответила Лютая. — Но он вернётся.

Прозвучало это тоже, как угроза.

— А когда это произойдёт, — подхватил сакс Неистовый, — настанут перемены.

— Перемены? Для кого? — но клинки вдруг молчали. — Я не пойму, что будет потом?

— Придёт другой хозяин…

Больше Вороны ничего не сказали.

Я убрал клинок в ножны и отправился в Меннесфольге.

13

На небольшом участке Сккьёрфборха, в котором разрешалось проживание людей и эльфов, находился гостевой дом, и небольшой трактир под названием «Тихая Гавань».

К слову говоря, живя среди гибберлингов уже немало времени, мне, наконец-то, стало понятна «вина» Первосвета. Когда мы с ним прибыли в Новоград, то на следующий день я нашёл его полупьяным в чужом квартале. И причём это был квартал гибберлингов. А для них ночевать в своём, так сказать, доме с представителем чужой расы — худшего оскорбления нет. Мне думается, что все остальные кварталы столичные гибберлинги считали своеобразным Меннесфольге. Потому-то они и глядели на рослого гиганта с таким недовольством.

В этой части города я никогда не был. Во-первых, мне дозволялось жить среди гибберлингов. А, во-вторых, занятый их делами, я всё больше времени проводил вне города.

Пару раз, конечно, проходил мимо слободки. Но при этом меня сюда даже не тянуло.

У дверей гостиного дома толпилось несколько человек, явно из разряда купцов. Я проследовал мимо них и зашёл в комнату с низким грязным потолком. Откуда-то появилась женщина средних лет и несколько грубо заявила, что свободных мест нет.

— Совсем? — усмехнулся я.

— Совсем… Но если хотите, могу замолвить словечко перед хозяином, и вам разрешат переночевать в сарае.

— В сарае?

— Угу… если хотите.

— И что для этого надо?

Но ответить женщине не дали. Из глубины дома появилась плотная фигура какого-то человека.

Он властным жестом приказал следовать за ним. Мы поднялись наверх и приблизились к одной из дверей.

— Прошу, — пробасил незнакомец. — Вас ждут.

Тут он широко распахнул дверь, за которой я увидел средних размеров комнату. Внутри за небольшим столом сидел чернобородый человечек, одетый в длинный стёганный камзол тёмно-зелёного цвета. Он деловито водил пером по бумаге, и при этом даже не поднимал на меня глаз.

Я вошёл и услышал, как захлопнулась позади дверь. В голове тут же мелькнула мысль о том, что я зря с собой таскаю в походной котомке и рубин, и «слезу джунов». А тут ещё Вороны подозрительно зашептались.

— Присаживайтесь, господин Бор Головорез, — сухо сказал человек за столом.

Судя по всему, он и был тем самым повытчиком Алексеем Головниным.

— Хозяин, — промурлыкала Лютая, — там кто-то прячется.

Кошкодёр указывала на маленькую дверку слева. Выходило так, что если бы я присел напротив Головнина, то обнажил бы свой тыл. Хороший мастер ножа, смог бы без проблем подкрасться сзади и перерезать мне горло.

— Пусть он выйдет! — проговорил я, укладывая руку на эфес фальшиона, на что то, радостно мурлыкнул.

— Он? — повытчик отложил перо и кинул косой взгляд на дверку. — Чего вы решили, что там кто-то есть?

Я молчал, пристально глядя на Головнина.

— Хорошо… пусть он выходит, — тут повытчик отчего-то улыбнулся.

Дверка тихо-тихо скрипнула, и в комнату вошёл невысокий человек, закутанный в белый плащ. Секунда-другая, и я понял, что это женщина.

Коротенькая косичка… Из-за неё я сразу и не понял пол входящего человека. Тёмные глаза, широкие скулы, полные губы… да ещё и другие черты указывали на то, что она была из зуреньцев. Несмотря на все ухищрения, мне в глаза всё же бросились символы Церкви Света на её одежде.

Паладин… да-да, она была паладином.

— Может, вы все присядете? — спросил Головнин.

Мы почти одновременно с незнакомкой подошли к столу и сели. Женщина выбрала такое место, чтобы быть лицом к нам обоим. Я кинул взгляд книзу и заметил на её поясе каргаллаский клинок.

— Я вас слушаю.

Мой голос вывел из некоторого оцепенения женщину. Она сощурилась и поглядела на повытчика.

— Думаю, вы догадываетесь, кто я такой, — начал тот. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Мы же знаем и о вас немало интересного.

— Не уверен, что вы знаете всё, — усмехнулся я, пытаясь понять цель приглашения. — Давайте перейдём к делу. Мне не по душе пустозвонство.

— Хорошо…

— Итак, чего вы хотите?

— На моём веку не было никого, кто мог бы похвастаться такой… дружбой с гибберлингами, — продолжил Головнин. — Как вам удалось этого добиться? Может, есть какой-то секрет?

Я молчал. Мой взгляд снова уткнулся в женщину напротив. У неё были довольно правильные черты лица, которые и заставляли помимо воли любоваться её холодной тщательно подавляемой красотой.

Не дождавшись от меня никакого ответа, повытчик продолжил свою речь:

— Нас интересует, чем, так сказать, сейчас дышат гибберлинги.

— Нас? Кого именно?

— Ну… меня… и вот госпожу Чернаву.

— Она — паладин?

Женщина вспыхнула. Судя по всему, ей не понравилось, что мы о ней говорим в третьем лице.

— Да, а что? — насупилась она.

У госпожи Чернавы был приятный голос. Даже не смотря на то малое количество слов, произнесённых ей, стало ясно, что она благородного рода. Ни говора, ни акцента… добавь к этому горделивый взгляд, прямую спину… манеру общения…

Кто же она такая? И зачем сюда заявилась?

— Дышат гибберлинги воздухом… как и мы с вами, — медленно проговорил я, выдерживая суровый взгляд Чернавы.

Головнин нахмурился.

— Ну, вы же понимаете, о чём я вас спросил?

— А если и так, то вам это по какой надобности? Неужто не можете пройтись по городку, побеседовать с гибберлингскими семьями? Или навестить Фродди Непоседу…

— Разрешите вопрос, господин Бор, — заговорила Чернава. Судя по всему называть меня «господином» ей было трудно. — Верите ли вы в Дар Тенсеса?

— Что? — такой поворот ввел меня в некоторый ступор.

Церковная тематика меня сильно напрягала. Не то, что я был против нашей религии, но всё же… всё же основные постулаты мне соблюдать не доводилось. Грешен… уж какой есть, а грешен.

— Вы долго и часто общались с гибберлингами… Поэтому у меня и возник вопрос о том, как вы относитесь к религии Света. Вдруг вы отреклись от неё?

Моя кислая физиономия их несколько рассмешила. Видно, они посчитали, что я смутился из-за всего сказанного.

— В силу обстоятельств, вы оказались далеко от дома. Ко всему прочему тут нет наших священников…

— Я же просил без пустозвонства. Давайте ближе к делу, — моё недовольство касательно разговоров на подобную тему остудило Чернаву от проповедей.

— Куда уж ближе! — бросил Головнин. — Нас интересуют планы гибберлингов. Что у них происходит? Чем живут? Чего хотят?

Отчего-то сразу подумалось о Стылом острове и лазурите. Неужели этим двоим, стало что-то известно, и они теперь пытаются разговорить меня.

— К вашему сожалению, я прибыл в Тихую Гавань только вчера вечером. Мне ничего не известно…

— Но вы узнаете? — наклонилась Чернава.

Её холодные чистые серые глаза, лишенные всяких желтоватых вкраплений, хотели проникнуть в моё нутро.

— Возможно. Если будет на то моё желание.

— Если вы нам поможете, то двери Новограда откроются для вас быстрее, чем вы думаете. И Лига вновь с радостью примет… заблудшее дитя.

— Что? Вы чего сюсюкаете со мной? Какое я вам заблудшее дитя?

— Извините, господин Бор, я оговорился… привычка…

Я резко встал. Разговор мне не нравился, и продолжать его не было смысла. Мне стало понятно, чего хочет повытчик… но вот, что тут делала Чернава? Паладин?

— Лига… ваша Лига это…

Тут мне захотелось сказать какую-то гадость, но я силой заставил себя замолчать. Не хватало мне ещё дополнительных неприятностей.

— А, может, вы предпочитаете Империю? — это сказал Чернава. — Она любит всех покупать…

Мы снова столкнулись с ней взглядами. Я выдержал взгляд этих стальных глаз и уже собирался уходить.

— Золото меня не интересует, даже если бы его предлагали и вы, госпожа паладин.

— В нашем мире кроме материальных ценностей, есть и нечто иное, — серьёзным тоном заявила Чернава.

Я снова отметил, что она красива… по-своему красива… Хотя некоторая резкость в общении делает её немного отталкивающей.

— Лига тем сильнее, чем явственнее в ней духовные начала. И тогда… и только тогда все её народы смогут доверять как власти, так и её законам. Конечно, вы, господин Бор, не читали книги Воисвета Железного — паладина первого Круга.

— Вы говорите о Козьме Беловом?

Мне вспомнилась Сиверия и разговоры с летописцем Гомоновым в Молотовке.

— Да, раньше Воисвета так и звали. Но всё изменилось. Он обратился к учению Церкви Света…

— Изменилось? Он образумился? — улыбнулся я, подначивая Чернаву.

Та проигнорировала укол и продолжила:

— Наша религия — духовная основа Лиги, как в самых верхах власти, так и в быту. На ней основывается всё. Как вы понимаете, недостаточно удовлетворять только материальное. Такая однобокость заведёт нас к пропасти.

— И что? Я пока не могу понять, к чему вы ведёте.

— Я говорю вам о сути «державности». Сейчас Лига похожа на искалеченное существо. Нет прочной связи между её народами. А нет потому, что не все её члены излечились от «личных дел». Эльфы и люди стали как бы «противниками» гибберлингов… Само понятие власть означает умение различать правду и кривду, добро и зло. И не просто различать, а разграничивать. А гибберлинги с их отрицательным отношением к «державности», и провозглашением личного… частного впереди всего… впереди самого понятия Лиги… Со всем этим гибберлинги будто отрываются от нас: от людей, от эльфов.

— Согласен… конечно, в чём-то я согласен.

Чернава мягко улыбнулась. Наверное, ей сейчас подумалось, что она меня убедила выступить на их с повытчиком стороне.

— Вот вы с Головниным хотели у меня узнать, чем дышат гибберлинги, так? Я послушал вас обоих и потому сейчас всё же решил ответить. Разница в том, что их народ привык считать, что у всех в Лиге равные права. А мы же… вернее, вы… так вот вы полагаете, что правильнее воздать каждому должное ему по праву.

Тут я сделал паузу, оглядывая лица Головнина и Чернавы. Они выражали некоторое недоумение.

— Может, на слух это тяжело воспринимается, но в этих двух понятиях — огромнейшая разница. И потому религия Света ставится среди гибберлингов на одинаковый уровень с их мировоззрением. И они к ней относятся с уважением. А вы же давите на то, что вера Исахейма — варварские предрассудки. Не надо вешать на шею народам Лиги ваше ярмо — единую религию. Мы не в Империи!

— Ярмо? — Чернава даже привстала. — Вы называете нашу религию «ярмом»? Теперь мне ясно, отчего вас изгнали с наших земель…

— Всего лишь из столицы, госпожа паладин. И не за взгляды на религию… Ну, да ладно об этом. Советую вам, господа, пораздумать на досуге об иных моих словах. Может, тогда найдёте себе друзей среди гибберлингов. А теперь, всего вам доброго.

Я опять направился к двери.

— У вас сегодня вечером будет встреча с Фродди Непоседой, — заметил Головнин.

Ишь оно как! И это ведает.

— Мы будем говорить о… ценах на рыбу на рынке, — бросил я повытчику.

— Нам даже такая малость, как цены на рыбу, тоже будут интересны. Надеюсь, вас увидеть тут…

Повытчик улыбнулся и вновь напомнил мне о том, что срок моей «ссылки» может быть уменьшен. Стоит только «помочь» ему.

— Буду иметь в виду, — и я вышел, громко хлопнув дверью.

Проводник (или телохранитель), стоявший снаружи, смерил меня взглядом, но более ничего не сделал. Видно, не было приказа…

Внизу на улице меня ждал ещё один сюрприз.

Начнём с того, что я натолкнулся на целую делегацию священников разных мастей. Они стояли у входа и о чём-то серьёзно разговаривали.

Но один из них сразу обратил на себя внимание. И не потому, что он был эльфом…

— Бернар?

Священнослужители замолчали и удивлённо уставились на меня. Ди При, а это был он, сощурился и долго-долго разглядывал мою персону, словно обдумывая, как отреагировать.

Мы стали друг напротив друга, клипая глазами. Понятное дело, что и он, да и я, просто не ожидали подобной встречи.

Бернар улыбнулся, как ни в чём не бывало. Я ответил тем же. Хотя, если честно, мне сейчас было не до любезностей… Вопросов к нему была целая куча. Но все мысли в голове спутались… встреча, как-никак была незапланированной.

Он стоял среди своих товарищей по верослужению, ничем особо не выделяясь. Здесь были как люди, так и эльфы.

Бернар учтиво кивнул и приблизился.

— Здравствуй, Бор. Я знал, что ты на Новой Земле… слышал от Первосвета. Но мне говорили, что ты обитаешь на западе острова.

— В некотором роде. Я, кстати, тоже не думал тут с тобой встретиться. Какими судьбами на Корабельном Столбе?

— Да вот, друг, видишь, — эльф кивнул на своих товарищей, — прибыли сюда для встречи со Старейшиной.

— Фродди Непоседой? — на всякий случай уточнил я.

— Да-да… У нас благая миссия, — продолжал Бернар, и мне вдруг ясно стало, что передо мной совершенно другая личность. Мой друг явно вёл себя странно. Будто напоказ. — Будем договариваться с Непоседой о строительстве храма.

— Какого храма?

— Что значит какого? Церкви Света, естественно.

Представляю, какое было у меня в этот момент лицо. Бернар вновь улыбнулся, но уже как-то грустно.

Стоявшие чуть в сторонке служители, стали снова мирно переговариваться, а потом неторопливо вошли внутрь гостевого дома. Во дворе остались только мы с эльфом, да парочка каких-то людей, явно торговцев. Они находились у крайнего угла здания и на нас внимания не обращали.

Бернар вдруг развернулся и проследовал в сторону ворот. Я понял это как знак идти с ним рядом.

— Раньше…. Раньше, после тех дел в Сиверии, клянусь Сарном, мне хотелось по прибытии в строящийся порт на мысе Доброй Надежды схватить тебя за грудки… и потребовать объяснений, — проговорил я эльфу.

— Понимаю, — бросил он, останавливаясь. — Если есть желание, то можешь это сделать сейчас.

— Желание?.. Приберегу для следующего раза.

Бернар сделал жест, мол, как знаешь.

— Ладно, давай на чистоту, — предложил я. — Что ты тут делаешь?

— Мы действительно прибыли для того, чтобы строить храм. Создавать общину.

— Зачем? Кого здесь наставлять?

— Сначала… да хотя бы и торговцев, путешественников… матросов из числа людей. Со временем надеемся, и привлечь и гибберлингов.

— Это шутка?

— Нисколько, — серьёзно отвечал Бернар.

— Это глупость. Гибберлинги никогда…

— Бор, ты наивный человек. У вас, у канийцев, даже есть поговорка: «Вода камень точит». А уж сила веры…

Я недовольно хмыкнул.

— Ну, знаешь… От тебя такого не ожидал. Теперь мне понятно, что тут делают паладины.

— Паладины? — немного удивился Бернар. — Где ты их видел?

— Только что встречался с повытчиком Головниным. А у него сидела какая-то женщина, явно из…

— Головнин? Н-да… Это парень зубатый. Его в Новограде весьма ценят.

— Ты с ним знаком?

— Нет, но наслышан немало. Его полгода назад сюда прислали.

— Послушай, Бернар, что происходит?

— В смысле?

— Что в Лиге твориться?

Бернар огляделся по сторонам и нехотя стал отвечать:

— Наш корабль… который называется Лига… плывёт нынче в ином направлении. Ветра меняются, и чтобы не погибнуть, приходится им подчиняться.

— То есть? Давай без вашего эльфийского словоблудия.

— Старое отмирает, а на смену приходит новое. Раньше мы исходили из того, что в Лиге есть три силы: эльфы, люди и гибберлинги.

— А теперь?

— Теперь же власть переходит к тем, кто её может удержать. Защитники Лиги, Церковь Света, Свободные торговцы с их кредитными товариществами в столице…

— А ваши эльфийские Дома? Неужто они тоже теряют свою власть?

— Если бы не грызлись меж собой… Эх, Бор, ты много себе сейчас не представляешь.

Ох, уж эти эльфийские преувеличения.

— А паладины?

— А что с ними?

— Тоже какая-то сила, а? — я усмехнулся.

— О, это отдельная история. Можно было бы их назвать щитом и мечом Церкви, если бы не эти… несколько иные взгляды и методы распространения религии Тенсеса.

После этих слов я моментально вспомнил ненароком прочитанные записи Стержнева из Молотовки. Если там хотя бы половина правды… тогда понятно, что так пугает церковников в паладинах. Это фанатизм… не прикрытый фанатизм… до исступления. Инаковерию не было ни места, ни шанса на хоть какую-нибудь поблажку.

— Может, и Великие маги отходят в прошлое?

— Они заложники своего положения… своего аллода. Не более… Хотя, кто мы с тобой, чтобы судить о том, что могут или не могут Великие маги. В общем, друг мой, Лига сейчас на перепутье. Видеть в прежней её форме многим не очень-то и хочется. Всем уже надоела эта бесконечная война с Империей. Необходимы новые… методы.

— Ясно… В общем, вы желаете поработить гибберлингов.

— Зачем так сурово?

— А как по-другому? Сколько лет они вместе с людьми и эльфами бьются с общим врагом! И за это, место благодарности, начнёте преследовать их веру… традиции… может, и язык.

Я сразу вспомнил Невзора с его россказнями про наследников джунов, про «звериный язык».

— Мы никого силком тянуть не станем, — насупился эльф.

— Так ли?

Бернар чуть скривился.

— Лига должна выжить… Иначе нам всем придёт конец. Ты не глупый человек, Бор. И понимаешь, что бороться против общепринятых понятий — так же глупо, как лить воду в песок. В этом мире мы лишь песчинки…

— Странно!

— Что именно?

— Ты очень странно стал говорить. Раньше ты был иной… совсем иной.

— Да и ты, Бор, поумнел. Стал довольно здраво рассуждать.

— Учителя были хорошие.

— Ладно, мой друг. Мне пора. Сам понимаешь, сейчас не стоит нарываться на излишние расспросы, мол, кто это, да чего он хотел… Я итак немало лишнего взболтнул. А тебя, Бор, кое-кто хотел бы видеть в яме, а не тут.

— А ты?

— Я, наверное, поторопился с выводами на счёт твоего ума! — эльф, казалось, обиделся. — Нас с тобой связывает многое из прошлого… Неужто ты подзабыл?

— Извини, если обидел… Так вы сейчас отправляетесь к Фродди?

— Ну, да.

Тут на порог вышла всё та же делегация священников, которых сопровождал повытчик Алексей Головнин. Он тут же упёрся взглядом в меня, а потом и в Бернара ди При.

— И этот с вами? — сухо спросил я.

— Конечно.

— Ты не говорил.

— Я много чего ещё не говорил. Ладно, бывай. Вечером я уплываю. Авось ещё свидимся.

Бернар подошёл к своим товарищам, и они все вместе ушли в город.

14

За всё время моего рассказа, Фродди сидел у огня, хмуро поглядывая, как пританцовывают его язычки. Интереса к рубину он практически не проявил. Только Умницы взяли эту вещичку в руки и с любопытством стали разглядывать.

Я пришёл, как и было назначено — вечером. У порога в дом Старейшины стояла многочисленная стража — явное нововведение со времени моего отсутствия на Корабельном Столбе.

— Всё? — как-то суховато спросил Фродди, едва окончился мой рассказ.

— Пожалуй, что да, — единственное, что я пока упускал, так это встреча с повытчиком Головниным.

— Н-да… — Непоседа достал трубку и стал неспешно набивать её табаком. — Ледяной дрейк… он же бог арвов… ургов… Н-да! Много же ты интересного нам поведал… Есть над чем поразмыслить.

Я всё ещё чего-то ждал. Ощущение было неприятным: мне казалось, что Фродди недоволен… мною же. Может, он ожидал от нашего похода чего-то иного?

Я не стал торопиться уходить. Поглядим, что будет дальше.

— Жаль, что многие не вернулись, — продолжил Старейшина.

Он подкурил и выпустил густую струю дыма.

— Но всё равно… мы должны быть вам всем благодарны, — проговорил Фродди. И, перехватив удивлённые взгляды Умниц, пояснил: — Если бы в последней битве с дикарями на их стороне был дрейк, то вряд ли бы мы сейчас беседовали.

Фродди кинул взгляд рубин, да так и застыл в некоторой задумчивости. А Умницы зацокали языком, выражая своё восхищение.

— Какое сокровище… Что же вы хотите за него, господин Бор? — спрашивал старший брат Лайдульф.

Вопрос мне показался странным… и неожиданным. Я заметил, как усмехнулся в усы Старейшина. Его явно порадовало моё смущение.

Дело в том, что мне даже не думалось о награде. Сей добытый у дикарей рубин я считал главной целью поручения.

— Ничего. Мне ничего не надо, — ответил я с некоторым вызовом.

— Ничего? — кажется, Лайдульф чуть испугался.

Он оглядел всех присутствующих, и пространно заметил:

— Вы, господин Бор, опасный человек.

— Это почему?

— Вам не нужно золото. А раз так, то вас и купить нельзя. Верно?

— А если мне просто нравится подобная «работа»?

— Всякая работа имеет свою цену… Неужели, вам ничего не нужно?

Я снова смутился и от того промолчал. Старейшина сделал небрежный знак, и младшая сестра Умниц положила передо мной тяжёлый кошель, в котором, судя по металлическому звону, были деньги.

— Хорош, красавец! — проговорила она, возвращаясь к рубину. — За такое сокровище эльфийские Дома выложат…

— Мы не будем его продавать, — недовольно заявил Фродди. — Мне примерно понятна настоящая ценность этого камешка… но не следует забывать его истинного предназначения.

— Вы о том, что при помощи рубина можно вызвать дрейка? — Лайдульф нахмурился, словно сомневаясь в моих рассказах.

— Это сильное оружие… да-да, оружие. И отдавать его в чужие руки нам не следует. Даже за гору золота.

Настал черёд «слезы джунов». Тут Фродди уже был более внимателен. Он тщательно оглядел замёрзший «студень».

— Какое ваше мнение, господин Бор? — спросил он, чуть погодя.

Я заметил, что Старейшина периодически обращается ко мне, то по уважительному на «вы», называя «господином», то переходит на панибратское «ты». Пока было не ясно, по каким критериям происходит выбор этого обращения.

— Вы спрашиваете вообще, или о чём-то конкретно?

Непоседа усмехнулся.

— Хотелось бы знать ваше видение, — проговорил он.

— Но я ведь не гибберлинг. Помните? И моё видение происходящих событий, может сильно разниться с вашим.

— Но мы готовы выслушать и его. Сейчас любой совет будет приемлем.

— Хорошо… Я уже от многих гибберлингов слышал, что архипелаг видится им Новой Исой. Вы, Фродди, тоже не раз говорили об этом. Отступать отсюда… бежать с этих земель мало кто хочет. А значит за новую Родину вам, гибберлингам, следует хорошенько побороться. Мои слова касаются не только Корабельного Столба.

— То есть? — подал голос Лайдульф.

Надо отметить, что «росток» Умниц являлся главой местной сюслы — земель данного острова, от Белого Носа на востоке, до Бурой сопки на западе. И они пользовались огромнейшим уважением. Делами общины же Сккьёрфборха заведовала семейка Краснощёких — хозяев Холла.

Фродди Непоседа в своё время был избран Советом и уже много-много лет носил тяжёлое бремя Великого Старейшины. Насколько я знаю, назначение прошло помимо его желания. Время шло, и до сих пор никто из гибберлингов не видел в этой роли никого иного, кроме Фродди. Каким-то невероятным образом он умудрялся устраивать все кланы гибберлингов.

— Я говорю о том, что нельзя рассматривать Корабельный Столб отдельно от остальных островов архипелага. Судьба даёт вам сказочный шанс… И такого больше не будет. Вы уже начали работы на Стылом острове. Папаны молодцы! Строят крепость, организовали добычу лазурита… Почему же вы медлите с остальными островами?

Я сразу отметил изменения в поведении Старейшины. Он чуть улыбнулся, и закряхтел. Густые струи из его рта стали более частыми. Глазки блеснули лукавым светом, но при этом гибберлинг молчал, давая возможность выговориться Умницам.

— Почему?.. А как быть с их местными жителями? — поинтересовался средний брат.

— С арвами? Ургами? Троллями? С какими именно? А, может, кто-то не замечает, что сейчас тут, на Новой Земле, идёт самая что ни на есть настоящая война?

Умницы недовольно заворчали.

— Замечает… не замечает… сказали бы лучше, что-то более весомое.

— Весомое? Чем мои слова вам не угодили? Да, сейчас война! — продолжил я, чувствуя, что начинаю распаляться. — А раз так, то и жить вам следует по её законам. Ведь это к вам, к гибберлингам… можно сказать, что прямо в дом… полторы недели назад ворвались дикари. Это они же причастны с гибели сотен ваших соплеменников на праздновании Ворейнги-фры, когда из Астрала прилетел ледяной дрейк. И такое будет ещё не раз! Пока вы будете думать, что делать… пока будете драться только под стенами города, боясь высунуть из-за них нос…

— Бор! — вспыхнул Лайдульф. — Не забывайся!

— Вы просили рассказать моё видение. Я предупреждал, что оно может быть…

— Не стоит кипятиться, — миролюбиво проговорил Фродди. — Насчёт соседних островов… Да, мысль о создании на них наших поселений весьма заманчива, — кивнул Старейшина. — Весьма… Кстати, Эйвинд передал послание с капитаном Барди Окунем. В нём он лестно отзывается о вас, господин Бор. И ещё советовал внимательно прислушаться к вашим словам… Он полагает, что гибберлингам не стоит отказываться и от помощи нашего друга, Бора Законника.

— А вы что же думаете по этому поводу? — нахмурился я.

— Ткань Мира бывает порой такой непрочной…

Старейшина миролюбиво улыбнулся.

— Скажите, мой друг, а это все «подарки», которые вы хотели нам показать? — негромко спросил он.

— Кажется… все, — недоумевал я. — А что?

— Холодно стало… как-то. Не находите?

— Холодно?

Старейшина уставился своим цепким взглядом на мою походную котомку. Я медленно раскрыл её и всунул внутрь руку. Через несколько секунд на свет была извлечена завёрнутая в тряпицу «душа турза» — ледяной кристаллик, добытый мной в схватке с элементалем.

— Вы про это говорили? — сухо спросил я.

Старейшина живо приблизился и как-то зачаровано встал вглядываться в мутный туман, круживший внутри кристалла.

Умницы по-прежнему сидели в стороне и о чём-то недовольно переговаривались. Их совсем не интересовала эта холодная магическая штука.

Они вновь хотели споров со мной. Видно, такова их натура: желать доказать любой ценой, что они правы.

— Для того, чтобы лезть на другие острова…. нужны рабочие руки, ратники, корабли для перевозки…

— Обратитесь за помощью к Лиге. Зачем вставать в позу и отказываться от неё?

— Да мы не отказываемся от помощи, — насупился Лайдульф. — Просто то, что Лига называет «помощью» — просто смешной бред!

— Не надо ждать того, чего вам давать не хотят. Возьмите его сами.

— К чему вы призываете?

— Воспользуйтесь опытом Папанов. Киньте клич по аллодам, пригласите ратников, мастеровых людей… Превратите ваш остров в ту же крепость.

— Мы не настолько богаты, как эльфы, или люди. Чем рассчитываться? Рыбой?

— Землями.

— Что? — Умницы тут же вскочили.

Даже Фродди, всё ещё зачарованно глядящий на «душу турза», повернулся ко мне.

— Вы же все сами жалуетесь, — стал я пояснять, — что остальные члены Лиги считают этот архипелаг, чуть ли не самой захудалой дырой во всём Сарнауте. Кто тогда, по-вашему, станет её защищать, кроме вас же самих? Разве она тоже чья-то родина?

— Вы предлагаете поселить на Корабельном Столбе людей? — неуверенно спросил Лайдульф. — Так, что ли?

— А что вас так пугает? Одна из проблем людей — отсутствие свободных земель. Вернее, она есть, но тому, кто хотел бы и мог её обрабатывать, этого никогда не сделать. Суды Кании, насколько мне известно, не успевают рассматривать дела, в которых одни соседи требуют от других ничтожных клочков земли, мол, незаконно отобранных у их предков ещё во времена Валиров. Да что там соседи, тут родственники друг другу готовы глотки перегрызть.

— Община Сккьёрфборха никогда не согласиться на то, чтобы в городе поселились чужаки. Сегодня к нам уже приходили… из Церкви Света.

— И вы отказали?

— Мы решили подумать, — нейтрально ответил Старейшина.

— Ну… зачем дело стало? Дайте им небольшие наделы не в городе, а за Лысым взгорком… Я говорю о южных холмах.

— Там же дикие пустоши.

— Тем более. Что вы теряете? — я попытался рассуждать спокойно. — В Кании полно мастеров, для которых сейчас даже в строящемся Новограде нет работы. И без мзды её не получить… Тоже касается и ратников.

— Наёмников?

— Хотя бы и их.

— Да чтобы мы их призвали… да не быть такому!

— А чего вы тогда хотите? Чего жалуетесь?

Умницы замолчали. Фродди выстучал из трубки пепел и присел у огня.

— Я полагаю, — негромко начал он, — что вы, мой друг, правы в кое-чём: тут, на Новой Земле началась война. Не стычки с местными народами, как представляют в столице это дело канийцы, а именно война. После вашего доклада об невесть откуда взявшемся имперском оружии у арвов и ургов, да ещё том похищенном судне…

— «Филине»?

— Да, — кивнул головой Старейшина. — Тут без Империи не обошлось.

Он сделал знак, и Умницы дружно встали и вышли вон.

— Поговорим без свидетелей, — пояснил Фродди. — Мы на самом отшибе Лиге. Помощи, как говорит Лайдульф, действительно нет. Но мы… я это итак понимал.

— Вы знали, что Новоград не вышлет помощи?

— Не сможет выслать, — поправил меня Старейшина. — Бунт в Орешке заставил сильно ослабить силы Лиги на Святой Земле. В результате, войска Империи в который раз овладели многострадальным Паучьим склоном. А земля там и без того полита кровью, да так обильно, что на ней ничего не растёт. Избор Иверский просил… вернее, он требовал… резервов. К нам на Корабельный Столб всю зиму приезжали посыльные, вели переговоры о том, чтобы мы собрали войско. За это сулили убрать пошлины за торговлю в столице. Да ещё кое-что.

— И вы отправили войско?

— Ты разве не помнишь?

— Я почти половину весны провёл на Белом Носу.

— Ах, да… Мне удалось убедить старейшин гибберлингских кланов Сккьёрфборха, сиверийского Гравстейна, ингоских Свальвилла и Хеллудира выставить почти три тысячи ратников. Все они отправились прямиком на Святую Землю. И вот… ты сам видишь, как ответила нам Империя.

— Вы думаете, что во всех этих заварушках её рука?

Фродди промолчал. Он протянул ладонь к огню и тот, будто ласковый щеночек, радостно задёргался под пальцами.

— Мы здесь боремся не только с варварскими племенами.

— Значит… вы уверены. Это война с Империей? — подвёл я итог.

— Да, она самая, хоть и в иной ипостаси. Хорошо, что силы Хадагана тоже не безграничны, потому-то, как говорится, Империя и прибегает к хитрости: травит на нас дикарей. И главное при этом пользуется услугами контрабандистов… из канийской среды. По крайней мере, такой вывод напрашивается… Но обидное ещё и то, что и люди, и эльфы понимают ситуацию, но делают вид, будто тут не война, а всего лишь местные стычки на границах. Вот отчего так сердятся Умницы. Ведь нам дают вежливый отказ на предоставление военных сил. Потому приходится опираться на собственные. Формировать новые отряды, хотя могли бы, и отозвать своих ратников со Святой Земли…

— Но тем самым вы бы ослабили там силы Лиги.

— Ослабили бы, — согласился Непоседа. — Но посмотри иначе: не сделай мы этого, и скоро просто потеряем сии земли.

— Я понимаю вас. Очень хорошо понимаю… Что вы думаете предпринять?

— А что тут предпримешь? На Ингосе в Свальвилле и Хеллудире, самых крупных наших поселениях, пока что собрали около двух тысяч ратников. Но проблема в том, что их необходимо вооружить и доставить сюда. А ещё надо кормить, где-то расположить… Сейчас в Новоград отбыли представители кое-каких купеческих семей, — рассказывал Фродди. — Они попробуют договориться со столичными ростовщиками о займе.

— О займе?

— Да. Речь идёт о большом займе.

— А потом? Как вы будете отдавать долги?

— С трудом, — грустно улыбнулся Старейшина. — Понимаешь теперь, почему так важен форт на Стылом острове?

— Это и дураку ясно. Но ведь его строительство задумано раньше, чем начались нападения арвов.

— Стечение обстоятельств.

— А хватит ли вам средств от добычи лазурита, чтобы покрыть все расходы?

— Не уверен… Мы кинули клич, и сейчас все гибберлингские семьи собирают средства на наше благое дело. Кроме того я всё ещё полагаюсь на одно дельце.

— Если это не секрет, то, какое?

— Сутулые пытаются найти метеоритную руду.

— А… вот в чём дело. Они сейчас на Мохнатом острове?

— Да, именно там. Правда, пока особых успехов нет.

— Так можно ведь там начать вырубку леса. Сей островок на него богат!

Мои слова прозвучали для Фродди явным откровением.

— Верно… верно… А ведь верно. У нас есть некоторая договорённость с сиверийцами. Они, как ты знаешь, строят порт на мысе Доброй Надежды. Ближе всего им выходит поставлять строевой лес отсюда, с Новой Земли. На востоке за Седым озером мы уже начали вырубку… А ты предлагаешь Мохнатый? Так… так…

Тут Непоседа нахмурился.

— Мысль неплохая. Но… трудноосуществимая.

— И в чём загвоздка?

— В обёртышах. Мохнатый остров — это их вотчина. И договориться, с ними не удастся.

— Вы так категоричны. Договориться можно со всяким. Была бы правильная цена.

— А кто договорится? Ты просто не знаешь этих дикарей… Начинать же ещё и с ними войну мы не можем… Сам понимаешь, отчего.

Я промолчал на эти слова. Старейшина крепко задумался, всё ещё поглаживая огонь.

— Н-да… И вот, мой друг, выходит, что вроде бы Судьба нас не обижает, как ты говорил ранее. Подбрасывает такие возможности… Тут лишь бы силёнок хватило… Честно скажу, мысли об Новой Исе давно роятся в наших головах. Как бы там ни было, чтобы сейчас не происходило, но нам дан шанс возродить Исахейм в своей былой мощи.

От этих слов глаза Непоседы прямо-таки засветились. Уверен, что перед его внутренним взором живо проносились картины грядущего возрождения гибберлингского народа.

Некоторое время мы молчали. Старейшина вновь вытянул трубку и стал набивать её табаком.

— Да… прав был Эйвинд, — вдруг подал голос Фродди. — Беседа с вами, мой друг, успокоила стариковскую душу. Снова благодарю за «подарки»… Извините, что мы не можем предложить вам достойной оплаты.

— Я же говорил, что не в деньгах-то счастье.

— Не в деньгах, — согласился Старейшина. — У вас беспокойный нрав, господин Бор. Но вы честный человек…

— Ох, рассмешили меня. Честный!

— В своём понимании честный, — мягко улыбнулся Фродди. — Есть такие личности, которые хоть и ведут благоприятный образ жизни, но изнутри черны, как этот уголь в очаге. А вы не такой. Не подлый… И это подкупает. Признаюсь, что многим не нравится ваш нрав. Кое-кто считает, что вам тут не место. Но я вижу больше…

Старейшина подкурил и стал опять поглаживать огонёк в очаге.

— Приятно слышать такие слова, — кивнул я, понимая, что сегодняшняя встреча закончена. — Такк фирр! (Большое спасибо!)

— Ейнхвер спьял пфас ек-ки клезаст покаур. (Болтать, это не мешки таскать.) — улыбнулся Фродди. — Гойта нохт! (Доброй ночи!)

— Такк! Ег вил оска пфу гота драумюр енниг. Э лата пфас пфа мун сьая Исахейм. (Спасибо! Я желаю вам тоже приятных сновидений. И пусть в них будет видеться Иса.)

— О! Вы недурно освоили наш язык, — бросил на прощанье довольный Старейшина.

15

Прошло четыре дня с моего разговора с Фродди и Умницами. Мы со Стояной уже готовились отправиться к Голубому озеру. Для этого как раз закупили кое-каких припасов по рыночной площади, как то: вяленую рыбу, муку, соль да прочее.

А с восходом солнца мы тронулись в путь. Тянуть на себе поклажу была трудно, но я не жаловался.

Под вечер мы остановились в одной из ореховых рощ. Стояна отошла за водой, а я остался у костра в одиночестве. Признаюсь, что вдруг ощутил некоторый странный душевный подъём. Как в таких случаях говорят: аж в заднице свербит. Источником подобных ощущений послужило кольцо, найденное под камнем на вершине у Великанов, когда я гостил у орков в Сиверии. Тут даже бы глупцу стало ясно, что оно восстановило свою былую силу.

Решение на применение магического ритуала пришло мгновенно. Вытянув из ножен сакс, и сделав небольшой надрез на ладони, я приложил к нему кольцо и чётко проговорил:

— Хфитнир, выйди ко мне!

Тут же вскинул руку в определённом жесте и бросил на траву тлеющий уголёк.

Глаза ослепли от яркой вспышки, и уже через несколько мгновений передо мной появился огневолк. Из его ноздрей вырвался целый сноп искорок, а угольно-чёрная «шерсть» вздыбилась во все стороны, и под ней явственно стала проглядываться тончайшая сеть цвета раскалённого добела железа.

Я встал и подошёл к этому зверю. В воздухе повис характерный запах серы. Огневолк склонил голову, и уставился мордой в землю.

— Ну, здравствуй, мой друг, — проговорил я дружелюбно.

Зверь снова фыркнул, и искры чуть опалили траву, уже начавшую чернеть под его огромными лапами.

Я провёл ладонью по жёсткой «шерсти», ощущая, как та слегка царапает кожу.

— Зачем он тут? — послышался голос Стояны, видно, только что вернувшейся от ручья.

Увлечённый «общением» с огневолком, я и не заметил, как она подошла сзади. Друидка не выглядела испуганной. Она с интересом смотрела на зверя. А мне вдруг вспомнилось, что именно она, хоть и во сне, но «познакомила» меня с Хфитниром, и научила его вызывать.

— Ты ведь знаешь, кто это? — осторожно спросил я.

Огневолк чуть приподнял голову и покосился на друидку.

— Я думала, что они давным-давно вымерли…

— Ты ничего не помнишь? Про Сиверию?

— Нет… хотя… какие-то обрывки снов… когда я лежала в пирамиде Зэм… Но всё смутно, неопределённо. Зачем ты его вызвал?

Я опять погладил голову Хфитнира, пытаясь собраться мыслями.

— Мне кажется, он сам этого захотел, чтобы его вызвали.

— Сам? Почему?

— В прошлый раз, он спас мою жизнь.

Стояна нахмурилась и подошла ближе. Волк чуть оскалился, но по-прежнему стоял не двигаясь.

— Спокойно, Хфитнир! Это свои… Запомни её. И слушайся, как меня.

Не знаю, понял ли зверь мои слова, но скалиться он перестал.

Мы со Стояной поели и стали укладываться спать. Хфитнир сел в нескольких саженях от нас, так и застыв до самого утра. От огневолка исходил приятный жар, который дополнительно согревал нас с друидкой.

Поутру небо затянуло хмурыми тучами, а спустя час полил затяжной мелкий дождик. Капли с шипением опускались на спину Хфитниру, при этом почти мгновенно испаряясь.

В небе мелькнула небольшая тёмная тень, которая стремительно опустилась на одну из веток. Это была почтовая сова.

Птица угрюмо угукнула и уставилась на нас немигающим взглядом своих громадных глаз. Мы со Стояной переглянулись, а потом я неспешно приблизился и попытался снять с лапы послание.

— Что там? — заглянула через плечо любопытная кошачья мордочка друидки.

— Это от Упрямого.

Так как я по-прежнему не очень хорошо читал по-гибберлингски, то лишь спустя несколько минут смог разобрать написанное.

— Твою мать!

Стояна вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.

— Эти дураки решились приручить того ледяного дрейка, что прилетал на праздник Ворейнги-фры, — пояснил я. — Торн Заика завтра собирается провести ритуал вызова Андкалта. Упрямый обеспокоен этим. Пишет, что обращался к Старейшине, но тот согласился с Торном.

— И что?

— Упрямый боится, что «хрустальная ночь» вновь повторится. И теперь по глупости легкомысленных гибберлингов… Ну, дураки, ей-ей!

— Вижу, ты надумал вернуться? — рассердилась Стояна.

— Придётся, — отчего-то сразу стушевался я.

— Но мы же с тобой решили уйти к Голубому озеру, и там…

— Пока пойдёшь сама… Пойми, так надо. Я быстро обернусь в Сккьёрфборх, попробую отговорить и Торна, и Фродди. А потом вернусь.

Стояна побледнела и сжала кулаки.

— Ты… ты… я чувствую, что ты стал холоден ко мне. Только и ждёшь момента… чтобы сбежать.

— Это глупости! — уверено сказал я, но почувствовал, как фальшиво это прозвучало.

— Мы же обручились с тобой! — Стояна продемонстрировала браслет. — Или это тебя тяготит?

Мне нечего было ответить. Потому что я не знал, что именно сказать.

— Я прикажу Хфитниру отвести тебя к нашей хижине и оберегать до моего прихода, — твёрдо заявил друидке.

Девчушка бросила недовольный взгляд на огневолка и тут же отвернулась.

— Ну, что ты… ну… ну…

Друидка молчала. Её лицо сильно побледнело, глаза вспыхнули такой яростью, что я просто не решался к ней приблизиться.

— Опять ты бежишь! — зло проговорила Молчанова, не оборачиваясь. — Опять бросаешь… Тебе только предлог нужен, чтобы уйти. Мог бы не изощряться во всяких…

— Стояна… неужели ты не поняла, что сейчас может приключиться… там… в Сккьёрфборхе?

— А ты понимаешь, что может приключиться со мной? Мы с тобой повязаны… Ты не понимаешь, что случиться, коли уйдёшь!

Я не стал больше с ней ни спорить, ни говорить. Лишь закрепил на Хфитнире котомки и шепнул на ухо о том, чтобы огневолк оберегал свою хозяйку. Потом подошёл к Стояне и попытался поцеловать её в солёную от слёз щеку (губы девчушка умело отвернула). Насильно всунув ей в руку кольцо, я резко развернулся и пошёл налегке прочь.

Неожиданно голову посетила такая мысль, что в нашем мире всё символично. Чтобы не происходило, а его следы — эдакие предвестия, можно увидеть в иных событиях. Вероятно, это и есть те «знаки», о которых мне когда-то рассказывал Фродди. Главное научиться их понимать.

А вот почему я сейчас об этом подумал?

Всё из-за огневолка. Надо же как вовремя кольцо набрало силу! Теперь у меня есть отличный помощник, способный приглядеть за Стояной и защитить её от какой-нибудь угрозы… если та будет.

Стоп! Значит, если следовать моим рассуждениям о знаках, то угроза есть… будет… А кому? Ведь в прошлый раз Хфитнир спасал меня!

Я обернулся, но уже не видел, ни Стояны, ни огневолка.

Возвращаться всегда было плохой приметой. Надеюсь, что я всё же ошибаюсь…

Поначалу идти назад было трудно. И дело не в каких-то физических препятствиях. Тут я человек привычный к условиям походной жизни. А вот то, как нехорошо мы расстались со Стояной, неприятно скребло на душе. Но уже к вечеру отлегло. Убедив себя в правильности собственных действий, я решил идти, не останавливаясь всю ночь.

Уже в сизых предутренних сумерках доплёлся до городского частокола. Стража, молча, пропустила меня внутрь. На улочках было тихо, кое-где на столбах горело масло. В общем, было мирное и спокойное утро.

Первым делом я заявился к Упрямому домой. Стянув, можно сказать, его с постели, стал требовать объяснений.

— Ты немного неверно понял, — сонно пробормотал гибберлинг.

— Тогда давай… рассказывай.

— Я говорил с Торном Заикой, и он пояснил, что Умницы проболтались ему в том, будто они хотят при помощи привезенного Красного Сокровища… рубина, в общем…

— Давай без отвлечений.

— Они хотят попробовать подчинить себе дрейка. Так, по крайней мере, их понял Торн.

— И что дальше?

— Мы с ним ходили к Старейшине, и тот вызвал к себе Умниц. Они заверили нас, что это были лишь мысли вслух.

— Тьфу, ты! А я уж было подумал…

— Да ты постой. Дослушай до конца. Вчера Лайдульф ходил к Ползунам и просил у него «душу турза», которую ты добыл на Стылом острове. Её оставили им на хранение.

— Зачем эта штука Лайдульфу?

— В том-то и весь секрет. Он нечаянно обмолвился, что она ему требуется для какого-то ритуала. Когда я узнал об этом от Ползунов, то вновь стал подозревать Умниц. Снова ходил к Старейшине, но тот отмахнулся. Я понимаю, что он сильно занят, однако…

— Где искать Торна?

— Точно не скажу. Наверное, обходит стражу.

Заику мне удалось найти в восточной части города. Он действительно обходил с проверкой посты.

— Т-ты? — несколько удивлённо проговорил вахтмейстер Сккьёрфборха.

— Я. Не ждал?

Торн немного опешил от подобного отношения.

— Надо поговорить. Наедине.

Мы отошли в сторонку, и я набросился на Заику:

— Что ты слышал от Умниц насчёт дрейка?

— Д-д-да… т-толком ничего… вообще! Ла-а-айдульф случаем п-предложил это.

— Что «это»?

— Г-г-говрит, мол, хорошо б-б… бы дрейка «приручить».

— Кому говорил?

— Д-д-да я его не-е-е знаю. Какой-то че-е-еловек… Я, кстати, т-тоже был против! Э-э-эта ле-э-эдяная сволочь п-п-погубила не-е-емало гибберлингов! За-а-ачем её п-п-п…

— Неужто, Умницы думают, что Фродди это бы одобрил?

— У-у-мницы постоянно г-г-говорят, что на-а-адо что-т-т-то же делать! А вчера у Старейшины в-в-в… в сердцах Лайдульф заметил, ч-ч-ч… что, если горные на-а-ароды… д-д-д… д-дикари могут призывать д-д-д… дрейка, то че-ем мы хуже?

— А где Красное Соровище?

— К-к-какой с-сокровище?

Тут пришёл черёд удивляться мне. Но тут же голову посетила разумная мысль, что, скорее всего, Фродди и Умницы никому не говорят о моих «подарках».

— Живо идём к Старейшине! И прикажи, чтобы кто-то вызвал Умниц туда.

Торн недовольно пожал плечами, но послушался. Вскоре мы заявились к дому Непоседы. Старейшина уже не спал. Он сидел в дальней части комнаты и курил трубку.

Казалось, что мой приход его нисколько не удивил.

— Доброе утро! Извините, что так рано… А где рубин и «слеза джунов»?

— Рубин взяли под охрану Умницы, а «слеза джунов» у меня…

— Говорят, что Лайдульф желает попробовать приручить дрейка?

— Пустое. Я вчера говорил с Умницами. Они вполне осознают, какой опасности можно подвергнуть жителей острова, если призвать сюда Андкалта. Дрейк — это ни корова, ни лошадь, ни коза. Да и что значит приручить? Даже дураки понимают, что арвы или урги использовали его ни как домашнюю скотину.

— Ну, да, — согласился я. — Эта тварь одно время пожирала их самих, пока горняки не придумали иной способ избавляться от периодических налётов дрейка, и не решили натравливать его на вас, гибберлингов.

Внутрь заглянул посланный за Умницами ратник. Он безразличным тоном заявил, что тех нет дома. И судя по тому, что ему пояснили соседние семейки, «росток» Лайдульфа ещё с вечера ушёл в сторону Острого гребня.

— Сам? — удивился Старейшина.

— Нет… с ним отправился с десяток ратников. И какие-то люди… кажется, из недавно прибывших торговцев. Кажется с Эльджуна…

— Откуда? Твою мать! Прикажите, чтобы дозорные всех разбудили. Скоро может начаться такая потеха, что мало не покажется!

Честно говоря, я и сам толком не понимал, что происходит. Но явно ощутил острую угрозу.

Выскочив наружу, я скорым ходом бросился к северным воротам. При этом подспудно пытаясь сообразить, что делать дальше.

— П-п-постой! И я с т-тобой! — прокричал Торн, выбегая следом.

— Шевелись!

Одно время мы шли молча. Честно говоря, во мне всё кипело. Так хотелось выговориться… вернее, просто выматериться. Но что Торну до этого?

— Надеюсь, что ваш Лайдульф в своём уме! Помню, как его семейка жадно поглядывала на рубин.

— Т-ты на них наго-о-овариваешь! — защищал Умниц Торн. — Считаешь, они х-х-хотят п-п-продать камешек? Э-э-это смешно.

— Продать — полбеды. Лишь бы не решились на этот нихазов ритуал! — бросил я вахтмейстеру. — А если это так, то, интересно, как они его собираются совершать? Лично я им не рассказывал, что для этого надо…

— А-а-а вы знаете ч-ч-что?

— Можно и так сказать.

— Умницы вс-с-с-тречались с П-ползунами. Т-те большие зна-а-атоки обычаев… всяких… Может, они и-и-и поведали о ри-итуале.

О Ползунах упоминал и Упрямый. Правда, он отметил, что Лайдульф захотел взять у них «душу турза».

— О, Сарн! Что же происходит? — проговорил я слух.

— А-а-а если им у-у-удасться по-о-дчинить дрейка? — настаивал Торн.

— Ты сам в это веришь?

Вахтмейстер неопределенно пожал плечами.

На небе стала заниматься алая заря. Проснулись птицы, которые радостно защебетали, объявляя о том, что утро уже вступило в свои права.

И снова подумалось, что эта мирная картина начинающегося дня явно не сулит ничего хорошего. Обычно всё плохое начинает происходить на пике «благополучия». И как тогда говорят: «Ничто не предвещало беды».

Эх! Успеть бы до начала ритуала… А если не выйдет? Как, интересно, я собираюсь бороться с дрейком? Сомневаюсь, что мой лук и зачарованные стрелы чем-то помогут.

А понимает ли Торн, что нас всё же ожидает? Или думает, что так запросто отыграется за прошлый раз, за Ворейнги-фры?

До Острого гребня нужно было идти ещё вёрст десять. У Умниц была фора — целая ночь. И если они уже там, и начали ритуал (а так, скорее всего и было), то, надеюсь, что дрейк не прилетит в мгновение ока. А значит у нас будет время, чтобы отреагировать…

Так я сам себя успокаивал. А ноги меж тем несли меня вперёд.

— С-стой! — резко одёрнул меня Заика.

Я услышал далёкие голоса. Ветер, загулявший среди деревьев, конечно, их приглушал, но всё одно впереди кто-то был.

Мы осторожно прокрались через лещину и оба ахнули: на берег, что открывался за рощей, неспешно целыми группами прибывали «пузыри» в которых находились вооруженные арвы. И всё бы ничего, но в стороне шагах в трёхстах было пришвартовано небольшое судёнышко. Совсем недалеко от него стояли Умницы и около десяти неизвестных людей.

— И как это понимать? — сам у себя спросил я.

Но Торн решил, что вопрос адресован ему.

— Не может быть! — гибберлинг даже перестал заикаться. — Не может быть… Неужели измена?

16

Эту далёкую тень, скользящую в астрале, трудно было спутать с чем-то иным. Всё-таки им удалось вызвать дрейка.

Кстати говоря, теперь, было ясно, как прознали про ритуал: несколько арвовских жрецов стояли подле Умниц. А рядом лежали трупы ратников, которые отправились к Острому гребню вместе с Лайдульфом, а также несколько дозорных, нёсших свою службу у джунского портала.

Такого предательства мы с Торном не ожидали. В голове не укладывалось, что принудило Умниц на подобный шаг.

Ритуал, между прочим, совершали не они, и даже не жрецы.

Возле тел высился худой человек, который в одной руке держал окровавленный рубин — то самое Великое Красное Сокровище, а в другой на деревянной подставке «душу турза».

Даже не смотря на солидное расстояние (сейчас нас разделяло где-то полторы сотни шагов), я легко определил, что тот человек хадаганец. У него было смуглое лицо, явно обветренное ветрами и опаленное солнцем пустынь; короткие черные как смоль волосы, широкий нос. Незнакомец был одет в плотно прилегающие к телу штаны и рубаху, подвязанную кожаным ремнём. На поясе виднелся длинный тонкий меч солоханского типа, что тоже доказывало принадлежность незнакомца к Империи.

Он был поглощён своими колдовскими делишками, и, казалось, никого не замечал.

У берега было пришвартовано небольшое судёнышко. В полусотне шагов от него виднелся лагерь с матросами. Вот они, скорее всего, не были хадаганцами. Мне отчего-то тогда подумалось, что это контрабандисты с Эльджуна.

— Быстро… в город, — прохрипел я Торну. — Сообщи, что тут происходит.

Заика, кипевший от ненависти по отношению к Умницам, совладал с собой и, кивнув на прощание, бросился к Сккьёрфборху.

Так я остался один. Необходимо было продолжить наблюдение за высадкой дикарей. И, кроме того, следить за ходом ритуала. Дрейк пока не сильно торопился к берегу. Возможно, хадаганец пытался держать его на расстоянии, пока арвы полностью не соберутся на твёрдой земле.

Среди прочих еле слышных разговоров, я различил имя незнакомца. Лайдульф назвал его Ильяс. Конечно, полностью я не был уверен: прибрежный ветер сильно приглушал речь.

Мозг безжалостно жалила мысль о том, какова роль Умниц во всей этой котовасии.

То, что началось очередное вторжение, да ещё при поддержке каких-то имперских хлыщей, в этом не было сомнения. В отличие от прошлого нападения, на стороне горняков теперь уже был тот самый дрейк, который уничтожил множество гибберлингов на весеннем празднике.

Как и Торн, я просто не мог поверить в предательство Умниц. Честно скажу, что искал хоть какие-то оправдания их действиям, но никак не мог этого сделать. Внутри кипела злоба… Такой… обиды, что ли, мне уже давно не приходилось испытывать.

Представляю, каково Торну. Ведь и Лайдульф, и его сестра со средним братом, как-никак соплеменники Заики, а не какие-то варвары с далёких островов. А то уважение, которым пользовались Умницы на Корабельном Столбе… Неужто они так запросто его растоптали?

Почему Умницы всё это сделали? Задавай я это вопрос хоть сто раз, а факт всё одно оставался неизменным. И главное — на него не было никакого ответа. Оставалась только банальная измена.

Продались… за деньги, или что иное, но продались…

Ладно, Бор, пусть пока будет такое объяснение. Вот коли схватишь эту троицу, вот тогда узнаешь что да к чему.

Горняки продолжали высаживаться один и за другим. Через полчаса на берегу уже насчитывалось около полутысячи арвов. Среди их воинов уже не было таких, кто вооружён лишь костяными дубинками. У многих были копья, топоры. Попадались и мечники… Хотя последние, судя по всему, были явно не сильны в управлении подобным оружием.

Дрейк наворачивал круги в астральном море, при этом всё же неуклонно становясь ближе к берегу.

Наконец, кто-то из командиров арвов додумался выставить первых дозорных у опушки леса. Поэтому я осторожно переместился в сторонку, поближе к хадаганцу.

Плана дальнейших действий у меня пока ещё не было. Я старательно наблюдал и гадал о том, успеет ли город подготовиться к очередной битве. И ещё: хватит ли у гибберлингов сил? Надо было бы им что-то срочно предпринимать. Бить тревогу, слать гонцов в столицу или в свои землячества. Иначе их ждёт печальный конец. Ведь судя по веренице «пузырей» сюда на остров прибывает немалое войско.

Эх, говорил же Старейшине, что в первую очередь следует укрепить стены Сккьёрфборха. Дикари не сильны в штурме крепостей… Хотя, гляжу, добровольных помощников им хватает.

И всё же, Бор, что объединяет Умниц, горняков и этих вот… с корабля?

Я вновь посмотрел на судно. Ничего особенного… вроде как лигийское… Жаль, конечно, но в кораблях не особо смыслю… Несколько пушек, характерный для Кании киль… навряд ли, всё же, оно имперское. Иначе местные мореплаватели бы давно доложили о подозрительном вражеском судне. А так и особого внимания не привлечёт. Как вот случай с «Филином»…

Стоп! — и тут меня осенило. Не знаю, было ли то свыше подсказка, или я такой молодец, но пришедшая в голову «пакость» имела такой сладкий привкус мести, что не было сил сдержаться.

Эта была авантюра. Да такая авантюра, что аж кровь заиграла!

Не страшно, коли враг силён числом. В этом может быть и его слабое место… И поможет мне в прореживании рядов… дрейк.

Подобраться к кораблю было не так уж и сложно. На палубе дежурил ленивый матрос, сидевший на бочке у трапа и куривший длинную трубку. Остальные его товарищи расположились на берегу, и при этом тоже с некой ленцой поглядывали на магические пассы хадаганца. Умницы стояли возле последнего и, видно, о чём-то с ним договаривались.

Я живо накрутил на древко стрелы наконечник. Затем чуть приподнялся над кустом и прицелился.

Спокойно… раз… два… и — выстрел.

Слава Сарну, никто в этот момент в мою сторону не глядел. Стрела завиляла оперённым хвостом и живо помчалась в цель. Секунда и длинное лезвие наконечника вонзилось в шею дежурного матроса.

Его лицо скривилось в немом удивлении. Трубка вывалилась за борт, а через несколько секунд туда же отправился и он сам.

Так, Борушка, начало положено… действуй дальше.

Но идти к кораблю нужно было по открытому участку берега. А, значит, меня быстро могли засечь. Нужен был отвлекающий манёвр. Им послужило приближение дрейка.

Он промчался в сотне саженей от берега. И люди, и даже высадившиеся арвы вдалеке с интересом уставились на выкрутасы Адкалта.

Н-да, не всякий раз выпадает поглядеть вблизи на столь могучего монстра.

Люди вместе с Умницами заворожено уставились на гигантскую тварь, заканчивающую облёт этого участка берега, и вновь намеревающуюся уйти вглубь астрального моря, чтобы совершив круг, в следующий раз уже полностью войти на остров.

Мои ноги почти, что сами собой тут же заспешили к трапу. Слава Сарну, удача пока не отворачивалась от меня. А матросы, гибберлинги и хадаганец продолжали поглядывать на дрейка.

Взобравшись на борт судна, я быстро осмотрелся и приблизился к одной из пушек, смотрящей в астрал. Честно говоря, как из них стрелять, мне было неведомо. Надежда была на то, что мне удастся разобраться по месту. Но этого не произошло.

На крепком лафете была закреплена длинноствольная пищаль. Снизу деревянные подножки, справа что-то похожее на рычаги.

Твою мать! Что же делать? Как этой штукой управлять?

Нажал, потянул, дёрнул… Пищаль тихо зажужжала. Я тронул рукой один из стрежней-рычагов, и тут пушка послушно повернулась чуть влево.

Так-так-так… Тронул ещё раз и ствол вернулся в исходное положение.

Оказывается тот деревянный помост, на котором стоял лафет, был частью какого-то поворотного устройства. Один из рычагов заставлял лафет вместе с пищалью вращаться из стороны в сторону. А второй — регулировал высоту подъёма ствола.

Мои движения были слишком резкие. И от того орудие никак не могло навестись на приближающегося дрейка. А с каждой секундой времени на выстрел становилось всё меньше. Пару минут, и эта тварь вообще уйдёт из зоны действия пищали.

— Та давай же, Нихаз его дери! — сердился я, пытаясь прицелиться.

Но это было только половиной дела. Как стрелять? За что тут дёргать? Нажимать? Сюда что ли надавить-то?

В-в-ву-у-у-у! — так загудело в стволе орудия, и тут же из его нутра вырвался ослепительный шар, который очень быстро полетел к дрейку.

В цель, конечно же, я не попал. За то замедлил полёт Андкалта. И мало того… кажется, разозлил его. Дрейк ловко обошёл «шар» и сменил траекторию, направляясь прямо к кораблю.

Второго выстрела не вышло: пищаль ещё не успела подзарядиться. А тут ещё ко мне уже вовсю бежали матросы.

Я снял с плеча лук, приблизился к борту и выпустил зачарованную стрелу.

Взрыв мигом остудил все желания противника. Люди хватались за голову и бросались назад в укрытие. Для большей верности я выпустил ещё одну стрелу.

И тут звук гудения пищали стал тише.

Готова! — обрадовался я. — Ну, давай-ка братец Бор, ещё раз бахнем, — прошептали губы, когда я вновь вернулся к орудию.

Дрейк стремительно мчался к кораблю. Я чуть приловчился и уже не так сильно дёргал за рычаги. Наконец, посчитав, что уже всё готово для следующего выстрела, наступил на деревянную подножку справа.

В-в-ву-у-у-у! — ослепительный шар заспешил прямо к Андкалту.

Тот резко взмахнул крыльями, пытаясь сойти с траектории, но уже было ясно, что он сделать это не успеет.

— Ну, же! — подбадривал я сам себя, замерев у пищали. — Давай, родименький… врежь ему!

Шар пробил кожаную перепонку правого крыла, и летающая тварь закружилась юлой. Дрейка понесло в сторону от корабля. Я ещё надеялся, что успею сделать и третий выстрел, но чудовище хоть и с трудом, всё же смогло остановить вращение. Правда, при этом его занесло в длинную вереницу «пузырей» с арвами.

В результате столкновения какая-то их часть разлетелась в стороны, а дрейк из последних сил дотянул до берега и рухнул на землю.

Вышло даже лучше, чем я задумывал. В своей бессильной злобе раненный Андкалт не мог добраться до корабля, и потому набросился на тех, кто был ближе — горняков. Изо рта чудища вырвалась белёсая дымка, которая вмиг превратила ближайших дикарей в застывшие ледяные изваяния.

Несколько секунд я разглядывал начинавшуюся на берегу битву, а потом стал готовиться к отступлению.

Хадаганец и Умницы оставались достаточно далеко от меня. Конечно, можно было бы попробовать достать их зачарованной стрелой, но тут от арвов отделился довольно большой отряд, который стремглав бросился ко мне.

Живо спустившись по трапу вниз, я заспешил к роще. Уже достигнув её, позволил себе обернуться и посмотреть, что творится на берегу.

Многочисленные арвы облепили дрейка, словно муравьи гигантского жука. Не думаю, что теперь этот монстр, лишённый возможности маневрировать в воздухе, так легко отобьётся. Это дело каких-то минут. Зная горняков, скажу, что они явно не отстанут, пока не уничтожат своего ослабленного Ледяного бога. С них станется!

Небось, ещё потом будут спорить друг с другом, кто именно отсёк голову Андкалту!

И тут меня посетила мысль: «Чтобы делали гибберлинги, если бы сейчас эта тварь вновь налетела на город? Астральные пушки внутри острова не действуют, так что сбить дрейка у них бы не вышло. А стрелами его тело не прошибёшь… да и не достанешь. В общем, не попади я сейчас ему в крыло… то дальнейшую картину не трудно представить».

Молодец! Ай, да молодец! — хвалил сам себя. — Теперь у гибберлингов… у нас, — поправился я, — есть шанс побороться за остров… А что до Умниц: так это ещё не конец! Время нас ещё рассудит.

Настроение мигом приподнялось. Скинув лук с плеча, я сделал пару выстрелов взрывными стрелами по приближающемуся отряду арвов, а потом скрылся среди деревьев.