Глава восьмая Тени прошлого

От истока течет река, от предков идет корень, от сердца твоего — сила.

Белградская поговорка

От костра тянуло дымком и аппетитным запахом доходившего мяса. Оттуда долетали голоса: звонкий — брата и мягкий — матери. Всеволод сидел на нагретых солнцем деревянных мостках причала и смотрел на солнечные искры, пляшущие по поверхности изумрудной воды. Сидеть так ему было непривычно, да и не в охотку… С большим удовольствием он сейчас присоединился бы к отцу и дядьке Мстиславу, да пострелял бы по старому дырявому ведру или посшибал бы с елок рыжие шишки. Или за мясом последил, тоже ничего себе занятие. Все лучше, чем сидеть и на воду пялиться. Небось водяной дед отсюда не вылезет, место уж больно неподходящее. Для того заводь нужна, болотинка. А тут — пара верст вниз и самая стремнина.

Но — сидел и не спешил никуда убегать. Потому что рядом, подогнув колени, сидела Яра. И так же, щурясь, глядела, да только не на воду, а на свой собственный оттопыренный палец. И даже не на палец, а на тонкий желтый ободок на нем и синенькую искорку в центре. Перстенек, да еще с камешком редким, подарок на именины.

— Смотри, потеряешь, — предостерег он, наблюдая за Ярой.

Знакомы они были с самого рождения. Выросли вместе, и не счесть сколько раз вдвоем удирали из дома, прихватив по краюхе хлеба или по румяной ватрушке — в лес, искать птичьи гнезда или выслеживать осторожную лисицу. Не для шкуры, а так, посмотреть. Однажды на них дикая свинья вышла, с поросятами. Яра тогда здорово испугалась, но виду не подала. Свой, в общем, «парень». Надежный.

А сейчас что-то изменилось. И ходить Яра стала как-то иначе, плавно… Не шла, а, вот верное слово — выступала, словно боялась расплескать невидимую миску с водой. И смотрела-то так, будто испытывала: что скажешь, молодец, что сделаешь? Достоин ли меня? Надо сказать, основания так задаваться у нее были. Всеволод и сам не заметил, как из тощей козы выросла такая вот березонька — заглядеться можно. Он и заглядывался, чего греха таить… Но, чтобы Яра не сильно задавалась, иногда подначивал.

— Почему это — потеряю? — вскинулась девушка.

— Так велико колечко-то. Не по пальчику.

— Скажешь тоже… — Она помолчала, но потом все же решила снизойти до объяснения. — Это нарочно так подбирали. Я-то еще расти буду, а колечко-то нет. Вот и подгадали, чтоб и когда вырасту впору было.

— Потеряешь, — продолжал подначивать Всеволод. И улыбнулся, чтобы девушка не вздумала обидеться.

Яра покачала головой. Но под светлым солнышком как-то не тянуло ссориться.

— Ты сказку-то начал… — неуверенно проговорила она. Всеволод с изумлением заметил в ее голосе просительные нотки. Давно он их не слышал.

— Какую сказку? — даже не сразу вспомнил он.

— Про старого волка. Доскажи, а? Страсть как интересно, что с ним дальше-то стало.

— Это не сказка, — склонил голову Всеволод, — это на самом деле было. Так что конец-то не очень счастливый…

— Все равно расскажи, — жалобно протянула Яра.

Парень закрыл глаза, словно вспоминая. Хотя вспоминать не было нужды, историю эту он знал наизусть.

— Старый волк решил убить охотника, — заговорил он медленно, словно сам прислушивался к своему голосу, — хоть бы пришлось ему весь остаток жизни того искать. Но боги милостивы — не пришлось. Потому что охотник пообещал своей невесте во что бы то ни стало добыть Старого волка и бросить его шкуру у очага. Так что прошло совсем немного времени, и они встретились — на мосту, переброшенном через речку. Волк прыгнул на него и мощным прыжком сбил с ног. Охотник едва успел выдернуть из-за голенища нож…

— Про то, как они сражались, можешь пропустить, — сказала Яра, — ты дальше сказывай.

— Эх ты! Про то, как дрались — это же самое интересное!

Яра не возразила, но смотрела так выразительно, что Всеволод с сожалением вздохнул и продолжил:

— Старый волк сжал зубы на горле охотника, а тот вонзил нож в его бок по самую рукоять… И так они, обнявшись, словно братья, поднялись к Порогу. А встретил их могучий Перун. Посмотрел он внимательно сощуренными глазами и повелел, что срок жизни их еще не исчислен, и должны они вернуться на землю.

— Оба?! — обрадованно воскликнула Яра.

— Оба. Да только бог положил им наказание. Чтобы впредь неповадно было нарушать волю Старших. Должны они были поменяться телами. Охотник обернулся в шкуру волка, а Старый волк стал охотником. Бог предупредил охотника, чтобы тот домой не возвращался, потому что люди не узнают его и даже могут убить. Но охотник был смелым человеком. Он ответил, что другие, может быть, и не узнают его, но уж невеста-то не ошибется.

Оба так увлеклись старой сказкой, что не заметили, как стихли голоса на поляне.

— Он вернулся?

— Они оба вернулись. Только вышло все, как и сказал Перун — невеста не признала охотника в волчьей шкуре. И обняла Старого волка.

— Да неужто сердце ей не подсказало? — ахнула Яра и взмахнула руками.

Сверкающий ободок соскользнул с тоненького пальчика и без всплеска ушел в воду.

— Ой! — Яра в испуге прижала пальцы ко рту.

— Вот тебе и «ой», — наставительно сказал Всеволод, — я ж тебе говорил — потеряешь. Влетит? — спросил он. Девушка только кивнула, не отводя взгляда от точки на воде, куда упало колечко.

— Да ладно, не горюй, — мальчик встал, расстегнул пояс и рывком стащил через голову рубаху, — сейчас я его достану.

— Ты что! Где ты его достанешь, течение-то какое! — Яра едва не плакала. — Оно, поди, уже у островов.

— Оно же золотое. Значит — тяжелое. Далеко не уплывет. Тут рядом лежит. Я его найду, — пообещал Всеволод и нырнул в теплую воду.

…Она была прозрачной, и лучистое кольцо Яры мальчик заметил почти сразу. Оно блистало в самых зарослях длинной колыхавшейся травы. Всеволод знал, как опасно забираться в такие места, но там наверху Яра ждала свое колечко. Он отвел руками зеленую бороду и сцапал желтый ободок с синей искоркой в нем. И, с немалой радостью предвкушая, как восхищенно ахнет девушка, рванул назад, к свету.

А и не тут-то было! Потревоженная «борода» крепко оплела его ногу, вцепилась, словно вражьи руки. Мальчик дернулся раз, другой… Трава держала крепко и не собиралась отпускать свою добычу. Мальчик привычно потянулся за ножом, но тут же вспомнил, что подарок отца остался там, у костра, где две семьи собрались проводить седмицу. Он забился, как рыба в донке, и едва не «схватил огурца», но вовремя опомнился. Сберегая остатки воздуха, он тихонько, скупым и осторожным движением опустился вниз и вгляделся в зеленую бороду. Да-а, намудрил водяной дед, накрутил, напутал. Но распутать можно. Побольше бы времени, Всеволод справился с закрытыми глазами. А тут легкие уже начинали гореть. А пуще этого подгоняла мысль, что там, наверху, Яра с тревогой вглядывается в воду и, заметив неладное, не преминет позвать на помощь. И прибегут батя с дядькой Мстиславом, да найдут его, уже отрока, спутанного, как лягушонок. Ой, стыдно-то будет! Да и влетит почище, чем Яре за колечко.

Подгоняемый этой мыслью больше, чем близкой опасностью, мальчик тянул и рвал зеленые пряди, но чем больше он их дергал, тем туже затягивался узел на лодыжке. Мелькнула предательская мысль что ему, пожалуй, и не спастись. А сразу следом за ней — другая: разве же Водяной дед враг ему, мальчишке из рода Волка? Да быть того не может! Всеволод даже улыбнулся и, внезапно успокоившись, мысленно попросил: «Ну, будет уже, дедушка. Понял я все. Пусти, а…»

И борода, словно ждала этого, немедленно развязалась, а большая и мягкая водяная лапа подтолкнула мальчишку назад, к воздуху и свету.

Сколько он был под водой? Две минуты? Три? Вряд ли больше, Всеволод никогда не умел задерживать дыхание надолго. А показалось — вечность. Хватаясь за мостки одной рукой, он шумно дышал, пытаясь прогнать предательское головокружение и остановить хоровод блестящих звездочек в глазах. И не сразу понял, что Яры нет.

— Ну, как есть, помчалась за помощью, — недовольно пробормотал он, отплевываясь и вылезая из воды. Надежда на то, что происшествие удастся скрыть и избежать наказания, испарилась.

Он вылез, отряхиваясь и отфыркиваясь, словно большой пес. И вдруг даже не заметил, а, как тот же пес, почуял неладное. Вдоль позвоночника скользнула холодная змея. И уже в следующую секунду он понял, что его насторожило: звук чужого мотора. Причем, спроси его, чем мальчишке не понравился звук — ведь не сказал бы. Мотор как мотор, мало ли на их речке катеров. Но вот поди ж ты — насторожил. Он машинально натянул рубаху на мокрое тело, застегнул ремень.

Всеволод хотел было кликнуть Яру, но почему-то не стал, и, сам себе удивляясь, молча рванул на высокий берег.

* * *

От костра поднимался ровный и густой столб темного дыма, словно его потушили, опрокинув туда котел воды. Но зачем тушить костер? Они не собирались покидать гостеприимный берег так рано, дома хотели быть лишь ближе к ночи. А то и заночевать, если дождя не будет.

Вокруг были как попало разбросаны коврики, лежали перевернутые миски, валялся нож. Его нож. Инстинктивно Всеволод подобрал его и сунул в ножны на поясе. Что случилось? Где все? Отец, мама, братик Дан, сестричка Изяслава? Дядя Мстислав и тетя Лада? Где Яра? И почему же, боги светлые, тихо-то так кругом?

Не помня себя, Всеволод бросился туда, где ему послышался звук чужого мотора. Туда, где качался в легкой волне и их собственный большой катер.

Но катера не было. Ни родного, ни чужого.

Всеволод покрутил головой, стараясь поймать звук мотора и яснее определить направление. Куда они все делись, пока мальчик, как лягушонок, бултыхался в воде? И, главное, зачем? Не могли же они его тут бросить. Да и все остальное… Батька первый всыпал бы сыночку по первое число, оставь он где-нибудь дымящий костер. Что такое лесной пожар в их роду понимали все.

Взгляд мальчика упал на траву под ногами. Это же… Эти бурые капли — кровь?

Он упал на колени и втянул воздух носом. Кровь. Не ошибешься. Запах свежей крови ни с чем не перепутаешь. Что-то случилось. И ушли родичи не сами, — понял Всеволод, — их увели. Кто? Разбираться некогда — нужно спасать!

Мальчишке даже в голову не пришло, что он мало что может один против того, кто справился с двумя взрослыми мужиками, далеко не последними в роду воинами. Он даже не подумал о том, что вряд ли сможет пешком, по берегу, нагнать быстроходный катер. Он просто бросился за звуком мотора, стараясь, как учили, сберегать дыхание. Заблудиться он не боялся — чай, катера посуху не ходят, а река — вот она, никуда не денется.

Он бежал вдоль берега, чуя кожей, что время на исходе, что он не успевает. Звук чужого мотора давно заглох вдалеке, лишь иногда ветер доносил что-то похожее на слабый рокот, который с каждым разом становился все тише и тише. Всеволод приналег, не обращая внимания на ставший неровным берег, и едва не поплатился за это, чуть не подвернув ногу. Сгруппировавшись, он снова вскочил, цепляясь руками за землю, и снова рванул вперед, почти касаясь кончиками пальцев земли. Жуткое неудобство от такого способа передвижения исчезло почти мгновенно. Тело перераспределило тяжесть на две передние конечности, бег стал куда быстрее, прыжок — длиннее и мягче. Всеволод сначала испугался оттого, что мгновенно ухудшилось зрение, мир потерял краски и словно подернулся дымкой, да и угол зрения сместился. Но зато в уши ударили звуки: шелест воды, шум ветра в лесу, крик птиц. И самое главное — отчетливый звук ДВУХ моторов, одного — очень знакомого. Мальчик повел носом и различил тянущиеся за катерами запахи сгоревшего топлива, железа, крови и слабый уже, но хорошо различимый запах своих. Родичей. Волковых.

Он бросился следом за теми, кого неизвестные увозили на катерах явно с недоброй целью, бросился на четырех лапах, держа по ветру длинный вытянутый нос-радар. Сила предков, как и говорил дедушка Артай, проснулась, лишь возникла в этом нужда.

Радоваться этому было некогда. Гордиться тоже. Всеволод припустил изо всех сил и почувствовал, что нагоняет шустрые моторы.

* * *

Всеволод лежал, укрывшись в траве высотой в полколена, чуть не в десяти шагах от корявой бревенчатой избы или, скорее, сарая, правда, с трубой. Должно, какое-то отопление тут было. Сарай был заперт на задвижку, а у самых дверей прямо на поваленном бревне сидел здоровый детинушка, белобрысый, в холщовых портках, кое-как заправленных в сапоги, и рубахе без знаков рода. Разобрав это, волчонок прижал уши и еле сдержал тихий рык.

О том, что на островах раньше были разбойники, про то Всеволод знал. Но он также знал и то, что на разбойников этих дружина поместная ходила. Потрепали татей знатно, вроде бы ни один не ушел. Но тому лет пять как минуло. И с тех пор всегда было тихо. Так что же это — опять?

Волчонок осторожно повел носом. Он не ошибся. Они все были здесь. Кто-то ранен, пахло кровью. Родной кровью. Всеволод не знал, как это получается, но ошибиться или перепутать такие вещи было совершенно невозможно, как невозможно спутать соленое и сладкое или горячее и студеное.

Надо сказать, новое тело, так подсобившее недавно, слегка разочаровало парня. Конечно, бежать так было не в пример легче и быстрее. Да и плавать — волчонок пять раз благословил покровителя рода, пока добирался на остров. Разбойники устроились основательно, не забыли даже сторожевую вышку, так что у плывущего человека шансов не было никаких. Стоило на миг высунуть голову из воды, чтобы вдохнуть воздуха — и принимайте, светлые боги. А зверя, может, и заметили, но не тронули. Плывет себе какой-то щенок по своим делам — ну и пусть его. На шкуру пока все равно не годен — маловат. Именно это обстоятельство и разочаровало парня жестоко: берсерк из него получился справный, четыре лапы, хвост, два острых уха и целая пасть отличных острых зубов… Только вот мощи совсем не было. Вместо матерого зверя вышел из Всеволода оборотень-волчонок. Худой, долговязый, немного нескладный, с выпирающими лопатками и непропорционально большими щенячьими лапами. Не волк, а недопесок какой-то. Обидно…

И вот с этим, с позволенья сказать, телом и придется идти в бой против всемеро превосходящего противника. Именно столько разбойников насчитал волчонок в окрестностях. К слову сказать, для разведки тело оказалось самым подходящим, в нем было легко следить, прятаться, а особенно вынюхивать и подслушивать. Большущие уши, стоило их повернуть в нужную сторону, словно антенну, настраивая на нужную частоту, отчетливо разбирали разговор вполголоса за двадцать шагов. Именно так волчонок и узнал, где искать родичей. А еще узнал он такое, во что поначалу не поверил. Скрали их не для того, чтобы выкуп с рода взять.

Он лежал против двери уже почти полчаса, и не знал, на что решиться. Идти выручать своих волком или сначала обернуться назад. В том, что это у него получится, стоит лишь пожелать, Всеволод не сомневался. Сомнения были лишь в том, что удастся снова перекинуться в волка, ведь он так и не понял, как это вышло. С одной стороны, в привычном теле как-то сподручнее — крючок на двери откинуть, еще что. А с другой — оружия-то все одно — никакого. Даже ножа завалящего — и того нет, на берегу остался, там, где Всеволод неожиданно для себя обрел древнюю силу своего рода. Как опала с него одежда, так вместе с ремнем да с ножом там и осталась.

А у волчонка целая пасть оружия. Так само в бой и просится — Всеволод отчетливо услышал, как зубы его сами собой клацнули. От неожиданности он даже припал к земле — таким громким показался ему звук. Но тать, стороживший вход, ничего не услышал, продолжая сидеть и таращиться в синее небо, считать одному ему ведомых ворон.

Это и подтолкнуло волчонка к действию. Припав к земле, он стремительно и неслышно преодолел оставшееся до врага расстояние, и, сжав новое тело, как тугую пружину, внезапно и стремительно бросил его на здоровяка.

И тут же понял, как ошибся. Тело волчонка было быстрым, но слишком легким. А здоровяк только казался сонным. Заслышав шорох, он обернулся, прямо не хуже волка, и принял зверя, целившего в шею, на сгиб руки. Изумленно распахнулись голубые, совсем детские глаза, но крика, которого так опасался Всеволод, не последовало. Разбойник здорово удивился, но совсем не испугался.

— Ты чего, псина? — ошалело пробормотал он и тряхнул рукой.

Всеволод разжал челюсти, шлепнулся в траву, но тут же подпрыгнул снова, целя туда, куда наметил с самого начала — в горло.

— Спятил, — буркнул здоровяк, легко отклоняясь и отправляя волчонка метким пинком в кусты, — бешеный, что ли?

У парня помутилось в глазах и сперло дыхание. Оказалось, в волчьем теле, таком удобном, драться-то сподручно лишь тогда, когда ты и родился волком. А человеку в нем неловко: кулак норовит сунуться поперед зубов, а какой у волка кулак? Может, от железных когтей и был бы толк, да только парень их машинально поджал, вот незадача! Подвело его волчье тело, ох подвело!

И тут случилось то, что заставило его волчьи уши загореться от стыда — здоровяк захохотал. Глядя на Всеволода во все глаза, он хлопал себя ладонями по коленям и закатывался, словно услышал хороший анекдот.

— Так ты, щенок, выходит, не совсем щенок, а?

Всеволод припал на передние лапы и зарычал. Показалось — грозно. Но здоровяка это развеселило еще больше.

— Ну-ну. Ведуну тебя подарить, что ли?

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, и мальчик лихорадочно соображал, что делать. Но разбойник сообразил первым. Он сделал обманное движение, и Всеволод, хоть и учен был, купился как… щенок. Метнулся туда, где разбойника уже не было, острые зубы бесполезно клацнули в воздухе, а здоровенная длань сгребла звереныша за шкребень и мощно приложила о дубовую стену. У волчонка в голове помутилось, но сознание удержалось. Выходит, впрямь волчье тело надежнее человечьего и крепче.

Здоровяк откинул дверной крюк и швырнул Всеволода в полутьму сарая. Или все-таки избы? Уже падая, тот различил, как захлопнулась за ним дверь и щелкнул крючок. Спас называется! Попал как кур в ощип.

— Ой, волчонок! Смотрите, какой забавный! — голос Изяславки, сестры, прозвучал колокольчиком и выдернул мальчишку из ступора. Мотая головой, он поднялся на четыре лапы и огляделся.

Окон в избе не было, это Всеволод еще снаружи заметил, так что, несмотря на белый день, тут было темно, как в подполе. Но мальчику это ничуть не мешало отчетливо разглядеть всех своих родичей: отец с дядей Мстиславом, мама, сестричка, которой он понравился в его новом теле, Дан, тот, похоже, дремал, тетя Лада. И Яра. Она сидела, выпрямившись, и неотрывно смотрела на молодого волка.

Родичи были связаны. Женщины и дети — веревками, а мужчины какими-то железными стяжками, такими, что не порвешь. Они тут не раз попробовали, вон запястья-то как измяты… А еще, похоже, привели их в этот сарай с мешками на головах, да потом они освободились — мешки валялись рядом. Все это Всеволод различал очень отчетливо, несмотря на темноту. Гораздо лучше, чем в прибор ночного видения, который как-то дал ему опробовать дядя Мстислав. Волчьи глаза оказались способнее.

Открывшаяся дверь впустила немного света и тут же захлопнулась, так что родичи почти ничего разглядеть не успели. Кроме Изяславки, сидевшей ближе всех к двери.

— Кто здесь? — негромко спросил отец. Голос его был спокойным.

Не зная, как дать о себе знать, Всеволод попытался тявкнуть.

— Я же говорю, это волчонок! — крикнула сестра.

— Всеволод? — неуверенно спросила мама.

Мальчик опешил.

Словно уловив его недоумение, отец хмыкнул:

— Ты еще в зыбке пару раз перекидывался. Мы даже ведуна звали, думали, может, древняя сила проснется. Вот и проснулась. Ну, что сидишь? Раз догнал, так выручай, волк.

Опомнившись от изумления, что его тайна и никакая не тайна вовсе, Всеволод подскочил первым делом к отцу.

— Да зубов-то не жалей, — подсказал он, — новые вмиг отрастут.

Ой, и неприятное это дело, проволоку рвать. Пасть немедленно наполнилась кислой слюной с привкусом металла, собственной кровью от раненых десен, а чуть позже и обломками клыков. Но стяжку он сломал! С веревками оказалось куда как проще. Пока отец разминал запястья и, вполголоса ругаясь, в темноте пытался разломать такой же хитрый замок на руках Мстислава, волчонок вмиг перегрыз путы мамы и брата, а те быстро развязали Изяславу и Яру.

— Что дальше? — спросила мать.

— Дверь как заперта? — озадачился Мстислав.

— У-у-у, — обстоятельно объяснил волчонок.

— Очень понятно, — хихикнула Яра.

— Замок? Засов? Крючок? — Всеволод утвердительно тявкнул. — Ну, это неплохо. Ключей, стало быть, не нужно. Охраняет нас только этот бугай? — Волчонок снова тявкнул. — Одолеем, — уверенно проговорил Мстислав. — Где катера — знаешь?

— Да знает он, поди за ними и прибежал, — отозвался отец, — давай-ка, сосед, к двери. А вы, бабы, повизжите хорошенько.

От воя, который подняли мать, тетя Лада и Яра, волчонку захотелось немедленно закопаться в землю на пяток локтей. А когда к ним присоединилась пятилетняя Изяслава, Всеволод понял, что пять — слишком мало.

Кошачий концерт пронял и разбойника, охранявшего дверь. Сначала он попытался прекратить его, стукнув по ней своим пудовым кулаком. Не помогло. Он откинул крючок, распахнул дверь, солнечный свет ворвался в темноту, на мгновение ослепив уже привыкшего к темноте волчонка, и лениво спросил:

— Ну, что там у вас та…

— Привет пращурам, — буркнул отец и мощным ударом зажал его голову между дверью и косяком.

И впрямь привет пращурам. Мельком глянув на своего недавнего противника, Всеволод понял, что знахарь тут уже не нужен. Отправился здоровяк прямиком туда, откуда не возвращаются. Ну, легкой ему дороги. Делом он занимался нехорошим, но мужик был не злой.

— Веди, — кивнул отец, и Всеволод понял, что от него требуется: провести всю семью к привязанным у небольшого причала катерам так, чтобы не попасться на глаза разбойникам. Однако задачка! Понятно, что путь, которым пробирался он сам, не годился: где спрячется щенок, вряд ли так же легко укроются семь человек. С опозданием Всеволод сообразил, что надо было продумать все это заранее, прежде чем кидаться на сторожа. А, чего там! Снявши голову, по… Что у волка вместо волос — шерсть? В общем, ни по чему не плачут. И Всеволод повел, чутко принюхиваясь и прислушиваясь ко всему вокруг.

Островок был небольшим, но густо заросшим малинником. Нынешние хозяева не особо увлекались наведением порядка, а беглецам это было только на руку. Мать несла Дана, Изяславка довольно резво топала сама, с огромным интересом косясь на волчонка. Яра больше глядела по сторонам, чем на героического спасателя. Что, в общем, было правильно.

Они прошли уже почти полдороги, когда Всеволод вдруг остановился, прислушиваясь.

— Разбойники? — спросил отец. — Сколько?

Волчонок тихонько тявкнул два раза.

— Идут в эту сторону?

Утвердительный кивок большелобой головой.

Не глядя, отец протянул руку назад. Мать так же, без слов, сняла с шеи шелковый платок и подала ему. Мстислав взял синюю косынку Яры, скрутил ее в жгут и, пару раз обернув вокруг кистей, проверил на прочность. Пока он это проделывал, женщины спрятали детей поглубже в малиннике и скрылись сами. Куда делись отец и дядя Мстислав, Всеволод увидеть не успел. Были — и вот уже нет. И ведь ни одна веточка не шевелится. Сам волчонок пока что так не умел. Поэтому он просто залег в траву, туда, где тень от кустарника была гуще.

Негромкие голоса становились все ближе. Стало понятно, что разбойники идут с причала. Говорили они как-то не слишком ясно. Вроде бы язык тот же, а слова и похожие, а чуточку иные. А некоторые и вовсе незнакомые. Выходит, у татей какой-то свой язык, честным людям непонятный? Всеволод разобрал лишь то, что эти двое только что выполнили какой-то важный приказ и были страшно довольны, что остались живы. Чем они могли заниматься, таким опасным, если все враги здесь? И что такое «громкий горшочек»? Волчонок не понял, решив спросить потом у отца. Хотя откуда его отцу, берегшему честь пуще жизни, знать уловки татей?

Разбойники прошли мимо куста, под которым укрылся Всеволод, и едва миновали его, как откуда ни возьмись, возникли две стремительные тени — из земли выросли? Два взмаха шелковыми платочками, два одинаковых коротких всхлипа — и два неподвижных тела улеглись рядом на теплую землю.

Волчонок только башкой тряхнул. Эх, далеко ему еще до настоящей воинской сноровки.

Отец и дядька Мстислав быстро освободили татей от оружия. У обоих на поясе имелись иглометы.

* * *

Катера покачивались в небольшой волне, накрепко пришвартованные к маленькой, но основательной деревянной пристани. Навскидку Всеволод сказал бы, что построили ее совсем недавно, весной или, может, в начале лета. Значит, разбойники «завелись» у них под носом тоже недавно. Неудивительно, что об этом еще никто не знал.

— Надо уходить, Святослав… — едва слышно прошептал Мстислав.

— Нужно сообщить в Сыскной приказ, — так же шепотом ответил отец.

— Вот-вот! И воеводе нашему, — согласился Мстислав. — Куда сначала?

— А зачем выбирать? Катеров-то два? Вряд ли они сильно отличаются друг от друга. Мы на своем пойдем прямо к воеводе и будем спешить. А ты возьмешь трофейный…

— Обокрасть воров? — просек Мстислав. — Доброе дело. Но у них наверняка охрана там…

— Тяф… — вставил свою медную полушку Всеволод.

— Что, тяфкало, знаешь, сколько их? — спросил отец.

Волчонок повел носом и лапой на песке довольно коряво, но понятно изобразил четыре черточки.

— Одолеем, — решил отец и, тоном, не терпящим возражения, приказал Всеволоду: — Останешься здесь. Будешь баб и брата охранять. Если что — уводи в глубь острова, понял?

Понял, чего не понять. В самый раз для собаки занятие — охранять. Но он-то не собака! Однако ослушаться отца Всеволод не осмелился и послушно улегся у ног матери, уже привычно настраивая уши-радары на прослушивание окрестностей.

Яра сидела, закусив губу, и напряженно смотрела в сторону катеров, куда ушли мужчины. Она очень боялась, Всеволод чуял ее страх, как чуют дым, воду или пищу. Страх пахнул нехорошо, от этого шерсть на загривке сама собой поднималась дыбом и подергивалась верхняя губа, обнажая клыки. Волчонок старался держать себя «в лапах», но получалось плохо. Страхом пахло не только от Яры, мать тоже боялась, хотя по ней сказать этого было нельзя. Она вела себя так, словно пикник все еще продолжается, просто в другом месте. И без еды…

Вспомнив про мясную похлебку, которую так и не довелось попробовать, Всеволод сглотнул слюну. И тут же насторожился. Приближались шаги.

— Что? — встрепенулась Яра. — Идут?

На небольшой полянке показались мужчины. Мстислав немного хромал. Отец как будто был цел и невредим.

— Идем скорее. Их тут больше, чем мы видели.

Всеволод вопросительно взглянул на отца — когда же ему наконец разрешат вернуть себе человечий облик? Быть щенком уже изрядно поднадоело.

— Обожди, — улыбнулся тот, — вот отойдем подальше от островов… Пока нам тут твои уши нужнее, чем руки.

* * *

На катере мать заметно расслабилась, выпустила из рук младшего, а сестренка вообще принялась бегать и лазать повсюду, будто на прогулке. А вот волчонка почему-то не отпускало. И спроси его, что так настораживает — ведь не ответил бы. Чужой запах — но это понятно, разбойники были здесь. Что-то еще, кроме запаха… Что-то похожее на…

Через мгновение его осенило — на палубе пахло чужим страхом. Не страхом Волковых, которых везли на разбойничий остров. Страхом самих разбойников!

Светлые боги, а им-то чего бояться?

Отец спустился по маленькой металлической лесенке вниз, и вскоре послышалось сытое урчание давно прирученного зверя — мотора. Всеволод вытянул морду в направлении, куда ушел второй катер. На нем уходила Яра. А колечко-то… Так и не спас. Потерял там же, где и нож. Эх, «тяфкало»…

Всеволод уже хотел было вцепиться в рукав отца, как получил ответ на все свои вопросы разом. И чего боялись разбойники, и что за опасную работу они выполняли на катере. И что такое «гремучий горшок». Страшный ответ! С оглушающим грохотом палуба раскололась, словно орех в огромных щипцах. Наружу вырвалось пламя, опалив морду волчонка. Еще секунда, наполненная огненным ужасом, и катер ушел в воду.

Волчья шкура, которая ему так не понравилась, сослужила отличную службу. Оборотень и в самом деле оказался практически неуязвим ни для огня, ни для падающих обломков. Когда спустя несколько минут к месту катастрофы подошел катер, которым управлял Мстислав, из воды достали лишь одного живого — волчонка.

Всеволод забился на руках дядьки Мстислава, он пытался вырваться… прыгнуть назад в воду, найти — спасти. Но крепкие ладони соседа сжали до боли ребра и не пускали.

— Тихо, Всеволод, тихо…

Волчонок смотрел на расходящиеся на воде круги, под которыми остались все, кого он любил. Вся семья, вся жизнь… И он завыл, жалобно, как могут только волки.

Мстислав опустил его на палубу, глазами приказав жене заняться обезумевшим от горя зверенышем, а сам до полного отжал ручку акселератора. Катер чуть приподнялся и устремился прочь.

Когда вой сорвался в глотке, Всеволод рухнул прямо на ноги тете Ладе и заскулил, провожая свою печаль. Яра тоже не выдержала, обняла вздрагивающего Всеволода и заревела в голос. Тетя Лада отвернулась и подставила лицо под ветер, который срывал ее слезы. А Мстислав жал на ручку, вдавливая ее в опору, до предела разгоняя катер. Лишь скулы на его лице ходили ходуном от плотно сжатых зубов.

Долгие годы Всеволод не мог себе простить, что ведь все почуял, все понял, обо всем догадался. И не успел предупредить отца. Совсем чуть-чуть не успел.

* * *

Перед глазами, словно дымок от затухающего костра, медленно таяли картинки из прошлого.

Кружилась голова. Тело заполнила слабость. Он помнил, что еще недавно сила бурлила в его жилах, но теперь от нее ничего не осталось.

Всеволод почувствовал дуновение сквозняка на лице и открыл глаза. Сперва он ничего не видел, кроме белого цвета. Только потом, когда глаза сфокусировались, разобрал, что смотрит в потолок. Интересно, где это он? Чуть повернуть голову стоило огромного труда. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. И теперь все прояснилось. Он находится в больнице. Повсюду стоят койки и прикрепленные к ним медицинские аппараты, полностью контролирующие состояние больного. Палата была переполнена. Между койками ходили медсестры в белых халатах и чепчиках с символом восходящего солнца, ознаменовывающего возрождение и выздоровление.

В памяти всплыли картины ночного сражения в княжеском детинце…

Волков обвел сухим языком потрескавшиеся губы. Хотелось пить. Он отвернулся, чтобы не видеть других больных, раненых. И в этот момент изголовье койки стало медленно подниматься вверх, пока не достигло угла в сорок пять градусов. Теперь ему было все видно, только вот смотреть не хотелось. Он закрыл глаза. И почти сразу же почувствовал горячую поверхность, коснувшуюся губ. Нежная ладонь скользнула ему под голову и приподняла его. Он открыл глаза и увидел кружку с чем-то теплым. Он припал к вареву с жадностью новорожденного волчонка. Пил и не мог напиться, пока у него не отобрали питье.

Сухой салфеткой ему промокнули губы и уложили на изголовье.

Волков перевел взгляд на заботливую медсестричку. Ее черты лица были смутно ему знакомы. Где-то он ее уже видел, только это было очень давно и в то же время недавно.

Она улыбнулась ему. Он хотел что-то сказать, только она не дала. Приложила палец к губам, запечатывая их незримой печатью молчания. Отвернулась и пошла прочь.

Волков закрыл глаза, но перед ним продолжала стоять она. Его медсестричка, спасительница. Откуда он знает ее? Почему от встречи с ней на душе стало так светло? С этими мыслями он не заметил, как уснул.

Она вернулась вечером.

К ее приходу он уже не спал и чувствовал себя намного лучше, чем утром.

Она приветливо ему улыбнулась и произнесла:

— Ну здравствуй, волчонок.

Теперь он узнал ее.

— Яра.

Подруга детства. Как же она все-таки изменилась, похорошела… Волков был несказанно рад встрече. Причудлива судьба, что свела их вновь вместе после стольких лет.

— Какой ты взрослый стал. Уже и не волчонок вовсе. А настоящий волк!

— Яра, я…

— Молчи, тебе нельзя разговаривать, — она вновь, как в прошлый раз, приложила ему палец к губам. — Молчи, тебе надо беречь силы. Сейчас будем делать перевязку.

— Ты не поверишь… я очень рад.

Девушка застыла и посмотрела в его глаза. «И я рада… волчонок», — сказал ее взгляд.

Загрузка...