Пространство. Книги 1-7

Пролог Мэй

— Мэй? — позвала мисс Керри. — Отложи, пожалуйста, рисование, тебя ждет мама.

Девочка не сразу поняла учительницу — не потому, что слова были непонятные, в четыре года она уже не лепетала, как маленькая, — а потому, что они не вписывались в ее картину мира. Мама не могла прийти за ней. Мамочка улетела с Ганимеда на станцию Церера, потому что, как сказал папа, ей нужно было немножко времени для себя. Потом сердце у Мэй часто забилось: «Она вернулась!»

— Мама?

Колени мисс Керри загораживали вид на дверь в раздевалку от сидевшей за маленьким мольбертом Мэй. Руки у художницы были липкими от краски: она рисовала пальцами, и на ее ладонях закручивались красные, синие и оранжевые вихри. Девочка наклонилась вперед и уцепилась за ногу мисс Керри — чтобы отодвинуть ее и заодно ловчее подняться.

— Ой! — вскрикнула мисс Керри.

Мэй посмотрела на пятно краски, оставшееся на брюках. Широкое темное лицо учительницы выражало сдержанный гнев.

— Извините, мисс Керри.

— Все хорошо. — Интонации голоса женщины означали, что ничего хорошего в этом нет, но наказывать Мэй она не будет. — Пожалуйста, вымой руки и собери краски. А я сниму картину — ты можешь подарить ее маме. Это собачка?

— Это космический монстр.

— Очень славный космический монстр. А теперь, милая, пожалуйста, вымой руки.

Мэй кивнула и, взметнув полы халатика, побежала в ванную.

— И не прикасайся к стенам.

— Извините, мисс Керри.

— Ничего страшного, только, когда отмоешь руки, убери и это пятно.

Мэй до предела повернула кран. Краски, смешавшись, потекли с рук. Вытирая ладошки, девочка уже и думать не думала, чтобы не закапать пол. Казалось, сила тяжести сместилась и повлекла ее к двери в прихожую. Другие ребята, заразившись волнением Мэй, следили, как та отскребает цветное пятно со стены — почти начисто, — потом складывает баночки с красками в коробку, а коробку ставит на полку. Халат она стянула через голову, не дожидаясь помощи мисс Керри, и запихнула его в бачок утилизатора.

В прихожей рядом с мисс Керри стояли двое взрослых, но мамы Мэй здесь не оказалось. Незнакомая женщина опасливо держала наотлет от себя космического монстра и вежливо улыбалась. Вторым взрослым был доктор Стрикланд.

— Нет, с туалетом она очень хорошо освоилась, — говорила мисс Керри. — Конечно, время от времени случаются промахи…

— Конечно, — согласилась женщина.

— Мэй! — воскликнул доктор Стрикланд, подхватив ее на руки. Ростом он был больше папы и пахнул солью.

Качнув Мэй, доктор пощекотал ей бока, и девочка зашлась смехом.

— Большое вам спасибо, — сказала женщина.

— Приятно было познакомиться. — Мисс Керри пожала женщине руку. — Мы рады, что Мэй занималась в нашей группе.

Доктор Стрикланд все щекотал Мэй, пока за ними не закрылась дверь «Монтессори». Только тогда девочка перевела дыхание.

— А где мама?

— Ждет нас, — ответил доктор Стрикланд. — Мы отведем тебя к ней.

Новые переходы Ганимеда строились широкими и богатыми. Воздухоочистители здесь были почти без надобности, потому что из множества больших гидропонных горшков расходились вверх и в стороны острые как ножи листья пальм арека. Вдоль стен вились широкие желто-полосатые листья чертова плюща, а в самом низу торчали незатейливые клинья тещиного языка. Лампы полного спектра сияли белым золотом. Папа говорил, что именно так светит Солнце на Землю, и Мэй представляла себе планету в виде паутины зеленых коридоров с солнечными полосами в ярко-синем небе-потолке. Ей казалось, что на стены там можно карабкаться и не останавливаться, пока не захочешь.

Мэй склонила голову на плечо доктору Стрикланду и, поглядывая ему за спину, называла все знакомые растения. Sansevieria trifasciata. Epipremnum aureum. Папа всегда улыбался, когда она правильно произносила названия. А когда она делала это, оставаясь одна, то успокаивалась.

— Еще? — спросила женщина. Она была красивая, но Мэй не нравился голос.

— Нет, — ответил доктор. — Мэй последняя.

— Chisalipodocarpus lutescens, — проговорила Мэй.

— Хорошо, — сказала женщина и тихо повторила: — Хорошо.

Чем ближе они поднимались к поверхности, тем уже становились коридоры. Старые тоннели выглядели грязнее, хотя на самом деле грязи в них не было. Просто ими дольше пользовались. Здесь, в жилых отсеках и лабораториях, обитали бабушки и дедушки Мэй, когда прилетели на Ганимед. В те времена глубже них ничего не было. Сейчас воздух здесь пах необычно, а воздухоочистители трудились вовсю, гудя и постукивая.

Между собой взрослые не разговаривали, но время от времени доктор Стрикланд вспоминал о Мэй и обращался к ней с вопросами: какой мультик по станционному телевидению ей больше всего нравится? с кем она дружит в группе? что сегодня ела на обед? Мэй ждала от него других, привычных вопросов и уже заготовила ответы.

«В горле у тебя не першит?» — «Нет».

«Ты просыпаешься потная?» — «Нет».

«У тебя в попке на этой неделе была кровь?» — «Нет».

«Ты принимаешь лекарства два раза в день?» — «Да».

Но в этот раз доктор Стрикланд ничего такого не спрашивал. Коридоры, которыми они проходили, становились все более старыми и узкими, так что женщине пришлось отстать, чтобы пропускать идущих навстречу людей. Картинку Мэй она все еще держала в руках, свернув в трубку, чтоб не измять.

Доктор Стрикланд остановился у двери без надписи, пересадил Мэй на другой локоть и достал из кармана брюк ручной терминал. Он набрал что-то в программе, которой Мэй раньше никогда не видела, и дверь открылась, хлопнув клапанами герметизации, совсем как в старых фильмах. Коридор за дверью был полон мусора и старых металлических ящиков.

— Это не больница, — сказала Мэй.

— Это особая больница, — ответил доктор. — По-моему, ты здесь еще не бывала, верно?

Мэй решила, что это не похоже на больницу. Скорее на заброшенные тоннели «трубы», о которых ей иногда рассказал папа. Заброшенные пустоты, которые жители Ганимеда использовали теперь только под склады. Правда, в конце коридора обнаружился шлюз, а помещения за ним больше походили на больницу. Здесь было чище и пахло озоном, как в карантинных боксах.

— Мэй! Привет, Мэй!

Ее окликнул один из старших мальчиков, Сандро. Ему скоро будет пять. Мэй помахала знакомому, когда доктор Стрикланд проходил мимо. Ей стало спокойнее при виде старших ребят. Раз они здесь, наверное, все в порядке, хоть эта женщина и не ее мама. Кстати…

— Где моя мама?

— Мы встретимся с твоей мамой через несколько минут, — сказал доктор Стрикланд. — Только прежде надо сделать пару небольших дел.

— Нет, — сказала Мэй, — я не хочу.

Он пронес ее в комнату, чем-то похожую на врачебный кабинет, только здесь на стенах не было мультяшных львов и столы не изображали ухмыляющихся бегемотиков. Поставив Мэй на смотровой стол, доктор Стрикланд потрепал ее по голове. Мэй сложила руки на груди и недовольно поморщилась.

— Я хочу к маме. — Она раздраженно крякнула, подражая отцу.

— Хорошо, побудь пока здесь, а я посмотрю, что можно сделать, — улыбнулся ей доктор Стрикланд. — Ага?

— Думаю, пора стартовать. Свяжись с рубкой, загружайся и уходим.

— Я дам им знать. Подожди здесь.

Женщина кивнула, и доктор Стрикланд направился к двери. Женщина склонила к Мэй красивое лицо — совсем без улыбки. Девочке это не понравилось.

— Отдай мою картину, — сказала она. — Это не для тебя, а для мамы.

Женщина, словно только сейчас вспомнив, взглянула на рулон и развернула бумагу.

— Это мамин космический монстр, — пояснила Мэй. Теперь женщина улыбнулась, протянула ей картину, и Мэй поспешно выхватила свое творение. При этом бумага немного помялась, но девочке было все рано. Она снова скрестила руки, поморщилась и крякнула, как папа.

— Ты любишь космических монстров, детка? — спросила женщина.

— Я хочу к маме!

Женщина шагнула к Мэй. Он нее пахло искусственными цветами. Обхватив девочку жесткими тонкими пальцами, она спустила ее на пол.

— Идем, детка. Я тебе что-то покажу.

Когда женщина отошла, Мэй заколебалась. Женщина ей не нравилась, но оставаться одной нравилось еще меньше. Она побрела следом. Женщина прошла по короткому коридору, набрала код, и большая металлическая дверь, похожая на старую крышку шлюза, откинулась. В новой комнате было холодно. Мэй это тоже не понравилось. Здесь не оказалось смотровых столов, только большой стеклянный ящик вроде аквариума, но без воды, и внутри была вовсе не рыба. Женщина поманила Мэй ближе и, когда девочка подошла, резко стукнула в стекло.

Существо внутри оглянулось на звук. Это оказался мужчина, но совсем голый, и кожа у него не походила на кожу. Голубые глаза светились, словно в голове у него горела лампочка. И еще у него было что-то не так с руками.

Он потянулся к стеклу, и Мэй завопила.

Глава 1 Бобби

— Снупи[44] опять в наряде, — сказал рядовой Хиллман. — Верно, он здорово разозлил свое начальство.

Сержант артиллерии Марсианского десантного корпуса Роберта Драпер увеличила изображение на налобном дисплее и взглянула в сторону, куда указывал Хиллман. В двух тысячах пятистах метрах от них на фоне сияющего купола маневрировала команда из четырех десантников ООН. Купол теплицы, охраняемый их нарядом, точь-в-точь походил на теплицу, за которую отвечала Роберта и ее люди.

У одного из ооновцев по сторонам шлема темнели черные кляксы — словно уши бигля.

— Точно, Снупи, — согласилась Бобби. — Сегодня он во всех патрулях. Интересно, что натворил?

Наряд по охране теплиц на Ганимеде вынуждал всеми способами разгонять скуку. В том числе — рассуждая о жизни солдат другой стороны.

«Другой стороны»… Полтора года назад не было никаких сторон. Внутренние планеты составляли одну большую, счастливую, малость беспорядочную семью. Потом случилась «история с Эросом», и вот две сверхдержавы разделили между собой Солнечную систему и никак не хотели уступить друг другу Ганимед — хлебную житницу Юпитера.

Ганимед единственный из всех лун обладал магнитосферой, и только на нем оранжерейные посевы могли выдержать жесткое излучение в поясе Юпитера, да и то купола и гражданское население приходилось защищать от восьми ежедневных вспышек, бьющих с поверхности планеты по ее спутникам.

Скафандр, надетый на Бобби, позволял пройти через воронку от ядерного взрыва спустя всего минуту после вспышки. Защищал он и от жара Юпитера.

За спинами патрульных-землян мягко сияли солнечные лучи, уловленные огромными зеркалами на орбите. Большую часть земных растений не спасли бы от солнечного голодания и зеркала. Выжить в этих отраженных лучах могли только модифицированные ганимедскими учеными сорта.

— Скоро заход, — заметила Бобби, поглядывая на землян, окруживших свою караульную будку, и понимая, что те тоже наблюдают за ней. Кроме Снупи она узнала Коротышку — получившего (или получившую) прозвище за рост не больше метра с четвертью. Бобби задумалась, какой кличкой наделили ее саму. Возможно, Большая Краснуха. Ее скафандр был окрашен в маскировочную расцветку для поверхности Марса. Бобби слишком мало прослужила на Ганимеде, чтобы успеть перекрасить его в серый с белыми разводами.

За пять минут одно за другим погасли орбитальные зеркала: Ганимед на несколько часов скрылся за Юпитером. Сияние оранжереи позади Бобби сменилось химическим голубым светом. Сила света не слишком изменилась, но странно, неуловимо сдвинулись тени. Солнце над ними — отсюда не столько диск, сколько очень яркая звезда — вспыхнуло, входя в гало Юпитера, и на минуту выявило тонкое кольцо планеты.

— Они уходят, — сказал капрал Тревис. — Снупи уносит задницу, бедняга. Может, и мы причалим?

Бобби оглядела монотонные серые льды Ганимеда. Холод ощущался даже сквозь усовершенствованный скафандр.

— Не получится.

Ее люди поворчали, но цепочкой последовали за ней в обход купола — медленно, шаркая от низкой гравитации. Кроме Хиллмана и Тревиса, в наряде с нею был зеленый новичок Гураб. Этот уроженец долины Маринера, хоть и провел в десанте примерно полторы минуты, ворчал не тише других.

Бобби их не винила. Бессмысленная работа. Способ занять делом марсианских солдат на Ганимеде. Если земляне вознамерятся захватить спутник, четверка ворчунов на куполе теплицы им не помешает. На орбите столпились десятки военных кораблей Земли и Марса, и если напряжение прорвется, то здесь, внизу, они узнают об этом, только увидев падающие бомбы.

Купол слева от нее поднимался почти на полкилометра: треугольные стеклянные панели разделялись поблескивающей арматурой медного цвета, превращая все сооружение в подобие клетки Фарадея.[45] Внутри Бобби бывать не доводилось. Ее прикомандировали с Марса для усиления группировки на внешних планетах и с первых же суток ежедневно гоняли в пеший патруль. Ганимед представлялся ей космопортом, маленькой базой марсиан, и она научилась называть домом даже крошечный пост охраны.

Шаркая вокруг купола, Бобби озирала унылый ландшафт. Виды Ганимеда менялись только в результате катастроф. Поверхность состояла большей частью из силикатных пород и водяного льда, немногим более теплого, чем космос. Кислородная атмосфера была такой разреженной, что на промышленном предприятии сошла бы за вакуум. Здесь не существовало выветривания и эрозии. Ганимед менялся, когда метеорит падал на его поверхность или когда более теплая вода прорывалась из жидкого ядра наверх, на миг-другой образуя озера. И первое и второе случалось не так уж часто. Дома, на Марсе, пыль и ветер ежечасно создавали новый ландшафт, а здесь Бобби изо дня в день топтала собственные следы, и, если однажды она покинет это место, следы переживут ее. Бобби находила подобное жутковатым, но, конечно, не выдавала страха.

Сквозь привычное шипение и погромыхивание усиленной брони пробился ритмичный скрип. Бобби почти всегда заглушала диагностику скафандра в шлеме. Из нее изливалось столько информации, что часовой узнавал обо всем на свете — только не о том, что было у него перед носом. Сейчас она усилила звук, пролистала страницы на дисплее морганием и движением глаз. Желтый сигнал предупреждал, что в тяге левого коленного сустава кончается гидравлическая жидкость. Возможно, где-то случилась утечка, но такая мелкая, что скафандр ее не ловит.

— Эй, ребята, одну минутку, — позвала Бобби. — Хилли, у тебя в ранце есть гидравлическая жидкость?

— Угу. — Хиллман принялся доставать баллон.

— Впрысни мне в левое колено, а?

Пока Хиллман сидел перед ней на корточках, Гураб с Тревисом затеяли спор — кажется, о спорте. Бобби отключила их.

— Костюм у тебя дряхловат, — заметил Хиллман. — Надо бы подновить. Такие вещи случаются все чаще и чаще, знаешь ли.

— Да, надо бы, — согласилась Бобби, понимая, что это легко только на словах. Ее фигура не укладывалась в стандартный размер, и всякий раз заказ нового снаряжения походил на прыжки сквозь горящие обручи. Своими двумя с небольшим метрами она немногим превосходила средний рост марсианского мужчины, зато, спасибо предкам-полинезийцам, при одном g весила больше ста кило. Никакого жира, но мускулы как будто нарастали с каждым визитом в весовую. Десантники тренируются ежедневно.

Этот скафандр, единственный за двенадцать лет службы, приходился ей впору. И проще было поддерживать старичка в форме, чем выпрашивать новый.

Хиллман уже убирал инструменты, когда в шлеме Бобби щелкнула рация.

— Пост четыре вызывает Крупье. Ответьте, Крупье!

— Роджер,[46] четвертый, — отозвалась Бобби. — Здесь Крупье-один, продолжайте.

— Крупье-один, вы где? У вас полчаса опоздания, а тут сверху дерьмо валится.

— Извините, четвертый, проблемы со снаряжением, — ответила Бобби, гадая, о каком дерьме он говорит. Она удивилась, но не настолько, чтобы спрашивать по открытому каналу.

— Немедленно возвращайтесь. Пост ООН открыл огонь. Мы закупориваемся.

Бобби целую секунду обдумывала услышанное. Подчиненные уставились на нее, в их глазах изумление мешалось с испугом.

— Что? Земляне в вас стреляли? — наконец переспросила она.

— Пока не в нас, но стреляют. Давайте сюда.

Хиллман распрямился. Бобби согнула левое колено и получила зеленый сигнал на иконке диагностера. Благодарно кивнув Хилли, она сказала:

— Со всех ног на пост. Ходу!

Команде Бобби оставалось еще полкилометра до внешнего поста, когда объявили общую тревогу. Автоматическое управление переключило скафандр на боевой режим. Пакет датчиков принялся за работу, высматривая признаки враждебности, и связался с одним из спутников для обзора сверху. Бобби ощутила щелчок: встроенное в правый налокотник оружие переключилось в положение «огонь».

Начнись бомбардировка с орбиты — уже выли бы тысячи тревожных сигналов, и все-таки Бобби невольно поглядывала в небо. Ни вспышек, ни трасс снарядов, только туша Юпитера.

Бобби продвигалась к форпосту длинными плавными прыжками. Команда молча следовала за ней. Натренировавшийся в скафандре с усиленной тягой человек при низкой гравитации может двигаться очень быстро. Всего через несколько секунд из-за изгиба купола показался пост, и почти сразу стала очевидна причина тревоги.

Атака десанта ООН. Затянувшаяся на год холодная война становилась горячей. В глубине души, под слоями выучки и дисциплины, Бобби удивилась. Она не ждала, что до этого дойдет.

Ее взвод уже растягивался в стрелковую цепь перед постом, лицом к позиции ооновцев. Кто-то вывел на линию Йоджимбо, и четырехметровый боевой механизм возвышался над людьми, словно безголовый гигант в мощной броне. Его массивные орудия медленно выцеливали наступающих землян. Солдаты ООН двигались, преодолевая две с половиной тысячи метров между постами, спринтовыми рывками.

«Почему все молчат?» — удивилась Бобби. Безмолвие взвода производило жуткое впечатление.

Ее команда уже встраивалась в цепь, когда скафандр выплюнул сдавленное предупреждение: глушилки. Вид сверху исчез — прервался контакт со спутником. Жизненные показатели и состояние снаряжения ее подчиненных отключились: связь с их скафандрами была оборвана. Смолк и слабый шум помех из открытого канала связи, оставив Бобби в тревожной тишине.

Жестами рук она направила взвод на правый фланг и двинулась вдоль цепи на поиски лейтенанта Гивенса, своего командира. Его скафандр виднелся посреди цепи, прямо под Йоджимбо. Подбежав, Бобби прижалась к его шлему своим.

— Что за хрень, лейти?

Он бросил на нее злой взгляд и проорал:

— Знаю не больше тебя. Приказов остановиться они не слышат — глушилка, а визуальные предупреждения игнорируют. Пока не оборвалась связь, я получил разрешение стрелять, если они приблизятся до пятисот метров.

У Бобби нашлась бы еще сотня-другая вопросов, но ооновцы через несколько секунд должны были пересечь пятисотметровую отметку, поэтому она бросилась на правый фланг, к своим. На ходу она отдала команду скафандру подсчитать наступающих и пометить каждого как противника. Скафандр нашел семь целей. Меньше трети состава ооновского поста. Что за ерунда?

Она настроила скафандр на определение пятисотметровой границы. Ребят предупреждать не стала: они откроют огонь вслед за ней, а знать зачем им не надо.

Ооновцы приблизились на километр без единого выстрела. Они бежали разорванной цепью: шестеро — неровным зигзагом впереди, а седьмой — в арьергарде, отстав метров на семьдесят. Скафандр уже наметил цель: крайнего на вражеском левом фланге — ближайшего к Бобби. В подсознании у нее что-то шевельнулось: Бобби перевела управление на себя, выбрала цель в арьергарде и дала увеличение.

Когда маленькая фигурка в зрачке прицела вдруг выросла, у Бобби будто озноб пробежал по спине. Она еще больше приблизила бегущего.

Тот, кто гнал перед собой ооновцев, не носил скафандра. Да и был это, строго говоря, не человек. Его кожу, словно крупная черная чешуя, покрывали хитиновые пластины. Тяжелая голова и вовсе была сущим ужасом: вдвое больше человеческой, вся в странных выступах и наростах.

Но хуже всего оказались руки. Непропорционально вытянутые в сравнении с телом, с очень длинными и узкими ладонями — словно из детского кошмара, — они сжимались, ловя пустоту, с безумной энергией. Земляне не атаковали, а отступали.

— Стреляйте в тварь, что их гонит! — ни к кому не обращаясь, прокричала Бобби.

Чудовище догнало ооновцев раньше, чем те пересекли пятисотметровую границу.

— О черт, — прошептала Бобби. — Черт, черт, черт!

Оно схватило десантника огромными лапами и разорвало пополам, как бумажного солдатика. Титанокерамическая броня поддалась так же легко, как плоть под ней. Обломки высокотехнологичной начинки скафандра вперемешку с влажными человеческими внутренностями посыпались на лед. Оставшиеся пятеро рванули еще быстрее, но убийство почти не задержало догонявшего их монстра.

— Огонь, огонь, огонь! — прокричала Бобби и выстрелила сама. Выучка и скафандр превращали ее в эффективную машину убийства. Едва пальцы легли на гашетку встроенного орудия, как поток двухмиллиметровых бронебойных понесся в тварь со скоростью тысяча метров в секунду. За мгновение она выпустила пятьдесят пуль. Тварь двигалась относительно медленно, по прямой и представляла собой мишень в рост человека. Компьютер-наводчик в скафандре Бобби позволял попасть в футбольный мяч, даже если бы тот летел со сверхзвуковой скоростью. Каждая пуля, выпущенная по чудовищу, ударила в цель.

И все без толку.

Пули проходили навылет. Из каждого пробитого отверстия вместо крови вырывался и опадал на снег фонтан черных нитей. С тем же успехом Бобби могла стрелять по воде. Раны закрывались быстрее, чем возникали, и единственным свидетельством попаданий оставался след черных волокон.

Монстр догнал еще одного ооновца и, вместо того чтобы порвать, как первого, развернулся и швырнул землянина в тяжелом скафандре — общим весом более полутонны — в Бобби. Ее собственный скафандр просчитал траекторию и услужливо информировал, что солдат летит не просто в ее сторону, а прямо в нее — по низкой дуге. А значит, быстро.

Бобби нырнула вбок — проворно, насколько позволяла массивная броня. Злополучный ооновец зацепил Хиллмана, стоявшего позади, и оба пропали из виду, покатившись по льду на смертельной скорости.

Пока Бобби поворачивалась к монстру, тот убил еще двоих землян.

Все марсиане, вплоть до Йоджимбо, уже открыли огонь. Двое уцелевших беглецов свернули и разбежались в стороны, открывая марсианам пространство для стрельбы. В тварь попали сотни, тысячи пуль. Она заращивала раны, не останавливаясь, чуть притормаживая только тогда, когда рядом разрывались снаряды Йоджимбо.

Бобби успела подняться на ноги и присоединилась к обстрелу, но ее усилия ничего не изменили. Тварь ворвалась в цепь марсиан и в мгновение ока убила двоих. Йоджимбо скользнул в сторону со скоростью, неожиданной для механизма его размеров. Бобби решила, что им наверняка управляет Саид. Тот хвастался, что при желании заставит махину станцевать танго. Это тоже не помогло. Саид не успел навести орудия для выстрела в упор: тварь набежала сбоку и сорвала с петель дверцу кабины. Саид, вырванный из креплений пилотского кресла, взлетел вверх на шестьдесят метров.

Остальные начали отступать, прикрываясь огнем. Координировать отступление без радио было невозможно. Бобби обнаружила, что вместе со всеми бежит к куполу. Что-то маленькое и далекое в ее сознании сохраняло рассудок и твердило, что стекло и металл не спасут от твари, способной порвать человека в скафандре и взломать девятитонный мех. Та же частица сознания понимала, что с паникой ей не совладать.

Когда Бобби добралась до входа в купол, у двери снаружи оставался последний уцелевший боец — Гураб. Она вплотную видела его лицо сквозь армированное стекло шлема. Солдат кричал, но Бобби его не слышала. Она шевельнула головой, чтобы сблизить шлемы, и тут он ударом швырнул ее далеко на лед. Металлическим кулаком он принялся колотить по контрольному устройству дверей, когда тварь настигла его и одним небрежным движением сорвала шлем. Парень застыл, открытый вакууму, с зажмуренными глазами и разинутым в беззвучном вопле ртом, а потом монстр, так же легко, как мгновением раньше — шлем, сорвал с него голову.

В следующий миг он повернулся и уставился на лежащую навзничь Бобби.

Вблизи стали видны его яркие глаза. Сияющие электрической голубизной, они были прекрасны. Бобби подняла оружие и полсекунды нажимала курок, пока не сообразила, что заряд давно кончился. Монстр глянул на ее ружье — она бы поклялась, что с любопытством, — а потом склонил голову на плечо и посмотрел ей в глаза.

«Ну вот, — думала Бобби. — Вот так я уйду и даже не узнаю, кто это сделал и зачем». Со смертью как таковой она бы смирилась, но умирать, не получив ответов, было ужасно жаль.

Тварь шагнула к ней, остановилась и задрожала. Еще одна пара конечностей вырвалась из середины ее торса и, словно щупальца, закачалась в воздухе. И без того чудовищная голова как будто разбухла еще больше. Голубые глаза вспыхнули ярче ламп купола.

А потом тварь взорвалась огненным шаром, отбросив Бобби на ледяной гребень с такой силой, что антиударный гель в скафандре затвердел, вморозив ее в себя.

Она лежала на спине, уплывая в обморок. Ночное небо над ней заполыхало огоньками: корабли на орбите стреляли друг в друга.

«Прекратите огонь! — думала она, вбивая мысли в черное небо. — Они же спасались. Прекратите огонь». Ее радио молчало, скафандр был мертв. Она никому не могла рассказать, что десант ООН вовсе не атаковал марсиан.

Что это сделал кто-то другой.

Глава 2 Холден

Кофеварка опять сломалась.

Опять.

Джим Холден пощелкал красной кнопкой заварки: знал, что не поможет, но удержаться не мог. Массивная, блестящая кофеварка, рассчитанная на целую команду марсиан, отказывалась сварить ему одну-единственную чашку. И даже не гудела. Даже попытаться не хотела. Холден прикрыл глаза — от кофеинового голода гудели виски — и ткнул в кнопку на ближайшей переборке, открывая связь с командой.

— Амос, — позвал он.

Коммутатор не работал.

Холден обнаружил, что огоньки на панели не горят. Тогда он обернулся кругом и увидел погасшие лампочки холодильника и духовки. Дело было не только в кофеварке: взбунтовался весь камбуз. Холден посмотрел на выписанное карандашом на переборке название корабля — «Росинант» — и проговорил:

— Малыш, зачем ты меня обижаешь, ведь я тебя так люблю!

Открыв ручной терминал, он вызвал Наоми.

Прошло несколько секунд, пока та отозвалась:

— Да, алло?

— Камбуз не работает, где Амос?

Пауза.

— Ты говоришь из камбуза? Притом что мы на одном корабле? Лень сделать шаг до стены?

— Коммутатор на камбузе тоже отказал. «Камбуз не работает» — это не гипербола. Буквально: все отказало. Я звоню тебе, потому что ты носишь терминал с собой, а Амос вечно забывает. К тому же мне он никогда не говорит, где работает, только тебе. Итак, где Амос?

Наоми рассмеялась. Звук был приятный и всегда вызывал у Холдена улыбку.

— Сказал, что намерен сменить кое-где проводку.

— У вас там ток есть? Или мы потеряли управление и вы теперь думаете, как бы помягче сообщить мне эту новость?

Холден слышал в микрофоне постукивание. Наоми работала, напевая себе под нос.

— Да нет, — сказала она. — Похоже, без питания остался только камбуз. И еще Алекс предвещает, что примерно через час нас ждет стычка с космическими пиратами. Не желаешь зайти в рубку и подраться с пиратами?

— Я не способен драться с пиратами, не выпив кофе. Пойду разыщу Амоса, — сказал Холден и, отключившись, засунул терминал в карман.

Пройдя к трапу, тянувшемуся вдоль корабельного киля, Холден вызвал лифт. Пиратский корабль выдерживал продолжительный полет только на одном g, поэтому пилот Холдена, Алекс Камал, вел их на перехват на тяге в 1,3, а пользоваться трапом при повышенной гравитации было опасно.

Через несколько секунд переборка, лязгнув, раскрылась, и платформа лифта с визгом остановилась на уровне ног. Холден сделал шаг вперед и ткнул в кнопку машинной палубы. Лифт медленно пополз вниз по шахте, палубные люки на пути его движения открывались и закрывались.

Амос Бартон обнаружился в мастерской на палубу выше машинного зала. На рабочем столе перед ним лежало полуразобранное сложное устройство, а в руках он держал паяльник. Спортивный костюм механика был на несколько размеров меньше нужного и при движении натягивался на широких плечах. На спине читалось прежнее название корабля: «Тахи».

Холден остановил лифт.

— Амос, камбуз не работает.

Механик, не отрываясь от дела, взмахнул толстой рукой. Холден принялся ждать. Еще пару секунд поковырявшись паяльником, Амос отложил инструмент и обернулся к Холдену.

— Разумеется, не работает, раз я вывернул из него эту хреновину. — Он кивнул на устройство.

— А обратно не вставишь?

— Нет, пока не могу, я с ней еще не закончил.

Холден вздохнул.

— Обязательно было браться за эту штуку как раз перед схваткой с кровожадными пиратами, оставив нас без камбуза? У меня, знаешь ли, голова разболелась, и я не прочь выпить чашку кофе перед битвой, так сказать.

— Обязательно, — подтвердил Амос. — Объяснить почему или поверишь на слово?

Холден кивнул. Он не слишком тосковал по службе в земном флоте, но порой ему не хватало безусловного почтения со стороны команды. На «Росинанте» авторитет капитана выглядел довольно расплывчатым. Амос отвечал за проводку, и ему в голову не приходило уведомлять Холдена о подробностях своей работы.

Холден решил спустить дело на тормозах.

— Ладно, но ты бы хоть предупреждал меня заранее. Без кофе голова так и раскалывается.

Амос с ухмылкой сдвинул шапку на лысой макушке.

— Брось, капитан, здесь я могу помочь. — Он извлек из-за спины, с верстака, большой металлический термос. — Прежде чем отключить камбуз, я сделал запасы.

— Амос, извини за то, что сейчас о тебе подумал.

Механик отмахнулся, возвращаясь к работе.

— Забирай, я уже выпил чашку.

Холден снова вошел в лифт и вернулся на командную палубу, сжимая термос обеими руками, как последний кислородный баллон.

Наоми сидела перед панелью датчиков и связи, следя за погоней. Холден с первого взгляда на экран увидел, что со времени последней оценки положения они сократили разрыв. Он пристегнулся к амортизатору боевого командного поста, открыл ближайший шкафчик и, предвидя в скором будущем переход на десятые доли g или в невесомость, достал себе под кофе питьевую грушу.

Наполняя ее из соска термоса, он сказал:

— Очень быстро сближаемся. Что-то случилось?

— Пиратский корабль основательно сократил ускорение от начального одного g. За пару минут дошли до половины, а с минуту назад вообще прекратили разгон. Как раз перед этим компьютер выявил в выбросе двигателя кое-какие отклонения. Думаю, выдохлись.

— У них поломался корабль?

— Поломался.

Холден сделал долгий глоток из груши, обжег себе язык и не заметил.

— Сколько нам до перехвата?

— Максимум пять минут. Алекс выжидал с финальным торможением, пока ты поднимешься сюда и пристегнешься.

Холден стукнул по кнопке «комм-1».

— Амос, пристегнись, до злодеев пять минут. — Переключившись на канал рубки, он спросил: — Алекс, что нового?

— Похоже, у них и впрямь поломался кораблик, — протянул пилот с отчетливым выговором долины Маринера.

— Кажется, таково общее мнение, — согласился Холден.

— Удирать им теперь будет малость потруднее.

Первоначально Марс заселялся китайцами, индусами и техасцами. У Алекса были блестящие черные волосы и смуглая кожа индуса. Землянину Холдену всегда казалось странным слышать тягучую техасскую речь от человека, которому, по всей видимости, полагалось говорить с пенджабским акцентом.

— А нам проще, — подхватил Холден, прогревая панель управления боевыми действиями. — Сравняй скорости на десяти тысячах кэмэ. Я запятнаю их прицельным лазером и подключу орудия точечной обороны. Порты труб тоже открой. Примем самый грозный вид.

— Роджер, босс, — ответил Алекс.

Наоми развернулась в кресле, чтобы послать Холдену ухмылку.

— Сражение с космическими пиратами. Как романтично!

Холден не удержался от ответной улыбки. Даже в спортивном костюме марсианского офицера, слишком коротком и ужасно широком на ее тонкой фигуре астера, Наоми казалась ему красавицей. Длинные курчавые черные волосы были небрежно связаны в хвост на затылке, черты лица являли разительную смесь азиатской, южноамериканской и африканской крови, необычную даже для плавильного котла Пояса астероидов. Увидев в затемненной панели отражение темноволосого парня из Монтаны, Холден почувствовал себя простаком-деревенщиной.

— Ты же знаешь, как я стараюсь создать для тебя романтичный настрой, — ответил он. — Но, боюсь, твоего энтузиазма я не разделяю. Мы начинали со спасения Солнечной системы от ужасной инопланетной угрозы, а теперь что?

Холден был коротко знаком только с одним копом, да и то недолго. Разбираясь с серией мерзких делишек, известных ныне под кратким названием «История с Эросом», он столкнулся с худым, седым, сломленным человеком по фамилии Миллер. Ко времени их встречи Миллер уже бросил работу в полиции ради своих маниакальных поисков некой пропавшей девушки.

Они так и не стали друзьями, но сумели спасти человечество от безответственных корпораций, заигравшихся с инопланетным оружием, которое прежде астрономы ошибочно принимали за спутник Сатурна. По крайней мере в этом их сотрудничество возымело успех.

Холден шесть лет прослужил во флоте. Ему случалось видеть, как гибнут люди, но только через экран радара. На Эросе он наблюдал ужасную смерть тысяч людей вблизи. Кое-кого убил сам. Он схватил там такую дозу радиации, что вынужден был постоянно принимать лекарства, останавливая расцветающий в его тканях рак. Ему досталось меньше, чем Миллеру.

Благодаря Миллеру инопланетная зараза вместо Земли рухнула на Венеру. Но это не покончило с нею. Чужой программный вирус продолжал действовать под густой облачной оболочкой планеты, и до сих пор никто не предложил более научного объяснения происходящего, нежели: «Хм-м, странно».

Спасение человечества стоило жизни старому усталому детективу из Пояса.

Спасение человечества превратило Холдена в охотника за пиратами на жалованье у Альянса Внешних Планет. Даже в самые неудачные дни он полагал, что ему досталась лучшая доля.

— Тридцать секунд до перехвата, — предупредил Алекс.

Холден вернулся к настоящему и вызвал машинный зал.

— Ты там хорошо пристегнулся, Амос?

— Роджер, кэп. Все готово. Смотри не подставь моего питомца под выстрелы.

— Сегодня стрельбы не будет, — ответил Холден, уже отключившись. Его услышала Наоми и вопросительно подняла бровь. — Наоми, установи связь. Хочу потолковать с этими приятелями.

Спустя секунду на его дисплее появилось управление связью. Холден навел луч на пиратский корабль и, выждав, пока загорится зеленый сигнал, заговорил:

— Неопознанный легкий грузовоз, говорит капитан Джеймс Холден с ракетоносца Альянса Внешних Планет «Росинант». Прошу ответить.

Тишину в его наушниках нарушал только легкий шум фоновой радиации.

— Слушайте, ребята, я не шучу. Мне известно, что вы меня знаете. И еще известно, что пять суток назад вы атаковали продовольственный грузовик «Лунатик», отключили его двигатели и украли шесть тысяч кило протеина и весь их воздух. Мне этих сведений вполне хватает.

Снова шум помех.

— Вот мое предложение. Мне надоело за вами носиться, и я не позволю вам протянуть время, чтобы починить корабль и снова задать мне веселую гонку. Коли вы не сдадитесь без всяких условий, я выпущу пару торпед с плазменными боеголовками и превращу ваш кораблик в раскаленный шлак. А потом полечу домой и хорошенько высплюсь.

Помехи наконец прорезал мальчишеский голос — слишком молодой для пирата.

— Вы не имеете права! АВП — не настоящее правительство. По закону вы не вправе меня угробить, так что валите на хрен! — протараторил голос, то и дело угрожая сорваться и дать петуха.

— Да что ты? И больше тебе сказать нечего? — ответил Холден. — Слушай, забудь на минутку о законах и конституционных правах. Взгляни на радарную картинку моего корабля. У тебя грузовик-развалюха, на который кто-то припаял самодельную гауссову пушку, а у меня новейший марсианский торпедоносец с вооружением, способным расплавить небольшую луну.

Голос на другом конце связи молчал.

— Ребятки, вы можете не признавать меня законным представителем власти, но согласитесь, что подорвать вас я могу в любую минуту.

Связь молчала. Холден вздохнул и потер переносицу. Кофеин не прогнал головную боль. Оставив открытым канал связи с пиратами, он вызвал другой канал — пилотскую кабину:

— Алекс, прострели этот грузовик из носового точечного. Целься по килю.

— Стойте! — завопил мальчишка. — Мы сдаемся, господи боже!

Холден потянулся, наслаждаясь невесомостью после многих дней на тяге, и усмехнулся сам себе. Сегодня обойдется без стрельбы.

— Наоми, скажи, чтобы наши новые друзья передали тебе удаленный контроль над кораблем. Отведем их на Тихо — пусть трибунал АВП решает. Алекс, как только они наладят свой движок, составь возвратный маршрут на уютном пол-g. А я в медотсек, поищу аспирин.

Холден отстегнул крепления амортизатора и толкнулся к палубному трапу. В полете у него запищал ручной терминал. Вызывал Фред Джонсон, номинальный глава АВП и их покровитель на промышленной станции корпорации Тихо, служившей ныне де-факто штаб-квартирой АВП.

— Ну, Фред, поймали мы мерзких пиратов. Везем на суд.

Темное лицо Фреда сморщилось в улыбке.

— Вот это новость. Надоело их взрывать?

— Нет, просто наконец нашлись такие, которые поверили мне на слово.

Ухмылка Фреда сменилась озабоченным выражением.

— Слушай, Джим, я не потому звоню. Вы мне срочно нужны на Тихо. На Ганимеде что-то случилось…

Глава 3 Пракс

Праксидик Менг стоял в дверях базового амбара, озирая поля мягко колыхавшихся, зеленых до черноты листьев, и боялся. Потемневший купол возвышался над ним. Необходимый посевам свет погас, а зеркала… о зеркалах лучше было не думать. Всполохи боевых кораблей напоминали искры на дешевом экране, эти краски и мелькания казались здесь неуместными. Знак — что-то пошло очень не так. Менг облизал губы. Он верил, что должен найтись способ. Способ все это спасти.

— Пракс, — позвала Дорис, — нам надо идти. Сейчас же.

Передовой край агробиологии низких ресурсов, «глициновый кеннон», сорт сои, модифицированный настолько, что представлял собой новый вид. На него ушло восемь лет жизни. Из-за него родители до сих пор не видели внучку в лицо. Та соя и еще кое-что прикончили его брак. Пракс видел в поле восемь слегка различных линий генно-модифицированных хлоропластов — состязавшихся друг с другом за выработку наибольшей порции протеина на фотон. Руки у него дрожали. Его тошнило.

— До удара пять минут, — сказала Дорис. — Надо эвакуироваться.

— Я его не вижу, — ответил Пракс.

— Оно приближается так быстро, что ко времени, когда его станет видно, видеть будет некому. Все уже ушли, мы последние. Давай в лифт.

Большие орбитальные зеркала он всегда считал своими союзниками: они освещали поля сотнями бледных солнц. Он не мог поверить, что они его предали. Безумная мысль. Зеркало, валящееся на поверхность Ганимеда — на теплицы, на его сою, на труд его жизни, — оно ничего не решало. Оно — жертва причинности и физических законов, как и все остальное.

— Я ухожу, — сказала Дорис. — Если останешься, умрешь через четыре минуты.

— Подожди, — сказал Пракс и выбежал в купол. На краю ближайшего поля он упал на колени и запустил руки в черную почву. Она пахла, как хорошие пачули. Он зарылся пальцами вглубь, подхватил клубни. В его ладонях оказалось маленькое хрупкое растение.

Дорис была уже в грузовом лифте, готовом опуститься в пещеры и тоннели станции. Пракс бросился к ней. Теперь, когда он спасал растение, купол вдруг показался страшно опасным. Едва ботаник ввалился в дверь, Дорис тронула пальцем дисплей управления. Широкие металлические двери качнулись, сдвинулись, и лифт пошел вниз. Обычно на нем перевозили тяжелое оборудование: культиваторы, трактора, тонны гумуса, извлеченного из утилизаторов станции. Теперь здесь было только трое: Пракс, сидевший на полу, поджав ноги, росток сои у него на коленях и Дорис, вглядывавшаяся в свой терминал, закусив нижнюю губу. Лифт казался слишком большим для них.

— Может, зеркало пролетит мимо, — сказал Пракс.

— Может. Но там тысяча триста тонн стекла и металла. Будет довольно сильная ударная волна.

— Купол может выдержать.

— Нет, — сказала она, и Пракс перестал с нею разговаривать.

Кабина гудела и лязгала, уходя в глубину под поверхностным льдом, соскальзывая в паутину тоннелей, составлявших основную массу станции. Воздух пах нагревательными элементами и технической смазкой. Пракс все еще не мог поверить в случившееся. В то, что ублюдки-военные начали стрелять. Никто, нигде не может быть таким близоруким. Хотя, как выяснилось, все-таки может.

За месяцы, прошедшие с раскола между Землей и Марсом, он от постоянного гложущего страха перешел к осторожной надежде на примирение. Каждый день без событий свидетельствовал, что ничего не случится и впредь. Он позволил себе думать, что положение куда устойчивее, чем представляется. Даже если дела пойдут плохо и начнется стрельба, это будет не здесь. Ганимед ведь их всех кормит. Магнитосфера делает спутник самым безопасным родильным домом, с минимальным для внешних планет уровнем врожденных пороков и мертворожденных детей. Здесь находился центр всего, что обеспечивало экспансию человечества в космос. Их труды стоили так дорого и были так хрупки, что те, наверху, не имели никакого права допускать сюда войну.

Дорис невнятно выругалась. Пракс взглянул на нее: она провела пальцами по редким седым волосам и сплюнула в сторону.

— Разрыв связи. — Дорис подняла вверх ручной терминал. — Всю сеть вырубили.

— Кто?

— Безопасники, ооновцы, Марс — откуда мне знать?

— Но если они…

Словно удар гигантского кулака обрушился на крышу кабины. Сработали аварийные тормоза, их лязг отозвался в костях. Погас свет, тьма продолжалась два частых, как у колибри удара сердца. Потом загорелись четыре светодиодные аварийки и снова погасли, когда автоматы подали полное питание на кабину. Заработала диагностика серьезных неполадок: гудели моторы, щелкали переключатели, интерфейс проверял все суставы, словно атлет, разминающийся перед рывком. Пракс встал, подошел к панели управления. Датчики в шахте показывали, что давление, и без того минимальное, продолжает падать. Лифт вздрогнул: где-то над ними закрылась герметичная переборка, и наружное давление поползло вверх. Воздух из шахты вынесло в пространство раньше, чем сработала аварийная система. Его купол поврежден.

Его купола больше нет.

Он закрыл рот ладонью и только потом сообразил, что измазал грязью весь подбородок. Часть сознания прикидывала, что необходимо сделать для спасения проекта: связаться с правлением на RMD-южном, переписать заявку на грант, восстановить данные для воссоздания жизнеспособных образцов, — а другая часть замерла, застыла в жутком спокойствии. Так, двумя людьми — один отчаянно пытается спасти положение, а другой уже впал в ступор безнадежности, — Пракс чувствовал себя в последнюю неделю перед разводом.

Дорис обернулась к нему, ее полные губы тронула усталая улыбка. Она протянула руку.

— Приятно было работать с вами, доктор Менг.

Кабинка дрогнула: втянулись аварийные тормоза. Издалека донесся еще один толчок. Падение зеркала — или корабля. Или солдаты на поверхности выковыривают друг друга из скорлупы. А может, и бой в глубине станции, как знать. Он пожал протянутую руку.

— Вы оказали мне честь, доктор Бурн.

Они почтили свою прошлую жизнь долгой минутой молчания. Дорис вздохнула.

— Ну ладно, — сказала она, — давайте выбираться.

Помещение группы, куда ходила Мэй, располагалось в глубине Ганимеда, но от выхода из лифта было всего несколько сотен ярдов до станции «трубы» — и по ней несколько минут экспрессом. Впервые за три десятилетия жизни на Ганимеде Пракс заметил, что здесь есть аварийные двери.

Перед закрытой станцией стояли четверо солдат в массивных броневых костюмах, расписанных бежевыми и стальными линиями — камуфляж под отделку коридоров. Держа штурмовые винтовки устрашающей величины, они мрачно поглядывали на окружившую их кучку людей.

— Я сотрудник транспортного управления, — втолковывала высокая худая темнокожая женщина, после каждого слова тыча пальцем в нагрудник часовому. Если вы нас не пропустите, наживете неприятности. Серьезные неприятности.

— Это надолго? — спросил какой-то мужчина. — Мне нужно домой. Надолго это затянется?

— Леди и джентльмены! — Стоявший слева солдат оказался женщиной. Ее сильный голос прорезал ропот толпы, как голос учительницы в шумном классе. — Объявлено чрезвычайное положение. До окончания военных действий переход между уровнями — только для уполномоченных сотрудников.

— Вы-то на чьей стороне? — крикнул кто-то. — Марсиане, что ли? Вы за кого?

— А пока… — женщина пропустила выкрик мимо ушей, — мы просим вас проявить терпение. Как только движение станет безопасным, станции «трубы» откроются. До тех пор мы рекомендуем вам ради вашей же безопасности сохранять спокойствие.

Пракс не собирался вмешиваться, пока не услышал собственный голос — тонкий и жалобный:

— У меня дочь на восьмом уровне. У нее там детская группа.

— Все уровни изолированы, сэр, — заверила женщина в форме. — С ней ничего не случится. Потерпите.

Темнокожая из транспортного управления скрестила руки. Пракс заметил, что двое мужчин выбрались из толпы и, переговариваясь, ушли в узкий грязноватый коридор. Здесь, наверху, в старых тоннелях, попахивало утилизатором: пластиком, гарью и химией. А сейчас — еще и страхом.

— Леди и джентльмены, — прокричала старшая из солдат, — ради вашей собственной безопасности сохраняйте спокойствие и оставайтесь на месте, пока не закончится военное положение.

— А что там сейчас творится? — жадно спросила женщина из-за плеча Пракса.

— Ситуация быстро развивается. — Ее голос чуть заметно дрогнул. Солдаты боялись не меньше других. Только у них было оружие.

Здесь он ничего не добьется, надо искать другое средство. Все еще держа в руках свой последний глициновый кеннон, Пракс отошел от дверей станции.

Ему было восемь лет, когда отец из многолюдного центра Европы привез его на Ганимед. Отец участвовал в создании новой лаборатории. За восемь лет строительства Пракс пережил бурный подростковый период. Когда родители стали собираться на новую работу — на астероид с эксцентрической орбитой близ Нептуна, — Пракс остался. Он занялся ботаникой в надежде научиться растить нелегальную, не облагаемую налогами марихуану и быстро уяснил, что каждый третий студент лелеет те же планы. Четыре года он потратил на поиски забытого склада или заброшенного коридора, еще не занятого другими экспериментаторами, и за это время научился чувствовать архитектуру тоннелей.

Он прошел старыми узкими шахтами первого поколения. Люди сидели вдоль стен и набивались в бары и рестораны; все лица были пустыми либо выражали страх или злость. На экранах крутили старые развлекательные программы: музыку, спектакли, абстрактное искусство — что угодно, кроме обычных новостных программ. Ни один из личных терминалов не звенел, возвещая о входящих сообщениях.

Пракс нашел то, что искал, у центрального воздуховода. У транспортных рабочих всегда где-нибудь валяются старые электроскутеры, хотя никто ими больше не пользуется. У Пракса, как у старшего научной группы, на ручном терминале был допуск за ржавеющее ограждение. Он нашел скутер с коляской и половинным зарядом аккумулятора. Семь лет он не садился на скутер. Положив глициновый кеннон в коляску, он прошелся по диагностике и вывел машину в коридор.

Первые три эстакады охранялись так же, как станция «трубы». Пракс не стал даже останавливаться. Четвертая вела в служебный тоннель от складов вниз, к реактору. Здесь никого не было. Он постоял, заглушив мотор. В воздухе висел острый запах кислоты — от чего, непонятно. Понемногу проступили и другие детали: выжженные следы на стене, темное пятно на полу. Пракс услышал отдаленные хлопки и спустя три или четыре долгих вдоха понял, что это выстрелы.

«Ситуация быстро развивается» — очевидно, это означало бои в тоннелях. Воображение нарисовало яркую, как воспоминание, картину: классная комната Мэй пробита пулями и залита кровью. Паника, накатившая на него в куполе, вернулась, стократно усилившись.

— С ней все хорошо, — сказал он ростку в коляске. — Они не устроят боя на школьном этаже. Там же дети!

Черно-зеленые листики уже привяли. Нельзя воевать там, где есть дети. И поставщики продовольствия. И хрупкие агрокупола. Руки опять дрожали, но он все-таки удерживал руль.

Первый взрыв он услышал, съезжая по эстакаде с седьмого на восьмой уровень вдоль недостроенной, огромной, как собор, каверны, заполненной звуком капели от тающего на стенах льда. Это было нечто среднее между огромным ангаром и произведением искусства. Что-то вспыхнуло, громыхнуло, и его скутер занесло. Быстро надвинулась стена — Пракс едва успел отдернуть ногу, уходя от удара. Над ним кричали голоса. Военные наверняка были в скафандрах и переговаривались по радио. По крайней мере, так ему представлялось. Люди, что вопили наверху, — это были просто люди.

Второй взрыв выщербил стену каверны, глыба бело-голубого льда размером с трактор медленно отвалилась от потолка и ударилась о пол. Пракс с трудом удержал скутер. Сердце грозило проломить ребра.

На верхнем конце изогнутой эстакады он увидел фигуры в броне. Пракс не сумел бы отличить ооновцев от марсиан, но один из солдат, обернувшись, поднял винтовку. Пракс дал газу, уходя вниз. Его догнал треск автоматной очереди, запах дыма и облако пара.

Двери группы оказались закрыты. Он не знал, как это воспринимать: как угрозу или надежду. Остановил виляющий скутер, спрыгнул с него, едва удержавшись на подгибающихся ногах. Хотел аккуратно постучать по стальной вертикальной створке, но с первого удара рассадил кожу на костяшках.

— Откройте, здесь моя дочь! — Он принялся орать как сумасшедший, и кто-то внутри услышал его или увидел через камеру наблюдения. Створка дрогнула и начала подниматься. Пракс упал на четвереньки и прополз под ней.

Он всего несколько раз встречался с новой преподавательницей, мисс Керри, когда отводил Мэй в группу или забирал ее домой. Это была девушка не старше двадцати, по-астерски высокая и тонкая. Прежде ее лицо не казалось таким бледным.

Впрочем, классная комната сохранилась в целости. Дети, стоя кружком, распевали песенку про муравья, бороздившего космос, с рифмами на названия крупных астероидов. Ни крови, ни пулевых пробоин, хотя из вентиляции тянуло горелым пластиком. Он должен увести Мэй в безопасное место. Пракс обвел глазами кружок детей, отыскивая ее личико, ее волосы.

— Мэй здесь нет, сэр. — Голос мисс Керри звучал приглушенно и в то же время срывался на вдохах. — Ее утром забрала мать.

— Утром? — повторил Пракс, зацепившись за слово «мать». Что делает Никола на Ганимеде? Он всего два дня назад получил от нее сообщение по поводу выбора детской группы — за два дня с Цереры до Ганимеда не добраться.

— Сразу после завтрака, — подтвердила учительница.

— Вы хотите сказать, ее эвакуировали? Кто-то эвакуировал Мэй?

Еще один взрыв сотряс ледяную массу астероида. Один ребенок испуганно взвизгнул. Учительница обернулась к детям, затем снова к Праксу. Понизила голос:

— Мать зашла за ней сразу после полдника. Она забрала Мэй. Ее весь день не было с нами.

Пракс вытащил свой терминал. Связь по-прежнему лежала, но заставкой экрана служил снимок с первого дня рождения Мэй, с тех времен, когда все было хорошо. Целую жизнь тому назад. Он вывел снимок на экран и указал на Николу, смеющуюся над пухлым ярким свертком с дочерью.

— Она? — спросил он. — Она приходила?

Смятение на лице учительницы ответило за нее. Ошибка. Некто — новая няня, социальный работник или кто-то еще — зашел за ребенком и взял не того.

— Она была на компьютере, — оправдывалась девушка. — Была в системе. Система показала ее.

Лампочки моргнули. Запах дыма усилился, воздухоочистители загудели громче, стали потрескивать, вылавливая летучие частицы. Мальчик, кажется знакомый, захныкал, и учительница машинально обернулась было к нему, но Пракс поймал ее за локоть.

— Нет, вы ошиблись, — сказал он. — Кому вы отдали Мэй?

— Система подтвердила, что это ее мать. У нее была идентификация. Все правильно.

В тоннеле приглушенно застучали выстрелы, кто-то в коридоре завопил, и тогда закричали все дети. Учительница отдернула локоть. Кто-то ударил в створку наружной двери.

— Ей около тридцати. Темные глаза и волосы. Ее сопровождал врач, она была в системе, и Мэй охотно пошла с ними.

— Они взяли ее лекарства? — спросил он. — Лекарства взяли?

— Нет. Не знаю. Кажется, нет.

Пракс не сдержался, встряхнул женщину. Один раз, но сильно. Если у Мэй нет лекарств, она уже пропустила полуденную дозу. Она может продержаться до утра, а потом ее иммунная система пойдет вразнос.

— Покажите мне, — сказал он. — Покажите фото. Женщины, которая ее забрала.

— Не могу. Система повисла, — выкрикнула учительница. — За дверью людей убивают!

Кружок распался, дети криками будоражили друг друга. Учительница плакала, закрыв лицо руками. Кожа ее побледнела до синевы. Пракс чувствовал, как мозг охватывает дикая, звериная паника. Прежнее тупое спокойствие стояло рядом.

— Здесь есть пути эвакуации? — спросил он.

— Нам сказали оставаться здесь, — возразила учительница.

— А я говорю — эвакуируйтесь, — сказал Пракс, думая при этом: «Я должен найти Мэй».

Глава 4 Бобби

Контузия отозвалась яростным гулом в ушах и болью. Бобби моргнула, пытаясь разогнать туман и сообразить, где она. Ее сводили с ума пятна перед глазами. Гул превратился в гудки аварийной системы скафандра. Перед лицом вспыхивали цветные огоньки: компьютер посылал сигналы, но прочесть их она не могла. Шла перезагрузка, и тревожные гудки раздавались непрерывно. Бобби попробовала шевельнуть рукой и выяснила, что слабость слабостью, но она не парализована и не закована в лед. Противоударный гель вернулся в жидкое состояние.

Что-то двигалось за окошком лицевого щитка. Чья-то голова появлялась и пропадала из вида. Щелчок: кто-то подключился к наружному порту скафандра. Значит, свой, скачивает показания о ранениях.

Молодой мужской голос в наушниках шлемофона проговорил:

— Вот ты где, сержи.[47] Нашли мы тебя. Все о'кей, только потерпи.

Человек еще не кончил говорить, когда Бобби снова вырубилась.

Она очнулась, обнаружив, что качается на носилках, а вокруг тянется длинный белый тоннель. Скафандра на ней уже не было. Бобби испугалась: вдруг медтехники, чтоб не тратить время, не стали снимать его по правилам, а разнесли по швам и суставам? Такой способ помогал быстро освободить раненого от четырехсот кило бронирования, но уничтожал доспех безвозвратно. Бобби охватило острое чувство вины перед верным старым скафандром.

Секундой позже она вспомнила, что у нее на глазах разнесли на куски весь взвод, и грусть по скафандру показалась мелочной и постыдной.

Толчок носилок отдался в позвоночнике ударом молнии и отбросил ее обратно в темноту.

— Сержант Драпер, — сказал кто-то.

Бобби хотела открыть глаза, но не смогла. Веки весили по тысяче кило, и одна эта попытка отняла все ее силы. Она попробовала ответить и устыдилась своего невнятного, будто пьяного, бормотания.

— Она в сознании, но едва-едва, — проговорил над ней низкий, мелодичный мужской голос, полный тепла и заботы. Бобби хотелось, чтобы голос продолжал звучать, чтобы убаюкал ее.

Другой голос — женский, резкий — ответил:

— Дадим ей отдохнуть. Полностью приводить ее в сознание пока опасно.

Первый голос сказал:

— Даже если это ее убьет, мне нужно поговорить с нею, и сейчас же. Так что дайте ей все, что для этого требуется.

Бобби улыбнулась про себя: смысл слов до нее не доходил, она воспринимала только ласковый, теплый тон. Хорошо, когда о тебе заботится такой человек. Она начинала засыпать, темнота казалась старым добрым другом.

Белый огонь прострелил позвоночник, и Бобби села на кровати, бодрая как никогда. Это было похоже на впрыскивание «сока» — медикаментозного коктейля, который поддерживал космонавтов в ясном сознании при маневрах на высоких перегрузках. Бобби открыла глаза и сразу зажмурилась: яркое освещение комнаты чуть не прожгло глазницы.

— Приглушите свет, — выдавила она. Слова шепотом вырывались из сухого горла. Красное пламя, просачивающееся сквозь сомкнутые веки, померкло, но, когда она снова попыталась открыть глаза, свет был все еще слишком ярок. Кто-то, взяв ее за руку, помог удержать чашку.

— Справитесь? — спросил приятный голос.

Бобби, не отвечая, поднесла чашку к губам и двумя жадными глотками выпила воду.

— Еще. — На этот раз ее голос прозвучал почти нормально.

Судя по звуку, кто-то откатил кресло и прошагал от кровати по кафельному полу. Бросив короткий взгляд, Бобби поняла, что она в больничной палате. Мягко гудели медицинские аппараты, запахи мочи и антисептика боролись между собой. Бобби смущенно осознала, что запах мочи исходит от нее. Ненадолго включился кран, затем шаги вернулись. Ей в руку снова вложили чашку. Теперь она пила понемногу, задерживая воду во рту, прежде чем проглотить. Вода была восхитительно прохладной.

Когда Бобби допила, голос спросил:

— Еще?

Она помотала головой:

— Может, потом, — и спросила: — Я ослепла?

— Нет. Вы получили фокусирующее средство в сочетании с сильными амфетаминами. Поэтому зрачок максимально расширен. Я не догадался приглушить свет, прежде чем вас будить.

Голос все еще был полон доброты и тепла. Бобби хотелось увидеть лицо говорящего, и она рискнула чуть приоткрыть один глаз. Свет уже не обжигал, но по-прежнему причинял дискомфорт. Обладатель приятного голоса оказался очень высоким, худым мужчиной в форме флотской разведки. У него было узкое, сухое лицо — кости черепа словно просились наружу. Улыбаясь, человек ограничивался легким движением уголков рта, и это испугало Бобби.

— Сержант артиллерии Роберта В. Драпер, экспедиционные силы Марса, — произнес он. Голос настолько противоречил его внешности, что Бобби показалось: она смотрит дублированный фильм, где звучит голос не актера, а переводчика.

Прошло несколько секунд, и Бобби, ничего больше не услышав, подтвердила:

— Да, сэр. — Взглянув на нашивки, она поправилась: — Капитан.

Оба глаза теперь открылись, но в теле сохранилось странное звенящее ощущение: все члены словно бы онемели и дрожали одновременно. Так и хотелось поерзать в постели.

— Сержант Драпер, я — капитан Торссон, и я должен вас допросить. Мы потеряли весь ваш взвод. На Ганимеде два дня шли бои местного значения между ООН и войсками Марсианской Республики Конгресса. Это, по последним данным, обошлось в пять с лишним миллиардов долларов ущерба, нанесенного инфраструктуре, и привело к гибели почти трех тысяч военных и гражданских лиц.

Он снова выдержал паузу, разглядывая ее прищуренными, по-змеиному блестящими глазами. Бобби, не зная, какого ответа он ждет, повторила:

— Да, сэр.

— Сержант Драпер, почему ваш взвод открыл огонь и уничтожил пост ООН у четырнадцатого купола?

Вопрос был настолько абсурден, что несколько секунд Бобби силилась понять, что за ним стоит.

— Кто приказал открыть огонь и почему?

Не мог же он спрашивать, почему ее люди начали бой? Он что, не знает про монстра?

— Вы не знаете про монстра?

Капитан Торссон не шевельнулся, но уголки его рта строго опустились, а лоб навис над переносицей.

— Монстр, — повторил он голосом, в котором не осталось ни капли тепла.

— Сэр, какой-то монстр… мутант… что-то атаковало пост ООН. Ооновцы спасались от него, бежали к нам. Мы в них не стреляли. Это… оно убивало их, а потом оно убило нас, — проговорила Бобби, подавила приступ рвоты и проглотила кислое во рту. — То есть всех, кроме меня.

— Сержант, я дам вам второй шанс. До сих пор у вас было образцовое досье. Вы прекрасный солдат. Один из лучших в десанте. Вы не хотите начать заново?

Он взял диктофон и, выразительно глянув на нее, поднес руку к кнопке «стереть».

— Думаете, я лгу? — спросила она. Зуд в теле разрядился во вполне реальное желание: руки чесались дотянуться до надменного ублюдка. — Мы все в него стреляли. В прицельных камерах всего взвода должны остаться кадры, как эта тварь убивает солдат ООН, а потом атакует нас. Сэр.

Торссон качнул головой — это походило на взмах топора — и совсем сощурил глаза.

— Мы не получили съемок боя от взвода и вообще никаких сведений…

— Их глушили, — перебила Бобби. — У меня тоже радиосвязь пропала, когда я приблизилась к монстру.

Торссон продолжал, словно его не перебивали:

— …а все камеры с записями пропали, когда на купол рухнуло орбитальное зеркало. Вы оказались вне района падения, но ударная волна отбросила вас почти на четверть километра. Мы долго вас искали.

«Все камеры с записями пропали». Как бесстрастно это звучит. Каждый боец из взвода Бобби обратился в пар и брызги под ударом двух тысяч тонн упавшего с орбиты зеркала. Монитор тихо, тревожно загудел, но никто не обратил на него внимания, и Бобби тоже не стала оборачиваться.

— Мой скафандр, сэр. Я тоже в него стреляла. Видео должно сохраниться.

— Да, — ответил Торссон, — мы обследовали видеожурнал вашего скафандра. Одни помехи.

Как в дурном ужастике, думала Бобби. Героиня видела монстра, но никто ей не верит. Она представила себе второй акт: позорный военный трибунал — и воздаяние по заслугам в третьем, где снова появляется монстр, пожирающий всех недоверчивых…

— Постойте! — сказала она. — У вас какой деархиватор? У меня скафандр старой модели, на нем видеоархиватор версии пять-один. Скажите техникам, и пусть попробуют еще раз.

Торссон несколько секунд смотрел на нее, потом достал свой терминал и с кем-то связался.

— Пусть в палату принесут скафандр сержанта Драпер. И набор видеоаппаратуры с ним.

Убрав терминал, он послал Бобби очередную жутковатую улыбку.

— Признаюсь, сержант, мне чрезвычайно любопытно, что вы намерены мне показать. Если это просто уловка, вы выиграете всего несколько минут.

Бобби не ответила, но страх перед Торссоном наконец сменился злостью, которая перешла в обиду. Она подтянулась на узкой госпитальной койке и перевернулась, села на край, отбросив в сторону одеяло. Перед ее крупным телом мужчины обычно либо робели, либо заводились. В любом случае им делалось неловко. Она чуть придвинулась к Торссону и с удовлетворением увидела, что он ровно настолько же отодвинул свое кресло.

По его раздраженному лицу ясно было, что Торссон отлично понял, чем занимается собеседница, и отвернулся, чтобы не видеть ее улыбки.

Дверь открылась, пара техников вкатили стойку с ее скафандром. Он остался в целости. Они не попортили костюм, снимая с нее. К горлу подступил комок. Бобби сглотнула. Перед этим паяцем Торссоном она слабости не покажет.

Паяц ткнул пальцем в одного из техников.

— Вы. Ваше имя?

Молодой техник четко отсалютовал:

— Мичман электриков Мат Сингх, сэр.

— Мистер Сингх, сержант Драпер утверждает, что на ее скафандре установлен видеоархиватор иной модели, нежели на новых, и потому вы не сумели считать данные. Это так?

Сингх хлопнул себя по лбу.

— Черт! Ну да, я не подумал… это же старый «Голиаф-три». Когда начали выпуск четвертой модели, встроенные программы полностью переписали. Совсем другая система хранения видео. Ох, какой же я дурак…

— Именно так, — перебил Торссон. — Сделайте все необходимое для просмотра видео, сохраненного этим скафандром. Чем скорее вы управитесь, тем меньше времени у меня будет для размышлений о вашей некомпетентности и вызванной ею задержке.

Сингх, надо отдать ему должное, не ответил. Он тотчас подключил костюм к монитору и взялся за работу. Бобби скользила взглядом по своему скафандру. Было много царапин и вмятин, но серьезных повреждений она не заметила. Ей ужасно хотелось надеть его, после чего объяснить Торссону, куда тот может засунуть свои манеры.

Руки и ноги снова задрожали. Что-то трепетало в горле, словно там билось сердце маленького зверька. Ее пульс. Она попыталась что-то сказать, но техник уже сжал кулак, показывая своему помощнику: готово.

— Есть, сэр, — сообщил Сингх и начал обратную перемотку.

Бобби всматривалась, как могла, но картинка расплывалась.

Она потянулась к плечу Торссона, чтобы привлечь его внимание, но почему-то промахнулась и только сунулась вперед.

«Вот, опять», — успела подумать она в краткий миг невесомости перед беспамятством.

— Черт побери, — процедил резкий голос. — Я вас предупреждала. У нее внутренние повреждения и сильная контузия. Нельзя было разгонять ее на полную скорость, да еще допрашивать. Это безответственность. Преступная безответственность, чтоб вас!

Бобби открыла глаза. Она снова лежала в постели. Торссон сидел в кресле рядом. Одетая в госпитальную форму коренастая блондинка с разгоревшимся от возмущения лицом стояла в ногах кровати. Заметив, что Бобби очнулась, она придвинулась ближе и взяла ее за руку.

— Сержант Драпер, постарайтесь не двигаться. Вы упали и разбередили кое-какие раны. Мы все наладили, но теперь вам нужен отдых.

Говоря, врач смотрела на Торссона и выражением лица ставила после каждой фразы восклицательные знаки. Бобби кивнула доктору — голова была словно миска с водой при меняющемся направлении тяги. Не больно, но это, вероятно, потому, что ее накачали всеми анальгетиками, какие только нашлись в медотсеке.

— Содействие сержанта Драпер было необходимо. — В чарующем голосе Торссона не прозвучало и намека на извинение. — Благодаря ей мы, возможно, оказались спасены от открытой войны с Землей. Рисковать своей жизнью ради спасения других более или менее входит в обязанности Роберты.

— Не называйте меня Робертой, — процедила Бобби.

— Серж, — поправился Торссон. — Я сочувствую вашим потерям. И приношу извинения, что не поверил вам сразу. Благодарю вас за то, что вы реагировали столь профессионально и тем самым помогли избежать серьезной ошибки.

— По-моему, вы — дрянь, — сообщила Бобби.

— Такая у меня работа, солдат.

Торссон встал.

— Отдыхайте. Мы отправим вас, как только вы сможете перенести полет.

— Отправите? Обратно на Марс?

Торссон не ответил. Он кивнул врачу и вышел. Блондинка нажала одну из кнопок над койкой Бобби, и что-то холодное укололо ее в предплечье. Свет погас.

Желе. Интересно, почему в госпиталях вечно пичкают желатином?

Бобби с отвращением тыкала вилкой в дрожащий зеленый холмик на тарелке. Она наконец оправилась достаточно, чтобы поесть по-настоящему, но эта мягкая прозрачная еда, которую ей принесли, казалась все менее аппетитной. Даже насыщенная белками и углеводами жижа, выдаваемая за похлебку на большинстве кораблей флота, представлялась сейчас более соблазнительной. А если бы грибное жаркое под соусом, да с кускусом на гарнир…

Дверь палаты скользнула в сторону, и ее врач (Бобби уже знала, что блондинку зовут Триша Пикон, хотя все называли ее «доктор Триш») вошла вместе с капитаном Торссоном и еще одним, неизвестным ей, мужчиной. Торссон одарил ее своей страшноватой улыбкой, но Бобби уже знала, что у него просто лицо так устроено. Словно для нормальной улыбки недоставало каких-то мускулов. Незнакомец был в форме флотского капеллана неопределенной религиозной принадлежности.

Первой заговорила доктор Триш:

— Хорошая новость, Бобби. Завтра мы тебя выписываем. Как самочувствие?

— Нормально. Есть хочется, — ответила Бобби, снова ткнув вилкой в желе.

— Мы постараемся раздобыть тебе настоящей еды. — Доктор Триш улыбнулась и покинула палату.

Торссон указал на капеллана.

— Это капитан Мартенс. Он летит с нами. Я оставлю вас вдвоем — познакомьтесь.

Торссон вышел, не дав Бобби ответить, а Мартенс плюхнулся в кресло у ее койки и протянул руку.

— Привет, сержант, — начал он, — я…

— Когда я подчеркивала «нет» в форме 2790 о вероисповедании, я не шутила, — оборвала его Бобби.

Мартенс улыбнулся. Ни резкий ответ, ни ее агностицизм, как видно, не задели капеллана.

— Я здесь не по религиозным делам, сержант. У меня образование психолога по травмам, а поскольку вы стали свидетелем гибели всех людей из вашего взвода и сами чуть не погибли, капитан Торссон и ваш врач решили, что вам нужен я.

Бобби хотела отмахнуться, но помешал вставший в груди ком. Она скрыла болезненное ощущение, глотнув воды, и сказала:

— Я хорошо себя чувствую. Спасибо, что пришли.

Мартенс откинулся в кресле, продолжая улыбаться.

— Если бы вы действительно хорошо себя чувствовали после случившегося, я бы решил, будто с вами что-то не так. А сейчас вас кидают в ситуацию, непростую для чувств и разума. На Земле вы не сможете позволить себе такой роскоши, как эмоциональный срыв или посттравматическая стрессовая реакция. Нам предстоит много поработать…

— На Земле? — Бобби отшатнулась, как от удара. — Стойте-стойте! Зачем мне на Землю?

Глава 5 Авасарала

Крисьен Авасарала, помощник госсекретаря исполнительной администрации, сидела в конце стола. На ней было оранжевое сари: единственное яркое пятно среди серо-голубой военной формы собравшихся. Остальные семеро участников совещания возглавляли те или иные рода войск ООН и все были мужчинами. Она знала их имена, карьеру и психологические профили, уровень платежеспособности, политические пристрастия и партнеров по постели. Вдоль черной стены, мучительно застыв, словно застенчивые подростки на танцплощадке, выстроились помощники и свита. Авасарала украдкой вытащила из сумочки фисташку, тихонько щелкнула скорлупой и забросила в рот соленое ядрышко.

— Все встречи с командованием Марса придется отложить до стабилизации положения на Ганимеде. До того официальные дипломатические переговоры только подтвердят, что мы принимаем новый статус-кво. — Говорил адмирал Нгайен, младший из присутствующих. Этакий коршун. И с сознанием собственной важности, свойственным многим успешным молодым людям.

Генерал Адики-Сандовал кивнул бычьей головой.

— Согласен. Мы здесь должны думать не только о Марсе. Если Альянс Внешних Планет сочтет нас слабыми, это вызовет всплеск террористической активности.

Майк Эджи из дипломатического корпуса откинулся в кресле и беспокойно провел по губам языком. Зализанные к затылку черные волосы и вытянутое вперед лицо придавали ему сходство с человекообразной крысой.

— Джентльмены, я должен возразить…

— Разумеется, вы должны, — сухо вставил генерал Нетлфорд. Эджи проигнорировал его реплику.

— В данный момент встреча с Марсом — необходимый первый шаг. Если мы начнем выставлять предварительные условия и создавать препятствия, то это не только отнимет больше времени, но даже может спровоцировать возобновление враждебных действий. Если же мы сумеем снизить напряженность, спустить пар…

Адмирал Нгайен, сохраняя каменное лицо, кивнул и заговорил светским тоном:

— У вас, дипломатов, все метафоры — из века паровых машин?

Авасарала хихикнула вместе со всеми. Она тоже была невысокого мнения об Эджи.

— Марс уже наращивает вооружение, — сказал генерал Нетлфорд. — Мне видится, что лучшим ходом для нас будет вернуть Седьмой с Цереры. Поджарим им пятки. Пусть часы тикают: посмотрим, решатся ли тогда марсиане задержаться на Ганимеде.

— Вы имеете в виду — передвинуть корабли в систему Юпитера? — спросил Нгайен. — Или к Марсу?

— Все, что движется в сторону Земли, будет приближаться и к Марсу, — напомнил Нетлфорд.

Авасарала прокашлялась.

— У вас есть что-нибудь новое по инициатору нападения?

— Им занимаются техники, — ответил ей Нетлфорд, — и, кстати, об этом: если Марс испытывает на Ганимеде новую технику, мы не можем позволить им задавать темп, мы должны вывести на доску что-нибудь и с нашей стороны.

— Но ведь это была протомолекула? — спросил Эджи. — Я имею в виду то, что привело к падению Эроса.

— Этим занимаются, — довольно сдержанно ответил Нетлфорд. — Есть некое общее сходство, но есть и существенная разница. В отличие от Эроса, оно не распространяется. Население Ганимеда не изменилось, как изменились люди на Эросе. Судя по спутниковым снимкам, похоже на то, что оно вторглось на территорию марсиан и там самоликвидировалось или было уничтожено извне. Если оно и связано с Эросом, то технику с прошлого раза отточили.

— Итак, Марс владеет образцом и использует его как оружие, — резюмировал адмирал Соутер. Он был немногословен, и Авасарала всегда забывала, какой высокий у него голос.

— Это возможно, — признал Нетлфорд. — Весьма возможно, но и только.

— Слушайте, — с самодовольной улыбочкой, словно ребенок, добившийся своего, заговорил Нгайен. — Я понимаю, что первый ход остался за ними, но надо обсудить, в каких пределах можно нанести ответный удар. Если идет гонка за большим призом, ждать, скорее всего, будет не умнее, чем выброситься из шлюза.

— Надо соглашаться на встречу с Марсом, — сказала Авасарала.

Стало тихо. Нгайен помрачнел.

— Это?.. — начал он и не закончил вопроса. Авасарала видела, как переглядываются мужчины. Она достала из сумочки еще одну фисташку, съела ядрышко и спрятала скорлупу. Эджи неумело пытался скрыть радость. Надо бы наконец разузнать, кто какие кнопки нажал, пробив его в представители дипломатического корпуса. Выбор — хуже не придумаешь.

— Трудно будет обеспечить безопасность, — отозвался Нетлфорд. — Мы не допустим их корабли за оборонительный периметр.

— Ну, выставлять условия мы им не позволим. Если встреча состоится, то здесь, на нашей территории.

— Остановить их на приличном расстоянии и пересадить на свой транспорт?

— На такое они никогда не согласятся.

— Стоит сперва узнать, согласятся или нет.

Авасарала тихонько поднялась и направилась к двери. Ее личный секретарь, молоденький европеец по имени Сорен Коотвальд, отлепился от дальней стены и последовал за ней. Генералы предпочли не заметить ее ухода, а может, так увлеклись новыми, подкинутыми ею, проблемами, что и вправду не заметили. В любом случае военным не меньше хотелось избавиться от нее, чем Авасарале — от них.

Коридоры комплекса ООН в Гааге были широкими и чистыми, сдержанный декор напоминал музейную диораму португальских колоний 1940-х годов. Авасарала задержалась у утилизатора органических отходов и принялась вытряхивать из сумочки скорлупу.

— Что дальше? — спросила она.

— Совещание с мистером Эрринрайтом.

— А потом?

— Мистон Грэвис — по поводу Афганистана.

— Отмените.

— Что ему сказать?

Авасарала отряхнула ладони над контейнером и быстро прошагала к центральному холлу с лифтами.

— Пошлите на фиг, — посоветовала она. — Напомните, что Афганистан сопротивлялся внешнему контролю с тех времен, как мои предки дали пинка англичанам, если не дольше. Как только я придумаю, что с этим делать, я дам ему знать.

— Да, мэм.

— И еще мне нужна последняя сводка по Венере. Новейшая. И у меня нет под рукой профессора для перевода, так что, если она не будет составлена простым, вразумительным языком, гоните обормота в шею и найдите на его место человека, умеющего писать.

— Да, мэм.

Кабина лифта, поднимавшегося от общих залов и комнат для переговоров к кабинетам, ослепляла глаз блеском стали. Внутри свободно могли бы отобедать четверо. Распознав вошедших, кабина двинулась вверх, бережно перенося их с уровня на уровень. Бинненхоф[48] за окнами словно съежился, а большой муравейник Гааги раскинулся по земле под непорочно-голубым небом. Стояла весна, снег, накрывавший город с декабря, наконец сошел. Далеко внизу над улицами кружили голуби. На планете жило тридцать миллиардов человек, но голубей они так и не вытеснили.

— Все эти мужики — петухи, — процедила Авасарала.

— Простите? — переспросил Сорен.

— Генералы. Все они — педерасты.

— Я думал, только Соутер…

— Я не о том, что они спят с другими мужчинами. А о том, что все эти петухи — мужчины. Когда в последний раз женщина возглавляла вооруженные силы? На моей памяти ни разу. И теперь мы расхлебываем последствия того, что бывает, когда в политике перебор тестостерона. И кстати: свяжитесь с Аннет Рабир из обеспечения. Я не доверяю Нгайену. Если он заведет переписку с кем-то из Генеральной Ассамблеи, я должна знать.

Сорен закашлялся.

— Простите, мэм. Вы поручаете мне слежку за генералом Нгайеном?

— Нет, всего лишь проверку всех сетевых переговоров, причем интересует меня только кабинет Нгайена.

— Конечно. Простите, недопонял.

Лифт прошел мимо окон с видом на город и скрылся в темной шахте уровня личных кабинетов. Авасарала хрустнула суставами пальцев.

— Да, и между прочим, — сказала она, — это ваша собственная инициатива.

— Да, мэм. Я тоже об этом подумал.

Человека, не знавшего Авасаралу лично, ее кабинет обманул бы непритязательной обстановкой. Он располагался на восточной стороне здания, с которой обычно начинали путь наверх мелкие чиновники. У нее было окно с видом на город, но не угловое. Матово-черный экран видео, занимавший большую часть южной стены, не включался без необходимости. Остальные стены были отделаны потертыми бамбуковыми панелями. Узор на ковровом покрытии кое-как скрывал пятна. Единственными украшениями служили маленький алтарь с глиняной фигуркой Гаутамы Будды у письменного стола и ваза резного хрусталя с цветами. Букет каждый четверг присылал ее муж Арджуна. В комнате пахло свежими цветами и застарелым трубочным дымом, хотя Авасарала никогда здесь не курила и не помнила, чтобы курил кто-то другой. Она подошла к окну. Внизу распростерся город из бетона и древнего камня.

В темнеющем небе горела Венера.

За двенадцать лет, проведенных ею за этим столом, в этом кабинете, все вокруг изменилось. Когда-то союз между Землей и ее подрастающим братом казался вечным и нерушимым. Пояс был незначительной неприятностью и пристанищем мелких преступников и бунтарей, которых проще казалось потерять при корабельной аварии, чем доставлять в суд. Человечество считало себя одиноким во Вселенной.

А потом секретные исследования на Фебе, залетном спутнике Сатурна, выявили оружие, посланное из чужой солнечной системы в эпоху, когда земная жизнь была не более чем любопытной идеей в жидкой молекулярной пленке. После этого могло ли что-либо остаться прежним?

И все же кое-что осталось. Да, Земля с Марсом так и не решили: верные они союзники или смертельные враги. Да, АВП — Хезболла[49] вакуума — норовил стать серьезной политической силой на внешних планетах. Да, искусственная молекула, предназначенная для перестройки примитивной биосферы Земли, вместо этого загнала блудный астероид в облака Венеры и принялась там за неведомые никому дела.

Но весна приходила по-прежнему. По-прежнему накатывали и отступали избирательные кампании. Вечерняя звезда по-прежнему освещала индиговые небеса ярче, чем все огни земных городов. В иные дни это внушало уверенность.

— Мистер Эрринрайт, — сообщил Сорен.

Пока Авасарала оборачивалась к настенному экрану, тот ожил. Округлое мягкое лицо Садавира Эрринрайта было темнее, чем у нее. Такое, как у него, лицо показалось бы уместным где-нибудь в Пенджабе, зато его голос сочился холодным, рассудочным британским юмором. Где бы он ни находился, за его спиной горел яркий дневной свет. Изображение на экране подрагивало, подбирая баланс света и тени: Эрринрайт представлялся то темным пятном в полутемном кабинете, то фигурой, окруженной нимбом света.

— Надеюсь, совещание прошло благополучно?

— Нормально, — ответила она. — Мы продвинулись к встрече с марсианами. Сейчас там обсуждают меры безопасности.

— Пришли к согласию?

— Да, после того как я подсказала, с чем нужно соглашаться. Марсиане посылают на встречу с чиновниками ООН своих первых представителей — с извинениями, а также для обсуждения вопроса о нормализации отношений и возвращении Ганимеда, и прочее, и прочее. Все верно?

— Не уверен, согласится ли с этим марсианская сторона, — заметил он.

— Возразить они не смогут. Я разослала пресс-релиз с картелем[50] и угрозой в последнюю минуту отменить встречу. Остросюжетная драма — это прекрасно. Более чем прекрасно: она отвлекает внимание. Только не позволяйте Пузырь-башке заводить речь о Венере и Эросе.

Эрринрайт почти непроизвольно отпрянул.

— Прошу вас, не называйте генерального секретаря Пузырь-башкой.

— А почему бы и нет? Я называла его так в глаза, и он не возражал.

— Он понял, что вы шутите.

— Это потому, что голова у него совсем пустая. Запретите ему заговаривать о Венере.

— А о видеосъемке?

Законный вопрос. То, что спровоцировало атаку на Ганимеде, начало с района, контролировавшегося Объединенными Нациями. Если закулисные сплетни не лгут, марсиане располагали только кадрами, отснятыми камерой одного боевого скафандра. В распоряжении Авасаралы были семь минут видео сорока камер с высоким разрешением, на котором нечто убивало лучших людей Земли. Даже если марсиан удастся отговорить от разглашения, замолчать это будет трудновато.

— Дайте мне время до встречи, — попросила Авасарала. — Посмотрим, что они скажут и как скажут, тогда я и решу, что делать. Если это — оружие марсиан, они выдадут себя, начав игру.

— Понимаю, — протянул Эрринрайт, всем видом показывая, что не понял.

— При всем уважении к вам, сэр, — сказала она, — пока это должно остаться между Землей и Марсом.

— Нужна ли нам остросюжетная драма, разыгрываемая двумя главными вооруженными силами системы? Как вам, собственно, это представляется?

— Сообщение Майкла Джона де Утюрбе о возрастании активности на Венере я получила почти одновременно с началом боевых действий на Ганимеде. Если Венера забеспокоилась, едва что-то случилось, чертовски похоже, что на Ганимеде проявила себя протомолекула. В том-то и дело.

Авасарала выдержала многозначительную паузу, прежде чем продолжать. У Эрринрайта задвигались глазные яблоки, словно он читал написанные в воздухе строки. Для него это было признаком глубокой задумчивости.

— Мы и прежде бряцали саблями, — напомнила Авасарала, — и ничего, выжили. Военная угроза — известная величина. У меня папка на девятьсот страниц: анализ возможного конфликта с Марсом, план действий и среди них четырнадцать различных сценариев на случай столкновения с неизвестной новой технологией. А вот в папке, приготовленной на случай, если нечто явится с Венеры, три странички, и в пункте первом значится: «Обратиться к Богу».

Эрринрайт сохранял серьезность. Авасарала слышала за спиной молчание Сорена, в котором сквозило беспокойство сильнее обычного. Она открыто выложила свои страхи на стол.

— Три версии, — тихо перечисляла она. — Первая: это работа Марса. Тогда у нас будет просто война, с войной мы справимся. Вторая: это сделал кто-то другой. Неприятный и опасный вариант, но разрешимый. Третье: оно возникло само по себе. И тогда мы остаемся с пустыми руками.

— Вы не собираетесь добавить новые страницы в ту тощую папку? — Вопрос Эрринрайта прозвучал легкомысленно. Сам Эрринрайт, однако, легкомысленным отнюдь не был.

— Нет, сэр. Я собираюсь выяснить, с какой из трех возможностей мы имеем дело. Если с одной из двух первых, я решу проблему.

— А если с третьей?

— Уйду в отставку, — ответила она, — и вы сможете назначить на это дело другого болвана.

Эрринрайт знал ее достаточно давно, чтобы уловить шутку. Он улыбнулся и рассеянно потянул себя за галстук. Он полностью разделял ее опасения, но незнакомый человек не догадался бы.

— Это удавка. Мы не можем позволить конфликту на Ганимеде слишком разгореться.

— Это не главное, — возразила Авасарала. — Без моего разрешения никто войну не начнет.

— Вы хотите сказать: без приказа военного министра, подтвержденного голосованием Генеральной Ассамблеи.

— Когда отдать приказ, я ему подскажу, — сказала она, — но передадите вы сами. У него яйца отвалятся, если он услышит это от бабульки вроде меня.

— Ну, такого мы, конечно, не допустим. Держите меня в курсе, если что-то узнаете. Я поговорю с пишущей-вещающей братией и позабочусь, чтобы в его заявлении не было подтекста.

— А за утечку видео атаки виновник ответит передо мной, — добавила она.

— Если утечка случится, ответственный за нее будет обвинен в государственной измене, предстанет перед трибуналом и отправится в лунную каторжную колонию пожизненно.

— Более или менее так.

— Не пропадайте из вида, Крисьен. Времена трудные; чем меньше сюрпризов, тем лучше.

— Да, сэр, — согласилась она. Связь прервалась, экран потемнел. В нем светлыми пятнышками отразились ее оранжевое сари и седые волосы. Другое пятно: белый цвет и хаки — было Сореном.

— У вас мало работы?

— Нет, мэм.

— Так валите отсюда.

— Да, мэм.

Она услышала за спиной его удаляющиеся шаги.

— Сорен!

— Мэм?

— Мне нужен список свидетелей по делу Эроса. И пусть по каждому даст заключение психоаналитик, если этого еще не сделано.

— Вам распечатку показаний?

— Да, и ее тоже.

— Сделаю как можно быстрее.

Дверь за ним закрылась, и Авасарала опустилась в кресло. Ноги гудели, головная боль, с утра топтавшаяся где-то на заднем плане, выступила вперед и подала голос. Будда безмятежно улыбался, и она хихикнула, словно поделившись с ним шуткой. Ей хотелось домой: посидеть на крылечке, слушая фортепьянные упражнения Арджуны.

А вместо этого…

Под рукой была служебная связь, но она вызвала Арджуну через ручной терминал. Суеверное чувство заставляло отделять семейные дела от рабочих даже и таких мелочах. Муж сразу ответил на вызов. Короткая бородка на его угловатом лице уже почти совсем поседела, но юмор во взгляде сквозил прежний, не исчезая, даже когда Арджуна плакал. От одного взгляда на мужа ей полегчало.

— Я вернусь поздно, — сказала она, тут же пожалев о своем деловитом тоне. Арджуна кивнул.

— Я потрясен, нет слов. — Даже сарказм у него был мягким. — Тяжела сегодня маска?

Он называл это «маской». Словно женщина, которую она представляла миру, была поддельной, а та, что говорила с ним или рисовала наперегонки с внучкой, — подлинной. Авасарала считала, что муж ошибается, но выдумка казалась такой утешительной, что она всегда ему подыгрывала.

— Сегодня очень тяжела. Чем ты занят, любимый?

— Читаю черновик диссертации Кукурри. Над ней еще надо поработать.

— Ты в кабинете?

— Да.

— Лучше бы вышел в сад, — посоветовала она.

— Потому что в сад хочется тебе? Выйдем вместе, когда вернешься домой.

Она вздохнула.

— Это может быть очень нескоро.

— Разбуди меня, и погуляем.

Она тронула экран, и Арджуна улыбнулся, словно в ответ на ласку. Авасарала разорвала связь. По давней привычке они не прощались: один из тысяч маленьких обычаев, возникающих за десятилетия брака.

Повернувшись к рабочей системе, Авасарала вывела на экран тактический анализ сражения на Ганимеде, профили интеллекта ключевых фигур в командовании Марса и программу встречи, уже составленную генералами после совещания. Вынув из сумочки фисташку, она хрустнула скорлупой, погрузившись в сырую информацию, позволив сознанию плясать в ее волнах. В окне за спиной сквозь зарево огней Гааги пробивались новые звезды, но Венера была по-прежнему ярче всех.

Глава 6 Холден

Ему снились длинные изогнутые коридоры, наполненные чудовищами-полулюдьми. Проснулся он в темной каюте от громкого гудка и довольно долго возился с незнакомыми креплениями койки. Отстегнувшись, подлетел вверх: значит, микрогравитация. Гудок повторился. Холден оттолкнулся от кровати к стене и нажал кнопку, осветив каюту. Здесь было тесно. У одной переборки — койка-амортизатор модели семидесятилетней давности, втиснутая поверх личного рундука, в углу — туалет и раковина, а напротив — стенная панель с названием корабля: «Лунатик».

Панель прогудела в третий раз. Теперь Холден нажал кнопку ответа и спросил:

— Где мы, Наоми?

— Последнее торможение перед высотной орбитой. Ты не поверишь, они поставили нас в хвост!

— В хвост, в смысле — в очередь?

— Да, — подтвердила Наоми. — По-моему, они задерживают все корабли, побывавшие на Ганимеде.

— Дерьмо! Они на чьей стороне?

— А есть разница?

— Ну, — принялся объяснять Холден, — на Земле я в розыске за похищение пары тысяч ядерных ракет и передачу их АВП, а Марс из-за меня лишился всего одного корабля. Полагаю, и наказания будут разными.

— В любом случае сидеть тебе за решеткой до скончания века, — рассмеялась Наоми.

— Ну, тогда считай, спрашиваю из чистого занудства.

— Те, что нас задержали, похожи на корабль ООН, но рядом торчит марсианский фрегат, наблюдает за обработкой.

Холден в душе возблагодарил Фреда Джонсона, который еще на Тихо убедил его отказаться от «Росинанта» и лететь к Ганимеду на свежеотремонтированом «Лунатике». В нынешнем флоте АВП этот грузовик выглядел самым безобидным и привлекал гораздо меньше нежелательного внимания, чем военный корабль, похищенный у Марса. Они оставили «Роси» подальше от Юпитера, в местечке, куда вряд ли кто заглянет. Алекс заглушил все системы, кроме очистки воздуха и пассивных датчиков, и теперь, наверное, валялся в своей каюте под грудой одеял и с грелкой, ожидая вызова от них.

— Отлично, я сейчас поднимусь. Сообщи Алексу ситуацию через направленный луч. Если нас арестуют, пусть ведет «Роси» на Тихо.

Холден открыл ящик под койкой и вытащил из него тренировочный костюм. Одежда сидела плохо. На спине куртки было название корабля: «Лунатик», на нагрудном кармане имя хозяина: Филипс. Если верить корабельному журналу, взломанному кудесниками с Тихо, Уолтер Филипс был механиком первого разряда и основным торговцем оборудованием, украдкой вынесенным с грузовика. По чину он числился третьим из трех. Учитывая репутацию Филипса в Солнечной системе, Холден мог только радоваться, что, согласно роли, ему не придется встречаться с властями.

Он умылся над крошечной раковиной — вода не текла, использовались влажные салфетки и мыльные валики — и с отвращением поскреб бородку, вынужденную дань маскировке. Прежде он никогда не носил бороду и оказался разочарован, обнаружив, что она вышла неровная и клочковатая. Амос, который из солидарности тоже перестал бриться, щеголял теперь роскошной львиной гривой и подумывал ее оставить — уж очень она ему шла.

Сунув использованные салфетки в камеру утилизатора, Холден толкнулся к люку и по трапу стал подниматься в рубку.

Рубка была так себе. «Лунатику» насчитывалось чуть не сто лет, и он определенно доживал последние годы. Если бы для их миссии не требовался корабль, какого не жалко, ребята Фреда, вероятно, подлатали бы старичка. После недавней гонки он уже дышал на ладан, зато последние двадцать лет «Лунатика» гоняли с продовольствием по маршруту Ганимед — Церера, и прежние регулярные визиты на луны Юпитера оправдывали его появление с продовольственной помощью. Фред решил, что к грузовику привыкли и не глядя пропустят через блокаду.

По-видимому, он просчитался.

Наоми Холден застал пристегнутой к одной из панелей управления. На ней был такой же зеленый тренировочный костюм, только на кармане значилось: Эстанция. Она улыбнулась Холдену и жестом указала на экран.

— Вот эта группа кораблей всех досматривает перед посадкой.

— Черт! — ругнулся Холден, приближая изображение с телескопа, чтобы лучше рассмотреть корпуса и разобраться в марках. — Определенно, ооновцы. — Маленькое пятнышко прошло через картинку от корабля ООН к тяжелому грузовозу, стоявшему первым в очереди. — А это похоже на абордажную шлюпку.

— Хорошо, что ты месяц как нечесан. — Наоми подергала его за клок волос. — С такими зарослями на голове да с этой жуткой бородой тебя бы и родные матери не узнали.

— Надеюсь, моих матерей пока не призвали во флот, — ответил, стараясь попасть ей в тон, Холден. — Я предупрежу Амоса.

Холден, Наоми и Амос ждали в коротком проходе. В этот отрезок коридора, сразу за внутренним люком шлюза, выходило множество шкафчиков-кладовых. Абордажная команда заканчивала процедуру стыковки. Наоми, в свежевыстиранной форме капитана, в магнитных башмаках, смотрелась высокой и строгой. Капитан Эстанция, погибшая при нападении пиратов, десять лет командовала «Лунатиком». Холден подумал, что Наоми выглядит достойной преемницей.

За ней держался Амос в тренировочном костюме с нашивками старшего механика, на его лице застыла скучающая мина. Брюшко Амоса было заметно даже при микрогравитации на нынешней орбите. Холден, как умел, подражал его осанке и раздраженному виду.

Шлюз завершил стыковку, и внутренняя крышка люка сдвинулась в сторону. Шестеро космодесантников в боевых скафандрах и младший лейтенант в вакуумном защелкали магнитными подковками по обшивке. Лейтенант бегло оглядел команду и сверился со своим ручным терминалом. Он, казалось, скучал не меньше Амоса. Пожалуй, догадался Холден, бедолага так же мечтает отделаться от нудной процедуры досмотра, как они — уйти с миром.

— Ровена Эстанция, капитан и главный совладелец грузовоза «Плачущий лунатик» с регистрацией на Церере.

Лейтенант не спрашивал, однако Наоми сочла нужным ответить:

— Да, сэр.

— Хорошо звучит, — заметил лейтенант, не отрываясь от терминала.

— Сэр?

— Я о корабле. Необычное название. Клянусь, если мне попадется еще один корабль, названный по имени чьей-то дочки или девушки с Титана, я начну штрафовать за отсутствие фантазии.

У Холдена поджались лопатки и мурашки поползли под волосами. Может, лейтенанту и наскучила его работа, но парень умен и наблюдателен и не скрывает этого.

Наоми ухмыльнулась.

— Мой получил название после того, как я три месяца оплакивала на Титане разлуку с другом сердца. По большому счету, вышло удачно. До этого я хотела назвать кораблик по любимой золотой рыбке.

Лейтенант от удивления вытянулся, но тут же расхохотался.

— Спасибо, капитан. За весь день вы первая меня рассмешили. Остальные перед нами дрожат до усрачки, а у этой шестерки кабанов, — он кивнул на пехотинцев, чувство юмора удалено химическим путем.

Холден покосился на Амоса. «Это что, флирт? По-моему, он с ней заигрывает». Мрачная мина Амоса надежно скрывала мысли.

Лейтенант постукал по дисплею терминала.

— Протеин, добавки, водоочистители и антибиотики? Можно взглянуть?

— Да, сэр. — Наоми кивнула на люк. — Сюда, пожалуйста.

Офицер ООН и двое солдат последовали за ней. Остальные вытянулись в позе настороженных часовых у самого шлюза. Амос ткнул Холдена локтем в бок и обратился к ним:

— Как делишки, ребята?

Ему не ответили.

— Я вот говорю приятелю, мол, спорим, у них между ног под этими жестянками жуть что делается!

Холден зажмурился и мысленно пожелал Амосу прикусить язык. Не сработало.

— Я к тому, что ваши умники-конструкторы все предусмотрели, а вот яйца почесать — никак. А если, боже упаси, построение, вам же на палубу не втиснуться, а они только место занимают!

Холден открыл глаза. Теперь все солдаты смотрели на Амоса, но никто не шевелился и ничего не говорил. Холден задвинулся в самый темный угол и попытался вжаться в стену. На него никто и не оглянулся.

— Ну вот, — добродушно продолжал Амос, — я с ним поспорил и надеюсь, вы, ребята, подтвердите, что я прав.

Ближайший десантник сделал полшага вперед и остановился.

— Так вот, я поспорил, — объяснял Амос, — что надежности ради вам попросту отрезают все, что можно прищемить. К тому же это спасает вас от искушения лапать друг друга долгими корабельными ночами.

Солдат сделал еще шаг, и Амос тут же выдвинулся ему навстречу, сокращая дистанцию. Чуть не ткнувшись носом в щиток шлема, туманя своим дыханием стекло, он закончил:

— Ну, скажи прямо, Джо: верно, что у вас там гладко, как у ваших скафандров?

Долгое напряженное молчание прервал тихий звук: кто-то кашлянул у люка. В коридор вошел лейтенант.

— У вас проблемы?

Амос с улыбкой отступил назад.

— Никаких. Просто знакомлюсь с милыми людьми, на которых уходят мои налоги.

— Сержант? — спросил лейтенант.

Десантник отступил на прежнее место.

— Нет, сэр, никаких проблем.

Лейтенант обернулся, чтобы пожать руку Наоми.

— Приятно было познакомиться, капитан Эстанция. Вам скоро радируют разрешение на посадку. Народ на Ганимеде наверняка обрадуется доставленному вами продовольствию.

— Рада быть полезной, — ответила Наоми, заслужив ослепительную улыбку лейтенанта.

Когда ооновцы закончили шлюзование и отчалили в своей шлюпке, Наоми протяжно выдохнула и принялась растирать щеки.

— Чуть не треснули от этой улыбочки.

Холден ухватил Амоса за рукав.

— Что. За. Хрень, — сквозь зубы процедил он, — ты тут устроил?

— А что? — встрепенулась Наоми.

— Пока тебя не было, Амос всеми силами бесил этих парней. Диво, как они не пристрелили его, а заодно и меня.

Амос покосился на руку Холдена, сжимавшую его рукав, но освободиться не попытался.

— Кэп, ты хороший парень, а вот контрабандист — никакой.

— Что? — повторила Наоми.

— Капитан так нервничал, что даже мне почудилось, будто он что-то скрывает. Вот я и отвлек солдатиков до вашего возвращения, — объяснил Амос. — А стрелять они не могли, пока я их не трогал и не доставал оружия. Кто у нас служил во флоте? Ты же должен помнить инструкцию.

— Так… — начал Холден.

— Так, — перебил Амос, — если лейтенант их о нас спросит, они расскажут про поганца-механика, который наплевал им в лицо, а не про нервного паренька со щипаной бородкой, который все норовил спрятаться в угол.

— Черт!.. — сказал Холден.

— Ты хороший капитан, в драке я всегда тебя прикрою. А вот как преступник ты полное дерьмо. Ты просто не способен сыграть кого-нибудь, кроме самого себя.

— Не хочешь снова принять командование? — спросила Наоми. — Достала меня эта работа.

— Башня Ганимеда, это «Лунатик», повторяю запрос на посадку, — говорила Наоми. — Патруль ООН дал нам пропуск, а вы уже три часа держите на низкой орбите. — Отключив микрофон, она добавила: — Засранцы.

Ей ответил не тот голос, от которого они несколько часов добивались разрешения на посадку. Этот показался старше и не таким раздраженным.

— Прошу прощения, «Лунатик», я вставлю вас в сетку при первой возможности. Но последние десять часов шли непрерывные посадки, и нам надо отправить десятки кораблей, прежде чем начнем принимать новые.

Холден подключил свой микрофон.

— Мы говорим с диспетчером?

— Да. Старший диспетчер Сэм Снеллинг — можете записать, на кого жаловаться. Снеллинг, с двумя «л».

— Нет-нет, — возразил Холден, — никаких жалоб. Мы видим, как взлетают корабли. Это беженцы? Судя по тоннажу, половина населения спасается бегством.

— Нет. Несколько чартерных рейсов и коммерческих линий вывозят людей, но большей частью взлетают грузовики с продовольствием.

— С продовольствием?

— Мы отправляем почти сто тонн пищевых продуктов в день, а бои задержали многих на поверхности. Теперь, когда сквозь блокаду начали пропускать, они продолжают поставки.

— Постойте, — сказал Холден. — Я готовлюсь к посадке, имея на борту продовольственную помощь для голодающего населения Ганимеда, а вы отправляете со спутника сотни тонн еды?

— Примерно полмиллиона кило, учитывая задержку, — уточнил Сэм, — но это не наша еда. Большая часть пищевой промышленности Ганимеда принадлежит корпорациям, а их штаб-квартиры не здесь. На эти поставки завязаны большие деньги. За каждый день задержки рейсов кто-то теряет целое состояние.

— Я… — начал Холден и осекся. — «Лунатик», конец связи.

Он вместе с креслом развернулся лицом к Наоми. Та замкнулась: значит, была так же сердита, как и он.

Амос, болтавшийся вокруг пульта механика с похищенным из запасов продовольствия яблоком, спросил:

— Неужто тебя это удивляет, капитан?

Четыре часа спустя они получили разрешение на посадку.

Ни с низкой обиты, ни даже при спуске они не заметили на поверхности Ганимеда особых перемен. Этот спутник Юпитера и в лучшие времена представлял собой пустыню из серых камней и почти такого же серого водяного льда, изрытую кратерами и замерзшими мгновенно после прорыва озерами. Все это напоминало поле биты еще тогда, когда предки человека впервые выползли на сушу.

Впрочем, человечество со свойственной ему изобретательностью и предприимчивостью сумело внести свой вклад. В конце длинного черного шрама на поверхности спутника Холден высмотрел останки истребителя. Ударная волна от его падения сплющила маленькие купола километров на десять окрест. Вокруг скелета корабля сновали спасательные катера, интересуясь не столько спасением выживших, сколько новейшими технологиями и информацией, уцелевшей при катастрофе. Не отдавать же все это в руки противника!

Самой серьезной из видимых потерь представлялся огромный агрокультурный купол, одно из гигантских строений из стекла и металла, защищавших гектары заботливо возделанной земли и великими усилиями вскормленные побеги. Вид купола, раздавленного смятым металлом — кажется, это была зеркальная установка, — потрясал и приводил душу в смятение. Купола кормили внешние планеты особыми сортами хлебных культур — под ними творились величайшие чудеса агрономической науки. А орбитальные зеркала были чудесами инженерии. Влупить одним чудом по другому и оставить их в руинах!.. Большей близорукой глупости Холден и представить себе не мог — разве что нагадить в собственные запасы воды, чтобы врагу не досталось.

К тому времени, когда «Лунатик» уладил свои скрипящие кости на отведенной ему площадке, Холден был вне себя от человеческой глупости.

И конечно, она тут же сунулась ему под нос.

Таможенный инспектор ожидал их на выходе из шлюза. Тощий как жердь мужчина с красивым лицом и лысой, будто яйцо, головой. Его сопровождали двое в неприметной форме охраны, с тазерами[51] в поясных кобурах.

— Здравствуйте, меня зовут мистер Ведас, я таможенный инспектор одиннадцатого порта, площадки от А-четырнадцать до А-двадцать два. Вашу декларацию, пожалуйста.

Наоми, снова входя в роль капитана, выступила вперед.

— Декларацию радировали вашей службе перед посадкой. Я…

Холден видел, что ни у Ведаса, ни у сопровождающих охранников нет при себе служебных терминалов для инспекции груза, да и обмундирование охранников отличалось от формы портовой службы Ганимеда. Он чувствовал, что кое-кто тут намерен разыграть любительский спектакль. Шагнув вперед, он помахал Наоми.

— Я с ними разберусь, капитан.

Таможенный инспектор Ведас смерил его взглядом.

— А вы кто такой?

— Зовите меня мистер Не-морочьте-мне-голову.

Ведас оскалился, пара охранников подошла ближе. Холден улыбнулся им и, запустив руку за спину, извлек из-за пояса большой пистолет. Он держал его вдоль бедра, дулом вниз, но Ведас побледнел и отступил.

— Знаю, как вы трясете народ, — продолжал Холден. — Требуете декларацию, потом сообщаете, что было внесено в нее по ошибке. А пока мы составляем и отсылаем службе новую, срываете цветочки с груза и загоняете их на черном рынке. Полагаю, за продовольствие и медикаменты там хорошо платят.

— Я — законный представитель станции Ганимед, — проскрипел Ведас. — Вы рассчитываете запугать меня оружием? Я потребую от портовой охраны арестовать вас и интернировать корабль, если…

— Нет, я и не думал вас запугивать, — ответил Холден, — но я по горло сыт идиотами, жиреющими на чужом несчастье, и мне очень полегчает, если мой большой и сильный друг Амос изобьет вас в лепешку за попытку украсть еду и лекарства у беженцев.

— Это не запугивание, а средство для снятия стресса, — дружелюбно пояснил Амос.

Холден кивнул ему.

— Ты очень сердит на парня, который хотел украсть еду у голодающих?

— Жуть как сердит.

Холден постучал себя пистолетом по бедру.

— Пушка у меня только для того, чтобы ваша «портовая охрана» не вмешалась, пока Амос спускает злость.

Мистер Ведас, таможенный инспектор одиннадцатого порта, площадок с А14 по А22, развернулся и помчался во всю прыть. Нанятые им копы не отставали.

— Ну что, доволен собой? — спросила Наоми. Она странно, оценивающе смотрела на Холдена и говорила нейтральным тоном, не обвиняя и не одобряя.

Холден вложил пистолет в кобуру.

— Давайте выяснять, что за чертовщина здесь творится.

Глава 7 Пракс

Штаб службы безопасности располагался на третьем от поверхности уровне. Отделка стен и независимая силовая установка выглядели роскошью в сравнении с голым льдом других помещений станции, но в действительности они служили важными сигналами. Как некоторые растения яркой листвой возвещают о скрывающемся в них яде, так штаб безопасности возвещал, что он неприступен. Мало того что невозможно было пробурить лед, чтобы тайком вывести из камеры друга или любовника, — каждому следовало видеть, что это невозможно, иначе кто-нибудь непременно попытался бы.

За годы жизни на Ганимеде Пракс побывал здесь всего однажды, да и то как свидетель. Тогда он оказывал содействие закону, а не просил о помощи сам. За прошедшую неделю он возвращался сюда двенадцать раз: ждал в длинной, безнадежной очереди, не находя себе места и отгоняя нарастающее чувство, что ему следовало быть не здесь и заниматься чем-то другим. Чем — он сам не знал.

— Сожалею, доктор Менг, — сказала женщина из-за дюймового, армированного проволокой стекла окошка справочной службы. Она выглядела усталой. Не просто усталой — совершенно выжатой. Контуженой. Убитой. — Сегодня опять ничего.

— Могу я с кем-нибудь поговорить? Должен же быть способ…

— Сожалею, — повторила она, глядя мимо него на следующего отчаявшегося, испуганного, давно не мытого человека, которому она не сумеет помочь. Пракс ушел, скрипя зубами от бессильной ярости.

Очередь растянулась на два часа: мужчины, женщины, дети стояли, прислонившись к стене, или сидели. Кое-кто плакал. Девушка с красными глазами курила марихуану, запах ее сигареты забивал вонь толпы, набившейся в тесное помещение, дымок завивался на фоне таблички «Не курить». Никто не возмутился. Все они загнанным видом походили на беженцев, даже те, кто здесь родился.

Со дня официального прекращения боев марсиане и земляне оттянулись на прежние позиции. Житница внешних планет превратилась в пустыню между ними, и вся станция думала лишь об одном: как бы отсюда выбраться.

Поначалу порты охранялись вооруженными силами участников конфликта, но скоро те и другие вернулись на свои безопасные корабли, и ничто уже не сдерживало паники на станции. Из порта выпустили несколько набитых битком пассажирских транспортов. Цена на билеты разоряла людей, годами работавших в самой высокооплачиваемой технологической отрасли вне Земли. Тем, кто победнее, предоставили пробираться зайцами на грузовые беспилотники и крошечные яхты. Иные в надежде добраться до Европы ограничивались модифицированным скафандром с реактивным ранцем. Паника гнала от опасности к опасности, пока человек не находил себе могилу. У станций охраны, у портов, даже у опустевших военных постов Марса и ООН толклись люди, искавшие хоть какого-то подобия защиты.

Пракс мечтал быть среди них.

В его жизни установилось некое подобие ритма. Он просыпался в своей комнате — ночевал всегда дома на случай, если Мэй возвратится. Ел что подвернется. В последние два дня, правда, уже не нашлось ничего, но среди декоративных растений в парковых коридорах попадались съедобные. Так или иначе, есть ему не хотелось.

Потом он просматривал тела.

В первую неделю госпитальная служба выпускала видеоролики для опознания погибших. Теперь ему приходилось глядеть на реальных мертвецов. Он искал ребенка, что избавляло от необходимости осматривать большинство тел, но увиденное все равно застревало в памяти. Дважды он находил изуродованные до неузнаваемости трупы, которые могли быть Мэй, но у одного на шее оказалось родимое пятно, похожее на след от укуса, а другой отличался формой ногтей. Те мертвые девочки были чужим горем. Убедив себя, что в списках погибших Мэй нет, он начинал охоту. В первую ночь после ее исчезновения он составил список на своем терминале. Официальные лица, с которыми можно связаться: охрана, ее врачи, представители воюющих сторон. Люди, которые могут что-то знать: родители детей из ее учебной группы, из группы медицинской поддержки, мать девочки. Проверить излюбленные места: дом лучшей подружки, парки, магазин сластей, торгующий лаймовым шербетом — Мэй всегда его выпрашивала. Места, где похищенного ребенка могли использовать с сексуальными целями: список баров и борделей с сохраненной копии плана станции. В системе была обновленная версия, но допуск к ней пока ограничили. Каждый день он вычеркивал из списка строки, сколько успевал, а когда вычеркнул все, начал заново.

Вскоре список превратился в расписание. Служба безопасности — каждый второй день, а в промежутках — военные представители Марса или ООН, если кто-то из них соглашался с ним поговорить. По утрам, после осмотра тел, — парки. Семья лучшей подружки Мэй выбралась со станции, так что их проверять не приходилось. Лавку сластей сожгли мятежники. Труднее всего оказалось отыскать ее врачей. Педиатр, доктор Агастин, проявила должную озабоченность и обещала позвонить, если что-то узнает, но, когда он перезвонил три дня спустя, не вспомнила, о чем речь. Хирург, помогавший чистить абсцессы вдоль позвоночника и первым поставивший диагноз, ее не видел. Доктор Стрикланд, ведущий врач группы поддержки, пропал. Сиделка Абуакар погибла.

Другим семьям из терапевтической группы хватало своих трагедий. Пропала не одна Мэй. Като Мертон, Габби Солюз, Сандро Вентисиет. Он видел на лицах их родителей отражение собственного страха и отчаяния, и встречаться с ними казалось тяжелее, чем осматривать трупы. Тяжелее было забыть страх.

И все же он с ними встречался.

Басиа Мертон — Катопапа, как звала его Мэй, был мускулистым мужчиной. От него всегда пахло перечной мятой. Лицо его тощей как карандаш жены кривилось и нервной улыбке. У них был шестиотсечный, отделанный шелком и бамбуком дом возле водораздаточного комплекса на пятом от поверхности уровне. Открыв дверь, Басиа не улыбнулся и не поздоровался: просто повернулся и шагнул в сторону, впуская посетителя. Пракс прошел за ним.

Усадив гостя за стол, Басиа налил ему стакан чудом не прокисшего молока. Со дня исчезновения Мэй Пракс приходил к нему в пятый раз.

— Что, ни следа? — В словах Басиа, в сущности, не было вопроса.

— Ничего нового, — ответил Пракс. — Тоже новость.

Из задней комнаты послышался рассерженный девичий голос. Ему вторил мальчишеский. Басиа не обернулся.

— У меня тоже ничего, извини.

Вкус у молока был чудесный: нежный, богатый, мягкий. Пракс будто чувствовал, как калории и питательные вещества просачиваются в клетки. Ему пришло в голову, что физически он, вероятно, истощен.

— Надежда еще есть, — сказал он.

Басиа выдохнул, словно сказанное Праксом ударило его под дых. Поджав губы, он уставился в стол. Ссора в дальней комнате перешла в тихий мальчишеский плач.

— Мы уезжаем, — сказал Басиа. — У меня кузен на Луне работает, в «Магеллан-биотехе». Они посылают корабли с гуманитарной помощью. Когда разгрузят медикаменты, там освободится место для нас. Все устроено.

Пракс отставил стакан с молоком. В комнате было спокойно и тихо, но он знал — это иллюзия. Что-то сдавило ему горло и грудь. Лицо побелело — он как наяву вспомнил жену, объявляющую о разводе. Предательство. Опять его предали.

— …и потом еще несколько дней, — говорил Басиа. Пракс его не слушал.

— А как же Като? — выдавил он сквозь ком в горле. — Он ведь где-то здесь.

Взгляд Басиа испуганной птицей метнулся в сторону.

— Нет. Нет его, брат. У мальчика не иммунная система, а болото. Ты же знаешь, без лекарств он оказывается серьезно болен на третий, самое позднее на четвертый день. А мне надо подумать о двух оставшихся детях.

Пракс кивнул: тело отреагировало помимо сознания. Казалось, где-то у него в голове раскручивался маховик. Бамбуковый стол показался неестественно шершавым. Запахло тающим льдом. От молока на языке остался кислый вкус.

— Откуда тебе знать? — спросил он, стараясь говорить мягко. Вышло не очень.

— Да уж знаю.

— Им… тем, кто забрал Мэй и Като, они мертвыми не нужны. Они знали, должны были знать, что детям необходимы лекарства. А значит, вполне могли доставить их туда, где лечение есть.

— Никто их не забирал, брат. Они пропали. Что-то с ними случилось.

— Учительница Мэй сказала…

— Учительница обезумела от страха. Для нее вся жизнь сводилась к тому, чтобы карапузы не наплевали друг другу в рот, а тут внезапно рядом — стрельба. Какой черт знает, что она видела?

— Она сказала: «Мать Мэй и врач». Врач…

— А, брось ты. Мертвыми не нужны? Мы здесь по горло завалены мертвецами, не знаю уж, кому они понадобились. Идет война. Эти гады начали войну. — В его широких темных глазах стояли слезы, в голосе звучало горе, но сил не осталось. — На войне люди гибнут. И дети гибнут. Тебе бы… а, черт! Тебе бы подумать, как жить дальше.

— Ты не знаешь наверняка, — сказал Пракс. — Ты не знаешь, что они умерли, а раз так — ты их бросаешь.

Басиа смотрел в пол. К лицу его медленно приливала краска, губы подергивались, загибаясь уголками вниз.

— Ты не имеешь права бежать, — сказал Пракс. — Ты должен остаться и искать их.

— Не надо, — отозвался Басиа. — И не смей кричать на меня в моем доме.

— Это наши дети, мы не можем от них отвернуться! Что ты за отец? То есть, господи…

Басиа склонился вперед, навалившись на стол. В комнату заглянула совсем юная девушка, ее глаза округлились от страха. Пракс чувствовал, как крепнет в нем решимость.

— Ты останешься, — сказал он.

Молчание продлилось на три удара сердца. На четыре. На пять.

— Все уже решено, — сказал Басиа.

Пракс ударил его. Он не планировал, не собирался бить. Рука оттянулась назад, кулак сжался и метнулся вперед сам по себе. Костяшки пальцев вмялись в щеку Басиа, качнув его от стола. Силач вскипел и бросился на Пракса. Первый удар пришелся под ключицу, второй в ребра, потом был еще удар — Пракс почувствовал, как стул выскользнул из-под него и начал падать — медленно из-за малого тяготения, но подтянуть под себя ноги он не успевал. Задергавшись, он лягнул наугад и почувствовал, что попал куда-то пяткой, но не знал, по столу или в Басиа.

Едва Пракс очутился на полу, нога Басиа ударила его в солнечное сплетение. Мир стал ярким, расплывчатым и болезненным. Где-то очень далеко закричала женщина. Он не понимал слов. А потом понемногу все-таки разобрал:

— Он не в себе! Он тоже потерял ребеночка! Он не в себе!

Пракс перевернулся, поднялся на колени. Кровь на подбородке наверняка была его собственной. Больше здесь никто кровь не проливал. Басиа стоял у стола, сжав кулаки, и часто дышал, раздувая ноздри. Его дочка загородила Пракса от разъяренного отца. Пракс видел только ее попу, собранные в хвост волосы и ладони, распростертые извечным жестом защиты. Девочка спасла ему жизнь.

— Ты бы лучше ушел, брат, — сказал Басиа.

— Ухожу, — согласился Пракс.

Медленно поднявшись на ноги, пошатываясь и задыхаясь, он направился к двери. Его не провожали.

Секрет коллапса замкнутой ботанической системы таков: дело не в одном событии, а в каскаде. Первый раз он потерял целый урожай глицинового кеннона из-за грибка, который никак не вредил сое. Споры, возможно, занесли с грузом божьих коровок. Грибок обосновался в гидропонной системе, весело пожирая подкормки, предназначавшиеся не для него, и изменяя кислотность. Это ослабило бактерии, введенные Праксом для фиксации азота, настолько, что они оказались уязвимыми перед фагом, которому раньше успешно сопротивлялись. В системе полетел азотный баланс. Пока бактерия восстанавливала первоначальную популяцию, соя успела пожелтеть и скукожиться — ее было уже не спасти.

К этой метафоре он прибегал, размышляя о Мэй и ее иммунной системе. В сущности, проблема была пустяковой. Мутантная аллель продуцировала белок, закрученный не вправо, а влево. Отличались только несколько пар оснований, но этот белок запускал передачу сигнала к Т-лимфоцитам. Все части системы были готовы к борьбе с патогенным вторжением, но без двух доз искусственного катализатора в день сигнал тревоги вечно молчал. Это называлось «преждевременным старением иммунитета Майера-Скелтона», и ученые все еще не решили, потому ли болезнь более распространена вне Земли, что действует низкая гравитация, или просто повышение радиационного фона стимулирует мутацию генов. Какая разница? В четыре месяца Мэй подцепила где-то инфекцию позвоночника. На любой другой из внешних планет она бы умерла. Но рожать все летели на Ганимед, и потому здесь сосредоточились ученые, специализирующиеся по детским болезням. Доктор Стрикланд, увидев абсцессы, распознал причину и сдержал развитие каскада.

Пракс шел по коридору к дому. Он не запомнил этого удара, но челюсть распухла и болела. Ребра слева резко отзывались на глубокие вдохи, и он старался дышать ровно. Задержавшись в парке, он сорвал несколько листьев себе на обед. Постоял у большой клумбы с Epipremnum aureum. Что-то было не так с широкими лопатами его листьев. Они еще сохранили зелень, но стали толще и отливали золотом. Кто-то запустил в гидропонную систему дистиллированную воду вместо насыщенного минералами раствора. Гидропонная система могла выдержать такое неделю, может, две. Потом растения, восстанавливающие кислород, начнут умирать, и прерывать каскад к тому времени будет поздно. Тот, кто не знает даже, какой водой питать растения, едва ли справится с наладкой механических восстановителей воздуха. Кто-то должен этим заняться.

Кто-то, но не он.

В его комнате маленький глициновый кеннон тянул листики к свету. Пракс машинально запустил пальцы в грунт. Густой запах правильно подобранной почвы заменял ему благовония. Учитывая все обстоятельства, растение неплохо держалось. Пракс взглянул на дисплей терминала. Три часа, как он вернулся домой. Боль в челюсти сменилась неотступным ноющим воспоминанием.

Без лекарств нормальная флора кишечника начнет неудержимо расти. Бактерии, постоянно обитающие у Мэй во рту и в горле, восстанут против нее. Еще две недели она, возможно, проживет, но даже в лучшем случае болезнь станет тяжелой и вряд ли излечимой.

Это война. На войне гибнут дети. Это каскад. Он закашлялся и скрючился от боли, но боль была легче, чем мысли. Он должен уйти. Выбраться отсюда. Ганимед умирает. Пракс ничем не поможет Мэй. Ее больше нет. Его малышки больше нет.

Плакать было больнее, чем кашлять.

Он не заснул — потерял сознание. А когда проснулся, распухшая челюсть щелкнула при попытке зевнуть. Ребрам стало чуть лучше. Пракс сел на краю кровати, обхватил голову руками.

Надо пойти в порт. Найти Басиа, извиниться перед ним, попросить взять с собой. Покинуть систему Юпитера, забраться куда подальше и начать жизнь сначала, забыв о прошлом. Забыв разбитую семью и потерянную работу. Без Мэй.

Он выбрал рубашку почище и переоделся. Протер подмышки влажной тряпкой, зачесал назад волосы. Он проиграл. Все зря. Надо смириться с потерей и жить дальше. Возможно, когда-нибудь ему это удастся.

Пракс проверил свой терминал. На этот день был назначен осмотр тел, поход в парк, звонок доктору Астриган и проверка пяти борделей, куда он еще не заглядывал с вопросами о нелегальных радостях педофилии в надежде, что его не выпотрошит какой-нибудь добродетельный законопослушный громила. У громил тоже бывают дети, порой даже любимые. Вздохнув, он добавил в расписание новый пункт: «Минерализация воды в парках». Придется найти человека с кодом допуска к питанию растений. Может, хоть здесь служба безопасности способна будет посодействовать.

И может, где-то по пути он найдет Мэй.

Он все еще надеялся.

Глава 8 Бобби

«Арман Да-Джанг» был дредноутом класса «Доннаджер» — полкилометра в длину, четверть миллиона тонн сухого веса. В доке поместилось бы четыре конвойных фрегата и еще несколько челноков и ремонтных устройств. Сейчас здесь стояло всего два корабля: большой, роскошный шаттл, доставивший марсианского посла и госчиновников, которые летели на Землю, и маленький, покуда более функциональный флотский челнок, подкинувший Бобби от Ганимеда. Оставшуюся площадь Бобби использовала для спортивной пробежки.

Дипломаты наседали на капитана «Да-Джанга», требуя немедленно доставить их на Землю, и потому корабль почти непрерывно шел на одном g. Для большинства марсиан это было неприятно, зато Бобби отлично подходило. Военных постоянно тренировали на перегрузки и не менее раза в месяц проводили продолжительные учения на одном g. Никто не объяснял, что их готовят к боевым действиям на Земле. Ясно было и без того.

Командировка на Ганимед лишила ее тренировок на перегрузку, зато долгий перелет к Земле предоставил отменную возможность вернуть форму. Меньше всего ей хотелось показаться аборигенам слабачкой.

— Я могу все, что можете вы, только лучше, — напевала она на бегу задыхающимся фальцетом. — Все, что можете вы, только лучше.

Бобби бросила взгляд на браслет с часиками. Два часа. При таком неторопливом темпе это двенадцать миль. Многие ли земляне регулярно пробегают по двенадцать миль? Марсианская пропаганда внушала, что половине землян и работать-то не приходится: живут на государственные дотации и тратят скудный доход на наркотики и стимуляторы. Ну, может, кое-кто и пробегает по двенадцать миль. Она бы поспорила, что команда Снупи могла пробежать, судя по тому, как они мчались от…

— Я могу все, что можете вы, только лучше, — пропела Бобби и сосредоточилась на шлепках своих подошв по металлической палубе.

Она не заметила вошедшего в док посыльного и, удивленно обернувшись на его оклик, запуталась в собственных ногах и едва успела выставить вперед левую руку, чтобы не расплескать мозги по палубе. В запястье что-то хрустнуло, правое колено больно ткнулось в пол, и она перекатилась, смягчая удар.

Полежала на спине, двигая руками-ногами, проверяя, нет ли серьезных повреждений. Было больно, но нигде ничего не скребло. Значит, переломов нет. Едва вышла из госпиталя и уже ищет новых приключений на башку! Посыльный подбежал к ней, поспешно присел рядом.

— Бог мой, сержи, ну вы и грохнулись! — проговорил флотский. — Ну и грохнулись!

Он пощупал ей правое колено, на котором ниже спортивных шортов уже наливался синяк, потом спохватился и отдернул руку.

— Сержант Драпер, вас приглашают на совещание в конференц-зале G в четырнадцать пятьдесят, — срывающимся баском отбарабанил парень. — Почему вы не взяли с собой терминал? Вас долго не могли найти.

Бобби кое-как поднялась на ноги, опасливо попробовала колено: удержит ли?

— Ты сам ответил на свой вопрос, малыш.

Бобби явилась в конференц-зал за пять минут до срока. Она до стрелок отгладила форму красноватого с хаки цвета. Камуфляж нарушала лишь белая повязка на запястье — медик компании определил легкое растяжение. Десантник в полном боевом снаряжении, со штурмовой винтовкой, открыл дверь и улыбнулся девушке. Улыбка у него была приятная — ровные белые зубы, глаза — черные, миндалевидные.

Бобби улыбнулась в ответ и прочитала имя на скафандре. Капрал Мацуки. Никогда не знаешь, с кем столкнешься на камбузе или в весовой, так что завести друзей не помешает.

Она не успела задержаться: кто-то изнутри окликнул ее по имени.

— Сержант Драпер, — повторил капитан Торссон, нетерпеливо указывая на стул за длинным столом для совещаний.

— Сэр. — Прежде чем сесть, Бобби четко отсалютовала. И удивилась, как мало народа собралось. Только Торссон из разведки и двое незнакомых штатских.

— Сержант, мы обсуждали подробности вашего рапорта. Вы внесли ценный вклад.

Минуту Бобби ждала, что ей представят незнакомцев, затем, поняв, что Торссон не намерен называть их имена, ответила:

— Да, сэр, готова помочь, чем могу.

Заговорила первая из штатских — суровая с виду рыжеволосая женщина в очень дорогом костюме:

— Мы пытаемся уточнить ход событий, предшествовавших атаке. Вы сможете указать на карте, где располагались со своей стрелковой командой, когда приняли по рации вызов на пост?

Бобби показала, потом шаг за шагом описала, что происходило в тот день. Рассматривая принесенную ими карту, она впервые поняла, как далеко на лед отбросило ее падение орбитального зеркала. Похоже, всего несколько сантиметров отделяло Бобби от превращения в прах вместе со всем взводом…

— Сержант… — Судя по интонации, Торссон обращался к ней не в первый раз.

— Простите, сэр, задумалась, глядя на снимки. Больше не повторится.

Торссон кивнул, но на лице его мелькнуло странное, непонятное Бобби выражение.

— Мы хотим установить, где именно располагался Феномен перед атакой, — сказал второй штатский, пухлый мужчина и редеющими каштановыми волосами.

Теперь это называется «Феномен». И произносит он это с большой буквы. Феномен — нечто случившееся ни с того ни с сего. Редкое, непредсказуемое явление. Просто все еще боятся назвать его по имени: Оружие.

— Итак, — говорил пухлый, — основываясь на продолжительности вашего радиоконтакта и на сведениях о потере радиосигнала на точках в окрестностях вашего района, мы выяснили, что источник глушения совпадает с положением самого Феномена.

— Постойте, — качнула головой Бобби, — как это? Монстр не мог глушить радио, у него не было никакой техники. Даже скафандра, чтобы дышать, не было! Где могла прятаться глушилка?

Торссон отечески потрепал ее по руке, чем не столько успокоил, сколько разозлил Бобби.

— Данные не лгут, сержант. Зона глушения перемещалась. И центром ее все время оставалось это… создание. Феномен, — сказал Торссон и отвернулся, вступая в разговор с пухлым и рыжеволосой.

Бобби откинулась назад, чувствуя, как этот зал угнетает ее, словно она одна здесь осталась без партнера по танцу. Но Торссон ее не отпускал, значит, просто уйти нельзя.

Рыжая сказала:

— На основании данных о потере сигнала, он был внедрен сюда, — палец ткнул в какую-то точку на карте, — и продвигался к посту ООН вдоль этого хребта.

— Что это за место? — нахмурился Торссон.

Пухлый развернул вторую карту и несколько секунд разбирался в ней.

— Похоже, старый сервисный тоннель гидростанции купола. Здесь сказано, что он десятки лет как не используется.

— Ну вот, — сказал Торссон, — как раз подходит, чтобы тайно доставить через него нечто опасное.

— Да, — согласилась рыжая, — возможно, они перемещали его к марсианскому посту, а он вырвался на волю. Десантники с ним не совладали и бросились бежать.

Робби не сдержала презрительного смешка.

— У вас есть что добавить, сержант Драпер? — обернулся к ней Торссон.

Он смотрел на нее со своей загадочной усмешкой, но Бобби за время знакомства с разведчиком хорошо усвоила: больше всего он ненавидит пустословие. Если открываешь рот, проверь, действительно ли необходимо то, что ты собираешься сказать. Двое штатских уставились на нее с таким изумлением, словно это таракан поднялся на две ноги и заговорил.

Бобби покачала головой.

— Знаете, когда я была салагой, сержант в учебке объяснял мне, что в Солнечной системе опаснее марсианских десантников. Знаете, что?

Штатские все так же таращились на нее, зато Торссон кивнул и одними губами подсказал ей:

— Десантники ООН.

Пухлый с рыжей переглянулись, рыжая закатила глаза. Но Торссон продолжал уже вслух:

— Так вы не верите, что бойцы ООН бежали от чего-то, с чем не могли совладать?

— Ни на ломаный грош, сэр.

— Тогда поведайте нам свое мнение.

— На посту ООН размещался целый десантный взвод. Такой же численности, как на нашем. А побежали они, когда осталось шестеро. Всего шестеро. Они дрались чуть не до последнего бойца. И бросились к нам не для того, чтобы вырваться из боя. Они рассчитывали, что мы их поддержим.

Пухлый поднял с пола кожаный портфель и принялся в нем рыться. Рыжая следила за ним, словно больше интересовалась его портфелем, чем словами Бобби.

— Будь это тайное оружие ООН, которое им поручили доставить или охранять, они бы к нам не побежали. Скорее умерли бы, чем провалили задание. Как и любой из нас.

— Благодарю вас, — произнес Торссон.

— Я хочу сказать: это ведь был не наш бой, и все равно мы до последнего пытались остановить тварь. Думаете, ооновцы хуже нас?

— Благодарю вас, сержант, — уже громче повторил Торссон, — я склонен с вами согласиться, но мы должны обсудить все версии. Ваше замечание услышано.

Пухлый наконец нашел то, что искал. Коробочку с мятными пастилками. Он достал одну и предложил коробочку рыжей. Воздух наполнил тошнотворно сладкий запах. Набив рот мятой, пухлый промычал:

— Спасибо, сержант. Думаю, мы больше не будем отнимать у вас время.

Бобби встала, снова отсалютовала Торссону и вышла из комнаты. У нее колотилось сердце и ныли стиснутые челюсти.

Штатским не понять. Никому не понять.

Когда в грузовой отсек вошел капитан Мартенс, Бобби заканчивала разборку оружия, встроенного в правый рукав боевого скафандра. Она сняла с крепления трехствольный пистолет Гатлинга[52] и положила его на пол рядом с тремя дюжинами деталей, снятых раньше. Рядом с ними стояли банка чистящего средства для оружия, бутыль смазки и еще лежали разнообразные шомпола и щетки.

Мартенс дождался, пока она отложит пистолет на подстилку, и сел на пол рядом с Бобби. Та прикрепила на шомпол проволочный ершик, обмакнула в банку и один за другим принялась прочищать стволы. Мартенс наблюдал.

Через несколько минут Бобби сменила ершик на тряпицу и удалила из стволов остатки чистящего средства. Она уже смазывала механизм Гатлинга и систему подачи патронов, когда Мартенс наконец заговорил.

— Знаете, — сказал он, — Торссон с самого начала служил во флотской разведке. После подготовительных курсов и академии первое же назначение — в штаб флота. Он знает только хиляков из разведуправления. Последний раз стрелял двадцать лет назад, когда шесть недель провел в учебке. Он никогда не командовал стрелками, не служил в боевом взводе.

Бобби отложила бутыль со смазкой и начала сборку.

— Очень интересно, спасибо, что поделились.

— Так вот, — без запинки продолжал Мартенс, — что же вы такое вытворяете, если Торссон явился ко мне с вопросом, не сказывается ли еще ваша контузия?

Бобби выронила гаечный ключ, но подхватила его другой рукой, не дав упасть на палубу.

— Это официальный визит? Если нет, можете ва…

— Это я-то? Я не умник из разведки, — отрезал Мартенс. — Я десантник. Десять лет службы, пока мне не предложили перейти в социопсихологическую службу. Степень получил сразу в теологии и в психологии.

У Бобби зачесался нос, и она неосторожно потерла его. Запах ружейного масла дал ей знать, что смазка у нее теперь по всему лицу. Мартенс глянул на Бобби, но не замолчал. Она попробовала заглушить его голос, с громким лязгом состыковывая детали.

— Я прошел муштру, тренажеры ближнего боя, боевые учения, — повысив голос, продолжал Мартенс. — Знаете, новобранцем я попал в лагерь, где моим первым сержантом стал ваш отец. Старший сержант Драпер, великий человек. Для нас, салаг, он был богом.

Бобби вскинула голову и прищурилась. Знакомство с этим мозгоправом словно чем-то марало память отца.

— Я не лгу. И будь ваш отец здесь, он бы велел вам меня выслушать.

— Идите вы!.. — отозвалась Бобби. И представила, как поморщился бы отец, видя, что она за бранью скрывает страх. — Ни хрена вы не знаете.

— Знаю, что, когда сержант артиллерии вашего уровня и боеготовности падает с ног при виде сопляка-посыльного, дело плохо.

Бобби отшвырнула ключ, расплескав смазочное масло. Пятно расползлось по коврику, словно кровь.

— Я споткнулась, черт вас побери! Мы шли на полном g, и я просто… упала.

— А сегодняшнее совещание? Орать на штатских аналитиков, что десант умирает, но не сдается?

— Я не орала, — сказала Бобби, сомневаясь, что говорит правду. Едва она вышла из конференц-зала, в голове у нее все смешалось.

— Сколько раз вы стреляли со вчерашнего дня, когда чистили оружие?

— Что? — Бобби почему-то затошнило.

— Если на то пошло, сколько раз вы стреляли с позавчера, когда чистили его до того? Или еще раньше?

— Перестаньте, — попросила Бобби, слабо отмахнувшись и подыскивая место, куда сесть.

— Вы хоть раз стреляли с посадки на «Да-Джанг»? Мне известно, что пистолет вы чистите каждый божий день, а иногда и дважды в день.

— Нет, я… — Бобби наконец плюхнулась на ящик со снарядами. Она не помнила, чтобы вчера чистила оружие. — Я не знала!

— Это посттравматический синдром, Бобби, — сказал Мартенс, — но стыдиться тут нечего. Это не слабость, не моральная ущербность. Это неизбежно, когда человек переживает что-то ужасное. Ваше сознание не в силах переработать случившееся на Ганимеде, и потому вы действуете иррационально.

Мартенс, переместившись, оказался перед ней на корточках. Бобби испугалась, что психолог попытается взять ее за руку и тогда она его ударит.

Он не попытался.

— Вам стыдно, — говорил он, — а стыдиться тут нечего. Вас учили твердости, компетентности, готовности ко всему. Учили, что, если делать свое дело и не забывать уроков подготовки, вы с чем угодно справитесь. А прежде всего учили, что важнее всех на свете ваши соседи по стрелковой цепи.

Что-то дернулось под веком, и Бобби потерла скулу с такой силой, что перед глазами вспыхнули искры.

— А потом вы наткнулись на такое, к чему вас не готовили, и оказались беззащитны. И потеряли сослуживцев, друзей.

Бобби начала отвечать и поняла, что слишком долго задерживала дыхание, так что вместо слов из горла вырвался резкий выдох. Мартен не умолкал:

— Вы нам нужны, Роберта. Мы должны вернуть вас. Я не был там, где вы сейчас, но видел многих, побывавших там, и знаю, как вам помочь. Если вы мне позволите. Если станете говорить со мной. Я не могу ничего исправить, не могу вас вылечить, но вам станет лучше.

— Не называйте меня Робертой, — шепнула Бобби, почти не слыша сама себя.

Она коротко, часто подышала, стараясь прочистить голову, не отравившись при этом кислородом. Вокруг висело амбре грузового отсека, от скафандра тянуло резиной и металлом. Резкие запахи ружейного масла и гидравлической жидкости, въедавшиеся в металл, сколько бы ни драили палубу, состязались между собой. Мысль о тысячах флотских и десантников, которые проходили здесь, точно так же чистили свое снаряжение, привела ее в себя.

Бобби вернулась к полуразобранному оружию и подняла его с коврика, пока расплывавшаяся лужица смазки не залила деталей.

— Нет, капитан, беседа с вами мне не поможет.

— А что поможет, сержант?

— Что там убило моих друзей и развязало войну? Кто-то ведь протащил эту тварь на Ганимед? — Она со щелчком вставила пистолет в крепление, рукой прокрутила тройной ствол, и он провернулся с маслянистым шорохом высококачественного снаряжения. — Я узнаю кто. И убью их.

Глава 9 Авасарала

Доклад занимал больше трех страниц, зато Сорен умудрился отыскать человека, у которого хватило мужества признать, что он не всеведущ. На Венере творились странные дела, Авасарала прежде не знала и не догадывалась, насколько странные. Волокнистая сеть затянула планету почти идеальными шестигранными ячейками, и никто не понимал, что это и зачем, хоть и было установлено наличие в них перегретого водяного пара и электрических токов. Гравитация планеты возросла на три процента. Там, где останки Эроса рухнули на поверхность, по выбитому им кратеру парами, словно пловцы-синхронисты, бродили бензольные и гидрокарбонатные смерчи. Лучшие умы системы пялились на эти данные разинув рты и если пока еще не впали в панику, то лишь потому, что не решили, чего надо бояться.

С одной стороны, метаморфозы Венеры давали им в руки лучший научный инструмент, какой только существовал доселе. Все происходило открыто, на глазах. Никто не мог утаить от соперников результаты наблюдений. Вооружившись сканером, проникающим сквозь тучи серной кислоты, всякий оказывался способен непосредственно наблюдать за развитием ситуации. Можно было утаивать результаты анализов и предъявлять авторские права на выводы, но сырой материал принадлежал всем.

Увы, пока исследователи походили на стаю ящериц, наблюдающих за розыгрышем Кубка мира. Деликатно выражаясь, они не понимали, что видят.

Зато данные были ясны. Атака на Ганимед точно совпадала по времени с энергетическим всплеском на Венере. А почему — никто не знал.

— И чего все это стоит? — сказала она, закрыв ручной терминал и бросив взгляд за окно. Внутренний буфет напоминал один из лучших ресторанов, только здесь ни за что не надо было платить. Столики из настоящего дерева продуманно расставили так, чтобы от каждого открывался хороший вид и в то же время чтобы никто не мог подслушать беседу. Шел дождь. Даже не видя на стекле капель, размывавших город и небо, Авасарала узнала бы дождь по запаху. Ее обед — холодное саго и нечто совсем не похожее на цыпленка тандури — нетронутым стоял на столе. Сорен, сидевший напротив, наблюдал за ней бдительно и ненавязчиво — точь-в-точь собака-лабрадор.

— Судя по данным, взлетов не было, — заговорил он. — Если они привезли это на Ганимед с Венеры, то не оставили следов.

— Для того, что сейчас на Венере, закон инерции не писан и гравитационная постоянная не постоянна. Откуда нам знать, как у них выглядит взлет? Может, для них пустяк пешком прогуляться до Юпитера?

Парень понимающе кивнул.

— Как у нас дела с Марсом?

— Условились встретиться здесь. Дипломаты вместе со свидетельницей уже в пути.

— Та десантница, Драпер?

— Да, мэм. Конвоем командует адмирал Нгайен.

— Он играет честно?

— Пока да.

— Ладно, что у нас дальше?

— В вашем кабинете ждет Жюль-Пьер Мао, мэм.

— Давайте-ка о нем. Все, что считаете существенным.

— Я присылал сводку…

Вспышка раздражения наполовину объяснялась смущением. Она запамятовала, что досье было у нее на очереди. В той же очереди ожидали еще три десятка документов, а она плохо спала прошлой ночью — ей приснилось, что Арджуна внезапно умер. Такие кошмары преследовали Авасаралу со времени гибели сына на горнолыжном спуске — сознание объединяло двух единственных в ее жизни мужчин, которых она любила.

Авасарала намеревалась просмотреть сводки до завтрака — и забыла. Но она не собиралась признаваться в оплошности перед каким-то щенком-европейцем только потому, что он был умен, компетентен и выполнял все распоряжения.

— Я знаю, что было в сводке. Я все знаю, — проговорила она, вставая. — Проверка на вшивость. Хочу знать, что вы считаете существенным.

Она нарочно быстрым шагом двинулась к дверям из резного дуба, чтобы заставить Сорена поспешать следом.

— У него контрольный пакет акций торгового дома «Мао-Квиковски». — Сорен так понизил голос, что звук замирал у нее в ушах. — До инцидента они были основными поставщиками «Протогена». Медицинское оборудование, помещения с излучателями, системы наблюдения и шифровальные устройства. Чуть ли не все, установленное «Протогеном» на Эросе, как и оборудование тайной станции, было получено со складов «Мао-Квиковски» и на их грузовом транспорте.

— И он все еще дышит воздухом свободы, а не?.. — удивилась она, толкнув дверь и выходя в коридор.

— Не доказано, что в «Мао-Квиковски» знали, для чего предназначалось оборудование, — пояснил Сорен. — После разоблачения «Протогена» «Маоквик» первыми сдали информацию в следственный комитет. Если бы они — а под «они» я подразумеваю «он» — не слили больше терабайта конфиденциальной переписки, Гутмандоттир и Колп могли бы так и не объявиться.

Седовласый мужчина с широким носом уроженца Анд, проходя им навстречу по коридору, оторвался от терминала и кивнул Авасарале.

— Виктор, — сказала она, — сочувствую. Аннет…

— Доктор сказал: все наладится, — ответил индеец. — Я передам ей, что ты беспокоилась.

— Передай мой совет: выбираться из постели, пока мужу не взбрело в голову каких глупостей, — сказала она, и мужчина рассмеялся, пропуская их. Авасарала снова обратилась к Сорену: — Он заключил сделку? Сотрудничество за милосердие?

— Такова одна из интерпретаций, но многие полагают, что он мстил за дочь.

— Она была на Эросе, — сказала Авасарала.

— Была, — подтвердил Сорен, вместе с ней входя в лифт. — Она стала первым переносчиком инфекции. Ученые полагают, что протомолекула использовала ее мозг и тело как образец.

Двери лифта закрылись, кабина уже знала, кто она и куда направляется. Пол плавно пошел вниз, а брови Авасаралы поползли вверх.

— Так переговоры с этим созданием…

— Велись с тем, что осталось от дочери Жюль-Пьера Мао, — подтвердил Сорен. — То есть так они считают.

Авасарала тихо присвистнула.

— Я прошел проверку, мэм? — холодно спросил Сорен. Лицо его было непроницаемо, и только искорки в глазах говорили: «Не морочьте мне голову!» Против воли Авасарала усмехнулась.

— Никто не любит умников, — бросила она. Лифт остановился, и двери разошлись.

Жюль-Пьер Мао сидел за ее столом, излучая спокойствие с легким намеком на иронию. Беглым взглядом Авасарала вобрала в себя все подробности: шелковый костюм от хорошего портного — оттенок на грани между серым и беж, — залысина, не исправленная медициной, яркие голубые глаза — это, возможно, врожденное. Он носил свой возраст как символ того, что сражение со временем и смертностью ниже его достоинства. Двадцать лет назад он был просто ошеломительным красавцем, а сейчас к красоте добавилась еще и степенность, и первый, инстинктивный импульс внушил ей симпатию к этому мужчине.

— Мистер Мао, — кивнула ему Авасарала, — простите, что заставила ждать.

— Мне уже приходилось сотрудничать с властями, — ответил он. От его европейского выговора масло бы растаяло. — Я понимаю, в каких условиях вы работаете. Чем могу служить помощнику госсекретаря?

Авасарала опустилась в кресло. Будда безмятежно улыбнулся со своего места. Дождь заливал окно, тени на лице Мао немного напоминали слезы. Она сплела пальцы.

— Хотите чаю?

— Нет, спасибо, — отказался Мао.

— Сорен, сходите, принесите мне чаю.

— Да, мэм, — отозвался молодой человек.

— Сорен!

— Да, мэм?

— И не спешите.

— Конечно, мэм.

Дверь за ним закрылась. Мао устало улыбнулся.

— Мне следовало прийти с адвокатами?

— С этими крысюками? Нет, — ответила она, — суд свое слово сказал. Я не собираюсь заново выкручивать руки закону. У меня есть работа.

— Это я уважаю, — сказал Мао.

— Возникла проблема, — сообщила Авасарала, — а я не знаю, в чем она.

— Думаете, я знаю?

— Возможно. Я не раз бывала на процессах по разным поводам. Большей частью все это — гимнастика по прикрыванию задницы. Если где и всплывает неприкрашенная истина, так только по недосмотру.

Голубые глаза прищурились, улыбка стала холоднее.

— Вы считаете, что я и мои подчиненные что-то скрывали? Я помог вам отправить в тюрьму могущественных людей, помощник госсекретаря. Я сжег мосты.

Жалобно бормотнул что-то отдаленный гром. Дождь с удвоенной яростью забарабанил по стеклу. Авасарала скрестила руки.

— Сожгли. Но это не значит, что вы идиот. Кое-что было сказано под присягой, но кое-что вы обошли. Эта комната не прослушивается, разговор не под протокол. Я должна знать о протомолекуле все, что вы знаете, но не сообщили на следствии.

Молчание между ними затянулось. Авасарала следила за его лицом, но этот человек давно научился скрывать свои мысли. Он был профессионалом в этом деле.

— Все теряется, — продолжала Авасарала. — Раз, во время финансового кризиса, мы обнаружили целый отдел аудита, о котором все забыли. Так уж заведено: берешь проблему и спихиваешь ее кому-нибудь, а потом тебе попадается другая часть той же проблемы, и ты поручаешь ее другим людям. И очень скоро у вас набирается семь, восемь, сто разных ящичков, и в каждом идет работа, а общаться между собой им не позволяют правила секретности.

— Так вы думаете?..

— Мы покончили с «Протогеном» с вашей помощью. Я хочу знать, не известны ли вам какие-нибудь другие ящички. И очень надеюсь на утвердительный ответ.

— Кто хочет знать: военный министр или Эрринрайт?

— Ни тот, ни другой. Только я.

— Я уже сказал все, что знал, — возразил Мао.

— Не верю.

Маска соскользнула с его лица. Это длилось не более секунды: чуть изменился угол наклона позвоночника, шевельнулись желваки на скулах, и все пропало. Это проглянул гнев. Любопытно.

— Они убили мою дочь, — тихо проговорил Мао. — Если бы у меня было, что скрывать, я бы не стал.

— Как сюда замешалась ваша девочка? — спросила Авасарала. — Они на нее нацелились? Кто-то использовал ее против вас?

— Просто несчастливое стечение обстоятельств. Она сбежала от нас в дальний космос, хотела что-то доказать. Молодость, мятежность, глупость. Мы пытались вернуть ее домой, но… она оказалась в неподходящем месте в неподходящее время.

Что-то затикало в сознании Авасаралы. Предчувствие. Интуиция. Она решилась.

— Вы с тех пор получали от нее весточки?

— Не понимаю.

— Получали от нее вести после падения Эроса на Венеру?

Еще любопытнее оказалось наблюдать, как он разыгрывает ярость. Гнев был почти настоящим. Авасарала не сумела бы сказать, что в нем выдавало фальшь. Возможно, слишком сознательный взгляд. Ощущение, что собеседник вникает в разговор острее прежнего. Настоящий гнев уносит человека. А этот был ходом в игре.

— Моя Джули мертва, — сказал он с драматической дрожью в голосе. — Погибла, когда эта мерзость извне рухнула на Венеру. Она погибла, спасая Землю.

Авасарала противопоставила наигранному гневу подчеркнутую мягкость. Она понизила голос, изображая заботливую бабушку. Если Мао играет оскорбленного мужчину, она ответит материнской лаской.

— Что-то выжило, — напомнила она. — Всем известно: что-то пережило удар. У меня есть причины полагать, что это нечто не осталось на месте. Если, изменившись, она хоть отчасти осталась вашей дочерью, то могла попытаться наладить контакт. Связаться с вами. Или с матерью.

— Больше всего на свете я хотел бы вернуть свою малышку, — произнес Мао, — но ее больше нет.

Авасарала кивнула.

— Ладно, — сказала она.

— Что-то еще?

Опять фальшивый гнев. Она задумчиво провела языком по зубам. Что-то еще тут есть, что-то скрывается. По виду Мао не угадаешь.

— Вам известно о Ганимеде?

— Там начались бои, — ответил он.

— Возможно, это не все, — возразила она. — То, что убило вашу дочь, еще на свободе. Оно появлялось на Ганимеде. Я намерена узнать, каким образом и зачем.

— Я сделаю все возможное, — упавшим голосом пробормотал Мао.

— Начните вот с чего: что вы не договорили на расследовании? Не упомянули кого-то из деловых партнеров? Скрыли программу поддержки или вспомогательное подразделение сотрудников? Мне нет дела, нарушили вы закон или нет. Я добьюсь для вас амнистии практически в любом случае, но услышать должна сейчас же. Не откладывая.

— Амнистия? — повторил он, словно услышал шутку.

— Если расскажете сейчас — да.

— Будь у меня что-то, я бы сказал, — ответил он, — но я ничего больше не знаю.

— Ну что ж. Простите, что отняла у вас время. И… что разбередила открытую рану. Я потеряла сына. Чаранпалу было пятнадцать. Несчастный случай на лыжах.

— Сочувствую, — проговорил Мао.

— Если что-то узнаете, сообщите мне, — попросила она.

— Непременно.

Он встал. Авасарала задержала его почти в дверях, снова заговорив:

— Жюль?

Он обернулся через плечо, застыл, как на стоп-кадре.

— Если обнаружится, что вы что-то знали, а мне не сказали, я очень рассержусь, — проговорила она. — А я не из тех, кого стоит злить.

— Если я не знал этого раньше, теперь знаю. — Прощальная реплика Мао оказалась не хуже любой другой. Дверь за ним закрылась. Авасарала вздохнула и откинулась в кресле. Повернулась к Будде.

— Не слишком ты мне помог, толстяк, — пробормотала она. Статуя, как и следовало ожидать, не ответила. Приглушив лампы, Авасарала впустила в комнату серый грозовой свет. Что-то ее беспокоило.

Возможно, Мао просто проявил сдержанность опытного переговорщика, но она чувствовала, что ее отсекли от цепочки. Исключили из дела. Это тоже было любопытно. Авасарала задумалась, не попытается ли он вести дело через ее голову. Может, стоит предупредить Эрринрайта, чтоб ждал возмущенного звонка?

Она колебалась. Трудно поверить, чтобы там, на Венере, сохранилось нечто человеческое. Протомолекула, согласно общему мнению, предназначалась для внедрения в примитивные формы жизни и превращения их в нечто иное. Но если… Если человеческий мозг оказался слишком сложен, чтобы полностью подчиниться контролю, и девушка в некотором смысле пережила падение, если ей захотелось связаться с папочкой…

Авасарала дотянулась до ручного терминала и вызвала на связь Сорена.

— Мэм?

— Когда я говорю: «Не спешите», это не значит, что у вас выходной. Где мой чай?

— Иду, мэм. Меня отвлекли. Принесу рапорт, вам будет интересно.

— Остывший чай меня не интересует, — буркнула она и отключилась.

Установить за Мао серьезное наблюдение, вероятно, не получится. У торгового дома «Мао-Квиковски» собственные средства связи, собственные шифровальные схемы — соперничающие с ним предприятия вооружены не хуже ООН и не меньше стремятся раздобыть секреты фирмы. Но сигнал от Венеры к «Маоквик» можно поймать и другими способами. Как и любые сообщения, направленные из колодца в колодец.[53]

Сорен принес на подносе чугунный чайничек и керамическую чашку без ручки. Он ничего не сказал по поводу затемнения в комнате, а просто осторожно прошел к столу, опустил поднос, налил в темную чашку еще исходящий паром чай и поставил рядом с чайником свой ручной терминал.

— А копию переслать нельзя было? — спросила Авасарала.

— Так эффектнее, мэм, — объяснил Сорен. — Умение себя подать — это всё.

Она фыркнула и назло ему сперва взяла чашку, подула на темную жидкость и только потом взглянула на терминал. Метка в правом нижнем углу показывала, что передача послана с Ганимеда несколько часов назад, и давала код приложенного доклада. В кадре был мужчина с крепкими костями землянина и нечесаными темными волосами. В его красоте было что-то мальчишеское. Авасарала отхлебнула чай и нахмурилась.

— Что это у него с лицом?

— Офицер, приславший рапорт, предполагает, что бородка — просто камуфляж.

Она фыркнула.

— Ну слава богу, он хоть очки не надел, а то бы мы ни в жизнь не догадались! Какой черт занес Джеймса Холдена на Ганимед?

— Он доставил гуманитарную помощь. Не на «Росинанте».

— Это подтверждается? Нам известно, что поганцы из АВП умеют подделывать регистрационный код.

— Офицер провел визуальный осмотр внутренних помещений и, вернувшись, удостоверился точно. Кроме того, в команде недостает постоянного пилота Холдена, и мы предположили, что он затаился где-то в темноте в пределах досягаемости направленного луча, — сказал Сорен и, помолчав, добавил: — Холден числится в розыске. «При встрече немедленно задержать».

Авасарала включила свет. Окно снова превратилось в темное зеркало: грозовые тучи сгущались.

— Надеюсь, мы не исполнили приказа? — спросила Авасарала.

— Не исполнили. У нас имеется подробное описание его и его команды, но положение на станции не допускает тщательного досмотра. Кроме того, Марс, похоже, еще не знает, что он там, так что мы предпочли оставить новость при себе.

— Рада, что хоть кто-то там кое-что понимает в разведывательной тактике. Есть идеи, что Холден там делает?

— Пока, похоже, просто пытается помочь, — пожал плечами Сорен. — Не замечен в переговорах с интересующими нас фигурами. Но вопросы задает. С жульем, трясущим гуманитарные посылки, чуть не дошло до драки. Те парни сбежали. Конечно, времени прошло немного…

Авасарала сделал еще глоток чая. Надо отдать мальчику должное: заваривать он умеет. Или нашел человека, который умеет, — какая разница? Если Холден на Ганимеде, значит, АВП интересуется происходящим там. И значит, у них прежде не было на месте агента, который мог бы доложить обстановку.

Желание знать подробности само по себе ни о чем не говорит. Даже если бы там просто затеяли стрельбу случайные придурки. Ганимед для системы Юпитера и для Пояса — важнейшая станция. АВП должен иметь там свой глаз. А вот то, что они прислали Холдена, единственного, кто пережил историю с Эросом, пожалуй, не случайно.

— Они не знают, что это, — заключила она.

— Мэм?

— Они не зря заслали человека, уже сталкивавшегося с протомолекулой. Пытаются понять, что за чертовщина творится. А значит, пока не знают. Отсюда следует… — она вздохнула, — следует, что это не их рук дело. И очень жаль, потому что единственный живой образец, о котором нам известно, — у них.

— Что поручить группе наблюдения?

— Наблюдать! — рявкнула Авасарала. — Не спускать глаз, следить, с кем он ведет разговоры, что делает. Ежедневный рапорт, если ничего не происходит; если же произойдет — дополнительный вне очереди.

— Да, мэм. Задерживать не надо?

— Только если он или его люди попытаются покинуть Ганимед. В ином случае не мешать и не лезть на глаза. Холден — псих, но отнюдь не глуп. Если он поймет, что за ним следят, начнет выбрасывать в эфир снимки наших людей на Ганимеде или еще что-нибудь в этом духе. Не забывайте: у него редкостная способность заваривать кашу.

— Что-то еще?

Новая вспышка молнии. Новый раскат грома. Еще одна гроза в череде триллионов гроз, бушевавших над Землей с начала времен, с первой попытки чужаков прикончить зарождающуюся на планете жизнь. Теперь чужие оказались на Венере и рвались дальше.

— Придумайте, как мне связаться с Фредом Джонсоном, не уведомляя Нгайена и марсиан, — сказала она. — Без закулисных переговоров не обойтись.

Глава 10 Пракс

— Па киррап мне это,[54] — говорил сидящий на койке паренек. — Пучок салата, са-са? Десять тысяч по-старому.

Он был не старше двадцати. Годился ему в сыновья, а Мэй годилась бы парню в дочери. Голенастый жеребенок: тянется вверх, да и рос всю жизнь при низком тяготении. Мальчишка и прежде был неимоверно тощим, а теперь еще и наголодался.

— Могу, если хочешь, дать вексель, — предложил Пракс.

Парень ответил усмешкой и неприличным жестом.

По работе с коллегами Пракс знал: жители внутренних планет видят в сленге астеров признак местного уроженца. Работая в продовольственном снабжении Ганимеда, он узнал, что сленг говорит еще и о положении в обществе. Его собственные наставники общались на китайском и английском без акцента. Он мог говорить с любым мужчиной или женщиной из любой части системы. По выговору слова «аллоплоидия»[55] Пракс отличал студента Пекинского университета от студента из Бразилии, человека, росшего в тени Скалистых гор, от родившегося и взрослевшего под склонами горы Олимп или в коридорах Цереры. Он и сам вырос при микрогравитации, но диалект астеров был для него так же чужд, как для всякого выходца из колодца. Парню не стоило труда сделать свою речь совсем непонятной для Пракса, но тот платил за беседу и понимал, что юнец честно старается отработать свои деньги.

Клавиатура вдвое превосходила размерами стандартную, с ручных терминалов. Пластик за долгие годы сильно стерся. Полоска загрузки медленно ползла вдоль края экрана, движение сопровождалось мельканием упрощенных китайских иероглифов.

Нора была из дешевых, у самой поверхности спутника. Не больше десяти футов в ширину, четыре комнатушки, пробитые во льду от стены общего коридора, такие же узкие и темные. На старом пластике стен блестели капли конденсата. Они сидели в дальней от коридора комнате: парень на койке, а Пракс на корточках в дверях.

— Полной записи не обещаю, — сказал парень. — Что есть — есть, сабе?[56]

— Найди хоть что-нибудь!

Паренек коротко кивнул. Пракс не знал его имени — спрашивать не полагалось. Он потратил много дней, отыскивая человека, который согласится взломать систему безопасности станции. Невежество в теневой экономике Ганимеда мешало поискам, нарастающее отчаяние и голод в трущобных кварталах — помогали. Месяц назад этот мальчишка скачивал коммерческие данные для перепродажи или в надежде шантажом выжать легко отмываемые деньги. Сегодня он вел розыск Мэй за пачку листьев, которых едва хватит, чтобы один раз набить брюхо. На Ганимед пришел товарный обмен, старейшая экономическая система в истории человечества.

— Первая копия пропала, — объяснял парень. — Утонула в серверах, не отроешь.

— Значит, если ты не взломаешь серверы службы…

— А мне зачем? У камеры своя память, у памяти архив. Как закрылись, все копит и копит. Смотреть-то кому?

— Ты шутишь? — удивился Пракс. Две величайшие армии системы глаз не сводят друг с друга и при этом не просматривают камеры наблюдения?

— Друг за другом следят, а мы, убогие, им ни к чему.

Полоска загрузки доползла до края окна. Гудок. Парень открыл список кодов и принялся пролистывать их, бормоча себе под нос. В первой комнате слабо заплакал младенец. Как будто проголодался. Конечно проголодался!

— Твой малыш?

Парень мотнул головой.

— Родня, — бросил он и дважды стукнул по строчке кода. Открылось новое окно. Широкий коридор, оплавленная, взломанная дверь, на стенах следы ожогов и, хуже того, лужицы воды. Вода не должна литься просто так. Контроль жизнеобеспечения все больше забывает о мерах безопасности. Парень поднял глаза на Пракса.

— Се ла?[57]

— Да, — признал Пракс, — это здесь.

Парень кивнул и снова сгорбился над клавиатурой.

— Мне нужно время до атаки. До падения зеркала, сказал Пракс.

— Ладно, босс, гоню назад. Тод а фрамес кон нулл дельта.[58] Увидим только, когда что-то меняется, кве си?[59]

— Правильно. Именно так.

Пракс пододвинулся вперед, заглянул парню через плечо. Изображение вздрагивало, но картина не менялась, только лужицы постепенно становились меньше. Им предстояло вернуться во времени на несколько дней, вернее, недель. К моменту, когда все пошло прахом.

На экране появились медики. Двигаясь задом наперед в своем перевернутом мире, они внесли и положили у двери мертвое тело. Потом его накрыло другое. Два трупа полежали неподвижно, затем один шевельнулся, нащупал стену, резко сдвинулся и, в мгновение ока оказавшись на ногах, скрылся.

— Там должна быть девочка. Я ищу человека с четырехлетней девочкой на руках.

— Это ж район детсадов, нет? Там таких тысячи.

— Мне нужна только одна.

Второй труп — это была женщина — сел, потом встал, зажимая ладонью живот. В кадр вошел мужчина, исцелил раненую, вытягивая из нее пули в дуло пистолета. Они поспорили, успокоились и мирно расстались.

Пракс понимал, что видит события в обратном порядке, но его измученный бессонницей и недостатком калорий мозг упорно пытался сложить цельную историю. Из проломленной двери задом выползла группа солдат, протянулась гусеницей и вдруг вздыбилась, метнулась обратно. Вспышка света — и дверь восстановилась, термитные заряды прилипли к ней как странные фрукты, потом солдаты в марсианской форме бросились их собирать. Сняв техногенный урожай, марсиане быстро попятились из кадра, оставив после себя прислоненный к стене скутер.

А потом дверь отворилась и из нее задом вышел сам Пракс. Он выглядел моложе, чем теперь. Он заколотил в дверь так, что рука отскакивала от створки, потом неуклюже вскочил на скутер и исчез.

Дверь замерла без движения. Он задержал дыхание. Задом наперед подошла женщина с пятилетним мальчуганом, скрылась за дверью и появилась снова одна. Праксу пришлось напомнить себе, что она не сдает сына, а забирает домой. Из коридора попятились две фигуры. Нет, три.

— Стоп. Вот она, — сказал Пракс, заглушая молотящее в ребра сердце. — Это она.

Парень выждал, пока все трое окажутся в коридоре, в поле зрения камеры. Мэй дулась: он даже на некачественном кадре разглядел недовольное выражение ее лица. А тот, кто держал ее на руках…

Облегчение столкнулось в нем с яростью — и победило. Это же доктор Стрикланд! Ее забрал доктор Стрикланд, он знает о ее состоянии, о лекарствах, он сумеет сохранить Мэй жизнь! Пракс упал на колени, закрыл глаза и расплакался. Если ее забрал Стрикланд, она жива. Его дочь не умерла.

«Если, — шепнула в сознании тихая, дьявольская мыслишка, — не умер сам Стрикланд».

Женщину он не знал. Темными волосами и лицом она напомнила Праксу одну русскую сотрудницу. В руке она держала бумажный рулон, улыбалась то ли насмешливо, то ли раздраженно.

— Ты можешь за ними проследить? — шепнул он парню. — Узнать, куда они пошли?

Мальчишка скривил губы.

— За салат? Не выйдет. Банка курятины с острым соусом.

— Курятины у меня нет.

— Тогда хватит с тебя, — пожал плечами парень. Глаза у него стали мертвые, словно камешки. Пракс готов был исколотить его, придушить, силой заставить откопать в полудохлом компьютере нужные кадры. Но у парня вполне мог оказаться при себе пистолет, если не что-нибудь похуже, и он, в отличие от Пракса, наверняка умел обращаться с оружием.

— Пожалуйста, — взмолился Пракс.

— Ты мне, я тебе, а? Но эпресса ми, си?[60]

Унижение встало комом в горле, и Пракс проглотил его.

— Курятина, — пообещал он.

— Си.

Пракс открыл портфель и выложил на койку две пригоршни салата, рыжий стручок перца и белоснежный лук. Мальчишка сразу запихнул половину зелени себе в рот и по-звериному зажмурился от удовольствия.

— Я постараюсь, — обещал Пракс.

Он ничего не мог. Съедобный протеин на станции либо сочился тонким ручейком с гуманитарных транспортов, либо ходил на двух ногах. Люди начали прибегать к стратегии Пракса: паслись на зелени в парках и гидропонных теплицах. Только они не приготовили домашнего задания. Несъедобное пожиралось наряду со съедобным, подрывая систему восстановления воздуха и все сильнее нарушая экологическое равновесие. Одно тянуло за собой другое, а он не знал, где взять курятины, да и заменить ее было нечем. А если бы и нашлось что-то, проблемы бы это не решило.

Лампы у него дома светили тускло и отказывались разгораться. Саженец сои остановился в росте, но не завял — в иное время Пракс с интересом отметил бы этот факт.

За день автомат успел переключиться на режим консервации, ограничил расход энергии. По большому счету это было добрым знаком. Или последним лихорадочным усилием системы перед катастрофой. Для Пракса это ничего не меняло.

Мальчиком, в первые школьные годы, он вместе с семьей устремился в темные пространства космоса в погоне за работой и богатством. Маленький Пракс плохо переносил перемены. Его мучили головные боли, вспышки тревоги и постоянная, засевшая в костях усталость, а надо было производить впечатление на учителей, чтобы они сочли ученика подающим надежды. Отец не давал ему покоя. «Пока окно не закрыли, окно открыто», — твердил он и заставлял Пракса напрячься еще немного, учил думать даже тогда, когда усталость или боль вытесняли все мысли. Мальчик привыкал составлять списки, делать заметки, писать конспекты.

Ловя мимолетные мысли, он подтягивался к пониманию, как альпинист к вершине. И сейчас, в искусственном свете, Пракс опять составлял список. Имена всех, кого помнил из терапевтической группы Мэй. Он знал, что в ней было двадцать детей, но вспомнил только шестнадцать. Мысли блуждали. Он ввел в свой терминал изображения Стрикланда и таинственной женщины и уставился на них. Ярость и надежда смешались в душе и померкли. Кажется, он засыпал, но пульс при этом частил. Пракс попытался вспомнить, числится ли тахикардия среди симптомов голодного истощения.

На минуту он пришел в себя. В голове сделалось светло и ясно, как не бывало уже много дней. Только теперь он понял, что дошел до грани срыва. В нем самом нарастал каскад, и поиски скоро прервутся, если он не получит отдыха и протеина. Он уже сейчас был наполовину зомби.

Надо искать помощь. Взгляд скользнул по списку детских имен. Надо найти помощь, но прежде проверить, всего лишь проверить. Надо сходить… сходить к…

Пракс прикрыл глаза, нахмурился. Он знал ответ. Знал, что знает. Станция безопасности. Сходить туда и спросить о каждом из них. Открыв глаза, он вписал внизу столбца имен станцию, сохранив и эту мысль. Потом должна быть станция связи с ООН. Потом связь с Марсом. И обойти все места, которые он уже обошел, только уже с новыми вопросами. Это будет просто. И тогда, удостоверившись, потребуется сделать еще кое-что. Он целую минуту вспоминал, что именно, и наконец записал внизу страницы:

«Получить помощь».

— Они все исчезли, — проговорил Пракс, выдыхая белое облачко в холодный воздух. — Все они лечились у него, и все исчезли. Шестнадцать из шестнадцати. Вы представляете, какая тут вероятность? Это точно не совпадение.

Безопасник давно не брился. На щеке и шее у него ярко краснел ледяной ожог, он даже не обработал свежую рану. Вероятно, упал лицом на голый лед Ганимеда. Повезло, что не лишился кожи. На нем было толстое пальто и перчатки. Стол покрылся изморозью.

— Благодарю за информацию, сэр. Я проверю, не числятся ли они среди беженцев.

— Нет, вы не поняли, он их забрал. Они больны, а он их забрал.

— Возможно, пытался обеспечить их безопасность, — ответил коп. Голос его походил на серую ветошь: усталый и дряблый. Где-то ошибка. Пракс видел ошибку, только никак не мог сообразить, в чем она состоит. Безопасник бережно отстранил его и кивнул стоявшей следом женщине. Пракс уставился на нее, как пьяный.

— Я хочу сообщить об убийстве, — дрожащим голосом произнесла женщина.

Безопасник кивнул, глядя на нее без удивления, без недоверия. Пракс вспомнил.

— Он забрал их раньше. Раньше, чем началась атака.

— Ко мне в дом вломились трое, — говорила женщина, — они… Со мной был брат, он пытался их остановить.

— Когда это случилось, мэм?

— До атаки, — сказал Пракс.

— Два часа назад, — сказала женщина. — Четвертый уровень, синий сектор, квартира четырнадцать — пятьдесят три.

— Хорошо, мэм, перейдите за тот стол, мне придется составить рапорт.

— Мой брат мертв. Они его застрелили!

— Я вам очень сочувствую, мэм. Я должен составить рапорт, чтобы мы могли поймать тех, кто это сделал.

Пракс посмотрел им вслед и повернулся к ряду искалеченных и отчаявшихся, дожидавшихся своей очереди взмолиться о помощи, справедливости, законности. В нем вспыхнул и сразу погас гнев. Ему нужна помощь, но здесь ее не найти. Они с Мэй — два камешка в космическом пространстве. Они ничего не значат.

Безопасник вернулся, толкуя высокой миловидной женщине о каких-то ужасах. Пракс не заметил его возвращения, не услышал рассказа. Он терял время. Это плохо.

Уцелевший здравый клочок ею сознания шептал, что, если он умрет, искать Мэй будет некому. Девочка пропадет. Рассудок шептал, что ему нужно поесть, он очень давно не ел. И осталось ему не так уж много.

— Пойду в центр помощи, — вслух сказал он. Женщина и безопасник словно не слышали. — Все же спасибо вам.

Теперь, заметив свое состояние, Пракс поразился и встревожился. На ходу он шаркал ногами, плечи ослабли и сильно ныли, хотя он давно не делал никакой серьезной работы. Тяжестей не поднимал, не подтягивался. Даже утреннюю зарядку не делал бог весть сколько. И не вспомнить, когда последний раз ел. Содрогание от упавшего зеркала и гибель купола вспоминались словно из прошлой жизни. Неудивительно, что он никуда не годится.

В коридоре перед центром помощи было столпотворение, как в загоне бойни. Мужчины и женщины, многие на вид здоровее и крепче Пракса, отталкивали друг друга, создавая давку даже там, где было свободное место. Чем ближе он подходил к порту, тем сильнее кружилась голова. Воздух здесь был согрет теплом множества тел и вонял кислым дыханием. «Дыхание святых» — так называла запах кетоновой кислоты его мать. Запах белкового распада, запах тела, пожирающего самое себя, чтобы выжить. Он задумался, многие ли в этой толпе знают, что означает этот запах.

Люди орали, толкались. Толпа вокруг него напирала и отступала назад — примерно так Пракс представлял себе накат прибоя на берег.

— Откройте тогда дверь и покажите нам! — выкрикнул женский голос далеко впереди.

«Ох, — подумал Пракс, — это голодный бунт».

Он стал пробиваться в сторону, чтобы выбраться из толпы. Люди впереди вопили, сзади — напирали. Светодиодные трубки на потолке горели белым и золотым светом. Стены были серые, как в цеху. Пракс выставил вперед руку, дотронулся до стены. Где-то далеко прорвало плотину, и толпа вдруг хлынула вперед, угрожая затянуть его, движущегося против течения, в водоворот. Он уперся в стену. Толпа поредела, и Пракс качнулся к стене. Двери погрузочного отсека стояли распахнутые настежь. Рядом с проемом Пракс заметил знакомое лицо, только не мог вспомнить, кто это. Кто-то из лаборатории? У мужчины были толстые кости и крепкие мускулы. Землянин. Может, встретил где-то в своих блужданиях по гибнущей станции? Не он ли рвал листья на еду в парке? Нет, этот выглядел слишком сытым, даже щеки не запали. Вроде бы старый знакомый и в то же время незнакомец. Так бывает со знаменитыми актерами и министрами.

Пракс понимал, что неприлично глазеет, но не мог оторвать взгляда. Он знал это лицо, знал! И оно было как-то связано с войной.

Вдруг в памяти возникла картина: он у себя дома, держит на коленях Мэй, пытается ее успокоить. Дочке всего год, она пока не ходит, и врачи все еще подбирают лечение, которое сохранит ей жизнь. Вопли больного ребенка заглушают встревоженную скороговорку ведущего новостей. На экране снова и снова появляется мужское лицо, прокручивается запись:

«Меня зовут Джеймс Холден, и мой корабль „Кентербери“ только что был уничтожен военным кораблем, снабженным маскировочной техникой и с серийными номерами Марсианского флота на отдельных частях».

Это он. Вот почему Пракс узнал лицо, хотя никогда с ним не встречался. Что-то в груди тянуло его сделать шаг. Пракс задержался. У погрузочной двери заорали. Пракс достал свой ручной терминал, просмотрел список. Шестнадцать детей, шестнадцать пропавших детей. И внизу страницы печатными буквами: «Найти помощь».

Пракс повернулся к человеку, зачинавшему войны и спасавшему планеты. Его вдруг охватила застенчивость.

— Помогите, — сказал он и шагнул вперед.

Глава 11 Холден

Сантичай и Мелисса Супитаяпорн были парой землян, миссионеров Церкви Гуманности Возносящейся — религии, не признававшей ничего сверхъестественного. Их теология строилась на простой идее: люди могут быть лучше, чем они есть, поэтому давайте сделаем их такими. Штабом гуманитарной помощи они заправляли с беспощадной эффективностью прирожденных диктаторов. Тощий как призрак, седой Сантичай первым делом отчитал Холдена за стычку с таможенниками. Несколько минут Холден оправдывался, но маленький миссионер быстро заткнул ему рот и заставил перейти к извинениям.

— Не усложняйте и без того сложную ситуацию, — повторял Сантичай, качая пальцем перед лицом капитана. Извинения умилостивили его, но старик упорно стремился донести до собеседника свою мысль.

— Понял! — Холден вскинул руки, показывая, что сдается. Вся его команда испарилась при первых раскатах грома, оставив Холдена разбираться. Через большой пустоватый склад он видел, как Наоми мирно беседует с Мелиссой. Приходилось надеяться, что супруга Сантичая не столь воинственна. Криков не было слышно, — впрочем, за шумом множества голосов и грохотом моторов не услышишь и разрыва гранаты.

Холден сейчас пошел бы на все, лишь бы сбежать. Он кивнул в сторону Наоми:

— Простите, мне…

Сантичай оборвал его резким взмахом руки, взметнувшим свободное оранжевое одеяние. Холден обнаружил, что не может ослушаться маленького человека.

— Этого, — сказал Сантичай, указывая на доставленные с «Лунатика» ящики, — мало.

— Я…

— АВП еще неделю назад обещал нам двадцать две тонны протеина и добавок. А здесь меньше двенадцати. — В такт словам миссионер тыкал пальцем в плечо Холдену.

— Я не отвечаю за…

— Зачем было обещать, если не собирались посылать? Обещали бы двенадцать тонн, если у вас больше нет. — Острый палец снова впился Холдену в плечо.

— Согласен, — кивнул Холден, отступив подальше от грозного пальца, — совершенно согласен. Я немедленно свяжусь со станцией Тихо и узнаю, где остатки обещанного продовольствия. Уверен, они уже в пути.

Острые плечики поднялись, снова взметнув оранжевую ткань.

— Смотрите не забудьте, — велел старик и набросился на водителя автопогрузчика: — Вы! Да, вы! Не видите надписи: «Медикаменты»? А вы что сюда разгружаете?

Холден воспользовался случаем удрать и рысцой направился к Наоми. Та, открыв документацию на своем терминале, оформляла что-то под наблюдением Мелиссы.

Пока Наоми работала, Холден осматривал склад. За последние сутки, кроме «Лунатика», прибыли почти два десятка кораблей с помощью, и просторное помещение быстро заполнялось упаковками. В холодном воздухе стоял запах пыли, озона и горячей смазки грузовиков, но сквозь него пробивался смрад разложения, гнилых овощей. Холден заметил, как Сантичай, метнувшись к дверям склада, закричал что-то двум рабочим, вносившим тяжелый ящик.

— Ваш муж — это что-то, — обратился Холден к Мелиссе.

Ты была и выше, и тяжелее своего маленького мужа, но облако тонких волос на голове придавало им сходство. Еще у нее были яркие голубые глаза, почти скрывавшиеся в морщинах, когда она улыбалась. Она и сейчас улыбнулась.

— В жизни не встречала человека, который бы так много думал о благе людей и так мало — об их чувствах, — сказала она, — но Сантичай по крайней мере накормит человека, прежде чем объяснить ему, как тот не прав.

— Думаю, это все, — вмешалась Наоми, нажатием клавиши отправляя заполненный бланк на терминал Мелиссе. Та, услышав гудок приема, достала из кармана свой, очаровательно старомодной модели.

— Миссис Супитаяпорн, — обратился к ней Холден.

— Мелисса.

— Мелисса, вы с мужем давно на Ганимеде?

— Почти… — она постучала себя пальцем по подбородку и устремила взор вдаль, — почти десять лет. Неужто так давно? Получается, так, потому что Дру тогда как раз родила, а ему уже…

— Я к тому, что никто вне Ганимеда, похоже, не знает, как это… — он сделал широкий жест, — началось.

— Вы о станции?

— Я о кризисе.

— Ну, ооновцы и марсиане открыли огонь, потом мы увидели, как начали отказывать системы…

— Да, — нетерпеливо перебил Холден, — это-то я понял. Но из-за чего? Целый год Земля и Марс совместно удерживали спутник, и никто ни в кого не стрелял. До истории с Эросом шла война, но вас она не зацепила. А потом все вдруг начали стрелять? Какая муха их укусила?

Мелисса задумалась, снова утопив глаза в сетке морщин.

— Не знаю, — ответила она наконец. — Я была уверена, что стреляли по всей системе. До нас здесь не скоро доходят новости.

— Нет, — сказал Холден, — только здесь, и всего пару дней. А потом, тоже без объяснений, бои прекратились.

— Странно, — признала Мелисса, — но для меня это не важно. Независимо от причины мы должны делать то, что делаем.

— Вероятно, для вас не важно, — согласился Холден.

Мелисса улыбнулась, тепло обняла его и отошла, чтобы принять документацию еще у кого-то.

Наоми подхватила Холдена под руку и потянула к выходу из склада в основные помещения станции. На ходу они огибали продовольственные контейнеры и подсобных рабочих.

— Как это так: здесь было настоящее сражение, а причин никто не знает?

— Знает, — возразил ей Холден. — Кто-то наверняка знает.

Изнутри станция выглядела хуже, чем из космоса. Дающие жизненно необходимый кислород растения вдоль стен коридоров приобрели болезненный желтоватый оттенок. Многие переходы не освещались, автоматические переборки приходилось открывать и снова закупоривать вручную. В случае утечки атмосферы в одном отсеке воздуха лишатся и многие другие. Редкие встречные прохожие отводили глаза или таращились на них с открытой враждебностью. Холден поймал себя на желании держать пистолет на виду, а не в маленькой неприметной кобуре за спиной.

— С кем нам связаться? — тихо спросила Наоми.

— Мм?

— Я имею в виду, кто здесь человек Фреда? — чуть слышно пояснила она, улыбаясь и кивая проходящей компании.

Эти все открыто демонстрировали оружие — в основном ножи и дубинки. Люди ответили на ее улыбку оценивающими взглядами. Холден потянулся к кобуре, но встречные уже прошли, оглянулись раз-другой и скрылись за углом.

— Он что, ни с кем не поручил встретиться? — обычным голосом закончила Наоми.

— Дал несколько имен, но связь с Ганимедом все время прерывалась, так что он не знал…

Холдена прервал оглушительный грохот из дальней части порта. За взрывом последовал рев, в котором понемногу прорезались человеческие крики. Немногочисленные прохожие пустились бежать: кое-кто на шум, но большинство — прочь.

— А нам не надо?.. — начала Наоми, глядя на бегущих.

— Нас послали разобраться, что здесь происходит, — ответил ей Холден, — так что пойдем посмотрим.

Они скоро запутались в извилистых коридорах портовой части станции, но ориентировались по шуму и потоку людей, двигавшихся в ту же сторону. Некоторое время рядом с ними бежал высокий крепкий мужчина с колючей рыжей шевелюрой. В каждой руке у него было по отрезку черной металлической трубы. Улыбнувшись Наоми, он попытался всучить один ей. Она отмахнулась.

— Давно пора бы, — прокричал мужчина, выговаривая слова с незнакомым Холдену акцентом. Трубу, от которой отказалась Наоми, он протянул Холдену.

— Что случилось? — спросил тот, приняв оружие.

— Сранублюдки вышвырнули жрачку, а народ рванул подбирать, ага? Ну, хрень, дрочилы говножопые!

Рыжий взвыл, замахал в воздухе дубинкой и, ускорив бег, потерялся в толпе. Наоми расхохоталась и завыла ему вслед. На изумленный взгляд Холдена она весело ответила:

— Это заразно.

Последний изгиб коридора вывел их в новый склад, очень похожий на тот, где властвовали Супитаяпорны, только здесь все помещение было забито разъяренными людьми, рвущимися к погрузочному доку. Закрытые двери дока сторожила крошечная группа станционной охраны. Безопасники пытались сдержать толпу. Нацеленные на людей тазеры и шокеры пока еще производили нужное впечатление, но Холден по нарастающему напряжению и ярости предчувствовал: это не надолго.

Сразу за первой цепью копов, снаряженных несмертельным оружием, держалась кучка мужчин в темных костюмах и рабочих ботинках. У этих были ружья, и они явно только и ждали повода пустить их в ход.

Охрана корпорации.

Холден перевел взгляд за их спины и мгновенно понял, в чем дело. За шлюзом дока стоял один из оставшихся грузовиков, загруженный остатками продовольствия с обчищенного до крошки Ганимеда.

А люди были голодны.

Холден помнил попытку прорыва из казино Эроса. Помнил взвинченную толпу, напиравшую на стволы. Помнил вопли, запах крови и кордита. Он не успел обдумать решения, а уже проталкивался в первые ряды. Наоми, невнятно извиняясь, следовала за ним. На мгновение она остановила Холдена, вцепившись ему в локоть.

— Собираешься сотворить большую глупость? — спросила она.

— Собираюсь спасти этих людей от расстрела за страшное преступление — за то, что они голодны, — поморщившись от сознания собственной праведности, огрызнулся Холден.

— Только свой пистолет не вытаскивай, — посоветовала Наоми, отпустив его.

— У них ружья.

— Да, во множественном числе. А твой пистолетик — в единственном, поэтому или оставь его в кобуре, или разбирайся сам, без меня.

Только так и можно было что-то сделать. Самому. Так сказал бы детектив Миллер. Он так и смотрел на мир. Холден полагал это сильным доводом против действий в одиночку.

— Согласен, — кивнул он и стал пробиваться дальше.

К тому времени, как они оказались в первом ряду, конфликт сконцентрировался в перепалке двух человек. Седой охранник порта с белой табличкой контролера обменивался выкриками и оскорблениями с седой темнокожей женщиной, которая вполне могла бы сойти за мать Наоми.

— А вот откройте дверь и дайте нам взглянуть! — вопила женщина. По ее тону Холден понял: она раз за разом повторяет эти слова.

— Криками вы ничего не добьетесь, — орал в ответ седой контролер. Его подчиненные до белизны в костяшках сжимали шокеры. Охрана корпорации, непринужденно державшая свое оружие на локте, на взгляд Холдена, казалась куда более опасной.

При виде Холдена женщина оборвала крик и уставилась на новое действующее лицо.

— Вы кто?.. — начала она.

Холден поднялся к двери и встал рядом с контролером. Безопасники замахали своими шокерами, но его никто не ткнул. А громилы-наемники только сощурились и чуть изменили позы. Холден понимал, что недоумение удержит их ненадолго, а когда пройдет, он рискует свести неприятно близкое знакомство с этими стрекалами для скота, и хорошо еще получится, если никто не выпалит ему в лицо. Но пока они гадали, кто он такой, Холден решительно протянул контролеру руку и громко объявил:

— Эй, вы, я Уолтер Филипс, представляю станцию Тихо и полковника Фреда Джонсона лично.

Контролер как завороженный пожал ему руку. Наемники шевельнулись и тверже сжали оружие.

— Мистер Филипс, — начал контролер, — АВП не уполномочен…

Не слушая его, Холден повернулся к крикунье.

— Мэм, из-за чего шум?

— На том корабле, — она ткнула пальцем в дверь дока, — десять тысяч кило бобов и риса: хватит, чтобы неделю кормить всю станцию.

Толпа за ее спиной согласно зароптала и на шаг продвинулась вперед.

— Это правда? — обратился к контролеру Холден.

— Я уже говорил, — ответил тот, поднимая руки и направив ладони к толпе, словно одной силой воли надеялся оттеснить ее назад, — нам запрещено обсуждать груз частных владельцев…

— Так открой дверь и покажи нам! — снова крикнула женщина. Под ее крики, под гул толпы, начавшей скандировать: «По-ка-жи! По-ка-жи!» — Холден ухватил контролера за локоть и притянул к себе.

— Еще полминуты — и они порвут тебя и твоих парней, пытаясь пробиться к кораблю, — сказал он. — Думаю, лучше уступить, пока они не рассвирепели.

— Они уже рассвирепели, — горько рассмеялся безопасник. — Корабль давно бы ушел, если бы кто-то не подорвал разводной механизм шлюза. А если они попытаются захватить корабль, мы…

— Они не захватят корабль, — проскрежетал голос за спиной, и на плечо Холдену легла тяжелая рука. Обернувшись, он уставился в лицо стрелку из охраны корпорации. — Это имущество торгового дома «Мао-Квиковски».

Холден сбросил руку со своего плеча.

— Десяток парней с тазерами и винтовками их не остановят. — Он кивнул на орущую толпу.

— Мистер… — наемник оглядел его в головы до пят, — Филипс. Мне и ваше мнение, и мнение АВП до лампочки, как и ваши советы. Не желаете свалить, пока не дошло до стрельбы?

Ну что ж, он попытался. Улыбаясь стрелку, Холден потянулся к кобуре. Хорошо бы, здесь был Амос, но тот не показывался с тех пор, как они сошли с корабля. Холден не дотянулся до пистолета, потому что длинные тонкие пальцы обхватили и крепко сжали его руку.

— А если мы поступим так? — заговорила внезапно объявившаяся рядом с Холденом Наоми. — Если вы не будете препираться, а я просто расскажу вам, что произойдет?

Холден вместе с громилой изумленно уставился на женщину. Она подняла палец, призывая обождать минутку, и вытащила терминал. Связалась с кем-то и включила громкую связь.

— Амос! — Она все так же держала поднятый палец.

— А? — раздалось в ответ.

— Из порта одиннадцать, площадка В-девять, собирается отчалить корабль. На нем полно еды, которая нужнее здесь. Если он взлетит, кто-нибудь из перехватчиков АВП к нему подоспеет?

Последовала длинная пауза, затем Амос хихикнул:

— Вы же сами знаете, босс. Предупредить их?

— Вызови наш корабль и скажи, чтобы остановили грузовик. Потом пусть высадят на него команду, снимут груз подчистую и вернут сюда.

— Будет сделано, — только и сказал Амос.

Наоми закрыла терминал и убрала его в карман.

— Не испытывайте нас, ребятки, — проговорила она с намеком на сталь в голосе. — Здесь не было ни слова пустых угроз. Либо отдайте этим людям груз, либо мы заберем корабль целиком. Вам решать.

Наемник минуту разглядывал ее, затем махнул своим людям и ушел. Безопасники отошли следом, а Холдену с Наоми пришлось отскакивать с пути хлынувшей к доку толпы.

Когда опасность, что их сомнут, миновала, Холден заговорил:

— Круто это было.

— Подставляться под пули в борьбе за справедливость весьма героично, — сталь еще не совсем исчезла из голоса Наоми, — но мне не хотелось бы тебя терять, так что прекрати разыгрывать идиота.

— Угроза кораблю — остроумный ход, — продолжал Холден.

— Ты вел себя как проклятый детектив Миллер, а я — как ты когда-то. Сказала то, что сказал бы ты сам, если бы не так спешил хвататься за пушку.

— Я вел себя не как Миллер!

Упрек был тем обиднее, что в нем крылась правда.

— Но и не по-своему.

Холден пожал плечами и только потом спохватился, что повторяет жест Миллера. Наоми скосила глаза на капитанскую нашивку на плече костюма с «Лунатика».

— Может, стоит так и оставить.

Маленький, опустившийся человек — с сединой в темных волосах, с недельной щетиной на азиатском лице — подошел к ним и нервно кивнул. Он буквально ломал руки — раньше Холден думал, что это проделывают только старые дамы в ретрофильмах.

Человек еще раз робко кивнул и заговорил:

— Вы — Джеймс Холден? Капитан Джеймс Холден? Из АВП?

Холден и Наоми переглянулись. Холден подергал свою жалкую бородку.

— И какой с нее толк, скажи честно?

— Капитан Холден, меня зовут Пракс, Праксидик Менг. Я ботаник.

Холден пожал ему руку.

— Приятно познакомиться, Пракс, но боюсь, что мне…

— Вы должны мне помочь.

Холден понимал, что в последние пару месяцев этому человеку пришлось несладко. Одежда висела на нем мешком, на лице виднелись пожелтевшие синяки — не так давно его избили.

— Конечно, найдите на станции гуманитарной помощи Супитаяпорнов и скажите, что я…

— Нет! — выкрикнул Пракс. — Не то! Мне нужна ваша помощь!

Холден бросил взгляд на Наоми. Та кивнула.

— Ладно, — вздохнул Холден, — в чем дело?

Глава 12 Авасарала

— Маленький дом — особая роскошь, — говорил ее муж. — Жить там, где все принадлежит только нам, помнить простые радости — самим печь хлеб и мыть за собой тарелки. Твои высокопоставленные друзья об этом забывают, что несколько лишает их человечности.

Он сидел за кухонным столом, свободно устроившись в кресле из бамбукового ламината, состаренного так, что походил на мореный орех. Шрамы, оставленные операцией — удаляли раковую опухоль, — двумя тонкими линиями блестели на горле, почти теряясь под седой щетиной. Лоб был выше, чем во времена их знакомства, волосы реже. Воскресное солнце заливало стол.

— Чушь, — возразила жена. — Ты можешь притворяться, что живешь как грязный крестьянин, но это не делает Эрринрайта или Люса менее человечными. В домах меньше нашего живут по шесть семей, а люди в них ближе к скотине, чем любой из моих сотрудников.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Конечно! Иначе разве я пошла бы утром на работу? Кто-то должен вытаскивать из грязи всю ту шваль, чтобы ваша братия могла кого-то учить.

Арджуна усмехнулся. У него всегда была самая прекрасная улыбка. Авасарала невольно улыбнулась в ответ — а ведь собиралась сказать резкость. За стеной взвизгнули Кики и Сури, на лужайке мелькнули маленькие полуголые тела. Чуть отстав, показалась нянька — она прижимала рукой бок, как будто придерживая шов.

— Большой двор — роскошь, — заметила Авасарала.

— Верно.

В дом, улыбаясь до ушей, ворвалась перемазанная землей Сури. За ней на ковре оставались крошки подсохшей грязи.

— Бабушка, смотри, что я нашла!

Авасарала развернулась в кресле. В ладони внучки из комка влажной земли свивал и развивал розовые кольца дождевой червяк. Авасарала изобразила радостное удивление:

— Замечательно, Сури. Идем, покажи бабушке, где ты его нашла?

Со двора пахло скошенной травой и свежей землей. Худенький садовник — ровесник ее сыну, если бы тот остался жив, — склонился на коленях над грядкой, вручную выпалывая траву. Сури бросилась к нему, и Авасарала неторопливо двинулась за девочкой. Увидев ее, садовник кивнул, но заговорить ему не дали. Сури сопровождала рассказ о чудесной находке червяка пышными жестами, словно пересказывала легенду. Рядом с Авасаралой появилась Кики, тихонько взяла бабушку за руку. Авасарала любила малышку Сури, но наедине с собой — да еще с Арджуной — признавалась, что Кики — самая умная из ее внуков. Тихоня, зато черные глазки ярко блестят, а как она умеет подражать всему, что услышит! А слышала Кики почти все.

— Дорогая супруга, — позвал из задней двери Арджуна, — тебя хотят видеть.

— Где?

— Перед домашним экраном, — объяснил Арджуна. — По твоему терминалу она не дозвонилась.

— Оно и понятно.

— Это Глория Танненбаум.

Авасарала неохотно передала Кики няне, поцеловала Сури в макушку и вернулась в дом. Арджуна придержал перед ней дверь, посмотрел виновато.

— Эти сучки не дают мне повозиться с внуками.

— Такова цена власти, — провозгласил муж с насмешившей ее серьезностью.

Авасарала вошла в домашнюю систему из своего кабинета. Щелчок и задержка на мгновение, пока устанавливалась защита, а потом на экране возникло тощее безбровое личико Глории Танненбаум.

— Глория! Извини, я отключила терминал — была с малышами.

— Ничего, — женщина ответила четко отработанной улыбкой — самой искренней, на какую была способна. — Пожалуй, это даже к лучшему. Я всегда подозревала, что терминалы мониторят тщательнее, чем домашние линии.

Авасарала опустилась в кресло, и кожа обивки тихонько вздохнула под ее тяжестью.

— Надеюсь, у вас с Этсепаном все в порядке?

— Все отлично, — ответила Глория.

— Это хорошо. Так какого хрена ты меня вызвала?

— У одного моего приятеля жена на «Михайлове». Он говорит: их патруль отозвали. Уводят вглубь.

Авасарала нахмурилась. «Михайлов» входил в патрульную службу, мониторившую движение между дальними станциями пояса астероидов.

— Куда именно «вглубь»?

— Я поспрашивала обиняками, — ответила Глория. — На Ганимед.

— Нгайен?

— Да.

— У твоего приятеля длинный язык, — заметила Авасарала.

— Я им никогда правды не рассказываю, — принялась защищаться Глория. — Ты же знаешь.

— Я твоя должница.

Глория резко, по-вороньи, кивнула и прервала связь. Авасарала долго сидела молча, прижав пальцы к губам, мысленно прослеживая цепочку следствий, словно провожая взглядом бегущий по камням ручей. Нгайен посылает к Ганимеду новые корабли, причем втихаря.

Причина секретности была на виду. Сделай он это открыто, Авасарала бы его остановила. Нгайен молод и амбициозен, но далеко не глуп. Он пришел к собственным выводам, и они подсказали ему, что посылать новые силы в открытую рану, какой стал Ганимед, — хорошая идея.

— Бабушка, бабушка! — позвала Кики. Авасарала по голосу определила, что на уме у внучки новая шалость. Поднявшись из-за стола, она двинулась к двери.

— Я здесь, Кики, — окликнула она, выходя в кухню.

Шарик с водой ударил ее в плечо, но не лопнул, а отскочил на пол и запрыгал у ног, оставляя на кафеле темные пятна. Авасарала подняла на внучку сердитый взгляд. Кики разрывалась между страхом и восторгом.

— Ты устроила беспорядок в кухне? — строго спросила Авасарала.

Девочка сникла и кивнула.

— А знаешь, что делают с нехорошими детками, которые пачкают у бабушки на кухне?

— Щекочут?

— Щекочут! — Авасарала бросилась к внучке. Конечно же, Кики сбежала. Суставы в восемь лет если и болят, так только от слишком быстрого роста. Но, конечно же, в конце концов бабушка изловила внучку и защекотала до восторженного визга. Ашанти, вернувшись с мужем, чтобы забрать детей в Новгород, застала мать с зелеными травяными пятнами на сари, а волосы у нее стояли дыбом — так в комиксах изображают ударенного молнией.

Авасарала обняла внучек, украдкой сунула каждой по кусочку шоколада, потом поцеловала дочь, кивнула зятю и проводила всех до дверей. Их машину эскортировала другая, с охраной. Каждому из ее родственников грозила опасность похищения. Такова жизнь.

Затем она долго отмывалась в душе под сильными струями нестерпимо горячей воды. Она с детства любила купаться едва ли не в кипятке. Когда вытираешься, кожа должна чуть саднить, иначе это не мытье.

Муж лежал на кровати, поглощенный чтением с ручного терминала. Авасарала прошла к шкафу, бросила в груду белья влажное полотенце и завернулась в хлопковый халат.

— Он думает, это они, — заговорила она.

— Кто — они? — отозвался Арджуна.

— Нгайен думает, что за этим стоят марсиане. И что атака на Ганимед повторится. Он знает, что Марс не направлял туда флотов, и все же шлет подкрепления. Ему плевать на мирные переговоры, все равно он в них ни на хрен не верит. Думает, терять нечего. Ты меня слушаешь?

— Слушаю. Нгайен считает, что это Марс. Он наращивает флот. Убедилась?

— Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?

— Как правило, нет. А вот Максвелл Асиньян-Кох только что опубликовал статью о постлирике, за которую на него обрушится град нападок.

Авасарала хихикнула.

— Ты живешь в своем собственном мире, милый.

— Верно, — Арджуна провел пальцем по экрану и поднял взгляд. — Но ты ведь не против, да?

— За то я тебя и люблю. Продолжай. Читай о своей постлирике.

— А ты что будешь делать?

— Что и всегда. Не позволю взорвать человечество вместе с детьми.

Мать учила маленькую Авасаралу вязать. Толку не вышло, но один урок она усвоила. Однажды, когда девочка яростно дергала запутавшуюся нитку, только сильнее стягивая петли, мать отобрала у нее клубок. Однако, вместо того чтобы распутать узлы и вернуть дочери работу, она села на пол скрестив ноги и заговорила о том, как распустить узел. Надо трудиться осторожно, обдуманно и терпеливо, искать податливые места, и тогда рано или поздно нить распутается словно сама собой.

В списке значились десять кораблей: от древнего транспорта, не годного даже в лом, до двух фрегатов под командованием людей, известных Авасарале по именам. Силы невелики, но для провокации достаточно. Бережно, обдуманно и терпеливо Авасарала принялась распутывать пряжу.

Первым взялась за транспорт, потому что с ним было проще всего. Она не один год заботливо взращивала мальчиков в службе технической поддержки. Четыре часа ушло на поиски в документации не замененного вовремя узла и еще полчаса — на отзыв корабля на базу. Самым сильным из фрегатов, «Ву-Цао», командовал Голла Ишигава-Маркс. Его служебное досье оказалось серьезным чтением. Компетентный, верный, лишенный воображения служака. Понадобилось три разговора с глазу на глаз, чтобы повысить его до главы комитета по надзору за строительством — должность сравнительно безвредная. Весь командный состав «Ву-Цао» вернули на Землю ради возможности присутствовать на церемонии назначения. Со вторым фрегатом было сложнее, но Авасарала нашла способ, и от конвоя осталось так мало, что он вполне сошел бы за сопровождение спасательных кораблей.

Узел под пальцами распустился. Три корабля, с которыми она ничего не сумела сделать, были так стары и так слабо вооружены, что не годились для боя. Марсиане не увидят в них угрозы, разве что сами станут искать предлог для конфликта.

Она не думала, что такое вероятно. Но если все-таки станут, это тоже будет интересно.

— Адмирал Нгайен сообразит, в чем штука, — заметил Эрринрайт. Он говорил из номера отеля где-то на ночной стороне планеты. За окном было темно, и госсекретарь расстегнул ворот парадной рубашки.

— И пусть его, — отозвалась Авасарала. — Что он может сделать? Нажалуется маме, что я отняла его игрушки? Если не научился играть во взрослые игры, не лезь в адмиралы.

Эрринрайт усмехнулся, хрустнул пальцами. У него был усталый вид.

— Кто туда доберется?

— «Бернадетта Ко», «Аристофан» и «Федоровна», сэр.

— А, эти? Как вы объясните их марсианам?

— Никак, если они не спросят, — ответила Авасарала. — А если спросят, отмахнусь. Небольшой корабль медицинской поддержки, транспорт и старичок с пушечками, чтобы отгонять пиратов. Это ведь совсем не то же, что послать пару крейсеров, вот и пусть отвалят на хрен.

— Надеюсь, вы сформулируете это иначе?

— Конечно, сэр. Я не такая дура.

— А что с Венерой?

Она глубоко вздохнула и выпустила воздух сквозь зубы.

— Это хренов оборотень. Я получаю ежедневные сводки, но мы ведь не знаем, на что смотреть. Сеть на поверхности планеты достроена, а теперь она прорывается, и возникают структуры, образующие сложную радиальную симметрию. Только расположены они не по оси вращения, а в плоскости эклиптики. То, что засело там внизу, ориентируется на всю Солнечную систему. А спектрография показывает сгущения лантана, кислорода и золота.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Мне тоже, но умники предполагают, что это может быть набор очень теплостойких сверхпроводников. Они пытались воспроизвести молекулярную структуру в лаборатории и наткнулись на что-то непонятное. Оказывается, эта тварь лучше нас разбирается в прикладной химии. Да и неудивительно.

— Как насчет связи с Ганимедом?

— Только тот случай, — ответила Авасарала. — Больше ничего. По крайней мере, прямой связи нет.

— А не прямой?

Она нахмурилась и отвернулась к стене. Будда ответил на ее взгляд.

— Вам известно, что число культов самоубийства после истории с Эросом возросло вдвое? — спросила она. — Я не знала, пока мне не доложили. В прошлом году едва не провалился проект восстановления водоснабжения в центре Каира: эсхатологические группы заявили, что вода им больше не нужна.

Эрринрайт прищурился и подался вперед.

— Полагаете, есть связь?

— Не думаю, чтобы агенты Венеры проникли на Землю в обличье людей, — усмехнулась она, — однако… я размышляла, как все может действовать на людей. На всю систему: на них, на нас, на астеров. Нехорошо, когда Бог дремлет у всех на виду. Нас это зрелище до смерти пугает. Меня так точно. Мы все отводим глаза и притворяемся, что ничего не изменилось, но в душе знаем. Мы ведем себя как здравомыслящие люди, но… — Она покачала головой.

— Человечество постоянно сталкивалось с необъяснимым, — жестко напомнил Эрринрайт. Речь Авасаралы вывела его из равновесия. Да и ее саму тоже.

— Раньше необъяснимое не жрало планет, — отрезала она. — Даже если та тварь явилась на Ганимед не с Венеры, связь между ними очевидна. А если это мы…

— Если это мы ее создали, то создали потому, что нам в руки попала новая технология, — договорил за нее Эрринрайт. — От копья с кремневым наконечником к пороху, а от него к ядерным боеголовкам. Таков наш путь, Крисьен. Предоставьте беспокоиться об этом мне. А вы глаз не спускайте с Венеры и держите под контролем ситуацию с Марсом.

— Да, сэр, — отозвалась она.

— Все будет хорошо.

Глядя на потемневший экран, Авасарала решила, что ее начальник, возможно, прав. Но уверенности в ней уже не было. Что-то ее тревожило, а она пока не понимала, что именно. Что-то торчало в подсознании, как заноза в пальце. Открыв видеопередачу с поста ООН на Ганимеде, она прошла проверку и снова стала смотреть, как гибли марсиане.

Кики и Сури предстоит расти в мире, где случается подобное. Где Венера — колония совершенно чуждой жизни. Эта жизнь отказывается общаться, не поддается объяснению. Ее, Авасаралы, страх станет для них привычным, незаметным, как собственное дыхание. На экране парень, не старше Сорена, разрядил в атакующего монстра свою винтовку. Обработанное изображение показывало, как пули пробивают это существо насквозь и, вылетая из спины, тянут за собой струи черных волокон. Солдат снова и снова погибал на экране. Для него, по крайней мере, все кончилось быстро. Авасарала остановила запись, обвела пальцем контуры врага.

— Кто ты? — обратилась она к изображению. — Чего ты хочешь?

Что-то она упустила. Такое случалось нередко, чувство было ей знакомо, но сделать она ничего не могла. Проявится, когда проявится, а до того ей оставалось только чесать, где чешется. Закрыв файлы, она получила ответ системы безопасности, удостоверяющий, что она ничего не копировала, затем отключилась и повернулась к окну.

И поняла, что ждет следующего раза. Информации, которую удастся собрать в следующий раз. Закономерности, которую она сумеет уловить в следующий раз. При следующей атаке, при следующей бойне. Ей было совершенно ясно, что случившееся на Ганимеде непременно повторится, рано или поздно. Джинна не загонишь обратно в бутылку, и с того момента, как протомолекулу выпустили на мирное население Эроса с целью посмотреть, что из этого выйдет, цивилизация изменилась. Изменилась так быстро и так резко, что они все еще играют в догонялки.

Игра в догонялки…

В этом что-то есть. В этих словах, похожих на строчку из полузабытой песни. Авасарала стиснула зубы, вскочила, прошлась до окна. Как она это ненавидит! Ненавидит!

Дверь кабинета отворилась. Она повернулась к Сорену, и тот шарахнулся назад. Авасарала на пару делений смягчила выражение лица. Несправедливо запугивать этого кролика. Скорее всего, бедняга при распределении вытянул короткую соломинку и попался в зубы сумасшедшей старухе. Как бы то ни было, парень ей нравился.

— Да? — спросила она.

— Я решил, что вас заинтересует протест, который адмирал Нгайен направил мистеру Эрринрайту. По поводу вмешательства в область его компетенции. Генсекретарю он копии не послал.

Авасарала улыбнулась. Пусть ей не решить всех загадок Вселенной, но держать мальчиков по стойке смирно она сумеет. Раз Нгайен не обратился к Пузырь-башке, значит просто дуется. И оставит все как есть.

— Приятно слышать. А марсиане?

— Прибыли, мэм.

Вздохнув, Авасарала оправила сари и вскинула голову.

— Тогда пойдем, прекратим войну.

Глава 13 Холден

Амос, объявившийся через несколько часов после голодного бунта, принес ящик пива, объяснив, что успел малость «осмотреться». Он же раздобыл упаковку продуктовых консервов. Этикетка гласила: «Пищепродукты из натуральной курицы». Холден надеялся, что хакера устроит такая валюта. Пракс безумно спешил, словно у него осталось последнее дело перед смертью, которая уже наступает ему на пятки. Холден подозревал, что это не так уж далеко от истины. Казалось, маленький ботаник выжигает себя изнутри.

Пока добывали необходимые продукты, Холден отвел его на «Лунатик» и заставил поесть и принять душ. Он еще показывал, как пользоваться корабельным гальюном, а Пракс уже начал раздеваться, словно забота о приличиях была пустой тратой драгоценного времени. Вид его истощенного тела потряс Холдена. Ботаник говорил только о Мэй, о том, как важно ее найти. Холден, наверное, ни в чем в жизни не нуждался так сильно, как этот человек — в своей дочери.

Эта мысль почему-то опечалила Холдена.

Пракса лишили всего, содрали весь жир, превратив его в жалкий скелет. Ему оставалось одно: поиски дочери, и Холден ему завидовал.

Когда-то, погибая в адской ловушке станции Эрос, он осознал, что должен еще хоть раз увидеть Наоми. А если нельзя увидеть, так хоть знать, что она в безопасности. Потому-то он и не погиб тогда. Поэтому и еще потому, что рядом был Миллер с пистолетом. Но та связь, даже теперь, когда они с Наоми стали любовниками, представлялась бледной тенью в сравнении с силой, подстегивавшей Пракса. И от этого Холдену чудилось, что он незаметно потерял что-то важное.

Пока Пракс мылся, Холден поднялся по трапу в рубку, где Наоми пыталась взломать искалеченную систему безопасности Ганимеда. Холден вытащил подругу из кресла и на минуту прижал к себе. Она удивленно дернулась и тут же обмякла в его объятиях, шепнув ему на ухо: «Эй!» Мелочь — но эта мелочь была ему сейчас чертовски необходима!

На пересечении коридоров Пракс задерживался, хлопая себя по бедру, словно поторапливая. Наоми осталась на корабле, следила за их продвижением по прицепленным к каждому маячкам и через сохранившиеся камеры наблюдения.

Амос за плечом у Холдена кашлянул и шепнул так, чтобы Пракс не услышал:

— Если мы потеряем парня, назад дорогу не скоро найдем.

Холден согласно кивнул. Даже в лучшие времена Ганимед представлял собой серый лабиринт коридоров с редкими кавернами-парками. А сейчас для него настали нелучшие времена. Большая часть справочных будок стояли без света: сломались сами или с чьей-то помощью. Сетевые указания в лучшем случае были ненадежны. А местные жители, словно шайки мародеров, рыскали по трупу великой некогда луны, то сами пугаясь, то пугая других. Холден с Амосом не прятали оружия, и, кроме того, Амос излучал угрозу, которая сразу подсказывала встречным: с ним лучше не связываться. Холден не впервые задумался, что за жизнь вел его механик, прежде чем завербовался на «Кентербери» — старую водовозную баржу, где они познакомились.

Пракс остановился у двери, неотличимой от сотен других дверей, оставшихся позади. И серый коридор был точным подобием других серых коридоров.

— Вот. Он здесь.

Холден не успел ответить: Пракс уже барабанил в дверь. Чтобы видеть дверной проем, Холден отступил назад и в сторону. Амос шагнул в противоположном направлении, поудобнее перехватил ящик с курятиной левой рукой, а правую зацепил большим пальцем за пояс, совсем рядом с кобурой. Год патрулирования Пояса, зачистки его от шакалов, расплодившихся в период безвластия, вбил в команду некоторые рефлексы. Ценное приобретение, хотя вряд ли во вкусе Холдена. Жизнь Миллера работа в службе безопасности явно не украсила.

Дверь распахнул тощий, голый по пояс подросток с большим ножом в руке.

— Какого х!.. — начал он и осекся, увидев прикрывающих Пракса с флангов Холдена и Амоса. Оглядев их пистолеты, мальчишка протянул: — Ого!

— Я принес тебе курятину, — произнес Пракс, указав на коробку под мышкой у Амоса. — Мне нужно просмотреть остальные записи.

— Я бы сама справилась, — шепнула в ухе у Холдена Наоми, — дай только время.

— Все дело во времени, — еле слышно проговорил в микрофон Холден. — Оставим это как запасной вариант.

Тощий парнишка передернул плечами и во всю ширь распахнул дверь, приглашая Пракса войти. Холден последовал за ними, сзади его прикрывал Амос.

— Ну, — потребовал мальчишка, — покажь, сабе?

Амос опустил коробку на грязный стол и, вытащив одну банку, дал парню рассмотреть этикетку.

— А соус? — спросил тот.

— Бери взамен вторую банку, — предложил Холден, с миролюбивой улыбкой подходя к нему. — Ну, покажи запись дальше — и мы от тебя отстанем. Подходит?

Мальчишка вздернул подбородок и оттолкнул Холдена на вытянутую руку.

— Ты на меня не дави, мачо.

— Извиняюсь. — Улыбка Холдена не дрогнула. — Ну, давай те чертовы записи, что обещал нашему другу.

— Может, и не дам. — Мальчишка махнул рукой на Холдена. — Адинерадо, си но? Квизас, у тебя есть, чем платить. Не одна курятина.

— Не понял, — отозвался Холден. — Ты нам отказываешь? Это было бы…

Тяжелая лапа легла ему на плечо и отодвинула в сторону.

— С этим я разберусь, кэп, — сказал Амос, шагнув между Холденом и парнем. Одной рукой механик легко подбрасывал и ловил банку курятины. — У него, — заговорил он, указывая на Пракса правой рукой, а левой продолжая жонглировать банкой, — украли ребенка. Он просто хотел узнать, где его малышка. И согласился платить за информацию, сколько ты запросил.

Парень пожал плечами и хотел что-то сказать, но Амос прижал палец к губам, остановив его.

— А теперь, когда он принес условленную плату, — тоном дружеской беседы продолжал механик, — ты задумал стрясти с него побольше. Он ведь в отчаянном положении, он все отдаст, чтобы дочку вернуть. Вот ты и учуял поживу, так?

Парень снова дернул плечом:

— Кве но…

Консервная банка ударила хакера в лицо так стремительно, что Холден не сразу понял, почему парень вдруг оказался на полу, заливаясь кровью из носа. Амос прижал упавшего коленом к полу. Банка поднялась и опустилась ему на лицо с отчетливым треском. Парень взвыл, но Амос тотчас зажал ему рот свободной рукой.

— Ты, говнюк, — заорал он, утратив всякое подобие дружелюбия, сменившегося звериной яростью, — задумал продать маленькую девочку за банку курятины?

Он вмазал хакеру банкой по уху, которое тотчас расцвело красным. Ладонь освободила рот избитого, и тот завопил, призывая на помощь. Амос снова занес консервную банку, но Холден вцепился ему в руку и оттащил подальше.

— Хватит, — приказал он, гадая, как быть, если великан-механик и его ударит жестянкой. Амос вечно ввязывался в трактирные драки забавы ради.

Сейчас он не шутил.

— Хватит, — повторил Холден. Он вцепился Амосу в локоть и держал, пока Амос не перестал вырываться. — Чем он поможет, если ты ему мозги вышибешь?

Мальчишка проворно отполз назад и оперся плечом о стену. В такт словам Холдена он кивал, зажимая пальцами разбитый нос.

— Ну как? — спросил Амос. — Готов помочь?

Парень еще раз кивнул и кое-как поднялся, цепляясь за стену.

— Я пойду с ним, — сказал Холден, похлопывая Амоса по плечу, — а ты лучше останься здесь, отдышись.

Не дожидаясь ответа, он ткнул пальцем в перепуганного хакера:

— Берись за работу.

— Вот, — заговорил Пракс, когда на видео снова возникла сцена похищения. — Это Мэй. Мужчина — ее врач, доктор Стрикланд. Женщину я не знаю, но учительница Мэй сказала, что в их базе она значилась матерью Мэй. С фото и подтверждением личности. У них все меры безопасности были отработаны, просто так они бы никогда ребенка не отдали.

— Найди, куда они ушли, — велел Холден хакеру и обратился к Праксу: — Почему врач?

— Мэй… — Пракс осекся и начал сначала: — У Мэй редкое генетическое заболевание, без постоянного лечения отказывает иммунная система. Доктор Стрикланд об этом знал. Пропали еще шестнадцать детей с тем же заболеванием. Он мог… он может сохранить Мэй жизнь.

— Приняла, Наоми?

— Да, проследила хакера в системе. Он нам больше не понадобится.

— Хорошо, — отозвался Холден, — потому что этот мост, ручаюсь, сгорит, едва мы выйдем за дверь.

— Можно раздобыть еще курятины, — хмыкнула Наоми.

— Стараниями Амоса парню теперь нужнее пластическая операция.

Наоми ахнула.

— Он в порядке?

Холден не сомневался, что она волнуется за Амоса.

— Да, но… может, я о нем чего-то не знаю? Видишь ли, он…

— Акви, — прервал их хакер, указав на экран. Холден увидел, как доктор Стрикланд несет Мэй по старому на вид коридору. Темноволосая женщина шла за ними. Дверь, у которой они остановились, походила на старинный шлюзовый люк. Стрикланд проделал что-то с расположенной рядом панелью — и все трое скрылись внутри.

— Дальше глаз нет, — проныл хакер, съежившись, словно боялся кары за недостатки системы наблюдения.

— Наоми, куда ведет эта дверь? — просил Холден, успокаивающе водя рукой по воздуху.

— Похоже на старый тоннель, первого периода освоения. — Слова Наоми разделялись паузами, будто она продолжала работать в своей системе. — Они отведены под свалку. Дальше должны быть только пыль и лед.

— Провести нас туда сумеешь? — спросил Холден.

Пракс ответил «да» в один голос с Наоми.

— Тогда идем туда.

Жестом он предложил Праксу с хакером первыми пройти в переднюю. Амос сидел за столом, вращая консервную банку на ребре, как монетку. В слабом притяжении спутника она могла крутиться так целую вечность. Взгляд механика был рассеянным и непроницаемым.

— Ты свою работу сделал, — обратился Холден к юнцу, который уставился на Амоса, кривясь от сменявших друг друга страха и злобы.

Не дав мальчишке ответить, Амос встал и, подняв коробку, вывалил оставшиеся банки на стол, с которого часть раскатилась по углам комнатушки.

— Сдачу оставь себе, засранец, — буркнул он, швырнув опустевшую коробку в крошечный кухонный уголок.

— А теперь, — сказал Холден, — мы уходим.

Пропустив вперед Амоса и Пракса, он попятился к двери, пристально приглядывая за парнем, чтобы тот не вздумал отомстить. Напрасно беспокоился. Едва Амос шагнул за дверь, мальчишка кинулся собирать и складывать на стол раскатившиеся банки.

Уже в коридоре Холден услышал голос Наоми:

— Ты понимаешь, что это значит?

— Что «это»? — ответил он и бросил Амосу: — Обратно на корабль.

— Пракс сказал: пропали все дети, страдавшие тем же заболеванием, что его Мэй, — объяснила Наоми, — а из группы ее забрал врач.

— Можно допустить, что и остальных детей забрал он или его люди, — согласился Холден.

Амос с Праксом рядом шли по коридору. Механик все еще пребывал где-то далеко отсюда. Пракс тронул его за рукав, прошептал: «Спасибо». Амос только плечами пожал.

— Зачем ему эти дети? — спросила Наоми.

— Меня больше интересует, как он догадался забрать их перед самым началом стрельбы?

— Да, — тихо проговорила Наоми, — да, интересно — как?

— А так — что он сам и вызвал всю заваруху, — вслух высказал Холден мысль, которая пришла в голову обоим.

— Если детей украл он и он же или его сообщники спровоцировали войну между Землей и Марсом, чтобы прикрыть похищение…

— Начинает походить на известную нам тактику, а? Надо узнать, что скрывается за той дверью.

— Одно из двух, — предположила Наоми. — Или ничего, потому что после похищения они во всю прыть дернули с этой луны…

— Или, — закончил Холден, — целая команда вооруженных парней.

— Угу.

На камбузе «Лунатика», где Пракс и команда Холдена заново просматривали видеозапись, было тихо. Наоми собрала все фрагменты, относящиеся к похищению Мэй, в одну длинную петлю. Они видели, как врач несет девочку по коридорам, к лифту и, наконец, к люку в заброшенной части станции. После третьей прокрутки Холден знаком попросил Наоми остановить запись.

— Так что нам известно? — спросил он, барабаня пальцами по столу.

— Малышка не боится. Не вырывается у него, — заметил Амос.

— Она всю жизнь знает доктора Стрикланда, — объяснил Пракс. — Он для нее почти как родной.

— А значит, его купили, — сказала Наоми, — или же этот план родился…

— Четыре года назад, — подсказал Пракс.

— Четыре года назад, — повторила она. — Чертовски долгая партия. Ставки должны быть высоки.

— Это похищение. Если им нужен выкуп?..

— Не вяжется. Через пару часов после того, как Мэй оказалась за этим люком, — сказал Холден, указывая на застывший кадр, — Земля с Марсом принялись палить друг по другу. Кто-то приложил уйму трудов, чтобы сграбастать шестнадцать малышей и скрыть это.

— Если бы «Протоген» не сгорел, — вставил Амос, — я бы сказал, что такое дерьмо как раз по ним.

— И еще те, кто это затеял, располагают приличными техническими ресурсами, — добавила Наоми. — Они сумели взломать школьную систему безопасности еще до того, как война ее подорвала. Поместили в досье Мэй сведения на ту женщину и следов не оставили.

— В ее группе были дети очень богатых и влиятельных родителей, — сказал Пракс. — Охрана по высшему классу.

Холден обеими руками отстукал по столу финальную дробь и заговорил:

— Все это возвращает нас к главному вопросу: что мы найдем по ту сторону двери?

— Наемников корпорации, — ответил Амос.

— Пустоту, — ответила Наоми.

— Мэй, — тихо сказал Пракс. — Там может быть Мэй.

— Нам следует приготовиться ко всем трем вариантам: к бою, к сбору улик или к спасению ребенка. Так что давайте разработаем план. Наоми, мне нужна на терминале радиосвязь, через которую можно будет включиться в любую сеть, какая найдется на той стороне, чтобы ты могла оставаться с нами.

— Угу, — буркнула Наоми, уже отойдя от стола и направляясь к килевому трапу.

— Пракс, вы придумайте, как мы сможем завоевать доверие Мэй, если найдем ее, и подробно опишите, какие меры требуются по ее состоянию здоровья. Насколько срочно будет вернуть ее к лекарствам и все такое.

— Хорошо. — Пракс сделал заметку на терминале.

— Амос?

— Да, кэп?

— Силовые меры остаются нам с тобой. Давай вооружаться.

Улыбка зародилась в углах губ Амоса и умерла там же.

— Слушаюсь, бля!

Глава 14 Пракс

Пракс и не понимал, как плохи были его дела, пока не поел. Консервированную курятину с каким-то пряным соусом, мягкие, не крошащиеся крекеры, приготовленные для невесомости, высокий стакан пива. Он сожрал все, тело неудержимо набросилось на еду.

Когда его перестало рвать, женщина, по-видимому, занимавшаяся на этом корабле мелкими домашними делами, — Пракс знал, что она Наоми, но все хотел назвать Кассандрой, потому что таким было имя похожей на нее практикантки, работавшей у него три года назад, — перевела его на жидкий белковый бульон, подходящий для атрофировавшегося кишечника. Прошел не один час, пока вернулись мысли. Он как будто просыпался, хотя и до того не спал: сидел в трюме корабля Холдена и отмечал в себе сдвиги сознания: как проясняются мысли, как приятно снова становиться собой. А через несколько минут пробуждался к действию еще один набор изголодавшихся по глюкозе нейронов, и все начиналось заново. Шаг за шагом возвращаясь к сознанию, он чувствовал, как усиливается тяга, влекущая его к двери, за которой скрылся Стрикланд с Мэй на руках.

— Так ты доктор? — спросил самый рослый из команды — Амос.

— Степень получил здесь. Здесь хороший университет. Много грантов. То есть… теперь, наверное, правильнее говорить «было».

— Я-то сам по-настоящему никогда не учился.

Кают-компания корабля спасителей была тесной и носила на себе следы времени. На углеволоконной ткани обивки, на столешнице годами, если не десятилетиями, копились пятна и вмятины. Ни одно растение и трех дней не выжило бы в здешнем розоватом освещении.

При Амосе был полотняный мешок с литыми пластмассовыми коробками, в каждой из которых скрывалось огнестрельное оружие своего вида. Сейчас он раскатал кусок красного войлока и разбирал на нем большой черный матовый пистолет. Сложные металлические детали напоминали скульптуру. Амос обмакнул хлопковую ветошь в ярко-голубой чистящий раствор и нежно протер серебристый механизм, прикрепленный к черной трубке. Металлические пластины и без того блестели как зеркало.

Рука Пракса сама потянулась к разложенным деталям: хотелось поскорее их сложить, чтобы оружие оказалось уже вычищено и готово к работе. Амос и глазом не моргнул, но видно было: он начеку.

— Не понимаю, зачем она им, — заговорил Пракс. — Доктор Стрикланд всегда был с ней очень добр. Никогда… никогда ее не обижал. Не думаю, что он причинит ей вред.

— Да, наверное, не причинит, — согласился Амос, снова макнул ветошь в раствор и занялся металлическим стержнем, обвитым пружиной.

— Мне очень нужно туда, — произнес Пракс. Он не сказал: «Каждую минуту, что я сижу здесь, они, может быть, делают с Мэй что-то плохое. Может, она умирает или ее куда-то увозят». Он старался, чтобы в его словах не слышалось жалобы или требования, но прозвучало и то и другое.

— Подготовка — самая дерьмовая часть, — произнес Амос, словно соглашаясь с ним. — Хочется отправиться сейчас же, прямо сейчас, бля. Покончить с этим.

— Ну да, — согласился Пракс.

— Понимаю, — сказал Амос. — Это паршиво, но приходится терпеть. Влезешь в заваруху безоружным — лучше бы не лез. К тому же девочку не видели уже… сколько?

— С начала боев. С падения зеркала.

— Скорее всего, еще час разницы не сделает, а?

— Но…

— Да, — вздохнул Амос, — понятно. Тебе сейчас круто приходится. И будет еще хуже, когда станешь ждать нашего возвращения.

Отложив протирку, Амос принялся снова насаживать длинную черную пружину на блестящий штырь. Спиртовой запах чистящего средства ел Праксу глаза.

— Я жду, — сказал он.

— Да ясно, — кивнул Амос, — и я постараюсь, чтобы нас ничего не задержало. Капитан молодец, но склонен иногда отвлекаться. Не бойся, я прослежу, чтобы он в сторону не сворачивал.

Он вложил стержень с пружиной в корпус пистолета, тихонько, кончиками пальцев, провернул.

Пракс сам не заметил, как оказался на ногах.

— Ты в перестрелках хоть раз бывал? — мягко, негромко спросил Амос. — Мне вот доводилось… черт, сколько ж раз? Вроде как это будет одиннадцатый. Или двенадцатый, если тот раз, когда парень поднялся и снова начал палить, считать отдельно. Штука в том, что, если ты хочешь, чтобы с малышкой ничего не стряслось, лучше обойтись без парня, который не умеет обращаться с пушкой.

Амос вогнал на место последнюю деталь — словно точку поставил. Металл щелкнул.

— Я справлюсь, — обещал Пракс, хотя ноги у него задрожали, едва он встал. Амос поднял вверх пистолет.

— Он готов к стрельбе?

— Простите?

— Если ты сейчас возьмешь его, наведешь на врага и нажмешь курок — он бабахнет? Ты сейчас смотрел, как я его собирал. Он опасен или нет?

Пракс открыл и снова закрыл рот. Боль в солнечном сплетении чуть усилилась. Амос уже хотел положить пистолет.

— Не опасен, — сказал Пракс.

— Уверен, док?

— Вы не вложили в него пули. Он не выстрелит.

Амос насупился.

— Ну да, точно. Но мы тебя все равно не возьмем.

Из узкого прохода за люком раздались голоса. Голос Джима Холдена звучал не так, как хотелось бы Праксу. Ботаник ожидал услышать серьезную, суровую речь капитана. А тот даже в такое время, когда у Пракса от отчаяния все сжималось внутри и горло перехватывало, говорил легко. Женщина — Наоми, а не Кассандра! — отвечала более мрачно.

— …Так говорят числа, — объясняла она.

— И врут, — возразил ей Холден, пригибаясь на входе. — Наверняка врут. Чушь они говорят.

— Пароль знаешь, капитан? — потребовал Амос.

— Местная охрана нам не помешает, — сказал Холден. — Безопасников осталось так мало, что они сражаются только с прямой угрозой.

— А потому пушки лучше не держать на виду, — напомнила Наоми.

— Ох, может, хватит об этом?

Женщина поджала губы, Амос же старательно разглядывал сверкающий пистолет и полировал и без того блестящую рукоять. Пракс почувствовал, что разговор начался не сейчас.

— Этот тип, что сначала хватается за оружие, а потом думает, — проговорила Наоми, — он на тебя не похож. Он — не ты.

— Сегодня мне придется побыть им, — решительно оборвал разговор Холден. Ему ответило неловкое молчание.

— Что там такое с числами? — подал голос Пракс и наткнулся на недоуменный взгляд Холдена. — Вы говорили, что-то не так с числами.

— Они показывают рост уровня смертности. Но это наверняка ошибка. Бои закончились… когда же? Вчера? Позавчера. С чего бы положению ухудшаться?

— Нет, — ответил ему Пракс, — никакой ошибки. Это каскадный процесс. И дальше будет хуже.

Амос сунул пистолет в коробку и выбрал другую, длинную — наверное, с винтовкой. Но смотрел он при этом только на Пракса, ожидая продолжения.

— Это базовая слабость искусственных экосистем. В среде, эволюционировавшей естественным путем, разнообразие видов обеспечивает подушку безопасности при катастрофах. Природа есть природа, катастрофы в ней случаются. А то, что мы создаем сами, лишено глубины. Если что-то пошло не так, у нас очень малый выбор возможностей. Компенсационные механизмы перенапрягаются, выходят из равновесия. При следующей неполадке возможностей остается еще меньше, а напряжение оказывается еще больше. Простая сложная система. Это научный термин. Будучи простой, она подвержена каскадным процессам, а будучи сложной, непредсказуема: заранее не знаешь, где и что откажет. Она не просчитывается.

Холден стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Странно было видеть его воочию. Он выглядел точно так же, как на экране, и все же иначе.

— Но ведь Ганимед, — сказал он, — важнейший, помимо Земли и Марса, поставщик продовольствия и агрокультурный центр. Он не может рухнуть. Этого не допустят. Ради бога, да сюда люди прилетают детей рожать!

Пракс склонил голову набок. Еще вчера он и сам бы не смог объяснить. Прежде всего потому, что без глюкозы голова отказывалась работать. И еще потому, что слушатели отсутствовали. Хорошо было снова научиться мыслить, хотя бы и для того, чтобы объяснить кому-то, как плохи дела.

— Ганимед уже мертв, — сказал он. — Тоннели, возможно, сохранятся, но среда и социум подорваны. Даже если мы каким-то чудом сумеем возродить экосистему — а это потребует огромных трудов, — много ли народу здесь осталось? И сколько из них отправится за решетку? Да, освободившаяся ниша заполнится, но не тем, чем прежде.

— И все из-за каскада, — протянул Холден.

— Да, — подтвердил Пракс. — Я уже пытался это объяснить. Амосу. Здесь все разваливается. Спасатели, возможно, сделают гибель не такой мучительной, но уже поздно. Слишком поздно. И раз Мэй там, а что будет здесь — неизвестно, то я иду с вами.

— Пракс, — попыталась остановить его Кассандра. Нет, Наоми. Кажется, его мозг еще не включился на полную мощность.

— Стрикланд и та женщина ее не спасут, не сумеют! Понимаете? Даже если они не желают ей зла, все равно вокруг них все рушится. А если у них кончится воздух? Если они не осознают, что происходит?

— Я понимаю, вам тяжело, — вставил Холден, — но криком делу не поможешь.

— Я не кричу! Я не кричу. Я просто говорю, что, если они увезли дочку, я должен их догнать. Должен быть с вами, когда вы откроете ту дверь. Даже если девочки там нет. А если она умерла, это я должен ее найти.

В щелчке чувствовалась странная, сухая красота и профессионализм: магазин встал на место. Пракс не заметил, как Амос достал его из коробки, но теперь в его широкой ладони темнела металлическая вещица, казавшаяся изящной в сравнении с толстыми пальцами. Под взглядом Пракса Амос вставил патроны, взял пистолет за ствол, старательно направляя его в стену, и протянул Праксу.

— Но ведь, — замялся тот, — я думал, вы…

Амос чуть дальше вытянул руку. Движение было недвусмысленным: «Бери!» Пракс взял. Пистолет оказался тяжелее, чем выглядел.

— Гм, Амос? — прокашлялся Холден. — Ты что, даешь ему заряженный пистолет?

Амос пожал плечами.

— Доку нужно с нами, кэп, так что я решил, пусть уж он пойдет.

Пракс перехватил взгляд, которым Наоми обменялась с Холденом.

— Пожалуй, надо будет обсудить, как у нас принимаются решения, — проговорила Наоми, тщательно подбирая слова.

— Всенепременно, — согласился механик. — Как только вернемся.

Много недель Пракс ходил по станции как абориген, как местный житель. Беженец, которому некуда бежать. Он привык к виду коридоров, к ускользающим взглядам людей, на которых он пытался переложить часть своей ноши. Теперь, когда он был сыт, вооружен и не одинок, все резко переменилось. Взгляды все так же соскальзывали в сторону, но люди опасались другого, и голод порой пересиливал страх. Холден с Амосом отличались от бледных дистрофиков, запавшими глазами взиравших на неотвратимую гибель станции. Наоми осталась на корабле, чтобы управляться с местной системой безопасности и координировать их действия в случае, если группа расколется.

Возможно, впервые в жизни Пракс чувствовал себя чужаком. Он смотрел на родные места, но воспринимал их так, как они должны были видеться Холдену: огромные коридоры с вмерзшей в лед краской стен, покрытых толстым слоем изоляции в нижней половине, там, где их могли случайно коснуться люди. Лед Ганимеда при самом легком прикосновении оставлял на коже кровавый ожог. Сейчас в коридорах было слишком темно — освещение понемногу отказывало. Широкий тоннель, по которому Пракс когда-то бегал в школу, превратился в сумрачный зал. Климатизаторы тоже отказывали, и кое-где слышалась капель. Растения, те, что дожили до этих пор, умирали, и гниловатый привкус на языке подсказывал, что скоро включатся аварийные воздухоочистители. Хорошо, если включатся. И поскорее.

Но и Холден был прав. Истощенные, отчаявшиеся люди, с которыми они сталкивались в коридорах, прежде работали в лабораториях пищевой промышленности, занимались культивацией почвы, газообменом и техническим обслуживанием теплиц. Если погибнет Ганимед, каскад не прервется. Когда со станции уйдет последний груз продовольствия, астерам, обитателям Пояса, системы Юпитера и баз, вращающихся по самостоятельным орбитам, придется искать для своих детей другие источники витаминов и микроэлементов. Пракс задумался, сумеют ли обеспечить себя базы на дальних планетах. Если у них имеются полные гидропонные циклы и дрожжевые фермы и если там ничего не разладится…

Он отвлекся. Нарочно думал о другом, лишь бы не страх перед тем, что ждало за дверью.

— Стоять, вы все!

Голос был негромкий, грубый и влажный, словно голосовые связки говорящего обмакнули в жидкую грязь. Мужчина стоял на пересечении ледяных тоннелей. Полицейский бронежилет натягивался, не желая сходиться у него на брюхе. Акцент и сложение выдавали марсианина.

Амос с Холденом приостановились, обернулись, глядя куда угодно, только не на стоящего перед ними человека. Пракс проследил их взгляды. Вокруг в темноте таились другие. У внезапно подступившей паники был медный привкус.

— Я насчитал шестерых, — сказал Холден.

— А парень в серых штанах? — спросил Амос.

— Ладно, пусть будет семеро. Хотя этот провожал нас от самого корабля. Может, он не с ними.

— Все равно, шестеро на троих — многовато, — прозвучал у них в ушах голос Наоми. — Подкрепление не требуется?

— Что за черт? У нас есть резервы? — удивился Амос. — Вызовешь Супитаяпорна, чтобы заговорил их до смерти?

— Мы справимся, — сказал Пракс, опуская руку в карман с пистолетом. — Мы никому не позволим…

Амос перехватил его руку, не дав вытащить оружие.

— Тут не стрелять надо, — объяснил механик, — а разговаривать.

Холден шагнул навстречу марсианину. Он держался так непринужденно, что винтовка у него на плече выглядела безобидной игрушкой и даже дорогой бронескафандр не перевешивал беззаботной улыбки.

— А, — заговорил он, — проблемы, сэр?

— Может, да, — протянул марсианин, — а может, и нет. Выбирай сам.

— Я выбираю «нет», — улыбнулся Холден. — Теперь, с вашего позволения, мы…

— Притормози. — Марсианин боком выдвинулся вперед. Лицо показалось Праксу смутно знакомым: может, видел в вагоне «трубы», да не обратил внимания. — Вы не здешние.

— Я здешний, — возразил Пракс, — доктор Праксидик Менг, главный ботаник соевой плантации RMD-южного. А вы?

— Пусть кэп говорит, — буркнул Амос.

— Но…

— Он это умеет.

— Полагаю, вы прибыли с гуманитарной помощью, — сказал марсианин. — Далековато забрели от порта. Заблудились? Могу предложить сопровождение до безопасных мест.

Холден шевельнулся. Винтовка совсем случайно, без вызова, наклонилась чуть вперед.

— Не знаю, — сказал он. — Мы неплохо снаряжены. Думаю, сумеем о себе позаботиться. А сколько запросит ваш, гм… конвой?

— Ну, вас трое. Скажем, сотню марсианских бумажек. Местных — пять.

— А если вы нас проводите, а я в обмен вывезу вас с этой ледышки?

У марсианина отвисла челюсть.

— Не смешно, — сказал он, но маска самоуверенности уже сползла с его лица, и Пракс разглядел за ней голод и отчаяние.

— Мы идем к старым тоннелям, — объяснил Холден. — Как раз перед тем, как все полетело в тартарары, кто-то похитил нескольких ребятишек. Среди них была дочурка дока. Мы намерены ее вернуть и вежливо расспросить, откуда они узнали, что здесь готовится. Можем столкнуться с сопротивлением. Мне бы не помешало несколько человек, знающих, за какой конец держать винтовку.

— Ты мне голову не морочь, — сказал марсианин.

Краем глаза Пракс заметил, как из тени вышла худая женщина в дешевом защитном костюме.

— Мы — АВП, — сказал Амос и кивнул на Холдена. — Это Джеймс Холден с «Росинанта».

— Боже правый! — протянул марсианин. — А ведь и впрямь Холден.

— Это все борода, — объяснил Холден.

— А я — Венделл. Работал в охране «Пинквотер», пока ублюдки не сбежали, бросив нас здесь. Считаю, это аннулирует контракт. Вам, значит, нужны стрелки-профи? Лучше нас не найдете.

— Сколько вас?

— Со мной шестеро.

Холден обернулся к Амосу. Пракс скорее угадал, чем увидел, как тот дернул плечом. Человек, которого они сосчитали последним, не принадлежал к этой компании.

— Хорошо, — решил Холден. — Мы пытались сговориться с местной охраной, но те не нашли на нас времени. Идите за мной, прикройте нас сзади, и, даю слово, я вывезу вас с Ганимеда.

Венделл усмехнулся. Один из резцов у него оказался красным, да еще украшенным черно-белой картинкой.

— Приказывайте, босс! — отчеканил он и, подняв винтовку, обратился к своим: — Стройся! У нас новый контракт, ребята. Приступаем к службе.

Вокруг раздались восторженные крики. Пракс обнаружил, что худая женщина уже пожимает ему руку и улыбается, словно знакомится с новым сослуживцем. Поморгав, он улыбнулся в ответ, и тут Амос опустил лапу ему на плечо.

— Видал? Я ж тебе говорил! Ну, двигаем.

В коридоре было темнее, чем казалось по видео. Во льду кровеносными жилами протаяли тонкие канавки, но на них уже намерзла свежая корка. Дверь ничем не отличалась от сотни других, пройденных на пути сюда. Пракс сглотнул. У него разболелся живот. Хотелось закричать, позвать Мэй по имени и услышать ответ.

— Ну, — сказала у него в ухе Наоми, — замок я разблокировала. Открою, как только будете готовы.

— Что откладывать? — ответил ей Холден. — Открывай.

Клапан по кромке люка зашипел.

Дверь открылась.

Глава 15 Бобби

За три часа первой серьезной встречи марсиане и дипломаты ООН едва успели покончить с представлениями и перейти к повестке дня. Полный землянин в костюме, стоившем, пожалуй, дороже боевого скафандра Бобби, уныло гудел про пункты 1-11 раздела 14 подраздела «Д», в которых будут обсуждаться последствия недавнего обострения для расценок на поставки по существующим торговым соглашениям. Оглядевшись, Бобби убедилась, что остальные сидящие за длинным дубовым столом с живым вниманием слушают чтеца, и подавила воистину титаническую зевоту, раздиравшую рот.

Сама она развлекалась, стараясь угадать, кто здесь кто. Всех участников совещания назвали поименно, но ей эти фамилии ничего не говорили. Здесь каждый был помощником министра, замминистра или каким-нибудь директором. Попалось даже несколько генералов, но Бобби достаточно разбиралась в политическом механизме, чтобы понимать: военные здесь значат меньше всех.

Настоящая власть — у незаметных людей без громких титулов. Таких было несколько, в том числе — круглолицый мужчина с галстуком-шнурком, представленный как «секретарь чего-то там». Рядом с ним устроилась бабушка в ярком сари — желтая вспышка среди темно-коричневых, темно-синих и темно-серых костюмов. Она сидела и с загадочной полуулыбкой грызла фисташки. Бобби убила несколько минут, гадая, кто из них главный — луноликий со шнурком или бабуся.

Она подумывала налить себе стакан воды: хрустальные графины были равномерно расставлены по столу. Пить не хотелось, но пока переворачиваешь свой стакан, пока наливаешь, пока пьешь — пройдет еще пара минут. Оглядев стол, Бобби отметила, что никто воды не пьет. Может, дожидаются, пока кто-то другой начнет первым.

— Прервемся ненадолго, — сказал человек в угольно-сером костюме. — Через десять минут приступим к пункту пятнадцать.

Все поднялись и начали разбредаться по курительным и туалетам. Бабуся отнесла сумочку к крышке утилизатора и вытряхнула в люк шелуху от фисташек. Луноликий открыл терминал и с кем-то связался.

— Боже мой! — Бобби потерла глаза ладонями так сильно, что увидела искры.

— Что-то не так, сержант? — Торссон, ухмыляясь, склонился к ней со своего места. — Гравитация утомляет?

— Нет, — ответила Бобби и передумала. — Вернее, да, но, главное, я готова ткнуть себя стилусом в глаз просто для разнообразия.

Торссон, кивнув, похлопал ее по руке. Последнее время он все чаще прибегал к этому жесту. Бобби такое покровительственное движение раздражало по-прежнему, но теперь к раздражению примешалось беспокойство: уж не нацелился ли Торссон пофлиртовать? Это было бы неловко.

Она убрала руку и склонилась к Торссону, заставив того обернуться и заглянуть ей прямо в глаза.

— Почему, — прошептала она, — никто и не вспоминает проклятого монстра? Разве не из-за него я… мы все здесь?

— Вы еще не поняли порядка вещей. — Торссон отвернулся от нее и принялся играть со своим терминалом. — Политики никогда не спешат: уж очень высоки ставки, и никто не желает оказаться тем человеком, который все испортил.

Опустив терминал, он подмигнул Бобби:

— Здесь на кону карьеры!

— Карьеры…

Торссон только кивнул и снова занялся терминалом.

Карьеры!

На миг она вернулась в прошлое, когда лежала навзничь, уставившись в звездную бездну над Ганимедом. Ее люди погибли или продолжали гибнуть. Радио молчало, скафандр превратился в ледяной гроб. Она смотрела в лицо твари. Твари без скафандра. Кругом радиация и жесткий вакуум, на когтях монстра застыли красные хлопья крови. И никто здесь не желает этого обсуждать, опасаясь подпортить карьеру?

К черту!

Когда участники совещания потихоньку вернулись в зал и заняли места за столом, Бобби подняла руку. Она чувствовала себя немного смешной, как пятиклассница среди взрослых, но понятия не имела, как полагается задавать вопрос. Тот, кто зачитывал повестку, бросил на нее недовольный взгляд и перестал замечать. Торссон, дотянувшись под столом, больно сжал ей колено.

Бобби не опускала руки.

— Позвольте? — сказала она.

Сидящие за столом принялись оборачиваться, награждая ее все более недружелюбными взглядами, после чего демонстративно отводили глаза. Торссон все сильнее сжимал пальцы, пока Бобби, не вытерпев, не перехватила его запястье другой рукой. Она сжала так, что хрустнули кости и капитан, удивленно ахнув, отдернул руку. После чего развернул свой стул прямо к ней. Его глаза были круглыми, губы поджаты в прямую линию.

Та, в желтом сари, тронула за рукав чтеца повестки, и он немедля замолчал. «Ну вот и прояснилось: она главная», — решила Бобби.

— Лично я, — чуть извиняющимся тоном проговорила бабуся, — хотела бы услышать, что скажет нам сержант Драпер.

«Она запомнила мое имя, — отметила Бобби. — Интересно».

— Сержант? — обратилась к ней бабуся.

Бобби, не зная, правильно ли поступает, встала.

— Я просто удивилась, почему никто не говорит о монстре?

На лице бабуси вновь показалась загадочная улыбка. Все молчали, и это молчание словно плеснуло в кровь Бобби адреналина. Она почувствовала, как задрожали колени. Больше всего на свете хотелось сесть на место, только бы все забыли о ней и отвели взгляды.

Она сжала зубы и напрягла мышцы ног.

— Вы понимаете, о чем я? — продолжала она, не в силах совладать с голосом, который звучал все громче. — Тот монстр, что убил пятьдесят солдат на Ганимеде. Из-за которого мы все здесь.

В зале стало тихо. Торссон уставился на нее, словно на умалишенную. Может, она на самом деле сошла с ума. Старушка оправила свое желтое сари и ободряюще улыбнулась.

— Я хочу сказать, — говорила Бобби, комкая в руках листы повестки, — что, конечно, торговые соглашения, и права на воду, и кто кого поимеет в первый четверг после зимнего солнцестояния — это очень важно!..

Она замолчала, чтобы перевести дыхание: длинная тирада при высокой гравитации далась не так легко. Она понимала их взгляды. Взгляды говорили, что, если она сейчас же замолчит, эту маленькую неловкость забудут и вернутся к работе. И ее карьера не сгорит синим пламенем.

Бобби сама удивилась, насколько ей было наплевать.

— Но, — вновь заговорила она, отбрасывая распечатанную повестку и заставляя отшатнуться, как от заразы, человека в коричневом костюме, — что насчет того долбаного монстра?

— Прошу прощения, леди и джентльмены. Сержант Драпер страдает от посттравматического стресса, — подскочил с места Торссон. — Ей нужна помощь.

Он схватил Бобби за локоть и вытащил из зала. В спину ей катилась нарастающая волна голосов. Остановившись в вестибюле, Торссон выждал, пока за ними закроется дверь.

— Вы! — Он толкнул ее в кресло. В другое время худосочный офицер разведки и с места бы ее не сдвинул, но сейчас Бобби настолько обессилела, что просто рухнула на сиденье. — Вы! — повторил он и обратился к кому-то через свой терминал: — Немедленно сюда!.. Вы! — процедил он в третий раз, ткнув в Бобби пальцем, и заходил туда-сюда перед ее креслом.

Через несколько минут в вестибюль вбежал капитан Мартенс. И остановился как вкопанный, увидев съежившуюся в кресле Бобби и взбешенного Торссона.

— Это ваша вина, — начал Торссон и развернулся лицом к Бобби. — А вы, сержант, только что доказали, как ужасно я ошибся, взяв вас с собой. Ваша идиотская тирада свела на нет все преимущество, которое мы получали, выставив единственного свидетеля.

— Она… — попытался вклиниться Мартенс, но Торссон, ткнув пальцем ему в грудь, рявкнул:

— Вы уверяли, что управитесь с ней!

Мартенс ответил ему грустной улыбкой.

— Нет, не уверял. Я говорил, что смогу ей помочь, если мне дадут время.

— Не важно, — махнул на них рукой Торссон. — Вы оба ближайшим рейсом отправляетесь на Марс, где будете объясняться с дисциплинарной комиссией. А теперь прочь с моих глаз!

Развернувшись на каблуках, он вернулся в конференц-зал, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы протиснуться в щель боком.

Мартенс опустился в кресло рядом с Бобби и протяжно выдохнул.

— Ну, что случилось?

— Я погубила свою карьеру? — спросила она.

— Возможно. Как себя чувствуете?

— Чувствую, — повторила Бобби, поймав себя на том, что ей хочется высказаться перед Мартенсом, и проклиная себя за эту слабость. — Чувствую, что мне нужен воздух.

И, не дав ему возразить, Бобби встала и направилась к лифтам.

Комплекс ООН сам по себе был целым городом. Бобби добрый час искала выход наружу. Она призраком скользила сквозь энергичный управленческий хаос. Люди, обгонявшие ее в длинных коридорах, напористо втолковывали что-то друг другу или собственным терминалам. Бобби не довелось побывать в Олимпии, столице Марсианского Конгресса. Иногда она просматривала несколько минут совещаний по правительственному каналу — если обсуждалась важная для нее тема, — но в сравнении с активностью ООН там царила провинциальная тишина. Обитатели здешнего правительственного здания распоряжались тридцатью миллиардами граждан и сотнями миллионов колонистов. Четыре миллиарда населения Марса в сравнении с этим выглядели озером рядом с морем.

Марсиане в целом были убеждены, что земная цивилизация загнивает. Ленивые, отупевшие граждане жили на правительственные дотации. Жирные коррумпированные политиканы обогащались за счет колоний. Деградирующая инфраструктура тратила тридцать процентов мощности на утилизацию, не позволяющую землянам утонуть в собственном дерьме. На Марсе практически не было безработных. Все население прямо или косвенно участвовало в величайшем проекте человечества: в терраформировании планеты. Это давало каждому цель жизни и единую веру в будущее. Не то что земляне, живущие ожиданием очередной правительственной подачки и следующего визита в кафе или в торгово-развлекательный центр.

По крайней мере, так о них рассказывали. Сейчас Бобби засомневалась в правдивости рассказов.

То и дело обращаясь в разбросанные по всему зданию справочные, она наконец добралась до выхода. Скучающий охранник у дверей кивнул ей, и она оказалась снаружи.

Вне здания. Без скафандра.

Через пять секунд она цеплялась за дверь, предназначенную только для выхода, стремясь обратно под крышу. Охранник, сжалившись, открыл ей. Бобби ворвалась внутрь и, жадно дыша, упала на ближайшую скамеечку.

— В первый раз? — улыбнулся ей охранник.

Ответить Бобби не сумела, но кивнула ему.

— Марс или Луна?

— Марс, — чуть отдышавшись, ответила она.

— А, знаю эти дела. Купола, все такое. Люди, выросшие в куполах, просто малость паникуют. Астеры обделаться готовы от страха. Нет, буквально. Мы доставляем их домой под наркозом, чтобы не орали.

— Да, — согласилась Бобби. Болтовня охранника давала ей время прийти в себя. — Не шутка.

— Вас доставили, когда снаружи было темно?

— Ага.

— Внешников всегда ночью привозят. Помогает от агорафобии.

— Угу.

— Я пока оставлю дверь открытой на случай, если вам снова захочется вернуться.

Предположение, что она немедля предпримет вторую попытку, польстило Бобби, и она впервые как следует рассмотрела охранника. Малорослый, как все земляне, но кожа красивая, черная до синевы. И плотное, атлетическое сложение, и чудесные серые глаза. В его улыбке не было и намека на насмешку.

— Спасибо, — сказала она. — Я — Бобби. Бобби Драпер.

— Чак, — ответил землянин. — Смотрите под ноги, а потом медленно поднимите взгляд к горизонту. Но ни в коем случае не прямо перед собой.

— Думаю, теперь у меня получится, Чак, но все равно спасибо.

Чак бегло глянул на ее мундир и отсалютовал:

— Semper fi,[61] сержант!

— Ур-ра! — ухмыльнулась в ответ Бобби.

При второй попытке она последовала совету Чака: несколько минут смотрела в землю. Это помогло справиться с массивной перегрузкой каналов восприятия. Но только отчасти. Тысячи запахов, соревнуясь между собой, били ей в нос. Сочные ароматы почвы и растительности, знакомые по садовым куполам. Масло и горячий металл — как в производственных лабораториях. Озон от электродвигателей. Все это било враз, наслаивалось друг на друга, сливаясь в один невероятно экзотический запах. А звуки сливались в непрерывную какофонию. Разговоры, шум строительных машин, электрокаров, взлетающих трансорбитальных челноков — все одновременно. Неудивительно, что она запаниковала. Ведь этот поток — данные всего с двух органов чувств. А если добавить сюда невероятно синее небо, раскинувшееся без края…

Бобби постояла, закрыв глаза и старательно дыша, пока не услышала, что Чак закрыл за ней дверь. Теперь никуда не денешься. Оборачиваться и проситься назад — значит признать поражение. А парень явно послужил в десанте ООН, и ей совсем не хотелось выглядеть слабой в его глазах. Черт, да ни за что!

Когда нос и уши немного освоились с потоком впечатлений, Бобби открыла глаза, уставив их в бетон дорожки. И медленно подняла взгляд, пока не показался горизонт. Дорожка перед ней тянулась далеко по ухоженным газонам. Еще дальше поднималась серая стена, вероятно метров десяти в высоту, с равномерно расставленными сторожевыми башнями. Комплекс ООН удивительно строго охранялся. Бобби задумалась, удастся ли ей выйти.

Она напрасно беспокоилась. Едва она подошла к воротам во внешний мир, охранная система связалась с ее терминалом и убедилась, что имеет дело с VIP-персоной. Камера над постом еще за двадцать метров отсканировала ее лицо, сравнила со снимком в досье и удостоверила личность, так что, когда Бобби приблизилась, часовой четко отсалютовал и спросил, не нужен ли ей транспорт.

— Нет, хочу пройтись, — ответила она.

Часовой улыбнулся и пожелал хорошо провести день. Бобби пошла по улице, уводящей от комплекса, обернулась и увидела двух вооруженных телохранителей, державшихся на почтительном расстоянии. Пожав плечами, Бобби двинулась дальше. Если такая важная особа, как она, пострадает или заблудится, кое-кто рискует потерять работу.

За пределами территории ООН ее агорафобия ослабела. Здания вокруг образовывали стены из стали и бетона, изрезанный горизонт отодвинулся за пределы видимости. По улице с визгом пролетали маленькие электрокары, оставлявшие за собой запах озона.

И повсюду были люди. Пару раз Бобби ходила на марсианский «Стадион Армстронга» посмотреть на игру «Красных дьяволов». Стадион вмещал двадцать тысяч болельщиков. «Дьяволы» обычно оказывались внизу турнирной таблицы, поэтому трибуны на их матчах заполнялись не больше чем наполовину. И эта сравнительно скромная толпа была самым большим скоплением народа, какое довелось видеть Бобби до сего дня. Марс населяли миллиарды людей, но там не было пространств, позволяющих собрать их вместе. Бобби, остановившись на перекрестке и глядя в перспективу двух улиц, сказала себе, что все болельщики «Красных дьяволов» не создали бы такой толкотни на тротуарах. Она попробовала представить, сколько людей скрывалось в головокружительной высоты зданиях, и не смогла. Может быть, миллионы, считая только те дома и улицы, что она видела отсюда.

И если марсианская пропаганда не лжет, большая часть этих людей — безработные. Она попыталась представить, как это: если тебе не надо каждый день приходить на определенное место.

Земляне обнаружили, что, когда людям нечего делать, они делают детей. В конце двадцатого — начале двадцать первого веков был короткий период, когда население не слишком росло и как будто даже начинало сокращаться. Все больше женщин тогда получали высшее образование, начинали работать, и средний размер семьи уменьшался. Несколько десятилетий массовой безработицы положили этому конец.

Опять же этому ее учили в школе. Но здесь, на Земле, где еда росла сама по себе и воздух был всего лишь побочным продуктом жизнедеятельности растений, которые никто нарочно не сажал, где все необходимое для жизни просто валялось под ногами… вероятно, здесь и вправду человек может себе позволить ничего не делать? Работающие создают столько избыточного продукта, что легко способны прокормить остальных. Мир теперь делится не на богатых и бедных, а на занятых и бездеятельных.

Бобби увидела перед собой уличное кафе и села за столик.

— Чем могу помочь? — обратилась к ней девушка с ярко-голубыми волосами.

— А что у вас хорошего?

— Лучшего чая с соевым молоком, чем у нас, нигде не найдете.

— Попробую, — согласилась Бобби, которая не представляла себе чая с соевым молоком, зато любила обе составные части по отдельности и решила рискнуть.

Девушка с голубыми волосами отошла поболтать с таким же юным парнем за стойкой, пока тот готовил чай, а Бобби тем временем огляделась и заметила, что все, кто был занят работой, не старше этих ребят.

Когда подали чай, она обратилась к девушке:

— Вы не обидитесь, если я задам вопрос?

Девушка пожала плечами и ответила улыбкой.

— Все, кто здесь работают, одного возраста?

— Ну, более или менее. Надо же университетский срок отрабатывать?

— Я не местная, — призналась Бобби. — Не понимаю.

Девушка впервые хорошенько разглядела ее, заметила мундир и нашивки.

— Ух ты! С Марса, да? Я мечтаю там побывать.

— Да, там здорово. Но вы не объяснили мне насчет срока.

— А на Марсе не так? — удивилась девушка. — Ну, кто поступает в университет, должен иметь не меньше года рабочего стажа. Чтобы доказать, что ему нравится работать. Понимаете, чтобы место в аудитории не занимали люди, которые потом все равно будут жить на базу.

— На базу?

— Ну, знаете, на базовом обеспечении.

— Кажется, понимаю, — сказала Бобби. — Базовое обеспечение — это деньги, на которые живут те, кто не работает.

— Нет, не деньги, просто база. Деньги надо заработать.

— Спасибо, — кивнула Бобби и пригубила чаю. Голубоволосая девушка отбежала к другому столику. Чай оказался восхитительным.

В том, чтобы провести отбор прежде, чем тратить ресурсы на образование, она видела невеселый здравый смысл. Приказав своему терминалу оплатить счет — он вывел сумму, пересчитав на местный курс, — Бобби добавила щедрые чаевые для девушки, которая хотела от жизни не только базового пособия.

Бобби терзало множество вопросов. Интересно: и Марс ждет это же после терраформирования? Если марсианам не придется ежедневно бороться за жизнь, они станут вот такими? Что это за культура, в которой можно выбирать, хочешь ли ты внести свой вклад в жизнь человечества? Рабочее время и коллективный разум пятнадцати миллиардов человек система списывает как допустимые потери. При мысли об этом Бобби загрустила. Столько усилий — и все, чтобы жить вот так? Посылать детей на работу официантами, чтобы проверить, готовы ли они внести свой вклад. А остальных, кто не готов, оставлять жить на базовое пособие.

И еще одно стало ясно ей уже сейчас: все тренировки и упражнения, готовившие марсианских военных к полной гравитации, — фигня. Никогда Марс не побьет Землю на ее территории. Сбросьте солдата с полной выкладкой на любой городок — и жители легко забьют его камнями и палками.

Сквозь все терзания пробивалось чувство облегчения, словно она скинула ношу, которой прежде и не замечала. Торссон просто дурак. Нечего меряться с Землей, кто выше на стенку писает. Не стоит превращать Марс во вторую Землю, если после этого он станет вот таким.

Важно другое: узнать, кто выпустил ту тварь на Ганимеде.

Бобби сделала последний глоток и решила, что ей нужен транспорт.

Глава 16 Холден

За дверью начинался длинный коридор — на взгляд Холдена, неотличимый от остальных ганимедских коридоров: ледяные стены с влагоустойчивыми изолирующими пластинами, встроенная в эти пластины проводка, прорезиненные плитки под ногами, светодиодные лампы полного спектра, имитирующие солнечный свет в голубом небе Земли. Такое можно было увидеть где угодно.

— Мы не ошиблись дверью, Наоми?

— Та самая, за которую унесли Мэй на записи, — успокоила та.

— Ладно. — Холден припал на колено и знаком велел своему сборному войску поступить так же. Когда люди собрались вокруг него в неровный кружок, он сказал: — У нашей проводницы, Наоми, есть схема этого коридора, но не более того. Мы не представляем, где похитители, если они еще здесь.

Пракс хотел возразить, но Амос остановил его, опустив тяжелую ладонь на плечо.

— Так что нам, вероятно, придется оставлять за спиной множество перекрестков. Не нравится мне это.

— Да, — согласился Венделл, возглавлявший охранников «Пинквотера». — Мне тоже не нравится.

— Поэтому мы будем оставлять на каждом перекрестке часового, пока не разберемся, куда идти, — договорил Холден и обратился к Наоми: — Свяжи все их терминалы с нашим каналом. Наушники в уши, ребята. Режим радиомолчания: говорить только в ответ на мой вопрос — или уж на краю гибели.

— Роджер.

Подтверждение Венделла повторили все его люди.

— Когда мы поймем, чего ищем, я, если понадобится, вызову арьергард с перекрестков. Если не вызову, они остаются прикрывать отход на случай, если придется отступать.

Каждый в круге кивнул.

— Замечательно. Амос во главе. Венделл, прикрываешь нам задницы. Остальным растянуться по одному с интервалом метр, — сказал Холден и постучал по нагруднику Венделла. — Если все пройдет чисто, я для вас выторгую у АВП несколько кредитов — в придачу к бесплатному проезду.

— Как благородно! — восхитилась охранница в дешевой броне и забила рожок в автомат.

— О'кей, идем. Амос, по карте Наоми до следующей герметичной переборки пятьдесят метров, за ней какой-то склад.

Амос кивнул и закинул за плечо оружие — тяжелый дробовик-автомат с толстым магазином. Несколько запасных магазинов и гранат он подвесил к сбруе марсианского боевого скафандра и теперь позвякивал на ходу. Быстрым шагом Амос пошел по коридору. Холден оглянулся и с облегчением убедился, что пинквотерские держат темп и дистанцию. Хоть и наголодались, но свое дело ребята знали.

— Кэп, прямо перед переборкой отходит тоннель вправо, — предупредил Амос. Он уже опустился на одно колено и целил в неизвестный коридор.

На карте этого хода не было. Значит, с тех пор как в последний раз сверяли схему помещений, выкопали новый. Следовательно, вся их информация не так уж много стоит. Нехорошо.

— Понял, — отозвался Холден и махнул худой женщине. — Вы?..

— Паула, — ответила та.

— Паула, этот перекресток ваш. Постарайтесь стрелять только в ответ, но никого ни в коем случае не пропускайте.

— Приказ понят, — ответила Паула и заняла позицию лицом в неизвестный коридор, взяв автомат на изготовку.

Амос, отцепив одну гранату, подал ей.

— На случай, если дерьмо попрет, — пояснил он. — Паула кивнула и поудобнее устроилась у стены. Поняв намек, Амос двинулся к переборке.

— Наоми, — позвал Холден, считав номер двери и замка, — люк, э… двести двадцать три — В-шесть. Вскрой-ка его.

— Есть!

Через несколько секунд Холден услышал, как сработали запоры.

— По карте десять метров до следующего пересечения, — предупредил он и, оглядев пинквотеровских, наугад выбрал одного — пожилого и мрачного мужчину. — Когда дойдем — пост ваш.

Тот кивнул, и Холден махнул Амосу: «Приступай». Механик правой рукой взялся за ручку, а левой принялся отсчитывать, начиная от пяти. Холден стоял против двери, изготовив винтовку.

Когда счет дошел до одного, он глубоко вздохнул и в следующий момент бросился в распахнутую механиком дверь.

Пусто.

Просто еще один коридор, тускло освещенный светодиодиками, не перегоревшими за те десятилетия, когда здесь никто не бывал. За много лет стекающие капли измороси покрыли стены слоем минерального осадка, тонкого, как паутина. Узор выглядел хрупким и нежным, но это был камень, и Холдену почему-то вспомнились кладбища.

Амос уже продвигался к пересечению коридоров и следующему люку. Холден следовал за ним, отведя ствол вправо, чтобы мгновенно можно было взять под прицел боковой тоннель. За последний год этот рефлекс — прикрываться со всех возможных направлений атаки — был отработан до автоматизма.

Год полицейской работы.

Наоми сказала: «Это не ты». Он отслужил во флоте, так и не повидав настоящего сражения хотя бы из уютной боевой рубки. На «Кентербери», таскавшем ледяные глыбы от Сатурна к Поясу, все сцены насилия сводились к потасовкам надравшихся от скуки водовозов. Тогда он играл роль миротворца и всегда находил средство остудить горячие головы. Когда в людях разгорались страсти, он гасил их шуткой или просто целую вахту слушал чьи-то излияния, позволяя человеку спустить пар.

А новый Холден сперва тянулся за оружием, потом начинал разговаривать. Пожалуй, Наоми была права. Сколько кораблей он спалил за год, прошедший после Эроса? Дюжину, если не больше. Холден утешал себя мыслью, что все это были плохие люди. Самая мерзкая порода стервятников, воспользовавшаяся для охоты военным хаосом и отходом флота Коалиции. Это были те, кто обдерет с твоего корабля все ценные части, захватит запасы воздуха и оставит тебя дрейфовать, умирающим от удушья. Расстреливая пиратский корабль, он, возможно, спасал десятки невинных судов и жизней. Но при этом что-то терял и порой ощущал потерю. Изредка, например, когда Наоми говорила: «Это не ты».

Если они обнаружат секретную базу, куда забрали Мэй, выручать девочку, по всей вероятности, придется с боем. Холден поискал в себе тревожные предчувствия в надежде, что насилие все еще пугает его.

— Кэп, ты в порядке?

Амос пристально уставился на капитана.

— Да, — вздохнул Холден, — просто пора менять работу.

— Сейчас не самое подходящее время, кэп.

— Справедливо, — признал Холден и махнул выбранному заранее пожилому охраннику. — Этот перекресток ваш. Инструкции прежние. Держите его, пока я вас не вызову.

Пожилой пожал плечами и обратился к Амосу:

— А мне гранату не дашь?

— Не-а, — протянул механик. — Ты не такой хорошенький, как Паула.

Он снова отсчитал на пальцах от пяти до нуля, и Холден прежним порядком ворвался в открытый люк.

Он настроился на очередной унылый коридор, а попал в широкое пространство. По залу были в беспорядке расставлены несколько столов, у стен осталось пыльное оборудование. Тяжелая 3D-копировальная установка, пустая и полуразобранная, несколько легких промышленных уолдо,[62] шкафчик автоматической доставки из тех, что легко пристраиваются под столом в лаборатории или медотсеке. Каменная паутина покрывала стены, но не затронула коробки и аппаратуру. В углу стоял двухметровый стеклянный куб, на одном из столов — груда то ли простыней, то ли пеленок. В дальнем конце помещения виднелся еще один запертый люк.

Кивнув на брошенное оборудование, Холден обратился к Венделлу:

— Проверь, нет ли точки доступа в сеть. Если найдешь, подключи вот это.

Он подал охраннику наспех сварганенный Наоми сетевой мост.

Амос велел двоим из оставшихся пинквотерцев охранять люк, а сам вернулся к Холдену и дулом указал на стеклянный ящик.

— Хватило бы места на пару ребятишек, — сказал он. — Как думаешь, их здесь и держали?

— Возможно, — ответил Холден, подходя поближе. — Пракс, вы не могли бы… — Он осекся, обнаружив, что ботаник стоит над кучей тряпья на столе. Только теперь восприятие сдвинулось: она перестала походить на груду тряпья, а показалась прикрытым тканью маленьким телом. Пракс стоял над ним, то протягивая, то отдергивая руку. Его трясло.

— Это… это… — проговорил он, ни к кому не обращаясь и продолжая двигать рукой.

Холден повернулся к Амосу и взглядом указал тому на Пракса. Рослый механик подошел, взял ботаника за плечо.

— Дай-ка мы посмотрим, ладно?

Холден позволил Амосу отвести Пракса от стола и только потом подошел сам. Когда он взялся за край простыни, Пракс резко втянул воздух, словно для крика. Холден сдвинулся так, чтобы закрыть стол собой.

Под простыней лежал маленький мальчик. Тощенький, с копной непокорных черных волос, темнокожий. И в яркой одежке: желтые брючки и зеленая рубашка с веселыми крокодильчиками и маргаритками. Холден не понимал, что его убило.

Услышав за спиной шум, он обернулся. Пракс, побагровев, рвался из рук Амоса к столу. Механик обхватил его одной рукой, то ли держа в борцовском захвате, то ли обнимая.

— Это не она, — сказал Холден. — Ребенок, но не она. Мальчик. Лет четырех; может, пяти.

Услышав его, Амос выпустил Пракса. Ботаник кинулся к столу, отодвинул простыню и коротко вскрикнул.

— Это Като, — заговорил он чуть погодя, — я его знал. Его отец…

— Это не Мэй, — повторил Холден, придержав Пракса за плечо, — значит, ее нужно искать.

Пракс сбросил его ладонь.

— Это не Мэй, — настойчиво внушал Холден.

— Но ведь здесь был Стрикланд, — забормотал Пракс, — он же их врач; я думал, раз он с ними, им ничего…

Холден промолчал. Он думал о том же. Если умер один ребенок, могли умереть и остальные.

— Мне казалось, это значит, они сохранят детям жизнь, — продолжал Пракс, — а они дали Като умереть. Просто дали умереть и прикрыли простыней. Басиа, как мне жаль…

Холден сгреб его за плечи и развернул к себе. Так, как в его представлении делали копы.

— Это, — сказал он, указывая на стол, — не Мэй. Ты хочешь ее найти? Тогда нам надо двигаться.

В глазах у Пракса стояли слезы, грудь вздрагивала от немых рыданий, однако он кивнул и отошел от стола. Амос с непроницаемым лицом рассматривал его. Явилась непрошеная мысль: «Надеюсь, мы не ошиблись, взяв Пракса».

— Наоми, ты здесь? — спросил Холден, снова прикрывая простыней мертвого мальчика.

— Здесь-здесь, — рассеянно, словно занимаясь обработкой входящих данных, отозвалась она. — Передачи в этом узле зашифрованы. Пошлю на обработку «Лунатику», хотя он далеко не такой умница, как «Роси». Потребуется время.

— Работай, — сказал Холден и дал знак Амосу. — Но если в сети есть сигналы, значит кто-то еще здесь.

— Подожди минутку, — сказала Наоми, — может быть, я смогу открыть для тебя камеры наблюдения и дать более свежий план помещений.

— Пошли, как только сумеешь, но ждать мы не будем.

Амос бочком придвинулся к Холдену и постучал в окошко шлема. Пракс в одиночестве стоял у стеклянного куба, вглядываясь внутрь, словно видел в нем что-то. Холден ждал, что Амос заговорит о нем, но механик его удивил.

— Ты за температурой следил, кэп?

— Угу, — ответил Холден. — Сколько раз запрашивал, ответ один: «Адский холод».

— Я сейчас подходил к двери, — продолжал Амос. — Там на полградуса теплее.

Обдумав новость, Холден заново проверил датчики своего скафандра и постучал себе по бедру.

— Следующее помещение отапливается.

— Похоже на то, — согласился Амос и, обеими руками подняв тяжелый автомат, большим пальцем сдвинул предохранитель.

Холден поманил к себе оставшихся охранников.

— Кажется, подходим к обитаемой части базы. Мы с Амосом идем первыми. Вы трое, — он указал на троих, оставив в стороне Венделла, — прикрываете нас с флангов. Ты, Венделл, держись позади и позаботься, чтобы никто не помешал нам сбежать, если дело обернется плохо. Пракс… — Взглянув на ботаника, Холден замолчал. Тот незаметно проскользнул к двери в следующее помещение. Полученный от Амоса пистолет был уже не в кармане, а в руке. На глазах у Холдена Пракс открыл дверь и хладнокровно шагнул за нее.

— Чтоб меня!.. — деловито произнес Амос.

— Дерьмо! — выговорил Холден. И выкрикнул: — Ходу, ходу, ходу! — уже бросившись к открытой двери.

У самого люка он услышал голос Пракса:

— Не двигаться.

Голос звучал громко, но срывался.

Ворвавшись в комнату, Холден метнулся вправо, а не отстававший от него Амос ушел влево. Пракс стоял в нескольких шагах за дверью. Большой черный пистолет выглядел дико в его трясущейся бледной руке. Зал походил на тот, через который они уже прошли, только в нем были люди. Вооруженные люди. Холден искал взглядом подходящее укрытие. Полдюжины больших серых ящиков с научной аппаратурой или деталями разобранных устройств стояли по всему помещению. На скамейке орал чей-то ручной терминал, настроенный на танцевальную мелодию. На одном ящике лежала вскрытая коробка пиццы, почти все куски были разобраны. Кое-кто еще тискал их в руках. Холден стал считать. Четверо. Еще восемь. То есть дюжина, и все озираются круглыми глазами, не зная, что делать.

Все это очень напоминало Холдену картину сборов к отъезду, прерванных на короткий перекус. Только у каждого в этой комнате висела на боку кобура, а в соседнем помещении они оставили гнить труп ребенка.

— Никому! Не двигаться! — уже более уверенно повторил Пракс.

— Вам бы лучше послушаться, — добавил Холден, медленно поводя из стороны в сторону дулом винтовки.

Амос подкрепил его слова делом, шагнув к ближайшему и двинув ему прикладом в ребра. Тот мешком рухнул на пол. Услышав за дверью шаги пинквотерских, Холден понял, что те поспешно занимают позиции.

— Венделл, — сказал он, не опуская ствола, — пожалуйста, разоружи этих людей.

— Нет, — возразила суровая на вид женщина с ломтиком пиццы в руке, — думаю, не выйдет.

— Простите? — удивился Холден.

— Не выйдет, — повторила женщина и, откусив от пиццы, заговорила с набитым ртом: — Вас всего семеро. Нас только в этой комнате двенадцать. И еще много — в других. Они прибегут на первый же выстрел. Так что разоружить нас не выйдет.

Она улыбнулась Холдену сальными губами и откусила еще. Запах доброй пиццы с сыром и пеперони примешался к вездесущему на Ганимеде запаху льда и собственного пота. В животе заурчало — вот уж не ко времени. Пракс навел на женщину пистолет, но рука у него так тряслась, что та, вероятно, не слишком испугалась.

Амос покосился на Холдена, словно спрашивая: «Что дальше, шеф?»

Сознание Холдена с явственным щелчком переключилось на решение тактической задачи. Одиннадцать боеспособных противников стояли тремя группами. Судя по всему, без бронежилетов. Амос автоматной очередью легко уложит четверых, что держатся слева. Холден почти не сомневался, что сумеет снять троих прямо перед собой. Тогда охранникам «Пинквотера» остаются четверо. Пракса лучше в расчет не принимать.

Закончив мгновенный подсчет возможных потерь, Холден почти бессознательно перевел винтовку на режим автоматического огня.

«Это не ты».

Дерьмо!

— Это не обязательно, — заговорил он, вместо того чтобы выстрелить. — Никому здесь не обязательно умирать. Мы ищем девочку. Помогите ее найти — и все уйдут живыми.

Холден видел, что маска самоуверенности на лице женщины — маска и есть. За ней скрывалось беспокойство: она тоже подсчитывала потери и взвешивала преимущества переговоров. Холден улыбнулся ей, помогая решиться: «Поговори со мной! Мы же все здесь разумные люди».

Нет, не все.

— Где Мэй? — вскричал Пракс, ткнув в ее сторону пистолетом, словно рассчитывал нанести удар через воздух. — Говори, где Мэй!

— Я… — начала было женщина, но Пракс перебил ее воплем: «Где моя дочь?» — и взвел курок.

Холден, словно в замедленной съемке, наблюдал, как одиннадцать рук потянулись к кобурам.

Вот дрянь!

Глава 17 Пракс

В фильмах и играх, формировавших представления Пракса о поведении в силовом конфликте, щелчок курка был не более угрожающим, чем знак препинания. Агент службы безопасности мог начать допрос с угроз и затрещин, но, если он взводил курок, это означало лишь, что пора отнестись к нему серьезно. Пракс не задумывался над этим или задумывался не больше, чем какой писсуар выбрать, когда оказывался не один в мужском туалете, или как лучше войти или выйти из пассажирской «трубы». Это относилось к въевшимся правилам этикета. Орешь, угрожаешь, взводишь курок — и люди тебе отвечают.

— Где моя дочь? — заорал он.

И взвел курок.

Реакция последовала немедленно: резкий раскатистый удар, словно прорвало клапан под высоким давлением, только гораздо громче. Пракс отскочил назад, чуть не выронив пистолет. Неужели он случайно выстрелил? Нет, его палец даже не касался спускового крючка. В воздухе резко запахло кислым. Женщина с пиццей исчезла. Нет, не исчезла — упала. Что за ужас у нее со ртом? Под его взглядом разбитый рот шевельнулся, словно она пыталась заговорить, но Пракс услышал только пронзительный визг и заподозрил, что у него лопнула барабанная перепонка. Женщина с разбитой челюстью протяжно, с содроганием вздохнула и перестала дышать. Пракс равнодушно отметил, что она успела достать пистолет — он был зажат в руке. Он не заметил, когда она успела. Танцевальная мелодия из терминала сменилась новой, но он плохо различал музыку сквозь звон в ушах.

— Я в нее не стрелял, — сказал Пракс. Голос звучал как в неполном вакууме, когда воздух слишком разрежен, чтобы передавать звуковую волну. Но дышать Пракс мог, поэтому он снова подумал, не лопнули ли от выстрелов перепонки. Оглянувшись, ботаник понял, что остался один. Другие пропали. Нет, все попрятались. Ему пришло в голову, что надо бы тоже найти себе укрытие, но никто не стрелял, и Пракс застыл в растерянности.

Словно издалека донесся голос Холдена:

— Амос?

— Да, кэп?

— Теперь, будь добр, забери у него пистолет.

— Сейчас.

Амос поднялся из-за ящика, стоящего у стены. На его марсианском боевом скафандре по груди тянулась длинная полоса и еще два белых круга виднелись под ребрами. Механик, хромая, направился к Праксу.

— Прости, док, — сказал он. — Напрасно я его тебе дал. Может, в другой раз, ладно?

Пракс поглядел на протянутую к нему широкую ладонь и осторожно положил на нее пистолет.

— Венделл? — позвал Холден. Пракс так и не понял, где он прячется, но голос приблизился. Или слух понемногу возвращался. Кислый запах сменился другим, меднистым, напоминавшим о прокисшей куче компоста: теплая, органическая, неприятная вонь.

— Одного потеряли, — сказал Венделл.

— Нужен врач, — ответил Холден.

— Мило, но ни к чему, — возразил Венделл. — Заканчивай дело. С большей частью мы управились, но двое или трое шмыгнули за дверь. Они поднимут тревогу.

Один из бойцов «Пинквотера» встал. По левой руке у него стекала кровь. Еще один лежал на полу: у него попросту не было половины головы. Откуда-то возник Холден. Он растирал себе локоть, а слева на шлеме появилась новая вмятина.

— Что это было? — спросил Пракс.

— Ты начал перестрелку, — ответил ему Холден. — Ладно, двигаемся дальше, пока они не наладили оборону.

Теперь Пракс заметил и другие тела. Тела мужчин и женщин, только что жевавших пиццу под веселую музыку. У них были пистолеты, а у команды Холдена — автоматический дробовик, штурмовые винтовки и, похоже, пуленепробиваемые скафандры. Потому и результат для двух команд получился очень разным.

— Амос, вперед, — скомандовал Холден, и здоровяк скрылся за дверью, ведущей в неизвестность. Пракс подался за ним, но один из пинквотерских поймал его за локоть.

— Вам бы лучше остаться со мной, профессор.

— Да. Я… я останусь.

По ту сторону двери начинались совсем другие помещения. По-прежнему было ясно, что они — в старой части Ганимеда: по стенам вились все те же окаменевшие морозные узоры, на потолке виднелись те же старомодные крепления для светодиодок и пятна на серой краске там, где при отказах климатизаторов оттаивал и снова замерзал скрытый под ней лед. Но, шагнув за дверь, они из мертвого мира попали в живой. Воздух здесь был теплее и пах людьми, свежей землей и совсем чуть-чуть — резким душком фенолового антисептика. Просторное помещение напоминало общие комнаты всех лабораторий, где доводилось работать Праксу. Вдоль дальней стены располагались закрытые двери трех кабинетов и раздвинутые в стороны железные створки грузового прохода. Амос с Холденом заинтересовались закрытыми дверями. Амос распахивал каждую пинком. Когда раскрылась третья, Холден что-то крикнул, но его слова утонули в пистолетном лае и грохоте дробовика Амоса.

Двое из охраны «Пинквотер» выбежали вперед и прижались спинами к стене по сторонам грузовых ворот. Пракс двинулся к ним, но Венделл удержал его за плечо. Стоявший слева от ворот просунул голову внутрь и тут же отскочил. Прошедшая мимо пуля выбила черту в стене.

— Поможешь чем-нибудь? — спросил Холден.

Пракс решил, что капитан обращается к нему. Смотрел он жестко и по-волчьи растягивал губы, так что в углах рта пролегли жесткие морщины. Но голос Наоми заставил его улыбнуться и снова стать просто усталым и грустным.

— Вот что: частичный план у нас есть. Дальше — открытое помещение, ниже на два метра, выходы на десять часов и на один час.[63] Пол заглублен, так что, если они выставят оборону там, мы окажемся на возвышении.

— И потому только дурак разместит там заслон, — вставил Венделл.

Затрещали выстрелы, в металлических створках ворот появились три дырочки. Люди по ту сторону нервничали.

— Однако сам видишь… — сказал Холден.

— Поговоришь с ними, кэп? — спросил Амос. — Или сразу к делу?

В его словах скрывался намек, который Пракс заметил, но не понял. Холден начал было отвечать, потом задумался и кивнул на проход:

— Давайте заканчивать, — сказал он.

Холден с Амосом рысцой подбежали к воротам, Пракс и Венделл двигались почти вплотную за ними. За воротами кто-то выкрикивал приказы. Пракс различил: «Груз… уходим…» — и сердце у него упало. Никого нельзя было отпускать, пока не нашлась Мэй.

— Я насчитал семерых, — сообщил один из «Пинквотера», — но может быть и больше.

— Дети? — спросил Амос.

— Не видно.

— Надо посмотреть получше, — ответил Амос и высунулся в дверь.

Пракс задохнулся от ужаса, ожидая, что его череп разлетится под градом пуль, но Амос успел отдернуть голову до того, как прозвучал первый выстрел.

— С чем мы имеем дело? — осведомился Холден.

— Больше, чем семеро, — ответил механик. — Они заткнули бутылочное горлышко, но тот парень прав: либо они плохо соображают, либо там у них что-то, что никак нельзя оставить.

— Значит, либо перепуганные дилетанты, либо обороняют что-то очень важное, — подытожил Холден.

Из-за ворот со звоном выкатилась металлическая штуковина размером с кулак. Амос небрежно подобрал гранату и забросил ее обратно. Взрыв осветил комнату, ударил грохот, какого Пракс в жизни не слыхивал. В ушах у него зазвенело вдвое сильнее.

— А может, и то и другое, — очень громко, но очень издалека прокричал Амос.

В дальней комнате что-то разбилось, завопили люди. Праксу представилось: такие же техники, каких он видел в первой, гибнут от осколков собственной гранаты. Один из охранников подался вперед, вглядываясь в пороховой дым. Рявкнула штурмовая винтовка, и боец отшатнулся, зажимая ладонями живот. Венделл, оттолкнув Пракса, упал на колени рядом с раненым.

— Извините, сэр, — сказал его боец, — был неосторожен. Оставьте меня здесь, я стану прикрывать вас, пока смогу.

— Капитан Холден, — позвал Венделл, — если вы намерены что-то предпринять, лучше поторопиться.

Вопли из-за ворот усилились. Кто-то взревел нечеловеческим голосом. Пракс задумался, не было ли там живого скота. Так ревет раненый бык. Ему очень хотелось зажать уши руками. Что же это за шум?

Холден кивнул.

— Амос, начинай ты, а потом пропусти нас.

— Есть, кэп.

Амос отложил дробовик, снял с себя две гранаты, вытащил из каждой розовую пластмассовую чеку, затем катнул обе по полу за дверь и подхватил свое ружье. Двойной взрыв оказался не таким громким, как первый, и ниже тоном. Прежде чем затихло эхо, Амос, Холден, Венделл и последний из его людей нырнули в проход, паля из всех орудий.

Пракс заколебался. Он был безоружен. Опасность начиналась сразу за порогом. Он мог бы остаться здесь, позаботиться о раненом. Но перед глазами стояло неподвижное тело Като. Мертвый мальчик лежал в сотне метров от него, а Мэй…

Пракс втянул голову в плечи и шмыгнул в ворота. Холден с Венделлом оказались справа от него, Амос с охранником — слева. Все четверо припали к полу, держа оружие на изготовку. Дым ел глаза и ноздри, воздухоочистители возмущенно завывали, спеша вытянуть гарь.

— Ну и ну, — протянул Амос. — Охренеть, как странно.

Помещение было двухуровневым: наверху мостки в полтора метра шириной, а двумя метрами ниже — сама комната. Широкий проход с нижнего уровня уходил на десять часов, а дверь с верхнего располагалась под углом в один час. В яме под мостками царил хаос. Кровь впитывалась в стены и капала с потолка в тех местах, куда достали брызги. Везде валялись тела, и от всего этого поднимался пар.

Они укрывались за своими установками: Пракс распознал разбитую пулями вместе с ящиком микроцентрифугу. Среди трупов и луж крови блестели осколки льда дюймовой толщины. Ванна с азотом опрокинулась набок, аварийный индикатор показывал, что она загерметизирована. Тяжелая рентгеновская установка валялась под невозможным углом, как отброшенная в запале детская игрушка.

— Что вы с ними сделали? — дрогнувшим голосом спросил Венделл. Из широкого прохода на десять часов доносились крики и выстрелы.

— Думаю, это не мы, — ответил Холден. — Пошли, не задерживаться.

Они спрыгнули на пол бойни. Среди разгрома гордо блистал разбитый стеклянный куб — такой же, как в первом зале. Под ногами было липко от крови. В углу валялась кисть руки, еще сжимающая пистолет. Пракс отвел взгляд. Мэй была где-то здесь. Не отвлекаться. Сейчас не до тошноты.

Он двинулся дальше.

Холден с Амосом вели их на шум боя. Пракс рысцой поспевал за ними. Когда он попытался отстать, пропустив Венделла с товарищем, охранник мягко подтолкнул его вперед. «Они прикрывают нас сзади», — сообразил ботаник. На случай атаки со спины. Как же он не подумал!

Перед ним открылся проход, широкий, но низкий. Промышленные погрузочные механизмы с янтарными огоньками, сигнализирующими о режиме ожидания, рядом контейнеры в пенопластовой изоляции. Амос с Холденом спешили вперед, Пракс задыхался, поспевая за ними. Но когда опытные бойцы задерживались у поворота или для проверки закрытой двери, он мысленно торопил их: «Быстрее! Она здесь, надо искать! Пока с ней не случилось беды. Пока не случилось что-нибудь!» С каждым новым попадавшимся на пути трупом в нем нарастало мучительное чувство: что-то уже случилось.

Те уходили быстро. Слишком быстро. В конце пути — у створки высотой в четыре метра и шириной не меньше семи — Пракс уже был уверен, что дальше никого нет. Амос, повесив на плечо свой автоматический дробовик, набрал код на замке. Холден всматривался в потолок, словно читая там что-то. Пол вздрагивал, невидимые опоры поскрипывали.

— Взлет? — спросил Холден и сам себе ответил: — Взлет!

— Угу, — кивнул Амос, — похоже, у них там взлетная площадка. И, судя по мониторам, на ней уже пусто. Последний поезд ушел.

Пракс услышал крик и только секунду спустя понял, что кричит он сам. Словно со стороны наблюдая за своим телом, он метнулся к запечатанной переборке и заколотил в нее кулаками. Она там! Там, на корабле, взлетевшем с Ганимеда. Он чувствовал, как дочь удаляется и словно на веревке тянет за собой его сердце.

На секунду он лишился чувств. Или не на секунду, потому что очнулся на широком плече Амоса, лежа животом на жесткой броне скафандра. Приподнявшись, Пракс увидел медленно удаляющийся шлюз.

— Поставь меня.

— Не могу, — возразил механик, — кэп приказал…

Однако, услышав выстрел штурмовой винтовки, Амос сбросил Пракса и присел над ним, нацелив дробовик на звук.

— Что за хрень, кэп?

Подняв взгляд, Пракс успел увидеть, как падает боец Венделла. Кровь фонтаном била у него из спины. Сам Венделл лежал на земле, отвечая на выстрелы из-за угла.

— Кто-то остался, — ответил Холден, — или они вызвали друзей.

— Не стреляйте, — попросил Пракс. — Что, если там Мэй? Может, она с ними?

— Не может быть, док, — сказал Амос. — Лежи, не высовывайся.

Холден кричал, но Пракс не успевал уловить слов и не знал, обращается ли капитан к Амосу, к Венделлу или к оставшейся на корабле Наоми. Он мог обращаться к кому угодно. К кому угодно. Из-за угла вышли четверо с оружием в руках. В таких же комбинезонах, как прежние. У одного были длинные черные волосы и козлиная бородка. Другой… другая оказалась женщиной с кожей цвета сливочного масла. Двое между ними, наверное, были братьями: одинаково подстриженные каштановые волосы, одинаковые длинные носы.

Справа от Пракса дважды подал голос дробовик. Все четверо повалились навзничь. Прямо комедия, фарс. Взбрыкнули восемь ног. Четыре совершенно незнакомых Праксу человека упали. Просто упали. Пракс знал, что они больше не встанут.

— Венделл, — заговорил Холден, — потери?

— Кодел мертв, — сказал Венделл. В его голосе не было горечи. В нем вообще ничего не было. — Я, похоже, вывихнул руку. Кто-нибудь понимает, откуда они вынырнули?

— Нет, — сказал Холден, — но будем надеяться, это последние.

Они шли обратно по тем же длинным широким проходам. Мимо трупов мужчин и женщин, убитых не ими, но все равно мертвых. Пракс не старался сдерживать слезы. Зачем? Ноги он переставляет, одну за другой, и хватит с него.

Через несколько минут, или через час, или через неделю они дошли до залитой кровью ямы. Изуродованные трупы воняли, пролитая кровь застывала черносмородиновым желе, на вывороченных кишках вольно развивались колонии скрывавшихся прежде внутри бактерий. На мостках стояла женщина. Как же ее звали? А, Паула.

— Почему не на посту? — рявкнул, завидев ее, Венделл.

— Гатри вызвал помощь. Сказал, что ранен в живот и вырубается. Я дала ему адреналин и «спид».[64]

— Правильно сделала, — сказал Венделл.

— А Учи и Кодел?

— Не вернутся, — сказал Венделл.

Женщина молча кивнула, но Пракс видел, как что-то коснулось ее. Все здесь кого-то теряли. Его трагедия была одной из многих. Из десятков, сотен, тысяч. Когда каскад разовьется на полную мощность, их станут миллионы. Когда смертей настолько много, они перестают что-либо значить. Пракс привалился к азотной ванне, обхватил голову руками. Они были так близко… совсем рядом…

— Надо найти тот корабль, — сказал он.

— Надо отступать, и точка, — ответил Холден. — Мы искали пропавшего ребенка, а нашли тайную лабораторию, которую собирались вывезти. И секретную взлетную площадку. И еще третьего игрока — того, кто дрался с этими людьми одновременно с нами.

— Третьего? — переспросил Пракс.

Венделл махнул рукой на следы бойни:

— Это не мы.

— Мы сами не знаем, что ищем, — продолжал Холден, — и, пока не узнаем, должны отступить.

— Нельзя так бросать, — взмолился Пракс. — Я не могу. Мэй…

— Возможно, погибла, — сказал Венделл. — Девочка могла погибнуть, а если нет — она жива, но где-то вне Ганимеда.

— Извини, — сказал Холден.

— Тот мертвый мальчик, — заговорил Пракс. — Като. Его отец при первой возможности вывез семью с Ганимеда. В безопасное место. Подальше отсюда.

— Разумно, — одобрил Холден.

В поисках поддержки Пракс оглянулся на Амоса, но могучий землянин шарил в обломках, подчеркнуто не вмешиваясь в спор.

— Мальчик был жив, — сказал Пракс. — Басиа уверил себя, что сын погиб, собрался и отправился прочь отсюда, а когда он улетал, его мальчик находился здесь. В этой лаборатории. И был еще жив. Так что не говорите мне, что Мэй умерла.

Все помолчали.

— Не говорите мне, — повторил Пракс.

— Кэп? — позвал Амос.

— Минуту, — ответил тот. — Пракс, я не скажу, что знаю, каково тебе сейчас, но и я тоже кого-то люблю. Не мне решать, что тебе делать, но позволь спросить — просто спросить: какая стратегия для тебя сейчас лучшая? И для Мэй тоже?

— Кэп, — настаивал Амос, — серьезно, посмотри сюда.

Он стоял возле разбитого стеклянного куба. Забытый дробовик висел у него на руке. Холден подошел, встал рядом и тоже взглянул на разбитый аквариум. Пракс, оттолкнувшись от опрокинутой ванны, присоединился к ним. К уцелевшей стеклянной стенке приклеилась сеть тонких черных волокон — то ли натуральных, то ли искусственных, полимерных. Что-то вроде паутины. Биолог с любопытством потянулся, чтобы ощупать их, но Холден перехватил его руку и грубо оттащил назад.

Заговорил же Холден размеренным, холодным тоном, и от этого стоящая за словами паника делалась еще страшнее:

— Наоми, готовь взлет. С этой луны надо уходить. Немедленно.

Глава 18 Авасарала

— А ваше мнение? — спросил генеральный секретарь из верхнего левого окна экрана. Эрринрайт в верхнем правом подался на сантиметр вперед, приготовившись немедленно вмешаться, если она сорвется.

— Вы читали сводку, сэр, — сладким голосом отозвалась Авасарала.

Генсек лениво описал ладонью круг. Этот шестидесятилетний мужчина носил свои годы с легкостью человека, не отягощенного мыслями. Когда Авасарала строила карьеру от казначея фонда обеспечения работающих до губернатора зоны общественных интересов Махараштра — Карнатака — Гоа, он отсиживал срок в слабоохраняемой зоне недавно восстановленных горных лесов Анд. Колесо власти в своем медленном вращении вознесло его к славе, а умение «как бы слушать» собеседника придавало ему наружную солидность, не вынуждая иметь собственное мнение. Возьмись кто-нибудь с рождения воспитывать идеальную политическую пешку, он не достиг бы такого совершенства, какое являл собой генеральный секретарь Эстебан Сорренто-Гиллс.

— Действительно, важные вещи никогда не попадают в политические сводки, — заметил Пузырь-башка. — Я хочу знать, что вы думаете.

— Это все не настоящий бой, а спарринг, — ответила Авасарала. — Участвуют игроки высшего уровня. Майкл Андэйв, Карсон Сантисеверин, Ко Шу… среди участников достаточно военных, чтобы показать: это не просто выборные мартышки. Но до сих пор кое-что существенное сказала только десантница, которую привезли для украшения букета. Остальные выжидают, пока выскажется кто-то другой.

— А как насчет… — военный министр выдержал паузу и понизил голос, — альтернативных гипотез?

— Имеется активность Венеры, — сказала Авасарала. — Мы так и не поняли, что она означает. В Северном полушарии на протяжении четырнадцати часов наблюдался мощный выброс атомарного железа. Было и несколько извержений вулканов. Сама планета не обладает тектонической активностью, поэтому мы предполагаем, что протомолекула производит какую-то работу в мантии, но какую — не знаем. Наши «мозги» объединенными усилиями выдали статистическую модель, в которой предполагается, какая энергия потребовалась бы для наблюдаемых перемен. Модель показывает, что общий уровень активности в последние восемнадцать месяцев возрастает со скоростью триста процентов в год.

Генсек солидно кивал. Вполне можно было поверить, что он в этом хоть что-то понимает. Эрринрайт откашлялся.

— Установлена ли какая-либо связь активности Венеры с событиями на Ганимеде?

— О связи, — ответила Авасарала, — говорит аномальный всплеск энергии в момент атаки на Ганимеде. Но одиночный факт может оказаться совпадением.

В динамике генерального секретаря прозвучал женский голос. Он кивнул.

— Боюсь, что должен вернуться к своим обязанностям. Вы хорошо поработали, Авасарала. Отлично поработали.

— Я понимаю, что означают эти слова в ваших устах, сэр, — с улыбкой ответила она. — Вы не прочь меня уволить.

Спустя миг генсек выдал лающий смешок и погрозил ей пальцем сквозь экран. Потом вместо него в окне всплыла зеленая надпись: «Конец связи». Эрринрайт, прижав ладони к вискам, откинулся назад. Авасарала взяла свою чашку, отхлебнула чаю и, подняв брови, взглянула в камеру, приглашая его высказаться. Чай был чуть теплым.

— Ну хорошо, — сказал Эрринрайт, — ваша взяла.

— Согласны устроить ему импичмент?

Эрринрайт хихикнул вслух. За окном у него было темно, — значит, они находились в одном полушарии. То, что у обоих стояла ночь, создавало ощущение интимности, — впрочем, это, скорее всего, говорила ее усталость.

— Что вам требуется для разрешения ситуации с Венерой? — спросил Эрринрайт.

— Для разрешения?

— Неудачно выразился, — поправился собеседник. — Вы с самого начала приглядывали за Венерой. И когда умиротворяли Марс, и когда обуздывали Нгайена.

— Вы, значит, заметили.

— Переговоры застряли, а вы слишком ценны, чтобы превращать вас в няньку при говорунах. Нам нужна ясность — нужна была еще месяц назад. Требуйте все, что вам необходимо, Крисьен, но либо исключите Венеру, либо найдите доказательства. Даю вам карт-бланш.

— Наконец-то отставка, — засмеялась она и удивилась, когда Эрринрайт серьезно ответил:

— Если захотите, но прежде — Венера. Вопросов важнее нам еще не задавали. Я вам доверяю.

Авасарала склонилась вперед, оперлась на стол, прижав к губам кончики пальцев. Что-то случилось. Что-то изменилось. Либо Эрринрайт узнал о Венере нечто такое, что всколыхнуло его тайные суеверные страхи, либо кто-то желает устранить ее от переговоров с Марсом. Кто-то надавил на Эрринрайта с силой, достаточной, чтобы заставить вышибить ее наверх. Неужели у Нгайена нашелся столь могущественный покровитель?

Да, она получает то, чего хотела. После того, что она наговорила, — а она говорила, что думала, — отказаться будет невозможно, но победа основательно горчила. Может, она слишком усердно ищет подтекст? Видит бог, она давно не высыпалась и усталость вгоняет ее в паранойю. Авасарала посмотрела на часы. Десять вечера. К Арджуне уже не успеть. Предстояла еще одна ночь в унылых VIP-номерах: пить жидкий кофе и изображать интерес к мнению посла Пашвирской автономии о танцевальных мелодиях.

«Пошло оно все, — подумала Авасарала, — мне надо выпить».

Салон «Дасихари» всем телом врос в сложный организм комплекса ООН. У стойки демонстрировали себя юные пажи и клерки: нарочито громко смеялись и изображали важных особ. Эти брачные танцы были немногим изысканнее, чем церемония ухаживания мандрилов, но и в них виделось что-то милое. Среди молодежи сидела Роберта Драпер. Пинтовый бокал в ее руке выглядел рюмочкой. На лице скандалистки-десантницы застыла усмешка. Вероятно, и Сорен здесь бывает, если не сегодня, так в другие вечера. И сын Авасаралы мог оказаться среди них, сложись все по-другому.

В центре зала располагались столы со встроенными терминалами, позволявшие скачивать зашифрованную информацию из тысячи разных источников. Специальные барьеры-глушилки защищали администраторов среднего звена, работавших за обедом, даже от взглядов официантов. А у дальней стены темные деревянные столы прятались в кабинках, где личность клиента устанавливалась прежде, чем ему позволяли сесть. Если к ним приближался некто, не занимавший должного положения, скромный молодой человек с безупречной прической возникал рядом и провожал гостя к столам для менее важных персон. Авасарала прихлебывала джин с тоником, и все сложности понемногу скрывались в тумане и откатывались от нее. У Нгайена наверняка не хватило бы влияния, чтобы восстановить против нее Эрринрайта. Может быть, удалить ее попросили марсиане? Она попыталась вспомнить, когда и кому нагрубила, но ничего подозрительного в памяти не всплывало. А если и попросили, что ей с этим делать?

Ну что ж, если ее не допускают к переговорам, то неофициальных контактов ей никто не запретит. Авасарала захихикала и только потом поняла, что ее насмешило. Взяв свой бокал, она постучала по столу, сообщив ему, что освобождает место для другого клиента, и прошла через зал. Тихие арпеджио супермодернового стиля вопреки всему утешали душу. В воздухе стоял запах духов — слишком дорогих, чтобы назвать их безвкусными. Добравшись до стойки, Авасарала выдержала вежливую паузу, озирая окружавшие ее молодые честолюбия. Легко было угадать их мысли: «Что делает здесь эта старушка?»

Она села рядом с Драпер. Великанша опустила на нее взгляд и, как видно, вспомнила. Это хорошо. Пусть та не знает Авасаралу, но о ее положении догадывается. Значит, умна. Наблюдательна. И, чтоб ее, очень огромна. Нет, не толстуха, просто… большая.

— Позвольте угостить, сержант? — спросила Авасарала.

— Я и так уже перебрала, — ответила женщина и чуть погодя добавила: — Но можно.

Авасарале стоило поднять бровь, чтобы бармен молча подал десантнице новый бокал.

— Вы сегодня произвели впечатление, — начала Авасарала.

— Точно, — отозвалась Драпер и продолжала равнодушным тоном: — Торссон меня выпер. Здесь со мной покончено. А может, и вообще.

— Справедливо. То, чего от вас ждали, вы уже сделали.

Драпер сверху вниз уставилась на собеседницу. Авасарала распознала в ней полинезийскую кровь. Или самоанскую. Из мест, где эволюция уподобила людей горным хребтам. Десантница прищурилась, скрывая что-то, разгоравшееся в ее глазах. Гнев.

— Ни хрена я не сделала!

— Вы там были. Это все, что от вас требовалось.

— Зачем?

— Они хотели убедить меня, что монстр — не их рук дело. Одно из доказательств: что о нем не знали их собственные солдаты — то есть вы. Доставив вас сюда, они показали, что не боятся предъявить вас. Большего и не требовалось. Вы могли сидеть, засунув палец в жопу, или целый день спорить о протоколе — на самом деле им все равно. Главное было вас показать.

Десантница обдумала услышанное и подняла бровь.

— Мне это не нравится, — сказала она.

— Ну да, — кивнула Авасарала, — Торссон — засранец, но в политике тот, кто отказывается от знакомства из-за подобных мелочей, остается совсем без друзей.

Десантница хмыкнула, потом расхохоталась. Наконец, поймав на себе взгляд Авасаралы, как будто протрезвела.

— То, что убило ваших друзей, — сказала Авасарала, отвечая на ее прямой взгляд, — это не мое.

Драпер резко втянула воздух — словно Авасарала коснулась открытой раны. Собственно, так оно и было. Секунду она катала желваки на скулах.

— И не наше тоже.

— Ну хоть в этом мы сошлись.

— А что толку? Они ничего не делают. Говорят ни о чем. Им все равно, вы понимаете? Им все равно, что будет, лишь бы не пострадали их карьеры и не покачнулся баланс сил. Им плевать, что это за тварь и откуда она.

В баре не то чтобы стало тихо, но звук словно приглушили. Брачные танцы оказались на втором месте после их разговора.

— Мне не все равно, — сказала Авасарала. — Собственно, мне даны очень большие полномочия в следствии о происхождении этой твари.

Она сказала не совсем правду. Счет ей открыли, чтобы связать происходящее с Венерой или исключить связь. Однако это было почти одно и то же, и к тому же такое положение вещей позволит ей делать, что она захочет.

— Правда? — спросила Драпер. — И что вы намерены предпринять?

— Прежде всего нанять вас. Мне нужна связь с марсианскими военными. Я выбрала вас. Вы справитесь?

Теперь молчали все. В зале словно стало пусто. Звучала только тихая музыка и смех Драпер. Подошел, привлеченный разворачивающимся спектаклем, пожилой человек, благоухающий одеколоном «Гвоздика с корицей».

— Я служу в десанте Марса, — заговорила Драпер. — Я марсианка. Вы из ООН. Землянка. Мы с вами — граждане разных планет. Вы не можете меня нанять.

— Меня зовут Крисьен Авасарала. Спросите любого.

Мгновение обе молчали.

— Я — Бобби, — сказала Драпер.

— Рада знакомству, Бобби. Ну что, поработаете на меня?

— Можно мне обдумать ответ?

— Конечно. — Терминал Авасаралы переслал Бобби ее личный номер. — Лишь бы, подумав, вы ответили, что согласны.

В VIP-апартаментах Авасарала включила музыку, подобрав такую, какую, наверное, слушал сейчас Арджуна. Если он еще не заснул. Она сперва хотела вызвать его, но удержалась — было поздно, а она, подвыпив, рисковала впасть в сентиментальность. Рыдания в терминал о любви к мужу — не лучшая привычка. Стянув с себя сари, Авасарала долго стояла под горячим душем. Она не часто пила спиртное: обычно предпочитала иметь ясную голову, но сегодня вечером выпивка встряхнула мозги и позволила расслабиться, а это способствует установлению контактов.

Драпер поможет ей сохранить связь с Марсом, пусть даже она и не сумеет проследить за растянувшимися на много дней переговорами. Для начала неплохо. Будут и другие связи. Можно привлечь Фостера из информационной службы. Надо бы почаще к нему обращаться, выстроить отношения. Фостер не согласится считать ее своим лучшим другом только потому, что через него проходят шифрованные запросы к Нгайену. Для начала несколько червячков задаром, потом с крючком. Кого бы еще?..

Терминал принял первоочередной вызов. Прежде чем ответить, Авасарала выключила воду, туго завернулась в банный халат и завязала пояс двойным узлом. Даже спьяну в ее лета не годится блистать через терминал голым телом. Сообщение пришло из отдела приоритетных наблюдений. На экране показался мужчина средних лет с не идущими к его лицу курчавыми бакенбардами.

— Амир! Ах ты, бешеный! Что ты натворил, если тебя заставляют работать в такой час?

— Я перебрался в Атланту, мисс, — сверкнул зубами аналитик. Он единственный всегда называл ее «мисс». Авасарала не связывалась с ним три года. — Я только что вернулся с обеда и нашел внеочередной рапорт с пометкой: для вас, связаться немедленно. Вызвал сначала вашего ассистента, но он не отвечает.

— Он еще молодой, иногда спит. Это его слабое место. Погоди, я включу защиту.

Минута дружеской болтовни истекла. Авасарала наклонилась к терминалу, дважды стукнула пальцем, добавляя еще один слой шифровки. Красная иконка сменилась зеленой.

— Продолжай, — сказала она.

— Это с Ганимеда, мисс. Вы дали постоянный заказ на Джеймса Холдена.

— Да?

— Так он не сидит спокойно. Свел знакомство с местным ученым. Некий Праксидик Менг.

— Что за Менг?

Амир в своей Атланте незаметно переключился на другой файл.

— Ботаник, мисс. Семья эмигрировала на Ганимед, когда он был ребенком. Учился там. Специализируется на сортах сои, приспособленных к пониженному давлению и низкой освещенности. Разведен, один ребенок. Связей с АВП и политическими партиями не установлено.

— Дальше?

— Холден, Менг и Бартон вышли со своего корабля. Вооружены. Установили контакт с маленькой группой охранников корпорации «Пинквотер».

— Сколько их?

— Аналитик на той стороне не сообщает, мисс. Маленькая группа. Запросить?

— Какой у нас временной лаг?

Черно-карие глаза Амира блеснули.

— Сорок одна минута восемь секунд, мисс.

— Подожди с запросом. Если возникнет что-то еще, пошлем вместе.

— Аналитик на той стороне сообщает, что Холден торговался с охраной: значит, либо произошло изменение планов в последнюю секунду, либо встреча была случайной, а договоренность — экспромтом. Очевидно, они пришли к соглашению. Вся группа углубилась в пустующую часть комплекса и взломала дверь.

— Какую дверь?

— Неиспользуемую дверь в пустующую часть, мисс.

— И как это понимать? Велика ли хренова дверь, куда ведет?

— Хотите, я запрошу?

— Я хочу отправиться на Ганимед и ударить ногой по яйцам это жалкое подобие аналитика. Пошли запрос на уточнение.

— Да, мисс. — На лице Амира мелькнула тень улыбки, но вдруг он нахмурился. — Новое сообщение. Минуту…

«Итак, у АВП на Ганимеде что-то есть, — подумала Авасарала. — То ли они туда что-то завезли, то ли нашли там что-то». В любом случае эта таинственная дверь придавала делу особую интригу. Пока Амир читал и переваривал новости, Авасарала почесывала ладонь и заново оценивала положение. Она считала Холдена наблюдателем, передовым разведчиком. Но могла и ошибиться. Если он прилетел для встречи с этим чистеньким ботаником, Праксидиком Менгом, — возможно, АВП уже кое-что знает о монстре Бобби Драпер. Если прибавить к этому тот факт, что единственный известный образец протомолекулы находится в распоряжении босса Холдена, сюжет истории с Ганимедом начнет проясняться.

Правда, остаются и пробелы. Не было никаких признаков, что АВП затеял игры с протомолекулой. Да и террористический акт не укладывается в психологический профиль Фреда Джонсона. Джонсон принадлежит к старой школе, а атака монстра — это что-то новенькое.

— Там была перестрелка, мисс. Холден со своими людьми наткнулся на вооруженное сопротивление. Они установили периметр — нашему аналитику туда не пробиться.

— Сопротивление? А я думала, та часть пустует. В кого же они палят?

— Запросить?

— Да пошел ты к черту!

Ответа ждать сорок пять минут, там происходит что-то важное, а она отсюда, из чужой спальни, пытается понять, что к чему, прижимаясь ухом к стене. Авасарала всем телом, как сокрушающую тяжесть, ощутила бессильную злость.

— Задержите их, — велела она. — Холдена, Бартона с дружками из «Пинквотера». И таинственного ботаника. Задержите всех. Немедленно.

Амир в своей Атланте замялся.

— Если они стреляют, мисс…

— Пошлите своих псов, пусть прекратят бой и возьмут их. Тут уж не до наблюдений. Выполнять.

— Да, мисс.

— Как только сделают, свяжись со мной.

— Да, мисс.

Она проследила через экран, как Амир оформляет приказ, заверяет и отсылает его. Она ясно представляла вид экрана и движения пальцев и мысленно торопила Амира, мечтая, чтобы приказ обогнал сигнальный луч, дошел на место мгновенно.

— Приказ отправлен. Как только местный аналитик ответит, я с вами свяжусь.

Авасарала прервала связь и откинулась назад. В мозгу гудел целый улей. Опять Джеймс Холден вмешивается в ход игры. У парня к этому делу настоящий талант, но он — известная величина. Другой, этот Менг, — вынырнул невесть откуда. Он мог быть шпионом, или добровольцем, или подсадной уткой, которая завела людей АВП в ловушку. Мысль погасить свет и попытаться заснуть Авасарала отбросила — нечего было и думать. Вместо сна она связалась с базой данных научного отдела разведки. До новых известий оставалось не меньше полутора часов. Тем временем можно было выяснить, кто такой Праксидик Менг и какова его роль в этом деле.

Глава 19 Холден

— Наоми, готовь взлет. С этой луны надо уходить. Немедленно.

Вокруг него разрастались черные волокна, паук плел темную паутину, и Холден находился в самом центре. Он снова оказался на Эросе. Он видел, как тысячи тел превращаются во что-то иное. Он думал тогда, что выбрался, но Эрос последовал за ним. Они с Миллером выбрались, но Миллера оно все равно достало.

А теперь вернулось за ним.

— В чем дело, Джим? — издалека, через радио шлемофона, спросила Наоми. — Джим?

— Готовь взлет!

— Тут эта дрянь, — обратился к Наоми Амос. — Как на Эросе.

— Боже, они… — успел выдохнуть Холден, а потом страх затопил разум, лишил его дара речи. Сердце колотилось в ребра, словно рвалось наружу, и ему пришлось перестроить подачу кислорода в скафандре. Не хватало воздуха.

На краю зрения что-то мелькнуло, словно отделенная от тела рука шмыгнула вдоль стены, оставляя за собой бурый слизистый след. Когда Холден, развернувшись, навел на это «что-то» свою винтовку, то увидел лишь кровяное пятно под бесцветным куском льда.

Амос обеспокоенно придвинулся к командиру. Холден отмахнулся, упер приклад винтовки в пол и опустился на ближайший контейнер, чтобы отдышаться.

— Нам, наверное, пора уходить, — сказал Венделл. Они с Паулой вдвоем поднимали раненого. Тот дышал с трудом, в левой ноздре набухал и сдувался с каждым вздохом кровавый пузырь.

— Джим, — мягко проговорила в ухе Наоми. — Джим, я вижу это через камеру Амоса и понимаю, что оно значит. Готовлю корабль. А те шифрованные переговоры прекратились. Думаю, они все ушли.

— Все ушли, — эхом отозвался Холден.

Поредевшая команда «Пинквотера» уставилась на него. Тревога на их лицах сменилась страхом — людей, не понимавших, что значат эти волокна, заражал его ужас. Они ждали от него действий, и Холден понимал: надо что-то делать, но никак не мог сообразить — что именно. Черная паутина заполнила мозг мгновенными образами, сменявшимися так быстро, что он не успевал разобраться. Словно видео прокручивалось на высокой скорости: Джули Мао в душевой кабине, окружена черными нитями, превратившими ее тело в ночной кошмар; трупы, разбросанные по полу радиационной камеры; зараженные люди, как зомби, вываливаются из вагонов «трубы» на Эросе, заливая бурой рвотой всех вокруг, и каждая капля этой жижи — смертный приговор; видеозаписи с преобразившегося Эроса; грудная клетка на одной сохранившейся руке волочится по миру протомолекулы по какому-то своему невообразимому делу.

— Кэп. — Не дождавшись ответа, Амос тронул Холдена за плечо. Тот отдернулся и чуть не упал.

Сглотнув густую, кислую, как лимон, слюну, он выговорил:

— Ладно, здесь я. Пошли. Наоми, вызывай Алекса. И «Роси».

Наоми отозвалась после паузы:

— А как же блок?..

— Сейчас же, Наоми! — прорычал Холден. — На хрен всё, сейчас же вызывай Алекса!

Она не ответила, зато раненый издал последний прерывистый вздох и рухнул, чуть не потянув за собой Венделла.

— Нам надо уходить, — обратился к Венделлу Холден, подразумевая: «Мы не сумеем ему помочь. Если останемся, погибнут все».

Венделл кивнул, но не понял, потому что опустился на колено и принялся снимать с упавшего легкий скафандр. Амос, сорвав с портупеи пакет скорой помощи, присоединился к нему, а бледная Паула наблюдала за ними.

— Надо идти. — Холдену хотелось встряхнуть Амоса, чтобы тот понял. — Амос, надо сейчас же уходить. Эрос…

— Кэп, — перебил механик, — при всем уважении к вам, это не Эрос. — Достав шприц, он сделал раненому инъекцию. — Здесь нет радиации, нет блюющих зомби… Просто разбитый аквариум, полным-полно трупов и вот эти черные ниточки. Не знаю, что за хренотень, но на Эрос не похоже. И мы не бросим парня.

Сохранившаяся в Холдене капля рассудка понимала, что Амос прав. И даже больше: тот человек, которым, как хотелось бы верить Холдену, он остался и посейчас, никогда не подумал бы бросить в беде даже незнакомца, тем более человека, раненного в бою за него. Холден заставил себя сделать три глубоких медленных вдоха. Пракс уже стоял на коленях рядом с Амосом, придерживая пакет.

— Наоми, — позвал Холден. Он собирался извиниться за то, что наорал на нее.

— Алекс двинулся к нам. — В ее напряженном голосе не слышалось обиды. — Ему сюда несколько часов хода. Проскочить блокаду будет непросто, но он считает, что придумал способ. Встретит нас за шлюзом, когда мы туда доберемся.

Холден достал из кармашка на портупее магнитный ключ от «Лунатика» и бросил его Венделлу.

— Это от вашего корабля. Считайте платой за оказанные слуги.

Венделл кивнул и, спрятав ключ, снова занялся пострадавшим. Тот еще дышал.

— На ноги не встанет? — обратился к Амосу Холден, с гордостью чувствуя, как ровно звучит его голос, и стараясь забыть, как только что готов был оставить этого человека на смерть.

— И думать нечего, кэп.

— Тогда пусть его кто-нибудь понесет, — велел Холден. — Нет, Амос, не ты, ты мне опять нужен в авангарде.

— Я его возьму, — сказал Венделл, — стрелок из меня с этим растяжением никакой.

— Помоги ему, Пракс, — сказал Холден, — и мотаем отсюда к черту!

Они спешили, насколько позволяло состояние раненого. Оставили позади трупы людей, которых убили и, что еще страшнее, которых не убивали. Прошли мимо маленького неподвижного тела Като. Пракс потянулся было к нему взглядом, но Холден схватил ботаника за куртку и толкнул к люку.

— Это не Мэй, — сказал он. — Будешь нас задерживать — оставлю здесь.

Едва слова сорвались с его губ, он почувствовал себя подонком, но угроза не была пустой. Поиски маленькой дочери ботаника отступили на задний план с того момента, как они обнаружили черные нити. И если уж говорить начистоту, лучше сейчас было бы избавиться от Пракса, чтобы тот не увидел, как его дочь, превращенная протомолекулой в монстра, изливает бурую жижу из отверстий, вовсе не свойственных человеческому телу, и как черные волокна прорастают из ее рта и глазниц.

Пожилой охранник, прикрывавший отход, бросился, не дожидаясь просьбы, помогать с раненым. Пракс молча передал ношу ему и пристроился за Паулой, которая держала под прицелом разворачивавшиеся впереди коридоры.

Скучные не так давно тоннели на обратном пути приобрели зловещий вид. Морозный узор, напоминавший Холдену паутину, теперь представлялся ему жилами живого существа, и эти жилы пульсировали в его неверном от адреналина зрении.

На поверхность Ганимеда ежедневно обрушивается восемь магнитных бурь с Юпитера. Магнитосфера защищает спутник, и все же — восемь раз в сутки. С какой скоростью будет расти здесь протомолекула, постоянно поливаемая энергией планеты-гиганта? Эрос под властью протомолекулы приобрел устрашающее могущество. Он научился почти мгновенно разгоняться, пренебрегая законом инерции. Если сообщения не лгут, он изменил атмосферу и химический состав Венеры. А исходным материалом послужили всего лишь миллион с небольшим единиц человеческого материала и тысяча триллионов тонн породы.

На Ганимеде в десять раз больше людей, и его масса на много порядков превосходит массу Эроса. На что окажется способно оружие чужаков при таком изобилии ресурсов?

Амос распахнул последний люк с потайной базы, и команда вернулась в живые тоннели Ганимеда. Холден не находил ни в ком признаков заражения. По коридорам не шатались безумные зомби. На стенах и на полу не было бурых потеков — колоний инопланетного вируса, ищущих себе носителя. И громилы «Протогена» не гнали людей в радиационные душегубки.

«Протогена» больше не было.

Мысль, толкавшаяся в глубине сознания, всплыла на поверхность. «Протогена» не существует. Холден сам помогал с ним покончить. Он присутствовал при смерти человека, затеявшего эксперимент с Эросом. А Марсианский флот распылил Фебу, и оставшееся от нее газовое облачко притянул к себе массивный Сатурн. Эрос врезался в кислотную, кипящую атмосферу Венеры, куда не проникают корабли. Холден сам лишил «Протоген» последних образцов протомолекулы.

Кто же занес ее на Ганимед?

Он отдал образец Фреду Джонсону — как рычаг для мирных переговоров. В последовавшем за короткой войной между внутренними планетами хаосе Альянс Внешних Планет добился немалых уступок. Но АВП хотел большего. А внутренние флоты на орбите Ганимеда ему мешали.

Единственный в Солнечной системе образец протомолекулы остался у Фреда. Холден отдал его Фреду.

— Это Фред, — нечаянно проговорил он вслух.

— Что «Фред»? — откликнулась Наоми.

— Всё. То, что здесь происходит. Это его работа.

— Нет, — сказала Наоми.

— Не знаю зачем — чтобы оттеснить внутренние планеты или чтобы испытать какое-то супероружие, — но это он.

— Нет, — произнесла Наоми. — Никаких доказательств.

Воздух в коридоре подернулся дымом, тошнотворный запах горящих волос и мяса задушил ответ Холдена. Амос, подняв руку, остановил группу, и бойцы «Пинквотера» тотчас заняли боевую позицию. Амос прошел чуть дальше, до развилки, и несколько секунд смотрел в левый проход.

— Тут была заваруха, — наконец сообщил он. — Полдюжины мертвецов — и еще больше празднуют победу.

— Вооружены? — спросил Холден.

— Еще как!

Холден, предпочитавший разговоры драке, Холден, которого любила и ждала Наоми, сдался почти без борьбы.

— Очисти дорогу.

Амос высунулся из-за угла и дал длинную очередь из дробовика.

— Пошли, — сказал он, едва смолкло эхо выстрелов.

Пинквотерские подхватили раненого и поспешили по коридору мимо тел; Пракс бежал за ними, опустив голову и работая локтями. Холден, проходя последним, взглянул на горящие трупы по центру широкого туннеля. Сожгли — это кое о чем говорит. Например: «Они еще не дошли до людоедства». Или нет?

Несколько тел лежали вне огня, заливая кровью металлический настил на полу. Холден не знал, Амос ли их расстрелял. Прежний Холден спросил бы, новый — не стал.

— Наоми!

Ему просто хотелось услышать ее голос.

— Я здесь.

— У нас тут затруднения.

— Это… — В ее голосе был ужас.

— Нет, не протомолекула. Но и местные могут доставить хлопот. Запечатай люк, — не раздумывая велел ей Холден, — и прогрей реактор. Если с нами что-нибудь случится, уходи и встречайся с Алексом. На Тихо не возвращайтесь.

— Джим, — возразила она, — я…

— Только не на Тихо. Это Фред. Не возвращайся к нему.

— Нет, — повторила свою новую мантру Наоми.

— Если через полчаса нас не будет — взлет. Это приказ, старший помощник.

«Хоть она спасется, — сказал себе Холден. Что бы ни случилось с Ганимедом, Наоми по крайней мере останется в живых». Кошмарное видение мертвой Джули в душевой встало у него перед глазами, но сейчас у покойницы было лицо Наоми, и у Холдена вырвался горестный вскрик. Амос обернулся к капитану, но тот только махнул рукой: «Вперед!»

Это сделал Фред.

А если виноват Фред, то и Холден тоже.

Холден весь этот год поддерживал Фреда. Выслеживал и убивал корабли ради великого политического эксперимента АВП. Потерял себя прежнего, стал таким, каким был теперь, ради зыбкой веры в мечту Фреда — освобождения и самоуправления внешних планет.

А Фред втайне замышлял… это.

Холден вспоминал все, от чего отказался, помогая Фреду устанавливать в системе новый порядок. Он так и не свозил Наоми на Землю, не познакомил с семьей. Конечно, самой Наоми никогда не постоять на Земле, но можно было вызвать родных на лунную базу. Отец Том ненавидел путешествия, но Холден не сомневался, что сумеет вытащить его на встречу, когда объяснит, как много значит для него Наоми.

А видя, как упорно Пракс ищет дочь, Холден осознал, что очень хотел бы проверить, каково это: до смерти нуждаться в присутствии другого человека. Познакомить родителей с новым поколением семьи. Показать им, что все силы и энергия, которые они вкладывали в сына, не пропали зря. Что он передаст их дальше. Кажется, ему ничего так в жизни не хотелось, как увидеть их лица, когда он покажет им ребенка. Своего и Наоми.

Фред не дал ему времени: сперва превратил в костолома на службе АВП, а вот теперь — случилось это. Холден поклялся, что, если выберется с Ганимеда, Фред поплатится за все.

Амос снова остановил отряд, и Холден, очнувшись от задумчивости, понял, что они подошли к порту. Он почти не заметил дороги.

— Похоже, все чисто, — сказал Амос.

— Наоми, — позвал Холден, — что там вокруг корабля?

— С виду и здесь чисто, — сказала она, — но Алекса беспокоит…

Электрический взвизг оборвал ее голос.

— Наоми? Наоми!

На вопли Холдена никто не ответил. Тогда он обратился к Амосу:

— Быстро к кораблю!

Они бросились к докам со всей скоростью, какую позволяли избитые тела и раненый у них на руках. Холден, держась последним, на бегу скинул с плеча винтовку и снял ее с предохранителя.

Они пробегали извилистыми коридорами портового сектора. Амос разгонял пешеходов криками и своим угрожающим видом. Старуху в хиджабе отнесло в сторону, словно сухой лист ветром. На самом деле она была уже мертва. Если протомолекула на воле, всех, кого оставлял позади Холден, уже можно было считать покойниками. Сантичая и Мелиссу Супитаяпорн и всех, кого они пытались спасти. Всех бунтовщиков и убийц, бывших нормальными гражданами, пока не рухнула экосистема общества. Если протомолекула на воле, все они мертвы.

Так почему же они живы?

Холден отринул эту мысль. Позже — если будет какое-нибудь «позже» — подумает. Кто-то заорал на Амоса, и тот вместо ответа дал одиночный выстрел в потолок. Портовая охрана, если она и таилась где-то за спинами стервятников, выслеживающих новые поставки, задержать их не пыталась.

Они остановились перед закрытым люком «Лунатика».

— Наоми, ты здесь? — позвал Холден, шаря в кармане в поисках карточки-ключа. Он далеко не сразу вспомнил, что отдал ключ Венделлу.

— Венделл, открой нам дверь.

Венделл не отвечал.

— Открой… — Холден осекся, увидев, что Венделл круглыми глазами уставился ему за спину. Обернувшись, он увидел пятерых — все земляне — в серых боевых скафандрах без значков. Все с крупнокалиберным оружием в руках.

«Нет», — подумал Холден и, подняв винтовку, описал широкую дугу плюющимся стволом. Трое из пяти упали, их броня окрасилась красным. Новый Холден возликовал, старый молчал. Ему было все равно, кто эти люди. Служба безопасности станции, военные с внутренних планет или последние наемники с уничтоженной тайной базы он готов был убить всякого, кто мешает вывести команду с зараженной луны.

Холден так и не увидел, кто дал выстрел, сваливший его с ног. Только что он стоял, разряжая магазин в серую броню, и вот уже кузнечный молот бьет его в правое бедро. Падая, он заметил, как Амос одной очередью автоматического дробовика снял еще двоих серых.

Холден перекатился на бок, чтобы проверить, не ранены ли его люди, и увидел, что те пятеро были только половиной команды. Пинквотерские уронили оружие и подняли руки при виде еще пятерых, вышедших из коридора за спиной.

Амос их не увидел. Он выщелкнул пустой магазин и снимал с портупеи новый, когда наемник прицелился ему в затылок и спустил курок. Шлем слетел, и Амос рухнул лицом в ржавый металл. Из-под его головы по полу расплескалась кровь.

Холден пытался заменить магазин своей штурмовой винтовки, но руки не слушались, а между тем один из солдат подошел и пинком вышиб у него оружие.

Холден еще успел увидеть, как оставшиеся на ногах охранники «Пинквотера» скрываются в черных мешках, а потом такой же мешок накрыл и его.

Глава 20 Бобби

Несколько кабинетов в здании ООН отдали в распоряжение марсианской делегации. Мебель и них была из натурального дерева, и на стенах висели настоящие картины, а не оттиски. От ковра пахло новизной. Бобби решила, что либо весь состав ООН обитает в королевских покоях, либо они лезут вон из кожи, чтобы произвести впечатление на марсиан.

Торссон вызвал ее через несколько часов после разговора с Авасаралой и приказал завтра явиться к нему. Сейчас она ждала в приемной, сидя на стуле вишневого дерева в стиле Бержере с зеленой бархатной подушкой. Такой стул на Марсе обошелся бы ей в двухлетнее жалованье. Экран в стене прокручивал новости без звука, и от этого программа представлялась бессмысленной, а иногда и жуткой чередой картин: два диктора в голубой студии; пожар в большом здании; женщина, шествующая по белому залу и оживленно жестикулирующая обеими руками; боевой корабль ООН с серьезными шрамами на борту, причаленный к орбитальной станции; краснолицый мужчина, говорящий что-то прямо в камеру на фоне незнакомого Бобби флага.

Все это что-то значило и в то же время не значило ничего. Еще несколько часов назад Бобби принялась бы раздраженно искать пульт управления, чтобы включить звук и разобраться в происходящем.

А теперь она предоставила картинкам течь мимо, пропуская их, как камень в речном русле пропускает воду.

Молодой человек, с которым она несколько раз сталкивалась на «Да-Джанге», но так и не познакомилась, пробежал через приемную, усердно выстукивая что-то на терминале. На полпути через комнату он проговорил:

— Вас ждут.

Бобби далеко не сразу поняла, что юноша обращался к ней. Как видно, ее акции упали так низко, что посыльные предпочитают не смотреть ей в лицо. Этот факт тоже ничего не значил. Вода протекла мимо. Бобби, крякнув, поднялась на ноги. Час прогулки на полном g сказывался сильнее, чем она ожидала.

Она немного удивилась, обнаружив, что Торссон занял самый маленький кабинет в отделе. То ли он был равнодушен к статусу, молчаливо определяемому по размеру офиса, то ли действительно оказался наименее важным членом делегации. Бобби не хотелось вычислять, какой из двух вариантов ближе к истине. Когда она вошла, Торссон не поднял головы от терминала на столе. Бобби не задело его невнимание, даже если разведчик и вздумал преподать ей урок. В маленьком кабинете не было стула для посетителей, и боль в ногах занимала все ее мысли.

— Я, вероятно, погорячился, — наконец заговорил Торссон.

— О?

Отвечая, Бобби соображала, где бы раздобыть еще стаканчик того чая с соевым молоком.

Торссон поднял взгляд, на его лице появилась мумия теплой улыбки.

— Давайте объяснимся. Несомненно, своей вспышкой вы подорвали наш кредит доверия. Однако, как заметил Мартенс, я сам виноват в том, что недооценил тяжесть полученной вами травмы.

— А, — сказала Бобби. За спиной Торссона висела фотография в рамке: городской вид с высокой металлической конструкцией на первом плане. Конструкция слегка напоминала скелет старинной ракеты. Подписано было: «Париж».

— Так что я не стану отсылать вас домой, а оставлю здесь, в штате. У вас будет возможность загладить свою ошибку.

— Зачем? — спросила Бобби, впервые взглянув ему в глаза. — Зачем я здесь?

Тень улыбки на лице Торссона сменилась столь же слабым призраком недоумения.

— Простите?

— Зачем я здесь? — повторила она, не думая о дисциплинарной комиссии. Важнее казалось, удастся ли ей получить новое назначение на Ганимед, если Торссон не отошлет ее на Марс. А если не удастся, отпустят ли ее в отставку? Позволят ли просто бросить службу и купить билет на свои деньги? При мысли о расставании с десантом Бобби погрустнела. Это было первое сильное чувство за последнее время.

— Зачем вы?.. — начал Торссон, но Бобби перебила:

— Ясно: не для того, чтобы обсуждать монстра. Честно говоря, если я здесь только для вида, то предпочла бы вернуться домой. У меня есть дела…

— Вы, — с напором произнес Торссон, — будете делать то, что я скажу, и тогда, когда я скажу. Понятно, сержант?

— Да, — ответила Бобби, чувствуя, как уходит мимо нее вода. Она — камень, все это ее не задевает. — Сейчас мне надо идти.

Она отвернулась и вышла. Торссон даже не успел оставить за собой последнего слова. Идя мимо кабинетов к выходу, Бобби увидела в кухонном уголке Мартенса, который подсыпал растворимые сливки в чашку кофе. Психолог тоже заметил ее.

— Бобби! — произнес он. В последние дни он стал держаться более фамильярно. Имея дело с другим мужчиной, она сочла бы это прелюдией к роману или сексу. Мартенс же, по всей вероятности, держал фамильярность вместе с другими инструментами в наборе для ремонта «сломавшихся десантников».

— Капитан, — ответила Бобби и остановилась. Выходная дверь тянула ее к себе, но Мартенс не сделал ей ничего плохого, а у Бобби возникло странное предчувствие, что она видит этих людей в последний раз. — Я ухожу. Вам больше не придется тратить на меня время.

Он улыбнулся своей грустной улыбкой.

— Хотя я, по-моему, ничего не добился, но не считаю, что «тратил время». Мы расстаемся друзьями?

— Я… — Бобби замолчала, чтобы проглотить комок в горле, — я надеюсь, это не повредит вашей карьере.

— Вот уж что меня не тревожит, — сказал Мартенс ей в спину. Бобби уже шла к дверям и не обернулась.

В коридоре она достала свой терминал и набрала оставленный Авасаралой номер. Ее сразу переключили на голосовую почту.

— Хорошо, — сказала Бобби, — я согласна работать.

В первом дне на новом месте обычно присутствуют и чувство свободы, и страх. Бобби при любом новом назначении неизменно боялась, что не справится с порученным делом, что не так оделась или не то сказала, что все ее ненавидят. Но эти опасения, как правило, заглушала уверенность, что новое место позволяет заново создать себя, выбрать образ по собственному вкусу и что все пути перед ней открыты — хотя бы ненадолго.

Даже то обстоятельство, что Авасарала все не хотела ее замечать, не заглушало этого чувства.

Попав в кабинет к новой начальнице, Бобби уверилась, что выделенные марсианам помещения были показухой. У замминистра хватило влияния, чтобы одним телефонным звонком вывести ее из-под командования Торссона и обеспечить мелкую должность в ООН. Однако в ее кабинете лежал дешевый ковер и стоял неприятный запах застарелого табачного дыма. И стол был старый, потертый. И никакого вишневого дерева. Выделялись здесь только любовно расставленные свежие цветы и статуэтка Будды.

Авасарала излучала усталость. Под глазами лежали темные круги — их не было на совещании, а в полутемном баре Бобби могла их не заметить. Женщина в голубом сари казалась маленькой за огромным столом, словно девочка, разыгрывающая взрослую. Только седые волосы и морщины у глаз выдавали возраст. Бобби она вдруг представилась в облике старой куклы, истерзанной детьми, которые заставляют ее двигать ручками-ножками и усаживают за чаепитие с плюшевыми зверушками. Улыбку удалось сдержать с таким трудом, что от напряжения заныли щеки.

Авасарала постучала по настольному терминалу и недовольно хмыкнула. «Не дадут тебе больше чаю, кукла-бабушка, хватит с тебя», — подумала Бобби и подавила смешок.

— Сорен, вы опять переложили чертовы файлы, я ни хрена не могу найти.

Подтянутый молодой человек, который ввел Бобби в кабинет, а потом словно растаял в воздухе, теперь откашлялся. Бобби подскочила от неожиданности — не думала, что он так близко.

— Мэм, вы просили переместить несколько…

— Да-да, — перебила Авасарала, все сильнее стуча по экрану, словно надеялась вбить свое требование в электронные мозги. Бобби припомнила, как некоторые повышают голос, когда втолковывают что-то иностранцам. — А, вот они, — раздраженно буркнула Авасарала. — Зачем вы их сюда?..

Еще несколько движений пальца — и терминал Бобби звякнул.

— Вот, — сказала новая начальница, — доклад о положении на Ганимеде со всеми моими замечаниями. Прочтите сегодня же. Может быть, позже я пришлю вам последние новости — надо кое-кого вежливенько расспросить.

Бобби вытащила терминал и наскоро пролистала присланные файлы. Сотни страниц. Первой ее мыслью было: «Она и вправду ждет, что я за день все прочитаю?» За ней последовала другая: «Она и вправду отдала мне все, что знает?» Поведение властей Марса рядом с этим выглядело совсем нехорошо.

— Много времени это не займет, — продолжала новая начальница, — там почти ничего нет. Наши слишком высоко оплачиваемые консультанты надеются скрыть тот факт, что ничего не знают, растягивая доклады вдвое против необходимого.

Бобби кивала, но ощущение «не справлюсь» начинало вытеснять радость новизны.

— Мэм, разве сержант Драпер допущена?.. — вмешался Сорен.

— Да, я ее допускаю. Бобби, вы допущены, — заглушила его протест Авасарала. — Не тяните кота за яйца, Сорен. У меня чай кончился.

Бобби сознательным усилием подавила желание обернуться к Сорену. Положение и без того было достаточно неловким, не стоило напоминать, что его унизили на глазах иностранки, которая провела на службе без году семнадцать минут.

— Да, мэм, — отозвался Сорен, — но я хотел узнать, не забыли ли вы уведомить о своем решении службу безопасности. Они предпочитают быть в курсе таких решений.

— Мяу-мяу-ми-ми-ми, — передразнила Авасарала, — только это я от вас и слышу.

Бобби все-таки обернулась. Сорена обрезали при новом члене команды, принадлежавшем, строго говоря, к стану противника. Молодой человек и глазом не моргнул — так держатся, ублажая впавшую в маразм бабушку. Авасарала нетерпеливо цыкнула зубом.

— Что-то неясно? Я разучилась говорить?

— Нет, мэм, — сказал Сорен.

— Бобби, вы меня понимаете?

— Д-да, мэм.

— Отлично. Тогда кыш из моего кабинета, идите работать. Бобби — читать, Сорен — за чаем.

Развернувшись к двери, Бобби наткнулась на непроницаемый взгляд Сорена. Такая невозмутимость обескураживала больше, чем вполне оправдываемая злость.

— Сорен, — задержала помощника Авасарала, — подождите. Отнесите это Фостеру в службу информации. — Она вручила ему что-то похожее на карту памяти. — Обязательно отдайте до того, как он уйдет с работы.

Сорен кивнул и с улыбкой принял черный квадратик.

— Конечно.

Когда они вышли из кабинета и Сорен закрыл дверь, Бобби протяжно, с присвистом выдохнула и улыбнулась ему.

— Ну и ну! Извините… — начала она, но Сорен остановил ее беззаботным взмахом руки.

— Это еще ничего, — объяснил он, — сегодня у нее не такой плохой день.

Оставив Бобби с разинутым ртом пялиться на него, молодой человек отвернулся и бросил карту на рабочий стол — она угодила под вскрытый пакет с печеньем. Усевшись на место, Сорен надел наушники и принялся прокручивать список номеров на терминале. Кажется, он больше не замечал присутствия Бобби.

— Знаете, — наконец заговорила та, — мне пока только читать поручено, так что, если вы сейчас заняты, я могу отнести эту штуку в отдел информации.

Сорен вопросительно взглянул на нее.

— Зачем?

— Ну… — Бобби взглянула на часы в своем терминале, — по местному скоро восемнадцать ноль-ноль, и я не знаю, когда у вас закрывают лавочку, но подумала…

— А вы не беспокойтесь. Штука в том, что моя работа — ее ублаготворять и успокаивать. У нее все «срочно» и «немедленно». На самом деле все можно отложить, понимаете? Я сделаю это сам, когда будет надо, а до тех пор пусть сука потявкает, если ей от этого станет легче.

Бобби похолодела.

— Вы назвали ее сукой?

— А вы бы как назвали? — с обезоруживающей улыбкой ответил Сорен. Он что, смеется? Может, для него все это шутки: и Авасарала, и Бобби, и тот монстр с Ганимеда? Бобби живо представилось, как она хватает этого выскочку за грудки и вытряхивает из него душу. Руки непроизвольно сжались в кулаки, но Бобби сдержалась и только заметила:

— Мадам секретарь, кажется, считала это важным.

Сорен снова обернулся к ней.

— Да не волнуйтесь вы, Бобби. Серьезно, я со своей работой справлюсь.

После долгой паузы Бобби процедила:

— Принято и сохранено на жестком диске.

Мертвецкий сон Бобби прервал оглушительный музыкальный аккорд. Она подскочила на незнакомой кровати в непроглядной темноте. Единственный луч света исходил от пульсирующего огонька ее ручного терминала на дальнем конце комнаты. Аккорд перешел в какофонию песенной мелодии, которую она сама же перед сном установила в качестве сигнала на входящие звонки. Кто-то ее хотел. Выругавшись на трех языках, Бобби переползла по постели в надежде дотянуться до терминала.

Кровать неожиданно кончилась, и она сунулась лицом в пол — полусонное тело не справилось с земным тяготением. От шишки на лбу Бобби спаслась ценой пары вывихнутых пальцев — успела подставить руку.

Выбранившись еще громче, Бобби поползла по полу на свет терминала. Добравшись до цели, она открыла канал связи и проговорила:

— Если никого не убивают, я могу помочь.

— Бобби, — произнес голос абонента. Спросонья Бобби узнала его не сразу. Сорен. Взглянув на метку времени, она увидела 04:11. И приготовилась к пьяному флирту или извинениям. За последние сутки она почти разучилась удивляться.

Сообразив, что Сорен продолжает говорить, она снова приложила динамик к уху и услышала:

— … вас немедленно, так что спускайтесь.

— Вы не могли бы повторить?

Он повторил медленно, словно обращаясь к тупому ребенку.

— Босс ждет вас в кабинете, понимаете?

Бобби снова покосилась на часы.

— Прямо сейчас?

— Нет, — съязвил Сорен, — завтра, в обычное время. Она просто попросила меня позвонить вам в четыре ночи, чтобы напомнить.

От злости Бобби сразу проснулась и расцепила стиснутые зубы, чтобы процедить:

— Передайте, что я сейчас буду.

Она нащупала стену и на ней — сенсорную панель, включавшую свет. Авасарала устроила новую сотрудницу в маленьком меблированном номере неподалеку от места работы. Квартирка была немногим просторнее дешевых съемных нор на Церере. Одна большая комната, разделенная на гостиную и спальню, вторая, поменьше, с душем и туалетом, и совсем крошечный закуток притворялся кухней.

Неразобранный рюкзак валялся в углу, Бобби вытащила из него всего несколько вещичек. Просидев за чтением до часа ночи, она только и сумела, что почистить зубы и свалиться на спускаемую с потолка кровать.

На замершую посреди комнаты Бобби вдруг снизошла кристальная ясность мысли — словно с глаз упали ставшие привычными темные очки. Итак, она, проспав три часа, выбирается из постели, чтобы встретиться с одной из самых могущественных в Солнечной системе женщин, и при этом ее только и волнует, что небольшой беспорядок в квартире да желание исколошматить одного из сотрудников его собственным медным пресс-папье. Да, и еще: она — опытная десантница — подписалась на работу у злейших на данный момент врагов только потому, что с ней дурно обошелся какой-то тип из флотской разведки. И, не в последнюю очередь, она собирается попасть на Ганимед и убить там кого-то, о ком имеет самое смутное представление.

Резкая и отчетливая картина положения простояла перед глазами несколько секунд и снова скрылась за сонным туманом, оставив лишь беспокойное чувство, будто она забыла о чем-то важном.

Бобби надела мундир, ополоснула рот и вышла.

Скромный кабинет Авасаралы был полон народа. Бобби узнала трех штатских, знакомых по первой встрече с землянами. Про луноликого мужчину она с тех пор успела разведать, что его зовут Садавир Эрринрайт, он босс Авасаралы и, возможно, второй по влиятельности человек на Земле. Авасарала не заметила вошедшую Бобби, потому что увлеклась беседой с ним.

Бобби высмотрела несколько военных мундиров и невольно потянулась к ним, но быстро заметила, что все это адмиралы да генералы, и сменила курс. Ее вынесло к Сорену — он один, кроме нее, держался особняком. Сорен даже не взглянул на нее, но от парня просто било мощным обаянием — неотразимым и неискренним. Бобби решила, что после хорошей выпивки она могла бы лечь с ним в постель, а вот прикрывать спину в бою ни за что бы не доверила.

— Драпер, — громко позвала наконец заметившая ее Авасарала.

— Да, мэм? — Бобби выступила вперед, и все в комнате замолкли, уставившись на нее.

— Вы — моя помощница, — сказала Авасарала. Мешки у нее под глазами говорили, пожалуй, уже не об усталости, а о серьезной болезни. — Так помогайте, черт вас побери! Свяжитесь со своими.

— Что случилось?

— Поток говна на Ганимеде перешел в потоп, — последовал ответ. — Мы имеем на руках открытую войну.

Глава 21 Пракс

Пракс стоял на коленях со скрученными за спиной руками. Плечи ныли. Больно было держать голову прямо и наклонять — тоже больно. Амос лежал на полу лицом вниз. Пракс подумал — убит, но потом увидел так же связанные за спиной руки. Травматические пули, которыми стреляли похитители, оставили на голове у механика иссиня-черную шишку. Большинство захваченных — Холден, люди из «Пинквотера», Наоми — находились в таком же положении, как Пракс, — но не все.

Четыре года назад ботаники столкнулись с нашествием бабочек. Не удался эксперимент по борьбе с вредителями, и дюймовые серо-коричневые мотыльки опустошили посадки в агрокуполе. Ученые тогда устроили тепловую ловушку: несколько капель искусственных феромонов наносили на теплостойкую ткань под длинноволновой нагревательной установкой полного спектра. Мотыльки подлетали слишком близко и погибали от перегрева. Много дней в воздухе стоял запах горелых трупиков — точь-в-точь такой, как от электрокоагулятора,[65] которым похитители обрабатывали раненого. Над пластиковым столом, где тот лежал, поднимался белый дымок.

— Я только… — бормотал лежащий сквозь наркозную дымку. — Вы, давайте-ка, кончайте с этим без меня. А я…

— И здесь кровотечение, — сказал человек с коагулятором, прижав металлический кончик к открытой ране на животе. Резкий щелчок электрического разряда — и еще одна струйка белого дымка всплыла над раной.

Амос вдруг перекатился, показав залитое кровью из носа лицо.

— Божет, я де пдав, кэп, — промычал он сквозь кровавые пузыри, — до эти дебята де тядут да бестдых безопасдиков.

Помещение, которое увидел Пракс, когда с его головы сдернули мешок, вовсе не походило на центр охраны порядка. Скорее на старую контору из тех, где, пока не пошел каскад, мог бы расположиться инспектор жизнеобеспечения или клерк компании перевозчиков. Длинный стол со встроенными в столешницу терминалами, несколько экономичных лампочек на потолке, засохшее растение Sansevieria trifasciata — его длинные темные листья расползались слизью. Люди в серой броне — охранники или солдаты — действовали умело и методично. Пленных расположили вдоль одной стены, связав им запястья и лодыжки. Отобранные ручные терминалы, оружие и личные вещи сложили у стены напротив, приставив к ним двух охранников, которые следили исключительно за тем, чтобы к вещам никто не прикасался. Скафандры, содранные с Холдена и Амоса, грудами лежали рядом с оружием. Команда, которую Пракс про себя назвал врачебной, первым делом принялась за самого тяжелого раненого. До остальных пока не добрались.

— Кто знает, с кем мы имеем дело? — еле слышно выдохнул Венделл.

— Не с АВП, — ответил Холден.

— Минус один подозреваемый — вариантов еще полно, — сказал пинквотерец. — Просто чтобы мне знать — ты ни с кем не ссорился?

В глазах у Холдена мелькнула боль, и он неловко дернул плечом, признавшись:

— Много с кем.

— Еще один сосуд кровоточит, — произнес женский голос от стола.

— Сейчас, — отозвался тот, что с электрокоагулятором.

Щелчок, дымок и запах горелой плоти.

— Не хочу обидеть, капитан Холден, — прошептал Венделл, — но я начинаю жалеть, что не пристрелил тебя, когда был случай.

— Я не обиделся, — кивнул в ответ Холден.

В комнату вернулись четверо солдат. Все малорослые и приземистые — земляне. Один мужчина темнокожий, с венчиком седых волос — выглядел командиром. Он что-то беззвучно, но яростно бормотал. Его взгляд скользнул по пленникам, не замечая их. Как по коробкам. Взглянув на Пракса, мужчина кивнул — но не ему.

— Состояние стабильное? — обратился он к медикам.

— Будь у меня выбор, — ответила женщина, — я бы его не трогала.

— А если выбора нет?

— Возможно, он выдержит перевозку, но сведите перегрузки до минимума, пока я не доставлю его в настоящий медотсек.

— Прошу прощения, — подал голос Холден, — но не скажет ли кто-нибудь, что это за чертовщина?

С тем же успехом он мог бы обратиться к стенам.

— У нас десять минут, — сказал темнокожий.

— Транспортный корабль?

— Пока нет. Охранный модуль.

— Роскошно! — горько отозвалась женщина.

— Если вы меня спросите, — продолжал Холден, — первым делом надо убраться вон с Ганимеда. Если вы хотите, чтобы ваши люди остались людьми. В той лаборатории, откуда мы вышли, была протомолекула.

— Переводить по двое, — распорядился темнокожий.

— Да, сэр, — отозвалась женщина.

— Вы меня слышите? — взорвался Холден. — В той лаборатории вырвалась на волю протомолекула!

— Не слушают они нас, Джим, — сказала Наоми.

— Фергюсон, Мотт, — сказал темнокожий, — докладывайте.

Пока он выслушивал доклад по рации, в комнате было тихо.

— У меня дочь пропала, — сказал Пракс. — Тот корабль увез мою дочку.

Его тоже проигнорировали, но Пракс другого и не ждал. Никто его не слушал, кроме Холдена и его команды. Темнокожий подался вперед, сосредоточенно насупившись. Пракс почувствовал, как шевелятся волоски на загривке. Предчувствие.

— Повторите, — сказал темнокожий и, чуть погодя, спросил: — Мы открыли огонь? Кто это — «мы»?

По рации ответили. Медики и часовые тоже уставились на начальника.

— Понял. Команде «Альфа» новый приказ. Выйти в порт и охранять транспорт. Разрешаю применять силу. Повторяю: разрешаю применять силу. Сержант Чернев, освободите пленным ноги.

Один из часовых выступил вперед и с сомнением взглянул на начальника.

— Всем, сэр?

— Всем. А для этого джентльмена понадобятся носилки.

— Сэр, что случилось? — со страхом и недоумением спросил сержант.

— То случилось, что я отдал вам приказ, — огрызнулся темнокожий, направляясь к двери. — Выполняйте.

Движение ножа Пракс ощутил только по дрожи в колене. Он не сознавал, как затекли у него ноги, пока от тысячи иголок, вонзившихся в мышцы, на глазах не выступили слезы. Стоять было больно. В отдалении что-то грохнуло, словно рухнул с большой высоты пустой грузовой контейнер. Сержант перерезал ленту на ногах Амоса и перешел к Наоми. Второй часовой оставался у груды вещей. Медики заливали рану на животе у своего подопечного сладко пахнущим гелем. Сержант наклонился…

Пракс заметил, как Холден переглянулся с Амосом, но не понял предупреждения. Холден непринужденно, словно направлялся в туалет, шагнул к выходу.

— Эй, — окликнул его часовой, поднимая винтовку.

Холден ответил невинным взглядом. Все уставились на него, и в этот момент Амос вскинул колено, ударив сержанта в голову. Пракс вскрикнул от удивления, и ствол винтовки повернулся к нему. Ботаник хотел поднять руки, но кисти остались связанными за спиной. Венделл шагнул вперед и толчком подошвы в бедро выбил женщину-медика с линии огня.

Наоми коленями прижимала шею побагровевшего сержанта. Холден ударил медика с прижигателем под колено. Одновременно Амос дал подножку часовому с винтовкой. Нож сержанта оказался в руках у Паулы, которая, бросившись к своему товарищу, перерезала ленту у него на запястьях. Стрелок двинул локтем вбок, и Амос громко охнул. Холден переключился на мужскую половину врачебной команды и двумя коленями прижал к полу локти упавшего медика. Амос проделал что-то неуловимое для Пракса — и стрелок застонал и скрючился вдвое.

Пока Паула резала прочную ленту, женщина-медик подняла винтовку. Освободившись, пинквотерец выхватил из кобуры сержанта пистолет и дотянулся стволом до виска женщины, на долю секунды опоздавшей вскинуть винтовку.

Все замерло. Женщина-врач улыбнулась.

— Шах и мат, — сказала она и опустила винтовку стволом в пол.

Все это заняло не больше десяти секунд.

Наоми с ножом быстро и методично освобождала всем связанные руки, а Холден шел следом за ней, отключая радио в скафандрах серых и связывая каждому руки и ноги. Зеркальное отражение предшествующей ситуации. Праксу, растиравшему онемевшие пальцы, представилась нелепая картина: темнокожий возвращается и принимается командовать теперь уже ими. Раздался новый удар: падение еще одного пустого, гулкого, как барабан, контейнера.

— Хочу поблагодарить вас за заботу о моем человеке, — обратился Венделл к врачебной команде.

Женщина ответила грубым ругательством, однако сопроводила его улыбкой.

— Венделл, — позвал Холден, бросая командиру пинквотерских найденную в груде вещей ключ-карту, — «Лунатик» по-прежнему ваш, но теперь до него еще надо дойти, а для этого — выбраться отсюда.

— Проповедь перед обращенными, — усмехнулся Венделл. — Нужны носилки. Мы его не оставим, а выбираться надо прежде, чем прибудет подкрепление.

— Слушаюсь, — откликнулась Паула.

— Любопытно было познакомиться, капитан. Постараемся не продолжать знакомства.

Холден кивнул, но руку на прощание не протянул: был занят, залезал в свой скафандр. Амос последовал его примеру, затем раздал конфискованное оружие и вещи владельцам. Холден проверил обойму и вышел через ту же дверь, что прежде — темнокожий. Амос с Наоми последовали за ним, Праксу пришлось пуститься рысцой, чтобы не отстать. Прогремел еще один взрыв, уже ближе. Казалось, лед под ногами у Пракса дрогнул — а может быть, у него разыгралось воображение.

— Что… что там происходит?

— Протомолекула рвется на волю, — ответил Холден, перебрасывая Наоми терминал. — Зараза берет свое.

— Де дубаю, кэп, — пробубнил Амос и, поморщившись, схватил себя правой рукой за нос, дернул хорошенько. Когда он отнял руку, нос оказался почти в порядке. Высморкнув из каждой ноздри по кровавому сгустку, Амос глубоко вздохнул. — Так-то лучше.

— Алекс, — говорила в свой терминал Наоми, — Алекс, этот канал еще действует? Скажи что-нибудь, Алекс.

Голос у нее дрожал.

Раздался новый грохот, какого Пракс не слышал за всю жизнь. На сей раз дрожь под ногами ему не почудилась — толчок швырнул ботаника на пол. Донесся странный запах, похожий на исходящий от раскаленного железа. Лампы на потолке мигнули и погасли, зато загорелись голубоватые аварийные светодиодки. Вой сирены предупреждал об утечке атмосферы — ее подводный гул был рассчитан на слышимость в разреженном воздухе. А между тем Холден задумчиво протянул:

— Или же кто-то начал бомбардировку станции.

Станция Ганимед была одной из первых ступеней на пути человека к внешним планетам. Ее создавали не просто надолго: строители держали в уме, что предстоит великая экспансия к пределам Солнечной системы. Вероятность катастрофы изначально вшили в ДНК станции — во всей системе Юпитера не было более надежного места. При одном названии станции каждому вспоминались новорожденные младенцы и купола с посевами. Но месяцы, прошедшие с падения зеркала, подорвали ее здоровье.

Когда отказала местная гидравлика, герметичные переборки, отрезающие отсеки с утечкой воздуха, заклинило в положении «открыто». Аварийные запасы растратили и не восстановили. Все, что можно было съесть или обменять на еду на черном рынке, оказалось съедено и распродано. Социум Ганимеда медленно сползал к неотвратимой катастрофе. Такого не предусматривали самые детальные планы.

Пракс стоял под куполом общественной площади, где они с Николой когда-то назначили первое свидание. Тогда они закусывали в маленькой дольчерии, пили кофе и флиртовали. Пракс как сейчас помнил ее лицо и трепет в сердце, когда она взяла его за руку. Сейчас на месте дольчерии был хаос битого льда. На площадь выходила дюжина коридоров, и по каждому тек поток людей, стремившихся в порт, или в глубину спутника, под защиту толстого слоя ледяной коры, или куда угодно, лишь бы место казалось безопасным.

Пракс не знал другого дома, а этот рушился на его глазах. В ближайшие несколько часов тысячи людей ждала смерть. Сознавая это, он ужасался какой-то частью рассудка — но Мэй была на том корабле, так что он не собирался умирать вместе с ними. Мэй еще предстояло спасти — однако теперь уже не отсюда. От этого терпеть становилось легче.

— Алекс говорит: снаружи жарко, — начала Наоми, когда вся четверка пробегала через руины. — Всерьез жарко. Он не сможет пробиться в порт.

— Есть другая посадочная площадка, — напомнил Пракс. — Вернемся туда?

— Это идея, — признал Холден. — Дай Алексу координаты научной базы.

— Есть, сэр, — ответила Наоми, но в тот же миг Амос, как в классе подняв руку, спросил:

— На ту, где протомолекула?

— Другой тайной площадки у меня нет, — сказал Холден.

— Да, это верно.

Холден повернул серое от страха и напряжения лицо к Праксу.

— Ну, Пракс, ты местный. У нас скафандры вакуумные, но для вас с Наоми понадобятся хотя бы изолирующие. Предстоит пройти сквозь ад, и не везде в нем будет воздух. На поиски нужного коридора и вторую попытку времени не остается. Ты ведешь. Справишься?

— Да, — сказал Пракс.

Изолирующие скафандры нашлись без труда. Их накопилось столько, что перепродавать не имело смысла, поэтому гермокостюмы сваливали в ярко окрашенных аварийных пунктах. Из основных коридоров все запасы уже разобрали, но Пракс нырнул в низкий боковой тоннель, куда раньше водил Мэй кататься на роликах. Костюмы были окрашены в яркие, оранжевый и зеленый, цвета, чтобы привлекать внимание спасателей. Сейчас им больше подошел бы камуфляж. Маски пахли пластмассой, сочленениями служили просто вшитые в ткань кольца, давно не чиненная система обогрева грозила самовозгоранием через час-другой использования.

Прогремел взрыв, за ним еще два — с каждым разом все ближе.

— Ядерные, — заметила Наоми.

— Может, гауссовы снаряды, — возразил Холден. Таким тоном обычно обсуждают погоду.

Пракс пожал плечами.

— В любом случае попадание в коридор даст раскаленный газ, — сказал он, запечатав последний шов на боку и удостоверившись, что зеленая светодиодка сигнализирует о поступлении кислорода. — Вы с Амосом, если у вас скафандры в порядке, может, и выдержите. У нас с Наоми, по-моему, шансов нет.

— Замечательно, — сказал Холден.

— «Роси» пропал, — сообщила Наоми. — Нет вообще никакого контакта. Я держала связь через «Лунатика». Должно быть, они взлетели.

Или их разбили. Такая мысль мелькнула в глазах у каждого, но никто не произнес этого вслух.

— Нам туда, — сказал Пракс. — Сервисный тоннель, мы им ходили, когда я учился в колледже. Обойдем комплекс Мраморной Арки, а оттуда наверх.

— Как скажешь, дружище, — кивнул Амос. У него опять пошла носом кровь. В голубом сиянии под шлемом она казалась черной.

Последняя прогулка. Как бы ни повернулась жизнь, сюда Пракс больше не вернется, потому что никакого «здесь» не будет. Нырнув в служебный коридор, он перенесся во времена, когда Джайми Лумис и Таната Ибтрамин-Сук водили его на сабантуйчик. С тех пор Пракс здесь не бывал. Просторный низкий амфитеатр под старым центром водоснабжения — там он проходил первую интернатуру — треснул и протекал. Сразу коридоры не зальет, но через пару дней вода поднимется до потолка. Впрочем, через пару дней будет уже все равно.

Все кругом либо мерцало в свете аварийных светодиодок, либо скрывалось в тени. На полу стояли лужи: отопительная система попыталась бороться с безумием — и проиграла. Дважды они натыкались на перекрытый проход: первый раз преградой стала до сих пор действующая переборка, второй — обвал льда. Встречных почти не попадалось. Все бросились в порт, а Пракс вел их в другую сторону. Еще один длинный изогнутый зал, эстакада, почти пустой тоннель и…

Голубоватая стальная дверь была заблокирована: не заперта, а встала на аварийную блокировку. Индикатор показывал, что за ней вакуум. Один из титанических кулаков, избивавших Ганимед, проломил там кору. Пракс остановился, прогоняя в мозгу трехмерный план родной станции. Если секретная база там, а они здесь, то…

— Нам туда не попасть, — сказал он.

Минуту все молчали.

— Ответ негодный, — сказал Холден. — Ищи другой.

Пракс протяжно вздохнул. Если вернуться обратно, можно спуститься уровнем ниже, свернуть на запад и выйти в нужный коридор снизу, хотя взрыв, пробивший кору, конечно, повредил и следующий уровень. Если двигаться вперед до старой станции «трубы», можно отыскать служебный коридор — он не помнил таких, но, наверное, найдет, — который с шансами выведет их в нужное место. Еще три взрыва сотрясли лед. Стена рядом с ним треснула — звук был такой, словно бейсбольный мяч ударил в базу.

— Пракс, дружище, — взмолился Амос, — ты бы поскорее, а?

На них были изолирующие скафандры, значит, вакуум на той стороне их не убьет. Но там наверняка завалы. К тому же удар такой силы, что пробил потолки…

Пробил…

— Нам туда не попасть — по тоннелям, — заговорил Пракс. — Но можно выбраться на поверхность и зайти оттуда.

— И каким же образом? — спросил Холден.

Поиски открытого выхода наверх заняли двадцать минут, но все же Пракс его нашел. Коридор, где только-только могли разойтись трое пешеходов, обслуживал структуры наружного купола. Сам купол давно разграбили, но что с того, если шлюз пока работал — на аккумуляторах. Наоми с Прайсом закачали в него инструкцию, закрыли внешнюю переборку и запустили цикл шлюзования. Воздух вылетел наружу порывом ветра, а за ним и Пракс вышел на поверхность Ганимеда.

Ему приходилось видеть картины земного северного сияния, но он никогда не надеялся узреть подобное в родном черном небе. И вот — не только над головой, а по всему небосклону, от края до края горизонта — протянулись зеленые, голубые, золотые полосы — выбросы, обломки, сияние остывающей плазмы. Дюзовые выхлопы расцветали горящими факелами. В нескольких километрах от них ударил в поверхность луны гауссов снаряд, и сейсмическая волна сбила их с ног.

Пракс полежал немного, глядя на бьющий в небо водяной гейзер, — обратно взлетевшие брызги возвращались снегопадом. Это было красиво. Рациональная часть сознания ученого взялась подсчитывать, какой импульс передал луне разогнанный рельсовой пушкой вольфрамовый снаряд. По силе — вроде маленького ядерного взрыва, только без радиоактивного загрязнения. Пракс задумался, остановит ли снаряд железоникелевое ядро Ганимеда.

— Ладно, — прозвучал в дешевом радио его шлема голос Холдена. Низкие тона срывались, и звук был, словно это говорил мультяшный персонаж, — теперь куда?

— Не знаю, — признался, поднимаясь на колени, Пракс. И ткнул рукой вперед. — Куда-то туда.

— Мне этого мало, — сказал Холден.

— Я впервые выхожу на поверхность, — ответил Пракс. — В куполе, конечно, бывал, но не совсем снаружи… То есть я знаю, что это близко, но понятия не имею, как туда попасть.

— Ладно, — повторил Холден. В пустоте над его головой взорвалось что-то огромное, но очень далекое. Так в комиксах рисуют осенившую героя мысль. — Справимся. Найдем решение. Амос, пройди к тому холму, посмотри, что с него видно. Пракс и Наоми, двигайтесь пока вон туда.

— Думаю, это ни к чему, сэр, — сказал Наоми.

— Почему?

Наоми подняла руку, указав за спины Холдену и Праксу.

— Потому что, если я не слишком ошибаюсь, вон там садится «Роси».

Глава 22 Холден

Тайная посадочная площадка укрывалась во впадине маленького кратера. Когда Холден, взобравшись на гребень, увидел под собой «Росинант», внезапное головокружительное чувство свободы подсказало, в каком ужасе он находился все эти часы. «Роси» был домом, и, сколько бы рассудок ни твердил, что угроза никуда не делась, дом означал для него безопасность. Пока он переводил дыхание, кратер осветился. Подняв голову, Холден успел заметить, как меркнет облако светящегося газа на высокой орбите.

Прямо у них над головами в космосе гибли люди.

— Ого, — протянул Пракс, — какой большой!

— Корвет, — не скрывая гордости, ответил ему Амос. — Конвойный корабль класса «фрегат».

— Ничего в этом не понимаю, — вздохнул Пракс. — На вид — как большущий лемех культиватора с пристроенной сзади кофейной чашкой.

— Это двигатель… — начал Амос, но Холден оборвал лекцию:

— Хватит. Давайте к люку.

Амос первым стал спускаться по ледяной стене кратера, притормаживая пятками и балансируя расставленными руками. Пракс двинулся за ним — хотя бы здесь он мог обойтись без помощи. Третья — Наоми, — издавна привыкшая держать равновесие при изменении гравитации, умудрилась и здесь выглядеть изящной.

Холден шел последним. Он заранее настроился поскользнуться и постыдно съехать вниз на заду и приятно удивился, когда этого не случилось.

Пока они пробирались по дну кратера, наружный люк отодвинулся, открыв Алекса в марсианском боевом скафандре со штурмовой винтовкой в руках. Как только расстояние позволило пробиться сквозь гомон в эфире, Холден крикнул:

— Ох, Алекс, как же я рад тебя видеть!

— Хай, кэп, — преувеличенно растянутая речь не скрыла радости в голосе пилота. — Не был уверен, что на этой площадке меня не поджарят. За вами никого?

Амос взбежал по эстакаде и заключил Алекса в медвежьи объятия.

— Ни хрена нет лучше дома! — проворчал он.

Пракс с Наоми поднялись к ним. Проходя, Наоми хлопнула пилота по плечу:

— Молодец, отлично справился.

Холден остановился перед люком и оглянулся напоследок. Небо по-прежнему озарялось сполохами и светящимися полосами. Из подсознания всплыли зарницы беззвучной грозы, виденные в детстве, в Монтане.

Алекс остановился рядом с капитаном и заметил:

— Пробиться было трудновато.

Холден обхватил его за плечи.

— Спасибо, что согласился подвезти.

Когда закончилось шлюзование и команда сняла скафандры, Холден представил:

— Алекс, это Пракс Менг. Пракс, это лучший пилот Солнечной системы Алекс Камал.

Пракс пожал Алексу руку:

— Спасибо, что помогаете найти Мэй.

Пилот вопросительно глянул на Холдена, но тот коротко мотнул головой, советуя не расспрашивать.

— Рад познакомиться, Пракс.

— Алекс, — сказал Холден, — грей машину к взлету, но не снимайся, пока я не сяду в кресло второго пилота.

— Роджер, — подтвердил Алекс и удалился в направлении носа корабля.

— Всё на боку, — удивился Пракс, разглядывая склад, в который они попали из шлюзовой камеры.

— «Роси» редко ложится на брюхо, как сейчас, — объяснила Наоми, взяв ботаника за руку и уводя в сторону трапа, в данный момент тянувшегося над полом. — Мы стоим на переборке, а правая стена на самом деле — палуба.

— Видно, ты вырос на спутниках, а на кораблях не часто бывал, — заметил Амос. — Друг, тебя ждут незабываемые впечатления.

— Наоми, — распорядился Холден, — иди в рубку и пристегнись там. Амос, отведи Пракса на жилую, а потом иди в машинный, подготовь «Роси» к плохой дороге.

Затем он тронул Пракса за плечо.

— Взлет будет быстрым и тряским. Если ты не привык к перегрузкам, тебе придется нелегко.

— Обо мне не беспокойтесь, — отчаянно храбрясь, ответил ботаник.

— Знаю, ты крепкий, иначе бы не пережил последних недель. Но сейчас не надо никому ничего доказывать. Амос отведет тебя на жилую палубу. Выбери дверь без таблички с именем — это будет твоя каюта, — ляг в амортизатор и пристегнись, а потом нажми ярко-зеленую кнопку на панели слева. Койка накачает тебя лекарствами, которые успокоят нервы и спасут от гипертонического криза при высокой тяге.

— Моя каюта? — странным голосом повторил Пракс.

— Одежку и всякие мелочи мы тебе подыщем, когда выберемся из этого дерьма. Сможешь хранить их там.

— Моя каюта, — твердил Пракс.

— Твоя-твоя.

Холден видел, что у ботаника ком встал в горле. Простейшие удобства и надежность много значили для человека, который прошел то, что выпало за последний месяц маленькому ботанику.

На глазах у него были слезы.

— Ну, пойдем тебя устраивать, — сказал Амос, уводя его.

Холден двинулся в другую сторону, мимо рубки, где Наоми уже пристегнулась к креслу перед рабочей панелью, и дальше, в кабину. Забравшись в кресло второго пилота, он тоже пристегнулся и передал по общей связи:

— Пять минут.

— Ну, и?.. — протянул Алекс, одновременно щелкая переключателями, заканчивая предполетную проверку. — Мы ищем какую-то Мэй?

— Дочку Пракса.

— Вот оно как? Задание малость изменилось?

Холден кивнул. Поиски пропавших детей не входили в их обязанности. Это работа для Миллера. А он так и не сумел подобрать внятного объяснения своей внутренней убежденности, что пропавшая малышка — едва ли не причина всех событий, развернувшихся на Ганимеде.

— Подозреваю, что девочка — в центре всего, что случилось здесь, — произнес он, пожимая плечами.

— Ладно, — протянул Алекс, дважды щелкнул какой-то кнопкой и нахмурился. — Эй, у нас красный сигнал. Грузовой шлюз негерметичен. Похоже, при посадке кто-то врезал мне в бок. Там жарковато было.

— Ну, чинить уже некогда, — сказал Холден. — Так или иначе, у нас в том отсеке почти всегда вакуум. Если внутренняя переборка герметична, заткни тревогу и поехали.

— Роджер, — буркнул Алекс и нажал нужные кнопки.

— Минутная готовность, — предупредил Холден по общей связи и снова обернулся к пилоту. — Меня разбирает любопытство.

— Насчет чего?

— Как ты умудрился проскочить сквозь этот поганый шторм над головой и как рассчитываешь выбираться обратно?

Алекс хмыкнул:

— Простое дело: главное, чтобы каждый экран отмечал тебя как угрозу второго плана и не выше. Ну и, конечно, удирать раньше, чем до тебя доберутся.

— Выпишу тебе премию, — посулил Холден и начал десятисекундный отсчет. На счет «один» корабль взвился с Ганимеда на четырех колонах раскаленного пара. — Как можно скорее переводи на полную тягу, — проговорил Холден, превозмогая вибрацию корабля.

— Так близко?

— Под нами не осталось ничего ценного, — объяснил Холден, вспоминая остатки черных волокон на секретной базе, — выжигай все.

— О'кей, — откликнулся пилот и, выводя корабль на вертикаль, предупредил: — Сейчас пришпорю.

Даже «сок» в крови не спас Холдена от мгновенной потери сознания. Когда он пришел в себя, «Роси» бешено метался из стороны в сторону. Кубрик заполнили предупредительные гудки.

— Тпру, малютка, — бормотал себе под нос Алекс, — держись, умница моя.

— Наоми, — позвал Холден, обводя потемневшим взглядом россыпь красных огоньков на панели и пытаясь в них разобраться, — кто в нас палит?

— Все, — таким же пьяным голосом ответила Наоми.

— Угу… — Напряжение заставило пилота забыть о тягучем ковбойском говоре. — Она не шутит.

Рой сигналов угрозы на панели понемногу обретал смысл. Холден уже видел: так и есть. Кажется, все корабли флота внутренних планет на их стороне Ганимеда сговорились выпустить по «Росси» не менее одного заряда. Холден ввел командный код, активировав все орудия, и передал управление кормовыми Амосу.

— Амос, прикрой нам зад.

Алекс всеми силами уворачивался от подлетающих снарядов, но игра была безнадежной. Корабль с существами из плоти и крови на борту никогда не обгонит металлическую болванку.

— Куда мы?.. — Холден прервался, чтобы выделить снаряд, появившийся на экране в радиусе поражения. У самонаводящейся ракеты хватило мозгов увернуться, но внезапное изменение курса подарило им несколько лишних секунд.

— Каллисто по нашу сторону Юпитера. — Алекс говорил о следующем от планеты-гиганта крупном спутнике. — Спрячусь в ее тени.

Холден прикинул векторы движения обстреливавших «Роси» кораблей. Если хоть один начнет преследование, уловка Алекса спасет их лишь на несколько минут. Но, похоже, о преследовании никто не думал. Более половины из дюжины кораблей получили умеренные или тяжелые повреждения, а остальные занялись перестрелкой между собой.

— Похоже, на секунду мы стали для всех угрозой номер один, — рассудил Холден, — а теперь о нас забыли.

— Да, кэп. Извини, не понимаю, как это вышло.

— Я тебя и не виню, — успокоил пилота Холден.

«Роси» вздрогнул, и Амос по общей связи взвыл:

— А ну не лапай мою крошку!

Два ближайших снаряда пропали с экрана.

— Отличная работа, Амос, — похвалил Холден, проверив обновленные расчеты пересечения курсов и удостоверившись, что механик выиграл им еще полминуты.

— Да что там я, «Роси» сам все делает, — отозвался Амос, — я его только подбадриваю.

— Сейчас нырну за Каллисто. Не помешал бы отвлекающий маневр, — обратился к Холдену Алекс.

— Понял, — отозвался тот. — Наоми, еще секунд десять, а потом выдай им на полную катушку. Чтобы ослепли хоть на несколько мгновений.

«Росинант» снова дернулся, и Каллисто заполнила собой носовой экран перед Холденом. Алекс на самоубийственной скорости несся к луне, чтобы мгновенным переворотом и торможением забросить корабль на низкую круговую орбиту.

— Три… два… один… есть! — отсчитывал механик, пока «Роси» проскакивал мимо Каллисто так, что Холдену показалось: высунься в люк — и зачерпнешь горсть снега.

Одновременно выброшенные Наоми помехи глушили сенсоры летящих следом ракет на время, которое требовалось их процессорам для отсечения «шума». Пока чужие прицелы вылавливали корабль среди помех, скорость и притяжение уже закрутили «Росинант» вокруг Каллисто. Два снаряда удержались на хвосте и продолжили погоню, но остальные либо рассыпались в беспорядке, либо ушли в спутник. Пока оставшиеся преследователи выходили на курс, получивший изрядную фору «Роси» неторопливо расстрелял их из своих орудий.

— Прорвались, — выдохнул Алекс. Похоже, пилот еще сам себе не верил. Холден чуть не вздрогнул: неужели было так плохо?

— Ни минуты не сомневался, — сказал он вслух. — Веди нас к Тихо. На половинке g. Я буду в каюте.

Когда они закончили, Наоми перевалилась набок, откатившись к краю их общей койки. От пота ее кудри прилипли ко лбу. Она все еще отдувалась. Холден тоже.

— Весьма… живенько получилось, — сказала она.

Холден кивнул. Говорить еще мешала одышка. Когда он спустился по трапу в рубку, Наоми уже выбралась из креплений кресла и ждала его. И тут же бросилась ему на шею, поцеловала так крепко, что разбила губу. Они едва дотерпели до каюты, а что было потом, Холден помнил смутно, только бедра у него ныли и губа болела.

— Пойду пописаю, — сказала Наоми и, завернувшись в халат, направилась к двери. Холден опять кивнул.

Он передвинулся на середину кровати, полежал минуту, разминая руки и ноги. По правде сказать, каюты «Роси» были тесноваты для двоих, а амортизаторы мало походили на двуспальную кровать. Но в последний год они все чаще оставались в каюте Наоми, и понемногу она стала вроде как «их каютой», так что Холден только там и спал. При перегрузках в койке было не уместиться вдвоем, но ведь, когда «Росинант» маневрировал на высокой тяге, обоим все равно спать не приходилось.

Холден успел задремать, когда переборка открылась и вернулась Наоми. Она швырнула ему на живот холодную влажную салфетку для умывания.

Он так и подскочил:

— Ой, вот это побудка!

— Тебе не помешает остыть.

— Это вряд ли, — заявил Холден, умываясь.

Наоми ухмыльнулась и, присев на край койки, ткнула его под ребро.

— Ты еще способен думать о сексе? Я надеялась, с тебя хватит.

— Дыхание смерти творит со мной чудеса.

Наоми, не снимая халата, залезла к нему в койку.

— Знаешь, — призналась она, — я о том же думаю. И всей душой за утверждение жизни через секс.

— На конце фразы мне послышалось какое-то «но». Как это понимать?

— Но…

— Ага, вот оно.

— Нам нужно кое-что обсудить, и сейчас самое время.

Холден перевернулся, чтобы видеть ее глаза, приподнялся на локте. На лицо Наоми свисал тонкий локон — она смахнула его ладонью.

— Что я такого сделал? — спросил Холден.

— Дело не в том, что ты сделал, а в том, что собираешься.

Холден положил ладонь ей на плечо и стал ждать продолжения. Мягкая ткань ее халата липла к мокрой коже.

— Я боюсь, — сказала Наоми, — что ты натворишь дел на Тихо.

— Наоми, тебя там не было, ты не видела…

— Я видела, Джим, — через камеру Амоса. И знаю, что это такое. Понимаю, как оно тебя напугало. Мне самой до чертиков страшно.

— Нет, — возразил Холден и сам удивился, сколько злости прозвучало в его голосе, — тебе не страшно. Тебя не было на Эросе, когда там вырвалась эта дрянь, ты не…

— Эй, я там была. Может, не видела худшего, что досталось вам, — сохраняя спокойствие, продолжала Наоми, — зато я помогала тащить в медотсек то, что осталось от вас с Миллером. И видела, как ты там норовил отдать концы. Нельзя винить Фреда только потому…

— Прямо сейчас — в эту самую минуту Ганимед, может быть, превращается в…

— Нет!

— Да. Это реально. Возможно, мы оставили на смерть пару миллионов ни о чем таком не подозревающих людей. Помнишь Мелиссу и Сантичая? А теперь представь, как их разделывают на куски, чтобы слепить то, что сочтет нужным протомолекула. Мысленно расчлени их на части потому что вирус, если прорвется на Ганимед, именно это и сделает.

— Джим, — теперь в голосе Наоми звучало предостережение, — я как раз об этом и говорю. Какие бы чувства тебя ни обуревали — это не доказательство. Ты готов обвинить человека, которого год считал другом и покровителем, в убийстве населения целой луны. Фред, которого мы знаем, на это не способен. И ты к нему несправедлив.

Холден рывком сел на койке. От обиды за непонимание ему стала неприятна даже ее физическая близость.

— Я отдал Фреду последние образцы. Отдал, и он, глядя мне в глаза, поклялся их не использовать. Но там, внизу, я видел иное. Ты назвала его другом, но Фред всегда преследовал собственные цели. Он и нам помогал ради политического выигрыша.

— Опыты на похищенных детях? — спросила Наоми. — Целая луна — самая важная для внешних планет — под угрозой, если не просто уничтожается? Ты видишь в этом смысл? Похоже ли такое на обычное поведение Фреда Джонсона?

— Для АВП Ганимед еще нужнее, чем для внутренних планет, — сказал Холден, признавая наконец мысль, испугавшую его при первом взгляде на черные волокна. — А внутренние его не отдадут.

— Перестань, — попросила Наоми.

— Может, он надеялся их отогнать или обменять протомолекулу на луну. Это, между прочим, объясняет активное движение кораблей внутренних планет, которое мы видели…

— Нет, хватит, — оборвала Наоми. — Не желаю сидеть и слушать, как ты сам себя уговариваешь.

Холден попытался продолжать, но Наоми тоже села и мягко закрыла ему рот ладонью.

— Мне не нравится этот новый Джим Холден, в которого ты превращаешься. Тот, что без разговоров тянется к оружию. Я понимаю: служба костоломом в АВП — дерьмовая работа и тебе, ради защиты Пояса, пришлось делать гнусные вещи. Но тогда ты оставался собой. Я видела, как ты мечешься внутри, выжидая время, чтобы вернуться.

— Наоми, — сказал он, отводя ее руку.

— А тип, который готов устроить бойню на улицах Тихо, — это вовсе не Джим Холден. Я не знаю этого человека, — сказала она и вдруг нахмурилась. — Нет, я его знаю. Только зовут его — Миллер.

Самым ужасным для Холдена оказалось ее спокойствие. Она не повышала голоса, не выказывала гнева. Бесконечно страшнее была эта смиренная грусть.

— Если ты теперь стал таким, высади меня где-нибудь. Нам больше не по дороге, — сказала она. — Я ухожу.

Глава 23 Авасарала

Авасарала стояла у окна, вглядываясь в утреннюю дымку. Вдали взлетел транспортный корабль. Он завис на выхлопном столбе, как на колонне из белоснежного облака, а потом исчез. У Авасаралы ныли плечи. Она знала, что часть фотонов, влетающих сейчас ей в зрачок, были выброшены взрывом, полыхнувшим несколько минут назад. Станция Ганимед, некогда самое безопасное место вне земной атмосферы, стала полем боя, а теперь — пустыней. Выделить из космических лучей свет ее гибели казалось не легче, чем выхватить из океана молекулу соли, но свет ее гибели был здесь, и от этого под ложечкой словно лежал камень.

— Могу запросить подтверждение, — предложил Сорен. — Нгайен должен подать рапорт командованию в течение восемнадцати часов. Когда мы его получим…

— Мы уже знаем, что там будет написано, — фыркнула Авасарала. — Могу пересказать. «Силы марсиан заняли угрожающие позиции, и мне пришлось реагировать агрессивно». На-на-на три хрена. Где он взял корабли?

— Он адмирал, — сказал Сорен. — Думаю, привел их с собой.

Авасарала обернулась. Парень имел усталый вид. Он бегал с самого рассвета. Как и все они. В его глазах виднелись красные жилки, кожа была бледная и влажная.

— Я сама растрепала его группу сопровождения, — сказала Авасарала. — Я свела ее к кучке корабликов, которую можно утопить в луже. А он объявился с огневой поддержкой, которой хватило на марсианский флот?

— Очевидно, — признал Сорен.

Авасарале хотелось плюнуть под ноги. Рокот двигателя наконец докатился от места взлета транспорта, приглушенный и сглаженный расстоянием. Ее измученный бессонницей мозг усмотрел в этом сходство с политикой в системе Юпитера и в Поясе. Что-то происходит, ты это видишь — но осознаешь только постфактум. Когда уже слишком поздно.

Она допустила ошибку. Нгайен — из ястребов войны. Из тех неповзрослевших подростков, что любую проблему надеются разрешить стрельбой. Во всех его действиях тонкости было — как в свинцовой трубе, врезавшей по колену, — до сих пор. А теперь он сумел тайно от нее восстановить свою группу поддержки. И оттеснил ее от переговоров с марсианами.

А значит, это не его работа. У Нгайена нашелся патрон или даже целая группа заговорщиков. Авасарала не видела в нем серьезного противника, и потому тот, кто играет руками Нгайена, застал ее врасплох. Предстояло вести бой с тенью, а она ненавидела такие игры.

— Нужно больше света, — сказала она.

— Простите?

— Узнайте, где он раздобыл корабли, — объяснила Авасарала. — Пока не узнаете, спать не ложитесь. Мне нужен полный отчет. Откуда, по чьему приказу, под каким предлогом? Всё.

— И еще маленького пони,[66] мэм?

— Непременно, черт вас побери! — Авасарала чуть расслабилась. — Вы хороший работник. Когда-нибудь получите и настоящую работу.

— Жду с нетерпением, мэм.

— Она еще здесь?

— За своим столом, — кивнул Сорен. — Прислать?

— Обязательно.

Когда Бобби с тонким листком в руке вошла в дверь, Авасарала в который раз заметила, как неуместно она здесь выглядит. Дело было не только в марсианском акценте, не только в телосложении человека, выросшего при малом марсианском тяготении. Среди множества политиков эта женщина выделялась особой телесной крепостью. По ней тоже было видно, что ее подняли среди ночи, но Бобби это только украшало. Пригодится оно или нет, это стоило запомнить.

— Что у вас? — спросила Авасарала.

Десантница нахмурилась одними бровями.

— Я пробилась к паре представителей штаба. Обо мне никто из них понятия не имеет. Я, наверное, дольше втолковывала им, что работаю на вас, чем говорила о Ганимеде.

— Урок на будущее. Марсианские чиновники тупы и корыстны. Что они говорят?

— Долгая история.

— Вкратце.

— Вы в нас стреляли.

Авасарала откинулась в кресле. Болела спина, ныли колени, узел, свитый из печали и гнева, стягивал сердце туже обычного.

— Кто же, как не мы, — сказала она. — Что мирная делегация?

— Уже улетела, — сообщила Бобби. — Завтра выпустят пресс-релиз о том, как Земля обманула доверие. Пока что они ссорятся насчет подбора слов.

— Каких именно слов и какая сторона какие выбирает? — потребовала Авасарала.

— Не знаю. Это важно?

— Конечно важно. Разница между «Переговоры сорваны по вине ООН» и «Переговоры срываются по вине ООН» может обойтись в сотни жизней. В тысячи.

Авасарала постаралась проглотить раздражение. Само собой это не приходит.

— Хорошо, — сказала она. — Постарайтесь раздобыть мне еще что-нибудь.

Бобби протянула бумагу. Авасарала взяла.

— Что за фигня?

— Прошение об отставке, — объяснила Бобби. — Я подумала, что вы захотите оформить все по правилам. Мы теперь воюем, и меня отзывают назад. Получу новое назначение.

— Кто вас отозвал?

— Пока никто, — призналась Бобби, — но…

— Присядьте, будьте добры. Я вам словно со дна колодца ору.

Десантница села. Авасарала набрала в грудь воздуха.

— Вы хотите меня убить? — Бобби моргнула, но Авасарала властно вскинула руку, помешав ей ответить. — Я — одна из самых влиятельных персон в ООН. Мы воюем. Хотите меня убить?

— Я… а как вы думаете?

— Не хотите. Вы хотите узнать, кто убил ваших людей, и хотите, чтобы политики перестали смазывать колесики кровью марсиан. И знаете ли, черт побери, я тоже этого хочу.

— Но я в действительном составе марсианской армии, — сказала Бобби. — Продолжая работать на вас, я совершаю измену. — В ее голосе не было ни упрека, ни обвинения.

— Вас не отзывали, — сказала Авасарала, — и не отзовут. Кодекс дипломатических контактов в военное время у вас и у нас практически одинаков: в нем десять тысяч страниц мелкого шрифта. Если вы прямо сейчас получите приказ, я запрошу столько разъяснений и уточнений, что вы умрете от старости в этом самом кресле. Если бы вы просто хотели убивать ради Марса, лучшей мишени, чем я, вам было бы не найти. А если вы хотите прекратить эту идиотскую войну и разобраться, какой хрен за ней стоит, возвращайтесь за стол и узнайте, кто какие формулировки предлагает.

Бобби долго молчала.

— Для вас это риторический прием, — наконец заговорила она, — но я вижу немало серьезных причин вас убить. И могу это сделать.

Холодок пробежал по спине Авасаралы, но не коснулся ее лица.

— Постараюсь впредь не злоупотреблять этим приемом. А теперь идите работать.

— Да, мэм, — отчеканила Бобби и вышла.

Авасарала выдохнула, раздувая щеки. Уговаривать марсианскую десантницу убить ее в ее собственном кабинете! Ей до хрена необходим сон. По связи пришел внеочередной доклад с меткой «весьма важно»: поверх обычного рисунка дисплея высветился красный флажок. Авасарала щелкнула прием, ожидая очередных дурных вестей с Ганимеда.

Но речь шла о Венере.

Еще несколько часов назад «Арбогаст» был истребителем третьего поколения, построенным на верфях Буша тринадцать лет назад, а позднее переоборудованным под военное судно-лабораторию. Последние восемь месяцев он крутился по орбите вокруг Венеры. Большая часть данных активного сканирования приходила Авасарале с него.

Сейчас она наблюдала событие, пойманное двумя лунными телескопами с широким спектром действия, случайно наведенными под нужным углом. Его же транслировала оптика десятков кораблей. Все данные были идеально согласованны.

— Еще раз, — попросила Авасарала.

Майкл Джон де Утюрбе числился полевым техником во времена их первого знакомства, тридцать лет назад. С тех пор он стал фактическим главой особого научного комитета и женился на соседке Авасаралы по университетскому общежитию. Волосы у него за это время частично выпали, частично поседели, темно-коричневая кожа уже не так туго обтягивала кости, зато марку цветочного одеколона он так и не сменил.

И остался тем же сверхзастенчивым, необщительным человеком. Она знала, что нельзя задавать ему лишних вопросов, иначе спугнешь. Его маленький захламленный офис располагался в четверти мили от ее кабинета, и за последнее десятилетие Авасарала виделась с Майклом Джоном пять раз: когда ей необходимо бывало быстро разобраться в темном и сложном вопросе.

Он дважды стукнул по ручному терминалу, перезагрузив запись. «Арбогаст», еще целый, подробно раскрашенный компьютерной программой, снова поплыл над морем венерианских облаков. Двинулся счетчик времени: секунда за секундой.

— Поясни, — попросила она.

— Ну смотри. Мы начинаем с пика. Такой же всплеск, какой наблюдался, когда на Ганимеде началась вся чертовщина.

— Роскошно. Уже второе наблюдение.

— Этот произошел до боя, — продолжал ученый, — за час или чуть меньше.

Этот всплеск произошел, когда бой вел Холден. Которого она не успела задержать. Но каким образом Венера отзывается на действия Холдена на Ганимеде? Неужели и в той перестрелке участвовал монстр Бобби?

— Потом радиосигнал. Вот… — он остановил запись, — здесь. Мощный взмах луча между третьей и седьмой секундами. Оно искало, но где искать — знало заранее. Думаю, все дело в активном сканировании. Привлек к себе внимание.

— Понятно.

Майкл Джон снова запустил запись. Картинка стала более зернистой. Инженер удовлетворенно хмыкнул.

— Это было интересно, — сообщил он так, словно в остальном ничего особенного не видел. — Какое-то пульсирующее излучение. Нарушило работу всей оптики, кроме лунной установки, строго ограниченной видимым диапазоном. Правда, это длилось всего десятую долю секунды, а дальше пошло нормальное сенсорное сканирование.

У Авасаралы на языке вертелось: «Ты разочарован?» — но жуть предстоящего удержала ее от шутки. «Арбогаст» вместе с 572 живыми душами на борту распадался перед нею, словно облако, от которого ветер отрывает клочья. Пластины корпуса отшелушивались аккуратными ровными рядами. Разваливались опорные конструкции и палубы. Отделился и ушел из поля зрения машинный отсек. У нее на глазах всю команду выбрасывали в вакуум. Они умирали, но пока еще не умерли. То, что запись походила на компьютерную игру-конструктор — там жилые отсеки, тут машинный зал, поверни, как надо, и совмести, — делало ее еще более чудовищной.

— А вот здесь особенно интересно. Майкл Джон опять остановил кадр. — Смотри, я увеличу изображение.

«Не показывай, — чуть не взмолилась Авасарала. Не хочу видеть, как они гибнут».

Однако техник приблизил не участок с людьми, а сложный соединительный узел. Он давал увеличение постепенно, рывок за рывком, пока картинка не затуманилась.

— Абляция?[67] — спросила она.

— А? Нет-нет, смотри, я еще приближу.

Изображение снова дернулось к ней. Иллюзию дымки создавало множество мелких металлических частиц: болтов, гаек, шайб, клемм. Авасарала прищурилась. Не просто облачко — металлические предметы, как железные опилки в магнитном поле, выстраивались по силовым линиям.

— «Арбогаст», — заговорил Майкл Джон, — был не разрушен, а разобран. Похоже, разборка происходила в пятнадцать приемов, каждая волна снимала один уровень механизмов. Ободрали его до косточек.

Авасарала глубоко вздохнула, потом еще, еще, пока не совладала с рыдающими всхлипами, не загнала благоговейный ужас в глубину сознания.

— Кто это сделал? — наконец спросила она.

Вопрос был риторическим. Конечно, на него нет ответа. Сделать такое не в человеческих силах. Но Майкл Джон понял ее иначе.

— Аспиранты, — легко ответил он. — Мы так сдавали экзамен по промышленному дизайну. Мы получали механизм, и нужно было его разобрать и понять, как он действует. Если ты изобретал непредусмотренное применение, оценка повышалась. — Помолчав немного, он меланхолично добавил: — Нам, конечно, полагалось потом собрать все, как было.

На экране между тем нарушился строгий порядок плавающих в пространстве металлических мелочей: болты и блоки, большие керамические пластины и мелкие клеммы перемешались, утратив связь с направляющей их силой. От начала до конца — семьдесят секунд. Чуть больше минуты. И ни одного ответного выстрела. Да и куда было стрелять?

— Команда?

— С них оно содрало скафандры. Разбирать тела не стало. Может, восприняло их как цельные единицы; или оно уже знает о человеческой анатомии все, что требуется.

— Кто это видел?

Майкл Джон поморгал, пожал плечами и еще поморгал.

— Эту или другие версии? Такая, в высоком разрешении, у нас всего одна, но ведь мы имеем дело с Венерой. Все, кто смотрел, те и видели. Это тебе не закрытая лаборатория.

Авасарала прикрыла глаза, сжала пальцами переносицу, словно страдала от головной боли. Маска. Лучше пусть думают, что ей больно. Пусть думают, что она сердита. Она словно со стороны наблюдала охвативший ее приступ страха. Затрясло. К глазам подступили слезы, но она кусала губу, пока не загнала их обратно. Вызвала на ручном терминале список контактов. С Нгайеном, даже если он в пределах доступа, говорить было не о чем. Нетлфорд с дюжиной кораблей гнал к Церере, да и в нем она не чувствовала уверенности. Соутер.

— Сможешь передать эту версию адмиралу Соутеру?

— О, никак. Запрещена к распространению.

Авасарала пустыми глазами уставилась на него.

— Ты снимаешь запрет?

— Разрешаю передачу адмиралу Соутеру. Пожалуйста, пошли сейчас же.

Майкл Джон покивал и кончиками мизинцев стал печатать. Авасарала со своего терминала послала Соутеру простое сообщение: «Посмотрите и свяжитесь со мной». И встала, ощутив, как ноют ноги.

— Рад был тебя повидать, — не глядя на нее, сказал Майкл Джон. — Надо бы как-нибудь собраться, поужинать вместе.

— Как-нибудь, — ответила она и вышла.

В женском туалете было холодно. Авасарала наклонилась над раковиной, прижав ладони к граниту. Она не привыкла ни бояться, ни благоговеть. Всю жизнь она управляла: уговаривала, запугивала или дразнила, пока жизнь не сворачивала на избранный ею курс. Редкие случаи, когда мир отказывался ей подчиняться, преследовали Авасаралу до сих пор: землетрясение в Бенгале, запомнившееся с детства; шторм в Египте он на четыре дня запер их с Арджуной в номере отеля, а запасы еды иссякали; смерть сына. Каждый раз, когда ее вечные претензии на власть и гордость оборачивались против нее, она потом много недель ночами до боли стискивала кулаки, отгоняя кошмары.

Сейчас было хуже. Прежде ее утешала мысль, что Вселенная действует непреднамеренно. Все те ужасы порождались случайным совпадением бессмысленных сил. С гибелью «Арбогаста» иное. Тут действовала нечеловеческая воля. Это было все равно, что взглянуть в лицо Богу и не увидеть в нем жалости.

Дрожащей рукой она вытащила терминал. Арджуна ответил почти сразу. По сжатым губам и особой мягкости взгляда она поняла, что муж уже видел какую-то версию случившегося. И думал не о судьбах человечества, а о ней. Авасарала попыталась улыбнуться, но это оказалось последней каплей. По щекам покатились слезы. Арджуна тихо вздохнул и опустил взгляд.

— Я тебя очень люблю, — сказала Авасарала. — Зная тебя, я могу вынести невыносимое.

Муж улыбнулся. Морщинки были ему к лицу. С возрастом он стал красивее. Словно круглолицый, до смешного серьезный паренек, пробиравшийся ночью к ее окну, чтобы почитать стихи, только готовился стать таким.

— Я тебя люблю. Я всегда тебя любил и, если у нас будет следующая жизнь, стану любить тебя и тогда.

Авасарала коротко всхлипнула, утерла слезы и кивнула:

— Тогда все хорошо.

— И снова за работу?

— Снова за работу. Вернусь, наверное, поздно.

— Я буду дома. Можешь меня разбудить.

Минуту они помолчали, потом Авасарала прервала связь. Адмирал Соутер молчал. Эрринрайт не вызывал. Мысль металась, как терьер, облаивающий грузовик. Она встала и вынудила себя передвигать ноги. Простое физическое усилие как будто прочистило голову. Маленький электрокар готов был отвезти ее к кабинету, но она пошла пешком и, пока добралась, почти успокоилась.

Бобби, ссутулившись, сидела за столом. Рядом с этой горой женского тела мебель казалась позаимствованной из детсада. Сорен куда-то ушел, и это было хорошо. Военному делу его не обучали.

— Итак, предположим, вы окопались перед лицом серьезной угрозы, — начала Авасарала, присев за стол Сорена. — Скажем, вы на Луне, а некая третья сила швырнула в вас комету. Массивная атака, понимаете?

Бобби взглянула на нее сперва с недоумением, но потом, пожав плечами, поддержала игру:

— Предположим.

— Какая причина заставит вас выбрать именно этот момент, чтобы ввязаться в драку с соседом? Вы потеряли голову от страха? Или подозреваете, что комету швырнул тот мерзавец? Или это просто глупость?

— Речь о Венере и боях в системе Юпитера, — поняла Бобби.

— Метафора охренеть какая прозрачная, — признала Авасарала. — Так в чем причина?

Бобби качнулась на стуле. Пластиковые ножки под ней заскрипели. Десантница сощурила глаза, открыла рот, закрыла, нахмурилась и все-таки заговорила:

— Я собираю силы. Если я истрачу все резервы на отражение кометы, то, как только угроза минует, я проиграла. Сосед застанет меня без штанов. Бах! А если я сперва напинаю ему задницу, то, когда все кончится, победа за мной.

— Но если бы вы объединились…

— Для этого соседу надо доверять, — покачала головой Бобби.

— Вам обоим на головы падает миллион тонн льда. Почему бы не довериться ближнему?

— Зависит от обстоятельств. А если он землянин? — сказала Бобби. — В системе три основные военные силы, плюс сколько-то могут собрать астеры. За трехсторонним противостоянием долгая история. Кто-то хочет иметь на руках все козыри к тому времени, когда наконец случится то, что готовится на Венере.

— И если обе стороны — Земля и Марс — рассуждают так же, мы потратим все силы на подготовку к следующей войне.

— Угу, — согласилась Бобби, — и вместе проиграем эту.

Глава 24 Пракс

Пракс находился в своей каюте. Он знал, что для корабля это большое помещение. Можно даже сказать, просторное. Но все жилье здесь было меньше его спальни на Ганимеде. Он сидел на гелевом матрасе, прижатый к нему гравитацией ускорения, от которой руки и ноги казались слишком тяжелыми, и размышлял, не могла ли внезапная перегрузка — а особенно постоянные перемены силы тяжести, неизбежные в космическом перелете, — запустить некий эволюционный механизм восстановления душевного и физического здоровья. Сила, прижимавшая его к постели или к полу, так напоминала обычную усталость, что легко верилось: стоит хорошенько выспаться — и все пройдет, все наладится.

— Вероятно, твоя дочь погибла, — произнес он вслух и выждал, наблюдая за реакцией тела. — Мэй, вероятно, мертва.

На этот раз он не разрыдался: прогресс.

Ганимед остался в полутора сутках пути, и его уже не было видно невооруженным глазом. Юпитер, отражавший свет Солнца, походившего отсюда на очень яркую звезду, превратился в смутный диск, цветом и формой похожий на розовый ноготок. Рассудком Пракс сознавал, что падает к Солнцу, от системы Юпитера к Поясу. Через неделю светило вырастет вдвое против теперешнего, хотя все равно останется крошечным. Перед огромностью этих расстояний, непостижимых человеческим опытом, все выглядело незначительным. Никуда не денешься: его не было рядом, когда Бог творил горы — на Земле, на Ганимеде и еще дальше и темноте. Пракс сидел в металлокерамической коробочке, которая обменивала материю на энергию, чтобы перебросить полдюжины приматов через вакуум, превосходящий по объему миллионы океанов. В сравнении с этим могло ли что-то быть важным?

— Вероятно, твоя дочь мертва.

На этот раз слова застряли в горле и едва не задушили его.

«Все это, — рассуждал он, — от внезапного ощущения безопасности». На Ганимеде страх заглушал все чувства. Страх перед голодом, и привычная рутина, и постоянная возможность что-то делать, пусть даже без результата. Еще раз проверить списки, отстоять очередь в службу безопасности, пробежаться по коридорам, подсчитывая новые пулевые оспины.

На «Росинанте» ритм жизни поневоле замедлился. Ему пришлось остановиться. Делать было нечего, предстояло переждать долгое падение в сторону Солнца, к станции Тихо. Пракс не мог найти для себя занятия. Раньше была станция — пусть раненая и умирающая, — была погоня. А здесь только отведенная ему каюта, ручной терминал и тренировочный костюм на несколько размеров больше, чем нужно. И маленькая коробочка туалетных принадлежностей. Все, что ему осталось. Но при этом пищи и чистой воды хватало, чтобы мозг снова начал работать.

С каждым часом Пракс как будто все больше просыпался. Он понял, как сильно пострадали его тело и разум, только когда началось улучшение. То и дело он воображал, что уже вернулся к норме, но какое-то время спустя убеждался: нет, может быть и еще лучше.

Так он и изучал сам себя, ощупывая рану посреди своего маленького мира, как исследуют языком дыру на месте зуба.

— Твоя дочь, — проговорил он сквозь слезы, — возможно, мертва. Но если нет, ты должен ее найти.

Так было лучше. Если не лучше, то по крайней мере правильнее. Он наклонился вперед, уперев подбородок в кулаки. Осторожно представил маленькое тело Като на столе. Когда мозг взбунтовался, требуя думать о чем угодно, лишь бы не об этом, Пракс сдвинул картину и представил на месте мальчика Мэй. Тихую, спокойную, мертвую. Горе выплеснулась из пространства над животом, а Пракс наблюдал за ним, словно за чем-то посторонним.

В аспирантуре Пракс участвовал в изучении Pinus contorta. Из всех разновидностей земных хвойных деревьев сосна скрученная оказалась наиболее устойчивой к пониженной гравитации. В обязанности Пракса входило собирать опавшие шишки и выжигать из них семена. В природных условиях сосна скрученная прорастает только после пожара. Смолистые шишки лишь ярче разжигают пламя, даже ценой жизни родительского дерева. Чтобы пробиться к лучшему, семенам надо пройти через худшее. Чтобы выжить, надо пройти через смерть.

Пракс это понимал.

— Мэй умерла, — сказал он. — Ты ее потерял.

Он не ждал, что боль пройдет. Она не пройдет никогда. Но нельзя было позволить ей разрастись настолько, чтобы лишить его сил. Пракс чувствовал, что наносит себе неизлечимую душевную рану, но это входило в его план. И насколько он мог судить, план работал.

Звякнул ручной терминал — два часа истекли. Пракс тыльной стороной ладони вытер слезы, глубоко вдохнул, выдохнул и встал. «Два часа дважды в день, — решил он, — достаточно долгий срок в огне, чтобы закалиться для новой жизни, где меньше свободы и больше калорий. Хватит, чтобы держаться». Умывшись в общем туалете — команда называла его гальюном, — он прошел на камбуз.

Пилот — которого звали Алексом — стоял у кофеварки, беседуя с панелью связи на стене. Кожа у него была темнее, чем у Пракса, в редеющих черных волосах виднелись первые белые нити. И в голосе слышалась странная тягучесть, свойственная некоторым марсианам.

— Дает восемьдесят процентов и срывается.

Микрофон выдал в ответ что-то веселое и непристойное. Амос.

— Говорю тебе, клапан с трещиной, — настаивал Алекс.

— Я два раза проверял, — упорствовал из стены Амос.

Пилот взял кружку с надписью «Тихи» на боку.

— В третий раз не промахнись.

— Черт с тобой, подожди.

Пилот сделал большой глоток, причмокнул губами и, заметив Пракса, кивнул. Пракс неловко улыбнулся.

— Ну как, получше? — спросил Алекс.

— Наверное, да. Не знаю.

Алекс сел за один из столов. Обстановка здесь была военной: всюду сглаженные края и плавные изгибы вместо углов, чтобы меньше травмировать тех, кого застанут на камбузе резкие маневры. На продовольственной кладовой имелся замок с биометрией, но он был отключен. Меры повышенной секретности здесь не приветствовались. На стене буквами шириной в ладонь было выведено: «Росинант», а рядом кто-то карандашом пририсовал пучок желтых нарциссов. Букетик выглядел здесь совершенно неуместным и в то же время очень подходящим. Если подумать, то же можно было сказать почти обо всем на этом корабле. Например, о команде.

— Устроился? Тебе что-нибудь нужно?

— Все хорошо, — кивнул Пракс, — спасибо.

— Нам здорово досталось, пока выбирались. В небесах есть очень мерзкие местечки, но мне-то они все знакомы.

Пракс кивнул и достал из распределителя пищевой тубус: пасту со вкусом ячменя и меда, с неземным ароматом запеченного изюма. Не подумав, ботаник присел, и пилот понял это как приглашение к разговору.

— Ты давно на Ганимеде?

— Почти всю жизнь, — ответил Пракс. — Семья эмигрировала, когда мать была беременна. Они работали на Земле и на Луне, зарабатывали, чтобы перебраться на внешние планеты. Сначала получили контракт на Каллисто, но ненадолго.

— Астеры?

— Не совсем. Им сказали, что выгоднее наняться подальше, за Поясом. Собственно, идея состояла в том, чтобы «создать для семьи лучшее будущее». Об этом мечтал мой отец.

Алекс потягивал свой кофе.

— Праксидик, значит? Тебя назвали по спутнику?[68]

— Точно, — подтвердил Пракс. — Вышло не совсем удобно, когда выяснилось, что это женское имя, но я не особо переживал на этот счет. А моей жене — бывшей — даже нравилось. Может, она из-за имени и обратила на меня внимание. Человеку не вредно чем-то выделяться, а на Ганимеде, если раскрутишь за хвост дохлую кошку, непременно зацепишь пятерых ботаников с докторской степенью. Ну то есть раньше так было.

Пауза оказалась достаточно долгой, чтобы Пракс почуял, что последует за ней, и успел подготовиться.

— Я слыхал, у тебя дочка пропала, — сказал Алекс. — Очень сожалею.

— Она, возможно, погибла, — повторил заученную фразу Пракс.

— Это как-то связано с той лабораторией, да?

— Вероятно. Должно быть связано. Ее увели как раз перед первым инцидентом. Ее и большую часть ее группы.

— Группы?

— У нее генетическое заболевание. Преждевременное старение иммунитета Майера — Скелтона. Врожденное.

— У меня сестренка родилась с синдромом хрупких костей, — вздохнул Алекс. — Это тяжело. Потому они ее и забрали?

— Думаю, да, — сказал Пракс. — Зачем бы еще похищать такого ребенка?

— В рабство или в бордель, — мягко предположил Алекс, — но тогда не стоило бы выбирать больных детей. Вы правда видели там протомолекулу?

— Очень похоже, — сказал Пракс. Тюбик с едой остывал у него в руках. Он знал, что есть надо больше, — да и хотелось, было вкусно, — но что-то уже вертелось у него в голове. Он обдумывал все это раньше, голодным, в смятении. Но теперь, в этом благоустроенном гробу, несущемся сквозь пустоту, прежние мысли начали складываться по-другому. Эти люди избирательно нацелились на детей из группы Мэй. На детей с иммунодефицитом. И они работали с протомолекулой.

— Капитан побывал на Эросе, — сказал Алекс.

— Случившееся, верно, стало для него тяжелой потерей?

— Нет, он там не жил. Он находился на станции, когда это случилось. Мы все там побывали, но он задержался дольше нас. И видел, как это начиналось. Начальную стадию заражения, вот.

— Правда?

— Он с тех пор переменился. Я с ним летал еще на старом корыте, таскавшем лед от Сатурна к Поясу. Тогда он, по-моему, меня недолюбливал. Теперь мы одна семья. После той проклятой истории.

Пракс приложился к своему пищевому тюбику. В остывшей пасте меньше ощущался вкус ячменя и сильнее меда и изюма. Но Пракс уже не мог смаковать лакомство. Он вспомнил лицо Холдена, когда тот увидел черные волокна, вспомнил с трудом сдерживаемую панику в голосе капитана. Теперь все стало ясно.

Словно откликнувшись на его мысли, в дверях появился Холден с алюминиевой формованной коробкой под мышкой. В ее основание были встроены электромагниты. Личный сундучок, приспособленный для того, чтобы оставаться на месте даже при высоких g. Пракс и прежде видел такие, но своего не имел — до сих пор он жил в постоянном поле тяготения.

— Капитан, — небрежно салютнул Алекс, — все в порядке?

— Просто переношу кое-что на свою койку, — напряженно отозвался Холден.

Пракс резко ощутил, что он здесь чужой, но ни Алекс, ни Холден ничем этого не показали. Холден просто двинулся дальше по проходу. Когда капитан уже не мог их слышать, Алекс вздохнул.

— Что-то случилось? — спросил Пракс.

— Да. Не бери в голову, тебя это не касается. Оно давно назревало.

— Мне жаль, — выдавил Пракс.

— Ничего не поделаешь. Так или иначе, хорошо, что это кончилось, — сказал Алекс, но в его голосе слышалась тоска. Пракс решил, что пилот ему нравится.

Прогудел динамик на стене, и голос Амоса спросил:

— Ну, теперь как?

Алекс подтянул к себе панель, разгибая суставы кронштейна, и застучал пальцами одной руки, не выпуская из другой чашку кофе. Экран моргнул, переключившись на графики и таблицы данных в реальном времени.

— Десять процентов, — прочитал Алекс. — Нет, двенадцать. Заметное улучшение. Что нашел?

— Трещину в клапане, — сказал Амос. — Ну да, ты — хренов умник. Что у нас еще?

Пока Алекс стучал по пластинке терминала, вернулся, уже без сундучка, Холден.

— Причальным сенсорам досталось. Похоже, всадили несколько пуль.

— Ладно, — буркнул Амос, — задам этим шалунам головомойку.

— А может, найдешь другое занятие и не полезешь на корпус при тяге? — предложил Холден.

— Я справлюсь, кэп, — успокоил капитана Амос. Обида в его голосе различалась даже сквозь крошечный настенный динамик.

Холден покачал головой.

— Раз поскользнешься — и выхлоп разложит тебя на атомы. Оставь это техникам с Тихо. Алекс, что там у нас еще?

— Утечка памяти в навигационной системе. Возможно, неправильно срослась перегоревшая цепь, — доложил пилот. — И в грузовом отсеке по-прежнему вакуум. Радиоантенна почему-то сдохла. Ручные терминалы не разговаривают. И один из медицинских «стручков» выбрасывает неверный код, так что лучше не болеть.

Холден добрался до кофеварки и стал выбирать режим, поглядывая через плечо. На его чашке тоже была надпись «Тахи». Пракс только сейчас сообразил, что видит эту надпись повсюду, и удивился: что бы она могла значить?

— Грузовой отсек нуждается в эвакуации содержимого?

— Не знаю, — сказал пилот. — Сейчас гляну.

Холден вынул из кофеварки чашку и легонько погладил крышку машины — словно кота приласкал. Пракс вдруг решился:

— Простите, капитан Холден, — робко начал он, — я подумал: если радио починят или если направленный луч действует, нельзя ли мне поработать на связи?

— Мы вроде как стараемся не шуметь, — напомнил Холден. — Что ты хочешь передать?

— Мне нужно кое-что разузнать, — объяснил Пракс. — Разобраться с записью похищения Мэй. Там есть кадры женщины, участвовавшей в похищении. И если удастся, хорошо было бы узнать, куда подевался доктор Стрикланд… Со дня ее похищения я натыкался на блок системы. Даже если дело просто в том, что служба безопасности закрыла общедоступную базу данных, начинать надо оттуда.

— Какое-никакое занятие, чтобы не киснуть всю дорогу до Тихо, — кивнул Холден. — Хорошо, я скажу, чтобы Наоми сделала тебе допуски к системе связи «Роси». Не знаю, найдется ли что в файлах АВП, но их тоже стоит проверить.

— Да?

— Конечно, — сказал Холден, — у них очень приличные распознающие программы. Они защищены периметром секретности, так что запрос придется сделать кому-то из нас.

— А это ничего? Не хотелось бы вовлекать вас в неприятности с АВП.

Холден ответил доброй, светлой улыбкой.

— Вот уж о чем не беспокойся. Ну, Алекс, что у тебя? — обратился он к пилоту.

— Похоже, входной люк не герметичен… это мы и так знали. Кажется, попадание пробило в нем дыру. Там действует видео… погоди-ка.

Холден встал у Алекса за плечом. Пракс, проглотив еще порцию пасты, тоже поддался любопытству. Картинка занимала угол дисплея не шире ладони. Электромагнитные крепления удержали большую часть груза на платформе у широкой двери, но некоторые ящики сорвались и разбились, разбросав содержимое по отсеку. Тяга притянула их к полу. От этого комната выглядела неестественно, как на рисунках Эшера. Алекс развернул окно во весь экран, приблизив изображение люка. В одном углу толстая металлическая пластина прогнулась внутрь, в трещинах блестели наружные слои обшивки. В дыру виднелась россыпь звезд.

— Ну, тут хоть все ясно, — заметил Алекс.

— Чем это попало? — спросил Холден.

— Не знаю, кэп, — ответил пилот. — Следа ожога не видно, а гауссов снаряд не прогнул бы металл внутрь, а просто пробил бы дыру. И внутренняя переборка держит воздух, значит, то, что туда влетело, там и осталось.

Алекс еще увеличил изображение, осматривая края раны. Действительно, следов воздействия высокой температуры на них не наблюдалось, но на металле люка и палубы виднелись крошечные черные кляксы. Пракс нахмурился, открыл было рот, но заговорить не решился.

Его мысль высказал Холден:

— Алекс, это отпечатки ладоней?

— Похоже на то кэп, но…

— Веди дальше. Осмотри палубу.

Они были маленькими, неяркими. На мелком изображении легко терялись. Но они были — следы ног, вымазанных в чем-то черном — а некогда, как догадывался Пракс, красным. Отчетливые отпечатки пяти босых пальцев. Длинное размазанное пятно.

Пилот шел по следу.

— Говоришь, в отсеке полный вакуум? — спросил Холден.

— Уже тридцать шесть часов как вакуум, сэр, — подтвердил пилот. Шутки кончились. Все собрались и подтянулись.

— Веди дальше, — приказал Холден.

— Слушаюсь.

— О, стоп. Что это?

Тело свернулось в позу эмбриона, только ладони были уперты в переборку. Лежало совершенно неподвижно, словно прижатое к палубе перегрузкой. Тело было угольно-черным, с красными пятнами крови. Пракс не сумел различить, мужчина это или женщина.

— Алекс, у нас заяц?

— В описи груза он точно не числится, сэр.

— И что, этот парень покорежил мой корабль голыми руками?

— Похоже на то, сэр.

— Амос? Наоми?

— Я тоже вижу, — раздался из динамика голос Наоми.

Одновременно с ней тихо присвистнул Амос. Пракс вспоминал разгромленную лабораторию, останки не успевших вступить в бой охранников, разбитое стекло и черные волокна. Вот он — эксперимент, вышедший из-под контроля в той лаборатории. Он пробежал по холодной мертвой поверхности Ганимеда и дождался попутного корабля. По коже у Пракса ползали мурашки.

— Ну-ну, — протянул Холден. — Но он мертв, верно?

— Не думаю, — сказала Наоми.

Глава 25 Бобби

Ручной терминал заиграл зорю в половину пятого — время, которое они называли «темной половиной», когда Бобби еще служила в десанте и могла ворчать вместе с сослуживцами. Она оставила терминал в гостиной, рядом с откидной кушеткой, на которой устроилась спать, и громкость установила такую, что, окажись она рядом, в ушах бы зазвенело. Но к моменту побудки Бобби уже час как была на ногах. В тесную ванную звук доносился словно из глубокого колодца и раздражал лишь слегка. Звук эха напомнил Бобби, что она так и не обзавелась мебелью и портьерами.

Ну и что? Все равно в гости к ней никто не ходит.

Побудка была жестоким издевательством над собой. Марсианский десант возник через сотни лет с тех времен, когда трубы и барабаны считались удобным сигналом для войска. Бобби впервые услышала утреннюю зорю в видео по военной истории. И с радостью поняла, что, как бы ни резала слух марсианская побудка — серия немелодичных электронных гудков, — древним землянам по утрам приходилось много хуже.

Только Бобби больше не служила в марсианском десанте.

— Я не изменница, — обратилась она к отражению в зеркале.

Зеркало ответило недоверчивым взглядом.

— Я не изменница, — невнятно пробурчала она с зубной щеткой во рту. — Нет!

Нет — хоть и стоит в ванной комнате ооновской квартиры, чистит зубы земной пастой и полощет рот земной водой. Она не изменница, пока до крови надраивает десны доброй марсианской зубной щеткой.

— Нет! — повторила она, с вызовом глянув на свое отражение.

Уложив щетку в футляр для туалетных принадлежностей, Бобби отнесла его в гостиную и запихнула в солдатский ранец. Когда придет вызов из дома, на сборы времени не будет. А вызов придет. Она установила приоритетный сигнал на ручном терминале, окружив красной рамкой буквы «МРК-ДФ»[69] Она по-прежнему принадлежала к своим.

И оставалась здесь не потому, что предала.

Разгладив форму, она сунула в карман затихший терминал и, уже выходя, проверила в зеркале прическу. Волосы были стянуты «булочкой» так туго, что заменяли подтяжку кожи, и каждый волосок лежал на своем месте.

— Я не изменница, — повторила она. Зеркало в прихожей приняло эту мысль более снисходительно, чем зеркало в ванной. — Вот так! — рявкнула Бобби и захлопнула за собой дверь.

Она вскочила на мопед с электромотором в кампусе ООН они попадались на каждом шагу — и за три минуты до пяти была в офисе. Сорена она застала на месте. Как бы рано ни появилась Бобби, она неизменно видела Сорена уже работающим. То ли он так и ночевал за столом, то ли подглядывал, на какое время она ставит будильник.

— Бобби, — поздоровался он, даже не пытаясь изобразить искреннюю улыбку.

Не найдя в себе сил ответить на приветствие, Бобби просто кивнула и рухнула на свой стул. Один взгляд на затемненное окошко кабинета Авасаралы подсказал, что хозяйка еще не пришла. Сорен переслал на терминал Бобби список дневных заданий.

— Она велела мне многих добавить, — сказал он, подразумевая людей, с которыми Бобби в роли агента марсианской армии должна была связаться. — Ей непременно нужно заполучить первый черновик марсианского заявления по поводу Ганимеда. На сегодня это первоочередное задание, о'кей?

— Зачем? — не поняла Бобби. — Окончательный вариант был опубликован вчера, мы оба его читали.

— Бобби! — Вздох Сорена говорил, как он устал объяснять ей самые простые вещи, но улыбка подсказывала, что усталость поддельная. — Это входит в правила игры. Марс выпускает заявление, осуждающее наши действия. Мы обходными каналами получаем черновик. Если он оказывается более резким, чем окончательная версия, значит кто-то из дипкорпуса настоял на смягчении формулировок. Значит, они стремятся избежать эскалации. Если заявление резче, чем черновик, значит они сознательно наращивают напряженность, провоцируя нас на ответ.

— Но если им известно, что вы получите черновик, какой в этом смысл? Они сами могут организовать утечку, чтобы внушить вам то, чего хотят.

— Вот, наконец-то вы ухватили! — обрадовался Сорен. — Очень полезно знать, что хочет внушить вам противник. Это помогает разобраться в том, что он думает. Так что раздобудьте черновики. До конца дня, о'кей?

«Но ведь со мной никто больше не захочет разговаривать, потому что я теперь — ручная зверушка ООН; хоть я и не изменница, все меня такой считают».

— О'кей.

Бобби развернула на экране новый список и ввела первый запрос на связь.

— Бобби! — заорала из-за своего стола Авасарала.

Существовало множество электронных устройств для вызова, но Авасарала ни разу на ее памяти ими не пользовалась. Бобби выдернула из ушей наушники и встала. Сорен подмигнул ей, причем как-то телепатически, не шевельнув ни одним мускулом на лице.

— Мэм? — спросила Бобби, переступая порог кабинета. — Вы звонили?

— Умников никто не любит, — проворчала Авасарала, не поднимая головы от терминала. — Где черновик? Время уже к обеду.

Бобби чуть подтянулась и стиснула ладони за спиной.

— Мэм, с сожалением сообщаю, что не нашла никого, кто согласился бы передать мне черновик доклада.

— Это что, стойка «смирно»? — спросила Авасарала, подняв взгляд. — Боже мой, я не собиралась отправлять вас на расстрел. Вы весь список перебрали?

— Да, я… — Бобби запнулась, перевела дыхание и, сделав еще несколько шагов к столу, тихо сказала: — Со мной никто не разговаривает.

Старуха подняла белоснежные брови.

— Интересно.

— Разве? — сказала Бобби.

Авасарала улыбнулась ей настоящей теплой улыбкой и разлила чай из чугунного чайничка в две маленькие чашки.

— Садитесь, — предложила она, махнув на стул у самого стола. Бобби осталась стоять, и тогда Авасарала добавила: — Серьезно, не стойте столбом. После пяти минут разговора с вами мне целый час шею не распрямить.

Бобби села, помялась и взяла одну чашечку. Чаю в ней было на один глоток, и пах этот темный напиток не слишком приятно. Бобби хлебнула и обожгла язык.

— Это лапсан-сушонг, — объяснила Авасарала, — мне его муж покупает. Что вы скажете?

— Скажу, что пахнет он как носки хобо,[70] — ответила Бобби.

— Не буду спорить, но Арджуна его любит, да и чай не так плох, если привыкнуть.

Бобби кивнула, сделала еще глоток, но не ответила.

— Ну так вот, — продолжала Авасарала, — вы — марсианка, которую обидели свои и переманила на другую сторону могущественная старуха, в чьих руках хватает блестящих приманок. Вы — худшая из изменников, поскольку все, что случилось с вами на Земле, — следствие ваших амбиций.

— Я!..

— Прикуси язык, детка, когда взрослые разговаривают.

Бобби заткнулась и допила кошмарный чай.

— Однако, — продолжала Авасарала с той же сладкой улыбкой на морщинистом лице, — угадайте, через кого бы я стала пересылать дезинформацию, будь я на той стороне?

— Через меня, — сказала Бобби.

— Верно. Поскольку вам отчаянно необходимо выслужиться перед новым начальством, а они могут всучить откровенную фальшивку и их совершенно не волнует, что вам за это будет. Работай я в марсианской контрразведке, я бы уже завербовала вашего лучшего друга и через него завалила вас ложными сведениями.

«Все мои лучшие друзья погибли», — подумала Бобби.

— Но никто…

— Никто из ваших не хочет с вами разговаривать. Что означает одно из двух. Или они еще пытаются вычислить, чего ради я вас тут держу, или у них нет никакой дезинформации, потому что они в таком же недоумении, как и мы. В ближайшую неделю или около того с вами кто-то свяжется. Обратятся с просьбой сливать информацию из моего кабинета, но попросят так, что под этим предлогом сольют поток «дезы». Если вы сохранили им верность и станете шпионить — это будет отлично. А если сообщите об их просьбе мне — тоже отлично. Если им посчастливится, они добьются и того и другого.

Бобби поставила чашку на стол. Сжала кулаки.

— Вот за это, — сказала она, — все и ненавидят политиков.

— Нет. Нас ненавидят за то, что у нас власть. Бобби, вам не нравится такой ход мыслей, и я это уважаю. Но у меня нет времени все вам растолковывать. — Улыбка исчезла, как не бывало. — А потому просто примите как данность, что я знаю, что делаю, и если я требую от вас невозможного, так это потому, что ваша неудача в данном случае нужна для дела.

— Для дела?

— Мы здесь все в одной команде. В команде «Давайте не погибнем все вместе», разве не так?

— Так, — согласилась Бобби и оглянулась на алтарь. Будда безмятежно улыбнулся ей. Он словно тоже говорил: «Ты в команде». — Да, так.

— Тогда валите отсюда на хрен и начинайте обзванивать всех заново. На сей раз с подробными заметками, кто отказался вам помочь и какова формулировка отказа. Ясно?

— Приказ принят, мэм.

— Хорошо. — Авасарала снова ласково улыбалась. Убирайтесь из моего кабинета.

Иногда неприязнь вызревает по мере знакомства, но Сорен не понравился Бобби с самого начала. А просидев с ним бок о бок несколько дней, она разозлилась уже всерьез. В те моменты, когда он не игнорировал новую сотрудницу, он обращался к ней свысока. И по телефону говорил слишком громко, даже если она в это время тоже вела беседу. И, случалось, садился за ее стол, когда принимал посетителей. И одеколон у него был слишком крепкий.

А хуже всего казалось то, что он днями напролет жевал печенье.

Как он умудрялся при этом оставаться таким тощим — уму было непостижимо. Бобби, как правило, не интересовалась чужими диетами, но его любимое лакомство автомат выдавал в хрусткой упаковке, которая громко шелестела каждый раз, как парень тянулся за новым печеньем. Сперва это всего лишь слегка раздражало, но после пары дней радиотеатра «Хрум-хрум-чмок» Бобби не выдержала. Закончив очередной бессмысленный разговор, она обернулась и прожгла его взглядом. Сорен, как ни в чем не бывало, выстукивал что-то на терминале.

— Сорен, — начала Бобби, намереваясь попросить его пересыпать проклятые крекеры на тарелку или на салфетку и не доводить ее больше этим хрустом. Но едва она произнесла его имя, парень предостерегающе поднял палец и указал на наушники.

— Нет, — произнес он, — на самом деле не годится…

Не разобрав, обращается он к ней или говорит в микрофон, Бобби встала и пересела на край его стола. Сорен сверкнул глазами, но Бобби простодушно улыбнулась в ответ: «Я подожду». Стол чуть поскрипывал под ее тяжестью.

Сорен повернулся к ней спиной.

— Понимаю, — говорил он, — но сейчас неподходящее время… понимаю. Возможно, я сумею… понимаю, да. Фостер не стал бы… да, да, понимаю. Буду там.

Он повернулся обратно и стукнул по столу, прервав связь.

— Ну что?

— Я ненавижу ваше печенье. С ума схожу от непрерывного хруста обертки.

— Печенье? — обалдело повторил Сорен.

«Кажется, — решила, Бобби, — это первая за все время нашего знакомства неподдельная эмоция».

— Да, не могли бы вы класть их на…

Не успела Бобби договорить, как Сорен схватил пакет и швырнул его в ближайшую корзину утилизатора.

— Довольны?

— Ну…

— У меня нет на вас времени, сержант.

— О'кей, — кивнула Бобби и отошла.

Сорен мялся, словно собирался что-то добавить, поэтому Бобби не спешила вызывать следующий по списку контакт. Возможно, она зря сорвалась с чертовым печеньем. В сущности, это была мелочь, и если бы не напряжение последних дней, она наверняка даже не заметила бы. Когда Сорен наконец заговорит, надо будет извиниться и купить ему новый пакет. Но Сорен встал, так ничего и не сказав.

— Сорен, я… — начала Бобби, однако он, не слушая, отпер ящик своего стола и вытащил квадратик из черного пластика. Вероятно, названное им только что имя Фостер — помогло Бобби узнать карту памяти, которую Авасарала вручила ему несколько дней назад. Фостер, как она знала, работал в службе информации, и Сорен, видимо, все же собрался исполнить поручение, а значит, он хоть на несколько минут уберется с глаз.

Сорен развернулся и направился к лифтам.

Бобби часто использовали на побегушках, и она запомнила, что служба информации расположена на том же этаже, в другую сторону от лифта.

— Э!..

Она устала. Чувство вины утомляло, тем более что Бобби не слишком понимала, в чем провинилась. Так или иначе, к этому человеку она не испытывала теплых чувств. Мысль, которая пришла ей в голову, почти наверняка была порождена паранойей и сумятицей в голове.

Бобби встала и пошла за Сореном.

«Это просто глупо, — сказала она себе, кивая и улыбаясь пробегающему посыльному. — При росте под два мера на этой планете коротышек невозможно смешаться с толпой».

Сорен вошел в лифт. Бобби осталась снаружи, но через алюмокерамическую дверь слышала, как он просит кого-то нажать первый. Значит, едет до самого низа. Она нажала вызов «вниз» и следующим лифтом спустилась на первый этаж. Великанша с Марса, бегая по вестибюлю здания ООН, неизбежно привлекла бы внимание, так что этот вариант Бобби отвергла. Прибой сомнений и отчаяния захлестывал ее рассудок.

«Забудь, что ты в конторском здании. Забудь, что перед тобой нет вооруженного противника, за спиной нет твоего взвода. Обдумай тактику. Соображай!»

— Надо соображать, — про себя пробормотала Бобби. Невысокая женщина в красном платье отвернулась от кнопки вызова.

— Что?

— Мне надо подумать, — объяснила ей Бобби, — а не метаться, как безголовой курице.

— А… понимаю… — протянула женщина и несколько раз подряд нажала кнопку. Рядом с панелью вызова лифта размещался терминал сервиса.

Если не можешь найти цель, ограничь свободу ее передвижения. Заставь ее выйти на тебя. Вот так. Бобби вызвала приемную службу вестибюля. Механический женский голос с налетом сексуальности спросил, чем может быть полезен.

— Прошу вызвать в вестибюль Сорена Коотвальда, — сказала Бобби. Компьютер поблагодарил ее за обращение к системе автоматического сервиса и прервал связь.

У Сорена мог быть выключен терминал, или он сознательно мог игнорировать все вызовы, кроме того, которого он ждет. Бобби выбрала место, откуда была видна стойка, и передвинула фикус, прикрывшись развесистыми листьями.

Через две минуты Сорен, с растрепанными ветром волосами, рысцой вбежал в вестибюль. Должно быть, вызов застал его уже на улице. Он заговорил с женщиной на контроле. Бобби прошла через зал к киоску с кофе и закусками и прикрылась им, как могла. Женщина, набрав запрос на своем столе, указала Сорену на терминал у лифта. Нахмурившись, Сорен сделал несколько шагов к нему, потом нервно огляделся и повернул к выходу.

Бобби пошла за ним.

На улице рост Бобби оказывался и преимуществом, и недостатком. Будучи на полторы головы выше любого прохожего, она могла отпустить Сорена далеко вперед: его макушку она видела за полквартала. В то же время, стоило землянину обернуться, он уперся бы взглядом в ее лицо, возвышавшееся над толпой на добрую треть метра.

Впрочем, он не оглядывался. Похоже, он очень спешил и нетерпеливо расталкивал народ, толпившийся на людной улочке перед кампусом ООН. Сорен не подыскивал укрытия, не намечал путей к отступлению. Он проявил нервозность в разговоре по терминалу, а теперь целеустремленно, злобно не нервничал. Так посвистывают, проходя через кладбище.

Бобби почувствовала, как у нее расслабляются мышцы, разжимаются стиснутые зубы, расправляются плечи.

Миновав три квартала, Сорен завернул в бар.

Бобби остановилась поодаль, обдумывая положение. Витрина заведения с оригинальным названием «У Пита» была из тонированного стекла. Превосходное местечко, чтобы нырнуть внутрь и оттуда высматривать, не следит ли кто за тобой. Может, это уловка? А может, и нет.

Бобби прошла к входной двери. Ну поймают ее на слежке — что с того? Сорен и так ее терпеть не может. Самое большее, в чем ее могут обвинить, — это в уходе с рабочего места, чтобы заглянуть в соседний бар. И кто станет на нее доносить? Сорен? Который тоже сбежал со службы раньше времени и оказался в том самом баре?

Если он там и просто спозаранку заправляется пивом, она подойдет, извинится и угостит его по второму кругу.

Бобби открыла дверь и вошла.

После утреннего света глаза не сразу привыкли к полутьме. Когда зрение прояснилось, Бобби разглядела длинную бамбуковую стойку, за которой стоял бармен, полдюжины отдельных столиков и примерно столько же посетителей, но Сорена среди них она не увидела. В баре пахло пивом и подгоревшим попкорном. Клиенты удостоили ее короткого взгляда и вернулись к своей выпивке и разговорам.

Неужто Сорен выскочил черным ходом, чтобы сбросить ее с хвоста? Бобби полагала, что осталась незамеченной, но техника слежки не входила в программу подготовки десанта. Бобби уже собралась спросить бармена, не видал ли он пробегавшего через зал парня, когда заметила в глубине зала указатель: «Бильярдные столы».

Она прошла через бар, свернула по стрелке налево и увидела второй зал, поменьше. Здесь обнаружились четыре бильярдных стола и двое мужчин — один из них был Сорен.

Оба подняли головы, когда Бобби показалась из-за угла.

— Привет, — сказала она.

Сорен улыбнулся ей, но ведь он постоянно улыбался. Улыбка была для него покровительственной окраской, камуфляжем. Второй мужчина оказался крупнее Сорена — подтянутый, в дорогостоящем свободном костюме, слишком старательно подогнанном под обстановку бильярдной. Его лицо показалось Бобби знакомым, только видела она его в другом окружении. Мысленно она примерила на незнакомца мундир.

— Бобби! — Сорен бросил на собеседника короткий взгляд и сразу отвел глаза. — Вы играете?

Он поднял лежащий рядом кий и принялся натирать мелом кончик. Бобби заметила, что ни на одном из столов не было шаров, а табличка за спиной у Сорена гласила: «Шары в аренду по запросу».

Второй мужчина молча сунул что-то в карман. Между его пальцами Бобби успела заметить черную пластмассу.

И улыбнулась: вспомнила, где она его видела.

— Нет, — ответила она Сорену, — там, откуда я родом, бильярд непопулярен.

— Должно быть, дело в столах, — предположил он. Улыбка его стала чуть более холодной и оттого — более искренней. Сдув лишний мел с кончика кия, Сорен отшагнул назад, обходя Бобби слева. — Тяжеловаты они были для первых колонистских кораблей.

— Возможно, — согласилась Бобби, отодвигаясь, чтобы дверной проем прикрывал ее справа и слева.

— У нас проблема? — спросил собеседник Сорена, разглядывая Бобби.

Та не дала Сорену ответить.

— А вы как полагаете? Вы были на ночном совещании в офисе Авасаралы, когда Ганимед обмазали дерьмом. Из штаба Нгайена, а? Лейтенант… не помню как звать.

— Сами себе роете яму, Бобби, — предупредил Сорен, поигрывая кием.

— А я, — продолжала она, — видела, как Сорен передал вам то, что должен был пару дней назад отнести в службу информации. Спорим, вы не из службы информации?

Холуй Нгайена угрожающе шагнул к ней, а Сорен снова сдвинулся левее.

Бобби расхохоталась.

— Право, — выговорила она, — либо не дрочи этот несчастный кий, либо выбери место поукромнее.

Сорен опустил взгляд, словно только сейчас заметил, что у него в руке, и отбросил кий.

— А вы, — обратилась к штабному Бобби, если попробуете выйти в эту дверь, доставите мне огромное удовольствие. — Не переступив ногами, она подалась вперед, слегка согнула руки в локтях и, ухмыльнувшись, уставилась ему в глаза. После долгой паузы поторопила: — Ну же? Я состарюсь, дожидаючись!

Штабной поднял руки — то ли в боевой стойке, то ли сдаваясь. Не сводя глаз с Бобби, он чуть обернулся к Сорену и бросил ему:

— Это ваша проблема. Разберитесь.

Резко отступив на два шага, он развернулся и вышел в коридор, которого Бобби со своего места не заметила. Спустя секунду хлопнула дверь.

— Ах ты черт! — поморщилась Бобби. — Ручаюсь, я бы малость поднялась в глазах старушки, если бы сумела вернуть ее карту.

Сорен незаметно пятился к задней двери. Бобби кошкой прыгнула к нему, схватила за грудки и подтянула вверх, чтобы оказаться с ним почти нос к носу. Впервые за долгий срок она ощущала себя живой и свободной.

— И что вы сделаете? — вымученно усмехнулся Сорен. — Хотите меня поколотить?

— Нет, конечно, — ответила Бобби, — я, мальчик, на тебя нажалуюсь!

Глава 26 Холден

Холден смотрел, как вздрагивает свернувшийся у переборки монстр. На видео тело выглядело маленьким, размытым и зернистым. Холден сосредоточился на собственном дыхании. Медленный длинный вдох, до отказа наполняющий легкие. Длинный медленный выдох. Пауза. Только бы не обосраться перед всей командой.

— Ну, — сказал через минуту Алекс, — это проблема.

Он еще шутил. Еще шутил! В другой раз Холден посмеялся бы над его тягучим выговором и над издевательской очевидностью сказанного. Алекс обладал сухим, ненавязчивым чувством юмора.

Сейчас Холдену пришлось сжать кулаки, чтобы не придушить шутника.

«Я схожу вниз» Амоса прозвучало одновременно с «я — наверх» Наоми.

— Алекс, — проговорил Холден, изображая спокойствие, — в каком состоянии грузовой отсек?

Пилот дважды стукнул по терминалу.

— Герметичен, кэп. Нулевая утечка.

Хорошо. Как ни ужасала его протомолекула, Холден знал, что она не всесильна. Если ни одна молекула кислорода не вытекает через шлюз, значит и вирус внутрь не проникнет. И все же…

— Алекс, продуй кислородом, — приказал он. — Как можно сильнее, лишь бы корабль не лопнул.

Протомолекула была анаэробным организмом. Раз уж она проникла на корабль, Холден решил создать ей по возможности враждебную среду.

— И поднимайся в кабину, — продолжал он. — Загерметизируйся внутри. Если что-то прорвется на корабль, я хочу, чтобы ты держал палец на кнопке разгона реактора.

Алекс, нахмурившись, поскреб жидкую шевелюру.

— Не слишком ли?..

Холден сгреб его за плечо. Алекс округлил глаза, невольно вскинул руки: «Сдаюсь». Рядом взволнованно моргал опешивший ботаник. Да, не лучший способ внушить людям уверенность. В другой раз Холден подумал бы над этим.

— Алекс, — процедил он, дрожа сам и встряхивая за плечо пилота, — я могу рассчитывать, что ты распылишь корабль, если эта дрянь прорвется? Если нет, я сниму тебя с дежурства и помещу под домашний арест.

Алекс, к его удивлению, не рассердился, а успокаивающе похлопал Холдена по руке. Лицо его было серьезно, но взгляд оставался добрым.

— Загерметизироваться в кабине и приготовиться к уничтожению корабля, — повторил он. — Есть, сэр. Как насчет сигнала к отбою?

— Только по прямому приказу от меня или от Наоми, — ответил Холден, скрывая вздох облегчения.

Ему не пришлось говорить: «Если оно прорвется сюда и убьет нас, тебе лучше будет взорвать себя вместе с кораблем». Он отпустил Алекса, и тот отступил на шаг, озабоченно морща смуглое лицо. Паника грозила захлестнуть Холдена при малейшем признаке сочувствия, поэтому он громко сказал:

— Выполняй, Алекс. Немедленно.

Алекс коротко кивнул, хотел было еще что-то сказать, но развернулся на каблуках и зашагал к трапу в кабину. Через несколько минут по тому же трапу спустилась Наоми, и почти сразу снизу вынырнул Амос.

Наоми заговорила первая:

— Что станем делать?

Они долго были близки, поэтому Холден сразу распознал страх в ее голосе.

Он переждал еще два долгих вдоха и выдоха.

— Мы с Амосом посмотрим, нельзя ли выставить гостя за дверь. Ты нам откроешь.

Амос задумчиво рассматривал капитана.

— И как же нам «выставить» его за дверь, кэп?

— Ну, — ответил Холден, — я подумывал вышибить из него все дерьмо пулями, а что останется, сжечь огнеметом. Так что берем снаряжение.

Алекс кивнул.

— Черт, из меня вроде как тоже дерьмо вышибло.

Холден не страдал клаустрофобией. Клаустрофобия не свойственна людям, избравшим профессией долгие космические перелеты. Даже если больному удавалось протащить свою фобию через психологические профили и симуляторы, одного полета хватало, чтобы отделить тех, кто способен перенести долгое заключение в замкнутом пространстве, от тех, кто начинал психовать и возвращался домой на седативных препаратах.

В бытность младшим лейтенантом Холден проводил целые дни в корабле-разведчике, таком тесном, что в нем буквально не хватало места нагнуться, чтобы почесать себе пятку. Он умел пробираться между наружной и внутренней обшивкой военных кораблей. Ему доводилось по три недели лежать в амортизаторе во время перелетов на высокой тяге от Луны до Сатурна. Ему никогда не снилось, что его пытаются задавить или сжечь заживо.

Впервые за полтора десятилетия работы в космосе корабль показался ему слишком тесным. Пугала не просто ограниченность пространства — а безвыходность. Он чувствовал себя зверем в капкане.

От существа, зараженного протомолекулой, Холдена отделяло меньше двенадцати метров. И отойти подальше было невозможно.

Он влез в боевой скафандр, но не почувствовал себя свободнее.

Первой надевалась часть, которую ворчуны прозвали «полным гондоном». Толстый черный костюм из слоев кевлара, резины, противоударного геля и сенсоров, следивших за состоянием организма. Следом шел более свободный изолирующий скафандр со слоем самогерметизирующегося геля, способного затянуть пробоины от высокоскоростной винтовочной пули и охлаждавшего поверхность при ударе лазером.

Холдену чудилось, будто он заворачивается в саван.

Но все эти тяжеловесные слои пугали меньше, чем усиленная броня, предназначенная для марсианских десантников. Флотские называли ее «гробом». Название намекало, что, если уж эту броню пробило, десантник внутри наверняка покойник и не стоит труда его извлекать — так и бросайте целиком в могилу. Конечно, это было преувеличением, но Холдена до смерти пугала мысль, что спускаться в грузовой отсек предстоит в доспехах, в которых и шевельнуться невозможно без дополнительной механической тяги. А если аккумулятор разрядится?

Конечно, вышвыривая монстра за борт, неплохо было иметь на себе усиливающий мышцы скафандр.

— Задом наперед надел, — подсказал Амос, ткнув пальцем в набедренник. Холден выругался. Амос был прав. Он так глубоко залез в собственную задницу, что не туда развернул застежку.

— Что-то мне трудно сосредоточиться.

— Страшно до усрачки, — кивнул Амос.

— Ну, я бы не сказал…

— Я не о тебе, — объяснил Амос. — О себе. Мне до усрачки страшно входить в отсек, где засела эта тварь. А ведь я кашу на Эросе вблизи не видел. Так что я тебя, Джим, понимаю, как никто.

На памяти Холдена Амос впервые назвал его по имени. Холден в ответ кивнул и принялся перестегивать набедренник.

— Угу, — промычал он, — я только что наорал на Алекса за то, что он недостаточно боится.

Амос уже закончил одеваться и вытаскивал из шкафа любимый автоматический дробовик.

— Да ну?

— Угу. Он шутки шутил, а у меня мозги плавились, вот я и наорал, пригрозил снять его с дежурства.

— А ты мог бы? — заинтересовался Амос. — Вроде у нас один пилот.

— Нет, Амос, нет. Я так же не могу вышибить Алекса с корабля, как не могу вышибить Наоми. Мы даже не «минимальная команда». Мы до минимума не дотягиваем.

— Боишься, что Наоми уйдет? — спросил Алекс. Говорил он легко, но слова упали ударами молота. Холден задохнулся и целую минуту восстанавливал дыхание.

— Нет, — наконец ответил он. — То есть да, конечно, боюсь, но сейчас схожу с ума не из-за этого.

Холден выбрал себе штурмовую винтовку, потом вернул ее на место, заменив на тяжелый пистолет, стреляющий без отдачи. Его заряды — самодвижущиеся ракеты — не отбросят стрелка к стене даже при невесомости.

— Я видел твою смерть, — сказал он, не глядя на Амоса.

— А?

— Я видел твою смерть. Когда нас захватили те люди, я видел, как тебе выстрелили в затылок и ты ничком упал на пол. И всюду была кровь.

— Да, но я же…

— Знаю, что это была травматическая пуля. Знаю, что нас хотели взять живыми. Знаю, что кровь шла из разбитого о пол носа. Теперь я все знаю, а тогда знал только, что ты убит выстрелом в голову.

Амос вставил магазин в дробовик и защелкнул на место круглый приклад, но все это молча.

— Все здесь такое хрупкое, — продолжал Холден, взмахом руки обводя и корабль, и Амоса. Вся наша маленькая семья. Один промах — и мы потеряем того, кого уже не заменить.

Амос нахмурился.

— Это все о Наоми, да?

— Нет! То есть да. Когда я думал, что ты мертв, меня это подкосило. И вот теперь мне надо бы думать, как выкинуть ту тварь с корабля, а я думаю, как бы не потерять кого из команды.

Амос, кивнув, повесил дробовик на плечо и опустился на скамью у своего шкафчика.

— Понял. И чего ты хочешь?

— Я, — сказал Холден, заряжая пистолет, — хочу вышибить гадского монстра с моего корабля. Но пожалуйста, обещай, что ты при этом не погибнешь. Оно совсем ни к чему.

— Кэп, — с ухмылкой отозвался Амос, — если уж я помру, так только после остальной компании. Таким уж я уродился, что всегда падаю последним. Можешь на меня положиться.

Паника не покидала Холдена, все так же давила ему на грудь, но теперь он чувствовал, что не один против нее.

— Тогда пойдем ссаживать зайца.

Они бесконечно долго ждали в шлюзе грузового отсека, пока внутренний люк загерметизируется, насосы откачают весь воздух и запустится открывание наружной двери. Холден, пока ждал, десять раз перепроверил свой пистолет. Амос стоял свободно, уложив громоздкое ружье на сгиб локтя. Преимуществом, если в их положении имелись преимущества, можно было считать, что при вакууме в отсеке никакой шум шлюзовых механизмов не насторожит чудовище.

Все звуки извне пропали, Холден слышал только собственное дыхание. Желтый огонек загорелся рядом с наружным люком, предупреждая об отсутствии атмосферы по ту сторону.

— Алекс, — позвал Холден, включившись в шлюзовой терминал. Корабельная радиосвязь все еще не работала. — Мы сейчас войдем. Глуши двигатель.

— Роджер, — ответил Алекс, и притяжение исчезло. Холден пяткой о пятку включил магнитные подошвы ботинок.

Грузовой отсек «Росинанта» был тесным. Высокое узкое помещение располагалось по правому борту, в пространстве между наружной обшивкой и реакторным залом. Симметричное пространство по левому борту занимал контейнер с водой. «Роси» был боевым кораблем. Груз для него — не главное. Недостатком такого расположения становилось то обстоятельство, что при ускорении отсек превращался в колодец и грузовой люк оказывался на его дне. Контейнеры крепились к переборкам на кронштейнах или с помощью электромагнитов. При гравитации ускорения, угрожающей отбросить человека на семь метров до наружного люка, о боевых действиях здесь нечего было и думать.

При микрогравитации отсек становился длинным коридором со множеством укрытий.

Холден вошел первым, удерживаясь на переборке магнитными присосками. Он спрятался за большим металлическим контейнером с запасом снарядов для орудий точечной обороны. Амос занял позицию за контейнером двумя метрами дальше.

Монстр под ними выглядел спящим. Он неподвижно свернулся у переборки, отделявшей отсек от реактора.

— Давай, Наоми, открывай нам, — сказал Холден и пошевелил кабель скафандра, зацепившийся за угол ящика, заодно набрав слабину.

— Открываю. — Ее голос прозвучал в шлеме тонко и шершаво.

Грузовой люк на дне отсека беззвучно отошел, открыв несколько квадратных метров звездной тьмы. Монстр либо не заметил, либо не заинтересовался.

— Они же впадают в спячку? — напомнил Амос. Кабель, тянувшийся от его скафандра к шлюзу, напоминал техногенную пуповину. — Как Джули, когда заполучила вирус. Пару недель провела в спячке в отеле на Эросе.

— Возможно, — ответил Холден. — Как бы ты взялся за это дело? Я вот подумываю спуститься туда, сграбастать чертову тварь и вышвырнуть в люк. Только мне очень не хочется к ней прикасаться.

— Да, после этого скафандры пришлось бы оставить здесь, — согласился Амос.

Холдену вспомнилось, как он, наигравшись, возвращался домой и мать Тамара заставляла его раздеться в прихожей, прежде чем пропустить в дом. Тут вышло бы очень похоже, только намного холоднее.

— Я уже жалею, что не запасся длиной палкой, сказал Холден, оглядывая сложенные в отсеке грузы в поисках чего-нибудь подходящего.

— Эй, капитан, — заговорил Амос, — оно на нас смотрит.

Мгновенно развернувшись, Холден убедился, что механик прав. Тварь почти не изменила положения, но повернула голову и теперь, несомненно, разглядывала их жуткими, светящимися изнутри голубым блеском глазами.

— Ну вот, — сказал Холден, — значит, не в спячке.

— Знаешь, если бы я парой выстрелов тряхнул переборку, а Алекс резко дал тягу, оно могло бы вывалиться в заднюю дверь и попасть под выхлоп. Думаю, ему бы хватило.

— Дай подумать, — начал Холден, но его прервали вспышки из дула дробовика. Несколько попаданий столкнули монстра с места, и он вращающимся клубком поплыл к люку.

— Давай, Алекс! — крикнул Амос.

Монстр ожил. Он выбросил одну руку к переборке — при этом конечность словно растянулась — и ударил в нее с такой силой, что промял стальные пластины. Удар выбросил тварь вверх по отсеку, и, когда она тяжело ударилась о контейнер, служивший капитану укрытием, магнитные подошвы сорвались. Грузовой отсек перевернулся в глазах отлетевшего от удара Холдена. Следом с той же скоростью летел контейнер. Когда Холден врезался в переборку, отставший на долю секунды ящик зажал ему ногу, прилепившись к новой опоре магнитными креплениями.

От вывернутого колена ударила боль, на секунды окрасившая весь мир красным.

Амос в упор палил в монстра, но отдача забросила его в шлюзовую камеру. Наружный люк захлопнулся за миг до того, как треснул внутренний. Холден попытался шевельнуть придавленной контейнером ногой, но электромагнит, рассчитанный на четверть тонны при десяти g, и не думал подаваться. До светившегося тусклым оранжевым огоньком контроля креплений Холден не дотягивался ровно на десять сантиметров.

Монстр обернулся и взглянул на него. Голубые глаза на его голове выглядели непомерно большими, придавая созданию сходство с любопытным ребенком. Он протянул длинную руку.

Холден стрелял, пока не опустошил магазин.

Миниатюрные автономные ракеты, попадая в цель, взрывались световыми вспышками и дымками. Каждая следующая откидывала монстра все дальше назад и вырывала у него куски туловища. Черные нити расплескивались по отсеку, словно карандашные каракули, изображающие брызги крови. Последняя ракета швырнула монстра на переборку, и он покатился по ней дальше, к открытому люку.

Черно-красное тело, кувыркаясь, летело в звездную пустоту, и у Холдена зародилась надежда. До люка оставалось не больше метра, когда длинная рука ухватилась за край ящика. Холден уже видел, какая сила скрывалась в этой руке, и понимал, что она не сорвется.

— Капитан, — вопил у него под шлемом голос Амоса, — ты еще там?

— Здесь, Амос. Немножко застрял.

Пока он говорил, монстр подтянулся к ящику и неподвижно уселся на нем. Жуткая, внезапно окаменевшая горгулья.

— Сейчас отключу автоматику, выберусь к тебе, — сказал Амос. — Внутренний люк полетел, так что мы потеряем малость атмосферы, но не слишком много…

— Ладно, только поскорее, — попросил Холден. — Меня тут прижало. Ты бы отключил крепления у этой коробки.

Через секунду шлюзовая открылась, выпустив облачко воздуха. Амос только перешагнул порог, когда монстр спрыгнул с ящика, на котором сидел, одной рукой поднял массивный пластиковый контейнер и швырнул в механика. Холден даже сквозь скафандр ощутил, как содрогнулась перегородка. Еще два сантиметра — и Амосу угодило бы в голову. Механик, выругавшись, отпрянул, и шлюзовой люк снова закрылся.

— Извиняюсь, — сказал Амос. — Запаниковал. Сейчас открою…

— Нет! — заорал Холден. — Оставь чертов люк в покое. Меня теперь зажало между двумя ящиками. А дверь, того гляди, перережет мне кабель. Только не хватало застрять здесь без связи!

Как только шлюз закрылся, монстр переместился к переборке машинного зала и опять свернулся калачиком. В ранах, оставленных выстрелами Холдена, пульсировало что-то влажное.

— Я его вижу, кэп, — сказал Алекс. — Если ударю по газам, думаю, выбью его прямо в люк.

— Нет! — хором отозвались Наоми и Амос.

— Нет, — повторила Наоми. — Ты что, не видишь этих ящиков на капитане? Перегрузка ему все кости переломает, а то и выбросит в люк.

— Точно, — поддержал Амос, — твой план убьет кэпа. Отменяется.

Несколько минут Холден слушал споры команды о способах спасения капитана, наблюдая в то же время за свернувшимся у переборки и, похоже, опять уснувшим созданием.

Наконец он оборвал дискуссию:

— Ну вот что. Перегрузка в данный момент наверняка размажет меня в лепешку, но это еще не значит, что план негодный.

Новый голос в наушниках шлема донесся будто из иного мира. Холден даже не сразу узнал ботаника.

— Интересно… — сказал Пракс.

Глава 27 Пракс

Как умирал Эрос, видели все. Станция была превращена в площадку для лабораторного опыта, и каждая перемена, смерть или превращение улавливались, записывались и потоком стекались в Сеть. То, что пытались замолчать правительства Марса и Земли, вышло на свет через несколько недель или месяцев. Восприятие зависело не столько от содержания передач, сколько от самих зрителей. Для одних это были новости, для других улики. Многие — Пракс предпочел бы не знать, насколько многие, — смотрели на это как на роскошное шоу, наравне с произведениями Басби Беркли.

Пракс тоже смотрел, вместе со всеми сотрудниками. Для него это была загадка, вызов. Все усилия приложить известные законы биологии к действиям протомолекулы оказывались большей частью бесплодными. Отдельные подробности казались мучительно знакомыми: спиральные завитки напоминали раковины наутилусов, тепловая картина зараженных тел почти точно соответствовала симптомам определенных геморрагических лихорадок — но все вместе не складывалось.

Безусловно, кто-то где-то получал гранты на исследования случившегося, но у Пракса была своя работа. Соевые бобы не могли ждать, и он вернулся к ним. Жизнь продолжалась. Загадка Эроса не превратилась для него в манию, а осталась известной проблемой, решить которую предстояло другим.

Зависнув в невесомости рубки над свободным постом, Пракс вглядывался в изображение с камер наблюдения. Существо тянулось к капитану Холдену, и тот стрелял, стрелял, стрелял в него. Пракс видел волокнистые выбросы из спины существа. Они, собственно, были ему знакомы — по передачам с Эроса.

Монстр закувыркался. Морфологически он не слишком отличался от человека. Одна голова, две руки, две ноги. Никаких автономных структур, никаких дополнительных конечностей или грудных клеток, перестроенных для иного использования.

Наоми ахнула. Странно было слышать настоящий звук, разнесшийся в настоящем воздухе, а не переданный по каналу связи. В этом Праксу почудилась несколько смутившая его интимность, но сейчас важнее было другое. Мозги стали словно ватными, ворсинки мыслей цеплялись друг за друга. Он знал это ощущение: так зарождалась новая, еще не осознанная мысль.

— Меня тут прижало, — сказал Холден. — Ты бы отключил крепления у этой коробки.

Существо вылетело в дальний конец грузового отсека. Пока Амос пробирался внутрь, оно закрепилось одной рукой, а другой швырнуло большущий ящик. Даже при плохом разрешении картинки Пракс видел его мощные, неестественно раздутые дельтовидные и трапециевидные мышцы. Чем бы там ни было это существо, оно создавалось с иными целями, нежели произведения Эроса. Та же технология, но иное применение. Ватный кокон развернулся.

— Нет! Оставь чертов люк в покое. Меня теперь зажало между двумя ящиками.

Существо вернулось к переборке, почти на прежнее место, и улеглось там. Раны на его теле явно пульсировали. Но нельзя было сказать, что оно лежало. При выключенных двигателях гравитация, способная притянуть его к переборке, отсутствовала. Должна быть другая причина для выбора того же места.

— Нет! — сказала Наоми. Она держалась за опорные кольца по краям приборной панели и была мертвенно бледна. — Ты что, не видишь этих ящиков на капитане? Перегрузка ему все кости переломает, а то и выбросит в люк.

— Точно, — по связи поддержал ее Амос, твой план убьет кэпа. Отменяется.

Немного спустя Холден оборвал их спор:

— Ну вот что. Перегрузка в данный момент наверняка размажет меня в лепешку, но это еще не значит, что план негодный.

Существо у перегородки шевельнулось. Совсем слабо, но шевельнулось. Пракс дал максимальное увеличение. Одна тяжелая когтистая лапа — когтистая, однако с человеческими пятью пальцами, с противостоящим большим цеплялась за переборку, а другая рвала ее. Первый слой ткань и изоляция — сходил эластичными лентами. Содрав его, существо атаковало армированную сталь. Крошечные металлически стружки поплыли в пустоте, взблескивая звездами в лучах света. Зачем это оно? Если пытается повредить корабль, есть более простые способы. Или оно хочет прорыть ход сквозь перегородку, дотянуться до чего-то, идет на некий сигнал?

Ватный кокон лопнул, словно семя, выпустив бледный корешок мысли. Пракс поймал себя на том, что улыбается.

— Интересно…

— Что такое, док? — спросил Амос, и Пракс понял, что заговорил вслух.

— Мм, — протянул он, подбирал слова для объяснения. — Он стремится на градиент радиации. Я хочу сказать: та версия протомолекулы, что на Эросе, питалась радиацией, и можно предположить, что эта тоже…

— «Эта»? — повторил Амос. — Что «эта»?

— Эта версия. Я имею в виду, она явно перестроена так, чтобы ограничить изменчивость. Тело «хозяина» осталось почти прежним. Несомненно, у него есть свой механизм стабилизации, и оно, по-видимому, нуждается в источнике излучения.

— С чего бы, док? — сдерживаясь, проговорил Амос. — С чего ты взял, что ему нужна радиация?

— А с того, — объяснил Пракс, — что с отключенными двигателями реактор перешел на пониженный режим, и теперь существо пытается докопаться до сердечника.

После короткой паузы Алекс выругался.

— Ладно, — сказал Холден, — ничего не поделаешь. Алекс, придется вытряхнуть эту тварь, пока она не пробуравила переборку. На новый план нет времени.

— Капитан, — сказал Алекс, — Джим…

— Как только его выбросит, я запрыгиваю, — сказал Амос. — Но если тебя там не найду… служить с тобой было честью для меня, кэп.

Пракс взмахнул руками, словно они могли его видеть, и медленно поплыл вдоль стены рубки.

— Постойте, не надо, есть другой план, — заговорил он. — Существо движется на градиент радиации. Это как корень, который тянется к воде.

Наоми повернулась к уплывающему ботанику. Пракса в это время перевернуло; его мозг интерпретировал происходящее иначе: словно Наоми, вращаясь, уплывает от него. Он закрыл глаза.

— Измените градиент, — сказал Пракс. — Можно ли быстро собрать контейнер с радиоизотопами без поглотителя?

— Смотря по тому, док, много ли надо, — ответил Амос.

— Чуть больше, чем вытекает сейчас из реактора.

— Наживка! — воскликнула Наоми, поймав ученого в воздухе и притянув к поручням. — Чтобы выглядела более питательной и выманила эту тварь за дверь.

— Я и говорю. Разве я не так сказал?

— Не совсем, — заметила Наоми.

Существо на экране понемногу окутывало себя облачком стальной стружки. Плохое разрешение не давало полной уверенности, но Праксу показалось, что рука изменила форму. Он задумался, какая часть контроля протомолекулы занята восполнением ущерба. Процесс регенерации вполне может вызвать отказ стабилизирующей системы. Что такое рак, как не безумно делящиеся клетки? Если оно начнет меняться, то сможет ли оно остановиться?

— Все равно, — сказал он вслух, думаю, надо спешить.

План был достаточно прост. Амос, как только за пришельцем закроется дверь отсека, войдет в него и освободит капитана. Наоми из рубки закроет люк, едва существо выйдет за радиоактивной наживкой. Алекс, как только это станет безопасно для капитана, включит тягу. А наживку пятисотграммовый цилиндр, обернутый в свинцовую фольгу, чтобы не привлечь монстра прежде времени, — вынесет через главный люк и выбросит в космос единственный свободный член команды.

Пракс плавал по шлюзовой камере, зажав наживку в толстой перчатке скафандра. Он уже сожалел о своем согласии.

— Может, лучше бы это сделал Амос? — сказал он. — Я никогда еще не выходил в открытый космос.

— Извини, док, но мне еще девяносто кило капитана тащить, — возразил Амос.

— А автоматически нельзя? Лабораторный уолдо мог бы…

— Пракс, — ласково сказала Наоми, одним словом выразив тысячу «заткнись и действуй».

Пракс в который раз проверил герметичность скафандра. Все системы были в порядке. И скафандр оказался много лучше того, в котором он уходил с Ганимеда.

От носового люка для команды до грузового — двадцать пять метров по обшивке. Да подходить вплотную и не придется. Он проверил подключение радиокабеля к шлюзовой розетке.

А вот еще интересный вопрос: может быть, глушение радиосигнала — естественный продукт жизнедеятельности монстра? Пракс попытался представить, как это может выглядеть в живом организме. Не включится ли радио, как только монстр покинет корабль? Как только сгорит в факеле двигателя?

— Пракс, — напомнила Наоми, — пора.

— Хорошо, — ответил он, — выхожу.

Открылся наружный люк. Он чуть не шагнул в пустоту, как входят в темную комнату. Нет, лучше бы на четвереньках, всем телом прижимаясь к коже корабля. Пракс переложил наживку в одну руку и, цепляясь носками ног за захваты, выбрался из шлюза.

Темнота окружила и подавила его. «Росинант» был плотиком из крашеного металла в океане. Нет, в чем-то большем, чем океан. Звезды мерцали со всех сторон, и до самых ближних были сотни человеческих жизней пути. Ощущение, что он стоит на маленьком астероиде, глядя в необычно широкое небо, мгновенно сменилось другим: что это он на вершине мира и глядит вниз, в бездну. Так визуальная иллюзия превращает вазу на картинке в два человеческих профиля и тут же переключает восприятие обратно к вазе. Едва первая волна тошноты подступила к горлу, Пракс широко улыбнулся и встал, раскинув руки. Он читал об эйфории открытого космоса, но не представлял ничего подобного. Он был оком Бога, упивался светом бесконечных звезд, и он же был пылинкой, магнитными присосками прилепившейся к телу корабля, неизмеримо превосходящего его мощью и все же ничтожного пред ликом бездны. В шлемофоне похрипывали шумы, долетавшие от времени зарождения Вселенной, помехи перекликались призрачными голосами.

— Эй, док, у тебя что-то не так? — спросил Амос.

Пракс оглянулся, ожидая увидеть механика рядом, но обнаружил только млечные россыпи звезд. Их было так много, что казалось — их лучи должны осветить тут все, но «Росинант» оставался темным, не считая света из люка и, ближе к корме, еле видной белой туманности, — там замерзло облачко воздуха, выпущенного из грузового отсека.

— Нет, — сказал Пракс, — все в порядке.

Он попытался шагнуть, но скафандр не поддался. Ноги не отрывались от обшивки. Самый носок ботинка сдвинулся на сантиметр и застрял. В груди у Пракса вспыхнула паника. Что-то случилось с магнитными присосками! Так он не успеет добраться до грузового люка раньше, чем монстр пробьет ход в машинный зал и в сам реактор.

— Да, есть проблема, — сказал он. — Ноги не двигаются.

— А как настроен контроль скольжения? — спросила Наоми.

— Ах, да. — Пракс сдвинул настройку, подогнав под свою силу. — Теперь все нормально.

Прежде ему не доводилось ходить в магнитных ботинках. Ощущение было странное. Большую часть шага нога двигалась свободно, но, едва подошва приближалась к корпусу, в некой критической точке ее схватывало и прижимало к металлу. Так он плыл и падал вниз шаг за шагом. Грузовой люк не был виден, но Пракс знал, где тот находится. Из его положения нужно идти лицом к корме, влево от дюзового конуса. Но оставаясь на правой стороне корабля. Нет, по правому борту, на кораблях это называется «бортом».

Он знал, что за темной металлической щекой корпуса то существо вгрызается в стену, добираясь сквозь плоть корабля к его сердцу. Если оно понимает, что происходит, если обладает хоть зачатком сознания, — то могло бы сейчас броситься на него из отсека. Вакуум для него не смертелен. Праксу представилось, как он висит на магнитных присосках, а монстр разрывает его на куски. Он протяжно, прерывисто вздохнул и поднял наживку.

— Ну вот, — сказал он, — я на месте.

— Теперь или никогда. — Холден пытался шутить, но голос у него срывался.

— Хорошо, — сказал Пракс.

Он нажал маленький таймер, пригнулся к обшивке и, развернувшись, напрягаясь каждым мускулом, швырнул цилиндр в ничто. Отлетая, наживка блеснула в свете из грузового люка — и пропала. Пракса охватило тошнотворное чувство, будто он что-то позабыл, будто свинцовая обертка не сойдет в рассчитанный срок.

— Зашевелился, — сказал Холден. — Учуял. Выходит.

И вправду, над обшивкой показались длинные черные пальцы, темное тело вытягивало себя из лона корабля, словно рождаясь в бездну. Светились голубые глаза. Пракс слышал только свое хриплое дыхание. Его, как зверька на древних саваннах Земли, охватило инстинктивное желание затаиться, не издавая ни звука, хотя здесь, в вакууме, монстр не услышал бы и самого пронзительного вопля.

Существо шевельнулось, закрыло, открыло и снова закрыло глаза — и прыгнуло. Его тело заслонило немигающие звезды.

— Ушел, — проговорил Пракс и поразился, как твердо звучит его голос. — Оторвался от корабля. Сейчас он недалеко от грузового люка.

— Внимание, — откликнулась Наоми, — закрываю двери.

— Я уже здесь, капитан, — сказал Амос.

— Меня уже нет, Амос, — ответил Холден, но усмешка в голосе давала знать, что он шутит.

В темноте погасла и снова засветилась звезда. Еще одна. Пракс мысленно проследил маршрут. Еще одно затмение.

— Я грею двигатели, — сказал Алекс. — Скажете, когда все будут на месте, а?

Пракс стоял и ждал. Звезда горела ровно. А должна бы затмиться, как другие? Или он ошибся в расчете? Или монстр свернул? Если он способен маневрировать в пустоте, не заметит ли он, что Алекс снова запустил реактор?

Пракс развернулся назад, к главному люку.

«Росинант» был крошкой, зубочисткой, плывущей в звездном океане. А расстояние до люка вдруг представилось бесконечным. Пракс передвигал ноги, пытался бежать, ни на миг не отрывая от обшивки сразу обе ноги, — механизм присосок такого не допускал. Магнит каждого ботинка отключался, только получив сигнал, что второй стоит крепко. Спина зудела, но он подавил искушение оглянуться. Никого там нет, за спиной. А если есть, оглядывайся не оглядывайся — не поможет. Кабель связи свернулся петлей, Пракс подтянул его, выбрал слабину.

Неяркое зеленовато-желтое свечение открытого люка манило, как сладкий сон. Ботаник тихонько заскулил, но этот звук потонул во взрыве брани от Холдена.

— Что там у вас? — спросила Наоми.

— Капитан не в духе, — пояснил Амос. — Полагает, что-то себе вывихнул.

— Колено болит — как брюхо у роженицы, вмешался Холден. — Ничего.

— Тягу давать можно? — спросил Алекс.

— Нет еще, — отозвалась Наоми. — Грузовой закрыт, насколько его можно закрыть до ремонта, а вот носовой еще не герметичен.

— Я сейчас вхожу, — сказал Пракс и подумал: «Только не бросайте меня здесь. Не оставляйте в пустоте с этой тварью».

— Ну хорошо, — вздохнул Алекс. — Только дайте знать, когда можно будет рвануть отсюда подальше.

В глубине корабля тихо покряхтывал Амос. Пракс добрался до люка и втянулся внутрь с такой силой, что скрипнули суставы скафандра. Поспешно втащил за собой кабель-пуповину, затем бросился к дальней стене, запустил механизм шлюзования, и наружный люк сдвинулся, закрываясь. В тусклом освещении камеры Пракс медленно переворачивался по всем трем осям. Наружный люк закрылся. Ничто не прорвало его снаружи, голубые глаза не загорелись в сумраке. Он ударился о стену и в тот же момент услышал бормотание насосов, свидетельствующее о появлении атмосферы.

— Я на месте, — сказал он. — Я в шлюзе.

— Капитан в норме? — спросила Наоми.

— А он когда-нибудь был? — проворчал в ответ Амос.

— Я в порядке, только колено болит. Уходим отсюда.

— Амос, — спросила Наоми, — я вижу, вы еще в грузовом. Проблемы?

— Возможно, — ответил механик. — Наш гость кое-что оставил на память.

— Не прикасайся! — рявкнул Холден. — Возьмем плазменный резак и раскурочим на атомы.

— Я бы не стал, — возразил Амос. — Я уже видал такие штуки. С резаком к ним лучше не лезть.

Пракс перевел тело в стоячее положение, настроив магнитные подошвы так, чтобы они слегка притягивали к полу шлюзовой. Внутренняя дверь гудком сообщила ему, что можно снять скафандр и войти в корабль. Вместо этого Пракс развернулся к панели на стене и включил обзор грузового отсека. Холден плавал около люка, Амос же висел на встроенном в стену трапе, осматривая маленький блестящий предмет у переборки.

— Что там, Амос? — спросила Наоми.

— Ну, надо еще малость расчистить эту фигню, — ответил тот, — но очень похоже на стандартную зажигалку. Заряд небольшой, но, чтобы испарить пару квадратных метров, хватит.

Минуту все молчали. Пракс отстегнул и снял шлем, глубоко вдохнул корабельный воздух и переключился на наружный обзор. Монстр дрейфовал следом за кораблем: слабый луч из грузового отсека на миг осветил его, свернувшегося в клубок над радиоактивной наживкой.

— Бомба? — заговорил Холден. — Ты хочешь сказать, он оставил бомбу?

— Если ты меня спрашиваешь, так, по мне, это тоже чертовски странно, — ответил Амос.

— Амос, пошли в шлюз, — распорядился капитан. — Алекс, что еще нужно сделать, прежде чем подпалить этого монстра? Пракс вернулся?

— Вы уже в шлюзе? — спросил пилот.

— Да, вошли. Давай.

— Мне повторять не придется, — заверил Алекс. — Приготовиться к ускорению!

Биохимический каскад, обрушенный эйфорией, паникой и внезапным чувством безопасности, настолько замедлил реакцию Пракса, что он не успел принять вертикальную стойку и, когда включилась тяга, полетел вперед, ударившись головой о внутренний люк. Он не замечал боли. Он блаженствовал. Он вышиб монстра с корабля, и тот у него на глазах сгорал в огненном хвосте «Росинанта».

И в этот момент разгневанное божество пнуло корабль в бок, запустив его кувырком. Магнитные присоски не удержали Пракса. Наружный люк бросился ему в лицо — и мир потемнел.

Глава 28 Авасарала

Еще один всплеск. Уже третий. Только на этот раз она не видела никакой связи с монстром Бобби. Так что возможно… возможно, совпадение. А тогда возникает вопрос: если это существо не с Венеры, тогда откуда оно?

Однако весь мир словно сговорился отвлекать ее от размышлений.

— Мы в ней ошиблись, мэм, — сказал Сорен. — Я тоже купился на эту «маленькую растерянную марсианочку». Она хорошо играла.

Авасарала откинулась на стуле. На экране висел кадр из рапорта разведки. Женщина, которую она называла Робертой Драпер, только в штатском. В гражданской одежде она выглядела еще более внушительно. Имя под снимком: Аманда Телель. Независимый оперативник разведуправления Марса.

— Я еще продолжаю розыск, — сказал Сорен. — Похоже, Роберта Драпер действительно существовала, но погибла на Ганимеде с остальными десантниками.

Авасарала отмахнулась и прокрутила рапорт дальше. Записи стенографических переговоров с марсианским агентом на Луне, посланные по неофициальному каналу, начинались с даты, когда Авасарала завербовала Бобби. Такая ошибка должна была вызвать тяжесть в груди. Ничего подобного она не чувствовала. Она переходила к новым страницам рапорта и все ждала, когда же тело отзовется, а оно все не отзывалось.

— Почему мы этим занялись? — спросила она.

— Чистая интуиция, — ответил Сорен. — Дело в том, как она держалась, когда вас рядом не было. Выглядела… скользковатой. Просто что-то чуть-чуть не так. Вот я и позволил себе сделать запрос. От вашего имени.

— Чтобы я не выглядела полной идиоткой, пригласившей «крота» в собственный кабинет?

— Просто из вежливости, — возразил Сорен. — Если вы обдумываете, чем вознаградить меня за хорошую службу, премия и повышение меня устроят.

— Еще бы не устроили, — буркнула Авасарала.

Он ждал, чуть приподнявшись на цыпочки. Ждал приказа арестовать Бобби и передать ее для «подробного опроса». Эвфемизм «подробный опрос» числился среди самых мрачных, но с Марсом шла война, а серьезный агент, внедренный в самое сердце ООН, мог располагать бесценной информацией.

«Но почему же, — думала Авасарала, — у меня ни малейшей реакции?» Она потянулась к экрану, задержала руку, отвела назад, нахмурилась.

— Мэм? — насторожился Сорен.

Совсем крошечная деталь и совсем неожиданная. Он закусил изнутри нижнюю губу. Почти незаметное движение. Такими выдают себя игроки в покер. И, увидев его, Авасарала поняла.

Не было ни внятной мысли, ни цепочки рассуждений, ни борьбы подозрений. Понимание словно сидело в мозгу изначально, ясное и отчетливое. Сорен нервничает потому, что поданный ей рапорт не пройдет серьезной проверки.

Не пройдет потому, что подделан.

А подделан он потому, что Сорен работает на кого-то еще, на кого-то, кто стремится контролировать поступающую к Авасарале информацию. Нгайен сумел восстановить свой флот, потому что за входящими сообщениями следил Сорен. Кто-то предвидел надобность в таком контроле. В манипуляциях. Ей подсунули Сорена задолго до катастрофы на Ганимеде. Кто-то предвидел появление монстра.

И этот «кто-то» был Эрринрайт.

Он позволил ей настоять на мирных переговорах, внушил, что она управилась с Нгайеном, позволил зачислить в свой штат Бобби. Сделал все, чтобы она ничего не заподозрила.

Это — не осколок, отлетевший с Венеры, это военная операция. Оружие, понадобившееся Земле, чтобы сокрушить соперников прежде, чем то, на Венере, закончит свою подготовку. Кто-то, возможно «Мао-Квиковски», скрыл образец протомолекулы в тайной, надежно охраняемой лаборатории, превратил в оружие и открыл торги.

Она задумалась: чем расплатился Эрринрайт, если перебил цену у Марса? Наверняка Жюль-Пьер Мао получил не только деньги.

Земля приобретала первое протомолекулярное оружие, и Эрринрайт вывел Авасаралу из игры, потому что знал: она не согласится ни на какое применение этого оружия. А во всей Солнечной системе она одна, возможно, в силах была его остановить.

Авасарала задумалась, успеет ли остановить его теперь.

— Благодарю, Сорен, — кивнула она. — Ценю. Мы знаем, где она сейчас?

— Ищет вас, — хитро улыбнулся Сорен. — Возможно, полагает, что вы уже спите. Час поздний.

— Я? Сплю? Да, помнится, бывало и такое, — вздохнула Авасарала. — Хорошо. Мне нужно переговорить с Эрринрайтом.

— Прикажете ее арестовать?

— Нет, не прикажу.

Он искусно скрыл разочарование.

— Поговорю с Эрринрайтом, — сказала она. — Принесете мне чаю?

— Да, мэм, — согласился он и откланялся.

Авасарала села прямо. Мысли успокоились. Тело пребывало в уравновешенной неподвижности, как под конец особенно долгой и успешной медитации. Она запросила связь и засекла время, которое понадобится Эрринрайту или его помощнику на ответ. Запрос был немедленно помечен флажком «приоритетный». Эрринрайт ответил спустя три минуты. Он говорил через ручной терминал, картинка подпрыгивала, когда его машину качало на поворотах. Там, где он находился, была глубокая ночь.

— Крисьен! — сказал он. — Что-то случилось?

— Ничего особенного, — ответила Авасарала, проклиная про себя плохую связь. Ей хотелось рассмотреть его лицо, увидеть, как он будет лгать. — Сорен принес мне интересную новость. Разведка считает мою марсианскую сотрудницу шпионкой.

— Серьезно? — удивился Эрринрайт. — Неудачно вышло. Собираетесь брать?

— Не думаю, — возразила Авасарала. — Предпочитаю встроиться в поток движения. Знакомый дьявол лучше незнакомого, согласитесь?

Последовала почти незаметная пауза.

— Хорошая мысль. Так и сделайте.

— Спасибо, сэр.

— Раз уж вы здесь, я спрошу: вам обязательно находиться в офисе или вы могли бы работать и с корабля?

Она улыбнулась. Вот и следующий ход.

— Что вы придумали?

Машина Эрринрайта вышла на ровный участок, и его лицо сфокусировалось. В темном костюме, в рубашке с высоким воротничком и без галстука, он походил на священника.

— Ганимед. Мы должны показать, что серьезно относимся к ситуации. Генеральный секретарь хочет, чтобы там лично присутствовал кто-то из высших. Сообщал бы о гуманитарных проблемах. Поскольку ими всегда занимались вы, он считает вас подходящей кандидатурой. А я решил, что это даст вам шанс заодно расследовать первое нападение.

— Идет война, сэр, — напомнила Авасарала. — Не думаю, что у флота найдется лишний корабль, чтобы таскать на нем мои старые кости. Кроме того, я ведь еще координирую проблему Венеры? Карт-бланш и все такое.

Усмешка Эрринрайта выглядела вполне натурально.

— Я все устроил. О вас позаботятся. Жюль-Пьер Мао вылетает на своей яхте с Луны, чтобы лично контролировать гуманитарную помощь, которую его компания оказывает Ганимеду. Он предлагает вам место на борту. Там вам будет удобнее, чем в офисе, да и диапазон связи, возможно, у него шире. Мониторить Венеру сможете и оттуда.

— «Маоквик» нынче входит в состав правительства? Впервые слышу, — заметила она.

— Мы все на одной стороне. «Маоквик» не меньше других заинтересован в спасении этих людей.

Дверь отворилась, и к ней в кабинет ввалилась Роберта Драпер. Выглядела марсианка дерьмово. Кожа ее была пепельного оттенка, словно от долгого недосыпа, челюсти сжаты. Авасарала кивнула ей на стул.

— Я займу широкую полосу частот, — сказала она.

— Это ничего. Получите приоритет на всех каналах связи.

Марсианка села напротив стола, вне обзора камеры. Она стиснула кулаки, прижала локти к бокам, словно борец перед выходом на ринг. Авасарала заставила себя отвести взгляд.

— У меня есть время на раздумье?

— Крисьен, — протянул Эрринрайт, придвинув к себе монитор, так что его круглое лицо заполнило весь экран, — я говорил генеральному, что это сомнительный вариант. Полет к системе Юпитера, даже на лучшей яхте, — серьезное испытание. Если вы слишком загружены работой или плохо переносите полеты — только скажите, и я подберу другую кандидатуру. Правда, лучше вас не найдешь.

— Еще бы, — согласилась Авасарала и махнула рукой. В груди нарастала ярость. — Отлично, вы меня уговорили. Когда вылетать?

— Яхта отбывает через четверо суток. Простите, что не предупредил заранее, но я сам только час назад получил подтверждение.

— Как удачно все сложилось!

— Будь я религиозен, мог бы увидеть в этом тайный смысл, — согласился Эрринрайт. — Подробности я передам через Сорена.

— Лучше напрямую мне, — возразила Авасарала. — У Сорена дел по горло.

— Как угодно, — кивнул Эрринрайт.

Ее босс тайно спровоцировал войну. Сотрудничает с корпорацией, которая выпустила джинна из бутылки на Фебе, принесла в жертву Эрос и угрожала всему человечеству. Прямо трусливый мальчишка в чистеньком костюмчике, который ввязывается в драку с более слабым противником потому, что намочил штанишки перед сильным. Авасарала улыбнулась начальнику. Из-за него и Нгайена уже погибли хорошие люди. На Ганимеде умирали дети. Астеры подбирали последние крохи калорий. Кого-то ждала голодная смерть.

Круглые щеки Эрринрайта на миллиметр сдулись, брови самую малость сдвинулись. Он понял, что она знает. Как же ему не понять? Игроки такого калибра не обманывают друг друга. Они выигрывают вопреки тому, что противник точно знает расклад. Именно так он только что обыграл ее.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил начальник. — Мы общаемся с вами десять лет, и, кажется, впервые вы обошлись без непристойностей.

Авасарала ухмыльнулась в экран, погладила его кончиками пальцев и тщательно выговорила:

— Говнюк.

Прервав связь, она на минуту обхватила голову руками и, сосредотачиваясь, ровно и глубоко подышала. Подняв глаза, она встретила взгляд Бобби и кивнула.

— Вечер добрый.

— Я вас искала, — сказала Бобби, — мне заблокировали связь.

Авасарала хмыкнула.

— Нам надо поговорить. Об одном человеке. То есть о Сорене, — продолжала Бобби. — Помните, вы пару дней назад давали ему карту с данными? Он ее кому-то передал. Не знаю кому, но из военных, готова поклясться.

«Так вот почему он перетрусил, — отметила про себя Авасарала. — Мальчика застали с рукой в банке варенья. Болван недооценил ее ручную десантницу».

— Отлично, — сказала она.

— Я понимаю, что вы мне не доверяете, — заговорила Бобби, — но… ладно. Что вы смеетесь?

Авасарала поднялась и развернула плечи, отозвавшиеся приятной болью.

— На данный момент вы — единственная из сотрудников, которым я хоть на плевок доверяю. Помните, я говорила, что тварь на Ганимеде — не наша работа? Теперь я этого не скажу. Мы ее купили и, как я понимаю, планируем использовать против вас.

Бобби вскочила. Лицо ее, и без того бледное, стало совсем бескровным.

— Я должна известить командование, — перехваченным голосом выдавила она.

— Ничего вы не должны. Они знают. А доказать вы, как и я, ничего не сумеете. Услышав такое сейчас, они объявят об этом на весь мир, а мы выпустим опровержение, и так далее и тому подобное. Хуже другое. Вы летите со мной на Ганимед. Меня отсылают.

Она рассказала все. Про подложный рапорт Сорена, про вытекающее из него предательство Эрринрайта, про командировку на Ганимед и каюту на яхте «Мао-Квиковски».

— Вам нельзя лететь, — сказала Бобби.

— До чертиков нежелательно, — согласилась Авасарала. — Они будут отслеживать мои переговоры; впрочем, возможно, и здесь отслеживают. И раз меня посылают на Ганимед, можно не сомневаться: там уже ни черта не произойдет. Меня запрут в ящик и выпустят, когда уже ничего нельзя будет изменить. Во всяком случае они на это рассчитывают. Хрен им! Я еще не выхожу из игры.

— Вам нельзя на ту яхту, — сказала Бобби, — это ловушка.

— Конечно ловушка, — махнула рукой Авасарала, — но в эту ловушку придется влезть. Не отказывать же генеральному секретарю? Об отказе станет известно, и все решат, что мне пора в отставку. Никто не станет поддерживать игрока, который через год потеряет власть. Игру рассчитывают на долгий срок, а значит, надо выглядеть не только сильной, но и стойкой. Эрринрайт это понимает, он и сам ведет такую игру.

За окном взлетел еще один челнок. Авасарале уже сейчас слышался рев двигателя, перегрузки заранее давили в спину. Да, перелет будет не из приятных.

— Если вы отправитесь с ними — вас убьют, — напирая на каждое слово, произнесла Бобби.

— Нет, это было бы не по правилам, — возразила Авасарала, — зато они…

Дверь снова открылась. Сорен держал поднос с чугунным чайничком и одной эмалевой чашкой без ручки. Он открыл рот, хотел что-то сказать и тут увидел Бобби. Авасарала могла забыть, насколько марсианка крупнее маленького землянина, но сразу вспомнила, увидев, как съежился Сорен.

— А вот и мой чай! Отлично. Хотите чаю, Бобби?

— Нет.

— Ну и ладно. Поставьте, Сорен, дайте мне спокойно попить чайку. Вот так, налейте мне.

Авасарала наблюдала, как Сорен поворачивается спиной к десантнице. Руки у него не дрожали — хоть на это парня хватило. Авасарала неподвижно ждала, пока ей подадут чай: так учат щенка отдавать хозяину поноску. Получив чашку, она вдохнула горячий пар. Подчеркнуто не оборачиваясь, не глядя на Бобби.

— Что-то еще, мэм?

Авасарала улыбнулась. Сколько людей погибли из-за того, что этот мальчик ей лгал? Она никогда не узнает наверняка, и он тоже не узнает. Единственное, что в ее силах, — прекратить это.

— Сорен, — сказала она, — они узнают, что это вы.

Такого он уже не выдержал. Оглянулся через плечо и снова уставился на нее, позеленев от страха.

И все-таки попытался выкрутиться:

— О ком вы говорите?

— О них. Если вы рассчитывали, что вам помогут сделать карьеру, то напрасно. Люди, на которых вы работаете, забудут о вас, едва вы поскользнетесь. Они не выносят неудачников.

— Я…

— И я тоже. Заберите личные вещи.

Она видела в его глазах, как рассыпается будущее, которое он нарисовал себе и ради которого так старался. На месте этого будущего возникала жизнь на базовое пособие. Этого мало, этого и близко недостаточно, но более сурового приговора ей пока не добиться.

Когда за Сореном закрылась дверь, Бобби прокашлялась.

— Что с ним будет?

Авасарала сделал глоток чая. Хороший, свежий зеленый чай, идеально заваренный: насыщенный, ароматный, ничуть не горчит.

— Кому он на фиг нужен? — спросила она. — Яхта отправляется через четыре дня. Времени не так много, и все это время мы будем на глазах у плохих парней. Я дам вам список, с кем потребуется выпить, позавтракать или посидеть за чашечкой кофе до отлета. Ваше дело — устроить мне эти встречи.

— Я теперь ваш секретарь по связям? — ощетинилась Бобби.

— Вы и, кроме вас, мой муж — единственные люди, про кого я знаю, что они не станут мне мешать, — ответила Авасарала. — Вот как низко я пала. Ничего не могу сделать и ни на кого не могу положиться. Так что — да, вы мой секретарь по связям. А также телохранитель. А также штатный психолог. И все это — вы.

Бобби набычилась, подышала, раздувая ноздри. Губы у нее поджались, и она коротко мотнула головой: вправо, влево — и в упор уставилась на Авасаралу.

— Вам кранты, — сказала она.

Авасарала сделала еще глоточек. Ей бы чувствовать себя разбитой, оплакивать крушение. Ее отрезали от рычагов власти, обманули. Вот здесь, чуть не на этом самом месте, сидел и посмеивался над ней в рукав Жюль-Пьер Мао. Эрринрайт, Нгайен, кто там еще участвует в их маленьком заговоре — они обвели ее вокруг пальца. Она тут нажимала на педали, раздавала услуги и воображала, что занимается делом. Сколько месяцев, если не лет, она не замечала, что ее вывели из игры?

Ее одурачили, но Авасарала не чувствовала себя униженной. Нет, она была живой, как никогда. Она знала, что это ее игра, и если она вступает в нее посреди тайма, тем лучше. Они не примут ее в расчет, а если враг тебя недооценивает — он много теряет.

— У вас есть пистолет?

Бобби чуть не прыснула.

— Марсианские военные не разгуливают по зданию ООН с оружием. Мне и за столом тупую вилку выдают война, как-никак.

— Хорошо, ясно. На яхте вы будете отвечать за мою безопасность. Вам понадобится оружие, я об этом позабочусь.

— А вы сможете? В таком случае, честно говоря, я бы предпочла свой скафандр.

— Скафандр? Какой скафандр?

— Когда я сюда прилетела, со мной был стандартный боевой скафандр. Это с его камеры скопировали видеозапись монстра. Его собирались передать вашим в доказательство, что оригинал не подделан.

Авасарала пила чай и разглядывала Бобби. Майкл Джон должен знать, куда его дели. Надо позвонить ему с утра и распорядиться, чтобы скафандр доставили на борт яхты в коробке с невинной пометкой: «Гардероб».

Бобби зачем-то продолжала ее уговаривать:

— Серьезно, с оружием я — солдат. В скафандре я — супермен!

— Если он еще у нас, я его добуду.

— Вот и хорошо, — сказала Бобби и улыбнулась. Впервые за все время их знакомства Авасарала испугалась марсианки.

Помоги Боже тому, кто вынудит ее надеть этот скафандр!

Глава 29 Холден

Как только Алекс включил тягу, невесомость исчезла и ласковые 0,5 g опустили Холдена на пол отсека. Теперь, когда монстр остался за бортом, можно было не торопиться. Они должны чуть отвести корабль и зацепить тварь жарким, как звезда, выхлопом дюз, распылив ее на элементарные частицы. Никакая протомолекула не восстановится после разложения на ионы.

Во всяком случае Холден на это надеялся.

Коснувшись палубы, он хотел было включить экран на стене и обзор с кормовых камер, чтобы увидеть, как сгорит это существо, но колено, принявшее на себя его вес, словно проткнули раскаленным гвоздем. Холден взвыл и рухнул на пол.

Амос подобрался к нему, отключил магнитные подошвы и встал на колени.

— Ты как, кэп?

— Нормально. В смысле — для человека с переломанным коленом.

— А в невесомости травма сустава легче переносится?

Холден собирался ответить, и тут тяжелый молот обрушился на борт корабля. Корпус отозвался звоном гонга. Почти мгновенно отключились двигатели, и корабль начал вращаться вокруг оси. Амоса отбросило от Холдена на наружный люк. Холдена пронесло вдоль палубы и поставило стоймя у ближайшей переборки. От боли в колене у него потемнело в глазах.

Он нажал кнопку в шлеме, и скафандр впрыснул ему полный набор амфетаминов и обезболивающих. Колено продолжало пылать, но боль отдалилась и стала терпимой. Темнота на краю зрения рассеялась, и в шлюзовой посветлело. Зато сердце понеслось вскачь.

— Алекс, — спросил он, уже зная ответ, — что это было?

— Как только мы подожгли пассажира, бомба взорвалась, — ответил пилот. — У нас серьезные повреждения обшивки корпуса грузового и машинного отсеков. Автоматика заглушила реактор. Грузовой отсек при взрыве сработал как дополнительный двигатель и раскрутил корабль. Управление потеряно.

Амос застонал и подобрал под себя конечности.

— Хреново.

— Надо остановить вращение, — сказал Холден. — Запуск маневровых двигателей возможен?

— Холден, — вклинилась в разговор Наоми, — по-моему, там в шлюзе Пракс ранен. Он не шевелится.

— Умирает?

Заминка продолжалась не дольше секунды.

— Его скафандр так не думает.

— Тогда сначала корабль, — решил Холден, — а потом первая помощь. Алекс, у нас появилась радиосвязь. И освещение включилось. Значит, нас больше не глушат, и аккумуляторы работают. Почему ты не включаешь маневровые?

— Похоже, что… отказали главный и запасной насосы. Напора воды нет.

— Подтверждаю, — спустя секунду сказала Наоми. — Первый не попал в зону взрыва. Если его поджарило, что же творится в машинном зале? Второй палубой выше. Он не должен был пострадать, но перед отключением реактора я заметила сильный всплеск энергии. Мог перегореть, или сработал предохранитель.

— О'кей, мы им займемся, — сказал Холден, подтягиваясь к лежащему у наружного люка механику. — Амос, ты со мной?

Амос по-астерски изобразил «кивок» ладонью и простонал:

— Просто дух вышибло, а так ничего.

— Поднимайся, большой мальчик, — велел Холден и, подтянувшись, встал. В гравитации, полученной от вращения, левая нога казалась тяжелой, горячей и не гнущейся, как доска. Без лекарств он бы, верно, и встать на нее не сумел без крика, а так еще и Амоса поднял.

«Потом придется расплачиваться», подумал он, но амфетамины отогнали и эту мысль.

— Что? — невнятно выдавил Амос. Механик, возможно, получил контузию, но его лечение приходилось пока отложить.

— Надо наладить запасной насос, — сказал Холден, заставляя себя, вопреки наркотикам, говорить разборчиво. Как к нему быстрее добраться?

— Через механическую мастерскую, — ответил Амос, после чего закрыл глаза и, кажется, стоя заснул.

— Наоми, — спросил Холден, — ты управляешь скафандром Амоса?

— Да.

— Накачай его стимуляторами. На себе я его не утащу, а без него не обойтись.

— Слушаюсь, — сказала она, и через пару секунд Амос распахнул глаза.

— Зар-раза, никак я уснул?

Он все еще глотал слоги, но в речи появилась маниакальная энергия.

— Нам надо попасть в мастерскую. Захвати, что считаешь нужным для наладки насоса. Там могло сорвать предохранитель, или перегорела проводка. Я сейчас подойду.

— О'кей, — кивнул Амос и за кольцо для ног подтянулся к шлюзу. Люк отъехал в сторону, и механик скрылся за ним.

Вращение корабля поместило «низ» на полпути между палубой и переборкой правого борта. Никакие трапы и зацепы, размещенные по кораблю для передвижения на тяге или при низкой гравитации, не предусматривали подобной ситуации. Работай у него все четыре конечности, Холден бы справился, но бездействующая нога осложняла маневры.

И разумеется, стоит ему миновать центр вращения, все перевернется вверх ногами.

Перспектива то и дело смещалась. В ушах бесилась кориолисова сила, а он то падал вниз, оседлав вращающуюся железяку, то железяка наваливалась на него, угрожая раздавить. Холден успевал облиться потом, пока мозг пытался обработать перевернувшийся мир. К горлу подступила тошнота. Холден подбородком нажал клавишу, накачавшую ему в кровь дозу противорвотных препаратов. И, не давая себе больше времени задуматься, стал цепляться на ножные упоры, подтягиваясь к шлюзу. Внутри он увидел Амоса, который вытаскивал из шкафчиков инструменты и складывал их в пластиковое ведро.

— Наоми, — позвал Холден, — мы хотим заглянуть в машинный. Там камеры остались?

Она недовольно хмыкнула, что он истолковал как отрицательный ответ, затем сказала:

— По всему кораблю система не работает. Или камеры уничтожены, или тока в их цепи нет.

Холден подтянулся к герметичному люку, отделявшему палубу мастерской от реактора. Сигнальная лампа на переборке светилась сердитым красным огоньком.

— Дрянь, этого я и боялся.

— Чего? — спросила Наоми.

— Состояния отсеков ты тоже не видишь?

— Машинного — не вижу. Там все отключилось.

— Ну, — вздохнул Холден, — на той стороне нет воздуха. Должно быть, бомбочка пробила дыру в переборке и обеспечила нам вакуум.

— Угу, — вставил Амос, — как и в грузовом.

— В грузовом еще и люк поврежден, — добавила Наоми, — и шлюз.

— И куропатка на деревце сидит,[71] — с отвращением фыркнул Амос. — Пусть только чертов кораблик перестанет крутиться — я тогда выйду и гляну, что там.

— Амос прав, — сказал Холден, отталкиваясь от люка, чтобы выпрямиться. Через установленную под острым углом переборку он дотянулся до съемной панели, рядом с которой уже ждал Амос с инструментом. — Сначала главное.

Пока Амос гидравлическим ключом разбирал панель, Холден попросил:

— Кстати, Наоми, откачай воздух и из мастерской. Всю атмосферу ниже четвертой палубы. И отключи замки, чтобы можно было, если понадобится, открыть люк в машинный.

Амос вывернул последний винт и снял панель с переборки. Под ней открылось темное тесное пространство, забитое путаницей труб и проводов.

— Да, — добавил Холден, — и приготовь сигнал SOS на случай, если починить не сумеем.

— Как же, все кругом только и мечтают нас спасти, — проворчал Амос.

Он пролез в узкий ход между двумя обшивками и скрылся из вида. Холден последовал за ним. Через два метра от люка они наткнулись на громоздкий и сложный механизм насоса, обеспечивавшего давление в маневровых двигателях. Амос принялся снимать с него деталь за деталью. Холден ждал, не видя в тесноте, чем именно занимается механик.

— Ну как там? — спросил он, наслушавшись за пять минут всяческих ругательств, которыми Амос сопровождал работу.

— На вид все хорошо, — отозвался тот, — предохранитель я на всякий случай сменю, но, думается мне, беда не в насосе.

Дерьмо!

Холден попятился наружу и по крутому откосу переборки ползком поднялся к люку в машинный отсек. Сердитый красный огонек сменился равнодушным желтым, поскольку теперь атмосферы не было по обе стороны.

— Наоми, я вхожу в машинный, — предупредил Холден. — Надо посмотреть, что с реактором. Ты отключила замок?

— Да, но у меня там нет датчиков. Какая там радиация?

— Ну здесь-то у тебя датчики есть? Если из открытого люка хлынет излучение, дай мне знать, и я сразу захлопну.

— Джим, — сухой тон, каким Наоми говорила с ним в последнее время, впервые чуть смягчился, — сколько раз тебе надо попасть под массивное излучение, пока тебя проймет?

— Скажем, еще один?

— Я дам команду «Роси» приготовить койку в медотсеке, — сказала она, почти не шутя.

— Выбери ту, что не выдает ошибки.

И, не давая себе времени передумать, Холден хлопнул по кнопке «открыть». Пока люк отъезжал, он задержал дыхание. Ждал, что по ту сторону откроется картина хаоса и разрушений, что прозвучит сигнал радиационной тревоги.

Однако, если не считать маленького отверстия в переборке, отделявшей реактор от грузового отсека, все выглядело нормально.

Холден, подтянувшись, нырнул в люк и, зависнув на руках, осмотрелся. Огромный кожух термоядерного реактора посреди зала вроде бы не был поврежден. А вот переборка по правому борту опасно вспучилась, и посреди нее зияла обугленная дыра, словно по ту сторону пробудился миниатюрный вулкан. Представив, какая энергия вот так погнула и пробила армированную антирадиационную переборку, Холден содрогнулся. Чуть посильнее — и такая же дыра зияла бы в кожухе. Еще несколько джоулей — и защиту реактора сорвало бы напрочь!

— Пронесло, — вздохнул он.

— Все, что можно было, я заменил, — проговорил Амос. — Проблема не здесь.

Холден выпустил край люка и по наклонной перегородке съехал на палубу. Из видимых повреждений обнаружился еще только осколок обшивки, засевший в стене против дыры. Оставалось совершенно непонятным, как он попал туда, не пробив по пути реактор, разве что дважды срикошетил от переборок, огибая его. Однако реактор уцелел, стало быть, именно это и произошло.

— Воистину пронесло, — повторил Холден, ощупывая зазубренный кусок металла. Он на добрых пятнадцать сантиметров ушел в стену. Такой запросто пробил бы защитную обшивку реактора, а могло быть и хуже.

— Переключаюсь на твою камеру, — сказала Наоми и спустя секунду присвистнула. — Кроме шуток. В этой стене сплошная проводка. Где ни пробей дыру, хоть один кабель да заденешь.

Холден попробовал пальцами вытащить осколок и не сумел.

— Амос, захвати клещи и побольше изоленты.

— Стало быть, скорая помощь не требуется, — заметила Наоми.

— Нет. Но хорошо бы навести камеру на корму и увериться, что за все наши беды мы убили-таки чертову тварь.

— Я своими глазами видел, — уверил Амос. — Один газ остался, кэп.

Холден лежал на койке медотсека, позволяя кораблю заботиться о его ноге. Манипулятор время от времени тыкался в раздутое маленькой дыней колено с натянутой, как на барабане, кожей. Но койка заранее впрыснула пациенту все, что требовалось, так что прикосновения не причиняли боли.

На соседней койке лежал Пракс. Повязка на голове скрывала сорванный, а потом приклеенный обратно трехсантиметровый лоскут кожи. Ботаник не открывал глаз. Амос, который обошелся без сотрясения мозга, отделавшись далеко не первой шишкой на лбу, возился внизу, налаживая все, что повредила бомба, в том числе латая дыру в переборке. Отремонтировать грузовой отсек удастся только на Тихо. Алекс, чтобы не мешать работе, вел корабль к станции на бережной четвертушке g.

Холден не спешил. По правде сказать, он не прочь был немного оттянуть возвращение и встречу с Фредом. Поразмыслив, он все яснее понимал, что поддался слепой панике и что Наоми права. Видеть в случившемся руку Фреда теперь казалось просто нелепым.

Но полной уверенности у него не было. А он нуждался в полной.

Пракс забормотал и потянулся к голове, стал срывать повязку.

— Я бы ее не трогал, — сказал Холден.

Пракс кивнул и снова закрыл глаза. Спит или пытается уснуть. Автохирург вывел из бедра Холдена трубку, залил ранку антисептиком и принялся туго бинтовать. Холден позволил автоматике проделать все, что она сочла нужным, потом повернулся на бок и попробовал встать. Колено не держало даже на четверти g. Он на одной ноге проскакал к шкафу и достал себе костыль.

Когда он проходил мимо второй койки, ботаник схватил его за руку. Хватка оказалась на удивление сильной.

— Оно убито?

— Да, — успокоил Холден, похлопав ученого по руке, — мы его достали. Спасибо.

Пракс не ответил: перевернулся на бок и затрясся. Холден не сразу понял, что тот плачет. И ушел, ничего не сказав. Что тут скажешь?

Холден вызвал трап-лифт. Он собирался вернуться в рубку, прочитать подробный рапорт об ущербе, составленный совместными усилиями Наоми и «Роси». Но задержался, услышав голоса на жилой палубе. Ему было не разобрать, о чем разговор, но голос Наоми он узнал сразу. Таким голосом она говорила, когда бывала с ним наедине. Голоса доносились с камбуза. Холден, стыдясь самого себя, прокрался к люку, пока не стал различать слова.

— Не только это, — говорила Наоми.

Холден совсем было вошел в камбуз, но что-то в тоне женщины удержало его. Он с ужасом догадался, что речь идет о нем. О них. О том, почему она уходит.

— Да что же еще-то? — спросил второй голос. Амос.

— Ты на Ганимеде едва не забил человека насмерть за банку консервов, — ответила Наоми.

— Парня, который готов был продать девчушку за банку жратвы? И хрен с ним! Окажись он здесь, я бы еще добавил.

— Ты мне доверяешь, Амос? — В голосе Наоми была грусть. Больше чем грусть. Страх.

— Как никому другому, — ответил ей Амос.

— Я с ума схожу от страха. Боюсь, что Джим натворит дел на Тихо. И этот парень, которого мы захватили с собой, на грани срыва.

— Ну, он-то…

— И ты, — перебила она. — Я всегда на тебя полагалась. Была уверена, что ты прикроешь, что бы ни случилось. А теперь я даже не знаю, потому что знакомый мне Амос не избил бы до полусмерти голодного парнишку, сколько бы жратвы тот ни выторговывал. Мне кажется, все мы теряем себя. Я должна понять, потому что мне очень-очень страшно.

Холдену хотелось войти, взять ее за руку, обнять. Ее голос звал, но Холден сдержался. Последовало долгое молчание, потом что-то зашуршало, металл звякнул о стекло. Кто-то размешивал сахар в чашке кофе.

— Знаешь, Балтимора, — начал Амос так свободно, словно говорил о погоде, — не слишком милый городок. Слыхала что-нибудь о выжималах? О торговле выжимками? Из шлюх, знаешь?

— Нет. Это о наркотиках?

— Нет, — со смешком ответил Амос. — Нет, когда хотят «выжать» шлюху, ее выставляют на панель, пока она не залетит, потом шантажируют ее беременностью клиентов, а когда она разродится, снова шлют на панель. Ограничение рождаемости позволяет немало выжать из мужиков, имевших дело с беременной.

— Выжималы…

— Да, так это называется. Никогда не слышала?

— Понятно, — тщетно скрывая отвращение, проговорила Наоми.

— А детишки хоть незаконно, но все же рождаются, знаешь ли, — продолжал Амос. — И тоже идут в дело.

Холден чувствовал, как сжимается у него что-то в груди. Ничего подобного ему и в голову не приходило. Голос Наоми словно отразил его ужас.

— Господи!

— Господь тут не при делах, — возразил Амос. — О Боге в этом ремесле и не слышали. Но ребятишки иной раз оказываются в сутенерских бандах. Другие бродят по улицам…

— И кое-кому удается выбраться во внешние миры, чтобы никогда не вернуться? — тихо спросила Наоми.

— Наверное, — все так же равнодушно ответил Амос. — Может, кому и удается. Но большую часть в конце концов просто… используют. Насколько их хватает. А потом они пропадают. Большей частью.

Некоторое время было тихо. Холден по звукам угадывал, что кто-то пьет кофе.

— Амос, — сдавленным голосом проговорила Наоми, — я никогда не…

— Так вот, мне бы хотелось найти ту малышку, пока ее не использовали и она не пропала. Мне бы очень хотелось это для нее сделать. — Голос у Амоса на миг сорвался, и он, громко прокашлявшись, закончил: — И для ее папки.

Холден подумал, что все сказано, и стал понемногу отходить, когда Амос спокойно закончил:

— А потом я убью тех, кто ее украл.

Глава 30 Бобби

Бобби впервые услышала о торговом предприятии «Мао-Квиковски», только когда начала работать на Авасаралу. Впрочем, может, и прежде слышала, да не запомнила, а ведь всю жизнь носила на себе, ела и подкладывала под себя продукцию, которую доставляли по всей системе грузовики «Маоквик». Усвоив полученные от Авасаралы файлы, Бобби поразилась размеру и широте влияния этой компании. Сотни кораблей, десятки станций, миллионы работников. Жюль-Пьер Мао имел солидную собственность на каждой обитаемой планете и на всех лунах Солнечной системы.

А его восемнадцатилетняя дочь владела гоночной шлюпкой. Причем это была нелюбимая дочь.

Бобби не могла представить, каково это: владеть собственным космическим кораблем только для того, чтобы участвовать в гонках. Об отношениях этой девушки с богатством и комфортом немало говорил тот факт, что она сбежала из дома и присоединилась к мятежникам из АВП, но Бобби плохо давались философские рассуждения.

Она выросла в благополучной семье, принадлежавшей к марсианскому среднему классу. Отец ее отслужил двадцать лет в командном составе, а выйдя на пенсию, устроился консультантом в частную охранную службу. Семья всегда жила в хорошем доме, Бобби и двое старших братьев посещали частную школу, и в университете братья отучились, не прибегая к ссудам. За всю свою жизнь Бобби ни разу не чувствовала себя беднячкой.

До сих пор.

Собственный гоночный корабль — это не просто другой уровень благосостояния, это другой вид человеческих существ. Мотовство, достойное августейших особ древней Земли, подобие египетской пирамиды на реактивной тяге. Более смехотворных излишеств Бобби не знала. Пока, после короткого перелета на челноке, не попала на частную станцию Мао — «Л-5».[72]

Жюль-Пьер не оставлял свои корабли на орбите у общественных парковок и не пользовался станцией корпорации. У него имелась личная, полностью оборудованная космическая станция, роскошная, как павлиний хвост. Подобные излишества просто не укладывались в голове. И представлялись Бобби очень опасными. Жюль-Пьер каждым своим поступком словно утверждал, что не ведает границ. Для него не существовало рамок. Убийство важного лица из правительства ООН могло навредить бизнесу или оказаться чересчур дорогим — но не для человека с его богатством и властью.

Авасарала этого не понимала.

— Терпеть не могу гравитации вращения, — говорила она, прихлебывая чай, над которым курился пар.

На станцию они попали всего на три часа, пока их вещи перегружали с челнока на яхту, однако получили покои с четырьмя просторными спальнями — по душевой комнате на каждую — и с большой гостиной. Огромные экраны имитировали окна, на черном фоне сиял затянутый облаками полумесяц Земли. В их персональной кухне работали трое поваров — никогда еще заместительнице госсекретаря не требовался такой большой штат, чтобы заварить чашку чая. Бобби подумывала, не заказать ли полный обед, чтобы поварам было чем заняться.

— Просто не верю! Мы полезем на корабль, принадлежащий этому типу? Вы когда-нибудь слышали, чтобы такие богачи попадали за решетку? Да хотя бы под следствие? Он, пожалуй, может пристрелить вас в прямом эфире — ему и не такое сойдет с рук.

Авасарала рассмеялась, забавляясь ее пылом. Бобби сдержала вспышку ярости. Это просто страх искал выхода.

— Такое было бы против правил, — объяснила Авасарала. — В этой игре никого не убивают, а просто вытесняют с поля. Что похуже убийства.

— Нет, не хуже. Я видела, как убивают людей. Видела, как убивают моих друзей. Когда вы говорите: «Не по правилам», то имеете в виду правила для таких, как вы. Для меня существуют другие игры.

Авасарала холодновато ответила:

— Верно. Мы играем на уровне, где действуют другие правила. Эта игра похожа на го — борьба идет за влияние. За то, чтобы контролировать доску, не занимая ее целиком.

— Покер — тоже игра, — возразила старухе Бобби, — но иногда ставки взлетают так высоко, что кто-то из игроков решает: проще убить соперника и уйти с деньгами. Такое нередко случается.

Авасарала не ответила сразу, а покивала, очевидно обдумывая слова Бобби, и та почувствовала, как внезапная волна симпатии к этой ворчливой и заносчивой старой даме вытеснила гнев.

— Так, — сказала Авасарала, отставив чашку и сложив руки на коленях. — Я вас выслушала, сержант. Я считаю это маловероятным, но рада, что вы со мной и что предупредили меня.

«Но ты не принимаешь меня всерьез!» — чуть не выкрикнула Бобби. Однако, вместо крика, обратилась к топтавшемуся рядом слуге с просьбой принести сэндвич с грибами и луком.

Пока Бобби ела, Авасарала прихлебывала чай, потихоньку грызла печенье и болтала о войне и о внучках. Бобби старалась попадать в такт: на рассказы о войне — хмыкать озабочено, о детишках — умиленно, однако мысли ее были заняты кошмаром тактика: планом по охране и защите Авасаралы на вражеском корабле.

Ее любимый скафандр в ящике с пометкой «Парадный костюм» тем временем перегружали на яхту Мао. Бобби стала думать, как наденет его, и не заметила, что Авасарала уже несколько минут молчит.

— Бобби, — спросила та довольно добродушно, — вам наскучили разговоры о моих внучках?

— Да, — честно призналась Бобби.

Станция Мао представлялась Бобби вершиной показного богатства, пока они не перешли на яхту.

Станция была пышной, но для этого все же имелось оправдание — она служила Мао гаражом на орбите, местом, где он держал и обслуживал свой частный флот. Под слоем лака скрывалась работающая станция с настоящими механиками и ремонтниками.

По размерам яхта «Гуаньшийин» соответствовала стандартному пассажирскому транспорту на двести мест, но на ней имелась всего дюжина кают. В грузовом отсеке едва хватало места для багажа на продолжительное путешествие. И скорость у нее была не бог весть какая. С практической точки зрения, яхта никуда не годилась.

Но ее создатели не думали о практичности.

«Гуаньшийин» строилась ради комфорта. Наилучшего комфорта.

Вестибюль был как в богатом отеле: мягкий ковер под ногами, блеск канделябров из настоящего хрусталя, все углы округлены, сглажены, стены обиты бамбуком и тканью из натурального волокна. Первое, что пришло в голову Бобби: «Как же трудно наводить здесь чистоту!» Секунду спустя она поняла, что эта трудность создана преднамеренно.

Каждая каюта занимала чуть ли не целую палубу. В каждой имелась отдельная ванна, центр связи, игровая и гостиная с полным баром. Гигантский экран на стене гостиной показывал вид за бортом — лучшего изображения не дало бы и настоящее стеклянное окно. У бара стоял автобармен, и рядом с ним — интерком, по которому в любое время дня и ночи можно было заказать и получить блюда от шеф-повара.

Ковер был таким толстым, с таким густым ворсом, что Бобби не сомневалась: магнитные присоски на нем не сработают. Да и зачем? Такие корабли не ломаются, за весь полет ему ни разу не придется выключать двигатель Пассажиры «Гуаньшийина», возможно, никогда в жизни не надевали скафандра.

А трубы и краны в ванной у них оказались позолоченными!

Бобби и Авасарала сидели в гостиной с начальником охраны от ООН. Приятный седой мужчина, потомок курдов, звался Котьяром. Впервые встретившись с ним, Бобби встревожилась. Он походил на дружелюбного школьного учителя, а не на солдата. Но, увидев, как умело он осматривает отведенное Авасарале помещение, как развивает план охраны и наставляет подчиненных, она успокоилась.

— Как впечатления? — спросила Авасарала, привольно раскинувшись в кресле и не открывая глаз.

— Это помещение ненадежно, — проговорил Котьяр с непривычным для Бобби акцентом, — здесь не следует обсуждать щепетильных вопросов. Для этого мы подготовим вашу личную комнату.

— Ловушка, — сказала Бобби.

— Кажется, мы покончили с этой фигней? — Авасарала встрепенулась и обожгла Бобби взглядом.

— Она права, — тихо поддержал Бобби Котьяр. Ему было явно не по себе от таких разговоров в «ненадежном помещении». — Я насчитал уже четырнадцать членов команды, но, по моей оценке, это не более одной трети всего состава. В моем распоряжении шестеро, готовых вас защищать…

— Семеро, — напомнила, подняв руку, Бобби.

— Как скажете, — кивнул Котьяр. — Семеро. Корабельные системы мы не контролируем. Для убийства достаточно закрыть эту палубу и откачать из нее воздух.

Бобби указала на Котьяра пальцем:

— Видите?

Авасарала отмахнулась от нее, как от мухи:

— Что со связью?

— Полный порядок, — сказал Котьяр. — Мы установили частную сеть и получили лично для вас направленный луч и радиоантенну. Полоса частот достаточная, хотя по мере удаления от Земли задержка сигнала станет нарастать.

— Хорошо, — улыбнулась Авасарала, впервые с минуты, когда она поднялась на корабль. Следы усталости сошли с ее лица, сменившись видом отдыхающего после тяжелой работы человека.

— Все это ненадежно, — продолжал Котьяр. — Мы сумеем обезопасить внутреннюю частную сеть, но, если они мониторят входящие и исходящие сигналы нашей станции, мы об этом не узнаем. Доступа в корабельную рубку у нас нет.

— Для того меня сюда и загнали, — объяснила Авасарала. — Засунули в бутылку, отправили в плавание и читают всю мою сраную переписку.

— Если это — все, считайте, нам повезло, — вставила Бобби. Отметив, какой усталой выглядит начальница, она вспомнила, как вымоталась сама, и, кажется, на минуту «поплыла». Авасарала что-то говорила, Котьяр кивнул, соглашаясь с ней. Она обернулась к Бобби.

— Вы согласны?

— Э… — Бобби тщетно пыталась вспомнить, о чем шла речь. — Я…

— Вы чуть не валитесь со стула. Когда вы в последний раз спали нормально, целую ночь?

— Наверное, тогда же, когда и вы, — ответила Бобби, добавив про себя: «Когда мои ребята были живы, а ты не пыталась спасти от пожара Солнечную систему». Она ожидала упрека, выговора за то, что не справляется со своей работой, что слаба.

— Справедливо, — ответила Авасарала, и Бобби снова захлестнуло теплое чувство. — Мао сегодня дает банкет в нашу честь. Я хочу взять с собой вас и Котьяра. Котьяр будет телохранителем: встанет с грозным видом у задней стены.

Бобби не сдержала смешка. Котьяр улыбнулся и подмигнул ей.

— А вы, — продолжала Авасарала, — как мой секретарь по связям, будете болтать с народом. Постарайтесь прощупать команду и настроение на борту. О'кей?

— Роджер.

— Я заметила, — сказала Авасарала, переходя на тон, каким обычно просила о неприятном одолжении, — как глазел на вас старший помощник, когда встречал нас у шлюза.

Бобби кивнула. Она тоже заметила. Попадаются мужчины со слабостью к крупным женщинам, и Бобби чуяла, что здешний старпом принадлежит к этому племени. Такие обычно искали в женщине любовницу-мать, поэтому Бобби держалась от них подальше.

— Не случится ли вам побеседовать и с ним? — закончила Авасарала.

Бобби расхохоталась и ожидала, что остальные поддержат ее, но даже Котьяр, кажется, считал предложение начальницы вполне резонным.

— Э, нет, — отказалась Бобби.

— Вы сказали «нет»?

— Да, «нет». Нет, и к черту! На хрен! Nein und abermals nein. Niet. La. Siei. — Исчерпав свои лингвистические познания, Бобби остановилась. — И вы меня малость разозлили.

— Я вас не просила с ним спать.

— И хорошо. Секс для меня — не оружие, — сказала Бобби. — Мое оружие — оружие.

— Крисьен! — Жюль-Пьер Мао обхватил и встряхнул руку Авасаралы.

Повелитель империи «Маоквик» возвышался над маленькой женщиной. Красота его была того рода, который вызывал у Бобби инстинктивную симпатию, а не подправленная медицинским искусством залысина говорила, что ее чувства хозяину безразличны. Пренебрежение такой простой проблемой, как прическа, только усиливало ощущение его власти над положением. Свободный свитер и хлопчатобумажные брюки сидели на Мао как костюм от хорошего портного. Когда Авасарала представила ему Бобби, он улыбнулся и кивнул, едва удостоив ее взглядом.

— Ваши люди устроились? — спросил он, намекая, что присутствие Бобби напомнило ему о нижестоящих. Бобби скрипнула зубами, но сохранила равнодушный вид.

— Да, — ответила Авасарала тоном, в котором Бобби послышалась неподдельная теплота. — Нас прекрасно устроили, и команда у вас замечательная.

— Отлично.

Жюль подхватил Авасаралу под руку и провел к огромному столу. Кругом стояли мужчины в белых куртках с черными галстуками. Один из них, метнувшись вперед, отодвинул стул, на который Жюль усадил свою спутницу.

— Шеф Марко обещал нам необыкновенное угощение.

— А как насчет откровенности? В меню не входит? — спросила Бобби, пока официант отодвигал стул для нее.

Жюль занял свое место во главе стола.

— Откровенности?

— Вы своего добились, — объяснилась Бобби, игнорируя поставленный перед ней служителем горячий суп. Мао подсолил свой и продолжил застольную беседу. — Заполучили замминистра на свой корабль. Теперь уже нет нужды нас морочить. Что дальше?

— Гуманитарная помощь, — ответил Мао.

— Чушь, — огрызнулась Бобби и, покосившись на Авасаралу, увидела, что та улыбается. — Вы хотите меня убедить, будто тратите пару месяцев на перелет до Юпитера, чтобы присмотреть за разгрузкой риса и сока? Да на этом кораблике груза Ганимеду не хватит и на один зубок.

Мао откинулся на стуле, и белые куртки засуетились, убирая суп. Унесли и нетронутую тарелку Бобби.

— Роберта… — начал Мао.

— Не называйте меня Робертой!

— Сержант, эти вопросы следовало задавать Министерству внешних сношений ООН, а не мне.

— Охотно бы задала, только в этой игре, похоже, задавать вопросы — не по правилам.

Он ответил теплой, снисходительной, ничего не выражающей улыбкой.

— Я предоставил свою яхту, чтобы обеспечить мадам секретарю наиболее удобную доставку к месту нового назначения. К тому же, хотя вы еще их не видели, на борту присутствуют эксперты, чьи знания окажутся бесценными для населения Ганимеда.

Бобби достаточно времени провела рядом с Авасаралой, чтобы понимать, что за игру ведет Мао. Он смеялся над ней. Он не хуже ее знал, что все это чушь. Но пока он сохраняет спокойствие и дает правдоподобные ответы, ничего с ним не поделаешь. Он слишком влиятелен, чтобы в лицо назвать его лжецом.

— Вы лжете, и… — начала Бобби и осеклась, до конца осознав сказанное. — Постойте, что значит «вы прибудете»? А вы, следовательно, — не прибудете?

— Боюсь, что нет, — ответил Мао, улыбаясь подавшему новую тарелку официанту. На тарелке лежала рыба — целиком, с головой и выпученными глазами.

Бобби в изумлении воззрилась на Авасаралу. Теперь и старуха перестала улыбаться.

— Мне сказали, что вы лично возглавляете гуманитарную миссию.

— Действительно, я намеревался возглавить, но события заставили меня отказаться от этих планов. Едва мы закончим обед — я челноком вернусь на станцию. Яхта и корабль остаются в полном вашем распоряжении до завершения вашей важной миссии на Ганимеде.

Авасарала молча смотрела на Мао. Впервые на памяти Бобби старая дама не находила слов.

Официант в белом подал Бобби рыбу, в то время как ее роскошная тюрьма неторопливо, на четверти g, двигалась к Юпитеру.

В лифте, поднимавшем их к каюте, Авасарала молчала. В гостиной она задержалась, чтобы прихватить из бара бутылку джина, и пальцем поманила Бобби. Та прошла за ней в хозяйскую спальню. Котьяр тоже присоединился.

Когда дверь закрылась и Котьяр своим служебным терминалом обследовал комнату на предмет жучков, Авасарала сказала:

— Бобби, начинайте обдумывать, как захватить контроль над кораблем или выбраться отсюда.

— Зачем? — возразила Бобби. — Давайте захватим челнок, приготовленный для Мао. Раз он отбывает челноком, значит станция еще в пределах полетной мощности.

К ее удивлению, Котьяр кивнул.

— Я согласен с сержантом. Если мы не хотим здесь оставаться, захватить и удерживать челнок проще.

Садясь на кровать, Авасарала глубоко и тяжело вздохнула.

— Так не делают. Пока я должна остаться здесь.

— Опять ваши кретинские правила! — в сердцах воскликнула Бобби.

— Да, — отрезала Авасарала, — опять правила. Меня сюда прислало начальство. Если я откажусь от полета, меня спишут. Из вежливости могут оправдать это внезапной болезнью или переутомлением, но под тем же предлогом меня не допустят к работе. Я окажусь в безопасности, но лишусь власти. А пока я делаю вид, что выполняю их распоряжения, я могу действовать. Я пока еще замминистра. У меня остаются связи, влияние. Стоит пуститься в бегство — я их лишусь. А это для меня — все равно что попасть под пулю.

— Но… — сказала Бобби.

— Но, — повторила Авасарала, — если мои действия окажутся успешными, они найдут способ меня отрезать. Необъяснимый отказ связи или еще что, лишь бы вышибить меня из Сети. Когда это произойдет, я потребую, чтобы капитан свернул для ремонта к ближайшей станции. Если я не ошибаюсь, он откажет.

— А! — сказала Бобби.

— О! — секундой позже подхватил Котьяр.

— Да, — кивнула Авасарала, — когда он откажет, я заявлю, что меня удерживают силой, и тогда у вас будет законный предлог для захвата корабля.

Глава 31 Пракс

С каждым днем вопрос: «Что дальше?» — становился насущнее. Примерно так Пракс чувствовал себя в первые ужасные дни на Ганимеде, когда составлял списки предстоящих дел. Но теперь он искал не только Мэй, а еще и Стрикланда. И таинственную женщину с видеозаписи. И создателей секретной лаборатории. В этом смысле ему было много проще, чем раньше.

С другой стороны, тогда он обыскивал один Ганимед, а теперь поле поиска расширилось до бесконечности.

Задержка сигнала с Земли (вернее, с Луны, поскольку агентство безопасности «Персиса-Строкса» базировалось на орбите, а не в глубине гравитационного колодца планеты) составляла немногим более двадцати минут. Нормальный разговор вести было невозможно, поэтому остролицая женщина на экране демонстрировала ему серию видеозаписей, все подробнее уточняя то, что требовалось Праксу.

— Мы обмениваемся сведениями с «Пинквотером» — у ее службы безопасности в настоящее время наиболее широкий охват внешних планет, — говорила женщина. — Кроме того, мы сотрудничаем с «Аль-Аббиком» и «Звездной спиралью», что дает нам возможность самостоятельно или через партнеров предпринимать безотлагательные действия буквально на любой станции или планете в системе.

Пракс кивал. Это было то, что нужно. Глаза повсюду, контакты со всеми. Они сумеют ему помочь.

— Я прилагаю релиз, — продолжала женщина. — Вам придется оплатить пересылку, но больше никаких счетов — пока мы не договоримся, какой объем услуг вам требуется. Выяснив это, я пришлю подробный тарифный план, и мы решим, что для вас наиболее подходит.

— Благодарю, — сказал Пракс, вывел, подписал и вернул документ.

Через двадцать минут он на скорости света достигнет Луны. Двадцать минут на возвращение. Неизвестно, сколько между приемом и отсылкой. Однако можно было утешать себя тем, что начало положено.

В тишине, охватившей корабль, ощущалось предчувствие, но Пракс не мог понять, что оно предвещает. Прибытие на станцию Тихо — понятно, но что еще? Выбравшись с койки, он прошел через пустой камбуз и поднялся по трапу в рубку, а оттуда — в кабину пилота. В тесной кабине было темновато, освещали ее только огоньки на панелях да широкие экраны по стенам, заполненные точками звезд и приближающимся оазисом в пустоте — Тихо.

— А, док, — окликнул его из пилотского кресла Алекс, — хочешь полюбоваться видом?

— Если… то есть если можно.

— Почему бы нет? Я, с тех пор как мы заполучили «Роси», обхожусь без второго пилота. Пристегивайся вот сюда. Только, если что, чур ничего не трогать!

— Не буду, — пообещал Пракс и забрался в кресло-амортизатор.

Поначалу ему казалось, что станция медленно увеличивается в размерах. Два кольца, раскрученных в разные стороны, были не толще его большого пальца, а шар с цехами внутри них — вроде теннисного мячика. Но с приближением они росли, ворсинки на краю сферы превращались в строительные уолдо и башни, протянувшиеся к странной конструкции с аэродинамическими формами. Строящийся корабль пока оставался без обшивки, скелет из стали и керамики открывался вакууму. Внутри и снаружи мерцали светлячки сварки и уплотнителей.

— Его строят для атмосферы?

— Нет, хоть на вид и похоже. Это «Чесапик». То есть будущий «Чесапик». Сконструирован для высоких ускорений. По-моему, бедолагу собираются чуть не два месяца гнать на восьми g.

— Это куда же? — спросил Пракс, наскоро подсчитывая в уме. — Получается, за самую дальнюю орбиту.

— Угу, в глубокий космос. Отправляются по следам «Наву».

— Того «корабля поколений», которым Эрос пытались затолкнуть на Солнце?

— Того самого. Когда план провалился, у «Наву» заглушили двигатели, и он с тех пор так и дрейфует. Его недостроили, поэтому вернуть дистанционно на автоматике не удалось. Теперь вот собираются в погоню. Надеюсь, изловят. Этот «Наву» был настоящим шедевром. Правда, даже если мормоны получат его обратно, от исков к Тихо все равно не откажутся. Высосали бы ее досуха, да кишка тонка.

— А почему?

— АВП не признает юрисдикции Земли и Марса, а любой суд в Поясе пляшет под его дудку. Вот им и приходится выбирать: выиграть процесс в суде, которого здесь не признают, или проиграть.

— А-а… — протянул Пракс.

Станция Тихо увеличилась, на ней проступило больше деталей. Пракс не знал, что именно прояснило перспективу, но величина сооружения вдруг открылась ему так внезапно, что он задохнулся. Внутренняя сфера была, пожалуй, полкилометра в поперечнике — словно два больших агрокупола, составленные донце к донцу. Эта сфера постепенно росла и заполняла собой экраны: звездный свет на них сменился мерцанием сигнальных огней и прозрачных обзорных пузырей. Черноту космоса сменяли сталекерамические леса и платформы. Уже видны были чудовищные двигатели, способные перемещать по Солнечной системе всю станцию целиком, — этакий небесный город. Огромные шарниры, словно вертлюги гигантских амортизаторных коек, готовы были изменить строение станции согласно гравитации ускорения.

От всего этого захватывало дух. Изящество и функциональность, простая красота древесного листа или корневой системы. Пракс не без трепета разглядывал создание человеческого разума, подобного в своем совершенстве плодам эволюции. Вершина творчества, наглядное доказательство, что невозможное — возможно.

— Хорошо сделано, — сказал он.

— Угу-м, — согласился Алекс и обратился к корабельному вещанию: — Прибываем. Всем пристегнуться для стыковки. Я подойду на ручном.

Пракс приподнялся в кресле.

— Мне уйти в каюту?

— Здесь тебе будет не хуже, только накинь сетку на случай, если грохнемся во что-нибудь, — посоветовал Алекс и, повысив голос, раздельно и четко произнес: — Диспетчерская Тихо, здесь «Росинант». Разрешите посадку?

Пракс расслышал далекий голос, отвечавший пилоту.

— Роджер, — ответил тот, — мы причаливаем.

В драмах и боевиках, которые Пракс смотрел на Ганимеде, пилотирование корабля выглядело тяжелой физической работой. Потные мужчины налегали на рычаги управления. Алекс не делал ничего подобного. Он работал двумя джойстиками, но делал ими мелкие, неторопливые движения. Щелчок — и направление гравитации сменилось, кресло под Праксом повернулось на несколько сантиметров. Еще щелчок и новая перемена. Потолочный дисплей показывал в пустоте тоннель, очерченный голубоватым и золотым светом, протянувшийся к вращающемуся кольцу станции.

Посмотрев на массу данных, вываливавшихся на экран перед пилотом, Пракс удивился:

— А зачем вообще управлять вручную? Разве корабль не может сам причалить по этим цифрам?

— Зачем? — Алекс расхохотался. — Затем, что это круто, док. Затем, что круто!

Голубые полосы окон обсерватории виднелись уже так близко, что Пракс стал различать за ними лица и едва не позабыл, что сам видит их на экране. Хотелось помахать встречающим рукой и увидеть, как кто-то махнет в ответ.

По линии Алекса неразборчиво для Пракса, но вполне узнаваемо донесся голос капитана.

— Отлично смотримся, кэп, — ответил ему пилот. — Еще десять минут.

Кресло-амортизатор перевернулось набок, плоскость станции изогнулась, когда Алекс подстроился к вращению ее кольца. Раскрутка такого огромного обруча даже до пустяковой трети g требовала чудовищного напряжения всей конструкции, но корабль, повинуясь рукам Алекса, медленно и мягко влился в движение. Пракс, когда еще был холостяком, хаживал на танцы в стиле нео-тао. Первый час зрелище казалось бесконечно нудным, но понемногу мельчайшие движения рук, ног и торса танцовщиц вводили зрителя в подобие транса. С таким вот плавным изяществом скользнул к выступу порта и «Росинант», только здесь впечатление еще усиливалось сознанием, что у него под кожей не мускулы, а сверхпрочная сталь и термоядерный реактор.

Одна последняя поправка, маленький поворот амортизаторов — и «Росинант» лег на место в доке. За все время стыковки Алекс не сделал ни одного резкого движения. На корабль с устрашающим лязгом опустились крепления причала.

— Тихо, — заговорил Алекс, — «Росинант» закончил стыковку. Шлюз герметичен, крепления на месте. Подтверждаете?

После мгновенной паузы динамик что-то пробормотал.

— Спасибо, Тихо, — ответил пилот, — и мы рады вернуться.

Гравитация едва уловимо сместилась. Прежде иллюзию тяжести создавала тяга двигателя, теперь же — центробежная сила кольца. Поднявшись, Пракс ощутил, как его чуть тянет в сторону, — хотелось пригнуться навстречу этой силе, как наклоняются навстречу ветру.

Добравшись до камбуза, он застал там Холдена, уже раскочегарившего кофеварку. Увидев, как изгибается струйка кофе, Пракс смутно припомнил школьный урок, посвященный кориолисовой силе. Вошли Наоми с Амосом — они теперь всегда были вдвоем. Пракс подумал, что сейчас самое время поблагодарить всех за помощь, за все, что они сделали для Мэй, которая, возможно, уже была мертва. Его остановила неприкрытая мука на лице Холдена.

Наоми остановилась перед ним с рюкзаком на плече.

— Уходишь, — сказал Холден.

— Да, — ответила она.

— Ну что ж… — сказал Холден.

Несколько секунд никто не двигался, потом Наоми шагнула к Холдену и быстро клюнула его губами в щеку. Руки у него едва потянулись обнять ее, но она уже отступила и вышла в коридор, держась так, словно собралась куда-то по делам. Амос переглянулся с Алексом.

— Капитан? — заговорил пилот. Для человека, только что направившего военный корабль точно в колесико, вертящееся посреди межпланетного пространства, голос звучал на удивление нетвердо. — Нам требуется новый старший помощник?

— Нам никто не требуется, пока я не скажу, — отрезал Холден и добавил гораздо тише: — Господи, надеюсь, что не придется!

— Есть, сэр, — отчеканил Алекс. — Я тоже.

Четверо мужчин неловко замолчали. Амос заговорил первым:

— Знаешь, кэп, я заказал номер с двумя койками. Если надумаешь, добро пожаловать.

— Нет, — ни на кого не глядя, ответил Холден и погладил ладонью стену, — я останусь на «Роси». Буду здесь.

— Уверен? — спросил Амос, и в его голосе опять послышался недоступный Праксу намек.

— Никуда не денусь, — ответил Холден.

— Тогда ладно.

Пракс прокашлялся, и Амос потянул его за локоть.

— А ты как? Есть, куда причалить?

Заготовленная речь: «Я хотел сказать, как благодарен вам за…» — столкнулась с вопросом, и слова рассыпались.

— Я… нет, я… но…

— Ну вот и ладно. Забирай барахло и пошли со мной.

— Ну да. Да, спасибо. Но прежде я хотел сказать, как я…

Амос чуть тряхнул его за плечо.

— Может, потом скажешь? — предложил он. — А сейчас пойдем-ка.

Холден прислонился к стене, крепко сжал челюсти, словно сдерживал крик, рвоту или плач. Его глаза уставились в пустоту. Пракс словно смотрелся в зеркало и видел собственное горе.

— Да, — отозвался он, — идем.

Жилье Амоса оказалось даже меньше каюты на «Росинанте»: две маленькие спальни, общая комната шириной с половину корабельного камбуза и еще ванная с выдвижными раковиной и туалетом в душевой кабинке. Амос, будь он здесь, занял бы все свободное место.

Но великан-механик, посмотрев, как устроился Пракс, наскоро сполоснулся под душем и удалился по широким, богатым коридорам станции. Здесь повсюду зеленели растения — правда, большей частью декоративные. Изгибы палуб были почти незаметны, и Пракс легко мог бы представить, что вернулся на Ганимед, что до его «норы» всего пара остановок на «трубе». И что дома его ждет Мэй. Дождавшись, пока закроется дверь номера, ботаник достал ручной терминал и включился в местную сеть.

От «Персис-Строкса» ответа не пришло, но Пракс и не ждал его так скоро. Пока главной проблемой были деньги. В одиночку ему не оплатить поисков.

Значит, нужна Никола.

Пракс поставил терминал, направив глазок камеры на себя. На экране показался тощий изможденный мужчина. Он высох за эти несколько недель и не успел еще восстановиться. Может, и никогда не восстановится. Может, эти запавшие щеки на экране — навсегда он сам. Пусть так. Пракс включил запись.

— Привет, Ники, — заговорил он. — Хотел сообщить, что со мной все благополучно. Я добрался до станции Тихо, но Мэй со мной нет. Я обратился в агентство. Отдам им все, что у меня есть. Кажется, они действительно способны помочь, но это дорого. Это может оказаться очень дорого. А она, не исключено, уже погибла.

Дыхание перехватило, но он продолжил:

— Она, не исключено, уже погибла, но я должен попытаться. Знаю, что у тебя сейчас не лучшее положение с финансами. Знаю, что тебе надо заботиться о новом муже. Но если ты сможешь что-то уделить… не мне. Мне от тебя ничего не нужно. Это для Мэй. Для нее. Если ты сможешь ей что-то дать — это будет последний ее шанс.

Он снова помолчал, выбирая между «спасибо» и «хоть это ты могла бы сделать, черт тебя возьми». В конечном счете просто отключил запись и отослал текст.

При данном расположении станций задержка сигнала между Церерой и Тихо составляла пятнадцать минут. К тому же он не знал, какое сейчас время на Церере. Сообщение могло прийти среди ночи или в разгар рабочего дня. И может так статься, что Николе нечего будет ответить.

Все равно ему следовало попытаться. Он сможет заснуть, только если будет знать, что сделал все возможное.

Пракс записал и отослал сообщения своей матери, соседу по комнате в общежитии, выдвинувшемуся на солидный пост на станции Нептун, бывшему научному руководителю. С каждым разом рассказ давался легче. Подробности начали складываться, одно вытекало из другого. О протомолекуле Пракс не упоминал — боялся их напугать. К тому же его могли принять за сумасшедшего. Отправив последнее сообщение, он посидел молча. Теперь, когда у него появился полный доступ к связи, оставалось еще одно дело. Браться за него не хотелось.

Он включил запись.

— Басиа, это Праксидик. Я хотел тебе сообщить, что Като умер. Я видел его тело. Оно… кажется, он не страдал. И я подумал, что, окажись я на твоем месте, не знать… не знать было бы тяжелее. Мне жаль. Я только…

Он отключил запись, отослал ее и забрался на узкую кровать. Ожидал, что постель окажется жесткой и неудобной, но матрас обнял его, как гель амортизатора, и Пракс легко заснул. Он проснулся через четыре часа, словно кто-то у него в голове включил свет. Амос так и не вернулся, хотя по станционному времени была полночь. Не пришло и ответа от «Персис-Строкса», поэтому Пракс составил вежливый запрос — просто ради уверенности, что сообщение не затерялось, — но, перечитав его, стер. Долго стоял под душем, два раза вымыл волосы, побрился и сочинил новый запрос, не такой безумный.

Через десять минут загудел сигнал «новое сообщение». Умом он понимал, что это не ответ: его послание еще не достигло Луны. Открыв сообщение, он увидел Николу. За время разлуки ее личико-сердечко постарело и виски припорошило сединой. Но эта мягкая грустная улыбка снова делала ее двадцатилетней, словно он сидел с ней в парке, слушал Бхангру и смотрел, как лазер чертит на куполе живые картины. Он вспомнил, как любил ее.

— Я получила твое сообщение, — сказала Никола. — Мне… очень жаль, Праксидик. Жаль, что я так мало могу сделать. Здесь, на Церере, дела идут не слишком. Я поговорю с Табаном. Он зарабатывает больше меня и, если поймет, что случилось, тоже захочет помочь. Ради меня. Береги себя, старик. У тебя усталый вид.

Он увидел, как мать его дочери склонилась вперед, отключая запись. На иконке остался передаточный код на получение восьмидесяти реалов «ФьюженТек». Пракс посмотрел обменный курс и перевел векселя компании в доллары ООН. Почти недельное жалование. Мало, и близко не достаточно, но для нее и то — жертва.

Он снова открыл сообщение и нажал на паузу между двумя словами. Никола смотрела на него, чуть приоткрыв губы, за которыми слабо белели зубы. В глазах была грусть и искорки. Так долго он считал, что в этом радостном блеске глаз проявлялась ее душа! Он ошибался.

Пока он блуждал мыслями в делах минувших, пришло новое сообщение. На этот раз с Луны, от «Персис-Строкса». Пракс с тревожной надеждой просмотрел прайс-лист. И упал духом.

Возможно, Мэй где-то есть. Стрикланд и его люди — наверняка где-то есть. Их можно найти, поймать, добиться правосудия.

Но ему это точно не по карману.

Глава 32 Холден

Он сидел на откидном стуле в машинном зале, разбираясь в неполадках и составляя список для команды ремонтников. Остальные ушли. «Не просто „остальные“», — подумал он.

«Сменить переборку машинного отсека по правому борту.

Существенное повреждение стыка силового кабеля по левому борту; возможно, замена всего соединительного щита».

Две строчки текста предвещали сотни рабочих часов и сотни тысяч долларов на расходы. И уведомляли, что от полной гибели корабля и команды их отделяло меньше шага. Казалось чуть ли не святотатством говорить об этом в двух коротких фразах. Холден пометил, какие детали, доступные на Тихо, могут подойти для установки на марсианский военный корабль.

За его спиной на стене прокручивались новости с Цереры. Холден включил их, чтобы чем-то занять мозги, пока простукивает корабль.

Все это, конечно, ни к чему. Команду ремонтников наверняка будет возглавлять Сэм, а она не нуждается в его помощи. Она, во всяком случае, лучше знает дело, за которое сейчас взялся Холден. Но, передав работу ей, он потеряет предлог оставаться на борту. И придется идти к Фреду — разговаривать насчет протомолекулы на Ганимеде.

И при этом, возможно, потерять Наоми.

Если он не ошибался в подозрениях и Фред действительно использовал протомолекулу как обменную валюту или, хуже того, как оружие, Холден его убьет. Он знал это, как собственное имя, и боялся этого. То, что за такое преступление его, по всей вероятности, сожгут на месте, пугало меньше, чем мысль, что, следовательно, Наоми правильно сделала, когда ушла. Он действительно превратился в человека, которого она боялась. В нового детектива Миллера, вершащего дикое правосудие пулями. И все же, как бы Холден ни рисовал себе признание Фреда, его раскаяние и мольбу о пощаде, фантазии неизменно заканчивались убийством. Он помнил, что в прежние времена поступил бы иначе, но он слишком смутно припоминал человека, которым был тогда.

Если он ошибся и Фред невиновен в трагедии Ганимеда, значит, Наоми с самого начала была права, а он, упрямец, просто не хотел этого видеть. Тогда он, возможно, сумеет вымолить у нее прощение. Глупость — куда меньшее преступление, чем самосуд.

Но если это не Фред разыгрывает господа бога с супервирусом, то для человечества в целом это много, много хуже. Как неприятно сознавать, что лучшее для него — это худшее для человечества. Рассудком Холден знал, что без колебаний пожертвует собой и своим счастьем ради других. Но рассудок не мог заглушить слабого шепотка в голове: «К чертям человечество, верните мою подружку!»

Из подсознания наружу пробилось что-то полузабытое, и он добавил в список необходимых деталей: «Новые фильтры для кофеварки».

Панель на стене тревожно пискнула за миг до того, как гудок ручного терминала сообщил: кто-то находится в шлюзе и просит пропуска на борт. Стукнув пальцем по экрану, Холден переключился на камеру у люка и увидел в коридоре Алекса с Сэм. Она — все та же рыженькая пикси в мешковатом комбинезоне — держала в руках ящик с инструментами и смеялась. Алекс что-то сказал, и она расхохоталась так, что чуть не выронила ящик. Звук был отключен, так что все походило на немое кино.

Холден ткнул кнопку связи и сказал:

— Входите, ребята.

Еще одно прикосновение к экрану открыло дверь шлюза. Сэм помахала камере и шагнула внутрь.

Через несколько минут лязгнул, открываясь, герметический люк в машинный зал, провизжал опускающийся лифт. Выйдя из него, Сэм шумно уронила свой сундучок на металлическую палубу.

— Что ж это такое? — возмутилась она, наспех обняв Холдена. — Опять подставили мою малышку под пули?

— Твою? — переспросил Алекс.

— На этот раз — не пули, — объяснил Холден, указав на покореженную переборку. — В грузовом отсеке взорвалась бомба, прожгла вот здесь дыру и повредила осколками проводку — вон там.

Сэм присвистнула.

— Или этот осколок пошел в обход, или реактор увернулся.

— Как считаешь, это надолго?

— Переборка — пустяк, — проговорила Сэм, набивая что-то на терминале, после чего принялась постукивать уголком планшета по собственным зубам. — Заплату можно целиком пронести через грузовой отсек, это сильно упростит работу. Проводка потребует больше времени, но не слишком много. Скажем, четыре дня, если моя команда сейчас же возьмется за дело.

— Ну, — Холден виновато поморщился, словно признаваясь в очередном проступке, — еще надо починить или заменить грузовой люк, и в шлюзе грузового отсека тоже непорядок.

— Тогда на пару дней дольше, — решила Сэм и, опустившись на колени, принялась доставать инструменты. — Ничего, если я сразу кое-что замерю?

Холден махнул рукой на стену:

— Добро пожаловать.

— Смотришь новости? — заметила Сэм, кивнув на говорящие головы на мониторе. — Ганимеду досталось, а?

— Да уж, — согласился Алекс.

— Но пока что — только Ганимеду, — сказал Холден, — а это что-то значит, только я еще не разобрался, что именно.

— Наоми устроилась у меня, — сообщила Сэм, словно продолжая разговор. Холден почувствовал, как стынет лицо, и заставил себя улыбнуться.

— О, круто.

— Она об этом не говорит, но, если я узнаю, что ты сделал ей какую-нибудь гадость, попробую вот эту штуку на твоем хозяйстве. — Сэм грозно взмахнула гаечным ключом. Алекс нервно хихикнул и тотчас смущенно умолк.

— Считаю, честное предупреждение, — сказал Холден. — Как она?

— Тихая, — ответила Сэм. — Ага, вот то, что мне нужно. Теперь побегу делать заказ на переборку. Увидимся, мальчики.

— Пока, Сэм, — сказал Алекс, проводив ее взглядом. Когда герметичная дверь закрылась за девушкой, он добавил: — Я лет на двадцать старше, чем ей нужно, и с проводкой у меня неполадки, но она мне нравится.

— Вы с Амосом как, чередуетесь? — спросил Холден. — Или мне ждать пистолетов на рассвете?

— Я, — ухмыльнулся Алекс, — не стану марать свою чистую любовь грубой реальностью.

— А, любишь ее как поэт, стало быть.

— Именно, — сказал Алекс, прислонившись к стене и разглядывая свои ногти. — Давай лучше обсудим проблему со старшим помощником.

— Давай лучше не будем.

— Нет уж, давай будем. — Алекс шагнул вперед и скрестил руки, показывая, что не отступит ни на шаг. — Я уже год как погоняю этот кораблик. Он летает только потому, что Наоми — блестящий старпом и берет на себя все проблемы. Без нее мы не полетим, это факт.

Холден спрятал терминал в карман и прислонился к обшивке реактора.

— Знаю, знаю. Никогда не думал, что она на это решится.

— Но она ушла.

— Угу.

— Мы никогда не говорили о жалованье, — напомнил Алекс. — Мы ничего не получаем.

— Плата? — Холден сдвинул брови и выбил частую дробь по реактору. Кожух отозвался гулом, как металлическая гробница. — Все, полученное от Фреда, что не ушло на расходы, лежит на счете. Если тебе нужны деньги, двадцать пять процентов — твои.

Алекс замотал головой, замахал руками.

— Нет, ты не так понял. Деньги мне не нужны, и я не думаю, что ты нас обворовал. Просто напоминаю, что мы никогда не говорили о деньгах.

— И что?

— А то, что мы не просто команда. Мы собрались на этом корабле не ради денег и не по вербовке. Просто мы сами так захотели. Больше тебе нечем нас удержать. Мы верим в свое дело и хотим участвовать в нем вместе с тобой. Если бы не это, лучше было бы взяться за нормальную, оплачиваемую работу.

— Но ведь Наоми… — начал Холден.

— Была твоей любовницей, — со смешком закончил Алекс. — Черт, Джим, ты не забыл, как она выглядит? Она запросто может найти другого. Собственно, ты бы не возражал, если бы я…

— Я тебя понял. Я тебя услышал. Я все испортил, я виноват, признаю и все такое. Надо повидать Фреда и начинать думать, как собрать и склеить осколки.

— Если только это не Фред.

— Да, если это не Фред.

— Я гадал, когда же наконец тебя увижу, — сказал Фред Джонсон, едва Холден перешагнул порог его кабинета. Фред выглядел и хуже, и лучше, чем год назад, когда Холден видел его в последний раз. Лучше, потому что Альянс Внешних Планет, квазиправительство, которое номинально возглавлял Джонсон, из террористической организации превратилось в реальную власть, достойную вести официальные переговоры с внутренними планетами. И Фред с облегчением сменил роль повстанца на роль администратора. У него теперь даже плечи расправились и на лице постоянно играла слабая улыбка. А хуже — потому, что ответственность, которую он нес весь этот год, его состарила. Волосы поредели и поседели, на шее, поверх выступающих жил, складками висела кожа, под глазами оформились вечные мешки. Его кофейного цвета кожа плохо поддавалась морщинам, но приобрела сероватый оттенок.

Но Холдена Фред встретил искренней улыбкой и вышел из-за стола, чтобы пожать ему руку и провести к креслу.

— Я прочел твой рапорт по Ганимеду, — сказал он. — Расскажи. Мне нужны впечатления с места.

— Фред, — ответил Холден, — это еще не все.

Кивнув, Фред вернулся на свое место за столом.

— Слушаю.

Холден начал говорить и сбился. Фред не изменился в лице, но его взгляд стал пристальным и острым. Внезапный, необъяснимый страх внушал Холдену: этот человек уже знает все, что он собирается сказать.

По правде говоря, Холден всегда побаивался Фреда. Ему не давала покоя двойственность Джонсона. Фред протянул им руку, когда команда «Росинанта» сильнее всего нуждалась в помощи. Фред сделался их покровителем, дал безопасную гавань среди мириадов врагов. И все же Холден никогда не забывал, что полковник Фредерик Люциус Джонсон был палачом станции Андерсон. И что в последнее десятилетие он участвовал в организации и деятельности Альянса Внешних Планет — структуры, которая ради своих целей не чуралась ни кровопролития, ни террора. Несколько убийств организовал лично Джонсон. Вполне возможно, что Фред — глава АВП, убил больше народу, чем Фред — полковник Марсианского флота.

Решился бы он использовать протомолекулу в своих целях?

Возможно. А возможно, и нет. Так или иначе, но пока он оставался их другом и надо было дать ему шанс оправдаться.

— Фред, я… — снова начал Холден и снова умолк.

Фред опять кивнул, и улыбка исчезла с его лица.

— Мне это не понравится, — хмуро констатировал он.

Холден вцепился в подлокотники офисного кресла и поднял себя на ноги. С непривычки он толкнулся сильнее, чем следовало, и при трети g чуть не взлетел в воздух. Фред хихикнул, и его нахмуренные брови снова разошлись.

Ну вот. Этот смешок взломал страх и обернул его гневом. Утвердившись на ногах, Холден склонился и обеими руками уперся в стол перед носом у Фреда.

— Вам, — проговорил он, — смеяться нечего. Пока я не уверюсь, что это не ваша вина. Потому что, если вы сделали то, в чем я вас подозреваю, и при этом еще можете смеяться, я пристрелю вас на месте.

— В чем вы меня подозреваете… — Фред не спрашивал, просто повторял конец фразы.

— Это протомолекула, Фред. Там, на Ганимеде. Лаборатория, в которой ставят эксперименты на детях, и черная паутина, и монстр, чуть не прикончивший мой корабль, — это протомолекула. Вот вам мое впечатление с места. Кто-то играет с вирусом, и вирус, возможно, вырвался на волю, а кругом палят друг в друга корабли внутренних планет.

— Ты подозреваешь, что это я. — Это опять не был вопрос, простая констатация факта.

— Мы сбросили эту дрянь на Венеру, — выкрикнул Холден. — Я отдал тебе единственный образец. И вдруг Ганимед, кормилец твоей будущей империи, единственное место, от которого не желают отступаться флоты внутряков, взрывается к черту?

За Фреда ответило короткое молчание.

— И ты спрашиваешь, не я ли использую протомолекулу, чтобы отогнать войска внутренних планет от Ганимеда и укрепить свой контроль над внешними планетами?

Спокойный голос Фреда заставил Холдена осознать, что он сорвался на крик. Сделав несколько глубоких вдохов, он успокоил пульс и только тогда ответил:

— Да, примерно это.

— Тебе, — сказал Фред с широкой улыбкой, которая не коснулась его глаз, — не стоило бы об этом спрашивать.

— Что?

— Может, ты забыл, что работаешь на ту же организацию? — проговорил Фред, вытягиваясь в полный рост на полголовы выше Холдена. Он все еще улыбался, но подобрался всем телом и стал словно бы больше, чем был.

Холден невольно отступил на шаг, прежде чем успел овладеть собой.

— Я, — продолжал Фред, — должен тебе не больше, чем должен по условиям контракта. Ты что, мальчик, с ума сошел? Ворвался сюда, орешь на меня, требуешь ответов?

— Никто больше не мог… — начал Холден, но Фред его не слушал.

— Ты отдал мне единственный образец, о котором мы знаем. Но если мы не знаем о других, из этого не следует, что их не существует. Я больше года терплю твою дурь. Твою уверенность, что весь мир перед тобой в ответе. Твое праведное негодование, которым ты орудуешь как дубиной. Но больше я терпеть не буду. А знаешь почему?

Холден мотнул головой, не решаясь заговорить, чтобы голос не сорвался на писк.

— А потому, — продолжал Фред, — что я, черт побери, босс. Я здесь командую. Ты был весьма полезен и мог бы еще пригодиться. Но сейчас у меня на руках довольно дел и без твоих крестовых походов за мой счет.

— Та-ак, — протянул Холден.

— Так что ты уволен. Этот контракт был последним. Я закончу ремонт «Роси» и расплачусь с тобой — я не нарушаю договора. Но, полагаю, у нас уже достаточно кораблей, чтобы патрулировать наше небо без твоей помощи, а если и не хватит, я как-нибудь обойдусь без тебя.

— Уволен, — проговорил Холден.

— А теперь убирайся из моего кабинета, пока я не решил и «Роси» отобрать. В нем уже больше частей с Тихо, чем с Марса. Думаю, я мог бы доказать, что корабль принадлежит мне.

Холден попятился к двери, гадая, насколько серьезна эта угроза. Фред смотрел на него, но не двигался с места. У самой двери Холдена догнали слова Фреда:

— Это не я.

На долгий миг их взгляды встретились.

— Не я, — повторил Фред.

— Ладно, — сказал Холден и закрыл за собой дверь.

Когда сомкнувшиеся створки отгородили его от Фреда, Холден с протяжным выдохом привалился к стене коридора. В одном Фред был прав: он слишком долго оправдывал свои действия страхом. «Праведное негодование, которым ты орудуешь как дубиной»! Он видел, как человечество чуть не покончило с собой по собственной глупости, и это потрясло его до глубины души. Все месяцы после Эроса он жил на страхе и адреналине.

Но это не оправдание. Уже не оправдание.

Он потянулся за терминалом, чтобы вызвать Наоми, и тут в голове словно щелкнул выключатель. «Я уволен!»

Целый год он был связан контрактом с Фредом. Станция Тихо стала их базой. Сэм трудилась, латая «Роси», не меньше Амоса. Все это осталось позади. Им придется самим искать себе работу, порты, ремонтников. Нет больше покровителя, чтобы держать их за ручку. Впервые за очень долгий срок Холден стал по-настоящему независимым. Ему придется зарабатывать на жизнь себе, кораблю и команде. Холден замер, прислушиваясь к ощущениям.

Это было великолепно!

Глава 33 Пракс

Амос сидел, подавшись к нему всем телом. От присутствия этого великана комната словно уменьшилась, запахом алкоголя и табака от него веяло, как жаром от огня, зато лицо было ласковым, как никогда.

— Не знаю, что делать, — говорил Пракс. — Просто не знаю. Все это — моя вина. Никола просто… она совсем потеряла себя и так сердилась. Я просыпался, смотрел на нее и видел, что она в ловушке. И понимал, что Мэй предстоит расти рядом с ней, вот такой. И стараться заслужить мамину любовь, когда Никола только и думала, как бы отсюда вырваться. Вот я и решил, что это лучший вариант. Понимаешь, когда она заговорила об уходе, я был готов. А Мэй… когда мне пришлось сказать Мэй, что…

Пракс уронил голову и закачался взад-вперед, закрыв лицо ладонями.

— Опять поплохело, док?

— Нет, я в норме. Не окажись я плохим отцом, она бы сейчас была здесь.

— Это ты про жену или про малышку?

— Мне нет дела до Николы. Если бы я не оставил Мэй. Если бы побежал за ней сразу, как объявили тревогу. Если бы не задержался в куполе. И чего ради? Из-за растений! Они все равно погибли. У меня оставалось одно, но я и его потерял. А я мог бы успеть туда. Нашел бы ее. Я бы…

— Ты же знаешь, что ее уже не было, когда началась заваруха.

Пракс покачал головой. Он не желал принимать оправданий.

— А теперь? У меня появился шанс, я выбрался. Достал немного денег. И сглупил. Для нее это был последний шанс, а я сглупил.

— Н-да, вижу, тебе это в новинку, док.

— Она заслуживала лучшего отца. Она была такой хорошей… такой хорошей девочкой.

Тут Амос впервые коснулся его. Широкая ладонь обхватила плечо от ключицы до лопатки и заставила Пракса распрямиться. Глаза у Амоса не просто покраснели: белки были расчерчены красными прожилками, как мрамор. В горячем дыхании бились все ароматы, о каких мечтает усталый моряк, ненадолго отпущенный на берег. Но голос звучал ровно и трезво.

— У нее отличный папка, док. Тебе не плевать, а это уже много.

Пракс сглотнул. Он устал быть сильным, устал лелеять надежду, проявлять решимость и готовиться к худшему. Он больше не хотел оставаться самим собой, он вообще никем не хотел быть. Рука Амоса удерживала его, как причальный зажим, не давая уплыть в темноту. А он только и хотел, чтобы его отпустили.

— Ее нет, — сказал Пракс. Это представлялось достойным предлогом. И объяснением. — Они забрали ее у меня, и я не знаю, кто они, и не могу ее вернуть, и ничего не понимаю.

— Еще не все потеряно.

Пракс кивнул: не потому, что утешился, а потому что знал — в таких случаях положено кивать.

— Мне никогда ее не найти.

— Ошибаешься.

Дверь прогудела и сдвинулась, пропустив Холдена. Пракс не сразу понял, что изменилось, но что-то явно случилось, что-то с ним произошло. Лицо, одежда остались теми же, но… Пракс почему-то вспомнил лекцию по метаморфозу.

— Привет, — сказал Холден, — все гладко?

— Малость потряхивает, — признался Амос. Пракс видел в его лице отражение собственного смятения. Оба уловили превращение, и оба не понимали, в чем дело. — Никак, кэп, тебя напоили?

— Нет, — сказал Холден.

— Я имел в виду — напиться было бы недурно, — сказал Амос, — просто мне не так представлялась…

— Меня не напоили, — перебил Холден, — а уволили.

— Только тебя или всех нас?

— Всех.

— Ага, — сказал Амос и, поразмыслив минуту, дернул плечом. — Ну что ж…

— Мне нужно поговорить с Наоми, но она сбрасывает мои вызовы. Ты не мог бы ее поискать?

Амос поджал губы, словно укусил лимон.

— Я не собираюсь устраивать ссору, — объяснил Холден. — Просто мы нехорошо расстались. Это я виноват и хочу загладить вину.

— Насколько я знаю, она торчит в баре, о котором нам в прошлый раз говорила Сэм. «Голубой цветочек». Но ты уж сам разбирайся, а я тут ни при чем.

— Ясное дело, — заверил Холден. — Спасибо.

Он уже собирался выйти, но остановился в дверях, словно только теперь очнулся.

— А что потряхивает? — спросил он. — Ты сказал: «Потряхивает…»

— Док хотел нанять частных сыщиков с Луны для поисков дочки. Не вышло, и он вроде как расстроен.

Холден нахмурился. Пракс почувствовал, как от шеи к лицу приливает краска.

— Вроде бы мы ищем малышку? — с некоторым недоумением сказал Холден.

— Док этого не понял.

— А-а. — Холден повернулся к Праксу. — Мы ищем твою дочь, никого больше нанимать не нужно.

— Я не смогу вам заплатить, — возразил Пракс. — Все мои счета остались в системе Ганимеда, и, даже если сохранились, я не имею к ним доступа. У меня ничего нет, кроме того, что дают мне люди. Может, я сумею набрать около тысячи долларов ООН. Этого хватит?

— Нет, — казал Холден. — Такие деньги не покроют и недельного расхода воздуха, о воде уж не говорю. Придется этим заняться.

Он склонил голову к плечу, словно вслушиваясь в звучащие для него одного слова.

— Я уже связался с бывшей женой, — сказал Пракс, — и с родителями. Не знаю, к каким людям еще обратиться.

— Может, ко всем? — предложил Холден.

«Я — Джеймс Холден, — говорил капитан на широком экране в пилотской кабине „Росинанта“, — и я обращаюсь к вам за помощью. Четыре месяца назад, за несколько часов до атаки на Ганимеде, из группы дневного пребывания похитили маленькую девочку, страдающую опасным для жизни врожденным заболеванием. В последовавшем хаосе…»

Алекс остановил запись.

Пракс хотел сесть прямо, но кресло второго пилота провернулось под ним на шарнирах, и он остался лежать.

— Не знаю, — протянул Алекс. — На зеленом фоне у него этакий мучнистый оттенок, как тебе кажется?

Пракс прищурился, подумал и кивнул.

— Дело даже не в цвете, — сказал он, — может, если притемнить…

— Попробую, — отозвался пилот, постукивая пальцем по экрану. — Обычно этими делами занималась Наоми. Связь и записи — не сказать, чтобы моя первая любовь. Но мы справимся. Если вот так?

— Лучше, — одобрил Пракс.

«Я — Джеймс Холден, и я обращаюсь к вам за помощью. Четыре месяца назад…»

Речь Холдена, вещавшего в камеру на ручном терминале Амоса, занимала в презентации меньше минуты. На остальное Амос с Праксом потратили целый час. Алекс предложил воспользоваться более мощным оборудованием «Росинанта». После этого программа сложилась быстро. В начале Пракс вставил свое обращение к Николе и родителям. Остальное записали с помощью Алекса: сведения о состоянии Мэй, кадры со Стрикландом и таинственной женщиной, уносящими девочку из детской группы, снимки из секретной лаборатории, дополненные крупным планом с нитями протомолекулы, снимки с Мэй, играющей в парке, и короткое видео с ее последнего дня рождения, где она вся вымазалась глазурью от праздничного пирога.

Праксу странно было видеть самого себя. Он не в первый раз снимался, но человек на экране оказался более худым, чем он ожидал, и значительно старше. Голос оказался выше, чем звучал в его ушах, и более уверенным. Праксидик Менг, собиравшийся обратиться в эфире ко всему миру, был иным, нежели он сам, хотя и похожим. Но если это поможет найти Мэй, пусть останется так. Он превратится в кого угодно, лишь бы ее вернуть.

Алекс провел пальцем по панели управления, подгоняя кадры с Мэй к речи Холдена. Счет для пожертвований пришлось открыть через кредитный союз в Поясе, он оказывал услуги временным некоммерческим организациям. И больше им делать было нечего.

— Ну вот, — сказал Алекс, — все, что мог, поправил.

— И так хорошо, — ответил Пракс. — Что теперь с этим делать?

Алекс поднял голову. Вид у него был усталый, но и взволнованный.

— Нажать «отправить».

— Но предварительный просмотр…

— Никакого предварительного, док. Властей это не касается. Это даже не бизнес, черт возьми! Просто мы, маленькие обезьянки, стараемся вытащить хвосты из огня.

— О, — сказал Пракс, — правда?

— Полетаешь подольше с нашим капитаном — привыкнешь. Ну, хочешь сделать это сам? Подумай!

Пракс приподнялся на локте.

— О чем думать?

— Хочешь ли отправлять это дело. Если оно сработает, как мы надеемся, ты привлечешь к себе внимание. И не всегда такое, какого хотелось бы. Я к тому, что разбитое яйцо обратно не соберешь.

Несколько секунд Пракс думал. Экран ровно светился.

— Это Мэй, — сказал Пракс.

— Ну что ж, — Алекс придвинул к нему панель связи. — Хочешь сам нажать кнопку?

— А что с ней будет? То есть — куда мы отправляем эту запись?

— Просто в эфир, — ответил Алекс. — Может, ее подхватит какая-нибудь местная станция в поясе. Увидят капитана, просмотрят и передадут дальше. И еще…

— Что еще?

— Нашего «зайца» мы не вставили, но хватит и нитей в стеклянном ящике. Мы вроде как напоминаем, что протомолекула еще здесь. Это будет основательная бомба.

— Ты думаешь, это к лучшему?

— В прошлый раз, когда мы сделали что-то в этом роде, началась война, — припомнил Алекс. — Вряд ли это было «к лучшему», но, так или иначе, это их расшевелит.

Пракс пожал плечами и вдавил кнопку.

— Торпеда пошла, — хихикнул пилот.

Пракс спал под серенаду воздухоочистителей. Амос снова ушел, оставив записку, чтобы Пракс его не ждал. Гравитация вращения чуть менялась — или Праксу это мерещилось. При таком большом диаметре, как у колец Тихо, эффект Кориолиса не должен был причинять неудобств, тем более лежащему без движения в темной комнате. И все же он чувствовал себя некомфортно. Никак не забывалось, что его раскручивают, что только инерция прижимает к тонкому матрацу его тело, стремящееся улететь в пустоту. На «Росинанте» ему почти всегда удавалось внушить себе, что под ним надежная масса спутника. Пракс подумал, что дело не в источнике притяжения, а в том, как его истолковать.

Сознание медленно, по спирали, уходило вниз, в пути от него отрывались куски — словно от метеора, сгорающего в атмосфере. Пракса тяготило чувство благодарности. Отчасти к Холдену, отчасти к Амосу. Ко всей команде «Росинанта». В полудреме он снова перенесся на Ганимед. Голодный, он бродил по ледяным коридорам в уверенности, что где-то рядом затаился один из его соевых ростков, зараженный протомолекулой и жаждущий мести. В перевернутой логике сновидения он в то же время был на Тихо и искал работу, но все, кому он посылал резюме, качали головами и отказывали, требуя каких-то непонятных научных степеней и рекомендаций. Единственное, что помогало перенести происходящее, — глубоко затаившееся, но прочное, как костяк, сознание, что все это не наяву. Что он спит, а проснувшись, окажется в безопасности.

И разбудил его сочный запах мяса. Веки запеклись — он плакал во сне, и слезы, высохнув, оставили соленую корочку. Шумел и плескался душ. Пракс натянул спортивный костюм и в который раз удивился, откуда на спине куртки надпись: «Тахи».

На столе ждал завтрак: бифштекс с яйцом, четыре тортильи и черный кофе. Натуральная еда стоила целое состояние. Увидев две тарелки, Пракс придвинул одну к себе и стал есть. Все это, возможно, обошлось в десятую часть денег, полученных от Николы, зато на вкус было изумительным. Амос выскочил из душа, обернув бедра полотенцем. С правой стороны на животе у него виднелся выпуклый белый шрам, оттянувший пупок от центра, а над сердцем красовалась весьма реалистическая татуировка курчавой красавицы с продолговатыми как миндалины глазами. Пракс заметил подпись под рисунком, но постеснялся разглядывать.

— Привет, док, — поздоровался Амос. — Лучше выглядишь.

— Немного отдохнул, — сказал Пракс вслед механику, который ушел в свою спальню и закрыл дверь. На следующих словах Пракс повысил голос: — Я хотел тебя поблагодарить. Прошлой ночью я совсем упал духом. И даже если вы не сумеете найти Мэй…

— Почему это не сумеем? — раздался приглушенный дверью голос Амоса. — Ты что, док, меня не уважаешь?

— Нет, — спохватился Пракс, — нет, что ты! Я только хотел сказать, как много делаете вы и капитан… какая это огромная…

Показался ухмыляющийся Амос. Куртка спортивного костюма скрыла и шрам, и татуировку, будто их и не бывало.

— Да понял я, понял, просто подкалываю. Как тебе бифштекс? Я все гадаю, где они держат коров?

— Да что ты, это же на питательном растворе растят! Видно по расположению мышечных волокон. Смотри, как лежат слои. Так даже легче получить хорошее «мраморное мясо», чем отрезая от туши.

— Да что ты говоришь? — удивился Амос, устраиваясь за стол напротив. — Я и не знал.

— И рыба при микрогравитации становится более питательной, — продолжал Пракс с набитым ртом, — жирность возрастает. Никто не знает почему, хотя есть несколько интересных работ на эту тему. Предполагается, что дело не в самом притяжении, а постоянном течении, которое приходится создавать, чтобы рыба плыла в насыщенной кислородом воде и не задыхалась.

Амос, оторвав кусок тортильи, макнул его в желток.

— Что, у вас дома за столом вот об этом и говорили?

— Да, в основном, — моргнул Пракс, — а что? А у вас о чем говорили?

Амос захихикал. Он был в прекрасном настроении: плечи расслаблены, и челюсти не так стиснуты, как накануне. Праксу вспомнился вчерашний разговор с капитаном.

— Тебя напоили?

— Еще как! — подтвердил Амос. — Но это еще не самое лучшее.

— Да ну?

— О, это обалденно прекрасно, но нет ничего прекраснее, чем получить работу на следующий день после того, как тебе дали пинка под зад!

Пракс совсем запутался. Амос достал из кармана терминал, дважды щелкнул по экрану и пододвинул по столу к Праксу. На экране в красной «секретной» рамке светилось название кредитного союза, в котором Алекс прошлой ночью открыл счет. Увидев сумму, Пракс выпучил глаза.

— Это… не…

— «Роси» этого хватит на месяц полета, а ведь прошло всего семь часов, — сказал Амос. — Теперь тебе по карману команда, док.

— Я не знаю… правда?

— Мало того. Просмотри входящие сообщения. Капитан разок устроил большой плюх, но что он в сравнении с тобой, детка! Все несчастья Ганимеда вдруг обрели лицо — ее лицо!

Пракс достал свой терминал. На приложенный к презентации почтовый адрес пришло более пятисот видеосообщений и тысячи текстовых. Он начал просматривать. Незнакомые мужчины и женщины — многие в слезах — молились за него, гневались вместе с ним, предлагали поддержку. Астер с седеющей гривой черных волос кричал на таком плотном «мато», что Пракс почти не различал слов. Понял только, что человек берется кого-то убить.

Через полчаса у Пракса мозги сплавились. Женщина с Цереры рассказала ему, что лишилась дочери при разводе и что посылает ему все деньги, отложенные на покупку жевательного табака. Группа пищевиков с Луны пустила шапку по кругу и прислала месячное жалование Пракса в бытность его ботаником. Старик-марсианин с шоколадной кожей и сахарной пудрой волос серьезно взглянул в камеру и через половину Солнечной системы заверил, что он с Праксом.

Следующее сообщение поначалу не сулило ничего нового. Мужчина в кадре казался очень старым — за восемьдесят, если не девяносто, на голове еще сохранился венчик седых волос, лицо было изрезано ущельями морщин. Но внимание Пракса привлек его взгляд. Он выражал колебания.

— Доктор Менг, — заговорил мужчина с мягким акцентом, напомнившим Праксу записи голоса его собственного деда. — Мне очень жаль, что вы и ваша семья пострадали. Страдаете… — мужчина облизнул губы. — Видео, которое вы сняли с камеры наблюдения… Кажется, я знаю этого человека. Только зовут его не доктор Стрикланд…

Глава 34 Холден

Согласно путеводителю по станции, «Голубой цветочек» славился напитком под названием «голубичка» и множеством столов для «Голго». Посетителей предупреждали, что администрация запрещает продавать больше двух порций «голубички», поскольку этот напиток представляет собой убийственную смесь этилового спирта, кофеина и метилфенида. С добавкой, как догадывался Холден, голубого пищевого красителя.

Он шел по коридорам зоны отдыха и пытался вникнуть в рассказ путеводителя о правилах «Голго». Однако, услышав, что, если защита не сумела отбить атаку, мишень «выкапывают», запутался и отключил запись. Вряд ли ему случится вступить в игру. Да и напиток, снимающий зажимы и накручивающий нервы, был сейчас явным излишеством.

По правде сказать, Холден никогда в жизни не чувствовал себя так прекрасно.

За последний год он много чего натворил. Он оттолкнул от себя команду. Он ради защиты и безопасности связался с людьми, которым не вполне доверял. Он, может быть, погубил единственную в жизни настоящую близость. Его подстегивал страх стать другим. Стать человеком, который перегоняет страх в насилие. Человеком, которого Наоми не сможет любить, команда не сможет уважать. Да и сам себе он не особо нравится.

Страх никуда не делся. Он остался на месте, ползал мурашками под волосами, стоило только вспомнить Ганимед и то, что, быть может, росло сейчас в недрах спутника. Но Холден впервые за много дней признавал свой страх и не боялся его. Он разрешил себе бояться, а это было совсем другое дело.

Он услышал «Голубой цветочек» раньше, чем увидел. Едва различимый ритмичный топот постепенно становился громче, к нему примешались вопли электронной музыки и женский голос, выкрикивающий слова на смеси хинди с русским. К тому времени как он дошел до дверей, песня сменилась другой: два мужских голоса спорили между собой — но ритм басов ничуть не изменился.

Вошедший в клуб получал удар по всем органам чувств сразу. На танцплощадке в центре зала десятки тел извивались под вспышками цветных ламп, переливающихся в такт музыке. Музыка, вырывавшаяся и в коридор, здесь просто оглушала. За длинной хромированной стойкой у стены метались, выполняя заказы, полдюжины барменов.

На дальней стене блестели крупные буквы: «ГОЛГО». Стрелка под ними указывала на длинный коридор. Холден пошел по стрелке, и с каждым шагом музыка затихала. В зальчике с игровыми столами слышались уже только приглушенные басы.

Наоми с подружкой-механиком Сэм и еще кучкой астеров стояла у стола. Она стянула волосы красной резинкой, достаточно широкой, чтобы считаться украшением. И сменила спортивный костюм на серые слаксы, которых Холден никогда у нее не видел, и желтую блузку, в контрасте с которой ее смуглая кожа казалась еще темнее. Холдену пришлось на мгновение остановиться. Она улыбнулась — не ему, другому, — и в груди у него сжалось.

Когда он подошел, Сэм метнула на стол маленький металлический шарик. Группа противников на дальнем конце стола взорвалась движением. Что там происходит, Холден не разглядел, но, судя по поникшим плечам и унылым ругательствам, предположил, что Сэм выиграла очко для своей команды.

Сэм развернулась и вскинула ладонь, позволив соратникам по команде, среди которых была и Наоми, хлопать по ней. В этот момент Сэм заметила Холдена и сказала что-то, чего он не расслышал. Наоми повернулась и бросила на него задумчивый взгляд, остановивший Холдена не хуже стены. Она не улыбнулась и не нахмурилась. Она подняла ладонь в жесте, который, как он надеялся, не означал вызова на бой. Минуту они смотрели друг на друга среди общего шума.

«Господи, — подумал Холден, — как я до такого дошел?»

Наоми кивнула и указала ему на стол в углу. Холден сел и заказал себе выпить. Не голубую «Прощай, печень», прославившую заведение, а дешевый астерский виски. Он если не полюбил его, то по крайней мере привык к мягкому послевкусию этого напитка. Наоми несколько минут прощалась со своей командой, но наконец подошла. Не то чтобы легкой походкой, но и напряжения человека, идущего навстречу своему страху, в ней не чувствовалось.

— Заказать тебе что-нибудь? — предложил Холден.

— Я бы выпила грейпфрутового мартини, — согласилась она. Пока Холден вводил столику заказ, Наоми оглядывала его с таинственной полуулыбкой, от которого у него таяло в животе.

— Ну вот, — сказал он, приказав своему терминалу оплатить заказы. — Один жуткий мартини уже в пути.

— Такой уж жуткий? — рассмеялась Наоми.

— По мне, грейпфрутовый сок можно пить, только умирая от цинги.

Она снова засмеялась, отчего по меньшей мере один из узлов под ложечкой у Холдена распустился, и они в уютном молчании дождались, пока подадут напитки. Пригубив, Наоми одобрительно причмокнула:

— Терпеть можно!

Холден сделал гораздо больший глоток, чуть не опустошив стаканчик виски залпом, и убедил себя, что тепло внутри сойдет за храбрость. «Я чувствую, что мы нехорошо расстались и нам надо поговорить. Обдумать все». Он прокашлялся.

— Я все прогадил, — сказал он. — Я плохо обходился с друзьями. Хуже, чем плохо. Ты все сделала абсолютно правильно. Я не услышал тебя тогда, но ты говорила все верно.

Наоми глотнула еще мартини и стянула резинку, удерживавшую на затылке тяжелый хвост. Волосы колечками упали ей на лицо: Холдену представилась увитая плющом каменная стена. Он вспомнил, что Наоми, волнуясь, всегда распускала волосы. Пряталась за ними — не в буквальном смысле, а просто выставляя на первый план лучшее в себе. Блестящие черные кудри естественно привлекали взгляд. Отвлекающий маневр. От этого она вдруг показалась очень человечной, такой же уязвимой и растерянной, как сам Холден. Прилив чувств, как видно, отразился у него на лице, потому что Наоми взглянула на него и покраснела.

— Что это, Джим?

— Извинения, — сказал он. — Признание, что ты была права и я превращался в карикатуру Миллера. Это — точно. Надеюсь, это еще и начало мирных переговоров.

— Я рада, — сказала Наоми. — Рада, что ты понял. Но я твердила об этом месяцами, а ты…

— Подожди, — попросил Холден. Он почувствовал, как она отталкивается от него, запрещает себе верить. А у него не осталось ничего, кроме полной правды, которую он и выложил. — Я не мог тебя услышать. Я перепугался, я трус.

— «Перепугался» еще не значит «трус».

— Нет, — кивнул он, — конечно, не значит. Трус тот, кто отказывается взглянуть страху в лицо. Я не признавался, что мне страшно. Не позволил тебе, Алексу, Амосу мне помочь. Вот в чем трусость. И она, возможно, стоила мне тебя, верности команды — всего, чем я дорожил. Она заставила меня держаться за неподходящую работу только потому, что так было безопаснее.

Компания игроков в «Голго» сместилась к их столику, и Холден проникся благодарностью к Наоми, которая отстранила приятелей взмахом руки. Значит, она продолжит разговор. Это уже кое-что.

— Скажи мне, — попросила она, — куда ты сейчас собираешься?

— Понятия не имею, — ухмыльнулся Холден, — и от этого мне хорошо, как никогда. Но куда бы я ни собрался, ты мне там нужна.

Она хотела возразить, но Холден остановил ее коротким жестом.

— Нет, я не об этом. Я бы хотел отвоевать тебя, но готов смириться, если это займет время или вовсе не случится. Но ты нужна «Роси». И команде.

— Я и не хотела их покидать, — застенчиво улыбнулась Наоми.

— Там твой дом, — сказал Холден, — пока он тебе нужен. Там твой дом, что бы ни было между нами.

Наоми принялась наворачивать на палец прядь волос. Увидев, что она допила мартини, Холден кивнул на меню столика, но она отрицательно повела ладонью.

— Это потому, что ты столкнулся с Фредом?

— Отчасти да, — признал Холден. — Стоя в его кабинете, я испугался и понял тогда, что боюсь уже очень-очень давно. Кстати, с ним я тоже все испортил. Отчасти по его вине. Он истинно верующий, а с такими людьми трудно уместиться в одной постели. Но большей частью вина моя.

— Ты с ним порвал?

— Он меня уволил, но, пожалуй, я все равно собирался с ним порвать.

— Так-так, — покивала Наоми. — Ты лишился платежной ведомости и покровителя. Пожалуй, даже лестно, что вернуть ты пытаешься именно меня.

— Ты, — сказал Холден, — единственное, что я хочу вернуть.

— А знаешь, что будет дальше?

— Ты вернешься на корабль?

На это Наоми только улыбнулась.

— Нам самим придется платить за ремонт. И, выпустив торпеду, искать, кто продаст нам новую. И платить за воду, за воздух, за стоянку в порту, за медикаменты для нашего весьма роскошного медотсека. Ты уже все просчитал?

— Нет, — ответил Холден, — но почему-то мне это очень нравится.

— А когда эйфория схлынет?

— Тогда и просчитаю.

Ее улыбка стала задумчивой. Наоми потянула себя за локон.

— Я еще не готова вернуться на корабль, — сказала она, взяв его руку, — но, когда «Роси» залатают, мне понадобится моя каюта.

— Сейчас же уношу пожитки!

— Джим, — сказала Наоми, сжав и выпустив его пальцы. — Я тебя люблю, и у нас еще не все хорошо, но это неплохое начало.

«Да, — подумал Холден, — именно так!»

Проснувшись в своей старой каюте на «Росинанте», Холден почувствовал, что впервые за много месяцев счастлив. Он выбрался из койки и голым прошел через пустой корабль до гальюна. Целый час стоял под душем, за воду для которого теперь, между прочим, должен был платить, как и за электричество для ее нагрева. Вернувшись в каюту, растер полотенцем покрасневшую от горячей воды кожу.

Он приготовил и съел сытный завтрак, просматривая доклады о ходе ремонта, выпил пять чашек кофе и тщательно разобрался, что предстоит сделать. Он уже переключился на юмористическую колонку, посвященную отношениями между Землей и Марсом, когда терминал загудел, предупреждая о вызове Амоса.

— Эй, кэп, — маленький экран не вмещал его широкого лица, — ты сегодня собираешься на станцию или нам к тебе на «Роси» прийти?

— Давайте встретимся здесь, — ответил Холден. — Команда Сэм сегодня работает, и я хотел бы приглядеть, как идут дела.

— Тогда скоро увидимся, — сказал Амос и прервал связь.

Холден вернулся к юмористической колонке, но вскоре поймал себя на том, что в задумчивости дважды перечитывает каждый абзац. Наконец он сдался, прибрал на камбузе, после чего настроил кофеварку на кофе для всей команды.

Машинка уже булькала, как довольный младенец, когда открылся палубный люк и по трапу поднялись Амос с Праксом.

— Кэп, — начал механик, грузно падая на стул. Пракс, войдя, не стал садиться. Холден взял кружки, подставил две другие и подал кофе на стол.

— Какие новости?

Амос хищно осклабился и пододвинул к нему свой терминал. Холден увидел на экране извещение от фонда «Спасем Мэй». На счету лежало больше полумиллиона долларов ООН.

Присвистнув, Холден плюхнулся на стул.

— Шуточки у Бога, Амос! Да, я надеялся… но не на такое же!..

— Да, с утра было немного меньше трехсот штук. За последние два часа подогнали еще двести. Похоже, все, кто следил за новостями с Ганимеда, восприняли фото маленькой Мэй как символ трагедии.

— Этого хватит? — с беспокойством в голосе перебил Пракс.

— Еще бы не хватило, — усмехнулся Холден. — Более чем. Наша спасательная экспедиция вполне обеспечена.

— И еще: нам дали ключ, — заявил Амос и затянул драматическую паузу, попивая кофеек.

— Что-то о Мэй?

— Угу. — Он положил в кофе сахар. — Пракс, перешли ему это сообщение.

Холден три раза прослушал текст и с каждым разом улыбался все шире.

«Кажется, я знаю этого человека, — говорил старик с экрана. — Только зовут его не доктор Стрикланд. Когда я работал с ним в Горнопромышленном университете Цереры, его звали Мерриан. Карлос Мерриан».

— Вот это, — провозгласил Холден, закончив последний просмотр, — мой старый приятель Миллер назвал бы «ниточкой».

— Что дальше, шеф? — спросил Амос.

— Думаю кое-куда позвонить.

— Давай. Мы с доком не будем дышать тебе в затылок, лучше посмотрим, как к нему текут денежки.

Проводив их и выждав, пока хлопнет люк, Холден дал запрос на связь с церерским ГУ. Выяснив, что задержка сигнала для Тихо сейчас составляет пятнадцать минут, он поиграл в простенькую, не требующую внимания игру на терминале. Головы она не занимала: можно было поразмыслить и составить план. Зная, где работал Стрикланд, прежде чем стал Стрикландом, они смогут проследить его карьеру. И найти точку, в которой он из горного инженера Карлоса превратился в похитителя детей Стрикланда. А зная причину превращения, легче будет вычислить, где он сейчас.

Минут через сорок после отправки запроса ему ответили. Холден немного удивился, увидев лицо пожилого человека. Он не ожидал попасть с первой попытки.

«Здравствуйте, — прозвучало с экрана. — Я — доктор Мойнахан. Я ждал вашего письма. Полагаю, вам нужны сведения о докторе Мерриане. Не вдаваясь в подробности, главное: мы с ним вместе работали в биологической лаборатории ЦГУ. Он занимался биоконтролем развития системы. Он никогда не был искусен в университетских интригах и не обзавелся союзниками, поэтому, когда он ступил на сомнительную с этических позиций почву, его охотно затравили. Подробностей я не знаю — не я возглавлял тогда его отделение. Сообщите, если вам нужно что-то еще».

Холден дважды просмотрел запись, делая заметки и проклиная задержку сигнала. Подготовившись, он послал ответ:

«Очень благодарен вам за помощь, доктор Мойнахан, мы высоко ценим ее. Вероятно, вам не известно, что случилось после того, как его вышибли из университета? Он перешел в другой институт? Или поступил на работу в корпорацию? Хоть что-нибудь…»

Отослав сообщение, он снова взялся за игру, но быстро заскучал и отключил ее. Вызвав развлекательный канал, он стал смотреть детские мультики, достаточно яркие и шумные, чтобы можно было отвлечься.

Когда гудок терминала сообщил о входящем, он чуть не опрокинул стол, спеша включить видео.

«Собственно, — сказал доктор Мойнахан, почесывая седую щетину на подбородке, — он даже не дождался комиссии по этике. Ушел на день раньше. Ушел с шумом: расхаживал по лаборатории и орал, что больше не позволит на себя давить. Что богатая корпорация обеспечит ему и финансирование, и условия для работы. Называл нас узколобыми писаками, гниющими в трясине мещанской морали. Но вот названия компании, где он собирался работать, я не припомню».

Холден нажал паузу. По спине у него прошел озноб. «Трясина мещанской морали». Он и без Мойнахана знал, какая компания была бы рада подобному человеку. Что-то очень похожее Холден слышал из уст Энтони Дрездена, создателя проекта «Эрос» — эксперимента, убившего полтора миллиона человек.

Карлос Мерриан перешел на работу в «Протоген» и пропал. А вернулся Стрикландом, похитителем детей.

«И убийцей», — мысленно добавил Холден.

Глава 35 Авасарала

Молодой человек на экране рассмеялся. На Земле он рассмеялся двадцатью пятью секундами раньше. Именно такой уровень задержки сигнала раздражал Авасаралу сильнее всего. Паузы слишком долгие, чтобы разговор воспринимался как нормальный, но не настолько, чтобы автоматически учитывать их. Все ее догадки, все тонкости и намеки запаздывали на десять секунд.

— Только вы, — сказал молодой человек, — способны превратить войну между Землей и Марсом в круиз да еще и злиться на это. Любой из моих людей отдал бы левое яичко, чтобы составить вам компанию.

— В следующий раз я соберу коллекцию, но…

— Что касается точного положения на театре военных действий, — произнес ее собеседник за двадцать пять секунд до того, — рапорты имеются, но не такие подробные, как хотелось бы. Ради вас я поставил пару интернов наращивать параметры поиска. У меня такое впечатление, что только десятая часть бюджетных средств на науку уходит на реальные исследования. Ваш допуск дает мне право этим интересоваться, но во флоте хорошо умеют запутать картину. Думаю, вы сочтете… — Вдруг он недоуменно насупился. — Коллекцию?

— Забудь. Так ты говорил?..

Она выждала пятнадцать секунд, проклиная каждую в отдельности.

— Не уверен, что мы добьемся определенных ответов, — сказал молодой человек. — Возможно, нам повезет, но если они хотят что-то скрыть, то, возможно, сумеют.

«Тем более что знают, чего ты ищешь и о чем я просила узнать», — договорила про себя Авасарала. Даже если потоки финансов между «Мао-Квиковски», Нгайеном и Эрринрайтом фиксировались в бюджете, к тому времени, как союзники Авасаралы начали розыск, те всё успели скрыть. Ей оставалось одно: атаковать на всех фронтах, какие приходили в голову, и надеяться, что где-то они проколются. Еще три дня сбора данных и запросов — и можно будет передавать материал аналитикам. Она не узнает, какую именно информацию от нее скрывают, но хотя бы получит представление, к какой категории относятся утаиваемые сведения.

Уже кое-что.

— Сделайте, что сумеете, — сказала она, — а я пока пороскошествую здесь, в пустоте. Свяжитесь со мной.

Она не стала тратить пятидесяти секунд на официальное прощание. Жизни не хватит на всю эту чушь.

На «Гуаньшийине» ей предоставили роскошное помещение. Кровать и диван в тон мягкому ковру: золото на зеленом фоне должно было бы резать глаз, однако не резало. Освещение почти идеально имитировало солнечное утро, а из воздуховодов веяло легкой ноткой вскопанной земли и свежего сена. Если бы не пониженная гравитация, легко было поверить, что находишься в частном загородном клубе где-нибудь в зеленом поясе Южной Африки. Если бы не гравитация и не проклятая задержка сигнала.

Авасарала ненавидела пониженную гравитацию. Даже если разгон был безупречно плавным, даже если яхте не приходилось маневрировать, чтобы обогнуть космический мусор, все равно ее внутренности привыкли к полной g. С первого дня на борту живот у нее не варил и все время не хватало дыхания.

Система связи загудела. Новое сообщение с Венеры. Авасарала открыла его. Предварительный анализ гибели «Арбогаста» еще не закончен. Ионизация металла, кажется, соответствовала выдвинутой кем-то гипотезе о функционировании протомолекулы. Это было первое подтверждение расчетов, крошечный шажок в сторону понимания всего, что происходило на Венере. Еще в сообщении было точное время трех всплесков энергии и спектральный анализ верхних слоев атмосферы, показавший содержание азота, превышавшее расчетный уровень. Авасарала поймала себя на том, что скользит глазами по тексту. По правде сказать, ей было не до того.

А между тем это представлялось весьма важным. Возможно, важнее всего прочего. Но ее, так же как Эрринрайта, Нгайена и остальных, затягивали мелкие человеческие дрязги, война за влияние, соседские разборки между Землей и Марсом. И внешними планетами, если принимать их всерьез.

Черт побери, прямо сейчас Бобби и Котьяр волновали ее больше, чем Венера. Котьяр — хороший человек, и его осуждение вызвало в Авасарале злость и чувство вины. И Бобби, судя по всему, готова была сломаться. Почему бы и нет? На ее глазах убили всех друзей, потом выдернули из привычной обстановки, вынудили работать на старого врага. Впрочем, десантники — крепкий народ, и не только телесно. Да и полезно иметь в команде человека без связей и союзников на Земле, особенно после прохиндея Сорена.

Авасарала раскинулась в кресле, снова удивившись непривычной легкости тела. Мысль о Сорене саднила до сих пор. Дело было не в самом предательстве: предательство в ее профессии — привычный риск. Тому, кого это может задеть, лучше сразу подавать в отставку. Нет, беда была в том, что она ничего не замечала. Она позволила себе слабость к нему, чем и воспользовался Эрринрайт, чтобы подорвать ее позиции. Авасарала терпеть не могла проигрывать, особенно когда ее проигрыш означал новую войну, новое насилие, новые смерти детей.

Вот во что обходится ее дурь. В смерть детей.

Поэтому впредь она должна быть умнее.

Она словно видела перед собой ласковые и грустные глаза Арджуны. «Ты не можешь быть в ответе за все», — сказал бы он.

— Все в ответе за все, — вслух огрызнулась она, — но только я, идиотка такая, принимаю это всерьез.

Она улыбнулась. Пусть шпионы Мао помучаются, пусть обыскивают ее комнаты в поисках дополнительной системы связи, пусть гадают, с кем она говорила. Или пусть думают, что старуха съехала с катушек.

Пусть их.

Она закрыла сообщение о Венере. Пока оно висело на экране, пришло еще одно письмо, помеченное как ответ на ее запрос. Прочитав резюме разведки, Авасарала подняла бровь.

«Я — Джеймс Холден, и я прошу у вас помощи».

Авасарала наблюдала за просматривающей сообщение Бобби. Та выглядела измученной и беспокойной. Глаза не столько покраснели, сколько высохли, им как будто не хватало смазки. Если бы кому понадобился образец для демонстрации различий между «невыспавшимся» и «уставшим», десантница как раз подошла бы.

— Значит, он выбрался, — сказала Бобби.

— Он, и ботаник, что при нем, и вся чертова команда, — подтвердила Авасарала. — И вот вам первая версия того, что заставило ваших и наших ребят стрелять друг в друга на Ганимеде.

Бобби подняла голову.

— Думаете, это правда?

— Правда? — повторила Авасарала. — Холден давно известен тем, что выбалтывает на весь свет все, что знает или о чем думает, будто знает. Правда или не правда, но он в это верит.

— И насчет протомолекулы? Он ведь фактически утверждает, что на Ганимеде вырвалась на волю протомолекула.

— Верно.

— Люди на это среагируют, так?

Авасарала пролистала рапорт разведки и переключилась на кадры беспорядков на Ганимеде. Тощие, перепуганные люди, измученные горем и войной, распаленные паникой. Она видела, что выставленные против них силы охраны порядка старались действовать мягко. Не такие они подонки, чтобы применять силу. Их поставили, чтобы не дать умирающим навредить себе и друг другу, и они пытались удержаться на тонкой грани между насилием и бездействием.

— Пока пятьдесят погибших, — сказала Авасарала. — По приблизительной оценке. Там сейчас такое творится, что эти люди могли бы все равно погибнуть от голода и болезней. Но убило их другое.

— Я ходила в этот ресторан, — сказала Бобби.

Авасарала насупилась, пытаясь разгадать в сказанном метафору. Бобби указала на экран.

— Тот, перед которым они гибнут. Я там ела после перевода. Готовят вкусные сосиски.

— Прошу прощения, — сказала Авасарала, но десантница только головой мотнула.

— Итак, кота выпустили из мешка.

— Возможно, — сказала Авасарала, — а возможно, и нет.

— Джеймс Холден только что объявил на всю систему о протомолекуле на Ганимеде. Какое там «нет»?

Авасарала включила главную программу новостей, просмотрела анонсы, выбрала ту, где выступал нужный ей эксперт, и подняла палец, призывая подождать, пока программа загрузится.

— …полная безответственность, — говорил сухощавый мужчина в лабораторном халате и шапочке-скуфейке. Презрением, звучавшим в его голосе, можно было обдирать краску со стен.

— Так вы утверждаете, что протомолекула ни при чем?

— Ни при чем. Кадры, разосланные Джеймсом Холденом и его группой, не имеют отношения к протомолекуле. Такая картина возникает при протечке связывающего вещества, это случается довольно часто.

— Значит, причин для паники нет?

— Элис, — снисходительно обратился к корреспондентке ученый, — Эрос за несколько дней превратился в оживший фильм ужасов. На Ганимеде со времени открытия военных действий не проявилось ни одного признака заражения. Ни одного.

— Но с ним ученый, ботаник. Доктор Праксидик Менг, дочь которого…

— Я не знаю этого Менга, но забавы с соевыми бобами не делают его ни специалистом по протомолекуле, ни нейрохирургом. Я, конечно, сожалею о его пропавшей девочке, но — нет. Если бы на Ганимеде была протомолекула, мы бы давно уже знали. Вся эта паника — буквально на пустом месте.

— Впечатляет, — сказала Бобби, оттолкнувшись от стола.

— Такое успокаивает людей. Это важно. Холден воображает себя героем: власть народу, свободу информации, бла-бла-бла, но он просто безмозглый кретин.

— Он на своем корабле.

Авасарала скрестила руки на груди.

— Это к чему?

— Он на своем корабле, а мы — нет.

— Значит, мы все безмозглые кретины, — кивнула Авасарала. — Отлично.

Бобби встала и принялась мерить шагами комнату, но разворачивалась, не доходя до стены. Она не привыкла к такому простору.

— Чего вы ждете от меня? — спросила она.

— Ничего, — ответила Авасарала. — Можно подумать, вы на что-то способны. Вы так же влипли, как я. Я едва ли могу что-то сделать, а ведь у меня есть друзья наверху. У вас — ничего. Я просто хотела поговорить с кем-то, кому не придется ждать две минуты, чтобы перебить.

Она слишком далеко зашла. Бобби замкнулась, ее лицо стало бесстрастным и чужим. Все люки закрылись.

— Я была не права, — сказала Авасарала.

— Как скажете.

— Вот так и скажу, чтоб тебя!..

Десантница искоса взглянула на нее.

— Это вы так извиняетесь?

— Большего не дождешься!

В сознании Авасаралы что-то сдвинулось. Это касалось не Венеры, не Джеймса Холдена с его бедной пропавшей малюткой, даже не Эрринрайта. Это касалось Бобби, ее беспокойной походки, ее недосыпа. Поняв, в чем дело, Авасарала невесело рассмеялась. Бобби скрестила руки, самой позой выражая вопрос.

— Не смешно, — сказала Авасарала.

— А вы попробуйте.

— Ты мне напоминаешь одну из дочек.

— Да ну?

Она рассердила Бобби, и теперь надо было объясниться. Гудели воздухоочистители. В брюхе у яхты что-то заурчало, словно они плыли на древнем паруснике из смоленых досок.

— Мой сын погиб в пятнадцать лет, — сказала Авасарала. — Катался на лыжах. Я тебе не рассказывала? Съезжал со склона, по которому скатывался уже двадцать или тридцать раз. Он знал трассу, но что-то случилось, и он налетел на дерево. Врезался в него на скорости шестьдесят километров в час. Бывает, после таких ударов остаются в живых, но не он.

На миг она снова оказалась дома, перед экраном, с которого медик сообщил ей известие. Арджуна уже помчался туда. Она, как сейчас, слышала стук дождя за окном. Это было самое тяжелое из ее воспоминаний и самое отчетливое и ясное. Авасарала глотками втянула в себя воздух.

— За полгода после того я трижды готовилась к разводу. Арджуна вел себя как святой, но и у святых есть предел терпению. Мы ссорились по любому поводу. На пустом месте. Каждый винил себя, что не спас Чаранпала, и каждый приходил в ярость, когда второй пытался взять часть ответственности на себя. И конечно, хуже всех пришлось дочери. Однажды вечером мы куда-то ушли — мы с Арджуной. Вернулись поздно и в ссоре. Ашанти была на кухне, мыла посуду. Мыла чистые тарелки вручную. Терла их тряпицей и абразивной губкой. У нее пальцы были в крови, но она будто не замечала, представляешь? Я хотела ее остановить, но она завопила и продолжала вопить, пока я не позволила ей мыть дальше. Я была в такой ярости, что не понимала. Я ненавидела свою дочь. В ту минуту я ее ненавидела.

— И чем же именно я ее напоминаю?

Авасарала обвела рукой комнату. Постель с бельем из натурального льна, рельефные бумажные обои на стенах, легкий аромат в воздухе.

— Ты не способна на компромисс. Ты не умеешь смотреть на вещи так, как я велю, а если я стараюсь тебя заставить, ты уходишь.

— Так вот что вам нужно? — сказала Бобби. Ее голос набирал силу: она сердилась, но гнев возвращал ее к действительности. — Хотите, чтобы я во всем с вами соглашалась, а если нет — вы меня возненавидите?

— Разумеется, я хочу, чтобы ты тыкала меня носом в каждый мой ляп. Я за это тебе и плачу. Я буду тебя ненавидеть, но только на минуту, — сказала Авасарала. — Я очень люблю свою дочь.

— Не сомневаюсь, мэм, но я — не она.

Авасарала вздохнула.

— Я позвала тебя сюда и показала все это не потому, что устала от задержки сигнала. Я тревожусь. Да какой хрен, я просто боюсь!

— Чего?

— Огласить полный список?

Бобби наконец улыбнулась, и Авасарала невольно улыбнулась в ответ.

— Я боюсь, что меня уже переиграли, — объяснила она. — Боюсь, что не сумею остановить ястребов и помешать этой своре опробовать новую игрушку. И… еще я боюсь, что могу ошибаться. Что происходит, Бобби? Что будет, если эта дьявольщина с Венеры поднимется и застанет нас в раздоре, ни на что не годными, как теперь?

— Не знаю.

Терминал Авасаралы звякнул. Она глянула на сообщение. Записка была от адмирала Соутера. Авасарала послала ему совершенно невинное приглашение пообедать, когда оба вернутся на Землю, но зашифровала ее личным сверхсекретным кодом. Чтобы расколоть его, надзиратели убьют пару часов. Открыв сообщение, она прочла ответ, посланный незашифрованным текстом:

На этот раз Авасарала расхохоталась от чистого удовольствия. Бобби наклонилась через ее плечо. Развернув экран, Авасарала дала десантнице прочитать.

— Что это значит?

Авасарала притянула марсианку к себе, ухом к самым губам. Вблизи от великанши пахло чистым потом и огуречным лосьоном, которым Мао снабдил все гостевые номера.

— Ничего не значит, — шепнула Авасарала. — Он просто делает, что мне нужно, но они скорее сжуют собственную печенку, чем догадаются.

Бобби выпрямилась. Недоумение на ее лице говорило о многом.

— Так вот как действует власть?

— Добро пожаловать в обезьянник, — подмигнула Авасарала.

— Думаю, мне стоит чего-нибудь выпить.

— А потом возвращайся к работе.

В дверях Бобби задержалась. В широком проеме она выглядела меньше, чем была. Надо же: Роберта Драпер выглядит маленькой в сравнении с дверью на космическом корабле! Все в этой яхте вопило о безвкусной роскоши.

— Чем с ней кончилось?

— С кем?

— С вашей дочкой.

Авасарала закрыла терминал.

— Арджуна пел ей, пока она не успокоилась. Понадобилось около трех часов. Он присел на кухонный стол и вспоминал все песни, какие пел им в детстве. Наконец Ашанти позволила отвести себя в спальню и уложить в постель.

— Вы и его ненавидели, да? За то, что он сумел помочь, а вы нет?

— Вы продвигаетесь вперед, сержант.

Бобби облизнула губы.

— Я хочу кому-то сделать больно, — призналась она. — Боюсь, если не доберусь до них, сделаю больно себе.

— Каждый горюет по-своему, — сказала Авасарала. — Но сколько бы людей ты ни убила, это не спасет твой взвод. И сколько бы людей я ни спасла, это не вернет Чаранпала.

Долгую минуту Бобби взвешивала ее слова. Авасарала почти видела, как эта мысль поворачивается у нее в голове. Сорен был идиотом, когда недооценил эту женщину. Впрочем, Сорен во многом был идиотом. Когда Бобби наконец заговорила, голос ее звучал легко и непринужденно, будто слова не значили того, что значили.

— И все же попытаться не повредит.

— Этим мы и занимаемся, — ответила Авасарала.

Десантница коротко кивнула. Авасарале показалась, что она готова отдать честь, но женщина просто вывалилась за дверь, к бару в общей комнате. Там стоял фонтанчик, струи которого обдавали брызгами лошадей и полуголых женщин из поддельной бронзы. Если от такого зрелища человеку не захочется выпить крепкого, ему уже ничем не поможешь.

Авасарала снова запустила видеозапись.

«Я — Джеймс Холден…»

Она отключила звук.

— Хоть от бороденки своей избавился, — заметила она, ни к кому не обращаясь.

Глава 36 Пракс

Пракс запомнил тот момент, когда его «осенило» первый раз. Или он был не первым, но прежние он просто позабыл. Он учился на втором курсе, ему только что исполнилось семнадцать, и он сидел посреди лаборатории генной инженерии. Сидел среди стальных столов и центрифуг и мучительно пытался понять, почему получает негодные результаты. Он перепроверил расчеты, перечитал дневник опыта. Такую серьезную ошибку не представлялось возможным объяснить плохой техникой, тем более что техника у него была хорошая.

А потом он заметил, что один из реагентов хирален.[73] По-видимому, вместо того чтобы генерировать состав в лаборатории, его взяли из естественного источника и вместо однородных левых получили смесь зеркально симметричных молекул, из которых половина была неактивна. Поняв это, Пракс расплылся в улыбке.

Опыт провалился, но он понял причину провала, и это стало победой. Он жалел лишь об одном: что так долго не видел того, что было ясно с самого начала.

Четыре дня после рассылки обращения он почти не спал. Он читал комментарии и письма, приложенные к пожертвованиям, на некоторые отвечал, задавал вопросы незнакомым жителям разных уголков системы. Он упивался пролившимися на него добротой и щедростью. Двое суток он вовсе не спал, наслаждаясь чувством, что наконец делает что-то полезное. А когда задремал, ему приснилось, что Мэй нашлась. И теперь, когда он увидел ответ, оставалось только жалеть, что не нашел его раньше.

— У них было время утащить ее, куда вздумается, — сказал ему Амос, — не рви жилы, док.

— Могли, — признал Пракс, — могли, если у них был при себе запас медикаментов для нее. Но дело не в ней. Вопрос в том, откуда они пришли.

Собирая совет, Пракс долго не мог решить, где его устроить. Даже для маленькой команды «Роси» комната Амоса была тесна. Он подумал о корабельном камбузе, но там еще возились с ремонтом техники, а Пракс хотел поговорить без свидетелей. Кончилось тем, что он, проверив, сколько еще поступило на счет, снял с него денег на аренду комнаты в клубе.

Теперь они были наедине друг с другом, а за окнами экранами во всю стену чуть заметно поворачивались гигантские строительные уолдо, вспыхивали и замирали маневровые ракеты, создавая узор, таинственный, как незнакомый язык. Об этом Пракс тоже никогда не задумывался, пока не попал на Тихо: чтобы компенсировать движение манипуляторов, прикрепленных к станции, требовалась постоянная работа маневровых ракет. Везде и всюду все кружилось в тихом танце и создавало рябь в пространстве.

Здесь, в комнате, между белыми столиками и креслами из противоударного геля, плыла тихая лирическая мелодия, звучал низкий, ласковый голос певца.

— Откуда? — переспросил Алекс. — Я думал: они с Ганимеда.

— Лаборатория на Ганимеде не годилась для серьезных экспериментов, — возразил Пракс, — к тому же их стараниями Ганимед превратился в зону боевых действий. Они не стали бы делать ничего такого, если бы вели там основные работы. Это была полевая лаборатория.

— Я тоже стараюсь не гадить там, где ем, — согласился Амос.

— Ты живешь на космическом корабле, — напомнил Холден.

— И все-таки не гажу на камбузе.

— Справедливо.

— Словом, — продолжал Пракс, — есть основания допустить, что они действуют с более надежной базы. И эта база расположена в системе Юпитера. Где-то поблизости.

— Я опять за тобой не успеваю, — сказал Холден. — Почему именно поблизости?

— Время транспортировки. Мэй с хорошим запасом лекарств может отправляться куда угодно, но она крепче… тех существ.

Холден поднял руку, как школьник на уроке.

— Так, если я тебя правильно понял, ты говоришь, что тварь, которая вломилась на мой корабль, швырнула в меня пятисоткилограммовый контейнер и чуть не прогрызла стенку к реактору, — более хрупкая, чем четырехлетняя девочка без иммунитета?

Пракс кивнул. Его пронзила стрела горя и ужаса. Ей уже не четыре. День рождения Мэй был месяц назад, а он пропустил эту дату. Ей уже пять. Но горе и ужас стали для него привычными спутниками. Пракс отстранил от себя эту мысль.

— Я объясню. Организм Мэй не сопротивляется внешним воздействиям. В этом-то и состоит ее болезнь, если подумать. Целый ряд явлений, свойственных нормальному организму, у нее не работает. А теперь возьмите одно из этих существ вроде того, что было на корабле.

— Тот гад показался мне весьма активным, — вставил Амос.

— Нет, — ответил Пракс. — То есть да, но нет. Я подразумевал биохимическую активность. Если Стрикланд, или Мерриан, или кто он там на самом деле, использует протомолекулу для перестройки человеческого организма, они накладывают одну сложную систему на другую. Результат получается нестабильным.

— Предположим, — сказала Наоми. Она сидела рядом с Амосом, через стол от Холдена. — Откуда такой вывод?

Пракс нахмурился. Он не подготовился к такому множеству вопросов. То, что для него было очевидно, другим даже в голову не приходило. Их лица выражали откровенное недоумение.

— Ладно, — сказал он, — попробуем по порядку. На Ганимеде появилось нечто, начавшее войну. И еще там была секретная лаборатория, сотрудники которой по меньшей мере знали об атаке заранее.

— Принято, — сказал Алекс.

— Хорошо, — продолжал Пракс. — В лаборатории мы увидели следы протомолекулы, мертвого мальчика и людей, готовившихся к отлету. И что-то опередило нас и убило их всех.

— Эй, — воскликнул Амос, — ты думаешь, этот самый гад и пробрался на «Роси»?

Пракс проглотил просившееся на язык слово «очевидно», заменив его другим: «возможно».

— Возможно, — сказал он. — И в первой атаке, по-видимому, участвовал еще один такой.

— Значит, из клетки вырвались двое? — спросила Наоми, но Пракс видел, что она сама уже почувствовала ошибку.

— Нет, потому что о первом они знали заранее. Второй вырвался, когда Амос забросил к ним гранату. Первого освободили намеренно. Но не в этом дело. А дело в том, что они используют протомолекулу для перестройки человеческих тел, но не способны надежно ее контролировать. Вложенная ими программа дает сбои.

Пракс кивнул, словно надеялся, что кивок поможет им уследить за цепью рассуждений. Холден покачал головой, подумал и тоже кивнул.

— Мина, — сказал он.

— Мина, — согласился Пракс. — Даже не предвидя, что второе существо освободится, они снабдили его мощным взрывным устройством.

— А, понял! — воскликнул Амос. — Ты думаешь, они знали, что он рано или поздно сойдет с рельсов, и приготовились его взорвать, когда отобьется от рук?

В глубине пространства на корпусе недостроенного корабля сверкнул сварочный аппарат, и вспышка резко высветила оживленное лицо пилота.

— Да, — сказал Пракс, — хотя это могло быть и дополнительное оружие, и груз, который существу надлежало куда-то доставить. Я считаю, что это было предохранительное устройство, и, возможно, так оно и есть, но существует множество других вариантов.

— Пусть так, однако оно оставило его у нас, — напомнил Алекс.

— У него хватило времени выделить из себя мину, — ответил Пракс. — Понимаете? Оно сознательно перестроилось, чтобы удалить заряд. Оно не пыталось подорвать «Роси», просто оставило мину и ушло.

— А раз оно додумалось это сделать…

— У него хватило ума распознать угрозу, — кивнул Пракс. — Не представляю пока, каким образом. Оно может обладать разумом или подключаться к Сети, или это у него модификация иммунного ответа.

— Понятно, Пракс. Итак, предположим, протомолекула способна со временем вырываться за отведенные ей рамки и разбойничать по собственной воле. Что это нам дает? — спросила Наоми.

«Дождался!» — подумал Пракс и перешел к тому, с чего собирался начать.

— А то, что, где бы ни располагалась их главная лаборатория — на которую они не станут напускать одно из этих созданий, — она должна быть достаточно близка к Ганимеду, чтобы добраться до него, пока тварь не сорвалась с цепи. Я не знаю, долго ли они способны ее сдерживать, и готов поспорить, они сами не знают. Так что чем ближе, тем лучше.

— Спутник Юпитера или секретная станция, — сказал Холден.

— В системе Юпитера невозможно держать станцию в секрете, — заметил Алекс. Слишком там тесно. Кто-то что-то да заметит. Черт, пока люди не добрались до Урана, здесь собиралась вся дальняя астрономия. Появись что-то в космосе — все обсерватории разорутся, что им заслоняют картинку.

Наоми постучала пальцами по столу словно капли конденсата падали в металлических трубах.

— Тогда напрашивается Европа, — сказала она.

— Это Ио, — уже с нетерпением проговорил Пракс. — Я потратил немного денег на изучение закупок ариламинов и нитроаренов, необходимых для исследования мутаций. — Он замялся. — Это ничего? Что я потратил деньги?

— Они для того и собраны, — успокоил его Холден.

— Так вот, мутагены, которые начинают действовать только после активации, тщательно контролируются, потому что возможно их использование в военных лабораториях, но тому, кто работает с биологическими каскадами и контролем системы, без них не обойтись. Большая часть их поставлялась на Ганимед, постоянные поставки шли и на Европу. И, проследив их, я не смог вычислить конечного получателя. Потому что с Европы их отсылали через два часа после получения.

— На Ио? — спросил Холден.

— Ио нет в списке, но пересылка туда контейнера должна была соответствовать требованиям безопасности Земли и Марса. Очень дорого. А контейнеры, доставленные на Европу, возвращались поставщику за счет транспортной компании, расположенной на Ио.

Пракс перевел дыхание. Это было вроде как тянуть зуб, зато он, кажется, перечислил все, что если не доказывало, то хотя бы основательно подкрепляло его вывод.

— Та-а-ак. — Амос растянул это слово чуть ли не на три слога. — Значит, враги на Ио?

— Да, — сказал Пракс.

— Чтоб тебя, док! Не мог сразу сказать?

Тяга давала полную g без примеси кориолисовой силы, привычной по станции Тихо. Пракс сидел на койке, согнувшись над ручным терминалом. На пути к Тихо бывали моменты, когда его хоть как-то развлекали только голод и тоска. Внешне и сейчас ничего не изменилось. Каюта осталась такой же тесной, все так же гудел и пощелкивал воздухоочиститель. Исчезло только одиночество. Пракс ощущал себя центром огромной человеческой Сети, объединенной с ним одной целью.

«Доктор Менг, я видела передачу о вас, и я с вами сердцем и молитвами. К сожалению, не могу послать денег, потому что живу на базовом, но я упомянула о вас в листке церковных новостей. Надеюсь, вы найдете свою доченьку живой и здоровой!»

Пракс составил стандартный ответ всем доброжелателям и подумывал установить фильтр, который распознавал бы такие письма и отвечал на них автоматически. Остановило его то, что он не придумал пока, какие параметры задать программе, а поблагодарить хотелось каждого. Кроме того, на «Росинанте» ему все равно нечего было делать.

«Я пишу вам потому, что, возможно, могу помочь вам в поисках дочери. С ранней молодости мне являются во сне мощные предчувствия. За три дня до того, как посмотрел передачу Джеймса Холдена о вас и вашей дочери, я видел ее во сне. Она находилась на Луне в очень маленьком темном помещении и была испугана. Я пытался утешить ее, и я не сомневаюсь, что вам суждено найти ее на Луне или на близкой к ней орбите».

Конечно, Пракс отвечал не всем.

Путь до Ио должен был занять немногим больше времени, чем до Тихо. Возможно, даже меньше, поскольку на этот раз никакое порождение протомолекулы не разнесет им грузовой отсек. Стоило Праксу подумать об этом подольше, у него начинался зуд в ладонях. Он знал, где Мэй — или где она была. С каждым часом она становилась ближе, и каждое очередное поступление на благотворительный счет давало ему еще немного силы. Возможно, скоро кто-то сообщит, где находится и чем занимается сейчас Карлос Мерриан.

Несколько раз Пракс проводил переговоры: обычно в формате видеозаписей, пересылаемых от собеседника к собеседнику. Он поговорил с брокером с Цереры. Тот отслеживал торговые пересылки и оказался очень милым человеком. Пракс обменялся несколькими видеозаписями с консультантом-психологом с Марса, но оборвал контакт, когда заподозрил, что женщина на него нацелилась. Целая школа — добрая сотня ребятишек — прислала ему запись своего хора на испано-французском диалекте: они пели про Май и про ее возвращение.

Умом Пракс сознавал, что ничего не изменилось. По-прежнему велика была вероятность, что Мэй нет в живых или что он ее больше не увидит. Но когда такое множество людей непрерывно уверяют, что все будет хорошо, что они надеются, что все хорошо, что они его поддерживают, — отчаяние почти невозможно. Вероятно, это сказывался эффект групповой поддержки. Явление, свойственное некоторым видам зерновых культур: больное или поврежденное растение можно переместить поближе к здоровым и оно выправится, даже если оставить его на прежней почве и воде. Да, там действуют химические агенты, но человек — животное общественное, и когда с экрана тебе, заглядывая прямо в душу, улыбается женщина и говорит как раз то, что ты хочешь услышать, не поверить ей почти невозможно.

Пракс понимал, что это эгоизм, но это действовало как наркотик. Он уже не подсчитывал поступающих средств, потому что уверился: на полет до Ио им хватит. Холден вручил ему счет на расходы и подробный прайс-лист, но Пракс так верил капитану, что взглянул только на итоговые суммы. Убедившись, что средств достаточно, он перестал думать о деньгах и все свое время и внимание отдал переговорам.

Он слышал спокойный разговор Алекса и Амоса из камбуза. Да, люди и в космосе живут группами. Знакомые голоса напоминали о присутствии себе подобных и утешали его не хуже, чем чтение сообщений.

«Я четыре года назад потерял сына и все же не способен представить себе, каково вам сейчас. Жаль, что не могу сделать для вас большего».

В списке значилось еще несколько десятков сообщений. По корабельному времени была середина дня, но Пракса вдруг одолел сон. Он подумал, не вздремнуть ли, прежде чем дочитывать до конца, но решил все же просмотреть всё, никому пока не отвечая. Алекс рассмеялся. Амос поддержал его.

Пракс открыл пятое сообщение.

«Ты псих, псих, псих долбаный, и если мы встретимся, клянусь, я сам тебя убью. Таких, как ты, надо затрахивать насмерть, чтобы знали, каково это».

Пракс задохнулся. Под ложечкой заболело, как после сильного удара. Он удалил сообщение. За ним выскочило другое, а затем еще сразу три. И дальше целая дюжина. Ужаснувшись, Пракс открыл одно из новых.

«Надеюсь, ты сдохнешь!»

— Откуда? — обратился он к терминалу. — Откуда такой непрерывный поток злобы и ненависти? — Он понял, открыв следующее письмо, к которому прилагалась ссылка на программу новостей.

Он послал запрос по ссылке, и через пять минут на побелевшем экране появился логотип крупного земного канала новостей и название программы: «С пылу с жару».

Логотип погас, и его место заняло лицо Николы. Пракс потянулся к управлению со смутной мыслью, что монитор случайно переключился на личные сообщения, но в душе он уже понимал, что это не так. Никола облизала губы, отвела глаза, затем снова посмотрела в камеру. Выглядела она усталой. Изможденной.

«Меня зовут Никола Мулко. Я была замужем за Праксидиком Менгом, за тем человеком, который обратился к вам за помощью в поисках дочери… Моей дочери, Мэй».

По ее щеке ползла слеза, и Никола ее не вытирала.

«Чего вы не знаете… чего никто не знает: что Праксидик Менг — чудовище в человеческом облике. С того дня, как я ушла от него, я пыталась вернуть свою дочь. Я знала, как он измывался надо мной, но не думала, что он причинит вред ей. Но друзья, оставшиеся на Ганимеде, известили меня, что…»

— Никола, — сказал Пракс, — не надо. Не делай этого.

«Праксидик Менг — жестокий и опасный человек, — сказала Никола. — Я, мать Мэй, думаю, что после моего ухода он насиловал ее психику, чувства и тело. И что ее „исчезновение“ с Ганимеда скрывает тот факт, что он наконец убил ее».

Слезы свободно текли по щекам Николы, но ее глаза и голос были мертвыми, как залежавшаяся рыба.

«Я никого не виню, кроме себя, — сказала она. Я не должна была оставлять мою девочку…»

Глава 37 Авасарала

«Я никого не виню, кроме себя», — сказала заплаканная женщина, и Авасарала, остановив запись, откинулась в кресле. Сердце стучало чаще обычного, и под ледком обыденного сознания плавали неуловимые мысли. Казалось, если кто-то прижмется ухом к ее голове, он услышит гул работающего мозга.

Бобби расположилась на просторном ложе. Под ней кровать казалась маленькой, что само по себе впечатляло. Марсианка сидела, подогнув под себя одну ногу и раскинув пачку настоящих игральных карт на жестком покрывале — зеленом с золотом. Но солитер[74] был забыт. Бобби уставилась на Авасаралу, и та почувствовала, как губы медленно расползаются в ухмылке.

— Ну, чтоб меня, — сказала она, — они перетрусили!

— Кто перетрусил и перед кем?

— Эрринрайт начал игру против Холдена и этого дурацкого Менга. Они вынудили его к действию. Мне этого не удалось.

— Вы не верите, что ботаник издевался над дочкой?

— Не знаю, но вот это, — она постучала по замершему лицу плачущей жены, — явная кампания по очернению. Ставлю недельное жалованье, что обедала с человеком, который это устроил.

Скептический взгляд Бобби только добавил Авасарале веселья.

— Первая хорошая новость, — сказала она, — с тех пор как мы попали на этот летучий бордель. Надо приниматься за работу. Ох, черт, сейчас бы вернуться в свой кабинет!

— Хотите чаю?

— Джина, — потребовала начальница, включая камеру своего терминала. — У нас праздник.

В окошке камеры она выглядела меньше, чем в собственных глазах. Комната, под каким углом ни смотри, отвлекала внимание на себя: все равно что сниматься на фоне открытки. Нахождение на этой яхте само по себе было бахвальством, но волосы у нее при слабой силе тяжести топорщились дыбом, словно она только что поднялась с постели, а лицо от усталости казалось похудевшим и ссохшимся.

«Убери это, — приказала сама себе Авасарала. — Надень маску».

Глубоко вздохнув, она сделала в камеру неприличный жест и начала запись:

— Адмирал Соутер, больше спасибо за последнее сообщение. Я отметила кое-что, что может показаться вам любопытным. Похоже, что с недавних пор некто проникся неприязнью к Джеймсу Холдену. Если бы я была с вашим флотом, а не по ту сторону треклятого Солнца, с удовольствием обговорила бы это за чашечкой кофе, но, поскольку подобное невозможно, открываю для вас часть моих личных досье. Я интересовалась Джеймсом Холденом. Взгляните на то, что я собрала, и скажите, видите ли вы то же, что и я?

Она отправила сообщение. Дальше разумно было бы связаться с Эрринрайтом. Если бы дела шли так, как ей хотелось, она бы постаралась вовлечь его в игру. Долгую минуту Авасарала мысленно составляла обращение. Бобби маячила по правую руку, тихонько позвякивая, расставляла на столе выпивку. Авасарала взяла стаканчик и пригубила. Изготовленный по спецзаказу джин Мао был великолепен даже без лайма.

Нетушки. На хрен Эрринрайта! Она вызвала адресную книгу и пролистывала список, пока не нашла то, что искала. Потом нажала «запись».

— Мисс Корлиновски, я только что просмотрела выпущенное вами видео с обвинениями Праксидика Менга в насилии над своей милой пятилетней малюткой. Не подскажите, с каких пор пресс-центр ООН превратился в чертов суд по бракоразводным делам? Если станет известно, что за этим стоим мы, я хотела бы заранее знать, о чьей отставке извещать журналистов. Пока предполагаю, что о вашей. Мой привет Ричарду, и свяжитесь со мной, пока я не поджарила вашу тупую задницу.

Она закончила и отослала запись.

— Это она устроила? — спросила Бобби.

— Возможно. — Авасарала сделал еще глоток джина. Он был слишком уж хорош — как бы не напиться. — Если это не она, тогда она узнает кто и подаст его нам на блюдечке. Эмма Корлиновски — трусиха. За что я ее и люблю.

В течение следующего часа она разослала еще дюжину сообщений: спектакль за спектаклем. Она завела официальное дело на бывшую жену Менга и потребовала расследовать, не придется ли ООН отвечать на обвинения в клевете. Она подняла на ноги координатора гуманитарной помощи Ганимеда и потребовала собрать все, что возможно, по Мэй Менг. Она послала внеочередной запрос на установление личностей врача и женщины из передачи Холдена, а потом двадцать минут несла чепуху в сообщении к давнему однокашнику, замешав в нее тактичную просьбу о том же самом.

Эрринрайт вынудил ее играть по-новому. Имей она развязанные руки, Авасаралу было бы не остановить. А так ей приходилось учитывать, что каждый ее ход записывается и против каждого почти немедленно последует контрудар. И все же Эрринрайт и его союзники были всего лишь людьми и в непрерывном потоке запросов и требований, речей и уловок могли кое-что упустить. Или же другая программа новостей могла заметить всплеск активности и заинтересоваться. На самый худой конец, ее старания обеспечат Эрринрайту бессонную ночь.

Она выкладывала все, что имела. Но этого было мало. Долгие годы бальных танцев в политике и власти наделили ее умениями и рефлексами, которые здесь не находили применения. Задержка сигнала, хоть убей, приводила Авасаралу в ярость, и она срывала зло на очередном собеседнике. Она чувствовала себя музыкантом мирового класса, которого поставили перед полным залом с игрушечной дудочкой в руках.

Она и не заметила, как прикончила джин. Только поднесла стакан к губам, обнаружила, что он пуст и сообразила, что проделывает это не в первый раз. Прошло пять часов. На пятьдесят разосланных сообщений пришло пока всего три ответа. Это была не просто задержка сигнала. Кто-то ее усердно тормозил.

Она не замечала, как проголодалась, пока не вошел Котьяр с тарелкой, источающей аромат барашка с карри, и арбузом. Желудок пробудился и заворчал, и Авасарала выключила терминал.

— Вы спасли мне жизнь, — поблагодарила она, кивая на стол.

— Это сержант Драпер догадалась, — ответил Котьяр, — после того как вы три раза не услышали приглашения к столу.

— Ничего не помню, — призналась Авасарала, когда он поставил перед ней тарелку. — У них что, прислуги нет? Почему вы разносите обеды?

— Есть прислуга, мэм. Я их не впустил.

— Не слишком ли большие строгости? Нервничаете вы, что ли?

— Как скажете.

Она ела слишком поспешно. Спина болела, левую ногу кололи иголки — отсидела. В молодости с ней такого не бывало. С другой стороны, в те времена она не сумела бы пропесочить любого из крупных политиков, да так, чтобы тот серьезно задумался. Возраст лишал ее сил, предлагая в обмен власть. Законная цена.

Она не утерпела и включила терминал, заглатывая последние куски. Четыре входящих: Соутер (благослови Боже этого милашку), кто-то с незнакомым именем из юридической службы, и еще одно сообщение оттуда же, но от знакомого, и еще Майкл Джон (этот, вероятно, насчет Венеры). Авасарала открыла письмо Соутера.

Адмирал появился на экране, и она машинально чуть не поздоровалась. Но это была видеозапись, а не настоящий разговор. Авасарала поморщилась.

— Крисьен, — сказал адмирал, — вы поосторожнее со всеми этими сведениями, что мне переслали. Арджуна приревнует. Я и не знал, что наш дружок Джимми участвовал в разжигании последних скандальчиков.

«Наш дружок Джимми». Он не назвал Холдена по фамилии. Любопытно. Ожидает, что кто-то на прослушке сделает стойку на это имя? Авасарала прикинула, кого адмирал мог подозревать в прослушивании своих исходящих или ее входящих. Если Эрринрайт не совсем выжил из ума — а это вряд ли, — он станет отслеживать ее связь в обе стороны. Или Соутера беспокоит кто-то еще? Сколько игроков за столом? Информации не хватало, но это было по меньшей мере интересно.

— Я понимаю, чем вы озабочены, — продолжал Соутер. — Я сделал несколько запросов, но вы сами знаете, как это бывает. Что-то найдется за минуту, а что-то — через год. Но вы нам своя. Здесь происходит столько всего, что мне остается только надеяться, что тот обед состоится. Мы все надеемся увидеть вас снова.

«А вот это откровенная ложь, — подумала Авасарала. — Впрочем, очень мило с его стороны». Она поскребла вилкой по дну тарелки, собирая остатки карри.

В следующем сообщении молодой человек с бразильским акцентом объяснил ей, что ООН не имеет никакого отношения к видео с выступлением Николы Мулко и потому не может за него отвечать. Второй — начальник юнца — извинился за него и пообещал к концу дня полную сводку, что было гораздо уместнее. Кто поумнее, те пока еще ее побаивались. Эта мысль подкрепила Авасаралу не хуже барашка.

Авасарала потянулась к экрану, когда корабль под ней повернулся, гравитация чуть сместилась вбок. Она ухватилась за стол: карри и джин в желудке взбаламутились.

— Мы этого ожидали? — крикнула она.

— Да, мэм, — ответил из соседней комнаты Котьяр, — плановая коррекция курса.

— В моем кабинете таких безобразий не бывает, — проворчала Авасарала и вызвала на экран Майкла Джона.

Тот выглядел чуточку смущенным, но это был просто такой разворот лица. Авасарале подурнело от ужаса. Минуту перед ней плыл и разваливался на лету «Арбогаст». Что-то в глубине ее сознания требовало отвернуться. Не знать.

Она легко понимала, почему Эрринрайт, Нгайен и их клика повернулись спиной к Венере, к чуждому хаосу, все больше превращавшемуся в систему — и не просто в систему. Она тоже ощущала этот атавистический страх. Насколько проще занять себя старыми играми, ходить по натоптанным тропам войн и конфликтов, обмана и смерти! Как они ни ужасны, это знакомые ужасы. Изведанные.

Девочкой Авасарала смотрела фильм о человеке, который увидел лик Бога. Первый час фильма он вел жалкую жизнь на пособие где-то на побережье Южной Африки. Потом он увидел лицо Бога, и режиссер ввел десять минут его вопля, а потом герой еще час медленно собирал себя к той же идиотской жизни, какую вел в первой части. Авасарале это показалось отвратительным. Но теперь она почти понимала того человека. Отвернуться — это так естественно. Да, глупо, самоубийственно, бессмысленно — но естественно.

Война. Бойня. Смерть. Все эти дела Эрринрайта и его людей — она почти не сомневалась, что в большинстве это мужчины, — отвлекали их и тем утешали. Все они боялись.

Впрочем, она тоже.

— Обосрались, — буркнула она и снова запустила запись.

— Венера мыслит, — сказал Майкл Джон, опустив приветствие и прочие любезности. — Я поставил команду аналитиков искать модель наблюдаемых данных в связи с водой и электрическими токами, и они нашли аналог. Корреляция примерно шестьдесят процентов, но я отвергаю вероятность случайного совпадения. Конечно, у аналога другая анатомия, но функциональная структура больше всего напоминает китообразных, решающих пространственную задачу. Я к тому, что проблема толкования остается, и тут я ничем не могу помочь, но из того, что мы наблюдаем, я с уверенностью заключаю, что это процесс мышления. Самые настоящие мысли, как в нейронах мозга.

Он посмотрел в камеру, словно ждал от нее ответа, и был слегка разочарован, не дождавшись его.

— Я решил, что тебе будет интересно, — закончил он и выключил запись.

Сформулировать ответ Авасарале помешало новое сообщение от Соутера, которое она встретила с благодарностью и облегчением, сама чуточку устыдившись этих чувств.

— Крисьен, — сказал генерал, — у нас проблема. Просмотрите расположение сил на Ганимеде и дайте мне знать, правильно ли я понял.

Авасарала нахмурилась. Задержка составляла уже двадцать восемь минут. Она ввела стандартный запрос и встала. Спину скрутило в узел. Она вышла в общую гостиную. Бобби, Котьяр и еще трое сидели кружком, разложив карты. Покер. Авасарала подошла вперевалочку, потому что движения причиняли боль, — почему-то от слабого тяготения у нее ныли суставы. Она пристроилась рядом с Бобби.

— На следующий круг сдайте и мне.

Приказ поступил от Нгайена и на первый взгляд выглядел совершенно бессмысленным. Шесть истребителей ООН отзывались из патруля и на высокой тяге должны были идти курсом, можно сказать, в никуда. Судя по докладам, марсиане, основательно подивившись — какого хрена? — двинули следом свою эскадру.

Еще через час поисков Авасарала поняла. «Росинант» Холдена неторопливо двигался от Тихо к системе Юпитера. Возможно, он заполнил полетный план для АВП, но ни Землю, ни Марс не уведомил, а значит, Нгайен тоже за ним следил.

Они не просто перетрусили. Они решили его прикончить.

Посидев минуту молча, Авасарала встала и вернулась к игрокам. Котьяр и Бобби поднимали ставки горка шоколадных драже, заменявших фишки, выросла уже на пять сантиметров.

— Мистер Котьяр, сержант Драпер, — позвала Авасарала, — прошу со мной.

Карты мгновенно пропали с глаз. Игроки нервно переглянулись. Авасарала вернулась в спальню и бережно прикрыла за собой дверь. Она даже не щелкнула.

— Я намерена совершить поступок, который, возможно, спустит курок, — сказала она. — При этом наше положение может осложниться.

Бобби обменялась взглядом с Котьяром и сказала:

— Я хотела бы взять кое-что из кладовой.

— Я предупрежу людей, — сказал Котьяр.

— Десять минут.

Задержка сигнала между «Гуаньшийином» и «Росинантом» пока еще не позволяла вести разговор, но все же так было быстрее, чем посылать сообщение на Землю. От мысли, что до дома так далеко, у нее кружилась голова. Открыв свой терминал, Авасарала запросила связь через направленный луч и дала код приемоответчика для «Росинанта». Не прошло и минуты, как поступил отказ. Усмехнувшись про себя, она вызвала рубку.

— Это помощник госсекретаря Авасарала, — представилась она, словно ее могли не узнать. — Что за фигня с направленным лучом?

— Извините, мадам секретарь, — ответил голубоглазый юноша с короткой светлой стрижкой, — этот канал связи сейчас недоступен.

— Какого хрена недоступен?

— Недоступен, мадам.

— Отлично. Мне не хотелось прибегать к радио, но, значит, придется передавать на открытой частоте.

— Боюсь, и это окажется невозможным, — сказал мальчишка.

Авасарала глубоко вздохнула и выпустила воздух сквозь зубы.

— Соедините меня с капитаном.

Изображение мигнуло и сменилось. Капитан был узколицым, с карими глазами ирландского сеттера. Поджатые, побелевшие губы говорили, что он более или менее из себя представляет, что его ждет. Минуту Авасарала просто смотрела в камеру. Этому трюку она научилась очень давно. Когда смотришь на экран, у собеседника создается впечатление, что ты его видишь. А если смотреть в черный зрачок линзы, создается впечатление неумолимого пристального взгляда.

— Капитан, я должна передать сообщение высокой важности.

— Очень сожалею, у нас технические проблемы с передатчиком.

— А запасная система? Если активировать передатчик челнока или еще как?

— В данном случае невозможно.

— Вы мне лжете, — сказала она и, не дождавшись ответа, продолжила: — Я официально предлагаю этой яхте задействовать аварийный маяк и сменить курс в направлении ближайшей помощи.

— Я не смогу этого сделать, мадам. Если вы проявите терпение, я доставлю вас на Ганимед целой и невредимой. И конечно, там мы сможем получить необходимый ремонт.

Авасарала нагнулась к терминалу.

— Я могла бы подняться к вам, чтобы поговорить лицом к лицу, — сказала она. — Капитан, вы не хуже меня знаете закон. Включите маяк или дайте мне связь.

— Мадам, я уважаю вас как гостью Жюль-Пьера Мао. Но владелец корабля — мистер Мао, и я отвечаю перед ним.

— Стало быть, нет.

— Мне очень жаль.

— Ты делаешь ошибку, говнюк, — предупредила Авасарала и оборвала соединение.

В комнату вошла Бобби. Лицо у нее разгорелось и выражало нетерпение — прямо собака, рвущаяся с поводка. Гравитация немного сместилась. Коррекция курса, а не поворот.

— Ну как? — спросила Бобби.

— Я заявляю, что это судно нарушает закон и инструкцию, — ответила Авасарала. — Котьяр, засвидетельствуйте.

— Как скажете, мэм.

— Вот и хорошо. Бобби, обеспечь мне управление этой яхточкой.

Глава 38 Бобби

— Что еще от нас требуется? — спросил Котьяр.

Двое его подчиненных перетащили в комнаты Авасаралы большой ящик с надписью «Парадный костюм». Им понадобилась большая мебельная тележка и немало крепких словечек. Броня Бобби весила сто кило даже на четверти g.

— Уверен, что эта комната не прослушивается? — спросила Бобби. — Гораздо лучше, если они не узнают, что готовится.

Котьяр пожал плечами.

— Я не смог обнаружить активной аппаратуры наблюдения.

— Ну ладно. — Бобби постучала костяшками пальцев по фибергласовой крышке. — Открываем.

Котьяр настучал что-то на терминале, и замок ящика звонко щелкнул. Бобби сорвала освободившуюся панель и прислонила ее к стене. Внутри, укрепленный паутиной эластичных ремней, лежал ее скафандр.

Котьяр свистнул:

— «Голиаф-три». Как же они его тебе оставили?

Бобби вынула шлем, положила на кровать и начала выпутывать из креплений части костюма, складывая их на пол.

— Его передали вашим технарям, чтобы проверить видео с внутренней камеры. Когда Авасарала его выследила, скафандр пылился в шкафу. Кажется, никто и не заметил, что его забрали.

Бобби вытащила правую руку скафандра. Она не ожидала найти двухмиллиметровые снаряды, прилагавшиеся к встроенному оружию, но удивилась, обнаружив, что рукав полностью разоружен. Конечно, вполне разумно снять все оружие, прежде чем передавать скафандр компании цивильных, и все же ей стало досадно.

— Зараза! — ругнулась она. — Пострелять не светит.

— А если бы получилось, — улыбнулся Котьяр, — пули, пробив обшивку и выпустив воздух, сильно потеряли бы скорость?

— Нисколько, — ответила Бобби, выкладывая на пол остатки костюма и необходимые для сборки инструменты. — Но это можно толковать и в мою пользу. Амуниция скафандра рассчитана на противника в броне такого же типа. Все, что способно пробить мой скафандр, тоже могло бы пробить корпус корабля. А значит…

— Значит, у охраны не будет оружия, способного пробить твой скафандр, — договорил Котьяр. — Как скажешь. Сколько человек ты возьмешь?

— Никого, — ответила Бобби, вставляя свежие батареи, добытые техниками Авасаралы, в спинную пластину и любуясь зеленым огоньком полной зарядки на панели. — После того как я начну, напрашивается встречный ход: захватить помощника секретаря и превратить ее в заложницу. Твое дело этого не допустить.

Котьяр опять улыбнулся. В улыбке не было веселья.

— Как скажешь.

На сборку и подготовку к работе ушло почти три часа. Можно было уложиться и в два, но Бобби простила себе лишний час, напомнив, что давно не практиковалась. По мере того как приближался конец сборки, узел у нее в животе стягивался все туже. Отчасти это было естественное волнение перед боем. Служба в десанте научила Бобби обращать его в свою пользу. Стресс давал силы, чтобы все трижды перепроверить, — потом будет поздно.

Но в самой глубине души Бобби знала, что корчит ее не только от близости драки. Из памяти не шло, в каких обстоятельствах она в последний раз носила этот скафандр. Красную эмаль марсианского камуфляжа исчертили щербины и царапины: монстр взорвался, а потом она еще прокатилась на скорости по льду Ганимеда. Крошечная утечка жидкости из колена напомнила о рядовом Хиллмане. Хилли был ей другом. Протирая лицевой щиток шлема, Бобби вспомнила, как прижималась к шлему своего лейтенанта, Гивенса, несколько минут спустя разорванного надвое монстром.

Когда собранный скафандр лежал на полу, приглашая ее забраться внутрь, Бобби зазнобило. Впервые он показался ей тесным. Как в гроб ложишься!

— Нет, — сказала она, обращаясь только к себе.

— Нет? — переспросил сидевший рядом Котьяр, выбирая, какой инструмент подать ей следующим. Все время сборки охранник держался так тихо, что Бобби о нем забыла.

— Я боюсь его снова надевать, — призналась она.

— А… — Котьяр кивнул и убрал инструмент в коробку. — Как скажешь.

Бобби вскочила на ноги и выдернула из ящика черный комбинезон, который надевала под броню. Не раздумывая разделась до трусов и натянула облегающее трико. Она уже вытягивала провода и подключала их к датчикам на разных частях тела, когда заметила, что Котьяр повернулся к ней спиной и его обычно чуть смуглый загривок побагровел как свекла.

— Ох, — пробормотала она, — прости. Я столько раз переодевалась перед всем взводом, что просто об этом не думаю.

— Не за что извиняться, — не оборачиваясь, ответил Котьяр, — просто я не ожидал.

Он рискнул бросить взгляд через левое плечо и, обнаружив, что она с головы до ног прикрыта комбинезоном, повернулся и стал помогать ей подключать скафандр.

— Ты… — он чуть замялся, — красивая.

Теперь уже покраснела Бобби.

— Ты женат? — усмехнулась она, радуясь поводу отвлечься. Простая человеческая неловкость, обмен сигналами между мужчиной и женщиной отогнали мысли о монстре.

— Да, — ответил Котьяр, прикрепляя последний контакт у нее на поясе, — вполне. Но я не слепой.

— Спасибо, — поблагодарила Бобби и дружески хлопнула его по плечу. Пристроившись, села в открытую грудь скафандра и скользнула вниз, запихнув ноги по бедра в штанины. — Застегни меня.

Котьяр застегнул грудь, как она ему показывала, потом надел и пристегнул шлем. Внутри завели привычную перекличку датчики состояния. Ее окружил тишайший, почти неслышимый уху гул. Бобби задействовала микромоторы и насосы, двигавшие мускулы экзоскелета, и села.

Котьяр вопросительно глядел на нее. Включив наружный динамик, Бобби сказала:

— Да, здесь у меня вроде все нормально. Зеленый по всей панели.

Она легко, без усилия, встала и поймала старое, знакомое ощущение еле сдерживаемой мощи во всех членах. Она знала, что стоит порезче оттолкнуться от пола — и она ударится головой в потолок с силой, которая нанесет ему серьезный ущерб. Взмах рукой мог отбросить через всю комнату тяжелую кровать или сломать Котьяру позвоночник. Поэтому она двигалась с осторожностью, выработанной долгими тренировками.

Котьяр запустил руку за пазуху и вытащил блестящий черный пистолет. Бобби знала, что оружие телохранителей заряжено пластиковыми пулями, которые дыры в обшивке не пробьют. Таким же были вооружены люди Мао. Котьяр собирался протянуть ей пистолет, но взглянул на толстые пальцы перчатки — куда толще, чем проем спускового крючка, — и виновато пожал плечами.

— Он мне не понадобится, — сказала Бобби. Голос стал резким, металлическим, нечеловеческим.

Котьяр снова улыбнулся:

— Как скажешь.

Бобби нажала кнопку вызова килевого лифта и заходила взад-вперед по площадке, приучая тело к броне. Между движением мышц и реакцией скафандра возникала наносекундная задержка. Поэтому человек в нем чувствовал себя как во сне, когда отдельно хочешь шагнуть, а отдельно — шагаешь. Многочасовые тренировки почти стирали это ощущение, но, надевая скафандр, всякий раз требовалось несколько минут, чтобы освоиться.

Авасарала вышла из комнаты, которую они отвели для совещаний, и подсела к бару. Она налила себе порцию джина, подумала и выжала в него ломтик лайма. Последнее время старушка стала больше пить, но указывать на это Бобби было не по чину. Может, выпивка помогала ей уснуть.

Напрасно прождав лифта некоторое время, она стукнула по панели и еще несколько раз нажала кнопку. Маленький дисплей сообщил: «Не работает».

— Чтоб их! — выругалась Бобби. — Да это настоящее похищение!

Она не отключила наружного динамика, и резкий голос наполнил комнату. Авасарала не подняла головы, но сказала:

— Вспомни, о чем я говорила.

— А? — рассеянно отозвалась Бобби и, неуклюже взобравшись по трапу к командному люку в палубе, ткнула в кнопку. Люк отодвинулся. Значит, все продолжали делать вид, что это вовсе не похищение. Отказ лифта можно объяснить. Куда сложнее будет объяснять, почему важную особу заперли в каюте. Возможно, они решили, что женщина на восьмом десятке не станет карабкаться по трапам, так что достаточно отключить лифт. Возможно, они были правы. На вид не скажешь, чтобы Авасарала сумела подняться на двести футов, хотя бы и при малой тяге.

— Никто из них не был на Ганимеде, — сказала Авасарала.

— Понятно, — отозвалась Бобби, не понимая, к чему это сказано.

— Сколько бы ты их ни убивала, своего взвода не вернешь, — закончила Авасарала, допив джин. Затем она оттолкнулась от стойки и направилась к себе в комнату. Бобби не ответила. Она подтянулась на следующую палубу, оставив люк задвигаться позади.

Ее скафандр именно для таких заданий и конструировали. Костюм разведчика класса «Голиаф» предназначался для абордажных партий марсианского десанта. Он обеспечивал максимальную маневренность в тесноте корабля. Самый лучший скафандр окажется бесполезен, если солдат в нем не сможет взбираться по трапам, протискиваться в люки и легко двигаться при микрогравитации.

Бобби долезла до следующего люка и нажала кнопку. В ответ вспыхнула красная лампочка предупреждения. Через несколько секунд меню объяснило причину: служебный лифт остановили прямо над люком и заблокировали, создав своего рода баррикаду. Значит, знали, что готовится.

Бобби осмотрела помещение: еще одна комната отдыха, почти такая же, как та, из которой она вышла. Она отыскала глазами место, где, вероятно, прятались камеры наблюдения, и помахала им рукой: «Вам меня не остановить, ребята».

Спустившись вниз, она прошла в роскошную ванную комнату. На таком потрясающем корабле ее просто невозможно было называть «гальюном». Через несколько минут поисков она обнаружила довольно тщательно скрытую крышку сервисного тоннеля. Крышка была заперта, и Бобби сорвала ее со стены.

Дальше открывалось сплетение труб и узкий коридор: в ее броне — только-только протиснуться. Она карабкалась и подтягивалась на высоту двух палуб, потом вышибла ногой еще один люк и вылезла в комнату.

Это оказался служебный камбуз с рядом плит и духовок вдоль стены, с несколькими холодильниками и множеством рабочих столов, блестящих нержавейкой.

Скафандр предупредил, что ее взяли на прицел, и переключил настройку, превратив невидимый инфракрасный луч в слабо рдеющие полосы. Полдюжины таких упирались ей в грудь, исходя из компактных черных пистолетов в руках охранников «Маоквика», выстроившихся у дальней стены.

Бобби выпрямилась. Надо отдать должное охранникам: они не попятились. Ее система обработала данные по оружию и сообщила, что все вооружены пятимиллиметровыми полуавтоматами со стандартным зарядом в триста патронов и скорострельностью десять выстрелов в секунду. Если ребята не запаслись бронебойными пулями — что маловероятно, учитывая обшивку корабля прямо у нее за спиной, — скафандр оценил опасность по низшему уровню.

Бобби удостоверилась, что наружный динамик еще включен, и сказала:

— Ну ладно, мальчики, давайте…

Они открыли огонь.

На одну долгую секунду камбуз обратился в хаос. Плотные пластиковые пули отскакивали от ее брони, рикошетили от переборок и рассыпались по всему помещению. Они разносили контейнеры с сыпучими продуктами, срывали с магнитных креплений кастрюли и сковородки, подбрасывали в воздух мелкие инструменты, взлетавшие облачками пластика и нержавейки. Одна особенно незадачливая пуля, отскочив, ударила стрелка прямо в нос, пробив дыру в голове. В других обстоятельствах ошалелое лицо упавшего могло бы вызвать смех.

И двух секунд не протикало, а Бобби уже пришла в движение: прыгнула, приземлившись на стальной островок посреди кухни, и раскидала оставшихся безопасников раскинутыми руками, как идущий в атаку футболист. Они с мясистым стуком врезались в дальнюю переборку и сползали на пол. Скафандр начал обсчитывать вероятность выживания для каждого из них, но Бобби, не глядя, заткнула программу. Она предпочитала не знать. Один зашевелился и начал поднимать оружие. Бобби мягко отодвинула его. Мужчина отлетел к другой переборке и замер возле нее, свернувшись в клубок. Он больше не шевелился.

Бобби оглядела помещение, выискивая камеры. Не нашла, однако надеялась, что они имелись в наличии. Если за этой сценой наблюдали — может быть, не станут больше подставлять ей своих людей.

У килевого трапа она обнаружила, что лифт блокировали, вставив ломик в палубный люк. Система безопасности не позволяла лифту двигаться к следующей палубе, если люк за ним не был загерметизирован. Бобби выдернула ломик и отшвырнула его подальше, после чего нажала кнопку вызова. Лифт поднялся по траповой шахте на ее уровень и остановился. Вскочив на платформу, Бобби нажала кнопку командной рубки в восьми палубах над ней. Еще восемь люков.

Еще восемь мест для засады.

Она до боли сжала руки в кулаки. Держитесь!

Через три палубы лифт встал, панель сообщила, что герметичные люки между ней и палубой взломаны. Они готовы были скорее рискнуть кораблем, создав канал утечки для половины корабельного воздуха, чем допустить ее на мостик. Бобби было даже немного лестно, что ее боятся больше, чем декомпрессии.

Она вышла из лифта на палубу, занятую в основном жилыми каютами команды. Людей, должно быть, эвакуировали, потому что она не видела ни души. Быстрый осмотр обнаружил двенадцать маленьких кают и две ванных эти уже вполне отвечали определению «гальюн». При виде более чем спартанских условий, в которых жила команда «Гуаньшийина», Бобби вспомнила последние слова Авасаралы. Это простые матросы. Никто из них не заслужил смерти за то, что случилось на Ганимеде.

Бобби поймала себя на том, что радуется отсутствию оружия. Она нашла и взломала служебный люк в гальюне, но, к ее удивлению, коридор обрывался в нескольких футах над головой. Какая-то особенность в строении корабля перерезала этот путь. Бобби ни разу не видела «Гуаньшийин» снаружи и не могла сообразить, в чем дело, но ей предстояло подняться еще на пять палуб, и она намеревалась это сделать.

Десятиминутный поиск привел ее к служебному выходу в наружной обшивке. Она уже сорвала два внутренних люка на двух разных палубах, и открыть теперь этот означало выпустить с тех палуб воздух. Но центральный траповый коридор на уровне Авасаралы оставался герметично закрыт, так что с ее людьми ничего не случится. И все это из-за запечатанных люков наверх, где, кажется, собралась большая часть команды.

Бобби с болью подумала о шестерых, оставшихся в камбузе. Правда, те стреляли первыми, но, если кто-то из них остался жив, она не пожелала бы им задохнуться во сне.

Беспокойство оказалось напрасным. Люк вывел в маленький воздушный шлюз, размером не больше шкафа. Минута на цикл шлюзования — и она выбралась на корпус корабля.

Тройной корпус! Ну конечно! Владыка империи «Маоквик» в заботе о своей драгоценной шкуре принял все меры предосторожности. Роскошь интерьеров простиралась и на наружную часть корпуса. Военные корабли обычно красили черным, чтобы их труднее было засечь в космосе, а большинство гражданских судов оставляли металлическими или раскрашивали в фирменные цвета корпорации-владельца.

«Гуаньшийин» оказался расписан яркой фреской. Бобби не могла разобрать всей картины, но прямо у себя под ногами видела траву и копыто гигантской лошади. Мао приказал расписать свою яхту под настоящую картину, с лошадью на траве. Притом что вряд ли кто смог бы ею полюбоваться.

Бобби удостоверилась, что магниты в подошвах и ладонях перчаток выдерживают четвертную тягу, и поползла по обшивке. Она быстро добралась до места, где уткнулась в тупик, и увидела, что дорогу ей преградил пустой шлюпочный отсек. Жаль, что Авасарала не разрешила ей то, что она делала теперь, пока Мао был еще на борту!

Тройной корпус, рассуждала Бобби. Максимальная надежность. Интуиция подтолкнула ее переползти на другую сторону. Так и есть, здесь располагался второй шлюпочный отсек. И в нем был не стандартный челнок для коротких перелетов, а длинная стройная шлюпка с двигателем вдвое больше, чем полагалось такому маленькому кораблику. На носу красовалась надпись: «Бритва».

Гоночная шлюпка.

Бобби проползла обратно, завернула в пустой отсек и через его шлюз вернулась в корабль. К ее удивлению, военные пароли, отпирающие двери, работали и здесь. Шлюз вывел на палубу одним уровнем ниже мостика. Здесь хранилось оборудование и запасы для челнока. Середину палубы занимала большая механическая мастерская. В ней стоял капитан «Гуаньшийина» со своими старшими помощниками. Ни охраны, ни оружия на виду не было.

Капитан коснулся своего уха жестом, испокон веков означавшим: «Ты меня слышишь?» Бобби кивнула ему кулаком и, подключив наружный громкоговоритель, сказала:

— Да.

— Мы — не военные, — заговорил капитан. — Мы беззащитны перед военным снаряжением. Но я не намерен сдавать вам судно, пока не узнаю, каковы ваши намерения. Мой старший помощник находится наверху и готов взорвать корабль, если мы не придем к соглашению.

Бобби улыбнулась капитану, хоть и сомневалась, что он заметит улыбку под шлемом.

— Вы незаконно удерживаете высокопоставленного члена правительства ООН. Я, как член ее группы безопасности, требую, чтобы вы со всей возможной скоростью доставили ее в порт, который она выберет. — Она по-астерски, рукой, изобразила жест, равнозначный пожатию плечами. — Или можете подорвать свой корабль. По-моему, это несколько истерическая реакция на законное требование обеспечить связь помощнику госсекретаря.

Капитан кивнул и заметно расслабился. Как бы там ни было, у него вряд ли оставался выбор. А раз у него нет выбора, он ни за что и не отвечает.

— Мы подчинялись приказу. Вы удостоверитесь в этом по журналу, когда примете командование.

— Я передам ей.

Капитан опять кивнул.

— Тогда корабль ваш.

Бобби вызвала на связь Котьяра.

— Мы победили. Пригласи, пожалуйста, ее величество.

Дожидаясь ответа Авасаралы, Бобби обратилась к капитану.

— Внизу остались шестеро раненых охранников. Пошлите к ним медиков.

— Бобби? — позвала по радио Авасарала.

— Корабль ваш, мадам.

— Отлично. Скажи капитану, что мы должны постараться перехватить Холдена. Добраться до него раньше, чем доберется Нгайен.

— Гм, это же прогулочная яхта. Она ходит на малой тяге, чтобы пассажирам было удобно. Не сомневаюсь, при нужде может ускориться до одного g, но вряд ли больше.

— Адмирал Нгайен готов подчистую перебить всех, кто в курсе происходящего. — Авасарала едва сдерживала крик. — А мы будем прогуливаться, как долбанные туристы!

— Угу, — вздохнула Бобби и почти сейчас же добавила: — Но если будет гонка, я знаю, где взять гоночный корабль.

Глава 39 Холден

Холден сварил себе чашку кофе в кофеварке, и густой аромат наполнил камбуз. Он чувствовал, как взгляды команды буравят ему спину. Он вызвал всех сюда, а когда они собрались и расселись, повернулся спиной и принялся варить кофе. «Я тяну время, потому что забыл, какими словами собирался об этом сказать». Он насыпал в кофе сахар, хотя всегда пил без, — просто чтобы протянуть еще несколько секунд.

— Так вот. Кто мы такие? — спросил он, двигая ложечкой.

Ответом ему было молчание, и тогда он обернулся и откинулся назад, опершись спиной о край стола, держа в руках ненужную чашку и продолжая помешивать кофе.

— Серьезно, — сказал он, — кто мы такие? Я все время возвращаюсь к этому вопросу.

— Гм… — шевельнулся на стуле Амос. — Меня вот зовут Амос, кэп. Ты в порядке?

Остальные молчали. Алекс сидел, уставившись в стол, в свете камбузной лампочки под редеющими волосами блестела смуглая кожа на макушке. Пракс подсел к стойке у раковины и разглядывал свои ладони, периодически сжимая пальцы, словно пытался вспомнить, зачем они нужны.

Только Наоми смотрела на него в упор. Она собрала волосы в толстый хвост, а темные миндалевидные глаза глядели прямо в глаза Холдену. И сильно обескураживали.

— Я недавно кое-как разобрался с собой, — продолжал Холден, не позволив себе сбиться под ее немигающим взглядом. — Я обращался с вами, словно вы мне что-то должны. А это не так. И стало быть, я обходился с вами дерьмово.

— Нет, — не поднимая глаз, сказал Алекс.

— Да, — ответил Холден и молча дождался, пока Алекс поднимет голову. — Да. И с тобой, может быть, хуже, чем с другими. Потому что я до смерти перетрусил, а трус всегда ищет легкую добычу. А ты чуть ли не самый милый человек, какого я знаю, Алекс. Я тобой вертел, потому что это сходило мне с рук. И надеюсь, что ты меня за это простишь, потому что я чувствую себя очень виноватым.

— Конечно прощаю, кэп, — врастяжку ответил Алекс и улыбнулся ему.

— Я постараюсь заслужить прощение, — ответил Холден, встревоженный столь легким согласием. — Но Алекс недавно сказал мне еще кое-что, о чем я много думал. Он напомнил, что все вы — не наемные работники. Мы не в команде «Кентербери». Мы не работаем на «Чисто-Прозрачно». И корабль принадлежит мне не больше, чем любому из вас. Мы подписывались на контракты с АВП, чтобы заработать на карманные расходы и на прокорм «Роси», но никогда не обсуждали, как распорядимся прибылью.

— Мы открыли тот счет, — напомнил Алекс.

— Да, тот банковский счет, на который шли оставшиеся средства. Когда я в последний раз проверял, там было в районе восьмидесяти тысяч. Я говорил, что мы храним их на корабельные расходы, но кто я такой, чтобы решать за всех? Это не мои деньги. Это наши деньги. Мы их заработали.

— Но ты — капитан, — сказал Амос и ткнул пальцем в кофеварку.

Наливая ему кофе, Холден ответил:

— Разве? На «Кентербери» я был старпомом. Мне казалось естественным исполнять роль капитана после взрыва «Кента»… — Он вручил Амосу чашку и подсел к остальным. — Но мы уже давно не те, что были. Теперь мы — четыре человека, которые никому не служат…

Пракс прокашлялся, и Холден, извиняясь, кивнул ему.

— Скажем, ни с кем не подписывали долгосрочных соглашений. Никакая корпорация или правительство не уполномочили меня командовать. Просто мы четверо вроде как владеем кораблем, который Марс при первой возможности постарается вернуть себе.

— Мы приобрели его законно, как бесхозное имущество, — возмутился Алекс.

— Надеюсь, тебе удастся убедить в этом марсиан, — ответил Холден, — но это не влияет на мою мысль. Кто мы такие?

Первая отозвалась Наоми.

— Вижу, к чему ты ведешь. — Она кивнула сжатым кулаком. — Мы многое оставили висеть в воздухе, потому что после «Кентербери» постоянно от кого-то убегали.

— А сейчас, — продолжил Холден, — самое подходящее время разобраться. Мы обязались помочь Праксу в поисках его малышки, и он нам платит, так что пока содержать корабль нам по карману. А когда мы найдем Мэй, то где будем искать новую работу? Или продадим «Роси» АВП и станем пенсионерствовать на Титане? Думаю, это надо решить заранее.

Все молчали. Пракс оттолкнулся от стойки и принялся рыться в шкафчиках. Через минуту или две он вытащил пакет с надписью «шоколадный пудинг» и спросил:

— Можно, я его приготовлю?

Наоми расхохоталась, Алекс кивнул:

— Хоть облопайся, док.

Пракс достал миску и принялся смешивать ингредиенты. Странно, но, как только ботаник отвлекся, команда почувствовала себя более сплоченной. Посторонний занялся посторонними делами, позволяя им потолковать между собой. Холдену пришло в голову, что Пракс проделал это нарочно.

Амос выхлебал остатки кофе и заговорил:

— Ну, кэп, ты нас собрал. Что-то надумал?

— Да, — ответил Холден, взяв минуту на размышления, — да, вроде как.

Наоми положила ему руку на плечо и улыбнулась:

— Мы слушаем.

— Думаю, нам надо пожениться, — капитан подмигнул Наоми. — Устроить все законно, по-хорошему.

— Постой, — вымолвила она с ужасом, основательно огорчившим Холдена.

— Нет-нет, это такая шутка, — поспешил заверить он, — но только наполовину. Мне вспомнились мои родители. Они организовали коллективное партнерство — сперва ради фермы. Все они были друзьями, все мечтали купить участок в Монтане, вот и объединились в достаточно большую для этого группу. Дело не сводилось к сексу. Отец Том и отец Цезарь уже были сексуальными партнерами, причем моногамными. Мать Тамара прежде жила одна, отцы Джозеф и Антон с матерями Элси и Софи состояли в групповом гражданском браке. Отец Дмитрий пристал к ним несколько месяцев спустя, когда начал ухаживать за Тамарой. Они образовали гражданский союз для совместной покупки участка. А поскольку порознь они не могли себе позволить выплачивать налог на ребенка, то и меня родили вместе.

— Земля, — вставил Алекс, — жуткое сборище чудиков!

— Восемь родителей на одного младенца — довольно необычно, — сказал Амос.

— Но, учитывая налог на ребенка, вполне оправдано экономически, — сказал Холден, — так что подобные случаи известны.

— А как насчет тех, кто рожает, не выплачивая налогов? — поинтересовался Алекс.

— Это не так просто, — возразил Холден, — разве что вообще не обращаться к врачу или обходиться услугами черного рынка.

Амос с Наоми переглянулись. Холден притворился, что не заметил.

— Ну вот, — продолжал он, — забудьте на минуту о младенцах. Речь идет об объединении. Если мы намерены и впредь держаться вместе, давайте оформим все законно. Можно подписать корпоративный договор на одной из независимых внешних планет, на Церере или на Европе, и стать совладельцами предприятия.

— И чем, — спросила Наоми, — будет заниматься наша маленькая компания?

— Вот-вот! — торжествующе воскликнул Холден.

— А? — удивился Амос.

— Я хочу сказать, о том и вопрос, — объяснился Холден. — Кто мы такие? Чем хотим заниматься? Потому что, когда контракт с Праксом истечет, у нас на счету будет приличный запас, в собственности — современный военный корабль и мы сможем сами выбирать, что нам делать.

— Боже мой, кэп, — заметил Амос, — у меня прямо все встало!

— Мне ли не знать, — ухмыльнулся Холден.

Пракс закончил мешать в миске и сунул ее в холодильник. И оглянулся пугливо, словно боялся, что если его заметят, то немедленно попросят выйти вон. Холден потянулся к нему и обнял за плечи.

— Наш друг Пракс не единственный, кому может понадобиться такой кораблик, а?

— Мы быстрее и опаснее всего, что могут раскопать у себя штатские, — кивком подтвердил Алекс.

— А когда мы найдем Мэй, о рекламе думать уже не придется, — добавил Холден.

— Признайся, капитан, — сказал Амос, — слава тебе по душе.

— Если она обеспечит нас работой — почему бы и нет?

— Гораздо вернее, что мы закончим на разбитом, лишенном воздуха, дрейфующем в космосе корабле, — напомнила Наоми.

— Такое всегда возможно, — признал Холден, — но, люди, разве вам не хочется для разнообразия побыть самим себе хозяевами? Если окажется, что нам не справиться, мы всегда сможем продать корабль за толстенный мешок денег и разойтись на все четыре стороны. Запасной план никуда не денется.

— Ага, — протянул Амос, — какого хрена — давайте попробуем. С чего начнем?

— Ну, — ответил ему Холден, — тут будет еще одно нововведение. Корабль не принадлежит никому из нас, так что я предлагаю отныне по всем важным вопросам голосовать.

— Кто за создание компании совладельцев этого корабля, поднимите руки, — сказал Амос.

К восторгу Холдена, руки подняли все. Даже Пракс начал поднимать, но спохватился и поспешно опустил.

— Я свяжусь с юристом на Церере и начну оформление, — сказал Холден, — но отсюда вытекает еще кое-что. Компания может владеть кораблем, но компанию не зарегистрируют как капитана. Надо проголосовать, кому достанется это звание.

Амос затрясся от смеха.

— Не смеши меня, я лопну! Поднимите руки, если Холден не капитан!

Ни одна рука не поднялась.

— Видал? — спросил Амос.

Холден хотел заговорить, но осекся, потому что у него перехватило горло и что-то сжалось под ложечкой.

— Слушай, — добродушно сказал ему Амос, — ты как раз тот, кто нам нужен.

Наоми кивнула и улыбнулась Холдену, отчего боль под ложечкой усилилась, но это оказалось даже приятно.

— Я — механик, — сказала она. — На этом корабле я могу написать, переписать или собрать по кусочкам любую программу. Но я не умею блефовать в карты. И никогда не смогу взглянуть в глаза объединенному флоту внутренних планет и гаркнуть: «Назад, придурки!»

— Подписываюсь, — согласился Алекс. — А мне лишь бы водить своего малютку. Большего не надо, я и так счастлив.

Холден открыл рот, но, к его изумлению и стыду, глаза в тот же миг наполнились слезами. Его выручил Амос.

— Я — простой масленщик, — сказал он. — Кручу гайки, да и то если Наоми скажет, которые именно. Мои амбиции не выше механической мастерской. Разговоры — по твоей части. Я видел, как ты заставлял отступить Фреда Джонсона, капитанов флота ООН, ковбоев из АВП и обкуренных космических пиратов. Ты жопой наговоришь больше умного, чем другой — через рот и на трезвую голову.

— Спасибо, — наконец выговорил Холден, — я люблю вас, ребята. Вы же знаете, да?

— И еще, — договорил Амос, — никто на этом корабле не поспешит загородить меня от пули, как поспешишь ты. Я одобряю такую поспешность в капитанах.

— Спасибо, — повторил Холден.

— Сдается мне, это решено, — заключил Алекс и, встав, направился к трапу. — Пойду проверю, не нацелились ли мы носом в скалу.

Холден проводил его взглядом и с облегчением увидел, что пилот, едва выйдя за дверь, утер глаза. Не так уж страшно разыгрывать плаксивого младенца, если вместе с тобой плачут остальные.

Пракс неловко потрепал капитана по плечу и сказал:

— Через часок возвращайтесь на камбуз, пудинг будет готов.

Потом и он ушел к себе в каюту. Дверь за ним еще не закрылась, а он уже уткнулся в сообщения на терминале.

— Ну вот, — сказал Амос, — что дальше?

— Амос, — Наоми встала и подошла к Холдену, — будь добр, подежурь за меня на связи.

— Роджер! — Ухмылка проскользнула разве что в голосе Амоса, но лицо не дрогнуло. Он взобрался по трапу и пропал из вида. Люк открылся перед механиком и захлопнулся за ним.

— Эй, — спросил Холден, — я правильно сделал?

Она кивнула:

— Я чувствую, что ты ко мне вернулся. А боялась, что никогда уже тебя не увижу.

— Не выдерни ты меня из ямы, которую я сам себе вырыл, так бы и вышло.

Наоми склонилась, чтобы поцеловать его, и Холден притянул ее к себе, крепко обнял. Когда они прервались, чтобы отдышаться, он спросил:

— Не поторопился?

— Заткнись, — приказала она и поцеловала его снова. Не прерывая поцелуя, отстранилась от него телом и дернула молнию костюма — одного из этих нелепых марсианских костюмов, доставшихся им вместе с кораблем, с надписью «Тахи» поперек спины. Теперь, когда они обзаведутся собственной компанией, нужно будет подобрать что-нибудь поприличнее. Спортивные костюмы весьма удобны для жизни на корабле, где меняется тяготение и человек то и дело натыкается на детали в смазке. Но нужно будет заказать каждому по росту и собственных цветов. С надписью «Росинант» на спине.

Рука Наоми проникла ему за пазуху, под футболку, и Холден сбился с мысли.

— В твоей койке или в моей? — спросил он.

— У тебя есть «своя» койка?

— Уже нет.

Любовь с Наоми каждый раз оказывалась непохожей ни на какую другую. Отчасти дело было в ее теле. Он никогда до нее не заводил отношений с другими женщинами-астерами, а у них имелись свои особенности. Но для Холдена не это было главным. А главным было то, что они с Наоми пять лет просто дружили, прежде чем стали вместе спать.

Это обстоятельство говорило не в его пользу, и Холден внутренне корчился, вспоминая об этом. Он всегда легкомысленно относился к сексу. Выбирал новую партнершу чуть ли ни с первого взгляда и, будучи симпатичным, обаятельным мужчиной, почти всегда добивался, чего хотел. Он легко позволял себе спутать минутную страсть с подлинным чувством. Одним из самых мучительных воспоминаний для Холдена был тот день, когда Наоми указала ему на эту черту. Разоблачила игру, которую он вел с женщинами, убеждая себя, что действительно неравнодушен, чтобы не чувствовать себя манипулятором.

Хотя манипулятором он и был. От того, что женщины, в свою очередь, использовали его, Холдену легче не становилось.

В Наоми, так сильно отличавшейся физически от земного идеала, он поначалу не увидел потенциальной партнерши. И потому успел узнать ее как человека, не нагружаясь обычным багажом секса. Когда его чувства к ней переросли дружбу, Холден искренне удивился.

И это каким-то образом изменило сам секс. Движения остались теми же, но появился другой смысл: теперь Холден старался выразить любовь, а не продемонстрировать силу и умение. После первого раза с ней он несколько часов лежал в постели, осознавая, что годами делал все неправильно и только сейчас это понял.

То же самое повторилось и теперь.

Наоми спала рядом, лежа на боку, забросив локоть ему на грудь, бедро — ему на бедра, прижавшись животом к боку и грудью к ребрам. Такого никогда не случалось, пока он не встретил ее, а ведь так должно быть. Вот это чувство полного покоя и удовлетворения. Холден вообразил себе такой вариант будущего, в котором не сумел бы доказать, ей, что изменился, и она к нему не вернулась бы. Ему представились годы и десятилетия сексуальных отношений, в которых он тщетно пытался бы воссоздать эти чувства, и, конечно, тщетно, ведь дело было не в сексе.

При этой мысли у него скрутило живот.

Наоми говорила во сне. Губы шептали что то ему в шею, и, проснувшись от щекотки, Холден понял, что успел задремать. Он прижал ее голову к своей груди и поцеловал в макушку, потом перекатился на спину и позволил себе забыться.

Монитор на стене над кроватью загудел.

— Кто там? — пробурчал Холден, вдруг почувствовав, что устал, как никогда. Он словно только секунду как закрыл глаза и понял, что открыть их снова ему не под силу.

— Я, кэп, — ответил Алекс.

Холден хотел бы заорать на пилота, но сил не было.

— Ну?

— Ты бы посмотрел, — только и сказал Алекс, но что-то в его голосе мгновенно разбудило Холдена.

Он отодвинул руку Наоми и сел. Она сонно забормотала, но не проснулась.

— Ну, что? — повторил Холден, глядя в монитор.

С экрана на него смотрела седая женщина с очень непривычными чертами лица. Его сонному рассудку понадобилась секунда, чтобы понять, что дело не в уродстве, — просто лицо обезображено перегрузкой. Голосом, сдавленным от навалившейся на горло тяжести, женщина сказала:

— Меня зовут Крисьен Авасарала. Я — помощник госсекретаря исполнительной администрации ООН. Адмирал ООН направил от системы Юпитера шесть истребителей класса «Мунро» с заданием уничтожить ваш корабль. Примите опознавательный сигнал и двигайтесь мне навстречу, иначе вы и все, кто с вами на корабле, умрете. Это ни хрена не шутка.

Глава 40 Пракс

Перегрузка вмяла его в амортизатор. Шли всего на четырех g, но ему даже при одном полном требовался лекарственный коктейль. Прежняя жизнь сделала его дохляком. Пракс, конечно, сознавал влияние слабого тяготения, но больше в отношении ксилемы и флоэмы.[75] Он принимал обычный лекарственный коктейль, поощрявший рост костных тканей при низкой гравитации. Он упражнялся, как предписывали руководства. Обычно. Но в глубине души он всегда считал это глупостью. Он ботаник, он проживет и умрет в знакомых тоннелях, при удобной низкой гравитации — менее одной пятой земной. Зачем бы ему отправляться на Землю? И тем более он не видел причин терпеть перегрузки. Однако сейчас он лежал в геле, словно на океанском дне, взгляд у него мутился, и за каждый вздох приходилось бороться. Неловко вывернув колено, он завопил бы, если бы хватило воздуха.

Другим, наверное, легче. Они к такому привыкли. Они знают, что переживут. А подсознание Пракса вовсе не было в этом уверено. В бедро вонзились иголки: ему впрыскивали новую дозу гормонов и паралитиков.[76] От кончика иглы расходился ледяной холод, его охватила невероятная смесь ужаса и спокойствия. Хрупкое равновесие: стенки сосудов должны быть достаточно эластичными, чтобы не лопнуть, и достаточно прочными, чтобы не смяться. Сознание ускользнуло от Пракса, оставив взамен нечто отстраненное и расчетливое. Кажется, мозг, по-прежнему функционируя, перестал сознавать себя. То, что прежде было его разумом, и теперь знало все, что знал Пракс, помнило все, что он помнил, но уже стало чем-то другим.

В таком напряженном состоянии сознания он взялся за инвентаризацию. Можно ли ему умереть прямо сейчас? Хочет ли он жить и если да, то на каких условиях? Он рассматривал потерю дочери. Потеря приобрела нежно-розовый цвет разбитой морской раковины, а прежде была темно-красной, как засохшая кровь. Красной, как еще не отсохшая пуповина. Он вспомнил Мэй. Как она выглядела. Как радостно смеялась. Она уже не такая. Если жива. А она, возможно, умерла.

Его изуродованный перегрузкой разум улыбнулся. Конечно, губы не отозвались на это движение. Он ошибся. Ошибался с самого начала. Ошибался, когда часами внушал себе, что Мэй умерла. Он-то думал, что закаляет душу, готовит себя к худшему. И был не прав. Он твердил себе об этом, пытался в это поверить, потому что такая мысль давала утешение.

Если она умерла — ее не мучают. Если она умерла — ей не страшно. Если она умерла, то больно только ему, ему одному, а Мэй ничего не грозит. Пракс без удовольствия и без горечи отметил у себя патологическое состояние сознания. Но у него отобрали всю прежнюю жизнь вместе с дочерью, его чуть не уморил голодом каскадный эффект, добивавший Ганимед, в него стреляли, он столкнулся лицом к лицу с нечеловеческой машиной убийства, его ославили на всю Солнечную систему как домашнего насильника и педофила. Все это — не причина сохранять рассудок трезвым. Да и не поможет ему здравомыслие.

В довершение всего страшно болело колено.

Где-то далеко-далеко, там, где еще существовали свет и воздух, что-то трижды прогудело, и гора свалилась с его груди. Приходить в себя было все равно что всплывать со дна.

— Эй, вы, — заговорил по системе общей связи Алекс, — будем считать это обедом. Даю пару минут, чтобы отлепить кишки от хребтов, и встречаемся на камбузе. У вас всего пятьдесят минут, не теряйте времени даром.

Пракс глубоко вздохнул, выдохнул сквозь зубы и сел. Все тело словно избили до синяков. Ручной терминал уверял его, что тяга — всего треть g, но по ощущениям было и больше, и меньше. Когда он перекинул ноги через край койки, колено влажно хрустнуло. Пракс стукнул пальцем по терминалу.

— Не уверен, что удержусь на ногах, — сказал он. — Что-то с коленом.

— Держись, док, — ответил ему голос Амоса. — Зайду гляну. Я здесь больше всего похож на медика, если не считать медицинского отсека.

— Главное — не припаяй ему чего лишнего, — посоветовал Холден.

Динамик умолк. Чтобы скоротать ожидание, Пракс принялся читать входящие. Длинный список не умещался на экране, но так со дня той передачи. А вот темы сообщений изменились.

Пракс не открывал писем. Он ввел в поисковик свое имя и имя Мэй. Семь тысяч найденных упоминаний. На Николу нашлось всего пятьдесят.

Когда-то он любил Николу — или думал, что любит. Он ничего в жизни так не хотел, как секса с ней. Он говорил себе, что тогда были хорошие времена. Они вместе проводили ночи. Мэй вышла из тела Николы. Он все никак не мог поверить, что это драгоценное, главное для него существо — часть женщины, которой Пракс, оказывается, совсем не знал. Он был отцом ее ребенка, но не знал женщину, которая записала то обвинение.

Он открыл программу записи на терминале, направил камеру себе в лицо и облизнул губы:

— Никола…

Через двадцать секунд он закрыл программу и стер запись. Что он мог сказать? Спросить: «Кто ты и кем меня считаешь?» Но Пракс не хотел слышать ответа на этот вопрос.

Он вернулся к сообщениям, перебрал имена людей, помогавших ему в поисках. С прошлого раза ничего нового не появилось.

— Эй, док! — в тесную каюту ввалился Амос.

— Извини… — забормотал Пракс, убирая терминал в держатель над амортизатором, — просто при последнем ускорении…

Он указал на свое колено. Сустав распух, хотя не так сильно, как он боялся. Пракс ожидал, что он раздуется вдвое против нормального, но противовоспалительные средства в крови делали свое дело. Амос кивнул и, упершись ладонью в грудь, опрокинул Пракса обратно в гель.

— У меня палец на ноге иногда выскакивает, — поделился он. — Суставчик-то крохотный, но как повернешь не под тем углом при разгоне — боль сучья. Попробуй расслабиться, док.

Амос дважды согнул и разогнул колено, проверяя, что в нем цепляет.

— Ничего страшного. Ну-ка, выпрями его. Вот так.

Амос обхватил лодыжку Пракса одной рукой, другой взялся за раму койки и медленно, неуклонно стал тянуть. В суставе расцвела боль, потом в глубине что-то влажно щелкнуло, и возникло тошнотворное ощущение, что сухожилия трутся о кость.

— Ну вот, — сказал механик. — Когда снова станем разгоняться, пристрой ногу поудобнее. Еще один вывих — и придется менять коленную чашечку, понял?

— Понял, — ответил Пракс и начал подниматься.

— Я чертовски извиняюсь, док. — Амос опять толкнул его на койку. — То есть у тебя был паршивый день и все такое… Но ты ж понимаешь…

Пракс нахмурился. Все мышцы лица ныли.

— Что такое?

— Вся эта чушь про тебя и малышку. Это же просто чушь, верно?

— Конечно, — сказал Пракс.

— Потому как, знаешь, иногда случается такое, о чем и не думал. Выдался тяжелый день, сорвался, знаешь? Или напился там. Мне, знаешь, по пьянке случалось такого натворить, что потом и сам не вспомню. — Амос улыбнулся. — Я к тому, что, если там есть хоть частица правды, хотя бы и здорово преувеличенная, нам лучше сразу знать, понимаешь?

— Я никогда не делал ничего из того, о чем она рассказывает.

— Мне можно сказать правду, док. Я пойму. Мужчина может сорваться. Это еще не значит, что он мерзавец.

Пракс оттолкнул руку механика и рывком сел. Колено почти прошло.

— Нет, — сказал он, — значит. Значит, что он мерзавец.

Амос расслабился, улыбка неуловимо изменилась.

— Ладно, док. Говорю же — извиняюсь. Просто должен был спросить.

— Все нормально, — пробормотал Пракс, вставая.

Сначала казалось, что колено подломится, но оно выдержало. Пракс сделал осторожный шажок, за ним второй. Получилось. Он направился к камбузу, но разговор был еще не кончен.

— А если бы я и вправду делал такие вещи, ты бы счел это нормальным?

— А вот те хрен! — буркнул Амос и хлопнул ботаника по плечу. — Я бы свернул тебе шею и вышвырнул вон из шлюза.

— А-а, — протянул Пракс, чувствуя, как потихоньку тает ком в груди, — спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Они нашли остальную троицу уже на камбузе, но за столом все равно было пустовато. Наоми с Алексом сидели друг против друга и выглядели далеко не такими помятыми, как Пракс. Холден повернулся к ним, держа в каждой руке по миске из штампованного пластика. Бурая жижа в них пахла горячей землей и вареными листьями. Едва аромат коснулся ноздрей Пракса, в ботанике проснулся голодный волк.

— Чечевичного супа? — предложил Холден, когда они с Амосом расселись по сторонам от пилота.

— С превеликим удовольствием, — ответил Пракс.

— А мне просто тюбик бурды, — попросил Амос. — От чечевицы живот пучит. Думаю, никому не понравится, если при очередной перегрузке у меня брюхо лопнет.

Холден поставил перед Праксом миску и протянул Амосу белый тюбик с черным пластмассовым соском, а сам сел рядом с Наоми. Они не касались друг друга плечами, но связь между этим двоими чувствовалась и так. Пракс задумался: не захочет ли когда-нибудь Мэй, чтобы он помирился с Николой? Теперь это стало невозможным.

— Ну, Алекс, — обратился к пилоту Холден, — что у нас?

— Что и раньше, — ответил Алекс, — шесть истребителей мчатся к нам на всех парах. За ними гонится такая же стайка, а с другой стороны от нас понемногу удаляется гоночная шлюпка.

— Постойте, — не понял Пракс, — как так — удаляется?

— Они должны приладиться к нашему курсу. Разворот уже завершили, а теперь уравнивают скорость.

Пракс прикрыл глаза, мысленно рисуя векторы.

— Мы, значит, почти на месте?

— Почти, — ответил Алекс. — Еще часов восемнадцать-двадцать.

— И как пойдет игра? Земные корабли нас догонят?

— Еще как догонят, — признал Алекс, — но раньше мы встретимся с той шлюпкой. На четверо суток раньше.

Пракс сунул в рот ложку супа. Вкус был не хуже запаха. В чечевице плавали темно-зеленые листья. Он ложкой развернул один, присмотрелся. Кажется, шпинат. Черенок не совсем такой, но, в конце концов, его же проварили…

— Откуда нам знать, что это не ловушка? — спросил Амос.

— А мы и не знаем, — ответил ему Холден, — но я не вижу, как она могла бы сработать.

— Может, они хотят взять нас живыми? — предположила Наоми. — Мы ведь собираемся открыть шлюз высокопоставленной персоне из земного правительства.

— Она и вправду та, кем назвалась? — спросил Пракс.

— Похоже на то, — сказал Холден.

Алекс поднял руку.

— Знаете, если выбирать между старушкой из ООН и шестеркой истребителей, я предпочитаю почаевничать, чем подставлять зад под выстрелы.

— Вроде бы менять планы уже поздновато, — заметила Наоми, — но мне чертовски не по себе, когда Земля спасает меня от Земли.

— Ни одна структура не может быть монолитной, — вмешался Пракс. — Между астерами, марсианами и землянами меньше генетических различий, чем внутри каждой популяции. Теория эволюции предсказывает разделение в структуре группы и альянс с членами других групп. То же самое наблюдается у папоротников.

— У папоротников? — переспросила Наоми.

— Папоротники бывают весьма агрессивными.

Разговор прервали три тихих звонка, похожих на звон колокольчика.

— Доедайте-ка лучше, — посоветовал Алекс. — Пятнадцатиминутное предупреждение.

Амос шумно высосал тюбик, съежившийся у него в руке. Пракс отложил ложку и поднял миску к губам, чтобы не потерять ни капли. Холден тоже допил суп через край и начал собирать пустые миски.

— Если кому в гальюн, сейчас самое время, — посоветовал он. — В следующий раз поговорим через…

— Восемь часов, — подсказал Алекс.

— Через восемь часов, — повторил Холден.

У Пракса сжалось в груди. Еще один тур сокрушающей перегрузки; часы на иголках, которые втыкала в него койка, поддерживая ослабевший обмен веществ, — это представлялось адом. Он встал из-за стола, кивнул всем и вернулся в каюту. Колену заметно полегчало, и была надежда, что ему не станет хуже до следующего подъема. Прозвенело десятиминутное предупреждение. Пракс лег в амортизатор, постарался идеально расположить тело и стал ждать. Ожидание…

Он перевернулся и достал ручной терминал. Семь новых сообщений. Два со словами поддержки, три бранных, одно адресовано не ему, и еще оповещение о состоянии счета. Он не стал читать, а сразу включил камеру.

— Никола, — заговорил он, — я не знаю, чего они тебе наболтали. Не знаю, что ты на самом деле думаешь о том, что сказала. Но я знаю, что ни разу не коснулся тебя в гневе, даже под конец. И если ты действительно боялась меня, я не понимаю причины. Мэй я люблю больше всего на свете. Я скорее умру, чем позволю кому-нибудь ее обидеть. А теперь половина Солнечной системы думает, что я ее мучил…

Он остановил запись и начал заново.

— Никола, честно говоря, я не думаю, что между нами еще осталось, что предавать…

И снова замолчал. Прозвенело пятиминутное. Он запустил пальцы в волосы. Каждая луковица болела отдельно. Пракс задумался: не потому ли Амос бреется наголо? На корабле столько всего, о чем и не подумаешь, пока сам здесь не окажешься.

— Никола…

Он стер все и вошел в интерфейс благотворительного счета. Имелся надежный формат, позволявший зашифровать и послать авторизованный перевод со скоростью, с какой радиосигнал дойдет до банковских компьютеров. Раздалось двухминутное предупреждение, гудок стал громче и настойчивее. Когда оставалось тридцать секунд, Пракс отослал ей обратно ее деньги. Больше им было не о чем говорить.

Он вернул терминал на место и откинулся на спину. Компьютер отсчитал от двадцати до нуля, и на Пракса снова навалилась гора.

— Как колено? — спросил Амос.

— Очень неплохо, — ответил Пракс. — Даже удивительно, я думал, будет хуже.

— Значит, больше не растянул, — кивнул Амос. — С моим пальцем тоже порядок.

Басовый звон раскатился по всему кораблю, и палуба под Праксом качнулась. Холден, стоявший справа, переложил винтовку в левую руку и тронул панель управления.

— Алекс?

— Да, малость жестковато, извините, но… минуту… Да, кэп, есть стыковка. И к нам стучатся.

Холден вернул винтовку в прежнее положение. У Амоса оружие было наготове. Стоявшая рядом Наоми держала в руках только терминал для управления операциями. Если что-то пойдет не так, контроль за работой корабля будет важнее пистолета. Все они оделись в марсианские боевые скафандры из корабельного комплекта. Состыкованные корабли ускорялись на трети g. Земные истребители все еще продолжали погоню.

— Судя по вооружению, ты ждешь ловушки, кэп? — спросил Амос.

— Почетный караул не помешает, — ответил Холден.

Пракс поднял руку.

— Ты больше ничего стреляющего не получишь, — сказал ему капитан. — Извини.

— Нет, я просто… по-моему, почетный караул обычно бывает на той же стороне, где люди, которых он караулит?

— Мы истолкуем термин чуть шире, — несколько напряженно пошутила Наоми.

— Эта политиканша маленькая и старая, — сказал Холден. — А шлюпка берет не больше двух человек. У нас численное превосходство, а если что, Алекс наблюдает из пилотского кресла. Ты ведь наблюдаешь, а?

— Во все глаза, — отозвался Алекс.

— Так что, если обнаружатся сюрпризы, Наоми нас мигом отсоединит, а Алекс уведет подальше.

— Хотя против истребителей это не поможет, — заметил Пракс.

Наоми слегка пожала ему плечо.

— Ты тоже не слишком помогаешь, Пракс.

С отдаленным гудением открылся наружный шлюз. Красный сигнал сменился зеленым.

— Ух ты! — проговорил Алекс.

— Проблемы? — встрепенулся Холден.

— Нет, просто…

Когда внутренний люк открылся, за ним обнаружилась самая внушительная персона, какую доводилось видеть Праксу на своем веку, да еще в усиливающем скафандре. Если бы не прозрачный лицевой щиток, он принял бы эту фигуру за двухметрового двуногого робота. Но за пластиной шлема виднелись женские черты: большие темные глаза и кожа цвета кофе с молоком. Взгляд излучал явственную угрозу. Амос непроизвольно отступил на шаг.

— Вы капитан, — заговорила женщина, и наружный динамик, усилив голос, сделал его неестественным. В ее словах не слышалось вопроса.

— Я, — кивнул Холден. — Должен сказать, на экране вы выглядели немного иначе.

Шутка осталась без ответа. Великанша шагнула через порог.

— Намерены прострелить меня вот из этого? — тяжелый кулак в перчатке указал на винтовку Холдена.

— А получится?

— Вряд ли, — ответила великанша и сделала еще короткий шаг вперед. Ее скафандр жужжал при каждом движении. Холден с Амосом отступили ровно на столько же.

— Тогда назовем это почетным караулом, — предложил Холден.

— Какая честь! А теперь нельзя ли это убрать?

— Разумеется.

Через две минуты оружие сложили в шкафчики, и огромная женщина, так и не назвавшая своего имени, подбородком нажав на какую-то клавишу в шлеме, сказала:

— Порядок, можете входить.

Шлюз снова сменил красный сигнал на зеленый и зашумел, открывая дверь. Женщина, которая вышла из него, оказалась самой маленькой из присутствующих. Ее седые волосы торчали во все стороны, а оранжевое сари странно топорщилось при малой тяге.

— Помощник госсекретаря Авасарала, — приветствовал ее Холден, — добро пожаловать на борт. Если я могу чем-нибудь…

— Вы — Наоми Нагата, — перебила маленькая старушка.

Переглянувшись с Холденом, Наоми пожала плечами.

— Я.

— Какой чертовщиной вы себе волосы укладываете? У меня настоящий еж на башке!

— Гм…

— Чтобы вас спасти, мне надо прилично выглядеть. На ути-пути времени нет. Нагата, приведите меня в человеческий вид. Холден…

— Я, черт побери, механик, а не стилист! — Наоми, похоже, готова была взорваться.

— Мадам, — вмешался Холден, — это мой корабль и моя команда. Половина ее даже не является гражданами Земли, и мы не подчиняемся вашим приказам.

— Отлично. Мисс Нагата, чтобы спасти этот корабль от превращения в раскаленный газ, необходимо сделать заявление для прессы, а я к нему не готова. Не будете ли вы так любезны оказать мне помощь?

— Буду, — вздохнула Наоми.

— Благодарю. А вы, капитан, побрейтесь, так вас и разэтак.

Глава 41 Авасарала

После «Гуаньшийина» «Росинант» казался суровым, мрачным, утилитарным. Никаких роскошных ковров, только обтянутая тканью пена, смягчающая углы и изгибы, на которые может отбросить солдата при резких маневрах. В воздухе вместо корицы и меда висел запах нагретого пластика из восстановителей воздуха. Ни дорогих столов, ни широких кроватей, на которых можно всей компанией раскинуть карты, — даже уединиться негде, разве что в капитанской каюте величиной с кабинку общественного туалета.

Большую часть записи они отсняли в грузовом отсеке, расположив камеру так, чтобы ящики с оружием и боеприпасами не попали в кадр. Человек, знакомый с планом марсианских военных кораблей, мог бы понять, где они находятся, но все остальные видели только просторное помещение с грузовыми контейнерами на заднем плане. Наоми Нагата помогла смонтировать пресс-релиз — из нее получился на удивление способный видеорежиссер. Кстати, когда стало ясно, что никто из мужчин не сумеет профессионально наложить звук на картинку, она и это проделала сама.

Команда собралась в медотсеке. Механик Амос Бартон включил ручной терминал Авасаралы в систему. Теперь он сидел на одной из коек, скрестив ноги и дружелюбно улыбаясь. Авасарала ни за что не догадалась бы, на что способен этот человек, если бы не просмотрела досье на всю команду Холдена.

Остальные расположились более или менее полукругом. Бобби сидела рядом с Алексом Камалом — марсиане бессознательно жались друг к другу. Праксидик Менг держался на заднем плане. Авасарала не поняла еще, стесняется ли он в ее присутствии или всегда такой.

— Ну вот, — сказала она, — последний шанс что-то исправить.

— Жаль, я попкорном не запасся, — заметил Амос, а медицинский сканер коротко вспыхнул, высветив код выхода в эфир и сразу затем — крупные белые буквы: «К НЕМЕДЛЕННОМУ РАСПРОСТРАНЕНИЮ».

На экране появились Авасарала с Холденом. Она говорила, выставив перед собой руки, поясняя мысль жестами. Собранный и подтянутый на вид Холден склонялся к ней. Голос Наоми Нагаты звучал спокойно, мощно и профессионально:

— Сегодня в результате неожиданного поворота событий помощник секретаря исполнительной администрации Садвира Эрринрайта встретилась с представителем АВП Джеймсом Холденом и представительницей марсианских вооруженных сил, чтобы обсудить взрывоопасные разоблачения, относящиеся к атаке на Ганимед.

Камера переключилась на Авасаралу. Та подалась вперед, чтобы зрительно удлинить шею и скрыть складки кожи под подбородком. Благодаря долгой практике поза выглядела естественной, но она явственно слышала в воображении смешок Арджуны. Бегущая строка сообщала ее имя и пост.

— Я намерена отправиться с капитаном Холденом в систему Юпитера, — сказала Авасарала. — Объединенные Нации Земли, безусловно, полагают, что многостороннее расследование — лучший способ восстановить равновесие и мир в системе.

Картинка сменилась. Холден и Авасарала сидели с Праксом на камбузе. На этот раз маленький ботаник говорил, а Холден как бы слушал. Снова зазвучал голос диктора:

— Относительно обвинений, выдвинутых против Праксидика Менга, чья пропавшая дочь стала зримым воплощением трагедии Ганимеда, делегация Земли пришла к единодушному выводу.

Снова — лицо Авасаралы, принявшей горестный вид. Она чуть заметно отрицательно покачала головой.

— В этом деле Никола Мулко представляет трагическую фигуру, и лично я осуждаю безответственность тех новостных каналов, которые выдали заявление душевнобольного человека за подтвержденный факт. Достоверно известно, что она бросила мужа и ребенка, и ее внутренняя борьба заслуживает более человечного и приватного отношения.

Нагата, невидимая в камере, спросила:

— Так вы обвиняете средства массовой информации?

— Безусловно, — ответила Авасарала, а картинка между тем сменилась на черноглазую улыбчивую малышку с тонкими косичками. — Мы абсолютно доверяем любви и преданности доктора Менга к своей дочери и рады участвовать в миссии по спасению Мэй.

Запись кончилась.

— Отлично, — сказала Авасарала. — Есть комментарии?

— Собственно, я уже не работаю на АВП, — заметил Холден.

— А я не уполномочена представлять вооруженные силы Марса, — добавила Бобби, — и не уверена даже, дозволено ли мне сотрудничать с вами.

— Благодарю, — кивнула Авасарала. — Существенные комментарии будут?

Воцарилось молчание.

— По-моему, действенно, — сказал Праксидик Менг.

В одном отношении «Росинант» оказался куда удобнее «Гуаньшийина» — в единственном, что представлялось для нее важным. Направленный луч был в распоряжении Авасаралы. Задержка сигнала увеличилась, с каждым часом они удалялись от Земли, зато сознание, что ни Нгайен, ни Эрринрайт не перехватят сообщение, отправленное с корабля, позволяло дышать свободно. Попав на Землю, письма оказывались вне ее власти, но так бывает всегда. Это правила игры.

Адмирал Соутер выглядел усталым, а больше по маленькому экрану ничего определить не удавалось.

— Вы, Крисьен, разворошили осиное гнездо, — говорил он. — Выглядит это так, будто вы сделали из себя живой щит для людей, которые работают не на нас. Я догадываюсь, что это входило в ваши намерения.

Я выполнил вашу просьбу: да, Нгайен действительно встречался с Жюль-Пьером Мао. Первый раз — сразу после того, как тот дал показания по «Протогену». И, да, Эрринрайт был в курсе. Но это не так уж много значит. Я знаком с Мао. Он — змея, но, если не иметь дела с такими людьми, у вас останется мало дел.

Кампания по вымазыванию грязью вашего ученого организована исполнительной властью, и, должен сказать, нас, военных, это несколько беспокоит. Похоже на то, что имеет место раскол среди первых лиц, и не слишком понятно, чьи приказы нам исполнять. Наш друг Эрринрайт, если на то пошло, пока превосходит вас рангом. Если он или генеральный секретарь отдадут мне прямой приказ, мне понадобятся дьявольски веские причины, чтобы счесть его преступным. Все это воняет хуже скунса, но таких причин я пока не вижу. Вы меня понимаете.

Запись кончилась. Авасарала прижала пальцы к губам. Она понимала. Ей это не нравилось, но понять было нетрудно. Суставы у нее еще ныли после гонки к «Росинанту», а смещения гравитации, когда корабль под ней на пару градусов изменял курс, вызывали смутную тошноту. Пока что она держалась.

К камбузу вел короткий коридор, изгибавшийся перед самой дверью. Голоса явственно доносились до бесшумно ступавшей Авасаралы. Низкий голос с марсианской растяжкой принадлежал пилоту, а уж тембр гласных Бобби она бы ни с чьим не спутала.

— …И распоряжается капитаном: как стоять, куда глядеть. Пару раз я думал: Амос вышвырнет ее из шлюза.

— Только попробовал бы, — ответила Бобби.

— А ты на нее работаешь?

— Я уже ни хрена не понимаю, на кого работаю. Жалованье, по-моему, все еще поступает с Марса, а на расходы получаю из бюджета ее кабинета. В общем, играю теми картами, что достались.

— Звучит погано.

— Я — десантница, — сказала Бобби, и Авасарала застыла на месте. Тон звучал нехорошо. Спокойный, почти расслабленный голос. Как будто Бобби смирилась. Интересно.

— Она, вообще-то, хоть кому-нибудь нравится? — спросил пилот.

— Нет, — ответила Бобби. — Нет, черт побери! Да она того и добивается. Вот что она устроила с Холденом? Ворвалась на корабль и принялась распоряжаться, будто она здесь хозяйка. И во всем она так. Генерального секретаря в глаза зовет «Пузырь-башкой».

— А как выражается!

— Тоже добавляет ей обаяния, — согласилась Бобби.

Пилот хихикнул, и что-то хлюпнуло, словно он отпил из стакана.

— Может, я ничего не понимаю в политике, — сказал он и, чуть помолчав, добавил: — А тебе она по душе?

— Мне — да.

— Можно спросить — почему?

— Нам важно одно и то же, — ответила Бобби так задумчиво, что Авасарале стало стыдно подслушивать. Она громко откашлялась и вошла в камбуз с вопросом:

— Где Холден?

— Может, спит, — отозвался пилот. — По корабельному времени сейчас два ночи.

— А, — кивнула Авасарала.

Для нее сейчас была середина дня. Это создаст некоторые неудобства. Последнее время все у нее шло с задержкой, как сигнал, добирающийся до места сквозь космическую пустоту. Но, по крайней мере, можно подготовиться заранее.

— Как только все встанут, мне нужно будет собрать команду, — сказала она. — Бобби, опять понадобится твой парадный костюм.

Бобби потребовалось несколько секунд, чтобы понять.

— Вы покажете им монстра.

— А потом мы сядем здесь и будем толковать, пока не вычислим, что такого они знают за этим кораблем, что послали людей его прикончить, — добавила Авасарала.

— Кстати, — вставил пилот, — те истребители перешли на крейсерское ускорение, но пока не отвернули.

— Не важно, — отмахнулась Авасарала. — Всем известно, что я здесь, так что стрелять никто не станет.

Местным утром, под вечер для Авасаралы, команда собралась на камбузе. Чтобы не тащить туда весь скафандр, Бобби скопировала видео и передала его Наоми. Хорошо отдохнувшими и довольными выглядели все, кроме пилота, который накануне заболтался с Бобби и лег под утро, и еще ботаника, который всегда выглядел изможденным.

— Этого никому не положено показывать, — начала Авасарала, в упор глядя на Холдена, — но здесь и сейчас, думаю, пора выложить все карты на стол. Я готова начать первой. Вот атака на Ганимед. Вот кто ее начал. Наоми?

Наоми запустила запись, и Бобби отвернулась, уставившись в переборку. Авасарала тоже не смотрела на экран, наблюдая за лицами присутствующих. Их реакция на кровопролитие позволяла чуть лучше разобраться в людях, с которыми предстояло работать. Механик Амос смотрел с холодным спокойствием профессионального убийцы. Это ее не удивило. Холден, Наоми и Алекс с первой минуты ужасались, потом пилот и женщина впали в подобие шокового состояния. На глазах у Алекса выступили слезы. Холден реагировал иначе. Капитан развернул плечи, в глазах затлел гнев, при этом он скривил уголки рта. Интересно. Бобби, не скрываясь, плакала, повернувшись спиной к экрану, и лицо ее было скорбным, как на похоронах, на военной панихиде. Праксидик — все они называли его Пракс — единственный из всех выглядел едва ли не счастливым. Когда отрывок записи закончился, чудовище взорвалось, он захлопал в ладоши и довольно взвизгнул.

— Вот оно! Ты был прав, Алекс. Видел, как оно отращивало дополнительные конечности? Катастрофический отказ контроля. Это сработал предохранитель.

— Так-так, — остановила ученого Авасарала. — Почему бы не начать с предыстории? Какой еще предохранитель?

— Другой феномен протомолекулы выбросил мину из тела прежде, чем она сдетонировала. Видите ли, эти… существа, солдаты протомолекулы или что там они такое, — сбиваются с программы; и, думаю, Мерриану об этом известно. Но он не нашел способа избежать проблемы, ограничитель отказывает.

— Какая еще Марианна и при чем тут она? — удивилась Авасарала.

— Вам, бабушка, существительных не хватает, — съязвил Амос.

— Позвольте начать с начала, — попросил Холден и изложил историю чудовищного «зайца», кончившуюся повреждением грузового люка, и план Пракса, позволивший выманить его из отсека и распылить на атомы выхлопом двигателя.

Авасарала передала имевшиеся у нее данные о всплесках энергии на Венере, и Пракс сцапал их, не переставая объяснять, как важно ему попасть на секретную базу на Ио, где производят этих тварей. У Авасаралы голова пошла кругом.

— Так они забрали туда вашу девочку?

— Всех забрали, — ответил Пракс.

— Зачем?

— Затем, что у этих детей нет иммунитета, — объяснил ботаник. — Протомолекуле будет легче их перестроить. Меньше физиологических механизмов станут бороться против новых клеточных структур, и получившиеся солдаты, возможно, продержатся значительно дольше.

— Господи, док, — Амос вздрогнул, — они хотят превратить Мэй в такую вот дрянь?

— Возможно. — Пракс помрачнел. — Мне это только сейчас пришло в голову.

— Но зачем это все? — спросил Холден. — Не вижу смысла.

— Чтобы продать их армии как оружие первого удара, — объяснила Авасарала. — Чтобы консолидировать силы, пока… пока не начался сраный апокалипсис.

Алекс поднял руку и спросил:

— Нельзя ли пояснить? Мы ожидаем апокалипсиса? Того самого, о котором нам рассказывали?

— Венера, — коротко ответила Авасарала.

— Ах, этого апокалипсиса, — протянул Алекс и опустил руку. — Ясно.

— Солдаты, способные перемещаться без кораблей, — сказала Наоми. — Их можно разогнать на высокой перегрузке, потом отрубить двигатель и оставить лететь по инерции. И тогда их уже не найдешь.

— Не выйдет, — возразил Пракс. — Вспомните, они стремятся избежать контроля. А поскольку они способны делиться информацией, их будет все труднее захватить для перепрограммирования.

На камбузе стало тихо. Пракс сконфуженно огляделся.

— Они могут делиться информацией? — повторила Авасарала.

— Конечно, — ответил ботаник. — Вы видели эти пики энергии? Первый всплеск — когда существо дралось на Ганимеде с Бобби и ее десантниками. Второй — когда другое существо вырвалось на свободу в лаборатории. Третий — когда мы убили его «Росинантом». Венера реагирует на каждую атаку против одного из них. Они объединены в сеть. Я предполагаю, что по этой сети может передаваться любая существенная информация — например, способ избежать контроля.

— Если их применят против людей, — сказал Холден, — их будет не остановить. Они избавятся от мин-предохранителей и станут вечными. Битве не будет конца.

— Гм, нет, — возразил Пракс. — Беда в другом. Тут опять каскадный процесс. Как только протомолекула получает некоторую свободу, она обзаводится инструментами, позволяющими разбивать границы, что дает ей новые инструменты, разбивающие новые границы, и так далее. Первоначальная программа или подобие программы в конечном счете поглотит любую новую. И вернется к исходному положению.

Бобби подалась вперед, на несколько градусов склонив голову набок. В ее тихом голосе яснее, чем в ином вопле, звучала угроза:

— Значит, если они напустят таких тварей на Марс, те поначалу останутся солдатами вроде первой? А потом начнут выбрасывать из себя бомбы, как тот наш? А потом превратят Марс в Эрос?

— Это будет похуже Эроса, — заметил Пракс. — Любой приличный марсианский город превосходит Эрос населением.

Тишина. Камера Бобби передавала на монитор вид звездного неба с убивающими друг друга кораблями на орбите.

— Мне надо разослать несколько сообщений, — сказала Авасарала.

«Созданные вами полулюди — вам не слуги. Вы не способны их контролировать, — говорила Авасарала. — Жюль-Пьер Мао всучил вам товар с гнильцой. Я понимаю, почему вы устранили меня из дела, и считаю вас долбаным кретином, но не будем об этом. Все это уже не важно. Главное, не спустите курок. Вы, так вас и разэтак, меня понимаете? Остановитесь. Вы будете в ответе за самую смертоносную херню в истории, а я сейчас на корабле Джима, так его, Холдена, так что добра не ждите».

Все обращение заняло почти полчаса. К нему прилагались записи камер «Росинанта» с пояснениями. Пятнадцатиминутную лекцию Пракса пришлось прервать, когда он дошел до превращения дочери в солдата протомолекулы и разразился неудержимыми рыданиями. Авасарала, как могла, восполнила недостающие детали, хотя и опасалась, что могла напутать. Она подумывала привлечь Джона Майкла, но отказалась от этой мысли. Не стоит выносить сор из избы. Она надеялось, что Эрринрайт проявит здравый смысл. Должен был проявить.

Теперь ей требовалось выспаться. Авасарала чувствовала, как утомление туманит мысли, замедляет движения, но, стоило прилечь, покой оказывался так же недостижим, как дом. Как Арджуна. Она подумала, не записать ли письмо к нему, но от этого ей стало бы еще более одиноко. Пролежав час, она с усилием встала и вышла в коридор. Тело говорило, что сейчас около полуночи, и жизнь на борту — гремящая в мастерской музыка, громкие голоса Холдена и Алекса, обсуждавших профилактику электронных систем, даже Праксидик, одиноко сидящий на камбузе над ящиком гидропонных черенков, — выглядела чуть нереальной, как всякая ночная жизнь.

Авасарала подумывала, не послать ли еще одно сообщение Соутеру. Задержка сигнала к нему не так велика, а ей очень хотелось получить отклик хоть от кого-то. Но отклик пришел не в виде сообщения.

— Капитан, — позвал Алекс по общей связи, — ты бы подошел взглянуть.

Нечто в его голосе подсказало Авасарале, что речь идет не о текущем ремонте. К тому времени как она отыскала лифт в рубку, Холден уже уехал наверх, и она поднялась по трапу. На вызов отозвалась не она одна. Бобби заняла свободное кресло и прилипла взглядом к тому же экрану, что и Холден. На нем, мигая, раскручивались тактические данные, а дюжина красных точек отмечала изменения. Авасарала мало понимала в том, что видела, но суть была ясна. Истребители разгонялись.

— Так-так, — сказал Холден, — и что мы тут видим?

— Все земные истребители перешли на высокое ускорение. Шесть g, — ответил Алекс.

— Идут к Ио?

— Нет, черт возьми!

Вот и ответ Эрринрайта. Никаких писем. Никаких переговоров. Он даже не подтвердил, что услышал ее призыв остановиться. Боевые корабли. Отчаяние продлилось всего минуту и сменилось гневом.

— Бобби?

— Угу.

— Помнится, ты говорила, что я не понимаю опасности?

— А вы ответили, что я не знаю правил игры.

— Вот-вот.

— Помню. И что?

— Если хочешь сказать: «Я же говорила!» — сейчас самое время.

Глава 42 Холден

Первое назначение Холдена было в электронную лабораторию «Светлая голова» на Оаху.[77] После школы кандидатов он прослужил там месяц. За это время он успел понять, что не желает быть хлюпиком из флотской разведки, не выносит пои[78] и очень любит полинезиек.

Работа не оставляла времени всерьез гоняться за женщинами, но каждую свободную минуту Холден проводил на пляже, любуясь ими. И с тех пор он питал слабость к фигуристым женщинам с длинными черными волосами.

Марсианская десантница была из тех милых сдобных булочек, которым кто-то подредактировал программу, раздув их до ста пятидесяти процентов от нормального размера. Пропорции, черные волосы, темные глаза — все было на месте, только гигантское. От этого зрелища у него закоротило нейронные контуры. Ящерка, обитавшая в глубине его мозга, шмыгала от «Бери ее!» к «Беги от нее!». А хуже всего, что женщина об этом знала. Кажется, она с первой же встречи смерила капитана взглядом и решила, что он стоит лишь усталой усмешки.

— Мне повторить? — спросила она, насмешливо улыбаясь. Они вдвоем сидели на камбузе, где Бобби втолковывала Холдену лучший, по данным марсианской разведки, способ управиться с легким истребителем класса «Мунро».

Ему хотелось выкрикнуть в ответ: «Нет! Я тебя слушал! Я не псих. У меня чудная девушка, я предан ей всей душой, так что перестань обращаться со мной как с неуклюжим подростком, который норовит заглянуть тебе под юбку!»

Но стоило поднять на нее взгляд, как та ящерка в голове принималась метаться между страхом и вожделением, а речевые центры отказывали. В который раз.

— Нет, — сказал он, уставившись на аккуратную схему точек прицела, переданных ею на его ручной терминал. — По-моему, информация очень… информативная.

Он поймал усмешку в уголке ее глаза и впился взглядом в схему.

— Отлично, — кивнула Бобби. — Пойду подкормлюсь, пока можно. С вашего разрешения, конечно, капитан.

— Разрешаю, — вздохнул Холден. — Конечно. Идите. Кормитесь.

Она встала, не коснувшись подлокотников. А ведь выросла в поле тяготения Марса. Перемещать сто кило при одном g — легко. Показуха! Холден притворился, что ничего не заметил, и Бобби вышла из камбуза.

— Она — это что-то, верно? — Авасарала вошла и рухнула в освободившееся кресло.

Взглянув на нее, Холден отметил усмешку другого рода. Эта усмешка говорила, что старуха видит его насквозь, вместе с мечущейся под черепом ящеркой. Но она не была огромной полинезийкой, и потому Холден сорвал злость на ней.

— Да, просто персик, — сказал он, — но это ее не спасет.

— Вы о чем?

— Когда истребители нас догонят — а они догонят — мы все умрем. Они только потому еще не забросали нас торпедами, что наша система ОТО собьет любой снаряд, выпущенный с такого расстояния.

Авасарала, тяжело вздохнув, откинулась назад, и ее усмешка перешла в усталую, искреннюю улыбку.

— Видимо, нечего и надеяться, что вы предложите старой даме чашечку чая?

— Извините, — покачал головой Холден, — никто в команде не пьет чая. Зато кофе сколько угодно. Хотите?

— Я так устала, что сойдет и кофе. Побольше сливок и сахара.

— А как, — спросил Холден, наливая ей чашку, — насчет побольше сахара и побольше порошка, именуемого «забеливатель»?

— На слух мерзость. Давайте.

Холден сел и через стол подвинул ей сладкий, «забеленный» кофе. Авасарала взяла и, поморщившись, сделала несколько больших глотков.

— Объясните, — сказала она, — что вы сейчас наговорили.

— Эти истребители намерены нас убить, — повторил Холден. — Сержант говорит, вы не хотели верить, будто корабли ООН станут по вам стрелять, но я согласен с ней: это наивно.

— Пусть так, а что такое «система ОТО»?

Холден незаметно нахмурился. Он ожидал от этой женщины чего угодно, только не невежества.

— Орудия точечной обороны. Если по нам выпустят торпеды с такого расстояния, наводящий компьютер ОТО легко их расстреляет. Вот они и решили подойти поближе. Думаю, начнут через трое суток.

— Понятно, — сказала Авасарала. — И что вы намерены предпринять?

В лающем смешке Холдена не было ни капли веселья.

— Предпринять? Я намерен сгореть в облаке перегретой плазмы. На свете просто не существует способа, который позволит скоростному корвету — это мы — отразить атаку шести легких истребителей. Мы были бы в слабой позиции даже против одного, но с одним можно еще рассчитывать на удачный выстрел. Против шести — никаких шансов. Мы умрем.

— Я читала ваше досье, — сказала Авасарала. — Во время истории с Эросом вы столкнулись с корветом ООН.

— Да, с одним корветом. С ним мы были на равных. Но и его я сдержал, угрожая беззащитному научному кораблю, который он конвоировал. Нынешняя ситуация и близко не похожа.

— И как же пресловутый Джеймс Холден встретит свой последний час?

Помолчав, Холден ответил:

— Заорет на весь мир. Мы уже знаем, что происходит. Все кусочки головоломки у нас в руках: «Маоквик», монстры протомолекулы, куда забрали детей, — мы знаем все. Сложим все данные в файл и обнародуем для всей вселенной. Они могут нас убить, если захотят, но разве что из мести. Им это уже не поможет.

— Нет, — сказала Авасарала.

— Что «нет»? Вы не забыли, чей это корабль?

— Простите. У вас создалось впечатление, что мне не наплевать, кто здесь капитан? Если так, я перебрала с вежливостью. — Под взглядом Авасаралы Холден чуть не съежился. — Вы не просрете всю Солнечную систему только потому, что у вас короткое дыхание. Идет слишком большая охота!

Холден мысленно сосчитал до десяти и спросил:

— Ваши предложения?

— Пошлите свой файл этим двум адмиралам ООН, — сказала она, отстукивая что-то на терминале. У Холдена прогудело предупреждение о приеме. — Соутеру и Леники. Главное — Соутеру. Я недолюбливаю Леники, и он не участвует в этой интриге, но на прикрытие его хватит.

— Вы хотите, чтобы перед смертью от рук адмиралов ООН я отдал жизненно важную информацию в их же руки?

Авасарала, откинувшись на спинку, растирала пальцами виски. Холден ждал.

— Я устала, — заговорила она через несколько минут, — и соскучилась по мужу. У меня руки ноют от невозможности прямо сейчас обнять его. Вам такое знакомо?

— Очень даже знакомо.

— Так вот, постарайтесь понять, что я сейчас пытаюсь смириться с мыслью, что больше не увижу его. И своих внуков. И дочери. Мой врач уверял, что меня хватит еще лет на тридцать. Успела бы увидеть, как внуки вырастут; может, даже застала бы правнуков. А вместо этого, меня убьет вислохренов сопливый сукин сын — адмирал Нгайен.

Холден так и чувствовал, как давят на него своей массой шесть истребителей, несущих им смерть. Все равно, что упершийся в спину ствол пистолета. Ему хотелось встряхнуть старуху, чтобы не тянула время.

Она ему улыбнулась.

— Я не позволю, чтобы мой последний поступок уничтожил все, что я делала до сих пор.

Холден сознательным усилием подавил ярость. Встал и открыл холодильник.

— О, тут еще остался пудинг. Хотите?

— Я читала ваш психологический профиль. Знаю вашу дурацкую чушь про «все должны всё знать». Но какая доля последней войны на вашей совести? Сколько вы нахерачили своими заявлениями на весь эфир, чтоб им провалиться? А?

— Нисколько, — сказал Холден. — Отчаявшиеся психопаты, будучи разоблачены, идут на отчаянные психопатические меры. И все равно их необходимо разоблачать, как бы ни пугала нас их реакция. Иначе эти психопаты придут к власти.

Авасарала засмеялась. Смех был на удивление теплым.

— Всякий, кто в курсе происходящего, уже должен и «отчаиваться», и, вполне возможно, быть «психопатом». По меньшей мере, невротиком. Позвольте мне объяснить так, — продолжала Авасарала. — Вы оповещаете всех — и, да, добиваетесь реакции. После этого, может быть через несколько недель, или месяцев, или лет, люди во всем разберутся. Но если оповестить тех, кого следует, они сумеют разобраться прямо сейчас.

Амос вошел в камбуз вместе с Праксом. Механик принес с собой большой термос и направился прямиком к кофеварке.

Пракс последовал за ним с кружкой. Авасарала прищурилась и добавила:

— Возможно, даже спасут девочку.

— Мэй? — тут же отозвался Пракс и развернулся, оставив кружку.

«А вот это подло, — подумал Холден, — даже для политика».

— Да, Мэй, — подтвердила Авасарала. — О том и речь, не так ли, Джим? Это ведь не персональный крестовый поход, а попытка спасти маленькую девочку от очень дурных людей.

— Объясните, как… — начал Холден, но Авасарала не дала себя сбить.

— ООН — не один человек. Это даже не корпорация. Это тысяча мелких, слабых фракций, состязающихся между собой. Сейчас взяла верх одна из них, но временно. Это всегда бывает временно. Я знаю людей, готовых выступить против Нгайена и его группы. Они способны лишить его поддержки, отозвать его корабли, со временем даже отозвать и поставить перед военным трибуналом его самого. Но все это невозможно, пока идет открытая война с Марсом. А если вы швырнете на ветер все, что знаете, у Марса не будет времени разбираться в тонкостях: им придется нанести превентивный удар по Нгайену, по Ио, по тому, что осталось от Ганимеда. По всему.

— По Ио? — повторил Пракс. — Но Мэй…

— И потому вы требуете, чтобы я вернул все сведения о вашем маленьком заговоре на Землю, хотя именно заговор землян и стал причиной всех проблем?

— Да, — сказала Авасарала, — и я — ее единственная надежда. Вам придется мне доверять.

— А я не доверяю. Ни на грош. Я считаю вас частью проблемы. По-моему, для вас это все — политические маневры и игры власти. По-моему, вы хотите победить. Так что нет, я вам не доверяю.

— Э-ге-гей, кэп, — заговорил Амос, медленно закручивая крышку термоса. — А ты ничего не забыл?

— Что, Амос? Что я забыл?

— Вроде мы договорились в таких случаях голосовать?

— Не дуйся, — сказала Наоми.

Она растянулась на амортизаторе у главной панели командной рубки. Холден сидел у другой стены, перед панелью связи. Он только что отослал файл, составленный Авасаралой, двум земным адмиралам. Пальцы чесались от желания вывалить все в открытый эфир. Но после обсуждения всей командой Авасарала получила большинство голосов. А ведь голосование представлялось ему поначалу такой отличной идеей! После первого проигрыша Холдену она основательно разонравилась. Через два дня они умрут, так что шанса на реванш, вероятно, не представится.

— Если нас убьют, а адмиральчики Авасаралы ничего не сделают с полученными от нас сведениями, значит все было зря.

— Думаешь, они положат все под сукно? — спросила Наоми.

— Не знаю, в том-то и дело. Я не знаю, как они поступят. Мы впервые познакомились с политиком из ООН два дня назад, а она уже заправляет на корабле.

— Так пошли данные еще кому-нибудь, — предложила Наоми. — Человеку, который сохранит их в тайне, но вытащит на свет, если эти ооновцы станут играть за другую команду.

— Неплохая мысль.

— Может, Фреду?

— Нет уж, — рассмеялся Холден. — Фред увидит в них политический капитал. Товар для торговли. Нужен человек, который от их использования ничего не выиграет и не потеряет. Я подумаю.

Наоми поднялась с места, подошла и села верхом на колени Холдену, лицом к нему.

— Нас всех ждет смерть. От этого все так сложно.

Не всех.

— Наоми, собери команду и десантницу с Авасаралой тоже позови. На камбуз, пожалуй. У меня есть еще одно, последнее объявление. Жду вас через десять минут.

Наоми легонько чмокнула его в нос.

— О'кей. Мы придем.

Когда она, спустившись по командному трапу, скрылась из вида, Холден открыл шкафчик старшего вахтенного. В нем лежали напрочь устаревшие шифровальные книги, справочник по военным законам Марса и личное оружие с двумя магазинами баллистических патронов. Холден вынул пистолет, зарядил его и пристегнул в кобуре на пояс. Затем он прошел в рубку связи и вставил файл Авасаралы на передачу по направленному лучу, которому предстояло перескакивать от Цереры к Марсу, оттуда к Луне и к Земле, повсюду используя публичные серверы. Вряд ли он привлечет к себе внимание. Нажав кнопку видеозаписи, Холден произнес:

— Привет, мам. Посмотри это и покажи всей семье. Я не представляю, как вы сообразите, когда пора будет это использовать, но, если такое время придет, воспользуйтесь этим, как сочтете нужным. Я вам доверяю, и я вас всех люблю.

Не дав себе ничего добавить или надумать, он нажал кнопку передачи и выключил панель.

Затем он вызвал трап-лифт, потому что так было медленнее, чем лезть пешком, а Холдену требовалось время, чтобы обдумать, как себя вести в ближайшие десять минут. Поднявшись на жилую палубу, он так ничего и не решил, но все равно расправил плечи и зашагал к камбузу.

Амос, Алекс и Наоми сидели по одну сторону стола, лицом к нему. Пракс, как всегда, примостился на стойке. Бобби и Авасарала устроились по торцам стола, чтобы видеть его. Таким образам десантница оказалась меньше чем в двух метрах от Холдена, и ничто их не разделяло. В зависимости от того, как обернется дело, это могло оказаться неудачным расположением.

Холден опустил руку к рукояти пистолета и, уверившись, что все заметили его жест, заговорил:

— У нас до того, как эскадра флота ООН приблизится на расстояние, с которого сможет подавить нашу оборону и уничтожить корабль, еще около двух суток.

Алекс кивнул, остальные молча слушали.

— Однако у нас имеется гоночная шлюпка Мао, на которой прибыла Авасарала. Она закреплена на корпусе. Она вмещает двоих. Мы запихнем туда двух человек и отправим их подальше. А сами повернем и пойдем навстречу ооновцам, чтобы их прикрыть. Как знать, может, даже прихватим с собой один корабль — заполучим несколько рабов на том свете.

— Так-перетак, — сказал Амос.

— Готова поддержать, — согласилась Авасарала. — И кто же эти счастливчики? И как мы помешаем кораблям ООН, разделавшись с нами, прикончить и шлюпку?

— Пракс и Наоми, — не задумываясь и не дав никому заговорить, ответил Холден. — Улетят Пракс с Наоми.

— Годится, — кивнул Амос.

— Почему? — хором спросили Наоми с Авасаралой.

— Пракс — потому, что он тут главный. Именно он во всем разобрался. И если кто-то в конце концов спасет его малышку, хорошо бы, чтоб папочка был рядом, — объяснил Холден. И, постукивая пальцами по рукояти пистолета, добавил: — А Наоми потому, что я так сказал. Дошло или есть вопросы?

— Никаких, — заверил Алекс, — по мне, подходяще.

Холден пристально наблюдал за десантницей. Если кто попытается его обезоружить, так только она. А она работает на Авасаралу. Если старая дама решит, что желает улететь с «Бритвой», десантница постарается ей это обеспечить. Впрочем, к удивлению Холдена, Бобби не двинулась с места, а просто подняла руку.

— Сержант? — спросил он.

— Среди шести марсианских кораблей, что висят на хвосте у ооновцев, два скоростных крейсера класса «Раптор». Они, если захотят, сумеют догнать «Бритву».

— А они захотят? — спросил Холден. — У меня такое впечатление, что ребята просто приглядывают за действиями ооновцев.

— Ну, может, и нет, но… — Бобби замолчала на середине фразы, и взгляд ее стал рассеянным.

— Значит, принято, — заключил Холден. — Пракс, Наоми, собирайте, что вам нужно, и давайте на «Бритву». Остальных прошу оставаться здесь, пока они не перейдут на шлюпку.

— Погоди-ка, — гневно начала Наоми.

Холден не успел ответить, потому что Бобби снова подала голос:

— А знаете, у меня есть идея.

Глава 43 Бобби

Все они кое-что упустили из вида. Это «кое-что» стучалось в шар ее мозга, требуя впустить. Бобби принялась перебирать содержимое собственной головы. Понятно, этот хрен Нгайен, по всей видимости, намерен убить «Росинант», сколько бы членов правительства ни было на его борту. Авасарала поставила на то, что ее присутствие удержит корабли флота ООН. И похоже, проиграла ставку. Шесть кораблей ООН по-прежнему гнались за ними.

А следом шли еще шесть кораблей.

И среди них, как она напомнила Холдену, два быстрых крейсера класса «Раптор». Высшее достижение марсианской военной техники, более чем ровня истребителям Земли. И при них четыре марсианских истребителя. Они чуть хуже или чуть лучше земных кораблей того же класса, но при поддержке крейсеров окажутся в преимущественном положении и по тоннажу, и по вооружению. И они преследовали корабли ООН с целью проследить, чтобы те не развязали открытой войны. Например, не убили политика, который не рвался воевать с Марсом.

— А знаете, — заговорила Бобби, еще не поняв, что собирается сказать, — у меня есть идея.

На камбузе было тихо. Бобби вдруг с неловкостью вспомнила свое выступление на совещании ООН, погубившее ее военную карьеру. Капитан Холден, милашка, чуточку преувеличивавший собственную важность, уставился на Бобби с не слишком лестным для нее выражением на лице. Он выглядел как рассерженный человек, которого сбили с мысли посреди яростной тирады. И Авасарала тоже смотрела очень внимательно. Впрочем, Бобби достаточно хорошо изучила старушку, чтобы понять: в ее взгляде не гнев, а любопытство.

— Ну, — Бобби прокашлялась, — за кораблями ООН идут шесть марсианских. Которые превосходят их в классе. И обе эскадры в боевой готовности.

Никто не заговорил, не шевельнулся. Авасарала недоуменно нахмурилась.

— Так вот, — продолжала Бобби, — может, они согласятся нас поддержать?

Авасарала еще сильнее свела брови.

— С какого бы хрена Марсу прикрывать меня от моего собственного флота, чтоб его черти взяли?

— Но почему бы не спросить?

— Да, — согласился Холден, — спросить не повредит. Кто еще думает, что от вопроса вреда не будет?

— А кто сделает вызов? — спросила Авасарала. — Ты? Изменница?

Слово ударило, как кулак под дых. Но Бобби поняла, что на уме у старухи. Она бросила в лицо Бобби худшее, что та могла услышать от марсиан. И наблюдала за реакцией.

— Да, дверь открою я, — сказала Бобби, — но убеждать их придется вам.

Авасарала долгую минуту смотрела на нее и наконец ответила:

— Хорошо.

— «Росинант», повторите, — сказал командор марсиан.

Связь была отчетливой, словно они стояли в одной комнате. Его сбило не качество звука. Тем не менее Авасарала заговорила, медленно и четко выговаривая каждый слог:

— Говорит помощник госсекретаря Объединенных Наций Земли Крисьен Авасарала. Направляясь с миротворческой миссией в систему Юпитера, я подверглась атаке мятежных элементов флота ООН. Спасите меня, чтоб вас! А я в благодарность отговорю свое правительство от попытки превратить вашу планету в обожженную стекляшку.

— Я должен связаться с вышестоящими, — ответил командор. Они говорили без видео, но в его голосе явственно слышалась усмешка.

— Связывайтесь с кем хотите, — сказала Авасарала, — только решайте прежде, чем те говнюки начнут в меня палить, ладно?

— Сделаю все возможное, мадам.

Стройная красотка — ее звали Наоми — вырубила связь и повернулась к Бобби.

— Объясни еще разок, с какой стати они станут нам помогать?

— Марс не хочет войны, — ответила Бобби, надеясь, что не выдает желаемое за действительное. — Узнав, что «глас разума» ООН находится на корабле, который нацелилась убить воинственная партия, они сочтут нужным вмешаться.

— Похоже, ты выдаешь желаемое за действительное, — сказала Наоми.

— А еще, — вставила Авасарала, — я только что выдала им разрешение подбить корабль ООН без политических последствий.

— Даже если они помогут, — заметил Холден, — все равно эскадра ООН успеет выпустить по нам несколько снарядов. Нужно составить план боя.

— Я думал, мы закрыли этот чертов план, — вздохнул Амос.

— Я считаю, Пракса и Наоми все равно надо отправить на «Бритве», — сказал Холден.

— А мне начинает казаться, что это не лучшая идея, — возразила Авасарала и, поморщившись, сделала глоток кофе. Старушке решительно не хватало привычных пяти чашек чая в день.

— Объясните, — попросил Холден.

— Ну, если марсиане решат, что они на нашей стороне, для кораблей ООН обстановка резко изменится. Нас семерых, если я не сбилась со счета, им не одолеть.

— Предположим, — кивнул Холден.

— А значит, в их интересах не попасть в историю с ярлыком мятежников. Если заговор Нгайена провалится, все соучастники как минимум пойдут под трибунал. Чтобы избежать этого, им стоило бы позаботиться, чтобы я не пережила боя, кто бы в нем ни победил.

— А значит, они будут стрелять по «Роси», — сказала Наоми, — а не по «Бритве».

— Разумеется, нет, — засмеялась Авасарала, — потому что я, конечно, должна быть на шлюпке. Думаете, они хоть на минуту поверят, что вы отчаянно защищаете спасательную шлюпку, на которой меня нет? А на «Бритве», бьюсь об заклад, нет этих ваших ОТО. Или есть?

К удивлению Бобби, Холден, слушая Авасаралу, кивал. А она уж решила было, что парень из тех всезнаек, которые принимают только собственные идеи.

— Да, — протянул Холден, — вы совершенно правы. В отходящую «Бритву» они выпалят из всех стволов, а она беззащитна.

— А значит, всем нам жить или умирать на этом корабле, — со вздохом добавила Наоми. — Как обычно.

— И все-таки, — сказал Холден, — нам нужен план боя.

— Команда у вас крошечная, — заговорила Бобби, чувствуя, что разговор вернулся к вопросам, в которых она хорошо разбиралась. — Как обычно распределяются обязанности?

— Офицер связи, — ответил Холден, указав на Наоми. — Она же занята электронным обеспечением и обороной. И отлично справляется, учитывая, что никогда этим не занималась, пока нам не достался наш кораблик. Механик, — продолжал он, кивнув на Амоса.

— Масленщик, — перебил его Амос. — Стараюсь, чтобы кораблик, хоть бы и продырявленный, не развалился на куски.

— Я обычно на панели боевых действий, — сказал Холден.

— А кто канонир? — спросила Бобби.

— А я! — Алекс ткнул себе пальцем в грудь.

— Пилотируете и обсчитываете цели? — удивилась Бобби. — Впечатляюще!

Смуглая кожа Алекса стала чуть темнее. Тягучий выговор долины Маринера уже не раздражал, а казался милым. Да и румянец был ему к лицу.

— Оу, не-ет. Расчет целей обычно делает капитан с тактического пункта. Я только веду огонь.

— Ну вот, — обратилась к Холдену Бобби, — отдайте оружейную часть мне.

— Не хочу вас обидеть, сержант… — начал тот.

— Сержант артиллерии, — перебила Бобби.

— Канонир, — поправился Холден, — но обучались ли вы ведению огня с боевого корабля?

Бобби, решив не лезть в амбиции, ответила широкой улыбкой.

— Я видела вашу броню и оружие, с которым вы встречали нас в шлюзе. МНП в грузовом отсеке нашли, да?

— МНП? — не поняла Авасарала.

— Мобильный набор пехоты. Снаряжение десантника. Не сравнить с вооружением моего скафандра, но с полудюжиной обычных пехотинцев управится.

— Да, — признал Холден, — как раз в грузовом отсеке и нашли.

— Потому что ваш «Роси» — многофункциональный корабль быстрого реагирования. Один из вариантов «реагирования» — торпедный удар. Другой — высадка десантной группы. А сержант-артиллерист — очень специфическая должность.

— Точно, — поддержал Алекс, — специалист по снаряжению.

— Мне положено разбираться во всех видах оружия, какие могут понадобиться моему взводу или роте при типовых операциях. В том числе в вооружении штурмовых кораблей вроде вашего.

— Понятно, — начал Холден, но Бобби кивком остановила его.

— Я — ваш канонир.

Кресло контроля орудий, как часто бывало в жизни Бобби, оказалось ей маловато. Пять ремней врезались в бедра и плечи. Она, насколько смогла, отодвинулась от панели управления, и все-таки та располагалась слишком близко, чтобы можно было удобно устроить руки. Все это станет сильно мешать при ускорении. А без маневров на больших перегрузках в бою, конечно, не обойдется.

Она прижала к себе локти, чтобы при больших g не вывернуть руки из суставов, и поерзала в сбруе. Вроде не так уж плохо.

Алекс, занявший кресло позади и чуть выше, сказал:

— Так или иначе, все кончится быстро. Не успеешь по-настоящему устать.

— Ты меня успокоил.

Холден по связи предупредил:

— Мы уже на дистанции максимальной эффективности оружия. Они могут вести огонь от сего момента и в течение двенадцати часов. Посты покидать только в случае жизненной необходимости и по моему прямому приказу. Надеюсь, катетеры у всех на месте.

— Мой малость жмет, — пожаловался Амос.

Алекс из-за спины Бобби ответил, повторившись эхом из динамика связи:

— Ты напутал, приятель. Его не внутрь втыкают, а снаружи натягивают.

Бобби не сдержала смешка и протянула руку за спину. Алекс хлопнул ее по ладони.

Холден сказал:

— У нас здесь зеленый свет по всем позициям. Всем проверить работу систем.

— Контроль пилотирования — зеленый свет, — доложил Алекс.

— Контроль боевых действий — зеленый, — сказала Наоми.

— Здесь внизу все на ходу, — ответил Амос.

— Оружие — зеленое и разогрето, — последней доложилась Бобби.

Ей было чертовски хорошо, вопреки слишком тесному амортизатору украденного у марсиан корабля, пилотируемого самыми известными в системе преступниками. Она с трудом удержалась, чтобы не заулюлюкать от восторга, но, вместо этого, вывела на свой экран дисплей угроз от Холдена. Он уже пометил шесть преследующих корабль истребителей ООН. «Роси» оценивал вероятность попадания в доли процента. Бобби перескакивала от цели к цели, привыкая к времени реакции и устройству панели. Ткнула в кнопку, вызвав информацию по целям, и просмотрела спецификацию истребителей.

Заскучав над спецификациями, она вызвала тактический обзор. Одна крошечная зеленая точка, за ней шесть красных, чуть больше размером, а за теми гонятся шесть голубых точек. Все неправильно. Голубым цветом следовало бы пометить Землю, а красным — Марс. Бобби приказала «Роси» изменить цвета меток. «Росинант» уже развернулся к преследователям. На схеме это выглядело так, будто они летят точно друг в друга, хотя в действительности «Росинант» сейчас тормозил, позволяя погоне приблизиться. И все тринадцать кораблей группы неслись в сторону Солнца, только «Роси» — кормой вперед.

Бобби взглянула на время и поняла, что вся эта возня убила меньше пятнадцати минут.

— Терпеть не могу ждать боя.

— Мы с тобой похожи, сестренка, — согласился Алекс.

— У вас тут какие-нибудь игры есть? — спросила она, постучав по панели.

— Я, — отозвался Алекс, — вижу маленькую штучку на букву «и».

— Истребитель, — предположила Бобби. — Шесть труб, восемь ОТО и килевая скорострельная рельсовая пушка.

— Угадала. Твоя очередь.

— Черт, ненавижу ждать!

Когда бой начался, скучать стало некогда. Бобби ожидала нескольких пробных выстрелов. Нескольких торпед, выпущенных с предела дальности, для проверки того, как команда «Росинанта» справляется с управлением огнем и все ли в рабочем состоянии. Но корабли ООН срезали дистанцию, и «Роси» жал на все тормоза, чтобы встретить их поскорее.

Бобби следила, как истребители подползают все ближе к красной линии угрозы на ее дисплее. Эта линия обозначала границу, за которой полный залп всех шести кораблей подавил бы оборону «Роси».

Тем временем шесть марсианских кораблей приблизились к зеленой линии, которой на ее дисплее обозначалась оптимальная дальность обстрела ооновцев. Ставка делалась на выдержку, и каждый ждал, кто дрогнет первым.

Алекс играл тягой двигателя, стараясь позволить марсианам достигнуть цели раньше землян. С началом перестрелки ему предстояло дать полный газ и как можно скорее проскочить зону обстрела. Потому-то они так спешили навстречу земным кораблям. Убегая, «Роси» только дольше задержался бы в опасной зоне.

И вот одна красная точка — марсианский крейсер — пересекла зеленую черту, и по всему кораблю завыли сигналы тревоги.

— Быстро они, — заметила Наоми. — Марсианский крейсер выпустил восемь торпед!

Бобби их видела. Желтые точки перекрашивались в оранжевый цвет, приобретая высокое ускорение. Ооновцы не тянули с ответом. Половина кораблей развернулась к марсианам и открыла огонь из рельсовых пушек и орудий точечной обороны. На тактическом дисплее пространство между двумя группами вдруг заполнилось желто-оранжевыми точками.

— К нам! — выкрикнула Наоми. — Шесть торпед в нашу сторону!

Уже через полсекунды векторы торпед и их скорость показались на дисплее Бобби. Холден был прав — астерская красотка знала свое дело. Потрясающая скорость реакции. Бобби пометила все шесть торпед как цели для ОТО, и от их выстрелов корабль затрясся.

— Даю «сок», — предупредил Алекс, и в тело Бобби воткнулась дюжина иголок. Холод растекся по венам, быстро раскаляясь добела. Она потрясла головой, расчищая сузившееся поле зрения, а тем временем Алекс отсчитывал: — Один… два…

«Три» он так и не произнес. «Росинант» навалился на Бобби сзади, вжимая ее в амортизатор. Она только в последнюю секунду вспомнила, что надо выпрямить локти, чтобы не сломать руки, когда все ее тело с десятикратным ускорением рванулось назад.

На экране угроз один за другим гасли огоньки торпед: «Роси» выцеливал и сбивал их. Со стороны землян шли новые, но теперь эскадра марсиан вела огонь из всех орудий, и пространство вокруг земных кораблей превратилось в хаос хвостовых следов и взрывов. Бобби велела «Росинанту» отслеживать все приближающиеся объекты и сбивать их точечной обороной, доверившись марсианской технике и милости Вселенной.

Она переключила один из своих больших экранов на носовую камеру, превратив его в окно с видом на сражение. Небо впереди наполнилось белыми всполохами и расползающимися облаками газа от взорванных торпед. Корабли ООН расценили марсиан как непосредственную угрозу, и теперь все шестеро развернулись навстречу погоне. Бобби набрала команду, наложив оценку угроз на видео, и все небо вдруг покрылось светящимися шариками: компьютер обвел каждый снаряд и торпеду ярким контуром.

«Росинант» быстро сближался с истребителями ООН. Перегрузка упала до двух g.

— Вот и мы, — сказал Алекс.

Бобби подключила наводку торпед и нацелилась в дюзы двух кораблей.

— Две пошли, — сказала она, выпуская на волю двух первых рыбок.

Яркие выхлопы осветили небо и понеслись прочь. Пять индикаторов боевой готовности горели красным — корабль перезаряжал трубы. Бобби уже выбирала в прицел двигатели двух других кораблей. Как только индикатор загорелся зеленым, она выстрелила из обоих стволов. Навела прицел на последние два истребителя и проверила, как дела у первых торпед. Обе исчезли, подорванные кормовыми ОТО истребителя. Волна бегучих пузырьков покатилась к ним, и Алекс положил корабль набок, уворачиваясь с линии огня.

Он опоздал. На переборке замигал желтый сигнал утечки атмосферы, прогудела на два голоса сирена.

— Нас подбили, — хладнокровно сообщил Холден. — Уходит атмосфера. Надеюсь, шляпа ни у кого не слетела?

Когда Холден заглушил тревожные сигналы, настала тишина, в которой Бобби слышала только собственное дыхание и посвистывание по капитанскому каналу связи в наушниках.

— Ого, — подключился Алекс, — три пульки в цель. Маленькие и скоростные — видимо, снаряды ОТО. Прошли навылет, ничего важного не задев.

— Они прошили мою каюту, — заговорил ученый, Пракс.

— Должно быть, помешали спать? — ухмыльнулся в микрофон Алекс.

— Я обмарался, — без тени юмора признался Пракс.

— Тихо, — беззлобно одернул их Холден. — Не занимайте канал, пожалуйста.

Бобби предоставила рациональной, мыслящей части сознания полную свободу. Сейчас для рассудка не было дел — рефлексы, отработанные учебными стрельбами, действовали без его участия. Сейчас ее телом правила рептилия.

Она не помнила, сколько торпед выпустила, прежде чем мощная световая вспышка заставила экран на миг потемнеть. Когда изображение вернулось, один из истребителей ООН на нем развалился надвое, и части, вращаясь, понеслись врозь, оставляя за собой легкое газовое облачко и мелкие осколки. Среди этих крошек, вывалившихся из разбитого корабля, наверняка были члены команды. Бобби об этом не думала. Рептилия ликовала.

Бобби обвела взглядом экран. Три истребителя были уничтожены. Три — сильно повреждены. Марсиане потеряли два истребителя, а один из их крейсеров был основательно поврежден. Из «Росинанта» три пули выпустили весь воздух, но других повреждений не нанесли.

Победа.

— Ядрена вошь, капитан! — заговорил Алекс. — Где бы нам раздобыть такую?

Бобби далеко не сразу поняла, что пилот говорил о ней.

— Благодарю от имени правительства Земли, — обратилась Авасарала к командору марсиан. — По крайней мере, от той его части, к которой отношусь я. Мы двигаемся к Ио, чтобы подорвать еще несколько кораблей и, если удастся, предотвратить апокалипсис. Не хотите проводить?

Бобби вышла на приватный канал Авасаралы.

— Теперь мы все — изменники.

— Ха, — ответила старуха, — только если проиграем!

Глава 44 Холден

Снаружи повреждения «Росинанта» были почти незаметны. Три выпущенных истребителями Земли снаряда пробили корпус перед медотсеком и по короткой диагонали вышли через мастерскую двумя палубами ниже. Один по пути прошил три каюты на жилой палубе.

Холден ожидал, что застанет Пракса в полном раздрае, тем более после того, как ботаник признался, что замарал штаны. И удивился, когда, навестив его после боя, увидел, как ученый беззаботно пожимает плечами.

— Очень уж неожиданно, — только и сказал тот.

Можно было списать такую реакцию на контузию. И на последствия шока от похищения дочери, за которым последовал месяц жизни среди катастрофы на Ганимеде. Можно было заподозрить в спокойствии Пракса свидетельство полного умственного и эмоционального расстройства. Действительно, парень то и дело срывался, и всякий раз в самое неподходящее время. Однако Холден подозревал, что Пракс много сложнее, чем видит глаз. Мир мог снова и снова сбивать его с ног, но, оставаясь живым, ученый каждый раз будет подниматься и тащиться к цели. «Наверное, — думал Холден, — он очень хороший ученый. Умеет радоваться маленьким победам, не пасует перед препятствиями. И бредет себе, пока не доберется куда надо».

Не так давно его чуть не разорвало пополам скоростным снарядом, а сейчас Пракс вместе с Наоми и Авасаралой возился внизу, латая пробоины. Его даже звать не пришлось: сам выбрался из койки и включился в работу.

Холден стоял над входным отверстием на корпусе. Маленький снаряд пробил идеально круглую дыру, почти без трещин. Просверлил пять сантиметров сверхпрочного сплава с такой скоростью, что даже щербинок не осталось.

— Нашел, — сказал Холден. — Света изнутри не видно, — наверное, с той стороны уже залатали.

— Идем, — ответил Амос и протопал по обшивке магнитными ботинками, подсвечивая себе переносным сварочным аппаратом. За ним показалась Бобби в причудливом боевом скафандре, с большими листами заплат в руках.

Пока Бобби с Амосом запечатывали пробоину в наружной обшивке, Холден пошел искать следующую дыру. Вокруг «Росинанта» почетным караулом дрейфовали три уцелевших корабля марсиан. С выключенными двигателями они выглядели просто черными пятнышками, плывущими по звездному полю. Их было трудно различить, несмотря на то что «Роси» подсказывал, куда смотреть, и система скафандра высвечивала их на визоре шлема.

Холден следил за марсианским крейсером на внутреннем экране, пока тот не миновал яркую россыпь Млечного Пути. На миг весь корабль представился черным силуэтом на фоне извечной белизны мириадов звезд. С одного борта корабля брызнул конус прозрачного света, и силуэт снова растворился в черноте космоса. Холдену до боли захотелось, чтобы рядом, любуясь тем же видом, стояла Наоми.

— Я и забыл, какая здесь красота, — обратился он к ней по приватному каналу.

— Мечтаешь, пока остальные делают всю работу? — съязвила она.

— Ага. У большей части этих звезд есть планеты. Миллиарды миров. По последней оценке, в зоне жизни пятьсот миллионов планет. Представляешь, если наши правнуки их увидят?

— Наши правнуки…

— Когда все кончится.

— Кстати, — напомнила Наоми, — по крайней мере на одной из тех планет обитают хозяева протомолекулы. Может, от той планеты стоит держаться подальше?

— Сказать честно? Именно на нее я и хотел бы заглянуть. Кто создал эту штуковину? Зачем? Здорово было бы спросить. У них с человечеством есть по меньшей мере одна общая черта: они тоже норовят дотянуться до каждого обитаемого уголка. Может, у нас больше общего, чем мы думаем?

— Они еще убивают тех, кто жил там до них.

Холден фыркнул.

— Мы поступаем так же с тех пор, как изобрели копье. Просто они жутко далеко ушли в этом деле.

— Ты там следующую дырку нашел? — спросил по главному каналу Амос, нарушив интимную болтовню. Холден отвел взгляд от небес и обратился к металлу под ногами. При помощи схемы повреждений, которую «Роси» передал в скафандр, долго искать не пришлось.

— Да, вот она, — сказал он, и Амос с Бобби двинулись в его сторону.

— Кэп, — сказал Алекс, вызвав его из рубки, — с тобой хочет говорить капитан крейсера ФМРК.

— Переведи связь на скафандр.

— Роджер, — сказал Алекс, и шум помех в рации изменился.

— Капитан Холден?

— Слышу вас, говорите.

— Это капитан Ричард Ценг с «Сидонии», ФМРК. Извините, что не мог связаться с вами раньше. Занимался повреждениями, организацией спасения и ремонтом.

— Я понимаю, капитан. — Холден попытался снова высмотреть «Сидонию», но не сумел. — Я сам сейчас на корпусе, латаю пробоины. Минуту назад видел, как вы маневрировали.

— Мой старпом доложил, что вы просили о разговоре.

— Да, хотел поблагодарить за оказанную помощь, — подтвердил Холден. — И еще, видите ли, мы в этой стычке сильно поистратились. Выпустили четырнадцать торпед и почти половину боезапаса оборонительных орудий. Наш корабль когда-то принадлежал Марсу, и я подумал: не найдется ли у вас чего-нибудь подходящего для перезарядки?

— Конечно, — без колебаний ответил капитан Ценг. — Я прикажу подвести к вам истребитель «Салли Райд» для передачи боеприпасов.

— О! — вымолвил Холден, дивясь столь легкому согласию. Он готовился поторговаться. — Спасибо.

— Я передам вам резюме боя, составленное моим офицером разведки. Вас это должно заинтересовать. Если вкратце — первое попадание, вскрывшее оборону ООН и обеспечившее победу, было ваше. Пожалуй, зря они повернулись к вам спиной.

— За это вам спасибо, — рассмеялся Холден. — От нас стреляла сержант-артиллерист марсианского десанта.

Последовала короткая пауза, потом Ценг сказал:

— Когда это кончится, охотно угощу вас выпивкой и послушаю повесть о том, как офицер, вышвырнутый с флота ООН, очутился на краденом марсианском торпедоносце в компании с марсианскими военными и видными политиками ООН.

— Рассказ будет что надо, — улыбнулся Холден. — Кстати о марсианах, я хотел бы сделать подарок одному из своих. У вас на «Сидонии» имеется отряд пехоты?

— Да, а что?

— А в нем — группа десантной разведки?

— Опять же да, а что?

— Тогда у вас может оказаться снаряжение, которое нам требуется.

Он объяснил капитану Ценгу, что ему нужно, и Ценг обещал:

— Прикажу «Райд» передать вам и это.

«Салли Райд», судя по всему, вышла из боя без царапинки. Когда она пришвартовалась бок о бок с «Росинантом», темный борт был гладок, как вода лесного пруда. Алекс с пилотом «Райд» точно уравняли курсы, затем в борту открылся большой люк, из него пролился смутный красный свет аварийных лампочек. Из люка вылетели две магнитные «кошки», соединившие корабли десятиметровым канатом.

— Говорит лейтенант Грейвс, — сказал девичий голос. — Готовы передать вам груз.

Судя по голосу, лейтенанту Грейвс полагалось бы еще сидеть за партой, но Холден серьезно ответил:

— Давайте. С нашей стороны все готово.

Потом он переключил связь на Наоми.

— Открывай крышку, новая рыбка летит.

В нескольких метрах от Холдена открылся спрятанный заподлицо в обшивке люк — в шкуре корабля образовалась щель: метр в ширину и восемь в длину. По краям отверстия тянулась сложная даже на вид система захватов и рычагов. На дне скрывались три оставшиеся у «Росинанта» торпеды.

— Семь сюда, — сказал Холден, указывая на торпедный отсек, — и семь на другой борт.

— Роджер, — подтвердила Грейвс.

Из открытого люка «Райд» появилась узкая белая туша плазменной торпеды, по сторонам ее придерживали матросы с реактивными ранцами за спинами. Двигаясь на выбросах сжатого азота, они по направляющим подвели торпеду к «Роси» и при поддержке мощного скафандра Бобби уложили ее на держатель.

— Первая на месте, — отрапортовала Бобби.

— Принято, — отозвалась Наоми, а секунду спустя механический зажим ожил и, обхватив торпеду, задвинул ее в магазин.

Холден проверил уровень зарядки своей системы жизнеобеспечения. Перегрузка всех четырнадцати торпед должна была занять не один час.

— Амос, — позвал он, — ты где?

— Сейчас заканчиваю с последней дыркой над мастерской, — ответил механик. — Тебе что-то нужно?

— Когда управишься, прихвати пару реактивных ранцев. Мы с тобой займемся остальным грузом. Там должно быть три ящика зарядов для ОТО и еще кое-что.

— Я уже кончил. Наоми, открой мне грузовой, а?

Холден наблюдал за работой Бобби и матросов с «Райд».

До появления Амоса с ранцами те успели загрузить еще две торпеды.

— Лейтенант Грейвс, двое с «Росинанта» просят допуска на борт, чтобы забрать остальной груз.

— Разрешаю, «Росинант».

Снаряды ОТО паковались по двадцать тысяч в ящик и при полной гравитации весили бы более полутонны. В микрогравитации с ящиком могли управиться двое в ранцах — если не торопились и после каждого рейса заново заправлялись азотом. В отсутствие как спасательного меха, так и мелкого промышленного челнока пришлось обходиться так.

Двадцатисекундный разгон, данный ранцем Амоса, медленно проталкивал ящик к корме «Росинанта». У грузового люка Холден тормозил, включив свой ранец ровно на те же двадцать секунд. Затем они вдвоем заталкивали ящик внутрь и прикрепляли к переборке. Дело шло медленно, и в каждом рейсе для Холдена наступал момент, когда сердце бешено колотилось, — это наступала его очередь тормозить ранцем. Всякий раз ему представлялось кошмарное видение: ранец отказывает и он вместе со снарядным ящиком медленно уплывает в пространство на глазах у Амоса. Конечно, это было просто смешно. Амос легко мог бы взять свежезаправленный ранец и слетать за ним, и корабль мог сманеврировать или послать спасательную шлюпку — способов быстро спасти оторвавшегося хватало.

Но человечество еще слишком недавно поселилось в космосе, и первобытные инстинкты наперекор всему кричали: «Я упаду и буду падать без конца!»

К тому времени как Холден с Амосом загрузили последний ящик, команда «Райд» закончила и с торпедами.

— Наоми, — по открытой связи позвал Холден, — у нас всюду зеленый?

— С моей стороны все хорошо. Все новые торпеды доложились «Роси» о готовности.

— Замечательно. Мы с Амосом входим через грузовой отсек. Давай закрывай его. Алекс, как только Наоми даст «добро», сообщи на «Сидонию», что мы в любой момент можем рвануть к Ио на полной тяге.

Пока команда готовила корабль к полету, Холден с Амосом сняли скафандры и оставили их в мастерской. Шесть серых дисков на переборках, попарно напротив друг друга, показывали, где стены помещения были прошиты снарядами.

— А что было в той коробке, которую передали тебе марсиане? — спросил Амос, вылезая из громоздких магнитных башмаков.

— Подарочек для Бобби, — ответил Холден. — Помалкивай, пока я ей не отдам, ладно?

— Ясное дело, кэп. Но если там окажутся дюжина роз на длинных стеблях, предпочту держаться подальше, когда Наоми проведает. Да еще, знаешь ли, Алекс…

— Нет, более практичный подарок… — начал Холден и вдруг спохватился. — А что Алекс?

Амос сделал астерский жест ладонями — землянин в этом случае пожал бы плечами.

— Кажется, он малость подзавелся на нашу пышную десантницу.

— Шутишь? — У Холдена это в голове не укладывалось. Не то чтобы Бобби не была привлекательной. Очень даже была — но еще и очень большой, и весьма грозной. Алекса же Холден знал как тихого и мягкого человека. Конечно, оба они — марсиане, а даже самому стойкому космополиту приятно бывает вспомнить о родине. Может, все дело в том, что эти двое — единственные марсиане на корабле. Только вот Алексу под пятьдесят, он покорно лысеет и к мимолетным любовницам относится с тихим смирением пожилого человека. А сержанту Драпер не больше тридцати, и выглядит она как героиня комикса: гора мышц. Холден не сдержал воображения и принялся прикидывать, как эти двое пристроятся друг к другу. Никак не сходилось.

— Вот оно как, — сказал он наконец. — И это взаимно?

— Понятия не имею, — снова шевельнул ладонями Амос. — Сержант держит свои чувства при себе. Но не думаю, чтобы она нарочно стала его обижать, если ты об этом. Хотя мы, понимаешь ли, не сумели бы ей помешать.

— Ты тоже ее побаиваешься?

— Слушай, — ухмыльнулся Амос, — я в потасовках всего лишь способный любитель. А к ней я присмотрелся и в этой ее механической скорлупке, и без нее — и скажу, что она профи. Мы на разных полях играем.

На «Росинанте» нарастала сила тяжести. Алекс включил двигатель, и, значит, началась гонка к Ио. Холден встал и постоял, давая суставам привыкнуть к ощущению веса, потом хлопнул Амоса по плечу.

— Ну вот, если у тебя полный заряд торпед и орудий, три марсианских корабля на пятках, одна злая бабка, озверевшая без любимого чая, и марсианская десантница, которая одними зубами может перекусить тебе глотку… что будешь делать?

— А ты, капитан?

— Я натравлю всю эту компанию на кого-нибудь еще.

Глава 45 Авасарала

— Насколько я могу судить, сэр, — сказала Авасарала, — кости брошены. Уже сейчас разворачиваются два политических курса. Теперь вопрос в том, как двигаться дальше. Пока мне удалось сохранить информацию от публикации, но, как только она выйдет на свет, случится катастрофа. А поскольку все говорит за то, что данные артефакты способны к коммуникации, шансы на успешное использование человеко-протомолекулярных гибридов в военных целях практически нулевые. Применив это оружие, мы создадим вторую Венеру, вызовем геноцид и снимем любые моральные аргументы, удерживающие пока от использования против Земли таких мер, как, например, запуск по ней астероида. Надеюсь, вы извините меня за резкость, сэр, но все пошло на хрен с самого начала. Ущерб, нанесенный безопасности человечества, и вообразить нельзя. Уже сейчас ясно, что проект, развернутый протомолекулой на Венере, осведомлен о событиях в системе Юпитера. Вполне вероятно, что здешние образцы получили информацию, извлеченную от разрушения «Арбогаста». Назвать наше положение сложным было бы категорической недооценкой. Если бы все шло по должным каналам, мы бы в таком положении не оказались. А сейчас я делаю все, что в моих силах. Созданная мною коалиция между Марсом, элементами Пояса и законным правительством Земли готова перейти к действиям. Однако ООН должна дистанцироваться от событий и немедленно изолировать и обезоружить ту внутреннюю фракцию, которая наложила эту кучу дерьма. Опять же извините за выражение. Я послала копии прилагаемых данных адмиралам Соутеру и Леники, а также своей команде, изучающей проблему Венеры. Они, конечно, в вашем распоряжении и ответят на ваши вопросы в мое отсутствие. Очень сожалею, что ставлю вас в такое положение, сэр, но вам придется выбирать, на чьей вы стороне. Причем быстро. События здесь разворачиваются силой собственной инерции. Если вы намерены обеспечить себе правильное место в этой истории, действуйте не откладывая.

«Если в этой истории есть правильное место», — подумала она, прикидывая, что еще можно сказать, какие аргументы пробьют толстую кору, наросшую на мозгах генерального секретаря. Таких не нашлось, а повторы, как в простенькой детской сказочке, вероятно, снизят впечатление. Авасарала остановила запись, отрезала последние несколько секунд, на которых она в отчаянии смотрела в камеру, и отослала остальное, пометив как «весьма важно» и зашифровав дипломатическим кодом.

Вот к чему все пришло. Вся человеческая культура, от первых рисунков на стенах пещер до первых шагов к звездам, свелась к вопросу: хватит ли у человека, прославившегося тем, что попал в тюрьму за дурные стишки, духа поспорить с Эрринрайтом. Корабль, корректируя курс, качнулся под ней, как неисправный лифт. Сидеть прямо не удавалось, слишком резко двигалась койка. Черт бы побрал космические полеты!

— Это подействует?

В дверях стоял ботаник. Тощий как тростинка, слишком большеголовый на вид. Не такое непривычное сложение, как у астеров, но и с человеком, выросшим при полной гравитации, не спутаешь. Замявшись в дверях, не зная, куда девать руки, он выглядел неловким, потерянным и не совсем человеком.

— Не знаю, — ответила Авасарала. — Будь я там, все бы пошло так, как мне надо. Я умею выкручивать мошонки так, что человек принимает мою точку зрения. А отсюда? Может, да, а может, нет.

— Но ведь вы и отсюда можете с кем-то поговорить?

— Это разные вещи.

Он кивнул, уже задумавшись о чем-то своем. Несмотря на разницу в цвете кожи и сложении, парень чем-то напоминал Майкла Джона. Было то же ощущение, что он на полшага отстает от происходящего. Только отстраненность Майкла Джона граничила с аутизмом, а Праксидик Менг заметно интересовался людьми вокруг себя.

— Они добрались до Николы, — сказал он. — Заставили ее наговорить все это обо мне. И о Мэй.

— Конечно заставили. Так они и действуют. Причем они могли бы обзавестись документами и полицейскими протоколами, подтверждающими ту историю и датированными задним числом.

— Отвратительно, что люди думают, будто я это делал.

Авасарала кивнула, потом пожала плечами.

— Репутация всегда не слишком связана с реальностью, — сказала она. — Я могу назвать пару столпов добродетели — на деле они ужасные, малодушные, злые люди. А услышав имена лучших людей, каких я знаю, вы постараетесь выйти из комнаты. На экране вы видите совсем не тех людей, что в жизни.

— Холден, — сказал Пракс.

— А! Он — исключение.

Ботаник опустил и снова поднял взгляд. Смотрел почти виновато.

— Мэй, возможно, погибла, — сказал он.

— Вы в это не верите.

— Много времени прошло. Даже если у них были лекарства, они, возможно, превратили ее в… то существо.

— И этому вы не верите, — сказала она. Ботаник склонился вперед, насупившись, словно она задала ему трудную задачу. — Если мне разрешат обстрел Ио, я могу прямо сейчас обеспечить пуск тридцати ракет с ядерными боеголовками. Выключим двигатель, положим их на баллистический курс. Скажите только слово — и мы превратим Ио в шлак прямо отсюда.

— Вы правы, — признал Пракс. И, помолчав, спросил: — Почему вы этого не сделаете?

— Вам настоящую причину или оправдание?

— И то и другое.

— Оправдываю я это вот чем, — сказала она. — Мне неизвестно, что находится в той лаборатории. Я допускаю, что монстры имеются не только там, а уничтожив спутник, мы сожжем и бумаги, которые помогли бы найти остальных. И я не знаю всех участников дела, а на тех, о ком знаю, у меня нет доказательств. Доказательства могут найтись на Ио. Я доберусь туда, узнаю все, что можно, а уж потом превращу лабораторию в радиоактивное стекло.

— Разумные причины.

— Разумные оправдания. Даже мне кажутся убедительными.

— А причина — что Мэй, может быть, еще жива?

— Я не убиваю детей, — отрезала она. — Даже когда кажется, что так надо. Вы бы удивились, узнав, как часто это вредило моей карьере в политике. Меня считали слабой, пока я не научилась этому фокусу.

— Фокусу?..

— Если заставишь их покраснеть, они сочтут тебя непробиваемой, — сказала она. — Мой муж называет это «маской».

— О, — сказал Пракс, — спасибо вам.

Ожидание было хуже страха. Тело требовало движения, рвалось встать с кресла и пройтись по знакомым коридорам. Подсознание вопило: «Действуй, шевелись, иди напролом!» Она исходила корабль снизу доверху и обратно. Занимала ум мелочными размышлениями о людях, с которыми столкнулась здесь, сравнивая их с подробностями разведывательных досье. Механик Амос Бартон. Замешан в нескольких убийствах, обвинялся, но ни разу не был осужден. Сделал себе элективную вазектомию в первый же день, как достиг возраста, позволяющего операцию. Наоми Нагата, механик. Две магистерские степени. Предлагали очную аспирантуру по физике на станции Церера — она отказалась. Алекс Камал, пилот. В молодости семь арестов за пьянство и нарушение порядка. На Марсе у него сын, о котором он пока не знает. Джеймс Холден, человек без секретов. Блаженный юродивый, втянувший Солнечную систему в войну и так и не понявший, что натворил. Идеалист. Самый опасный человек на борту. Хороший человек к тому же.

Она гадала, нужно ли ей все это знать.

Единственный, с кем она могла поговорить, чтобы задержка сигнала при этом не переводила беседу в эпистолярный жанр, был Соутер. Но адмирал теоретически пока оставался на стороне Нгайена и готовился принять бой с защищавшими ее кораблями, так что разговоры с ним случались редко.

— Есть новости? — спросил он с экрана терминала.

— Нет, — ответила она. — Не понимаю, что может так долго вариться в Пузырь-башке.

— Вы просите, чтобы он повернулся спиной к человеку, которому доверял, как никому.

— И много ли на это нужно времени? У меня заняло не больше пяти минут. «Сорен, — сказала я, — вы — поганая клизма. Чтоб я вас больше не видела». Не так уж сложно.

— А если вы его не убедили? — спросил Соутер.

Авасарала вздохнула.

— Тогда свяжусь с вами и попытаюсь склонить к мятежу.

— А, — чуть заметно улыбнулся Соутер, — и как вам это представляется?

— Не думаю, что у меня много шансов, но ведь никогда не знаешь. Я умею быть дьявольски убедительной.

На экран выскочило предупреждение: новое сообщение. От Арджуны.

— Мне пора, — сказала она. — Держите ухо поближе к земле, или что вам там заменяет землю.

— Берегите себя, Крисьен, — сказал Соутер и исчез за зеленым экраном прерванной связи.

Она была одна на камбузе, но кто-то мог войти. Авасарала подобрала подол сари и перешла в свою каютку, закрыла дверь и только тогда дала терминалу разрешение открыть файл.

Арджуна сидел за рабочим столом, в парадном костюме, но расстегнув ворот и манжеты. И выглядел так, будто только что вернулся с неудачной пирушки. В спину ему било солнце. Значит, вторая половина дня. Была вторая половина, когда он делал запись. А может, и сейчас тоже. Авасарала коснулась экрана, скользнула пальцами по его плечу.

«Из твоего сообщения я понял, что ты не можешь вернуться домой», — заговорил он.

— Извини, — ответила она экрану.

«Как ты понимаешь, меня это… огорчает, — сказал он, и улыбка расколола его лицо, заплясала в глазах, покрасневших от слез. Она только сейчас заметила эту красноту. — Но что я могу поделать — я, преподаватель поэзии на старших курсах? У меня нет власти над этим миром. Власть всегда была у тебя. Поэтому вот что я хочу сказать. Не думай обо мне. Решай, не принимая меня во внимание. А если ты не…»

Арджуна глубоко вздохнул.

«Если жизнь уйдет в смерть, я стану искать тебя там. Если нет — тоже там».

Он опустил и снова поднял лаза.

«Я люблю тебя, Кики. И всегда буду любить, даже издалека».

Сообщение кончилось. Авасарала закрыла глаза. Корабль смыкался вокруг нее как гроб. Тихие шумы били в уши так, что хотелось кричать. Потом ее стало клонить в сон. Она позволила себе немного поплакать. Ничего другого не оставалось. Она расстреляла все патроны и теперь могла только ждать и тревожиться.

Через полчаса ее терминал снова звякнул, оторвав от тревожных мыслей. Эрринрайт. Волнение встало комом в горле. Авасарала занесла палец, чтобы начать просмотр, и остановилась. Она не желала, не желала возвращаться в этот мир, носить тяжелую маску. Ей хотелось снова увидеть Арджуну. Услышать его голос.

Но Арджуна, конечно, знал, чего ей захочется. Потому он и сказал то, что сказал. Авасарала открыла сообщение.

Эрринрайт казался рассерженным. Более того, он выглядел усталым. Приятные манеры пропали, сейчас он весь состоял из едкой горечи, воды и угроз.

«Крисьен, — заговорил он, — я знаю, что вы не поймете, но я делал все, что мог, чтобы сберечь вас и ваших людей. Вы не понимаете, во что влезли, и гробите все. Жаль, что вы не пришли с этим ко мне, вместо того чтобы сбежать, как упрямая девчонка, с Джеймсом Холденом. Скажу откровенно: если для вас существовал лучший способ покончить со своей профессиональной репутацией, он не приходит мне в голову.

Я отослал вас на „Гуаньшийин“, чтобы вывести из игры, потому что знал, что становится жарко. Ну что ж, теперь вы попали в самый жар и не понимаете ситуации. Из-за вашего эгоцентризма миллионам людей грозит жестокая смерть. И вам в том числе. И Арджуне. И вашей дочери. Все они под угрозой по вашей вине».

На экране Эрринрайт стиснул руки, прижал костяшки пальцев к нижней губе: идеальное воплощение отеческого укора.

«Если вы вернетесь, я, может быть — может быть! — сумею вас спасти. Вас — не вашу карьеру. С ней покончено. Забудьте о ней. Здесь все уже видели, что вы работаете с Марсом и АВП. Все считают, что вы нас предали, и я не смогу этого исправить. Однако вашу жизнь и семью я сохранить могу. Но прежде выберитесь из колеса, которое сами же запустили, и немедленно.

Время не ждет, Крисьен. Все, что важно для вас, висит на волоске, и я не помогу вам, если вы сами себе не поможете. Не сумею.

У вас последний шанс. Если сейчас вы меня не услышите, до нашего нового разговора кому-то придется умереть».

Сообщение кончилось. Она прослушала его еще раз, и в третий раз. И угрюмо усмехнулась.

Бобби она обнаружила в кабине вместе с пилотом Алексом. Увидев Авасаралу, они оборвали разговор, и Бобби вопросительно взглянула на вошедшую. Та подняла палец и переключила видео на корабельные мониторы. Эрринрайт ожил. На большом экране различались поры и отдельные волоски бровей. Он говорил, и Алекс с Бобби, насторожившись, склонялись к экрану, словно игроки за покерным столом, когда повышают ставки.

— Так-так, — сказала Бобби. — И что будем делать?

— Откупорим шампанское на хрен, — ответила Авасарала. — Он нам что сказал? Ничего. Все сообщение — пустышка. Крутится, точно в каждом слове — отравленный шип. И что накрутил? Угрозы. Кто же бросается угрозами?

— Постойте, — перебил Алекс, — так это хороший знак?

— Великолепный, — подтвердила Авасарала, и тут еще кое-какая деталька в мыслях встала на место, заставив ее хохотать и браниться одновременно.

— Что? Что такое?

— «Если жизнь уйдет в смерть, я стану искать тебя там. Если нет — тоже там», — процитировала Авасарала. — Черт, это же клятое хайку. У него в мозгах одна колея. Все стихи да стихи. Хватит с меня стихов.

Они не поняли, но этого и не требовалось. Настоящая новость появилась пятью часами позже. Это была публичная передача с выступлением генерального секретаря Эстебана Сорренто-Гиллса. Старику блестяще удалась мрачная мина на лице, сочетавшаяся с энергичной осанкой. Не будь он исполнительным директором самого крупного политического предприятия в истории, стал бы звездой в рекламе полезных напитков.

Смотреть собралась вся команда: Амос, Наоми, Холден, Алекс и даже Пракс. Все набились в рубку связи, заглушая пыхтением гул вентиляции и нагревая помещение, как теплый коровник. Когда генеральный секретарь вышел к кафедре, все глаза обратились на экран.

— Сегодня я хочу известить вас о срочном формировании следственного комитета. Против некоторых лиц во властных структурах Объединенных Наций были выдвинуты обвинения. И армия предприняла неполномочные и, возможно, противозаконные действия в пользу частных подрядчиков. Если обвинения подтвердятся, они будут предъявлены незамедлительно. Если же окажутся ложными — тогда тех, кто распространил их, привлекут к ответственности.

Мне не приходится напоминать вам, что я провел годы в тюрьме как политзаключенный.

— Ах, чтоб меня! — в восторге хлопнула себе по коленке Авасарала. — Речь на публику! До чего ж крутая задница, аж космос прогибается!

— Будучи генеральным секретарем, я посвятил все силы искоренению коррупции и, пока я остаюсь на этом посту, намерен продолжать борьбу. Наш мир, наша общая Солнечная система не должны сомневаться, что честь, мораль и этические принципы Объединенных Наций принадлежат всей человеческой расе.

Эстебан Сорренто-Гиллс кивнул им с экрана и сошел с кафедры, не слыша гула вопросов. Комментаторы, выплывшие на опустевший экран, начали всестороннее обсуждение речи.

— Да, — протянул Холден, — разве он что-то сказал?

— Сказал, что Эрринрайту конец, — объяснила Авасарала. — Если б он сохранил хоть сколько-нибудь влияния, это выступление не состоялось бы. Проклятие, как жаль, что меня там не было!

Эрринрайта вышвырнули за борт. Остались только Нгайен, Мао, Стрикланд, или как там его, их плохо контролируемые протомолекулярные воины и нарастающая угроза с Венеры.

Авасарала шумно вздохнула.

— Дамы и господа, — сказала она, — я разрешила самую мелкую из наших проблем.

Глава 46 Бобби

Бобби живо запомнился тот день, когда ей вручили приказ о назначении во Второй экспедиционный корпус. В боевую разведку. Корпус был острием марсианской армии. В учебном лагере их тренировал сержант разведки. Он, в красноватом боевом скафандре, демонстрировал новобранцам действия в различных тактических ситуациях. Под конец он сказал, что лучшая четверка их курса будет направлена в лагерь на склонах толуса Гекаты, научится носить скафандр и присоединится к самым крутым воякам в системе.

Бобби подумала, что это для нее.

Решившись выиграть один из четырех проходных билетов, она выкладывалась до отказа. Оказалось, у нее было что выложить. Она не только попала в четверку лучших, но и вышла на первое место с заметным отрывом. И вот поступил приказ явиться на базу «Геката» для ознакомительных учений. Недаром она так старалась. Бобби позвонила отцу и две минуты визжала в трубку. Когда он наконец пробился сквозь восторженные вопли с вопросом, что она хотела сказать, Бобби снова заорала. «Теперь ты среди лучших, детка», — отозвался отец, и тепло этих слов никогда не гасло в ее сердце.

Даже сейчас, когда она сидела на серой металлической палубе в грязной мастерской краденого у Марса корабля. Даже когда ее друзей порвало в клочья и разбросало по стылой поверхности Ганимеда. Даже когда вся ее служба пошла прахом, а ее верность нации законно подверглась сомнению. «Ты из лучших, детка», — вспоминала она и улыбалась. До боли хотелось связаться с отцом и рассказать ему, что случилось. Они всегда были близки, и не два брата Бобби последовали по его стопам, выбрав военную службу, а она, дочь. Это сплотило их еще сильнее. Отец понял бы, чего ей стоило повернуться спиной ко всему, что было для нее свято, ради мести за убитых соратников.

Бобби крепко подозревала, что больше не увидится с отцом.

Даже если они пробьются к Юпитеру сквозь половину флота ООН, даже если дюжина с лишним кораблей адмирала Нгайена не расстреляет их там, даже если они сумеют целыми выйти на орбиту Ио… Холден ведь намерен еще высадиться и спасти дочурку Пракса.

А там будут монстры.

В этом Бобби чувствовала уверенность, как ни в чем другом. Каждую ночь ей снилась встреча с монстром. Чудовище шевелило длинными пальцами, пялилось на нее светящимися голубыми глазищами, готовилось довести до конца то, что начало несколько месяцев назад на Ганимеде. Во сне Бобби поднимала вырастающий из ее руки пистолет и начинала стрелять в рвавшегося к ней врага. Темные паутинки вылетали из смыкавшихся, как вода, отверстий. Она всегда просыпалась раньше, чем монстр добирался до нее, но знала, чем должен кончиться сон: ее разорванным телом, стынущим на льду. И еще она знала, что, когда Холден поведет своих в лаборатории, где изготавливают монстров, она пойдет с ним и сцена из кошмара повторится наяву. В этом Бобби была уверена, как в отцовской любви. И радовалась этому.

На полу вокруг нее лежали детали скафандра. За недели полета Бобби успела целиком перебрать его. Механическая мастерская «Росинанта» оказалась хорошо оборудована, и инструменты здесь были марсианских марок. Идеальное рабочее место. Скафандру пришлось немало послужить, и он законно требовал ухода, однако Бобби, не кривя душой, признавалась себе, что ей необходимо отвлечься. Скафандр марсианского разведчика представлял собой чрезвычайно сложный механизм и подгонялся точно по владельцу. Разобрать его было непросто, требовалась полная сосредоточенность. А каждая минута, занятая работой, на минуту избавляла Бобби от мыслей о поджидающем на Ио монстре.

Как ни печально, больше отвлечься было нечем. Она закончила профилактику, нашла даже микротрещину, которая давала слабую, но непрерывную утечку жидкости из мотора коленного сустава. Пора было приступать к сборке. Бобби видела в этом нечто вроде ритуала: последнее очищение перед гибелью на поле боя.

«Я пересмотрела фильмов Куросавы», — подумала она, но это не помогло отогнать предчувствия. Что ж, сцены из кино — неплохой способ перевести страх и суицидальные мысли в идею благородного самопожертвования.

Подняв тулово скафандра, Бобби тщательно протерла его влажной ветошью, удаляя последние пылинки и пятнышки машинного масла. В воздухе запахло металлом и смазкой. Навинчивая на каркас пластины обшивки с тысячами вмятинок и царапин на красной эмали, она уже откровенно воспринимала свои действия как обряд. Все равно что собирать собственный саван. Быть может, скорлупа из керамики, резины и сплавов сохранит ее тело для вечности.

Она перевернула каркас и занялась спиной. Длинная щербина на эмали рассказывала, с какой силой ее отшвырнуло на лед Ганимеда, когда монстр самоликвидировался в двух шагах от нее. Бобби вспомнила, как он менялся, отращивая новые конечности и не сводя с нее глаз. Если Пракс не ошибается, в этот момент отказала налаженная биоконструкторами Мао система контроля. А они встроили бомбу, которая подрывала вышедшее из-под контроля создание. Но тут возникал новый вопрос: почему контроль отказал именно в этот момент? Пракс утверждал, что необходимость регенерации может вызвать отказ контроля. А ее взвод осыпал прорывавшего цепь монстра градом пуль. Тогда казалось, они ему не вредят, но каждая рана вызывала взрыв активности клеток, или что там у него вместо клеток, залечивавших повреждения. И каждый раз процесс роста грозил сорваться с поводка.

Возможно, это ответ. Не пытайся убить монстра. Просто нанеси ему как можно больше повреждений, чтобы программа начала срываться, включая самоликвидацию. Ей даже не обязательно оставаться в живых — лишь бы повредить его настолько, чтобы организм уже не успевал регенерировать. Хватило бы на это времени…

Бобби отложила пластину, над которой работала, и взяла в руки шлем. Память скафандра еще хранила запись того боя. Она не пересматривала ее с тех пор, как Авасарала прогнала видео для команды «Роси». Не было сил.

Бобби поднялась на ноги и дотянулась до панели связи.

— Эй, Наоми, ты в рубке?

— Ага, — с небольшой задержкой отозвалась Наоми. — Тебе что-то нужно, сержант?

— Ты не могла бы связать «Роси» с моим шлемом? Я подключила рацию, но он не желает говорить с гражданским оборудованием. А корабль из наших, на нем должны быть ключи и коды.

Новая пауза оказалась длиннее. Бобби положила шлем на верстак у стены и терпеливо ждала.

— Я вижу радиоаппаратуру, которую «Роси» читает как «МРК ДР Голиаф III 24397А15».

— Это я, — подтвердила Бобби. — Можешь перевести контроль на панель в мастерской?

— Готово, — почти сразу отозвалась Наоми.

Бобби поблагодарила и выключила связь. Ей потребовалась минута, чтобы припомнить методы работы с военными видеопрограммами и убедить систему перейти на устаревшие алгоритмы деархивации. После нескольких фальстартов файлы наводочной камеры выплыли на экран. Бобби закольцевала запись и снова подсела к скафандру. За время первой прокрутки она успела прикрепить спинную броню и перейти к установке проводки и гидравлической системы. Она старалась воспринимать картины на экране равнодушно и бесчувственно, как задачу, требующую решения. Заняла мысли работой со скафандром и позволила подсознанию переваривать данные с монитора.

Видео отвлекало ее, поэтому кое-что приходилось переделывать заново, но это было и к лучшему. Бобби не торопилась. Она закончила установку питания и главных сервомоторов. Подключилась к мозгу скафандра, и на ручном терминале засветились зеленые огоньки. Настенный экран считывал с ее шлема приближение солдат ООН. Изображение смазалось, когда Бобби резко отвернулась. А когда картинка восстановилась, в ней уже не хватало кого-то из земных десантников и ее друга Тева Хиллмана.

Бобби взяла рукав и начала закреплять его на тулове. Монстр поднял на руки и отшвырнул солдата в такой же броне, как у нее. Сила броска была убийственной. Против такой мощи не существовало защиты — разве что не попадать под удар. Бобби сосредоточилась на сборке рукава.

Когда она снова подняла взгляд, запись вернулась к началу. Монстр бежал по льду, догоняя ооновцев. Убил одного из них. Бобби на видео открыла огонь, и вслед за ней начал стрелять весь взвод.

Тварь была проворной. Но когда ооновцы вдруг свернули, открывая марсианам линию огня, она промедлила с реакцией. Значит, возможно, на поворотах она не так расторопна, как на прямой. Это может пригодиться. Видео ухватило ооновца, летящего в рядового Хиллмана. Существо реагировало на выстрелы и ранения, хотя они почти не тормозили его движений. Бобби припомнила запись, на которой сохранилась стычка Холдена и Амоса с тварью в грузовом отсеке. Та их в общем игнорировала, пока Амос не стал стрелять, и только тогда применила силу.

Но первая тварь атаковала пост ООН. Значит, хоть в какой-то степени ими можно управлять. Отдавать приказы. А когда приказы перестают поступать, они становятся инертными, стремятся только получить энергию и разорвать контроль. В таком состоянии они игнорируют почти все, кроме еды и непосредственной угрозы. Если монстр, с которым ей предстоит столкнуться, не получит конкретного приказа атаковать Бобби, она, быть может, сумеет выманить его на удобную для боя площадку. Это тоже стоит запомнить.

Закончив с рукавом, Бобби включила тестирование. Зеленые по всей панели. Пусть она точно не знает, на кого работает, но навыков еще не растеряла.

Монстр на экране подбежал к огромному боевому «Йоджимбо» и сорвал люк пилотской кабины. Вышвырнул пилота Саида. Опять: рвет и швыряет. Разумно. При такой силище и неуязвимости стратегия «беги прямо на врага и разорви его пополам» должна себя оправдывать. Склонность швырять тяжелые предметы шла рука об руку с силой. А кинетическая энергия — такая сука! Броня может отразить пулю или луч лазера, может смягчить падение, но никто еще не изготовил скафандра, умеющего поглощать всю энергию большой массы, летящей с большой скоростью. При достаточной мощности пресс для мусора может быть полезнее автомата.

Итак, атакуя, монстр бежит прямо на врага в надежде схватить его, на чем бой, в общем, и кончается. Если это не удается, монстр швыряет в противника тяжелыми предметами. Тот, из грузового отсека, чуть не убил Джима Холдена контейнером. К сожалению, скафандр Бобби страдал теми же недостатками, что и тварь. Он позволял очень быстро двигаться по прямой, но тормозил на поворотах. Так почти всегда бывает у быстрых созданий. Гепарды и лошади плохо умеют поворачивать на бегу. Огнестрельное оружие даст Бобби преимущество, если она сумеет уворачиваться от атак монстра, обстреливая его с флангов. Чтобы швырнуть что-то тяжелое, ему придется остановиться и найти опору. Пусть монстр невероятно силен, но весит он столько, сколько весит, а Ньютон что-то там говорил насчет легких объектов, бросающих тяжелые. К концу сборки скафандра Бобби раз сто просмотрела видео, и в голове у нее начала складываться тактика боя. На тренировках по рукопашной она обычно побеждала противников. Но труднее всего ей приходилось с маленькими и подвижными бойцами, а встретиться предстояло именно с таким. Придется бить с лету и тут же отбегать. И все равно без везения не обойтись, потому что противник будет из другой весовой категории, и одно его попадание гарантирует нокаут.

У Бобби имелось еще одно преимущество: ей не требовалась собственно победа. Хватит, если она сумеет нанести достаточно повреждений, чтобы заставить монстра самоликвидироваться. Влезая в скафандр для окончательной проверки систем, она была уже почти уверена, что ей это по силам.

Бобби думала, что, успокоившись насчет боя, сумеет заснуть, но, прометавшись три часа на койке, наконец сдалась. Что-то еще зудело в сознании. Она пыталась обрести свое бусидо,[79] но слишком многое пока еще держало ее. А что-то и вовсе не отпускало.

Натянув большой пушистый халат, позаимствованный с «Гуаньшийина», она полезла по трапу в рубку. Шла третья вахта, так что ей никто не встретился. Холден с Наоми делили каюту на двоих, и Бобби поймала себя на том, что завидует им. Живая душа рядом — хоть какая-то опора среди общей неуверенности. Авасарала сидела в выделенной ей каюте и, наверное, вела переписку с Землей. Алекс, скорее всего, спал у себя, и на минуту Бобби задумалась, не разбудить ли его. Чудаковатый пилот ей нравился. В нем была искренность, какой она не встречала с тех пор, как оставила боевую часть. Но когда женщина в банном халате будит мужчину в три часа ночи, это кое-что значит, а Бобби ничего такого не имела в виду. Поэтому, вместо того чтобы объяснять, что ей просто хочется с кем-нибудь поговорить, она миновала жилую палубу и поднялась выше.

Амос — ночной вахтенный — сидел в рубке к ней спиной. Бобби, предупреждая о своем появлении, деликатно прокашлялась. Механик и ухом не повел, так что она прошла к посту связи. Оглянувшись на Амоса, Бобби увидела, что он закрыл глаза и глубоко, ровно дышит. Спать на вахте — значит нарываться на взбучку от капитана, — по крайней мере, так было на марсианских кораблях. Видно, Холден позабыл службу во флоте, если так запустил дисциплину.

Бобби включила связь и выбрала первую попавшуюся станцию направленного луча. Прежде всего она вызвала отца.

— Привет, пап. Думаю, отвечать мне не стоит. Положение у нас ненадежное и быстро меняется. Но в ближайшие дни ты можешь услышать много всякого бреда. Кое-что будет про меня. Просто знай, что я вас всех люблю и люблю Марс. Я просто старалась защитить вас и свой дом. Может, немного сбилась с пути, потому что все очень запуталось и разобраться было трудно. Но, думаю, теперь я ясно вижу дорогу и пойду по ней. Я люблю тебя и маму. Передай мальчишкам, что они сосунки. — Прежде чем выключить запись, Бобби протянула руку и коснулась экрана. — Пока, папа.

Она нажала «отправить», но чувство, что она чего-то недоделала, не ушло. Кроме родных, все, кто пытался помочь ей в последние месяцы, сейчас находились рядом, на одном с нею корабле. Значило ли это, что все в порядке?

Нет, не в порядке. И не все были здесь, на корабле.

Бобби по памяти набрала еще один номер и заговорила:

— Здравствуйте, капитан Мартенс. Это я. Думаю, я теперь поняла то, что вы пытались мне объяснить. Тогда я была не готова, но теперь до меня дошло. Так что вы не зря тратили время. Теперь я вижу. Я знаю, что это не моя вина. Знаю, что просто неудачно подвернулась. И теперь, когда я это поняла, я возвращаюсь к началу. Без гнева, без обиды, без чувства вины. Просто я должна закончить тот бой.

Когда она нажала кнопку, в груди растаял какой-то ком. Все концы нитей были аккуратно подобраны, и теперь она может делать то, что ей предстоит на Ио, ни о чем не жалея. Бобби протяжно вздохнула и обмякла в кресле. Она вдруг совсем обессилела. Кажется, неделю бы проспала. Наверное, никто не рассердится, если она, вместо того чтобы тащиться к лифту, поспит прямо в рубке?

Бобби не помнила, как уснула, но, очнувшись, обнаружила, что лежит в амортизаторе поста связи и под щекой у нее натекла маленькая лужица слюны. Халат, к счастью, не слишком задрался, так что проходящим мимо не приходилось любоваться ее голым задом.

— Канонир? — Судя по тону, Холден обращался к ней не в первый раз. Он стоял над Бобби и смотрел на нее озабоченно.

— Простите, простите, — ответила она, садясь и поплотнее запахивая халат. — Мне ночью понадобилось отправить несколько писем. Оказалось, я устала сильнее, чем думала.

— Да, — кивнул Холден. — Это ничего. Спи, где хочешь.

— Спасибо, — сказала Бобби, направляясь к командному трапу. — Пойду приму душ и попробую привести себя в человеческий вид.

Холден смотрел на нее со страной улыбкой.

— Конечно. Когда оденешься, зайди ко мне в механическую мастерскую.

— Роджер, — ответила Бобби и свалилась вниз по трапу.

Она непозволительно долго нежилась под душем, потом переоделась в красно-серую форму, заскочила на камбуз за чашечкой кофе и отправилась к мастерской. Холден уже ждал ее. На одном из верстаков лежал ящик размером с чехол от гитары, а на палубе у его ног стоял контейнер побольше. Увидев вошедшую Бобби, капитан похлопал по ящику.

— Это тебе. Мне показалось, что тебе у нас чего-то не хватает.

Бобби медлила не больше секунды, потом бросилась к ящику и распахнула крышку. Внутри лежала двухмиллиметровая трехствольная электрокартечница Гатлинга, разработанная на Марсе для скафандров «Молния-5». Новенькая, сверкающая, точь-в-точь подходящая к ее скафандру!

— Потрясающе! — у Бобби перехватило дыхание. — Но без заряда это просто неуклюжая дубинка…

Холден пнул ногой контейнер.

— Пять тысяч двухмиллиметровок с зажигательными головками.

— Зажигалки?

— Не забывай, я тоже повидал монстра вблизи. Бронебойные снаряды совсем не годятся. Они только уменьшают повреждение мягких тканей. Но высоколобые вставляют в монстров зажигательные бомбы, вот я и решил, что огня они боятся.

Бобби достала из ящика тяжелое оружие и опустила его на пол рядом с недавно собранным скафандром.

— Черт, а ведь точно!

Глава 47 Холден

Холден сидел перед панелью управления боем на командной палубе и наблюдал, как готовится Рагнарек[80] Адмирал Соутер, принадлежащий, по заверениям Авасаралы, к хорошим парням, пристроился к их маленькой, но разрастающейся эскадре по пути к Ио. На орбите спутника их поджидала дюжина кораблей адмирала Нгайена. Сюда же спешили от Сатурна и из Пояса корабли Марса и ООН. Когда все соберутся, в зоне боевых действий будет тридцать пять тяжелых кораблей и десятки мелких перехватчиков и корветов вроде «Росинанта».

Три дюжины тяжелых кораблей. Холден, как ни старался, не смог припомнить флотских маневров такого масштаба. Считая флагманы адмиралов Нгайена и Соутера, здесь соберутся общим счетом четыре дредноута класса «Трумэн», и еще марсиане приведут три линкора класса «Доннаджер», каждый из которых в состоянии уничтожить население целой планеты. Кроме них, у Марса будет сборище крейсеров и истребителей. Боевой мощью они уступают линкорам, но, чтобы превратить «Росинант» в пар, хватит и их. А Холдена, честно говоря, это обстоятельство тревожило больше всего.

На бумаге самой сильной оказывалась его команда. Совместно Соутер и Марс превосходили Нгайена как два к одному. Но сколько земных кораблей согласятся открыть огонь только потому, что так велели один адмирал и один опальный политик? Вполне возможно, что, когда дойдет до боя, на многих кораблях ООН случится непредвиденная поломка связи и они станут наблюдать со стороны, ожидая, чем все кончится. И это еще не худший вариант. Хуже будет, если корабли Соутера, увидев, как марсиане убивают землян, перекинутся на другую сторону. Вполне может получиться, что каждый будет целить в другого, не зная, кому можно доверять.

И кончится это кровавой баней.

— У нас вдвое больше кораблей, — сказала Авасарала, прочно обосновавшаяся у поста связи.

Холден хотел возразить, но передумал. Старухе необходимо верить, что все ее усилия были не напрасны, что они окупятся, когда подойдут флоты, и этому шуту Нгайену придется сдаться перед превосходящими силами. По правде сказать, ее версия была не более и не менее фантастичной, чем его. Никто не знает наверняка, пока не узнает наверняка.

— Долго еще? — спросила Авасарала и сделала глоток из груши с жидким кофе, который повадилась варить вместо чая.

Холден собрался указать на набор данных, выведенных «Роси» на все экраны, но не стал. Авасарала не просила показать, как узнать самой. Она хотела услышать его мнение. Не привыкла собственноручно нажимать кнопки. И считала, что превосходит его в ранге. Холден задумался, как должна выглядеть в этой ситуации цепь подчинения. Сколько самозваных капитанов краденых кораблей требуется, чтобы уравняться в полномочиях с опальным чиновником ООН? Головоломка для суда на несколько десятилетий.

Впрочем, он был несправедлив к Авасарале. Она вовсе не собиралась ему приказывать. Просто оказалась совершенно неподготовлена к подобным ситуациям, почувствовала себя бесполезной и попыталась хоть как-то восстановить положение. Перестроить окружение, чтобы оно не противоречило ее представлению о самой себе.

А может, ей просто нужно было услышать человеческий голос.

— Осталось восемнадцать часов, — сказал Холден. — Большая часть кораблей, не принадлежащих к нашей эскадре, нас обгонит. А те, что не обгонят, прибудут, когда все уже кончится, так что о них можно не думать.

— Восемнадцать часов. — В голосе Авасаралы звучало нечто похожее на трепет. — Космос охрененно велик. Повторяется старая история.

Холден не ошибся. Ей просто хотелось поговорить, и он поддержал беседу.

— Что за история?

— С империями. Каждая империя разрастается, пока не оказывается слишком широка, чтобы дотянуться до окраин. Все началось с драки за лучшую ветку. Потом мы слезли с дерева и стали драться за несколько километров леса. Потом кто-то оседлал коня, и империи выросли до сотен, а то и тысяч километров. Корабли открыли империям доступ за океан. Двигатель Эпштейна дал нам внешние планеты…

Она замолчала и настучала что-то на панели связи; не объяснила, кому посылает сообщение, а Холден не стал спрашивать. Закончив, Авасарала заговорила снова:

— Но история вечно повторяется. Как бы хороша ни была ваша техника, рано или поздно вы завоюете территорию, которую не сумеете удержать.

— Вы о внешних планетах?

— Не о них конкретно, — тихо и задумчиво отозвалась она. — Я толкую о концепции империи. Британия не смогла удержать Индию и Северную Америку, потому что какого хрена люди станут слушать короля за шесть тысяч миль от них?

Холден повозился с носиком вентиляции на панели, направив струю воздуха себе в лицо. Ветерок попахивал озоном и смазкой.

— Да, с логистикой вечные проблемы.

— Не шутите. Тот, кому для войны с колонистами нужно предпринять тысячемильное опасное плавание, сильно проигрывает перед людьми, защищающими свой дом.

— По крайней мере, мы, земляне, — возразил Холден, — сообразили это раньше, чем ввязались в войну с Марсом. До него еще дальше, да и Солнце иногда дорогу загораживает.

— Кое-кто так и не простил нам, что мы не усмирили Марс, пока еще была такая возможность, — заметила Авасарала. — Такие есть среди моих сотрудников. Тупицы сраные.

— Я думал, вы говорите о том, что такие в конечном счете всегда проигрывают.

— По-настоящему, — ответила Авасарала, толчком поднявшись на ноги и направившись к трапу, — дело не в них. Быть может, Венера — авангард первой империи, которая сумеет дотянуться до самых дальних своих границ. И треклятая протомолекула выставила нас мелкими деревенскими самодурами, какие мы и есть. Мы готовы продать свою Солнечную систему, потому что поверили, будто аэродром из бамбука приманит карго.[81]

— Вы бы поспали, — посоветовал Холден, обращаясь к торчащей из траповой шахты голове. — С империями будем разбираться по одной за раз.

— Пожалуй, — согласилась Авасарала и скрылась из вида. Грохнул, закрываясь, люк.

— Почему никто не стреляет? — спросил Пракс.

Он притащился в рубку следом за Наоми, словно заблудившийся ребенок, и теперь сидел на одном из свободных амортизаторов. Во взгляде, устремленном на главный экран, страх смешивался с ребяческим любопытством.

Большой тактический экран испещрили красные и зеленые точки — три дюжины кораблей, собравшихся на орбите Ио. «Роси» помечал земные корабли зеленым, а марсианские красным. В результате получалась обманчиво простая картина. Холден понимал, что, если дойдет до перестрелки, различение «враг-друг» окажется серьезной проблемой.

Пока что все эти корабли мирно дрейфовали над Ио, создавая всего лишь намек на угрозу. Холдену они напомнили крокодилов, которых он ребенком видел в зоопарке. Огромные, бронированные, зубастые, они бревнами плавали на поверхности пруда. Даже не мигали. Но стоило бросить в загон корм, они с жуткой скоростью вырывались из воды.

«Мы только и ждем запаха крови».

— Почему никто не стреляет? — повторил Пракс.

— А, док, — отозвался из соседнего амортизатора Амос, всем видом, на зависть Холдену, излучая ленивое спокойствие. — Помнишь, как на Ганимеде мы столкнулись с вооруженными парнями и никто не стрелял, пока ты не вздумал щелкнуть курком?

Пракс побледнел. Холден догадывался, что ботаник вспоминает кровавые последствия своей ошибки.

— Да, — сказал он, — помню.

— Вот и теперь так же, — объяснил Амос. — Никто еще не взвел курок.

Пракс кивнул:

— Ясно.

Холден понимал, что, если начнется драка, труднее всего будет разобраться, кто в кого стреляет.

— Авасарала, что там с политикой? На доске полно зеленого. Сколько этих точек — наши?

Старушка, не отрываясь от прослушивания переговоров между кораблями, пожала плечами.

— Наоми, — позвал Холден, — есть идеи?

— Пока что нгайеновские целят только по марсианам, — ответила она, отмечая корабли на главном тактическом экране, чтобы всем было видно. — Марсиане целят в тех, кто целит в них. Корабли Соутера никого на прицел не берут, они даже не открыли труб. Пожалуй, он еще надеется на мирный исход.

— Пошли, пожалуйста, офицерам разведки Соутера мои наилучшие пожелания, — обратился к Наоми Холден, — и попроси передавать нам последние данные, чтобы это не оказалась самой жуткой давкой в системе.

— Есть, — отозвалась Наоми, отправляя запрос.

— Загони всех по скафандрам, Амос, — продолжал Холден, — и сам проверь шляпы, прежде чем спускаться. Надеюсь обойтись без стрельбы, но мои надежды что-то редко оправдываются.

— Роджер, — подтвердил Амос и загрохотал магнитными подошвами по палубе, проверяя герметичность шлемов.

— Минутку.

Авасарала нажала кнопку на панели, и рации всех скафандров подключились к внешнему каналу.

«…произведем пуск по целям на Марсе. У нас полные обоймы ракет со смертельным биологическим оружием. Даем один час, чтобы покинуть орбиту Ио, или мы произведем пуск по целям на Марсе. У нас…»

Авасарала отключила канал.

— Похоже, к пирушке присоединилась третья компания, — заметил Амос.

— Нет, — возразила ему Авасарала, — это Нгайен. Он проигрывает в численности, вот и велел своему союзничку Мао пригрозить ударом в спину. Он намерен… ох, дрянь!

Она снова ткнула по панели, и в рациях послышался новый голос. На сей раз женский, с произношением образованной марсианки:

«Ио, говорит адмирал флота Марсианской Республики Конгресса Муган. Стоит вам выпустить что-то крупнее пробки из бутылки — и мы превратим в стекляшку всю вашу сраную луну. Хорошо поняли?»

Амос обернулся к Праксу:

— Вот видишь, пошли щелкать курками.

— Вижу, — кивнул Пракс.

— Это, — сказал Холден, расслышав в голосе марсианки плохо сдерживаемую ярость, — серьезная угроза срыва.

«Говорит адмирал флота ООН с „Агаты Кинг“, — произнес новый голос. — Адмирал Соутер находится здесь незаконно, по вызову гражданского представителя ООН, не обладающего военными полномочиями. Посему приказываю всем кораблям под командованием адмирала Соутера немедленно покинуть орбиту. Далее приказываю взять под арест флагманский корабль Соутера за измену и…»

«Да заткнись ты, — отозвался Соутер по тому же каналу. — Я здесь участвую в законном расследовании. Обвинения: преступная растрата средств ООН и разработка секретного биологического оружия на Ио, за которое несет прямую ответственность адмирал Нгайен, действовавший против директив ООН, и…»

Авасарала щелкнула выключателем.

— Да, нехорошо, — протянул Алекс.

— Ну… — Авасарала подняла щиток шлема и шумно выдохнула. Потом открыла сумочку и вытащила фисташку. Очистила и задумчиво прожевала ядрышко, а скорлупки выбросила в ближайший утилизатор. Пленочки шелухи в микрогравитации остались плавать в воздухе. — Нет, на самом деле пока все неплохо. Это показуха. Пока они меряются, у кого хрен длиннее, стрелять не начнут.

— Но нам нельзя здесь ждать, — покачал головой Пракс. Амос плавал перед ним, проверяя крепление шлема. Пракс оттолкнул механика и попытался встать. Он сумел выплыть из амортизатора, но не догадался подключить магнитные подошвы. — Если Мэй внизу, нам надо туда. Они говорят о бомбардировке спутника. Надо их опередить.

В голосе ботаника звенела скрипичная струна. Напряжение сказывалось. Оно сказывалось на каждом, но Праксу приходилось хуже всех, и сорваться он должен был первым. Холден бросил взгляд на Амоса, но великан еще не опомнился от удивления — не ждал, что маленький ученый этак его отбросит.

— Мы будем ждать, — сказал Холден, — пока не поймем, как здесь все развернется.

— Мы для того так далеко летели, чтобы бездействовать? — возмутился Пракс.

— Док, хорошо бы первый ход сделали не мы, — объяснил Амос и, хлопнув Пракса по плечу, возвратил его на палубу. Маленький ботаник вывернулся из-под его ладони, не оборачиваясь, оттолкнулся от своего кресла и полетел к Авасарале.

— Дайте мне канал связи. Я хочу с ними поговорить, — крикнул он и потянулся к панели управления. — Я могу…

Холден, вскочив с места, перехватил умника на полпути и в обнимку с ним отлетел к переборке. Толстая противоударная прокладка смягчила удар, но капитан ощутил, как его бедро, врезавшись в живот Праксу, вышибло из того дух.

— Га! — выдохнул Пракс и свернулся в комочек.

Холден пяткой включил магниты и толкнулся к палубе. Обхватив плававшего у стены Пракса, он подтолкнул его к Амосу.

— Забери его вниз, запихни в койку и по уши накачай снотворным. Потом ступай в машинный, готовь нас к драке.

Амос кивнул и сграбастал подплывшего к нему Пракса.

— О'кей.

Оба скрылись в люке.

Холден взглядом обвел рубку, поймал возмущенные взгляды Наоми и Авасаралы, но не обратил на них внимания. Пракс, забывший обо всем от страха за дочь, чуть снова не втянул их в беду. Умом Холден понимал его состояние, но сейчас было не до того, чтобы возиться с его вспышками всякий раз, как кто-то упомянет имя Мэй. Сейчас Холден испытывал злость и искал, на кого бы рявкнуть.

— Где черти носят Бобби? — проворчал он, ни к кому не обращаясь. Десантница не попадалась ему на глаза с выхода корабля на орбиту Ио.

— Только что видел ее в мастерской, — по рации отозвался Амос. — Проверяла мой дробовик. Думаю, она перебрала все оружие на борту.

— Это… — Холден прикусил рвавшийся из горла рык. — Это очень хорошо. Скажи, чтобы застегнулась и включила внутреннее радио. Если что начнется, то очень внезапно.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы успокоить дыхание и взять себя в руки. Затем Холден вернулся к панели управления боем.

— Ты в порядке? — спросила по закрытому каналу Наоми.

— Нет, — признался он, удостоверившись, что никто другой их не слышит. — Нет, я до смерти перетрусил.

— По-моему, мы это уже проходили.

— Ты насчет «перетрусил»?

— Нет, насчет винить себя за это, — ответила она, и Холден расслышал в ее голосе улыбку. — Я тоже трушу.

— Я тебя люблю, — сказал Холден и ощутил пронизавший тело электрический разряд. К страху примешалось самодовольство.

— Ты бы лучше на экран смотрел, — насмешливо отозвалась она. Наоми никогда не отвечала на его признания в любви, если Холден заговаривал об этом первый. Говорила, что, если повторять слова слишком часто, они теряют силу. Холден понимал ее мысль, но все же надеялся, что на этот раз Наоми изменит своему правилу. Ему нужно было это услышать.

Авасарала замерла перед пультом связи, как древняя гадалка перед туманным хрустальным шаром. Скафандр висел на ней, как костюм на пугале. Холден подумал, не приказать ли старухе пристегнуть шлем, но в конце концов пожал плечами. Она достаточно взрослая, чтобы самой решать, что важнее во время боя — безопасность или закуска.

Авасарала то и дело лазила в сумочку за фисташками. В воздухе вокруг нее сгущалось облачко скорлупы. Беспорядок на борту раздражал Холдена, но военные корабли не настолько уязвимы, чтобы мелкий мусор в воздухе вызвал отказ какой-нибудь системы. Шелуху либо затянет в вентиляцию, где она останется на фильтре, либо, когда включится тяга, она попадает на пол, и потом ее подметут. Холден задумался, приходилось ли Авасарале хоть раз в жизни заниматься уборкой.

Старуха вдруг наклонила голову, внезапно заинтересовавшись чем-то в переговорах, слышных ей одной. Рука проворно, как птичья лапка, метнулась вперед и стукнула по панели.

К новому голосу, зазвучавшему по корабельной рации, примешивалось тонкое шипение, подхваченное передатчиком в миллиономильном странствии через космос.

«…ный секретарь Эстебан Сорренто-Гиллс. Не так давно я сообщал об организации следственного комитета по обвинению в незаконном использовании средств ООН для разработки биологического оружия. Хотя расследование еще продолжается и комитет пока не готов выдвинуть обвинения, но в интересах общественной безопасности и для тщательного и подробного расследования возникла необходимость вызвать на Землю для допроса несколько ключевых фигур в правлении ООН. Прежде всего адмирала флота ООН Августе Нгайена. Далее…»

Авасарала хлопнула по панели, обрывая передачу, и разинув рот уставилась на консоль.

— Ах, чтоб меня!.. — начала она, и тут же по всему кораблю завыла тревожная сирена.

Глава 48 Авасарала

— Засекла движение, — перекрыл сирену голос Наоми. — Стреляет флагман ООН.

Авасарала закрыла шлем, дождалась на дисплее подтверждения герметичности и застучала по панели связи. Руки не поспевали за мыслями. Эрринрайт нарушил договор, и Нгайен об этом узнал. Адмирала выдали с головой, и ему это не понравилось. На экране выскочил флажок: поступило сообщение первоочередной важности. Запустив его, Авасарала увидела на своем терминале и на всех экранах рубки адмирала Соутера.

— Говорит адмирал Соутер. Я принимаю командование…

— Эй, — возмутилась Наоми, — верните мой экран. У меня работа…

— Прости, прости, — Авасарала торопливо застучала пальцами, — не ту кнопку нажала.

— …экспедиционными силами. Адмирал Нгайен отставлен от дел. Любые враждебные действия будут…

Авасарала переключила изображения на свой экран и при этом нечаянно перескочила на другую частоту. Нгайен побагровел чуть ли не до синевы. Он демонстративно оделся в парадный мундир.

— …беспрецедентный преступный перехват полномочий. Адмирала Соутера отконвоировать на…

Загорелись три запроса на связь, каждый с именем и кратким кодовым номером передатчика. Авасарала пренебрегла ими, переключившись на открытую частоту. Как только связь установилась, она взглянула в камеру.

— Говорит помощник госсекретаря Крисьен Авасарала, представляющая гражданскую власть Земли, — начала она. — Легальное и полномочное командование силами флота передается адмиралу Соутеру. Всякий, кто нарушит или проигнорирует его приказы, будет преследоваться по суду. Повторяю: легальное и полномочное командование передано адмиралу Соутеру…

Наоми промычала что-то. Авасарала прервала речь и обернулась.

— Ничего, — успокоил ее Холден, — не повезло.

— Что — «не повезло»?

— Один из земных кораблей только что был поражен тремя торпедами.

— Это много?

— ОТО их не остановили, — пояснила Наоми. — По опознавательным кодам оборонительная система видит в торпедах ООН друзей и пропускает их. Как-то никто не ожидал, что по ним будут стрелять свои.

— Три — это много, — вмешался Холден, пристегиваясь к креслу. Авасарала не заметила, чтобы он прикасался к управлению, но, как видно, успел, потому что голос капитана не только прозвучал в шлеме, но эхом разнесся по кораблю.

— Мы двигаем. Каждому двадцать секунд, чтобы хорошенько пристегнуться.

— Подтверждаю, — ответила откуда-то Бобби.

— Я как раз упаковал дока, — сообщил Амос, — и иду к машинному.

— Мы что, лезем в бучу? — спросил Алекс.

— У них тут примерно тридцать пять тяжелых кораблей, и каждый намного, намного сильнее нас. Как насчет того, чтобы не позволить им нас продырявить?

— Есть, сэр, — отозвался из пилотской кабины Алекс.

Никто и не вспомнил про демократию и голосование. Вот и хорошо. Когда нужен один командир — им становится Холден.

— Два объекта приближаются на высокой скорости, — сообщила Наоми. — Кто-то еще видит в нас врага.

— Это все из-за Авасаралы, — подала голос Бобби.

Авасарала не успела рассмеяться в ответ, потому что «Росинант» пришел в движение и перегрузка прижала ее боком к амортизатору. Кресло скрипнуло. Гелевая подушка стиснула и выпустила тело.

— Алекс!

— Держу их, — ответил пилот. — Мне бы не помешал здесь настоящий канонир.

— У нее есть время подняться наверх?

— Нет, — вздохнул Алекс, — еще три идут.

— Управлять ОТО я могу и отсюда, — сказала Бобби. — Это мелочь, но остальным хоть не придется о них думать.

— Наоми, передай контроль ОТО сержанту.

— Контроль ОТО передан. Командуй, Бобби.

— Контроль принят, — ответила Бобби.

На экран Авасаралы валился мерцающий поток входящих. Она принялась разбирать их. «Кеннеди» объявлял командование Соутера незаконным. Старший офицер «Тритона» докладывал, что капитан отстранен от должности, и запрашивал у Соутера приказаний. Марсианский истребитель «Хаос Яни» добивался от Авасаралы разъяснений, в которые из земных кораблей позволительно стрелять.

Она вывела на свой экран тактическую схему. Рой кораблей, обведенных красными и зелеными кружками, тоненькие серебряные нити, обозначавшие линии огня ОТО или курсы торпед.

— Мы красные или зеленые? — спросила Авасарала. — Не разберу в этой херне, кто есть кто.

— Марс красный, Земля зеленая, — сказала Наоми.

— А которые из Земли наши?

— Это и надо выяснить, — буркнул Холден, и тут одна из зеленых точек пропала с экрана. — Алекс?

— «Дарий» снял предохранители своих ОТО и теперь поливает огнем всех, кто попал в зону обстрела. И… зараза!

Кресло Авасаралы снова накренилось, потом словно вздыбилось под ней, втиснув тело в гель так, что трудно было поднять руку. Туча врагов, друзей и колеблющихся на тактической схеме чуть сдвинулась, две золотые точки выросли, а цифры расстояния рядом с ними быстро пошли вниз.

— Мадам помощник кого-то там, — обратился к ней Холден, — вы бы ответили хоть на некоторые запросы.

Кишки у нее словно кто-то выжимал снизу вверх, как пасту из тюбика. На языке вкус соли смешивался с желчью. Пот, пробивший Авасаралу, был вызван не жарой, а тошнотой. К тому времени как она заставила руки дотянуться до панели связи, две золотые точки исчезли.

— Спасибо, Бобби, — сказал Алекс. — Я поднимусь немного, попробую прикрыться марсианами.

Авасарала занялась вызовами. В разгаре боя ей только и оставалось, что налаживать связь и разговаривать. То самое, чем она занималась всю жизнь. В этом было нечто успокаивающее. «Гринвиль» принял командование Соутера. «Танака» не отвечал. «Дайсон» открыл связь, но в динамике слышались только голоса шумно переругивающихся мужчин. Бедлам.

Она увидела сообщение от Соутера и открыла его. В нем обнаружился новый код распознавания «друг-враг», который Авасарала машинально обновила. Большая часть зеленых точек на экране перекрасились в белый цвет.

— Спасибо, — сказал Холден.

Авасарала проглотила просившееся на язык «на здоровье». Противорвотная инъекция, похоже, до нее не дошла. А ей очень, очень не хотелось бы наблевать в шлем. Одна из шести остававшихся зеленых точек погасла, а другая вдруг вспыхнула белым.

— Ого, прямо в спину, — прокомментировал Алекс. — Крутовато.

На панели Авасаралы снова высветился личный код Соутера, и она ткнула в «принять» одновременно с толчком «Роси».

«…немедленная сдача флагмана „Кинг“ и адмирала Августе Нгайена, — говорил Соутер. Копна его седых волос стояла дыбом: воспользовалась низкой тягой, чтобы развернуться павлиньим хвостом. Улыбка была острее ножа. — Любое судно, отказывающееся признавать законность моих приказов, исключается из условий амнистии. У вас тридцать секунд от сего момента».

С экрана почти исчезли золотистые и серебряные нити. Корабли меняли позиции, двигаясь каждый по своему сложному вектору. Зеленые точки на глазах становились белыми. Все, кроме одной.

— Не дури, Нгайен, — процедила Авасарала, — все кончено.

Долгую минуту в рубке было тихо, и напряжение стало почти непереносимым. Его разбил голос Наоми:

— Новые объекты на высокой скорости. Ого, много!

— Где? — рявкнул Холден.

— С поверхности.

Авасарала ничего не предпринимала: тактическая схема сама сменила масштаб, сдвинувшись так, что кучка точек-кораблей — красных, белых и одной вызывающе зеленой — теперь занимала меньше четверти экрана, а по нижнему краю пролегла изогнутая кривая поверхности спутника. Оттуда тянулась плотная дорожка из сотен желтых линий.

— Подсчет, — приказал Холден. — Мне нужен подсчет.

— Двести девятнадцать. Нет, постой. Двести тридцать.

— Что за чертовщина? — удивился Алекс. — Торпеды?

— Нет, — ответила Бобби, — это монстры. Они выпустили на нас монстров.

Авасарала открыла широковещательный канал. Вероятно, прическа у нее выглядела еще хуже, чем у Соутера, но ей сейчас было не до тщеславия. Хорошо, что удалось заговорить, не показав страха и не сблевав.

— Говорит Авасарала. Залп, который вы сейчас наблюдаете, — это новое протомолекулярное оружие, незаконно использованное как провоцирующий удар против Марса. Надо сбить эту мудотень с неба. Всем к оружию.

— С флагмана запрашивают передачу управления, — предупредила Наоми. — Подчиниться?

— Черта с два! — отозвался Алекс.

— Нет, но запрос проследи, — сказал Холден. — Я не отдам управление своим кораблем чужому наводящему компьютеру, но он способен помочь нам в расчетах.

— «Кинг» разгоняется, — сообщил Алекс. — Думаю, решил уносить ноги.

Желтый стебель залпа с Ио стал распускаться: из него под разными углами вырывались отдельные нити. Одни завивались штопором, другие изламывались жучиными ножками. Каждая из этих нитей угрожала смертью Марсу, а компьютер оценивал их ускорения в десять, пятнадцать, двадцать g. Ничто человеческое не выдержало бы двадцати g. Ничего человеческого там и не было.

Золотистые вспышки отделились от кораблей и поплыли навстречу залпу Ио. Числовые данные противоречили неторопливому движению на экране. Плазменные торпеды взяли полный разгон, и все же на то, чтобы добраться до желтого стебля, у них ушли долгие секунды. Авасарала видела, как взорвалась первая, видела, как колонна протомолекулярных монстров разбилась на дюжину ручейков. Они уклонялись.

— Часть направляется к нам, кэп, — сказал Алекс. — Не думаю, чтобы их приспособили сверлить корабельную обшивку, но я чертовски уверен, что они попытаются.

— Идем туда, сделаем, что сумеем. Нельзя допустить, чтобы эти… о, куда это они?

— Сбрасывают тягу, — пояснила Наоми. — И на радаре погасли. Должно быть, корпуса поглощают луч.

— У нас есть расчеты их курсов? Можно предвидеть, куда они движутся?

Тактический экран замигал. Светлячки. Монстры показывались и исчезали, разлетаясь в видимом беспорядке, но полоса их курсов неуклонно разворачивалась конусом.

— Сучье дело! — проговорил Алекс. — Бобби?

— Несколько целей зацепила. Подойди на дальность действия ОТО.

— Держитесь, ребятки, — велел Алекс, — сейчас поскачем.

«Роси» резко дернулся, Авасаралу втиснуло спиной в кресло. Ритмичная дрожь, очевидно, отражала судороги ее мышц, затем выстрелы ОТО, затем снова мышечные спазмы. Объединенные силы Земли и Марса на дисплее рассредоточились, преследуя почти невидимого врага. Перегрузки наваливались толчками, неожиданно наклоняя амортизатор то в одну, то в другую сторону. Авасарала попыталась закрыть глаза, но так стало еще хуже.

— Хмм.

— Что, Наоми? — спросил Холден. — Что «хм»?

— «Кинг» как-то странно действует. Высокая активность маневровых двигателей и… о!

— Что «о», Наоми? Говори словами!

— Его продырявили, — объяснила Наоми. — Один из монстров его пробил.

— Говорил же, они это могут, — сказал Алекс. — Не хотелось бы мне сейчас оказаться там. А все же хорошо, что не пострадали порядочные люди.

— Команда за действия адмирала не отвечает, — вскинулась Бобби. — Они, может, даже не знают, что Соутер принял командование. Надо им помочь.

— Никак, — возразил Холден. — Они нас расстреляют.

— Не могли бы вы все на фиг заткнуться, — попросила Авасарала, — и прекратите дергать проклятую посудину. Просто держите курс и помолчите две минуты.

Она послала запрос на связь. Ответа не было пять минут. Десять. Ей так и не ответили, пока на «Кинг» не включился аварийный маяк. Сразу за ним пришел сигнал по открытому каналу:

— Говорит адмирал Нгайен с линкора ООН «Агата Кинг». Я готов сдаться флоту ООН на условии немедленной эвакуации. Повторяю: готов сдаться флоту ООН на условии немедленной эвакуации.

Соутер отозвался на той же частоте:

— Это «Окимбо». Ваше положение?

— Возможно, подверглись биологической атаке, — сказал Нгайен. Голос звучал натужно и пронзительно, словно его душили. Несколько зеленых точек на экране уже двигались к белой.

— Держитесь, «Кинг», — сказал Соутер. — Мы идем к вам.

— Черта с два! — процедила Авасарала и выругалась, выходя на открытый канал. — Черта с два! Это Авасарала. Я объявляю карантин и запрещаю стыковку с «Агатой Кинг». Запрещаю стыковку, прием и передачу материалов или персонала. Любой корабль, нарушивший изоляцию, тоже попадает под карантин.

Две белые точки отвернули в сторону. Три продолжали движение. Она снова вышла в эфир:

— Никто, кроме меня, не помнит Эрос? Что, по-вашему, творится на «Агате Кинг»? Не приближаться!

Последняя белая точка изменила курс. К тому времени как Нгайен ответил, Авасарала забыла о своем запросе. Выглядел адмирал дерьмово. Она подозревала, что выглядит не лучше. И задумалась, многие ли войны кончались вот так: два измученных, сдерживающих рвоту человека пялятся друг на друга посреди пылающего мира.

— Чего вы от меня хотите? — спросил Нгайен. — Я сдаюсь. Мне конец. Почему мои люди должны умирать по вашей прихоти?

— Это не прихоть, — ответила Авасарала. — Мы не можем помочь. Протомолекула вырвалась на свободу. Ваши хитрые программы контроля не работают. Вы заражены.

— Это не доказано, — возразил он, но его тон сказал ей все.

— Это происходит, не так ли? — спросила Авасарала. — Подключите внутренние камеры. Покажите нам.

— Не собираюсь.

Авасарала сникла. Так и есть.

— Жаль, — сказала она. — О, как жаль!

Нгайен на миллиметр поднял бровь. Сжал в ниточку бескровные губы. Ей померещились слезы в его глазах, но, возможно, это был просто дефект съемки.

— Вы должны включить код отзыва, — сказала Авасарала и, не дождавшись ответа, добавила: — Нельзя делать из протомолекулы оружие. Мы не понимаем, что она такое. Мы не способны ее контролировать. Вы только что приговорили Марс к смерти. Вас я спасти не могу, не могу. Но включите код отзыва, помогите мне спасти их.

Мгновение словно замерло. Авасарала ощущала на себе внимание Холдена и Наоми, как тепло, исходящее от решетки обогревателя. Нгайен покачал головой, губы его кривились, он вел разговор с самим собой.

— Нгайен, — позвала Авасарала, — что происходит? Что там у вас? На корабле?

— Вытащите меня отсюда, и я включу отзыв, — сказал он. — Можете бросить в кутузку до конца жизни, мне все равно. Но вытащите с этого корабля.

Авасарала хотела склониться к экрану, но добилась только того, что амортизатор сдвинулся на шарнирах. Она искала слов, которые вернули бы его, объяснили бы, что он был плохим, злым и умирает от собственного оружия, но еще может кое-что исправить. Она смотрела на озлобленное, маленькое, близорукое, испуганное существо и думала, как вернуть ему обычное человеческое достоинство.

И не придумала.

— Этого я не могу, — сказала она.

— Тогда нечего тратить мое время, — ответил Нгайен и прервал связь.

Авасарала откинулась на спину, закрыла глаза ладонями.

— С этого линкора идут жуть какие странные данные, — сказал Алекс. — Наоми, ты видишь?

— Прости. Дай мне секундочку.

— Что у тебя, Алекс? — спросил Холден.

— Активность реактора упала. Сильнейший всплеск внутреннего излучения корабля. Как будто они замкнули реактор на воздуховоды.

— Вредно для здоровья, — заметил Амос.

В рубке снова установилось молчание. Авасарала потянулась включить связь с Соутером, но удержала руку. Все равно не представляла, что говорить. По внутренней связи послышался сонный, невнятный голос. Она не сразу узнала Пракса, и ему пришлось повторить дважды, прежде чем удалось разобрать слова:

— Инкубатор, — сказал Пракс. — Они превратили корабль в инкубатор. Как на Эросе.

— Они знали, как это делается? — спросила Бобби.

— Очевидно, да, — ответила ей Наоми.

— Придется расплавить эту дрянь, — сказала Бобби. — У нас хватит на это огневой мощи?

Авасарала снова открыла глаза. Попыталась пробиться сквозь огромную, как океан, печаль. Где-то за ней должна была найтись надежда. Надежда оставалась даже у Пандоры.

Ее мысли выразил Холден:

— Даже если бы удалось, Марс это не спасет.

— Может, перебьем всех? — сказал Алекс. — То есть этих штуковин до черта и больше, но, может быть… может быть, сумеем?

— Трудно определить, когда они перешли на баллистический курс, — сказала Бобби. — Если мы упустим хоть одного и он доберется до Марса…

Все выскальзывало из рук. Ей уже почти удалось предотвратить катастрофу, а теперь вот приходилось смотреть, как все летит из рук. Но они еще не проиграли. Должен найтись способ. Что-то еще можно сделать.

Она переслала Соутеру запись последнего разговора с Нгайеном. Может, он что-нибудь надумает. Может, у него найдется тайный способ получить коды. Может, великое братство по оружию сумеет вернуть Нгайену что-то человеческое.

Через десять минут от «Кинг» отделилась спасательная капсула. Соутер не пытался с нею связаться: просто сбил. Рубка стала похожа на зал с гробом покойника.

— Ну ладно, — заговорил Холден. — Давайте по порядку. Вы спускайтесь на базу. Если Мэй там, надо ее вытаскивать.

— Я пойду, — вызвался Амос. — И дока надо взять, как же без него?

— Согласен, — кивнул Холден. — Значит, вы, ребята, сажаете «Роси».

— «Мы, ребята»? — повторила Наоми.

— Я на шлюпке доберусь до линкора, — пояснил Холден. — В его центральном компьютере должны быть коды отзыва.

— Вы? — спросила Авасарала.

— С Эроса выбрались только двое, — пожал плечами Холден, — а в живых из них остался я один.

Глава 49 Холден

— Не делай этого, — сказала Наоми. Она не молила, не кричала, не требовала. В простой просьбе хватало силы. — Не делай этого.

Холден открыл шкафчик у главного шлюза и достал марсианский боевой скафандр. Тело вдруг вспомнило тошноту на радиоактивном Эросе. Он остановился.

— Они ведь уже несколько часов накачивают корабль радиацией?

— Не ходи туда, — еще раз повторила Наоми.

— Бобби, — позвал по связи Холден.

— Здесь, — отдуваясь, ответила она. Десантница помогала Амосу готовить снаряжение для штурма научной базы Мао. После единственной стычки с его протомолекулярными гибридами она решила вооружиться, как на медведя.

— Какой уровень радиации выдерживают ваши скафандры.

— Такие, как мой? — уточнила она.

— Нет, обычного уровня. Я знаю, что десантные позволяют выжить чуть ли не в эпицентре взрыва. Я спрашиваю о тех, которые остались на борту.

— Не многим больше, чем обычный вакуумный скафандр. Для коротких вылазок из корабля годится. Но от длительного высокого облучения не спасет.

— Дерьмо! — выругался Холден и поправился: — Спасибо.

Он разорвал связь и открыл шкафчик.

— Мне нужен костюм для аварийных ситуаций. Он предохранит от радиации, зато совсем не прикроет от пуль.

— Сколько тяжелых облучений ты собрался выдержать? — спросила Наоми.

— Еще разок переживу, — ухмыльнулся Холден. Наоми не ответила на его улыбку. Он снова нажал кнопку связи и сказал: — Амос, доставь мне из машинного аварийный костюм. Самый надежный, какой есть на борту.

— Слушаюсь, — ответил Амос.

Холден открыл ящик со снаряжением и вынул штурмовую винтовку — большое черное оружие нарочито устрашающего вида. Человек с такой винтовкой сразу воспринимается как угроза. Вернув ее в ящик, Холден выбрал пистолет. В защитном костюме он будет безликой, неузнаваемой фигурой. В такой экипировке при аварийной ситуации может оказаться любой из персонала станции. Если вооружиться неприметным пистолетиком в поясной кобуре, никто не увидит в нем особой проблемы.

А на «Кинг», полной радиации и размножающейся протомолекулы, своих проблем будет в достатке.

Потому что если Пракс и Авасарала не ошиблись, если протомолекула держит связь каким-то нематериальным путем, то бурая слизь на «Кинг» не глупее бурой слизи на Венере. В частности, после разборки «Арбогаста» она знает устройство космического корабля. А также знает, как превращать людей в блюющих зомби. На Эросе она проделала этот фокус миллион с чем-то раз. Напрактиковалась.

Вполне возможно, что вся команда «Кинг» уже превратилась в блюющих зомби. И, как ни печально, это самый оптимистичный сценарий. Блюющие зомби несут смерть для каждого, у кого открыт хоть небольшой участок кожи, но Холдену в герметичном скафандре они доставят всего лишь мелкие неудобства.

«Вот-вот, на это и надейся», — сказал себе Холден. Эта мысль внушала надежду исполнить задуманное.

Он достал из ящика компактный полуавтоматический пистолет с кобурой. Наоми молча наблюдала, как он заряжал магазин и еще три запасных. Когда Холден вставлял последний патрон, в помещение вплыл Амос. За ним волочился большой красный скафандр.

— Лучшее, что у нас есть, кэп, — сказал он. — Для случаев, когда все идет вразнос. На уровень, который они устроили на корабле, должно хватить. Защита выдерживает шесть часов, но запас воздуха всего на два, так что тянуть не стоит.

Холден осмотрел громоздкий костюм. Он был сплошь покрыт толстым слоем вещества, напоминавшего резину. Возможно, это смутит нападающего, действующего зубами и когтями, но нож или пулю не остановит. Запас воздуха размещался в баллоне под антирадиационной прослойкой и выпячивался большим неуклюжим горбом на спине. С трудом подтягивая к себе скафандр, Холден убедился, что будет таскать на себе солидную массу.

— Быстро в нем не побегаешь, а?

— Да уж, — поморщился механик. — Для перестрелки не приспособлен. Если засвистят пули, тебе конец.

Наоми кивнула, но промолчала.

— Амос, — Холден поймал уходящего механика за плечо, — с момента посадки командует сержант. Она профи, и это ее шоу. Но тебе придется заботиться о Праксе, поскольку он вроде как недоумок. Я только и прошу вас вытащить со спутника его и его малышку.

Амос изобразил обиду:

— Даже не сомневайся, капитан. До него и его девчушки доберутся только через мой труп. А меня прикончить не так-то легко.

Холден притянул Амоса к себе и крепко обнял за широкие плечи.

— Я заранее сочувствую каждому, кто попытается. О лучшем, чем ты, и мечтать не приходится. Просто хочу, чтобы ты знал.

Амос оттолкнул капитана.

— Ты будто навсегда прощаешься!

Холден покосился на Наоми, но ее лицо не дрогнуло. Амос посмеялся немного и хлопнул Холдена по плечу так, что зубы клацнули.

— Все херня, — сказал он. — Ты крепче всех, кого я знаю.

Не дожидаясь ответа, он нырнул в шахту трапа и скрылся.

Наоми, легонько оттолкнувшись от переборки, поплыла к Холдену. Сопротивление воздуха остановило движение в полуметре от него. Холден так и не встретил никого, кто бы двигался в невесомости более изящно, — настоящая балерина. Холдену понадобилось усилие воли, чтобы не притянуть ее к себе. По лицу Наоми он видел, что она хочет другого. Зависнув на минуту в молчании, она наконец протянула руку и тронула его щеку холодными мягкими пальцами.

— Не ходи, — сказала Наоми, и что-то в его голосе давало понять: она просит в последний раз.

Попятившись, Холден принялся втискиваться в неповоротливый костюм.

— А кто пойдет? Ты представляешь Авасаралу, отбивающую толпу зомби? И бортовой компьютер она не отличит от кухонного комбайна. Амосу нужно вытащить девочку. Ты знаешь, что он справится, и знаешь, почему это необходимо. Пракс тоже нужен там. Бобби поможет обоим выжить.

Он натянул тяжелую шкуру до плеч и застегнул на груди, но оставил шлем висеть на спине. Магнитные подошвы, повинуясь движению его пяток, включились и притянули его к палубе.

— Или ты? — спросил он у Наоми. — Тебя, что ли, послать? Ручаюсь, ты в любой день недели справишься с тысячью зомби. А вот в бортовых компьютерах разбираешься не лучше Авасаралы. Ну как, логично?

— У нас только все наладилось, — сказала она. — Это не честно.

— Зато, когда мы спасем марсианам их планету, никто уже не посмеет обвинить нас в похищении кораблика, — отшутился Холден и тотчас возненавидел себя за эту шутку.

Но Наоми его понимала, понимала, как ему страшно, и не рассердилась. От любви к ней у него по позвоночнику прошел электрический разряд — и кожа на голове зазвенела.

— Отлично, — сказала Наоми, и лицо ее застыло. — Но только возвращайся. Я не брошу рацию. Мы каждый шаг пройдем вместе. Никакого дурацкого героизма. Действуй мозгами, а не пулями, а над проблемами подумаем вместе. Обещай мне это. Хоть это обещай.

Холден наконец притянул ее к себе и поцеловал.

— Согласен. Ты уж, пожалуйста, помоги мне вернуться живым. Мне этого очень хочется.

Полет на «Бритве» к покалеченной «Агате Кинг» напоминал поездку на рынок в гоночной машине. От «Росинанта» до флагмана было всего несколько тысяч километров. Вроде как можно добраться на реактивном ранце, если перед этим хорошенько оттолкнуться. А Холдену пришлось лететь на самом скоростном в системе Юпитера кораблике, пробираясь на пяти процентах режима «чайника»[82] сквозь обломки недавней битвы. Он так и чувствовал, как «Бритва» натягивает поводок, обиженно взбрыкивая в ответ на малейшее изменение тяги. Расстояние до раненого флагмана было так мало, а курс настолько полон неприятных сюрпризов, что управлять вручную получалось быстрее и проще, чем программировать маршрут. Но «Бритве» даже при неторопливом движении трудновато было держаться все время носом к цели.

Шлюпка словно приговаривала: «Не надо тебе туда. Там жутко».

— Ну да, не надо бы, — вслух проговорил Холден, похлопав по панели. — Но ты уж доставь меня целым и невредимым, милая!

Он чуточку жалел, что из-за опасностей полета ему не довелось полюбоваться Ио. Прежде он не бывал на этом спутнике, а зрелище на экране оказалось захватывающим. Крупный вулкан на дальней стороне выбрасывал в космос султан пара, оставлявший в небе светящийся след. Когда пар застывал кремнистыми кристаллами, они, отражая свет Юпитера, начинали мерцать россыпью бриллиантов. Часть уплывала к системе колец Юпитера, часть валилась обратно в гравитационный колодец Ио. В других обстоятельствах Холден загляделся бы.

Но сейчас приходилось все внимание уделить приборам и носовому экрану. На этом экране туша «Агаты Кинг» все росла, одиноко плавая в облаке мусора.

Подойдя вплотную, Холден просигналил системе автоматической стыковки корабля, но, как и ожидал, не получил ответа. Тогда он подвел «Бритву» к ближайшему наружному шлюзу и велел компьютеру оставаться на дистанции пять метров. Гоночная шлюпка не предусматривала возможности стыковки в космосе, у нее не было даже примитивной стыковочной трубы. Чтобы попасть на «Кинг», придется пройтись через вакуум.

Авасарала получила у Соутера универсальный ключ-код, и Холден послал его через передатчик «Бритвы». Люк послушно открылся.

В шлюзе «Бритвы» Холден подзарядил воздушную систему аварийного костюма. На флагмане Нгайена воздуху нельзя было доверять — даже воздуху из аппаратуры подзарядки баллонов. Ничто не должно было попасть внутрь его скафандра. Ничто.

Когда баллоны заполнились на сто процентов, Холден включил радио и обратился к Наоми:

— Я пошел.

Отключив магнитные подошвы и резко оттолкнувшись от люка, он мигом оказался у борта «Кинг».

— Мне хорошо видно, — сказала Наоми. Камера скафандра была включена, и Наоми видела все то же, что и Холден. Это утешало и одновременно усиливало чувство одиночества — все равно что звонить другу, живущему очень далеко от тебя.

Холден запустил цикл шлюзования. Две минуты, пока «Кинг» закрывала наружный люк и закачивала воздух в шлюз, показались вечностью. Как знать, что он увидит на той стороне, когда дверь наконец откроется? Холден с наигранной беспечностью опустил ладонь на рукоять пистолета.

Внутренний люк открылся.

Он внезапного вопля радиационной тревоги у Холдена чуть не приключился сердечный приступ. Подбородком он заткнул клавишу, отключавшую звуковой сигнал, но счетчик радиации оставил включенным. С этих данных никакого толку, но скафандр уверял, что такой уровень излучения для него безопасен, а это успокаивало.

Из шлюза Холден шагнул в комнатушку, где хранилось снаряжение и реактивные ранцы. Помещение казалось пустым, но шорох в шкафчике насторожил его, и он успел обернуться прежде, чем человек в флотской форме ООН распахнул дверцу и звонко врезал Холдену гаечным ключом по височной части шлема.

— Джим? — вскрикнула по рации Наоми.

— Сдохни, ублюдок! — заорал одновременно с ней флотский и замахнулся во второй раз. Впрочем, на нем не было магнитных башмаков, и взмах только закрутил нападавшего волчком. Холден выдернул ключ из руки ооновца и отбросил подальше, после чего левой рукой остановил его вращение, а правой обнажил пистолет.

— Если ты повредил мой скафандр, я выброшу тебя из шлюза, — посулил Холден и принялся проверять систему, не отводя дула от маньяка гаечных разборок.

— Похоже, все в порядке, — с облегчением проговорила Наоми. — Ни красных, ни желтых сигналов. Шлем крепче, чем выглядит.

— Какого черта ты делал в шкафу? — спросил Холден.

— Я там работал, когда… оно… попало на борт, — ответил невысокий, крепко сбитый землянин с бледным лицом и короткими пламенно-рыжими волосами. Нашивка на груди гласила: «Ларсон». — При аварийной тревоге все двери загерметизировались. Я застрял, но по внутренней системе наблюдения видел, что там творится. Думал взять скафандр и выбраться через шлюз, но он тоже закрылся наглухо. Ты-то как в него попал?

— У меня адмиральский ключ, — объяснил Холден и тихо обратился к Наоми: — Какие у этого приятеля шансы выжить при таком уровне излучения?

— Неплохие, — ответила Наоми, — если мы в ближайшие пару часов уложим его в медотсек.

Холден обратился к Ларсону:

— Ладно, пойдешь со мной. В центр управления. Покажешь короткую дорогу — я тебя вывезу с этой лоханки.

— Есть, сэр, — отсалютовал Ларсон.

— Он принял тебя за адмирала, — засмеялась Наоми.

— Ларсон, надеть изолирующий костюм. Быстро.

— Есть, сэр!

У скафандров в кладовке шлюза по крайней мере должна была иметься автономная дыхательная система. Это частично защитит молодого матроса от излучения и уменьшит риск заражения протомолекулой на пути через корабль.

Холден дождался, пока Ларсон влез в скафандр, и, подав командный код на управление люком, заставил его отойти в сторону.

— Ты первый, Ларсон. Командный инфоцентр, как можно быстрее. Если на кого-нибудь нарвемся, особенно если он будет блевать, посторонись и предоставь мне с ним разобраться.

— Есть, сэр! — Голос Ларсона звучал невнятно из-за помех в рации.

Матрос толчком вылетел в коридор и, как велел Холден, быстро двинулся по помещениям «Кинг». Останавливались они только у герметичных люков и лишь на время, которое требовалось Холдену, чтобы их открыть.

В той части, которую они видели, корабль выглядел совершенно целым. Капсула с биологическим оружием попала в корму, откуда монстр двинулся прямо в реакторный зал. По словам Ларсона, по пути он убил многих, включая весь состав десанта, пытавшегося его остановить. Зато, добравшись до реактора, он уже не обращал внимания на команду. Ларсон рассказал, что вскоре после этого камера наблюдения вырубилась. Не зная, где сейчас монстр, и не имея возможности выйти из кладовой, Ларсон забился в шкаф в надежде переждать.

— Когда вы вошли, я увидел огромную красную тушу, — объяснил парень. — Думал, еще один их тех монстров.

Отсутствие видимых повреждений было добрым знаком. Следовательно, все люки и прочие системы на их пути пока работают. Еще лучше — что монстр не рыщет по кораблю. А вот что тревожило Холдена — это отсутствие людей. На таких больших кораблях численность команды иногда достигает тысячи человек. Хоть кто-то из них должен был попасться по дороге, но до сих пор они не встретили ни души.

И редкие лужицы бурой жижи на полу тоже не вселяли оптимизма.

Ларсон остановился у запертого люка, чтобы дать Холдену отдышаться. Тяжелый аварийный костюм был не приспособлен для долгих переходов и уже наполнился запахом пота. Пока Холден переводил дух и подстраивал систему в надежде хоть чуть-чуть снизить температуру внутри, Ларсон говорил:

— Мы пройдем мимо носового камбуза к лифтам. КИЦ всего одной палубой выше. Пять, максимум десять минут.

Холден проверил запас воздуха и увидел, что истратил почти половину. Он быстро приближался к точке невозврата. Но что-то в голосе Ларсона заставило его вслушаться. То, как он произнес слово «камбуз».

— Что мне следует знать об этом камбузе?

Ларсон замялся.

— Я не уверен. Но когда камера отключилась, я еще надеялся, что за мной кто-нибудь придет. И начал вызывать всех по связи. Когда ничего не вышло, заставил систему установить местонахождение тех, кого я знал. На все запросы ответ приходил: «В носовом камбузе».

— Так-так, — сказал Холден, — значит, в камбуз, возможно, набилось до тысячи зараженных?

Ларсон пожал плечами.

— Может, монстр их всех убил и затащил туда?

— Да, полагаю, именно так и было, — сказал Холден, доставая пистолет и загоняя патрон в камеру. — Только я очень сомневаюсь, что они остались мертвыми.

Не дав Ларсону спросить, как это следует понимать, Холден заставил скафандр отпереть люк.

— Когда открою, как можно быстрее двигай к лифту. Я не отстану. Что бы там ни было, не останавливайся. Ты должен провести меня к КИЦ. Все ясно?

Ларсон за щитком шлема кивнул.

— Хорошо. На счет «три».

Холден начал отсчет, положив одну руку на крышку люка, в другой держа пистолет. На счет «три» он отжал люк в сторону. Ларсон толкнулся подошвами от переборки и полетел по коридору.

Вокруг них светлячками плавали в воздухе голубые огоньки. О таких говорил Миллер, когда вел передачу с Эроса. Миллер оттуда не вернулся. А теперь они появились и тут.

Холден уже видел лифтовую дверь в конце коридора. Он ковылял за Ларсоном на магнитных подошвах. На половине пути по коридору парень миновал открытую дверь.

И завопил.

Холден рванулся вперед, насколько позволял громоздкий скафандр. Ларсон продолжал свой полет по коридору, но при этом орал и размахивал руками, словно утопающий. Холден почти достиг двери, когда что-то выползло из нее наперерез его движению. Сперва ему почудился блюющий зомби, каких он насмотрелся на Эросе. Но когда существо обратило к Холдену взгляд, глаза его слабо засветились голубым светом и в них почудился разум, какого не было в зомби с Эроса.

На Эросе протомолекула многому научилась. И эта версия блюющих зомби была новым, усовершенствованным видом.

Холден не стал смотреть, как они себя поведут. Не замедляя шага, он поднял ствол и выстрелил зомби в голову. К его облегчению, свет в глазах твари погас и она отлетела по дуге, расплескав в конце полета бурую жижу. Минуя открытую дверь, Холден решился бросить взгляд внутрь.

Там оказалось множество новых блюющих зомби. Сотни. И все кошмарные голубые глаза были устремлены на него. Холден отвернулся и побежал. Позади вздымалась волна звука: зомби застонали и, по палубе и переборкам, поползли следом.

— Давай в лифт! — выкрикнул Холден Ларсону, проклиная про себя тяжелый аварийный скафандр.

— Господи, что это было? — вымолвила Наоми.

Холден и забыл, что она тоже это видит. Он не стал тратить дыхание на ответ. Ларсон уже оправился от паники и теперь деловито открывал лифт. Холден добежал до матроса и обернулся назад. Десятки блюющих зомби со светящимися глазами заполнили коридор, ползли по переборкам и по потолку, словно пауки. В неощутимом для Холдена движении воздуха кружились голубые огоньки.

— Скорее, — поторопил он Ларсона и, прицелившись в ближайшего зомби, пустил пулю ему в голову. Тот отлетел от стены, разбрызгивая за собой жижу. Задние отбросили его с дороги, отчего тело, крутясь, полетело к Холдену. Тот заслонил собой Ларсона, и бурая слизь заляпала ему грудь и обзорный щиток. Не окажись на нем герметичного скафандра — это был бы смертный приговор. Холден подавил дрожь и подстрелил еще двух зомби. Остальные даже не замедлили напора.

Ларсон у него за спиной выругался, когда уже приоткрывшиеся створки двери снова захлопнулись, прищемив ему руку. Матрос силой раздвинул их, подставляя плечо и колено.

— Заходим! — выкрикнул Ларсон.

Холден попятился к лифтовой шахте, опустошив по пути обойму. Еще полдюжины зомби закрутились в воздухе, разбрызгивая слизь, а потом он оказался в шахте, и Ларсон сдвинул дверные створки.

— На один уровень вверх, — напомнил он, пыхтя от страха и усилий. Оттолкнувшись, всплыл к следующим дверям и раздвинул их.

Холден, догоняя спутника, успел заменить обойму. Прямо напротив лифта располагался бронированный люк с белой надписью «КИЦ» на металле. Холден двинулся к нему, запустив через скафандр ключ-код. Позади Ларсон захлопнул створки лифта. Завывания зомби эхом разносились по шахте.

— Надо спешить, — проговорил Холден и, нажав кнопку «открыть», протиснулся в приоткрывшуюся щель. Ларсон вплыл следом.

В командном центре находился один-единственный человек — приземистый, коренастый азиат в адмиральском мундире и с крупнокалиберным пистолетом в дрожащей руке.

— Стойте, где стоите, — произнес он.

— Адмирал Нгайен! — выпалил Ларсон. — Вы живы!

Нгайен на него и не взглянул.

— Здесь у меня коды дистанционного контроля к снарядам биологического оружия. — Адмирал поднял вверх ручной терминал. — Они ваши, если заберете меня с корабля.

— Он нас вывезет, — сказал Ларсон, указывая на Холдена. — Он и меня обещал взять.

— Ни хрена, — ответил Нгайену Холден, — и не надейтесь. Или вы отдадите мне коды потому, что в вас осталась капля человеческого, или потому, что вы — покойник. Мне наплевать, что вы решите.

Взгляд Нгайена метался между Ларсоном и Холденом. Он так вцепился в терминал и пистолет, что побелели костяшки пальцев.

— Нет! Вы обязаны…

Холден выстрелил ему в горло. Где-то в глубинах его мозга одобрительно кивнул Миллер.

— Начинай думать, как нам вернуться на мою шлюпку, — велел Холден Ларсону и подошел взять терминал, плававший у трупа Нгайена. Минуту он потратил, чтобы найти выключатель самоликвидации, спрятанный за запертой панелью. Ключ-код Соутера открыл и ее.

— Прости, — обратился он к Наоми, отодвигая панель, — я помню, мы вроде как договорились больше так не делать. Но мне было некогда…

Панель отошла, за ней открылась простая кнопка. Даже не красная, а из обычной белой пластмассы.

— Вот этим взрывают корабль?

— Таймера нет, — сказала Наоми.

— Ну она же существует на случай абордажа. Если уж кто-то открыл эту панель и нажал кнопку, значит, корабль захвачен. А таймер позволил бы разрядить взрывное устройство.

— Это инженерная проблема, — отозвалась Наоми. Она, как всегда, знала, о чем думает Холден, и старалась ответить прежде, чем он выскажет свою мысль. — Ее можно решить.

— Нельзя, — возразил Холден, удивляясь, что ощущает не грусть, а тихое умиротворение. — Тут к нам по лифтовой шахте лезут несколько сотен очень злых зомби. Нет решения, которое не позволило бы им меня придушить.

Ему на плечо легла ладонь. Когда Холден поднял глаза, Ларсон сказал:

— Я нажму.

— Нет, тебе не…

Матрос поднял руку. В рукаве изоляционного костюма виднелся крошечный разрыв, оставленный створками лифта. И вокруг дыры — бурое пятно шириной в ладонь.

— Охрененно не повезло. Но я, как все, видел передачи с Эроса, — сказал Ларсон. — Взять меня с собой вы не рискнете. Я, может быть, очень скоро… — запнувшись, он мотнул головой к шахте лифта, — стану как они.

Холден взял руку Ларсона в свои. Сквозь толстые перчатки он ничего не чувствовал.

— Мне очень жаль…

— Ну, вы пытались, — грустно улыбнулся Ларсон. — Уже то хорошо, что я не сдохну от жажды в шкафу для скафандров.

— Адмирал Соутер об этом узнает, — пообещал Холден. — Я позабочусь, чтобы узнали все.

— Серьезно? — Ларсон подплыл к кнопке, которая должна была превратить «Агату Кинг» в маленькую звезду, стянул с головы шлем и глубоко вздохнул. — Тремя палубами выше есть другой шлюз. И если они еще не пробились в шахту, вы, может, и доберетесь.

— Ларсон, я…

— Идите.

Аварийный скафандр Холдену пришлось снять в шлюзе «Кинг». Он был вымазан слизью, и тащить его на борт «Бритвы» представлялось слишком опасным. За несколько минут, которые понадобились, чтобы выкрасть из шкафчика вакуумный скафандр ООН и натянуть его на себя, Холден схватил еще несколько рад[83] Скафандр был точно такой, как у Ларсона. Едва добравшись до «Бритвы», он переслал коды дистанционного контроля на корабль Соутера. И почти добрался до «Росинанта», когда «Кинг» превратилась в белый огненный шар.

Глава 50 Бобби

— Капитан ушел, — сказал ей Амос, вернувшись в мастерскую.

Бобби плавала в метре над палубой, в компании смертоносной техники. Позади нее стоял вычищенный и полностью заряженный скафандр разведчика. Единственный ствол только что вставленного на место оружия блестел в порте правого рукава. Слева от нее висел автоматический дробовик — любимец Амоса. Остальной круг составляли пистолеты, гранаты, боевые ножи и разнообразные обоймы. Бобби провела последнюю мысленную инвентаризацию и решила, что сделано все возможное.

— Он думает, что может на этот раз не вернуться, — продолжал Амос, наклоняясь за дробовиком. Критически оглядев оружие, механик довольно кивнул.

— Когда идешь в бой, зная, что не вернешься, все становится яснее, — отозвалась Бобби.

Развернувшись, она притянула себя к скафандру и опустилась в него. Непростое предприятие при микрогравитации: ей пришлось извиваться и выгибаться, протискивая ноги в штанины. Уже застегивая скафандр на груди, она поймала очарованный взгляд Амоса.

— Серьезно? Нашел время! — покачала головой Бобби. — Говорим о том, что ваш капитан отправился навстречу смерти, а у тебя на лице обалделая ухмылка и в глазах: «Ух, какие сиськи!»

Амос и не подумал смутиться.

— Этот твой комбинезончик мало что оставляет на долю фантазии, вот в чем дело.

Бобби закатила глаза.

— Уверяю тебя, даже если бы под идеально отлаженный, усиленный скафандр можно было надевать мешковатый свитер, я бы все равно не стала. Потому что это глупо.

Она включила герметизацию — и броня облегла ее, как вторая кожа. Закрыв шлем, Бобби обратилась к Амосу уже через наружный динамик, зная, что голос в нем становится механическим и невыразительным.

— Ты бы, мальчик, лучше тоже натянул штанишки, — гулко разнеслось по комнате. Амос невольно отступил на шаг. — Не только капитан не знает, вернется ли.

Долетев до трап-лифта, Бобби поднялась на нем в рубку. Авасарала, пристегнувшись к креслу, сидела перед пультом связи. Наоми заняла место Холдена перед тактической панелью. Алекс, вероятно, был уже в пилотской кабине. Бобби открыла щиток, чтобы говорить человеческим голосом.

— Разобрались? — спросила она у Авасаралы.

Старуха кивнула и подняла ладонь, предлагая подождать, пока договорит с кем-то через микрофон, прикрепленный к наушникам.

— Марсиане уже сбросили целый взвод, — сообщила она, отводя микрофон от губ, — но им приказано держать периметр и изолировать базу, пока звери покрупнее не решат, что с ней делать.

— Они не собираются?.. — начала Бобби, но Авасарала остановила ее пренебрежительным жестом.

— Да ни хера! — сказала она. — Я буду повыше их в пищевой цепочке, а я уже решила, что, как только вы уйдете со спутника, мы превратим его в стеклянную бусину. Но дала им понять, что вопрос еще обсуждается, чтобы у вас было время вытащить детишек.

Бобби «кивнула» ей кулаком. Марсианских десантников обучали астерской системе жестов для общения в скафандрах. Авасарала тупо взглянула на ее руку.

— Ну, хватит играть ручонками, валите за этими сопляками.

Повернувшись обратно к лифту, Бобби уже на ходу включилась в корабельную связь.

— Амос, Пракс, через пять минут ждите меня в шлюзе в полной готовности. Алекс, через десять высаживай нас.

— Роджер, — подтвердил Алекс. — Доброй охоты, солдат.

Бобби задумалась о том, что, будь у них побольше времени, они с пилотом могли бы стать друзьями. Думать об этом было приятно.

Амос встретил ее у входа в шлюз. Он оделся в легкий марсианский скафандр и вооружился огромным дробовиком. Опоздавший Пракс ввалился к ним, все еще сражаясь со снаряжением, как ребенок, натягивающий отцовские сапоги. Пока Амос помогал ботанику застегнуться, Алекс, подключившись к рации шлюза, сказал:

— Иду вниз. Держитесь за что-нибудь.

Бобби на полную мощность включила магниты на подошвах, прилепившись к качнувшейся палубе. Амос с Праксом сели в выдвинутые из стены кресла и пристегнулись.

— Повторим еще раз план, — предложила Бобби, вызывая кадры съемки с орбиты. По ее команде «Роси» вывел изображение на стенной монитор. — Входим через этот шлюз. Если он заперт, Амос подорвет наружную дверь. Войти надо быстро. Ваши скафандры ненадолго защитят от излучения, в котором купается Ио. Пракс, ты держишь связь с Наоми и, как только войдем, ищешь узел подключения к внутренней системе. Мы ничего не знаем о планировке базы, так что чем скорее Наоми хакнет их систему, тем скорее мы найдем детей.

— Мне больше по вкусу запасной план, — заметил Амос.

— Запасной? — переспросил Пракс.

— Запасной план состоит в том, что я хватаю первого встречного и выбиваю из него, где искать ребят.

Пракс кивнул:

— Да, мне этот вариант тоже нравится.

Бобби проигнорировала петушащихся мужчин. Волнение перед боем каждый переживает по-своему. Бобби, например, как одержимая перебирала в уме все детали предстоящего боя, но угрозы и бахвальство — способ не хуже.

— Как только мы установим, где их искать, вы, мальчики, со всех ног бегите за детишками, а я позабочусь, чтобы вам было куда вернуться.

— Приятно звучит, — сказал Амос.

— Не обманывайте себя, — продолжала Бобби. — Ио — одно из самых неприятных мест в Солнечной системе. Тектоническая активность и дьявольская радиация. Легко понять, почему они затаились именно здесь, но помните, что само пребывание на этом дерьмовом спутничке — опасно.

— Две минуты, — предупредил по связи Алекс.

Бобби набрала в грудь воздуха.

— И это еще не худшее. Подонки выпалили по Марсу двумя сотнями протомолекулярных гибридов. Можно надеяться, что они растратили все запасы, но мне что-то не верится. Внутри мы вполне можем нарваться на одного из этих монстров.

Она не сказала: «Я видела это во сне». Все и без того было достаточно сложно.

— Если так, с ним разберусь я. Ты, Амос, чуть не убил собственного капитана, когда палил в такого в грузотсеке. Попробуешь проделать подобное со мной — я тебе руки поотрываю. Поэтому лучше не пробуй.

— Решено, шеф, — согласился Амос. — Не ерзай в пеленках, я все понял.

— Одна минута, — сообщил Алекс.

— Там будут марсианские десантники, контролирующие периметр, но им приказано нас пропустить. Если нам навстречу кто-то прорвется, можно не обращать внимания. От марсиан далеко не уйдет.

— Тридцать секунд.

— Приготовились, — велела Бобби и включила проверку состояния систем скафандра. Все горело зеленым, в том числе и счетчик боеприпасов, отметивший две тысячи зажигательных патронов.

Воздух с протяжным, затухающим свистом высосало из шлюза. Осталось редкое облачко атмосферы той же плотности, что сернистая прозрачная оболочка Ио. Не успел корабль встать на грунт, как Амос вскочил с места и привстал на цыпочки, чтобы прижаться шлемом к шлему Бобби.

— Задай им трепку, десантура! — проорал он.

Наружный люк отодвинулся, и скафандр Бобби завопил о радиационной тревоге, а заодно услужливо проинформировал, что наружная атмосфера непригодна для жизни. Бобби подтолкнула Амоса к выходу и направила Пракса следом.

— Ходу, ходу, ходу!

Амос несся вперед длинными прыжками, его тяжелое дыхание слышалось в динамике связи. Пракс не отставал. При низком тяготении он чувствовал себя в своей тарелке и легко держался на ногах. Бобби, выбравшись из «Роси», прыгнула по длинной дуге, поднявшись в верхней точке на семь метров над грунтом. Она визуально обследовала поверхность, а скафандр ощупывал ее радаром и электромагнитными датчиками, пытаясь засечь цели. Ни датчики, ни Бобби ничего не нашли.

Она ударила ногами в грунт рядом со спотыкающимся Амосом и снова прыгнула, первой оказавшись у шлюза. Нажала кнопку — и дверь начала открываться. Ну конечно, кто же будет запирать двери на Ио? Ни один вор не попрется за фамильным серебром через расплавленный кремний и серу.

Амос ворвался в шлюз и только там остановился перевести дыхание. Пракс отстал от него всего на секунду, и Бобби уже собиралась приказать закрыть шлюз, когда рация сдохла.

Развернувшись, Бобби поискала взглядом движения на поверхности. Амос подскочил к ней и ткнулся шлемом в броневую пластину на спине. Бобби с трудом разобрала его вопль:

— Это что?

Вместо ответа, Бобби посторонилась и ткнула сперва в Амоса, затем во внутреннюю дверь. Пальцами изобразила шагающие ноги. Механик кивнул одной рукой и, вернувшись в шлюз, закрыл наружную дверь.

Теперь, что бы ни творилось внутри, это касалось только Пракса с Амосом. Бобби пожелала им удачи.

Движение она заметила раньше камер скафандра. Что-то проступило на желтой серной поверхности. Что-то, слегка отличающееся по цвету. Бобби проследила движение взглядом, и скафандр тут же засек цель наводящим лазером. Теперь не потеряет. Может, эта штука и глушит радиоволны, но свет отражает, коль скоро ее можно видеть.

Нечто снова шевельнулось — неторопливо, над самой землей. Если бы Бобби не смотрела на него в упор, ни за что бы не заметила. Подкрадывается. А значит, вероятно, не сознает, что его засекли. Лазерный дальномер оценил расстояние в триста метров. Если ее теория верна, поняв, что замечен, монстр бросится к ней по прямой, норовя ухватить и разорвать. А если это сразу не удастся, начнет чем-нибудь швыряться. Ей же нужно только подбивать его, пока не откажет программа и не сработает самоликвидация. Теорий в избытке.

Пора их испытать.

Бобби навела оружие. Скафандр помогал ввести поправку на расстояние, но искажение траектории сверхскоростных пуль на малом спутнике должно быть совсем незначительным. Прекрасно сознавая, что монстр не может увидеть ее лица сквозь затемненный щиток шлема, Бобби губами послала ему воздушный поцелуй:

— Я вернулась, милок. Иди, мамочка тебя поцелует!

Она нажала гашетку. Пятьдесят пуль покрыли расстояние от ствола до монстра за треть секунды. Все пятьдесят попали в цель и прошли навылет, почти не утратив кинетической энергии. Силы удара едва хватило, чтобы разорвать наконечник каждой пули и воспламенить самоокисляющийся гель внутри. Монстра пронзили пятьдесят коротких, но очень горячих огненных вспышек.

Часть вылетевших из выходных отверстий волокон тоже вспыхнули и исчезли в пламени.

Монстр рванулся к Бобби рывком, казалось бы невозможным при малом тяготении. Каждый толчок ноги должен был подкидывать его высоко вверх, но темные ступни липли к силикатной поверхности Ио, словно магнитные подошвы к стальной палубе. Скорость ошеломляла. Голубые глаза сверкали молниями. Невероятно длинные руки потянулись к ней, на бегу хватая пальцами пустоту. Все было как в ее кошмаре. И на долю секунды Бобби захотелось остаться на месте и досмотреть сон до конца. Другая часть сознания ожидала привычного пробуждения на промокших от пота простынях.

Бобби смотрела на бегущего монстра, с удовольствием отмечая черные опалины в местах попадания зажигательных пуль. На этот раз раны не смыкались, как вода, выбросив брызги черных волокон. Она подранила врага, но этого было мало.

Отвернувшись, Бобби скачками побежала под прямым углом к его курсу. Скафандр продолжал держать цель лазерным прицелом, поэтому ей не приходилось оборачиваться. Монстр, как она и ожидала, свернул за ней, но при этом запнулся. «Быстр на прямой, — повторила себе Бобби, — а на поворотах скисает».

Когда до чудовища дошло, что Бобби не собирается смирно стоять и ждать, оно остановилось. Бобби споткнулась, тормозя, и обернулась. Тварь нагнулась и выломала из грунта большой кусок древней лавы, затем протянула другую руку к земле и вцепилась в нее, как якорем.

— Вот оно, — сказала себе Бобби. Она метнулась в сторону одновременно с броском. Камень прошел в каком-то сантиметре от нее. Бобби упала и перекатилась, мгновенно открыв огонь. На этот раз она стреляла несколько секунд, послав во врага сотни пуль.

— Все, что можешь ты, я могу лучше! — пела она себе под нос. — Я все могу лучше, чем ты!

Пули пробили в теле монстра огромную пылающую прореху и едва не оторвали ему левую руку. Тварь развернулась вокруг оси и рухнула. Бобби вскочила, приготовившись бежать, если монстр поднимется, но тот, вместо того чтобы встать, перевернулся на спину и встряхнулся. Голова его разбухала, голубые глаза горели все ярче. Бобби видела движение под черной хитиновой шкурой.

— Грохни, тварь! — заорала она, ожидая взрыва бомбы.

Но монстр вдруг вскочил, вырвал шмат собственного брюха и швырнул в нее. Пока Бобби соображала, что это значит, бомба упала в нескольких метрах от нее. Взрыв смел десантницу и покатил по поверхности Ио, скафандр предостерегающе завопил. Когда она наконец остановилась, дисплей контроля предстал рождественской гирляндой красных и зеленых лампочек. Бобби хотела пошевелить конечностями, но они были тяжелее камня. Отказал мониторинг движений, который передавал напряжение мышц на сервомоторы скафандра. Система пошла на перезагрузку, и одновременно скафандр пытался переформатироваться и запустить программу на других локациях. Перед глазами вспыхивала и гасла янтарная надпись: «Пожалуйста, ждите».

Бобби все еще не могла повернуть головы, так что склонившийся над ней монстр застал ее врасплох. Она подавила крик. Могла бы не беспокоиться — сернистая атмосфера Ио была слишком разреженной, чтобы передать звук. Монстр все равно бы ее не услышал. И все же, хотя «новая» Бобби примирилась с мыслью погибнуть в бою, в ней еще оставалось достаточно от прежней, которая не позволяла себе визжать, как девчонка.

Монстр склонился, рассматривая ее; его огромные, до странности детские глаза ярко светились. Пули основательно покорежили тело, но он словно не замечал ран. Потыкал в нагрудник длинным пальцем и вдруг, содрогнувшись, залил Бобби густой бурой струей.

— Какая мерзость! — вскрикнула Бобби. Не будь скафандр абсолютно герметичным, ей бы уже было не до протомолекулы, и все же — как теперь отмывать эту дрянь?

Монстр склонил голову к плечу, с любопытством разглядывая ее скафандр. Снова потыкал пальцем, сгибая его так, словно хотел проковырять дырочку. Бобби помнила, как такие же пальцы взломали девятитонную боевую машину. Если бы он задумал пробить броню, уже пробил бы. Но монстр почему-то не спешил ее прикончить. На глазах у Бобби из середины его торса протянулась длинная гибкая трубка и принялась вместо пальца ощупывать ее скафандр. Из этого нового отростка бурая жижа лилась непрерывной струей. Сигнал готовности оружия переключился с красного на зеленый. Бобби, испытывая, крутанула магазин — работает! Конечно, скафандр продолжал твердить: «Пожалуйста, ждите», но это относилось к движениям. А если монстру надоест игрушка и он отойдет под прицел ствола, она сумеет дать несколько выстрелов.

Трубка между тем шарила по ней все настойчивее. Она пробиралась во все впадины, периодически выстреливая в них бурым. Это было омерзительно и страшно. Так сексуальный маньяк играет с одеждой неосторожной школьницы.

— Да пошел он к черту, — пробормотала Бобби.

Она не станет валяться на спинке, позволяя этому чудищу ее лапать! Правая рука скафандра была страшно тяжелой: активатор, во включенном состоянии усиливавший движения, сейчас, наоборот, тормозил их. Поднимая руку, она словно выжимала тяжелую гирю, да еще в свинцовой перчатке. Но Бобби не сдавалась, а потом что-то щелкнуло. Может, в скафандре. Может, у нее в плече. Сейчас она запретила себе чувствовать боль, так что это было все равно.

После щелчка рука пошла легче и кулак Бобби уперся в голову монстра.

— Прощай, — сказала она.

Тварь с любопытством разглядывала ее руку. Бобби нажала гашетку и не отпускала, пока счетчик патронов не остановился на нуле. У монстра выше плеч больше ничего не было. Бобби в изнеможении уронила руку.

«Переформатирование прошло успешно, — сообщил ей скафандр. — Перезагрузка».

Услышав знакомое жужжание, Бобби расхохоталась и уже не могла остановиться. Она сбросила с себя труп монстра и села прямо.

— Хорошо, а то до корабля еще далеко!

Глава 51 Пракс

Пракс бежал. Коридоры шестиугольной станции сходились к центру. Гравитация была не выше, чем на Ганимеде, и Праксу после недель на ускорении в одно g приходилось следить, чтобы каждый шаг не подбрасывал его к потолку. Амос скользил рядом с ним, двигаясь плавными низкими прыжками. Ствол его дробовика был твердо нацелен вперед.

На разветвлении коридора мелькнула женщина. Темноволосая, со смуглой кожей. Не та, что украла Мэй. Круглыми глазами глянув на пришельцев, она шмыгнула в сторону.

— О нас уже знают, — сказал Пракс, чуть задыхаясь.

— Думаю, довольно давно, док, — словно бы невзначай заметил Амос, но голос его звучал немного натужно. От злости?

На развилке они задержались. Пракс оперся локтями о колени, восстанавливая дыхание. На двух десятых g кровь и без того легко поднималась вверх. Строго говоря, ему было бы лучше стоять прямо, не пережимая сосудов. Ученый заставил себя разогнуться.

— Куда бы воткнуть передатчик для Наоми? — обратился он к Амосу.

Тот пожал плечами и кивнул на стену.

— Может, проще пойти по указателям?

Стену украшали цветные стрелки с надписями: «Контроль жизнеобесп.», «Кафетерий», «Главн. лаб.». По стрелке «Главн. лаб.» Амос и постучал стволом дробовика.

— По мне, подходит, — согласился Пракс.

— Идти уже можешь?

— Могу, — ответил Пракс, сомневаясь, правду ли говорит.

Пол под ногами качнулся, и сразу вслед за этим они подошвами ног ощутили протяжный зловещий рокот.

— Наоми, ты здесь?

— Здесь. Я по другой линии держу связь с капитаном. Буду переключаться туда-сюда. Все в порядке?

— С небольшой натяжкой, — ответил Амос. — Судя по звуку, стрельба. Там снаружи базу не обстреливают?

— Нет, — голос Наоми доходил с корабля утончившимся и писклявым. — Похоже, местные выстраивают оборону, но марсиане пока не отвечают на огонь.

— Скажи им, чтоб не дурили, — попросил Амос, уже двигаясь по коридору, ведущему к лаборатории. Пракс прыгнул следом, не рассчитал и разбил плечо о потолок.

— Ага, сразу как меня спросят, — огрызнулась Наоми.

Коридоры сплетались лабиринтом, но Пракс всю жизнь провел в таких лабиринтах. Логика размещения исследовательских центров повсюду одинакова. Отличаются планы этажей, множество деталей зависит от бюджета, область исследований определяет необходимость в различном оборудовании, но дух места остается тем же, и Пракс чувствовал себя как дома.

Еще дважды люди, завидев их, шмыгали в боковые коридоры. Первой оказалась женщина-астер в белом лабораторном халате. Вторым — тучный темнокожий мужчина, коренастый как землянин. На нем был строгий костюм — общая для всех планет примета администратора. Ни один из двоих не пытался их остановить, и Пракс сразу выбросил их из головы.

Герметичные переборки отделяли маленькую лабораторию с пониженным давлением. Когда Амос вскрыл проход, поток воздуха словно подтолкнул их вперед. Снова донесся рокот — на этот раз громче — и продлился добрых пятнадцать секунд. Возможно, шел бой или поблизости прорезался новый вулкан — кто знает. Пракс не сомневался, что база строилась с учетом сейсмической опасности. Мелькнула мысль, как здесь обеспечивается безопасность, но он сразу выкинул ее из головы. Все равно здесь он был бессилен.

Лаборатория оказалась как минимум не хуже той, в которой он работал на Ганимеде. Здесь было все, от волоконных дисплеев полного резонанса до интерференционных гравилинз. Оранжевый низкий стол-экран в углу показывал голографическую картину быстро растущей колонии клеток. Отсюда, не считая той двери, в которую они вошли, вели еще два выхода. Где-то недалеко перекликались люди.

Пракс указал на одну из дверей:

— Сюда. Взгляни на петли. Позволяет протаскивать внутрь объемные грузы.

В коридоре было теплее, воздух стал влажным. Не то чтобы как в оранжерее, но близко к тому. Они вышли на длинную галерею с пятиметровым потолком. Параллельные рельсы-направляющие на полу и потолке позволяли перевозить тяжелые грузы и клетки-вольеры. Вдоль галереи располагались ниши-отсеки, памятные Праксу по временам аспирантуры: «умные» столы, настенные дисплеи, пульты управления, емкости для образцов. Крики стали ближе. Пракс собирался сказать об этом, но Амос, покачав головой, указал на дальний отек. Оттуда слышался раздраженный и настойчивый мужской голос.

— Какая эвакуация, когда эвакуироваться некуда? — говорил он. — Ничего не отдам, буду торговаться…

— Выбора нет, — ответил женский голос, — опустите пистолет и давайте все обсудим. Я направляла вас семь лет, и под моим управлением вы продержитесь еще столько же, если только…

— Вы бредите? Думаете, у нас есть хотя бы завтрашний день?

Амос стволом указал вперед и начал медленное, обдуманное движение. Пракс шел за ним, стараясь не шуметь. Он очень давно не слышал голоса доктора Стрикланда, но кричавший мужчина мог оказаться им. Возможно.

— Давайте начистоту, — говорил мужчина. — У нас нет ничего. Ничего. А торговаться можно только с картами на руках. Они — наши козыри. Почему, вы думаете, они еще живы?

— Карлос, — говорила женщина, пока Пракс подкрадывался к углу ниши, — на базе уже сейчас находится враг, и если они войдут через тот шлюз…

— Да, — перебил ее Амос, — и что же тогда произойдет?

Ниша была как все ниши. Стрикланд — это точно был Стрикланд — стоял у серой транспортировочной клетки, достававшей от пола ему до бедра. В клетке для образцов лежали шестеро детей: спящих или усыпленных наркотиком. А в руке Стрикланд держал маленький пистолет, наведенный на знакомую по видео женщину. Та была в облегающем мундире. Костюмами такого покроя пользовались силы безопасности, чтобы придавать своим сотрудникам крутой и устрашающий вид. В случае с женщиной это удалось.

— Мы вошли с другой стороны, — заметил Пракс, ткнув пальцем себе за спину.

— Па? — Одно тихое короткое слово. Оно прогремело из транспортировочной клетки, заглушив недели взрывов и выстрелов, крики раненых и умирающих. Пракс перестал дышать, застыл столбом. Ему хотелось крикнуть: «Осторожно, уберите оружие! Здесь дети!» Его дитя!

Пистолет Стрикланда рявкнул, и разрывная пуля превратила шею и лицо женщины в кровавую кашу. Она еще попыталась вскрикнуть, но поврежденные голосовые связки издали только нечто вроде влажного всхлипа. Амос поднял дробовик, но Стрикланд — или Мерриан? — опустил пистолет на крышу клетки и словно бы облегченно обмяк. Женщина оседала на пол, кровь и ошметки плоти ложились на пол кружевным покрывалом.

— Слава богу, вы здесь, — произнес доктор. — О, слава богу, вы здесь. Я удерживал ее, сколько мог. Доктор Менг, я не могу и представить, что это было для вас. Мне так жаль, так жаль…

Пракс шагнул вперед. Тело женщины еще раз втянуло воздух: нервная система действовала, лишившись центрального управления. Стрикланд улыбнулся ему, как улыбался все эти годы, посещая маленькую пациентку. Пракс нашел управление замком и наклонился, чтобы открыть клетку. Магнитные запоры боковой стенки щелкнули, и панель откатилась, скрывшись в раме.

Один ужасный убийственный миг он видел чужую девочку. Черные блестящие волосы, смуглая кожа — она могла быть Мэй старшей сестрой. И тут ребенок пошевелился. Всего лишь легкий поворот головы, но этого хватило, чтобы узнать дочь в подросшем теле. Месяцы на Ганимеде, недели полета на Тихо и обратно, — а она в это время росла без него.

— Какая она большая, — выговорил Пракс. — Как выросла.

Мэй нахмурилась, над самыми бровями набухли маленькие бугорки. Так хмурилась Никола. А потом девочка открыла глаза, пустые и прозрачные. Пракс рывком отстегнул и сбросил шлем. Воздух станции припахивал серой и медью.

Мэй остановила на нем взгляд и улыбнулась.

— Па, — повторила она и помахала ему рукой.

Когда он нагнулся, дочка ухватила его палец в кулак и подтянулась к его груди. Пракс прижал ее к себе, поразившись теплу и тяжести маленького тела — уже не крошечного, а просто маленького. Пустота между звездами была в тот миг меньше Мэй.

— Она под успокоительными, — подал голос Стрикланд, — но вполне здорова. Иммунная система отлично действует.

— Маленькая моя, — забормотал Пракс, — хорошая моя девочка.

Мэй опять закрыла глаза, но продолжала улыбаться и блаженно мурлыкала себе под нос.

— Вы не представляете, как я сожалею обо всем, — сказал Стрикланд. — Если бы я имел средство, чтобы связаться с вами, объяснить, что происходит, я бы непременно связался. Это было хуже кошмара.

— Говоришь, тебя здесь держали в плену? — спросил Амос.

— Почти весь технический персонал находился здесь против воли, — заверил Стрикланд. — Когда подписывали контракты, нам обещали большие возможности и свободу действий, о каких почти всем нам приходилось только мечтать. Поначалу я думал, что действительно сумею что-то изменить. Я ужасно, ужасно ошибся и никогда не сумею оправдаться.

Кровь у Пракса звенела. Тепло расходилось от солнечного сплетения к рукам и ногам. Как будто его угостили лучшим за всю историю фармакологии эйфориаком. Волосы Мэй пахли дешевым лабораторным шампунем, каким он в молодости мыл подопытных собак. Пракс разогнулся слишком быстро, и его подбросило на несколько сантиметров над полом. Ноги скользнули по чему-то липкому, и ботаник не сразу понял, что стоит на коленях в крови.

— Что с этими детишками? — спросил Амос. — Где-то должны быть и другие?

— Это все, кого мне удалось спасти. Их всех усыпили для эвакуации, — объяснил Стрикланд. — Но сейчас нам надо идти. Уходить со станции. Мне нужно обратиться к властям.

— И зачем бы? — спросил Амос.

— Я должен рассказать, что здесь происходило, — ответил Стрикланд. — Я должен всем поведать о творившихся здесь преступлениях.

— Ясно, — кивнул Амос. — Эй, Пракс, ты справишься? — Он ткнул дробовиком в сторону клетки.

Пракс обернулся к Амосу. Ему нелегко было вспомнить, где он и что они здесь делают.

— А, — сказал он, — конечно.

Одной рукой прижимая к себе Мэй, он взял пистолет Стрикланда и навел на него.

— Нет, — вскрикнул Стрикланд, — вы… вы не поняли! Я тоже жертва. Мне пришлось этим заниматься. Они меня заставили. Она заставила.

— Знаешь, — заговорил Амос, — может, я из тех, кого вы называете рабочим классом, но я не дурак. Ты из ручных социопатов «Протогена», и я не куплюсь на то, что ты пытаешься мне втюхать.

Лицо Стрикланда исказила холодная ярость — словно маска упала.

— «Протоген» мертв, — напомнил он. — Нет «Протогена».

— Верно, — признал Амос, — перепутал торговую марку. Мелочи какие!

Мэй забормотала и протянула руку за ухо отцу, чтобы ухватить его за волосы. Стрикланд отступил, сжав руки в кулаки.

— Я ее спас, — сказал он. — Девочка жива благодаря мне. Она была предназначена для второго поколения гибридов, а я вывел ее из проекта. Всех их вывел. Если бы не я, все эти дети были бы сейчас хуже чем просто мертвы. Хуже!

— Та передача, да? — спросил Пракс. — Вы поняли, что мы можем и найти вас, и решили подстраховаться девочкой, которую ищет весь мир?

— А вы против? — огрызнулся Стрикланд. — Так или иначе, ее спас я.

— Думаю, ее спас капитан Холден, — возразил Пракс, — но я понимаю вашу мысль.

Пистолет Стрикланда взводился простым движением большого пальца. Пракс поставил его на предохранитель.

— У меня нет дома, — принялся перечислять он, — нет работы. Все, кого я знал, умерли или оказались разбросаны по Солнечной системе. Верховное правительство уверено, что я насиловал женщин и детей. За последний месяц я получил более восьмидесяти открытых угроз — совершенно незнакомые люди желают мне смерти. И знаете, мне все равно.

Стрикланд облизнул губы, метнулся взглядом от Пракса к Амосу и обратно.

— Мне не нужно вас убивать, — сказал Пракс, — моя дочь вернулась, а мстить я не хочу.

Стрикланд глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Пракс видел, как расслабилось его тело, как облегчение и радость чуть изогнули углы губ. Мэй вздрогнула от грохота дробовика, но тут же опустила головку на плечо Праксу — не заплакала и не оглянулась. Тело Стрикланда медленно вытянулось и осело на пол. С того места, где была голова, брызгала на стены артериальная кровь, но с каждым толчком сердца струйки становились слабее.

Амос передернул плечами.

— Или так, — кивнул Пракс.

— Ты как, представляешь, как мы будем отсюда?..

Люк позади них распахнулся, и в нишу ворвался мужчина.

— Что такое? Я слышал…

Амос поднял дробовик. Вошедший попятился, заскулив от ужаса. Амос откашлялся.

— Есть идеи, как нам вытащить отсюда ребятишек?

Ничто в жизни не давалось Праксу так трудно, как вернуть Мэй в клетку. Ему хотелось нести дочку на руках, прижимаясь лицом к ее щеке. Примитивная реакция: самые глубокие отделы его мозга жаждали телесного контакта. Но его скафандр не защитил бы Мэй от радиации и разреженной сернистой атмосферы Ио, а транспортная клетка защищала. Пракс заботливо устроил ее рядом с двумя другими детьми. Амос тем временем укладывал остальных на вторую тележку. Самый младший был еще в подгузниках. Пракс решил, что вряд ли малыш с Ганимеда. Тележка заскользила по потолочной направляющей, дребезжа на стыках.

— Дорогу к поверхности запомнил? — спросил Амос.

— Кажется, да.

— Э, док… ты бы шлем надел.

— О, верно! Спасибо!

На развилке люди в форме службы безопасности строили баррикаду. Они вшестером собирались оборонять станцию. Брошенная Амосом с тыла граната оказалась весьма эффективной, но все же на то, чтобы убрать трупы и остатки баррикады, ушло несколько минут.

Пракс помнил время, когда насилие было для него мучительным. Не кровь и не тела. Он достаточно долго занимался анатомическими исследованиями, чтобы научиться отгораживать сознание от ужаса перед расчлененным телом. А вот то, как люди действовали в ярости, то, что мужчины и женщины, разорванные у него на глазах на куски, не были завещавшими свои тела науке покойниками, прежде воспринималось бы тяжело. Мир лишил его этого свойства, причем Пракс вряд ли сумел бы точно сказать, когда это случилось. Что-то в нем онемело, и, может быть, навсегда. Он отметил потерю, но только рассудком. Из всех чувств в нем осталось только сияющее облегчение, что Мэй была здесь и жива, да еще звериное стремление защищать ее, то есть никогда больше не спускать с нее глаз, пока она остается в этой вселенной.

Везти тележки по грунту оказалось труднее: колеса застревали на неровной поверхности. Пракс по примеру Амоса развернул свою и теперь тянул, вместо того чтоб толкать. С точки зрения физики так было проще, но, если бы не механик, Праксу бы в голову не пришло отвернуться от детей.

Бобби медленно подходила к «Росинанту». Ее скафандр был опален, покрыт пятнами и двигался неуклюже. По спине стекала прозрачная жидкость.

— Не подходите, — предупредила она, — я вся заляпана протомолекулой.

— Плохо, — сказал Амос. — Есть способ отчистить?

— Вообще-то, нет, — сказала Бобби. — Как у вас?

— Набрали детишек. На хоровой кружок хватит, а на бейсбольную команду маловато, — ответил Амос.

— Мэй здесь, — сказал Пракс. — С ней все хорошо.

— Рада слышать, — сказала Бобби, и в ее голосе сквозь усталость пробилась настоящая радость.

Амос с Праксом вошли в шлюз и поставили тележки у стены, а Бобби осталась снаружи. Пракс проверил индикаторы перевозочных клеток. Воздуха должно было хватить еще на сорок минут.

— Давай, — скомандовал Амос, — мы готовы.

— Включаю аварийный сброс, — отозвалась Бобби, и бронированный скафандр распался. Странное было зрелище: жесткие слои броневых пластин раскрывались, как лепестки цветка, и опадали, обнажая застывшую с закрытыми глазами и открытым ртом женщину. Когда она протянула к Амосу руку, Пракс вспомнил, как подалась к нему из клетки Мэй.

— Давай, док, — сказал Амос.

— Шлюзование, — ответил Пракс.

Он закрыл наружный люк и пустил в камеру свежий воздух. Через десять секунд грудь Бобби заходила ходуном. Через тридцать секунд давление достигло семи восьмых атмосферного.

— Как наши дела, ребята? — спросила Наоми, пока Пракс открывал клетки.

Дети еще спали. Мэй по младенческой привычке засунула в рот два пальца. Пракс опять заметил, как она повзрослела.

— Дела в порядке, — ответил Амос. — Предлагаю убраться отсюда на хрен и застеклить весь шарик.

— Отнюдь не херовое предложение, — поддержала по другому каналу Авасарала.

— Принято, — согласилась и Наоми. — Мы к взлету готовы. Дайте знать, когда устроите новых пассажиров.

Пракс стащил с головы шлем и сел рядом с Бобби. Она, в черной чешуе трико, словно сейчас вышла со спортивной тренировки. Но ему было все равно, кто рядом с ним.

— Рада, что ты вернул дочку, — сказала она.

— Спасибо. Жаль, что ты потеряла скафандр, — сказал он.

Бобби пожала плечами.

— От него все равно один вид остался.

— Шлюзование закончено, Наоми, — сказал Амос. — Мы дома.

Глава 52 Авасарала

— Мы теперь все друзья, — сказал Соутер. Разговор без временного лага был удовольствием, в котором Авасарала не стала себе отказывать. — Если малость примнем свои острые углы, друзьями и останемся. Думаю, и нам и им понадобится не один год, чтобы вернуть флоты к прежнему состоянию.

— А дети?

— Ими занимаются. Мой старший медик держит связь со специалистами по детским иммунным заболеваниям. Осталось только найти их родителей и разослать всех по домам.

— Хорошо, — кивнула Авасарала, — это я и хотела услышать. А те?

Соутер кивнул. При низкой силе тяжести он выглядел моложе. Как и она. Кожа не обвисала, и представлялось возможным увидеть, каким он был в юности.

— Мы получили контрольные коды на сто семьдесят один снаряд. Все они быстро движутся в сторону Солнца, но не ускоряются и не уклоняются от курса. Нам, собственно, остается подождать и подпустить их поближе к Марсу, после чего уничтожить.

— Уверены, что это хорошая мысль?

— Под «поближе» я понимаю «на несколько недель пути» на нынешней скорости. Космос велик.

Последовала пауза, означавшая нечто большее, чем минуту тишины.

— Я хотел бы, чтобы вы вернулись домой на нашем корабле, — заметил Соутер.

— Чтобы застрять здесь с бумагами еще на несколько недель? Не дождетесь! Кроме того, возвращение вместе с Джеймсом Холденом, сержантом Робертой Драпер и Мэй Менг — это очень подходящий символ. Пресса схавает с удовольствием. Земля, Марс, внешние планеты и Джеймс Холден, кого бы он теперь ни представлял.

— Знаменитость? — предположил Соутер. — Самостоятельная нация.

— Парень не так уж плох, если отвлечься от его праведности. И я на его корабле, а его корабль может брать разгон уже сейчас, не требуя ремонта. Я наняла его. Теперь ни один хрен не посмеет упрекнуть меня в нецелевом расходовании средств.

— Ну что ж, — сказал Соутер, — тогда увидимся в колодце.

— Увидимся, — ответила она и отключилась.

Встав с места, Авасарала неторопливо проплыла через рубку. Так легко казалось спорхнуть вниз по шахте трапа — словно в детском сне. Искушение было велико. На практике же она предвидела, что либо слишком сильно толкнется и во что-нибудь врежется, либо толкнется так слабо, что сопротивление воздуха остановит ее вне досягаемости до любой опоры. Так что Авасарала воспользовалась зацепами для рук и медленно потянула себя вниз, к камбузу. Переборка открылась перед ней и затворилась позади, тихонько прошипев гидравликой и металлически лязгнув. На жилой палубе слышались голоса, хотя она сначала не разбирала слов, а когда разобрала, людей еще не было видно.

— …Надо закрыть, — говорил Пракс. — То есть теперь для него уже нет оснований. Как ты думаешь, мне не могут предъявить иск?

— Иск всякому могут предъявить, — отвечал Холден, — только вряд ли выиграют дело.

— Но я вовсе не хочу ни с кем судиться. Надо его закрыть.

— Я выставил на сайт уведомление о нынешнем положении дел и запросил подтверждения на право перевода денег.

Авасарала втянула себя в камбуз. Пракс с Холденом парили у кофеварки. Пракс ошалело хлопал глазами, а лицо Холдена выражало некоторое самодовольство. Оба держали в руках по груше с кофе, но Пракс о своей, кажется, позабыл. Глаза у него были совсем круглыми, а челюсть отвисла, вопреки невесомости.

— Кому иск? — спросила Авасарала.

— Теперь, когда мы вернули Мэй, — объяснил Холден, — Пракс хочет, чтобы ему перестали слать деньги.

— Их слишком много, — подхватил ботаник, с надеждой глядя на нее, словно ждал, что Авасарала немедленно поможет.

— Избыточный бюджет? — спросила Авасарала.

— Ну, на то, чтобы бросить работу, ему не хватит, — сказал Холден. — Во всяком случае на роскошную жизнь маловато.

— Но они же твои, — с надеждой обратился к нему Пракс. — Счет открывал ты.

— Плату за «Росинант» я уже снял. Не сомневайся, ты с нами щедро расплатился, — отмахнулся Холден. — Все, что осталось, твое. Ну, ваше с Мэй.

Авасарала недовольно поморщилась. Это немного подрывало ее планы. Она думала, что сейчас самое подходящее время впрячь Пракса в контракт, а Джим Холден снова влез в последний момент и все испортил.

— Поздравляю, — протянула она. — Никто не знает, где Бобби? Мне надо с ней поговорить.

— В последний раз, когда я ее видел, она направлялась к мастерской.

Авасарала поблагодарила и потащилась дальше. Если Праксидик Менг теперь финансово независим, он не так охотно возьмется за работу по восстановлению Ганимеда — во всяком случае, не за деньги. Может, она сумеет воздействовать на его гражданское сознание? Они с дочерью стали воплощением трагедии Ганимеда, и его лицо во главе стола будет значить для людей больше, чем все рассуждения о том, как плохо им придется, если не наладить поставки продовольствия. Возможно, Менг из тех, кто покупается на такое. Надо будет обдумать.

И опять она двигалась так медленно и осторожно, что издалека услышала голоса. Бобби и Амос — оба смеются. Авасарале не верилось, что она застала их в интимную минуту, но в смехе чувствовалось что-то такое. Потом восторженно взвизгнула Мэй, и Авасарала поняла.

На ее взгляд, механическая мастерская была самым неподходящим на корабле местом для детских игр, за исключением, разве что, реакторного зала, однако Мэй была здесь: висела в воздухе, размахивая руками и ногами. Черные, отросшие до плеч волосы взметнулись вихрем, не успевая за плавным кувырком тела. Бобби поймала малышку и кинула обратно к Амосу. Авасарала отметила, что у девочки скоро станут меняться молочные зубы, и подумала, много ли она вспомнит об этой истории, когда станет взрослой.

— Вы с ума сошли? — строго спросила она, дождавшись, пока Амос поймает девочку. — Здесь не игровая площадка.

— Да ладно, — ответил Амос, — мы здесь ненадолго. Капитану с доком надо было минутку потолковать спокойно, вот я и увел малышку сюда. Экскурсия по кораблю.

— Может, они и попросили вас поиграть с нею, но не подразумевали, что вы станете использовать ее вместо мяча, — отрезала Авасарала, надвигаясь на механика. — Дайте мне ребенка. Вы все совершенно не умеете обращаться с маленькими девочками. Даже странно, как вы умудрились дожить до своих лет?

— А что такого? — ухмыльнулся Амос, протягивая ей малышку.

— Иди к нянюшке, — сказала Авасарала.

— Что это — «нянюшка»? — спросила девочка.

— Я твоя нянюшка, — ответила Авасарала, принимая девочку на руки. По привычке она хотела подставить бедро, чтобы удержать тяжесть. Странно было взять в руки невесомого ребенка. Приятно, но странно. От Мэй пахло воском и ванилью. — Долго нам еще ждать тяги? Мне ох… ох как несладко болтаться по кораблю на манер воздушного шарика.

— Вот Алекс с Наоми закончат проверку компьютеров — и снимаемся, — сказал Амос.

— А где папа? — спросила Мэй.

— Хорошо, — ответила Амосу Авасарала. — Нас поджимает расписание, а за уроки воздухоплавания я вам не платила. Папа разговаривает с капитаном, Мэй.

— Где? — капризно протянула девочка. — Где он? Хочу к папе!

— Я тебя отведу, крошка, — успокоил Амос, подавая ей широкую лапу, и обернулся к Авасарале. — На пять минут ее хватает, а потом: «Где папа?»

— Хорошо, — кивнула Авасарала. — Они друг друга стоят.

— Угу.

Механик подтянул девочку к своему центру тяжести и толчком направил себя к камбузу. Ему зацепы были ни к чему. Проводив их взглядом, Авасарала обратилась к Бобби. Та плавала, окруженная волнами собственных волос. Авасарала еще не видела ее такой расслабленной. Спокойствие на лице должно было придавать девушке умиротворенный вид, но Авасарале вдруг представилась утопленница.

— Ну что, — спросила Бобби, — ваши техники с Земли ответили?

— Ответили, — кивнула Авасарала, — был очередной всплеск энергии. Сильнее, чем прежние. Пракс не ошибся. Это единая сеть, и, хуже того, они не страдают от задержки сигнала. Венера отозвалась прежде, чем информация о битве могла ее достичь физически.

— Так, — проговорила Бобби. — Это плохо, да?

— Это странно, как лифчик на епископе, но кто бы знал, что это значит? Они рассуждают о спин-связанных сетях, что бы под этим ни подразумевалось. Самая внятная из теорий говорит, что для протомолекулы это вроде всплеска адреналина. Когда одна часть подвергается насилию, остальные настораживаются, пока опасность не минует.

— Ну, значит, она хоть чего-то боится. Приятно слышать, что в чем-то она уязвима.

Минуту обе молчали. Вдалеке что-то звонко рассыпалось, взвизгнула Мэй. Бобби напряглась, Авасарала же и глазом не моргнула. Любопытно, как реагируют на девочку непривычные к детям люди. Они не умеют отличить восторженного визга от плача. Авасарала уже поняла, что на этом корабле только она и Пракс разбираются в детских воплях.

— Я тебя искала, — сказала она.

Бобби пожала плечами.

— Вот я здесь.

— Это плохо?

— Не поняла. Что плохо?

— Что ты здесь.

Бобби отвела взгляд, замкнулась. Этого Авасарала и ожидала.

— Ты собиралась умереть, а Вселенная тебя снова надула. Ты победила. Ты выжила. И все проблемы остались.

— Некоторые остались, — признала Бобби. — Хотя и не все. И мы выиграли в вашей игре.

Авасарала расхохоталась так, что ее раскрутило в воздухе. Дотянувшись до стены, она остановила вращение.

— Моя игра! В ней не бывает победы. Просто мы пока не проиграли. Вот Эрринрайт — он проиграл. И Сорен. И Нгайен. Я вывела их из игры, а сама осталась, но что дальше? Эрринрайта с треском выставят в отставку, а мне предложат его работу.

— Вы этого хотите?

— Хочу или не хочу — не важно. Мне ее предложат, потому что, если Пузырь-башка этого не сделает, люди решат, что он мной пренебрегает. А если я не возьмусь, решат, что я уже не так голодна, чтоб меня бояться. Я буду отчитываться непосредственно перед генеральным секретарем. Больше власти, больше ответственности. Больше друзей и больше врагов. Так приходится платить за игру.

— Похоже, должен быть выбор.

— Он есть. Я могу уйти в отставку.

— А почему бы и нет?

— О, я уйду, — ответила Авасарала, — в тот день, когда ко мне вернется сын. А ты? Хочешь уйти?

— Вы спрашиваете, по-прежнему ли я ищу смерти?

— Да, я об этом.

Повисла пауза. Это было хорошо. Значит, Бобби действительно обдумывает ответ.

— Нет, — сказала она, — думаю, нет. Погибнуть в бою — одно дело. Этим можно гордиться. А просто уйти, чтобы уйти, — это не для меня.

— Ты в интересной позиции, — сказала Авасарала. — Подумай, как ее использовать.

— В какой же это позиции? Вольного наемника?

— Предательница своего правительства и герой своей родины. Мученица, оставшаяся в живых. Марсианка, чей лучший и единственный друг вот-вот возглавит правительство Земли.

— Вы не единственный мой друг, — возразила Бобби.

— Чушь. Алекс и Амос не в счет. Оба только и думают, как бы залезть тебе в трусы.

— А вы — нет?

Авасарала снова расхохоталась. Бобби хоть улыбнулась наконец. Она не улыбалась с самого возвращения. Но вздохнула глубоко и тоскливо.

— Все равно меня это преследует, — призналась она. — Я думала, пройдет. Думала, если я встречусь с ним лицом к лицу, это пройдет.

— Это не проходит. Никогда. Но ты научишься.

— Чему?

— Терпеть, — сказала старуха. — Подумай, чем бы ты хотела заняться. Подумай, кем ты хочешь стать. А потом приходи ко мне, и я, если сумею, все исполню.

— Почему? — спросила Бобби. — Серьезно, почему? Я солдат. Я выполняла задание. Да, оно оказалось необычнее и труднее, чем все прежние, но я его выполнила. Потому что надо было выполнить. Вы мне ничем не обязаны.

Авасарала вздернула бровь.

— Политический блат — мой способ выражать симпатию, — объяснила она.

В динамике корабельной связи раздался голос Алекса:

— Ну, люди, мы вернулись и, если никто не возражает, через тридцать секунд даем тягу. Все готовы набрать вес?

— Спасибо за предложение, — сказала Бобби, — но, может, я не стану торопиться его принимать.

— А что будешь делать пока? Дальше?

— Вернусь домой, — сказала Бобби. — Хочу повидать родных. Папу. Думаю, останусь с ними на время. Разберусь, кто я такая. И как начать заново. Вроде того.

— Дверь открыта, Бобби. Когда она тебе понадобится, она будет открыта.

Возвращение на Луну было вроде занозы в заднице. Семь часов в день Авасарала проводила в кресле-амортизаторе, пересылая и получая сообщения с разнообразной задержкой сигнала. На Земле успешную карьеру Эрринрайта отметили нешумной церемонией, после чего он решил проводить больше времени с семьей на птицеводческой ферме, или чему он там вознамерился посвятить оставшиеся до смерти десятилетия. Чем бы ни занялся, политической власти у него уже не будет.

Расследование на базе Ио продолжалось, и на Земле потихоньку катились головы. Но не на Марсе. Те члены марсианского правительства, кто поддерживал Эрринрайта, легко отделались. Лишившись самого мощного в истории биологического оружия, они спасли свои карьеры. Политика полна такими горькими шутками.

Авасарала издалека выстраивала свой новый кабинет. К тому времени как она в него войдет, он уже месяц будет на ходу. Это было похоже на управление машиной с заднего сиденья, и Авасаралу это страшно злило.

Вдобавок Мэй Менг решила, что с бабушкой весело, и каждый день претендовала на ее внимание. Авасарале некогда было играть с маленькими девочками — но время, конечно, находилось. И она играла. И еще ей требовались тренировки, чтобы не попасть в больницу после возвращения к обычной силе тяжести. От стероидных коктейлей все тело обдавало жаром и засыпать было трудно. Обе ее дочери отпраздновали дни рождения, а она присутствовала только на экране. Один раз с двадцатиминутной задержкой, другой — с четырехминутной.

Когда они обгоняли облако несущихся к Солнцу протомолекулярных монстров, Авасаралу две ночи мучили кошмары, но понемногу отошло. За каждым снарядом следили два правительства, и Эрринрайтова посылка со смертью беззвучно и плавно неслась к собственной гибели.

Авасарале не терпелось попасть домой.

Швартовка на Луне раздразнила, как ломтик яблока, поднесенный к губам изголодавшейся женщины. Мягкая синева и белизна освещенной Солнцем планеты, черная с золотом ночная сторона. Какой прекрасный мир! Такого нет во всей Солнечной системе. Там, внизу, был ее дом. Ее кабинет. Собственная постель.

Но не Арджуна.

Тот встретил ее на посадочной площадке — в новом костюме, с букетом свежей сирени в руке. Он тоже выглядел моложе в низком тяготении, хотя глаза немного покраснели. Идя к нему, Авасарала чувствовала на себе любопытные взгляды Холдена и его команды. Что за мужчина выдержал брак с такой шершавой и жесткой стервой, как Крисьен Авасарала? Кто он ей: господин или жертва? Как такое вообще может быть?

— С возвращением, — тихо сказал Арджуна, когда она склонилась к его плечу.

Он пах самим собой. Она стояла, уткнувшись лицом ему в грудь, и уже не так скучала по Земле.

Она уже была дома.

Глава 53 Холден

— Привет, мама. Мы на Луне!

Задержка сигнала с Луны была крошечной, всего шесть секунд в обе стороны, и все же перед каждым ответом возникала неловкая пауза. Сердце пять раз успело стукнуть, прежде чем лицо матери Элизы в камере ее гостиничного видео осветилось радостью.

— Джимми! Ты спустишься?

Она говорила о спуске в колодец. О возвращении домой. И Холдену до боли хотелось спуститься. Он много лет не заглядывал на родительскую ферму в Монтане. Но сейчас с ним была Наоми, а астерам на Землю ход заказан.

— Нет, мам, в другой раз. Но я прошу вас всех слетать ко мне сюда. Рейс шаттла — подарок от меня. А принимает нас госсекретарь ООН Авасарала, так что номера будут роскошные.

Задержка сигнала располагала к непрерывному потоку слов. В обычном разговоре собеседник неуловимыми сигналами дает понять, что теперь его очередь высказаться. Холден заставил себя остановиться и стал ждать ответа. Элиза смотрела в экран, пережидая паузу. Холден видел, как она постарела со времени его последней побывки. Темно-каштановые, почти черные волосы подернулись сединой, смешливые морщинки у глаз и губ стали глубже. Через пять секунд она безнадежно махнула рукой:

— Ох, Том ни за что не полетит на Луну. Ты же его знаешь, он терпеть не может невесомости. Ты уж спускайся и повидай нас здесь. Устроим праздник. И друзей приводи.

Холден улыбнулся ей:

— Мам, вы мне нужны здесь, потому что я хочу вас кое с кем познакомить. Помнишь, я рассказывал про Наоми Нагату? Я говорил, что на нее засматриваюсь. Так вот, кажется, дело зашло дальше. Собственно, я в этом уверен. А сейчас мы проторчим на Луне, пока разгребают эту груду политического дерьма, и я очень хочу, чтобы вы прилетели. Повидать меня, познакомиться с Наоми.

Было очень трудно уловить, как пять секунд спустя мать чуть вздрогнула. И прикрыла испуг широкой улыбкой.

— Зашло дальше? И что бы это значило? Уж не жениться ли задумал? Никогда не сомневалась, что рано или поздно ты захочешь своих детей… — Она сбилась и выдавила неловкую застывшую улыбку.

— Мама, — сказал Холден, — у землян и астеров получаются отличные дети. Мы же не разные виды.

Через пять секунд она поспешно кивнула.

— Но если твои дети будут оттуда… — Улыбка ее немного поблекла.

— …то окажутся астерами, — согласился Холден. — Уж с этим вам придется смириться.

И снова кивок через пять секунд. И опять слишком поспешный.

— Тогда, наверное, придется нам лететь и знакомиться с женщиной, ради которой ты покидаешь Землю. Наверное, она нечто особенное.

— Да, — сказал Холден, — так и есть.

Элиза беспокойно поерзала, но затем ее улыбка вернулась и стала не такой натужной.

— Я затащу Тома в этот шаттл, даже если его придется волочь за волосы.

— Я люблю тебя, мама, — улыбнулся ей Холден.

Его родители всю жизнь провели на Земле. Людей с внешних планет они знали по злым карикатурам из развлекательных передач. Холден не сердился на старших за въевшиеся предрассудки: знал, что первая же встреча с Наоми рассеет их без следа. Несколько дней в ее обществе — и родители сами в нее влюбятся.

— Да, еще одно. Те данные, что я вам посылал. Придержите их для меня. Не поднимайте шума, но сохраните. Не знаю, как пойдут дела в ближайшие месяцы. Они могут еще пригодиться.

— Мои родители — расисты, — говорил он Наоми в ту же ночь.

Она лежала, свернувшись у него под боком, уткнувшись носом в ухо и закинув длинную смуглую ногу ему на бедро.

— Ну и пусть, — шепнула она.

Номер, в котором их поселили стараниями Авасаралы, оказался бесстыдно роскошен. Матрас был такой мягкий, что в лунном тяготении на нем плавалось, словно на облаке. Воздуховоды накачивали тонкие ароматы, созданные собственным парфюмером отеля. На эту ночь он выбрал «траву под ветром». Холден полагал, что парфюм не слишком похож на запах травы, но все равно он был приятным. С легчайшим землистым привкусом. В общем, Холден подозревал, что названия выбираются наугад. И еще — что отель чуточку завышает содержание в воздухе кислорода. Уж очень хорошо ему было.

— Они боятся, что наши детки вырастут астерами, — сказал он.

— Никаких деток, — шепнула она и, прежде чем Холден спросил, как это следует понимать, засопела ему в ухо.

На другое утро он проснулся раньше Наоми, надел лучший из своих костюмов и вышел на станцию. Оставалось еще одно дело, завершив которое он сможет сказать, что с этой чертовщиной покончено.

Надо было повидать Жюля Мао.

По словам Авасаралы, Мао арестовали по делу Ио в числе нескольких дюжин крупных политиков, генералов и глав корпораций. Но лично Авасарала собиралась встретиться только с ним. И поскольку его застали на станции «Л-5», откуда он лихорадочно пытался перебраться на скоростной корабль к внешним планетам, Мао был недавно доставлен к ней на Луну.

Встречу назначили на этот день. Холден попросил у Авасаралы разрешения присутствовать и ожидал отказа. Вместо этого старуха долго и весело смеялась.

— Холден, я просто не способна придумать ничего более унизительного для этого типа, чем твое присутствие. Хрен с тобой, приходи.

Итак, Холден поспешно вышел из отеля на улицу Ловелл-сити. Движущийся тротуар быстро доставил его к станции «трубы», и через двадцать минут он шагнул из вагона в комплекс Новой Гааги. Щеголеватый юный посыльный встретил Холдена у входа и провел по лабиринту коридоров к двери с табличкой «Конференц-зал № 34».

— Вы можете подождать там, сэр, — прощебетал посыльный.

— Нет уж, — Холден похлопал паренька по плечу, — я лучше здесь постою.

Парень чуть кивнул и юркнул в коридор, уже считывая с терминала новое задание. Холден прислонился к стене и стал ждать. В низкой гравитации стоять было не труднее, чем сидеть, а ему очень хотелось посмотреть, как Мао конвоируют по коридору.

Терминал прогудел, приняв сообщение от Авасаралы: «Он идет».

Не прошло и пяти минут, как Мао шагнул из лифта. Его сопровождали необыкновенно рослые полицейские. Руки его были скованы впереди наручниками. Даже в тюремном тренировочном костюме, в наручниках, под конвоем Мао умудрился сохранить надменность и самообладание. Когда они приблизились, Холден выпрямился и шагнул от стены. Один из охранников придержал Мао за локоть и кивнул Холдену. Кивок словно говорил: «От этого парня я жду чего угодно». Холдену представилось, что, если он прямо сейчас выхватит из кармана пистолет и пристрелит Мао на месте, обоих полицейских на эту минуту поразит внезапная слепота и они ничего не заметят.

Но Холден не собирался стрелять в Мао. Он, как всегда в подобных случаях, хотел понять: зачем?

— Дело того стоило?

Мужчины были одного роста, но Мао сумел глянуть на Холдена сверху вниз.

— А вы?..

— О, бросьте, — ухмыльнулся Холден, — вы меня знаете. Я — Джеймс Холден. Я помогал покончить с вашими дружками из «Протогена», а теперь собираюсь покончить с вами. И я же нашел вашу дочь, после того как ее убила протомолекула. И я повторяю вопрос: дело того стоило?

Мао не отвечал.

— Гибель дочери; рухнувшая компания; убийство миллионов человек; мир и стабильность Солнечной системы подорваны, возможно, навсегда. Это того стоило?

— Зачем вы здесь? — наконец отозвался Мао. Он стал меньше ростом при этих словах. И отвел глаза.

— Я был там, в комнате, где Дрезден получил свое, и вашего ручного адмирала убил я. Мне просто показалась, что симметрия требует моего присутствия, когда свое получите и вы тоже.

— Энтони Дрезден, — сказал Мао, — был убит тремя пулями в голову, расстрелян в упор. Это у вас сходит за правосудие?

Холден рассмеялся.

— О, не думаю, чтобы Крисьен Авасарала стала стрелять вам в лицо. Полагаете, то, что ждет вас, будет лучше?

Не дождавшись ответа, Холден повернулся к полицейским и кивнул в сторону двери. Кажется, когда они втолкнули Мао в зал и стали пристегивать его к стулу, на их лицах мелькнуло разочарование.

— Мы будем ждать здесь на случай, если понадобимся, — сказал более крупный из охранников. Оба заняли посты у двери.

Холден вошел и сел в кресло, но с Мао больше не разговаривал. Через несколько минут Авасарала появилась в дверях, не прерывая беседы с кем-то по ручному терминалу.

— Мне насрать, чей там день рождения! Вы все закончите до моего прихода, или я ваши жопы вместо пресс-папье приспособлю!

Она опустилась в кресло через стол от Мао. На Холдена не взглянула, словно не заметила. Он подозревал, что на записи его присутствие в зале тоже не отразится. Поставив терминал на стол, Авасарала откинулась на спинку кресла и выдержала напряженную паузу. А когда заговорила, обратилась к Холдену, все так же не глядя на него:

— Вам заплатили за мою доставку?

— Счет оплачен, — заверил Холден.

— Хорошо. Я хочу предложить вам долговременный контракт. По гражданскому ведомству, разумеется, но…

Мао громко откашлялся. Авасарала улыбнулась ему.

— Я знаю, что вы здесь. Сейчас и вами займусь.

— Я уже подписал контракт, — ответил Холден. — Мы сопровождаем первую флотилию, направленную на восстановление Ганимеда. И думаю, потом нам предложат продолжить эту работу. Многие хотели бы застраховаться от встречи с пиратами.

— Уверены?

Мао побледнел от унижения. Холден позволил себе насладиться этим зрелищем.

— Я больше не работаю на власти, — сказал он. — Такие подряды для меня плохо кончаются.

— Да что вы говорите! Вы работали на АВП. Альянс — не правительство, а команда регбистов с длинным счетом. Да, Жюль, что такое? На горшочек приспичило?

— Это недостойно вас, — прошипел Мао. — Я здесь не для того, чтобы терпеть издевательства.

Авасарала так и засияла улыбкой.

— Уверены? А помните, что я сказала при нашей первой встрече?

— Вы просили рассказать вам о любом участии в проекте «Протогена».

— Нет, — возразила Авасарала. — То есть да, я просила. Но сейчас хотела напомнить о другом. Вы мне лгали. Ваше участие в обеспечении проекта «Протогена» вполне доказано, и тот вопрос не важнее, чем «Какого цвета вторник?». Не о том думаете.

— Давайте к делу, — сказал Мао. — Я мог бы…

— Нет, — перебила Авасарала. — Вам бы сейчас вспомнить, что я сказала, когда вы уходили.

Мао тупо уставился на нее.

— Вижу, придется напомнить. Я сказала, что если узнаю, что вы что-то скрывали, то буду очень недовольна.

— Если совсем точно, — ухмыльнулся Мао, — вы сказали: «Я не из тех, кого стоит злить».

— Значит, помните, — кивнула Авасарала без тени улыбки в голосе. — Хорошо. А сейчас вы узнаете, что это значило.

— Я располагаю дополнительной информацией, которая может послужить…

— Заткни глотку. — В голосе Авасаралы впервые прорвался гнев. — Если еще раз услышу твой голос, велю этим здоровякам вытащить тебя в коридор и избить стулом. Ты меня понял?

Мао промолчал, подтверждая тем самым, что понял.

— Вы не представляете, как дорого мне обошлись. Я получила повышение. Совет экономического планирования? Теперь я во главе. Служба общественного здравоохранения? Я никогда о ней не думала, это была морока для Эрринрайта. Теперь моя. Комитет финансового регулирования? Мой. Вы на два десятилетия испоганили мне календарь. Я не торгуюсь, — продолжала Авасарала, — я торжествую. Я намерена запихнуть вас в такую дыру, что даже жена забудет о вашем существовании. Я собираюсь воспользоваться позицией, которую занимал Эрринрайт, чтобы разнести в клочки и развеять по ветру все, что вы строили. И позабочусь, чтобы вы видели, как это происходит. Единственное, что будет в вашей дыре, — это круглосуточные новости. А поскольку мы с вами никогда больше не встретимся, я позабочусь, чтобы вы вспоминали мое имя всякий раз, когда я уничтожу то, что вы хотели оставить после себя. Я вас сотру.

Мао упорно не отводил взгляда, но Холден видел — это только оболочка. Авасарала точно знала, куда бить. Потому что такие, как он, живут ради наследства, которое оставят после себя. Они видят в себе архитекторов будущего. То, что сулила ему Авасарала, казалось хуже смерти.

Мао бросил взгляд на Холдена, словно говоря: «Я готов принять три пули в лицо — пожалуйста».

Холден улыбнулся ему.

Глава 54 Пракс

Мэй сидела у него на коленях, но все ее внимание лучом лазера было нацелено влево. Она подняла ладошку ко рту и аккуратно, обдуманно сплюнула недожеванные спагетти, после чего протянула их Амосу.

— Скользкие, — сказала она.

Здоровяк захихикал.

— Ну, плюшка, теперь-то уж точно скользкие. — Он развернул свою салфетку. — Давай-ка сюда.

— Извини, — смутился Пракс, — просто она…

— Просто она маленькая, док, — кивнул Амос. — Ей так и положено себя вести.

Этот обед был не просто обед. Это был прием, организованный за счет ООН в Новой Гааге на Луне. Пракс не знал, окно перед ним располагалось или экран с высоким разрешением, но в нем висела бело-голубая Земля. Столики были разбросаны по залу в естественном беспорядке — по последней моде, если верить Авасарале. Выглядело это так, будто какой-то разгильдяй составил их сюда и забыл.

В зале было поровну знакомого и незнакомого народа, и Пракс зачарованно перебирал гостей взглядом. Справа от него несколько столиков заняли малорослые коренастые мужчины и женщины в официальных костюмах и военной форме. Они кучковались вокруг Авасаралы и ее мужа, с лица которого не сходила ироническая улыбка. Здесь обсуждали систему кредитования, аналитику и контроль СМИ. Изредка им приходилось отвлечься от занимательной дискуссии, чтобы пожать руку какому-нибудь астеру. Слева от Пракса сидели ученые, нарядившиеся в лучшее, что сумели найти: пиджаки по моде десятилетней давности и костюмы, сшитые на заказ уже ушедшими на пенсию портными. В этой группе перемешались земляне, марсиане и астеры, но разговоры были только для своих: о калорийности продуктов, о настройке проницаемости мембран, о выраженности фенотипических признаков. Люди из его прошлого и будущего. Из разваленного и собирающегося заново общества Ганимеда. Если бы его не усадили за центральный столик вместе с Бобби и командой «Росинанта», Пракс был бы с ними, обсуждая подстройку каскада и неявные хлоропласты.

Но сидевшие посередине Холден и команда были счастливы и довольны жизнью, словно устроились на камбузе собственного корабля, летящего в вакууме. А Мэй, влюбившаяся в Амоса, до сих пор с криками и плачем отказывалась оторваться от отца. Пракс прекрасно понимал чувства дочери и не пытался ей перечить.

— Раз ты жил на Ганимеде, должен хорошо разбираться в вынашивании детей при пониженной гравитации, так? — сказал Холден. — Ведь для астеров это не так уж рискованно, а?

Пракс проглотил салат и покачал головой:

— Нет, не так. Это страшно сложно. Особенно если речь идет о беременности на корабле, без должного врачебного присмотра. При естественном зачатии в пяти случаях из шести развиваются морфологические отклонения.

— В пяти… — повторил Холден.

— В большинстве случаев на зародышевой стадии, — пояснил ученый. — Почти все дети, рождающиеся на Ганимеде, имплантировались после полного генетического анализа. Если обнаруживается летальная мутация, зиготу просто выбрасывают и начинают все заново. А незародышевые отклонения встречаются всего вдвое чаще, чем на Земле, и не так серьезны.

— Ага, — протянул побледневший Холден.

— А в чем вопрос?

— Да просто так, — вмешалась Наоми, — для поддержания беседы.

— Пап, хочу тофу,[84] — потянула его за ухо Мэй. — Где тофу?

— Пойдем поищем тебе тофу, — вздохнул Пракс, отодвигаясь от стола.

Он шел по залу, высматривая среди черных строгих костюмов дипломатов черный строгий костюм официанта, когда к нему подошла молодая женщина с выпивкой в руке и с раскрасневшимися щеками.

— Вы — Праксидик Менг, — сказала она. — Наверное, вы меня не помните.

— Гм, не припоминаю.

— Я — Кэрол Киесовски, — представилась девушка, ткнув себя в ключицу, чтобы он не ошибся, кого она подразумевает под «я». — Мы обменялись парой писем после вашего видео про Мэй.

— Ах, да, — закивал Пракс, отчаянно пытаясь вспомнить, что же она писала.

— Я просто хотела сказать, что вы оба очень отважные.

Женщина склонила перед ним голову, и Пракс подумал, что она, должно быть, пьяна.

— Сын блядучей суки! — голос Авасаралы перекрыл гул зала. Вся толпа повернулась к ней.

— Пап, «блядучая» — это как?

— Это вроде как засахаренная, детка, — объяснил Пракс. — Что там стряслось?

— Прежний босс Холдена отправил нас в нокаут, — продолжала Авасарала. — Теперь мы знаем, куда подевались те украденные им ракеты.

Арджуна тронул жену за плечо и указал ей на Пракса. Авасарала неподдельно смутилась.

— Прости, что выразилась, — сказала она. — Совсем о ней забыла.

Рядом с Праксом объявился Холден.

— Что мой босс?

— Фред Джонсон только что устроил демонстрацию, — объяснила Авасарала. — Мы же хотели подпустить монстров Нгайена поближе к Марсу. Все коды подошли, мы вели их, как мух на ниточке… А когда снаряды вошли в Пояс, Фред их расстрелял. Все до единого.

— Но это же хорошо! — удивился Пракс. — Разве нет?

— Ничего хорошего, если это проделал он, — отрезала Авасарала. — Он играет мускулами. Показывает, что Пояс обзавелся грозным арсеналом.

Мужчина в мундире, сидевший слева от Авасаралы, заговорил с женщиной позади нее, и очень скоро в обсуждение ввязалась вся ее компания. Пракс потихоньку отошел. Подвыпившая женщина уже занялась кем-то другим, забыв и Пракса, и Мэй. Отыскав в углу официанта, они выжали из него обещание принести тофу и вернулись на место. Амос с Мэй тут же затеяли игру, кто кого сильнее щелкнет по носу, а Пракс обернулся к Бобби.

— Так вы, значит, возвращаетесь на Марс? — Это казалось невинным, вежливым вопросом, пока Бобби не поджала губы, кивнув.

— Возвращаюсь, — ответила она. — Оказывается, мой брат собрался жениться. Я постараюсь успеть туда вовремя, чтобы подпортить ему мальчишник. А вы? Примете предложение старушки?

— Да, наверное, — сказал Пракс, удивившись, что Бобби знает о предложении Авасаралы. Официально о нем еще не сообщалось. — То есть все преимущества Ганимеда остаются при нем. Магнитосфера, лед. И если удастся спасти часть зеркал, это будет куда лучше, чем начинать с нуля. Видите ли, относительно Ганимеда следует понимать…

Стоило Праксу коснуться этой темы — и его было уже не унять. Ганимед во многих отношениях являлся центром цивилизации внешних планет. Все передовые ботанические исследования велись там. И большая часть биологических работ вообще. Но дело было не только в этом. Его волновала перспектива восстановления, в каком-то смысле более интересная, чем работа с чистого листа. Первая попытка — это открытие. Повторение дополняло его уточнениями, совершенствованием, приведением к идеалу. У Пракса от таких перспектив малость кружилась голова. Бобби слушала его с меланхолической улыбкой.

И не только Ганимед. Вся человеческая цивилизация строилась на руинах прошлого. Жизнь сама по себе — великая химическая импровизация, начавшаяся с простейших репликаторов, чтобы расти, падать и подниматься снова. Катастрофа — составная часть процесса, прелюдия следующего шага.

— У вас это звучит так романтично, — сказала Бобби, и в ее тоне Праксу послышался укор.

— Я не хотел сказать… — начал он, но тут ему в ухо проникло что-то холодное и влажное. Пракс вскрикнул, отдернулся и обернулся к блестящим глазенкам и ослепительной улыбке Мэй. На ее указательном пальце блестела слюна, а Амос побагровел от хохота, одной рукой схватился за живот, а другой колотил по столу так, что тарелки звякали.

— Это еще что такое?

— Ой, папочка, я тебя люблю!

— Вот так, — сказал Алекс, протянув Праксу чистую салфетку. — Ты этого добивался.

Его поразило молчание. Пракс не заметил, когда стало тихо, но теперь со стороны, где сидели политики, волной накатывала тишина. Сквозь гущу тел он разглядел Авасаралу, чуть не уткнувшуюся носом в экран терминала. Когда она встала, толпа раздалась перед ней. Эта маленькая женщина овладела залом, едва сделав шаг вперед.

— Плохо дело, — отметил Холден, поднявшись из-за стола.

Пракс и Наоми, Амос, Алекс и Бобби молча последовали его примеру. Политики и ученые тоже выбрались из-за своих столов и наконец смешались в одну толпу.

Зал был устроен на манер греческого амфитеатра. Над подиумом висел большой экран, дающий высокое разрешение. Авасарала вышла вперед, на ходу ведя торопливый разговор через свой терминал. Остальные потянулись за ней. Каждый кожей ощущал предстоящий ужас. Экран потемнел, кто-то приглушил освещение.

На темной плоскости появился силуэт Венеры на фоне солнечной короны. Пракс уже множество раз видел эту картину. Такое изображение передавали сотни наблюдательных станций. Метка в левом углу говорила, что съемка велась семьдесят четыре минуты назад. Под цифрами даты всплыло название корабля: «Селестина».

Венера отзывалась на каждый случай уничтожения солдат протомолекулы. АВП только что убил сотню тварей. Пракс разрывался между ужасом и волнением ученого.

Изображение зарябило, развалилось: что-то влияло на датчики. Авасарала отдала отрывистый приказ, возможно: «Покажите!» Через несколько секунд картина восстановилась. Крупный план серо-зеленого корабля. Подпись на экране: «Морская дева». Изображение перевернулось, закувыркалось. Авасарала опять что-то сказала. Несколько секунд задержки — и экран вернул прежнее изображение. Но теперь Пракс знал, куда смотреть, и различил точку «Морской девы», плывущую близ полосы полутени. Были там и другие такие точки.

Темную сторону Венеры, затемненную облаками, пробила всепланетная вспышка молнии. И облака засветились.

Огромные нити, в тысячи километров длиной, вспыхнули спицами пылающего колеса и пропали. Облака зашевелились, что-то раздвигало их снизу. В памяти Пракса мелькнуло движение на поверхности водяного бака, под которой проходит крупная рыба. Огромная, сияющая, она поднималась из глубины туч. Сверкающие дуги молний распростерлись, как щупальца осьминога, исходя из жесткого центрального узла. Поднявшись над плотным облачным покрывалом, сияние понеслось, отдаляясь от Солнца, к кораблю наблюдателей, но миновало его. Другие, оказавшиеся у него на пути, смело и разбросало в стороны. Длинный султан возмущенной атмосферы попал в солнечный луч и заблестел снежными хлопьями и осколками льда. Пракс силился представить масштаб. Не меньше станции Церера. Не меньше Ганимеда. Больше. Оно свернуло конечности-щупальца, стало разгоняться, хотя выброса тяги не было видно. Оно плыло в пустоте. Сердце у Пракса бешено колотилось, но сам он окаменел.

Мэй ладошкой похлопала его по щеке и ткнула пальцем в экран:

— Что это?

Эпилог Холден

Холден заново запустил запись. Экран на стене камбуза «Росинанта» был маловат, чтобы передать все подробности съемки, сделанной с «Селестины». Но Холден, где бы ни оказался, без конца пересматривал видео. Забытая чашка кофе остывала на столе рядом с недоеденным сэндвичем.

Световые вспышки на Венере складывались в сложный узор. Тяжелое облачное покрывало закручивалось, словно захваченное распростершимся по всей планете ураганом. И поднималось от поверхности, затягивая за собой густую атмосферу.

— Иди ложись, — позвала Наоми и, склонившись сзади, взяла его за руку. — Надо поспать.

— Какая она большая! И как расшвыряла все эти корабли! Легко — как кит в стайке гуппи.

— Ты можешь что-нибудь изменить?

— Это конец, Наоми, — сказал Холден, оторвав взгляд от экрана. — Что это, если не конец? Это уже не какой-то чужой вирус. Это то, что должна была сотворить здесь протомолекула, зачем ее прислали. Вот во что она собиралась переделать всю земную жизнь. И никто не знает, что это такое.

— Разве ты можешь что-то изменить? — повторила Наоми. Слова были жестокими, но голос ласковым, и она любовно сжала его пальцы.

Холден снова повернулся к экрану, перезапустил ролик. Дюжину кораблей отбросило от Венеры, как сильный порыв ветра сдувает и закручивает листья. Поверхность атмосферы начала скатываться, вихриться.

— Ну ладно! — Наоми выпрямилась. — Я пошла спать. Не буди меня, когда придешь. Я страшно устала.

Холден кивнул ей, не отрываясь от экрана. Облачная груда вытянулась, словно мокрая тряпка, которую выжимает сильная рука, и стрелой метнулась прочь. Оставленная ею Венера выглядела как будто съежившейся. Как будто чуждое изделие лишило ее чего-то жизненно необходимого.

Ну вот. Вопреки всем усилиям человечества, ввергнутого в хаос самим ее присутствием, протомолекула завершила работу, начатую миллиарды лет назад. Выживет ли теперь цивилизация? А может быть, протомолекула, закончившая свой великий труд, даже не заметит человека?

Холдена ужасало не окончание, а перспектива будущего, начало чего-то, лежащего совершенно вне человеческого опыта. Что бы ни случилось дальше, к этому никто не готов.

И Холдена это пугало до смерти.

У него за спиной кто-то хрипловато откашлялся.

Холден нехотя отвернулся от видео на экране. Мужчина стоял у холодильника так, словно и не уходил никуда, все в том же помятом сером костюме и смешной шляпе со вмятиной на боку. Яркий голубой светлячок сорвался с его щеки и завис перед лицом. Человек отмахнулся, словно от мухи. Лицо его выражало неловкость, взгляд был виноватым.

— Привет, — сказал детектив Миллер. — Надо бы потолковать.

Благодарности

Никто не может создать книгу в одиночку. Эта книга и серия не существовали бы без усилий Шоны Маккарти и Дэнни Бэрора, без надежной поддержки Донгвон Сонга, Энн Кларк, Алекса Ленчински, неустрашимого Джека Вомака и блестящей команды издательства «Орбит». Также я благодарю Кэрри, Кэт, Джейн и всю шайку Сэйкривер за отзывы и поддержку. Им принадлежит немало крутого в этой книге. А ошибки, неточности и преувеличения — целиком на совести автора.

Об авторе

Джеймс С. А. Кори — псевдоним Дэниела Абрахама, автора, известного в основном произведениями в жанре фэнтези, и Тая Фрэнка. Оба живут в Альбукерке, Нью-Мексико.