На четвёртые сутки объединённый отряд пересёк пустыню и вышел к реке, слепо мечущейся в каменном хаосе. Над отуманенным ущельем, где терялся последний извив, дрожала сумрачная радуга. Горы, заслонившие половину вселенной, поднимались прерывистыми уступами. Сразу за галечным мысом и лесистыми высотами на другом берегу темнели помеченные снежной клинописью хребты. Их самые дальние, бесплотные почти ярусы незаметно переходили в неправдоподобную, лишённую проблесков и теневых складок завесу. И только вершина, вознесённая над встающим где-то по ту сторону солнцем, слепила глаза мастерски отмеренным хрустальным сколом. Никем не покорённая вершина Сияма Тары.
Смит, ехавший впереди, направил лошадь вдоль берега. Остальные бездумно последовали за ним. Прожитые в долине дни наложили на людей неизгладимый отпечаток одиночества. Притупилось любопытство, почти исчезло желание говорить друг с другом, делиться впечатлениями, обсуждать планы. Ощутимое присутствие некой силы, сторожащей спрятанные в потаённой глубине образы и движения, порождало взаимную отчуждённость. Но было и иное — прямо противоположное. Мысли, которые каждый таил в себе, нередко оказывались созвучными, и принятое кем-нибудь решение возникало как бы итогом общих раздумий, молчаливо согласованным выбором. Так, собственно, произошло и на сей раз, когда Смит, бегло окинув местность, повёл караван в ущелье.
Невесомая водяная пыль приятно освежала лицо. Несмотря на высокую влажность, дышалось легко и как-то на удивление сладко. На губах чувствовалась то ли первозданная свежесть высокогорных проталин, то ли медвяная роса альпийских лугов. Шум бегущей воды, разбивающейся о глянцевитые валуны, и рокот гальки сливались в однообразную убаюкивающую мелодию. Сами собой закрывались глаза, уставшие от поляризованного света, заворожённые радужным переливом над влажными скалами и дымкой редколесья.
Выхода из ущелья не было. Поток, растекаясь на просторе пенными прядями, безнадёжно терялся во мраке пещер.
Один за другим всадники спешились, вручив поводья шерпу. Согнав навьюченных яков в кучу, Анг Темба раскупорил бамбуковую бутылку с чангом. Допив до последней капли, он опустился на корточки и принялся чертить на земле янтры, защищающие от злых чар. Затем, повервувшись лицом к горам, пропел заклинания, надвинул шляпу на нос и почти демонстративно погрузился в дремоту. Разве он не предупреждал заранее, что не знает здешних дорог?
Скользнув взглядом по вертикальной стене, источенной кавернами и до блеска отшлифованной талыми водами, Валенти вынул бинокль и нацелил его на грот, затянутый почти сплошной сетью ползучих растений. Над сводом ясно виднелся высеченный и слегка оконтуренный охрой конь с лучезарным чандамани[24] на высоком седле. Сам по себе счастливый символ ещё ничего не значил и едва ли служил дорожным указателем. Скорее всего просто отмечал кому-то памятное место.
Валенти развернул сокровенный свиток и попытался сверить его с местностью. Стилизованная гора на танке и один из ручьёв, исчезавших в недрах, могли бы подсказать верное направление. Трудность заключалась, однако, в том, что мандалу нельзя было с полной уверенностью сориентировать по странам света. Верх её мог указывать и на восток, и на юг, а цвет, отвечающий направлению, зачастую обманывал.
Пока профессор колдовал над свитком, Макдональд развернул рацию и настроился на нужную частоту. Приближалось время, когда включался неведомый источник, успевший снискать репутацию надёжного ориентира.
— Не размять ли немного косточки? — блаженно сощурился Смит, увлекая Джой в сторону от реки. — Прелестное местечко! — подхваченный волной неожиданного влечения, кивнул он на каменную россыпь с жалкими пучками травы. — И даже цветы есть!
Она молча пошла рядом, не разделяя преувеличенных восторгов спутника. Однако и в ней что-то неуловимо переменилось. Захотелось раскрыть душу, облегчить откровенным признанием глубоко упрятанную растерянность.
— Вам не надоело блуждать по горам и пустыням? — спросил Смит, вручая скромный букетик розовых первоцветов.
— Не то слово, Роберт! — бросила она в сердцах. — Будь моя воля, я давно бы вернулась назад. Но вы же видите, Томазо невменяем!
— Как я, как Чарли, как все мы, — невесело пошутил американец. — А что делать?
— Делать, конечно, нечего, — Джой раздражённо тряхнула головой. — Нужно обязательно разбить лбы о стену, в которую мы так кстати упёрлись! — Поправив разметавшиеся волосы, она безнадёжно махнула рукой. — Какая же я была дура!
— О чем вы, Джой? — Смит участливо коснулся её плеча. Тонкий запах духов и нежданная острая нежность перехватили дыхание.
— Так, — она вновь отчуждённо замкнулась. — Пустяки, Роберт, не обращайте внимания.
— А мне-то казалось, что вы совершенно счастливы, — словно бы оправдываясь, прошептал он.
— Вы ошибались, — сухо заметила Джой, поворачивая назад, но внезапно замерла на месте. — Что это, Роберто? — прошептала, указывая на небо.
Смит поднял голову. Там, в студёной, продутой дикими ветрами синеве, всходила неведомая планета. Резанув глаза металлическим блеском, то зеркальный, то почти чёрный, чуть сплюснутый шарик косо прочертил небосвод и скрылся за нерушимой и вечной стеной льда. Поражённый американец успел лишь увидеть, как пересеклись на нём, образовав косой крест, колючие лучи ещё невидимого солнца[25].
Макдональд, поймавший в этот момент вожделенную помеху, так и застыл на месте с поднятой головой и полуоткрытым от удивления ртом. Один только Валенти, сопоставлявший синий сектор дхяни-будды[26] Акшобхии, ответственного за восточные пределы мироздания, с камнем чандамани на конском седле, ничего не заметил.
— Видели?! — воскликнул Смит, подбегая к компаньону.
Макдональд молча затряс головой.
— Что это… было? — прошептал он, замедленно обретая дар речи.
— Любите научную фантастику? — брезгливо ухмыльнулся Смит.
— Ну, люблю!
— Тогда вы все и так знаете.
— Неужели…
— Да-да, это самое! — нетерпеливо перебил Смит. — Космический корабль, автоматический зонд, аварийный буй — думайте, что хотите.
— Вы тоже были свидетелями, джентльмены? — приблизился со свитком в руке Валенти, которому Джой успела поведать о происшествии. — Полагаете, летающая тарелочка? — он насмешливо блеснул зубами.
— А вы? — хмуро спросил Смит.
— Лично мне, хоть я и не был счастливым очевидцем, более по душе иное объяснение.
— Какое же? — отчуждённо полюбопытствовал Смит.
— Припомните-ка учение калачакры, — профессор довольно потёр руки. — Истинно сказано: «Знаками семи звёзд отворятся врата…» Вот, извольте, — он ловко развернул свиток. — Эта река, — показал лазуритовую жилку, тянущуюся среди зелёных горбов, — течёт на юг…
— На юго-восток, — уточнил Макдональд.
— А вы откуда знаете? — изумился Валенти.
— Знаю, — мягко, но с той неподражаемой властной интонацией, которая обычно отбивает охоту к дальнейшим вопросам, констатировал Макдональд. — Мы пойдём туда, если, конечно, сумеем, — уверенно добавил он и, спохватившись, предупредительно улыбнулся. — Вы, кажется, что-то хотели сказать, профессор?
— Я? — Валенти сдвинул брови. — Ах да, в самом деле! — мгновенно восстановив мысль, он прояснел взором. — Просто я хотел поздравить всех нас, джентльмены, с прибытием в Шамбалу. Ты слышишь, Джой? — найдя взглядом жену, стоявшую у воды, тут же успокоился и забыл о ней.
— Куда? — недоверчиво прищурился Макдональд.
— В Шамбалу. В Беловодье. В Калапу! Итак, джентльмены: Калагия! Приди в Шамбалу! Был явлен последний знак, ещё раз поздравляю. Надеюсь, после всего, что с нами случилось, вы не станете сомневаться?
— Я лично не стану, — уныло поморщился Смит, поправляя очки.
— А я тем более, — ободряюще подмигнул ему Макдональд. — Благо вообще первый раз слышу о Шамбале.
— Честно говоря, я до последнего момента не верил, — признался Валенти. — Полагая, что Шамбала — это искажённое Чампала, то есть перевал Майтреи, я считал её своего рода метафорой.
— А ваша экспедиция? — напомнил Смит. — Стоило ли переться в такую даль ради метафоры?
— Должен же я был убедиться в своей правоте? — Валенти недоуменно развёл руками. — Игра, поверьте, стоила свеч. Теперь я знаю, что Шамбала — это не только духовное возвышение, но и…
— Что? — с нескрываемой горечью прервал его Смит. — Что «и»?..
— …некий комплекс феноменов, которые предстоит исследовать, — как ни в чём не бывало докончил Валенти.
— Браво, профессор! — Макдональд изобразил аплодисменты. — Я целиком на вашей стороне.
— Ничего себе «феномены»! Значит, всё, что с нами случилось, было обманом чувств? — то ли с вызовом, то ли с обидой спросил Смит.
— А вы как думаете? — весело ушёл от ответа профессор.
— Я так не думаю, но и за обратное поручиться не могу.
— Вполне разумно. Целиком солидарен.
— Если все обман, наваждение, — Смит безнадёжно махнул рукой, — то должно допустить, что и «последний знак», как вы поэтично выразились, мог нам просто привидеться. Или нет?
— Вы правы, мистер Смит, — выдержав долгую паузу, признал Валенти. — Недаром в двойственности проявляется иллюзорность мира, как учат толкователи «Махаяны», — он коротко хохотнул, давая понять, что шутит. — Собственно, и в лхасском монастыре Морулинг и в Ташилхуньпо, где хранится безымянный труд Третьего панченламы[27], давно пришли к тому, что есть две Шамбалы: небесная и земная…
— Простите, джентльмены, но мне бы хотелось знать более точно, в какой из них мы находимся? — Макдональд с улыбкой прервал учёный монолог.
— Я ещё жив или уже умер?
— Остроумно! — Валенти одобрительно похлопал австралийца по плечу. — Тогда по коням, друзья, и не будем строить скороспелых гипотез.
Необычайное явление встряхнуло воображение и развеяло на время гнёт отчуждения. Отбросив опасения, люди готовы были вновь и вновь обсуждать увиденное. Хотелось верить, что во тьме, где каждый блуждал в одиночку, обозначился спасительный луч. Но только кратким и неуверенным было его обманчивое мерцание.
— Погодите, — встрепенулся внезапно Смит и показал глазами на Джой. Она тихо плакала, стоя возле резиновой лодки, неведомо как оказавшейся на пустом берегу.
— Не может быть! — невольно схватился за сердце профессор.
— Увы, — возразил американец. — К сожалению…
— Вы этого хотели, Бобби? — резко спросил Макдональд.
— Сомневаюсь, — отрицательно мотнул головой Смит.
— Значит, вы? — повернувшись к итальянцу, Макдональд, как пистолет, нацелил указательный палец.
— Кажется, хотя точно не поручусь…
— Трехсекционная шестиместная лодка типа «Форель», — определил Смит.
— Специально предназначенная для горных рек. Вы видели прежде что-нибудь подобное?
— Да, — кивнул Валенти, машинально обкусывая ногти. — У меня была точно такая же, когда мы исследовали истоки Меконга.
— Развитое воображение, — оценил Макдональд.
— Остаётся испытать, какова она на плаву, — усмехнулся Смит. — Экипаж подан.
— Все-таки это ужасно! — всхлипнула Джой.
— Или прекрасно, — успокоительно попенял Валенти. — Как не стыдно, ай-яй, милочка!
— Я ни за что не сяду в эту лодку, — Джой нервно закурила. — Хватит с меня…
— Но почему? — огорчился Валенти.
— Так, — смяв недокуренную сигарету, она присела на гладкий валун и принялась наблюдать за оживившимся с восходом движением по муравьиной тропе.
— Возможно, миссис Валенти будет удобнее остаться с Ангом? — попытался разрядить возникшую напряжённость Смит. — Они смогут подобраться к пещерам по карнизу.
— Полагаете, лошади пройдут? — внимательно оглядев в бинокль крутой склон со свежими следами обрушений, Макдональд недоверчиво покачал головой.
— Кто-то ведь забрался туда, чтобы высечь коня с чандамани? — деликатно возразил Смит. — Конечно, идти кружным путём много дольше, но мы их подождём.
— Если всё равно придётся ждать, то зачем разлучаться? — Макдональд одарил профессора сочувственной улыбкой. — Или резиновая галоша задела вас за живое?
— Вы правы, — подумав, согласился профессор. — Задела… Мне кажется, мы не должны уклоняться от подобного приглашения, если хотим хоть что-то понять.
— И я так считаю, — горячо поддержал его Смит. — Это как обряд инициаций, который необходимо пройти, чтобы получить доступ к тайнам.
— Или тест, — одобрительно кивнул Валенти.
— Обряд! Тест! Не можете ли вы изъясняться понятнее? — нарочито возмутился Макдональд. — Я не против такой игры, но, прежде чем ввязаться, предпочитаю усвоить правила и оценить степень риска.
— Боюсь, что это игра без правил, — со скрытой горечью заметил Смит.
— Почему? — не согласился итальянец. — У меня скорее создалось впечатление, что мы ведём диалог с неким компьютером, который пытается оценить нас по всем параметрам.
— И даже позволяет корректировать техническое задание на дисплее? — поддразнил Макдональд.
— И превосходно! — Валенти благодарно сложил ладони. — Это лишний раз доказывает, что перед нами не всезнающий бог. Он тоже учится, совершенствуется…
— А жаль! — процедил сквозь зубы Смит. — Я бы предпочёл бога… Будду, Христа, даже Люцифера, но только чтоб кто-то был!
— Зачем вам это? — Валенти сочувственно взглянул на американца.
— Иначе все бессмысленно: мы, наши метанья, вся эта дикая кутерьма, которую именуют жизнью.
— Ну и что? — по слогам отчеканил профессор. — Природе не присущи ни смысл, ни цель. Будьте благодарны за то, что именно вам выпал проблеск во мраке, и не бунтуйте против нерушимых законов бытия. Ведь вы редкий счастливец, Роберто, несмотря на все ваши горести.
— Я? Счастливец?! — возмутился американец.
— Ти-ти-ти! — осадил его профессор. — Вы, я, мистер Макдональд, моя жена. Во-первых, все мы могли вообще не родиться, а во-вторых, нам выпало счастье столкнуться с непостижимым. Будем же радоваться. Вы согласны со мной, мистер Макдональд?
— Допустим, хотя и точка зрения Бобби мне чем-то близка. Я бы тоже с радостью уверовал в Будду, если бы он был.
— Что касается Будды, я имею в виду Гаутаму, отшельника из рода Шакьев, то он действительно был и благополучно скончался в свой срок. Но едва ли вам подойдёт его вера.
— Почему? — с вялым интересом осведомился Макдональд.
— Хотя бы потому, что не обещает личного бессмертия. Философский буддизм, к вашему сведению, куда безутешнее атеизма. Он отнимает у человека не только надежды на будущее, но даже эту, единственно реальную жизнь. Согласно доктрине дхарм, мы лишь пузыри, случайно промелькнувшие в быстротекущих водах.
— Так оно и есть, — с полной убеждённостью заявил Смит.
— Тогда против чего вы восстаёте?
— Мне дано было осознать себя, вселенную, тех, кто мне дорог, и я не могу смириться с беспощадным уничтожением всего… И вы не можете, Том, и вы, Чарли… Я не верю в спокойную мудрость. Даже звери не хотят умирать.
— Вот именно — звери! — многозначительно подчеркнул Валенти. — Будем же выше зверей, ибо нам дан высший разум… Я полагаю, мы возьмём с собой лишь самое необходимое?
— Если только эта посудина вообще способна плавать, — Макдональд небрежно дал понять, что присоединяется к большинству. — У меня тоже создалось впечатление, что его всемогущество весьма ограниченно. Он способен создать только то, что хорошо знает сам.
— Или то, что по-настоящему знаем мы? — уточнил Валенти.
— В том-то и загвоздка, что мы по-настоящему не знаем почти ничего… Поэтому я предлагаю сперва хорошенько испытать галошу.
— Принято! — Валенти удовлетворённо взмахнул рукой. — Ты слышала наш разговор, дорогая? — наклонившись к жене, тихо спросил он по-итальянски.
— Слышала, — хмуро кивнула Джой, убирая былинку, перегородившую муравьиную трассу. — Только я хочу домой, Томазо. Ты не вправе удерживать меня против воли.
— Но я не могу отпустить тебя одну!
— А я и не поеду одна. Мы возвратимся вместе. Проводи меня хотя бы до перевала, а там поступай, как знаешь.
— Теперь? Когда до разгадки остался последний шаг?! Это жестоко, девочка!
— Жестоко доводить меня до умопомешательства! — крикнула она шёпотом.
— Как ты не понимаешь?
— Хорошо, — Валенти обречённо склонил голову. — Дай мне ещё пять, от силы шесть дней, и мы вернёмся.
— Ты хочешь обследовать пещеры?
— Там обязательно должен быть проход.
— И ты уйдёшь, даже не попытавшись заглянуть? Не верю!
— Я дал слово и сдержу его. Только шесть дней, от силы неделю…
— Ведь всё равно мы ничего не поймём, только ещё больше запутаемся в кошмарах! — она отвернулась, скрывая вновь переполнившиеся слезами глаза.
— Это так жутко — ощущать себя муравьём!
— Муравьём? Почему муравьём, дорогая?
— А разве мы не муравьи для них, Томазо? Не подопытные букашки?
— Ты думаешь…
— Да-да! — она всхлипнула, сжав кулачки. — Ты сам знаешь, к т о это…
— В том-то и дело, что не знаю. Могу лишь догадываться.
— Знаешь, — Джой указала на сверкающую под солнцем вершину. — Ты же видел их там.
— Положим, я-то как раз и не видел…
— Не надоело притворяться? — она раздражённо повела плечом. — Нет, мой дорогой, ты прекрасно все понимаешь.