Прошедшее повелительное

31

– И вот ко мне валом повалили гости, – продолжал Т’лин Драконоторговец. – Очень недурная собой – дама по имени Утиам Флейтист, а с ней прыщавый юнец по имени Не-Помню-Как-Там-Его Трубач. Оба, похоже, лучше разбирались в моем ремесле, чем я сам. Интересно, и как прикажете мне вести дела в Нарше, если меня только и делают, что зажимают в углу, чтобы поведать трагическую сагу о девице, заключенной в темницу по повелению богини?

Казалось, он шутил, но лицо его тем не менее оставалось совершенно серьезным. В маленькой кухне царило некоторое напряжение. Драконоторговец отказался посетить семейную молельню – очень неожиданный поступок, граничащий с серьезным оскорблением. То, что молельня оказалась тайной, могло послужить оправданием, но могло и ухудшить ситуацию, ибо он отказался от редкой чести.

Вообще-то Элиэль привыкла ложиться поздно, но было уже далеко за полночь. Суп оказался горячий и вкусный. Эмбилина чуть ли не силой заставила ее сесть на самый удобный стул. Элиэль, закутанная в одеяла, слушала и клевала носом.

– Интересно, они что, думали, я пойду против воли богини? – Т’лин закатил зеленые глаза к потолку. – Я что, рехнулся? – Все-таки он был слишком велик для этой кухни. Его вытянутые ноги занимали чуть не всю ее, а черный тюрбан почти упирался в потолок. Меч лежал под рукой. – Они даже не знали, где эту девицу прячут. В общем, я их прогнал, и они уехали на мамонтах.

Кольвин Скульптор разделся до поношенной блузы и таких же поношенных кожаных лосин. Он сидел, опершись мускулистыми руками о колени, хмуро поглядывая то на плиту, то на торговца драконами. Ноги его были разуты – подобная вольность тоже была непривычной, но, возможно, умышленной. Этим он как бы показывал, что гость его не так уж и подавляет. Конечно, размерами Кольвин уступал Т’лину, но все же был крепким, рослым мужчиной.

Из окна за всем этим внимательно наблюдали два огромных зеленых глаза. Драконы вообще производят впечатление свирепых созданий, хотя на деле по большей части совершенно безобидны.

Гим продолжал пребывать в таком возбуждении, что ему не сиделось на месте, и мать сделала ему замечание, чтобы он не ерзал. Он тоже скинул свои меха, уменьшившись при этом в объеме чуть не вдвое. В рубахе и шерстяных лосинах он казался теперь самым обыкновенным подростком – нескладные руки-ноги и во все лицо улыбка. Его сходство со статуей в молельне все так же поражало, но Гиму еще предстояло возмужать, чтобы достичь полного сходства с изваянием.

Элиэль сонно прикидывала, каким ремеслом он может заниматься. Его руки казались гладкими и не такими загрубелыми, как у отца. Скорее всего он не скульптор, хоть и носит отцовскую фамилию. С другой стороны, он уже достаточно взрослый, чтобы владеть собственным ремеслом.

– На следующее утро ко мне заявились еще двое гостей, – продолжал Т’лин, – и они сообщили мне, что сам бог желает впутать меня в это дело! Ну как, спросил я их, человек может в этом городе заработать на пропитание?

Гим ухмыльнулся и пригладил рукой свои золотые кудри. Да, он красивее даже Гольфрена Флейтиста, а уж Клип Трубач по сравнению с ним так и вовсе страшилище. Интересно, сквозь дрему подумала Элиэль, есть ли у него сценический талант? Даже так он ни дать ни взять Юноша в трагедии! Надо бы предложить ему поучиться у нее. Забавная мысль, если не считать того, что он, похоже, совсем про нее забыл. Должно быть, считает ее совсем еще маленькой. Придется поставить его на место…

Но как? Что бы такое сделать? Такое, по сравнению с чем даже спуск по веревке с отвесной стены покажется ерундой?

– Бред! – возмущался Т’лин. – Нет, только представьте себе: они хотели одолжить моего любимого дракона. И кому – мальчишке, который даже не отличает «вилт» от «чаз»!

– И что же тогда тебя убедило? – невозмутимо спросила Эмбилина Скульптор. Как ни в чем не бывало она безупречно исполняла обязанности радушной хозяйки и угощала гостей домашним печеньем. Во взгляде ее не было видно и следа тревоги.

Интересно, а мать Элиэль тоже была такой красивой? Впрочем, ей так и не довелось побыть матерью по-настоящему.

– Чтобы заработать себе на хлеб, – буркнул в ответ Т’лин, – мне нужны тишина и покой. И потом, я не сомневался, что этот отпрыск свернет себе шею, а уж Звездный Луч как-нибудь сам найдет дорогу домой.

Ухмылка Гима сделалась еще шире.

– А почему ты сам не отправился на нем? – удивилась Элиэль.

В зеленых глазах Т’лина отразился неподдельный ужас.

– О Бриллиант из Бриллиантов на сцене! Уж слишком тяжел я для таких эскапад. И потом кто, как не святой Тион, выбрал для этих штук жокея в легком весе. Если честно, – признался он со скорбной миной, – а ты ведь знаешь, я никогда не вру, – я не ожидал, что все предприятие увенчается успехом. Я был уверен, что это чистое самоубийство.

Гим довольно хихикнул.

– А если бы храмовая стража схватила его, что тогда?

Т’лин самодовольно огладил бороду.

– Мне пришлось бы объявить его вором – как иначе я получил бы обратно своего дракона?

У Гима отвисла челюсть.

– Но ты ведь так не думал? – хмуро улыбнулся его отец. – Тебя бы повесили, только и всего!

– Как бы то ни было, что вышло – то вышло, – недовольно пробурчал Т’лин и устремил взгляд своих зеленых глаз на Элиэль. – Я пришел сюда, чтоб торговать драконами, а вместо этого завоевал ненависть всего местного духовенства! Мне придется сматывать удочки, и неизвестно еще, смогу ли я когда-нибудь сюда вернуться. – Он крепко стиснул своими лапищами подлокотники кресла. – Жрецы и стража, должно быть, уже рыщут по улицам. Ладно, Скульптор, она твоя. Я свое дело сделал, мне пора!

Какое-то мгновение Элиэль потешила себя надеждой навечно остаться в этой уютной кухоньке. Ну их, эти драмы и странствия… Вот бы стать членом этой доброй семьи… От этой мысли у нее на душе потеплело, но – увы! – Она прекрасно знала, что этому не бывать.

– Не торопись! – сказал Кольвин, тоже глядя на нее. – Нам надо еще узнать, почему все так? Зачем Эльтиане так нужна была эта девочка? Почему Кирб’л хотел освободить ее? И что, ради всего святого, делать с ней теперь, когда она здесь? Объясни-ка, Певица!

– Я свое дело сделал, – повторил Т’лин, но даже не пошевелился чтобы встать.

Четыре пары глаз в упор смотрели на Элиэль. Вернее, пять, считая дракона. Правда, тот испытывал некоторые трудности, поскольку стекло запотело от его дыхания. Две пары голубых глаз, две пары зеленых, одна – черных…

Элиэль подавила зевок. Она решила, что историю надо изложить с подобающим достоинством. Жаль, нет здесь Пиола Поэта, он бы облек ее в стихи. А так придется обойтись прозой. Она отбросила одеяла и уселась, выпрямив спину, как Мать на Троне Радуги в «Суде Афароса».

– С тобой все в порядке, милочка? – с беспокойством спросила Эмбилина.

– Все в порядке, благодарю вас. Слышал ли кто-нибудь из вас, смерт… знает ли кто-нибудь из вас, что такое «Филобийский Завет»?

Т’лин с Кельвином хором сказали «да», а Гим отрицательно мотнул головой.

– Это такая книга пророчеств, – объяснил его отец. – Лет восемьдесят назад одна жрица в Суссе, обезумев, начала выкрикивать пророчества. Их записали. Ее родственники издали эти записи в память о ней. А что?

Т’лин издал свое драконье фырканье. Элиэль понимала, что ей никогда не догадаться, о чем он думает на самом деле. И все же он явно удивился упоминанию «Завета». Еще он казался недовольным и встревоженным.

– Обычно пророчества настолько расплывчаты, что их можно отнести к чему угодно, – буркнул он. – Но вот многое из того, что наговорили в Филоби, подтвердилось – так я, во всяком случае, слышал. В самом деле, при чем они-то здесь?

– Ну… в общем, там предсказано, – загадочно объявила Элиэль, – что, доведись мне попасть на нынешние Празднества Тиона в Суссе, это изменит мир.

Последовало недоуменное молчание. В плите потрескивал огонь. В окне светились зеленые глаза Звездного Луча.

– Она что, часто так? – поинтересовался Гим.

– Нет, – задумчиво ответил Т’лин. – Она кривляется, есть немного, но не сочиняет. Валяй дальше, о ипостась Детины.

– Оракул объявил, что я – дочь Кен’та.

– Угу! – Рыжая борода Т’лина неприязненно дернулась.

– Это не моя вина! – обиделась Элиэль.

– Нет, не твоя. И не твоей матери. Ты можешь подтвердить это, Кольвин Скульптор?

– Мне говорили, что оракул упоминал об этом. Владычица всегда злится, когда ее Муж путается со смертными.

– Бедняжка! – воскликнула Эмбилина, взяв Элиэль за руку. – Это ничего не значит, милая.

Элиэль снова постаралась походить на Амбрию в «Суде Афароса».

– Очень даже может значить. И Владычица, и Муж решили, что нельзя допустить, чтобы я исполнила пророчество.

– Ну, Эльтиана-то ясно, – сказал Т’лин. – Но откуда ты знаешь про Карзона?

Элиэль набрала в легкие побольше воздуха.

– Мне сказал об этом Жнец.

Гим хихикнул и покосился на отца… на торговца драконами… на мать. Глаза его расширились.

– Продолжай, – буркнул Т’лин, буравя ее ледяным взглядом.

Элиэль изложила все как было, опустив только имя Дольма. Она описала его как «одного знакомого».

Представление вышло на славу. Когда она закончила рассказ, Эмбилина чуть не плакала, глаза Гима сделались почти такими же большими, как у Звездного Луча, а двое мужчин мрачно смотрели друг на друга. Драконоторговец жевал рыжий ус. Скульптор хрустел суставами пальцев.

– Клянусь четырьмя лунами! – взрычал наконец Т’лин. – Воистину твой бог – Шутник.

– Верно, – кивнул Кольвин, – но он и мой бог. Мне кажется, наш долг – доставить ее на Празднества.

– Вот и мне так кажется.

– Я не уверена, что хочу… – запротестовала Элиэль.

– У тебя нет выбора, девочка!

– Вот именно, нет, – кивнул Драконоторговец.

– Это возможно?

Т’лин не ответил. Вцепившись рукой в бороду, он мрачно уставился на плиту.

– Похоже, мы вляпались в серьезную распрю между нашими богами! Я ведь не говорил вам еще про мою первую гостью – скрюченную старую каргу, таскающуюся с обнаженным мечом.

Остальные молча ждали. Эмбилина шевелила губами в беззвучной мольбе.

– Синяя монахиня, конечно, – продолжал Т’лин. – Из тех безумных фанатиков, что не дают спать честному труженику. Дело было на рассвете, к тому же я мучился похмельем. Я выслушал ее со всеми возможными терпением и вежливостью, за что душе моей наверняка уготовано теплое местечко на небесах. Потом выгнал ее! – Он стиснул поросший рыжей шерстью кулак. – Я-то думал, это просто старческий маразм. Эх, знать бы тогда…

Кольвин удивленно поднял тяжелые брови:

– Она пришла до того, как вещал оракул?

– Во всяком случае, раньше, чем стало известно о том, что произошло в храме. Она бормотала что-то насчет опасности, грозящей Элиэль Певице. Я сделал вид, что не знаю, о ком она говорит. Она улыбнулась мне, как безмозглому дитяте, и убралась прочь, пообещав вернуться. Я в свою очередь пообещал вырвать ноги тому из своих людей, кто подпустит ее ко мне еще раз.

– А кто такие синие монахини? – поинтересовался Гим.

– Служительницы богини покаяния, – ответил его отец. – Орден, сестры которого редко встречаются в наших краях. Безобидные букашки.

Т’лин покачал головой:

– Безобидные-то безобидные… Рассказывают только… Когда в Лаппине правил Падздон Диктатор – тот, кого прозвали Жестоким, – он выступал как-то с речью перед горожанами с балкона, и монахиня из толпы нацелила в него меч и начала кричать, чтобы он покаялся. Его стражники не могли к ней пробиться, а сам он не смог или не захотел уйти с балкона. Прежде чем она договорила, он упал с балкона и умер!

– Ты в это веришь? – недоверчиво пожал плечами Кольвин.

– Верю, – хмуро кивнул Т’лин. – Мой отец видел это собственными глазами.

В наступившей тишине снова стало слышно, как в плите трещит огонь.

– Значит, Дева на стороне Элиэль – на стороне Юноши, – тихо произнесла Эмбилина Скульптор, голубые глаза которой теперь были полны тревоги. – А Прародитель? Известно ли, как к этому относится он?

Ее муж покачал головой:

– Если бы он принял решение, остальные не спорили бы друг с другом.

– Это совершенно очевидно! – объявила Элиэль. – Трагедии всегда так кончаются! Тем, что Прародитель изрекает истину. Время Висека еще не пришло.

Гим улыбнулся, но возражать ей никто не стал.

– Ты должен доставить девочку в Суссленд, Т’лин Драконоторговец, – твердо сказал скульптор.

Здоровяк застонал:

– Но почему я?

– А кто еще? Жрецы уже прочесывают город. Владычица… – Кольвин пожал плечами, задумчиво посмотрев на сына. – Это возможно?

– В обычной ситуации я ответил бы, что это возможно, – вздохнул Т’лин.

– В обычной ситуации я сказал бы, что мог бы съездить в Филоби и вернуться еще засветло. Но Суссволл всегда опасен. Чего же ждать от него сейчас, когда Владычица гневится на нас и готова на все, лишь бы нас остановить? Клянусь потрохами! Когда мы заявимся туда, нас будет ждать наготове целая армия Жнецов!

Элиэль уже успела подумать об этом: как она вернется в труппу, если там Дольм?

Гим как-то сразу скис под суровым взглядом отца.

– Мне не стоило бы спрашивать. – Скульптор снова похрустел пальцами. – Не отвечай, если не хочешь…

Гим немного расслабился и снова ухмыльнулся:

– Нет, я не делал этого.

– Чего не делал? – удивилась его мать.

Кольвин рассмеялся и хлопнул сына по колену.

– Когда он молился прошлой ночью Тиону, он собирался просить бога помочь ему попасть на Празднества. Верно, сын?

Гим мечтательно улыбнулся. Вид у него был скорее зеленого мальчишки, никак уж не романтического героя, спасителя девушек из темниц.

– Я думал об этом. Но ты ведь просил меня этого не делать. Вот я и не делал.

Во взгляде отца светилась теперь уже настоящая гордость.

– Я обратил внимание – ты уклонился от прямого обещания! Я-то был уверен, что ты не поддашься соблазну. Я горжусь тем, что ты устоял. Но Тион знает, как страстно ты этого желаешь. Выходит, он взял верх.

Гим неуверенно улыбнулся:

– Ты… ты хочешь сказать, что я могу ехать туда?

– Теперь тебе просто придется ехать, сынок! Кто, как не ты, нарушил неприкосновенность храма Владычицы? Если жрецы найдут тебя, то просто разорвут на части. И пусть это будет тебе наградой. Ты поможешь нам, Драконоторговец?

– Какая лавине разница, двоих хоронить или троих? – мрачно кивнул Т’лин.

Кольвин издал фырканье, которого не устыдился бы и торговец драконами.

– Четверых! Уж не думаешь ли ты, что синяя монахиня вернулась в свою обитель?

Т’лин запрокинул голову и зарычал – но от ярости или от смеха, Элиэль не поняла. За окном громко рыгнул в ответ Звездный Луч.

– Только этого еще не хватало! – вскочил на ноги торговец. – Он перебудит полгорода и уж наверняка – всех жрецов храма Владычицы!

Элиэль поднялась, но он смерил ее таким взглядом, что она застыла.

– Я не могу взять тебя! Каждая ящерица на улице будет остановлена и допрошена с пристрастием. Можешь ты одеть эту приносящую одни хлопоты юную особу так, чтобы она сошла за мальчишку, а, Эмбилина Скульптор?

Мать Гима задумчиво осмотрела Элиэль:

– Наверное, у нас найдутся какие-нибудь изношенные шмотки.

– Отлично! – Т’лин перевел взгляд на Гима. – Нет такого города, чтобы в нем не было-калитки влюбленных.

– Я знаю путь за стену, господин, – ответил подросток.

Т’лин кивнул.

– Есть у тебя свое ремесло, юнец?

Гим неуверенно улыбнулся:

– Вообще-то я учился у моего дяди, Голтога Живописца. Я играю на лире, но…

– С этой минуты тебя зовут Гим Гуртовщик! – Драконоторговец состроил суровую мину. – Запомни: я нанял тебя в прошлый шеядень в Лаппине и плачу тебе полумесяц за две недели службы. – Он ухмыльнулся. – Впрочем, могу платить и два. Пойми, обыкновенно я вообще не плачу зеленым новичкам, но ты неплохо начал. Скажем так, ты произвел на меня некоторое впечатление. Приведешь девчонку ко мне в лагерь тотчас, как она соберется. Сумеешь сделать это – произведешь на меня еще большее впечатление.

– Постараюсь, господин! – Гим расправил плечи. – С божьей помощью.

– Надеюсь, он поможет. – Стоя, Т’лин казался не менее величественным, чем верхом. Он повернулся к скульптору. – А что ты и твоя славная жена? Жрецы будут охотиться и за вами.

Муж с женой обменялись взглядами.

– Что будет с нами и нашими детьми? – переспросил Кольвин. – Ты что, Т’лин Драконоторговец, в Наршвейл на пикник приехал? – Он покачал головой.

– У нас достаточно друзей, которые помогут нам заплатить Владычице, чтобы та сменила гнев на милость.

Т’лин не стал спорить, только нахмурился при упоминании о детях.

– Как бы это не обошлось вам в стоимость нового храма. – Он задержался и приподнял Элиэль за подбородок своей шершавой ладонью. – Большинство женщин ждут по крайней мере до тех пор, пока у них титьки не отрастут. Ты же ухитрилась весь мир поставить на уши, проказа маленькая!

Элиэль и сама так считала, но знала, что Амбрия не одобрила бы такой вульгарности. Она напустила на себя самый неодобрительный вид.

– Подожди, Драконоторговец. То ли еще будет, когда я окажусь в Суссе.

32

Под газовым фонарем стояла двуколка. Возница спрыгнул с козел и трусцой подбежал к крыльцу. Он был одет в спортивный костюм и котелок. На лице красовались военного вида усы щеточкой. Да и голос возницы звучал по-военному отрывисто.

– Вы его забрали! – Он хмуро глянул на них из-под кустистых бровей.

– Именно так! – сдавленно хихикнул мистер Олдкастл. Все, что видел сейчас Эдвард, – это его пушистую шапку и каракулевый воротник. – Изволь, взгляни, какого петушка тебе в твой птичник я веду – отменный рекрут, я ручаюсь в этом.

– Еще бы не так, черт меня побери! А вы уверены, что я мечтал об этом?

– Как бы то ни было, он твой теперь всецело. Представься же ему, избрав то имя, что сочтешь всего уместней.

Мужчина неодобрительно покосился на Эдварда.

– Крейтон, – бросил он. – Я знал твоего отца. – Он протянул руку, потом сообразил, что обе руки Эдварда заняты.

Крейтон был явно из военных, скорее всего он служил в Индии. В его речи проскальзывали нотки, которых волей-неволей набираешься, годами командуя туземными войсками.

– Рад познакомиться, сэр, – выдавил Эдвард. С трудом сохраняя равновесие на одной ноге и костылях, он так сильно дрожал, что боялся упасть. От одной мысли об этом ему уже делалось дурно.

– Ей-богу! – встревожился Крейтон. – Парню, похоже, совсем плохо. Разве нельзя было немного облегчить его страдания, сэр?

– Увы! – Мистер Олдкастл с досадой стукнул тростью по гранитной ступени крыльца. – Увы, пришлось истратить мне запас тех сил, что б стоило мне поберечь и дале!

Реакция Крейтона поразила Эдварда даже в нынешнем его болезненном состоянии. Не секрет, что англо-индийские офицеры отличаются непомерным высокомерием, особенно в общении со штатскими, но этот, похоже, относился к старичку с повышенным пиететом.

– Конечно, сэр! Я и в мыслях не имел упрекать вас. Вы ведь знаете, как мы благодарны вам за помощь.

– Я знаю, сэр, не тратьте слов напрасно. – Мистер Олдкастл испустил уже знакомый Эдварду сухой смешок. – Вдобавок дал возможность я ему характер проявить. Его он выказал отменно, когда судьбой был загнан в угол.

– Надеюсь, – буркнул Крейтон. – Но он не сможет совершить переход с такой ногой.

– Все это мы попробуем уладить, мой полковник.

– Ах! – Лицо Крейтона несколько прояснилось. – Очень мило с вашей стороны, сэр. Ладно, обопрись на меня, парень. Раз уж ты никак не можешь вернуться, попробуем вытащить тебя отсюда.

Эдвард видел, что ему не слишком радовались, но это его и не удивляло. Война или нет, ясно было, что очень скоро всю округу поставят на ноги в поисках беглеца.

– Я вовсе не хочу быть обузой, сэр.

– Хочешь или нет ты ею уже стал. Не твоя вина. К тому же мой почтенный друг верно заметил. Что-что, а мужество я вижу. Именно то, чего я и мог ожидать от сына твоего отца. Пошли.

После таких слов у Эдварда уже не оставалось иного выбора, кроме как спуститься с крыльца и водрузиться в двуколку, постаравшись не закричать от боли.

Крейтон взялся за вожжи, мистер Олдкастл уселся рядом с ним. Эдвард вытянулся на скамейке за их спинами. Пони зацокал копытами по пустынной улице. Скоро газовые фонари Грейфрайерз остались далеко позади, и они потряслись по залитой лунным светом проселочной дороге. Эдварда спасли и от карающего правосудия, и от женщины с ножом, однако теперь он превратился в беглеца, всецело зависевшего от мистера Олдкастла и этого полковника Крейтона. Он и понятия не имел, кто они такие или зачем он им нужен.

На нем не было ничего, кроме бинтов, халата, одного ботинка и соломенной шляпы – не лучший наряд для бегства из тюрьмы и тем более для прогулки по ночной Англии. По мере того как покрывавший его пот просыхал на прохладном ночном воздухе, он дрожал все сильнее. Ногу сводило адской болью каждый раз, когда двуколка подпрыгивала на ухабе. Эдвард подозревал, что она болтается под повязкой. О том, что это означает для его переломанных костей, он старался не думать. Одним словом, ему приходилось несладко.

– Джентльмены? – окликнул он их, не в силах более терпеть. – Не можете ли вы объяснить мне, что происходит?

– Это не так просто, – фыркнул Крейтон. – Но спрашивай.

– Я ведь не убивал Тимоти Боджли, ведь нет?

– Нет. Хотели убить тебя. Насколько я понимаю, он попал под горячую руку. Чертовски жаль, но кстати для тебя.

– Но почему, сэр? Зачем кому-то убивать меня?

– Этого я пока не могу тебе открыть – бесцеремонно заявил Крейтон. – Одно скажу – это те же бандиты, что убили твоих родителей.

– При всем моем к вам уважении, сэр, – возразил Эдвард, подумав немного, – это совершенно невозможно. Ньягатских убийц поймали и повесили.

Крейтон не поворачивался к нему, сконцентрировав внимание на темной дороге. Впрочем, его отрывистую речь было слышно и так.

– Я имел в виду не шайку кровожадных ниггеров. Это всего лишь пешки. Я говорю о тех, чьими стараниями они сошли с ума.

– Тех миссионеров, которые свергли их идолов? Но они ведь…

– За ньягатской трагедией стояла Палата, и даже тогда целью было убить тебя.

– Меня? – Эдвард не верил своим ушам. – Что за Палата?

– Тебя. Точнее, не дать тебе родиться. Тут у них вышла некоторая путаница. Это долгая история, и ты, возможно, не поверишь, если я расскажу ее сейчас. Погоди немного.

На этом разговор закончился. Он прав – Эдвард не верил даже тому, что видел и слышал сам. Быть подозреваемым в убийстве Волынки уже достаточно плохо. Оказаться ответственным за смерть собственных родителей и весь кровавый кошмар Ньягаты – стократ хуже.

И все же это загадочное письмо Джамбо свидетельствовало: его родители хранили какие-то тайны, которые не успели открыть ему. Кто бы ни был этот Джамбо, он так и не получил этого письма.

Проклятие! Он забыл захватить письмо! Оно осталось в больнице.

Всему этому никак не могло найтись логичных, земных объяснений. Мистер Олдкастл говорил, что те, кто стоит за всей этой ужасной тайной, развязали и всемирную войну, и он же уверял, что эта женщина с тяжелыми кудрями обладает способностью проходить сквозь запертые двери. Значит, через запертые двери она вошла в Фэллоу и вышла из Грейфрайерз-Грейндж. Маленький человечек тем не менее прогнал ее без видимого усилия. К тому же кто-то поразил больных и персонал больницы необъяснимой глухотой. Куда подевались все сиделки? Не постигла ли их судьба Волынки? Как вообще сам мистер Олдкастл смог явиться так быстро на это бредовое декламирование Шекспира?

Во всем этом не было решительно никакого смысла. Нет смысла искать логику Шерлока Холмса там, где потрудился Мерлин.

Единственное, что грело душу, – мысль о том, какое будет лицо у инспектора Лизердейла, когда тот узнает об исчезновении подозреваемого.

Толчок и внезапная тишина вырвали Эдварда из зябкой дремоты. Крейтон спрыгнул с повозки. Судя по скрипу, он отворил ворота и под уздцы провел через них пони. Потом он забрался обратно на козлы, и повозка заскрипела дальше по полю. Луна стояла еще довольно высоко, а небо уже начинало светлеть на востоке.

Эдвард не знал точно, как долго они ехали – возможно, около часа, – как не знал и того, где они находятся. Впрочем, его знакомство с окружающими Фэллоу местами ограничивалось Грейфрайерз. Похоже, полковник Крейтон тоже не знал этого, поскольку направление подсказывал мистер Олдкастл.

Эдвард совершенно окоченел. Нога болела отчаянно. И все же он был жив и даже – на данный момент – свободен. Впрочем, и то, и другое могло оказаться временным состоянием.

За следующими воротами дорога полностью заросла. Двуколка петляла между деревьями, что росли на вершине небольшого холма. Пони осторожно выбирал путь, колеса цеплялись за кусты. Густые деревья заслоняли небо над головой. В воздухе стоял запах прелых листьев. Минут через десять тропа исчезла окончательно. Высокая трава и мох сменились папоротниками и ракитником. Здесь явно не пасли коров. Стояли предрассветные сумерки. Все вокруг казалось серым.

Крейтон натянул вожжи.

– Выходим, Экзетер. Я помогу спуститься.

Вылезать из двуколки оказалось еще мучительнее, чем забираться в нее. Чертова нога готова была порвать повязки вместе с шиной. Трава оказалась сырой и холодной.

– Оставь один костыль и обопрись на меня, – посоветовал Крейтон. – Всего несколько шагов. Да, и шляпу тоже сними.

В этом подлеске и несколько шагов – подвиг. Почти сразу же Эдвард оступился и чуть не упал.

– Еще несколько ярдов и хватит, – сказал Крейтон. – Нам только зайти за этот камень. Вот, молодчага. Тебе лучше сесть на траву. Я знаю, что твоей за… сам знаешь, какому месту будет холодно, но это ненадолго.

Эдвард не сомневался, что трава покрыта росой. Так почему бы ему не сесть хотя бы на эту каменную стену? Ладно, просто вытянуть ноги – уже восхитительная роскошь. Он перевел дух и оглянулся. Крейтон стоял рядом с ним на коленях, обнажив голову. Так непривычно видеть англичанина на улице без шляпы…

– А где мистер Олдкастл?

– Где-то поблизости, – тихо ответил Крейтон. – Он, несомненно, слышит все, что ты говоришь. Есть предположения насчет того, где мы?

Эдвард удивленно огляделся по сторонам. Роща состояла в основном из дубов, растущих тесно друг к другу. Кое-где белели редкие березки. Тишина царила невероятная – ни птиц, ни шелеста листвы, ничего. Жуть! Ему отчаянно хотелось сыпать шутками, а он знал, что это – признак подступающей паники. Паникой можно было объяснить и стук зубов, хотя он предпочел списать это на холод.

Низкая стена сбоку от него оказалась на поверку вовсе и не стеной, а длинным замшелым валуном, наполовину вросшим в землю. Неподалеку виднелся еще один, и он сообразил, что они сидят в кругу врытых в землю камней. В юго-западной Англии много таких мест, сохранившихся с незапамятных времен. Где-то камни до сих пор стоят вертикально, а где-то упали или повержены почитателями новых богов. Большой валун рядом с ним был частью такого круга.

– Это заставляет меня вспомнить про Дубы, Друидз-Клоуз, Кент, – ответил он, чувствуя себя полнейшим идиотом.

– Верный ход мыслей. Это очень древнее место. И то, что нам предстоит сделать, – тоже древний ритуал. Цена, которую мы должны заплатить. Тебе придется поверить мне на слово.

Крейтон достал из кармана большой складной нож, расстегнул правую запонку и закатал рукав, обнажив запястье. Вытянув правую руку так, чтобы не испачкать штаны, он резанул по тыльной стороне запястья. На замшелую поверхность валуна закапала кровь. В предрассветных сумерках она казалась черной.

Потом Крейтон передал нож Эдварду.

Момент истины.

Интересно, подумал Эдвард, что бы сказал дядюшка Роланд, случись он здесь. Впрочем, он вполне мог представить себе реакцию Роли.

Боль оказалась сильнее, чем он ожидал. Руку словно обожгло холодным огнем, но с первой попытки у него получилась только неглубокая царапина, кровь из которой почти не шла. Он стиснул зубы и резанул сильнее. Показалась кровь, и он покапал ею на камень – ни дать ни взять кобель, помечающий столбик.

– Умница, – пробормотал Крейтон. Он отобрал нож, сложил его одной рукой и спрятал в карман.

– Что теперь, сэр?

– Подожди, пока кровь не перестанет, – шепотом ответил тот. – Ничего не говори – и вообще постарайся опустить глаза. Во всяком случае, не пялься слишком откровенно на… гм… на то, что можешь увидеть.

Ну, говорить-то Эдвард мог и воздержаться, но зубы его продолжали стучать сами собой. Пальцы рук и ног казались совсем ледяными. Даже нога, похоже, онемела от холода; во всяком случае, боль попритихла.

Что-то шевельнулось на противоположной стороне круга – тень в подлеске. Он старался не смотреть в ту сторону, но это оказалось не так просто. Впрочем, кто бы или что бы там ни шевелилось, разглядеть это было довольно трудно, почти невозможно.

Пятно перемещалось от камня к камню – шныряя туда-сюда, застывая, чтобы посмотреть на пришельцев, как белка, привлеченная соблазнительным орехом. Мужчина? Мальчик? Он передвигался совершенно бесшумно, темное пятно на фоне серых кустов, словно сгустившаяся тень. Он набирался храбрости и осторожными пританцовывающими шажками приближался к ним. Потом отшатывался назад, будто пугался или решал, что зайти с другой стороны будет безопаснее.

Постепенно Эдвард составил некоторое представление: никаких одежд, худой – ужасно худой, ростом не больше ребенка. Голова казалась окруженной облачком серебряных волос, но, не имея возможности разглядеть как следует, Эдвард не мог утверждать, просто ли это светлые волосы или же седина. Он был слишком мал и на вид слишком юн, чтобы оказаться мистером Олдкастлом, и все же было в нем что-то знакомое – может, манера выставлять голову вперед? Или, возможно, он был слишком стар, чтобы оказаться мистером Олдкастлом. Одно ясно – это не сон.

И это не человек. В роще было тихо, как в могиле.

Ближе, дальше, снова ближе… В конце концов дух приблизился к ним всего на десять или двенадцать футов, хоронясь за соседним камнем. Он выглянул с одной стороны валуна, потом с другой. Последовала пауза. Потом он выглянул еще. Потом, решившись, нырнул в подлесок и спрятался за упавшим камнем. Они не видели его, но при желании могли коснуться рукой.

Эдвард обнаружил, что может лишиться чувств, задержи он дыхание еще немного. Что находится по ту сторону валуна? Краем глаза он следил за потеками крови на камне, почти ожидая, что они вот-вот исчезнут. Однако они никуда не делись.

Голос, донесшийся до него, звучал тихо-тихо, словно шелест ветра в траве.

– Сними повязки, Эдвард.

Слова звучали совершенно ясно и недвусмысленно, без какого-либо намека на вирши а-ля Шекспир. Момент истины. Финал.

Эдвард опустил взгляд на белый кокон бинтов, скрывавший его ногу от кончиков пальцев до бедра. Потом покосился на Крейтона – тот испытующе смотрел на него.

Хуже ему – беглому калеке – все равно не будет. Эдвард начал возиться с узлами и булавками. Спустя минуту Крейтон протянул ему нож. Дело пошло быстрее. О том, как он будет заматывать все это обратно, Эдвард предпочитал не думать.

Ему не придется заматывать. Он знал это. Он резал и рвал бинт, пока не обнажил ногу – чертовски нормальную ногу без намека на перелом.

Крейтон склонился вперед, пока не коснулся лицом колен, и остался в этом положении, разведя руки в стороны.

«Ну, дядя Роланд, что ты на это скажешь?»

Эдвард подобрал ноги – ничего, даже не затекли – и принял ту же позу: на коленях, низко склонив голову и раскинув руки.

Будь это бог или дьявол – он не может не отблагодарить его за оказанную милость, верно?

Спустя еще несколько мгновений звякнул сбруей пони. Чирикнула утренняя птаха, к ней присоединились другие, и скоро лес звенел птичьими трелями. Уже совсем рассвело. Листья шелестели на ветру, которого только что не было и в помине. Мир пробуждался от древнего сна.

Крейтон выпрямился, за ним Эдвард. Они поднялись на ноги, не глядя друг на друга.

Эдвард сложил нож и протянул полковнику.

– Оставь его здесь, – резко произнес Крейтон. – И бинты тоже. – Он шагнул к пони.

Так, словно это было само собой разумеющимся, Эдвард собрал бинты, шины, костыль и аккуратно положил их рядом с кровавыми потеками. На одной обутой и одной босой ноге он захромал за Крейтоном, но когда подошел к двуколке, тот молча протянул ему второй костыль.

Он вернулся в круг. Там, где они с Крейтоном преклоняли колена, трава осталась примятой. За камнем, там, где хоронился дух, не было ничего. А что он ожидал увидеть?

Он наклонился положить костыль рядом с другими приношениями. Потом передумал и опустился на колени.

– Спасибо, сэр! – негромко произнес он, склонив голову.

Ему показалось, что он услышал тихий смешок и еще более тихий голос, говорящий:

– Поклонись от меня Руату.

Всего лишь ветер, конечно.

33

Когда труппа выступала в Нарше, актерам приходилось идти на компромиссы в том, что касается сценических костюмов. Играя герольда, Элиэль поддевала под тунику длинные джоалийские чулки и все равно мерзла. Экспериментировать с настоящей мужской одеждой нарсиан ей до сих пор не приходилось. Это оказалось еще неудобнее, чем она думала – ужасно неудобно! С другой стороны, в теплых краях этот маскарад вообще не удался бы. Пусть она и не доросла еще до той зрелости, которую так грубо упомянул Т’лин, но будь на ней одна набедренная повязка, ее никто не принял бы за мальчика. Так что у проклятого нарсианского климата оказались и свои преимущества. Правда, без материнской помощи Эмбилины ей ни за что бы не удалось одеться.

Сначала она натянула нижние штаны, скорее широкий матерчатый пояс, перехваченный клапаном снизу. За этим следовали поношенные шерстяные чулки и чертовы шерстяные штаны – латаные-перелатаные, удерживающиеся лямкой через шею. Хорошо еще, что у нее маленькая грудь! Поверх штанов надевалась шерстяная рубаха, застиранная настолько, что сбилась почти в войлок. Потом еще одна, доходившая ей почти до колен. Потом башмаки. Волосы она подколола так, чтобы они не выбивались из-под нахлобученной на уши остроконечной шапки. Девочка с отвращением посмотрела на свое отражение в зеркале. Как ее и предупредили, это была не одежда, а обноски. На одной коленке зияла дырка, другая была заштопана.

– Ну и как? – с улыбкой спросила Эмбилина Скульптор.

– Велико!

– Ммм, – задумчиво протянула Эмбилина. – Мужчины предпочитают посвободнее. Кстати, если захочешь… в общем, постарайся найти кусты погуще, ладно, дорогая?

Ее улыбка была такой доброй, что на мгновение Элиэль захотелось броситься в эти добрые объятия. У нее защипало глаза, и она быстро отвернулась. Она ведь больше не приемыш в актерской труппе, которому поручают всякие мелочи. Каким-то образом (каким, она пока не знала) она оказалась очень даже важной особой – можно сказать, Персонажем Исторической Значимости! Она должна вести себя соответственно. Может, спустя сотни лет поэты вроде Пиола будут писать о ней свои бессмертные пьесы.

Элиэль шагнула из спальни. Без специальных башмаков походка ее была неуверенной. Не обычное «клип-клоп», а какое-то «топ-шмяк»…

– Хорошо еще, – безмятежно заявила она, – что моя сценическая подготовка научила меня изображать мальчиков.

– Э-э… да. Сюда, милая.

Гим уже ждал ее на кухне – без шапки, но в остальном полностью одетый и готовый к выходу. На плече его висела лира в кожаном футляре. При виде Элиэль он отважно улыбнулся, но улыбка быстро сползла с его лица. Глаза покраснели, словно он с трудом сдерживал слезы. Хорошо, конечно, доверяться богу. Но хотелось бы, чтобы Тион выбрал ей в спутники героя ненадежнее.

Впрочем, отец Гима казался еще более опечаленным, хотя старался держаться гордо.

– Ох, милый! – только и сказала Эмбилина. – Ты попрощался с сестрами?

– Они же спят, мама!

– Конечно, но ты бы хоть заглянул к ним в спальню, чтобы я могла потом сказать им, что ты прощался.

– Да, мама, – терпеливо повторил Гим и повернулся к отцу. – Я, конечно, не могу пойти попрощаться с Инкой?

Кольвин покачал головой:

– Не думаю, чтобы Дилтин Строитель обрадовался, когда ты забарабанишь к нему в дверь, тем более в такой час. Мать сходит к Инке утром и передаст ей от тебя привет.

– И передаст, что я буду писать?

– И передаст, что ты будешь писать. А теперь поспеши. Вся городская стража, поди, уже ищет Элиэль Певицу. Жрецы, наверное, уже обшарили полгорода. Держи ухо востро. Спеши, но не без оглядки. И остерегайся засады у лагеря торговца – они должны знать, что она бежала на драконе.

Гим побледнел сильнее.

– Что мне делать тогда?

– Ты у нас герой, сын. Мне кажется, тебе лучше оставить девочку у стены, а самому отправиться на разведку – впрочем, там на месте будет виднее.

Гим с несчастным видом кивнул.

– Но стражники могут арестовать Драконоторговца и отобрать его табун!

– Нет. Для этого им нужно разрешение магистрата… впрочем, ради такого серьезного дела они и его могут из постели вытащить. Ступай, мой мальчик, доверься богу.

Последовавшее прощание обернулось сплошными рыданиями. Элиэль отвернулась и старалась не слушать. С ней еще никто и никогда так не прощался.

У нее с собой не было никаких пожитков, кроме нескольких старых одежек. Эмбилина настояла, чтобы она захватила их с собой, и они как раз уместились в мешке Гима поверх его шмоток. Еще он тащил свою лиру, однако издал носом возмущенный звук, когда Элиэль предложила понести ее. Он зашагал в темноту, мелькая длинными ножищами, как ласточка – крыльями. Вдруг он замедлил ход и покосился на нее.

– Ты чего хромаешь?

– Вовсе я не хромаю. Это тебе кажется.

– Вот и хорошо! – кивнул он и снова устремился вперед. Похоже, Гим забыл, что это она героиня, а он всего лишь ее спутник. Но она ни за что не попросит его сбавить ход, ни за что! Очень скоро она совсем вспотела в своей тяжелой шерстяной куртке, надетой поверх всех этих дурацких одежд. Ей было жарко – ну разве что кроме тех мест, которые леденил ночной ветер. Возможно, мужчины вели бы себя получше, когда бы одевались поудобнее.

На первом же перекрестке Гим задержался и осторожно огляделся по сторонам. Потом двинулся дальше.

– Кто такая Инка? – спросила она.

– Моя девушка, кто же еще.

– Красивая?

– Прекрасная!

– Ты ее любишь?

– А то!

– А она тебя?

– Еще как! Тебе страшно?

– Угу. А тебе?

– Жуть.

Ага, и это ее отважный спутник! Однако неважно он выучил свою роль!

– Тогда, на драконе, ты казался не таким напуганным, а?

Гим свернул в узкий проулок.

– Ну… да, тогда святой Тион показал мне, что делать! А этого он мне не показывал. Давай сюда. И потом, все, что тогда от меня требовалось, – это кричать «Чупу!» и держаться, зажмурившись. Я живописец, а не герой.

Да нет, он и в самом деле храбрый! Настоящий герой – иначе с какой стати бог избрал его? Она решила, что его искренность куда симпатичнее, чем кичливость Клипа Трубача.

– А я актриса, а не Исторический Персонаж.

Он хихикнул:

– Я бы и не поверил в это, даже скажи мне об этом бог. Тебе бы не меня в спутники, Элиэль Певица, а кого-нибудь вроде Дартона Воителя.

– Ты видел?

– Меня отец водил. Только на «Варилианца». Я там половины не понял. Ты, наверное, была там в маске.

– Ага, в маске. Я там три песни исполняла.

Он промолчал, поэтому ей пришлось самой намекнуть:

– Ничего я была в роли герольда?

– Ничего, – утвердительно кивнул Гим. – Классный герольд, если только девчонки бывают герольдами.

Дальше они шли молча.

Он вел ее узкими улочками, вонючими переулками, захламленными проходными дворами. Вскоре она окончательно потеряла представление о том, где они находятся. Правда, он уверял, что они идут самым коротким путем. У нее из головы все не шли слова Кельвина Скульптора насчет стражи, но улицы казались абсолютно вымершими. Только летучие мыши шныряли над головой, да пару раз ей почудились красные глазки, глядевшие на них из мусора.

На востоке сияла голубая Иш, и это был добрый знак – если Дева и впрямь поддерживает Тиона в его стремлении спасти ее. Но на небе царила Эльтиана, окрашивавшая его в багровый цвет, и это было плохо. Трумба не было и следа – до его полнолуния оставалось еще несколько ночей. Это всегда считалось дурным знаком, а сейчас и вовсе казалось зловещим.

Когда зеленый черным станет, Жнец жать души не устанет.

– А что за калитка влюбленных такая? – спросила Элиэль.

– Лазейка через городскую стену. Сама поймешь, когда подрастешь немного. – Гим остановился в темной подворотне.

– Я и так понимаю.

– Ш-шш! – шикнул он. – Потише шагай здесь.

«Здесь» на поверку оказалось темным туннелем. Он вел ее за руку. В конце концов они очутились на дне колодца. Вверх уходили гладкие стены, в просвете неба над головой виднелись две звезды. Выхода отсюда не было видно, если не считать темного туннеля, по которому они пришли, и накрепко запертой деревянной двери. Воняло просто отвратительно.

– Заблудился? – шепотом спросила Элиэль.

– Нет, если только ты умеешь лазать, как мои сестры. Подержи-ка это минутку. И осторожнее. – Он протянул ей свою лиру в футляре, а сам снял со спины мешок. Потом показал ей на стенах ниши для рук и ног, ведущие к пятну, чуть светлевшему в вышине.

– Давай, потом я тебе мешок передам, – сказал он, забирая у нее лиру.

– Что за стеной?

– Кухонный двор. Так, дом один. Не думаю, чтобы они развешивали белье по ночам.

– Ты сам-то заберешься?

– Неделю назад забирался. Давай.

В том, что касалось лазанья, лосины оказались удобнее юбок. Элиэль поползла наверх, цепляясь за ледяные камни. Гим сказал правду: лезть оказалось на удивление легко. Отверстие служило когда-то окном, хотя какая сторона была когда-то внутри, а какая – на улице, она сказать не могла. Теперь это было простой дырой, соединявшей два двора. От переплета осталась только одна доска, и пролезть в нее запросто мог ребенок или даже не слишком толстый взрослый. Она просунула в дыру голову и плечи и замерла.

Двор оказался небольшим даже для того, чтобы развешивать в нем белье, – дом с одной стороны и сараи с другой. Окна дома не светились, но и лунного света хватало, чтобы понять, что путь закрыт. Она оглянулась на Гима – его лицо белело под ней.

– Тут небольшая неприятность, – прошептала она.

– Что? – нетерпеливо спросил Гим.

– Дракон.

– Что? – Казалось, он не верит, что она в состоянии отличить дракона от поленницы. Она загораживала ему дорогу, но он забрался на свой мешок, ухватился руками за край отверстия, скребя башмаками по камню, подтянулся и угнездился рядом с ней.

– Мне очень жаль, – прошептала Элиэль ему на ухо. – Насколько я понимаю, это всего только сторожевой кот.

Это был не кто иной, как Звездный Луч. Он лежал прямо под ней и удивленно тянул носом воздух. Казалось, можно было дотянуться рукой до светящихся зеленым светом глаз. В любую минуту он мог узнать ее и громко рыгнуть в знак приветствия. И уж конечно, он не любит, когда на него падают лиры, мешки и люди.

– Придется тащиться в обход, – буркнул Гим. Он отпустил руки и плюхнулся обратно. Увы, он забыл про свой мешок. Стук различных частей тела, поочередно соприкасавшихся с камнями, не стихал довольно долго.

Элиэль осторожно сползла вниз. К этому времени он перестал бормотать под нос нехорошие слова и сидел, пытаясь потирать затылок и локоть разом.

– Надеюсь, ты не испачкал куртку? – невинно осведомилась она.

– Заткнись!

– Кто здесь живет?

Гим с опаской поднялся на ноги, потирая бедро.

– Гаспак Жестянщик.

– Как ты думаешь, есть у него своя тайная молельня? Может Т’лин Драконоторговец посещать другие таинства?

– Возможно. Почти все так делают.

Забавно! Впрочем, она ожидала чего-то в этом роде.

– Но не Тиона? Тогда чьи таинства?

– Ну почему девчонки так любят болтать языком? Помолчи! – Гим снова закинул мешок на спину, но не стал возражать, когда Элиэль взялась за лиру.

Они зашагали по туннелю обратно. Идти было легче, так как со стороны улицы его освещали лучи Иш.

Выходит, перед Элиэль встала еще одна загадка, которую стоило бы решить. Т’лин говорил, что отблагодарит богов по-своему. Это могло означать, что он отправился в одну из нарсианских лож, служившую тому богу, которому лично он оказывает предпочтение.

Так чем он занят – благодарит бога или получает от него инструкции? И какого бога он предпочитает? Ясное дело, не Тиона – иначе бы он помолился в молельне Скульптора. Не Эльтиане – иначе он не стал бы помогать бегству Элиэль. Она не могла представить себе также, чтобы Т’лин поклонялся Деве. Конечно, Астина покровительствует воинам и атлетам – что само по себе достаточно странно, – но ценит более всего справедливость, долг и чистоту. Ни то, ни другое, ни третье не относилось к наиболее уважаемым Т’лином ценностям. Висек – Всеведущий, это всем известно, но он дальше от смертных, чем все остальные боги. В его ведении – судьба и вечное солнце. Т’лина гораздо больше волнуют торговые дела и домашние животные, а этим ведают аватары Карзона, Мужа.

Который был одновременно и Зэцем – тем самым, что повелел своему Жнецу не допустить Элиэль в Суссленд живой.

Который был одновременно и Кен’том.

Папочкой.

Гим схватил Элиэль за руку и толкнул в темную дверную нишу.

Она ждала, но он так и не объяснил, что увидел или что ему померещилось. Конечно, стража совершенно не обязательно гарцует верхом на драконах под грохот оркестров. Она может красться по задворкам – в точности как они с Гимом.

Некоторое время Гим не шевелился. Трясясь рядом с ним от холода и возбуждения, Элиэль сообразила, что Т’лина вполне могут заботить не столько боги, сколько земные дела. Она сама говорила ему про таргианцев и даже особо упоминала нарсианина, которого видела в их обществе, – Гаспака Жестянщика. Драконоторговец посмеялся еще тогда и отпустил шуточку насчет крестьян, покупающих леопардов, чтобы те сторожили их кур.

Возможно, Т’лин Драконоторговец сам таргианский шпион.

Лямка футляра с лирой начала уже больно резать ей плечо, когда Гим привел ее наконец к цели.

– Лезем по этому стволу, – шепнул он, – потом по той ветке на крышу, а с нее – на стену. Как, одолеешь?

– Нет. Придется тебе тащить меня.

– Тогда стой пока здесь. – Он подпрыгнул и повис на суку. – С той стороны придется прыгать, так что постарайся не сломать ногу.

Через несколько минут они уже оказались за стеной. Ноги никто из них не сломал, хотя теперь у Элиэль болело бедро. Возможно, ей просто не хватало специального башмака. Гим дернул ее обратно в тень, а сам осмотрел залитый лунным светом луг Вдалеке у брода через Наршуотер, горел огонь, да еще возвышалась памятником давно забытой битве лестница для посадки на мамонтов. Выгон было не разглядеть. Хотя стояла весна, трава была покрыта серебряной изморозью. А может, это просто роса? Лагерь Т’лина казался отсюда темной полоской, откуда ветер доносил рыгающие звуки.

– Никого не видишь? – беспокойно спросил Гим.

– Нет.

– Странно! Здесь должно быть уже полным-полно солдат, поджидающих нас! Отец так говорил. Да и Т’лин, в общем, тоже.

Элиэль зевнула. Девочка знала, что ей положено быть начеку, иначе она снова попадет к матери Илле, но… она снова зевнула. Что-то больно уж долго тянется эта ночь.

Впрочем, Элиэль хорошо понимала беспокойство Гима. В Нарше не так уж много драконов, и почти все они принадлежат страже. В принципе на драконах ездят еще и пастухи. Но в любом случае стражники очень скоро проверят всех городских драконов и убедятся, что в ее побеге не принимал участия ни один из них. Ясное дело, следующим их шагом будет наведаться в лагерь Т’лина за городской стеной. Нет, их там просто обязаны ждать солдаты.

Хуже того, лагерь хорошо виден от городских ворот, которые сейчас заперты и охраняются до рассвета. Два человека, идущие от стены, окажутся у стражников как на ладони.

– Почему от них столько шума? – пробормотал Гим.

– Драконы всегда так. Если рядом случится кто посторонний, шума будет гораздо больше.

– Правда?

– Правда, – ответила Элиэль с убежденностью, которой на самом деле вовсе не ощущала, и зевнула еще раз.

– Тогда пошли! – сказал Гим. – Тут уж одно: или довериться богу, или замерзнуть до смерти! – Он зашагал через луг, согнувшись под ветром. Элиэль поспешила за ним.

Стоило им дойти до спящих драконов, как навстречу из темноты выступила высокая фигура.

– Имя? – Голос звучал глухо и явно не принадлежал Т’лину.

– Гим э-э… Гуртовщик и… да, мой двоюродный брат Кольбурт Живописец.

– Губер Погонщик. Иди за мной, Гуртовщик. – Он проводил их в темную палатку, пахнущую сырой кожей. Внутри было почти тепло, особенно по сравнению с ночным лугом. – Садитесь, – буркнул мужчина.

Последовала пауза – он завязывал полог, потом высек огонь. Медленно разгорелась небольшая лампада, высветив несколько мешков и плед. На одеялах лежали три человека, а за ними угадывалась темная стена. Казалось, мир на этом кончается.

Губер оказался узколицым мужчиной с темной бородой. Таким мрачным, словно не улыбался ни разу в жизни. На нем были обязательные одежды из меха ламы и черный тюрбан. Он указал на него.

– Можете повязать такой?

– Нет, – хором отозвались беглецы.

Он достал откуда-то две полосы черной ткани и обернул их головы. Потом заставил их повторить это самостоятельно. К изрядной досаде Элиэль, у Гима начало получаться раньше, чем у нее. Она была слишком сонная.

– Сойдет, Гуртовщик, – заявил Губер. – А ты поупражняйся еще, малый. Ты похож на вареный пудинг. Не открывай свет, пока не завяжешь за нами полог. Ты, Гуртовщик, пойдешь со мной.

– Куда?

– Учиться седлать дракона, не задавая при этом лишних вопросов. Мне сказали, команды ты уже знаешь.

Гим как-то странно изменился в лице, но промолчал. Они вышли. Оставшись в одиночестве – спящие не в счет, – Элиэль сражалась с проклятым тюрбаном. Наконец что-то начало получаться. Потом ей ничего не осталось делать, кроме как ждать.

Она обследовала загадочные тюки – не развязывая их, конечно, а только ощупывая – и решила, что в них нет ничего, кроме запасной одежды.

На нее вдруг навалилась усталость. Навалилась, как… как лавина? С чего это она думает о лавинах? Она прислонилась спиной к тюку. У лагеря не оказалось никаких стражников, так что бог продолжает помогать ей, верно? Верно.

Губер Погонщик знал, что она придет. Значит, Т’лин возвращался сюда от Кельвина Скульптора, прежде чем отправиться обратно в город к Гаспаку Жестянщику. Верно?

Должно быть, верно, хоть и странно. Зачем это они встречались? Что такое узнал Т’лин в этот вечер? Что заставило его пойти на эту встречу?

34

Эдвард соскочил с двуколки, чтобы открыть первые ворота. Удивительное ощущение бурлило в нем, когда он, ловкий как ребенок, усаживался на козлы рядом с Крейтоном. Ему не понравилось быть калекой. Двуколка катила через луг, спускаясь с холма.

– Его на самом деле зовут Олдкастл, сэр?

Крейтон взглядом приказал ему замолчать.

– Нет, не так. Нет никакого мистера Олдкастла. Олдкастл – это, так сказать, комитет… коллективный псевдоним. Наш друг – это… Просто так и есть, друг. Он здесь уже давно, очень давно. Я не знаю, как его зовут. Возможно, никто не знает.

Двуколка, покачиваясь, катила к следующим воротам. В солнечном свете весь луг казался ярким от золотой розги и алого чертополоха.

– Робин Гудфеллоу?

– Можно сказать, лавочка носит это название. А он, так сказать, их местный представитель.

Ничего удивительного, что лицо старичка показалось ему таким плутовским – Пэк!

– Но почему именно кровь? Я-то думал, приношение ему состоит из кувшина молока и пирога?

Судя по голосу, Крейтон был не в восторге от расспросов, но понимал естественное любопытство человека, который только что видел чудо.

Он громко откашлялся.

– Это зависит от того, что тебе от него нужно – или, наоборот, не нужно. Цена приношения зависит от того, во что оно тебе обходится. Кровь ценится высоко, выше почти всего остального. – Некоторое время он молча смотрел на дорогу. – Хотя нынче он изрядно проиграл при обмене. Ты слышал, что он говорил насчет запаса сил? Ту ману, что он истратил на исцеление твоей ноги, он, возможно, копил веками. Ему нечем возместить ее. Не думаю, чтобы в наши дни у него осталось много преданных почитателей. Мы мало дали ему – даже своей кровью. Он один из Древних, но не примыкает ни к одной партии, замешанной во всем этом. Мои сподвижники отчаянно заняты и обратились за помощью к нему, поскольку он живет в этих краях. Он согласился – ко всеобщему удивлению. Ты должен быть ему очень, очень благодарен.

Эдвард лизнул порез на тыльной стороне запястья.

– Конечно, я благодарен. Я могу сделать что-нибудь еще, сэр?

– Да. Как только откроешь эти ворота, зайди за куст и оденься. У тебя в этих лохмотьях вид нищего дервиша.

Скинув халат, Эдвард обнаружил, что его многочисленные царапины и синяки никуда не делись – исцелилась только нога. Фланелевые брюки и пиджак, которые он хотел надеть, оказались безнадежно измятыми, но он нашел в чемодане более или менее пристойную рубашку. Запонки, похоже, исчезли все до одной, воротнички – грязные. Он терпеть не мог повязывать галстук без зеркала, так что отложил этот процесс до тех пор, пока они не выедут на ровную дорогу. Уложившись в рекордный срок, он закинул чемодан в повозку и – теперь уже в обличье относительно пристойного юного джентльмена – уселся рядом с Крейтоном.

А ботинок у него остался только один.

Пони, потряхивая гривой, потащил двуколку дальше. А Эдвард сдвинул шляпу под залихватским углом, чтобы прикрыть торчавший из-под нее пластырь, и принялся сражаться с галстуком. Прекрасное утро. Здоровье, свобода! Как насчет завтрака?

При свете дня Крейтон оказался человеком средних лет, худым, мускулистым и изрядно загоревшим под тропическим солнцем. Его коротко остриженные усы были имбирного цвета, брови – рыже-коричневые и густые, как придорожный кустарник. Нос напоминал высокомерно выставленный вперед топор. Он смотрел прямо на дорогу, спрятав лицо в тень от полей котелка. Поскольку он явно не горел желанием начинать разговор, Эдвард тоже молчал, решив подождать, что принесет ему день.

Повозка продолжала свой путь по проселочным дорогам, меж живых изгородей. Становилось жарко. Они миновали ворота чьей-то фермы. Залаяла собака. Мокрые пятна на коленях у Крейтона начали подсыхать. Где-то продолжал голосить неугомонный петух.

Неожиданно полковник откашлялся и заговорил, продолжая обращаться к хвосту пони:

– Ты стал свидетелем чуда. Тебе даровано чудесное исцеление. Полагаю, ты примешь теперь те объяснения, которые ранее бы отверг?

– Думаю, теперь я поверю во что угодно, сэр.

– Хррмф! – Крейтон покосился на него, блеснув глазами из-под хмурых бровей. – Ты ничего не почувствовал там, еще до появления нашего друга?

Эдвард колебался, делиться ли ему своими романтическими фантазиями.

– Какое-то это место… призрачное?

Крейтон не высмеял его, чего можно было бы ожидать от бывалого вояки.

– А раньше ты ощущал где-нибудь такую вот «призрачность»?

– Да, сэр.

– Ну, например?

– Ну… в Тинкерс-Вуд, недалеко от школы. Или в Винчестерском соборе, когда нас возили туда на экскурсию. Правда, я никому еще этого не говорил.

– Умно с твоей стороны. Возможно, некоторые из твоих одноклассников тоже чувствовали это, но молчали. Хотя тут нечего стыдиться. Восприимчивость обыкновенно сопутствует тому или иному художественному таланту. Не знаю почему, но кельтская кровь помогает. Впрочем, это не так важно. Когда ты… Ладно, не бери пока в голову. В общем, имеются такие места, странным образом связанные со сверхъестественными явлениями. Мы называем их «узлами». Они обладают тем, что мы называем «виртуальностью». Некоторые люди способны ощущать это, другие – нет. Узлы разбросаны безо всякой системы. Здесь, в Англии, почти всегда можно найти свидетельства того, что их использовали когда-то или продолжают использовать для поклонения: стоящие камни, дольмены, древние развалины, церкви, кладбища.

– Вот почему мистер Олд… мистер Гудфеллоу… не смог излечить мою ногу в больнице? – Теперь понятно, почему Эдварду пришлось страдать всю эту поездку.

– Разумеется. Ему гораздо легче сделать это в узле, чем где-то еще. Теперь, пожалуй, только в узле.

Крейтон свернул с одного проселка на другой, уверенно ориентируясь на местности. Некоторое время он молчал, и Эдвард решил прикинуть свои возможные дальнейшие шаги. Идти на местный пункт записи добровольцев опасно. Конечно, полиция скорее станет искать его по больницам, а не по призывным пунктам, но вблизи от Грейфрайерз его может узнать кто угодно. Гораздо лучшим представлялся ему план отправиться в Лондон и записаться вместе с тысячами других добровольцев на центральном пункте, на Грейт Скотленд-ярд.

Полковник снова заговорил, обращаясь к лошадиному крупу:

– Официально я приехал в Англию на время отпуска. Неофициально я намереваюсь изучить наши дела в Европе, заняться вербовкой и приглядеть за тобой.

– Да, сэр, – почтительно откликнулся Эдвард.

– Что касается дел… Ххрмф!.. они несколько осложнились. Инициатива в Европе ушла у нас из рук. Видишь ли, природа пророчеств такова, что они излагаются в весьма туманном виде, более того, без точных дат большинства предсказанных событий. Тем не менее в них описывается конкретное, единственное будущее, к которому ведет единственная цепочка событий, верно?

– Гм… Наверное, да. – Какое отношение имеют ко всему этому пророчества?

– С некоторыми предсказанными событиями ничего не сделаешь – с ураганами или землетрясениями, например. С другими – можно. Если предсказано, что человек погибнет в битве, а ты, не дожидаясь этого, отравишь его за столом, ты тем самым разрушаешь все пророчество, понятно? Пророчество – своего рода цепочка. Порви одно звено – и все рассыплется. Если одно-единственное предсказанное событие очевидно не сбылось, значит, все описанное будущее недостоверно, так что оставшаяся часть пророчества не имеет никакого смысла. Если пророчество, обещавшее человеку смерть в битве, предрекает также и гибель города от землетрясения, отравив человека, ты можешь предотвратить и землетрясение.

– Боже правый! – только и пробормотал Эдвард. Похоже, он имеет дело с каким-то волшебным миром, к которому надо еще привыкнуть.

– Тут так: или все, или ничего, – продолжал Крейтон. – Это вроде воздушного шара: проткни дырку, и вся эта штуковина упадет. А ты упоминаешься в пророчестве.

– Ясно. – В адресованном Джамбо письме упоминалась цепочка! Как мог Эдвард только оказаться таким кретином, что забыл письмо в больнице?

– Около двадцати лет назад кто-то пытался убить твоего отца. Камерона Экзетера. Покушение провалилось. При расследовании выяснилось, что он упоминается в одном достаточно достоверном пророчестве, «Вурогти Мигафило». «Вурогти» можно перевести как «завет». «Мига-» означает деревню, как в английском окончание «-хем» или «-би». Так что на английский «Вурогти Мигафило» можно перевести как «Филобийский Завет». О нем известно уже много лет, и за эти годы произошли многие из предсказанных в нем событий. Еще большему их числу предстоит произойти. Ты понимаешь, что одно упоминание имени в подобном документе уже почти равносильно смертному приговору?

Он помолчал, давая Эдварду возможность вставить глубокомысленное замечание, к чему тот вовсе не стремился.

– Потому что кто-то, кого не устраивает что-то еще в этом предсказании, пытается предотвратить это? – Учитывая ранний час, замечание вполне можно было бы считать глубокомысленным.

– Вот именно! Умница! В данном случае пророчество в той его части, которая конкретно касалась твоего отца, категорически не устраивало Палату. И это представляло для него серьезную опасность.

Двуколка, поскрипывая и покачиваясь, катила по дороге. В зеленой изгороди запел дрозд. Утренние облака окрасились в нежно-розовый цвет. Все было как обычно – никаких чародеев на коврах-самолетах, никаких закованных в броню рыцарей, сражающихся с драконами.

– В чем заключалось это пророчество, сэр?

– Там было предсказано, что ему предстоит зачать сына.

– Сэр! – Все это начинало отдавать дурным вкусом.

– К тому же там довольно точно называлась дата.

– Насколько я понимаю, первого июня тысяча восемьсот девяносто шестого года?

– Нет. Где-то в ближайшие две недели.

– О! – только и сказал Эдвард, уставившись в полосу кустов, ползущую им навстречу. Всего несколько дней назад жизнь была заметно проще. – Но… это же невозможно. Выходит, ваш «Завет» неверен?

– Хррмф! Снова нет. Просто неверно растолковали дату. Прорицательница сама не до конца понимала, что говорит, к тому же озарение плохо повлияло на нее – она сошла с ума и вскоре умерла. Пророчества всегда поглощают слишком много маны, потому они так редки. Тот, кто наделил ее этим даром, просчитался. Он был совершенно измучен этим откровением. Чуть не умер сам, так, во всяком случае, говорят. Ладно, мы не об этом. Так или иначе, Служба решила, что твоему отцу лучше на время скрыться, что он и сделал.

– Он уехал из Новой Зеландии?

– Он вернулся в Новую Зеландию! А потом отправился в Африку. Через год или чуть больше у него родился сын. Конкретно – ты. – Крейтон говорил короткими, уверенными фразами, словно посвящал новобранцев в тайны устройства пулемета. Да, если он вербовщик, по крайней мере одного рекрута он отправил в море.

Эдвард хотел было спросить, не уберегло ли его пророчество от возможности родиться девочкой, но это звучало бы как-то несерьезно, так что он промолчал.

– Служба относится к «Филобийскому Завету» со смешанными чувствами, – продолжал Крейтон, – но в целом мы принимаем описанное в нем будущее. Поэтому твой отец исполнил этот пункт пророчеств и оставался там, где был, в Ньягате, убивая время, пока…

– «Убивая время?» Сэр, он…

– Я знаю, кем он был! – рявкнул Крейтон. – Я заезжал туда в девятьсот втором и видел тебя. Славный был паренек. Таскал с собою повсюду маленького игрушечного леопарда. Так или иначе, уж поверь мне, Африка была для твоего отца своего рода затянувшимся отпуском.

– Отпуском длиной в двадцать лет, сэр?

– А почему бы и нет? Экзетер, твой отец принадлежал к Службе, я не имел в виду министерство по делам колоний его величества. Служба, в которой я работаю и в которой работал твой отец, не имеет к нему ни малейшего отношения и, возможно, неизмеримо важнее.

– Да, сэр, – пробормотал Эдвард, прикидывая, как бы ему ввернуть вопрос об истинном возрасте отца. Крейтон не дал ему такой возможности.

– Теперь тебе понятно, почему, прежде чем все это тебе сказать, я подождал, пока исцелится твоя нога?

– Надо привыкнуть, сэр.

Возможно, Крейтон и безумен, но он, похоже, хорошо представлял себе, куда правит. Двуколка въехала в довольно большую деревню. Кроме фургона булочника, на улицах еще никого не было.

– Чего нам не хватает, так это времени, – раздраженно сказал Крейтон. – Наши недруги уже трижды пытались прикончить тебя, Экзетер. Даже пять раз, считая покушение на твоего отца и резню в Ньягате. Кстати, тогда они, возможно, считали, что им это удалось. Лишь этим можно объяснить то, что они надолго оставили тебя в покое. Однако этой весной один дом оказался погребенным оползнем, и стало ясно, что пророчества «Филобийского Завета» все еще действуют. Твои родители мертвы, в этом нет сомнения. Значит, жив ты. Они снова пустили по твоему следу своих ищеек. Вряд ли тебе будет везти и дальше.

– Но как они найдут меня сейчас, сэр? Если я могу скрываться от закона, я могу и… И кто такие эти ваши недруги? Я имею в виду, если уж кому-то не терпится убить меня, мне хотелось бы знать, кто это.

Крейтон направил пони на боковую дорогу и снова издал свое «Хррмф!».

– Собственно, люди, мечтающие водрузить твою голову у себя над камином, относятся к группировке, которую мы называем Палатой. Официального названия у нее нет, и членство в ней время от времени меняется. Это немного сложно… Ладно, попробуем. Ты хорошо знаешь, что министерство по делам колоний его величества не ведет никаких дел в Англии. Министерство внутренних дел не действует на заморских территориях. Но они сотрудничают, если, скажем, опасный преступник, которого ищет одно из них, укрылся на территории другого. Они обмениваются информацией. Пока ясно?

– Да, сэр.

– Так вот. Палата не орудует здесь – у ее членов нет сил в этой… гм… среде. Служба, которую я представляю, тоже здесь не действует. Но мы неофициально сотрудничаем с местным, так сказать, отделением, Штаб-Квартирой. Время от времени мы помогаем друг другу – в делах вроде твоего, в вербовке и тому подобных вещах. Они помогли твоему отцу получить место администратора округа в Ньягате. В качестве услуги нам. Он в свою очередь, находясь там, оказывал им разного рода услуги. У двух организаций схожие цели и задачи, так что мы сотрудничаем с ними, а они – с нами. Но – пойми – я здесь всего лишь частное лицо, не облеченное полномочиями. Хррмф! Далее. Число наших недругов здесь непостоянно, и к Палате их можно отнести лишь условно – выбей одного, и на его место встанут двое, но в данный момент Штаб-Квартира по уши занята действительно опасной шайкой, которую они называют Погубителями. Весьма точное название! Так вот. Погубители здесь и Палата там противостоят целям, которых добиваются Служба и Штаб-Квартира, так что они вполне естественные союзники. Именно Погубители, убили твоего отца, и они охотятся за тобой – в качестве услуги Палате.

Все это вроде логично, подумал Эдвард, хотя не сказало ему пока ничего, кроме лишенных смысла названий.

– Вам не трудно пояснить мне несколько определений, сэр? Что именно вы имеете в виду, говоря «здесь»? Если Служба, которую вы представляете, – не министерство колоний, тогда что это за ведомство? И что за люди входят в эту Палату или относятся к Погубителям?

– Тому слишком много определений. Что до людей… что ж, мистер Гудфеллоу – неплохой пример, хотя до последнего времени он сохранял нейтралитет.

Нет, решительно, это слишком тяжелая пища на пустой желудок!

– Сэр, вы хотите сказать, эти группировки состоят из богов?

Крейтон вздохнул:

– Нет, это не боги. По крайней мере в том смысле, какой ты вкладываешь в это слово. Тот, кого ты встретил, лишь бледная тень того, каким он был во времена саксов или кельтов. Он исцелил твою ногу, поскольку проникся к тебе симпатией. Раньше это было бы для него все равно что пальцами щелкнуть.

– Но если он не бог, значит, он своего рода дух, или лесовик, или демон, или…

– Он человек вроде нас. Рожденный женщиной. Он просто пришелец, вот и все.

– Ну допустим. Но…

– Да и понятие «пришелец» мне тоже не нравится. Он обладает маной, и я уверен, что давным-давно он был куда могущественнее, чем теперь. И все же даже тогда он был далеко не самым сильным. А ведь некоторые из Погубителей – настоящие гиганты! Посмотри, чего они добились за последний месяц. Эта чертова война в Европе – дело их рук. Штаб-Квартира много лет пыталась предотвратить ее. Погубители ухитрились обойти все препоны. Теперь это уже свершившийся факт, страшная катастрофа. На этом уровне битва закончена, так что поганцы могут перевести дух и посчитать свои трофеи. А еще – теперь они могут заняться другими делами. Например, тобой.

Мистер Гудфеллоу тоже говорил о войне в очень похожих выражениях, а кем бы ни был этот мистер Гудфеллоу, его нельзя было назвать простым смертным.

Они миновали деревню, и Крейтон направил двуколку через выгон к купе деревьев у реки.

– Видишь ли, – добавил он раздраженным тоном, словно устал объяснять очевидные вещи особо тупому ребенку, – и Штаб-Квартира, и Погубители были в последние месяцы настолько заняты политическими проблемами, что у них не осталось ни времени, ни средств на второстепенные задачи вроде услуг друзьям. Вот почему они послали к тебе всего одну сумасшедшую. Кстати, говорят, она в самом деле сумасшедшая. Балканская анархистка с маниакальной жаждой крови. В иных обстоятельствах они избавились бы от тебя без особого труда. С другой стороны, в иных обстоятельствах и Штаб-Квартира смогла бы лучше тебя охранять.

– Но это же сорвалось!

– Возможно. Но теперь Штаб-Квартира пребывает в расстройстве. Они проиграли, и им необходимо время, чтобы зализать раны. Погубители соберут богатый урожай маны. Так что пока надо залечь на дно!

– Но ведь у меня нет выбора… – Эдвард осекся. Двуколка обогнула деревья и въехала в цыганский табор – полдюжины фургонов и пара шатров. Из расположенного в центре кострища поднимался дым. Ребятишки разбежались, хоронясь за фургонами. Несколько темнолицых мужчин оглянулись посмотреть на пришельцев. Цыгане?

– Какого выбора? – поинтересовался Крейтон, натягивая вожжи.

– Я хочу сказать, я собирался записаться добровольцем. Ведь идет война!

Крейтон с усталым вздохом повернулся к нему:

– Верно, идет. Именно это я и пытаюсь объяснить.

35

– Могла бы погасить лампаду, прежде чем засыпать, – буркнул Т’лин. – Зря масло изводишь. Пошли.

Протирая глаза, Элиэль выбралась за ним из палатки и побрела между спящими драконами. Ни Гима, ни Губера не было видно. Она закоченела и продрогла. Должно быть, она проспала часа два: небо уже посветлело, и вдали виднелся силуэт гор. Звезды почти все погасли, но маленький полумесяц Иш и яркая точка Эльтианы еще светили. День обещал выдаться ясный.

– Это Гром, – сказал Т’лин, остановившись так резко, что Элиэль чуть не врезалась в него. Дракон повернул голову на длинной шее посмотреть на нее. Она механически погладила массивные надбровные дуги, и дракон дохнул на нее теплым ароматом сена. Возможно, ему понравилось, что она такая маленькая.

Т’лин проверил подпругу.

– Он уже не так молод, зато умен и к тому же совсем не почувствует твоего веса. – Т’лин без видимого усилия поднял Элиэль, усадил ее в седло и начал подгонять стремена по длине.

– Горные ремни? – спросила она с опаской. Гром был велик, и даже пока он лежал, земля казалась ей далеко-далеко внизу. Она никогда еще не ездила верхом по горам, только по равнине. По правде говоря, ее навыки погонщика дракона точнее всего определялись словами «оч-чень ограниченные».

– Не натягивай их пока, только подбери, чтобы не болтались. Я скажу, когда натягивать. Вот. Теперь посмотрим, как тебе удастся заставить его слушаться. Вон туда. – Он махнул рукой на запад, вверх по течению реки.

– Но ведь Рилипасс не там!

Тяжелая лапа Т’лина стиснула ее коленку. Его лицо в сумерках казалось высеченным из камня.

– Я знаю это, малышка. И запомни одно – на протяжении этой поездки ты не будешь ни спорить, ни возражать, ясно? Это тебе не катание любопытных девиц. Это серьезно, и я тебя спасать не напрашивался.

– Извини.

– Вот и ладно! – Он фыркнул. – Твои дела уже стоили мне изрядных денег. Они могут стоить мне жизни или даже души. Так что, если я скажу: «Делай так!» – делай, как я сказал. И без промедления. Ясно?

Если Т’лин ставил целью напугать ее, ему это удалось. Она никогда еще не слышала, чтобы он говорил так строго.

– Да, Драконоторговец. – Она вцепилась побелевшими пальцами в край вьючной пластины. – Вондо, Гром!

Гром повернул голову и удивленно уставился на нее большими глазами. Их зеленое свечение было видно даже теперь, на рассвете.

– Вондо! – крикнула Элиэль.

Гром задрал голову и осмотрел спящий табун. Потом оглянулся на Элиэль и нагло зевнул, продемонстрировав зубы размером с ее руку.

– Кричать бесполезно, – вздохнул Т’лин. – Стукни его.

Элиэль лягнула дракона пятками.

– Вондо! Зайб!

Сдавленно рыгнув в знак неодобрения, Гром поднялся на ноги, и Элиэль обнаружила, что смотрит сверху вниз на черный тюрбан Драконоторговца. Дракон двинулся вперед, пробираясь меж спящих товарищей, но очень скоро начал поворачивать – ему явно не хотелось уходить из табуна.

Ценой ожесточенного лягания, которое чередовалось с криками «Вилт!» и «Чаз!», ей удалось вывести Грома в чисто поле. Там она попыталась скомандовать «Варч!». Дракон сделал вид, что бежит, но почти сразу же оглянулся и сбавил ход, а затем повернул влево. Элиэль забарабанила пятками по его чешуйчатым бокам и выругалась. Он на мгновение выровнял бег, но вскоре начал забирать вправо. Еще через несколько минут девочка окончательно признала свое поражение. Она боялась только одного – он утащит ее обратно в табун.

– Восок! – скомандовала она и вздохнула с облегчением, когда упрямая скотина согласилась на компромисс. Гром лег, где стоял – все еще до обидного близко к табуну.

Еще один дракон, отделившись от табуна, неспешным бегом приближался к ним. Он без особого напряжения догнал Грома и сразу же остановился. Гим сердито кричал на него – без толку. Втайне Элиэль была очень даже довольна, что Гим осрамился так же, как и она. Его дракон опустился на траву нос к носу с Громом. Животные возмущенно перерыгивались. Еще бы – посмели нарушить их законный сон!

– Ящерицы бестолковые! – пробормотал Гим. Его мешок и лира были приторочены к задней вьючной пластине. Лицо под черным тюрбаном казалось слишком бледным и гладким для гуртовщика. – Почему «восок», «варч» и прочая ерунда? Почему их не учат старому доброму джоалийскому?

Элиэль подавила смешок – то, как говорил сам Гим, тоже имело довольно отдаленное отношение к настоящему джоалийскому.

– Потому что обычные слова вроде «вперед» звучат в разных вейлах по-разному. Драконьи команды одинаковы повсюду и очень стары. Так Т’лин говорит, – добавила она во избежание дальнейшей дискуссии.

Гим буркнул что-то неразборчивое.

– Тебе понравится Суссленд, – ободряюще сказала она. – Там гораздо теплее, чем в Наршленде, и там больше зелени.

– Ну да, и люди там все время устраивают смуты.

– В Суссии – демократия. – Она надеялась, что назвала верное слово. – Они собираются каждый год, чтобы выбрать нового магистрата.

– Мы тоже. Взрослые, разумеется.

– Но в Нарше результат выборов определяется задолго до них. Это, можно сказать, сговор. В Суссе каждый может избрать каждого. Так Т’лин сказал.

Гим пробормотал какую-то уничижительную характеристику торговца драконами; на этом разговор закончился. Они сидели в неловком молчании, даже не глядя друг на друга.

Небо на востоке разгоралось все ярче, и мир начал наполняться красками. Гром на поверку оказался неописуемой мышастой масти, дракон Гима – снежно-белый. Элиэль сообразила, что отчетливо видит городские ворота – значит, и стражники на стене видят ее. Больше молчать она просто не могла.

– Он не забирает все стадо?

– Судя по всему, нет. – Гим повернулся в седле посмотреть на табун. Там царила тишина. – Возможно, они снимутся и двинутся в противоположную сторону, – добавил он. Похоже, он сам только что до этого додумался. – Ложный след.

Тут от табуна отделился третий дракон, бегом направившийся в их сторону. Он был темной масти, и очень скоро стало ясно, что это Звездный Луч. Никакого седока они не видели. Поравнявшись с лежавшими драконами, он замедлил бег. Кто-то пронзительным голосом крикнул «Зомп!», и он опять припустился во всю мочь.

– Сохрани меня боги! – вскричал Гим, ожесточенно колотя пятками бока своего дракона. – Вондо, Красотка, чудище чешуйчатое! Зомп!

Гром с Красоткой разом поднялись и устремились за третьим драконом. Земля полетела им навстречу так быстро, что даже ветер, казалось, стих. Что-что, а бегать драконы умеют быстро и ровно.

– Зомп! – снова завопил Гим, но и Красотка, и Гром, похоже, немного выдохлись. Несмотря на все проклятия Гима, Красотка начала понемногу отставать, а Звездный Луч продолжал держаться впереди.

Когда он поворачивал, чтобы обогнуть кусты, Элиэль заметила маленькую фигурку, съежившуюся в седле, почти не видную за большим мешком, притороченным к вьючной пластине. Одежда трепетала на ветру, кожаные стремена и поводья свободно болтались. Солнечный луч блеснул на стальном лезвии, но девочка и так уже знала, что наездник – сестра Ан.

Похоже, Гим еще не понял, что Т’лина с ними нет. А впрочем, что бы он сделал? Элиэль оглянулась на восток. Лагеря уже не было видно, да и сам город терялся вдали, только шпили храма виднелись на горизонте. Четвертый дракон спешил вдогонку за ними.

Старуха, должно быть, с ума сошла. Она же убьется, если упадет.

– Зомп! – крикнула Элиэль, отчаянно лягаясь. Впрочем, Гром не мог бежать быстрее. Он тяжело дышал, выбрасывая из ноздрей облачка белого пара. Ну да, Звездный Луч моложе…

Река осталась позади и исчезла из вида. Странный маленький караван несся теперь по дороге меж редких крестьянских домишек и каменных оград. Холмы Наршслоупа тянулись вдоль дороги далеко на севере. Как-то вдруг встало солнце, и через несколько минут драконы бежали уже вдогонку за собственными тенями по тележным колеям и чахлой прошлогодней траве.

Ну что ж, Элиэль Певица убежала из Нарша. Насколько она помнила, с запада долина закрыта. Рилипасс ведет на север, в Суссленд, а Фандорпасс – на восток, в Лаппинленд. Есть еще несколько перевалов на юге, ей неизвестных, ведущих в Торленд и Рэндорленд. Но на западе она не знала ни одного. Скоро впереди показалось что-то яркое – возможно, это просто утреннее солнце играло на покрытых росой соломенных крышах деревни. Должно быть, туда и ведет дорога, там она и кончается.

Вскоре путь им преградила река. Дорога спустилась к броду, и Звездный Луч остановился – драконы не любят воду. Наверное, его наездница не возражала, и он повернулся к ним. Гром радостно рыгнул и тоже сбавил ход. Три дракона стали в кружок, довольно урча и тыча друг друга носами в знак приветствия.

Увидев съежившуюся в седле старуху, Гим разинул рот. Он спрыгнул на землю, крича: «Восок, Звездный Луч! Восок!»

Элиэль заставила Грома опуститься на брюхо и спешилась. Потом пришла на помощь Гиму. Старуха, казалось, была без сознания, но скрюченные пальцы мертвой хваткой вцепились в посох и вьючную пластину. Стараясь держаться подальше от меча, они с Гимом ухитрились снять ее с седла и, как охапку белья, положили на траву.

Она открыла слезящиеся глаза и уставилась на них. Однако когда она заговорила, голос ее звучал на удивление спокойно.

– Да хранит тебя Дева, дитя мое. Представь-ка своего друга.

– Гим Гуртовщик, сестра.

– Он не упоминается. – Сестра Ан потеряла к нему всякий интерес. Она приняла сидячее положение и принялась заправлять под платок выбившиеся пряди седых волос.

– Он спас меня из храма.

– Это бог спас ее, – возразил Гим.

– Хвала Юноше, – кивнула сестра Ан. – Но и Дева заслуживает благодарности. Надеюсь, я не поранила дракона своим мечом?

Гим осмотрел бок Звездного Луча. Тот обернулся и дыхнул на него паром, от которого пахло сеном.

– Несколько едва заметных царапин на чешуе. Ничего страшного.

– Как это тебе удалось вывести его из табуна? – удивилась Элиэль.

– Я угостила его ароматным сеном и сказала ему, какой он красивый. Всегда хорошо платить вперед – когда есть возможность, конечно.

– Торговец драконами ведь не знает об этом, верно?

Сестра Ан нахмурилась, потом вдруг улыбнулась. Возможно, ее улыбка и означала самые добрые намерения, но показалась Элиэль такой же отвратительной, как и два дня назад, – паутина морщин, редкие желтые зубы…

– Иногда действие должно предшествовать объяснениям, – уклончиво пояснила монахиня. – Мне всегда хотелось прокатиться на драконе!

Она покрепче схватилась за посох и протянула руку. Гим помог ей встать, продолжая тем не менее недоверчиво смотреть на нее.

– Ты никогда еще не ездила на драконах?

– Разве я не сказала? Если бы я не подслушала тебя, молодой человек, я бы не узнала, как положено командовать ими. Ладно, где мы? – Похоже, ее слезящиеся глаза были не такими бесполезными, как могло показаться на первый взгляд.

– В Морби, сестра. Это такая маленькая деревушка.

– Никогда о такой не слышала. – По тону сестры было ясно, что она не особенно сожалеет об этом.

– Здесь пекут замечательный хлеб, – мечтательно вздохнул Гим.

Заскрежетав когтями, возле них остановился четвертый дракон. Остальные встретили его приветственным рыганием. Т’лин Драконоторговец оказался на земле еще до того, как его дракон замер окончательно. Лицо Т’лина пылало праведным гневом, и он угрожающе навис над монахиней.

Сестра Ан сделала попытку выпрямиться – безуспешную, ибо ей мешал горб. Ее длинный нос приходился Т’лину чуть выше пояса.

– Ты угнала моего дракона! – Он стиснул кулаки.

– Точнее будет сказать, позаимствовала. Время было дорого, а ты бы стал возражать.

– Клянусь лунами – еще как возражал бы! А теперь, насколько я понимаю, ты надеешься сопровождать нас в Суссленд?

Он говорил громче, чем обычно. Драконы с интересом наблюдали за происходящим. Элиэль встретилась взглядом с Гимом – тот явно не знал, потешаться ему или беспокоиться. Она, впрочем, тоже.

– Сопровождать тебя? Про тебя я ничего не знаю, – невозмутимо ответила старуха. – Про тебя ничего не сказано. Написано: «До начала Празднеств явится в Суссвейл Элиэль, а с ней дочерь Ирепит». Нынче у нас бедродень. Празднества начинаются сегодня вечером, верно? Ты ведь не хочешь противостоять священному пророчеству, если даже Оис не удалось сделать это?

Т’лин потряс кулаками и вцепился в бороду обеими руками так, словно пытался удержать себя от более решительных действий по отношению к ненормальной старухе. Звездный Луч был любимым драконом Т’лина. Сколько знала их Элиэль, они были вместе. Никогда еще не видела она более наглядного изображения гнева, даже когда Тронг Импресарио играл Капутиза в «Отмщении Хиломы».

– Нет, правда? Ты не шутишь? Насколько я знаю ваш орден, сестры-меченосицы всегда предлагают что-то в уплату за услуги.

Сестра Ан согласно кивнула:

– Всегда.

– Сегодня плата за проезд в Сусс – миллион звезд, деньги вперед! – Т’лин чуть не ткнул своей рыжей бородой ей в лицо. – Ну?

Она подняла брови:

– А может, дороже?

– Дороже? И сколько же?

– Твоя жизнь, сынок. Не будь меня, ты, возможно, сидел бы уже в цепях в городской тюрьме.

Т’лин поперхнулся.

– Почему, ты думаешь, стражники еще не гонятся за тобой? – с сожалением в голосе спросила сестра. – Или ты считаешь, что они так уж глупы? А жрецы нашей Владычицы?

– Что ты сделала? – спросил Т’лин уже заметно тише.

– Я сказала им, что видела черного дракона с двумя всадниками, дракона, перелезающего через стену в направлении Нимпасского перевала. Верховой дозор немедленно отправился вдогонку за ними, а остальные вернулись…

– Ты солгала?

– Как можно! – возмутилась сестра Ан, безуспешно пытаясь посмотреть на него сверху вниз. – Мне было даровано видение во сне. Очень отчетливое.

Т’лин Драконоторговец застонал и закрыл лицо руками. Элиэль прикусила губу, чтобы не хихикнуть. Последовала пауза.

– Удивительно ведь, что стражники не погнались за нами, господин, – нерешительно произнес Гим.

– Ничего удивительного! – фыркнула монахиня. – Я поклялась им, что видела то, что рассказала. Сестры моего ордена славятся как безупречные свидетельницы. Суды принимают показания дочерей Ирепит с большим доверием, чем свидетельства самих магистратов. Так что ты обязан мне жизнью, Драконоторговец. А если и не жизнью, то уж имуществом точно. Они давно бы уже все конфисковали. Я расплатилась за поездку сполна.

36

Похоже, Крейтон обладал неисчерпаемой способностью удивлять. Сначала он вызвал из языческих легенд древних лесных богов, теперь эти цыгане… Кто такие цыгане? Воры, попрошайки, шарлатаны – одним словом, не те люди, с которыми полагается водить знакомство уважающему себя джентльмену. И Крейтон не впервые приехал сюда, поскольку его явно узнали. К ним приближался человек. Нельзя сказать, чтобы он радушно улыбался, но, с другой стороны, он и не хмурился.

– Забирай чемодан, – сказал Крейтон, – и подожди здесь. – Он спрыгнул с двуколки.

Эдвард последовал за ним, захватив чемодан. Так и не сказав ни слова, цыган взял пони под уздцы. Он был опрятно одет, хотя платье его отличалось большим количеством отглаженных складок и вышивки, чем у любого обыкновенного англичанина. Слишком пестрый жилет, слишком широкополая шляпа, слишком яркий платок на шее… Он ответил на улыбку Эдварда угрюмым взглядом и отвел пони. Только теперь Эдвард обратил внимание на то, что двуколка тоже смотрелась необычно ярко: начищенные медные детали, яркие краски. Примерно так же выглядели три или четыре фургона. Остальные были попроще.

Крейтон уже разговаривал со старой цыганкой, сидевшей у костра. На ней красовалось столько пестрых одежд, что она напоминала большую охапку радуг. Она произнесла что-то, кивнула и посмотрела на Эдварда. Он постарался выдержать этот пронзительный взгляд настоящих цыганских глаз.

Махнув ему, чтобы он шел следом, Крейтон направился к самому яркому из фургонов. Эдвард догнал его.

– Не думаю, чтобы полиция добралась до тебя здесь, старина, – сказал Крейтон, неодобрительно созерцая пеструю расцветку фургона, – но вот за блох не ручаюсь. – С этими словами он полез по лесенке внутрь. Эдвард забрался следом. Крейтон уже успел снять шляпу и пиджак.

Внутри стояли стол, стулья, плита, полки и множество разнокалиберных ящиков, поэтому здесь едва оставалось место для двоих. Пахло очень непривычно, и везде царили яркие цвета: красный, зеленый, голубой – на стенах, мебели, занавесках, кушетках. Потолок явно проектировался с расчетом на людей ниже шести футов роста. В дальнем конце фургона располагались две кушетки, одна над другой. Судя по обилию одежды самых разных размеров, здесь проживала большая семья. На нижней кровати лежали две подушки – по одной с каждой стороны. А посередине – совершенно новый и чистый чемодан свиной кожи. Эдвард решил, что его украли, но Крейтон, разоблачившись до нижней рубахи, уложил туда жилет и сорочку.

– Закрой дверь, парень! Они разрешили нам пользоваться всем, что мы тут найдем. Вряд ли здесь много одежды твоего размера, но ты поищи.

Эдвард начал раздеваться.

– Сэр, вы говорили, что мой отец убивал время в Африке. Мой дядя – его брат – Роланд обвинил отца в служении Сатане, поскольку…

– Терминология зависит от того, на чьей ты стороне. Кто для одного – Бог, тот для другого – дьявол. Насчет твоего отца я объясню позже. – Крейтон порылся в груде одежды.

– А как же все это сочетается с христианством?

– Да как угодно. Добрый король Георг и его славный кузен кайзер молятся одному и тому же богу, не так ли? – Крейтон извлек из кучи пару вельветовых брюк и хмуро разглядывал их. – Британия и Германия молятся одному богу. То же можно сказать и о французах, и о русских, и об австрийцах. Все они молят Бога даровать победу праведным, то есть им. Вот, эти вроде бы длиннее остальных. – Он протянул брюки Эдварду. Потом выбрал розовую с голубым рубаху и сморщил нос.

– Что-то не так, сэр? – поинтересовался Эдвард, обнаружив, что брюки едва доходят ему до колен.

– Хррмф! Просто сомневаюсь, чистая ли?

– Не думаю, чтобы об этом стоило беспокоиться. Это их проблемы. Должно быть, вы неплохо им платите? Или это делает Штаб-Квартира?

Крейтон бросил на него взгляд из тех, какими разгибают подковы.

– На что это ты намекаешь?

– Ну… все, что хоть раз надевал джорджо, становится мокади и подлежит сожжению сразу же, как мы уедем отсюда.

– Что?

– Мокади – то есть ритуально оскверненным. Если честно, я подозреваю, что они сожгут весь фургон.

– Сожгут… – Пронзительный взгляд из-под кустистых бровей напомнил Эдварду то время, когда он был одним из самых отъявленных сорванцов. – Откуда, черт возьми, ты знаком с цыганскими законами?

– Они часто разбивали табор в Тинкерс-Вуд, сэр, недалеко от нашей школы, – тихо сказал Эдвард. – Семья Флетчер. – Он потянулся за расшитой всеми цветами радуги рубахой.

– За ее пределами, надеюсь?

– Гм… да, сэр.

– Они мошенники и конокрады!

– О, разумеется! – На самом деле это были интереснейшие люди. Даже будучи примерным учеником, Эдвард сбегал по ночам к ним в гости. – Они крадут и лгут. Они обведут вокруг пальца любого джорджо, который сунется к ним. Просто такие уж они люди. Но разве не правда и то, сэр, что много столетий они славятся как лучшие шпионы в Европе?

Невольная улыбка чуть тронула уголки губ Крейтона:

– Боюсь, что так.

– Настоящие роми, наверное, самые разборчивые люди в мире. – Ситуация откровенно забавляла Эдварда. – По сравнению с ними даже брамины высшей касты кажутся жалкими плебеями.

– Хррмф! Если они такие привередливые, то их блохи тоже должны быть до невозможности пукка?

– Не думаю, сэр.

Крейтон одобрительно усмехнулся, продолжая одеваться. Уж не испытывает ли он Эдварда?..

– А сейчас ты не чувствуешь ничего призрачного?

– Нет, сэр. А что?

– Насколько я понимаю, это тоже узел.

– Правда?

– Ну, если честно, я уверен не более твоего. В Соседстве я всегда распознаю виртуальность, но здесь все сложнее. Роми всегда разбивают табор в узлах – причина, думаю, ясна. Кстати, вожака зовут Босуэлл, но подлинная власть у его матери. Эта рубашка тебе чертовски идет. Старая миссис Босуэлл – човихани, ведьма, причем неплохая. Отнесись к ней с уважением.

– Ради Бога, сэр! Согласен, сегодня утром я видел настоящее чудо. Я встретился с самим Пэком, Древним. Я знаю, что не поверил бы в это еще вчера, и запомню это на всю жизнь… но простите! Вы предлагаете мне поверить в цыганских ведьм?

Крейтон бросил на него еще один уничтожающий взгляд.

– Цезарь, Александр, Наполеон, Бисмарк, Чингисхан… ты изучал кого-нибудь из этих людей в своей замечательной школе, Экзетер?

– Некоторых.

– Все они обладали избытком того, что называют харизмой. Ты понимаешь, о чем я?

– Э-э… лидерство?

– Больше, гораздо больше. Это способность поглощать восхищение идущих за тобой и направлять его. Харизматический лидер может заставить людей поверить в то, что он им говорит, умереть за его улыбку, последовать за ним, куда бы он ни пошел. Чем больше он от них требует, тем больше они готовы отдать. Он растет на их верности, и они от этого становятся еще вернее. Генералы, политики, пророки… иногда даже актеры обладают харизмой.

Крейтон замешкался, возясь с пуговицами, и вздохнул.

– Мне довелось как-то видеть Ирвина в роли Гамлета! Фантастика! Половина зала рыдала, и я говорю не только о дамах. Ты, должно быть, знаешь об исцелении верой? Так вот, в отдельных случаях харизматический лидер может буквально творить чудеса. И човихани обладает харизмой. Ты сам увидишь.

Голод и нехватка сна лишили Эдварда обычной выдержки. Возражения рвались из него, прежде чем он успевал удерживать их.

– Право же, сэр! Одно дело харизма, совсем другое – волшебство!

– Действительно? Порой трудно сказать, где кончается харизма и где начинается магия. Так ты собирался записаться в армию, да?

– Конечно! – выпалил выведенный из себя Эдвард. Его страна воюет – как еще он может поступить? Позволить этим грубым пруссакам овладеть Европой? Если они победят, то возьмутся и за Британскую Империю. Их надо остановить сейчас, пока не поздно.

Крейтон вздохнул и принялся рыться в куче носков.

– Ну, наверное, в твоем возрасте я и сам думал бы так же. Ты слышал, что Германия вторглась в Бельгию? Англичане и французы пытаются сдержать их, и на равнинах Фландрии вот-вот воцарится сущий ад. То, что обещают оракулы, приводит в ужас. Несколько последних дней омрачат все наступившее столетие. Но ты, наверное, считаешь себя бессмертным – а как же иначе в твои годы?

– Но это мой долг!

Полковник резко распрямился и нахмурился:

– Я считаю, у тебя есть долг и поважнее, хотя ты еще ничего не знаешь о нем. Думаю, что свой долг по отношению к твоему отцу я исполнил. Я спас его единственного сына от виселицы за преступление, которого тот не совершал. Но я заключу с тобою сделку. Мы спасли тебя от смерти. Мы спасли тебя и от обвинения в убийстве. Мы исцелили твою ногу. Мне кажется, ты нам кое-что после этого должен, не так ли?

На такой вопрос мог быть только один ответ.

– Я очень многим обязан вам, сэр, чертовски многим.

– Черта с два обязан! Я требую вернуть долг, Экзетер. Плати сейчас.

– Как платить? – спросил совершенно ошеломленный Эдвард.

– Словом. Я хочу – черт, я требую! – чтобы ты отдался под мое начало. Ты должен повиноваться, не задавая вопросов!

– Как долго?

– Сутки. До завтрашней зари.

– И это все? А потом мы разойдемся?

– Это все.

– Но вы просите незаполненный чек!

– Сколько было на твоем счету сегодня ночью?

Нет, этот Крейтон и сам не лишен харизмы. Эдвард не мог выдержать его взгляд из-под кустистых бровей.

– Ломаный грош! Ладно, сэр, я согласен.

– Отлично. Слово чести?

Боже! Чего ожидает этот ублюдок? Эдвард смерил его ледяным взглядом:

– Прошу прощения?

– Отлично, – спокойно повторил Крейтон. – Приводи себя в порядок и вылезай. Как мне кажется, нас ждет рагу из кролика на завтрак. Если повезет, то и фазан. – Он бесцеремонно шагнул мимо Эдварда к двери.

– Сэр? Что вы имели в…

– Никаких вопросов! – рявкнул Крейтон и исчез за дверью.

На завтрак и впрямь было рагу, вполне вероятно даже, что из кролика. Во всяком случае, кроме вероятного кролика оно содержало много всего другого, и голодному человеку оно казалось весьма и весьма вкусным. Эдвард старался только не думать про ежей и настолько преуспел в этом, что очистил свою тарелку в рекордно короткое время.

Он сидел в кругу цыган, преимущественно мужчин. Женщины хлопотали вокруг них, подавая тарелки. Женские наряды были ярче и красочнее мужских. Хотя и мужчины казались одетыми скорее для танцев, чем для сельского труда. Табор оказался довольно многочисленным: десятка два взрослых и примерно столько же детишек, таращивших на гостей черные глазенки из-за спин родителей. Лагерь представлял собой хаотическое нагромождение фургонов, шатров и плетеных кресел в различной стадии изготовления. Штабеля медных кастрюль и кучи бельевых прищепок обозначали другие ремесла. С десяток лошадей паслись неподалеку. Лежавшие под фургонами собаки тоже, судя по всему, являлись частью табора.

Крейтон сидел по другую сторону костра от Эдварда, поглощенный беседой со старой човихани. Эдвард не слышал почти ничего из их разговора, но по выражению лиц догадывался, что между ними идет оживленный торг. Те немногие слова, что донеслись до него, были на ромени. Интересно, невольно подумал он, что бы сказали его наставники из Фэллоу, доведись им увидеть его в нынешнем пестром одеянии? Руки и ноги торчали из рукавов и штанин дюймов на шесть. Он был бос, поскольку не нашел обуви подходящего размера. Единственной частью наряда, в которую он влезал без труда, оказалась шляпа, то и дело сползавшая ему на глаза.

К его тарелке протянулась тонкая рука.

– Еще? – спросил нежный голос.

– Да, пожалуйста! Очень вкусно.

Он оглянулся посмотреть, как она наполняет его тарелку из общего котла. Ее платье напомнило ему испанских танцовщиц. Да и вообще вся она – с разноцветным платком на голове, с блестящими на солнце золотыми серьгами в ушах – казалась хорошенькой. Ее коленки… Повинуясь какому-то древнему инстинкту, он повернулся к костру – как раз вовремя, чтобы заметить по меньшей мере полдюжины подозрительных взглядов со стороны молодых мужчин. Боже! Уж не думают ли они… Ну что ж, не так уж они и ошибаются. Не то чтобы он замыслил что-то недостойное, но он позволил себе восхищение, чего джорджо делать не положено. Тем не менее он улыбнулся ей, принимая тарелку обратно. Она застенчиво улыбнулась в ответ.

Завтракая вот так, у костра кочевого табора, он невольно ощущал себя жалким бродягой. Но цыгане – гордый народ, и скорее всего он казался им не более уместным здесь, чем нагой готтентот на Оксфордской кафедре. Хороший урок. Отец, возможно, смог бы лучше облечь это в слова.

Вторую порцию он ел уже не торопясь, борясь с подступающим сном. Этой ночью ему так и не удалось соснуть. Столько вещей требовалось переварить! Может ли он, например, доверять Крейтону – при всем том, что тот сделал для него? Очень уж он какой-то скрытный… Он утверждал, что гостил у отца в Ньягате, и он знает про Зачарованные места. Он явно избегал признания, откуда же он сам, если не считать невразумительных отговорок насчет какого-то места под названием «Соседство». Он противопоставлял это место тому, что называл «здесь», не объясняя, имеет ли он при этом в виду Англию или всю Европу. И Служба, о которой он говорил, – какому правительству она служит? Какому-нибудь полунезависимому индийскому вельможе? Оттоманской Империи? Китаю? В Китае ведь смута, не так ли?

Впрочем, смутное время сейчас везде. Тем не менее Крейтон не раз подчеркивал, что разразившаяся война идет вразрез с целями, которые ставит перед собой эта его драгоценная Служба. И что это за Палата? Он утверждал, что она в некотором роде сверхъестественна. Если так, то и его Служба, должно быть, тоже.

И где тогда на земном шаре расположено это его Соседство?

Так и не найдя ответа ни на один вопрос, Эдвард вернул тарелку обладательнице коленок и вытер рот тыльной стороной кисти. Хотелось умыться и побриться, но первым делом – спать.

Крейтон окликнул его и махнул рукой, подзывая.

Он обошел костер, старательно избегая наступать на острые предметы. Крейтон любезничал со старухой. Возможно, она и на самом деле пури дай – женщина-старейшина, но Эдвард достаточно разбирался в цыганских обычаях и знал, что вожаки обязательно мужского пола. Тем более мужчина рядом с ней сидел на деревянном стуле, в то время как все остальные – просто на земле. Это подчеркивало его важную роль. Эдвард направился к нему.

Босуэллу шел скорее всего шестой десяток. Он был плотным человеком с патриархальными седыми усами. Типичный процветающий торговец лошадьми.

Эдвард почтительно сорвал шляпу.

– Латчо дивес, – произнес он кланяясь.

Усы мужчины дернулись в усмешке.

– Латчо дивес! Ты говоришь на ромени?

– Ненамного больше этого, сэр.

Ну что ж, одно очко в пользу Эдварда. Босуэлл что-то быстро произнес на ромени – возможно, он просто обращался к матери, но скорее проверял, поймет ли это Эдвард. Эдвард не понял.

Поклонившись еще раз, Эдвард уселся перед женщиной, рядом с Крейтоном. Таких глаз, как у нее, он никогда раньше не видел. Ее взгляд, казалось, пронизывал его насквозь и в придачу рассматривал со спины. Никаких других особых черт он в ней не нашел, если не считать того, что она была, разумеется, очень стара. Только эти пронзительные цыганские глаза.

– Дай мне руку, – сказала она. – Не эту, левую.

Эдвард протянул руку ладонью вверх. Она взяла ее скрюченными пальцами и поднесла вплотную к лицу разглядеть. Он вопросительно посмотрел на Крейтона – тот нахмурился в ответ. Потом старуха вздохнула и сложила его пальцы в кулак. Сейчас начнется, подумал он: дальняя дорога, ты потерял друга, твоя любимая будет тебе верна, как бы ты ни сомневался, и так далее. То-то он разочарует ее, когда она попросит посеребрить ей ручку…

Она снова смотрит на него, чтоб ее!

– Тебя незаслуженно обвинили в страшном преступлении. – Ее голос удивил его. Такому голосу место на лондонских задворках. Почти кокни.

– Это правда. – Он отвел взгляд и страдальчески покосился на Крейтона.

– Я не говорил миссис Босуэлл ничего про тебя, Экзетер.

Нет, правда? Эдвард готов был поспорить на пять фунтов – если бы, конечно, они у него были, – что Крейтон рассказал этой старой карге гораздо больше, чем знал он сам.

– Тебе предстоит дальняя дорога.

Ну, Бельгия, конечно, не так уж близко отсюда.

– Тебе предстоит выбор, нелегкий выбор.

Это может означать что угодно: пирог или сосиски на обед, например.

– Вы не могли бы немного конкретнее, мэм?

Крейтон и Босуэлл внимательно следили за их разговором, да и все другие в пределах слышимости – тоже.

Миссис Босуэлл сердито поморщилась, как бы обиженная его скептицизмом. А может, ее мучила боль.

– Тебе предстоит выбирать между честью и дружбой, – хрипло произнесла она. – Тебе придется бросить друга, которому ты обязан жизнью, или предать все, что для тебя свято.

Эдвард зажмурился. Даже слишком конкретно!

– Если ты сделаешь верный выбор, ты останешься жив, но тогда тебе предстоит выбирать между честью и долгом.

– Прошу прощения, мэм. Но как могут честь и долг спорить друг с другом?

Она с внезапным раздражением отвернулась, и он решил было, что она не ответит. Но старуха продолжала:

– Только через бесчестье обретешь ты честь.

Ничего себе, подумал Эдвард. Она озадачила его сильнее, чем он ожидал.

– Честь или дружба, потом честь или долг… А что, третьего не дано?

Она долго не отвечала. Потом прошептала:

– Честь или твоя жизнь.

Так и не глядя на него, она взмахом руки отослала его прочь.

Скоро цыганский караван уже тянулся по дорогам Англии, направляясь неизвестно куда. Выбив из своей жертвы клятву повиновения, Крейтон отказался отвечать на дальнейшие расспросы. Он даже не слушал их. Время соснуть, заявил он.

– Как у тебя с танцами? – неожиданно спросил он, готовясь ко сну.

Эдвард признал, что на медленный вальс его способностей хватит.

– А как зубы? Пломбы есть?

– Две.

– Жаль. – Крейтон вытянулся на нижней кушетке.

– Это что, необходимые требования к новобранцу, завербованному в Службу? – Стукнувшись лбом, Эдвард забрался на верхнюю полку. Даже при открытых окнах в фургоне было ужасно жарко.

– Примерно так, – донесся снизу хитрый голос. – Не помешает еще способность к языкам. На скольких ты говоришь?

– Обычный школьный набор: французский, латынь, греческий. Довольно пристойно немецкий.

– У тебя медаль по немецкому. А как африканские языки?

– Банту.

– Какой банту?

– Эмбу, конечно, и еще кикуйю. Немного меру и суахили. – Это звучало как бахвальство, поэтому он пояснил: – Тут главное освоить один или два. Остальные идут легче. Всякий, кто знает французский и латынь, без труда будет читать по-итальянски или по-испански.

Крейтон усмехнулся чему-то.

– Способности к языкам не мешают, но ты все равно слишком молод. Если бы не «Филобийский Завет», я бы выкинул тебя. Мне нужны люди лет пятидесяти – шестидесяти. Женщины даже лучше. Пока не нашел никого.

Через пять минут он уже храпел.

37

Драконы ужасно не любят воду, но когда Драконоторговец направил Звездного Луча вброд через Наршуотер, остальные потянулись за ним. Он пересадил сестру Ан на четвертого дракона, самку по кличке Пламя. Правда, сначала он заставил ее надежно упрятать меч в мешок. Вокруг этого разгорелся еще один спор. Но сестра сдалась, когда Т’лин пообещал, что она сможет в любую минуту дотянуться до эфеса.

– А что здесь за перевал? – спросила Элиэль, когда их караван двинулся на север, через травянистые склоны Наршслоупа.

– Какой еще перевал? – буркнул Т’лин в ответ. Он все еще злился. – Драконам не нужны перевалы. Твои горные ремни в порядке?

Она кивнула. По правде говоря, пояс отчаянно жал, но, помня, как Звездный Луч спускался по стене храма, она сильно подозревала, что он ей пригодится.

Солнце стояло уже высоко, становилось жарко. Вскоре они ехали по ущелью. Его склоны защищали их от ветра, и она согрелась – редкое состояние в Наршвейле. Хорошо бы еще поспать несколько часов. Она не без сожаления вспоминала слова Гима насчет булочника в Морби, но беглецам необходимо было спешить. Стражники наверняка скоро обнаружат обман сестры Ан.

Драконы растянулись цепочкой, так что поговорить ей было не с кем. Седло начинало тереть. В это же время вчера она ощипывала кур. Она мысленно скорчила рожу. «Ощипывай своих ублюдков сама, мать Илла!» А позавчера вещал оракул, а за день до того она разоблачила Дольма… В коленодень она была обыкновенной маленькой актрисой, ожидавшей поездки на мамонте. Какой простой казалась тогда жизнь!

Еще полчаса беглецы двигались по ущелью, дно которого постепенно повышалось, петляя между горными ручейками и водопадами. В конце концов ущелье отвернуло в сторону от намеченного Т’лином пути, и он направил Звездного Луча на склон. На вершине он приказал всем остановиться, чтобы драконы перевели дух. Элиэль поразилась тому, как высоко они забрались – отсюда был виден весь Наршленд, окруженный снежными вершинами Наршволла. Выше их парили только облака. Даже летом Наршленд казался скорее бурым, чем зеленым, – суровая земля, пригодная разве что для скотоводства. Там и здесь чернели шрамы шахт. Гим смотрел на все это разинув рот.

– Никогда не видел? – спросила Элиэль.

Он покачал головой в тюрбане:

– Я ведь не то что ты. Я нигде еще не был! Нет, там-то я везде побывал. – Он махнул рукой в сторону долины. – Мы выбирались на пикники – мама, отец, я и сестры. Вон туда, к Громовым водопадам. Или туда, на Фиалковый луг. Знаешь, в хорошей обуви можно за день дойти пешком до края долины и обратно. А из конца в конец – за два дня. Отец ходил так раз.

Элиэль не особо любила пешие прогулки, но сильный мужчина… почему бы и нет?

– Есть долины меньше этой, – утешила она его. – А есть и больше. В Джоалвейле есть места, откуда вообще не видно гор!

Это произвело на Гима некоторое впечатление.

– А Суссленд тоже больше, правда?

– Он шире, – сказала она. – Ниже и теплее.

– Расскажи мне о Празднествах, – попросил Гим. Упоминание о Празднествах напомнило Элиэль о том, что ей предстоит еще исполнить пророчества.

Сестра Ан сидела на Пламени так прямо, как могла, вцепившись одной рукой в рукоять своего драгоценного меча. Ее изможденное лицо казалось удивительно спокойным и даже безмятежным. Элиэль хотела о многом спросить сестру, но ее опередил Т’лин Драконоторговец.

– Вряд ли, сестра, твои пророчества говорят о том, как нам лучше перебраться через это? – Он небрежно махнул рукой на иззубренные скалы и глыбы льда, заполнившие всю северную часть небосклона – массы серого и белого с редкими вкраплениями зеленых пятен.

– Нет.

– Или о том, попробует ли Оис воспрепятствовать нам в пути?

– Она может, – фыркнула монахиня. – Вообще-то ее интересуем только мы с Элиэль, но и вы с мальчиком можете погибнуть. Как знать?

– Святой Тион защитит нас, – убежденно заявил Гим. – Мы же совершаем паломничество на его Празднества.

– Правда? – Ан, похоже, в первый раз выказала к нему некоторый интерес. – И ты собирался играть для бога на своей лире?

– Я буду участвовать, если Драконоторговец позволит.

Т’лин снова фыркнул:

– Надеешься выиграть розу, да?

– О нет! – Гим, зардевшись, уставился на свои башмаки. – Для меня будет честью даже участвовать.

Рыжая борода раздвинулась в широкой улыбке:

– Ты можешь выиграть золотую.

Эта мысль пришла Элиэль в голову за мгновение до того, как ее произнес Т’лин. Гим отвернулся и ничего не сказал.

Драконоторговец пожал плечами, как бы не одобряя его причуды.

– Ладно, не бери в голову. Попробуем вон тот просвет. Не хуже других. А какая разница, где тебя сожрут снежные тигры.

Элиэль увидела шанс.

– Сестра, не скажешь ли ты мне, что должно случиться в Суссленде?

Старуха нахмурилась, потом кивнула:

– Разумеется! Собственно, мне положено дать тебе кое-какие наставления. И поскорее, ибо «Завет» умалчивает о точном дне, когда состоится чудо.

– Наставления?

– Да. После прибытия нам может быть уже не до того, ясно? Если только у тебя уже нет опыта, конечно.

– Какого опыта?

В это мгновение Т’лин крикнул: «Зомф!» – и Элиэль отбросило на вьючную пластину. С огромной скоростью драконы устремились вперед. Если сестра Ан и ответила что-то, ее слова унес ветер.

Хребет, как и ущелье, постепенно сворачивал в сторону, и Т’лин повел свой маленький отряд напрямик, не разбирая дороги. В горах драконы чувствовали себя в родной стихии. Ревя от возбуждения, они наперегонки взбирались по склонам холмов и съезжали вниз, поднимая фонтаны мелких камешков. Теперь Элиэль понимала, почему они держатся так далеко друг от друга. Еще до нее начало доходить, что их переход может занять гораздо меньше времени, чем требуется неспешным мамонтам на долгий подъем и не менее долгий спуск с Рилипасса. Воздух делался холоднее. Трава здесь росла реже, и из-под нее то и дело проглядывала каменистая земля.

Возглавлял караван Звездный Луч, но ему приходилось нести тяжелого Т’лина. Гром со своей легкой ношей начал догонять его, пытаясь выйти вперед, и состязание между драконами приняло нешуточный оборот. Как и говорил Т’лин, старый серый самец обладал задором, к тому же он умел выбирать легкий путь. Две самки – Пламя и Красотка – отказались играть в такие дурацкие игры и очень скоро остались позади.

В конце концов они отстали настолько, что Т’лин скомандовал остановиться. Элиэль подъехала поближе. Звездный Луч и Гром устало порыгивали друг на друга, выдыхая клубы белого пара. Драконоторговец улыбался.

– Знаешь ли ты, что это такое, о Алмаз Гор? – Он махнул рукой в сторону грязно-белой стены, перегораживающей ущелье от края до края. Из-под нее, пенясь, вытекал поток зеленой воды.

– На вид самый обыкновенный снег, но я уверена, ты бы не спрашивал, если бы ответ был так прост.

Он кивнул, откупоривая флягу.

– Здесь сошла лавина. Давно.

Элиэль беспокойно огляделась по сторонам. Скалы по обе стороны ущелья венчали снежные шапки, а еще выше блестел на солнце лед.

– Ты хочешь сказать, здесь опасно?

Он сделал большой глоток, вытер рот и кивнул:

– Если Оис того пожелает. Слушай!

Она прислушалась. Ничего, только пыхтение драконов, журчание воды и… дальние раскаты грома?

– Еще одна сходит! – объяснил Т’лин с улыбкой, показавшейся ей зловещей.

– Нам надо ехать по самому верху, – предложила она. – Тогда на нас ничего не свалится.

– Лавина может застать нас, когда мы будем подниматься. Или когда мы уже поднимемся. Молись лучше богине. – Т’лин вздохнул, глядя в сторону, откуда они приехали. – Что говорят священные писания о распрях между богами?

– Оставим Писания жрецам. Я могу сказать, что случается в трагедиях.

– Ну и что случается в трагедиях, о Ипостась Эмбер’л?

– Они обычно спрашивают совета у Прародителя.

– А что потом, разумница? – Его зеленые глаза смотрели на Элиэль со странным выражением, которого она никак не могла понять.

– Он отсылает их прочь. Это в первом действии. А в третьем оглашает свое решение. После этого мы все выходим, кланяемся и еще раз пускаем тарелку по кругу.

Драконоторговец отвернулся убрать флягу обратно в мешок.

– Ты думаешь, именно это и происходит? – спросила она. – Думаешь, она обратилась к Висеку?

Он пожал плечами и улыбнулся:

– Откуда мне знать? Я всего-навсего простой торговец драконами. Это ты у нас кладезь искусств, ипостась Астины. Если уж ты не знаешь, что тогда спрашивать с простого смертного?

Элиэль постаралась припомнить все известные ей трагедии.

– Пророчества – один из атрибутов Висека. Как бог судьбы он не позволит другим препятствовать их исполнению!

– Воистину это звучит очень утешительно. Узнала ли ты, что эти пророчества обещают тебе?

– Нет. Сестра Ан собиралась сказать мне на последней стоянке, а ты перебил. – И, похоже, нарочно.

– Там говорится, что во время семисотых Празднеств Тиона – а они начинаются как раз сегодня – будет рожден Освободитель. – Т’лин приподнял медную бровь, как бы спрашивая, что думает Элиэль об этом.

– Кто такой Освободитель?

– Его имя не названо. Он сын Камерона Кисстера.

– Но кто он, и что значит Кисстер?

Драконоторговец снова пожал мощными плечами:

– Откуда мне знать такие вещи! Может, это у него просто имя такое: Камеронкисстер?

Элиэль вглядывалась в его лицо в поисках намека на то, что все это глупая, очень глупая игра. От Т’лина можно было бы ожидать всего. Правда, сестра Ан не производила впечатление человека, склонного пошутить, а уж Жнецов и вовсе стоило воспринимать только всерьез.

– Кого или что освобождает этот Освободитель?

– А от чего? Или от кого? Тут недостает ясности. Если верить «Завету», он очень, очень важен, но все это предлагается принять на веру, не объясняя, почему. За исключением одного странного намека.

– Какого еще намека?

– Там сказано, что он принесет смерть Смерти.

– Мне кажется, это не такой уж пустяк.

– Возможно, это означает что-то совсем другое. Что там говорится наверняка – так это что он будет рожден в один из следующих нескольких дней, в Суссвейле.

Т’лин еще не знал этого на кухне у Эмбилины Скульптор или по крайней мере не признавался в том, что знает это. Он потешается над ней! Это ее здорово раздражало.

– А что там сказано про меня? – упрямо спросила она.

– А! Вот и остальные!

– Ты меня нарочно выводишь из себя! – возмутилась она самым неодобрительным тоном Амбрии.

Он потеребил рыжую бороду.

– Мне кажется, стоит исходить из того, что у тебя нет нужного опыта. Так что постарайся при первой же возможности поучиться у старой жабы.

– Поучиться чему? – спросила Элиэль сквозь зубы.

– Принимать младенцев.

– Что?

– Вот именно, о Возлюбленная Богов. «Нагим и плачущим придет он в мир, и Элиэль омоет его. Она выходит его, оденет и утешит». Вот что там говорится о тебе. – Т’лин затрясся от смеха. Звездный Луч повернул голову и удивленно посмотрел на него. – Я не думаю, чтобы в это «выходить» входило «вскормить», если я только не пропустил еще каких-то предсказанных чудес.

Персона Исторической Значимости?

– И это все? Ничего больше? Я тебе не верю! С чего бы это мне угрожал Жнец, а богиня обрекла на пожизненное заточение, если все, что от меня требуется, – это помочь какой-то женщине родить ребенка? Пусть этот Камеронкисстер наймет повитуху!

– Но очень важного ребенка! Даже я при рождении был слабым и беспомощным. Красивым, конечно, с моей-то бородой. Все, кто присутствовал при сем событии, сходились на том, что никогда не…

– Значит, вот куда ты ходил сегодня ночью! Вот почему тебя не было в лагере, когда пришли мы с Гимом. Ты ходил к кому-то, у кого есть экземпляр «Завета»? – Элиэль увидела, как в глазах Драконоторговца вспыхнуло подозрение. – К кому-то из знакомых скотоводов, да? За городом? – поспешно добавила она.

– Весьма мудрое заключение, о Богиня Любопытства.

– Там правда больше нет ничего про меня, или ты просто не успел прочитать?

Два остальных дракона, пыхтя, догоняли их.

– Ладно! – ухмыльнулся Т’лин. – Я не успел прочесть всего, даже половины. Там такая путаница… Может, там и еще есть про тебя – не знаю. – Он повернул Звездного Луча к остальным.

Ну что ж, решила она, это уже лучше.

Принимать детей? Ну и ну!

Позднее они увидели вдалеке сходящую лавину: облачко белого дыма на склоне. А спустя некоторое время услышали гром. Далеко от них. Всего только предупреждение, подумала Элиэль. Значит, Владычица все еще гневается. Она сделала знак Тиона, и Гим, возможно, тоже. Сестра Ан сложила руки в молитве Астине. Т’лин сделал жест, которого Элиэль не разглядела.

Спуск с хребта оказался почти отвесным, по чистому льду. Никто, кроме дракона, не смог бы одолеть его, разве что птицы. Поверхность ледника представляла собой иззубренный кошмар, ослепительно яркий и вылизанный свирепыми ветрами. Он размещался в седловине между двумя остроконечными вершинами. Впереди горы были уже ниже.

Вскоре спуск сделался положе, потом еще положе – Гром оттолкнулся и заскользил на брюхе, подруливая лапами. Элиэль беспомощно визжала: «Заппан!» Предостерегающие крики Т’лина быстро остались позади. Она слишком боялась, даже для того, чтобы зажмуриться. Холодный ветер бил в лицо, обжигая острыми льдинками. Они неслись быстрее и быстрее, и сердце ее замирало при мысли о том, что они могут провалиться в расселину.

Они не провалились. Старый опытный дракон знал, что делает. Он остановился на ровном снежном поле у подножия склона, довольно рыгнул и покрутил своей длинной шеей в попытке увидеть остальных, спускающихся по проложенному им следу.

– Когда мы попадем в Суссленд, ящерица, – мрачно пообещала Элиэль, – я сниму эти чертовы лосины и отхлещу тебя ими по морде.

Спуск обычно занимал меньше времени, чем подъем, но Элиэль – опытная путешественница – знала, что этот спуск будет долгим, ведь Суссленд лежал гораздо ниже Наршленда. Все же снега скоро кончились. А то, что издали казалось снегом, при ближайшем рассмотрении обернулось верхом облаков. Со всех сторон их окутал туман, превративший солнце в блеклый серебряный диск, а весь мир – в круг скал размером не больше амфитеатра в Суссе. Драконы продолжали спуск. Воздух делался все теплее и влажнее. Драконы умеют выбирать путь полегче, но несколько раз Гром спускался по почти отвесной поверхности. Один раз он повернулся и спускался хвостом вперед, как делал это Звездный Луч на храме.

Показалась трава, потом кусты, серебряные от росы. Еще не наступил полдень, когда из тумана выплыли первые чахлые деревца, и Т’лин скомандовал Звездному Лучу остановиться. Подошли остальные драконы, сверкая влажной чешуей и выдыхая облака пара.

– Неплохое место для того, чтобы перекусить, – сказал Т’лин. – Гуртовщик, сними поклажу, и пусть себе пасутся. Еда в этом мешке. Восок!

Т’лин был в настроении. Он помог сестре Ан спешиться. Она слишком закоченела, чтобы сделать это самостоятельно, хотя не обронила и слова жалобы. Он достал ее меч и повесил ей на пояс и проводил ее к маленькому ручью.

Пока мужчины были заняты, Элиэль отошла за скалу сделать кое-какие изменения в туалете. Она разгорячилась от езды, да и сусское тепло уже ощущалось. Девочка сняла шерстяную кофту и рубаху, оставив верхнюю куртку. После этого она пошла посмотреть, что разгружает Гим.

Солнце показалось неожиданно, как первый петушиный крик на рассвете. Из белого небо стало ярко-голубым – словно боги отдернули занавеску. Туман рассеялся, перед ними прекрасной картиной в раме из двух крутых утесов раскинулся Суссленд. Забыв про ломоть хлеба в руке, Гим с раскрытым ртом смотрел на эту картину.

– Вот он, – радостно сказала Элиэль. – Зеленый, правда? Сам Сусс вон там. Вряд ли ты разглядишь отсюда город, но вон та яркая точка – это сверкающая на солнце крыша храма. Золотая, сам понимаешь. Вон там, на полпути к нему – Руатвиль, хотя он почти весь разрушен. Я знаю, я там бывала. Таргианцы до сих пор называют долину Руатлендом, ты что, не знал этого? Вон та река – это Суссуотер, и течет она на запад, а не на восток. Перебраться через нее можно только в двух местах. Филоби вон там. – Она ткнула пальцем вправо, хотя подозревала, что сам Филоби скрыт горой.

Гим кивнул и пришел в себя – к ним подошел Т’лин. Элиэль повернулась к Драконоторговцу.

– Мы спустимся прямо к Тогвалби, Драконоторговец?

– Попробуем, если найдем дорогу через лес. – Он опустился на траву и, достав нож, потянулся к хлебу, Элиэль тоже села.

– Ты не хочешь поблагодарить богов?

Т’лин бросил на нее пронизывающий взгляд:

– Нет. Я это заслужил. Ты можешь благодарить богов, а можешь – меня. Как хочешь.

Это удивило даже Элиэль, а уж Гим и вовсе казался шокированным. Сестра Ан тоже подковыляла к ним, опираясь на клюку и так и не отпуская эфес своего меча.

– Что находится в Тогвалби? – спросил Гим. Он не начинал есть в ожидании, пока не сядет монахиня.

Элиэль впилась зубами в персик.

– Монастырь.

– И больше почти ничего, – пробормотал Т’лин с набитым ртом. – Зеленые братья. Женщин туда не пускают.

– Даже этих двух? – удивился Гим.

Драконоторговец покачал головой.

– Это же Гарварда Карзона, бога силы, – объяснила Элиэль. – Мужчины приходят туда упражняться перед Празднествами. – Она никогда еще не бывала в Тогвалби и расстроилась, услышав, что и на этот раз может не попасть туда. – Некоторые остаются там на многие годы!

– И никогда больше не видят женщин, – усмехнувшись, произнес Т’лин. – Слишком большая жертва, и все ради жалкого цветка в волосах – на мой взгляд, во всяком случае.

Гим мгновенно ощетинился:

– Идея в том, что слава земная проходит, как дым, а розы увядают после того, как…

– Теорию я понимаю, парень. Меня не устраивает практика.

Гим сжал губы и промолчал. Сестра Ан осторожно уселась, сложила руки в молитве и взяла себе ломоть хлеба и кусок сыра. Она явно считала, что пропитание входит в стоимость проезда. Во всяком случае, никакой дополнительной платы она не предложила. Ее лицо посерело от усталости.

Некоторое время Т’лин молча жевал, глядя на нее.

– Сестра! – сказал он наконец. – Мы спустимся где-то недалеко от Тогвалби. Куда мы поместим нашу Деву Судьбы?

Монахиня уставилась на него слезящимися глазами.

– Я плохо разбираюсь в географии, Т’лин Драконоторговец. В «Завете» ничего не говорится о точном месте. Я уверена, что об этом позаботится бог.

– Позаботиться-то позаботится, только как? Если верить нашему маленькому Пупу Земли, по Суссии сейчас рыщут по крайней мере двое Жнецов, и один из них знает ее в лицо и неминуемо убьет при встрече.

– Двое Жнецов? – Сестра Ан с трудом повернула голову и посмотрела на Элиэль. – Расскажи, детка.

Весь вкус у еды куда-то пропал. Элиэль повторила свой рассказ про Дольма Актера.

Монахиня расстроенно нахмурилась, но ничего не сказала. Последовала долгая пауза, на протяжении которой все ждали, пока сестра прожует, но она все продолжала двигать беззубыми челюстями.

– Почему ты не назвала его имя? – спросил Гим. – Ты и вчера не говорила.

– Потому что, если ты знаешь Жнеца, он будет знать, что ты его знаешь. Я просто хочу сохранить тебе жизнь, только и всего.

Гим поперхнулся и оглянулся на остальных, ожидая подтверждения. Монахиня продолжала жевать, уставившись в землю. Т’лин хмурился.

– Филобийская обитель примет тебя, сестра.

Старуха кивнула, не поднимая взгляда.

– И девчонку тоже.

– Заппан вам! – вскинулась Элиэль. – Я не для того бежала от красного, чтобы попасть к синему. Я не собираюсь становиться жрицей, Т’лин Драконоторговец!

– Ни одна уважающая себя богиня и так не примет тебя, егоза. Ты хочешь попасть в Сусс к своим друзьям?

– Э-э… нет. – Один из этих «друзей» – Жнец, и судя по прищуру глаз Т’лина, он думал о том же.

– Я уверен, сестры дадут тебе убежище на время Празднеств. – Т’лин сунул в рот последний кусок сыра. – А что будет потом, зависит от того, что случится за это время. Может, ничего.

Жизнь, решила Элиэль, становится очень уж похожей на тот спуск в тумане – прямо вперед, не зная, что там. Что случится после того, как она примет этого немыслимого ребенка? Тион вознаградит ее за исполнение пророчества? Или Владычица затаит на нее злобу, и ей придется провести остаток жизни в скитаниях, как Хойньок в «Проклятии Монаха»?

– Элиэль? – окликнул ее Гим. – Расскажи мне про Празднества. – В его улыбке читалась зависть. Сестра Ан заснула как сидела, уронив голову на грудь, – маленькая кучка поношенных синих одежд. Т’лин растянулся на траве, греясь на солнце.

– Идет. – Элиэль задумалась. – Ну, рассказать про все – и дня не хватит. Они всегда начинаются в бедродень, службой в храме. Не в самом городе, а поблизости. На следующий день происходит посвящение. Потом атлеты уходят в путь, и начинаются творческие состязания.

– В путь – куда?

– По Суссвейлу. Это занимает четыре дня. Они останавливаются в Тогвалби, в Филоби и в Иогби. Каждый вечер худших отсеивают. Многие сходят сами.

Голубые глаза Гима расширились:

– Почему?

– От усталости, ясное дело! В Суссленде жарко, как в печке. В Тогвалби они славят Гарварда. В Филоби им предстоит еще одна служба, посвящающаяся Иилах. Она богиня атлетов. Они проводят ночь в священной роще. – Элиэль хихикнула. – Как-то там случилась гроза, и они все попростужались! А наутро атлеты шагают в Иогби.

– А там они что делают?

– Мозоли зализывают.

– Нет, я хотел спросить, какому богу там молятся? – упрямо допытывался Гим.

Элиэль не помнила, чтобы в Иогби был какой-то храм.

– Да никакому! В Сусс можно попасть и минуя Иогби, так что я сама ни разу не бывала там. Мне так кажется, это сделано нарочно, чтобы они не мешались под ногами. Ко времени, когда эти туши возвращаются в Сусс, мы, артисты, уже заканчиваем свои выступления. Ну и кончается все, разумеется, в головадень. Присуждаются розы, и победители следуют в храм благодарить Тиона, и туда запускают уродов и калек, и бог творит чудо… Чего это ты лыбишься?

Гим вскочил и шагнул в сторону, словно любуясь пейзажем. Элиэль пошла за ним.

– Что случилось?

– Ничего, – сонно улыбнулся он.

– Нет, скажи! Я же рассказала тебе о Празднествах!

Он покраснел.

– Да ну, я просто думал, похож ли святой Тион на… на отцовскую статую Кирб’ла?

– Он вообще не может быть похож! Ты что, не знаешь? Там, в храме, вообще нет изображений Тиона. Смертный художник не может точно изобразить бога красоты!

– Но отцовская работа… – нахмурился Гим.

– Я не сомневаюсь, что она очень похожа!

Он покраснел еще сильнее.

– Чудище маленькое!

– Именно это имел в виду Т’лин, говоря о золотой розе. Сначала присуждается одна желтая роза, и тот, кто ее выиграет, стоит пред алтарем и представляет Тиона. Он вручает алые розы.

– Сам знаю! – взорвался Гим.

– Я уверена, что ты выиграешь золотую розу!

Гим стоял красный как рак. Казалось, куда уж больше! Но после этих слов Элиэль он залился пунцовой краской до корней волос. Даже его прозрачные усики стали видны на фоне этого пунцового безобразия. Элиэль была потрясена. Ей никогда еще не удавалось довести кого-то до такого замечательного румянца – словно ветреный закат на все небо.

– Чтоб тебе с горы спрыгнуть! – обрушился на нее Гим.

– Но это ведь великая честь – изображать бога. А в твоем случае это будет еще и подтверждением того, насколько велико сходство скульптуры твоего отца. Возможно, бог говорит нам, что он хочет, чтобы твой отец сам прибыл сюда изваять…

– Убирайся и не приставай ко мне, девчонка!

Ух ты!

– Но твоя красота притягивает меня, как мед – муху.

– Мух давят!

– Но от красоты никуда не денешься, и все женщины…

– О чем спор? – спросил Т’лин Драконоторговец. Он скинул теплую одежду и остался в рубахе и мешковатых джоалийских бриджах, пестрых, как стайка радужных птиц. На поясе висел меч. В ухе поблескивало маленькое золотое колечко.

– Ни о чем! – рявкнул Гим.

– Я только объясняла ему про золотую розу!

– А… – Т’лин пожал плечами. – По мне, красивая внешность не то, из-за чего стоит задирать нос. Но и стыдиться ее нечего, так что ты скоро просто вырастешь из этого. Не позволяй этой юной осе жалить тебя, парень. Да, ты как, ничего играешь на этой своей лире?

– Я сейчас покажу! – с готовностью вызвался Гим.

– Я не могу судить.

– Зато я могу, – заявила Элиэль.

Т’лин молитвенно сложил свои поросшие рыжими волосами ручищи.

– Ты держись подальше, заноза. А ты, юноша, сможешь ли ты сыграть хотя бы пару нот достаточно хорошо, чтобы тебя допустили? Не обязательно выигрывать, хотя бы участвовать.

– Думаю, смогу.

– Отлично. Это ты и сделаешь. Ты будешь нашим соглядатаем на Празднествах.

Гим нахмурился:

– Но ведь Празднества проводятся в честь…

– Тогда зачем там Жнецы? Твой бог приказал тебе спасти эту недорослую отраву, верно?

Оба посмотрели на Элиэль. Она постаралась удержаться от того, чтобы не лягнуть Драконоторговца по ляжке.

– Сдается мне, твоя ответственность за нее на этом не закончилась, – сказал Т’лин. – Мы доставили ее сюда – ты и я, – и нам надо постараться сохранить ее в живых. Или ты предпочитаешь надеяться на мастерство сестры Ан как фехтовальщицы на мечах?

– Нет, господин, – улыбнулся Гим.

– Ага, старая карга просыпается. Нам пора в путь. Посмотрим-ка, как ты научился седлать, Гуртовщик. Пошли, о Алмаз…

Он осекся. Элиэль резко повернулась посмотреть, на что это он так уставился, и увидела дым. Что-то большое здорово горело в Суссленде.

38

– Пиол Поэт собирался написать драму под названием «Зоруатиада» про осаду Руата, – объяснила Элиэль, – так что мы в прошлом году были там, чтобы посмотреть на это место. Он, правда, так и не написал ее. Раньше вся долина называлась Руатленд, а сам Руат был большим и могущественным городом. В те дни там был мост. Потом началась война за Лемондленд. Руатия сражалась на стороне таргианцев, но победили джоалийцы, по крайней мере в этих краях, и тогда Тратор Полководец сровнял город с землей и разрушил мост. Они сделали Суссби новой столицей, на той стороне реки, но мостов до сих пор осталось только два, в Ротби и Ламеби. Так что Суссби выросла в Сусс, Руатуотер стал Суссуот…

– Ты хоть иногда можешь не болтать? – спросил Гим.

– Только не тогда, когда вижу столько невежества, нуждающегося в просвещении! – Это была фраза из прошлогодней комедии и, как решила Элиэль, очень даже подходящая к обстоятельствам. Ладно, она его, пожалуй, простит. Тем более он улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, а улыбка Гима Гуртовщика могла бы смягчить даже каменное изваяние Девы. Его лицо подзагорело. Дорожная пыль покрыла его настолько, что брови и усы не были видны совсем. Так казалось ей гораздо лучше.

Т’лин ехал первым. За ним мешком тряслась в седле сестра Ан. Казалось, она без сознания, но даже если и так, она была надежно привязана к седлу. Младшие замыкали отряд. Они достаточно освоились с управлением драконами, чтобы ехать рядом и разговаривать.

Спуск с Сусслоупа оказался легче, чем ожидала Элиэль. Они выбрали самый пологий склон, держась подальше от деревьев, а дорогу через лес им проложила давняя лавина. Прогалина расширялась и постепенно превратилась в возделанную долину, и дальше они двигались уже по пыльной, жаркой дороге. Элиэль и забыла уже, как жарко бывает в Суссе, а может, это быстрый спуск не дал ей возможности привыкнуть. Она разделась до бриджей и рубахи. Ноги начинали подгорать на солнце, и у Гима тоже – на нем было не больше одежды, чем на ней.

Драконы тоже страдали от жары, и Т’лин вел их неспешным «зайбом». По обе стороны от дороги раскинулись зеленые рисовые чеки. Загорелые почти дочерна люди в широких соломенных шляпах отрывались от работы, распрямляясь, чтобы посмотреть на путешественников, а иногда и помахать им в ответ. Элиэль подозревала, что вода, в которой они стояли по щиколотку, горячая, как в бане. Какой-то злак, который она должна была бы помнить, но не помнила, покрывал целые акры земли бледно-розовым ковром, наполняя воздух сладким ароматом. Время от времени дорога ныряла в сады тенистых деревьев, на которых росли плоды-колокольчики, и темная тень казалась подлинным наслаждением. Из-за заборов маленьких ферм на проходящих драконов завывали сторожевые коты.

Как в самом Суссе, так и в деревнях и мужчины, и женщины носили рубахи, представлявшие собой хлопчатые цилиндры с лямками на плечах. Впрочем, работавшие в поле обходились набедренными повязками. И, конечно же, жестокое солнце Суссвейла делало широкополые соломенные шляпы обязательными для всех. Тюрбаны защищали от солнца гораздо хуже. Т’лин купил всем шляпы прямо с голов ребятишек, выбежавших поглазеть на драконов. Четыре вполне сносные шляпы обошлись им в четыре медяка. Прежние же их обладатели возместили потерю, соорудив себе новые буквально за несколько минут. Даже сестра Ан не стала возражать, когда Т’лин водрузил шляпу ей на голову.

– Мы двигаемся на северо-восток, – заметила Элиэль. – Значит, мы вообще не попадем в Тогвалби. Скорее прямо в Филоби. Хотелось бы мне знать, что это за дым?

Черный столб все еще не рассеялся. Напротив, он, казалось, сделался гуще. Он вырастал к небу, возвышаясь над холмами зловещим черным великаном. Высоко-высоко в небе он начинал расползаться, отклоняясь к западу, но его большая часть казалась вертикальным шрамом на безоблачном полуденном небосклоне.

– Думаю, мы это узнаем очень скоро, – добавила она. – Долина, по которой они ехали, вот-вот должна была влиться в Суссвейл.

– Эта Филоби – большая деревня?

Элиэль понятия не имела, но, не желая сдаваться, бухнула:

– Где-то около ста домов. Может, чуть меньше или больше.

Гим кивнул:

– А что там за дома?

– Э-э… белые такие. Вроде этих. – Она махнула рукой в сторону россыпи сельских домиков.

– Сырец. Но он ведь не так уж хорошо горит. Что еще есть в Филоби?

– Водопад.

Гим закатил глаза и рассмеялся – вместе с ней.

– Монастырь Иилах, – сказала она.

– Опиши-ка его.

– Я не очень-то его знаю, – призналась девочка. – Я там только мимо проходила. Дома по большей части скрыты за деревьями. Еще там есть священная роща. Это такой небольшой круглый холм, поросший дубами. Сам храм небольшой. Все, что видно, – это купол и красные черепичные крыши.

– Черепица лежит на деревянных стропилах. Еще что-нибудь?

– Больше вроде ничего, – огорченно призналась она.

– Вот ты и ответила, – мрачно вздохнул Гим и кивнул в сторону дымного столба. – Бывшая священная роща.

Почти незаметно долина превратилась в Суссфлэт. Далеко на севере в жарком мареве замаячили пики Суссволла. Богатая равнина была уже знакома Элиэль – мозаика садов, ярко-зеленых чеков, маленьких белых деревушек, – но она знала, что Гиму, выросшему в холодной земле, все это внове. Иногда вдалеке вспыхивал яркий блик, и она показала на него, объяснив, что это солнце отражается от крыши храма в самом Суссе. На востоке продолжал подниматься в небо зловещий черный столб.

Красная пыльная дорога в конце концов привела их к торному пути из Филоби в Тогвалби, который на поверку оказался такой же грязной колеей, только пошире. Движение по дороге в эту самую жаркую часть дня было довольно вялым: стада костлявого скота, перегоняемые на новые пастбища, редкие повозки, запряженные волами. Один раз Гим восторженно закричал, указывая на далекий отряд людей верхом на длинноногих моа. Элиэль подозревала, что это солдаты, и обрадовалась, когда они скрылись вдали.

Наконец Т’лин остановил Звездного Луча и подождал остальных.

– Надо устроить привал, – хмуро объявил он. – Драконы не вынесут такой жары. – Он кивнул в сторону холма чуть дальше по дороге, на вершине которого росла купа высоких деревьев. – Езжайте туда, я скоро догоню, – сказал он, а сам поехал к группке деревенских, глазевших на драконов.

В нормальном состоянии драконы потянулись бы за Звездным Лучом, но теперь они были слишком измотаны, чтобы сопротивляться командам. Гим заставил Красотку идти вперед; Гром и Пламя последовали за ними. Деревья имели гладкие стволы, увенчанные высоко от земли зелеными кронами. Они отбрасывали такую густую тень, что под ними ничего не росло.

– «Восок!» – скомандовал Гим и расплылся в улыбке, когда все три дракона послушались его. Довольный, он огляделся по сторонам. – Наконец-то прохлада!

Элиэль сползла с седла, ощущая себя такой же старой и разбитой, как сестра Ан.

– Разве это прохлада? Это просто кажется после той жары.

– Обязательно тебе надо возразить, да? Как называются эти деревья?

– Деревья-зонты.

– Ты это знаешь или сама сочинила?

– Ясное дело, знаю! – Раз она называет эти деревья зонтами, значит, для нее они – зонты, как бы там их ни называли другие. Она села на песок, прислонившись спиной к гладкому кожистому стволу. Воздух здесь и впрямь казался прохладным. До Филоби оставалось, должно быть, не больше пяти-шести миль. Отсюда можно было разглядеть даже пламя.

Гим помог спешиться монахине. Старуха была чуть жива. Она даже не потребовала свой меч, что само по себе уже было плохим признаком.

Ан никогда не говорила, что защищает Элиэль Певицу. Монахиня твердо стояла на том, что ее меч – это не оружие. Она даже не утверждала того, что ее послала Дева. Просто она выполняет пророчество. Юноша нашел Гима, чтобы тот освободил Элиэль из храма, но не дал ему дальнейших распоряжений. Теперь хранителем Элиэль стал Т’лин Драконоторговец. Ее тайный друг сделался, наверное, самым важным человеком в ее жизни. Он был огромен и силен. Она знала, что он хранит неведомые ей тайны. И все же ей некому было больше доверять. Жаль, она не знает, какой бог послал его.

Т’лин догнал их через несколько минут. Он сел, утирая лоб смуглой рукой. Его лицо сделалось почти одного цвета с рыжей бородой. Он был мрачнее тучи.

– Так вот, как мы и думали, это священная роща. Прошлой ночью здесь проходила большая группа людей, направлявшихся в Филоби. Пять или шесть десятков. Они шутили, что собираются воззвать к богине.

– Что? – не выдержала Элиэль. – Ты хочешь сказать, они это нарочно?

– Типичная суссианская смута.

Напрашиваться на гнев богини?

– Кто были эти смутьяны?

Взгляд зеленых глаз Т’лина сделался холоднее льда.

– Послушники монастыря Гарварда под предводительством нескольких монахов. На рассвете они подстрекали жителей Филоби идти с ними. Всех, кто отказывался, избили, а их дома разрушили. Еще они разграбили монастырь.

– Зачем они это сделали, господин? – тихо спросил Гим.

– А что с монахинями? – поинтересовалась Элиэль.

Вместо ответа на оба вопроса Т’лин только пожал плечами.

Несмотря на жару, Элиэль пробрал озноб.

– Вчера ночью ты говорил, что в Пентатеоне случилась серьезная распря, да?

– Похоже, я был прав.

Значит, она лишь пешка в игре, разыгрываемой богами. Гарвард – еще одно воплощение Карзона. И он вовлечен во все это дело не меньше, чем Зэц. Муж и Владычица во всех своих ипостасях ополчились против нее. Юноша помогает ей, и теперь, похоже. Дева – тоже… или по крайней мере она против Мужа, что почти то же самое… или нет? И ставка в этой жуткой игре – Освободитель. Дитя.

Сестра Ан встрепенулась и попробовала сесть прямо. Она до сих пор не сняла свой шерстяной балахон. Ее изможденное лицо раскраснелось. Но когда она заговорила, голос зазвучал неожиданно твердо:

– «Горе Деве, ибо Муж обрушит на нее силу свою. Горе ее святилищу. И надругаются над девственницами. И увидят все кровь и пепел на святом лике. И падет святилище под натиском Мужа, и только плач будет стоять…»

– Я так понимаю, это часть твоего бесценного пророчества? – буркнул Т’лин.

Она кивнула, утирая слезы:

– Так написано в «Завете», но там не говорилось, когда. Увы мне, я вижу это!

– Мне тоже жаль. Что толку в нем, если уже слишком поздно, разве не так? – Он хмуро поморщился. – Нам придется менять свои планы. Эти ублюдки сейчас направляются в Сусс на Празднества. Нам незачем идти в Филоби. И уж никак нельзя показываться в Тогвалби. – Он покосился на Элиэль. – И в Сусс мы тебя не можем вести. – Он имеет в виду Дольма Актера, это точно.

– Разве я не окажусь в безопасности, укрывшись в храме Тиона?

– Ты так думаешь? А жрецы тебя пустят? Нам все равно придется скоро остановиться – драконы не перенесут такой жары. – Он посмотрел на сестру Ан, обмякшую от усталости.

– Единственное, что остается, – ехать в Руатвиль, – негромко произнес Гим. – Не так ли, господин?

– Но там же ничего нет! – возразила Элиэль и тут же сообразила, что с учетом обстоятельств это «ничего», возможно, лучше всего остального.

Т’лин заломил медно-рыжую бровь:

– Так уж ничего?

– Ну да!

– И негде остановиться?

– Ну… да, там гостиница есть.

– А Святилище ты знаешь?

– Ясное дело, – ответила девочка, довольная, что он задал такой простой вопрос.

– Вот и хорошо. Тогда – зайб!

Он поднялся на ноги и зашагал к драконам. Элиэль так и не смогла понять, с чего это Т’лину Драконоторговцу захотелось любоваться местными достопримечательностями? Очень уж это на него не похоже.

Она была не права, утверждая, что в Руатвиле ничего нет. Там были развалины, деревья и кочковатое пастбище. По дороге Элиэль повторила Гиму рассказ Пиола Поэта двухлетней давности: почти весь великолепный Руат строился когда-то из кирпича-сырца, и эти стены рухнули сразу же, как дома лишились крыш. От каменных же домов остались отдельные стены, обвалившиеся башни и ведущие в никуда арки. В некоторых домах продолжали жить люди, ежечасно рискуя быть погребенными под развалинами при урагане или землетрясении. Другие выстроили себе дома из обломков, накрыв их дерном, так что на крышах паслись козы. Результатом стало странное, расползшееся поселение, деревня, выросшая на развалинах столицы.

– Это я и сам мог бы сообразить, – сказал Гим, понуро озирая окрестности.

– Если ты завоюешь золотую розу, жрецы заставят тебя сбрить усы.

– Это-то еще при чем?

– Вот и я хотела спросить тебя о том же.

Все устали. Минувшей ночью никому из них не удалось выспаться, да и путешествие выдалось не из легких.

Руатвиль оказался не совсем пуст. Главная улица оставалась такой же широкой, хотя булыжная мостовая заросла травой и из нее торчали древесные корни. Редкие жители спешили по своим делам: гнали коз на пастбище, тащили мешки еды или угля. Все останавливались посмотреть на драконов.

Элиэль подсказала Т’лину, как проехать к гостинице, хотя он и сам наверняка нашел бы дорогу. При виде гостиницы на нее нахлынули воспоминания. Когда-то это здание было дворцом или общественным заведением, и стены до сих пор поднимались на целых три этажа. Теперь же использовался только первый его этаж, а в пустых глазницах верхних двух виднелось небо, ибо крыша давным-давно обвалилась. Входом служил величественный портал, но двери пошли на растопку давно уже умершим людям, и от них остались только ржавые петли.

Пиит’дор Трактирщик был крупным мужчиной с мясистым лицом. Лицо украшала седеющая борода и впечатляющая бородавка на носу. Исполняя свою роль в наилучшем виде, он радостно потирал руки, когда Т’лин отсыпал ему золота. Трактирщик поведал, что опасается нашествия беженцев из Филоби, тем более что местные власти могут потребовать от него, чтобы он предоставил кров этим оборванцам… но раз уж дорогие гости пожаловали, теперь-то их никто не потревожит. По счастью, его лучшие комнаты как раз свободны… и так далее.

Гим уже отстегивал ремни, удерживавшие сестру Ан в седле, когда его освободил от этого занятия сам Т’лин.

– Местные власти! – сердито бормотал он под нос. – Десять против одного, что это его собственный брат.

Он легко поднял старуху на руки, чиркая острием меча по земле. Пиит’дор Трактирщик всплеснул руками от удивления. Его радостный настрой куда-то испарился. Он все пятился от них, не сводя глаз с этого злосчастного меча, пока не заслонил вход.

– Что-то не так? – спросил Т’лин.

Трактирщик начал бормотать что-то о дурных приметах.

– Всех или никого! Это еще что за штуки! – Продолжая держать старуху, словно она была легка, как перышко, Т’лин угрожающе шагнул вперед.

– Она больна?

– Скорее устала.

Совершенно расстроенный, Пиит’дор освободил путь. Должно быть, дочери Ирепит – большая редкость в Руатвиле, но и постояльцы со звонкой монетой тоже заявлялись сюда не каждый день. Поэтому он постарался изобразить радушного хозяина.

– О господин мой, мой дом всегда к твоим услугам… твоим и твоих спутников. И святая госпожа тоже не останется без крова. – Он зашагал вверх по ступенькам, продолжая бормотать. – Моя жена…

– Спорим, потолок протекает, – шепнул Гим.

– Еще бы… – Элиэль вдруг одолела зевота. Она так устала, что не могла даже рассказать, как тут лило в их прошлый приезд. Тогда это не казалось таким забавным. Она подумала, что даже такая гроза, как в тот раз, не разбудит ее сегодня, стоит ей только найти место, где бы прилечь…

Айана Трактирщик была больше своего мужа – огромная, радушная. Даже бородавка на носу у нее не уступала мужниной. Она хорошо знала свое дело – смахнув муку со лба, она вытерла руки о передник и провела их в отведенные им комнаты. Айана заохала, увидев плачевное состояние монахини. Ничуть не опасаясь присутствия дочери Ирепит у себя в трактире, она проследила, чтобы ту уложили на мягкий тюфяк, и отослала мужчин.

Вооружившись ведерком воды, Элиэль угнездилась в углу большой комнаты и смыла грязь от долгого путешествия. Ей предстояло делить одну комнату с сестрой Ан. Это мало что меняло – свободного места в комнате хватило бы и на пару драконов. Больше всего на свете она хотела рухнуть на кровать и уснуть. Но суета вокруг монахини мешала ей.

Солнечный свет проникал в помещение через два больших оконных проема, в которых не осталось ни одного целого стекла, так что особой безопасности жильцам гостиница не обеспечивала – любой желающий мог подобраться по лесу к самому окну. Перекрытием служили остатки крыши и полов верхних этажей. Прорехи заделывались неошкуренными стволами деревьев из леса. Причудливая расстановка кроватей объяснялась скорее всего выбором сухих мест, поскольку тут и там на мозаичном полу виднелись потеки – следы дождей. Оставшись в запыленной рубахе, как была, с мокрой головой и босиком, Элиэль отправилась на поиски съестного. Гим уже опередил ее. Он сидел в гордом одиночестве в огромной комнате, уставленной грубо сколоченными столами и скамьями. На стенах сохранились остатки древних росписей. Его волосы были мокрыми, как и у нее, но он переоделся в чистую рубаху. После того как Гим умылся, все его солнечные ожоги особенно бросались в глаза. Т’лина не было видно. Скорее всего он возился со своими драгоценными драконами.

Завтрак – а может, обед, а может, ужин – состоял из обилия разных фруктов, горячего хлеба и козьего сыра. Гим попробовал все фрукты без исключения, требуя, чтобы Элиэль назвала их ему. Она перечислила все известные ей названия, заменяя те, которые не помнила, на более или менее убедительные. Если не считать этого, они почти не говорили.

Вскоре Элиэль почувствовала, что глаза ее окончательно слипаются.

– Я иду спать! – твердо заявила она.

Гим напустил на себя вид бравого мужчины.

– А я поупражняюсь на лире, если только не понадоблюсь Драконоторговцу.

– Можешь упражняться хоть на барабанах, я все равно не проснусь, – сказала Элиэль и отправилась к себе в комнату.

Тюфяк в углу был соблазнительно пуст. На том, что лежал посередине комнаты, храпела сестра Ан. Ну и пусть! Элиэль будет спать, даже если… Эк!

В окно заглядывал какой-то человек. Ей потребовалась секунда на то, чтобы понять, что это Т’лин Драконоторговец в соломенной шляпе и коричневой местной рубахе. Она никогда еще не видела его без тюрбана, к тому же было что-то странное в его бороде.

– Это только я! – Он закинул в комнату какой-то тюк. – Принес тебе кое-какого шмотья. Ты не ложилась всю ночь – хочешь спать, наверно?

– О да.

– Скажи мне только, как пройти к Святилищу.

Элиэль окинула его мутным от усталости взором. Он зачем-то вымазал бороду углем – не то чтобы она стала совсем черной, но от медно-рыжего цвета не осталось и следа. Зачем это Т’лину Драконоторговцу маскироваться?

И почему бы ему просто не попросить кого-нибудь из местных проводить его туда?

– Его трудно пройти, не заметив, – сказала она. – Ступай по главной дороге на север, к старому мосту. Святилище к востоку от дороги, где-то в полумиле. Там знак и тропа.

– Ага. Хорошо. Э-э… тебе нужно чего-нибудь перед сном?

Элиэль зевнула и блаженно потянулась.

– Глаза совсем слипаются.

– Отлично. – Т’лин подозрительно посмотрел на нее. – Если ты проснешься, пока меня не будет… В общем, тут тебе не Нарш или Сусс, помни это. Чтоб сидела здесь!

Элиэль уселась на свой тюфяк и как можно искреннее пообещала, что не отойдет от гостиницы дальше, чем к драконам, – она слышала их усталое порыгивание.

– Не забывай, что случилось нынче утром в Филоби, – зловеще напомнил Т’лин. – И потом, в этих краях водятся саблезубы.

– Уж не пытаешься ли ты удержать меня в стороне от чего-то, Т’лин Драконоторговец? – перешла она в контратаку.

– Нет, нет. Спи спокойно. – Он исчез.

Возможно, это ужин взбодрил ее. А может, просто любопытство. Так или иначе, она знала, что уже не уснет. Элиэль порылась в тюке, который он сунул в окно, и нашла рубаху и пару сандалий. Почти наверняка он последит еще некоторое время за окном на случай, если она попробует увязаться за ним. Девочка торопливо переоделась в чистую рубаху, схватила сандалии и выбежала в дверь. Шлеп-шлап, шлеп-шлап…

39

Эдвард неожиданно для себя уснул. В фургоне было жарко и шумно. Время от времени он просыпался и слышал храп, скрип колес, потрескивание осей и цокот копыт. Изредка навстречу проезжал грузовик, с обочины выкрикивали проклятия несносным цыганам ребятишки. Заливались истерическим лаем собаки. В эти минуты на него снова наваливались мысли о его злоключениях, и он смотрел на раскрашенные планки обшивки перед своим носом, обдумывая все «за» и «против». Какие документы потребуются ему, чтобы записаться? Он не может называть свое подлинное имя. Значит, его аттестат бесполезен. Да к тому же он все равно остался в Кенсингтоне, так что с мыслями о поступлении на офицерские курсы придется распрощаться. Ладно, не в звании дело. Но как долго удастся ему скрывать свое имя?

Чуть позже караван остановился. Он не осмелился выяснять причину остановки. Вряд ли это полицейский патруль, но даже если и так, цыгане сумеют разобраться. У них многовековой опыт общения с представителями закона. Крейтон продолжал храпеть.

Алиса, должно быть, уже знает о его исчезновении. Она, наверное, с ума сходит от тревоги. С другой стороны, он не без удовольствия подумал о реакции дяди. Жаль, он не может отвести его в ту рощу на зеленом холме познакомиться с Пэком. Интересно, подумал он, как это их Штаб-Квартире удалось целых два года имитировать несуществующего Олдкастла? Комитет, говорил Крейтон. Тем не менее все письма ему были написаны одной рукой.

Фургон скрипнул и тронулся с места. Он снова заснул.

Ему приснились родители, и он проснулся в холодном поту.

Во сне они сидели на веранде в Ньягате и писали вместе письмо. По странной логике сна он знал, что это письмо – ему.

Письмо Джамбо – вот что его так беспокоит. Оно так совпадало с тем, что говорил Крейтон! Не будь этого письма, он бы, возможно, отмел версию полковника как полный абсурд, и никакая исцеленная нога не помогла бы ему.

– Ага, проснулся наконец! – Крейтон разделся до нижней рубашки и брился опасным лезвием. – И как спалось?

– Хорошо, сэр. – Эдвард старался казаться хладнокровным. Он весь взмок и разморился от жары. Слезать было некуда – фургон продолжал двигаться, и он мог неосторожно толкнуть Крейтона так, что тот перережет себе глотку. Конечно, этот тип возмутительно скуп на слова, но резать его все же преждевременно.

Крейтон в очередной раз нацелился бритвой – фургон дернулся. Крейтон сдавленно чертыхнулся.

– Не скажете ли вы, где мы находимся, сэр?

– На полпути к месту назначения. Будем там к ночи.

– А что это за место?

– Стоунхендж.

Эдвард заподозрил подвох, потом понял.

– Узел, конечно?

– Насколько мне известно, самый мощный в Британии.

– И кого мы там застанем? Друидов?

– Друиды? Думаю, они использовали его, но уже и в их время он был очень древним. – Крейтон снова нацелился бритвой. Похоже, сейчас он был настроен поговорить. – Насколько мне известно, там сейчас не обитает ни один дух… если верить Штаб-Квартире. – Крейтон вытер бритву. – Узлы используются с другой целью – большинство узлов. Их можно использовать для перехода.

Он только подтвердил то, чего и так опасался Эдвард.

– Переход куда?

– В самые разные места. Большая часть европейских узлов соединяется с так называемыми Вейлами. Возможно, это связано с теми ключами, которые мы используем. Кстати о ключах: они имеют некоторое отношение к древним языкам, положенным на ритмическую основу. Попробуем-ка. – Он отложил бритву и выстучал на столе короткую дробь костяшками пальцев. – Можешь повторить?

Эдвард дотянулся до крыши перед своим лицом и повторил дробь.

Крейтон присвистнул.

– С первого раза? Отлично. Повтори еще.

Эдвард, недоумевая, повторил. К чему все это?

– Тогда попробуем, сможешь ли ты осилить все с начала до конца! – На этот раз Крейтон пробарабанил долгую и сложную мелодию. В целом все сводилось к серии вариаций и синкоп. Эдвард повторил мелодию без ошибки.

– Экзетер, да ты просто чудо! Дьявол, да как это тебе удалось? Я думал, у тебя полдня уйдет на то, чтобы освоить.

– Я вырос в Африке, сэр. Местные справляются с ритмами и посложнее этого. Вот, попробуйте. – Его пальцы отвыкли без практики, и вообще-то для этого требовалось двое барабанщиков, но ему удалось довольно сносно воспроизвести один из самых простых ритмов Эмбу.

Крейтон молча прослушал его до конца и вдруг рассмеялся. Эдвард в первый раз слышал его смех – резкий, пронзительный.

– Не буду и пытаться – все равно не получится! Ладно, одной проблемой меньше. Как у тебя с декламацией наизусть?

– Пожалуй, средне.

– Скромничаешь? Ты играл короля в «Генрихе V». Это сложная роль.

– Откуда вы… Вы читали мои письма мистеру Олдкастлу?

– Логически вытекает из всех твоих способностей. – Крейтон, похоже, забыл, что половина его лица все еще покрыта пеной. – Повтори за мной:

– Что это означает?

– Черт его знает. Этот язык не знает никто. Возможно, он древнее пирамид. Попробуй повторить.

Это оказалось сложнее. Ему пришлось сделать несколько попыток.

– Они исполняются под ритм, да? – спросил Эдвард. – А мелодия какая? – Он попробовал напеть эти слова под аккомпанемент дроби.

– Стой! – рявкнул Крейтон. – Не смешивай ингредиенты, пока я не дам команды!

– Сэр? – Эдварду снова показалось, что полковник сошел с ума.

– Ритм, слова, мелодию и танец. Тебе придется учить их порознь. Вместе они составляют ключ.

– Ключ от чего?

– Ключ к переходу. Надеюсь, это один из ключей от Стоунхенджа. Попробуем вторую строфу.

– Ключ к переходу куда? – не сдавался Эдвард. Все это начинало его злить.

– Беспрекословное подчинение! Вторая строфа…

– Сэр!

Они буравили друг друга взглядами, но теперь уже Эдвард распалился настолько, что на этот раз сдался Крейтон. Он уставился в зеркало и снова поднял руку с бритвой.

– Этим ключам невесть сколько тысячелетий, – как ни в чем не бывало ответил он. – По большей части это древние шаманские обряды. У нас в Олимпе есть один парень, так он провел настоящее исследование, пытаясь понять, как они работают. Не все ключи подходят ко всем узлам. Если честно, нам известно действие только нескольких. Большая их часть ведет в Соседство – думаю, поэтому его так и называют «Соседством». Европейские связаны преимущественно с Вейлами, но есть и исключения. В самом Джоалленде есть один, ведущий прямиком в Новую Зеландию. Это тебя не удивляет?

– Нет, – признался Эдвард. – И еще один – в Долину Царей?

Крейтон порезал щеку и изверг проклятие, услышав которое любой мальчик из Фэллоу провалился бы на месте.

– Что тебе известно об этом?

Судя по всему, Эдвард задел больное место.

– Ее называют еще Долиной Гробниц. Недалеко от Луксора. Там похоронена целая куча фараонов.

Крейтон свирепо смотрел на него. Кровь стекала ему на шею.

– Отвечай на вопрос, мальчишка!

– Может, сначала вы ответите на мой вопрос?

– И не подумаю! Я не собираюсь играть в игры! – А что он еще делает? – Это вопрос жизни и смерти, Экзетер, – твоей смерти, разумеется. Возможно, и моей тоже. А теперь говори, откуда тебе известно про Долину!

Эдвард нехотя сдался.

– Из письма, которое отец написал перед самой смертью.

– Где ты видел это письмо? Где оно сейчас?

– Осталось в больнице.

Еще раз чертыхнувшись, полковник подобрал из кучи совсем еще новую рубашку и приложил к порезу.

– Кому он писал? Не тебе же?

– Нет, сэр. Какому-то парню по кличке Джамбо. Он так и не успел отправить это письмо. Я нашел его в отцовских бумагах неделю назад.

– Ты прав, – буркнул Крейтон. – Джамбо – один из наших. В Египте и в самом деле есть переход. Теперь неприятель может узнать о нем! Черт возьми! Интересно, могу ли я послать телеграмму из ближайшей деревни? – Он задохнулся и в ярости уставился на рубашку.

– Я полагаю, мои вещи конфискованы полицией, сэр.

– Думаешь, это остановит Погубителей? Ну конечно, откуда тебе знать. Луксорский переход имеет особую ценность, поскольку ведет непосредственно в Олимп. Есть и еще, но они известны гораздо лучше. Ключ, которому я тебя учу, как правило, ведет в один из Вейлов. Что там еще в этом письме?

– По-моему, – холодно произнес Эдвард, – вы мошенничаете.

– Это неслыханно! – рявкнул Крейтон, глядя на свое отражение в зеркале.

– Мне кажется, что, когда я исполню этот ваш пароль до конца, вы лишите меня возможности записаться добровольцем!

– А я что, обещал что-то другое?

– Нет, вы только послушайте! – восхитился Эдвард. – Да вы талант адвоката в землю зарываете!

Крейтон вновь испустил свое «Хррмф!» и смерил его свирепым взглядом.

– А это нарушение субординации!

– Вы заставили меня поклясться честью. А ваша-то честь где?

– Это дерзость! Щенок безмозглый!

Оба уже кричали.

Эдвард извернулся, подобрал ноги, спрыгнул на пол и выпрямился, чтобы встретить полковника лицом к лицу. При этом он врезался макушкой в потолок, да так, что у него в глазах вспыхнули искры.

Крейтон издевательски фыркнул:

– Видишь? Ты даже на ногах толком стоять не умеешь. Без меня ты мертвец, Экзетер. Тебе не видать военной формы как своих ушей. Погубители выследят тебя и на этот раз не будут ходить вокруг да около. Они задуют тебя, как свечку.

Эдвард опустился на чемодан и потер макушку. Как это ни печально, у него были все основания верить этому маньяку.

– Одна из первых фраз, что я услышал от вас еще в больнице, была: «Он не сможет совершить переход с такой ногой». Переход куда?

Не услышав ответа, он поднял глаза. Крейтон мрачно смотрел на него, потом пожал плечами:

– В Соседство, надеюсь. До сих пор, насколько мне известно, никто не пробовал использовать для этого Стоунхендж, но нам придется рискнуть. Если не выйдет, поедем на Большие Круги Эйвбери и попробуем там. Все наши обычные переходы в Англии находятся под наблюдением. Если верить «Филобийскому Завету», мальчик мой, ты прибудешь в один из узлов в Суссленде. Это один из вейлов Соседства. Нам придется поверить предсказанию.

– В Соседстве? Не по Соседству? Это Соседство что, страна такая?

Крейтон отвернулся обратно к зеркалу.

– Нет, – ответил он. – Не страна. Соседство – больше, чем страна. Гораздо больше.

– Так это там отец жил до того, как вернулся в Новую Зеландию? Те тридцать лет, что он не старел?

– Ах ты, несносный проныра! – вздохнул Крейтон. – Давай еще раз первую строфу.

40

Суссуотер считался самой непригодной для судоходства рекой во всех вейлах. Грязно-желтый поток бурлил на дне каньона, стены которого поднимались отвесно на сотни футов. Только в трех местах они сходились достаточно близко для того, чтобы перекинуть мост, и мост в Руате был из них первым и самым красивым. Когда Тратор Полководец осадил город, он первым делом обрушил каменную арку на северном берегу. Южная арка осталась стоять. В нее упиралась ровная мощеная дорога, по которой теперь никто не ездил. С ее основания можно было легко разглядеть башни Сусса и золотой блик на крыше храма Тиона. Казалось, они находятся всего в часе ходьбы, но хорошему ходоку потребовался бы целый день, чтобы дойти до них. Жители Сусса решительно пресекали любые попытки восстановить мост, дабы Руатвиль не возродился соперником новой столицы.

Так, во всяком случае, говорил Пиол Поэт.

Святилище когда-то представляло собой величественное и благородное сооружение, стоявшее на утесе почти на краю каньона. Оно считалось самой древней священной постройкой в Вейлах, а имена строителей позабыли давным-давно. Даже Тратор не осмелился снести столь священный храм. За него это сделали время, бури и землетрясения. Все, что сохранилось, – это прямоугольная платформа из огромных каменных блоков, а на ней круг колонн. От некоторых остались только базы, но десять – двенадцать стояли еще на всю высоту. Что за кровля покоилась на них когда-то, никто уже и не помнил, и теологи продолжали спорить, что означало их количество – тридцать одна. Все же, хоть и редко, это место посещали паломники, а особо преданные люди поддерживали в кругу колонн чистоту. Окружающая Святилище земля считалась слишком святой, чтобы ее возделывать, поэтому она заросла лесом, и теперь одинокие развалины почти затерялись в джунглях.

Элиэль не сомневалась, что сумеет срезать путь. Вместо того чтобы идти по старой дороге, а потом по паломнической тропе, она двинулась прямо на северо-восток, надеясь дойти до края обрыва, а по нему зайти к Святилищу с другой стороны. Держа в одной руке шляпу, а в другой сандалии, она босиком поспешила по траве. Несколько молодых пастухов покосились на нее, но никто не пытался задержать девочку или насмехаться над ее хромотой. Задыхаясь и потея, она ворвалась в лес и тут же поняла свою ошибку. Она и забыла, какие густые здесь джунгли.

Ветви и колючие лианы росли так тесно, что она еле плелась. Повсюду валялись каменные обломки. Идти в сандалиях было еще труднее, так что она упрямо шагала босиком, стараясь производить как можно меньше шума. Шляпа путалась в ветвях. Она держала ее перед собой, чтобы защитить лицо. Лес как вымер – даже птицы не пели. Да и насекомые словно уснули.

Потом путь пересек ручей, в который она чуть не упала. Он-то еще откуда взялся? Ручей пересекал ее путь глубокой расселиной с глинистыми краями. Элиэль поскользнулась и скатилась к самой воде. Она пришла в ярость, обнаружив, что вода течет справа налево. Насколько она помнила, паломническая тропа не пересекала никакого ручья, значит, она находится на нужном берегу. Она вскарабкалась наверх и стала пробираться вдоль ручья – он мог течь только к реке и обрыву.

При этом он и не думал течь прямо к реке. Он извивался и петлял так, что Элиэль очень скоро потеряла всякое представление о том, где она, а где – храм. Она попробовала сообразить… так, солнце садится на востоке… тьфу! Ноги подкашивались, бедро болело. Еще немного – и она плюнет на все и вернется и забудет про Т’лина Драконоторговца и про его дурацкий интерес к развалинам. Одна беда – ей все равно придется пройти ручей до конца.

Где-то неподалеку кто-то насвистывал унылую мелодию. Элиэль остановилась и прислушалась. Этой мелодии она не знала. Свист оборвался так же внезапно, как начался. Она двинулась дальше, стараясь идти прямо в том направлении. Вскоре она увидела вырастающие из густого подлеска ступени и край платформы. Прямо над ней возвышался заросший зеленым плющом обломок колонны в два обхвата.

Элиэль услышала негромкие голоса.

Она подбиралась осторожно, шаг за шагом. Когда она подошла к основанию полуразрушенной лестницы, голоса сделались яснее. Разговаривавшие явно стояли за этой, ближней колонной. Босиком она прокралась поближе и прижалась к покрытому плющом камню так, что смогла разбирать слова.

– …мальчишке, чтобы он привел ее ко мне в лагерь. Я отправился в лагерь и приказал своим людям встретить их. Потом вернулся в город и доложил все Старшему в Нарше.

Сам Т’лин!

Ну что ж, это уже лучше. Элиэль вьюном обвилась вокруг колонны, чтобы лучше слышать.

Мужчина усмехнулся:

– И что он решил со всем этим?

Таргианец! Он говорил по-джоалийски, но утробное произношение не спутать было ни с чем.

Снова Т’лин:

– Он решил, что Служба этим заинтересуется.

– Он, конечно, прав.

Т’лин вздохнул:

– Рад слышать это! Ну, мы наскоро пролистали «Завет» – времени у нас было в обрез – и, как она и говорила, нашли ее имя. Вот ведь забавно! Я знал эту девчонку уже много лет и ни за что бы не подумал, что она имеет такую цену. Это неописуемая маленькая егоза. Мне всегда казалось, что с возрастом из нее выйдет отличный рекрут.

– Послушать, так может и выйти.

– В общем, Старший, к моему удивлению, постановил, что мне нужно доставить ее сюда. Так что я посадил их верхом. Чего я не ожидал – так это того, что в табуне прячется старая монахиня. Я оседлал своего дракона и лишь на миг отвернулся – как она уселась в седло и была такова. – Он помолчал и нехотя добавил: – В общем, мне пришлось притащить сюда и ее.

Второй мужчина усмехнулся. Голос у него был довольно молодой. Осторожно выглянув из-за колонны, Элиэль одним глазом разглядела его. Он сидел спиной к ней на упавшем каменном блоке. Должно быть, Т’лин сидит где-то рядом. Они смотрели на пустую площадку в круге колонн.

– Ничего удивительного! «Филобийский Завет» на поверку оказался поразительно точным. В нем говорится, что девчонка прибудет с синей монахиней, – она и появилась с синей монахиней. Только чудо могло предотвратить это.

– Чудо – то, что я не придушил эту старую ведьму!

Таргианец расхохотался, словно от удачной шутки.

– Насилие над такими не поощряется!

Элиэль высунулась из-за плюща еще на пару дюймов, так чтобы смотреть уже обоими глазами. Оба мужчины сидели в тени, сняв шляпы. Таргианец не уступал в росте Т’лину. Он сидел, откинувшись назад и опершись на руки – жилистые молодые руки, темные от загара. Он казался заметно моложе. Его волосы были темными, и, когда он повернул голову в профиль, она увидела, что он чисто выбрит.

В левом ухе его блестело маленькое золотое колечко!

– Она пока осталась в гостинице, господин, – сказал Т’лин. – Так что мне с ней делать?

«Господин»? Т’лин Драконоторговец обращается к этому сопляку как к «господину»?

– Неплохой вопрос! – Таргианец выпрямился и пригладил волосы рукой. – Как думаешь, что ты получишь, скрестив кенгуру с ягуаром?

– Что? О… боюсь, не знаю, господин.

– Правильно. Я просто хочу сказать, что есть кое-что, чего я не могу тебе рассказать. И не думай обижаться! Я не сомневаюсь, что у тебя есть свои секреты политического характера, которых я не знаю. А это дела религиозные, только и всего.

Т’лин испустил свое привычное фырканье.

– Это я и сам знаю! Подрывная деятельность, инфильтрация – в этом я разбираюсь. В религиозных вопросах я не специалист.

– Не ты один, поверь! Что тебе удалось понять?

– Очень мало. В дни Празднеств в Суссленде ожидается рождение некоего младенца. Девчонка должна принять роды. Карзон, Эльтиана и их братия пытаются предотвратить это. Тион и Астина вроде бы настроены в пользу «Завета». Насколько я понимаю, Служба – тоже?

– Мы – да, – буркнул молодой человек. – Зэц и Оис, само собой, против. Карзон с Эльтианой, возможно, тоже. Но не советую тебе доверять Тиону! Он ведет собственную, грязную игру.

Элиэль поперхнулась. Богохульство!

– Но разве не Тион послал мальчишку спасти девочку? – удивился Т’лин.

– Ты хочешь сказать, Кирб’л! Мне страшно подумать, какие у него интересы в этом деле. Кирб’л – настоящий маньяк. Сама Астина пока держится в стороне.

– Но это ее рощу сожгли сегодня утром!

– Нет, – вздохнул таргианец. – Это была роща Иилах. Иилах более или менее поддерживает нас – или поддерживала. Возможно, она уже мертва. Послушай, я и так говорю тебе больше, чем следовало бы, так что будь благоразумен, ладно? Теологическая доктрина жрецов абсолютно запутана, что в общем-то понятно. Идея пяти великих богов, Пентатеона, является упрощением – довольно полезным, но все же далеким от действительности. Конечно, все пятеро обладают огромной силой – Висек, Карзон, Эльтиана, Астина, Тион. Но некоторые другие обладают гораздо большим влиянием, чем ты думаешь, и их принадлежность к партии того или иного из великих не всегда такова, какой ее представляют. Все эти теории аватар и ипостасей – им место на свалке. Иилах – далеко не Астина, а Кирб’л – не Тион, точно так же, как Гарвард – не Карзон! Да и Оис – не Эльтиана. Сука сукой – с этой-то ее ритуальной проституцией, – но и чертовски сильная благодаря этому. Возможно, она и впрямь может вызывать лавины, как утверждает. Тион тоже мало уступает ей в порочности.

Гнусная, гадкая ересь! Как может Т’лин Драконоторговец терпеть подобное богохульство?

– К счастью, – добавил незнакомец, – не все они поддерживают Палату. Среди них есть вполне пристойные, и многие занимают выжидательную позицию.

Помолчав немного, Т’лин усмехнулся:

– А я-то думал, нет ничего сложнее политики! Тарг со дня на день захватит Нарсию, ты, наверное, и сам знаешь.

– Ничего удивительного, – ответил таргианец. – А джоалийцы и ухом не ведут, вот дураки! Но по сравнению с нашим делом это все ерунда. Войны приходят и уходят… Освободитель может оказаться куда важнее любой войны. Ты прибыл в Суссленд уже после восхода солнца?

– Сильно позже. За полдень.

– Ага! Этот сброд Гарварда разгромил рощу в Филоби раньше. Значит, ему не повезло.

Последовало молчание. Элиэль подавила сильное желание взвизгнуть. Она испытала настоящее облегчение, когда Т’лин спросил: «В чем не повезло?»

Последовала еще одна пауза. Таргианец нагнулся и достал откуда-то бутылку. Он отпил и протянул ее Т’лину.

– Мне надо объяснить кое-что. Во-первых, все эти разговоры насчет родов – неверное толкование. Мы ожидаем вовсе не ребенка. Освободитель, о котором говорится в «Завете», будет взрослым человеком.

Т’лин усмехнулся:

– Представляю, как будет рада моя маленькая подружка. Она не пришла в восторг, услышав, что ей предстоит быть повитухой.

– Не говори ей ничего! – резко одернул его таргианец.

– Конечно, нет, господин. Я никому ничего не скажу.

– Верно. Она должна действовать по собственному побуждению. Если она узнает, что от нее ожидается, она может сделать все не так. Впрочем, я и сам толком не знаю, что от нее ожидается. Возможно, это все равно, но мы не можем рисковать. Палата уже много лет пытается сорвать исполнение пророчества. А то, что подходит им, никак не устраивает нас, если ты меня понимаешь. – Он снова помолчал. – Вот почему Гарвард уничтожил сегодня рощу Иилах – он пытался оборвать цепь. Я думаю, он ее только укрепил. Он действует, как тупой бык. Впрочем, он никогда не отличался умом.

Это он о боге так!

– Тем не менее, – продолжал богохульник, – Палата бросила на это дело гораздо больше сил, чем Служба, Семьдесят Седьмой. Ну например, в этом активно участвует Зэц.

– Смерть!

– Тот, кто называет себя Смертью. Похоже, Освободитель представляет для него личную угрозу.

– У него здесь двое Жнецов, насколько мне известно.

– Больше, чем двое. Мы абсолютно уверены, что он сам попробовал предвидеть события. Он достаточно силен, чтобы рискнуть. Возможно, он точно знает, где появится Освободитель, в то время как нам это неизвестно. – Он невесело усмехнулся. – По крайней мере мы не знали этого до того, как прибыл ты. Я-то думал, у меня здесь рутинное дежурство, и тут ты бросаешь меня в самую гущу событий.

– Тем, что притащил сюда девчонку, ты хочешь сказать?

Таргианец промычал что-то утвердительное, снова приложившись к бутылке.

– Надо было мне оставить ее у какого-нибудь верного человека, а сюда идти одному, – озабоченно произнес Т’лин.

Второй передал ему бутылку.

– Возможно. А вдруг это испортило бы все – как знать? Почему Старший в Нарше послал тебя в Руатвиль?

Т’лин вытер губы.

– Он и не посылал. Он предложил мне идти в Филоби и доложиться Тридцать Девятому. Это место он называл в качестве запасного. Он был уверен, что здесь сшивается кто-то из секты.

Т’лин хотел вернуть бутылку, но таргианец покачал головой:

– Допивай. Видишь ли, насколько нам известно, в Суссленде имеется только шесть мест, где мог бы появиться Освободитель. Среди них – храм Тиона и монастырь в Тогвалби. Если он выберет одно из них, Палата возьмет его тепленьким, так что его можно будет считать покойником. Мы ждали его в роще Иилах в Филоби, поскольку Иилах покровительствует ему. Вернее, покровительствовала. Гарвард позаботился об этом! Можешь поспорить на самую дорогую тебе часть тела, что он оставил там приглядывать своих ублюдков. Есть еще поляна у дороги недалеко от Филоби, обладающая уймой виртуальности…

– Уймой чего?

– Забудь. Я хотел сказать только, что это еще одно вероятное место. Итак, остается это Святилище и еще один узел… одно место, я хотел сказать. В холмах за Иогби. После Филоби мы рассчитывали на это место, поскольку оно не занято.

– Ты меня совсем запутал, господин.

– Я имею в виду, что там ничего нет. Ни храма, ни молельни. Это ты можешь понять? Ладно, не бери в голову. Вопрос в том, что нам делать дальше. Празднества начинаются сегодня.

Он подумал немного.

– Первым делом избавься от мальчишки. Если он и в самом деле из секты Тиона, Кирб’л наверняка отметил его тем или иным способом. Так что дай ему немного денег и отправь на Празднества. Так будет проще. Пусть сам заботится о себе. Нам от него пользы больше не будет. У нас впереди еще часа два светлого времени. Отведи своих драконов в Филоби и посмотри, нельзя ли переправить уцелевших в Ротби. Из кожи вон вылези, но сделай несколько ездок в обе стороны. Ты со своими драконами привлечешь внимание, так что постарайся замутить воду как следует.

– Но они устали, господин! – попробовал протестовать Т’лин.

– Убей их, если потребуется, потом выставишь счет.

– Да, господин, – сдался торговец.

– Ты уж извини, но ставки здесь выше, чем ты думаешь. Девочку оставь в гостинице.

– Может, мне лучше убрать ее из этого места, тебе не кажется, господин?

Молодой человек рассмеялся:

– Можешь попробовать, но я бы поставил на пророчество.

После этого замечания он начал больше нравиться Элиэль. Она подавила искушение выйти из-за колонны и спросить Т’лина, легко ли он нашел Святилище, – просто так, чтобы посмотреть, какое у него будет лицо.

Таргианец вытянул длинные руки и зевнул.

– Завтра к нам должен прибыть связной на быстром моа, так что я пошлю остальным весточку и попрошу подкрепления. Впрочем, вряд ли у них найдется. Все ясно?

И снова непривычно почтительный Т’лин утвердительно кивнул.

– Жаль, конечно, что Палата опознала эту таинственную Элиэль раньше, чем мы, но, возможно, сейчас наш ход. Надеюсь, двух Элиэлей быть не может? Что-то очень она юна по рассказам.

– Ей двенадцать, я точно знаю.

– Гм. По большей части она упоминается вроде бы как помощница при родах, но другая строка гласит, что она же будет первым искушением. Немного странно ожидать искушения от двенадцатилетней, не так ли?

Т’лин фыркнул по-драконьему.

– Не один раз я испытывал сильное искушение оборвать ей уши, господин!

«Ох, припомню я тебе эти слова, Драконоторговец!»

Таргианец хихикнул:

– А как насчет отшельника? Тебе в твоих странствиях не доводилось встречаться с отшельниками?

– Отшельниками?

– Один из моих любимых стихов: «И сильнейший может лишиться сил, и отведет его Элиэль к Отшельнику за помощью, и обретет он тогда новые силы». – Это еще требует прояснения.

– Но здесь не упоминается Освободитель.

– Нет, это вообще может не иметь к нему отношения. Или может относиться к событиям, до которых еще много лет. Про него там еще много непонятного понаписано. Вроде «И придет Освободитель в Джоал, призывая к покаянию». Но Элиэль упоминается только четырежды, в том смысле, что она помогает Освободителю, так что это может относиться и к тому, что произойдет сегодня ночью. Я спрашивал на всякий случай.

– Никаких отшельников! – буркнул Т’лин. – Мне бы не хотелось, чтобы с девочкой что-то случилось, господин.

– Мне тоже, – ответил таргианец вставая. Он оказался высоким и худым. – Но окружи ее хоть всей джоалийской армией, это не спасет ее от Палаты. До появления Освободителя она – самое слабое звено в цепи. Если Жнецы Зэца найдут ее, она погибла. Никто в мире не сможет защитить ее.

Т’лин тоже встал.

– А святые, господин?

Молодой человек сердито кашлянул.

– Ах, да. Ну, можно, конечно, молить святых, чтобы они замолвили слово перед Неделимым. Пошли в палатку, там…

Они зашагали по камням прочь от колонны. Больше Элиэль не расслышала ничего.

41

Элиэль скатилась по ступеням и нырнула в кусты. Чудовищность того, что она подслушала, оглушила ее. А она-то доверяла Т’лину Драконоторговцу! Ладно, Гим еще мальчишка, сестра Ан – старая сумасшедшая. Но она думала, что на Т’лина – сильного человека – можно положиться как на друга. Теперь-то она знала, что он вовсе и не верен ей. Просто он рассчитывает когда-нибудь нанять ее на свою дьявольскую «службу». Ее последний защитник предал ее.

Значит, Т’лин выполняет приказы таргианца. Он ни слова не сказал против богохульства. Возможно, он и сам таргианский шпион! Элиэль никогда особенно не задумывалась о своих политических воззрениях. Если бы ее спросили о гражданстве, она, возможно, назвалась бы уроженкой Юрга – потому что в Юрге она бывала чаще, чем где-то еще, и потому что она любила тамошнего короля, который хлопал, когда она пела для него. Еще ей нравились художественные обычаи джоалийцев, да и сам принцип Джоалийского Королевства, дающего мир известным ей землям. А про таргианцев и их военные замашки говорили всякие страшные вещи. Шпионить на них казалось предательством.

Ее религиозные пристрастия не подлежали сомнениям. Тион – бог красоты и искусства. Эмбер’л – богиня драмы – аватара Тиона. И Иела – богиня пения – тоже.

Впрочем, одно хорошее дело таргианец сделал: он невольно рассказал Элиэль довольно много про «Филобийский Завет». Ей не придется принимать никакого хлопотного младенца. Появится взрослый мужчина, несомненно, молодой и красивый – или здесь, или где-то еще… как, кстати? Никто не объяснил, каким образом он появится, вспомнила она. Ладно, зато когда появится этот Освободитель, Элиэль Певица поможет ему. Умоет его и оденет – это Т’лин ей утром сказал. Ей бы и самой не мешало умыться еще разок, чтобы смыть грязь и пот. Появилась мошкара. Ее рубаха промокла и испачкалась. Ноги так устали, что едва держали ее.

Она отряхнулась и поспешила через заросли, с трудом пробираясь между каменными обломками. Если она будет держать солнце по правую руку, то скоро придет в город.

Еще один вопрос – что ей делать, когда она дойдет до города? Возвращаться в гостиницу означало отдаться в руки презренному Драконоторговцу и его таргианскому хозяину, но у нее нет ни денег, ни друзей. Гим с ума сойдет от возможности отправиться на Празднества, так что скорее всего уйдет еще до ее возвращения.

Наверное, ей стоит поискать какую-нибудь крестьянскую семью посимпатичнее, пусть приютят ее на некоторое время. Она может мыть посуду или делать еще что-нибудь в знак благодарности за это. Шить, возможно, – она неплохо управляется с иголкой. Она же может прикинуться беженкой из Филоби! «Меня зовут Антеала Полководец. Мой отец – глава юргианской армии. Он нежно любит меня. Когда я подрасту, он собирается выдать меня за одного из королевских сыновей. Опасаясь, что из мести его недруги похитят меня, он отправил меня в обитель Иилах». Это могло произойти с месяц назад, решила она, так что она еще недостаточно хорошо ознакомилась с обителью – на случай, если ее будут спрашивать. На рассвете ворвались зеленые монахи, и все ужасно кричали. Кого-то убивали, кого-то насиловали, а она ускользнула в темноте и шла весь день, пока…

Нога провалилась в пустоту. Элиэль не удержалась и полетела вперед через кусты… ударилась обо что-то плечом… подвернула лодыжку… завизжала… больно ударилась боком… покатилась… снова полетела… ушиблась головой… заскользила по склону… упала в ледяную воду… поток завертел ее, пару раз ударил о камни и бросил на полузатопленный древесный ствол. Она отчаянно затрепыхалась, преодолевая давление потока. Наконец ей удалось высунуть голову из воды. Задыхаясь и отплевываясь, она все же могла дышать. Она закоченеет до смерти. Как только может вода в этой жаркой стране быть такой холодной! Элиэль мотнула головой, вытряхивая воду из ушей, и пришла в ужас от рева воды. Она, наверное, у самого обрыва. Не подвернись это дерево, ее бы смыло в водопад.

Подтянуться по стволу к берегу оказалось не так сложно. Гораздо сложнее было карабкаться по скользкому склону. Ручей пробил себе маленький каньон, узкий и темный. Цепляясь за кусты, она вылезла наверх и рухнула на землю. Она вся дрожала от холода и сырости.

«О Тион! – подумала она. – О Тион, Покровитель Красоты и Искусств, услышь мою мольбу! Я не верю в то, что говорили о Тебе эти люди. Я не верю в этого еретического единого бога Т’лина. О Тион, спаси меня!»

Немного погодя Элиэль решила, что ее жертв недостаточно, чтобы сотворить чудо. Возможно, Тион просто не слышит ее молитв в шуме воды. У саблезубов – вот у кого острый слух… Солнце вот-вот сядет. Она обдумала, не забраться ли ей на дерево на ночь. Скорее всего она просто свалится во сне, да и в любом случае дерево – не самая удобная кровать. Устало поднявшись на ноги, девочка захромала вдоль берега ручья. В воде она потеряла сандалии, но эта же вода выведет ее к Руатвилю. Колючки цеплялись за рубаху и больно царапали коленки.

Не прошло и минуты, как деревья расступились и перед ней остались только кусты и чистое небо. Она вышла к городу, так быстро! Впереди розовели пики Суссволла, а над ними чуть правее виднелся зеленый диск Трумба. Если Трумб восходит сразу после заката, это к затмению. Значит, Жнецы…

Все произошло в одно мгновение, но ей показалось, что растянулось на часы. Когда она пробиралась через последний куст, нога снова провалилась в пустоту. Элиэль в ужасе завизжала и уцепилась за куст. Глазея на небо, она забыла смотреть под ноги. Она вылезла не на тот берег ручья и шла в противоположную сторону. Она ударилась о землю задницей и провалилась дальше. Ее руки за что-то уцепились.

Плечи ударились о скалу, скользнули и замерли. Зеленая ветка, за которую она ухватилась, согнулась вдвое, но пока держалась. Она висела, болтая ногами в воздухе. Острый выступ скалы больно впивался в спину. В сотнях футов под ней бурлили бурые воды Суссуотера.

– Помогите! – крикнула она. – А-а-а-а…

Слева от нее вырывался из узкого ущелья ручей и россыпью брызг обрушивался в реку. Шум воды заглушал ее крики.

Все равно никого нет поблизости…

Ноги не находили опоры, даже самой маленькой. Руки оказались зажатыми между веткой и скалой так, что она даже не могла перехватиться или подтянуться наверх. Куст в любую минуту мог не выдержать.

Она почувствовала, что начинает скользить.

Она попробовала закинуть ногу наверх – не достала. Куст-уже начал угрожающе потрескивать. Она попробовала хотя бы повернуться лицом к скале, но не смогла и этого.

– Помогите! Помогите же! Тион! – Ее крики походили скорее на хрип. Она даже вздохнуть толком не могла из-за этой проклятой скалы, давящей на спину, а руки, казалось, вот-вот вырвутся из суставов.

«Я не хочу умирать! Не хочу я исполнять никаких глупых пророчеств! Мне всего двенадцать лет! Я не хочу быть священной шлюхой Оис! Я не хочу быть историческим лицом! Я хочу просто быть Элиэль Певицей и стать великой актрисой! Хочу быть верной Тиону и красивой! Я не напрашивалась на все это и не хочу этого! Это несправедливо! И я не хочу умирать!»

Чьи-то сильные пальцы сомкнулись на ее запястье и потянули вверх.

42

Таргианец говорил об отшельнике.

Элиэль нашла его.

Там, где ручей впадал в каньон Суссуотера, вода подмыла берег так, что образовалась расселина, накрытая скалой и вымощенная песком и круглой галькой. Мох закрывал вход в пещеру, и ее почти невозможно было увидеть со стороны. Впрочем, этот мох кто-то сам и растил. Кто-то углубил пещеру и соорудил в ней маленький очаг, постель из травы, накрытой шкурой, поленницу и несколько щербатых горшков и корзин. Кто-то жил здесь.

Он сидел рядом с ней, скрестив костлявые ноги и глупо ухмыляясь безумной улыбкой. Его волосы и борода были совершенно седыми и торчали во все стороны. На нем была только грязная меховая набедренная повязка. Его кожа казалась прокопченной. В мерцающем свете маленького костра он походил на развороченное птичье гнездо. Элиэль сидела на постели, накрытая шкурой, и пыталась унять дрожь. Она даже пожевала какие-то ягоды и корешки, которые принес ей отшельник, – чтобы доставить ему удовольствие. На нее напал какой-то «болтун» – она рассказывала ему свою историю, кажется, уже в третий раз.

Сам он не говорил. Не мог говорить.

Теперь отшельник уже не казался ей таким страшным, как в первую минуту. Возможно, она просто привыкла к нему. Он объяснялся знаками и написал палочкой на песке, что его зовут Порит Кротолов. Он жил здесь уже много лет и, похоже, потерял счет дням. Она была первой, кто когда-либо бывал в его пещере. Родом он из Ниолленда, страны, лежащей за много вейлов отсюда. Когда-то служил жрецом Висека, пока его не обвинили в богохульстве и вырвали язык. На этом месте его рассказа Элиэль решила, что он сочиняет. Храм Висека славился как самый большой во всех вейлах, а значит, и во всем мире. С другой стороны, она не помнила других преступлений, карающихся лишением языка.

Нельзя сказать, чтобы он совсем не общался с людьми. Он торговал шкурками, меняя их у кого-то в Руатвиле на то немногое, в чем нуждался. Еще бы ему не помешал гребень, подумала Элиэль, глядя на его свалявшуюся бороду.

Он слушал ее рассказ, сопровождая его безумными гримасами. Он хмурился, когда она говорила о Жнецах, ухмылялся, когда она упоминала выжившую из ума сестру Ан, и изображал на лице яростное неодобрение, когда она описывала шлюх в храме. Впрочем, он мог просто реагировать на выражения ее лица.

Интересно, подумала она, что предпримут Т’лин и сестра Ан? Наверное, ждут ее из лесу с покаянием. Так вот, ни за что! Она может остаться и здесь, с Поритом. Тион послал отшельника ей на помощь.

Сгустилась ночь. Как раз сейчас начинаются службы в храме Празднества. Забавно, храм всего в нескольких милях от Руатвиля. Забравшись на утес, она даже сможет разглядеть огни шествия. Впрочем, она не собиралась этого делать. Разумеется, все это происходит сейчас на противоположном берегу реки, и идти туда пешком пришлось бы целый день.

«Оборвать цепь пророчества» – так таргианец обозвал нападение Гарварда Карзона на священную рощу Иилы. «Мир может измениться», – говорил Дольм Актер. Дольм, наверное, до сих пор уверен, что она надежно заперта в храме Оис в Нарше и ощипывает там кур, – если, конечно, Зэц не оповестил его какими-то своими способами. Кто может укрыться от бога смерти?

Ну, другой бог может – ведь боги бессмертны. Она не должна забывать, что Тион спас ее из тюрьмы и послал ей Порита. Тион на ее стороне! Он продолжает хранить ее.

– Сегодня ведь затмение Трумба, верно? – сказала Элиэль, и Порит оживленно закивал, расплывшись в ухмылке.

Чего это ее так волнует затмение одной из лун? Такое случается регулярно раз в две недели, конечно, если погода не мешает. Иногда Трумб гаснет даже дважды за этот срок, и тогда храмы переполнены жрецами, пытающимися отвратить несчастье. Ходят даже рассказы о трех затмениях за две недели, что означало: кто-то очень важный умрет.

Ее беспокоит эта дурацкая песенка про Жнеца, вот и все. Скорее всего через два дня будет еще и затмение Вайсета. Вот тогда день превратится в ночь. Это должно бы пугать гораздо сильнее, а почему-то не пугает.

Она пожевала еще корешок. Не стоит ожидать первоклассного обслуживания, живя у отшельника. Семи дней за глаза хватит. Если ее хозяин позволит остаться у него до конца Празднеств, она сможет без опасений вернуться в мир. Ведь пророчество больше не будет действовать.

Тион подарил ей помощь, о которой она молила его. Он привел ее в это убежище.

Чего он хочет в расплату? Исполнения пророчества? Скорее всего да. Она – Историческое Лицо. Она должна помочь Освободителю – «Элиэль омоет его» и так далее. А Освободитель принесет смерть Смерти.

Смерть – это Зэц, бог Дольма. Бог, натравивший на нее Жнецов. Если Элиэль Певица и хочет чего-то, так это возможности спокойно повернуться спиной к Зэцу, верно?

Сегодня затмение Трумба. Празднества начались. Освободитель должен явиться сегодня. А может, завтра или на протяжении всей недели – ночью. Не днем же!

Она посмотрела через догоравший костер на старого безумного Порита. Тот сидел, обхватив колени похожими на бурые канаты руками, и смотрел на нее своими горящими безумным светом глазами.

– Мне надо идти в Святилище, да? – прошептала Элиэль.

Он кивнул.

– Святой Тион привел меня в Суссленд для того, чтобы сбылось пророчество, – рассуждала она вслух. Кивок. – И если я хочу преуспеть в избранном мною ремесле актера, я должна поступать так, как угодно моему богу. – Кивок. – Он направил мои шаги, чтобы я могла подслушать двоих богохульников, ибо я много узнала от них.

По какой-то неизвестной ей причине Элиэль Певица должна умыть и одеть взрослого мужчину, и это изменит мир.

Близок приход Освободителя. Если она не дождется его, то никогда не простит себе этого. Она просто пойдет и посмотрит – ей вовсе не обязательно что-то делать.

– Эта ужасная Оис хочет, чтобы я держалась подальше значит, мне надо идти! – Кивок. – И потом я буду в безопасности, потому что уже исполню свою роль в предсказанном! – Кивок. – Таргианец говорил что-то насчет «до появления Освободителя». Значит, когда это случится, Жнецы будут охотиться уже за ним, а не за мной! – Кивок, ухмылка. – После этого от меня уже никому ничего не будет нужно. Тогда мне лучше пойти, сделать все, что от меня требуется, и поскорее покончить со всем этим!

Кивок.

– Ты пойдешь со мной?

Порит отчаянно замотал головой.

Это немного огорчило ее. Хотя, конечно, его специально ведь не защищал ни один из богов. И он не упомянут… да нет, упомянут!

– Но я приведу Освободителя сюда?

Еще более ожесточенное мотание – такое, что седые волосы и борода старика разлетелись гривой.

– Но так предсказано! Я же тебе говорила!

Порит съежился, словно хотел провалиться под землю, и начал тихонько всхлипывать. Наверное, он прячется в свою пещеру каждый раз, как кто-то приближается сюда. Он и Элиэль-то открыл свое существование только потому, что сжалился над ее юностью и бедственным положением. Он просто выживший из ума старый затворник.

– В «Завете» не сказано, что я приведу Освободителя в пещеру! – твердо заявила Элиэль. – Там сказано, что я приведу его к отшельнику! То есть к тебе! За помощью. Так что оставайся здесь и готовься оказать помощь!

Небо темнело. Трумб разгорался все ярче. Ей было дурно от страха. Ну что ж – это знакомо. Обыкновенный страх перед выходом на сцену. Эта мысль подбодрила ее. Сегодня она играет главную роль на сцене истории, и зрители сегодня – боги! Тут уж как обычно – надо идти сразу же, пока не струсила еще сильнее. Этак она даже чувств лишиться может.

– Ладно, как отсюда быстрее всего пройти к Святилищу? По обрыву?

Кивок.

Она хмуро посмотрела на свои босые ноги – сплошные волдыри и царапины. Потом покосилась на груду шкурок в углу – кротовых, решила она.

– Ты можешь сделать пару шлепанцев? Просто куски шкуры с ремешками, чтобы держались на ноге?

Порит ухмыльнулся и снова кивнул, но не тронулся с места.

– Ну что ж, тогда за работу! – сказала она.