Глава 41

Бывало со мной раньше такое — уезжала на лето к бабушке, ложилась спать, а просыпалась утром и не могла сообразить, где я есть. Вроде бы снилось, что я дома, а приоткрываю в полудрёме глаза и понять не могу, что это за кровать такая, с периной и железными дугами вместо спинок. Что за коврики чудные на стенах. Потолок, побеленный полосами синей извёсткой. Кружевные салфетки на ящике телевизора и древней-предревней радиоле. Через мгновение приходило сознание того, что я у бабули. Но всего лишь недавно ушедший сон требовал от меня сказочных продолжений. И я, поддаваясь на его предложение представляла в квадратиках старого потолочного набела невероятных сказочных персонажей. Длинное изогнутое пятно походило на корабль в бушующем море. Другое, раздвоенное, рядом с ним — на страшного кашалота. Маленькие пятна поменьше — на дикарей племени тумбу-юмбу, отплясывающих весёлые танцы вокруг костра, на своём необитаемом острове.

Вот и теперь я в такой же утренней полудрёме, выползая из-под остатков сна, пыталась вспомнить, где я находилась. В квартире у мамы такая же жёсткая тахта широченных размеров, у Стаса мягкие одеяла и нежнейшего шёлка бельё, в общаге, после ремонта пахло кирпичом и штукатуркой. Блин! Я сжала веки. Какая тахта? Какое бельё и какая к чертям штукатурка? Мой мачо вчерашний, закончивший танго прямо на мне, сгрузил меня словно вещь на узкую маленькую кушетку, а сверху набросил какую-то тряпку. Я отрубилась. Как будто не он меня, а я его таскала на себе по залу под музыку.

Открыла глаза. Я в номере. На кровати. Под шёлком. Вчерашнее платье коктейль, на соседней подушке. Вместо вчерашнего мачо. И вместо букета цветов — ком порванных в полосы трусиков. Фи! Я дотянулась до них и зашвырнула комок в сторону ванной. Такое утро испорчено.

— Эй! Господин сундуковый! Не видели, кто меня вчера сюда притащил?

Сундуковый молчал. Не видел. Ну, или видел, но врождённая швабская скромность не позволяла ему откровенничать. Короче, сундук и не скрипнула. А «я»? В смысле — то, второе. Которое в каждой бочке затычка. Теперь не то дрыхло без памяти, не то молча меня презирало.

— Вот дрянь! Просыпайся!

Молчит.

Доброй традицией здесь для меня стало просыпывать завтраки или там просыпать. Короче, зануда проснётся, сама пусть решает, как правильно. А завтракать мне хотелось.

Умылась, слегка распушила волосы. Немного теней и помады. И красота вернулась на Землю.

Завтракать я решила в спортивках. Они у меня с перламутром, как будто от феи для золушки.

Ключи, телефон, забытая палка для сэлфи. Теперь я готова.

После всех моих вчерашних похождения есть мне хотелось очень. Но зацикливаться на еде я не собиралась, поэтому загадала — сяду к столу справа, ближе к двери. Что там окажется, то и будет завтраком.

— Шпеккнёдли! — сразу захотелось одеть тарелку на уши старому херру. Как тут можно оставаться спокойной? Меня уже совсем не волновали страхи прошедших суток о его двухсотлетнем существовании. Да будь он хоть бессмертным, если бы вошёл сейчас сюда, я бы заставила его проглотить все эти колобки до единого и соусом запить.

Хотела пересесть на другую сторону, но подумала — надо быть честной. Поэтому я просто переставила на свою половину пару тарелок с запеканкой и мясной нарезкой. Главное — побыстрее, пока эта моя вторая не проснулась. Теперь — дело другое, можно завтракать.

Я поела немного запеканки, придвинула к себе две пустые тарелочки и стала раскладывать кнедли:

— Я красивее этой стервы Светки, — кнедлик направо.

— Умнее? — кнедлик замер. — Трудно сказать.

«Последние события показывают, что ведёшь ты себя как идиотка», — мой внутренний голос выспался.

— Хорошо, — не стала спорить я и отправила колобок направо.

«Эй, ты куда? Дура — это, по-твоему, преимущество?» — возмутилось моё второе.

— Конечно, — не дам себя втягивать в спор.

— У меня нет столько жизненного опыта. Я её моложе, — ещё один кнедль добавился в тарелку. — Ещё у меня — потрясающая физическая форма!

«Сразу три?» — удивился внутренний голос.

— Я же говорю — "потрясающая"! — я потрясла вилкой. — Я — сексуальная.

«Давай сразу — пять!» — голос включился в мою игру.

— Надо будет — дам! — пообещала я. — Ещё, я — умнее. Говорила?

«Ты не решила».

— Решила, — кнедли на главном блюде заканчивались.

Один остался.

«Может, положишь на вторую тарелку?»

— В честь чего это?

«Сама говорила — она умеет ждать».

— Мало ли что говорила. Это я жду. А она там крошки подъедает.

«Одно хорошо при таком подсчёте», — сообщил мой внутренний.

— И что же?

«Кухаркам посуды меньше мыть».

— А ты прямо — молодец! О кухарках переживаешь! На меня, смотрю, вообще всем плевать, — обиделась я.

«Да ладно тебе. Подумаешь».

— Пошёл ты…

Я пошла к часам.

— Ух, ты!

Арлекин закутался в плащ и махал мне рукой из уходящей червоточины. Из входящей медленно выплывал герой нового вечера.

— Креативный мужчина, ничего не скажешь.

Новый мой гость одет был в расшитую позументами куртку. Не то гусарскую, не то ещё какую. Из-под неё свешивалась короткая юбочка-плиссе. Штаны в обтяжку, с такими же позументами, высокие сапоги. Шапка-таблетка лихо заломленная набекрень. Густые кудри и большие пушистые усы.

— Карлик, мистер Икс в маске, теперь этот. Не иначе, бродячий театр в гости заехал.

«Карлик, между прочим, электромонтёр, — напомнило моё второе. — И в постель его ты сама затащила. Вот это и был театр. Одного актёра. Актрисы».

— Или цирк, — продолжила я. — Весь вечер на арене весёлые клоуны.

«Душевная эквилибристика».

— Дрессированное альтер эго.

«Женщина-змея», — фыркнуло моё второе.

— Женщина-сколопендра, — приложила её я.

«Скорее это твоя подруга».

— Какая?

«Которой кнедлей при подсчёте не хватило».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нашла подругу.

«Тогда — родственница».

— Что это вдруг? — возмутилась я.

«У вас с ней мужик один».

— Ещё пара дней, и останемся мы без мужика.

«Что делать будешь?»

— Селфи! — объявила я. — Скоро неделя, как мы в музее живём, а до сих пор ни одной фотки нет.

Загрузка...