Програмерзость

10

Им удалось одолеть меньше пары киломов, когда снова полил дождь. Запихав целиком в рот плитку из злаков и фруктов, которая составляла половину уцелевшего пайка, Хаяки мрачно передвигал ноги, скрестив голые руки на груди. В одном из карманов у него болталась фляжка с водой. Собираясь прибыть в Резерву уже к вечеру, они не особо запаслись провизией.

По крайней мере, им не приходилось беспокоиться об экономии воды. Хотя прохладный дождь заметно добавлял дискомфорта, для утоления жажды его хватало. Собирать воду было не во что, кроме сведенных чашей ладоней, если, конечно, не считать промокшей насквозь одежды. Как и почти все прочее, водоотталкивающие плащи погибли при пожаре, поглотившем «4X4».

Вот таким удручающим манером они и тащились по грязи, промокшие и несчастные, дожидаясь попутки, которая так и не возникла.

— Этим путем едет не слишком много туристов. — Карденас попытался опознать ярко-красную птичку, клюющую какой-то фрукт на нижних ветках ближайшего дерева. — Ла-Амистад — это не Монтеверде или Корковадо.

— И не Ногалес. — Выбранные Хаяки ботинки были хороши для прогулок и пока оставались сухими. Он оглянулся на пройденный ими путь. — Ведь здесь же наверняка должен регулярно ездить грузовик с припасами или патрульная машина лесников?

— Уверен, что они и ездят. — Инспектор осторожно перепрыгнул через глубокую наполненную водой рытвину. — С ними те фелеоны постарались бы не встречаться. Полагаю, мы не похожи на лесничих. — Он оглянулся на напарника. — Ладно. Нет худа без добра. Возможно, в следующий раз те, что уцелели дважды подумают, прежде чем напасть на первый же проезжающий «4X4».

— Жаль, что не подумали в этот раз. — Рослый сержант поморщился. — Мне нужен бифштекс.

— Представь себе, что ты городской патрульный полицейский двадцатого века. — Карденас нагнулся и, подобрав деревяшку длиной с руку, бросил ее другу. — Вот тебе дубинка.

Хаяки отбил ветку в сторону; только кора да капли полетели.

— Я предпочел бы бифштекс. На паре свежих тортилий. — Он взглянул на низко нависшее небо. — Темнеет.

Карденас, прищурясь, посмотрел на небо.

— Возможно дождь уйдет вместе с солнцем.

— Ты действительно так думаешь? — В голосе сержанта звучало столько надежды, что у Карденаса не хватило духу ответить отрицательно.

Удивительное дело, когда свет в мире растаял, дождь действительно стих. Он не совсем прекратился, а преобразился из ливня в липкий, всепроникающий туман. В то же время, температура с наступлением ночи поднялась. Итогом оказалось увеличение надоедливой влажности, сведшее на нет любые блага, которыми они могли насладиться от прекращения дождя.

Оставшегося света хватило, чтобы заметить, как дорога впереди расходилась в трех направлениях. На трехсторонней развилке был установлен первоклассный недавно отштампованный погодостойкий дорожный знак. Только теперь он был сбит набекрень, делая любые напечатанные на нем указания столь же бесполезными, как титьки у борова. Усталые и обескураженные, оба спутника принялись подыскивать место для лагеря.

— Нельзя идти дальше в темноте, — указал без надобности Хаяки. Последняя пара часов пути по раскисшей дороге убедила его, что грязь у них под ногами насыщена собственной жизнью и умышленно ползет вверх по его ногам. — Жаль, что я не курю.

— Это почему? — Карденас высматривал дерево с достаточно густой листвой для защиты от непогоды.

— Потому что тогда у меня была бы зажигалка, и мы смогли бы развести костер.

— Не будь слишком суров к себе. Оглянись вокруг. — Инспектор показал на переувлажненный тропический лес. — Где тут найдешь чего-нибудь, способное загореться?

Рослый сержант обвел взглядом быстро темнеющие окрестности.

— Это не мой стиль, Анхель. Я привык гоняться за нинами и сумкодранами по закоулкам Агуа-При и Сонойты. А выживание в дебрях стоит в самом низу моего резюме.

— И моего тоже, — признался Карденас, принимаясь собирать опавшие листья для сооружения лежанки. — Возможно, как ты сказал, кто-то да проедет по этой дороге. Если же нет, завтра пойдем дальше.

Вытащив из кармана вторую и последнюю фруктово-злаковую плитку, Хаяки помахал ею перед другом и скорчил гримасу.

— По крайней мере, не приходится беспокоиться о завтраке. Он уже готов. Хотя я и предпочел бы на завтрак пару бурритос с сыром, чорисо[49] со сметаной и, может быть, бок…

— Заткнись, — оборвал его Карденас. — Для остального мне и интуитом быть не надо.

Дождь, по счастью, не возобновился, когда они уселись рядом под массивным стволом большой кекропии, чтобы дожидаться утра. Усталость компенсировала отсутствие постели, и спали они, несмотря на промокшую одежду, на удивление хорошо.

И им не потребовалось беспокоиться о том, как бы не заспаться.

Карденаса разбудило ощущение, похожее на бегущие по телу мурашки. Подобное он прежде испытал дважды, лет двадцать назад, когда занимался наблюдением за мотелем-ловушкой в худшей части Тусона. Нынешние мурашки были покрупнее, но ощущение было тем же самым.

Вскочив на ноги и не обращая внимания на одеревенелость суставов, он принялся хлопать себя по всему телу. Те, что разбудили его, отбивались, кусаясь и жаля. К счастью, под одежду пролезли немногие. Наибольшему нападению подверглись лицо и кисти рук, вот на них-то он и сосредоточился в первую очередь.

Хаяки сонно моргнул, а затем вытаращился на пострадавшего друга.

— Ты под какую мелодию танцуешь, Анхель? Поделись, а то мне тоже не помешает… — Внезапное понимание заставило и его резко вскочить.

И вот они уже вместе запрыгали, молотя по вторгшимся в одежду муравьям. Карденас знал решительно все о злоупотребляющих стимстиками, о кранч-мастерах, о жизни на, над и под Полосой. Но проживание на огромных просторах пустыни Сонора не подготовило его иметь дело с тропиками. Будь он более сведущ в местной экологии, то знал бы, что деревья рода цекропия давали приют самым разным видам тропических муравьев[50], которые в них и жили и питались, весьма плохо относясь к незваным чужакам.

Минут двадцать им пришлось хлопать по себе, сшибать насекомых щелчками и проверять, не упустили ли какого-нибудь муравьишку, прежде чем у обоих появилась уверенность, что они избавились от своих крошечных, но свирепых гостей. Теперь они окончательно проснулись — и снова устали.

Покорившись судьбе, Карденас потащился по дороге, бывшей, как он надеялся, правильной, учитывая бесполезный теперь угол единственного дорожного знака. За верхушки деревьев все еще цеплялись клочья влажного тумана. Скрытые от взоров птицы захлебывались навязчивыми криками. Под пологом леса невидимые обитатели двинулись по своим утренним делам. Если б их спиннеры не изжарились в превращенном в барбекю «4X4», то федералы могли бы вызвать машину.

— Сколько, по-твоему, до границы заповедника? — Хаяки обнаружил, что гадает, где же располагалось ожидаемое лесничество: на краю Резервы или же глубже внутри.

Карденас плелся рядом со своим высоченным спутником.

— Не помню, чего там было на карте. Не обратил на нее особого внимания. Предоставил все навигационной системе машины.

— Моя навигационная система чихает и кашляет. — Сержант с тоской поглядел на тропический лес, ярко представляя висящие на манящих ветвях зрелые тяжелые бананы.

Но невзирая на этот стоящий перед глазами образ, он не меньше напарника поразился, когда перед ними приземлились три уакари[51]. Оба спутника в шоке остановились. С яркими розовато-красными безволосыми мордочками и длинной белой шерстью, эти обезьяны величиной с собаку больше всего на свете походили на трио миниатюрных йети. Кроме неожиданности их появления поражало, что в руках у каждого из новоприбывших было по простому, но, безусловно, действенному ножу, а за плечами — по рюкзачку.

Люди и обезьяны молча разглядывали друг друга. Затем самый маленький уакари быстро взобрался на ближайшее к дороге дерево, вытащил из рюкзачка маленький коммуникатор и забарабанил пальцами по кнопкам прибора.

— Они из Резервы. — Хаяки постарался говорить шепотом.

На это в общем-то и не требовалось указывать. Расположенный в заповеднике Ла-Амистад, Сьюдад-Симиано был создан еще в 50-х годах с целью обеспечить домом тех приматов, которые были субъектами или потомством ныне запрещенных исследований в области генетических манипуляций, направленных на усиление интеллекта обезьян. Находившиеся более сорока лет в фокусе борьбы между научными и природоохранными организациями, данные эксперименты проводились также и над дельфинами. Но в то время, как дельфины с усиленным интеллектом располагали для проживания океанскими просторами, во все более заполоняемом людьми мире не наличествовало никаких резерваций для человекообразных обезьян и их родственников. Вот потому в Ла-Амистаде и создали Сьюдад-Симиано — Город Обезьян.

Однако знание этого на деле ничуть не подготовило Хаяки и Карденаса ко встрече со здешними обитателями лицом к лицу.

— Я читал о том, как они свободно разгуливают кругом, — шепнул инспектор другу, — но не знал, что им дозволяется выбираться за границы Резервы.

— Ты знал, что им дозволено ношение оружия? — Хаяки в первую очередь обратил внимание на ножи. Они были сделаны из металла и композита, а не вырезаны из дерева или кости. И он благоразумно держал руки на виду и подальше от своего служебного пистолета.

— Нет. — Карденас сосредоточился на двух уакари, остававшихся на земле, пытаясь прочесть их настрой по глазам и движениям. За долгую карьеру ему довелось много чего повидать и испытать, но это был первый случай, когда он пытался сынтуитить обезьяну.

С приглушенным треском ветвей и листьев, энергичный связист спустился с вершины и присоединился к своим неразговорчивым белесым спутникам.

— Послушайте, хомберы. Мы с моим другом из Севамериканской Федеральной Полиции. Понимаете — полисия? Федералы! Нас ждали.

Двое уакари переглянулись и тихо посовещались между собой. «Каков же уровень их интеллекта?» — невольно гадал инспектор. Способны ли они понимать человеческую речь? Или они общались только посредством своего традиционного лопотанья? Шимпанзе, за которыми наблюдали в природных условиях, пользовались простыми инструментами вроде камней и палок. Об этом знали еще с середины двадцатого века. На переход от палки к ножу отнюдь не требовалось такого уж большого эволюционного скачка. Что же касалось компактного коммуникатора, то он мог быть запрограммирован посылать один из нескольких компактных сигналов. Такой процедуре легко можно обучить и закрепить усвоенное с помощью награды в виде еды.

— Может быть, — задумчиво рискнул предположить Хаяки, прислушиваясь к переговорам уакари, — лесничие Резервы уже выехали встретить нас.

— Или, может, это чистое совпадение. — Тут его внимание от бормочущих, энергичных обезьянок отвлекло какое-то движение в лесу слева.

Из кустов неторопливо вышло полдюжины вельдтовых бабуинов. Более крупные, чем уакари, они располагали ножами побольше. А впереди шел единственный стройный, удивительно похожий на человека шимп. На груди у него скрещивались кожаные ремни, в то время как за плечами висел неизменный рюкзак. В отличие от своих спутников-приматов он приближался на двух ногах и не имел никакого оружия.

— Это бонобо[52], — шепнул коллеге завороженный Карденас. — Их считали самыми умными и похожими на человека из всех обезьян.

— Откуда ты все это знаешь? — Внимание Хаяки то и дело переключалось с бонобо на куда более подозрительных бабуинов.

— Я же тебе говорил. — Карденас ждал, когда уверенный шимп приблизится к ним. — Нужно почаще смотреть вит.

Стоя, бонобо был ростом почти с Карденаса. Прочесть же что-либо по его лицу оказалось невозможным. Он медленно протянул могучую руку к лицу инспектора. Карденас напрягся, но остался недвижим. Проворные пальцы схватили человека за вислый ус и осторожно потянули. Выпустив ус, бонобо отступил на шаг, почесал собственную бородатую морду — и улыбнулся во весь рот. При виде этого бабуины и уакари заверещали от восторга.

— Не вздумай, — кратко шепнул своему спутнику Карденас, — сказать ни слова.

— Кто, я? — Хаяки старательно избегал строгого взгляда друга.

Когда общий смех стих, бонобо шлепнул себя по груди и крякнул:

— Джо!

Карденас с Хаяки повторили жест шимпа, после чего Карденас достал из внутреннего кармана своего все еще влажного костюма от «Уиллиса и Гейгера» идент-браслет. С потерей спиннеров в выгоревшем «4X4» у него не осталось никакой другой официальной идентификации. Находясь в ЦАФ, он мог носить браслет в кармане, но не на руке. Узнает ли примат идент и поймет ли, что тот означал?

Реакция бонобо была столь же явной, сколь и неожиданной. Сунув руку за спину, он достал из рюкзака браслет, почти идентичный инспекторскому. Цвета и узоры различались, но значение не вызывало никаких сомнений.

— Будь я проклят, — пробормотал ошарашенный Хаяки. — Коллега!

— Си — да, — гордо провозгласил бонобо. И, повернувшись, сделал жест, приглашающий людей следовать за ним. Те без колебаний так и сделали, с радостью увидев, что их устрашающие телохранители-бабуины убрали оружие в ножны. А перемахнувшие без всяких усилий на деревья уакари наблюдали за происходящим сверху.

Пройдя так меньше десяти минут, они подошли к небольшому пикапу с откидным верхом. Тот как раз и был откинут, являя взорам и передние сиденья, и открытый пол. На дверце с пассажирской стороны красовалась элегантная эмблема, на которой фигурировали местные деревья, солнце и тянущаяся вверх волосатая рука. Свои мысли о скрещенных бананах и вздыбленных кокосовых орехах Хаяки оставил при себе. Показав на машину, бонобо снова улыбнулся и сделал им знак залезать.

— Собрес — ладно! — Будучи не в состоянии втиснуться на переднее сиденье, Хаяки погрузился сзади. — Хватит с меня прогулок при такой влажности! — Он удрученно пощупал на груди совершенно сырую рубашку. — Правда, промокнуть сильнее мы б уже не смогли.

Карденас скользнул на пассажирское сиденье спереди.

— Интересно, а где же водитель?

Ответ на свой вопрос он получил, когда Джо запрыгнул на водительское сиденье. Активированный передающим устройством в виде кольца на среднем пальце, двигатель сразу же загудел. Грузовик выскочил на дорогу и вскоре развил удивительную скорость. Сидевший за сиденьями Хаяки оказался окруженным полудюжиной любопытных бабуинов, передние клыки которых были подлиннее ножей, какие сержант отбирал в свое время у шныряющих по улицам подкодов. Он вымученно улыбался и цеплялся изо вех сил за борт, чтобы его не выбросило из машины.

Сосредоточившийся на вождении Джо заговорил, не глядя на гостя:

— Анхель полиция — Джо полиция!

— Да, — согласился Карденас. — Также, как и мой спутник. Вы полицейский в Резерве?

— В Резерва лесничий, — гордо ответил бонобо. — Полицейская в Сьюдад-Симиано. Защищать и служить. — Теперь он взглянул на собеседника. — Вы и большой друг иметь разрешение на визит?

— У меня в кармане, — заверил водителя Карденас, испытывая сильное облегчение оттого, что у него имелись при себе настоящие документы. Будь полученное в Сан-Хосе разрешение на въезд в заповедник выдано только в электронном виде, оно пропало бы вместе со всем прочим у него на спиннере. Лишь по счастливой случайности он оставил эти важные удостоверения в заднем кармане брюк.

— Хорошо! — энергично кивнул бонобо. — Ла-Амистад посещай не много люди. В основном лишь ученые. А в Сьюдад приезжай еще меньше. И нам это по нраву.

— Мы постараемся быть хорошими гостями, — заверил его Карденас, — и уедем как можно скорее.

— Да Джо ничуть не против ваш пребываний. Мне нравится люди. — Он сделал жест в сторону пола за сиденьями грохочущего и подпрыгивающего на ухабах грузовика. — Вот для низших типов завязать дружба труднее. Вы знай историю экспериментов? Лишь немногие из крупных обезьян достаточно умный, чтоб воспользоваться мозговой форсаж. В основном шимпанзе. А также орангутаны и немногие другие. А те ребята… — он показал на бабуинов, а затем на следовавших за машиной по деревьям уакари, — …не очень-то толковый, ясно? Тамарины, беличьи обезьяны, колобусы — все они народ очень простоватый. — И, сменив тему, оживленно спросил: — Вам нравится Гундель?

— Вы хотите сказать Гендель? У него есть несколько пьес, которые…

— Великий человеческий композитор, — перебил Джо, прежде чем Карденас высказал свое мнение. — Отличный вещь. У нас в Сьюдад есть маленький хор. Может, вам доведись послушать, как обезьяны-ревуны исполняй «Аллилуйя, аминь, аминь» из «Иуда Маккавей». — Он оценивающе хохотнул. — Очень своеобразно.

Дорога продолжала плавно подыматься в горы, углубляясь в старые заросли, первозданный тропический лес. Карденас слушал оживленную болтовню волосатого водителя, а Хаяки, который чувствовал себя весьма неуютно, натянуто улыбался острозубому обезьяньему секстету, делившему с ним пространство за сиденьями грузовика. По пути они миновали множество знаков. Карденас отметил один подсвеченный знак, который плыл в воздухе над одной из развилок.

— Склады. — Джо ловко обогнул рытвину величиной с рыбный садок. — Штаб-квартира заповедник впереди. Мы езжай в Сьюдад. — Он неуверенно посмотрел на сидящего рядом. — Если у вас не отсутствуй желание ехать сейчас.

— Нет. — Заехав в такую даль и видя теперь близкий конец пути, Карденас давно уже все решил. — Сьюдад вполне подойдет.

Бонобо снова заулыбался во всю ширь.

— Сьюдад лучше всего. Приезжих людей не много. Ваша говорить с Соронг.

— Сожалею, — извинился Карденас. — Я не хотел вам наскучить.

— Нет-нет! — Джо, развеселившись, хлопнул себя по груди. — Соронг глава Сьюдад. Очень толковый парень, понимаешь. Гений, как говорят некоторый исследователь-люди. Да к тому же приятный малый, пусть и не бонобо.

Вид охраняемых ворот посреди такой массы великолепных джунглей порядком смущал, но Карденас решил, что этого нельзя было избежать. Он отметил лишь отсутствие ограды.

— Резерва, — объяснил Джо, когда грузовик начал сбавлять скорость. — Животный нужна свобода передвижений.

Карденас понимающе кивнул.

— А местные тикос не убивают их, если они забредают за границы Резервы?

Джо покачал головой.

— Туристы приезжай смотреть на диких зверей. Нет диких зверей, нет и турист. Нет туриста, нет и денег. Народ знай. Даже люди понимай.

Когда они приблизились к воротам, инспектор вспомнил усвоенное на уроках истории.

— Понимали они не всегда. Скажите, Джо: вы рады, что ученые-люди манипулировали… — он чуть не сказал «обезьянничали» — …с интеллектом ваших предков?

— Разумеется, — пожал плечами бонобо. — Говорить слова для общений всяко лучше, чем визжать и кидаться свой экскременты. Джо по-прежнему может ук-укать не хуже любой, но язык лучше. Но мне жалко этих малышей. — Он ткнул большим пальцем через плечо, показывая на бабуинов за спиной. — У них просто нет этого. — Он слегка постучал себя по горлу тыльной частью свободной руки. — Во всяком случае нет здесь места, чтоб опустить им гортань. Гортань оставайся наверху, никак не можно иметь настоящий речь. Точно так же, как у человеческий дети в первый три месяца.

Карденас не знал, чего ожидать, когда они приблизились к поселению Симиано. Абсурдистское видение зубчатых стен, на которых стоят облаченные в доспехи шимпанзе с арбалетами и пращами, восходило к фантастическим романам, прочтенным в детстве. Действительность оказалась куда проще и прозаичней. Они проехали мимо ряда знаков, предупреждающих путешественников, что те подъезжают к запретной зоне, куда нельзя въезжать без предварительного разрешения. Затем автоматические ворота узнали грузовик и поднялись, позволяя им проехать, прежде чем пересечь узкий содержащийся в хорошем состоянии мост. Скромная речка, над которой он нависал, отнюдь не была рвом, но действенно служила той же цели.

Штаб-квартира ничем не отличалась от того, что визитеры могли бы встретить в аналогичном человеческой поселении. Кучка маленьких сборных домиков, спроектированных с расчетом устоять перед стихиями, рассыпалась вокруг трех более прочных двухэтажных строений. Некоторые явно предназначались для научных исследований, хотя инспектор не мог сказать, на чем же фокусировались эти исследования: на тропическом лесе или на жителях Сьюдада. Приматы разных видов проносились над поселением, пользуясь сетью канатов из синтетического волокна. А под этими воздушными тропами семенили более крупные человекообразные обезьяны.

— У нас здесь свой законы и порядки. — Пренебрегая дверцей, бонобо без усилий перемахнул через борт пикапа. Бабуины высыпали из кузова, в то время как Хаяки выгрузился помедленней. Лихая езда плохо сказалась на его все еще заживающей коже.

Идя к главному зданию, они привлекали к себе любопытные взгляды. Карденас показал на ближайшую исследовательскую лабораторию.

— Кто там работает?

Их коллега оттянул верхнюю губу, скаля зубы в широкой улыбке.

— В смысле — человеки или мы? В основном человеки. Ни одна обезьяна не имей диплома — пока. Нам хватай хлопот с попытками убедить ЦАФ разрешить нам голосовать. — Он широко развел черно-седыми руками. — Вот скажи мне, человек. Я что — гражданин или экспонат? А это тут — город или зоопарк?

— Я всего лишь гость, — тактично ответил Карденас. — У меня не хватает знаний, чтобы даже подступиться к обсуждению такой темы.

Джо исполнил великолепное сальто назад и ткнул длинным пальцем в сторону инспектора.

— Когда-нибудь человекам придется занять определенную позицию. — Он принялся подыматься по лестнице. Вокруг всего здания тянулось широкое крытое крыльцо. На пластиковом полу не было стульев, только шезлонги, подвешенные на веревках корзины да пара качелей, сделанных из старых автомобильных покрышек.

Никакого портье в здании не было. В целом все это строение с комнатами, большей частью лишенными мебели, незастекленными окнами и открытыми дверными проемами, походило на турбазу в джунглях. С обратной стороны здания второе крытое крыльцо выходило на крутой склон, открывая вид на полог тропического леса.

— Теперь оставляй вас здесь. — Бонобо сердечно хлопнул каждого из них по спине, так что Карденаса покачнулся, и даже Хаяки поморщился. — Джо жди работа. Вы пока говорить с директор. Получать свои ответы. — Он лихо подмигнул. — Может, Джо еще увидеться с вами.

— Минуточку, — начал было Хаяки, но шимп уже повернулся и поспешил на четвереньках обратно в здание. — Ну, просто прекрасно, — пробормотал сержант. — И что теперь? Где этот «директор»?

Тут огромная серая гора на противоположной стороне крыльца, которую Карденас принял за декоративную каменную скульптуру, слегка распрямилась и двинулась на четвереньках к ним.

Оба человека не отступили ни на шаг. Может быть, их и заставили бы заколебаться двести кило мускулов, или же мысль о том, что эти длинные серебристые руки способны отрывать ноги с такой же легкостью, с какой отделяют ножки от рождественской индейки, или челюсти, способные разгрызть кость, словно воздушную кукурузу, но так или иначе Карденас счел, что бегство отпадает.

Огромная среброспинная горилла остановилась менее чем в метре от них. А затем уселась перед ними, скрестила ноги, свела вместе громадные ладони массивных рук и наклонила голову вперед в кратком кивке с признанием их миссии.

— Добро пожаловать в Сьюдад-Симиано, джентльмены. — Одна рука сделала жест в сторону стоящей поблизости кушетки, единственного предмета человеческой мебели в поле зрения. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я — Соронг, директор обезьяньего поселения. — Другая рука протянулась к инспектору. Карденас инстинктивно протянул свою и почувствовал, как его пальцы совершенно утонули в чужой ладони. Рукопожатие было твердым, но контролируемым, и он убрал руку целой и невредимой.

Чувствуя их беспокойство, директор порылся в висящей у него на боку сумке и извлек самые большие очки, какие когда-либо видел Карденас. Водрузив их на нос и закрепив дужки по обеим сторонам головы, огромный примат успокаивающе улыбнулся.

— Один из аскари-уакари Джо уведомил меня по комму о вашем появлении. Как я понимаю, у вас приключились какие-то неприятности с машиной? В заповеднике никто не прогуливается по дорогам и тропинкам. Он также сообщил мне, что вы полицейские из Севамерики. Несомненно, та пара, о прибытии которой нас известил несколько дней назад Сан-Хосе. Чем мы можем вам помочь?

Очки придавали огромному примату вид коренастого, мохнатого, но очень нагого профессора литературы. Это зрелище вызывало улыбку. Но ни один из федералов не улыбнулся, опасаясь, что подобная реакция может быть неверно истолкована.

Но Карденас впервые после встречи на дороге с сенсемайя почувствовал, что может расслабиться.