Профессия: шерп

Коспирологи

Обед был общим. Или, точнее — банкет. Представители объединения «Маяк» и «Агентства межпланетных перелетов» праздновали подписание долговременного контракта на производство топливных капсул для двигателей «АС» орбитальных челноков «Касатка». Соглашение далось нелегко. Тумарину пришлось сильно умерить аппетиты по поводу объемов капсул на первые четыре месяца нового года: «Маяк» просто не успевал развернуть к этому времени конвейер. В свою очередь, производители согласились с единой ценой на весь будущий год — а значит, первые партии, собранные фактически в лабораторных условиях, они были вынуждены продавать почти вчетверо ниже себестоимости. И расходы на эксперименты по сравнению эффективности вольфрамовых капсул и урановых ложились тоже на их плечи.

Однако при согласованных на год объемах закупок, челябинцы все равно оставались в хорошем плюсе. А вполне ожидаемая пролонгация договора и вовсе позволяла им стабильно работать с прогнозируемой прибылью.

Теперь, после подписания договора руководителями и торжественного приложения печатей, все могли наконец-то расслабиться — рассказывать анекдоты вместо норм отчислений, пить шампанское и водку вместо минералки, обнимать недавних оппонентов и никуда, никуда не спешить.

Правда, общее веселье разделяли не все. Тумарин, собираясь за руль, вместо водки употреблял гранатовый сок, Сизарь из чувства товарищества, тоже опрокинул не больше трех рюмок, а приглашенная вместе с ним Светлана уделяла ноутбуку так много внимания, что тоже пила через раз, и только вино.

Примерно к четырем большинство переговорщиков «отдохнули» так, что на начальство внимания уже не обращали. Денис понял, что ему пора.

— Я сваливаю, — шепнул он товарищу. — А у тебя еще два свободных дня. Отрывайся.

— Надоело, — поморщился Сизарь. — И выбираться отсюда своим ходом тоскливо. Может, прихватишь?

— Как хочешь. Тогда собирайся. Полчаса тебе хватит?

— За глаза.

— Тогда жду в машине.

Спустя час «патриот» Тумарина уже мчался по заснеженной трассе в сторону Твери, пугая попутные машины решительными обгонами. Полный привод «УАЗика» и высокие шипованные колеса позволяли Денису чувствовать себя уверенно на любых наледях или накатах и решительно пробивать низкие снежные наносы.

Забравшаяся на переднее сиденье Светлана воткнула в прикуриватель инвертор и продолжила рыться в сети, время от времени оглашая салон радостными восклицаниями:

— О, классный пост! «Надо укомплектовывать русские освященные челноки парашютами для экипажа с надписью: „Спасу и сохраню“. А перед вылетом сразу заполнять список „великомучеников, упавших за веру“». Или вот, тоже забавный: «Вообще, надо компанию мистера Топоркова ликвидировать, а работников лишить допусков. Поскольку на бога можно надеяться и без них. Вышел на взлетную полосу, истово поверил — и очутился на Венере, с семьей и чемоданами. На кой хрен ему научная и инженерная обвеска в виде людей и машин?»

— Это ты к чему? — не понял Тумарин.

— Да ваш олигарх в США выступил, как полный маразматик. Сказал, что наука создана христианами и что весь технический прогресс за последние пятьсот лет развивался только в христианском мире!

— И что?

— А это его интервью на сайте телеканала зрители комментируют. Во, еще одно: «В новейшей русской инструкции по пилотированию теперь говорится: „В случае, если шатл почему-то начинает терять высоту, всему экипажу немедленно следует трижды громко прокричать: „Господи, спаси и сохрани!“ и громко, отчётливо запеть „Алилуйя“, а если это не помогло — смириться и ждать встречи с Господом“», — рассмеялась девушка. — Или вот: «Кто молиться перестанет, у того реактор встанет!»

Тумарин посмотрел в зеркало заднего вида на Лёшу. Тот завалился набок, к дверце, и вроде как дремал.

Путь до Москвы занял немногим больше четырех часов. Однако на улицах столицы даже в девять вечера было тесно, и потому, свернув на МКАД, Тумарин вскоре притормозил возле метро «Волоколамская», повернулся назад:

— Извини, дружище, но дальше я не ездец. Пробки. Жена уже заждалась.

— Ничего, тут уже с транспортом без проблем, — зевнул Сизарь.

Он выскочил на холод, обежал машину, помог девушке выйти наружу, аккуратно уложил в рюкзак ее ноутбук, после чего вежливо вручил котомку Свете:

— Лана, милая, ты прекрасный человек. С тобой было очень хорошо. Как-нибудь увидимся. Счастливо!

— Подожди… — опешила девушка. — Разве ты не поедешь со мной? Разве мы теперь не вместе?

— Лана, отдыхать с тобой здорово. Некоторое время. Ты веселая, жизнерадостная, отзывчивая, легкая на подъем. Некоторое время. Но жить с тобой — это уже перебор. Так что давай договоримся: если у тебя вдруг появится свободное время, если тебе захочется с кем-нибудь отдохнуть, покуролесить, повеселиться, и ты вдруг вспомнишь обо мне… — Он чуть запнулся, подбирая слова и, наконец, закончил: — Ты мне не звони.

Тумарин резко отвернулся, делая вид, что изучает состояние индикатора давления масла.

— Денис, — окликнул его Сизарь. — Ты не одолжишь мне ключи от своей квартиры? А то моя общага… Короче, не только она меня, но уже, похоже, и я ее не узнаю. А за квартиру я отработаю. Натурой. В смысле, макетированием.

— Залезай, — махнул ему рукой Тумарин. — Раз уж так, поживешь в нашем домике.

— А я вам с Аривжой не помешаю?

— Не успеешь. Я твою судьбу лучше тебя самого знаю. Отправишься завтра под Муром, в центр подготовки, экзамены принимать.

— Так ведь рано!

— Я знаю. Выберешь самого лучшего, с ним полетишь в Комсомольск-на-Амуре, примешь первый из готовых челноков новой партии, с ним отправишься в Никарагуа, подготовишь к вылету — и через две недели снимешь экипаж МКС. Новичка, разумеется, с собой все время таскай. Пусть входит в курс дела и облётывается. Потом самого инструктором назначим.

— Может, на старом подняться?

— Нет уж, так дело не пойдет, — покачал головой Тумарин. — Ты проектировщик, ты лучше всех все знаешь. Раз у тебя есть время, то хоть неделю потрать, все до винтика обнюхай, душу из авиаторов вынь — но в исправности новой машины мы должны быть уверены. И им полезно, на будущее, о недочетах знать, и нам спокойнее.

— Понятно, — забравшись в салон, захлопнул дверцу Сизарь. — Коли так — вези, барин. У тебя там, в домике, водка есть? Хоть раз в году выпить с тобой получится?

— Когда мы с тобой не находили чего выпить? — рассмеялся Тумарин, выруливая на Новотушинский проезд. — А с девицей-то ты чего так сурово? Разве только пинка не дал!

— А тебе никогда на протяжении двух суток не рассказывали о том, что любая религия — это сказка, выдумка? Что дети искренне верят в Деда Мороза, а взрослые верующие — в Бога? И что, поверив раз, они тянутся к этой сказке и не хотят слышать правду. Что христиане жгут библиотекарей и уничтожают библиотеки. Что Библию слушать можно, только гороху объевшись, и что она всякого фашизма насоветует. Что у боярыни Морозовой, хорошо всем известной по картине Сурикова, православные сожгли на костре четырнадцать ее слуг, отказавшихся перейти в христианскую веру, а саму ее голодом заморили до смерти. Что в средние века умных, нормальных людей инквизиторы кидали на костер именно потому что они умные, и таких жертв было очень много, а ведь кто-нибудь из них мог оказаться первооткрывателем чего-нибудь, и, следовательно, христианская религия жутко замедлила развитие прогресса.

— Ну, надо было спросить, кого именно из умных нормальных людей положили на костер? — усмехнулся Денис. — Фамилии, имена, область исследований?

— А этот твой вопрос означает, что у тебя тоже религиозность головного мозга, крестобрюхость и исключительная потакательность своим атавистическим инстинктам, — устало ответил Сизарь. — Причем чаще всего она проявляется в два, три и в четыре часа ночи. И еще в пять и шесть утра.

— Она же журналистка, увлекающийся человек, — уже в голос рассмеялся Тумарин. — Ее можно понять. Такая животрепещущая тема!

— Денис, ты же видишь: я ее не убил, — ответил Алексей с гордостью за свое невероятное самообладание.

— А как ты сам относишься к христианству? — полюбопытствовал Тумарин.

— Да никак, — пожал плечами Сизарь. — Но теперь обязательно нарисую икону над входным люком всех «Касаток». Из принципа. Чтобы бесы не проникли. Или нет. Повешу иконку Светланы-великомученицы. У нас ведь наверняка есть какая-нибудь Светлана, замученная язычниками? Честное слово, я бы непременно замучил!

От МКАД до дома они добрались всего за полчаса. Обнявшись с Аривжой и отпустив ее собирать ужин, Денис отправил друга обживать нижнюю комнату с диваном и столом, которую обычно использовал как кабинет, сам поднялся на второй этаж и позвонил хозяину поместья:

— Сергей Иммануилович? Это Тумарин. Надеюсь, я не поздно?

— Нет-нет, Денис, рад тебя слышать.

— Я вам сейчас забавную историю расскажу. Только что собственными глазами наблюдал, как Сизарь исключительно вежливо, но чуть ли не пинками спровадил нашу протеже в метро, а сам уехал со мной отпиваться водкой.

— Много не пей, а то завтра за ворота не выпущу. Что, эти архаровцы опять поссорились?

— Не то слово! Леша мне признался, что дико хотел ее убить. Причем не в порыве любовной страсти, а из-за непереносимого занудства.

— Странно, — крякнул Сергей Иммануилович. — Любви меж ними, конечно, никто не обещал, но стойкая привязанность должна была возникнуть. И почему?

— Она и правда жуткая зануда. Я вез их от самого Селигера, и к концу пути мне тоже захотелось ее убить. Так что завтра за руль я и сам не сяду.

— Странно. Хорошо, Денис, я понял твою мысль. Попробую разобраться в этой теме. Ну, и насчет Сизаря…

— Раньше, чем через две недели он в Москву не вернется. Будет выполнять пробный заказ Роскосмоса на снабжение МКС.

— Тогда ладно, не бери в голову. Мы сами.

— Опять этот будильник! — Сандра повернулась к мужу, поцеловала в щеку: — Вставай, мой хороший. Тебе пора. Когда же ты, наконец, станешь работать дома? Я уже заждалась этого счастливого времени.

— Наверное, тогда же, когда ты перестанешь ходить в свой фитнес-клуб.

— Тогда, когда ты, наконец, сделаешь мне ребенка.

— Когда мы, наконец, переедем в более просторную квартиру.

— Когда ты, наконец, получишь повышенную зарплату.

— Все, сдаюсь, — сел в постели Фрэнк. — Во всем виноват я. А сколько там сейчас времени?

— Не успеем.

Сандра встала и, быстро добежав до двери туалета, моментально за ней скрылась. Это означало, что мужу пришлось первым отправляться в душ. А поскольку он первым стал чистым — то и жарить на завтрак неизменную яичницу с беконом досталось тоже ему. Сандра, благоухающая шампунем и накрашенная, присела к столу, когда снедь была уже разложена по тарелкам, включила телевизор. Там показывали цветастое шествие, размахивающее плакатами с перечеркнутыми крестами, которые чем-то напоминали глазки оптических прицелов. Девушка покачала головой:

— Что, опять?

— Митинг протеста проходит сегодня в христианском университете Вандербильта, — сообщил женский голос за кадром. — Волнения, начатые союзом геев и поддержанные кружками атеистов и всеми честными студентами университета, спровоцированы братством «Возвращения Иисуса», потребовавшим от руководства христианского университета разрешить христианские молитвы в стенах данного учебного заведения и тем самым уравнять христиан в правах с кришнаитами, сатанистами и буддистами, которым молитвы и религиозные обряды разрешены. Напомню, что все христианские группы университета Вандербильта были запрещены учащимся в конце две тысячи одиннадцатого года из-за жалобы студента-гея, которого оскорбило существование религиозных объединений, не признающих права гомосексуалистов на свободную сексуальную жизнь. Когда студентам университета стало известно, что данный запрет может быть отменен, они все как один вышли к главному корпусу, чтобы не допустить возвращения мракобесия в стены уважаемого двухсотлетнего учреждения.

Камера откатилась назад, показывая многие десятки молодых людей, размахивающих плакатами и многоцветными флагами и скандирующих:

— Нет инквизиции! Горите сами на кострах!

Отрезав себе ломтик яичницы, Сандра пожала плечами:

— Странно. Мне казалось, что все это творится в каком-то другом университете.

— А это во многих одно и то же, — отпил немного сока Фрэнк. — С десятого по двенадцатый год почти во всех христианских университетах и колледжах была запрещена христианская символика и христианские группы. У меня такое ощущение, будто геи специально поступают именно в католические и баптистские учебные заведения, чтобы потом «оскорбиться». Это невесть откуда взявшееся братство «наехало» сразу на все, обещая всякие гадости и напасти руководству. Те жалуются в полицию, студенты-геи с атеистами устраивают протесты и забастовки… Ну, ты видишь. Там везде одно и то же.

— Сегодня утром странные угрозы поступили губернатору Аризоны, — словно опровергая его слова, сообщил телевизор. — Братство «Возвращения Иисуса» обещало распять его на дверях больницы, если он не отменит запрет христиан на медицинскую деятельность. Остается непонятно, почему террором угрожают именно жителям Аризоны, поскольку запрет христианам на медицинскую практику был введен не местным губернатором, а президентом Бараком Обамой для всей страны при вступлении в силу нового закона о защите здоровья в две тысячи одиннадцатом году. Разумеется, закон не имеет антихристианской направленности и связан с тем, что некоторые медики-католики отказывались производить аборты без медицинских на то показаний. При подписании врачом отречения от христианской веры он мог продолжать медицинскую практику без всяких ограничений.

— Ну да. Обратиться за абортом к другому врачу им, конечно же, невозможно. — Фрэнк уже доедал свою яичницу.

— Продолжаются уличные беспорядки в городе Гильберт, связанные с возможностью снятия запрета на домашнее чтение Библии. Сюда съехались атеисты со всех ближайших округов Аризоны, чтобы отстоять самый свободный город планеты, как они называют Гильберт. Здесь не допускается читать Библию ни дома, ни вне его, ни вслух, ни молча с марта две тысячи десятого года. Власти города мотивируют запрет жалобами граждан, но ни одной таковой предъявить так и не смогли. Их позицию активно поддерживают участники атеистических объединений, собравшиеся у здания администрации с плакатами: «Нет мракобесию!» и «Загоним пасторов в ад!»

— Весь мир сошел с ума. — Моррисон торопливо допил сок, чмокнул жену в щеку и вскочил: — Все, я побежал!

После тех кошмаров, что транслировали по телевизору, улицы Нью-Йорка казались на удивление тихими, мирными и приветливыми, и молодой человек очень обрадовался, что волна бунтов до них не докатилась. Ему не интересно было разбираться, кто прав в разгоревшейся вражде — братство христиан или сражающиеся за свои права геи. Ему хотелось переехать в трехкомнатную квартиру из однокомнатной, и чтобы выплат за сделанные разработки хватало еще и на малыша, которого они с Сандрой смогли бы родить при всех хороших обстоятельствах к концу следующего года. Фрэнк очень надеялся, что «обстоятельства» не обманут надежд, и потому старался за своим монитором пуще прежнего, заслужив от начальника еще одну похвалу.

— Ты молодец, грамотно использовал объем. — Гарри, покусывая карандаш, оценил в разных проекциях путь стопорного вентиля из раскрытого положения в запертое в разных ракурсах.

— Если его не закрыть полностью, крышка тоже не закроется, — на всякий случай уточнил Моррисон. — Это будет дополнительной мерой безопасности при герметизации отсека.

— Я понял, — кивнул Гарри и откатился на своем кресле к задней стене. — Ты молодец. Интересно было бы знать, для кого ты стараешься? Для бразильцев, канадцев — или этого русского, который соблазняет нас полетами на Венеру? Я даже и не знаю. Может, и вправду, выйти на пенсию и рвануть туда? Покой, безопасность, уют…

— Думаете, мы работаем на них?

— Кто знает, кто знает? — пожал плечами шеф. — Последние два десятилетия все окончательно переплелось, все конторы сузились на своих специальностях. Итальянцы делают для всех авионику, «Боинг» — механизацию крыла, «Ависма» — силовой каркас, немцы — топливную аппаратуру, англичане — двигатели. В каждом новом выпущенном самолете, будь то хоть «Туполев», хоть «Боинг», хоть «Эйрбас» — четверть деталей американских, четверть английских, четверть русских и четверть европейских. Откуда при всем этом возникает конкуренция, я уже давно не способен понять. Самолеты различаются разве что цветом белья у стюардесс, и то я не дам полной гарантии.

— Хотите предложить им свои услуги, Гарри? — сообразил молодой человек.

— Стар я уже, — покачал головой начальник. — Мои знания давно стали бесполезной трухой. А вот ты, молодой, горячий, вполне можешь и пробиться в эту мастерскую. Хотя, скорее всего, их заказ спустится к тебе самым обычным путем. Короче, молодец. Твою работу я отправлю для согласования и утверждения. А ты сегодня гуляй!

На удачу, этот день был выходным и у Сандры, которая работала в фитнес-клубе по скользящему графику. Еще с половины дороги Фрэнк позвонил домой и поинтересовался:

— Ты уже покушала, милая моя?

— Нет, только собираюсь.

— Тогда делай это быстрее. Я хочу обнять тебя у нашего порога и угостить бокалом красного вина.

Так оно и случилось: когда он поднялся на ступени крылечка, дверь распахнулась, и жена с готовностью рухнула в его объятия. Фрэнк покрутил ее немного, оторвав от земли, после чего поставил на асфальт. Как назло, он оказался спиной к дому, лицом к кресту. Тот был часто-часто зачиркан черной краской, и поверх всего шла яркая белая надпись: «Чтоб вы сдохли!».

— Ладно, идем. — Моррисон поторопился взять жену за руку, потянул за собой. Но на витрине и дверях кафе молодая пара обнаружила черную трафаретную надпись: «Собакам и христианам вход запрещен!».

— Что это, Софи?! — громко крикнула внутрь Сандра.

— А пес их разберет, — зло буркнула женщина из-за стойки бара. — Геи, лесбиянки, атеисты, исламисты… Вы знаете, я сама католичка! Но когда Тиффани с улицы Гарфилда вчера попыталась смыть такую же надпись со своей витрины, ей разбили стекло. Вы знаете, сколько стоит установка стекла в такую витрину? А в страховку вписано только оно одно. Во, смотрите! И в телевизоре тоже они!

По экрану бежала реклама открытого диспута корнуэльской паствы и атеистического союза на тему: «Убийство христианства — убийство человечества?». Канал «Фокс Ньюс» обещал показать спор защитников религии и их противников завтра в «прайм-тайм» и заманивал возможных зрителей сочными фрагментами. На одном девушка в платке предлагала найти силу, которая стремится зачистить планету от цивилизации, нанося удар в основу основ менталитета инженеров и ученых — в христианскую веру. На другом молодой человек в сутане упрямо требовал назвать хоть какие-то достижения человечества, осуществленные противниками Иисуса, в то время как оппоненты его освистывали и кидали в него стаканчики из-под кофе и какие-то объедки.

— Вот почему не живется спокойно людям? — переключила панель на музыкальный канал хозяйка заведения. — Почему не позволить каждому жить по его вере и желанию? Кому какое дело, молится сосед Иисусу или обезьяне в рамочке? А больше всего я не понимаю, когда они запрещают праздники. Что может быть плохого в том, что кто-то радуется, веселится, дарит подарки и пьет шампанское? Что за странное желание обязательно нагадить соседу в торт? — Софи вздохнула. — Я думаю, дорогие мои, пророчество святого апостола Иоанна уже сбылось. Сатана пришел на Землю, и мы давно в его власти. А потому как имя ему Отец Лжи, то миром и начала править ложь. Она в газетах, она в телевизорах, она в интернете. Мы, точно сетью, давно окутаны паутиной Сатаны, бьемся в его липкой лжи, проникшей в каждый уголок Америки, и ничего не в силах изменить… Так чего будете заказывать, хорошие мои?

Разумеется, Фрэнк, как и собирался, заказал для своей жены бокал вина, а себе — кружку ирландского пива, попросил большую порцию жареной рыбы с непонятным японским названием — но настроение у обоих все равно оказалось безнадежно испорчено.

К моменту взлета Алексей Сизарь успел узнать, что великомученица Светлана действительно существует. Но вот раздобыть ее иконы не смог, а потому и угроза осталась неосуществленной: «Касатка-три» взлетела как есть, без благословения.

За штурвалом сидел Никита Мишкин: двадцать три года, пятьсот пятьдесят часов налета, образование высшее, мастер спорта по классической борьбе. Что, впрочем, для работы в космосе особого значения не имело. Парень заметно нервничал, хотя и сидел на месте пилота. Сизарь нервничал тоже. Но не потому, что сомневался в своих возможностях или исправности челнока, а потому что все пространство у задней стены было завалено бесформенными мешками в полиэтиленовой вакуумной упаковке. «Касатка» по планам «Агентства межпланетных перелетов» никогда не предназначалась для перевозки грузов, и соответствующего отсека не имела. Пришлось складывать вещи так, навалом.

— Прямо как барыги рыночные, — недовольно бурчал Сизарь, оглядываясь назад. — Мы не шерпы, мы натуральные космические ишаки. Навалили барахла на спину — и пинка. Ох, чует мое сердце, намучимся мы со всем этим хламом, когда он в невесомости по отсеку порхать начнет.

— Он же закреплен, Алексей, — осторожно вступился за груз пилот.

— Это он для нашей силы тяжести закреплен. А каков для космоса, мы еще узнаем. Давай, отчитывайся о готовности к взлету. У нас кто за штурвалом, тот и главный.

— Понял, Алексей, — кивнул Никита, нацепил гарнитуру, включил блок связи и отчитался: — «Берег», я «Касатка-три». К взлету готов.

— Принято, «Касатка». Взлет через десять минут.

— Теперь отдыхаем, — посоветовал Сизарь. — У нас еще почти час безмятежного круиза.

Полет на трехсоткилометровую высоту прошел просто и обыденно: «Руслан» вытащил их на двенадцать тысяч метров над Тихим океаном, отцепился, оставив порхать на планере, сбежал на безопасные сто километров.

— Чего-то я не подумал, что воздушный носитель тоже нужно оборудовать защитой от электромагнитного импульса, — еще хмыкнул в этот момент Алексей. — Чтобы хотя бы через пару минут после сброса можно было стартовать. Тогда, может статься, и планер не понадобится. Ну что, товарищ Мишкин? Поехали!

Парень толкнул вперед сектор запуска двигателя, и перегрузка привычно вдавила Сизаря в кресло. Уже через полчаса они очутились в черноте космоса, и наступила блаженная легкость.

— Ты делаешь, я молча смотрю, — сразу предупредил Сизарь. — Сработаешь без ошибок — в следующий полет сам пойдешь инструктором.

— Понял, Алексей, — послушно кивнул почти состоявшийся пилот. — Снимаю экранирующие панели мониторов… Снимаю экранировку средств связи… Вытягиваю шток подачи питания на внешние датчики, вытягиваю шток подачи питания на внутреннее оборудование. Подаю питание на двигатели ориентации. Замыкаю цепь маршевых двигателей Холла. Все?

— Ты бы знал, как много мы мучились, чтобы добиться этой простоты! — Сизарь закинул руки за голову, поднял глаза к потолку… и увидел там величаво проплывающий серый пластиковый мешок: — Ну вот, я же говорил!

— Теперь связываюсь с Землей?

— Ты делаешь, я молчу, — повторил Алексей. — Считай, ты один. Штатный рабочий вылет. Действуй!

— «Берег», я «Касатка-три». Нахожусь на орбите, сбоев в аппаратуре не наблюдаю.

— Принято, «Касатка». Телеметрия прошла. Готовьтесь к коррекции орбиты. Команда на коррекцию прошла.

Челнок повернулся, легонько пошел вперед — порхающие мешки умчались к задней стенке и ощутимо в нее впечатались.

— Как они быстро все просчитали, — удивился Никита.

— Космонавтике уже полста лет. Опыт, — ответил Сизарь. — Однако, чего-то долго они нас сегодня на маршевых движках гоняют. Совсем совесть потеряли!

Он потянулся к монитору, вывел данные по емкости батареи питания.

— Так и есть! Аккумуляторы уже сожрали, теперь висят на одном генераторе. Напряжение просадили на полтора вольта!

— Может, орбиту поднимают? Это, наверное, много энергии требует?

— Все может быть… Не проще было еще одним импульсом разогнаться? Спроси, может, у них там чего-то заклинило?

Но в этот момент разгон прекратился, мешки радостно помчались в нос салона, а рация сухо сообщила:

— «Касатка», коррекция завершена. До сближения со станцией полтора витка.

— Пусть не забудут манипулятор поднять! — предупредил Сизарь.

— Инструкция передана, — ответили с Земли.

— Ну, тогда ждем, — кивнул Алексей. — Полтора витка — это часа два, не меньше. Надо было книжку взять, что ли?

Курсант мнение моториста не разделял. Отстегнувшись от кресла, он прилип к боковому иллюминатору, за которым медленно вращалась Земля, потом перепорхнул на «звездную» сторону, вернулся обратно.

— Хватит летать, — наконец перехватил его Сизарь. — Иди, одевайся. Скоро сближение. Будешь ловить МКС. Главное — вовремя их заметить!

Однако не заметить махину длиной в пять туристских автобусов и такого же диаметра, да еще и растопырившую во все стороны огромные поля солнечных батарей, было невозможно.

«Касатку» здесь уже ждали. Космонавт в точно таком же «орлане», как и у Мишкина, ожидал момента контакта у манипулятора и подсветил его захват лазером, дав курсанту возможность совершить точный трехсотметровый полет между орбитальными кораблями. Затем лебедка рюкзака почти два часа стаскивала челнок и станцию вместе, пока манипуляторы, наконец-то, не смогли сцепиться в дружеском рукопожатии, крепко держа друг друга «под локоток».

Дальше все происходило долго и нудно: Сизарь перетаскивал груз из салона в шлюз, откачивал воздух, Никита открывал люк снаружи, забирал раздувшийся от внутреннего давления мешок, цеплял к тросику и толкал в сторону МКС. Шлюз «Касатки» был маленьким, много груза не вмещал, и процедуру пришлось повторять пять раз.

Увы, отсека для стыковки со станцией на челноке не имелось, и провести разгрузку разумно, по-человечески, из рук в руки не представлялось возможным.

После восьми часов работы космонавты разошлись по своим кораблям, поели и сделали перерыв на сон. Набравшись сил, трое членов экипажа МКС перебрались на «Касатку» и заняли места в освободившемся втором ряду. Их скафандры Сизарь прежним образом — через Никиту — переслал обратно, после чего курсант отцепил связывающий космические аппараты трос и разжал хватку своего манипулятора. Космонавт с МКС поступил точно так же.

— Счастливого полета, «Касатка»! — услышал Сизарь его пожелание.

— Счастливого полета! — ответил за всех отбывающих Мишкин. — Работу завершил!

— Как манипулятор, Никита? — уточнил Сизарь.

— Визуально убран полностью.

— Тогда возвращайся.

На это действо ушло еще полчаса: забраться в шлюз, загерметизироваться, поднять давление, снять «орлан», убрать в транспортное положение, заэкранировать, проверить экранирование остальные приборных отсеков, задраить внутренний люк…

Наконец курсант перелетел на свое место и тяжело бухнулся в кресло, пристегнул ремни.

— Что теперь?

— Теперь я опять молчу, — улыбнулся Сизарь.

— Да-да, я понял… — На миг курсант замер, вскинув руки над монитором, потом решительно схватил гарнитуру, переключил рацию на режим дальней связи: — «Берег», я «Касатка-три»! Работу завершил, прошу посадки.

— «Касатка», ваш борт отказывается принимать команды коррекции.

— Что?

— Не проходят команды коррекции орбиты! Мы не можем отвести вас от станции!

— А почему?

— Ваш борт отказывается принимать команды! — уже раздраженно ответили с Земли.

— Не работает? — ошалело повернулся Никита к конструктору челнока.

— Не работает, — развел руками тот.

— Э, ребята, что случилось? — забеспокоились космонавты с МКС. — Станция рядом! Можно перейти на нее…

— Спокойнее, граждане пассажиры! — громко объявил Сизарь. — Наш ослик создавался для жизни в космосе, и чтобы его испортить, нужно очень сильно постараться. Дайте курсанту время разобраться с ситуацией.

— Нет связи? — с надеждой спросил Мишкин.

Алексей демонстративно отвернулся в сторону и принялся невозмутимо насвистывать.

— Так… Нет связи… Тест узла… Обмен телеметрией прошел. Связь есть. Общий тест систем… Навигация, система ориентации, топливо, маршевые двигатели… Все системы исправны!

— Все системы исправны, но корабль не работает. Теперь панику устраивать можно? — ехидно поинтересовались сзади.

— Все исправно… Все исправно… Все… Есть, нашел! «Берег», я «Касатка-три»! Остаток заряда батарей три процента! Этой мощности недостаточно для запуска маршевых двигателей.

— Вас поняли. Оцениваем ситуацию.

— Никаких подсказок! — громко предупредил Сизарь. — Пусть разбирается сам.

— Так, сейчас… — Курсант уже увереннее заработал пальцами на мониторе, проверяя состояние челнока. — Тепловой аккумулятор практически остыл. Для запуска генератора его нужно разогреть, а греется он от плиты термоядерного двигателя. Значит, после его использования у нас опять появится питание и зарядка!

— С ума сошел! — опять не утерпел второй ряд. — Ты нам всю станцию разнесешь!

— Я же просил не подсказывать! — разозлился Сизарь.

— Какие подсказки, он ведь нас спалит к чертям первым же импульсом!

— Он еще даже не попытался!

— «Берег», я «Касатка-три», — не вступая в спор, спокойно произнес в микрофон курсант. — Включаю носовые двигатели ориентации для обеспечения расхождения со станцией.

— Принято, «Касатка».

— В связи с нехваткой питания на борту сход с орбиты предполагаю производить визуально.

— Принято, «Касатка». До связи.

— Ты, Никита, не ухмыляйся, словно кот, урвавший печенки. Пятерку получишь только после успешной посадки, — не утерпев, предупредил Сизарь. Но все же добавил: — Ладно, ты молодец. Справился. Экранируй борт.

— А вы двигатель без питания заведете? — спросили сзади.

— У нас механика, коллеги, — усмехнулся Сизарь. — Термоядерная реакция запускается вручную.

Расхождения со станцией на безопасное расстояние они ждали два витка — все же, безопасность МКС была превыше всего. Челнок парил на орбите, медленно вращаясь сразу в двух плоскостях, но Никита Мишкин, окончательно обретший уверенность в своих силах, даже не попытался выровнять «Касатку». Во время пролета над Тихим океаном он дождался момента, пока корабль повернется кормой к восходу, и резко толкнул вперед сектор управления двигателем. Челнок словно уперся в мягкую, податливую стену, и спустя три минуты вращение континентов за иллюминаторами прекратилось.

Курсант уверенно снял панели с мониторов, подключил питание аппаратуры, открыл графические индикаторы:

— Температура солевого аккумулятора шестьсот пятьдесят, генератор работает на полную мощность, давление гидравлики в норме. «Берег», я «Касатка-три», сошел с орбиты в южном полушарии на востоке Тихого океана, ориентировочно в районе острова Пасхи. Борт полностью исправен. Жду подтверждения координат.

— Вас поняли, «Касатка». Есть подтверждение службы наблюдения. Ваше удаление тысяча триста пятьдесят, курс двадцать пять. Расчетное время до посадки пятьдесят пять минут.

— Понял, выполняю…

Примерно через час орбитальный челнок, выпустив кургузое шасси, мягко коснулся бетонки авиабазы Панхито и, прокатившись почти до конца взлетки, остановился возле дальней рулежной дорожки.

— Классно с вами, ребята, — облегченно выдохнул кто-то из пассажиров. — Прямо как на такси. Вызвали, забрались в салон — через пару часов на месте. Москву не всегда так быстро пересечешь. Спасибо.

— Всегда пожалуйста! — вскинул руку Сизарь. — Будет нужно — вызывайте! После каждых трех поездок тюбик джема бесплатно.

Путешественники рассмеялись и пожали друг другу ладони.

Как всегда, новоприбывших встречали цветы, радостные друзья, родственники и журналисты. Космонавтов, натурально, подхватили на руки, понесли к зданию аэропорта. Сизарь же, приотстав, повернул к автомобильной парковке.

— Алексей, вы куда? — не понял курсант.

— Домой, — пожал плечами моторист. — Нам там делать нечего. Там сейчас пресс-конференция начнется, охи-ахи, шум и гам. Чего там делать?

— А-а… А мы?

— Нам-то там чего делать, Никита? — рассмеялся Сизарь. — Космонавты — они герои. Они поднимались на орбиту в крохотной обитаемой капсуле на гигантской химической ракете, они несколько месяцев жили в скорлупке со стенками из тончайшей фольги среди безжизненной бесконечности, они ставили научные опыты, они теряли мышечную массу и навыки жизни без гравитации. А кто мы? Мы просто шерпы. В любое место в любую минуту. Поэтому им за полеты полагаются ордена, а тебе — моя подпись в зачетке. Давай ее сюда.

— Она… Она в гостинице с документами.

Алексей склонил голову набок, глядя на сникшего курсанта, одобрительно хлопнул его по плечу:

— Не грусти, парень. Сто лет назад каждый полет на аэроплане тоже за подвиг считался. А к середине века за это уже зарплату платили и страховка шла на общем уровне. Эти храбрые ребята, которых мы привезли, относятся как раз к первому поколению. А мы — ко второму. Подумай лучше о том, что у нас много челноков и мало пилотов. Ты только выпустился, а в новом году уже полетишь инструктором. Хороший шанс для карьеры!

В то самое время, когда выпивший для поднятия настроения две банки пива Алексей Сизарь уже благополучно спал в своей широкой постели просторного никарагуанского бунгало, в трех тысячах километрах на север от него, на тихой и темной ночной Чамберс-стрит, возле восьмидесятого дома, остановился «форд-скорпио» с белым капотом. Из него вышли трое хорошо упитанных мужчин. Один пересек улицу, довольно ловко для своей комплекции забрался по урне на узкий козырек над парадной и пристроил там маленькую камеру, закрепив ее быстротвердеющим клеем из тюбика. Двое других споро выволокли из багажника и салона два десятка покрышек, набитых изнутри всяким тряпьем, выложили рядком вдоль фасада и витрины. Когда первый уже возвращался за руль, остальные выдернули из салона пластиковые канистры, прошли навстречу друг другу, поливая покрышки и тряпье. На улице ощутимо пахнуло керосином. Толстяки одновременно чиркнули спичками, кинули их в лужу, тут же бросились в салон — и «форд», сорвавшись с места, на перекрестке свернул вправо на Бродвей.

Алексей Сизарь об этом событии не узнал вовсе, а вот Сандра и Фрэнк Моррисон услышали утром из новостей. Местный канал на весь экран показал им картинку того, как вдоль всего кирпичного фасада, заливая наружные пожарные лестницы, валит густой, черный и сальный дым.

— Вы видите запись, выложенную в сеть одним из очевидцев, — пояснил невидимый диктор. — Напомню, что группа атеистов, протестующих против воинственного экстремизма баптистской общины, подожгла сегодня ночью дом, провозгласивший себя обителью христиан. Стихийные выступления людей, возмущенных опасностью возвращения Америки в дикое средневековье, к кострам инквизиции, к охоте на ведьм, к запрету науки и прочему мракобесию, продолжаются по всей стране. В Спрингфилде, штат Иллинойс, протестующими была сожжена библиотека, в которой выдавались для чтения Библии, в Понка-Сити, Оклахома, на пороге храма противники клериканства застрелили двух пасторов, в Оуэнсбурно, Кентукки, застрелен прихожанин-католик, а в Бисмарке, Северная Дакота, убит казначей католического прихода. В Бойсе, штат Айдахо, возмущенные унижениями геи сожгли центральный католический храм…

На этот раз картинка сменилась, и на экране появилась пылающая церковь, обшитая крашеной вагонкой.

— Несколько католиков застрелены сегодня, по данным полиции, и в штате Калифорния. А в Солт-Лейк-сити, штат Юта, антиклерикалы сожгли дом в католическом квартале. Между тем, противостояние нарастает. В той же Калифорнии братство «Возвращения Иисуса» опубликовало в интернете угрозу устроить массовое шествие в Сакраменто с требованием убрать из обязательного курса школьной программы предмет «История гомосексуализма», вводимый с две тысячи тринадцатого года решением сената штата. Под данным обращением подписались уже семьдесят тысяч жителей штата, готовых принять участие в выступлении. Власти штата объявили, что прибегнут к помощи подразделений национальной гвардии, чтобы обеспечить гарантированную конституцией США свободу вероисповедания, и не допустят глумления над демократией горстки террористов. В Висконсине аналогичные выступления готовятся под лозунгом восстановления Дня молитвы, запрещенного в две тысячи десятом году. Власти также не исключают обращения за помощью к национальной гвардии. В качестве ответа атеистические организации размещают тысячи рекламных плакатов со слоганами: «Религия — ложь», «Бог и правительство — опасный коктейль» и «Мы верим в логику», а также карикатурами на Иисуса на автобусах и самолетах. Правда, здесь они столкнулись с неожиданной проблемой. Как сообщает новостное агентство «Ю-Эс Тудэй», шестьдесят восемь из восьмидесяти пяти пилотов авиакомпании, разместившей на бортах самолетов атеистические лозунги, категорически отказались подниматься в воздух на этих машинах… Если ситуация не изменится, летать в небе вскоре смогут только русские. Как только что сообщил наш источник из Роскосмоса, орбитальные челноки мистера Топоркова совершили успешный полет к международной космической станции, доставили на нее большое количество необходимых для работы грузов и забрали участников экспедиции, завершивших свою вахту. Как уточняет представитель концерна «Молибден», это те самые корабли, которые будут строить венерианские обитаемые острова и возить пассажиров на соседнюю планету…

Фрэнк подтянул пульт, сделал погромче:

— Ты смотри. Выходит, они и вправду строятся?

— Однако и у корпорации «Молибден» дела идут неважно, — опроверг его надежду пожилой комментатор, появившийся на фоне плывущей над Землей МКС. — Как стало известно, сенат США начал сегодня слушания по поводу нарушения свободы вероисповедания данной организацией. Сенаторы полагают, что объявление мистером Топорковым христианства единственной религией его проекта «Планета белой расы» глубоко оскорбляет представителей других конфессий. И за ответом на этот вопрос наш канал решил обратиться к самому русскому миллионеру.

Картинка сменилась, на экране появился такой же холеный, как и прежде, организатор межпланетного проекта.

— Вы знаете, мистер Топорков, что сенат США открыл слушания по поводу нарушения вами одного из основных человеческих прав: свободы религиозных убеждений сотрудников вашей корпорации. Это очень серьезное нарушение. Существует вполне реальная опасность того, что Центральным банком США будет введен полный запрет на любые переводы, связанные со счетами вашей корпорации. Для вашей финансовой империи это грозит катастрофой, полным разорением. Курс ваших акций на бирже уже упал на двенадцать пунктов. Что вы можете ответить сенату США?

— Я отвечу, мистер Рид, что Россия является христианской страной, в которой уже много столетий проживают миллионы мусульман, буддистов, индуистов, представители других верований, — на правильном английском ответил русский. — Но тем не менее, на протяжении минувших веков у нас никогда не случалось вражды на религиозной или расовой почве. Это значит, что для общего блага наших клиентов намного безопаснее взять модель и менталитет русского общества и целиком сохранить его на просторах Венеры. Любые эксперименты в этой области грозят разрухой и кровопролитием, а потому ставить их мы не будем. Именно христианство будет основой сосуществования обитателей «Планеты белой расы» и технического прогресса нового общества.

— Не уверен, что сенат с вами согласится.

— Жизнь и покой людей стоят для меня на первом месте, мистер Рид. Я не стану жертвовать ими ради политической профанации.

— Между тем, власти США тоже принимают меры для снижения накала противостояния в обществе, — повернулся к зрителям диктор. — Как только что сообщил наш корреспондент, суд города Нью-Йорка только что удовлетворил ходатайство атеистического объединения «Мудрость», потребовавшего запретить демонстрацию диспута между христианами и его представителями. После этого решения руководитель объединения Виктор Хамисад ответил на некоторые вопросы журналистов…

На экране появились залитые солнцем ступени перед колоннадой, на которых широко расставил ноги бритый наголо парень лет двадцати в кожаных штанах и кожаной клепаной куртке:

— Мы проявили добрую волю, — растягивая буквы, громко объявил он, — и добились того, чтобы христиане не позорились своей дремучей дикостью перед миллионами американцев…

— Так почему все-таки все открытия и изобретения последних столетий все же сделаны в христианских странах? — перебил его кто-то из журналистов.

— Это простая случайность! Все понимают, что верующие люди не могут быть учеными, поскольку неспособны на рациональное мышление…

— А как же такие всемирно известные гении физики и биологии как Леметр, Тейяр, Алистер Харди? — опять перебил наглый журналюга. — Они были не просто учеными, но и священниками!

— Да, мы знаем, эти исследователи числились верующими и очень страдали из-за того, что вынуждены называть себя христианами…

— Это же был двадцатый век! Кто мог принудить их к христианству?

— Христианская церковь — это средоточие мракобесия! — покраснел Хамисад. — Под напором науки она вынуждена сдаваться и признавать нашу правоту! Все, пропустите, мне нужно идти…

— А как же генетические и астрофизические исследования, которые финансируются церковью?! — крикнул ему вслед журналист.

— Пошлое, лживое клериканство! — отмахнулся парень, усаживаясь в поджидающий у ступеней «ягуар». — Ведьмы и инквизиция!

— Мистер Топорков намного лучше владеет английским, — отметил Фрэнк.

— Боюсь, что на «Планете белой расы» все равно придется учить русский, — пожала плечами Сандра. — На их сайте прямо на это не указывается, однако есть оговорки, что жители обитаемых островов всегда смогут получить консультации на своем языке: на английском, китайском, французском, немецком. В общем, подстраиваться под нас они не собираются. Дают возможность подстроиться нам.

— Ты заглядывала на их сайт? — удивился молодой человек. По телевизору опять рассказывали о скандале по поводу запрета на упоминание в проповедях имени Иисуса, из-за чего кто-то что-то забросал камнями, и Фрэнк его выключил. — Зачем?

— Ну, мы ведь собираемся завести маленького? — напомнила Сандра. — Я вот, чтобы заранее подготовиться, получить советы более опытных мам, на нескольких родительских сайтах зарегистрировалась. Ты даже не представляешь, что там пишут…

Фрэнк промолчал. Его жена пожала плечами, перешла к письменному столу, включила компьютер, открыла закладки браузера. Стала листать переписку какого-то форума и зачитывать вслух отдельные фрагменты:

— Суд Нью-Гемпшира постановил отдать в приют десятилетнюю девочку, которая попыталась в школе защитить свою христианскую веру. Назначенный ей опекун должен привить подопечной более широкие религиозные и сексуальные взгляды… В одной из государственных школ Техаса двенадцатилетняя Сара Бастамантес арестована за опрыскивание себя духами… В Альбукерке учителя заставили догола раздеться ученика, у которого в кармане нашли двести долларов. Представляешь? В Калифорнии охранник школы сломал руку девочке за то, потому что она стряхнула с себя на пол крошки от съеденного пирожного. Жуть какая! Во Флориде шестилетнюю девочку в наручниках отправили в психиатрическую лечебницу за то, что она плакала на уроке… В Аллентауне, штат Пенсильвания, сотрудник службы безопасности школы пытал девочку электрошокером, потому что она показалась ему подозрительной. В Сан-Матео, Калифорния, полиция распылила в лицо семилетнего мальчика перцовый аэрозоль за то, что он залез на шкаф. Во Флориде полиция арестовала девятилетнюю девочку за то, что она поцеловала мальчика в спортзале.

— Ничего себе! Это что, правда?

— Я посмотрела по инету некоторые случаи. Вроде, правда…

— Ну, не знаю, — почесал в затылке Фрэнк. — Это, ведь, наверное, со всей страны собрали? В других-то школах не так жестко.

— А как? Ты нашу муниципальную видел? С решетками на окнах, аркой металлоискателя, учителями с расширенными зрачками? Нет, я понимаю, что ребенка можно отправить и в закрытый колледж, оплатить это нам по силам. Но ведь и там творится то же самое, хоть и не так безумно. Верить запрещено везде, за молитвы сразу отчисляют. Парней заставляют становиться геями, девочек — лесбиянками.

— Ты преувеличиваешь!

— Пускай! Пускай половина остается людьми, им удается устоять, сохранить веру и нормальность. Но только… Зачем?! — всхлипнула она.

— Я не понимаю тебя, Сандра. — Муж обнял молодую супругу и крепко прижал к себе.

— Мне страшно, Фрэнк. Пока я была одна, никогда не боялась. Теперь мне страшно тебя потерять.

— Я тебя никогда не оставлю, милая, что ты?

— Я не о том, — мотнула головой девушка. — Если у нас появится маленький — то что? Каково ему будет во всем этом? Уцелеть в этом безумии, остаться нормальным человеком можно только чудом. А мы сможем создать ему это чудо?

— Но ведь люди все же рожают… Как-то выкручиваются…

— Но ведь это будет наш ребенок! Не чей-то, а твой и мой… — Она вцепилась пальцами в ворот его рубашки.

— Так что делать, Сандра?

— Я подумала… Может, пока он растет, нам переехать? Туда, где безопасно, где ничего подобного не происходит? А потом решим. Со взрослым ребенком будет уже не так страшно.

— Где ты нашла такое место?

— Ты же сам говорил, Фрэнк! Ты сможешь там работать. Тебе все равно где работать — хоть тут, хоть там. Была бы связь и компьютер. А пять миллионов, вложенные в жилье, потом можно вернуть, его продав.

— Ты… про Венеру? — не поверил своим ушам Моррисон.

— Я задала им вопрос про школу. Они сказали, что у них запланированы широкополосные каналы доступа, и мы сможем получить через сеть любую образовательную программу на свой выбор и обучать ребенка самостоятельно, либо отдать его в школу для подготовки будущих научных или технических работников корпорации. Или собрать общие группы, где дети смогут обучаться вместе под присмотром кого-то из родителей тому, чему мы сочтем нужным.

— А ты уверена, что это законно?

— Они говорят: «Ваш ребенок — ваш выбор. Ваше право».

— За пять миллионов? Они бы еще спорили!

— Это значит… Да?

Вместо ответа Фрэнк обнял жену еще крепче и поцеловал ее в макушку.

В углу монитора в это самое время пульсировала красным квадратиком надпись: «Узнай последние новости! В Оклахоме сносят лютеранский храм!»

По странному стечению обстоятельств, в это же время и именно такая же надпись высветилась на экране монитора в отделанном карельской березой кабинете Сергея Иммануиловича. Здесь, учитывая ветреную и морозную погоду, мужчины собрались, чтобы старику не пришлось отправляться на заседание в небоскреб корпорации — в последнее время он не очень хорошо себя чувствовал и даже несколько раз лежал под капельницами, восстанавливая какие-то проблемы с соляным балансом крови.

На хозяйском месте, за тяжелым дубовым столом, восседал Денис Тумарин. Просто потому, что именно он лучше всех управлялся с компьютером. Олигарх сидел напротив в глубоком, обитом кожей кресле и использовал для своей работы айфон. С виду все это казалось мирно и чинно, хотя именно в этот момент и в этом кабинете менялись судьбы тысяч людей и целых стран. Денис отслеживал движение курса ряда акций на рынках различных стран и в динамике пересказывал их миллионеру. Тот кивал и стучал пальцем по экрану.

К концу строительства катапульты у Топоркова накопилось немало предприятий, купленных на подставные фирмы, и теперь, когда продукция заводов и рудников была больше не нужна, миллионер, по его собственному выражению, деньги «хомячил», закупая какие-то акции у других таких же подставных трастов, потом продавал их после падения курса, снова что-то покупая и продавая. В результате таких операций заводы стремительно проваливались в безнадежные долги, а трасты купались в запредельной прибыли. Со стороны все выглядело обычной игрой, удачными и неудачными вложениями на бирже — хотя в реальности огромные деньги легально уходили из одних стран в другие без уплаты каких-либо налогов и отчислений, а целые отрасли из доходного бизнеса превращались в безнадежных банкротов.

Разумеется, посторонних лиц к таким тайнам олигарх не подпускал — но Тумарин крепко сидел у него на крючке и за лояльность Дениса он ничуть не опасался.

— В Оклахоме сносят лютеранский храм, — прочитал выскочившую новость Тумарин. — Ну вот, Семен Александрович, можете радоваться. Теперь у меня тоже руки по локоть в крови. Если мои работники узнают, из каких денег я плачу их зарплаты, думаю, они перестанут со мной здороваться и станут плевать мне вслед.

— Но ведь работать не перестанут? — рассмеялся олигарх. — А чего тебе еще надо?

— Я бы хотел иметь чистую совесть.

— У тебя новый приступ мании уничижительства, Денис? Успокойся, на этот раз мы практически ни при чем. — Мультимиллионер положил смартфон на стол и сладко потянулся. — Это они все сами, сами. Мы только чуток сбоку притерлись.

— Сами поджигали свои храмы?

— Денис, мне, конечно, приятно, что ты считаешь меня всемогущим полубогом, — рассмеялся Топорков, — но поверь, даже мне не по силам принять для Америки закон, запрещающий десять заповедей. А вот атеисты из «Американского союза за гражданские свободы» пробить этот закон смогли. Шестой окружной апелляционный суд штата Кентукки в две тысячи десятом году иск о запрете десяти заповедей удовлетворил. И это не я, Денис, постановил снести четырнадцать поминальных крестов, установленных в штате Юта вдоль шоссе в знак уважения к погибшим сотрудникам дорожного патруля — это сделал окружной апелляционный суд США в Денвере. Это не я принял закон, запрещающий автомобильные номера с христианской символикой, не я запрещал молитвы в городе Лейкленд в Центральной Флориде, не я потребовал убрать слова «да поможет мне Бог» из президентской присяги, не я требую называть пасхальные яйца «весенними шариками», а Рождественские праздники — «зимними». Ты мне веришь, Денис?

— Вы помните все это наизусть?

— А то! — вскинулся Семен Александрович. — Мы хорошо готовились. Больше года планировали, искали подступы к местным каналам и политикам, полгода прорабатывали сценарии и искали исполнителей. Но мы не ломали этой страны. Она совершает самоубийство самостоятельно.

Миллионер цыкнул зубом и закинул руки за голову:

— Вообще, если честно, я не знаю, кто и зачем это делает. Возможно, это какие-то инопланетяне хотят завоевать Землю. Они заметили то же самое, что и я, и гробят христианство, дабы уничтожить науку и прогресс, которые разгораются на этой вере, словно природный газ на платиновом катализаторе. Может быть, спецслужбы других стран гасят христианство, чтобы Штаты лишились интеллектуального лидерства. А может быть, кто-то из крупных бизнесменов — куда более крупных, чем я, — списывает США в утиль и захомячивает полученную прибыль, оставляя туземцам свои долги, точно так же, как я поступил с ненужными заводами. Не знаю. Но факт тот, что свое самоубийство они совершают сами, своими собственными руками. Мы их даже чуточку не подтолкнули. Помнишь, что я говорил тебе в прошлый раз? Собрать кучу хвороста, нужную для пожара, нам не по силам. Это слишком дорого. Но если куча уже есть и хорошенько полита бензином — то почему бы ее и не подпалить?

— И черт с ними, пасторами, священниками и простыми католиками, которых ради вашего «огонька» убивают на улицах?

— Юноша, дорогой мой, — закряхтел Сергей Иммануилович, — ты совершенно не умеешь оценивать поступающую информацию. Это плохо. Тебе никогда не приходило в голову, что каждый год в США убивают двадцать тысяч человек? Учитывая то, что восемьдесят процентов населения христиане, это означает, что сорок христиан в день случаются жертвами ножа и пистолета. С высокой степенью вероятности кто-то из них может оказаться священником. И почти наверняка хоть один служитель культа погибает каждую неделю. При доступе к базам данных ты легко можешь сообщать в прессу не лаконичное: «застрелен Джон Смит», а: «застрелен достопочтенный и уважаемый прихожанин такой-то общины Джон Смит» с приложением фотографии. И вполне можешь кричать исключительно о погибших баптистах или мормонах, игнорируя всех прочих пострадавших. А знаешь ли ты, Денис, что каждый год в США случается полтора миллиона пожаров? Ты подумай: каждые двадцать секунд в стране горит какой-то дом. Каждый день загорается хоть одно культовое строение. Каждую неделю — нечто очень ценное и почитаемое. Зачем нам что-то поджигать, если все происходит и так, само собой? Вполне достаточно вбрасывать известия про огонь в молельных домах и библиотеках и не напоминать обо всем остальном.

— То есть, вы ничего не делали? — не поверил Тумарин. — Просто фильтровали поток новостей?

— Мы живем в информационном мире, Денис, — улыбнулся старик. — Он чем-то напоминает времена каменного века. Пятьдесят тысяч лет назад дикарь сидел в своей пещере, совершенно не представляя, что происходит за ближайшим лесом или болотом, но верил в богов, которые оберегают его мир. Сегодня точно такие же дикари точно так же мало что знают о происходящем за пределами своей улицы или квартала, и в беспредельной своей наивности верят выпускам новостей и глобальным сетям, которые показывают им мир. Иногда меня даже пугает, когда люди больше доверяют форумной ленте интернета, нежели собственным глазам, — но для меня большой грех не воспользоваться такой возможностью.

— То есть, все это от начала и до конца было полным враньем? — указал двумя пальцами в монитор Тумарин. — Просто подтасовка случайных событий?

— Ну, это ты перегнул, — покачал головой олигарх. — Законы США самые настоящие и очень кусачие, тамошние христиане их хорошо чувствуют. Кое-что пришлось сделать ручками — ради хорошей картинки и акцента. Понадобилось много графики на стенах. Иначе никто бы не поверил в реальность таинственного «братства». Понадобилось в нескольких местах хорошо подразнить атеистов, чтобы вызвать ответную реакцию.

— А все эти митинги, бунты, нападения на церкви?

— Среди геев и атеистов довольно много нахрапистых и злобных маньяков с комплексом неполноценности. Эти боевики собираются в крайне агрессивные секты, — недовольно простонал, ворочаясь на диване в углу, Сергей Иммануилович. — Им достаточно было просто показать красную тряпку — дальше они завелись сами. Все эти: «христианам и собакам вход запрещен», «пасторов на ведьмины костры», «крестопузых на кресты» — это уже их фантазии. Надо сказать, что поддалась на раскачку всего примерно треть университетов и колледжей. Технари, как всегда, пропускают эмоции мимо ушей. Но для телеканалов хватило и этого, «картинка» получилась. Закон информационной атаки: один процент броских реальных фактов с «картинками», процентов тридцать новостного мусора, подходящего по теме, и семьдесят процентов вранья, которое все равно никто не проверит.

— Так что нет на тебе крови, Денис, можешь не каяться, — закончил лекцию Топорков. — Семь миллионов долларов: два — на картинки, два — на «подмазку» редакторов и владельцев сайтов и два — на три сотни китайских блогеров, что злобно хаяли друг друга на американских форумах, сайтах и в твиттерах, изображая многотысячную местную толпу. Ну, и еще один «лимон» на мелкие накладные расходы. И как результат — наши отделения «Планеты белой расы» всего за месяц собрали заявок аж на тридцать шесть тысяч мест. Из них пять тысяч уже проплачены. Соображаешь, Кулибин? У тебя теперь работы на всю оставшуюся жизнь! Причем с гарантированным финансированием. Ты понял? Ну, что такое, Денис?! Другой бы радовался, а ты сидишь с таким видом, словно тухлый финик проглотил!

— Я должен радоваться тому, что удалось обдурить тридцать шесть тысяч человек?

— Однако, ты умеешь быть занудой, Денис, — покачал головой миллионер. — Даже не понимаю, за что я тебя так люблю? Тумарин, ты когда-нибудь слышал про лягушек, которых варят на медленном огне? И они не выпрыгивают, варятся заживо потому, что не чувствуют, когда становится слишком горячо. На самом деле, мы не сделали ничего плохого. Мы просто хорошенько встряхнули кастрюльку. Водичка колыхнулась туда-сюда, омывая тушки, и лягушки вдруг поняли, что уже давно сидят в кипятке. Вот они резко и запрыгали. В том числе и к нам. Мы ведь не против десяти заповедей, Денис? Сегодня одно это уже кажется им невероятным чудом.

— А вы уверены, что они допрыгают, Семен Александрович? Вроде как конгресс США собирается ввести запрет на любые сделки с вашей корпорацией. А поскольку в ныне существующей платежной системе все переводы всего мира в конечном итоге проходят через американские банки, для наших фирм это будет означать полный паралич любой деятельности.

— Спасибо, что напомнил, — встрепенулся миллионер. — Мне тут недавно Сергей Иммануилович пересказал твой разговор с Сизарем. Там был забавный момент, который в нашем деле очень даже может пригодиться…

Девушки прокрались к парадному входу гостиницы по проезжей части, скрываясь между кустарником и припаркованными машинами.

— Вон он, лимузин, — указала вперед Татьяна. — На лимузине космонавтов возят, Жорик точно говорил, что на лимузине. А он тут один. Давай, Лана, когда еще такой шанс выпадет!

— Ну, не знаю…

На самом деле девушка, конечно же, знала. Азарт журналистки, подогретый двумя стаканами глинтвейна, и желание выделиться из прочей массы корреспондентов возбуждали в ней ощущения, близкие к сексуальной страсти. Кинуться вперед, урвать свое, стать лучшей и первой. Она наскоро поправила одолженную ради такого случая стильную замшевую куртку, проверила волосы и толкнула соседку локтем:

— Ну, не поминай лихом. Пошла!

Быстро, не давая охране времени опомниться, она метнулась вперед к лимузину, дернула дверцу, нырнула внутрь, низко пригнув голову, и бухнулась на диван:

— Добрый вечер! Я журналистка из интернет-газеты «Тамерлан» Светлана Бирнаева, хотела бы задать вам несколько вопросов…

— Хорошо, задавай.

— Лёша? — изумилась девушка, увидев рядом с собой Сизаря со стопкой виски в руке. — А ты тут откуда взялся?

— Да вот, обещали отвезти на торжественную церемонию в Роскосмос. Сижу, жду. А ты тут откуда?

— Мне сказали, что в этой машине поедут космонавты. Хотела взять эксклюзивное интервью. Черт, неужели Танька обманула?

— Лана, милая… У тебя склероз? — сочувственно поинтересовался Сизарь.

— Почему? А-а… Черт, да… Нет… Совсем забыла. Ну, да, ты же космонавт… — Она вздохнула и попыталась дернуть ручку двери.

— Напрасно стараешься, — сделал еще глоток Алексей. — Снаружи открывается, а изнутри нет. Заблокировано с водительского места.

— Почему?

— Понятия не имею. Меня посадили и обещали вот-вот с почетом отвезти на церемонию. Полчаса уже кукую. Хотел выйти — не открывается. — Он опрокинул стопарик. — Кстати, тут обнаружился хороший бар. Виски хочешь? Пива нет, вина тоже. Только водка, виски и коньяк.

— Чего же ты не предупредил?

— Да я только обрадовался, когда ты в машину запрыгивала. Думал, наконец-то поедем! Если этого не случится в ближайшие десять минут, я нарежусь. Сами виноваты будут… Так тебе налить?

Света еще раз подергала дверцу и смирилась:

— Ладно… Только чуть-чуть.

Однако тут у Сизаря зазвонил телефон. Он закрыл и опустил в зеркальный бар бутылку, небрежным тычком пальца включил в трубке «громкую связь»:

— Привет, Денис. Вы меня не потеряли?

— Мне сказали, ты в трех минутах езды.

— Найди того, кто сказал, дай в лоб и скажи, что если через пять минут не пришлет водителя, будет получать медальку вместо меня. Мне тут, если честно, нравится. Но вот понравлюсь ли я вручалкиным после ноль пяти шотландского виски?

— Вот, черт! Ладно, это мы сейчас решим. Ты это, вот что… Помнишь, ты говорил, что в честь своей девушки хочешь назвать свой новый корабль «Святой Светланой»?

— Да, было. Я даже иконку святой великомученицы Светланы в инете подобрал, но там доставки не было, а в реале на лотках не нашел.

— Ты не мог бы об этом при получении награды упомянуть? Ну, что ты так и сделал? Что назвал челнок именем святой. Топорков просил. Ему для бизнеса это в жилу получится.

— Ему-то нафига?!

— Я даже и не спрашивал. Надо и надо — нам какое дело? Это ведь он для нас денежку в клювике носит. Раз попросил — чего не сказать?

— Ладно, скажу. Только ты это… Про водилу не забудь!

— Сейчас, решим.

Сизарь еще не успел отключиться, когда Лана уже кинулась ему на шею и принялась целовать:

— Лёша, миленький, хороший мой, ты самый-самый лучший! Ты правда назвал в мою честь космический корабль?!

— Вообще-то, да… — честно признал Алексей.

— Лёшенька, ты самый-самый лучший! Я всегда знала, что лучше тебя никого нет!

— Ты тоже ничего бываешь… Первые пару дней… — осторожно выбрался из ее объятий молодой человек, дотянулся до бутылки и сделал несколько глотков прямо из горла.

— Я и не подозревала, что ты так ко мне относишься! Я просто не представляла!

— Святой Светлане император Нерон сперва раздробил руки, потом с нее с живой содрали кожу, потом бросили в колодец, — сладострастно рассказал Сизарь, — потом, после колодца, за веру в Христа посадили на пятнадцать суток в тюрьму, а после тюрьмы бросили обратно в колодец, где она и лежит до сих пор.

— Да, я понимаю. Ты верующий православный человек, а я тебе наговорила всяких глупостей, вот ты и обиделся.

— С какого бодуна ты решила, что я верующий? — возмутился Сизарь.

— Ну, ты же обиделся за христиан?

— Да мне просто противно, когда людей ни за что ни про что грязью поливают!

— Они ведьм сжигали! И Джордано Бруно!

— У них хоть убеждения какие-то есть! А у вас вся философия — это жрать и трахаться, как кролики!

— Вот видишь, ты все-таки христанутый! — торжествующе подпрыгнула на своем месте Светлана. — Ты выступаешь против основных прав человека!

— Жрать и трахаться?!

— Сексуальная жизнь человека — это его личное дело!

— Если это его личное дело, какого хрена орать о ней на улице?

— Ты мракобес!

— Да иди ты! — Сизарь дернулся в дверцу лимузина. Но она, разумеется, все еще была закрыта. — Вот, проклятье! Кажется, сегодня я кого-нибудь убью.

Молодые люди помолчали. Первой не выдержала Света:

— Лёша, — тихо спросила она. — Но ведь ты назвал космический корабль в мою честь?

Сизарь нервно расхохотался:

— Господи, откуда ты только постоянно берешься у меня на пути?

— Мне, между прочим, гадалка нагадала, что ты моим мужем будешь. На всю оставшуюся жизнь.

— Ксерокопию паспорта показывала?

— Почти… — повернула к нему лицо Света. — Сказала имя, цвет глаз, и что голова бритая. Вообще, конечно, интересно… Сперва мне сказали, как ты выглядишь, и что ты мой суженый. Конечно же, мне стало любопытно! И приходила ко мне с гадалкой Таня с верхнего этажа.

Впереди хлопнула дверца, и почти сразу машина тронулась с места.

— Наконец-то! — облегченно вздохнул Сизарь и снова потянулся за бутылкой.

— Подожди! Значит, потом мы поссорились, но уже через несколько дней она пригласила меня на Селигер, и там оставила на остановке, на которой мы и столкнулись.

— Не иначе, она агент ЦРУ. И проводит тайную спецоперацию по подкладыванию тебя ко мне в постель, — хмыкнул Сизарь. — Чушь все это! Обычная случайность.

— Ага. Полчаса назад она подначила меня на эксклюзив с космонавтами — и теперь мы заперты наедине с тобой в лимузине. Тоже случайность?

— В теорию заговора я верю еще меньше, — после недолгого раздумья ответил Сизарь. — Кому все это нафиг надо?

— Наверное, ее кто-то попросил, — блеснула глазками Света, потупила взор и продолжила: — Я думаю, ты в меня влюбился и попросил Таню нас познакомить.

— Бред собачий!

— И каждый раз, когда мы ссорились, ты через нее устраивал нам новые, якобы случайные встречи.

— Собачий бред!

— Но ведь ты назвал корабль моим именем! — положила девушка ладонь ему на запястье. — За такой поступок можно простить что угодно…

Света повернулась, потянулась к Алексею и попыталась его поцеловать. Молодой человек шарахнулся, но уперся головой в боковое стекло и получил-таки лобызание в губы, прежде чем успел перехватить девушку за плечи и отстранить:

— Стоп! Давай ты не будешь целоваться, и тогда я не скажу, почему назвал корабль твоим именем.

— А почему? — удивилась девушка его предложению. Или обоим сразу.

— В общем, так, — решил Сизарь. — Целоваться мы больше не будем. Улыбаться можно. Сейчас приедем на место, выйдем под ручку, вытерпим всю эту процедуру, как положено, чтобы не портить малину Тумарину и всему нашему проекту. А потом свалим, и ты покажешь мне эту хитрую прохиндейскую Татьяну. Чем черт не шутит, может, я ее и правда знаю? И она исподтишка мне за что-то мстит. Ее фотка у тебя, надеюсь, есть?

— Нет. Но можно посмотреть на странице в «контакте».

Лимузин затормозил, они оба повернули головы к окошку. Кто-то подошел снаружи, и дверца распахнулась.

Торжественный прием оказался долгим. Как выяснилось, награждению предшествовал светский раут, на котором все толкались в нескольких залах, разговаривая про жизнь, погоду и монокулярную структуру кристаллов в приложении к финслеровой геометрии. Очень скоро Сизарь увидел Ольгу Косакину в длинном золотистом платье и, обрадовавшись знакомому лицу, повернул к ней. Увы, молодая исследовательница ходила под руку с внимательным и еще более молодым человеком, а потому побеседовать довелось только о работе радиотелескопа, преодолевшего уже половину пути к расчетной точке солнечной системы, и о надежности изотопных источников при импульсных нагрузках.

Светлана, под курткой оказавшаяся в вызывающе лаконичном синем платье, тоже цепко держалась за его локоток, хотя откровенно скучала и с готовностью прихватывала с подносов бокалы шампанского для себя и Алексея.

После приезда главы «Агентства межпланетных перелетов» наконец-то началась церемония. Памятными знаками Роскосмоса сперва наградили нескольких пожилых ученых, потом, за «общий вклад» — Дениса Тумарина, отчего-то названного Семеном Топорковым. Возможно, потому, что в ходе всех этих нежданно-негаданных событий Сизарь успел постепенно принять внутрь больше полубутылки виски и трех фужеров шипучего вина. Зато у Алексея внезапно проявилось вдохновение, и, выйдя за своим нагрудным значком, он толкнул прочувственную речь об исключительных удачах уходящего года, за время которого Россия и он лично совершили два потрясающих прорыва в космос, а также встретили не менее потрясающих девушек: невероятно талантливую и храбрую Ольгу, собравшую «Радиоастрон», и прекрасную нежную Лану, в честь которой он и назвал последний из кораблей агентства «Святой Светланой»…

Свету от такой речи бросило в краску, Тумарин показал большой палец, и гордый собой Сизарь снова отправился к шампанскому, уже издалека слушая ответную и не менее прочувствованную речь награжденной после него Ольги Косакиной.

А потом был банкет…

После застолья Тумарин отвез Алексея с девушкой в гостиницу, где парочка после столь тяжкого, насыщенного дня провалялась в постели до самого полудня. Возможно, они спали бы и дальше — но на сотовый позвонил Денис и передал особую благодарность за вчерашнюю речь:

— Про девушку пришлось особенно в жилу, Лёш! Все в восторге. Говорят, что речь на миллион.

— А проценты с «лимона» капнут? — сонно поинтересовался Сизарь.

— Учтутся в годовых премиальных, — пообещал Тумарин. — Отдыхай.

Но ложиться обратно молодой человек, разумеется, не стал. Отправился в душ. А когда вышел, Света в его гостиничном халате уже разгуливала по номеру.

— Привет! — обрадовалась она. — А я думала, ты уже убежал за тортом и лимонадом.

— Лениво, — отказался Леша. — Проще заказать что-нибудь в номер.

— Ура! Мне морской салат, топленое молоко и чашку кофе. — Лана чмокнула Сизаря в щеку и пробежала в ванную, из которой вышла, когда стол был уже накрыт.

— Прошу, — указал ей на стул Алексей.

— Благодарю, дорогой, — с улыбкой поклонилась она и заняла отведенное место. — Скажи мне, Лёш, отчего ты жалуешься на недоступную тебе койку в общежитии, если сам при этом всегда проживаешь в люксах?

— Наверное, не могу отделаться от привычек нищего студента, — пожал плечами Сизарь, перемешивая вилкой оливье. — Когда заселяет агентство — живу в люксе. Когда нужно платить самому — заказывать номер рука не поднимается. Считай, неделя аспирантского оклада в день при самом дешевом варианте.

— А сколько тебе сейчас платят?

— Не знаю, — опять пожал плечами Алексей. — Тумарин базу так организовал, что там в соцпакет по факту входит все, что надо, от жилья до кормежки. Только работай. Платить не приходится, так что в последние месяцы на «приходники» не смотрел.

— Так они, может, у тебя все это из зарплаты вычитают! — чуть не подавилась мидией девушка. — Ты же знаешь, как это делается? Всю жизнь будешь вкалывать, а потом еще и должен останешься! Это же закон капитала: высосать из работника все соки, а потом выбросить на помойку. Все твои изобретения, небось, Тумарин на агентство патентовал, лицензии тоже все на себя делал, сам ты в договоре ни на что никаких прав не имеешь!

— Все может быть, — согласился Сизарь и поднялся из-за стола. — Однако ты обещала показать мне таинственную Татьяну. Сейчас достану ноутбук.

Светлана некоторое время сосредоточенно жевала салат. Потом резко вскочила и потрусила следом:

— Постой, Лёша! Лёш, а что такого? Ты на что обиделся?

— Ни на что.

— Подожди! Я же чувствую! Я все чувствую…

Сизарь открыл ноутбук, включил и развернул к девушке:

— Давай, показывай.

— Остановись! — Света отодвинула компьютер и села на стол перед ним, лицом к молодому человеку. — Алексей, что опять происходит? Подожди, не отворачивайся! Лёша, ты мне нравишься. Реально на душу ложишься. Правда. Мне хочется, чтобы мы вместе были. Я все для этого делаю. Вон, и к себе тебя звала, когда жить было негде, и секс, и развеселить старалась, и вообще… Что между нами постоянно происходит, ты можешь мне объяснить? Вот на что ты сейчас обиделся? Почему?

— Лана, ты знаешь, чем занимаемся мы с Денисом?

— Знаю. Вы новые космические корабли придумали. И один их них ты назвал моим именем.

— Мы пытаемся сделать человечество космической расой. Прямо сейчас, сегодня, на наших глазах. Построить обитаемые острова на Венере, дать шанс сотням и тысячам людей поселиться на другой планете, в новом мире. Это будет наш Новый Свет. Такой же, каким стала Америка для Европы в шестнадцатом веке. Поначалу это будет казаться далеко. Но ведь тут главное — это открыть дорогу, научиться строить каравеллы, привыкнуть к этой мысли. Потом будут новые полеты, откроются новые тропы. Будут станции по добыче гелия-три на Юпитере и Сатурне, будут поселения на Европе и Ганимеде, будут рудники на астероидах и орбитальные заводы, будут плавильные цеха на Меркурии и сверхпроводимые реакторы на Плутоне. Тут главное — сделать первый шаг. И мы уже почти занесли для этого ногу.

— Это для тебя космос — мечта! А Топоркову главное — денег заработать. Он на вашей мечте тупо кормится, ваши таланты в бабки превращает, а из ваших мозгов себе яхты и вертолеты делает. Паразитирует он на вас, понимаешь?! Это неправильно, несправедливо. Это эксплуатация человека человеком. С этим нужно бороться, обрубать олигархам все возможности для тунеядства и безумной роскоши. Выводить этого зажравшегося хорька на чистую воду!

— Покажи лучше свою подружку, — попросил Сизарь.

— Разве я что-то говорю неправильно, Лёша?

— Правильно, — признал молодой человек.

— Тогда почему ты такой снулый?

— Все нормально.

— Лёш, Лёшенька… Прости меня, пожалуйста. Не знаю за что, но прости. Не знаю, чем я тебя обидела, но я этого не хотела. Простишь?

— Я и не сердился.

— Тогда поцелуй меня!

— Зачем?

— Я хочу знать, ты говоришь правду или нет?

Алексей наклонился вперед, коснулся ее губ губами.

— Неправда, — шепнула она. — Это не поцелуй.

Сизарь поцеловал ее еще раз, постаравшись сделать это по-настоящему.

— Ты на меня все еще сердишься, — сделала вывод девушка. — Прости меня, Лёша. Я не хотела.

Алексей подумал, наклонился к ней и поцеловал в третий раз. Лана закинула руки ему за голову, удержала рядом с собой:

— Мир?

— Мир, — так же тихо согласился Сизарь. — Ладно, показывай сводницу.

Девушка спрыгнула со стола, подтянула ноутбук, вошла в социальную сеть, пролистала подружек, потерла виски, забралась в фотоальбом, открыла один из снимков, на котором смеялись пять девушек, ткнула пальцем:

— Кого-нибудь узнаешь?

— Тебя.

— Может, мелко? Ну да отсюда и на ее страницу можно прыгнуть… — Света ненадолго зависла над новооткрывшимся «контактом», затем решительно влезла в альбом: — А теперь?

Кареглазая девица, обвешанная множеством «африканских» косичек, никаких ассоциаций у молодого человека не вызвала.

— Давай попробуем другие фотки глянуть… — стала пролистывать альбом Лана. — Вот, вот, вот… Другая прическа. Вот она в купальнике… Ты смотри, чуть не на каждом снимке разные парни! Вот шалава… Кстати, а может, ты кого из ее хахалей знаешь? Вдруг, это они удружили?

— Без понятия…

За десять минут парочка достаточно внимательно просмотрела больше шестисот фотографий, но Сизарь не нашел ни единого знакомого лица.

— Может, и правда случайность? — наконец предположил он. — Или кто-то другой руку приложил? Ты говорила, там еще гадалка какая-то крутилась?

— Первый раз — гадалка, второй — парень, на третий мы и вовсе вдвоем все затеяли. Так что на ней все сходится совершенно точно.

— Тогда не знаю, — развел руками молодой человек. — И главное, непонятно, в чем смысл? Если ни я, ни ты таких знакомств не заказывали, тогда нафига вообще ей могло понадобиться все это тайное сватовство?

— А может, она и вправду работает на ЦРУ? — предположила девушка. — Она хотела сделать меня твоей любовницей, чтобы потом через меня качать из тебя секретную информацию?

— Ты сама-то в это веришь? — поинтересовался Сизарь.

Лана вздохнула и с надеждой поправилась:

— А может, конкуренты?

Леша только улыбнулся.

— Да, обидно. А я уже месть придумала. Такую, что пробьет навылет!

— Любопытно.

— Мы же с ней на Селигере в одном номере жили, — оживилась журналистка. — И я знаю, как она предохраняется. Специальные такие свечи есть, если ты не в курсе. Можно купить точно такие же, через шприц аккуратненько ввести внутрь вытяжку из едкого перца и ей в комнату подсунуть. У нас в общаге все замки отвертками открываются. Когда к ней очередной хахаль придет, она воспользуется… А свеча ведь расходится не сразу… В общем, как сработает, то мужик, я думаю, спиной двери выбьет, а она сама неделю ракету будет изображать!

— Ты в прошлой жизни в гестапо не работала? — высказал свое мнение Сизарь.

— Я же только подумала. Гипотетически, — скромно потупила глазки девушка.

— Да уж. Гипотезы у тебя убийственные. Эйнштейн отдыхает. — Молодой человек рассмеялся и обнял Свету. — Выброси ты это из головы. Если эта Танечка как-то и связана с нашими встречами, рано или поздно эта тайна всплывет. И потом, ты ведь на нее за наше знакомство не обижена?

— Нет.

— Тогда за что мстить?

— Из принципа, — теперь улыбнулась и Светлана.

— Забудь. — Сизарь вернулся к обеденному столу. — Кофе совсем остыл. Интересно, что делают в люксах в таких случаях? Кипятильников тут вроде нет.

— Пьют холодным, аристократически оттопыривая пальчик.

Они закончили завтрак, и Света спросила:

— Ты не обидишься, если я отвлекусь и напишу три статьи? Коротких, по полторы страницы. По вчерашнему награждению.

— Ладно. Я тоже поработаю. «Маяк» чего-то затихарился, а должны уже давно данные по испытаниям прислать.

— Алёшенька… — вкрадчиво начала девушка.

— Давай сразу к сути, — предложил Сизарь.

— Мой ноут дома остался. Я хотела на твоем все сделать.

— Эхе-хе-х… Ну, ладно, садись. — Алексей допил кофе и стал переодеваться.

— А ты что будешь делать?

— Схожу пока в бассейн. Тут есть два разных для постояльцев. Верхний, говорят, открытый, теплый, со стеклянной наружной стеной и видом на Москву. Хоть раз воспользуюсь.

— Мяу-у… — жалобно округлились глаза девушки.

— Ты так смотришь, как будто я тебя на цепь посадил. Ты же сама работать хотела?

— Мяу-у…

— Ладно, пошли.

Для тех, кто выбирается из постели ближе к часу, время бежит быстро. Алексей и Лана поплавали в бассейне, сходили в зеркальное кафе, превращенное в лабиринт из отдельных кабинок, посетили зимний сад — и вдруг оказалось, что день уже закончился. Скромный ужин в ресторане — и в номер молодые люди вернулись после девяти.

Девушка тут же прилипла к компьютеру — отрабатывать долги, Сизарь засел в кресле у телевизора, посмотрел новости, фильм об очередном астероиде, чуть было не уничтожившем Землю, но в самый последний миг храбро расстрелянном из двух «стингеров» непокорным мавром, который отказался выполнять приказ белого самодура-офицера о смирении и молитве. Куда при этом исчезла инерционная масса примерно в двести тысяч тонн льда и камня, создатели шедевра предпочли скромно умолчать.

Ближе к одиннадцати удивление Алексея стало нарастать. Он выключил панель, разобрал постель, разделся и отправился к гостье, что-то рычащей себе под нос и воинственно бьющей по клавишам.

— Лана, ты не слишком заработалась? Может, закончишь утром?

— Зачем утром? У меня времени много, — подняла она голову и весело ему подмигнула. — Я тут подумала, что раз ты христианин, то внебрачный блуд тебе запрещен. И своими наглыми предложениями о сексе я оскорбляю твои религиозные предра-а-а-сс… утки… Сутки… А-а-а! — Вернувшись к работе, журналистка поняла, что запуталась в клавишах и принялась править слова последнего предложения. — Утки, сутки… В общем, британских ученых побоку, буду беречь целомудрие. Все ради тебя, милый. Все ради… «Радиоастрон» или «радиа…»?

— «О», — ответил Сизарь. — Может, сделаешь перерыв?

— Не веришь? — усмехнулась журналистка. — Все вы такие. Говорите одно, делаете другое, хотите третьего. А кто честен, тот для вас сразу «кролик»… Где тут буква «ё»?

— В слове «кролик» нет буквы «ё».

— Зато она есть в слове «ёлки»… Они ведь обещали ее для всех отличников по физике.

— Лана, ты когда-нибудь играла в карты? — Сизарь зарылся носом в ее волосы.

— Кто же в них не играл? — сохранила текст девушка.

— Тогда ты должна знать, милая, что, чем сложнее правила, тем интереснее игра. И в каждой есть обязательные запреты. И запреты очень, очень обязательные… — Он наклонился ниже, дыша в волосы, прошел губами по ее горячему розовому ушку, двинулся дальше, шепча губами в шею: — А также имеются козыри, джокеры… — Теперь его руки могли коснуться упругой груди гостьи. — Есть разные масти… — Правая рука скользнула ниже, к бедрам, левая проникла в вырез платья, в то время как губы целовали подбородок. — …масти старшие и младшие…

Он запечатал рот девушки поцелуем, пальцы правой руки заставили выгнуться ее тело. Лана, дернулась, пнув ногой столешницу, стул повалился назад, и молодой человек без труда смог перехватить ее на руки, перенести на постель.

— Нет, нельзя, — зашептала она в перерывах между поцелуями. — Тебе придется страдать и каяться.

— Ради тебя хоть на костер. — Он скинул с ее плеч лямочки платья, вместе с ними отпрянул вниз и начал новое восхождение, целуя ее пальчики и ступни, щиколотки и колени, заставляя Лану жалобно стонать и скрести пальцами простыню…

Алексей добился своего только к полуночи, оставив несчастную жертву в бессилии лежать головой между подушек, с запутавшимися в одеяле ногами. После победы он мужественно поднялся, дошел до ноутбука, еще раз сохранил текст поверженной журналистки и перевел компьютер в спящий режим.

— Хорошо, я сдаюсь, — неожиданно прошептала девушка. — Я согласна стать твоею навсегда. И будь все что будет.

— Ты прекрасна, Лана. Созерцать тебя — одно удовольствие.

— Это все равно, что не ответить вообще, — приподнялась она на локте. — Почему ты молчишь?

— Опыт предыдущих контактов подсказывает, моя милая, что первые двое суток у нас все идет хорошо. И только к третьему дню ситуация меняется так, что у нас возникает желание друг друга убить.

— Господи, тебе только геометрию в школе преподавать, — упав на подушку, схватилась за голову Светлана. — Ты говоришь о любви так, словно о задачке с двумя бассейнами.

— Уж кто бы попрекал! Как насчет секса три раза в сутки по рекомендациям британских ученых?

— Намекаешь, что пробил третий день, и мы начинаем ссориться? — снова приподнялась она. — Не дождешься. Я с тобой согласна, дорогой!

— С чем?

— Со всем, дорогой! Все, что хочешь, дорогой! Будь по-твоему, дорогой! Кто бы мог подумать, что в обычной колоде всего тридцать четыре карты?

— Тридцать шесть, — машинально поправил Сизарь.

— Может быть, пересчитаем, дорогой? — заговорщицки ухмыльнувшись, отвалилась обратно в подушки девушка.

Ночь была долгой и сладкой, но завершилась резко и грубо. Утром, когда Алексей еще благостно дремал под торопливый перестук клавиш, Света вдруг метнулась через весь номер и яростно затрясла его сквозь одеяло:

— Вставай, Лёша! Ваш концерн накрылся! Все, хана, его закрывают!

— Что?! — сел он в постели.

— Американский конгресс запретил банкам проводить платежи корпорации «Молибден»! Все, это хана! За пределами России вам теперь ни одного цента не получить! Да и в России половина денег через американские платежные системы двигаются.

— Не может быть… — Сизарь выбрался из постели, подошел к ноутбуку, увидел заголовок статьи. — От, ёжкин кот!

— Теперь Тумарин убьет сначала тебя, — пообещала девушка, — а потом меня. Или наоборот. А потом ваш Топорков убьет нас обоих!

— Подожди, я ничего не понимаю. — Усвоить содержание статьи за несколько секунд молодой человек, естественно, не успел.

— Здесь написано, что конгресс счел оскорбительным демонстративный жест компании «Молибден», которая назвала один из своих новых космических кораблей «Святой Светланой» в то самое время, когда идет расследование признаков религиозной нетерпимости в ее деятельности. А назвал ее так ты! Из-за меня! Господи, нас застрелят… Нам нужно спрятаться. Мы угробили одну из крупнейших корпораций России!

— Подожди, не суетись… — Сизарь нашел свой телефон, вызвал Тумарина: — Денис, последние новости слышал? Конгресс запретил переводы корпорации «Молибден». Что теперь делать?

— Тебе? Садиться в автобус и ехать в Муром. — В трубке было слышно, что Тумарин зевает. — Там сейчас экзамены. Пилотов выпускаем. А я приеду дня через четыре, на вручение дипломов.

— А что с запретом на платежи?

— Без понятия, я только проснулся. Но мы пока еще числимся «Агентством межпланетных перелетов». Может, нас это и не касается?

— Ага! А челнок «Святая Светлана» чей?

— Я позвоню начальству. А ты собирайся, у тебя своя работа. К Новому году нам нужен новый прорыв. Концентрируйся на этом. Готовим первый пуск катапульты. Так что расслабься и просто работай. Хорошо?

— Да, Денис, понял, — кивнул Сизарь и отключился.

— Что там? — с тревогой спросила Света.

— Мне в очередной раз напомнили, что я бомж. И мне пора бросать эту гостиницу и чесать в центр подготовки космонавтов — принимать пополнение.

— А я?

— Тебя-то это точно никаким боком не касается. Можешь не волноваться.

— Ты меня оставляешь?

— Лана, милая моя, — взял ее за руки Сизарь. — С тобой очень хорошо. Отдыхать, проводить дни и ночи, посвящать тебе всего себя целиком. Но ты отлично знаешь, чем заканчиваются наши совместные будни. Я не хочу, чтобы мы опять поссорились и расстались. Я хочу, чтобы мы встречались снова и снова. Я сейчас уеду, решу навалившиеся вопросы, а как только освобожусь — сразу позвоню. Мы с тобой встретимся. Что-нибудь придумаем, или хоть устроим свидание просто так.

— Ты меня бросаешь?

— Нет, я тебя сберегаю. И, кстати, можешь сказать этой своей Татьяне, что мы опять поссорились. Если она затеет новую «случайность», тут мы ее с поличным и возьмем, не отвертится.

— И насуем свечей… — сквозь зубы буркнула недовольная девушка.

— Нет, подарим охапку алых роз. За то, что подарила нам много дней счастья. — Он привлек девушку к себе и крепко обнял. — Разве это плохо?

— Я буду ждать, — ответила Лана и подставила губы для поцелуя.

Тумарин в эти самые минуты набирал номер самого старого сотрудника концерна. Сергей Иммануилович ответил сразу:

— Что-то ты сегодня рано, Денис. Думал, ты еще спишь.

— Вы слышали, что конгресс запретил наши банковские переводы?

— Какая разница, юноша? — ничуть не обеспокоился старик. — Без подписи президента это решение законом не является. Давай я тебе лучше расскажу другую, куда более занятную историю.

— Да, Сергей Иммануилович, слушаю. — Тумарин разговаривал, спускаясь по лестнице. Аривжа еще спала, и тревожить жену он не хотел.

— После той интересной беседы… Ну, после переговоров с «Маяком»… Так вот, я попросил нескольких сотрудников внимательнее присмотреться к анкете журналистки и происхождению данных. Наши сотрудники нашли даму, которая проводила опрос, оценили еще несколько сданных ею опросных листов, нашли некоторые несуразности и противоречия, провели допрос в рамках факта расхищения средств, слегка нажали… Ну, в общем, призналась дамочка, что денежек очень хотелось, а сидеть и опрашивать людей было лень, да и долго, а потому примерно полторы сотни анкет, включая опросник Светланы Бирнаевой, она заполняла от балды, используя имена, фамилии и адреса из базы данных, а все остальное высасывая из пальца.

— Вот, черт, — остановился перед холодильником Денис.

— Вот именно! — согласился Сергей Иммануилович. — Мы теперь собираем всех этих недоделанных парамедиков и прогоняем через полиграф. Дорого, конечно, а куда денешься? На сегодня так выходит, что процентов двадцать нашей базы данных — это просто мусор, напрасно занятые мегабайты жестких дисков и пущенные на ветер деньги.

— Получается, мы оказались ребятами, которые из самых добрых побуждений раз за разом Лёшке втыкали шило в задницу? — тихо рассмеялся Денис. — Как хорошо, что он об этом никогда не узнает.

— Очень на это надеюсь. Как он, кстати?

— Ну, в лимузине они вроде как немного подрались, но вышли вместе. Потом я их очень тепленьких отвез в гостиницу, а дальше не знаю. Со свечкой не стоял. На базе под Муромом узнаю. Если поехал без нее — значит, опять погрызлись.

— Исходя из того, что ты рассказывал раньше, шансы на продолжение их знакомства держатся сильно ниже нуля. Ладно, пока он катается, подготовим ему нормальную партнершу с предельно оптимальным психологическим портретом. Сделаем легенду, познакомим… И на этом, надеюсь, весь этот глупый фарс будет исчерпан.

— Неужели не наигрались, Сергей Иммануилович? Может, оставим Сизаря в покое?

— Как раз наоборот, Денис. Я чувствую себя виноватым и хочу загладить перед молодым человеком свою вину. Что-то я к старости стал совершать все больше и больше ошибок. Видимо, пора на покой.

— Кто же вас отпустит, Сергей Иммануилович?

— Я имею в виду тот покой, который разрешения не спрашивает. У меня ныне, кроме головы, больше никакие органы и не работают. Если и мозги откажут — меня, считай, и нет.

— Вы и сейчас умнее всех нас вместе взятых, Сергей Иммануилович, — польстил старику Тумарин.

— Это, Денис, не мое достоинство, а ваш недостаток! Хотя за добрые слова, конечно, спасибо. Ладно, занимайся своим делом, а я займусь своим.

— Всего доброго, Сергей Иммануилович.

— Постараюсь…