Проект "Радуйся, Мария"

Проект "Радуйся, Мария"

Проект "Радуйся, Мария" - это художественное произведение. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются вымышленно. Любое сходство с реальными событиями, местами или людьми, живыми или мертвыми, совершенно случайно.

Copyright © 2021 by Andy Weir

Глава 1.

- Сколько будет два плюс два?”

Что-то в этом вопросе меня раздражает. Я устал. Я снова проваливаюсь в сон.

Проходит несколько минут, затем я слышу его снова.

- Сколько будет два плюс два?”

Мягкий, женский голос лишен эмоций, и произношение идентично предыдущему, когда она это сказала. Это компьютер. Меня беспокоит компьютер. Теперь я еще больше раздражен.

“Лрмлн, - говорю я. Я удивлен. Я хотел сказать “Оставь меня в покое”—вполне разумный ответ, на мой взгляд,—но не смог произнести ни слова.

“Неверно", - говорит компьютер. - Сколько будет два плюс два?”

Время для эксперимента. Я постараюсь поздороваться.

“Хлллч?” Я говорю.

- Неверно. Что такое два плюс два?”

Что происходит? Я хочу это выяснить, но мне не с чем работать. Я ничего не вижу. Я не слышу ничего, кроме компьютера. Я даже ничего не чувствую. Нет, это неправда. Я что-то чувствую. Я ложусь. Я на чем-то мягком. Кровать.

Мне кажется, что мои глаза закрыты. Это не так уж плохо. Все, что мне нужно сделать, это открыть их. Я пытаюсь, но ничего не получается.

Почему я не могу открыть глаза?

Открыть.

Аааа...открой!

Открой, черт возьми!

Ох! В тот раз я почувствовал какое-то шевеление. Мои веки шевельнулись. Я чувствовал это.

Открой!

Мои веки ползут вверх, и слепящий свет обжигает сетчатку.

“Глунн!” Я говорю. Я держу глаза открытыми только усилием воли. Все белое с оттенками боли.

“Обнаружено движение глаз", - говорит мой мучитель. - Сколько будет два плюс два?”

Белизна уменьшается. Мои глаза привыкают. Я начинаю видеть очертания, но пока ничего разумного. Давайте посмотрим...могу я пошевелить руками?

Ноги? Тоже нет.

Но я могу двигать ртом, верно? Я много чего говорил. Не то, что имеет смысл, но это что-то.

“Фффр.”

- Неверно. Что такое два плюс два?”

Формы начинают обретать смысл. Я в постели. Это что-то вроде...овальной формы.

На меня светят светодиодные фонари. Камеры на потолке следят за каждым моим движением. Как бы это ни было жутко, меня гораздо больше беспокоят руки роботов.

С потолка свисают две арматуры из матовой стали. У каждого есть ассортимент тревожно выглядящих инструментов для проникновения, где должны быть руки. Не могу сказать, что мне это нравится.

“Фффф...оооо...рррр,” говорю я. Это подойдет?

- Неверно. Что такое два плюс два?”

Черт возьми. Я призываю всю свою силу воли и внутреннюю силу. Кроме того, я начинаю немного паниковать. Хорошо. Я тоже этим пользуюсь.

“Фффууурр,” наконец говорю я.

- Правильно.”

Слава Богу. Я могу говорить. Как бы.

Я вздыхаю с облегчением. Подожди—я просто контролировал свое дыхание. Я делаю еще один вдох. Намеренно. У меня болит рот. У меня болит горло. Но это моя боль. У меня есть контроль.

На мне дыхательная маска. Он плотно прилегает к моему лицу и соединен со шлангом, который проходит за моей головой.

Можно мне встать?

Нет, но я могу немного пошевелить головой. Я смотрю на свое тело. Я голая и подключена к большему количеству трубок, чем могу сосчитать. По одному в каждой руке, по одному в каждой ноге, по одному в моем “джентльменском снаряжении” и два, которые исчезают у меня под бедром. Я предполагаю, что один из них находится там, где не светит солнце.

Это не может быть хорошо.

Кроме того, я покрыт электродами. Наклейки сенсорного типа, как для ЭКГ, но они повсюду. Ну, по крайней мере, они только на моей коже, а не втиснуты в меня.

“Чт—” хриплю я. Я пытаюсь снова. - Где...я...нахожусь?”

“Каков кубический корень из восьми?” - спрашивает компьютер.

- Где я нахожусь?” - повторяю я. На этот раз все проще.

- Неверно. Что такое кубический корень из восьми?”

Я делаю глубокий вдох и медленно говорю: - Два раза " е " в два-и-пи.”

- Неверно. Что такое кубический корень из восьми?”

Но я не ошибся. Я просто хотел посмотреть, насколько умен компьютер. Ответ: не очень.

“Два,” говорю я.

- Правильно.”

Я прислушиваюсь к дальнейшим вопросам, но компьютер, похоже, удовлетворен.

Я устал. Я снова проваливаюсь в сон.

—

Я просыпаюсь. Как долго я был в отключке? Должно быть, это было давно, потому что я чувствую себя отдохнувшим. Я открываю глаза без всякого усилия. Это прогресс.

Я пытаюсь пошевелить пальцами. Они шевелятся, как им велено. Все в порядке. Теперь мы к чему-то пришли.

“Обнаружено движение рук", - сообщает компьютер. - Оставайся на месте.”

«Что? Почему?—”

Руки-роботы идут за мной. Они двигаются быстро. Не успеваю я опомниться, как из моего тела извлекают большую часть трубок. Я ничего не чувствовал. Хотя моя кожа все равно немного онемела.

Осталось только три трубки: капельница в руке, трубка в заднице и катетер. Эти последние два-своего рода пункты подписи, которые я хотел удалить, но ладно.

Я поднимаю правую руку и позволяю ей упасть обратно на кровать. Я делаю то же самое для левой руки. Они кажутся чертовски тяжелыми. Я повторяю этот процесс несколько раз. У меня мускулистые руки. Это не имеет смысла. Я предполагаю, что у меня была какая-то серьезная медицинская проблема, и я некоторое время лежал в этой постели. Иначе зачем бы они подключили меня ко всему этому? Разве не должна быть атрофия мышц?

И разве не должны быть врачи? Или, может быть, звуки больницы? И что с этой кроватью? Это не прямоугольник, это овал, и я думаю, что он прикреплен к стене, а не к полу.

“Возьми…” Я замолкаю. Все еще немного устал. - Выньте трубки ... ”

Компьютер не отвечает.

Я делаю еще несколько подъемов рук. Я шевелю пальцами ног. Мне определенно становится лучше.

Я наклоняю лодыжки вперед и назад. Они работают. Я поднимаю колени. Мои ноги тоже хорошо подтянуты. Не толстый культурист, но все еще слишком здоровый для человека, находящегося на грани смерти. Хотя я не уверен, насколько толстыми они должны быть.

Я прижимаю ладони к кровати и толкаю. Мой торс поднимается. Я действительно встаю! Это отнимает у меня все силы, но я держусь. Кровать мягко покачивается, когда я двигаюсь. Это не обычная кровать, это точно. Когда я поднимаю голову выше, я вижу, что изголовье и подножие эллиптической кровати прикреплены к прочным настенным креплениям. Это что-то вроде жесткого гамака. Странный.

Вскоре я сижу на своей заднице. Не самое приятное ощущение, но когда трубка в твоей заднице когда-нибудь будет удобной?

Теперь у меня лучший взгляд на вещи. Это не обычная больничная палата. Стены выглядят пластиковыми, и вся комната круглая. Ярко-белый свет исходит от потолочных светодиодных ламп.

К стенам прикреплены еще две кровати, похожие на гамаки, каждая со своим пациентом. Мы расположены в треугольнике, и установленные на крыше рычаги Преследования находятся в центре потолка. Я думаю, они заботятся обо всех нас троих. Я почти не вижу своих соотечественников—они утонули в своих постелях, как и я.

Там нет двери. Просто лестница на стене, ведущая к...люку? Он круглый, с ручкой в центре. Да, это должен быть какой-то люк. Как на подводной лодке. Может быть, у нас троих заразная болезнь? Может быть, это герметичная карантинная комната? Тут и там на стене есть небольшие вентиляционные отверстия, и я чувствую небольшой поток воздуха. Это может быть контролируемая среда.

Я соскальзываю одной ногой с края кровати, отчего она шатается. Руки робота устремляются ко мне. Я вздрагиваю, но они резко останавливаются и зависают рядом. Я думаю, они готовы схватить меня, если я упаду.

“Обнаружено движение всего тела”,-сообщает компьютер. - Как тебя зовут?”

“Пфф, серьезно?” - спрашиваю я.

- Неверно. Попытка номер два: Как вас зовут?”

Я открываю рот, чтобы ответить.

“Э-э-э…”

- Неверно. Попытка номер три: Как вас зовут?”

Только сейчас мне приходит в голову: я не знаю, кто я такой. Я не знаю, что я делаю. Я вообще ничего не помню.

“Гм,” говорю я.

- Неверно.”

Меня охватывает волна усталости. На самом деле это довольно приятно. Компьютер, должно быть, усыпил меня через капельницу.

“...вааааит…” - бормочу я.

Руки робота осторожно уложили меня обратно на кровать.

—

Я снова просыпаюсь. Одна из рук робота лежит на моем лице. Что он делает?!

Я вздрагиваю, потрясенная больше всего на свете. Рука втягивается обратно в свое жилище в потолке. Я ощупываю свое лицо в поисках повреждений. Одна сторона покрыта щетиной, а другая гладкая.

- Ты брил меня?”

“Сознание обнаружено", - говорит компьютер. - Как тебя зовут?”

- Я все еще не знаю этого.”

- Неверно. Попытка номер два: Как вас зовут?”

Я белый, я мужчина, и я говорю по-английски. Давайте сыграем на шансы. “Джей–Джон?”

- Неверно. Попытка номер три: Как вас зовут?”

Я вытаскиваю капельницу из руки. - Укуси меня.”

- Неверно.” Руки робота тянутся ко мне. Я скатываюсь с кровати, что является ошибкой. Остальные трубки все еще подключены.

Трубка для приклада выходит прямо наружу. Даже не больно. Все еще надутый катетер вырывается прямо из моего пениса. И это действительно больно. Это все равно что мочиться на мяч для гольфа.

Я кричу и корчусь на полу.

“Физическое расстройство", - говорит компьютер. Руки бросаются в погоню. Я ползу по полу, чтобы спастись. Я забираюсь под одну из других кроватей. Руки останавливаются, но не сдаются. Они ждут. Они управляются компьютером. Не похоже, что у них кончится терпение.

Я откинула голову назад и с трудом перевела дыхание. Через некоторое время боль утихает, и я вытираю слезы с глаз.

Я понятия не имею, что здесь происходит.

- эй!” - кричу я. - Один из вас, проснитесь!”

“Как тебя зовут?” - спрашивает компьютер.

- Один из вас, людей, проснитесь, пожалуйста.”

“Неверно", - говорит компьютер.

Моя промежность болит так сильно, что мне приходится смеяться. Это просто так абсурдно. К тому же, эндорфины начинают действовать, и у меня кружится голова. Я оглядываюсь на катетер у моей койки. Я благоговейно качаю головой. Эта штука прошла через мой мочеиспускательный канал. Вау.

И он нанес некоторый ущерб на выходе. На земле виднеется небольшая полоска крови. Это просто тонкая красная линия—

—

Я отхлебнул кофе, сунул в рот последний кусочек тоста и подал знак официантке, чтобы она принесла мой чек. Я мог бы сэкономить деньги, завтракая дома, вместо того чтобы каждое утро ходить в закусочную. Вероятно, это было бы хорошей идеей, учитывая мою скудную зарплату. Но я ненавижу готовить и люблю яйца с беконом.

Официантка кивнула и подошла к кассе, чтобы позвонить мне. Но в этот момент вошел еще один клиент, чтобы сесть.

Я посмотрел на часы. Чуть больше семи утра, Никакой спешки. Мне нравилось приходить на работу в семь двадцать, чтобы у меня было время подготовиться к дню. Но на самом деле мне не нужно было быть там до восьми.

Я достала телефон и проверила электронную почту.

КОМУ: Астрономические курьезы astrocurious@scilists.org

ОТ: (Ирина Петрова, кандидат технических наук) ipetrova@gaoran.ru

ТЕМА: Тонкая Красная Линия

Я нахмурился, глядя на экран. Я думал, что отписался от этого списка. Я оставил эту жизнь давным-давно. Он не получал большого объема, и то, что он получал, если память мне не изменяет, обычно было довольно интересным. Просто кучка астрономов, астрофизиков и других экспертов в области, болтающих обо всем, что казалось им странным.

Я взглянул на официантку—у клиентов была куча вопросов о меню. Наверное, спрашивает, подают ли в закусочной Салли безглютеновые веганские обрезки травы или что-то в этом роде. Добрые люди Сан - Франциско временами могут испытывать трудности.

От нечего делать я прочитал письмо.

Здравствуйте, профессионалы. Меня зовут доктор Ирина Петрова, и я работаю в Пулковской обсерватории в Санкт-Петербурге, Россия.

Я пишу вам, чтобы попросить о помощи.

В течение последних двух лет я работал над теорией, связанной с инфракрасным излучением туманностей. В результате я провел подробные наблюдения в нескольких конкретных ИК - диапазонах света. И я обнаружил кое—что странное-не в какой-либо туманности, а здесь, в нашей собственной солнечной системе.

В солнечной системе есть очень слабая, но заметная линия, которая излучает инфракрасный свет с длиной волны 25,984 микрона. Кажется, что это только та длина волны без каких-либо отклонений.

Прилагаются электронные таблицы Excel с моими данными. Я также предоставил несколько рендеров данных в виде трехмерной модели.

На модели вы увидите, что линия представляет собой кривобокую дугу, которая поднимается прямо от Северного полюса Солнца на 37 миллионов километров. Оттуда он резко наклоняется вниз и в сторону от солнца, к Венере. После вершины дуги облако расширяется, как воронка. На Венере поперечное сечение дуги такое же широкое, как и сама планета.

Инфракрасное свечение очень слабое. Я смог обнаружить его только потому, что использовал чрезвычайно чувствительное оборудование для обнаружения при поиске ИК-излучения туманностей.

Но чтобы быть уверенным, я попросил об одолжении обсерваторию Атакама в Чили—по моему мнению, лучшую инфракрасную обсерваторию в мире. Они подтвердили мои выводы.

Есть много причин, по которым можно увидеть инфракрасный свет в межпланетном пространстве. Это может быть космическая пыль или другие частицы, отражающие солнечный свет. Или какое-то молекулярное соединение может поглощать энергию и переизлучать ее в инфракрасном диапазоне. Это даже объясняет, почему у всех одна и та же длина волны.

Особый интерес представляет форма дуги. Мое первое предположение состояло в том, что это набор частиц, движущихся вдоль линий магнитного поля. Но у Венеры нет магнитного поля, о котором можно было бы говорить. Ни магнитосферы, ни ионосферы, ничего. Какие силы заставили бы частицы двигаться к нему по дуге? И почему они должны светиться?

Любые предложения или теории будут приветствоваться.

—

Что, черт возьми, это было?

Я вспомнил все это сразу. Это просто появилось у меня в голове без предупреждения.

Я мало что узнал о себе. Я живу в Сан—Франциско-я это помню. И я люблю завтракать. Кроме того, раньше я увлекался астрономией, а теперь нет?

Видимо, мой мозг решил, что мне очень важно запомнить это письмо. Не такие тривиальные вещи, как мое собственное имя.

Мое подсознание хочет мне что-то сказать. Вид линии крови, должно быть, напомнил мне о названии этого письма “Тонкая красная линия". Но какое это имеет отношение ко мне?

Я вылезаю из-под кровати и сажусь у стены. Руки наклоняются ко мне, но все еще не могут дотянуться.

Пора взглянуть на моих коллег-пациентов. Я не знаю, кто я и почему я здесь, но, по крайней мере, я не один—ааа, и они мертвы.

Да, определенно мертв. Ближе всех ко мне была женщина, я думаю. По крайней мере, у нее были длинные волосы. Кроме этого, она в основном мумия. Иссохшая кожа покрывала кости. Никакого запаха. Ничто активно не гниет. Должно быть, она умерла давным-давно.

Человек на другой кровати был мужчиной. Я думаю, что он мертв еще дольше. Его кожа не только сухая и кожистая, но и осыпается.

Хорошо. Итак, я здесь с двумя мертвецами. Мне следовало бы испытывать отвращение и ужас, но это не так. Они так далеко ушли, что даже не похожи на людей. Они выглядят как украшения на Хэллоуин. Надеюсь, я не был близким другом ни с одним из них. А если и был, то, надеюсь, не помню.

Мертвые люди-это проблема, но меня больше беспокоит то, что они здесь так долго. Даже карантинная зона удалит мертвых людей, не так ли? Что бы ни случилось, это должно быть чертовски плохо.

Я встаю на ноги. Это медленно и требует больших усилий. Я держусь на краю кровати мисс Мамочки. Она качается, и я качаюсь вместе с ней, но держусь прямо.

Руки робота играют со мной, но я снова прижимаюсь к стене.

Я почти уверен, что был в коме. Да. Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что я определенно был в коме.

Я не знаю, как долго я здесь нахожусь, но если меня поместили сюда одновременно с моими соседями по комнате, то это было давно. Я потираю свое наполовину выбритое лицо. Эти руки предназначены для управления длительным бессознательным состоянием. Еще одно доказательство того, что я был в коме.

Может быть, я смогу добраться до этого люка?

Я делаю шаг. Потом еще один. Затем я опускаюсь на пол. Это просто слишком для меня. Мне нужно отдохнуть.

Почему я так слаб, когда у меня такие хорошо тренированные мышцы? А если я был в коме, то почему у меня вообще есть мышцы? Сейчас я должен быть иссохшим, тощим месивом, а не любителем пляжного отдыха.

Я понятия не имею, какова моя конечная цель. Что мне делать? Я действительно болен? Я имею в виду, я, конечно, чувствую себя отвратительно, но я не чувствую себя “больным".” Меня не тошнит. У меня не болит голова. Не думаю, что у меня жар. Если у меня нет болезни, то почему я был в коме? Физическая травма?

Я ощупываю свою голову. Ни шишек, ни шрамов, ни бинтов. Остальная часть моего тела тоже кажется довольно твердой. Лучше, чем твердый. Я разорван.

Мне хочется задремать, но я сопротивляюсь этому.

Пришло время сделать еще один удар по этому вопросу. Я заставляю себя подняться. Это как тяжелая атлетика. Но на этот раз все немного проще. Я все больше и больше выздоравливаю (надеюсь).

Я шаркаю вдоль стены, используя спину для поддержки так же, как и ноги. Руки постоянно тянутся ко мне, но я остаюсь вне досягаемости.

Я тяжело дышу и хриплю. Я чувствую себя так, словно пробежал марафон. Может быть, у меня легочная инфекция? Может быть, я нахожусь в изоляции для собственной защиты?

Наконец я добираюсь до лестницы. Я спотыкаюсь и хватаюсь за одну из перекладин. Я просто так слаб. Как я собираюсь подняться по 10-футовой лестнице?

Десятифутовая лестница.

Я думаю, в имперских единицах. Это ключ к разгадке. Я, наверное, американец. Или английский. Или, может быть, канадец. Канадцы используют футы и дюймы для коротких дистанций.

Я спрашиваю себя: как далеко от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка? Мой внутренний ответ: 3000 миль. Канадец использовал бы километры. Значит, я англичанин или американец. Или я из Либерии.

Я знаю, что Либерия использует имперские подразделения, но я не знаю своего собственного имени. Это раздражает.

Я делаю глубокий вдох. Я держусь за лестницу обеими руками и ставлю ногу на нижнюю ступеньку. Я подтягиваюсь. Это шаткий процесс, но я справляюсь с ним. Обе ноги теперь на нижней ступеньке. Я протягиваю руку и хватаюсь за следующую ступеньку. Ладно, делаю успехи. Я чувствую, что все мое тело сделано из свинца—все это требует больших усилий. Я пытаюсь подняться, но моя рука недостаточно сильна.

Я падаю назад с лестницы. Это будет больно.

Это не больно. Руки робота ловят меня прежде, чем я падаю на землю, потому что я попал в зону захвата. Они не пропускают ни одного удара. Они возвращают меня в постель и укладывают, как мать укладывает спать своего ребенка.

Знаешь что? Это прекрасно. Я действительно устал в этот момент, и лежание вроде как работает на меня. Мягкое покачивание кровати успокаивает. Что-то меня беспокоит в том, как я упал с лестницы. Я прокручиваю это в голове. Я не могу точно сказать, но в этом есть какая-то...“неправильность”.

Хмм.

Я засыпаю.

—

“Ешь”.

У меня на груди тюбик зубной пасты.

"Хм?”

“Ешь, - снова говорит компьютер.

Я поднимаю трубку. Он белый с черным текстом, который читает DAY1—MEAL1.

“Что это, черт возьми?” Я говорю.

- Ешь. -

Я откручиваю крышку и чувствую какой-то пикантный запах. У меня слюнки текут от такой перспективы. Только сейчас я осознаю, как голоден. Я сжимаю трубку, и из нее выходит отвратительно выглядящая коричневая жижа.

“Ешь”.

Кто я такой, чтобы допрашивать жуткого компьютерного повелителя, вооруженного роботами? Я осторожно облизываю вещество.

Боже мой, как хорошо! Это так хорошо! Это похоже на густую подливку, но не слишком густую. Я выжимаю больше прямо в рот и смакую его. Клянусь, это лучше, чем секс.

Я знаю, что здесь происходит. Они говорят, что голод-это величайшая приправа. Когда вы голодаете, ваш мозг щедро вознаграждает вас за то, что вы наконец поели. Хорошая работа, говорит он, мы не умрем какое-то время!

Кусочки встают на свои места. Если я долго был в коме, меня, должно быть, кормили. У меня не было брюшной трубки, когда я проснулся, так что, вероятно, он кормил меня с помощью трубки NG, проходящей по пищеводу. Это наименее навязчивый способ накормить пациента, который не может есть, но не имеет проблем с пищеварением. Кроме того, он поддерживает пищеварительную систему активной и здоровой. И это объясняет, почему трубки не было рядом, когда я проснулся. Если это возможно, вы должны удалить трубку NG, пока пациент все еще без сознания.

Почему я это знаю? Я врач?

Я запихиваю в рот еще одну порцию подливки. Все равно вкусно. Я проглатываю его. Вскоре трубка пуста. Я поднимаю его. - Еще вот это!”

“Еда завершена.”

- Я все еще голоден! Дай мне еще один тюбик!”

“Выделение продовольствия для этой трапезы было выполнено.”

В этом есть смысл. Моя пищеварительная система сейчас привыкает к полутвердой пище. Лучше всего успокоиться. Если я буду есть столько, сколько захочу, я, вероятно, заболею. Компьютер поступает правильно.

- Дай мне еще еды!” Никто не заботится о правильных вещах, когда они голодны.

“Выделение продовольствия для этой трапезы было выполнено.”

“Ба.”

Тем не менее, я чувствую себя намного лучше, чем раньше. Еда зарядила меня энергией на месте, к тому же я больше отдыхал.

Я скатываюсь с кровати, готовая броситься к стене, но руки не преследуют меня. Думаю, теперь, когда я доказал, что могу есть, мне можно вставать с постели.

Я смотрю на свое обнаженное тело. Это просто кажется неправильным. Я знаю, что все остальные люди вокруг мертвы, но все же.

- Можно мне какую-нибудь одежду?”

Компьютер ничего не говорит.

- Прекрасно. Будь по-твоему.”

Я стягиваю простыню с кровати и пару раз оборачиваю ее вокруг своего туловища. Я перекидываю один угол через плечо из-за спины и привязываю его к другому спереди. Мгновенная тога.

“Обнаружена самозахват",-говорит компьютер. - Как тебя зовут?”

- Я Император в Коме. Встань передо мной на колени.”

- Неверно.”

Пора посмотреть, что там наверху.

Я немного пошатываюсь, но начинаю ходить по комнате. Это победа сама по себе—мне не нужны шаткие кровати или стены, чтобы цепляться за них. Я стою на собственных ногах.

Я добираюсь до лестницы и хватаюсь за нее. Мне не нужно за что-то цепляться, но это определенно облегчает жизнь. Люк наверху выглядит чертовски прочным. Я предполагаю, что он герметичен. И есть все шансы, что она заперта. Но я должен хотя бы попытаться.

Я поднимаюсь на одну ступеньку. Трудно, но выполнимо. Еще одна ступенька. Ладно, я в этом разбираюсь. Медленно и ровно.

Я добираюсь до люка. Одной рукой я держусь за лестницу, а другой поворачиваю круглую рукоятку люка. Это на самом деле получается!

- Святые угодники!” Я говорю.

“Святые угодники"? Это мое обычное выражение удивления? Я имею в виду, все в порядке, я думаю. Я бы ожидал чего - то менее 1950-х годов. Что я за чудак такой?

Я поворачиваю рукоятку на три полных оборота и слышу щелчок. Люк наклоняется вниз, и я убираюсь с дороги. Она распахивается, подвешенная на здоровенной петле. Я свободен!

Как бы.

За люком - только темнота. Немного пугающе, но, по крайней мере, это прогресс.

Я вхожу в новую комнату и поднимаюсь на пол. Свет включается, как только я вхожу. Предположительно, это делает компьютер.

Комната, похоже, того же размера и формы, что и та, которую я оставил,—еще одна круглая комната.

Один большой стол—судя по виду, лабораторный—установлен на полу. Рядом установлены три лабораторных стула. По стенам разбросано лабораторное оборудование. Все это крепится к столам или скамейкам, которые привинчены к полу. Как будто комната готова к катастрофическому землетрясению.

Лестница вдоль стены ведет к другому люку в потолке.

Я нахожусь в хорошо укомплектованной лаборатории. С каких это пор изоляторы пускают пациентов в лабораторию? И вообще, это не похоже на медицинскую лабораторию. Что, черт возьми, происходит?!

Фадж? Серьезно? Может быть, у меня есть маленькие дети. Или я глубоко религиозен.

Я встаю, чтобы получше взглянуть на вещи.

В лаборатории к столу привинчено оборудование поменьше. Я вижу микроскоп 8000x, автоклав, банк пробирок, наборы выдвижных ящиков, холодильник для образцов, печь, пипетки—подождите минутку. Почему я знаю все эти термины?

Я смотрю на более крупное оборудование вдоль стен. Сканирующий электронный микроскоп, субмиллиметровый 3D-принтер, 11-осевой фрезерный станок, лазерный интерферометр, вакуумная камера объемом 1 кубический метр-я знаю, что это такое. И я знаю, как им пользоваться.

Я ученый! Теперь мы кое-чего добились! Мне пора заняться наукой. Ладно, гениальный мозг: придумай что-нибудь!

...Я голоден.

Ты подвел меня, мозг.

Ладно, я понятия не имею, почему эта лаборатория здесь и почему мне разрешили войти. Но...вперед!

Люк в потолке находится в 10 футах от земли. Это будет еще одно приключение по лестнице. По крайней мере, теперь я сильнее.

Я делаю несколько глубоких вдохов и начинаю подниматься по лестнице. Как и раньше, это простое действие требует огромных усилий. Возможно, мне становится лучше, но я не “здоров".”

Боже милостивый, какой я тяжелый. Я добираюсь до вершины, но только-только.

Я сажусь на неудобные прутья и нажимаю на ручку люка. Она не сдвинулась с места.

“Чтобы открыть люк, назовите свое имя", - говорит компьютер.

- Но я не знаю своего имени!”

- Неверно.”

Я хлопаю по ручке ладонью. Ручка не двигается, и теперь у меня болит ладонь. Так что...да. Не плодотворно.

С этим придется подождать. Может быть, я скоро вспомню свое имя. Или найти где-нибудь написанное.

Я спускаюсь по лестнице. По крайней мере, таков мой план. Можно подумать, что спускаться вниз будет легче и безопаснее, чем подниматься. Но нет ... нет ... вместо того, чтобы грациозно спуститься по лестнице, я ставлю ногу на следующую ступеньку под неудобным углом, теряю хватку за ручку люка и падаю, как идиот.

Я извиваюсь, как разъяренная кошка, хватаясь за все, за что могу ухватиться. Оказывается, это ужасная идея. Я падаю на стол и ударяю голенью по ящикам с припасами. Это больно, как ублюдок! Я вскрикиваю, хватаюсь за голень от боли, случайно скатываюсь со стола и падаю на пол.

На этот раз никаких рук-роботов, чтобы поймать меня. Я приземляюсь на спину, и это выбивает из меня дух. Затем, добавляя оскорбление к травме, блок выдвижных ящиков падает, ящики открываются, и лабораторные принадлежности сыплются на меня дождем. Ватные тампоны - это не проблема. Пробирки просто немного болят (и на удивление не разбиваются). Но рулетка бьет меня прямо в лоб.

Еще что-то с грохотом падает вниз, но я слишком занят, держа растущий рубец на лбу, чтобы заметить. Насколько тяжела эта рулетка? Падение со стола на 3 фута оставило шишку на моей голове.

“Это. Не получилось, - говорю я, ни к кому не обращаясь. Весь этот опыт был просто нелепым. Как в фильме Чарли Чаплина.

Actually...it действительно было так. Немного слишком похоже на это.

То же самое чувство “неправильности” поражает меня.

Я хватаю ближайшую пробирку и подбрасываю ее в воздух. Он поднимается и опускается, как и должно быть. Но меня это раздражает. Что-то в падающих предметах выводит меня из себя прямо сейчас. Я хочу знать, почему.

С чем мне придется работать? Ну, у меня есть целая лаборатория, и я знаю, как ею пользоваться. Но что под рукой? Я оглядываюсь на весь хлам, который упал на пол. Куча пробирок, тампоны для образцов, палочки от эскимо, цифровой секундомер, пипетки, немного скотча, ручка…

Ладно, возможно, у меня здесь есть то, что мне нужно.

Я встаю на ноги и отряхиваю тогу. На нем нет пыли—весь мой мир кажется действительно чистым и стерильным, но я все равно делаю движения.

Я беру рулетку и смотрю. Это метрика. Может быть, я в Европе? Что угодно. Затем я хватаю секундомер. Он довольно прочный, как что-то, что можно взять с собой в поход. Он имеет прочную пластиковую оболочку с твердым резиновым кольцом вокруг нее. Несомненно, водонепроницаемый. Но и мертвый, как дверной гвоздь. ЖК-экран полностью пуст.

Я нажимаю несколько кнопок, но ничего не происходит. Я переворачиваю его, чтобы взглянуть на батарейный отсек. Может быть, я смогу найти ящик с батарейками, если буду знать, какие ему нужны. Я замечаю маленькую красную пластиковую ленту, выходящую из задней части. Я дергаю его, и он полностью выходит. Секундомер оживает.

Что-то вроде игрушек “батарейки в комплекте”. Маленький пластиковый язычок был там, чтобы батарея не разрядилась до того, как владелец использует ее в первый раз. Ладно, это совершенно новый секундомер. Честно говоря, все в этой лаборатории выглядит совершенно новым. Чистый, опрятный, никаких следов износа. Не знаю, что с этим делать.

Некоторое время я играю с секундомером, пока не разбираюсь в управлении. На самом деле все очень просто.

Я использую рулетку, чтобы узнать, насколько высок стол. Во всяком случае, нижняя сторона стола находится в 91 сантиметре от пола.

Я беру пробирку. Это не стекло. Это может быть какой-то пластик высокой плотности или что-то в этом роде. Он, конечно, не сломался, когда упал на 3 фута на твердую поверхность. В любом случае, из чего бы он ни был сделан, он достаточно плотный, чтобы сопротивление воздуха было незначительным.

Я кладу его на стол и готовлю секундомер. Одной рукой я сталкиваю пробирку со стола, а другой запускаю секундомер. Я засекаю, сколько времени нужно, чтобы упасть на землю. Я получаю около 0,37 секунды. Это чертовски быстро. Надеюсь, мое собственное время реакции не искажает результаты.

Я отмечаю время на своей руке ручкой—я еще не нашел никакой бумаги.

Я кладу пробирку обратно и повторяю тест. На этот раз я получаю 0,33. Я делаю это в общей сложности двадцать раз, отмечая результаты, чтобы свести к минимуму последствия моей погрешности при запуске и остановке таймера. Как бы то ни было, в итоге у меня получается в среднем 0,348 секунды. Моя рука похожа на классную доску учителя математики, но это нормально.

0,348 секунды. Расстояние равно половине ускорения, умноженного на время в квадрате. Таким образом, ускорение равно двукратному расстоянию во времени в квадрате. Эти формулы легко приходят ко мне. Вторая натура. Я определенно разбираюсь в физике. Приятно это знать.

Я прогоняю цифры и получаю ответ, который мне не нравится. Гравитация в этой комнате слишком высока. Это 15 метров в секунду в секунду, когда должно быть 9,8. Вот почему все, что падает, “кажется” мне неправильным. Они падают слишком быстро. И вот почему я так слаб, несмотря на эти мышцы. Все весит в полтора раза больше, чем должно.

Дело в том, что ничто не влияет на гравитацию. Вы не можете увеличить или уменьшить его. Сила тяжести Земли составляет 9,8 метра в секунду в секунду. Период. И я испытываю нечто большее. Есть только одно возможное объяснение.

Я не на Земле.

Глава 2.

Ладно, сделай вдох. Давайте не будем делать поспешных выводов. Да, гравитация слишком высока. Работайте оттуда и думайте о разумных ответах.

Я мог бы оказаться в центрифуге. Он должен быть довольно большим. Но с гравитацией Земли, обеспечивающей 1 g, вы могли бы иметь эти комнаты под углом, бегущие по дорожке или на конце длинной твердой руки или что-то в этом роде. Установите это вращение, и совокупная центростремительная сила плюс гравитация Земли могут составлять 15 метров в секунду в секунду.

Зачем кому-то понадобилось делать огромную центрифугу с больничными койками и лабораторией в ней? Я не знаю. Возможно ли это вообще? Насколько большим должен быть этот радиус? И как быстро это произойдет?

Думаю, я знаю, как это выяснить. Мне нужен точный акселерометр. Сбрасывать вещи со стола и отсчитывать время-это все хорошо и хорошо для приблизительных оценок, но это так же точно, как время моей реакции на нажатие секундомера. Мне нужно что-то получше. И только одна вещь сделает эту работу: маленький кусочек веревки.

Я обыскиваю ящики в лаборатории.

Через несколько минут я открыл половину ящиков и нашел почти все лабораторные принадлежности, кроме веревки. Я уже собираюсь сдаться, когда наконец нахожу катушку нейлоновой нити.

“Да!” Я отрываю несколько футов нити и режу ее зубами. Я завязываю петлю на одном конце и обвязываю другой конец вокруг рулетки. Рулетка будет играть роль “мертвого груза” в этом эксперименте. Теперь мне просто нужно на что-то его повесить.

Я смотрю на люк над головой. Я поднимаюсь по лестнице (теперь легче, чем когда-либо прежде) и надеваю петлю на ручку главной защелки. Затем я позволил весу рулетки натянуть веревку.

У меня есть маятник.

Классная вещь о маятниках: время, необходимое для того, чтобы качнуться вперед и назад—период—не изменится, независимо от того, насколько широко он качается. Если у него много энергии, он будет качаться дальше и быстрее, но период все равно останется прежним. Это то, чем пользуются механические часы, чтобы следить за временем. Этот период в конечном итоге определяется двумя вещами, и только двумя вещами: длиной маятника и гравитацией.

Я отвожу маятник в сторону. Я отпускаю его и запускаю таймер. Я считаю циклы, пока он раскачивается взад и вперед. Это не волнующе. Мне почти хочется заснуть, но я останавливаюсь.

Когда я достигаю десятиминутной отметки, маятник уже почти не движется, поэтому я решаю, что этого достаточно. Итого: 346 полных циклов ровно за десять минут.

Переходим ко второй фазе.

Я измеряю расстояние от ручки люка до пола. Это чуть больше двух с половиной метров. Я возвращаюсь вниз, в “спальню”. Опять же, лестница не проблема. Теперь я чувствую себя намного лучше. Эта еда действительно сделала свое дело.

“Как тебя зовут?” - спрашивает компьютер.

Я смотрю на свою простынную тогу. - Я великий философ Пендулус!”

- Неверно.”

Я вешаю маятник на одну из рук робота под потолком. Я надеюсь, что какое-то время он будет оставаться неподвижным. Я оцениваю расстояние между рукой робота и потолком—назову его метром. Мой маятник теперь на четыре с половиной метра ниже, чем был раньше.

Я повторяю эксперимент. Десять минут по секундомеру, и я считаю общее количество циклов. Результат: 346 циклов. То же, что и наверху.

Ей-богу.

Дело в том, что в центрифуге, чем дальше вы удаляетесь от центра, тем выше будет центростремительная сила. Так что, если бы я был в центрифуге, “гравитация” здесь, внизу, была бы выше, чем наверху. И это не так. По крайней мере, недостаточно, чтобы получить разное количество циклов маятника.

Но что, если я нахожусь в действительно большой центрифуге? Такой огромный, что разница в силе между нами и лабораторией настолько мала, что не меняет количество циклов?

Давайте посмотрим...формула для маятника...и формула для силы центрифуги...подождите, у меня нет фактической силы, просто подсчет циклов, так что здесь задействован фактор один над x...на самом деле это очень поучительная проблема!

У меня есть ручка, но нет бумаги. Все в порядке—у меня есть стена. После множества “сумасшедших заключенных, строчащих на стене”, у меня есть ответ.

Допустим, я на Земле и в центрифуге. Это означало бы, что центрифуга обеспечивает часть силы, а остальная часть поступает от Земли. Согласно моей математике (и я показал всю свою работу!), эта центрифуга должна была бы иметь радиус 700 метров (что составляет почти полмили) и вращаться со скоростью 88 метров в секунду-почти 200 миль в час!

Хмм. Я думаю в основном в метрике, когда занимаюсь наукой. Интересный. Хотя большинство ученых так и делают, верно? Даже ученые, выросшие в Америке.

В любом случае, это будет самая большая центрифуга, когда-либо построенная...И зачем кому-то ее строить? К тому же, что-то вроде этого было бы чертовски громко. Несется по воздуху со скоростью 200 миль в час? По крайней мере, здесь и там будет некоторая турбулентность, не говоря уже о большом шуме ветра. Я не слышу и не чувствую ничего подобного.

Это становится странным. Ладно, а что, если я в космосе? Не было бы турбулентности или сопротивления ветру, но центрифуга должна была бы быть больше и быстрее, потому что нет гравитации, которая могла бы помочь.

Больше математики, больше граффити на стенах. Радиус должен был составлять 1280 метров—почти милю. Ничего даже близко такого большого никогда не строилось для космоса.

Так что я не в центрифуге. И я не на Земле.

Другая планета? Но в солнечной системе нет ни одной планеты, луны или астероида с такой силой тяжести. Земля - самый большой твердый объект во всей системе. Конечно, газовые гиганты больше, но если я не на воздушном шаре, парящем вокруг ветров Юпитера, мне просто некуда пойти, чтобы испытать эту силу.

Откуда я знаю все эти космические штучки? Я просто знаю это. Это похоже на вторую натуру—информацию, которую я использую все время. Может быть, я астроном или планетолог. Может быть, я работаю на НАСА или ЕКА или—

Я встречался с Мариссой каждый четверг вечером за стейком и пивом в "Мерфи" на Гоф-стрит. Всегда в шесть вечера, и потому, что персонал знал нас, всегда за одним столом.

Мы познакомились почти двадцать лет назад в аспирантуре. Она встречалась с моим тогдашним соседом по комнате. Их отношения (как и большинство в аспирантуре) были крушением поезда, и они расстались в течение трех месяцев. Но в конце концов мы с ней стали хорошими друзьями.

Когда хозяин увидел меня, он улыбнулся и ткнул большим пальцем в сторону обычного стола. Я пробралась через китчевый декор к Мариссе. Перед ней стояла пара пустых стаканов, а в руке-полный. Очевидно, она начала рано.

“Перед игрой, да?” - сказал я, садясь.

Она опустила глаза и принялась вертеть в руках бокал.

- Эй, что случилось?”

Она сделала глоток виски. - Тяжелый день на работе.”

Я подозвал официанта. Он кивнул и даже не подошел. Он знал, что я хочу рибай, средний, картофельное пюре на гарнир и пинту "Гиннесса". То же самое, что я заказывал каждую неделю.

- Насколько это может быть тяжело?” Я спросил. “Теплая правительственная работа с ДОУ. Ты, наверное, получаешь двадцать выходных в год? Все, что тебе нужно сделать, это прийти, и тебе заплатят, верно?”

И снова никакого смеха. Ничего.

“Ой, да ладно тебе!” Я сказал. - Кто какал в твои Рисовые чипсы?”

Она вздохнула. - Ты знаешь о линии Петровой?”

“Конечно. Какая-то интересная тайна. Я предполагаю, что это солнечная радиация. У Венеры нет магнитного поля, но положительно заряженные частицы могут притягиваться туда, потому что она электрически нейтральна—”

“Нет,” сказала она. - Это что-то другое. Мы не знаем точно, что именно. Но это что-то...другое. Но все равно. Давай поедим стейк.”

Я фыркнула. - Давай, Марисса, выкладывай. Что, черт возьми, с тобой не так?”

Она обдумала это. - А почему бы и нет? В любом случае вы услышите это от президента примерно через двенадцать часов.”

- Президент?” Я сказал. - Соединенных Штатов?”

Она сделала еще глоток виски. - Ты слышал об Аматэрасу? Это японский солнечный зонд.”

“Конечно, - сказал я. “ДЖАКСА получила от него отличные данные. На самом деле это очень аккуратно. Он находится на солнечной орбите, примерно на полпути между Меркурием и Венерой. У него на борту двадцать различных приборов.—”

- Да, я знаю. Неважно, - сказала она. “По их данным, выход солнца уменьшается.”

Я пожал плечами. “Ну и что? Где мы находимся в солнечном цикле?”

Она покачала головой. “Это не одиннадцатилетний цикл. Это что-то другое. ДЖАКСА объяснила этот цикл. Все еще существует тенденция к снижению. Они говорят, что солнце на 0,01 процента менее яркое, чем должно быть.”

- Ладно, интересно. Но вряд ли стоит трех порций виски перед ужином.”

Она поджала губы. - Так я и думал. Но они говорят, что ценность растет. И темпы этого роста растут. Это своего рода экспоненциальная потеря, которую они поймали очень, очень рано благодаря невероятно чувствительным приборам своего зонда.”

Я откинулся на спинку стула. - Я не знаю, Марисса. Обнаружение экспоненциальной прогрессии так рано кажется действительно маловероятным. Но ладно, допустим, ученые ДЖАКСА правы. Куда уходит энергия?”

“Линия Петровой.”

"Хм?”

- ДЖАКСА внимательно посмотрела на линию Петровой, и они говорят, что она становится ярче с той же скоростью, с какой тускнеет солнце. Так или иначе, что бы это ни было, линия Петрова крадет энергию у солнца.”

Она вытащила из сумочки пачку бумаг и положила их на стол. Это выглядело как куча графиков и диаграмм. Она порылась в них, пока не нашла то, что хотела, затем подтолкнула его ко мне.

Ось x была помечена как “время”, а ось y-как “потеря светимости".” Линия была экспоненциальной, это точно.

“Этого не может быть,” сказал я.

“Все правильно,” сказала она. - В течение следующих девяти лет производство солнца упадет на целый процент. Через двадцать лет эта цифра составит пять процентов. Это плохо. Это действительно плохо.”

Я уставился на график. - Это означало бы ледниковый период. Например...прямо сейчас. Мгновенный ледниковый период.”

- Да, по крайней мере. И неурожаи, массовый голод…Я даже не знаю, что еще.”

Я покачал головой. “Как может произойти внезапная перемена на солнце? Это звезда, черт возьми. Просто у звезд все происходит не так быстро. Изменения происходят миллионы лет, а не десятки. Да ладно, ты же знаешь.”

“Нет, этого я не знаю. Раньше я это знал. Теперь я знаю только, что солнце умирает, - сказала она. “Я не знаю, почему, и я не знаю, что мы могли бы с этим поделать. Но я знаю, что он умирает.”

“Как…” Я нахмурился.

Она допила остатки своего напитка. “Президент обращается к нации завтра утром. Я думаю, что они координируют свои действия с другими мировыми лидерами, чтобы объявить об этом одновременно.”

Официант принес мне "Гиннес". - Вот, пожалуйста, сэр. Стейки скоро должны быть готовы.”

“Мне нужно еще виски,” сказала Марисса.

- Пусть будет два, - добавил я.

—

Я моргаю. Еще одна вспышка памяти.

Было ли это правдой? Или это просто случайное воспоминание о том, как я разговаривал с кем-то, кто был втянут в фальшивую теорию судного дня?

Нет, это реально. Мне страшно даже думать об этом. И это не просто внезапный ужас. Это уютная, удобная комната с постоянным местом за столом. Я уже давно это чувствую.

Это реально. Солнце умирает. И я запутался в этом. Не только как согражданин Земли, который умрет вместе со всеми—я активно участвую в этом. В этом есть чувство ответственности.

Я до сих пор не помню своего имени, но помню случайные обрывки информации о проблеме Петровой. Они называют это проблемой Петровой. Я только что вспомнил об этом.

У моего подсознания есть приоритеты. И он отчаянно говорит мне об этом. Я думаю, что моя задача-решить проблему Петровой.

...в маленькой лаборатории, одетый в простынную тогу, без понятия, кто я, и никакой помощи, кроме безмозглого компьютера и двух мумифицированных соседей по комнате.

Мое зрение затуманивается. Я вытираю глаза. Слезы. Я не могу…Я не могу вспомнить их имена. Но...они были моими друзьями. Мои товарищи.

Только сейчас я осознаю, что все это время смотрела в сторону от них. Я сделал все, что мог, чтобы они не попадались мне на глаза. Нацарапал на стене, как сумасшедший, с трупами людей, о которых я заботился, прямо за мной.

Но теперь отвлечение внимания закончилось. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них.

Я всхлипываю. Это приходит без предупреждения. Я помню обрывки и фрагменты, все в спешке. Она была забавной—всегда быстро шутила. Он был профессионалом со стальными нервами. Я думаю, что он был военным, и он определенно был нашим лидером.

Я падаю на пол и обхватываю голову руками. Я ничего не могу утаить. Я плачу, как ребенок. Мы были гораздо больше, чем просто друзьями. И “команда” -тоже неподходящее слово. Это сильнее, чем это. Это…

Это вертится у меня на кончике языка…

Наконец, слово проскальзывает в мое сознание. Это должно было подождать, пока я не перестану пытаться проникнуть внутрь.

Экипаж. Мы были командой. И я-все, что осталось.

Это космический корабль. Теперь я это знаю. Я не знаю, откуда у него гравитация, но это космический корабль.

Все начинает становиться на свои места. Мы не были больны. Мы находились в анабиозе.

Но эти кровати-не волшебные “морозильные камеры”, как в фильмах. Здесь нет никаких специальных технологий. Я думаю, что мы были в медикаментозной коме. Трубки для кормления, капельницы, постоянная медицинская помощь. Все, что нужно телу. Эти руки, вероятно, меняли простыни, вращали нас, чтобы предотвратить пролежни, и делали все другие вещи, которые обычно делают медсестры отделения интенсивной терапии.

И мы поддерживали себя в форме. Электроды по всему телу стимулируют движение мышц. Много упражнений.

Но, в конце концов, комы опасны. Чрезвычайно опасно. Только я выжил, и мой мозг превратился в груду кашицы.

Я подхожу к женщине. Я действительно чувствую себя лучше, глядя на нее. Может быть, это чувство завершенности, а может быть, это просто спокойствие, которое приходит после плача.

К мумии не прикреплены трубки. Вообще никакого оборудования для мониторинга. В ее кожистом запястье есть маленькая дырочка. Наверное, там была капельница, когда она умерла. Так что дыра так и не зажила.

Компьютер, должно быть, удалил все, когда она умерла. Не тратьте впустую, не хотите, я думаю. Нет смысла использовать ресурсы на мертвых людях. Больше для выживших.

Другими словами, больше для меня.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Я должен быть спокоен. Я должен ясно мыслить. Тогда я многое вспомнил—свою команду, некоторые аспекты их личности, то, что я нахожусь на космическом корабле (я буду волноваться об этом позже). Дело в том, что я получаю больше воспоминаний, и они приходят, когда я хочу их, а не через случайные промежутки времени. Я хочу сосредоточиться на этом, но печаль так сильна.

“Ешь", - говорит компьютер.

Панель в центре потолка открывается, и оттуда выпадает пищевая трубка. Одна из рук робота ловит его и кладет на мою кровать. На этикетке написано: ДЕНЬ 1—ПРИЕМ ПИЩИ 2.

Я не в настроении есть, но мой желудок урчит, как только я вижу трубку. Каким бы ни было мое психическое состояние, у моего тела есть потребности.

Я открываю тюбик и впрыскиваю жидкость в рот.

Я должен признать: это еще одно невероятное вкусовое ощущение. Я думаю, что это курица с нотками овощей. Конечно, там нет текстуры—это в основном детское питание. И это немного гуще, чем моя предыдущая еда. Все дело в том, чтобы моя пищеварительная система снова привыкла к твердой пище.

“Воды?” - говорю я между глотками.

Панель потолка снова открывается, на этот раз с металлическим цилиндром. Рука подносит его ко мне. Текст на блестящем контейнере гласит: "ПИТЬЕВАЯ ВОДА". Я откручиваю крышку, и, конечно же, там есть вода.

Я делаю глоток. Он комнатной температуры и на вкус плоский. Вероятно, он дистиллирован и лишен минералов. Но вода есть вода.

Я доедаю оставшуюся часть еды. Мне еще не приходилось пользоваться ванной, но в конце концов мне это понадобится. Я бы предпочел не мочиться на пол.

“Туалет?” Я говорю.

Настенная панель поворачивается, открывая металлический комод. Он прямо там, в стене, как в тюремной камере. Я приглядываюсь повнимательнее. На нем есть кнопки и все такое. Я думаю, что в чаше есть вакуумная трубка. И воды нет. Я думаю, что это может быть туалет с нулевой гравитацией, модифицированный для использования в гравитации. Зачем это делать?

“Хорошо, э-э...Увольте туалет.”

Стена снова поворачивается. Туалет исчез.

Все в порядке. Меня хорошо кормят. Я чувствую себя немного лучше. Еда сделает это.

Мне нужно сосредоточиться на некоторых положительных моментах. Я жив. Что бы ни убило моих друзей, это не убило меня. Я нахожусь на космическом корабле—я не знаю подробностей, но я знаю, что нахожусь на корабле, и, похоже, он работает правильно.

И мое психическое состояние улучшается. Я в этом уверен.

Я сижу на полу, скрестив ноги. Пришло время для упреждающего шага. Я закрываю глаза и позволяю своим мыслям блуждать. Я хочу что—то запомнить-что угодно—нарочно. Мне все равно, что. Но я хочу его инициировать. Посмотрим, что у меня получится.

Я начинаю с того, что делает меня счастливым. Мне нравится наука. Я это знаю. Я получил трепет от всех маленьких экспериментов, которые я проводил. И я в космосе. Так что, может быть, я смогу подумать о космосе и науке и посмотреть, что у меня получится ...

—

Я вытащила из микроволновки обжигающе горячие спагетти и поспешила к своему дивану. Я снял пластик сверху, чтобы выпустить пар.

Я выключил телевизор и послушал прямую трансляцию. Несколько коллег и несколько друзей пригласили меня посмотреть это вместе с ними, но я не хотел тратить весь вечер на ответы на вопросы. Я просто хотел спокойно понаблюдать.

Это было самое наблюдаемое событие в истории человечества. Больше, чем высадка на Луну. Больше, чем любой финал чемпионата мира. Каждая сеть, потоковая служба, новостной веб-сайт и филиал местного телевидения показывали одно и то же: прямую трансляцию НАСА.

Репортер стоял с пожилым мужчиной на галерее зала управления полетами. За ними мужчины и женщины в синих рубашках сосредоточили свое внимание на своих терминалах.

“Это Сандра Элиас, - сказал репортер. - Я здесь, в Лаборатории реактивного движения в Пасадене, штат Калифорния. Я здесь с доктором Брауном, который возглавляет отдел планетарных наук НАСА.”

Она повернулась к ученому. - Доктор, каково наше положение сейчас?”

Браун откашлялся. - Около девяноста минут назад мы получили подтверждение, что “Арклайт " успешно вышел на орбиту вокруг Венеры. Теперь мы просто ждем этой первой партии данных.”

Прошел чертов год с тех пор, как ДЖАКСА объявила о проблеме Петровой. Но исследование за исследованием подтверждали их выводы. Часы тикали, и миру нужно было выяснить, что происходит. Так родился проект "Арклайт".

Ситуация была ужасающей, но сам проект был потрясающим. Мой внутренний ботаник не мог не быть взволнован.

"Арклайт" был самым дорогим беспилотным космическим кораблем, когда-либо построенным. Мир нуждался в ответах, и у него не было времени на глупости. Обычно, если бы вы попросили космическое агентство отправить зонд на Венеру менее чем через год, они бы рассмеялись вам в лицо. Но удивительно, что вы можете сделать с неограниченным бюджетом. Соединенные Штаты, Европейский Союз, Россия, Китай, Индия и Япония помогли покрыть расходы.

- Расскажите нам о полете на Венеру,” попросил репортер. “Почему это так сложно?”

“Главная проблема-топливо, - сказал Браун. -Существуют особые трансферные окна, когда для межпланетных путешествий требуется минимальное количество топлива, но мы и близко не подходили к окну Земля-Венера. Поэтому нам пришлось отправить на орбиту гораздо больше топлива, чтобы в первую очередь доставить туда луч света.”

- Значит, вы не вовремя? - спросил репортер.

- Я не думаю, что когда-нибудь наступит подходящее время для того, чтобы солнце потускнело.”

- Хорошая мысль. Пожалуйста, продолжайте.”

“Венера движется очень быстро по сравнению с Землей, что означает больше топлива, чтобы просто догнать. Даже в идеальных условиях для полета на Венеру требуется больше топлива, чем для полета на Марс.”

“Удивительно. Удивительный. Теперь, доктор, некоторые люди спрашивают: "Зачем беспокоиться о планете? Линия Петрова огромна, протянувшись дугой от солнца до Венеры. Почему не где-то посередине? ”

—Потому что линия Петрова там самая широкая-шириной с всю планету. И мы можем использовать гравитацию планеты, чтобы помочь нам. На самом деле ArcLight будет вращаться вокруг Венеры двенадцать раз, собирая образцы любого материала, из которого сделана линия Петрова.”

- И что это за материал, как вы думаете?”

“Понятия не имеем,” ответил Браун. “Понятия не имею. Но, возможно, скоро мы получим ответы. Как только "Арклайт" завершит эту первую орбиту, у него должно быть достаточно материала для его бортовой аналитической лаборатории.”

- И что мы можем узнать сегодня вечером?”

- Не так уж много. Бортовая лаборатория довольно проста. Только микроскоп с большим увеличением и рентгеновский спектрометр. Настоящая миссия здесь-возвращение образца. Пройдет еще три месяца, прежде чем "Арклайт" вернется домой с этими образцами. Лаборатория-это резервная копия, чтобы получить хотя бы некоторые данные на случай сбоя во время фазы возврата.”

“Хороший план, как всегда, доктор Браун.”

- Это то, что мы делаем.”

Из-за спины репортера раздались радостные возгласы.

— Я слышу ... - Она сделала паузу, чтобы звук затих. - Я слышал, что первая орбита завершена, и сейчас поступают данные ... ”

Главный экран в диспетчерской сменился черно-белым изображением. Картинка была в основном серой, с черными точками, разбросанными тут и там.

“На что мы смотрим, доктор? - спросил голос репортера.

“Это из внутреннего микроскопа, - сказал Браун. “Он увеличен в десять тысяч раз. Эти черные точки имеют около десяти микрон в поперечнике.”

- Это те точки, которые мы искали? - спросила она.

“Мы не можем быть уверены, - сказал Браун. - Это могут быть просто частицы пыли. Любой крупный источник гравитации, такой как планета, будет иметь облако пыли вокруг—”

“Какого хрена?!” - раздался голос на заднем плане. Несколько диспетчеров ахнули.

Репортер хихикнул. “Здесь, в JPL, хорошее настроение. Мы приходим к вам в прямом эфире, поэтому приносим извинения за любые—”

“О Боже!” воскликнул Браун.

На главном экране появилось еще больше изображений. Один за другим. Все почти одинаковые.

Почти.

Репортер посмотрел на изображения на экране. - Эти частицы...движутся?”

Изображения, воспроизводимые последовательно, показывали, как черные точки деформируются и перемещаются в пределах своего окружения.

Репортер откашлялась и произнесла то, что многие назвали бы преуменьшением века: “Они немного похожи на микробов, не так ли?”

“Телеметрия!” крикнул доктор Браун. - Есть какие-нибудь шимми в зонде?”

“Уже проверено,” сказал кто-то. - Нет, шимми.”

“Есть ли последовательное направление движения?” он спросил. - Что-то, что может быть объяснено внешней силой? Может быть, магнитное? Статическое электричество?”

В комнате воцарилась тишина.

“Кто-нибудь?!” воскликнул Браун.

Я уронила вилку прямо в спагетти.

Действительно ли это инопланетная жизнь? Неужели мне действительно так повезло?! Быть живым, когда человечество впервые обнаружит внеземную жизнь?!

Ух ты! Я имею в виду—проблема Петровой все еще ужасна, но...вау! Инопланетяне! Это могут быть инопланетяне! Мне не терпелось поговорить об этом с детьми завтра—

—

“Угловая аномалия", - говорит компьютер.

- Черт побери!” Я говорю. “Я был почти там! Я почти вспомнил себя!”

“Угловая аномалия, - повторяет компьютер.

Я разворачиваюсь и встаю на ноги. В моем ограниченном взаимодействии с ним компьютер, похоже, имеет некоторое представление о том, что я говорю. Как Сири или Алекса. Так что я буду говорить с ним так, как разговаривал бы с одним из них.

- Компьютер, что такое угловая аномалия?”

“Угловая аномалия: объект или тело, обозначенные как критические, не находятся под ожидаемым углом расположения по крайней мере на 0,01 радиана.”

“Какое тело аномально?”

“Угловая аномалия.”

Не очень-то помогает. Я на корабле, так что это, должно быть, навигационная проблема. Это не может быть хорошо. Как бы я вообще управлял этой штукой? Я не вижу ничего похожего на управление космическим кораблем—не то чтобы я действительно знаю, как они выглядят. Но все, что я обнаружил до сих пор, - это “комната комы” и лаборатория.

Другой люк в лаборатории—тот, что ведет дальше наверх,—должно быть, очень важен. Это как в видеоигре. Исследуйте окрестности, пока не найдете запертую дверь, а затем поищите ключ. Но вместо того, чтобы рыться в книжных полках и мусорных баках, мне приходится рыться в своем сознании. Потому что “ключ” - это мое собственное имя.

Компьютер не ведет себя неразумно. Если я не могу вспомнить свое имя, меня, вероятно, не следует пускать в деликатные зоны корабля.

Я забираюсь на свою койку и ложусь на спину. Я настороженно смотрю на руки робота наверху, но они не двигаются. Думаю, компьютер удовлетворен тем, что я пока самодостаточен.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на этой вспышке воспоминаний. Я вижу обрывки этого в своем сознании. Как будто смотришь на старую фотографию, которая была повреждена.

Я в своем доме...нет...квартире. У меня есть квартира. Он аккуратный, но маленький. На одной стене висит фотография горизонта Сан-Франциско. Бесполезно. Я уже знаю, что жил в Сан-Франциско.

На кофейном столике передо мной стоит обед из Постной кухни в микроволновой печи. Спагетти. Жара все еще не выровнялась, так что рядом с плазмой, плавящей язык, есть карманы почти замороженной лапши. Но я все равно принимаю укусы. Должно быть, я голоден.

Я смотрю НАСА по телевизору; Я вижу все это из моей предыдущей вспышки памяти. Моя первая мысль такова:…Я в восторге! Может ли это быть внеземная жизнь? Мне не терпится рассказать об этом детям!

У меня есть дети? Это квартира одинокого мужчины, где одинокий мужчина ест еду одинокого мужчины. Я вообще не вижу ничего женского. В моей жизни нет ничего, что указывало бы на женщину. Я разведен? Гей? В любом случае, нет никаких признаков того, что здесь живут дети. Ни игрушек, ни детских фотографий на стене или каминной полке, ничего. И место слишком чистое. Дети все портят. Особенно когда они начинают жевать жвачку. Все они проходят через фазу жвачки—по крайней мере, многие из них—и оставляют ее повсюду.

Откуда мне это знать?

Я люблю детей. Ха. Просто предчувствие. Но они мне нравятся. Они классные. С ними весело проводить время.

Итак, я одинокий мужчина лет тридцати, который живет один в маленькой квартире, у меня нет детей, но я очень люблю детей. Мне не нравится, к чему все идет…

Учитель! Я школьный учитель! Теперь я это вспомнил!

О, слава Богу. Я учитель.

Глава 3.

- Хорошо, - сказал я, глядя на часы. - У нас есть одна минута до звонка. Ты знаешь, что это значит!”

“Молния кругом!” - закричали мои ученики.

Жизнь на удивление мало изменилась с тех пор, как было объявлено о линии Петровой.

Ситуация была ужасной и смертельной, но это также было нормой. Лондонцы во время Блицкрига во время Второй мировой войны проводили свой день как обычно, понимая, что иногда здания взрываются. Как бы отчаянно ни обстояли дела, кто-то все равно должен был доставить молоко. И если дом миссис Маккриди ночью взорвали, что ж, вы вычеркнули его из списка доставки.

Итак, в преддверии апокалипсиса—возможно, вызванного инопланетной формой жизни-я стоял перед группой детей и учил их основам науки. Потому что какой смысл вообще иметь мир, если ты не собираешься передать его следующему поколению?

Дети сидели аккуратными рядами за партами, лицом вперед. Довольно стандартные вещи. Но остальная часть комнаты была похожа на лабораторию сумасшедшего ученого. Я потратила годы, совершенствуя внешний вид. В одном углу у меня была лестница Джейкоба (я держал ее отключенной, чтобы дети не покончили с собой). Вдоль другой стены была книжная полка, полная банок с образцами частей животных в формальдегиде. В одной из банок были только спагетти и вареное яйцо. Дети много размышляли на эту тему.

А украшением центра потолка была моя гордость и радость—огромный мобильный телефон, который был моделью солнечной системы. Юпитер был размером с баскетбольный мяч, в то время как крошечный Меркурий был маленьким, как шарик.

Мне потребовались годы, чтобы создать репутацию “крутого” учителя. Дети умнее, чем думает большинство людей. И они могут сказать, когда учитель действительно заботится о них, в отличие от того, когда они просто выполняют движения. В любом случае, пришло время для молниеносного раунда!

Я схватила со стола пригоршню подушек. - Как на самом деле называется Полярная Звезда?”

“Полярис!” воскликнул Джефф.

- Правильно!” Я бросил ему подушку. Прежде чем он успел это понять, я задала следующий вопрос. “Каковы три основных вида камней?”

“Магматический, оседлый и метаморфический!” завопил Ларри. Он был, мягко говоря, возбужден.

- Так близко!” Я сказал.

“Магматические, осадочные и метаморфические,” усмехнулась Эбби. Вот эта заноза в заднице. Но умный, как хлыст.

“Да!” Я бросил ей подушку. “Какую волну вы чувствуете в первую очередь во время землетрясения?”

“П-волна,” сказала Эбби.

- Опять ты?” Я бросил ей подушку. - Какова скорость света?”

— Трижды по десять ... ” начала Эбби.

“С!” крикнула Регина с заднего сиденья. Она редко заговаривала. Приятно видеть, как она выходит из своей скорлупы.

“Хитро, но верно!” Я бросил ей подушку.

- Я отвечал первым!” - пожаловалась Эбби.

- Но она закончила свой ответ первой, - сказал я. - Какая ближайшая к Земле звезда?”

“Альфа Центавра!” - быстро сказала Эбби.

- Ошибаешься!” Я сказал.

- Нет, не собираюсь!”

- Да, это так. Кто-нибудь еще?”

"ой!” - спросил Ларри. - Это солнце!”

“Правильно!” Я сказал. - Ларри получит погремушку! Осторожнее со своими предположениями, Эбби.”

Она раздраженно сложила руки на груди.

- Кто может сказать мне радиус Земли?”

Транг поднял руку. “Три тысячи девятьсот—”

“Транг!” - спросила Эбби. “Ответ прост.”

Транг замер в замешательстве.

«Что?” Я спросил.

Эбби прихорашивалась. - Вы спросили, кто может сказать вам радиус Земли. Транг может вам сказать. Я ответил правильно.”

Перехитрил тринадцатилетний мальчишка. Это было не в первый раз. Я бросил подушку на ее стол как раз в тот момент, когда прозвенел звонок.

Дети вскочили со стульев и собрали свои книги и рюкзаки. Эбби, разгоряченная победой, заняла немного больше времени, чем остальные.

“Не забудьте обналичить свои погремушки в конце недели для игрушек и других призов!” - сказал я их удаляющимся спинам.

Вскоре класс опустел, и только гулкие звуки детей в коридоре свидетельствовали о каких-либо признаках жизни. Я собрала их домашние задания со своего стола и сунула их в чемодан. Шестой урок закончился.

Пора идти в учительскую выпить чашечку кофе. Может быть, я исправлю кое-какие бумаги, прежде чем отправлюсь домой. Все, что угодно, лишь бы избежать парковки. Целая флотилия вертолетных мамочек спустится в школу, чтобы забрать своих детей. И если кто-то из них видел меня, у них всегда были какие-то жалобы или предложения. Я не могу винить кого-то за то, что он любит своих детей, и, видит Бог, нам не помешало бы, чтобы больше родителей занимались образованием своих детей, но есть предел.

“Райленд Грейс?” произнес женский голос.

Я вздрогнула и подняла глаза. Я не слышал, как она вошла.

На вид ей было лет сорок пять, на ней был хорошо сшитый деловой костюм. В руках она держала портфель.

“Э-э, да,” сказал я. - Могу я вам чем-нибудь помочь?”

“Думаю, что сможешь, - сказала она. У нее был легкий акцент. Что—то европейское-я не мог точно определить, что именно. - Меня зовут Ева Стрэтт. Я из оперативной группы Петровой.”

“Что?”

“Оперативная группа Петровой. Это международный орган, созданный для решения ситуации с линией Петрова. Мне было поручено найти решение. Они дали мне определенные полномочия, чтобы я мог что-то сделать.”

“Они? Кто они?”

“Каждая страна-член ООН.”

“Подожди, что? Как—”

“Единогласное тайное голосование. Это сложно. Я хотел бы поговорить с вами о научной статье, которую вы написали.”

“Тайное голосование? Не берите в голову.” Я покачал головой. “Мои дни написания статей закончились. Академия не очень хорошо работала для меня.”

- Ты же учитель. Ты все еще в академии.”

“Ну да,” сказал я. “Но я имею в виду, вы знаете, академию. С учеными и экспертной оценкой и—”

- А придурки, из-за которых тебя вышвырнули из университета?” Она подняла бровь. - А кто лишил тебя всего финансирования и позаботился о том, чтобы тебя больше никогда не публиковали?”

"Да. Тот.”

Она достала из портфеля папку.

Она открыла его и прочла первую страницу. - “Анализ Предположений, основанных на Воде, и повторная калибровка Ожиданий для Эволюционных моделей”, - она посмотрела на меня. - Вы написали эту статью, да?”

- Простите, как вы сюда попали?—”

“Скучное название, но очень захватывающее содержание, должен сказать.”

Я поставил чемодан на стол. “Послушай, я был в плохом состоянии, когда писал это, ясно? С меня было достаточно исследовательского мира, и это было своего рода "поцелуй меня в задницу" на прощание. Теперь я гораздо счастливее как учитель.”

Она перевернула несколько страниц. “Вы потратили годы, борясь с предположением, что жизнь требует жидкой воды. У вас здесь есть целый раздел под названием "Зона Златовласки-для идиотов". Вы называете по имени десятки выдающихся ученых и ругаете их за то, что они считают, что диапазон температур является обязательным требованием.”

“Да, но—”

- Ваша докторская степень по молекулярной биологии, верно? Разве большинство ученых не согласны с тем, что жидкая вода необходима для развития жизни?”

- Они ошибаются!” Я скрестила руки на груди. - В водороде и кислороде нет ничего волшебного! Конечно, они необходимы для земной жизни. Но на другой планете могут быть совершенно другие условия. Все, что нужно для жизни, - это химическая реакция, в результате которой образуются копии исходного катализатора. И для этого вам не нужна вода!”

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдохнула. - В общем, я разозлился и написал эту статью. Затем я получил диплом преподавателя, новую карьеру и начал по-настоящему наслаждаться своей жизнью. Так что я рад, что мне никто не поверил. Мне так лучше.”

“Я верю тебе,” сказала она.

“Спасибо,” сказал я. - Но мне нужно проверить документы. Не могли бы вы сказать мне, почему вы здесь?”

Она положила папку обратно в портфель. - Полагаю, вам известно о зонде "Арклайт" и линии Петровой.”

“Я был бы довольно хромым учителем естественных наук, если бы не был.”

- Как ты думаешь, эти точки живые?” она спросила.

"Я не знаю—они могут быть просто пылью, подпрыгивающей в магнитных полях. Думаю, мы узнаем это, когда "Арклайт" вернется на Землю. Это ведь скоро произойдет, верно? Всего через несколько недель?”

- Он возвращается двадцать третьего,” сказала она. “Роскосмос восстановит его с низкой околоземной орбиты с помощью специальной миссии "Союз".”

Я кивнул. - Тогда мы скоро все узнаем. Самые блестящие умы в мире посмотрят на них и поймут, о чем они. Кто будет это делать? Вы знаете?”

“Ты,” сказала она. - Ты собираешься это сделать.”

Я тупо уставился на него.

Она помахала рукой перед моим лицом. “Алло?”

- Ты хочешь, чтобы я посмотрел на точки?” Я сказал.

"да.”

“Весь мир поручил вам решить эту проблему, и вы пришли прямо к учителю естественных наук в средней школе?”

"да.”

Я повернулся и вышел за дверь. - Ты лжешь, сумасшедший или сочетание того и другого. Мне пора идти.”

- Это не обязательно, - сказала она мне в спину.

- Мне кажется, это необязательно!” Я помахал на прощание.

Да. Это не было необязательным.

Когда я вернулся в свою квартиру, еще до того, как добрался до входной двери, меня окружили четверо хорошо одетых мужчин. Они показали мне свои значки ФБР и втолкнули меня в один из трех черных внедорожников, припаркованных на стоянке комплекса. После двадцатиминутной поездки, когда они отказались отвечать на любые мои вопросы или вообще разговаривать со мной, они припарковались и провели меня в здание бизнес-парка общего вида.

Мои ноги едва касались земли, когда они вели меня по пустому коридору с дверями без опознавательных знаков через каждые 30 футов или около того. Наконец, они открыли двойные двери в конце коридора и мягко подтолкнули меня внутрь.

В отличие от остальной части заброшенного здания, эта комната была полна мебели и блестящих высокотехнологичных устройств. Это была самая хорошо укомплектованная биологическая лаборатория, которую я когда-либо видел. И прямо в центре всего этого была Ева Стрэтт.

“Здравствуйте, доктор Грейс, - сказала она. - Это твоя новая лаборатория.”

Агенты ФБР закрыли за мной двери, оставив нас со Стрэттом одних в лаборатории. Я потер плечо в том месте, где они слишком сильно меня избили.

Я посмотрел на дверь позади меня. “Итак...когда вы говорите "определенное количество полномочий"…”

- У меня есть все полномочия.”

- У тебя акцент. Ты вообще из Америки?”

- Я голландец. Я был администратором в ЕКА. Но это не имеет значения. Теперь я отвечаю за это. Нет времени на медленные международные комитеты. Солнце умирает. Нам нужно решение. Моя работа-найти его.”

Она придвинула лабораторный стул и села. “Эти "точки", вероятно, являются формой жизни. Экспоненциальная прогрессия солнечного затемнения согласуется с экспоненциальным ростом популяции типичной формы жизни.”

- Ты думаешь, они...едят солнце?”

“По крайней мере, они съедают его энергетическую продукцию, - сказала она.

—Ладно, это ... ну, ужасно. Но независимо от этого: какого черта ты хочешь от меня?”

- Зонд “Арклайт " доставляет образцы на Землю. Некоторые из них, возможно, еще живы. Я хочу, чтобы вы изучили их и выяснили, что сможете.”

- Да, ты упоминал об этом раньше, - сказал я. “Но я должен верить, что есть более квалифицированные люди, чтобы сделать это, чем только я.”

“Ученые всего мира будут смотреть на них, но я хочу, чтобы вы были первыми.”

"почему?”

- Он живет на поверхности Солнца или вблизи нее. По-вашему, это похоже на водную форму жизни?”

Она была права. Вода просто не может существовать при таких температурах. Примерно после 3000 градусов Цельсия атомы водорода и кислорода больше не могут оставаться связанными друг с другом. Температура поверхности солнца составляла 5500 градусов по Цельсию.

Она продолжала: “Область спекулятивной внеземной биологии невелика—всего около пятисот человек в мире. И все, с кем я разговариваю—от оксфордских профессоров до исследователей Токийского университета,—похоже, согласны с тем, что вы могли бы возглавить его, если бы внезапно не ушли.”

“Черт возьми,” сказал я. - Я уехал не в хороших отношениях. Я удивлен, что они говорили обо мне такие приятные вещи.”

“Все понимают серьезность ситуации. Нет времени на старые обиды. Но как бы то ни было, вы сможете показать всем, что были правы. Вам не нужна вода для жизни. Конечно, это должно быть то, чего вы хотите.”

“Конечно, - сказал я. “Я имею в виду...да. Но не так, как сейчас.”

Она соскочила с табурета и направилась к двери. “Это то, что есть. Будьте здесь двадцать третьего в семь вечера, я принесу вам образец.”

— Что ... ” сказал я. - Это будет в России, не так ли?”

“Я сказал Роскосмосу посадить свой "Союз" в Саскачеване. Королевские ВВС Канады заберут образец и доставят его прямо сюда, в Сан-Франциско, на истребителе. США разрешат канадцам использовать воздушное пространство.”

“Саскачеван?”

“Капсулы "Союз" запускаются с космодрома Байконур, который находится на высокой широте. Самые безопасные места посадки находятся на той же широте. Саскачеван-самый близкий к Сан-Франциско большой равнинный район, отвечающий всем требованиям.”

Я поднял руку. “Подожди. Русские, канадцы и американцы просто делают все, что вы им скажете?”

"да. Без вопросов.”

“Ты издеваешься надо мной со всем этим?!”

- Устраивайтесь поудобнее в своей новой лаборатории, доктор Грейс. У меня есть и другие дела.”

Она вышла за дверь, не сказав больше ни слова.

—

“Да!” Я сжимаю кулак.

Я вскакиваю на ноги и поднимаюсь по лестнице в лабораторию. Оказавшись там, я поднимаюсь по лестнице и хватаюсь за Таинственный Люк.

Как и в прошлый раз, как только я прикасаюсь к ручке, компьютер говорит: “Чтобы открыть люк, назовите свое имя.”

“Райленд Грейс, - говорю я с самодовольной улыбкой. “Доктор Райленд Грейс.”

Тихий щелчок из люка-единственный ответ, который я получаю. После всех медитаций и самоанализа, которые я проделал, чтобы узнать свое собственное имя, я хотел бы, чтобы было что-то более захватывающее. Может быть, конфетти.

Я хватаюсь за ручку и поворачиваю. Он поворачивается. Мой домен вот-вот вырастет, по крайней мере, на одну новую комнату. Я толкаю люк вверх. В отличие от соединителя между спальней и лабораторией, этот люк сдвигается в сторону. Эта следующая комната довольно маленькая, так что, я думаю, там не было места для люка, чтобы распахнуться. А следующая комната...гм...?

Загораются светодиодные лампы. Комната круглая, как и две другие, но это не цилиндр. Стены сужаются внутрь к потолку. Это усеченный конус.

Последние несколько дней я провел без особой информации. Теперь информация атакует меня со всех сторон. Каждая поверхность покрыта компьютерными мониторами и сенсорными экранами. Само количество мигающих огней и цветов ошеломляет. На некоторых экранах есть ряды цифр, на других-диаграммы, а некоторые просто выглядят черными.

На краю конической стены находится еще один люк. Однако этот менее загадочен. На его верхней части по трафарету написано "ВОЗДУШНЫЙ ШЛЮЗ", а в самом люке есть круглое окно. Через окно я вижу крошечную камеру—как раз достаточно большую для одного человека—со скафандром внутри. В дальней стене есть еще один люк. Ага. Это воздушный шлюз.

А в центре всего-стул. Он идеально расположен, чтобы иметь возможность легко добраться до всех экранов и сенсорных панелей.

Я пробираюсь в комнату и устраиваюсь в кресле. Это удобное, что-то вроде ковшеобразного сиденья.

“Пилот обнаружен", - сообщает компьютер. “Угловая аномалия.”

Летчик. Хорошо.

“Где аномалия?” - спрашиваю я.

“Угловая аномалия.”

HAL 9000 этого компьютера нет. Я смотрю на множество экранов в поисках подсказки. Стул легко поворачивается, что приятно в этой 360-градусной компьютерной яме. Я замечаю один экран с мигающей красной рамкой. Я наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть.

УГЛОВАЯ АНОМАЛИЯ: ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ОШИБКА ДВИЖЕНИЯ

ПРОГНОЗИРУЕМАЯ СКОРОСТЬ: 11 423 Км / С

ИЗМЕРЕННАЯ СКОРОСТЬ: 11 872 Км / С

СТАТУС: АВТОКОРРЕКЦИЯ ТРАЕКТОРИИ. НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ НЕ ТРЕБУЕТСЯ.

Хорошо. Для меня это ничего не значит. Кроме “кпс.” Это может означать “километры в секунду.”

Над текстом - изображение солнца. Он слегка покачивается. Может быть, это видео? Как в прямом эфире? Или это только мое воображение? Повинуясь интуиции, я касаюсь экрана двумя пальцами и раздвигаю их.

Конечно же, изображение увеличивается. Так же, как с помощью смартфона. В левой части изображения есть несколько солнечных пятен. Я увеличиваю их, пока они не заполняют экран. Изображение остается удивительно четким. Это либо фотография с чрезвычайно высоким разрешением, либо солнечный телескоп с чрезвычайно высоким разрешением.

По моим оценкам, скопление солнечных пятен составляет около 1 процента ширины диска. Вполне нормально для солнечных пятен. Это означает, что теперь я смотрю на половину градуса окружности Солнца (здесь очень грубая математика). Солнце вращается примерно раз в двадцать пять дней (учителя естественных наук знают такие вещи). Таким образом, потребуется час, чтобы пятна исчезли с экрана. Я вернусь позже и посмотрю, есть ли у них. Если это так, то это живое изображение. Если нет, то это фотография.

Хм...11 872 километра в секунду.

Скорость относительна. Это не имеет никакого смысла, если вы не сравниваете два объекта. Автомобиль на автостраде может двигаться со скоростью 70 миль в час по сравнению с землей, но по сравнению с автомобилем рядом с ним он движется почти 0. Так что же это за “измеренная скорость”, измеряющая скорость? Кажется, я знаю.

Я ведь на космическом корабле, верно? Я должен им быть. Так что это значение, вероятно, моя скорость. Но по сравнению с чем? Судя по большому изображению солнца над текстом, я предполагаю, что это солнце. Итак, я двигаюсь со скоростью 11 872 километра в секунду по отношению к солнцу.

Я улавливаю мелькание текста ниже. Что-то изменилось?

УГЛОВАЯ АНОМАЛИЯ: ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ОШИБКА ДВИЖЕНИЯ

ПРОГНОЗИРУЕМАЯ СКОРОСТЬ: 11 422 Км / С

ИЗМЕРЕННАЯ СКОРОСТЬ: 11 871 Км / С

СТАТУС: АВТОКОРРЕКЦИЯ ТРАЕКТОРИИ. НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ НЕ ТРЕБУЕТСЯ.

Эти цифры совсем другие! Они оба упали по одному. О, ничего себе. Подожди. Я достаю из тоги секундомер (лучшие древнегреческие философы всегда носили секундомеры в своих тогах). Затем я смотрю на экран, кажется, целую вечность. Как раз перед тем, как я собираюсь сдаться, цифры снова падают на единицу. Я включаю таймер.

На этот раз я готов к тому, как долго продлится ожидание. И снова это кажется бесконечным, но я твердо стою на своем. Наконец цифры снова падают, и я останавливаю таймер.

Шестьдесят шесть секунд.

“Измеренная скорость” уменьшается на единицу каждые шестьдесят шесть секунд. Некоторые быстрые расчеты говорят мне, что это ускорение...15 метров в секунду в секунду. Это то же самое ускорение “гравитации”, которое я разработал ранее.

Сила, которую я чувствую, - это не гравитация. И это не центрифуга. Я нахожусь в космическом корабле, который постоянно ускоряется по прямой. Ну, на самом деле он замедляется—значения снижаются.

И это velocity...it это большая скорость. Да, он идет вниз, но ничего себе! Чтобы выйти на околоземную орбиту, вам нужно всего лишь пройти 8 километров в секунду. Я переваливаю за 11 000. Это быстрее, чем что-либо в солнечной системе. Все, что движется так быстро, ускользнет от гравитации Солнца и улетит в межзвездное пространство.

В показаниях нет ничего, что указывало бы, в каком направлении я иду. Просто относительная скорость. Итак, теперь мой вопрос: я несусь к солнцу или от него?

Это почти академично. Я либо нахожусь на пути столкновения с солнцем, либо на пути в глубокий космос без надежды вернуться. Или, может быть, я направляюсь в общем направлении солнца, но не на встречном курсе. Если это так, я буду скучать по солнцу...а затем улететь в глубокий космос без надежды вернуться.

Ну, если изображение солнца в реальном времени, то солнечное пятно будет увеличиваться или уменьшаться на экране по мере моего путешествия. Так что мне просто нужно подождать, пока я не узнаю, есть ли это в реальном времени. Это займет около часа. Я включаю секундомер.

Я знакомлюсь с миллионом других экранов в маленькой комнате. Большинству из них есть что сказать, но один из них просто показывает изображение круглого гребня. Я думаю, что это, вероятно, пустой экран или что-то в этом роде. Если я прикоснусь к нему, этот компьютер проснется. Но этот экран ожидания может быть самой информативной вещью здесь.

Это герб миссии. Я видел достаточно документальных фильмов НАСА, чтобы узнать один, когда я его вижу. Круглый гребень имеет внешнее кольцо синего цвета с белым текстом. Текст гласит: "РАДУЙСЯ, МАРИЯ" сверху и "ЗЕМЛЯ" снизу. Название и “Порт захода” для этого судна.

Я не думал, что корабль прилетел откуда-то еще, кроме Земли, но ладно. В любом случае, я думаю, что наконец-то знаю название корабля, на котором нахожусь.

Я на борту "Святой Марии".

Не знаю, что делать с этой информацией.

Но это еще не все, что герб может мне сказать. Внутри синей полосы есть черный круг со странными символами внутри: желтый круг с точкой посередине, синий круг с белым крестом и меньший желтый круг со строчной буквой т. Понятия не имею, что все это должно означать. По краю черной области написано: “姚", “ИЛЮХИНА” и “БЛАГОДАТЬ".”

Экипаж.

Я “Грейс”, так что эти две другие, должно быть, имена мумий на койках внизу. Китаец и русский человек. Воспоминание о них почти на поверхности, но я не могу его вытащить. Я думаю, что какой-то внутренний защитный механизм подавляет его. Когда я их вспоминаю, мне становится больно, поэтому мой мозг отказывается их вспоминать. Может быть. Я не знаю—я учитель естественных наук, а не психолог-травматолог.

Я вытираю глаза. Может быть, я пока не буду слишком сильно настаивать на этом воспоминании.

Мне нужно убить час. Я позволяю своему разуму блуждать, чтобы посмотреть, что еще я могу вспомнить. Это становится все легче и легче.

—

” Я не на сто процентов доволен всем этим", - сказал я. Мой голос был приглушен полным защитным костюмом, который я носил. Мое дыхание затуманило прозрачную виниловую оконную штуковину.

- С вами все будет в порядке, - сказал голос Стрэтта по внутренней связи. Она наблюдала за происходящим из-за двойного, очень толстого стекла.

Они сделали несколько улучшений в лаборатории. О, оборудование было все то же самое, но теперь вся комната была герметично закрыта. Стены были обшиты толстыми пластиковыми листами, скрепленными какой-то специальной лентой. Я повсюду видел логотипы ЦКЗ.

Протоколы карантина. Совсем не утешительно.

Единственный вход теперь был через большой пластиковый шлюз. И они заставили меня надеть защитный костюм, прежде чем войти. Воздушная линия вела к моему костюму от катушки в потолке.

Все самое современное оборудование было готово для всего, что я хотел сделать. Я никогда не видел такой хорошо укомплектованной лаборатории. А посередине стояла тележка на колесах с цилиндрическим контейнером. Трафаретная надпись на цилиндре гласила: образец. Не очень полезно.

Стрэтт был не один в комнате наблюдения. Около двадцати человек в военной форме стояли рядом с ней, с интересом наблюдая за происходящим. Там определенно было несколько американцев, несколько русских, несколько китайских офицеров, плюс еще много уникальной униформы, которую я даже не узнал. Большая международная группа. Никто из них не произнес ни слова, и по какому-то молчаливому соглашению все они остались в нескольких футах позади Стрэтта.

Я схватил воздушный шланг рукой в перчатке и махнул им Стрэтту. “Это действительно необходимо?”

Она нажала кнопку интеркома. -Есть очень большая вероятность, что образец в этом цилиндре-инопланетная форма жизни. Мы не будем рисковать.”

- Подожди...Ты не хочешь рисковать. Но это так!”

- Все совсем не так.”

- Как же это не так?”

- Она сделала паузу. - Ладно, все именно так.”

Я подошел к цилиндру. “Неужели всем остальным пришлось пройти через все это?”

Она посмотрела на военных, и они пожали плечами. - Что вы подразумеваете под “всеми остальными"?”

“Ты знаешь,” сказал я. - Люди, которые перенесли его в этот контейнер.”

- Это контейнер для образцов из капсулы. Это три сантиметра свинца, окружающего оболочку из стали толщиной в сантиметр. Он был запечатан с тех пор, как покинул Венеру. В нем четырнадцать защелок, которые вам нужно открыть, чтобы добраться до самого образца.”

Я посмотрел на цилиндр, снова на нее, снова на цилиндр и снова на нее. - Это какая-то чушь собачья.”

“Посмотри на это с другой стороны,” сказала она. “Вы навсегда будете известны как человек, который впервые вступил в контакт с внеземной жизнью.”

- Если это вообще жизнь, - пробормотал я.

С некоторым усилием я открыл четырнадцать защелок. Эти штуки были тугими. Я смутно задавался вопросом о том, как зонд ArcLight закрыл их в первую очередь. Должно быть, это была какая-то крутая система.

Внутренность не впечатляла. Я не ожидал, что это будет так. Просто маленький прозрачный пластиковый шарик, который казался пустым. Таинственные точки были микроскопическими, и их было не так уж много.

“Радиация не обнаружена,” сказал Стрэтт по интеркому.

Я бросил на нее быстрый взгляд. Она напряженно смотрела на свой планшет.

Я внимательно посмотрел на мяч. “Это под вакуумом?”

“Нет,” сказала она. - Он полон аргона при давлении в одну атмосферу. Точки двигались все время, пока зонд возвращался с Венеры. Так что, похоже, аргон на них не действует.”

Я осмотрел всю лабораторию. - Здесь нет бардачка. Я не могу просто подвергать неизвестные образцы воздействию обычного воздуха.”

“Вся комната полна аргона", - сказала она. “Убедитесь, что вы не перегибаете свою воздушную линию или не разрываете свой костюм. Если вы дышите аргоном—”

- Я задохнусь и даже не буду знать, что это происходит. Да, хорошо.”

Я положил шарик на поднос и осторожно крутил его, пока он не распался на две половинки. Я положил одну половину в герметичный пластиковый контейнер, а другую вытер сухой ватной палочкой. Я соскреб тампон с предметного стекла и поднес его к микроскопу.

Я думал, что их будет труднее найти, но они были там. Десятки маленьких черных точек. И они действительно извивались.

- Ты все это записываешь?”

-С тридцати шести разных ракурсов, - сказала она.

- Образец состоит из множества круглых предметов, - сказал я. “Почти нет различий в размерах—каждый из них имеет примерно десять микрон в диаметре…”

Я отрегулировал фокус и попробовал различные интенсивности подсветки. “Образцы непрозрачны…Я не могу заглянуть внутрь, даже при самой высокой доступной освещенности ... ”

- Они живы?” - спросил Стрэтт.

Я уставился на нее. - Я не могу сказать это с первого взгляда. Что вы ожидаете здесь увидеть?”

- Я хочу, чтобы вы выяснили, живы ли они. И если да, то выясните, как они работают.”

- Это трудная задача.”

"почему? Биологи выяснили, как работают бактерии. Просто сделайте то же самое, что и они.”

- На это ушли тысячи ученых за два столетия!”

“Well...do это быстрее, чем это.”

—Вот что я тебе скажу,—я указал на микроскоп, - сейчас я вернусь к работе. Я расскажу тебе все, что придумаю, когда придумаю. До тех пор вы все можете наслаждаться спокойным учебным временем.”

Следующие шесть часов я потратил на дополнительные тесты. За это время военные разъехались, в конце концов оставив только Стрэтта в одиночестве. Я не мог не восхищаться ее терпением. Она сидела в задней части комнаты наблюдения и работала над своим планшетом, иногда поднимая глаза, чтобы посмотреть, что я делаю.

Она оживилась, когда я проехал через шлюз в комнату наблюдения. - Есть что-нибудь?” она спросила.

Я расстегнул молнию на костюме и вышел из него. - Да, полный мочевой пузырь.”

Она набрала на планшете. - Я не учел этого. Сегодня вечером я устрою ванную в карантинной зоне. Это должен быть химический туалет. Мы не можем допустить, чтобы водопровод входил и выходил.”

“Ладно, как скажешь, - сказал я. Я поспешил в офис, чтобы заняться своими делами.

Когда я вернулся, Стрэтт подтащил маленький столик и два стула к центру комнаты наблюдения. Она села в одно из кресел и жестом указала на другое. - Присаживайтесь.”

“Я нахожусь в середине—”

- Присаживайтесь.”

Я сел. У нее было командное присутствие, это точно. Может быть, что-то в ее тоне или общем уровне уверенности? Так или иначе, когда она говорила, ты просто предполагал, что должен делать то, что она говорит.

- Что ты уже нашел?” спросила она.

“Прошел всего один день, - сказал я.

- Я не спрашивал, сколько времени прошло. Я спросил, что вы уже выяснили.”

Я почесал в затылке. После нескольких часов в этом костюме я вспотел и, по-видимому, плохо пах. - Это...странно. Я не знаю, из чего сделаны эти точки. И мне действительно хотелось бы это знать.”

- Вам нужно какое-нибудь оборудование, которого у вас нет? - спросила она.

“Нет, нет. Там есть все, на что может надеяться парень. Это просто...не работает с этими точками.” Я откинулся на спинку стула. Я был на ногах большую часть дня, и было приятно расслабиться на мгновение. -Первым делом я попробовал рентгеновский спектрометр. Он посылает рентгеновские лучи в образец, заставляя его излучать фотоны, и вы можете определить по длинам волн фотонов, какие элементы присутствуют.”

- И о чем это тебе говорит?”

- Ничего. Насколько я могу судить, эти точки просто поглощают рентгеновские лучи. Рентгеновские лучи входят внутрь и никогда не выходят. Ничего не выходит. Это очень странно. Я не могу придумать ничего, что могло бы это сделать.”

"Ладно.” Она сделала несколько пометок в своем планшете. - Что еще ты можешь мне сказать?”

“Затем я попробовал газовую хроматографию. Именно там вы испаряете образец, а затем идентифицируете элементы или соединения в полученном газе. Это тоже не сработало.”

- А почему бы и нет?”

Я развел руками. - Потому что эти чертовы штуки просто не испарятся. Это привело меня в кроличью нору горелок, печей и тигельных печей, которые ничего не дали. Точки остаются неизменными при температуре до двух тысяч градусов Цельсия. Ничего.”

- И это странно?”

“Это безумно странно,” сказал я. - Но эти твари живут на солнце. По крайней мере, иногда. Поэтому я думаю, что высокая устойчивость к нагреву имеет смысл.”

“Они живут на солнце?” спросила она. - Значит, они-форма жизни?”

“Я почти уверен, что это так, да.”

“Подробнее.”

- Ну, они передвигаются. Это хорошо видно в микроскоп. Одно это не доказывает, что они живые—инертное вещество все время движется от статического заряда, магнитных полей или чего-то еще. Но есть еще кое-что, что я заметил. Что-то странное. И это заставило все части встать на свои места.”

"Ладно.”

- Я поместил несколько точек в вакуум и запустил спектрограф. Просто простой тест, чтобы увидеть, излучают ли они свет. И они, конечно, это делают. Они излучают инфракрасный свет с длиной волны 25,984 мкм. Это частота Петрова—свет, который создает линию Петрова. Я ожидал этого. Но потом я заметил, что они излучают свет только тогда, когда движутся. И, боже, они излучают много этого. Я имею в виду, не очень много с нашей точки зрения, но для крошечного одноклеточного организма это тонна.”

- И какое это имеет отношение к делу?”

- Я сделал кое-какие подсчеты с обратной стороны салфетки. И я почти уверен, что свет-это то, как они перемещаются.”

Стрэтт поднял бровь. - Я не понимаю.”

- Хотите верьте, хотите нет, но у света есть импульс,” сказал я. - Он проявляет силу. Если бы вы были в космосе и включили фонарик, вы бы получили от него крошечный, крошечный толчок.”

- Я этого не знал.”

- Теперь знаешь. И крошечная тяга на крошечную массу может быть эффективной формой движения. Я измерил среднюю массу точек примерно на двадцати пикограммах. Кстати, это заняло много времени, но лабораторное оборудование потрясающее. Во всяком случае, движение, которое я вижу, согласуется с импульсом испускаемого света.”

Она отложила планшет. По-видимому, я совершил редкий подвиг-привлек ее безраздельное внимание. “Это то, что происходит в природе?”

Я покачал головой. “Ни за что. Ничто в природе не обладает таким запасом энергии. Вы не понимаете, сколько энергии излучают эти точки. Это как...добраться до масштабов массового преобразования. E = mc2 вроде того. В этих крошечных точках накоплено больше энергии, чем имеет смысл.”

“Ну, - сказала она. - Они только что прилетели с солнца. А солнце теряет энергию.”

"Да. Вот почему я думаю, что это форма жизни,-сказал я. - Он потребляет энергию, накапливает ее каким-то непонятным нам способом, а затем использует для движения. Это не простой физический или химический процесс. Это сложно и целенаправленно. Что - то, что должно было эволюционировать.”

- Значит, линия Петровой-это...крошечные ракетные вспышки?”

- Возможно. И я держу пари, что мы видим лишь небольшой процент от общего количества света, исходящего от этой области. Они используют его, чтобы переместиться к Венере или солнцу. Или и то и другое. Я не знаю. Дело в том, что свет будет уходить в сторону от их направления движения. Земля не находится в этой линии, поэтому мы видим только свет, отражающийся от близлежащей космической пыли.”

- Зачем они летят на Венеру? - спросила она. - А как они размножаются?”

- Хорошие вопросы. На которые у меня нет ответов. Но если это одноклеточные организмы, реагирующие на стимул/реакцию, они, вероятно, размножаются через митоз.” Я сделал паузу. “Это когда клетка делится пополам, чтобы стать двумя новыми клетками—”

- Да, это я знаю, спасибо, - она посмотрела в потолок. “Люди всегда предполагали, что нашим первым контактом с инопланетной жизнью—если таковая вообще существовала—будут маленькие зеленые человечки в НЛО. Мы никогда не рассматривали идею простого, неразумного вида.”

“Да,” сказал я. - Это не вулканцы заходят поздороваться. Это...космические водоросли.”

- Инвазивный вид. Как тростниковые жабы в Австралии.”

- Хорошая аналогия.” Я кивнул. “И население растет. Быстро. Чем их больше, тем больше потребляется солнечной энергии.”

Она ущипнула себя за подбородок. “Как бы вы назвали организм, который существует на диете звезд?”

Я изо всех сил пытался вспомнить свои греческие и латинские корневые слова. - Я думаю, вы назвали бы это “Астрофагией". ”

“Астрофаг,” сказала она. Она набрала его в своем планшете. "Ладно. Возвращайся к работе. Узнайте, как они размножаются.”

—

Астрофаг!

Одно это слово заставляет все мои мышцы напрячься. Леденящий ужас, который бьет, как свинцовый груз.

Вот как это называется. То, что угрожает всей жизни на Земле. Астрофаг.

Я смотрю на монитор с увеличенным изображением солнца. Солнечные пятна заметно сдвинулись. Хорошо, это изображение в реальном времени. Приятно это знать.

Ваааааит…Я не думаю, что они движутся с нужной скоростью. Я смотрю на секундомер. Я мечтал всего минут десять или около того. Солнечные пятна должны были сдвинуться на долю градуса. Но они наполовину исчезли с экрана. Гораздо больше, чем они должны были двигаться.

Я достаю из тоги рулетку. Я уменьшаю изображение и фактически измеряю ширину скопления солнца и солнечных пятен на экране. Больше никаких приблизительных оценок. Мне нужна настоящая математика.

Солнечный диск на экране составляет 27 сантиметров, а солнечные пятна-3 миллиметра. И они переместили половину своей ширины (1,5 миллиметра) за десять минут. На самом деле, согласно моему секундомеру, прошло 517 секунд. Я нацарапываю на руке какие-то цифры.

При таком разрешении они перемещаются на 1 миллиметр каждые 344,66 секунды. Чтобы пересечь все 27 сантиметров, потребуется (каракули, каракули) чуть более 93 000 секунд. Таким образом, потребуется столько времени, чтобы скопление пересекло ближнюю сторону солнца. Это займет в два раза больше времени, чтобы обойти весь путь. Итак, 186 000 секунд. Это чуть больше двух дней.

Более чем в десять раз быстрее, чем должно быть вращение.

Эта звезда, на которую я смотрю ... это не солнце.

Я нахожусь в другой солнечной системе.

Глава 4.

Хорошо.

Я думаю, что пришло время, черт возьми, взглянуть на эти экраны!

Как я оказался в другой солнечной системе?! Это даже не имеет смысла! Кстати, что это за звезда?! О Боже, я так скоро умру!

Какое-то время я задыхаюсь.

Я помню, что говорю своим ученикам: Если вы расстроены, сделайте глубокий вдох, выдохните и сосчитайте до десяти. Это резко сократило количество истерик в моем классе.

Я делаю глубокий вдох. - Раз...два...тр—это не работает! Я сейчас умру!”

Я обхватываю голову руками. “О Боже. Где я, черт возьми, нахожусь?”

Я просматриваю мониторы в поисках чего-нибудь, что я могу понять. Недостатка в информации нет—ее слишком много. На каждом экране есть удобная метка сверху. “Жизнеобеспечение", “Состояние шлюза”, “Двигатели", “Робототехника", “Астрофаг”, “Генераторы”, “Центрифуга”—подождите минутку. Астрофаг?

Я внимательно смотрю на панель Астрофагов.

ОСТАТОК: 20 906 КГ

РАСХОД: 6,045 Г/С

Гораздо интереснее, чем эти цифры, является диаграмма под ними. Это показывает, что я предполагаю, что это "Аве Мария". Мой первый реальный обзор того, как выглядит этот корабль.

Верхняя часть корабля представляет собой цилиндр с носовым конусом спереди. Это форма ракеты, если я когда-либо видел ее. Судя по коническим стенам рубки управления, это, должно быть, самая передняя часть корабля. Подо мной лаборатория. На схеме эта комната обозначена как “Лаборатория”, а ниже-комната, в которой я проснулся.

Тот, с моими мертвыми друзьями.

Я шмыгаю носом и вытираю слезу. Сейчас на это нет времени. Я выкидываю это из головы и продолжаю смотреть на диаграмму. Эта комната называется “Общежитие.” Итак, вся эта схема согласуется с моим опытом. И приятно знать официальные названия вещей. Под общежитием находится гораздо более короткая комната, возможно, около 1 метра в высоту, названная “Хранилище".” Ага! Должно быть, в полу есть панель, которую я пропустил. Я делаю мысленную пометку проверить это позже.

Но это еще не все. Гораздо больше. Под складским помещением есть область с надписью “Кабельный монтаж.” Понятия не имею, что это такое и почему оно существует. Под ним корабль раскрывается веером, и кажется, что там три цилиндра такой же ширины, как и моя маленькая область. Они все стоят бок о бок. Я предполагаю, что они собрали этот корабль в космосе, и самый большой диаметр, который они могли запустить, составлял около 4 метров.

Три цилиндра—по моим оценкам, они составляют 75 процентов от общего объема корабля—помечены надписью “Топливо.”

Топливная зона разбита на девять подцилиндров. Я нажимаю на один из них из любопытства, и на экране появляется экран для этого топливного отсека. Там написано АСТРОФАГ: 0,000 КГ. На нем также есть кнопка с надписью “Сбросить.”

Ну, я не уверен, почему я здесь и что все это значит, но я определенно не хочу нажимать на кнопку с надписью "Выбросить".

Вероятно, это не так драматично, как кажется. Это топливные баки. Если топливо было израсходовано, корабль может выбросить бак, чтобы уменьшить его массу и продлить срок службы оставшегося топлива. По той же причине ракеты, взлетающие с Земли, имеют несколько ступеней.

Интересно, что корабль не выбросил их автоматически, когда они опустели. Я закрываю окно и возвращаюсь к главной карте корабля.

Под каждой из этих больших топливных зон находится трапециевидная область с надписью “Привод вращения.” Я никогда раньше не слышал этого термина, но поскольку он находится в задней части корабля и в его названии есть слово “привод”, я предполагаю, что это двигательная установка.

Привод вращения...привод вращения…Я закрываю глаза и пытаюсь думать об этом....

—

Ничего не происходит. Я не могу вызывать воспоминания по своему желанию. Я еще не совсем там.

Я вглядываюсь в диаграмму более внимательно. Почему на этом корабле 20 000 килограммов астрофага? У меня есть сильное подозрение. Все дело в топливе.

А почему бы и нет? Астрофаг может двигаться с помощью света и обладает абсурдной способностью накапливать энергию. У него было Бог знает сколько миллиардов лет эволюции, чтобы преуспеть в этом. Точно так же, как лошадь более энергоэффективна, чем грузовик, Астрофаг более энергоэффективен, чем космический корабль.

Ладно, это объясняет, почему на корабле полно астрофагов. Это топливо. Но зачем выводить на этот экран схему корабля? Это все равно, что нанести чертеж автомобиля на датчик расхода топлива.

Интересно, что схема на самом деле не заботится о комнатах. Он даже не показывает, что внутри них—просто ярлык для каждого, и все. Однако схема очень сосредоточена на корпусе и задней части корабля.

Я вижу красные трубы, ведущие от топливных отсеков к приводам вращения. Вероятно, как топливо попадает в двигатели. Но я также вижу трубы по всему корпусу корабля. И они пересекли зону прокладки кабеля. Таким образом, топливо астрофагов в основном находится в топливном баке, но также хранится в оболочке по всему корпусу.

Зачем это делать?

О, и повсюду есть показания температуры. Я предполагаю, что температура важна, потому что показания через каждые несколько метров вдоль корпуса. И каждый из них показывает 96,415°c.

Эй, я знаю эту температуру. Я точно знаю эту температуру! Откуда я это знаю? Давай, мозг...давай…

—

96.415°c, считайте показания дисплея.

“Хм, - сказал я.

- В чем дело?” - немедленно сказал Стрэтт.

Это был мой второй день в лаборатории. Стрэтт по—прежнему настаивал, чтобы я был единственным человеком, который смотрел на Астрофага-по крайней мере, на данный момент. Она бросила планшет на стол и подошла к окну комнаты наблюдения. - Что-то новенькое?”

- Вроде того. Температура окружающей среды астрофага составляет 96,415 градуса по Цельсию.”

“Это довольно жарко, не так ли?”

- Да, почти точка кипения воды, - сказал я. - Для всего живого на Земле это было бы смертельно. Но для того, что удобно рядом с солнцем, кто знает?”

- Так что же в этом особенного?”

- Я не могу сделать их ни горячее, ни холоднее.” Я указал на эксперимент, который поставил в вытяжном шкафу. -Я положил немного Астрофага в ледяную воду на час. Когда я вытащил их, они были 96,415 градуса по Цельсию. Затем я положил немного в лабораторную печь при температуре в тысячу градусов. Опять же, после того, как я вытащил их: 96,415 градуса.”

Стрэтт подошел к окну. “Может быть, у них очень хорошая изоляция?”

- Я подумал об этом и провел еще один эксперимент. Я взял очень маленькую капельку воды и положил в нее несколько Астрофагов. Через несколько часов температура всей капли составила 96,415 градуса. Астрофаг нагрел воду, а это значит, что из нее может выходить тепловая энергия.”

“Какой вывод вы можете сделать?” спросила она.

Я попытался почесать голову, но виниловый костюм мешал. - Ну, мы знаем, что у них внутри хранится огромное количество энергии. Я предполагаю, что они используют его для поддержания температуры тела. Так же, как и мы с тобой.”

“Теплокровный микроорганизм?” спросила она.

Я пожал плечами. - Похоже на то. Эй, сколько еще я буду единственным человеком, работающим над этим?”

- Пока ты не перестанешь открывать для себя что-то новое.”

- Один парень один в лаборатории? Наука так не работает, - сказал я. “Над этим должны работать сотни людей по всему миру.”

- Ты не одинок в этой мысли, - сказала она. “Сегодня мне звонили три разных главы государств.”

- Тогда пусть этим займутся другие ученые!”

"Нет.”

- А почему бы и нет?”

Она на мгновение отвела взгляд, потом снова посмотрела на меня через окно. “Астрофаг - это инопланетный микроб. Что, если он может заразить людей? Что, если это смертельно опасно? Что делать, если защитные костюмы и неопреновые перчатки не являются достаточной защитой?”

Я ахнула. - Подожди минутку! Я что, морская свинка? Я морская свинка!”

“Нет, все не так, - сказала она.

Я уставился на нее.

Она уставилась на меня.

Я уставился на нее.

“Ладно, все именно так, - сказала она.

- Черт возьми!” Я сказал. “Это просто не круто!”

“Не драматизируй, - сказала она. - Я просто перестраховываюсь. Представьте, что произойдет, если я пошлю Астрофага к самым блестящим умам на планете, и это убьет их всех. В одно мгновение мы потеряем тех самых людей, в которых сейчас больше всего нуждаемся. Я не могу так рисковать.”

Я нахмурился. - Это не какой-то дурацкий фильм, Стрэтт. Патогены медленно эволюционируют с течением времени, чтобы атаковать конкретных хозяев. Астрофаг никогда раньше не был на Земле. Он просто не может " заразить’ людей. Кроме того, прошло уже несколько дней, а я еще не умер. Так что разошлите его настоящим ученым.”

- Вы настоящий ученый. И ты прогрессируешь так же быстро, как и любой другой. Нет смысла рисковать чужими жизнями, пока ты делаешь это сам.”

- Ты что, шутишь?” Я сказал. “С парой сотен умов, работающих над этим, мы бы намного больше продвинулись вперед—”

“Кроме того, большинство смертельных заболеваний имеют минимум три дня инкубационного периода.”

- А, вот оно.”

Она вернулась к своему столику и взяла планшет. - Со временем настанет и очередь остального мира. Но пока это только ты. По крайней мере, скажи мне, из чего, черт возьми, сделаны эти штуки. Тогда мы сможем поговорить о том, чтобы передать его другим ученым.”

Она продолжила читать свой планшет. Разговор был окончен. И она закончила это, изложив то, что мои студенты назвали бы “больным ожогом".” Несмотря на все мои усилия, я все еще понятия не имел, из чего, черт возьми, сделан Астрофаг.

Они были непрозрачны для каждой волны света, которую я бросал на них. Видимое, инфракрасное, ультрафиолетовое, рентгеновское, микроволновое излучение...Я даже поместил несколько астрофагов в контейнер для радиационной защиты и подвергнул его воздействию гамма-лучей, испускаемых цезием-137 (в этой лаборатории есть все). Я назвал это “Тест Брюса Баннера".” Мне было приятно слышать это имя. В любом случае, даже гамма не могла проникнуть в этих маленьких ублюдков. Это все равно что выстрелить пулей 50-го калибра в лист бумаги и заставить его отскочить. Это просто не имеет никакого смысла.

Я надулся и вернулся к микроскопу. Маленькие точки висели на слайде, где они были в течение нескольких часов. Это был мой контрольный набор. Те, которые я не потрепал различными источниками света. “Может быть, я слишком много думаю об этом…” - пробормотал я.

Я покопался в лабораторных материалах, пока не нашел то, что мне было нужно: наносиринги. Они были редкими и дорогими, но в лаборатории они были. В основном это были крошечные, крошечные иглы. Достаточно маленький и достаточно острый, чтобы его можно было использовать для протыкания микроорганизмов. Вы могли бы вытащить митохондрии из живой клетки с помощью одного из этих младенцев.

Вернемся к микроскопу. - Ладно, вы, маленькие негодяи. Ты защищен от радиации, это я тебе гарантирую. Но как насчет того, чтобы я ударил тебя ножом в лицо?”

Обычно наносирингом управляет тонко настроенное оборудование. Но я просто хотел немного порезаться и не заботился о целостности инструмента. Я схватил цангу (там, где она обычно крепится к механизму управления) и поднес иглу к микроскопу. Их называют наносирингами, но на самом деле они имеют ширину около 50 нанометров. Тем не менее, игла была крошечной по сравнению с неуклюжим 10-микронным Астрофагом—всего около одной двухтысячной ширины.

Я ткнул иглой Астрофага, и то, что произошло дальше, было совершенно неожиданным.

Во-первых, игла проникла внутрь. В этом нет никаких сомнений. При всей своей устойчивости к свету и теплу, Астрофаг, очевидно, справлялся с острыми предметами не лучше, чем любая другая клетка.

В тот момент, когда я проделал в нем дыру, вся клетка стала прозрачной. Больше не безликая черная точка, а клетка с органеллами и всем остальным, что хочет увидеть микробиолог вроде меня. Именно так. Это было похоже на щелчок выключателя.

А потом он умер. Разорванная клеточная стенка просто испустила дух и полностью распалась. Астрофаг превратился из сплоченного округлого объекта в медленно расширяющуюся лужу без внешней границы. Я схватил обычную иглу с ближайшей полки и высосал жидкость.

“Да!” Я сказал. - Я убил одного!”

- Молодец, - сказала Стрэтт, не отрываясь от планшета. - Первый человек, убивший инопланетянина. Совсем как Арнольд Шварценеггер в "Хищнике".”

- Ладно, я знаю, ты пытаешься пошутить, но этот Хищник умер, намеренно взорвав бомбу. Первым человеком, который действительно убил Хищника, был Майкл Харриган, которого играл Дэнни Гловер, в "Хищнике 2".”

Она с минуту смотрела на меня через окно, потом покачала головой и закатила глаза.

- Дело в том, что я наконец-то могу узнать, из чего сделан Астрофаг!”

"В самом деле?” Она отложила планшет. “Убийство сделало свое дело?”

- Думаю, да. Он больше не черный. Свет проникает внутрь. Какой бы странный эффект ни блокировал его, его больше нет.”

- Как тебе это удалось? Что его убило?”

“Я проник через внешнюю клеточную мембрану с помощью наносиринги.”

- Ты ткнул в него палкой?”

"нет!” Я сказал. - Ну... да. Но это был научный тычок очень научной палкой.”

- Тебе понадобилось два дня, чтобы додуматься ткнуть в него палкой.”

“You...be тихо.”

Я поднес иглу к спектроскопу и выбросил астрофагическую гадость на платформу. Затем я запечатал камеру и запустил анализ. Я переминался с ноги на ногу, как маленький ребенок, ожидая результатов.

Стрэтт вытянула шею, чтобы посмотреть на меня. - Так чем же ты сейчас занимаешься?”

-Это атомно-эмиссионный спектроскоп,” сказал я. “Я уже говорил вам об этом раньше—он посылает рентгеновские лучи в образец, чтобы возбудить атомы, а затем наблюдает за длинами волн, которые возвращаются. Это совсем не сработало, когда я попробовал это на живом астрофаге, но теперь, когда магические свойства остановки света исчезли, все должно работать как обычно.”

Машина запищала.

“Все в порядке! Поехали! Пришло время выяснить, какие химические вещества содержатся в форме жизни, которая не использует воду!” Я прочитал на жидкокристаллическом экране. На нем были показаны все вершины и элементы, которые они представляли. Я молча уставился на экран.

- Ну что?” - сказал Стрэтт. “Ну?!”

“Гм. Там есть углерод и азот...но подавляющее большинство образцов-это водород и кислород.” Я вздохнула и плюхнулась в кресло рядом с аппаратом. - Отношение водорода к кислороду-два к одному.”