Когда ты летишь по трассе (которая обычно стоит в пробках) со скоростью сто сорок километров в час, всё кажется новым и неожиданным. Непонятно для кого работающие светофоры моргают в пустоту. Брошенные прямо у обочины машины пролетают мимо как мои серые будни в сисадминовской прошлой жизни…
– Вот хрень! – грёбаный лежачий полицейский с таким грохотом ударяет в подвеску и так подкидывают машину, что девчонка рядом со мной испуганно верещит, зажмурив глаза, а я вспоминаю все известные мне ругательства сразу.
– Чтоб вас всех… – я очень резко возвращаюсь из страны воспоминаний к реальной, мать её, дороге… Нельзя отвлекаться. Нельзя увлекаться. Нужно быть начеку. Нужно быть наготове. Девчонка испуганно попискивает на сиденье справа. Осталось не больше километра до цели и чуть более четырёх минут и…
– Чёрт… – датчик топлива показывает уже ниже ноля, – Давай, малышка, дава-а-ай!
А малышка которая ещё секунду назад как ненормальная несла нас в своём искалеченном стальном теле по пустынным улицам чихает и проваливает педаль газа…
– Нет! Дьявол! Нет! – ещё один чих… ещё… я быстро снимаю её со скорости – слава всем богам, в которых я никогда не верил, что она на механике! Смотрю на спидометр – скорость шестьдесят пять. Ещё метров четыреста по прямой прокатимся, а потом…
– Что случилось? – испуганный голосок сбоку вырывает меня из дальнейших размышлений.
– Ты говорить чтоль умеешь? – я начинаю очень наигранно ржать… Это звучит так фальшиво, что она не только не успокаивается, но наоборот начинает сильнее всхлипывать.
– Кхэ. Гм. Не знаю как тебя зовут, – я вдруг понимаю, что лучше правды в этот момент ничего не придумаю, – Но, так для информации, – мы с тобой в жопе. Бензин кончился. Один гандон слил его у меня.
Машина, медленно сбавляя скорость, катится по одной из центральных городских улиц.
– А до этих… ворот далеко ещё?
Слушаю её, а сам боковым зрением замечаю движение слева.
– Если ты хорошо бегаешь, то… вот дерьмо… – поворачиваю голову налево и вижу – несколько человеческих фигур, отделившись от тёмного жерла одной из бывших кафешек, направляются в нашу сторону. Я смотрю на спидометр – тридцать километров в час. Смотрю на фигуры – ускоряют шаг. Пятеро.
– Бегаю? – девчонка оказывается всё ещё на соседнем сидении.
– Да! Беги! – ору я ей что есть мочи, – Туда между домами! – указываю пальцем, куда ей бежать, а сам на ходу открываю дверь, – У тебя три минуты до закрытия ворот!
– А… А вы? – она снова всхлипывает.
– Беги, мать твою! Быстро! Со всех ног! Я за тобой следом! – она тоже открывает дверь, но всё ещё сомневается… Я выхватываю из дверного кармана макаров и жутко выпучивая глаза направляю прямо ей в голову, – Беги, я сказал! Пристрелю ща!
Она выпрыгивает из машины и, кажется, сразу спотыкается и падает. Я хватаю сумку с оружием и тоже вылетаю из машины сразу навстречу пяти тёмным фигурам. Все как один в чёрных куртках, джинсах и балаклавах. Вытягиваю руку со стволом перед собой и по очереди примеряю мушку каждому из них прямо между глаз.
– Стоя-я-я-ять! Стоять, гады! – а сам продолжаю идти на них. Боковым зрением вижу, как машина катится справа от меня по дороге. Пятеро немного сбавляют ход, но не останавливаются.
– Воу, отец! Не кипешуй… Мы ребята не злые, если нас не злить! – самый высокий. Очевидно, вожак. Сколько я таких повидал. Перевожу ствол прямо ему в лоб и ускоряю шаг. Он останавливается и приподнимает ладони. Я тоже сбавляю скорость. До него метров двадцать. Всё будет быстро – он включил заднюю, я сильнее психологически, значит передавлю… но!
Дьявол! Он смотрит через моё плечо. Я затылком вижу, как шестнадцатилетняя девочка неуклюже бежит, испуганно размахивая руками. В это время пять голодных шакалов передо мной злобно усмехаясь в черную ткань балаклав, смотрят ей вслед. Нет. Не бывать этому. Я останавливаюсь и спускаю курок. Его голову отбрасывает назад. Тело, пытаясь удержать равновесие пятится и машет руками. Я перевожу ствол на другого – он испуганно смотрит на размозжённый череп вожака, потом на меня, хочет бежать, но не может. Выстрел. Третий уже убегает. Стреляю в воздух и к машине. Она уже метрах в двухстах. Открываю багажник – нужно быстро перекидать всего понемногу в оду сумку. Водка, сигареты, батарейки, фонарь, шоколад… как жаль оставлять здесь всё это. Хлопаю багажником, на всякий случай закрываю машину и слышу визг. Что опять? Она бежит мне навстречу. Не к воротам в убежище, а наоборот ко мне.
– Ты куда, дура? Убежище там! – как помешанный ору я и вижу, что из переулка за ней появляются две фигуры. Это просто невозможно… направляюсь к ним навстречу и на ходу запускаю одну руку в сумку и нащупываю магазин от макарыча. Пихаю его в карман и снова в сумку за травматом – его в задний карман, закидываю сумку на плечо.
– Пригнись! На землю! – я вытягиваю ствол в сторону фигурок. Девчонка падает на землю закрывая голову руками, я перехожу на бег не опуская пистолета. Тяжëлая сумка больно бьёт по спине то ли дробовиком, то ли ещё чем-то.
Фигурки всё ближе и я вижу как они… Тоже поднимают на меня стволы. Появляется третья фигурка.
– Оружие на землю! – раздаётся голос через громкоговоритель, – Руки над головой!
– Кто это говорит? Почему я должен подчинятся? – замедляю бег, но не останавливаюсь.
– Говорит полковник Свиридов! Чтобы попасть в убежище, оружие на землю и руки над головой!
– Хорошо! – я останавливаюсь, показываю пистолет и медленно кладу его на тротуар перед собой. Потом поднимаю руки и снова начинаю двигаться в их сторону.
– Стоять! – орёт громкоговоритель, – Сумку тоже на землю! В убежище всем выдадут необходимые средства гигиены, одежду и еду!
– Товарищ полковник, эти вещи дороги мне как память! – почти без надежды на успех я использую этот детсадовский трюк.
– Нельзя! В убежище без всего! Сумку на землю! – я сбрасываю сумку и поднимаю руки:
– Хорошо… хорошо, я готов.
– Медленно ко мне!
Я иду в сторону прохода к убежищу. Два автоматчика держат меня на мушке. Секунды текут медленно как мёд из столовой ложки. До моей попутчицы остаётся шагов тридцать. Она поднимает на меня грязное заплаканное личико.
– Вставай, – говорю ей, – Сейчас укроемся в убежище и всё снова будет хорошо… – она начинает приподниматься на локтях…
– Лежа-а-а-ать! – орёт в мегафон полковник, – Лежать, говорю! Ей лежать! Ты иди сюда!
– Почему? Она со мной!
– Не обсуждается! Она не прошла проверку. Если твой анализ чистый – пройдёшь в убежище. Если нет – зачистка.
Я встаю, как вкопанный. Мне знакомо это слово. Руки держу над головой. Как на зло, открытая площадь, ни столбов, ни клумб. Впереди вижу бетонную урну. То, что нужно, думаю, и делаю шаг вперёд:
– Хорошо, – говорю, – товарищ полковник, я чист! Это точно! А почему гермоворота ещё не закрыты?
– Закрыты. Но вас определят в партию опоздавших, которых запустят через шесть часов.
– А как же атака? Биологическое оружие? – до бетонной урны десять шагов. Девчонка рыдает в грязную тротуарную плитку где-то сзади.
– Атака ожидается завтра. Сегодня ещё безопасно.
– Точно безопасно? – тяну время. Ещë три шага.
– Точно! – вздыхает в мегафон Свиридов.
– А! Чёрт! – я наигранно спотыкаюсь и падаю – всегда был плохим актёром. Автоматчики уже расслабились и, увидев мой дешёвый цирк, пялят на меня глаза как две магазинных камбалы. Я выхватываю травмат и стреляю в левого. Не понимаю: попал или нет.
– Огонь! – орет громкоговоритель.
– Вставай! Беги к машине! – ору я девчонке. И продолжаю лупить из травмата то в первого то во второго автоматчика. Они на удивление не следуют приказу и не открывают огонь, а падают на бок и откатываются назад. И тут я совершаю глупость.
Осёл.
Я встаю и тоже бегу к машине. До неё метров шестьдесят. На что я рассчитываю? Дальше всё происходит так, будто мой мозг сам спускает курок: вот сейчас будет выстрел и я слышу выстрел. Огонь обжигает мою ногу выше колена. Я спотыкаюсь и падаю как подкошенный. Перекатываюсь и смотрю назад. Даже на таком расстоянии я вижу глаз стрелка через прицел. Секунду мы смотрим друг на друга, потом я поднимаю травмат и… сразу осознаю смехотворность этого жеста. Я для него как на ладони на убойном расстоянии. Если же моя пуля и долетит до него, то даже царапины не оставит. Чёрт. Он усмехается мне прямо в лицо и опускает оружие. Я всё читаю в этом взгляде. Он оставляет меня истекать кровью. Умирать.
Я переворачиваюсь на спину и, глядя в серое небо, прощупываю рану – поток крови просто пугающий. От этого осознания мне сразу становится дурно. В глазах темнеет. Нет я так не умру… я тут не умру… никогда.
Никогда.