Проект «Справедливость»

Глава 6

Когда мне надоело слезать вниз и залезать на очередные ярусы, я успокоился. Теперь понятно, почему блондин в ужасе отказался спускаться в старый город. Отсюда нет выхода. Я уже готов поверить и в зулуса с конкистадором и ассирийцем, что бы это ни значило.

Вторая ступень лестницы была удобным сиденьем. Я сел и задумался, уже не обращая внимания на котенка, который бегал вокруг, но не давался в руки. Мне пришлось посетить несколько десятков ярусов, чтобы убедиться: мой первоначальный вывод верен. Можно лезть вверх или вниз, все равно окажешься в одном и том же помещении. Я даже привязал лампу к веревке и опускал ее вниз, чтобы посмотреть, что происходит на ярусе, недавно оставленном мной. Он был такой же, как и тот, на котором я находился. Эксперимент с лампой получился не сразу, я элементарно боялся его проводить, предполагая, что если каждый ярус копирует любые изменения, то может копировать и сущность, вызывающую эти изменения. Иными словами, я боялся увидеть на нижнем ярусе самого себя, опустившего лампу в дыру и рассматривающего еще более нижний ярус.

Но, к великому счастью, до этого не дошло. Неизвестные создатели старого города то ли не предусмотрели такой вариант, то ли специально его отбросили. Зато я видел двух котят: один бегал около моих ног, а другой описывал круги возле пустого места внизу, повторяя все движения первого котенка.

Исследовать загадочную швейную фабрику дальше не имело никакого смысла. Хотелось домой, и единственный выход из создавшейся ситуации — вернуться к ратуше и опять поговорить с губернатором. Я оставил лестницу на складе, но на всякий случай прихватил с собой лампу. Думаю, ее владельцам все равно, где она окажется, ведь, скорее всего, никаких владельцев у нее нет.

Выбрав наиболее прямой путь к ратуше, снова пошел по улицам старого города. Небо было по-прежнему серым, не ощущалось даже дуновения ветерка. Я провел здесь несколько часов, но ничего не менялось, только старые следы, оставленные мной, тянулись узкой пыльной дорожкой.

Черные башмаки (в них превратились мои сине-белые кроссовки при переходе в Лим) шагали вдоль старых следов, удваивая количество цепочек. Я торопился, но не бежал, а умудрялся еще рассматривать по пути дома, отдавая дань старой привычке. У двухэтажного деревянного здания с белой вывеской, на которой был намалеван желтый каравай, мне пришлось остановиться. Вдали, почти в центре перекрестка, стоял человек.

Отсюда не было видно, во что он одет и как выглядит: просто черный силуэт на фоне блекло-желтого здания. Однако на первый взгляд человек занимался самой обычной работой: измерением угла наклона дороги. Я часто наблюдал подобную картину на улицах земных городов. Перед незнакомцем на подставке стоял какой-то инструмент. Сам же человек, пригнувшись, выполнял только ему известные манипуляции.

Я колебался лишь мгновение, выбирая, что делать: идти вперед или прятаться. От старого города не приходилось ждать ничего хорошего, но, с другой стороны, передо мной не город, а человек. Вдруг он окажется столь же дружелюбным и разговорчивым, как губернатор?

Вперед — вот что я решил. Пыль с энтузиазмом взлетела из-под моих башмаков, будто радуясь тому, что шаги возобновились. Мне пришлось пройти метров двадцать, прежде чем удалось различить одежду незнакомца и понять, чем он занимался. На его голове был черный шлем без плюмажа и с открытым лицом. Доспех на груди поблескивал начищенной чернотой, а инструмент для измерения угла наклона дороги… это оказался вовсе не инструмент, точнее сказать, инструмент, но предназначенный не для того, о чем я сначала подумал. На подставке-шесте стоял мушкет с огромным дулом и целил в меня.

Любой на моем месте сразу же догадался бы, что этот незнакомец — конкистадор, о котором предупреждал губернатор. Любой, кроме меня. Ведь я в тот момент понял лишь одну вещь: чем больше дуло, тем сильнее недогадливость. Вместо того чтобы думать о словах губернатора, я развернулся и побежал назад. Определенно, это спасло мне жизнь.

За спиной грянул выстрел. Мне показалось, кожа ощутила звуковой удар даже под одеждой. Серый угол дома, мимо которого я пробегал, вдруг пошел трещинами. От него отвалился кусок, разбиваясь на мелкие осколки. Стрелок промазал. Уже потом я подумаю о том, что оружие в Лиме подвергается удивительной метаморфозе. Им невозможно воспользоваться, при перенесении оно превращается в бесполезный кусок металла. Невозможно и создать его здесь — по крайней мере, ни у кого из землян это не получалось. Но оно работало в старом городе!

Со всех ног я понесся к перекрестку, который совсем недавно прошел. Нужно свернуть, пока стрелок перезаряжает мушкет. Однако моя скорость невольно снизилась. Впереди тоже замаячила неясная фигура. Казалось, вдали меня ждет незнакомец, одетый в халат, конусовидную шапочку и сжимающий в руке палку. Но тут уже моя догадливость не подвела. Там, где есть конкистадор, могут быть и другие. Этот вот, похоже, ассириец.

Я успевал добежать до перекрестка раньше нового врага и решил не останавливаться. Углы перекрестка состояли из четырех каменных домов. Почему-то бросилось в глаза, что окна левого дальнего здания заколочены досками, будто старый хозяин съехал или умер, а местные власти не теряли надежды продать дом новому владельцу.

Хотелось повернуть налево, уж не знаю почему, просто было такое желание. Едва не коснувшись плечом острого каменного угла, я влетел в новый переулок и все-таки остановился. Вдали был третий силуэт, тоже с палкой и еще каким-то большим овалом в руках. Зулус!

Этот третий размеренно бежал, двигая палкой-копьем и держа овал-щит над землей. Верхний край щита был явно выше макушки нового действующего лица. Мой план повернуть налево сейчас выглядел плохо. Оставался единственный вариант: направо.

Если уж я начал писать здесь о мыслях, которые меня посетят потом, то хотелось бы добавить еще кое-какие размышления. Из слов губернатора было ясно: ни зулус, ни ассириец, ни конкистадор не являлись обычными обитателями города. Наоборот, вместо них встречались некие люди в серой одежде. Получалось, что эта троица существует специально для меня, эдакий подарок от неизвестного «доброжелателя».

Я понесся по единственному доступному пути мимо покосившегося крыльца харчевни, которое пришлось огибать, мимо непонятных зеленых кустов, загораживающих низкие окна, мимо коновязи, на которой болталось нечто вроде одинокой уздечки. Моя скорость была хороша. Ноги двигались легко и свободно. Я мог бы бежать еще долго, но тревожная мысль билась в голове, и ее удары нарастали с каждым шагом.

Меня преследовала троица, а ведь возле переулка — четыре дороги. По какому-то странному стечению обстоятельств эта троица взяла меня в «мешок», оставив лишь одну свободную дорогу. Я слышал, так охотятся на некоторых животных: перекрывают им все пути, кроме того, что ведет к охотникам. Мне не нравилась эта мысль. Если она верна, то получается: конкистадор, зулус и ассириец — не главные мои враги, просто загонщики. А что тогда ждет меня впереди? Какой сюрприз? После случая на швейном складе я целиком и полностью верил в мощь создателей старого города. Они явно не поскупятся на что-нибудь оригинальное. Ради меня. И нет никакого желания с этим встречаться.

Не добежав до конца очередного квартала, я нырнул в первую попавшуюся улочку между домами. Улочка извивалась, была заставлена корзинами и бочками. Я едва протискивался между ними, пытаясь унять возмущение, так некстати захватившее меня. Это уже вторая или третья погоня за последнее время. Сколько можно?! В чем я провинился? Мою жизнь нельзя было назвать необычной: работал, отдыхал, встречался с девушками. Я не делал ничего плохого, просто жил, как все.

Мне удалось перескочить через большую поваленную бочку. Я уже прикидывал, в каком месте выберусь из этой узкой улочки, как вдруг после резкого поворота почти носом уткнулся в каменную стену. Тупик! Слева был деревянный дом с большим балконом на втором этаже, справа — то ли саманный, то ли каменный, трудно разобрать под толстым слоем посеревшей побелки. Мне хотелось остановиться и подумать, спокойно выбрать дорогу, но сзади уже доносился шум — кто-то спешил прямо сюда.

Я полез на балкон, благо он оказался без перил. Половина балкона уставлена пустыми корзинами и тяжелыми бочками. Казалось, несколько корзин и бочек с этого места под порывом ураганного ветра упали вниз и разметались по улочке. Дверь, ведущая в дом, была заперта. Я толкнул ее несколько раз, но, услышав совсем уже близкие шаги, спрятался за бочку, стоящую у самого края балкона. Кто бы ни преследовал меня, он сейчас появится здесь: перепрыгнет через преграду, сделает резкий поворот и упрется в стену. Кстати, а кто меня преследует? Или преследователей несколько?

За бочкой было мало места, в поясницу упиралась ручка корзины. Следовало сидеть тихо, но я все-таки осторожно выглянул. Преследователь уже добежал до тупика, остановился и стал оглядываться, как недавно делал я. Его копье было не очень велико, а то одеяние, что издалека я принял за халат, теперь выглядело как длинная накидка темно-красного цвета. Внизу стоял ассириец.

В этот момент мое будущее стало мне совершенно ясно. Знаете, бывают состояния прозрения, когда сначала бредешь в тумане, а потом выходишь на солнечную дорогу и даже щуришь глаза от яркого света. Будущее было простым: сейчас ассириец поднимет голову, присмотрится, залезет на балкон и проткнет меня копьем. Это же один из убийц, как назвал его губернатор. Моих персональных убийц.

Плечо будто само собой надавило на бочку. Потом я не мог вспомнить, сознательно ли сделал это или нет. Но тяжелая бочка поддалась на удивление легко, заскрежетала, расставаясь с дощатым настилом балкона, и полетела вниз.

Раздался удар, треск, еще какой-то звук, но я не смотрел на ассирийца до тех пор, пока все не стихло. Потом я взглянул вниз, спрыгнул с балкона и подошел к лежащему человеку. Его багряная накидка по краям была раскрашена золотистым узором, длинные черные волосы выбивались из-под конусовидного шлема, борода выглядела тщательно завитой, а внизу была перехвачена широкой лентой. Ассириец дышал, но был без сознания, большая ссадина шла через его левую кисть. Я не думал, что задержусь, разглядывая поверженного врага, но тем не менее растерянно стоял над ним. Тому была простая причина: мне уже приходилось встречать этого человека.

Думаю, многие переживали состояние, когда наталкиваешься на что-то знакомое, но не можешь вспомнить, где это видел. Состояние очень неприятное — оно мучает почти любого. Ум требует ясности, и чем значимей предмет, тем сильнее мучения. Мои мучения начались, когда я разглядывал ассирийца. Мне казалось, я задержался у тела на полчаса или даже на час, хотя, наверное, прошло всего несколько секунд. Я так и не смог вспомнить, зато твердо решил, что видел ассирийца не в Лиме и уж конечно не в старом городе, а на Земле, и это было очень давно. «Где же обитают древние воины-ассирийцы на Земле?» — спросите вы. Это хороший вопрос, на который я не знал ответа.

Мне удалось вернуться по улочке немного назад — остальных преследователей не было слышно. Я свернул еще в одну улочку, потом еще в одну и наконец оказался в самом настоящем переулке. Излишне говорить, с какой осторожностью я выглядывал из-за угла: мушкет способен оставить чересчур большую дыру в моем усталом теле. То ли конкистадор с зулусом ждали меня в другом месте, то ли готовили очередной сюрприз, но горизонт был чист.

Я крался к ратуше, как белая рысь по черному распаханному полю: ежесекундно оглядываясь, выверяя каждый шаг и путая пыльные следы. Это заняло раза в три больше времени, чем самая неспешная ходьба, но дело того стоило: я никого не встретил. Лишь когда уже подходил к лестнице и полуоткрытым черным железным дверям, услышал вдалеке какой-то шум, однако не стал даже оглядываться: шмыгнул в двери, быстро закрыл их и задвинул массивную щеколду. Я был спасен.

Холл ратуши оказался почему-то черным. Точнее, черными были лишь стены. На них висели картины в золоченых рамах, горели свечи в подсвечниках. Благодаря этим изображениям и тихим огонькам помещение казалось не таким мрачным. На картинах было множество изображений львов, даже верхушки подсвечников выполнены в форме львиных голов. С потолка свисала стеклянная или хрустальная огромная люстра: такие я видел разве что в музеях. Под ногами лежал темно-синий ковер, мягкий и упругий.

Я не двигался с места, опираясь спиной на дверь и разглядывая мрачноватую роскошь. Старый город был сер, а ратуша черна — интересный переход. К добру ли он?

Откуда-то сверху послышались шаги: это спускался губернатор по широкой лестнице. Теперь он был одет в зеленый камзол с белыми кружевными рукавами, выглядывающими из-под манжет. Губернатор улыбался.

— Добро пожаловать, Глеб, — сказал он, подходя ко мне. — Добро пожаловать! Наверное, вы голодны? Пойдемте. Стол накрыт.

Если и были на свете слова, способные успокоить меня, то они прозвучали. «Стол накрыт»! Что может быть лучше? Я не ел и не пил уже много часов.

Мы медленно поднимались по лестнице. Губернатор шел рядом, почти касаясь моей руки, и, оглядываясь на меня, говорил:

— Я очень рад, что вы отыскали возможность нанести визит. Это доказывает, что вы держите слово. Ах, сколько сейчас развелось лжецов! Пообещают, а потом не торопятся выполнять. И мешает им всегда одно и то же.

— Что мешает, монсеньор? — поинтересовался я, следя за тем, чтобы не споткнуться на незнакомой лестнице с чересчур низкими ступенями.

— Как — что? — удивился губернатор. — Смерть, конечно. Или вы относитесь к числу тех лиц, которые считают, что смерть способна оплатить все кредиты и снять груз всех обещаний?

Мне показалось, собеседник шутит, но он выглядел вполне серьезным.

— Разве не способна, монсеньор? — спросил я.

— Зависит от того, кому обещаешь и кто дал кредит, — ответил губернатор и, показав на мой «рюкзак», добавил: — Сударь, а что вы с собой постоянно носите? Эта сумка была с вами в первый раз, и вы до сих пор с ней не расстались. Что там, простите мое любопытство?

Рюкзак до сих пор висел у меня за спиной. Я не пытался его снять: не было необходимости, а весил он совсем мало и почти не мешал.

— Миска, — пояснил я. — Меня из-за нее пытались убить, хотя она бесполезна, как заверили люди маркиза Ори. Но кому-то все-таки очень нужна. Кстати, именно из-за миски я попал сюда. Провалился в какую-то дыру, а назад ходу нет…

Ожидая разъяснений, я взглянул на губернатора.

— Это нормально, сударь, — ответил он, делая успокоительный жест рукой. — Все в порядке. Я уже говорил вам, что старый город приходит в растерянность в присутствии живых, но не выпускает их. Обычно они погибают от рук убийц, но иногда находят спасение здесь, в ратуше. Я помогаю им и в обмен прошу тоже кое-что сделать для меня. Услуга за услугу, так сказать. Но не будем сейчас говорить о делах. Вам нужно поесть и успокоиться. Так лучше думается.

Не знаю, кем надо быть, чтобы считать нормальным бесконечное воспроизведение одного и того же яруса. Тем не менее я продолжал следовать за проводником. Мы прошли по синему коридору, не такому сумрачному, как холл, и наконец оказались в столовой.

Вопреки моим ожиданиям, столовая оказалась очень светлым помещением. Сквозь большие окна лились потоки солнечного света. Они отражались от начищенного паркета и освещали большой длинный стол с полной сервировкой. Тарелок было столько, что можно предположить, будто губернатор ждет роту гостей. Посередине стола стояли серебряные блюда, наполненные едой. На каждом блюде выгравирован маленький лев. Мне особо запомнился фазан, украшенный фиолетовыми перьями, и поросенок, держащий солонку во рту. Я онемел от такого великолепия.

— Присаживайтесь, сударь. — Губернатор радушно кивнул на ближайший стул. — Мы здесь, можно сказать, одни. Сначала у меня были слуги, но они мне быстро надоели. Я начал все делать сам. Это тоже наскучило… Не покажете ли мне свою миску? Очень любопытно взглянуть на этот предмет.

Мне все равно пришлось бы снять с себя рюкзак, перед тем как сесть на стул. Я потянул за веревки, но ничего не произошло, они словно спаялись с моими плечами. Вертеться угрем, чтобы избавиться от обузы, не хотелось. Я просто взял со стола нож и перерезал веревки, после чего спокойно развязал суму и достал коробку.

— Откройте ее сами, — сказал губернатор, отказываясь брать коробку. — Мое первое правило: никогда не прикасаться к незнакомым артефактам.

— Но миска безобидна, — возразил я, распечатывая картон. — Люди маркиза Ори…

Губернатор прервал меня решительным жестом:

— Нам придется долго общаться, сударь, и это — первый урок. Если вы видите якобы безобидный предмет, о котором некто думает как о могущественной реликвии, то не называйте его безобидным, пока не узнаете, кто именно о нем так думает. Мысли некоторых существ изменяют вещи. Маркиз Ори всегда плохо учил своих людей, а я учу хорошо. Вы скоро почувствуете разницу.

Слова настораживали, но я, не споря, показал глиняную миску губернатору. Он сухо кивнул и, больше не говоря о ней ни слова, сел во главе стола. Я примостился на предложенный стул, стоящий очень далеко от места собеседника.

Сначала мы ели в полной тишине. Губернатор в основном пил вино, я же налегал и на вино, и на еду, и даже на обычную воду. На полу между окнами стояли старинные часы. Я посматривал на желтый циферблат: прошло минут двадцать, прежде чем мне удалось насытиться.

Губернатор одобрительно следил за мной. Когда я откинулся на спинку стула, показывая, что в целом закончил трапезу, он с удовлетворением произнес:

— У вас хороший аппетит, сударь. Это доказывает вашу храбрость. Невзирая на все происшествия, вы не замкнулись в себе. Просто отлично. Храбрость вам скоро понадобится.

Никому не понравится, если он услышит, что ему скоро понадобится храбрость. Это означает опасность, а опасностями я уже сыт по горло.

— Храбрость и честность, — задумчиво продолжал губернатор, изучая темное вино в изящном бокале. — Любопытная комбинация. С таким я еще не встречался. Честность — особенно хорошо. Когда вы поймете, с кем имеете дело в Лиме, то кое-кому не поздоровится…

Я молчал, с тревогой слушая хозяина ратуши.

— Вы когда-нибудь ненавидели, сударь? — внезапно спросил он. — У вас были или есть настоящие враги? Такие, что когда вы думаете о них, дыхание становится холодным, а сердце замирает от гнева? Такие, что когда вы вспоминаете их лица, хочется обратить их в камень и прибить над бездной вулкана, чтобы всплески магмы век за веком облизывали их? Вы просто человек… но вдруг, вдруг испытывали что-то подобное?

— Не припоминаю, — ответил я, изумленный подобной речью. — Даже нет. Точно не испытывал.

— Ну а в детстве, когда, например, вас кусала оса? — продолжал допытываться губернатор, сверкая темными глазами. — Вы не делали ничего предосудительного, даже не видели эту осу, и вдруг — подлый укус! Разве вы не чувствовали гнев? Ребенок ведь часто гневается даже на неодушевленные вещи, приносящие ему боль, а на осу, наверное, и подавно.

— Может быть, и чувствовал, — пожал я плечами. — Только уже ничего такого не помню. Помню только один случай. Мой друг начал рассказывать моей же девушке обо мне гадости, чтобы переспать с ней. Я был зол тогда. Очень зол. Но это длилось недолго.

— Вспомните это чувство! — Губернатор наставил на меня указательный палец. — Вспомните и усильте многократно. А потом умножьте на двести лет! Да так, чтобы каждый год тоже разогревал этот гнев! Вспомните, и вы поймете меня!

— А о чем, собственно, речь, монсеньор? Я не совсем понимаю. — Мои руки легли на скатерть рядом с миской и бело-золотой тарелкой, из которой я ел.

Губернатор встал из-за стола и кивнул на окна. Солнечный свет, льющийся сквозь стекла, разом померк.

— Это был мой город, сударь. Его у меня забрали. На него — прямо на него! — взгромоздили другие здания, такие уродливые. Мне, конечно, предложили место в Совете, сказав, что на Земле настало новое время… Новое время, подумать только! И это мне — тому, кто правил здесь безраздельно!

Я молчал, пытаясь догадаться, куда клонит мой странный собеседник.

— Но, к счастью, у меня осталось еще оружие. — Губернатор уже не повышал голоса, а подошел к окну и говорил тихо. — Те, кто попадают сюда. Я спасаю некоторых… тех, кто достоин спасения. Учу их своей магии и отправляю наверх. Они мстят за меня. Они — мой меч в ножнах, ждущий своего часа.

Губернатор перестал говорить, а лишь смотрел в серый проем окна. Я чувствовал легкую растерянность, но пересилил себя и сообщил, как бы невзначай:

— Но я ведь не маг, монсеньор. У меня нет никаких талантов к магии.

Хозяин ратуши повернул голову, посмотрел на меня черными глазами и усмехнулся:

— Конечно, вы не маг, Глеб. Но вы попытаетесь им стать. Будете пытаться так сильно, как только сможете. И я вам помогу в этом.

— Но у меня нет вообще никаких способностей, — продолжал убеждать я. — Мне все так говорили. Ничего не получится. Нельзя ли просто помочь мне выбраться отсюда, монсеньор?

Губернатор подошел очень близко и даже слегка наклонился надо мной, источая запах дорогих духов.

— Может быть, и не получится, сударь, — сказал он. — Но у вас только два выхода. Либо вы выйдете отсюда как маг и Лим обрадуется новому могущественному существу, либо вас выбросят как труп и старый город наконец обретет рассудок. Выбирайте, Глеб. Хорошенько подумайте и выбирайте.