«Фольксваген», как и «ситроен», неплохая машина: идет мягко, не рыскает в стороны, словно раненый заяц, неплохо разгоняется. Когда-то я пробовал ездить на «москвиче» выпуска восьмидесятых годов. Это, с позволения сказать, авто не могло обогнать ничего и никого, как ни вжимай в пол педаль газа. Оно набирало скорость настолько медленно, что оставалось только скрежетать зубами, глядя на стрелку спидометра. Я тогда очень сочувствовал нашим предкам, старичкам, передвигающимся на таких чудовищах.
На заднем сиденье «фольксвагена» расположились Иванна с пленником. Я поглядывал в зеркало заднего вида: салон был темен, но иногда свет фонарей прорисовывал лица моих пассажиров. Пленник был подавлен, сидел скукожившись, Иванна же посматривала на него, притворяясь, что увлечена дорогой впереди. Я верил, что в случае побега И ванна сможет остановить пленника лучше, чем кто-либо. Девушка не станет колебаться и терять драгоценные секунды, такое она производила впечатление. Наверняка в ее прошлом было множество дел, требующих решительных действий. Думаю, если поискать, можно найти и пару-другую трупов, настолько безучастно Иванна смотрела на магов, павших в бою. Девушка ничего не рассказывала о своем прошлом, на прямые вопросы не отвечала и делала вид, что не понимает намеков. Эх, Иванна, нам бы не помешала толика откровенности.
— Почему не спрашиваешь, куда мы едем? — обратился я к пленнику умышленно бодрым голосом.
— Разве можно спрашивать? — уныло отозвался тот.
— Можно. Отчего нет? — великодушно разрешил я. — Там, куда мы едем, тебе придется поработать.
По встречке несся водитель-хулиган, забывший выключить дальний свет. Я прищурился, но бросил мимолетный взгляд в зеркало заднего вида. Лекарь слегка разогнулся, он был поражен моими словами.
— Удивляешься, что нужно работать? — тут же спросил я. — Не беспокойся, это по специальности. Ты быстро лечишь больных?
Встречные машины мелькали одна за другой, освещая фарами моих пассажиров. Я увидел, как лекарь поворачивает голову, будто безмолвно обращаясь за объяснением к Иванне. Но девушка молчала.
— Каких больных? — робко спросил Альсевич. — Раненых? Тогда зависит от раны.
— Не раненых, а просто больных, — ответил я. — Больных болезнью.
— Какой болезнью? — опешил наш пленник. — Я же не врач, здесь лечить не могу, а там болезней мало.
— На этот счет не волнуйся. Я сделаю так, что «здесь» будет «там». Но лечить придется землянина.
— А, «Серебряная роза»! — догадался Альсевич. — Тогда смогу. Займет от пары минут до часа, зависит от болезни. Что лечить-то будем?
— Лейкоз, — сухо ответил я.
— Лейкоз?! — Лекарь на мгновение замер. — Ох… я этого никогда не видел даже. Там такого нет. Там люди таким не болеют. Ни разу не встречал, даже когда учился!
— Но сможешь вылечить? — с подозрением осведомился я.
— Смогу. Почему не смогу? Дело нехитрое.
— Вот и ладно. Постарайся, напрягись и останешься жив… до тех пор, пока я живу. Это — мое условие.
Иванна кашлянула. Я знал, о чем думает напарница. Пленник ее видел и может опознать. Для жандарма-предателя это смерти подобно. Иванна очень не хотела, чтобы лекарь превращался в долгожителя. Я рассчитывал, что если останусь жив после схватки с убийцей, то сам позабочусь о пленнике. А если погибну, то Иванна может делать с ним что хочет.
Вполне допускаю, что убийца окажется сильнее меня. Пусть губернатор думает, что у его ученика есть шансы выйти целым из передряги, пусть мне известно, что противник — человекоподобен и вооружен, скорее всего, стальным лезвием, но он слишком быстр. Слишком! Не каждый может расчленить человека, а потом сшить заново всего за пару секунд. У меня нет такой скорости, зато есть кое-какие догадки, как это происходит. Но догадки догадками, а если я все-таки погибну? Мне не хотелось покидать этот мир, не сделав ничего хорошего. Я вспомнил о своем троюродном брате, бедном мальчике, больном лейкозом. Мне удалось позвонить его матери и договориться о встрече поздним вечером. Если завтра мне не повезет, то после меня останется хоть одно хорошее дело.
Вскоре мы прибыли в тесную трехкомнатную квартирку, расположенную на окраине Москвы. Моя двоюродная тетя встретила нас приветливо и даже улыбнулась лекарю, которого я представил как «известного нетрадиционного целителя». Мальчик уже спал. Мы вошли в небольшую спальню, обклеенную синими обоями. Я распорядился, чтобы тетя выключила везде свет и электроприборы, закрыл за ней дверь, а затем достал «Серебряную розу». Этот цветок тускло светился, но почти ничего не освещал. Мы находились в полутьме, благодаря желтым уличным фонарям, заглядывающим в окно.
Первые секунды Альсевич не двигался с места, он с ужасом смотрел на Иванну. Девушка изменилась почти мгновенно. Черты лица стали чуть мельче, а черные волосы превратились в белые. Много раз меня озадачивало удивительное свойство Лима изменять людей. Зачем? Зачем Лим это делает? Почему бы не ограничиться вещами, а людей оставить в покое?
— Лечи, — сказал я, отвлекаясь от ненужных мыслей. — Приступай.
Лекарь с трудом оторвал взгляд от Иванны, достал серебристый жезл и подошел к узкой кроватке. Мальчик ровно дышал. На его голове почти не было волос. Я почувствовал, как всколыхнулся резервуар энергии мага. Тонкая тщедушная форма устремилась к мальчику и тут же вернулась обратно. Альсевич недоуменно помотал головой и повернулся ко мне.
— Что-то не так? — спросил я.
— Я не могу его вылечить, — вполголоса произнес лекарь.
— Почему? — Я нахмурился. Еще несколько минут назад этот человек хвастался, что ужасный недуг для него — пустяк!
— Не могу, — повторил лекарь. — Он здоров.
— Что?! — с недоверием произнес я. — Как это «здоров»? Тетя сказала, что в последний раз они сдавали анализы пять дней назад. Результаты плохие.
— Здоров, — упорствовал маг. — Я лично такое не видел, но мне рассказывали, что у землян некоторые серьезные болезни «там» сами исчезают. Мальчик кажется здоровым в присутствии «Серебряной розы».
Я посмотрел сначала на цветок, а потом на мирно сопящего мальчика. Я был так расстроен, что сначала не мог понять, о чем говорит маг. Но пазл быстро сложился в моей голове. Я начал догадываться, почему Лим изменяет не только вещи, но и людей. Да уж, может быть, создатели проекта где-то и напортачили, но часть с сокрытием тайны у них получилась почти идеальной. Влияние Лима на жизнь землян было минимальным. Если больной землянин проникал в этот город, то его там не могли вылечить — для магов он был здоров. А если возвращался домой, то и болезнь возвращалась. Никаких чудес, никаких исцелений, никакого излишнего внимания к Лиму.
Мы возвращались назад в разном настроении. Я был подавлен и сосредоточен, Иванна выглядела искренне сочувствующей мальчику, маг столь же искренне беспокоился о своей судьбе после провального сеанса исцеления.
Убивать лекаря я не собирался, пусть еще посидит в заключении, а насчет мальчика решил так: если ему станет совсем плохо, то возьму его в Лим. Пристрою куда-нибудь, если Цензор пропустит.
Мы вернулись в убежище, и огорченный лекарь снова отправился в погреб. Я дал ему лампу и несколько старых книжек, чтобы не скучал и не вынашивал от скуки самоубийственные планы побега.
Следующий день, день перед встречей с таинственным убийцей, прошел довольно обыденно. Мне удалось хорошо поспать, вкусно поесть, поразмыслить над возможными стилями боя противника и позаниматься с миской.
Эх, рано я поверил в свое умение читать по губам! Нужно еще тренироваться. Принц Ипос, выйдя на связь, принялся мне что-то вкрадчиво втолковывать, но поначалу я не понимал ни слова. Прошло около часа, прежде чем у нас получился разговор. Оказывается, принц хотел узнать побольше обо мне и расспрашивал о моем возрасте, родителях (точь-в-точь как губернатор), а также почему-то о планах на будущее. Я отвечал сначала кратко, а потом подробно, когда догадался, что собеседник отлично меня понимает. Наш разговор закончился на самой оптимистичной ноте: принц улыбнулся, поправил белый стоячий воротник и… пригласил меня к себе. Да-да, он так и сказал:
— Идите ко мне, Глеб.
У меня ушло минут десять на то, чтобы понять эту фразу, но когда старик принялся объяснять, как к нему попасть и зачем, я сдался и не стал особо вникать. У меня не было столько свободного времени перед боем! Пришлось вежливо попрощаться и прервать связь до лучшего момента.
Затем я снова строил планы и обсуждал с Иванной место будущего сражения, водя пальцем по желтой карте и рассматривая фотографии, которые мы сделали заранее.
Вечер наступил быстро. Пришел сумрак — огромная серая тень, которая, казалось, выбирает свой дальнейший путь: стать белой или черной. Но черный цвет почему-то всегда побеждает и тень сгущается, темнеет, превращаясь в ночь.
На место встречи с убийцей мы поехали загодя. Иванна настояла на том, чтобы взять лекаря с собой.
— В случае чего он вас вылечит, Глеб, — с мрачной улыбкой сказала девушка. — А если не вылечит, то меня уже ничто не сможет убедить в его полезности.
Люблинское кладбище было окружено белым забором, украшенным выдавленными прямоугольниками. Баронет Ирвинг рассчитал, что первоначально убийца появится прямо на территории кладбища, а потом, если поблизости никого не окажется, переместится к ближайшему человеку.
Лекарь остался в багажнике, а Иванна отправилась проверить, нет ли поблизости любопытствующих жандармов-землян, которые, наверное, тоже догадывались, где и когда произойдет следующее убийство. К счастью, на кладбище росли деревья, и это помешало бы использовать бинокли и подзорные трубы.
Девушка быстро вернулась: никого не было. Это неудивительно — мало найдется охотников рискнуть жизнью, ведь если убийца перемещается к ближайшему человеку, то кто поручится, что им не окажется лимский жандарм? Теперь ближайшим человеком должен быть я. Мне пришлось перелезть через забор и слегка углубиться в кладбище, чтобы оказаться вплотную к месту появления убийцы.
До встречи оставалось меньше получаса, и я устроился с удобством: сел около дерева, положив саквояж на траву и вытянув ноги. Уже почти совсем стемнело, воздух был влажен, сквозь листву деревьев пробивался свет фонарей, зажженных по другую сторону Ставропольской улицы. Я терпеливо ждал, бросая взгляды на часы: циферблат мягко светился зеленоватым светом. Скоро придется достать розу, тогда свечение часов погаснет.
Внезапно показался приближающийся ярко-желтый пучок света. Он подрагивал и скакал вверх и вниз. Я осторожно встал на ноги. Это еще что? Кто-то гуляет по кладбищу в такое время! Интересно, кто? Иванна притаилась вдалеке за забором, а остальные свидетели были излишни.
Луч фонарика упал на белый камень ближайшей могилы, а потом уставился в мое лицо.
— Уберите свет, — попросил я. — Слепит.
Неизвестный послушался, луч прыгнул в сторону. Передо мной стояла странная фигура в черной рясе с крестом на груди. Обладатель рясы и креста, бородатый мужчина лет тридцати, сжимал в одной руке какую-то книгу в темном переплете, а в другой держал длинный солидный фонарик.
«Священник, — подумал я. — Поп. Тут рядом церковь Андрея Первозванного. А может быть, это вообще кладбищенский сторож? Вроде не похож. Но, с другой стороны, я понятия не имею, как должен выглядеть кладбищенский сторож!»
— Вы что здесь делаете в такое время? — То ли священник, толи сторож подозрительно уставился на меня.
Я понял, что оказался в тупике. Посторонний человек мне тут совсем не нужен, и счет шел на минуты. Но не буду же я прогонять священника или сторожа с его собственного кладбища!
— Пришел проведать родственника. — Я кивнул на ближайшую могилу и подумал, что ради сохранения жизни ближнего допустимо лгать самым бесстыдным образом. — Моего дорогого дедушку. Днем у меня нет времени, знаете ли, много работаю.
Луч фонарика высветил серый камень.
— Здесь похоронена женщина, — баском сообщил незнакомец.
Я оглянулся. Действительно, женщина. Некая Мария Федоровна Петрова, тысяча девятьсот двадцатого года рождения.
— Это — родственница, — сказал я. — А дедушка рядом с ней, но, к сожалению, памятник ему не удалось поставить.
Мужчина хмыкнул и замолчал. Причем, судя по всему, уходить не собирался! Он с интересом разглядывал мой старинный пиджак, трость, саквояж и даже блестящую брошь на шейном платке.
Надо было что-то делать, и срочно. Но что? Представиться сотрудником спецслужб? Кликнуть Иванну? Сказать правду, в которую никто не поверит? Пригрозить незнакомцу? Нет, скандал поднимать не хотелось, а то еще наш разговор затянется. Этот тип может отвлечь на себя убийцу. Надо действовать иначе.
— Это молитвенник или Библия? — спросил я, кивая на книгу в черном переплете. — Мой дедушка, тот самый, который лежит здесь, очень хвалил Библию. Говорил, что эта книга удивительно правдивая. Да и я сам, признаться, так думаю.
Незнакомец польщенно улыбнулся:
— Это — великая книга.
— Великая, — охотно согласился я. — И точно знаю, что она правдива в месте, которое касается ада.
— Ада? — нахмурился мужчина. — Ада?
— Ну да, — ответил я. — Все так и будет, как написано. Человек умрет, а потом вдруг очнется, чтобы понять, что попал в ад. Это правда. Я сам там был.
— Где вы были? — Глаза незнакомца загорелись тревожным светом.
— Как — где? В аду. Где же еще? Иначе как бы я узнал, что Библия правдива?
Мужчина издал нечленораздельный звук и сделал небольшой шаг назад.
— Только, к сожалению, ад был уже не такой, каким задумывался, — продолжал я. — Что-то в нем сломалось. А раньше, наверное, — он очень походил на библейский. Знаете, такой чистый вариант ада Данте? Я читал об этом.
— В чем сломалось? — слабым голосом спросил незнакомец, оглядываясь, словно пытаясь убедиться, что никто не придет на помощь из темноты, если сумасшедший собеседник в моем лице вдруг станет буйным.
— Как — в чем? В аду. Он после поломки уже не такой, как прежде. Действует еще более сурово и цепляется к мелочам, хотя кое-что прощает.
— Что прощает? — осторожно уточнил мужчина, пятясь назад.
— Взятки коньяком, — честно ответил я. — Когда учился в универе, то зачеты по физкультуре оплачивал коньяком. Как выяснилось, это ненаказуемо. И очень хорошо! Зато животных не советую мучить. О, за это воздастся сторицей, как у вас, священников, говорят. Послушайте мой совет: никогда и ни при каких обстоятельствах не мучайте животных! Собачек там, котят всяких… Не мучайте! Это — нельзя!
За время моей речи священник не переставал медленно отходить назад и наконец, развернувшись, устремился прочь, едва не путаясь в полах черной рясы. Что ж, я достиг своей цели — территория была очищена самым мирным способом.
— Библия — очень правдивая книга! — крикнул я вдогонку. — Как в ней написано, так и будет. Почти на все сто!
Но, похоже, незнакомец уже не слышал меня.
— Правда, Всевышний тут ни при чем, — тихо добавил я, смотря на часы. До встречи с убийцей оставалось четыре минуты.
Со стороны забора раздался шорох. Это была Иванна, привлеченная криками, и тоже с фонариком. Я ей махнул рукой, чтобы она отошла подальше.
Времени почти совсем не оставалось. Я взял саквояж, достал «Серебряную розу» и бросил ее на траву. Цветок раскрылся и засиял мягким белым светом, хорошо освещая вокруг себя небольшое пространство. Я встал рядом и попытался найти положение, в котором могу оставаться некоторое время совершенно неподвижным. По стойке «смирно» не получилось: мое тело слегка покачивалось. Тогда я оперся на трость, выставленную вперед.
Минуты тянулись медленно. Время вообще движется неспешно, если к нему приглядываешься, но стоит забыть о нем, отвернуться, как оно развивает такую скорость, что только держись. Я считаю, от стремительной старости нас спасает только одно: то, что мы иногда все-таки думаем о времени и следим за ним.
Сейчас я следил изо всех сил, не упуская из виду и местность: приглядывался, прислушивался ко всяким мелочам. Поэтому мне повезло: я заметил дверь еще даже до того, как она полностью проявилась.
Сначала мне почудилось, что метрах в пяти от моего носа возникло некое сияние. Будто луч света случайно заблудился и заиграл, отраженный гранью предмета. Но проблема в том, что никакого предмета в том месте не было, а был лишь темный ночной воздух.
Дверь появлялась постепенно, возникая словно ниоткуда и уплотняясь. Сначала она была ярко-желтой, сияющей, но краски постепенно гасли. Я ожидал, что появившаяся дверь полностью утратит свою яркость и превратится в обыкновенную. Этого не случилось. Цвета заметно побледнели, но не потухли. Создавалось впечатление, что в воздухе на расстоянии примерно полуметра над землей висит не настоящая дверь, а ее проект. Будто неизвестный инженер решил спроектировать на компьютере трехмерную схему.
Я стоял неподвижно, даже очень старался стоять неподвижно. В этом был резон. Вероятно, убийца использует что-то ускоряющее его движения, ведь ни одно существо не способно двигаться само по себе с такой скоростью. Моя «Серебряная роза» помешает двери-артефакту, которая тоже похожа на «Серебряную розу». Магия Лима резко ослабнет, и ускорения не получится. Вдруг убийца этого сразу не заметит и неосторожно приблизится ко мне?
Когда появилась-дверь, я ощутил, что в присутствии двух «Серебряных роз» мой резервуар словно заклинило. Нет, он готов был отдать энергию и еще работал, но очень вяло, медленно. Получалось, будто я нахожусь не на Земле и не в Лиме, а в каком-то промежутке, на полпути между ними. Похоже, о магических формах придется забыть.
Тускло-желтая дверь плавно отворилась, и оттуда вышли двое. Они оба были одинакового роста, шатены с короткими стрижками и похожими лицами, а их одежда живо напомнила мне одну из гравюр баронета Ирвинга. Гости были одеты в белые обтягивающие комбинезоны, которые я, не задумываясь, назвал бы рабочими.
«Перволюди», — сразу вспомнилось мне словечко Ирвинга.
Один из гостей нес в правой руке длинный нож. Второй гость тоже держал нож, а в другой руке — небольшую темную шкатулку, белое содержимое которой слегка просвечивало сквозь стенки.
Эх, я так старался сохранять неподвижность, но получилось, что зря. Перволюди сразу поняли — что-то не так. Возможно, движение веток, листвы или травы навело их на эту мысль, а может, они почуяли, как плохо работают резервуары, но оба догадались: никакого ускорения нет, они на равных с человеком в черном пиджаке, который стоит неподалеку, опираясь на трость.
На какую-то секунду мы замерли друг против друга, а потом мои губы сложились в нехорошую усмешку. Я долго ждал этой встречи. Еще когда увидел гравюры жертв в кабинете баронета Ирвинга, понял, что свидания с убийцей не избежать: задание губернатора рано или поздно будет выполнено.
— Добро пожаловать, — церемонно и с легкой издевкой произнес я. — Тяжела ли была дорога? Не устали ли вы? Ничего, скоро отдохнете и расслабитесь.
Я приподнял трость, ожидая, что они сейчас же бросятся на меня. Однако ничего не происходило. Оба просто смотрели.
Один из них выступил вперед.
— Вы можете видеть и дверь, и нас? — спросил он хорошо поставленным, но безэмоциональным голосом.
— Лучше, чем кого-либо, — подтвердил я, тоже делая шаг вперед и прикидывая расстояние для удачного выпада. — Даже больше: просто счастлив видеть вас. Отцу родному не был бы так рад, как вам.
Они, похоже, не понимали иронии, их лица оставались серьезны и неподвижны.
— Мы должны сделать предложение первому человеку, который сумеет увидеть нашу дверь, — произнес один из них. — Так велел хозяин. Он сказал, что от нашего предложения никто не сможет отказаться.
Я как раз делал очередной шаг, но от удивления замер на месте. Какое еще предложение? Что происходит?
— Какое предложение? — Мои мысли облеклись в слова. — Ты о чем?
Гость вытянул руку, на которой лежала темная полупрозрачная шкатулка:
— Возьмите этот кристалл и держите его в руках как можно дольше. Мы скоро уйдем, не можем здесь долго оставаться. Вы наблюдайте за кристаллом. Он или растает в ваших руках, или развалится на части. Если растает, то это хорошо. Если развалится, то придете на новую встречу с нами через двадцать три дня. Место я укажу.
Я с недоумением посмотрел на шкатулку, в которой что-то белело, — по-видимому, упомянутый кристалл. Ситуация меня даже позабавила. Я здесь, чтобы уничтожить убийцу, а точнее, этих двух убийц, а они, вместо того чтобы спасаться бегством или вступать в бой, дают мне какие-то задания! Да еще делают это с таким апломбом, будто убеждены, что я приму их предложение!
— Место я и сам знаю. — Из моего голоса еще не выветрилась ирония. — Ты мне лучше вот что скажи: тебя живым-то хоть можно назвать? А то физиономия у тебя какая-то неподвижная. Да и голосок еще тот.
Гость в комбинезоне молчал несколько секунд. Его небольшие глаза смотрели на мое лицо не моргая.
— Меня можно назвать живым, — наконец ответил он.
— Отлично! — Я широко взмахнул тростью. — Если ты живой, то тебя можно и убить! Чем я, пожалуй, скоро займусь.
— Это неразумно, — сразу ответил гость. — Хозяин сказал, что наше предложение примет любой человек. С нами выгодно сотрудничать. Если кристалл растает в ваших руках, то вы обретете то, о чем мечтают все люди, — бессмертие. Настоящее бессмертие. Вы не будете стареть, не будете болеть и нисколько не изменитесь. Останетесь самим собой, только приобретете несколько полезных способностей. Вас невозможно будет уничтожить. Если кристалл не растает, то в следующую встречу мы дадим вам золото и прозрачные камни. Хозяин сказал, что людям нужно золото и прозрачные камни. Они будут настоящими, не такими, как мы, дверь или кристалл. Мы не можем долго быть на Земле. Но затем будем встречаться еще и еще, пока кристалл не растает в ваших руках.
Предложение, несмотря на то что было высказано безжизненным тоном, звучало настолько удивительно и прямолинейно, что я слегка опешил. А потом подумал, что на моем месте любой бросился бы уточнять детали: «Это на самом деле бессмертие? Что изменится во мне? Что случится с кристаллом, когда он растает? Проникнет ли он в меня? Мне это не повредит? Сколько золота вы притащите в следующий раз?» О, вопросов было бы много, и если бы на них был получен удовлетворительный ответ, сделка бы состоялась. С любым, но не со мной. Признаться, я только сейчас понял план губернатора. Он знал об этом предложении и специально послал именно меня, человека, которого невозможно подкупить.
— А людей зачем убивали? — вот что спросил я. — Неужели засовывали этот кристалл в разные места тела, ожидая, что он «растает»? Только за этим убивали?
— Мы не могли дать кристалл людям в руки, не могли с ними поговорить, — ответил гость, не сводя с меня глаз. — Хозяин велел говорить лишь с тем, кто увидит дверь. Если бы кристалл растаял внутри тела, то человек бы ожил. Мы просто ставили эксперимент. Хозяин сказал, что так говорят на Земле. Это слово объяснит все любому землянину. Вы принимаете наше предложение?
— Интересно, что случится, если я вас убью? — Я проигнорировал их вопрос и задал свой. — Ваш хозяин успокоится или продолжит свои делишки?
— Наша смерть ничего не изменит. — Собеседник ответил столь же безэмоционально, и я снова засомневался, что он живой. — У хозяина много таких, как мы. Он может сделать еще больше.
— И они придут в следующий раз с такой же шкатулкой? Через двадцать три дня?
— Да. Хозяина не остановит наша смерть.
У меня было стойкое ощущение, что я говорю с роботом, отлично сделанным механизмом.
— Кто такой этот ваш хозяин? — спросил я, особенно не надеясь на откровенный ответ.
— Мы не можем сказать. — Гость оправдал мои ожидания.
— Откройте шкатулку, я хочу посмотреть на кристалл, — попытался я еще раз. — И бросьте ножи на землю.
— Наше время истекает, — ответил гость. — Мы не можем здесь оставаться. Вы принимаете предложение?
— Время истекает? — повторил я, подходя поближе. — Тогда шкатулку не открывайте. Откройте дверь, я посмотрю, что за ней.
Только теперь что-то шевельнулось на лице собеседника. Была ли это эмоция или просто тик, я не разобрал.
— Невозможно! Это запрещено! — Гость даже слегка повысил голос. — Вы принимаете предложение? Отвечайте!
Даже губернатор никогда не приказывал мне, а лишь учтиво просил и советовал, хотя многие его просьбы и советы могли закончиться моей смертью. Тупые убийцы уже порядком вывели меня из себя.
— Открыть дверь! Живо! — Я тоже умел командовать, и у меня получалось просто отлично.
Это их все-таки проняло. Вместо того чтобы повиноваться и сохранить свои никчемные полумеханические жизни, убийцы подняли ножи и бросились на меня. Что ж, наша беседа наконец вышла на новый уровень.
Оба гостя находились от меня примерно на одинаковом расстоянии. Я сразу понял, что мне придется туго: двигались они все-таки быстро. Толи благодаря остаткам магии, то ли сами по себе были такие, но мне показалось, что прорваться к двери будет тяжеловато.
Ножи выглядели основательно, время шуток прошло. Я нажал на небольшую выпуклость на рукояти трости, и в левого гостя полетели деревянные ножны, обнажая клинок, скрывавшийся в трости.
Тут же я сделал шаг вправо, оказываясь ближе к другому противнику. Этот бесстрашно встретил ножом шпагу. Я собирался сразу вывести одного гостя из строя, но не удалось: клинок лишь черканул по его руке, оставив темно-красную царапину. Драгоценная секунда была потеряна — я очутился меж двух огней.
Убийцы орудовали ножами так, будто полжизни провели в пиратских трактирах, где бой на ножах — излюбленное развлечение. Длина шпаги спасала меня от ран, но к двери прорваться не было никакой возможности.
Теперь гости не разговаривали, а мрачно сопели, плотно сжав тонкие губы совершенно одинаковым образом. Я все-таки был неплох: сумел пару раз задеть ноги убийц, но это ни к чему не привело. Перволюди не отступили, и стратегического преимущества я не обрел. Мне только один раз повезло: противник слева споткнулся, и образовалась брешь, ведущая к двери, куда я почти ввинтился, чтобы взглянуть, что там.
К сожалению, мой запал был слишком велик. Нож неплохо прошелся по правому плечу, кровь поначалу полилась так обильно, что весь рукав стал мокрым и тяжелым. Мне стало жаль, что сражение развернулось так быстро: нужно ведь еще узнать, зачем неведомому хозяину пришла в голову (если у него есть голова) выдающаяся мысль организовать на Землю десант из потрошителей. Может, убийцы ничего не ответили бы, а может, что-нибудь и ответили, сейчас это уже не понять.
Не знаю, сколько длилось наше сражение. Возможно, всего пару минут. Я чувствовал себя как устрица, попавшая в клешню к крабу. Убийцы давили с двух сторон, не чувствуя ран. Но вскоре наступил момент, когда я понял: они отступают. Мои враги, вероятно, сочли бесплодными попытки убить такого юркого противника, как я, и медленно отходили к двери, не позволяя, впрочем, мне туда приблизиться.
Я не мог им помешать, лишь в последний момент каким-то отчаянным рывком сумел пронзить руку гостя, держащую шкатулку. Шкатулка упала на землю, а убийцы уже не могли ее поднять. Один из них вошел в дверной проем, освещенный белым светом, а другой совсем не хотел остаться со мной один на один. Я предпринял еще одну атаку, но последний гость тотчас скрылся за дверью, которая тут же захлопнулась и начала таять. Сеанс связи с землянами был окончен. Я попытался взломать дверь, но ничего не мог сделать даже с помощью шпаги. Дверь вновь стала ярко-желтой, а потом исчезла, не оставив после себя никаких следов. Я огляделся по сторонам, словно чтобы убедиться, что больше опасаться нечего, и только потом обратил внимание на шкатулку.
Нельзя сказать, что мне не удалось ничего рассмотреть за дверью. Кое-что я увидел. И это, в совокупности со всеми событиями, наконец привело в порядок мои мысли. Теперь мне точно известно, что я расскажу Иванне о загадочном проекте, который пришел в негодность.
Шкатулка основательно примяла траву своими острыми гранями. Я осторожно поддел шпагой крышку, не решаясь касаться рукой, но это привело лишь к тому, что шкатулка начала распадаться, о чем предупреждали гости. Мне показалось, шкатулка слеплена из снега, который тает и отваливается кусками. Она вместе с кристаллом разваливалась, превращаясь в бесформенную массу. Части шкатулки, размазываясь вдоль земли, таяли, даже не расплываясь в лужицы. Увы, вещи гостей, да и сами гости, пожалуй, действительно могли быть на Земле лишь ограниченное время.
Когда шкатулка исчезла, я подождал еще немного, сам не зная чего, и послушал звуки спокойной городской ночи: неторопливый шелест листвы, далекое шуршание автомобильных колес по асфальту и приглушенный гул двигателей. Тусклые звезды и круглая луна подернулись черными облаками. Стало совсем темно, и если бы не «Серебряная роза», я бы почти ничего не видел. Дальше ждать точно нечего. Я положил сияющий цветок в саквояж и направился к Иванне.