Проданная Луна

Глава 11

Сборы Педро были недолги. Он переоделся в старый потертый костюм, в котором походил на безработного грузчика, и, захватив небольшой чемодан, отправился на вокзал, чтобы поспеть к Тарифскому поезду.

Педро чувствовал, что оставляет Ренара и его лабораторию навсегда. Будущее представлялось ему неясным, полным тревог, впереди постоянные преследования и вечный страх быть обнаруженным.

Вскоре он добрался до вокзала и купил билет до Тарифа. Забравшись на полку, Педро долго не мог заснуть. На рассвете его разбудил громкий голос проводника, объявлявшего о прибытии на какую-то узловую станцию. Педро поднялся, нащупал спрятанные на груди конверты, привел себя в порядок.

Поезд остановился, и Педро вышел из вагона. На перроне стояли два высоких откормленных полицейских. Когда Педро проходил мимо, они окинули его внимательным, испытующим взглядом. Сердце Педро тоскливо сжалось. «Только не сейчас, пока документы еще не переданы», подумал он. Возвращаясь из буфета, он увидел, что полицейских на платформе нет. Педро облегченно вздохнул и уже не выходил из вагона до самого Тарифа. Он прибыл туда вечером и немедленно отправился на поиски Гонсало. Найти журналиста оказалось нетрудно, и вскоре Педро сидел в небольшой, скромно обставленной комнате. Рассказав ему о последних событиях, Педро вынул конверты и, протянув их Гонсало, сказал с горькой усмешкой:

— На этом моя роль заканчивается… Ренар научил меня верить в разум и справедливость. Но есть ли они? Я, потративший годы, чтобы принести пользу людям, вынужден скрываться как преступник, в то время как настоящие преступники, бесстыдно грабящие народ, пользуются всеобщим почетом в обществе. Нет, неразумность происходящего сбивает меня с толку!

— Ну, что же, дорогой Педро, жизнь заставляет и вас внимательно присмотреться к действительности. В наше время от нее невозможно укрыться и за толстыми стенами лабораторий. Удивляться тут нечему, Педро, надо бороться.

Они разговаривали еще долго. Педро рассказал о своем намерении вначале съездить на родину, повидать родных, которых он не видел уже четыре года. А оттуда поехать куда-нибудь подальше, на Запад.

— Вам опасно оставаться в Альберии, — проговорил Гонсало, задумчиво потирая по привычке большим пальцем свой упрямый подбородок, что обычно делал при решении трудных вопросов.

Увидев, что Педро просматривает лежавшую на столе газету «Бабельский вестник», он сказал:

— Прочтите статью генерала Рамиреса о тактическом атомном оружии. Только диву даешься, сколько у него цинизма и лицемерия. Кстати, ваш пациент из Сан-Луи, по-видимому, сделал неплохую карьеру. Во всяком случае, его деятельностью генерал доволен.

— Вы говорите о Диасе? Я догадывался, что он работает над какой-нибудь мерзостью, — и Педро быстро пробежал глазами статью. — Но это надо разоблачить, — заметил он.

— Непременно. Перед вашим приходом, Педро, я как раз закончил статью, посвященную этому вопросу.

— Иногда мне кажется, — сказал Педро, — что атомная энергия открыта рано. В мире еще слишком много темных и злых сил. Не принесло ли на сегодняшний день великое открытие больше горя и беспокойства, чем пользы? В сущности, атомная и водородная бомба — это современный Дамоклов меч, нависший над головой человечества.

Наступило молчание. Педро взглянул на часы и решительно поднялся.

— Мне надо идти, — ответил он на безмолвный вопрос Гонсало. — Поезд отходит на рассвете.

— Я бы не советовал, Педро, ехать сейчас на родину. Может быть, отправитесь пока в Сан-Катрин. Я дам вам письмо к надежным людям — они помогут вам.

— Я согласен, — ответил Педро. — Но только после того, как повидаюсь с родными. А опасности я теперь буду подвергаться везде.

Гонсало сел за письменный стол и, написав письмо в партийную организацию Сан-Катрина, дал его Педро.

— Будьте осторожны, Педро, — сказал Гонсало, провожая Педро и крепко пожимая ему на прощанье руку.

Гонсало стоял у окна и смотрел, как крупная фигура быстро удаляющегося Педро постепенно растворяется в сероватой мгле наступающего рассвета. И почему-то смутная тревога за этого большого черного человека превратилась у него в мрачное предчувствие.

Когда Педро сошел с поезда на одной из маленьких станций провинции Амозас, уже наступил вечер. Это был чудесный южный вечер, с мягко мерцающими звездами на бархатном небе, напоенный ароматом трав и цветов.

Нигде в мире не было для Педро прекрасней этого края: он горячо любил живописную долину реки Амозас, мягкий климат, громадные леса, постепенно переходящие в необозримые поля. Здесь он родился и вырос, здесь жили его мать, сестра и два брата. С самого утра и до позднего вечера трудились они на хлопковых полях и плантациях.

Отец Педро был фермером-издольщиком; арендуя у крупного землевладельца клочок земли и получая от него жилище, инвентарь, семена и продовольствие, он был в кабале у плантатора. Однажды, проболев пару месяцев, он вышел из своего мизерного бюджета и остался в долгу у землевладельца на всю жизнь. Семья жила в хижине, построенной из тонких досок, с фанерной крышей, без окон. В доме не было мебели, кроме старой рухляди и нескольких деревянных ящиков. Если бы не регулярная денежная помощь Педро, семья погибла бы с голоду.

Педро не терпелось поскорее увидеть своих близких. До небольшого поселка Кервиль нужно было ехать автобусом, и, не теряя времени, Педро направился к автобусной станции. Вскоре он уже был в небольшом, плохо освещенном помещении автобусной станции и смотрел на расписание, висевшее на стене недалеко от кассы. Автобус отходил только в 12 часов ночи. У билетной кассы никого не было, и Педро осторожно постучал в окошко. Через минуту окно открылось, высунулась взлохмаченная голова кассира.

— Чего тебе? — спросил он грубо.

— Мне нужен билет до Кервиля, — сказал Педро.

— Я не продам тебе билета до тех пор, пока все белые не будут обеспечены билетами, — кассир захлопнул окошко.

Педро, отвыкший за годы работы в лаборатории Ренара от подобного обращения, почувствовал обиду. Однако он сдержался и решил терпеливо ожидать до 12 часов, хотя у него не было уверенности, что к этому времени для него останется билет. Слева от кассы, у стены, находилась длинная буфетная стойка, покрытая линолеумом. Около нее стояли столы и высокие табуреты. За одним из столов сидело несколько человек и играли в кости. Стук костей, азартно ударяемых о стол, раздавался по всему помещению. Педро почувствовал сильный голод и, решив перекусить, сел за свободный столик. Официантка, перебрасывающаяся какими-то замечаниями с буфетчицей, стоявшей за стойкой, сделала вид, что не заметила Педро. Он просидел минут десять, когда один из игроков вдруг резко повернулся к нему. Это был плотный мужчина, одетый в белый помятый полотняный костюм, вероятно, какой-то местный плантатор. Его мясистое и потное лицо с водянистыми голубыми глазами было неестественно красным.

— Послушай, черномазый, — обратился он к Педро, — ты еще не научился читать, безмозглая обезьяна?

Педро продолжал спокойно сидеть. Только теперь он увидел объявление над буфетной стойкой.

«Мы обслуживаем только белых»; слово «только» было аккуратно подчеркнуто красной краской. Из-за тусклого освещения и стоявшего столбом сигарного дыма он не разглядел раньше этого объявления. Но теперь было уже поздно. Чувство протеста и сознание собственного достоинства не позволили Педро подняться и уйти.

— Хозе, — продолжал между тем пьяница с водянистыми глазами, обращаясь к своему соседу по столу, тупо уставившему взор в одну точку и мрачно жевавшему окурок потухшей сигары, — этот ниггер неграмотный. Ты понимаешь, — пьяно бормотал он. — Его не научили читать. Может, мы поучим его нашей грамоте. А?

Он встал и с кривой усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, направился нетвердой походкой к Педро. Сидевшие за столом оставили игру и с любопытством наблюдали за происходящим.

— Ниггер, — бормотал он заплетающимся языком. — Ты сейчас же должен уйти.

Не получив ответа, он наклонился над Педро, и, обдав его запахом водки, крикнул ему на ухо:

— Ты, может быть, глух, ниггер. Немедленно убирайся отсюда, скотина. Даю тебе тридцать секунд на размышление.

Этот ультиматум вызвал одобрительные восклицания и смех у зрителей. Величайшим усилием воли Педро сдержал клокотавшее в нем бешенство.

— Садитесь на место, — спокойно сказал он. — Пусть меня не обслуживают, но я имею право сидеть здесь.

— Ребята, — вскричал в восторге хулиган, приставший к Педро. — Ниггер-то оказывается не глухой и притом грамотный. Он говорит о правах!

По залу прокатился громкий хохот.

— Хозе! Помоги мне вытащить черномазого за дверь, — продолжал тот, схватив Педро за ворот и пытаясь стащить его со стула.

Педро был по натуре очень спокойным, вывести его из себя было трудно. Сейчас же он почувствовал, что от гнева теряет способность действовать благоразумно. Но все же усилием воли он заставил себя сдержаться; легко отстранив пьяницу, он поднялся и спокойно произнес:

— Хорошо. Я уйду.

— Давно бы так, скотина. А пока вот тебе для науки! — вскричал хулиган и с силой ударил Педро в лицо.

В ту же секунду громадный кулак Педро, подобно разжавшейся пружине, ударил в челюсть хулигана, который, перелетев через стол, тяжело хлопнулся, словно мешок с зерном, о буфетную стойку. Раздался звон разбиваемой посуды и истерический визг буфетчицы. Педро взял свой чемодан и направился к выходу.

Только тогда, когда он вышел, присутствующие, ошеломленные дерзостью негра, пришли в себя. Тот, которого звали Хозе, — здоровенный детина, с нависшим лбом, редеющими волосами и маленькими глазками на бледном одутловатом лице яростно закричал:

— Ребята! Негр уйдет! — и бросился за Педро. Вслед за ним выбежала вся компания.

Выйдя из помещения, Педро ускорил шаг, рассчитывая скрыться в темноте от головорезов. Но он не прошел и сотни метров, когда несколько нагнавших его мужчин набросилось на него. Один из них ударил его кулаком в лицо, двое других схватили за руки. Педро вырвался и легко отбросил нескольких бандитов, но уже другие наседали на него. Однако не так просто было справиться с Педро. Словно мячи, отлетали нападавшие негодяи под страшными ударами. Уже не один валялся со сломанной челюстью или ребром. Рассвирепевшая орава все теснее смыкалась вокруг Педро. Его ударили чем-то тяжелым в висок, и Педро упал.

Разъяренная толпа, ослепленная каким-то диким безумием, словно свора гиен, набросилась на Педро. Они отталкивали друг друга, чтобы еще раз ударить его ногой в лицо, живот, куда попало. Его подымали с земли и держали, чтобы можно было лучше ударить. Рот Педро был полон грязи и крови, лицо изуродовано. Кто-то притащил веревку, не торопясь завязал узел и перебросил ее через сук большого, развесистого вяза.