— Ату его, ату! — разносились над тихой улочкой азартные крики. — Окружай!
— Не дайте ему свернуть! — командовал вожак. — Ты — налево, ты — дворами, шевелите задницами! Сбежит — я вам ноги повыдергиваю!
Улюлюкающая свора загонщиков разделилась, окружая задыхающуюся от быстрого бега жертву. Жертва прекрасно понимала, что у нее нет шансов уйти, но ее гнал вперед инстинкт самосохранения. Вот только, улепетывая, преследуемый пропустил нужный поворот и влетел в переулок, заканчивающийся тупиком… Перелезть через забор он бы не смог, слишком высоко, поэтому просто прижался взмокшей от страха и усталости спиной к шершавым доскам, словно пытался просочиться в щели между ними.
— Так-так… — проговорил главарь преследователей, неторопливо заходя в тупичок. Он вовсе не запыхался от бега, да и остальные члены его стаи выглядели вполне свежими: видно было, что бегать им приходится часто и помногу. — И куда это ты намылился, а?
— Я… я не-не-не…
— Я тебе уже говорил, что не надо пытаться от меня удрать? Все равно поймаю, — врастяжку протянул вожак и сплюнул наземь. Остальные захихикали, стоя чуть позади, а он подходил все ближе: руки в карманы, походка нарочито расхлябанная. — Я тебе говорил, что я с тобой сделаю, если ты еще раз…
— Я не… я больше не буду! — прохныкала жертва, закрываясь руками.
— Чего ты больше не будешь, солнышко? — пропел вожак, явно наслаждаясь чужим страхом.
— Ничего не буду! Обещаю!
— Ленни, он сколько раз уже обещал? — спросил главарь банды щуплого парнишку с фингалом под глазом.
— Хрен его знает, но много, — философски ответил тот. Он сильно шепелявил, явно по причине нехватки зубов, а считать все равно умел только по пальцам.
— Совсем глупый, ничему не учится, — высказался рыжий здоровяк со шрамом под глазом.
— О чем и речь, пацаны, о чем и речь… — вожак вынул руки из карманов и хрустнул костяшками пальцев. Кулаки у него были большие, явно натруженные, и загнанная в угол жертва обреченно задрожала. — Будем учить, пока не дойдет… Ку-уда рыпнулись? Я сам. Пятеро на одного — неспортивно…
Пойманный мальчишка зажмурился и выпалил:
— Я жаловаться буду!
Банда разразилась жизнерадостным гоготом.
— Ой, насмешил! — сказал главарь. — Кому ты жаловаться будешь, лапочка наша? В школе кому-нибудь? Да нам похрен, ты же знаешь… Нашему директору? Так ему втройне похрен, пока мы никого не убили, он и не почешется!
Он говорил, а сам внимательно наблюдал за жертвой, и когда мальчишка сделал отчаянную попытку прорваться, ловко подставил ему подножку и с силой оттолкнул обратно к забору. В манере вожака вести себя не было ничего от обычных школьных приемов — сойтись вплотную, толкнуть другого, получить ответный тычок, а потом уже только перейти к мордобою… Нет, он старался не подпускать к себе никого на расстояние удара, а если уж бил сам, то наверняка, чтобы противник уже не встал.
— Это последнее предупреждение, — сказал он пленнику. — И последний раз, когда я, так и быть, поверю тебе на слово. Выворачивай карманы!
Тот задрожал.
— Я не буду!..
— Где Толстый? — спросил предводитель, не оборачиваясь.
— Тут… тут я… — выдохнул маленький толстенький паренек, чем-то похожий на хомячка.
— Подержи, — тот передал ему что-то и повернулся к жертве. — Ну, приступим…
Один кулак главаря врезался мальчишке в лицо, второй — в солнечное сплетение, и тот осел наземь, жалобно поскуливая. Он знал, что кричать, звать на помощь или реветь бесполезно: в лучшем случае, вмешается какой-нибудь взрослый, и тогда шайка разбежится, но назавтра подкараулит жертву в другом месте и отыграется за все сразу. А в школе от них и вовсе никуда не денешься, при учителях-то они тихие и смирные, но пакости подстраивать умеют, как никто другой, и ничего не докажешь!
— Мне не перечат, — веско сказал вожак. — Ленни, обыщи этого недоумка!
— Ага… во, держи!
— Негусто, — вздохнул тот, пересчитав наличность. — Чтоб завтра принес два фунта, понял? А то…
— Но где… — заикнулся он, размазывая по физиономии кровь из разбитой губы.
— Дома попроси, — ласково улыбнулся вожак. — Скажи, к школе учебники купить надо. Или еще чего, придумаешь, небось! И учти… — кулак со сбитыми костяшками выразительно приблизился к самому носу жертвы, — пикнешь — пожалеешь. Айда, парни!
— Э, а это что, всё? — разочарованно спросил Ленни, потрогав свой фингал.
— Ну пни его пару раз, да и хватит, — подумав, решил предводитель. — А потом — в канаву его!
— Не надо в канаву! — заголосила жертва. — В тот раз меня дома за одежду заругали!
— Ужас, как страшно, заругали его, — фыркнул вожак. — Ну че телимся, пацаны? У нас времени не так много, а еще на вокзал надо зарулить!
— Держи, — сунул ему сбереженную вещь Толстый.
На некоторое время в тупичке воцарилась суматоха, потом пойманного мальчишку (он отчаянно сопротивлялся, но против целой шайки у него не было шансов) взяли за руки и за ноги, раскачали и зашвырнули в грязный кювет, откуда он выбрался только спустя четверть часа, хныча и представляя, как ему влетит дома из-за бесповоротно испорченной одежды. А ведь придется твердить, что он просто оступился и упал, иначе ему крышка, канавой не отделается…
Стайка мальчишек потянулась за предводителем, который вроде бы брел, задумавшись и загребая дорожную пыль разбитыми кроссовками, а на самом деле внимательно поглядывал по сторонам: плохо лежащие вещи попадались не так уж редко, а ловить шустрого пацана, стащившего с лотка пару яблок или пирог, торговец не побежит, придется ведь бросить лавку без присмотра, а этим моментально воспользуются остальные бандиты! Эту стайную повадку в городке давно выучили, поэтому ни на что особенно рассчитывать не приходилось, но мало ли, попадется какой-нибудь растяпа?
Впрочем, основной улов поджидал на вокзале: банда подтянулась как раз к прибытию поезда и привычно рассредоточилась по излюбленным местам.
Вожак затесался в толпу, бесцеремонно распихивая замотанных вечерних пассажиров широкими костлявыми плечами, пока не наметил будущую жертву. Еще одно столкновение — и бумажник, опрометчиво засунутый внушительным джентльменом в задний карман брюк, сменил хозяина.
— Вор! Держите вора! — всполошился тот, почувствовав подозрительное шевеление в районе своей филейной части, и даже успел сграбастать воришку за руку. Впрочем, тот и не собирался вырываться, стоял преспокойно, смотрел наглыми глазами из-под давно не стриженной челки. — Полисмен!..
Раздался свисток и, раздвигая толпу, явился представитель власти: рослый молодой парень в синей форме.
— Что такое, сэр? — спросил он, покосившись на мальчишку.
— Этот негодяй вытащил у меня бумажник! — с негодованием ответил мужчина. — Я успел почувствовать и схватил его, вот, полюбуйтесь на него! Даже не сморгнет!
— Придется обыскать, — сказал полисмен, цепко перехватив мальчика за плечо (за шиворот брать было бесполезно — эти воришки запросто выворачивались из своей рванины и удирали). — Давайте-ка отойдем с дороги, чтобы не мешать остальным.
Мальчишка с полнейшим спокойствием последовал за ним, дал вывернуть себе карманы, в которых нашлось лишь несколько пенсов и шестипенсовиков, мятая и надорванная фунтовая бумажка и уйма всякой дребедени, которой всегда полны карманы ребят его возраста: проволочек, камушков, желудей, фантиков и прочего.
— Ничего, сэр, — пожал плечами полисмен, чуть не наизнанку вывернув невозмутимого мальчугана. — Вот только часы… не ваши?
Тот взглянул на недешевый электронный "ситизен", болтавшийся на худом запястье и покачал головой, продемонстрировав свой золотой хронометр.
— Может быть, вы просто выронили бумажник? — предположил полисмен, не выпуская мальчишку. Тот и не думал нервничать, прекрасно понимая, что предъявить ему нечего: пресловутый бумажник сразу же перекочевал в цепкие лапки шустрого Ленни, а дальше по цепочке… — В такой толчее это и немудрено, недаром по громкой связи всегда предупреждают, чтобы пассажиры внимательно следили за личными вещами! Я сейчас передам, сделают объявление, быть может, кто-то подобрал ваше портмоне…
Пассажир только рукой махнул.
— Я на пересадку опаздываю, — сказал он, — спасибо, документы при мне, а там на расходы было… Что уж, сам виноват… Извините за беспокойство.
— Это мой долг, сэр, — козырнул полисмен, дождался, пока толстяк уберется прочь, и уставился на своего пленника. — Опять ты… Откуда часы, а?
— Подарили, — нагло ухмыльнулся тот. — Ты же знаешь, Фред, меня все так любят, так и норовят подарочек сделать!
— Бумажник ты спер?
Мальчик улыбнулся еще шире.
— Рискуешь, брат, — полисмен выпрямился во весь свой немалый рост. — Сколько слупил?
— Хрен знает, но не меньше пяти фунтов, — ответил тот с намеком, и мужчина невольно сунул руку в карман. Так и есть!
— Слушай, ты нарвешься когда-нибудь!
— А что делать, Фред? — философски пожал тот плечами. — Жрать-то охота! Ты, что ли, нас всех накормишь? У тебя своих трое, ты сам говорил. А этот жирдяй не разорится. Если там вдруг документы окажутся, так мы в участок подкинем, ты же знаешь…
— Конечно, — мрачно вздохнул полисмен. Шайку мальчишек из приюта он знал превосходно, более того, периодически покрывал их, как и многие его коллеги. — Но ты сегодня что-то по-крупному пошел… Случилось что?
— Девкам жрать нечего, — ответил мальчик совершенно серьезно. — Пока Роза не вернется… У них же одни малолетки, они только попрошайничать могут, а толку? Руки-то из задницы, они даже яблоко спереть не в состоянии!
— Точно, — поморщился Фред.
Роза была старшей из приютских девочек, почти четырнадцати лет, и она давно уже промышляла по вокзальным туалетам, обслуживая пассажиров, но попадалась крайне редко. И то сложно было что-то доказать: обычно Роза не брала денег, а просила клиента купить ей какой-нибудь еды. Об этом опять-таки знала почти вся вокзальная полиция, но закрывала глаза, потому что упечь Розу в какое-нибудь исправительное учреждение значило осиротить и оставить голодными добрый десяток девочек из приюта.
На днях ей не повезло: какой-то урод не только не заплатил, а еще и жестоко избил Розу и скинул под платформу. Фред с напарником и поднимали ее оттуда…
Сколько он себя помнил, привести приют в божеский вид пытались многие и многие, но ничего не выходило. Туда всегда попадали самые проблемные, неуправляемые дети, будущее которых было предопределено: после выхода из приюта они моментально попадали в места не столь отдаленные, и хорошо, если не за убийство с отягчающими обстоятельствами. Впрочем, вот этого мальчишку Фред выделял из всех остальных: у этого явно имелись задатки лидера, и он не намеревался подыхать на свалке.
У него была своя маленькая, но крепко спаянная команда, он не боялся ни бога, ни черта, воровал дерзко, но придерживался каких-никаких принципов и старался привить их остальным, а еще — по мере сил заботился о младших, на которых и руководство приюта, и воспитатели махнули рукой. Наверно, потому, что сам рос в этом приюте с младенчества и вдосталь хлебнул такого отношения… Кстати сказать, в школе — а детей из приюта отправляли в обычную местную школу, если им не требовалась специальная коррекция, якобы с целью социализации среди сверстников, а на самом деле потому, что не хватало средств нанять педагогов, — этот паренек учился очень даже неплохо и требовал того же от остальных членов своей банды. У них было даже что-то вроде кодекса чести: не отнимать ничего у тех, кто младше, не нападать на ровню всей стаей…
Иногда Фред думал, что мог бы взять этого мальчика к себе. Но — небольшое жалованье, супруга-домохозяйка, невыплаченный кредит за дом, три дочери мал мала меньше… Он просто бы не потянул.
— Слушай, — сказал он Меченому (так звали мальчишку за заметный шрам на подбородке; он тогда сцепился с цыганятами и, спасибо, отделался всего лишь переломом челюсти, пары ребер и сотрясением мозга), — я чего подумал… Ты ж умный пацан.
— Ну? — тот сплюнул под ноги.
— Что ты намерен делать, когда выйдешь из этого вашего клоповника?
— Хрен знает. Не пропаду уж, — неприятно усмехнулся мальчик.
— Это ясно. Но я повторяю: ты же неглупый пацан. Колледж, может, и не потянешь, но… Чего б тебе не податься в полицию? Я узнавал, есть такие школы…
— Ты чего, Фред? — тот выразительно покрутил пальцем у виска. — Хочешь сказать, что я знаю все примочки-заморочки и стану помогать своих ловить? Ага, щаз!
— Да нет, я думал, ты бы мог пойти и в криминальную полицию, — пояснил полисмен. — У тебя и мозгов, и упорства хватит, чтобы пробиться. И, как ты сам говоришь, ты знаешь все эти заморочки изнутри, станешь ловить маньяков и насильников, козлов вроде того, что вашу Розу поуродовал…
— Поуродовал? — негромко спросил мальчик. — Но… ее же вроде просто избили? Первый раз, что ли!
— Вам не сказали, — Фред посмотрел в сторону. — Он ее по лицу бил, и сильно. Глаза целы остались, и на том спасибо, но нужна пластика, а где денег-то взять?
— Ты прав… — тот помолчал. — Знаешь, я иногда жалею, что не на Диком Западе живу. Найти бы эту мразь и пристрелить по праву револьвера… или как его там?
— Верю, парень, верю, — кивнул полисмен. — Так что ты подумай. Я с парнями поговорю, замолвим за тебя словечко, если что, может, и деньжат подсоберем.
— Мне до выпуска еще…
— Ну так думать-то тебе это не мешает!
— Ага. Ты это… — мальчик шмыгнул носом. — Разменяешь нам?..
— Конечно. Кого пришлешь?
— Толстого, как обычно, на него никто не подумает. И вообще, — фыркнул мальчишка, — он у нас казначей.
— Ясно. Жду где обычно, — кивнул полисмен, в очередной раз нарушающий должностные инструкции. — Бывай!
Он посмотрел вслед мальчишке: куртка на два размера больше, чем нужно, из широких подвернутых рукавов торчат худые руки со здоровенными кулаками, штаны потерты, кроссовки разбиты, давно немытые и нечесаные волосы сосульками свисают ниже плеч… "Я б и правда его взял, только жить-то на что?" — подумал Фред, тяжело вздохнул и отправился нести службу.
Мальчишка же ужом проскользнул между пассажирами, скатился под платформу, где его уже ждали подельники.
— Сколько загребли? — сходу спросил он.
Толстый потряс внушительной пачечкой купюр.
— Дай-ка… — Он быстро пересчитал деньги, уверенно отделил половину и объявил: — Это девкам.
— Но…
— Цыц! Роза работать еще не скоро сможет, если вообще сможет, а малым что, с голоду подыхать?
— А что Роза-то? — недоуменно спросил рыжий верзила.
— Фред сказал, тот козел ей морду изуродовал, — неохотно ответил вожак. — Куда она такая? Так что нишкни! А ты, Ленни, выверни карманы… опять, да?
— Я тренировался, — тот сконфуженно протянул заначенную купюру.
— Молодец, только тренируйся не на своих, — рассеянно ответил главарь, пересчитывая деньги. — Погнали. Опоздаем — нам опять вломят. С расходами потом определимся… Толстый, у тебя все записано?
— А то, — сказал тот, гордый своей должностью казначея при предводителе, и продемонстрировал растрепанный блокнот. Пускай писал Толстый с катастрофическими ошибками, зато умел перемножать в уме трехзначные цифры и никогда не ошибался. Ну а разбирать его каракули со временем все более-менее научились. — Тут всё!
— Отлично. А теперь — пора обратно.