Присвоенная Драконом

Глава 17.2

Поэтому, даже когда чесса сверкнула в меня своим коронным взглядом, от которого в прежние времена половина учениц Май-Броха была готова упасть в обморок, я только пожала плечами. Ну взгляд. Ну сердитый. Что с того? После дьявольски притягательного пламени в глазах – это сущие мелочи.

– Давай, мы поговорим об этом позже после того, как встретимся с дознавателями.

– Вы меня обманываете, чесса Витони? – спросила я, слегка подняв одну бровь.

Наставница тут же вскинулась:

– Ты смеешь обвинять меня в обмане?

– А что я еще должна подумать, если вы отказываетесь вести меня к родителям? – мне было ни капли не стыдно за такие слова.

– Для меня дело важнее личных привязанностей! – припечатала она, явно оскорбленная моим подозрением.

– А для меня важнее родители, чем все ваши дела вместе взятые, – я развела руками, – и что будем делать?

Что-то поменялось во мне за время проведенное с Кирианом, как будто часть его огня перешла на меня, выжигая лишние сомнения.

Чесса тоже это почувствовала. Поняла, что давить бесполезно – не уступлю. А угрожать, если нужно дальнейшее сотрудничество – бессмысленно.

– Хорошо, – наконец, сказала она, – я отведу тебя к ним. Но потом ты будешь общаться с дознавателями столько, сколько потребуется. И даже пикнуть не посмеешь о том, что ты устала, тебе надоело или что-то еще.

– Договорились, – я поднялась с кровати, и только тут заметила, что на мне широкая серая сорочка-балахон, – где моя одежда?

– От тебя слишком воняло Саорой, – скривилась чесса, – поэтому тебя переодели. Жди здесь, я распоряжусь, чтобы принесли новую одежду.

С этими словами она выглянула в коридор и подозвала кого-то из стражников.

Пользуясь свободной минуткой, я привела себя в порядок – умылась в маленькой, специально отведённой для этого комнате в конце лазарета, причесалась, похлопала по бледным, как снег щекам.

Когда вернулась в палату – на кровати уже лежала стопка чистой одежды – простая нательная рубаха, чулки, голубое платье – не слишком пышное, но зато расшитое по лифу и подолу маленькими блестящими камушками, жилетка.

Так же принесли обувь – пару светлых ботиночек с маленькими пряжками.

Спустя пару минут ко мне заглянула недовольная чесса:

– Готова?

– Да, – я как раз застегнула последний крючок на платье, сунула ноги в ботиночки и направилась к ней.

– Выглядишь так себе, – сказала она, скользнув по мне придирчивым взглядом.

В Май-Брохе это бы прозвучало как приговор, а сейчас я только улыбнулась:

– Зато вы как всегда безупречны, чесса Витони.

Она окатила меня волной холода и приказала:

– Иди за мной.

Мы пересекли все крыло лекарей и вышли на крыльцо.

– Разве мои родители не в лазарете? – удивилась я.

– Нет.

– Вы говорили, что они больны!

– А еще я говорила, что их привезли в замок по подозрению в пособничестве Саоре, – по-змеиному «добро» улыбнулась она, – но ты половину сказанного, как всегда пропустила мимо ушей.

Внутри похолодело. Остановившись, я требовательно спросила:

– Где они?!

– Сейчас сама все увидишь. И можешь так не пыхтеть. Им и правда оказывается посильная помощь, но в другом месте. Идем. Или уже передумала?

Я сжала кулаки и, не отводя взгляда от прямой, как палка спины чессы, решительно пошла следом, уже догадываясь куда лежал наш путь.

Она привела меня в тюрьму.

Небольшое здание, всего в один этаж высотой и с тремя окнами по фасаду. Однако, когда мы вошли внутрь, стало ясно, что оно росло вниз, как огромная крысиная нора, пугая своим размахом, мрачной атмосферой и тяжелым воздухом.

К счастью, мы спустились всего на один уровень, прежде чем Витони сказала:

– Сюда!

Она безошибочно выбрала нужный коридор среди десятка других. Мы прошли по каменной кишке мимо закрытых камер, повернули и оказались в круглом помещении, разделенным на четыре большие клетки.

Две из них пустовали, в третьей кто-то лежал, отвернувшись лицом к стене, а в четвертой…

В четвертой я увидела сгорбленного старика и старушку, уныло сидящих на койке и держащихся за руки.

Я смотрела на них во все глаза и не могла поверить, что это мои родители. Что вот этот сухонький дедушка – мой отец, который в прежние времена был рослым, плечистым, сильным и мужественным. А вот эта крохотная бабушка – моя красавица мама.

От прежних силы и красоты не осталось ровным счетом ничего. Просто два старых человека, у который впереди осталось совсем немного времени.

В груди оборвалось. Со звоном треснуло, сминаясь в крошево, и без того разбитое сердце. Глаза защипало:

– Мам…пап…– пропищала я не громче маленького забитого мышонка.

Не чувствуя под собой ног, я подошла к решётке, ухватилась за нее обеими руками, чтобы не упасть от внезапно накатившей слабости и снова позвала:

– Мама! Папа!

В этот раз меня услышали.

Первой отреагировала мама. Она подняла на меня подслеповатый взгляд, нахмурилась, словно не понимая кто перед ней, а потом улыбнулась:

– Эдвин – потянула за руку дремавшего сидя отца, – Эд! Смотри, кто пришел! Наша девочка…я же говорила, что она придет.

Мама с кряхтением встала с койки и, согнувшись, направилась ко мне. За ней шаркая ногами и опираясь на тросточку, подошел отец.

А я…я до крови кусала губы, чтобы не разреветься.