Пришествие Зверя. Том 2

Глава 1

Отблески боя неровными диагоналями падали на капитанский мостик боевой баржи «Данталион». Она скрипела и стонала, словно погружаясь в черную бездну. Космический кокон Геллерова поля дрожал под давлением вихрей эмпирея.

На прикрытых нуль-щитами подиях, расположенных вокруг главной палубы в форме охранного знака, херувимы-служители библиариума ордена распевали гимны, успокаивающие варп. Сводчатое, напоминающее интерьер собора пространство было сконструировано не только в стратегических целях, но и ради хорошей акустики, ведь хористы, по сути, тоже участвовали в обороне. В герметичных командных башнях сервы-операционисты трудились в островках неровного света. Флотские ополченцы ордена, с дробовиками и в серой броне, лишенной знаков различия, присматривали за ними. Хор приглушал их сомнения и препоясывал их души. Усиленная доверительным бормотанием приглушенных разговоров и постоянным перемещением вверх-вниз коммуникаторов, песня разносилась меж могучих колонн до самых когитаторов, расположенных внизу. Даже лишенные разума сервиторы и щелкающие, жужжащие, гудящие духи машин, о которых те заботились, вносили свои вклад в общий хор.

Отражающее поле, прикрывающее взрывозащитные двери, выключилось, и метровой толщины плиты посеребренного адамантия раздвинулись с шипением пневматики. Дюжина мультилазерных турелей и осколочных гранатометов развернулась, целясь в рампу, идущую вверх от дверей к палубе.

Так готовились к прибытию на палубу первого капитана Церберина. К счастью, он не нуждался в шумных приветствиях, которыми широкие массы встречали Курланда и Тейна.

Церберин был скромен, серьезен и суров — по образу и подобию основателя Кулаков Образцовых.

Деактивировав приоритетный вызов, он вступил на трап под гудение сервомоторов и силовых приводов — бледнолицый гигант в броне из некрашеного серого керамита. Он был бледен, ибо родился в мире, где свет нес с собой гибель. Он был гигантом, потому что его генетические отцы сочли целесообразным сделать его таким.

Он взошел на палубу в тот же миг, когда двери снова сомкнулись и отражающее поле заработало на полную мощность. Он почувствовал, что самонаводящиеся турели вернулись в обычное положение и более не целятся в него.

— Командир, доложите.

Изувеченный командир в напряженной позе стоял в круге терминалов в вокс-башенке. Он вовсе не пытался встать во фрунт, просто аугментический корсет, облекающий весь его левый бок металлическим скелетом, позволял ему стоять, но не давал согнуться. В таком положении он работал, ел и даже спал. Он взглянул на аналоговый хрон, вделанный в стену башенки. Пять семнадцать — все еще по терранскому времени.

— Я не ожидал вас так рано.

— Ваш вызов был помечен как приоритетный.

Словно протестуя, командир Маркариан приоткрыл еще способный двигаться уголок рта, нервно заморгал одним глазом и развернулся на сорок градусов в сторону вокс-связистки. Она была одета точно так же, как и сервы, слова которых передавала: сверкающий пустотный костюм, громоздкие наушники, оружие убрано под бронированное консольное кресло. Знаков различия не было — на корабле Кулаков Образцовых их никто не носил.

Командир с трудом сглотнул парализованным ртом.

— В ноль пять ноль семь по корабельному времени вокс принял сигнал бедствия от Адептус Астартес. Лексикография еще недостаточно очищена от помех, чтобы извлечь сообщение.

— Флот в полном составе покидает системы из-за слухов о штурмовой луне в соседнем секторе. Планеты горят, в том числе и наша, сам Тронный мир осажден, и мы ежечасно принимаем мольбы о помощи, а вы вызываете меня из-за сигнала о бедствии?

— Надеюсь, вас не оторвали от чего-то срочного?

Церберин взглянул на него поверх мерцающих индикаторов герметичного латного воротника.

Маркариан тяжко сглотнул:

— Просто интересуюсь.

— Я был в локутории с братом Колумбой. Мы с сержантом обсуждали значение развернутых высказываний Жиллимана.

Командир улыбнулся:

— У меня еще не было возможности поздравить вас с производством в капитаны Первой роты. Команда несла почетный караул в вашу честь.

— Я решил, что не пойду.

— Варди принес амасек. — Здоровый глаз Маркариана смотрел на змеящиеся волны на экране вокс-связи. — Нам удалось добыть ящик на Терре. Господин сержант мог бы стать достойным первым капитаном, но он… строгий… слишком строгий начальник.

Глаза Церберина словно просверлили в черепе командира две дырки. Тот прочистил горло.

— У нас кое-что есть, — коротко сказала вокс-связистка.

— Продолжайте, — выдохнул Маркариан. — Пожалуйста.

— Это определенно Последняя Стена.

Лишь кто-то более знакомый с физиологией космодесантников, чем двое смертных членов команды, заметил бы, как напряглись мускулы на шее Церберина. Последняя Стена вызывала у него отвращение. Сама ее идея была оскорбительна по отношению к Жиллиману, и то, что это сделал его собственный примарх, вызывало у него омерзение. Сам Ориакс Данталион, визионер, позже основавший орден Кулаков Образцовых, убедил Дорна в мудрости Жиллиманова решения. И вот теперь Образцовые обнаружили, что примарх вовсе не был убежден.

Церберин обсудил это с Тейном на Фолле, как, несомненно, сделал бы сам Данталион, будь он еще жив, а потом и на Терре. Кто угодно другой мог бы счесть его последующее возвышение вопреки его предыдущим деяниям свидетельством великодушия Тейна, но Церберин знал его, как никто иной. Это было оскорбление. Первую роту уже лишили лучших людей, чтобы переформировать оборонительные силы Курланда. Церберин стал капитаном Первой, но Первая представляла собой сборище рекрутов и упрямых идеологов вроде Колумбы, которые скорее сложили бы оружие и погибли бы, чем снова приняли на плечо черный кулак Дорна.

— Что там говорится?

— Я бы не советовал слушать это. Вербальный компонент присутствует, однако он сильно поврежден проходом через эмпиреи. Но координаты у меня есть.

— Это Фолл? Я сказал Тейну, что Курланд рановато отбыл, еще надо было связаться с Испивающими Души и основным контингентом Черных Храмовников.

Вокс-связистка покачала головой:

— Нет. По последним оценкам, мы по крайней мере на расстоянии нескольких недель пути от места встречи. Но это и не Терра. — Она повернула вращающийся стул и открыла данные на терминале. Пальцы, затянутые в перчатки, заплясали по клавишам, переводя данные в четырехмерную систему координат. — Это недалеко, идет с осиротевшей звезды в скоплении Сикракс. Красный гигант, называется Вандис.

— Тейн или еще кто-нибудь получает этот сигнал?

Офицер цыкнула зубами, недовольная в равной мере собой и сложностями, вызванными физикой варпа:

— Не знаю.

Церберин поднял взгляд туда, где на пласталевом подвесе был укреплен основной экран, успокаивающе пустой, за исключением печати чистоты на мутно-сером фоне. Он жужжал статическим электричеством и явно работал, судя по вовсе не произвольным завихрениям энергии варпа.

Со сверхчеловеческой быстротой мысли Церберин сопоставил имеющиеся переменные, собрал из них план действия и затем подверг тот испытанию всеми возможными сценариями. Еще полсекунды ушло на то, чтобы с удовлетворением подумать о том, что на любом корабле флота Образцовых, обладающем той же информацией, пришли бы к аналогичным выводам.

Он не питал любви к этим далеким генетическим братьям, но в любом случае они были Последней Стеной. Империум мог выстоять лишь при условии их твердости и упорства, и, подобно тому, как сам Ересиарх уничтожил на корню последнюю великую империю орков, Церберин выжжет Зверя с любой земли, которую тот занял.

Он обещал себе это.

— Свяжитесь с «Альказаром достопамятным» или с любым другим кораблем, какой сможете поднять, и передайте координаты сигнала и наш ход действий.

— Какой? — спросил Маркариан.

— Готовиться к немедленному перемещению через космос к месту, откуда исходил сигнал. Все станции привести в боевую готовность. Все орудийные системы и щиты переключить в боевое состояние, как только вылетим.

Командир напряженно кивнул и принялся передавать приказ на другие станции, которые, в свою очередь, распространили его по всему кораблю с помощью проводов. Голоса слились в единый хор.

— Нестись в бой наудачу — глупо, — пробормотал Маркариан так, чтобы его услышал лишь Церберин.

— Я хорошо помню уроки Кодекса Астартес, командир.

Маркариан склонил голову:

— Позвольте мне, по крайней мере, посоветовать сначала послать «Эксцельсиор». Это корабль типа «Рубиканте», он создан, чтобы проходить через самые сильные искажения Потока. У него достаточно мощные вокс-передатчики, чтобы сигналы дошли до нас, даже сюда.

Церберин поразмыслил над этим контрпредложением. Координировать через имматериум действия такого огромного флота, как у Кулаков Образцовых, — это как минимум профанация. Невозможно определить, кто именно тебя слушает или, что еще хуже, кто отвечает. Он даже не мог с точностью сказать, где именно находятся «Эксцельсиор» и «Альказар достопамятный», и не знал, а вдруг они уже вошли в материум у Фолла.

Нельзя было исключать, что «Данталион» вернется к Фоллу в пределах месяца и обнаружит: «Эксцельсиор» и другие корабли никуда не улетали.

Церберин потирал большим пальцем замок на кобуре болт-пистолета модели «Умбра». Тот был лишен изящества вариантов, разработанных уже после Ереси, разного рода дополнительных функций и интегрированных устройств, которые последовали за существенным усовершенствованием конфигурации силового доспеха, но был отлично приспособлен для того, зачем его изготовили, — такие вещи не устаревают. От пользы к чистоте — только так можно было защититься от галактической неизвестности.

Он принял решение.

В писаниях Жиллимана ясно говорилось о том, как важно опознать наименее провальный вариант и воспользоваться им.

— Проложить курс.

Церберин почувствовал, как его мозг сжало, точно что-то пытается проникнуть внутрь. Он услышал шепоты и проигнорировал их. Он увидел вещи — вещи, которыми уже нельзя было пренебречь с такой легкостью. Он увидел Данталиона.

Церберин был почти новичок, рекрут времен Эйдолики. Он никогда прежде не видел Ориакса Данталиона, но нутром чувствовал — это он. Церберин промолчал, и остальные тоже, он просто смотрел, как Сигизмунд, Алексис Полукс, Деметрий Катафалк и Рогал Дорн один за другим поворачиваются спинами к первому Образцовому. Церберин почувствовал гнев, но не мог излить его перед столь титаническими фигурами. Броня Данталиона более не была золотой, но и не стала матово-серой, как у самого Церберина.

Она приняла цвет орудийного металла и бронзы.

Переход уже совершился, но это была худшая часть. Те считанные секунды после того, как притяжение варпа ослабло и поле Геллера схлопнулось, но оболочка эмпиреев еще не затянулась и так тонка, что можно коснуться другой стороны сознанием, а обитающие там кошмарные видения, пусть и на несколько секунд, касаются тебя в ответ.

Материум сомкнулся, видения рассеялись, и Церберин более не размышлял о лжи варпа.

Сирены взвыли, возвещая тревогу, не меньше двенадцати различных систем вооружения навелись на цели. Руны оповещения замерцали янтарным и алым. Впрочем, их сигналы оставались незамеченными еще несколько критически важных секунд — это время потребовалось неусовершенствованным мозгам смертной команды «Дан-талиона», чтобы оправиться от тяжкого перехода.

Церберин отключил автоматический сигнал, извещающий о низком заряде щитов, хлопнув по терминалу латной перчаткой. Заодно он деактивировал еще несколько значков предупреждения и расколол экран.

— Всем приготовиться, — выговорил Маркариан, прямой как трость, в аугментическом корсете с имплантами, покуда все вокруг еще только приходили в себя. — Запускайте плазменные катушки! Навигационные щиты на полную мощность! Включить генераторы пустотных щитов во всех секциях! Орудийные комплексы на изготовку! Врубить сканирование по всему диапазону и перезапустить главный экран. Кто-нибудь, найдите мне источник сигнала бедствия.

Ответом ему был глухой хор, возгласивший: «Есть, сэр». По корме огромного судна пронеслись дрожащие всполохи света — главный экран подключился к сети. Камеры по умолчанию были направлены вперед, над серой броней носа «Данталиона» с готическими украшениями. По ней ударила целая эскадрилья сверхтяжелых орочьих истребителей-бомбардировщиков, оставляя за собой цепочку взрывов.

— Щиты, — сказал Церберин.

— Зарядить пустотные конденсаторы — три… два… один. Гармоничное гудение перекрыло шум системы и хор служителей. Последний истребитель хаотического строя орков исчез в недрах огненного шара — передним пустотный щит «Данталиона» материализовался у самого фюзеляжа и порвал машину на куски. По экрану прошла волна статического электричества. Церберин сосредоточился. Его оккулоб был создан специально для различения мельчайших деталей в условиях плохого освещения и самостоятельно фильтровал визуальный шум.

Смертоносное алое сияние звездного гиганта Вандис перекрыло весь прицел и затмило остальные звезды. На их месте он видел взрывы, огненные вихри и сияющую хищную стаю. Бой в бездне, и серьезный. Он насчитал по меньшей мере двести орочьих крейсеров, а может, их было и больше. Инерция, предшествовавшая переходу, несла их в битву со скоростью несколько сотен километров в секунду.

— Контакты! — закричал кто-то из стратегиума, потом крик повторился. Служитель-связист приложил внутренний слуховой рожок вокса к уху.

— Наши? — спросил Маркариан.

— Слишком много!

Вспышка озарила экран, и в передний щит ударило что-то достаточно массивное, чтобы капитанский мостик содрогнулся.

— Попытайтесь вызвать остаток флота! — приказал Маркариан. — Если они не присоединятся к нам, у нас нет шансов.

— Есть, сэр!

— Они будут здесь, — сказал Церберин. — Если бы наше сообщение получил хоть один корабль, он бы тоже просигналил, и вероятность, что третий звездолет поймает сигнал, удвоилась бы, и так далее по экспоненте. Мы находимся в единственном месте, где может быть тот, кто принял эти координаты.

— По крайней мере, мы должны быть готовы к отступлению. Разрешаю запустить варп-двигатели и приготовиться к экстренному переходу.

— Есть, когда остальные не явились, осторожность — наиболее мудрая стратегия.

— Очень хорошо, господин капитан.

И Маркариан заковылял отдавать распоряжения.

— Найдите мне источник этого сигнала, командир.

— Подойдите и взгляните, господин капитан.

Маркариан стоял у пульта, занимавшего большую часть башни стратегиума. Главной деталью пульта был освещенный стол, над которым мерцала гололитическая сетка. Золотая аквила в самом центре изображала «Данталион». Корабль окружало облако неопознанных ярких точек, тянущихся к раздутой алой каркасной сфере, изображающей звезду Вандис. Появляющиеся ячейки сетки быстро наполнялись значками кораблей, словно при ускоренной съемке распространения заразы. Регистраторы задержки и экраны повтора, окружающие стол, выли от помех.

— Пока что пренебречь орками, — приказал Маркариан офицеру стратегиума. — Авторизовать изъятие необходимых кодовых пластин и применить опознающие мощности для поиска идентификаторов Последней Стены.

— Вам не нужны мишени? — спросил Церберин.

— Сканирование сигналов Последней Стены позволит идентифицировать и источник сигнала бедствия, и наш собственный флот, если он действительно там. Это наша первоочередная задача.

Церберин ответил молчанием, выражающим согласие. До того как в бою с флотилией Гвардии Смерти Маркариан утратил владение правой половиной тела и стал командиром, он был старшим авгуром на борту «Серого егеря». Он знал свою работу.

— Я бы также рекомендовал поднять Первую по тревоге. Ведь уже известно, что орки предпочитают телепортацию на дальние расстояния.

И вот тут Церберин осознал, что в какой-то момент перехода достал пистолет.

— Мы готовы к ним.

Все флоты Адептус Астартес состояли из кораблей одних и тех же типов, но модульный дизайн допускал некоторые вариации базовой СШК. Боевые звездолеты Кулаков Образцовых отличались от кораблей их кузенов во многих отношениях, но в первую очередь — многослойными специализированными пси-щитами. Они были построены для сражений в пустоте и предназначены для патрулирования поврежденных штормами регионов космоса, пострадавших от Потока Рубиканте. Кроме служителей, наполнявших все обитаемые секторы пением, хористы библиариума телепатически руководили хором из помещений, специально приспособленных для акустики, успокаивающей варп. Каждая из миллионов консолей «Данталиона» была прошита мономолекулярными серебряными проводами. Балластные камеры наполнял запах свечного дерева и самфира, лесного масла и розового кедра. Даже коридоры баржи повторяли формы могучих защитных рун, а приличная часть орбитальных орудий снабжена псионическими нуль-генераторами.

Корабль был создан для битв с врагами человечества и побед в тех уголках космоса, куда другим звездолетам просто не попасть; лишь баржи глубокой разведки, принадлежащие Инквизиции, имели лучшую защиту от нападений из варпа.

— Опять же в случае… Развертывайте их, как считаете нужным.

— Ясные небеса! — воскликнул кто-то.

Церберин посмотрел туда, куда были обращены лица всех, — на главный экран. Кто-то из ветеранов команды увеличил изображение и показал на старого залатанного колосса. Почти втрое тяжелее «Данталиона», тот был похож на боевой корабль Имперского Флота. Он был сильно поврежден и, судя по всему, то ли частично, то ли просто халтурно отремонтирован. Его задняя часть была смята из неё торчал чудовищный машинный отсек размером с весь остальной корабль, что наполнял пустоту позади себя конусами химического пламени. Строительные леса поднимались над кормой, словно крылья жука. На нескольких палубах пылал огонь.

— Тип «Оберон», — сказал Маркариан. — Или был… прежде.

Огромный корабль вплыл в нижнюю часть главного экрана, дрейфуя через плоскость эклиптики, преследуемый орочьими истребителями, словно мошкарой.

— Приближается к вектору перехвата.

Несмотря на нынешнее господство их флота, орки всегда прихватывали то, что находили. Церберин почти уважал их за это.

— Никаких серийных кодов, автоматических передач и ответов на приветствия. — Маркариан захромал между столами стратегиума, глядя через плечо на считываемые данные. — Я бы сказал, что это орочий корабль.

— Разумеется, это орочий корабль. Яснее ясного.

— Но на наших сканерах нет ни следа передатчиков Последней Стены, господин капитан, — напряженно сказал Маркариан. — Все готовы по вашему приказу начать экстренный переход.

Церберин задумчиво постучал дулом пистолета по латному воротнику, глядя, как вьются орочьи истребители вокруг приближающегося линкора, — будто хирургическая нить сшивает рану.

— Господин капитан, я думаю…

— Одобряю ваше свободомыслие, оно делает нас всех лучше, — злобно произнес Церберин. Это была цитата из «Ориакс Вариорум».

Линкор показался целиком, «Данталион» мчался ему прямо в мидель. Церберин нацелил болт-пистолет на экран.

— Уничтожьте этот корабль.

Глава 2

Шаттл выпустил посадочные опоры, снижаясь над площадкой «тета» на стене Дневного Света; легкая машина покачивалась на перекрестных ветрах, создаваемых колоссальными вентиляторами города-улья и постоянным движением в воздухе. Трансорбитальные лихтеры шли на посадку нескончаемым потоком, и над Дворцом словно кружился красный, лиловый, черный и золотой пласталевый снег — в кораблях сидели рекруты, призванные в лучшие части Космофлота. Провести челнок через все это было не легче, чем читать Таро Императора, — даже простая попытка уже требовала сверхчеловеческой реакции и неколебимой уверенности Адептус Астартес.

Курланд, магистр ордена Имперских Кулаков, поднял глаза, наблюдая за приближением транспортника.

Его окатило волной прометиевого жара, и рев поворачивающихся вниз турбин дрожью прошел по губам и щекам, но глаза оставались открытыми. Кресты Храмовников, украшающие белые панели на носу и нижних панелях крыльев челнока, словно меняли размеры, по мере того как видоизменялась аэродинамическая поверхность. Потоки воздуха из боковых стабилизаторов позволяли машине не терять равновесие. Пробужденные от оцепенения близящимся судном, очищенные от нейроседативных средств, сервиторы, подсоединенные к платформам на гусеничном ходу, подались вперед. Ярко-оранжевые вулканизированные шланги тянулись за ними, промытые маслом выпускные клапаны выбрасывали искусственные руки, заменившие настоящие, механические щупальца змеились даже из разинутых ртов под лишенными мысли глазами.

Челнок опустился во внутренний круг сигнальных огней и коснулся опорами поверхности. Рев его двигателей перешел в визг, газы с шипением вырвались из-за решеток радиаторов, выравнивая давление и температуру по всей поверхности тепловых щитов. Один сервитор окатил шаттл сильно охлажденными парами углекислого газа, другой, с кристаллами замерзающего газа на ничего не выражающем лице, протопал внизу и надел адаптер на заправочный шланг шаттла. Тот издал чавкающий звук и выпустил струи белого дыма, отводя газ.

По обеим сторонам от Курланда почетный караул, состоящий из человеческих (и, напротив них, не совсем человеческих) солдат, пытался устоять по стойке «смирно», несмотря на беспрестанные волны то жара от двигателей, то хладагента, накатывающие на них со стороны центра площадки.

Люди были все высокие, с жесткими чертами, в черной форме с красными знаками отличия, из команды символического флагмана Флота — «Королевского барка». У каждого на плече вместо обычных полковых символов был грозный знак «Королевского барка» — абордажная сабля в ножнах и пара церемониальных красных перчаток. Это был элитный отряд телохранителей, который сопровождал лишь самых высокопоставленных адмиралов и наиболее влиятельных гостей. В данном случае под их охраной находился контр-адмирал Первез Лешенто с линкора «Диес Доминус» типа «Тиамат». С высокого готика название переводилось как «Владыка Дневного Света». Невероятное совпадение — или Лансунг уж слишком старался подсластить Курланду пилюлю.

По другую сторону стояли скитарии из Базиликон Астра, эксплораторского флота Марса: лица скрыты под визорами, биоаугментическая бронированная плоть и всевозможные технические приспособления — под темными плотными плащами. Курланд сомневался, что эти полукиборги страдают от жара и холода, исходящих от шаттла, но струи, рвущиеся из реактивных двигателей, едва не сбивали их с ног. Командовал подразделением магос-эксплоратор по имени Бензеин. Он был по самый подбородок закутан в темно-красное одеяние, расшитое знаками Machina opus. Судя по тому, как странно дергалось это одеяние, оно должно было защитить не столько своего владельца, сколько здравый рассудок тех, кого он вел за собой. Гололитические уравнения витали в миллиметре от его черной хромовой лицевой пластины, исходя от миниатюрного проектора, спрятанного где-то среди мерцающих сенсоров.

Тагмата Марса выполнила свои обязательства при нападении Последней Стены на атакующую луну орков, пусть и весьма ограниченными силами, и генерал-фабрикатор не собирался пока что ослаблять контроль над этим планетоидом, полным ксенотехнологий.

Курланд ждал. Два сверхзвуковых перехватчика «Молния» пронеслись над головой, ведомый парил в конденсационном следе ведущего. По другую сторону от площадки по изукрашенным башням Шпиля Зари и свинцовым оконным переплетам проспекта Героев прокатилась рокочущая волна. Золотая вексилия ополчения Дневного Света, реющая над пласталевыми башнями собора Святой Клементины Умиротворительницы, потянулась за пролетающими истребителями. Курланд повернулся, чтобы разглядеть их, но даже его усовершенствованное восприятие оказалось для этого слишком медленным.

Вместо этого он увидел орочью луну, искаженную грязным плексигласом и потрескавшимся УФ-экраном. Ее изрытая кратерами морда взирала на него сквозь сплетения труб, словно всегда знала, когда и где его можно найти. Эта луна была намного меньше, чем луна Терры, но зависала на геостационарной орбите всего в нескольких сотнях километров от Санктума Империалис и потому казалась раз в десять крупнее. Капитальные корабли осадного флота — «Автокефалий извечный», «Диес Доминус», «Ненависть» и другие — казались с Терры облаками, медленно проходящими над враждебным планетоидом. Сам Курланд не ведал страха, но, несмотря на кажущееся спокойствие, прекрасно понимал, какой ужас орочья луна вселяла в народ.

Даже те, кто никогда не видел неба, чувствовали ее власть над своим миром.

По громадному бастиону стены Дневного Света прошла дрожь. Загремели незапертые эксплуатационные люки. Загудели папоротникообразные коммуникационные антенны, чье неловкое колебание из стороны в сторону перешло в гармонические вибрации. Могучие укрепления пришли в движение, — они и были спроектированы, чтобы перемещаться при тектонических сдвигах или под сокрушительным давлением артобстрела, но их внешние фасады обвалились — и куски каменной резьбы размером с танк посыпались на площадки и нижние уровни улья. Кабели порвались — электрические, гидравлические, плазменные — и ионизированные газы и находящиеся под давлением жидкости хлынули в сумерки над Дворцом, словно фотохимический фейерверк.

Тряска ослабла. Снизу послышались крики спасательных и ремонтных команд.

По крайней мере, все было не так плохо, как на Ардамантуа. Бомбардировка армад Последней Стены и Базиликон Астра уничтожили вооружение атакующей луны вместе с девяноста пятью процентами ее поверхности. Нет, сейчас орки не атаковали, просто случился сейсмический шок, когда луна внезапно перешла на ближнюю орбиту.

Он перевел взгляд с поношенных одеяний скитариев, над таинственными узорами которых дрожал воздух, на противоположную сторону платформы, где спиной к крутому склону Дворца стоял Дневной Свет. Боевой брат Образцовых, принявший это имя, бывший седьмой капитан Дентор, хорошо смотрелся в новых геральдических цветах, пусть Курланду было и больно убеждать брата принять их. Он знал, насколько высоко в родном ордене воина ценят внешнюю скромность и гордость души. Его золотые копье и щит были иными, чем у тезки, — оригинальные тоже погибли при разрушении Ардамантуа, а эти выбрали для него в арсенале ордена потому, что внешним сходством могли обмануть кого угодно, кроме сыновей Дорна.

Снова разделить стену с братом было приятно — пусть это и не делало ему чести. И лорд Удо не ошибся — народу нравилось видеть Имперских Кулаков на стенах.

Дневной Свет кивнул, и Курланд ответил ему.

Под визг гидравлики шаттл опустился. Металлический трап глухо ударился о платформу, прогибаясь, словно под воздействием очередного толчка, когда в облаке паров хладагента появился верховный маршал Черных Храмовников.

Лицо Боэмунда представляло собой сплошную руину, опаленную огнем орочьего псайкера в битве, произошедшей задолго до нынешнего мятежа. Половина того, что осталось, была металлической маской, не более эмоциональной, чем хромовая пластина магоса-эксплоратора, но другая внушала ужас в равной мере людям и тем, кто уже не являлся таковыми. Это была плоть, но едва ли ее можно было назвать лицом. Глядя на нее, было видно, как оплавилась плоть, и как она снова застыла, когда он крушил зеленокожих голыми руками, — и какую новую форму приняла.

Курланд невольно почувствовал некоторую робость, а смертные солдаты испытали десятикратно более сильную эмоцию. Мысль о том, что они могут хоть что-то противопоставить даже одному космодесантнику, казалась смехотворной.

Верховный маршал нес в латной перчатке меч Сигизмунда, длинный обнаженный клинок был обращен к земле. Другую руку он протянул ладонью кверху и чуть подождал, пока адъютант-человек, в бронежилете цвета кости и черном стихаре, положит в раскрытую ладонь инфопланшет. Все выглядело так, будто он собирался произнести заранее подготовленную речь.

Но Курланд слишком хорошо знал его.

— Последние координаты всех кораблей Черных Храмовников, Багровых Кулаков, Сдирателей и Железных Рыцарей в осадном флоте и коды наших защитных сооружений внутри базы. — Рот Боэмунда не мог нормально закрываться, и на лице его застыла омерзительная усмешка. — Советую вам запомнить их. Согласно постановлению Верховных лордов, на нижних уровнях остается достаточно орков, чтобы занять делом ваши отряды на поверхности.

Боэмунд перевел взгляд с Бензеина на Лешенто, покачивая инфопланшетом в огромной руке, словно надеялся, что эти двое передерутся за прибор. Никто не посмел, и тогда верховный маршал небрежно кинул устройство одному из солдат «Королевского барка».

Информацию можно было доставить перебросом данных, но шестерни терранской бюрократии смазывались именно такими мелочными церемониями.

Скитарии и флотские строем покинули площадку. Единственная женщина-силовик Адептус Арбитрес, охранявшая лестницу на пятый ярус стены, отсалютовала магосу-эксплоратору и контр-адмиралу. Курланд не понимал, зачем она там вообще. Он едва заметно улыбнулся.

Надо полагать, силовик там, чтобы защитить его.

Когда последние бойцы спустились по ступеням, Боэмунд прошел по платформе и сжал предплечье Курланда. Тот ответил таким же жестом:

— Рад видеть дружеское лицо, брат.

— Ты шутишь?

Курланд фыркнул, но улыбка пропала с его лица. Они выпустили руки друг друга и разошлись, почти опасливо.

— Полагаю, ты не согласен с эдиктом Удо? — спросил Курланд.

— Если он пожелает распустить орден — ну что ж, пусть попробует нас заставить.

— Думай, что говоришь, брат. Твой гнев, вызванный неблагодарностью Верховных лордов, вполне понятен, и я разделяю твои чувства, но нас распускают именно из-за подобных мыслей.

— Меня не волнует их неблагодарность, — мрачно пробурчал Боэмунд. — Куда больше меня беспокоит их некомпетентность.

— Если она удержит Совет на моей стороне, тогда то, что ты и остальные отправитесь на соединение с войсками Кулаков Образцовых у Фолла, — не слишком высокая цена.

— А если орки только этого и ждут? Возможно, миллионы их еще скрываются у ядра луны и выжидают подходящий момент, а поскольку Механикус не позволили нам копнуть глубже, мы не можем с уверенностью сказать, что разрушили их единственный прибор для телепортации.

— До Фолла самое большее месяц пути, а пятьдесят ветеранов-космодесантников — отнюдь не символическая сила.

Считаться одним из лучших в ордене Астартес — уже немало, и щитовой корпус был восстановлен лично Курландом из воинов первых рот Кулаков Образцовых, Черных Храмовников, Багровых Кулаков, Сдирателей и Железных Рыцарей. Дневной Свет. Полушарие. Покой. Бастион. Врата Песен. Заратустра. Лотосовые Врата. Он ничего не имел против Черных Люциферов, которые ранее восполнили потери Имперских Кулаков, оставившие брешь в крепостной стене Терры, но они не были космодесантниками! Война, несомненно, вернется в Императорский Дворец, и когда это случится, то, подобно Архипредателю в былые дни, орки наткнутся на стены, обороняемые сынами Дорна.

— Вы сможете столько продержаться? — спросил Боэмунд.

— Это моя позиция, брат, я удержу ее.

Боэмунд криво усмехнулся, словно ножом блеснул, и кивнул куда-то через плечо Курланда. Силовик подошла на расстояние в два метра и отсалютовала.

— Я знаю тебя, боец, — сказал Курланд.

Лицо женщины, частично видное между ремнями шлема и визором, вспыхнуло. Среди смертных защитников Дворца на Курланда так взирали очень многие, и он уже устал от подобной картины. Так, как смотрела она, смотрят лишь на святых и спасителей.

— Галатея Хаас, господин, и… — она повела плечом, демонстрируя знаки различия, — теперь я надзиратель. — Она прикусила губу, словно беспокоясь, что оскорбила постчеловеческого повелителя, растрачивая его время на что-то столь незначительное, как иерархия смертных, и осторожно добавила: — Вы меня помните?

— Я редко забываю, — сказал Курланд. — Возблагодари Императора, что создал меня таким.

— Я… да, конечно.

— Хвала Ему, — пробормотал Боэмунд.

— Я могу тебе помочь, надзиратель?

— Да, милорд. — Она снова отсалютовала и застыла в этой позе. — Провост-полковник требует, чтобы площадку «тета» на стене Дневного Света вернули Адептус Арбитрес.

— Скажите ей, что нельзя.

Хаас улыбнулась:

— Спасибо, милорд.

Боэмунд, ворча, повернулся спиной к женщине, которая едва доставала ему до локтя, и направился обратно к челноку.

— Они требуют, чтобы вы их защищали, но лишь пока это не представляет неудобства для их мелких владений. Разбирайся с этим сам, брат, а я больше не позволю втянуть себя в политические игры.

Курланд кивнул:

— Со своего челнока я видел бунтовщиков у самого Великого Зала. И я не удивлен.

— Их нужно усмирить! — пророкотал четвертый присутствующий космодесантник Вечность, стоя на краю платформы напротив Дневного Света. — Столь явное выражение недовольства на территории Дворца карается смертью.

Черный Храмовник, который ныне звался Вечностью, требовал, чтобы его поставили именно на той стене, настаивал, чтобы его включили в последнюю линию между Кустодес и остальной Вселенной. Он, более чем кто бы то ни было, служил напоминанием, что Имперские Кулаки — это нечто большее, чем знаки отличия. Хаас посмотрела на возвышающегося над нею боевого брата, и на ее лице застыла настороженность, если не страх, словно она уже прежде слышала голос этого Черного Храмовника.

— Тогда иди к ним, брат, — сказал Курланд, поворачиваясь и глядя в сверкающие красные линзы шлема Вечности. — Пусть они поймут, что находятся в безопасности, что среди них — Имперский Кулак. — Он покосился на Хаас. Женщину трясло хуже, чем когда ее спасли из орочьего плена. — Пусть они все поймут.

Глава 3

Великий Зал был сердцем Терры, а сама Терра — сердцем Империума Человечества. Он мог вместить полмиллиона граждан. Это был колизей, огромная арена, выстроенная на основании грандиозных иллюзий о Единстве. Реставрационные работы после Великой Ереси представляли собой по большей части осторожную косметическую подправку отдельных фресок, в случаях когда пикт оригинального изображения не сохранился или же оно неудобным образом противоречило Кредо.

Центральную арену окружали бесчисленные ряды пустых мест. Посередине стояло двенадцать кресел под знаменами двенадцати столпов Имперского правительства. Возвышение для оратора, установленное меж распростертых крыльев золотой аквилы, блестело в перекрещивающихся лучах прожекторов. Оно почти незаметно вращалось, и Вангорич был не в состоянии представить лучший образ неторопливого принятия решений вышеупомянутыми столпами Имперской власти.

Последний реликт представительного и ответственного правления стоял в восточном конце зала — статуя великого Рогала Дорна, воздвигнутая его братом Жиллиманом, первым лордом-командующим в истории. Примарх окидывал совет своим печально знаменитым суровым взглядом.

Дракан Вангорич был не склонен предаваться праздным мечтаниям, но мысль о том, что сделал бы живой примарх с людишками, пытающимися кроить себя по мерке сверхлюдей, доставляла ему удовольствие.

— Соблюдайте порядок, пожалуйста, — сказал Тобрис Экхарт, магистр Администратума, усталыми глазами читая с инфопланшета. Голос его эхом отзывался в вокс-усилителях, расставленных по периметру огромного сооружения. Незначительные перестрелки вдали — хотя и не в такой уж дали — отзывались в тщательно отлаженной системе шипением помех. — Уверен, что ситуация под контролем. Я…

Он близоруко заморгал, глядя на второй инфопланшет, лежащий перед ним на кафедре, потом нагнулся выслушать помощника, незаметного в ярких лучах, и весь подобрался.

— Мне сообщили, что ситуация действительно под контролем. Будьте любезны, откройте у себя повестку дня, криптокод каппа-трибус-септум-септум-омега, и, коль скоро мы все собрались, приступим.

Разбросанные по длинным рядам пустых мест, менее значительные лорды и мемослужители, одобренные и внесенные во всё более строго проверяемые списки Администратума, сняли со своих пакетов предохранительные ленты и набрали криптокод.

Вангорич сделал то же, что и все. Он был среднего роста и ничем не примечательного телосложения, одет в черное, зачесывал назад смазанные маслом черные волосы и, как и любой из присутствующих сотрудников, великолепно умел не привлекать к себе внимание. Кожа его была бледной, как и у триллионов не знающих света жителей Терры, из особых примет — разве что темные, широко поставленные глаза и крошечный шрам между челюстью и подбородком.

Разумеется, он запомнил содержание неотредактированной версии пакета, и агенты снабдили его криптоключом к финальной версии документа, как только тот раздали Двенадцати Верховным.

Уже сто лет великих магистров Официо Ассасинорум не включали в это число, но к некоторым привилегиям доступа привыкаешь, особенно когда имеешь возможность сохранить их. Действительно, Вангорич считал патриотическим долгом, сопряженным со своим постом, держать, что называется, руку на пульсе Сената.

Просматривая сводку из девяноста семи страниц, он отметил наиболее вопиющие пропуски по сравнению с исходной программой. Угадывать, кто и что убрал, было забавным интеллектуальным упражнением.

Жалоба из Адмиралтейства по поводу расходов, возложенных на них в связи с передачей блокады от Последней Стены Космофлоту? Удалена генерал-фабрикатором Кубиком. Слишком просто. Генерал-фабрикатор пойдет на любые траты, чтобы дотянуться своими механодендритами до орочьих технологий, особенно если оные расходы можно переложить на кого-нибудь еще.

Требование эвакуации гражданского населения мира-собора Мадриллины? Лансунг. А что тут обсуждать, если кораблей для этого все равно больше нет?

Намерение ограничить «подрывной» доступ магистра ордена Курланда к флотским базам и, между строк, к Черным Люциферам? Это — дело патрицианских пальцев эмиссара Патерновы. Высокомерно улыбнувшись, он принялся читать дальше. Одно досадно — Гелад Гибран больше ничем ему не обязан. Он вгляделся в страницу и нахмурился.

А вот это уже интересно.

Отчет о голоде в улье Альбия. Снабжение того продовольствием входило в обязанности Администратума, но он сомневался, что Экхарту хватит пороху для подобных политических игр. Тогда, возможно, текст удалила Юскина Тулл, спикер капитанов-хартистов.

Он поднял взгляд на помост.

В лучах прожекторов Юскина Тулл казалась восковой фигурой, облеченной ужасом, который превосходило лишь отчаяние, таящееся по ту сторону ее остекленевшего взгляда. Она была в великолепном кружевном платье, украшенном изумрудами, и последние полчаса, кажется, сидела совершенно неподвижно. Лишь моргала, когда крики становились достаточно громкими, чтобы перекрыть грохот пальбы. Она не слышала воплей. Только крики жаждущих крови.

Нет.

Определенно не Тулл.

Остальные лорды еще только занимали места.

Гибрана, эмиссара Патерновы Навигаторов, и Сарка, странноватого магистра Астрономикона, провели к их креслам сотрудники Сенаторума в бархатных ливреях. Раскинувшись на сиденье па противоположном конце помоста, Анвар из Адептус Астра Телепатика окидывал таких же, как и он, не-вполне-людей глубоким, пронизывающим взглядом. По спине Вангорича пробежало холодком чувство сверхъестественного. Сидя рядом с самым могущественным в Империуме санкционированным псайкером, лорд-милитант Абель Верро в полном облачении Астра Милитарум пытался вести светскую беседу.

Хор херувимов и сервосерафимов витал над резными дверями из альбийского дуба, ведущими на помост. Под похожие на жужжание стрекоз песнопения вошли экклезиарх Месринг и лорд-адмирал Лансунг. В последнее время тучный Лансунг привык опираться на серебряную трость, но на фоне экклезиарха ухудшение его физического состояния не слишком бросалось в глаза. Месринг совсем одичал. Волосы его были в беспорядке, мятый стихарь явно не менялся со времен заседания на прошлой неделе. В бороде виднелись лиловые пятна от вина. Двое мужчин яростно спорили об отправке флота в сектор Танг и не прекратили даже тогда, когда сотрудники Сенаторума ловко провели их на находящиеся поодаль друг от друга места.

Провост-полковник Кабиль Саррия закатила глаза, словно досадуя на невоспитанную ребятню, проверила встроенный в запястье аугментический хрон и продолжила нервно расхаживать. Ее непосредственный начальник в Адептус Арбитрес, Вернор Зек, в одностороннем порядке отказался вести дела с Сенаторумом, как только гражданское неповиновение достигло Санктума Империалис, и с тех пор не появлялся. Его представительница не могла позволить себе такой ход и знала это. Вот она и расхаживала, резко разворачиваясь со стуком каблуков, перед генералом-фабрикатором Кубиком. Представитель Марса сидел почти так же тихо, как его коллега из Торгового флота, постукивая механодендритами по ручке кресла, чем образовывал бинарный контрапункт с шагами провоста-полковника.

Робкая попытка Экхарта призвать всех к порядку имела результатом лишь строгий взгляд Удина Махт Удо.

Лорд-командующий Империи, главнокомандующий неисчислимых сил, уже натурально вскипал на своем великолепном троне. Лицо его мало-помалу розовело, что было еще более заметно благодаря бритой голове и тому, как темнел старый шрам, идущий по левой щеке и через почти белый невидящий глаз. Он стоял надо всеми военными Империума и был, в общем, сам по себе, но все равно носил накрахмаленную форму верховного адмирала, привычную по былой службе во Флоте. Мундир едва не лопался от медалей и перекомпенсации.

Жалкое зрелище.

Отсутствовал пока лишь Представитель Инквизиции.

— Полагаю, в любой момент мы можем просто казнить их всех, — сказала женщина, сидящая справа от Вангорича.

— Ну, это все же крайность. — В мозгу промелькнула мысль, оживившая его ум. — Но соблазнительная.

Урсула Кейдж, комендант Схолы Прогениум, была поразительной женщиной. Она была старшим комиссаром, ее боялись. Строгие, аккуратные линии одного из древних благородных терранских домов очерчивали ее лицо. Волосы ее оттенком и текстурой напоминали орудийную сталь. Она подалась вперед, почти привстала — вся воплощенное правосудие.

— Назовите мне хоть одного, кто бы этого не заслуживал.

— У Верро благие намерения.

С коротким жестким смешком Кейдж полезла в нагрудный карман шинели и протянула ему инфопланшет. Это был документ высокого уровня, на каждой странице отмеченный печатью Астра Милитарум: «СЕКРЕТНО». Такие перехватывали, копировали и аккуратно перенаправляли на стол Вангорича по десять тысяч раз в день. Он редко читал их сам, но для этого сделал исключение.

Обычные плохие новости — потерянные или, судя по отсутствию сигналов, предположительно потерянные миры, — но, если приглядеться, было и кое-что получше.

Упорная оборона ледяного мира под названием Вальхалла сдержала орочий прорыв в сегментум Ультима, и небольшой отряд Ультрамаринов успешно обезвредил штурмовую луну на орбите Калта. Если считать ту, что разрушил адмирал Лансунг в Порт-Санктусе, и другую, уничтоженную Кровавыми Ангелами и Новадесантниками, получаются уже три подтвержденные победы.

Три. В целой галактике. Неудивительно, что они проигрывают. Ему не требовалось другого секретного документа, чтобы понять это.

— Орки совершенствуются, — пробормотала Кейдж. — То, как они выбирают цели, говорит о наличии сети поставок, центрах перераспределения ресурсов и узлах коммуникации, каких мы прежде не видели. — Она холодно улыбнулась. — Или, по крайней мере, так утверждают в Прогениум Тактика.

— Этого не было в неотредактированной повестке.

Она подняла бровь.

— Всем известно, в бою орки могут вести себя умно. Я знаю. Но на уровне целой войны? — Она покачала головой. — Да лорда-милитанта засмеяли бы и прогнали из Сенаторума за такую идею.

Вангорич оглянулся — отряд Черных Люциферов в эмалированной черной броне привел в боевое положение шоковые глефы и побежал к центральному входу. Они были в желтых нарукавных повязках. Прежде Вангорич не видел в их полку ничего подобного. Он сделал мысленную пометку — выяснить.

— Зачем вы это мне показываете?

Черные Люциферы протопали в дубовые двери, достаточно большие, чтобы пропустить серьезную технику. Внезапно выстрелы из болтеров послышались совсем близко.

— Свобода действий, — сказала Кейдж. — У меня есть некоторая отсрочка. На пути орков — учебные комплексы Прогениум, полки Темпестус, о которых не знает лорд-милитант, но вы?.. Готова поспорить, что у вас там есть агенты, причем так глубоко внедренные, что они и сами не знают, кто они такие.

— Моя репутация однажды доставит мне серьезные неприятности.

— Мне говорили, что вы не лишены чувства юмора, великий магистр. Одна из многих черт, которые я не одобряю.

— И кто же вам такое сказал?

— Виенанд.

— Вы говорили с Виенанд?

Она проигнорировала его вопрос.

— Без них нам не справиться с орками. — Она кивнула в сторону сидевших на помосте лордов. — Но организации вроде нашей с вами вполне могут задержать наступление чужаков.

— Оставьте это мне, — уклончиво пробормотал Вангорич, передавая планшет сидящему позади него помощнику.

Потом, как и сотни других, находившихся в зале, рассчитанном на полмиллиона человек, он обернулся в ответ на ощущение досады, внезапно засочившееся с помоста.

Удо поднимался, с медным звоном расправляя складки одеяния, и белым глазом взирал со своего трона.

В зал вошли Представители Инквизиции. Оба.

Ластан Нимагиун Веритус прошел к помосту, лязгая и стуча силовым доспехом. Его древняя броня белого цвета, вся в сложных теургических символах, словно оживала благодаря трепещущим обрывкам папируса. Сам же человек был сморщенный и бледный. Герметичные соединения латного воротника хрипло всасывали воздух, словно вентиляторы. Рядом с ним легко шагала без помощи аугментики женщина с короткими светлыми волосами и лицом куда более молодым, чем глаза.

Вангорич никогда не усматривал в ее внешности ничего особенного — до того самого момента, когда сила собственной реакции удивила его.

— Виенанд, — выдохнул он.

Удин Махт Удо выпятил увешанную медалями грудь.

— Имена всех сотрудников Сенаторума предварительно утверждаются Администратумом. — Он поджал губы и устремил на Экхарта мертвый глаз — тот быстро и шумно выразил согласие. — Инквизитору Виенанд придется удалиться.

— Она не моя сотрудница, — сухо прошелестел Веритус. — Она Представитель Инквизиции.

— Но здесь есть вы, Веритус.

— Покуда Инквизиция не решит иначе, — спокойно сказала Виенанд.

Веритус обладал несомненным авторитетом, подкрепленным его возрастом и керамитовой броней, но Виенанд говорила с разумной ясностью, которой так давно не хватало в Сенаторуме.

— А теперь решено, что Ластан и я — мы оба будем представлять нашу организацию на этом заседании.

— Неслыханно! — сплюнул Месринг, вскакивая с места, словно дикий кот. — Это захват власти.

— Согласен, — механическим голосом отозвался Кубик.

Виенанд миролюбиво развела руками:

— У Инквизиции в этом совете все еще есть голос.

— Но не два, — прошелестел Анвар.

Провост-полковник что-то встревоженно говорила в вокс-булавку на манжете. Лансунг медленно кивал в знак согласия.

В аудитории воцарилась тишина, и все взгляды были устремлены на Удина Махт Удо. Сам лорд-жиллиман развернулся и сошел с помоста.

— Ну, сэр, — сказал Зверь Круль, протянув ручищи над спинкой кресла Вангорича и запихнув комиссарский инфопланшет в один из потайных карманов, — я бы сказал, что это уже интересно.

Глава 4

Двое металлокожих скитариев в масках провели неловко обвисшего Элдона Урквидекса по длинному, тускло освещенному коридору. Топот их широких шагов сотрясал металлический пол и заставлял полы их одеяний взлетать. Плотное, поглощающее энергию плетение их плащей проделывало что-то странное с неровным светом, превращая глубокий алый цвет в почти черный. Это были альфы, ветераны, собранные из бесчисленных боевых манипул Марса и аугментированные сообразно статусу. Элита.

Долгий марш трансорганических солдат привел их к герметично запечатанной двери, охраняемой другим грозным отрядом аугментированных солдат в темной одежде, вооруженных тяжелыми ружьями с медной отделкой, продуктом смертоносных технологий, электро-дуговыми винтовками, незаменимыми в ближнем бою в тесноте, который вероятностная машина наверняка смоделировала для лабиринтоподобного комплекса лабораторий на горе Павлина. Элита.

Тусклый красный свет визоров охраны омыл Урквидекса. Спертый воздух, пять миллионных долей, — пот, машинная смазка, сочащаяся туда-сюда сквозь фильтры. Стража принесла его винтовку под соловьиные трели высокотехнологичных сервоприводов и синт-суставов. В такой тесноте, с таким оружием, со всеми этими кортикосенсорными усовершенствованиями целиться не было нужды.

Они не собирались убивать его.

Это было проще сделать в сотне других мест, причем уже давно. Во время трехчасового спуска в клетке подъемника к постиндустриальному улью в кратере Павлина. На запыленной и обожженной радиацией посадочной площадке, под которой на многие мили нет ничего, кроме проходящих на разных уровнях труб и остаточной радиоактивной грязи. На борту скиммера с лазерной гравировкой в виде герба 1014-й манипулы Ноктис, что пронес его над древними ржавыми песками и легкими машинами-сборщиками в марсианских пустынях. Или даже прямо там, на станции Лабиринт Ночи, куда они пришли за ним. Кто бы сумел остановить их или обратил внимание, что его убивают? Локум-траекторэ? Его товарищи-адепты?

С тем же успехом стоило ждать защиты от техносервиторов.

Они не собирались убивать его.

Ассасин, Йендль, надо полагать, уже обнаружена, и теперь ван Аукен хочет лично допросить ее сообщника — это единственное разумное объяснение. Урквидекс попытался сглотнуть пересохшим ртом. Он думал о нервных окончаниях и болевых рецепторах: триллионы микроскопических живых датчиков, тысячи километров органических проводов в изоляции, и все это усовершенствовано эволюцией, чтобы гоминиды, его прямые предки, научились избегать чрезмерного риска и в конечном счете породили Элдона Урквидекса. Но дальше цепочка не пойдет.

Страж обнажил металлическую ладонь перед считывающим механизмом на двери. Конструкция звякнула, по ней прошла дрожь, потом словно со вздохом створки разошлись в стороны. Его ввели внутрь. Сопровождающие проявляли известную меру доброты.

Сила — это экспоненциальная функция массы и скорости.

Доброта в уравнение не входит.

Помещение за дверями представляло собой небольшой восьмиугольник, похожий на экспрессионистскую версию барабана древнего восьмизарядного револьвера, изображенную строгими геометрическими линиями. Потолок и стены были из ребристого металла, в глубине работала система дополнительной вентиляции. Пол состоял из таких же грохочущих, неплотно пригнанных металлических плит, что и снаружи. Расположенные под углом щели, соединяющие горизонтальные плоскости с вертикальными, были из бронированного стекла.

— Остановитесь здесь, — проскрипел скитарий, что шел справа от него.

Он остановился.

Двое скитариев попятились назад, в дверной проем. Страж одновременно опустил оружие и нажал на пульт, так что дверь с грохотом затворилась. Урквидекс несколько секунд рассматривал твердую пласталь, испытывая совершенно неразумную панику при виде ухода скитариев, словно они были не соучастниками его пленения, но защитниками, — единственным, что отделяло его от смерти.

Он вздрогнул, и волокна, соединяющие наперстные инструменты прямо с его нервной системой, заставили пальцы дернуться. Не зная, что вообще делать, он сглотнул и развернулся к другой двери.

Звякнуло, будто он своим движением заставил что-то сработать, и сквозь бронестекло хлынул яркий ультрафиолетовый свет. Магос застонал от боли. Инстинктивно хотелось отвернуться, но свет лился отовсюду. Он был лиловый, пронизывающий, обжигал роговицу, но в то же время был слаб, почти незаметен, как ложный авгурный сигнал на грани восприятия. Все видно сразу и четко, и размыто. Адепты биологис называли это «мягким» обеззараживанием — так удалялось любое заражение органического происхождения, а драгоценные технологии оставались нетронутыми и не подвергались воздействию химикатов.

Урквидекс втянул телескопические глаза и прикрыл створками их чувствительную оптику, а лицо на всякий случай закрыл складками одеяния. Он чувствовал, как нагреваются открытые участки плоти. Биологическая зараза отчего-то более не желала считать процедуру «мягкой».

В то же время он услышал громкое шипение. В комнату через вспомогательную вентиляционную систему запускали какой-то газ. Сердце бешено забилось — рефлекс «бей или беги», который затем не вовремя дал его легким команду глубоко вдохнуть. Озон, понял он, почувствовав, как в носу защипало эпителий. Покрасневшую под ультрафиолетовыми лучами кожу жгло.

Свет внезапно погас. Шипение прекратилось.

— Проходите, магос.

Женский голос просочился в комнату, словно газ, сквозь стены.

В глубине комнаты что-то звякнуло, и воздух вытянуло наружу. Урквидекс поморщился, когда тот прошел по его обожженной коже. Дверь отворилась, и от перепада давления у него заболели уши.

Значит, это лаборатория биологис: планировка соответствовала схемам, разработанным архимагосами еще до Темной эры Технологии, и Урквидексу она казалась более знакомой, чем собственное хирургически модифицированное лицо. Толстую шкуру страха кольнула тонкая игла любопытства. Такого рода место едва ли подходило для допроса или казни.

Он вошел в дверь, и его встретил еще один скитарий — на этот раз женщина: первоначальный план ее тела явно считывался даже сквозь тяжелое облачение и многочисленные технологические усовершенствования. Она прикрывала дверь электродуговым пистолетом. Левая рука ее была покрыта боевой перчаткой со встроенной трансзвуковой бритвой. Урквидекс с первого взгляда уловил все эти прозаические детали, ведь самая удивительная черта женщины-скитария слишком ошеломляла, чтобы тратить время и внимание на все остальное. С головы до ног она состояла из сияющего серебра. Другие учреждения Империума использовали драгоценный металл в целях защиты от псайкеров, но архивы Адептус Биологис сохранили много фрагментарных упоминаний его древнего антибактериального применения.

Она скептически смотрела на него, и Урквидекс испуганно молчал.

— Полная готовность, Зета-Один Прим, — раздался глубокий голос мастера-траекторэ ван Аукена; каждое слово сопровождалось пыхтением механических диафрагм.

Элдон застыл.

Мастер вышел из облака благовоний, окутавшего ряды трясущихся машин, обрабатывающих данные. Его тощие плечи согнулись под тяжестью сервосбруи и разнообразных инструментов, а лоб был расширен за счет толстой пластальной плиты. Он зашипел сжатым воздухом и отпустил свою стерильную сверкающую даму-адъютанта взмахом механодендрита.

— У вас нет вопросов, магос? Разве вы забыли Одиннадцатый Универсальный Закон?

Урикдекс ответил наизусть:

— Состояние Вселенной определяется в момент наблюдения.

— Ваша локум-траекторэ выразила беспокойство относительно состояния вашего рассудка. Она сделала вывод, что вы отвлекаетесь и что Великий Эксперимент идет недостаточно удовлетворительно.

Урквидекс открыл рот, но у него не было субъективных возражений на столь объективные заключения. Он промолчал, во рту совсем пересохло. «Ван Аукен знает». Мысль вращалась и вращалась в его высшей нервной системе, словно закольцованный алгоритм.

— Вас тяготит отсутствие прогресса, — продолжал ван Аукен. — Понимаю. Это не совсем ваша специализация. Вы не смогли всецело подчинить себя этой великой задаче.

— Да, мастер, — осторожно сказал он. — Но моя недостаточная целеустремленность непростительна.

— Так и есть, однако у генерала-фабрикатора нашлась другая задача, более достойная ваших талантов, магос.

Мастер повернулся, и Урквидекс впервые смог как следует разглядеть грандиозную лабораторию.

Инструменты заполняли весь пол, находясь на некотором расстоянии друг от друга, — известно, что машины такого рода ревностно относятся к своему статусу внутри схемы, и недостаток внимания к ним мог оказаться чреват неприятностями. Адепты первого уровня распевали успокаивающие псалмы, осыпая напряженные машины кристаллами из кропильниц — диоксид углерода производили и освящали на фабриках, принадлежащих храму Маркотис. Но даже при всем этом спины инструментов дымились, и дым от электроразрядов лужицами сползал на металлические плиты. Очистные устройства с визгом отфильтровывали из воздуха все мыслимые загрязнения.

Сервиторы ковыляли от инструмента к инструменту, таская пластиковые пластины с крошечными углублениями для органической сыворотки. Техномагосы-прислужники забирали лотки с образцами, получали одобрение у всевидящего Омниссии и скармливали их машинам, о которых заботились. И под полупрозрачным пластеком смотровых окон над стерилизационной камерой раз за разом повторялось одно и то же. В высоко поднимающемся смоге громоздились друг на друга одинаковые уровни.

— Образцы доставляют в эту лабораторию со всего Империума, — сказал ван Аукен. — Сами понимаете, какой здесь уровень секретности. И биологической защиты.

Урквидекс кивнул.

Какой-то магос загружал стопки пластин в изукрашенный надписями хромовый корпус прогностикатора, что вызывало припадочную тряску, треск и вспышки лазерного света. Одновременно на подключенных к сети дисплеях появлялись сотни последовательностей знаков. Каждый график представлял собой комбинацию цветных линий, обозначающих А, Т, С, G — последовательности оснований ДНК — и неизвестные X. После получаса чавкающего шума машина выплюнула использованные образцы и издала вой, ненасытно требуя еще данных.

— Вы надеетесь найти решение Великого Эксперимента в их генетическом коде, — сказал Урквидекс. — Это не сработает. Геном Veridi giganticus структурно нестабилен. Это мозаика рекомбинирующихся последовательностей и мобилизуемых элементов, постоянно сменяющих друг друга в зависимости от ситуации. Veridi giganticus вообще не должны существовать.

— Это все ваша специальность, магос, не моя, и я не стану притворяться, что понимаю. Но нет — у нас другая цель.

Своей человеческой рукой ван Аукен привлек внимание Урквидекса к соседнему экрану. Тот был переполнен движущимися строчками кода, дополнительный когитатор был подключен усиленным шунтом к кабелям, исчезающим где-то в потолке. Работая по программной пластине, машина просеивала все данные марсианской ноосферы, собирала сигналы астропатов, сообщения о боях, все данные, имеющие отношение к образцам Veridi giganticus с метками времени и координат, а затем перекрестно сравнивала с выходной информацией.

Карта.

Мастер занимался составлением карты.

Сама генетическая нестабильность Veridi giganticus была ключом. Можно ожидать, что популяция накопит изменения последовательности ДНК за очень короткий период времени. Особи двигались дальше и основывали новые поселения, и эти уникальные изменения разносились и дополнялись и так далее. При наличии достаточного количества образцов такие изменения можно было отследить. Адептус Биологис все время занимались этим. Составляли карты распространения вирусов в мирах-ульях, исследовали эволюцию вновь открытых подвидов человека по запросам Инквизиции. Это была благодать Омниссии, зримо явленная в самом веществе Его органических машин.

Урквидекс видел ярлыки, подписанные «Ардамантуа», «Ундина», «Маллеус Мунди». Сотни, тысячи названий — планеты со всех концов Империума. Вторжение зеленокожих оказалось более масштабным, чем он полагал.

— Вы ищете родной мир орков.

— Один успешный тест не может завершить Великий Эксперимент. Диаметр Фобоса — двадцать два километра, у Марса — в триста десять раз больше. В итоге Великий Эксперимент — это вопрос масштаба.

— Масштаба…

Урквидекс попробовал слово на вкус, измерил и взвесил. Великий Эксперимент затянулся не по вине его или Йендль. Чисто техническая проблема. Йендль, возможно, еще жива, читает его последнее коммюнике и думает, что же с ним стало. Он сглотнул — внезапное облегчение оказалось сильнее страха — и сцепил руки за спиной, чтобы спрятать дрожь пальцев-инструментов.

— Veridi giganticus каким-то образом смогли преодолеть разрыв между эффективностью и масштабом, — сказал ван Аукен. — Или же нашли способ обойти константы Омниссии.

— Звучит так, как будто вы восхищаетесь этим.

— Они великолепно созданный вид — индивидуумы адаптивны, сообщество разнообразно. Это вид высшего порядка, магос, каким некогда были мы. У них многому надо учиться заново, и да, мы не чужды восхищению. Мы сузили место возможного происхождения до шести или семи секторов. Несколько тысяч систем в галактическом ядре сегментума Ультима.

У Урквидекса закружилась голова от потока быстрых вычислений. В ядре звездные системы расположены близко друг к другу, и несколько тысяч систем вовсе не обязательно занимают много места. Поиск даже на таком уровне чрезвычайно труден в плане логистики, однако в сравнении с целой Галактикой…

— Империум уже поставлен в известность?

— Генерал-фабрикатор оповестит их, если и когда будет удобно. Империум — это не только Терра, магос, а человечество — это не только Империум. Мы должны узнать, как Veridi giganticus управляют своими технологиями. Вы были на Ардамантуа. Восьмой Универсальный Закон вполне применим. Вы наблюдали Veridi giganticus. Вы знаете о них.

Элдон молча, тупо кивнул. Инструменты перед ним продолжали пожирать галактику данных. Слишком много, чтобы тайно провезти на Терру. Ох, слишком. Ему нужно было найти мир.

Один мир. Единственный мир.

Который он добудет для Йендль. И для Терры.

Глава 5

Возможные цели заполнили правый нижний квадрант главного обзорного экрана «Данталиона» — цветные прямоугольники на сетчатом фоне теснились на изображении переделанного орками линкора типа «Оберон». Источники энергии. Орудия. Слабые места. Сервы Стратегиума в пустотной экипировке изо всех сил старались своевременно обновлять изображение на дисплее по мере того, как два корабля сближались на расстояние выстрела. Пущенные врагом снаряды впились в передние щиты «Данталиона». Началась перестрелка, и два корабля почти сомкнулись и медленно-медленно начали расходиться. Судно типа «Оберон» накренилось на левый борт, «Дан-талион» — на правый, оба маневрировали, стремясь занять оптимальное для обстрела противника положение. По проводам шло сообщение между капитанским мостиком «Данталиона» и тысячами орудийных точек и когитаторов по всей двухкилометровой боевой барже. Запыхавшиеся операторы требовали самых свежих отчетов.

— Носовые излучатели заряжены и наведены.

— Макропушки развернуты к цели.

— Пусковые трубы с «альфа» по «дельта» заряжены вихревыми боеголовками и готовы дать залп по вашему сигналу.

— Придержите торпеды! — скомандовал Маркариан. — Только макропушки и излучатели, пока не разберемся, что у них за щиты. Держать курс!

— Да пора уже стрелять, — проворчал Церберин.

— Есть! Пли!

Раскаленные белые лучи звездной ярости вылетели из батарей «Данталиона» почти со скоростью света. Расстояние между двумя кораблями сократилось до нескольких тысяч километров — почти планетарный масштаб, дистанция для обстрела частицами и атак звеньями истребителей, — и почти сразу же начался заградительный огонь. Первый удар лучей заставил содрогнуться кое-как скомпонованные пустотные щиты «Оберона». Второй прорезал наружные слои корпуса и вызвал цепную реакцию взрывов. Фузионные излучатели палили один за другим. Каждый выстрел длился доли секунды, после чего нужно было извлечь ячейки коллайдеров, чтобы охладить и перезарядить, но сравнительные скорости и противоположные векторы движения означали: этого ничтожного времени достаточно, чтобы прошить сотни метров брони.

Плюясь плазмой и атомизированными фрагментами корпуса, звездолет типа «Оберон» проплыл под брюхом «Данталиона», боевая баржа прошла над его изъязвленным носом.

— Нижние батареи докладывают о наведении!

— Пли!

Долго сдерживаемая огневая мощь пожирала нижнюю обшивку корабля. Сжатая атмосфера вспыхнула, как запальный факел сверхтяжелого огнемета. Пламя, окаймленное зелено-желто-лиловым облаком рассеянных частиц корпуса, извергалось в бездну. Однако же, какова бы ни была сила орудий «Данталиона», честь поражения противника и стальная табличка на стене командирской каюты достались другому.

— Командир Акиенас с «Парагона» приветствует нас! — воскликнул Маркариан, тяжело выдыхая некое подобие облегченного смешка. — Это флотские.

Радостные крики находившихся на капитанском мостике встретили фрегат сопровождения «Парагон», идущий наперерез главному судну. Вылетающая из двигателей плазма перекрыла обзорный экран «Данталиона», и на миг эскорт прошел так близко, что по всем открытым каналам пошли электромагнитные искажения, порожденные взаимодействием двух систем щитов.

Церберин не выражал радость. Он изначально не сомневался в победе и не видел смысла праздновать вместе с теми, кто лишь сейчас разделил его уверенность.

Корабль сопровождения проплыл под брюхом «Данталиона». Между ними оказался гибнущий «Оберон», за которым тянулись плазма и цветовые искажения. И тут «Парагон» дал новый залп с опасно близкого расстояния из поднявшихся по центральной линии зенитных батарей. Они ударили во что-то принципиально важное, в незащищенную суперпушку или главную плазменную камеру двигателя.

Противник детонировал, словно атомная боеголовка.

«Данталион» пылал, укрытый щитами, как модель пустотного корабля в клетке Фарадея. Многослойные щиты «Парагона» одновременно рухнули в сияющей вспышке, мощной, как рождение новой звезды. Правый бок его поддался под давлением. Согнутые пластины исторгли атмосферу, и он понесся по новой траектории.

Лишенные прикрытия бомбардировщики орков, ранее покинувшие взлетные палубы «Оберона», были попросту уничтожены. Взрывы испещрили облако плазмы вокруг атакующего корабля, мчащегося позади. Уцелевшие пытались ретироваться под обстрелом «Данталиона» и рассеялись в пространстве, оставляя за собой крутящиеся следы.

— Проследите за ними, командир, узнайте, куда они направляются, — сказал Церберин. — Прикройте «Парагон» и вызовите Акиенаса.

— Рулевой, сменить курс! — передал Маркариан, — Разместите нас между «Парагоном» и орками, перекачайте энергию в щиты правого борта, перебросьте резервные расчеты канониров к зенитным батареям правого борта, днища и верха фюзеляжа.

Капитанский мостик, уже гудевший точно улей, подчинился новым распоряжениям с вымуштрованной деловитостью.

— Есть сменить курс! Рассчитываю поворот.

— С «Парагона» не отвечают.

— Его передатчик катастрофически поврежден. Пытаемся связаться с его духом машины.

На главном экране медленно рассеивались обломки «Оберона».

— Сигнал? — нетерпеливо спросил Церберин.

— Пока ничего, господин.

— Господа! — донесся ликующий крик вокс-связистки. Она сорвала наушники и вскочила с кресла. — Идут корабли Кулаков Образцовых. «Очищенный». «Звездный ангел». «Несломленный». Целый флот.

— Ясные небеса… — пробормотал Маркариан и прикрыл здоровый глаз.

— Покажите, — сказал Церберин.

Изображение в окуляре сместилось на верхний кормовой обзор. Там были куски витой проволоки, лед и космическая пыль, скопившиеся вокруг коммуникационных антенн, и — на периферии — орудийные башни. Позади всего этого в космосе висел с десяток серо-стальных щепочек — от фрегатов типа «Эгида» длиной в несколько сот метров до километровых могучих ударных крейсеров, ощетинившихся орудиями, способными опустошить добрую половину планеты. Бризантные снаряды и высокоэнергетическая плазма летели от них в сторону неровного строя орочьих крейсеров, далеко отошедших от основного поля боя.

Вероятнее всего, это были силы, направленные на охрану точки Мандевиля. С какой целью, Церберин мог лишь догадываться, но коль скоро он решился выдвигать теории, то мог предположить, что им поставили задачу: не допустить, чтобы, чтобы противник основного боевого строя орков, кем бы тот ни был, не сбежал из системы.

Все время появлялись новые боевые корабли, прорезая завесу эмпиреев, словно ножи — черный шелк. И всякий раз по проводам вокс-башенки проносились новые сигналы, вливаясь в общий шум. Тактики быстро обновляли данные на столе стратегиума, а вокс-связисты говорили сразу по двум, а то и по трем линиям, пытаясь выстроить возникающие звездолеты по заранее подготовленным схемам развертывания.

Всего каких-то несколько десятилетий Кулаки Образцовые считали Эйдолику своим домом — предыдущие семь веков они базировались в Потоке Рубиканте. У них был немаленький флот. Если не считать Черных Храмовников, чья численность хранилась в тайне даже самими братьями друг от друга, Образцовые составляли более половины космической мощи Последней Стены.

Церберин не желал, чтобы об этом забывали.

На экране показалось что-то огромное, высоко по оси Z.

Служащие всех станций одновременно вскочили, аплодируя и радостно крича. Они увидели боевую баржу, корабль того же класса, что и «Данталион», только еще более серьезно вооруженный. Километры и километры покрытых боевыми шрамами укреплений из серого ада-мантия щетинились макробатареями, как броня хроногладиатора — шунтами. Готические шпили поднимались над корпусом, уравновешенные башнями поменьше, расположенными снизу. Пусковые трубы, зенитные турели и комплексы антенн перемежались статуями ангелов-воителей со следами астероидных ударов, идущими вдоль всего могучего хребта. Залп торпед со стороны правого борта корабля разнес неповоротливый орочий крейсер в куски. «Данталион» покачнуло от разрядов энергии.

— «Альказар достопамятный», — подтвердил Маркариан, улыбаясь половиной рта.

— Приветствуйте магистра ордена, — сказал Церберин отнюдь не гостеприимным тоном. — Передайте на флагман наши тактические данные.

Связистка нахмурилась, села, снова надела наушники и развернулась к пульту управления. Церберин подошел к ней.

— Приоритетное сообщение, — сказала связистка. — Идет через сильные помехи, но это определенно Последняя Стена.

— Тот самый маяк?

Она помотала головой, не отрываясь от работы.

— Координаты не согласуются. Маяк передавал сигналы из почти стационарного положения, намного ближе к звезде Вандис. Это новый сигнал, и он идет с края системы. — Она встала и закричала на связистов ауспиктории, потом снова рухнула в кресло и запросила данные. — Отголоски варпа от двадцати или двадцати пяти кораблей указывают на недавний переход в систему. Максимум час назад. Множественные источники излучений, взрывы плазмы, разлетающиеся частицы говорят о гравитационной атаке на корабли, идущие полным ходом. — Она развернулась в кресле лицом к Церберину и откинулась назад, чтобы взглянуть ему в глаза. — Это флот Черных Храмовников, господин, идет на маяк под углом девяносто градусов относительно нашего курса. Судя по автоидентификаторам, сигналящий корабль — это «Перехватчик».

— Я могу связаться с ними?

— Не обещаю, что вы расслышите каждое слово.

— Соединяй.

Женщина щелкнула рычажком, и в передатчиках заревели свирепые помехи. Звуки нечеловеческих голосов пронеслись по каналу, смешиваясь с отголосками соседних частот, какое-то сплошное задыхающееся бормотание.

«Горкаморкагоркаморка».

— Кастелян Каземунд, — проскрежетал искаженный голос космодесантника. А потом Церберин смог разобрать лишь отдельные слова. — Крестовый поход… отозваны… Фолл… маяк возмездия… крейсер «Обсидиановое небо»… почтенный…

Кастелян умолк, помехи стерли его голос, как волны стирают рисунок на песке во время прилива.

«Горкаморкагоркаморкагоркаморка».

— Надо полагать, они были в материуме, когда уловили сигналы «Обсидианового неба», — пояснила связистка. — Скорее всего, получили полное сообщение.

Церберин понимающе кивнул:

— Ваши силы и местоположение, брат?

«Горкаморкагоркаморка».

— Одиннадцать кораблей… крестовый поход… копье в брюхе… на борт… теснят нас… не покажем ксеносам спины.

Стало возможно различить треск и грохот болтерного огня, но ни это, ни орочье бормотание не могли скрыть презрение Черных Храмовников к чужакам.

— Господин капитан, сэр, — пробормотал Маркариан, — Ауспиктория подтверждает — несколько сот тяжелых боевых кораблей, еще вдвое больше — в силах сопровождения и поддержки. Немыслимо, чтобы единственный звездолет уцелел.

— Но битва все еще продолжается.

Церберин вспомнил заградительный флот, который орки поставили удерживать точку Мандевиля, и тот, другой, через который прорвались Черные Храмовники. Невероятная мобилизация сил, чтобы уничтожить один-единственный корабль.

Это было дело мгновения — мгновения, во время которого капитанский мостик гудел от бесчисленных операций.

— «Бастион» и «Безликий воин» идут за нами.

— Орки уводят истребители. Они отступают.

— Магистр ордена приказывает удерживать эту линию, пока «Благородный дикарь» не сможет взять «Парагон» на буксир.

Изображение на главном экране снова сменилось, на этот раз включился обзор с правого борта. Корпус «Данталиона» осветился дульными вспышками — его макропушки дали полный залп. Церберин почувствовал, как боевую баржу толкнуло на несколько метров. На экране замелькали блики пустотных щитов и ответного огня — «Данталион» вел перестрелку с двумя грозными тупорылыми орочьими крейсерами, оснащенными орудийными блистерами и дополнительной броней. Находящийся с кормы крейсер развалился под залпами носовых лэнс-орудий и пустотных торпед. «Бастион» меж тем вышел на позицию.

Явно неспроста орки хотели удержать «Обсидиановое небо» внутри этой системы.

— Есть! — крикнула связистка. — «Обсидиановое небо» и еще один корабль. Его дух не желает сообщать свои идентификаторы, но, судя по энергетическим профилям и распределению масс, это крейсер Адептус Астартес.

Динамики в башенке зашипели помехами.

— Приближается… Трон… огромный… защитит…

— Кастелян! Кастелян!

«Горкаморкагоркаморкагоркаморкагоркаморка».

— Отключайте.

Передатчики зашипели, словно ожившие мертвецы, и заглохли.

— Мне известить «Альказар достопамятный», милорд? — спросил Маркариан.

— Разумеется, но сначала пошлите сигнал «Бастиону» и «Безликому воину».

— С какой целью, господин?

Прежде чем он успел ответить, потрясенный вскрик привлек внимание Церберина и командира корабля к навигационному столу. Сервы Стратегиума попятились, словно испугавшись, что один из них повредил его. Небольшая часть экрана затемнилась — темная сфера медленно прошла по мерцающему гололитическому полю к ярко освещенному клину кораблей Черных Храмовников, и знаки, соответствующие кораблям орков, стали исчезать, словно поглощенные черной дырой.

— Звездолет, о котором рапортовал «Перехватчик», — заключил Церберин.

Маркариан в ужасе посмотрел на него:

— Какое же чудовище он несет?

— Свяжитесь с «Бастионом» и «Безликим воином». Рекомендуйте им нарушить строй и следовать за нами.

— Но, господин, приказ Тейна…

— …перекрывается нашими решениями на месте. Мы должны защитить «Обсидиановое небо». — Церберин оглянулся на навигационный стол, по которому медленно расползалась ауспиковая тень. Он почти слышал, как ревет сквозь световые годы атакующий Зверь. — Мы должны вступить в схватку с тем кораблем.

— Попробуйте еще раз! — скомандовал Максимус Тейн, магистр ордена Кулаков Образцовых. — Мне нужно, чтобы мои корабли снова встали в строй.

— Они не отвечают, господин магистр ордена.

— Церберин игнорирует меня?

— Это помехи, господин. Положение ухудшается, и «Данталион» уже так далеко, что с ним не связаться. «Бастион» и «Безликий воин» тоже не отвечают.

Максимус Тейн подался вперед, поставив один шипящий приводами сабатон на сиденье трона, словно сидячее положение было преходящей роскошью, от которой он мог в любой момент отказаться.

Внизу, в башенке ауспиктории, сервы в пустотной экипировке согнулись над проекционным столом, орудуя счетными линейками и транспортирами с ловкостью бойцов на Празднике Клинков, выкрикивая последовательности чисел коллегам, столпившимся над столом в соседней башенке стратегиума. Цветные вспышки, обозначающие на огромной поверхности стола корабли орков, начали уходить с гололитического экрана, и операторы переговаривались на повышенных тонах, пытаясь понять, что происходит.

Тейну это напомнило планетарный переход — медленно движущийся диск медленно закрывал крошечную часть своего солнца.

По сравнению со смертными мужчинами и женщинами, находящимися под его командованием, он был настоящим гигантом с суровым лицом, в латах, серых, словно выветрившаяся скала, и восседал за кафедрой из литой стали, снабженной противоударной гидравликой. На многочисленных дисплеях, торчащих из подлокотников, он мог отследить все основные функции корабля, от мощности щитов до эффективности двигателей или давления кислорода. Контроль был полным, власть — абсолютной. Тейн был от природы чрезвычайно умен, но грамотных тактиков можно найти на всех уровнях ордена. Тех, кто лучше управлялся с оружием, тоже было немало — к примеру, Церберин и Дентор (теперь — Дневной Свет, напомнил он себе). Но не было никого, равного ему упорством, — даже среди избранных, а перфекционизм его можно было уподобить лезвию заточенного ножа.

— Держать мою линию боя, командир. Вышлите вперед «Серого егеря», пусть займет позицию «Данталиона».

— Приказ уже передан, господин.

Капитан Вейлон Кейл был старый вояка. Он служил еще в пору приведения к Согласию Крантара VII, участвовал в космической дуэли с архонтом М’аурром и даже, по слухам, в молодости был рядовым на борту старого «Альказара астра» при Эйдоликанском Крушении, где орден потерял великого Ориакса Данталиона. Сцепив руки за спиной, командир корабля повернулся к главному экрану в носовой части капитанского мостика.

Сейчас на большом многоэкранном дисплее были видны лишь мерцание космоса и порой — рябь помех. Без увеличения даже бой в бездне между боевыми кораблями первого ранга мог затеряться в черноте между звезд. Задним фоном на большинстве мониторов сияло красное пятно Вандис. Поверхность угасающей звезды кипела, испуская последние волны жара. Солнце находилось так близко, что орочьим кораблям приходилось действовать не таким тесным строем, чтобы избежать коронарных вспышек, — необычное для них стремление к самосохранению, которое Тейн учел в тактическом плане. В одном из углов экрана виднелся уничтоженный крейсер типа «Оберон». Фрегаты «Очищенный» и «Благородный дикарь» двигались в сторону поля обломков, и щиты их дрожали: они медленно вытягивали на буксире потерявший ход «Парагон».

Тейн нажал клавишу, и на вспомогательном экране появилось схематичное изображение флота Образцовых Кулаков.

Фрегаты шли впереди основных сил, прикрывая его от истребителей и торпед, но уже успели ввязаться в ближний бой с орочьими кораблями прикрытия. Крейсер «Серый егерь» двигался согласно приказу, чтобы оказать поддержку. Обновление данных показало удары по щитам и орудийный огонь. Из легких кораблей лишь специализированный фрегат «Эксцельсиор» держался поодаль, сопровождаемый парой малых фрегатов, словно боевыми псами. Пальцы Тейна снова прошлись по инфодисплею. Изображение приблизилось, и стало возможно разглядеть три золотые аквилы под предводительством «Данталиона», смещающиеся в сторону второй, менее значительной флотилии Черных Храмовников, застрявшей среди орочьих кораблей, как заноза в брюхе грокса.

По корме прошли отголоски удара, рассредоточенного щитами.

— О чем вообще думает Церберин?

Кейл обернулся и с виноватым видом заглянул в глаза Тейна:

— Не берусь делать предположения относительно того, что на уме у Первого капитана, господин. Но последние данные с «Данталиона» содержат координаты «Обсидианового неба» и кое-что о приближении орочьего флагмана. Судя по текущему вектору, он пытается фланкировать этот корабль или же увести его подальше от Черных Храмовников.

— Он меня вынудил. — Тейн подвинулся на троне так, что оба сабатона стояли на полу, а сам он подался вперед. Он собрал закованные в латную перчатку пальцы в щепоть и заворчал. — В общем, можно действовать, пока мы не потеряли совершенно бездарно еще три корабля. Командир, велите флоту встать в строй и приготовиться к атаке. Цель — защитить «Обсидиановое небо» и его таинственный эскорт.

Кейл молча повернулся на каблуках, указал через стол рукой на вокс-связиста и кивнул, давая понять — «пора». Около десятка членов экипажа, обслуживающих многоярусный, похожий на клавиатуру органа пульт, пришли в движение, начали переключать провода, устанавливать вокс-контакты. Всем этим они занимались под пристальным надзором облаченного в красную рясу техноадепта и младшего офицера — девушки по имени Тил.

— «Покорный» рапортует о готовности.

— «Жиллиман» рапортует о готовности.

— «Несломленный» рапортует о готовности.

— «Серый егерь», сэр, — сказала Тил, перебивая длинный список и поднимая глаза от пульта управления, чтобы лично передать сообщение. — Сигнал прерывается, но корабль передает, что его сильно обстреливают с расстояния, превышающего охват ауспика. Просит разрешения нарушить строй.

— Но орки не могут активно целиться в него с такого расстояния, — сказал Тейн. — Разрешения не даем.

— Забрасывают удочки, — пробурчал Кейл. — Надеются, что кто-нибудь клюнет.

— Их желание исполнится. Отдать распоряжение всем кораблям идти в нашу сторону! — Тейн сжал два бронированных кулака на подлокотниках железного трона и встал. — Полный вперед, командир, стрелять по готовности.

«Альказар достопамятный» был могучим зверем. Его палубы сотрясались от вырабатываемых мощностей, необходимых для поддержания впечатляющего разнообразия орудийных систем и щитов. Он не урчал, но рычал. На борту его было трудно находиться — двигатели были приведены в рабочее положение и не расположены делиться неуязвимостью.

Боевой дух корабля вибрировал сквозь сабатоны Тейна, проникая в глубь его существа, словно мощь и воля самого примарха.

— Сэр, — позвал связист, работающий в ауспиктории. — Мы видим «Обсидиановое небо».

— На экран!

Образы, кружившие по главному обзорному дисплею, исчезли. Их сменило панорамное изображение, зернистое, словно предназначавшееся для куда меньшего монитора. Завихрения помех проносились одно за другим, но было яснее ясного, что именно видно. Все притихли. Завыли сигналы тревоги и приближения. Заверещали консоли. Служители сняли наушники и в ужасе воззрились на экран. Тейн осознал, что провел ладонью по рту.

Это было «Обсидиановое небо». Они наблюдали за его последними минутами.

В холодной тишине максимального увеличения на его корме расцвела серия взрывов. Щитов больше не было. Закружились куски покрытой черной эмалью обшивки, словно миниатюрная кольцевая система вокруг газового гиганта. Изображение дрогнуло и стало более размытым, словно мощь взрывов каким-то образом повлияла на передачу данных. Мощнейшие выбросы помех ослабли. По экрану заметались трассирующие снаряды. Над «Обсидиановым небом» и по отношению к «Альказару достопамятному» — позади него — находился другой крейсер Адептус Астартес. Их носы были так близко друг к другу, словно они готовились принять последний бой: два старых воина, спина к спине, осажденные врагами. Торпеда оторвала кусок от шпиля. В вакуум рванулся выброс сжатого воздуха, осыпая «Обсидиановое небо» кусками металла.

Тейн присел на край трона, упершись локтями в латные набедренники, а подбородком — в прикрытые керамитом костяшки пальцев.

«Немыслимо».

— Предатели из Четвертого.

По сердцам Тейна прошел холодок от самой невообразимости ситуации. Ему стало трудно дышать, грудь сдавило. Он просто отказывался верить, пусть и видел все лично и мог проверить факты.

Тейн крепче вцепился в медные ручки. Нужно сосредоточиться на том, что происходит прямо сейчас.

Когда он наконец заговорил, голос его излучал силу:

— Вызвать «Обсидиановое небо»!

— Не могу, господин, — отозвалась Тил, в голосе ее чувствовалась почти болезненная уязвимость. — Помехи слишком сильные.

— Защитные системы! — Голос Кейла донесся непонятно откуда, из той вселенной, где Черные Храмовники и Железные Воины не сражались плечом к плечу. — Держите эти истребители подальше от нас.

— Уменьшите изображение, — сказал Тейн. — Сможете показать мне «Перехватчик» и главный флот Черных Храмовников?

— Есть, сэр!

Экран мигнул и дал более широкий обзор.

Показалась дюжина кораблей Черных Храмовников разного класса, раздутая хромосфера Вандис высветила крылья и башни алым. Они шли обратным клином, тупой конец которого наступал на «Обсидиановое небо» и крейсер Железных Воинов, но были отрезаны и окружены посудинами орков. Тучи обломков заполнили зияющие дыры в их строю. Их окружили тяжелые истребители орков, клыкастые, ощерившиеся огневой мощью. Один из эсминцев Черных Храмовников был в последней стадии распада, из его брюха вырвал кусок абордажный коготь чудовищной железной махины. Потеряв управление, два космолета медленно кружились вокруг общей оси, а совсем рядом кипел бой. По экрану расползались вспышки энергии и тепловые ауры твердых объектов, словно взлетающие над костром угольки.

И к ним быстро приближался, отбрасывая тень длиной в несколько световых минут, корабль, на фоне которого все они казались ничтожными.

«Зубы преисподней».

Тейн не понял, кто именно это сказал, — слово будто вырвалось из внутренних коммуникаций, из незанятых микрофонов вокс-поста. Ему довелось видеть орочью штурмовую луну, уничтожившую Эйдолику, и даже еще более масштабную боевую машину, что сейчас нависла над Террой. Они были огромны, но то были луны. Как-то легче удавалось принять их чудовищные габариты: хотя умом он понимал, что это именно машины, но воспринимал как небесные тела.

Это же было нечто иное. Колосс, преследующий флот Черных Храмовников, представлял собой корабль. Точнее, это был авианосец, из портов в брюхе которого устремлялись наружу истребители и боевые единицы размером с эсминец. На его фоне «Вечный крестоносец» показался бы корветом. Даже «Фаланга» была намного меньше.

У Тейна не имелось мерок для подобного.

Конверсионный гравилуч прорезал корму последнего крейсера Черных Храмовников, смяв ее, как кусок пергамента. Внезапный удар гипергравитации прижал нос к корме, а то, что осталось, разорвало деформацией скручивания, словно гладий рассек консервную банку и разбросал ее содержимое в космосе.

Тейн прежде не видел такого оружия. Империум не создал ничего сопоставимого. Подобные парусам стабилизаторы, поворотные колеса, дрожащие провода и огромные медные штыри поднимались с раздутого носа орочьего авианосца. Волна странной зеленоватой энергии поблескивала над вершиной и словно расходилась в космос. У Тейна сдавило горло.

«Колдовство».

— Все идентификаторы Черных Храмовников получены, — сказал офицер ауспиктории. Он говорил медленно и скорбно, не сводя взгляда с экрана. — Девять кораблей и обломки, массой эквивалентные еще пятнадцати.

Тейн считал быстро:

— Вижу десять кораблей.

— Девять, господин. Тут задержка. Мы получаем данные через «Эксцельсиор». Наши системы не могут бороться с помехами.

Авианосец снова выстрелил. Веер грубо сработанных, но смертоносных торпед разнес в куски еще один крейсер.

«Девять».

— Можно перенаправить гололитический сигнал и связать меня с «Обсидиановым небом»?

— Я… думаю, да.

— Тогда сделайте это!

Командир Кейл устремился к пульту стратегиума. Еще один удар по щитам едва не сбил его с ног, и он ухватился за металлический край консоли. На помощь ему кинулся ополченец в серой кирасе, с помповым дробовиком на плечевом ремне. Кейл поблагодарил того коротким кивком, потом знаком велел вернуться на пост.

— А не следует ли нам еще попытаться установить контакт… — командиру явно было неловко, — с тем кораблем, господин?

— Нет!

Тейн едва не выплюнул это слово. Сама мысль о подобном была ему отвратительна.

— Когда обстоятельства меняются, господин… — сказал Кейл. Его желание процитировать Жиллимана боролось с осознанием, насколько он ниже сверхчеловека, магистра ордена. В итоге он ограничился лишь одной строкой и выразительно поднял бровь.

— Некоторые обстоятельства не меняются, — сказал Тейн. — Некоторые стены никогда не рухнут.

— Сэр. Мой господин.

Они оба обернулись. Это была Тил.

— На вокс-связи почтенный маршал-дредноут Магнерик.

Глава 6

Изображение внутри проволочного кольца проводного гололитического проектора на пружинных амортизаторах потемнело. Если бы не треск помех и не мерцающие время от времени смутные очертания, Тейн решил бы, что «Эксцельсиор» потерял связь с другим кораблем. Холодный голубой свет частотных ламп говорил о другом. На «Обсидиановом небе» вырубился основной источник энергии. Даже освещение на мостике погасло.

Периодически озаряемый фонтаном искр, был смутно виден Магнерик. Жесткие очертания его брони казались высеченными из гагата. Серебряная клинопись тянулась по краям черных, явно прошедших много битв керамитовых пластин. Но это была не литая броня боевого брата, а огромный доспех, заключающий в себе саркофаг дредноута.

— Я ведь говорю с тем самым почтенным Материком? — начал Тейн, на миг забыв в благоговении, где он находится. — Еще будучи неофитом, я изучал ваши действия при обороне Терры. Вылазка, заставившая замолчать пушки Четвертого легиона, стала легендой, пусть и стоила вам жизни.

— Да осветит Император наш истинный путь! — прогремел дредноут, словно не слышал того, что говорит Тейн, или не слушал, считая несущественным. Динамики его были включены на устрашающую громкость, слова растянуты и искажены связью, словно он говорил в трубу. — Не единожды, но дважды. Дважды!

Изображение рассыпалось облаком статики, и звук заглох. На миг линию заполнило орочье бормотание, а потом гололитическое изображение вернулось, хотя и оставалось еще несколько секунд без звука. Должно быть, почтенный дредноут тоже был раздосадован обрывом связи, но, судя по трепету пергаментов, прикрывающих громкоговорители, все еще не умолк.

— Хвала ему! — пророкотал дредноут в полную громкость, перебиваемый шипением помех. — Хвала!

Тейн озадаченно повернулся к Тил:

— Ничего не могу поделать, милорд. Разрывы на их стороне.

Капитанский мостик тряхнуло несколько раз, все сильнее, и Тейн вцепился в поручень, окружающий гололитический экран. Взрывы и картины медленного распада показались на главном экране. Вспышки кружили между залпами флота Кулаков Образцовых. Фрегат эскорта отлетел под шквалом огня макропушек, его нос распадался, точно ржавчина. Орочий корабль исчез в белой вспышке, другой потерял щиты в гуще потока, потом был поглощен и уничтожен. Крейсер «Звездный ангел» врезался ему в самую середину, раскроив металл и разбросав обломки, так что тот развалился прежде, чем орочий корабль успел впиться ему в хребет. Легкий штурмовой космолет взорвался и рассыпался, неотличимый от помех.

— Магнерик. Магнерик!

Помехи шли по экрану, словно волна обломков в варп-шторме. Он ждал ответа ровно столько, сколько, как ему казалось, могли подождать потребности его собственного корабля. А потом, наполовину заглушенный шумом, как сигнал, предупреждающий своих, что в обломках есть выжившие, послышался голос:

— Император привел нас на Джеленик-четыре и указал нам путь к победе. Семь веков я преследовал предателя, что называет меня другом, и не зря. Хвала Ему!

Казалось, последние слова подхватили другие голоса, но точно определить было невозможно. Мало орочьих помех — имелся разрыв длиной в несколько секунд между тем, что Тейн слышал и что видел. В такой ситуации было бы трудно поддерживать диалог и с самым уравновешенным из Образцовых, но, очевидно, беседа с почтенным Черным Храмовником стала бы непростой задачей и в самых благоприятных условиях.

— К победе, маршал-дредноут? — нетерпеливо спросил он. — Победе над орками? Не поэтому ли они преследуют вас в таком количестве — им нужна информация, которой вы располагаете?

— Возненавидь колдуна, отринь колдуна, истреби колдуна!

Тейн крепче ухватился за поручень, опустил голову, закрыл глаза и досадливо заворчал. Дрожь рассеянного щитами взрыва прошла по металлу и отдалась в его ладонях.

— Наша вера в Него — наша броня, — продолжал Магнерик. — Его божественность — меч в наших руках. Увы, вера моего навигатора была слаба, и ум его разрушился, когда колдовские чары вытянули нас из варпа. Будь проклят мутант!

Тейн предоставил гололитической проекции разражаться диатрибой. Фундаменталистские верования Черных Храмовников вполголоса обсуждали в орденах-наследниках, но формально они считались тайной. Слышать же столь прямое их выражение из уст ветерана войн Ереси было и вовсе странно.

И тем не менее…

— Каково бы ни было состояние ума почтенного, командир, мне ясно, что он знает что-то важное, — сказал магистр ордена Кейлу. — Все, что орки так тщательно пытаются от меня скрыть, нужно мне. Запустите главный двигатель в аварийном режиме и ставьте щиты. Если придется, идите на таран. Задействуйте энергию, которая обычно используется для телепортов.

— Нет! — пророкотал с задержкой, перебиваемый помехами, голос Магнерика. — Император защитит.

— Не понимаю. Вы посылали сигнал о помощи.

Огромный корпус дредноута повернулся в облекающей его темноте, достаточно далеко выйдя за пределы гололитического поля, чтобы что-то прокричать служителю из своей команды неслышно для Тейна.

— Я посылаю вашему кораблю видеозапись боя, сделанную из моего саркофага. Да взбодрит она ваше сердце, брат. Воспользуйтесь ею со славой.

Тейн покосился на Кейла, который в свою очередь смотрел на связистку Тил. Та нахмурилась.

— Выгрузка информации с «Обсидианового неба» подтверждена, но мы пока что ничего не получили. — Миновало несколько напряженных мгновений. — Погодите… Пакет данных получен, но не нами, а «Перехватчиком».

Тейн ударил кулаком о поручень:

— Да за кого он вообще нас принимает?!

Пока он давал выход своему гневу, Кейл прошел в стратегиум и перевел экран в режим нескольких параллельных изображений. Отдельные экраны, расположенные слева, продолжали показывать по частям флот Кулаков Образцовых.

Группа фрегатов рассеивалась под невыносимым шквалом обстрела. «Неустрашимый», «Боец» и «Благородный дикарь» были уничтожены. «Серый егерь» горел, запасные генераторы выбрасывали резервную энергию в космос.

Правые экраны были скомпонованы так, чтобы давать почти в реальном времени единое изображение второй крестоносной группировки Черных Храмовников, разбитое черной сеткой промежутков между дисплеями. Звездолеты вообще едва двигались, сдерживаемые роем орочьих кораблей. «Данталион» и сопровождающие его крейсеры только что показались в поле зрения, окруженные, словно масляными пятнами на воде, разрядами пустотных щитов, когда три огромных космолета ворвались в самую гущу орочьего строя. Прилетевший с противоположной стороны орочий авианосец врезался во флот сопровождения сзади, открыв огонь, на какой способно лишь тактическое соединение Космофлота, его парус излучал странную энергию. Еще один черный крейсер расцвел взрывом. Только по видеотрансляции Тейн не мог с уверенностью сказать, что это не «Перехватчик».

— Церберин опять оказался в нужное время в нужном месте. Можем мы передать ему сообщение?

— Нет, милорд. Поле авианосца, заглушающее передачу данных, усиливается по экспоненте быстрее, чем вы приближаетесь.

— У нас есть свободные корабли?

— «Парагон» более или менее цел, его двигатели отремонтировали. — Кейл взглянул на экран. — И «Эксцельсиор» и его сопровождение.

— Передайте этим кораблям новые указания. Перехватите «Данталион» приказом вывести «Эксцельсиор» из боя и приготовьтесь к немедленной передаче сообщения: возвращаться как можно быстрее на Терру, это ближе, чем Фолл. Будем надеяться, что у Магнерика есть ценная информация. Направьте «Жиллимана» сопровождать их.

— При всем уважении, милорд, это второй по мощности корабль флота.

— Я ожидаю некоторое отсутствие субординации от моего первого капитана, командир, но не от вас.

Старый офицер щелкнул каблуками:

— Есть, сэр!

— Используйте запись со славою, брат, — донесся искаженный голос Магнерика. — Хвала Императору!

— Держитесь, маршал-дредноут. Ваш брат Боэмунд спас мой орден от моего упрямства на Эйдолике, и сегодня вы можете ожидать того же, хочет того Император или нет. Магнерик? Магнерик!

Проектор сердито зашипел. Потянуло озоном. Забормотали чьи-то голоса. Детектор уловил орочьи частоты и преобразовал беспорядочный шум в повторяющиеся последовательности и колебание волн.

Связь прервалась.

Они потеряли Магнерика.

Глава 7

Освещение на капитанском мостике «Обсидианового неба» то включалось, то гасло. Вспышки искусственного света длиной в полсекунды скользили по гладкому черному металлу машин и лежащим тут же окоченелым трупам в униформе. Поблескивали пластековые рамы консолей, набитые осколками стекла — каждый зазубренный кусок становился линзой, показывающей отражение мертвого корабля. Газы-хладагенты сочились в комнату из заглохшей системы радиаторов в потолке кипящим бульоном с температурой ниже нуля.

В верхней части была платформа, над которой реял белый стяг с крестом Сигизмунда и кровавым пятном в нижнем левом углу. По периметру располагались дисплеи и терминалы, все неработающие. Кастеляну Ралстану взорвалась в лицо кислородная трубка. Он лежал ничком на ступенях, ведущих к главному мосту, доспех потрескался и обгорел, рука подобрана, словно прикрывала то, что осталось от головы. Свет и тень набегали волнами. Командир Эрик привалился спиной к переборке, будто его толкнули туда и прикончили пулей в лоб.

Уровнем ниже, на главной палубе, лежало еще больше тел. Некоторые были раздавлены падающими панелями или погребены под осколками стекла, и вот теперь неподвижно смотрели вверх, словно вмерзшие в лед. Они погибли от короткого замыкания, сгорели, были изрезаны разлетевшимся стеклом и засыпаны тяжелыми обломками, по большей части прямо в рабочих креслах. От одного после катастрофической перегрузки ауспика осталось лишь черное пятно на кожаном сиденье. Консоль еще выпускала искры и шипела в азотном тумане.

— Приближаются абордажные торпеды, — пробормотал мастер-ординатум Францек, словно вытягивая из себя по одному слову зараз. Волосы его слиплись от крови, стекающей сбоку по шее, глаза остекленели. Резкое освещение то и дело показывало его мертвенно-бледное лицо. Свет — тьма, свет — тьма. — Я никогда сразу столько не видел.

— Вера — первая жертва раздумий. Продолжайте стрелять, — металлическим рокотом отозвался Магнерик, отходя от шипящего гололитического проектора.

Тоже мертвого.

— Есть… стрелять.

Решетки прицелов погасли. Автозарядные системы вышли из строя.

Главный канонир вручную заряжал что мог и целился тоже вручную, насколько позволяла его пострадавшая от контузии нервная система. От каждого выстрела корабль содрогался, словно в нос его забивали огромный гвоздь. Инерционные стабилизаторы тоже не работали, но команда, точнее, то, что от нее осталось, больше не чувствовала даже такую сильную тряску. Магнерик же был настолько тяжел, что недвижно стоял посреди капитанского мостика.

— Мы не отдадим чужакам этот корабль, пока Император не отпустит нас на покой.

— Слава Императору! — отозвались все.

Разумеется, «Обсидиановое небо» никак не могло уничтожить все торпеды, но можно было хотя бы сократить их число. И, как было известно Магнерику, чудеса случаются. Нос корабля мучительно взвизгнул и вздрогнул, на этот раз от удара извне, словно в него вонзилась дрель.

— Мы не изведаем страха!

Вдруг жужжание «дрели» прекратилось. Шли секунды, взрыва не было. Команда затаила дыхание и старалась не шевелиться. Они знали, каково это — торпедный удар.

— Объявите всеобщую готовность! — прогремел Магнерик.

— Есть!

Ополченец Сесилия, взявшая на себя обслуживание главного двигателя, шатаясь, прошла от правого к левому борту, откинула прозрачную пластиковую крышку, прикрывающую красную кнопку, и нажала. Мерцающий свет тут же стал красным. С разбитых экранов полился тусклый красный, полосами проходя по грудам обломков.

Внутренние сенсоры не работали. Коммуникации — тоже.

Без них команде поневоле пришлось проявить творческую жилку. Профили распределения энергии сообщали, что во всех секторах есть активные терминалы. Индикаторы кислородного насыщения показывали признаки жизни в пунктах общего сбора на всех палубах. Каплин в операционном центре осторожно предложил переоборудовать пару сервиторов, чтобы те работали как двусторонний коммуникатор, но на это попросту не было времени. И Каплин перенаправил свой бесшабашный энтузиазм на заряжание дробовика модели IX. Он занял позицию на ступенях рядом с покойным кастеляном; взгляд его был слегка безумным.

Магнерик совершил поворот на сто восемьдесят градусов. Штурмовая пушка, установленная у него на правом плече, прошла ряд тестовых циклов. Его огромный силовой кулак вращался, щелкал и начинал вращаться обратно, словно механическая головоломка. Он направил ствол орудия на взрывозащитные двери с магнитным затвором, которые отделяли капитанский мостик от остального корабля.

Он почти что чувствовал ксеносов на звездолете, подобно тому, как человек из плоти и крови чувствует лишенную вкуса, текстуры и запаха радиацию, ощущая ее как зуд. Эта новая раса зеленокожих представляла собой опасного противника. Они знали, что такое тактика, и действовали слаженно — если у них имелись свободные силы, чтобы захватить его искалеченный корабль, он предполагал, что они поступят так же, как сделал бы он сам на их месте. Капитанский мостик станет приоритетной целью, потом машинариум, орудия, летные палубы.

Однако же было полезно напомнить себе, что они — не люди. Они все равно орки.

— Роланс, — сказал он в вокс, пытаясь дозваться боевого брата, разместившегося на нижней палубе с отделением Черных Храмовников и двумя взводами сервов-ополченцев. — Брат Меча?!

Легкий треск помех наполнил его акустический регистратор.

Авианосец каким-то образом смог заглушить вокс-связь уровня «шлем — шлем». До сих пор Магнерик считал, что ее невозможно заблокировать.

Кружились охлажденные газы, мерцало освещение. Свет, тьма. Свет, тьма.

Свет…

Время тянулось мучительно медленно. Внезапно показалось, что взрывозащитные двери ужасно далеко, хотя его собственная система трехмерного позиционирования настаивала, что их относительное положение не изменилось. Словно лишь только в этой комнате законы Вселенной дали слабину, и расстояние между частицами увеличилось, хотя сами частицы остались прежними. Освободили место.

Тьма.

Раздался хлопок, словно разошлось герметичное крепление, и из облака пара выскочил орк, словно все это время прятался и вот теперь вломился на главную палубу. Мерцающий свет сделал это внезапное появление еще более нереальным. Чужак казался чудовищем, что обитало в недоразвившихся долях человеческого мозга, в точках страха, не изменившихся с тех пор, как Homo sapiens впервые вышел из лесов на равнины доисторической Терры. И теперь, на расстоянии в двести тысячелетий и половину сегментума, они все еще опознавали зверя.

Орк обнажил желтые клыки и взревел.

Каплин взревел в ответ, обезумев от ужаса, и развернулся, целясь из дробовика. Прогремел выстрел. Залп из обоих стволов разорвал черно-белую броню орка и всадил тому в тяжелую челюсть горсть картечи. Клыкастая пасть разверзлась, словно у голодного пса.

С расставленными и примагниченными к палубе ступнями Магнерик развернул торс на сто восемьдесят градусов и разнес череп орка очередью продолжительностью четыре десятых секунды. Болты либо прошли насквозь, либо отрикошетили и повредили окружающие консоли, но благополучие корабля уже больше никого не заботило: главное, чтобы не достался ксеносам.

— Не сдавайся чужаку! Убей чужака!

Из тумана атаковали другие орки, они выскочили на капитанский мостик, и в стробоскопических лучах света снова гибли люди.

Топор рассек голову Францека, как тыкву, прежде чем тот, оглушенный, успел понять, что находится в опасности. Сидевший рядом с ним Меррел ударил по застежке страховочных ремней и встал, поднимая оружие. Громовой залп из похожего на кирпич стаббера отбросил его на спину, оставив на консоли отпечаток содержимого его развороченной груди. Орк прицепил пистолет на пояс, оттолкнул останки Меррела и, оставив топор в голове Францека, всадил в пульт какой-то шиповидный прибор с мигающим основанием. Уцелевшие экраны тут же словно сошли с ума. Сесилию вместе с креслом оторвало от платформы и отбросило в другой конец помещения; она успела закричать на лету. Тело ее с такой силой врезалось в стальную аквилу, установленную на носу вместо экрана, что в крыле осталась вмятина. Вздрогнув от звука ударившейся о твердое плоти, Каплин выкрикнул литанию, перемежаемую непристойностями и бессмыслицей, и подался назад по ступеням. Он зарядил дробовик, выкинул пару пустых гильз и выстрелил, наполнив воздух шрапнелью и взорвав светильник на потолке.

Их задавили физической и огневой мощью. Еще ни один враг не превосходил ополченцев Черных Храмовников настолько сильно.

Почтенный Магнерик наступал мерным шагом, прошивая воздух короткими сверхточными залпами штурмовой пушки. Он разнес на куски орка, облаченного в такую же клетчатую черно-белую броню, залпом продолжительностью три десятых секунды, потом развернулся, прицелился и выстрелил, распыляя броню и кожу и засыпая центральный терминал осколками костей.

С громким хлопком еще один ксенос телепортировался и оказался прямо у него на пути.

Магнерик не знал, какие мысли наполняют сознание орка. Слова? Образы? Мечта его предков о разрушении и убийствах? Он раньше никогда об этом не задумывался и сожалел, что не довелось, — что бы ни ожидало это существо встретить, вступая в корабельный телепорт, это всяко был не Черный Храмовник, преисполненный боевой ярости.

Выражение на почти звериной морде оказалось незабываемым.

Силовой кулак Магнерика ударил чужака в грудь и поднял над палубой, словно угря на остроге. Концентрические круги адамантиевых зубцов разлетелись во все стороны, размалывая орка и разбрасывая оставшиеся от него частицы.

Оставшиеся враги укрылись в нишах и за переборками и шумно отстреливались из стабберов.

Каплин, пригнувшись, побежал к залитому кровью терминалу Меррела и укрылся за креслом погибшего ополченца. Он потянул за мерцающий шип, который оставил там орк, но не смог сдвинуть его ни на миллиметр.

— Какой-то прерыватель! — крикнул Каплин, присаживаясь за креслом на корточки: над головой летали пули. — Он открыл внешние двери, ведущие в летные отсеки, и вырубил поле целостности.

Торпеды. Десантные катера. Атака по всем фронтам, скоординированная, превосходящими силами. Магнерик презирал врага, но был под впечатлением.

«Обсидиановое небо» было не похоже на корабли его братьев по бывшему Седьмому легиону. Звездолеты вроде флагмана Кулаков Образцовых представляли собой передвижные крепости, созданные для боевого развертывания и удержания территории. «Обсидиановое небо» построили без расчета на оборону — это был клинок, безупречно умеющий вторгаться и завоевывать.

Залпы стабберов рикошетом отскакивали от металлической кожи Магнерика. Он веером выпустил заряды из подвесных гранатометов силового кулака. Точно нацеленная сокрушительная огненная буря разнесла импровизированное убежище орков. Уцелевших, чьи черно-белые кирасы блестели от осколков, он скосил, испытывая от этого едва ли не удовольствие.

В такие моменты все еще хорошо быть живым.

Его осадная пушка со скрежетом повернулась вниз, на контактах с шипением испарялся конденсат азота.

— Гм. — Каплин молча уставился на соседнюю консоль. — Командир Аттонакс с «Палимода» пытался вызвать нас, маршал-дредноут. Они… выражают намерение уйти с Кулаками Образцовыми.

Поршни в ногах Магнерика подались, свистя гидравликой, и приподняли его лицом к потолку. То, что осталось от его смертного тела после падения Стены Покоя, плавало в амниотической жидкости в недрах металлического колосса. Столетиями им двигала одна лишь ярость. Ярость эта, чистая и незапятнанная, была, в отличие от него, живой. Бессмертной. Другие, кому была оказана величайшая честь посмертной службы, нуждались в длительных периодах покоя между боями, но не он. Ярость не позволяла. Он сохранил ранг. Он сохранил имя. У его ярости тоже было имя: Калькатор. Но сейчас казалось, что дальше пути нет.

— Ты хочешь наконец ускользнуть от меня, Калькатор? Именем Императора, нет! Как мы пришли к соглашению, изменник, мы сбежим вместе или умрем вместе.

Шасси повернуло его к Каплину.

— Состояние двигателей? — требовательно вопросил он. Каплин сглотнул и стал торопливо пробираться среди обломков к главной пусковой станции. Он не сразу разобрался в незнакомых символах:

— Только ускорители пониженной тяги.

Сознание Магнерика отступило в холодный космос, в ту систему киборганических интерфейсов, где невидимый дух-машина его саркофага встретился с тихим светом его собственной бессмертной души. Там, где Император вдохнул Свою волю в его изувеченные останки и дал им не просто жизнь, но дух.

— Этого хватит. Задай курс на таран орочьего авианосца и запускай ускорители.

— Сэр?

— Мои динамики плохо работают?

— Нет, почтенный господин, — твердо сказал Каплин и отложил дробовик, чтобы ввести новые координаты на незнакомом ему пульте. Его внимание привлек настойчиво мигающий свет на коммуникационной станции, и он подался вперед. — Думаю, это опять «Палимод».

— Игнорируй. Вперед. Всегда вперед. Пусть огненный шар уничтожит нас всех!

— Есть, сэр!

— Потом…

Магнерик обернулся к взрывозащитным дверям.

Он услышал пальбу. Ни раскатистый грохот армейских дробовиков, ни шумное орочье оружие. Это были сосредоточенные двойные хлопки очередей разрывных снарядов.

Космодесантники.

Взрывозащитные двери открылись, шипя пневматикой. Когда исчезла преграда десятисантиметровой толщины, внутрь под рев болтеров пошел ледяной воздух. Два Черных Храмовника, стреляя от бедра, прикрывали отступление друг друга по длинному коридору в сторону капитанского мостика. В дальнем конце коридора ватага орков в аккуратной черно-белой клетчатой броне и рогатых шлемах наступала, прикрываясь массивными щитами со щелями для обзора и стреляя из тяжелых огнеметов.

Автоматические оборонительные турели не работали.

Выстрелы космодесантников вспышками прошлись по рядам щитов. Раздался глухой звук, словно кто-то прочистил глотку, и граната перелетела через стену щитов и разорвалась у ног Черного Храмовника, который в тот момент прикрывал товарища. Взрыв сорвал с него броню и швырнул его, изломанного, на перегородку. Второй же упал на пол, но тут же поднялся на локтях, чтобы обстрелять стену щитов в полностью автоматическом режиме. Чужаки наступали, неуязвимые для любого оружия, кроме тяжелых болтеров.

По мере их приближения стало видно: на палубе за ними сидит на корточках мерзкое создание, напоминающее орочьего техножреца, — что, разумеется, невозможно.

Орки всегда тянулись к низшим технологиям, но к настолько специализированным — едва ли. Их адепт сидел, окруженный кольцом телохранителей, рядом с эксплуатационным люком, который явно только что открыл плазменным резаком, вращенным в его левую руку. Внутреннее управление панели было присоединено к чему-то вроде планшета в руках у зеленокожего и — посредством проводов — к огромному аккумулятору на спине. Но даже это чудовище выглядело безобидно рядом с гигантом, возвышающимся над ним, как человек над собакой.

Его огромные размеры и вибрирующий боевой костюм на поршнях впечатляли сами по себе, но Магнерика потрясло, что черно-белые, плотно прилегающие пластины были керамитовыми. Силовые доспехи Астартес, тип II «Крестоносец». Магнерик узнал цвета и герб на них, хоть и сомневался, что их распознал бы кто-либо, не заставший те времена.

Черное и белое. Как у орков на капитанском мостике. Как у орков, что были здесь. Скорее всего, это был символ, известный еще их прародителям, сочетание, которое зеленокожие привыкли ассоциировать с силой и властью.

«Лунные Волки».

Магнерик знал лишь один мир, где чужаки могли найти столь ужасные реликвии.

С гремящим в громкоговорителях боевым кличем, который в последний раз слышали во плоти у врат Святой Терры, дредноут шагнул вперед, перекрывая проход своим массивным корпусом.

— Я Магнерик из ордена Черных Храмовников. Я не пустил во дворец Господа моего заблудших сынов Его — и ты, чужак, не пройдешь!

На орочьи щиты обрушилась канонада, вынуждая противника отступить.

— Магнерик отвергает тебя! Каплин, запускай ускорители!

Глава 8

Великолепный в своей первобытной ярости огонь поднялся, словно крылья бабочки, вокруг «Альказара достопамятного», разрезая орочьи корабли, уничтожая их щиты и оставляя их позади себя гибнуть в ярких вспышках. Он был гладиатором в обличье ангела, и космос был его ареной. Фрегаты «Очищенный» и «Несломленный» первыми пробились вслед за флагманом. Взрывы озаряли мириады обломков, лучи и конденсационные следы, щиты и осколки.

Тяжелый авианосец орков развернул свое главное орудие.

Оно имело огромный бронзовый ствол длиной в приличный звездолет, заряженный сияющими плазменными катушками и снабженный системой радиаторов, похожих на паруса. Полыхнув высокоэнергетической плазмой, он дал залп.

Перед Тейном буквально взвыли дисплеи, когда в «Несломленный» врезалось острие мощнейшего гравитационного луча. Капитанский мостик содрогнулся, словно бомбоубежище под сплошным обстрелом. Валил дым, визжали сигналы, кричали люди, звенел от невыносимого напряжения металл. Главный экран трещал статическим электричеством, показывая корабли, орудия, обломки, разлетающиеся во все стороны. «Покорный» был захвачен притяжением внезапно возросшей массы «Несломленного» и дернулся назад. На такой скорости крейсер «Бастион Ареты» не успел сделать решительно ничего. Он разрушился мгновенно и полностью.

— Пустотные резервуары правого борта почти наполнены, — сказал Вейлон Кейл, не крикнул — он вообще никогда не кричал, — но близко к тому. Голос его охрип от дыма, глаза слезились.

Старый командир подошел к стратегиуму и сменил связистку, распростертую на палубе под асбестовой накидкой, так что видны были лишь руки в ожогах третьей степени.

— Подключаем запасные генераторы! — крикнул в ответ служитель.

Кейл повернулся к Тейну:

— Они продержатся еще несколько минут, но против выстрела из этого…

— Кулаки Образцовые не бросают своих.

— Господин, какой ценой?

Тейн выпрямился на содрогающейся палубе. Его вело чувство долга, упорство, ставшее частью его натуры. Мог ли кто-либо, кроме сынов Дорна, испытывать подобное нерушимое чувство, заложенное в геносемени их примарха? Благородные Ультрамарины? Кровавые Ангелы? Были ли они в состоянии хотя бы понять?

Тейн сомневался. Очень сомневался.

— Мы — Последняя Стена. Отступать больше некуда.

— «Обсидиановое небо» так и не ответило, — сказала Тил голосом, дрожащим от ударов по щитам и содроганий палубы.

— Не оставляйте попытки.

— Есть. Господин, корабль Железных Воинов «Палимод» подает сигнал. Они выражают… благодарность.

Тейн сжал поручень чуть сильнее, чем было необходимо, из-за тряски на капитанском мостике.

— Примите. Распорядитесь, чтобы они замедлили ход и следовали за нами. Они смогут оттянуть от нас часть огневой мощи противника, когда мы попытаемся отбить «Обсидиановое небо».

Младший офицер набрала сообщение и нажала кнопку передатчика. Воцарилась напряженная пауза.

— Ответ, — бросила Тил. Она побледнела, глаза бегали, изучая большой кусок текста. Она сглотнула. — Они с почтением отвечают «нет».

— «Нет»?

— Таков смысл сообщения, милорд.

Тейна затрясло от раздражения, грозящего нарушить его решительное выражение лица.

— Тогда пусть уходят. Что слышно от Церберина?

— Ничего, господин, но ауспиктория сообщает, что «Данталион» и еще несколько кораблей отошли и направляются к точке Мандевиля.

— Магистр ордена! Подойдите и взгляните на это. — Кейл позвал Тейна к стратегиуму и привлек его внимание к аналитике на экране. Информация была похожа на ту, что они уже видели на гололитическом экране над столом, но лучше структурирована в графики, а двухмерная форма была привычнее неаргументированному взгляду. Справа возникли мутный черный крест, окруженный обломками кораблей, и знаки, указывающие на торпеды, причем данные обновлялись каждые несколько секунд волнообразно пробегающими строчками кода. — Мы приближаемся к «Обсидиановому небу».

— Хорошо. Теперь уберите этих орков с экрана и покажите мне цель.

Экран переключился с режима нескольких синхронных изображений на единое, и это был колоссальный авианосец. Его верхние и нижние секции были окаймлены красным, словно солнце во время затмения, темная сторона его была освещена огнями кораблей, находящихся в его тени. По скорости и углу передвижения было понятно, что изображение подается в режиме реального времени.

Покачиваясь от ударов по щитам, Тейн прошел обратно к трону командующего и запросил увеличенное изображение «Обсидианового неба».

Точка обзора поменялась, придвинулась — и вот оно, «Небо», словно нож, направленный скрытным выпадом в брюхо авианосца. Столкновение казалось неизбежным.

— Вызовите Магнерика! — прогремел Тейн в усилитель, да так, что завыли помехи. — Быстро!

— Не отвечает! — крикнула Тил.

— Главный двигатель — стоп. Маневровые — полный назад.

Кейл молча выполнил команду, покрытые пигментными пятнами старческие руки запорхали над пультом. Тейн почувствовал, как по уже находящемуся на пределе возможностей кораблю прокатилась волна перегрузок, но было уже слишком поздно.

Даже легендарное упорство самого Рогала Дорна не могло помешать Тейну понять, что сейчас произойдет.

До сих пор авианосец оставлял корабль Черных Храмовников погибать, ограничиваясь абордажными торпедами и штурмовыми катерами, но сейчас разделяющие их несколько десятков километров обратились в лавовый поток обломков и снарядов. Два космолета были слишком близко друг к другу, чтобы воспользоваться главными орудиями, но даже с учетом этих ограничений огненная мощь, изрыгаемая орочьим флагманом, поражала. Бронированный нос «Обсидианового неба» просто растворился — вражеский корабль направил энергетическое поле, которое дематериализовало все, чего касалось. Но «Обсидиановое небо» был слишком велик, чтобы даже такой противник полностью уничтожил его лишь оборонительными орудиями.

Расстояние составляло уже менее километра.

Нос «Обсидианового неба» выглядел оплавившимся обрубком. Когда корабль столкнулся со щитами, полыхнула вспышка.

— Почтенный… — выдохнул Тейн.

Медленно, очень медленно «Обсидиановое небо» врезалось в борт авианосца.

Вообще-то едва ли это произошло медленно — Тейн все понимал, но масштаб был такой, что любые человеческие представления о скорости оказывались неприменимы. Ободранные, открытые бездне внутренние переборки передней части «Обсидианового неба» смялись, глубоко вдавленные в обшивку авианосца глохнущими ускорителями. Корпус его начал деформироваться, по нему пошли складки, когда правый ускоритель вышел из строя. Изрыгая плазму, «Обсидиановое небо» накренился и наконец врезался в более крупный звездолет.

Тейн поморщился от первой искры взрыва, чисто-белого ядра разрушительной энергии, поднимающегося из недр «Обсидианового неба». Это длилось долю секунды, потом сверкнуло так, что перекрыло весь экран. Словно компенсируя яркость взрыва, освещение на палубе погасло. Терминалы зашипели и выбросили каскады искр. Ударная волна прошла секундами позже электромагнитной и швырнула Тейна обратно на трон.

Помотав головой, чтобы прогнать сигналы тревоги и гулкий вой оповещения о декомпрессии, Тейн потянулся к поручням трона и с усилием поднялся. Его мультилегкое принялось работать, грудь наполнилась дымом, кислотность крови подскочила. Он пылал бессильным гневом. Они еще могли ясно видеть «Обсидиановое небо» и его команду, но Магнерик почти уничтожил их всех.

— Доложите! — потребовал он, но члены экипажа еще приходили в себя или толпились вокруг мигающих консолей, как первобытные люди у костров.

Двое сервов в ауспиктории торопливо обменивались записями и вносили беглые правки в систему кривых и векторов на столе. Тут же начал проясняться главный экран, и команда хрипло заликовала. Авианосец накренился, в его борту зияла огромная дыра. В почти идеально круглом окне можно было ясно различить палубы, мигающий в облаках мусора свет и поля связности, словно звезды в туманности.

— «Обсидиановое небо» погибло, — доложил служитель. — Два корабля Черных Храмовников пока целы. Крейсеры. Один из них — «Перехватчик». «Данталион», «Бастион» и «Безликий воин» — с ними.

— Орки, господин, — сказал Кейл. Цветные завихрения карты стратегиума носились по его лицу грозовыми тучами. — Они меняют направление, прочь от авианосца.

Тейн опустился на трон и потребовал вывести копию данных стратегиума на свой экран. Орки покидали строй и устремлялись на край системы. Но зачем? Зачем бежать? Даже с учетом того, что их колоссальный флагман получил серьезные повреждения, они сохранили весомый перевес над силами Империума.

— Вижу какие-то необычные нематериальные выбросы вокруг орочьего авианосца, — сказал Тейн.

— Телепортация, — пояснил Кейл. — Большой объем, небольшие расстояния.

— Орки — и эвакуируются? Или бегут?

— Каста лидеров, о которой мы в последнее время слышим?

Тейн уперся подбородком в ладонь. Палубу опять тряхнуло. Но ведь правда, почему они бегут?

Движение на экране было настолько малозаметным, что даже усовершенствованное зрение Тейна не сразу его уловило. Похожее на плавник главное орудие авианосца рассекало поле брани. Тейн видел заряжающиеся спирали, собирающуюся в светящихся конденсаторах энергию по всей длине колоссальной пушки. На миг он перевел взгляд на дальний конец ствола. «Альказар достопамятный» был слишком велик, чтобы сойти с дороги. Все прочее было напрасным проявлением упрямства.

Словно пылающий уголь зажегся в жерле пушки, вибрируя в магнитном поле. Заряд вылетел из облака осколков и казался скорее рождающимся солнцем, чем оружием. Тейн увидел блеск, кончик направленного к нему луча, потом тот мелькнул, словно падающая звезда.

Промах. Тейн выпустил подлокотники, в которые отчаянно вцепился, и выдохнул. В панике орки зря потратили выстрел. Таким было первое впечатление Тейна, основанное не на опыте, а на инстинкте, который, как правило, успокаивался неохотно, — даже теперь, когда стало ясно, что луч не погас, а лишь разгорается.

Вандис.

Сначала красный гигант словно отбросил луч, вонзающийся в его поверхность, но потом, несколько секунд спустя, в месте укола начало образовываться солнечное пятно. Пузыри ядерного вещества вышли на поверхность, пятно же начало опускаться вглубь. Оно стало волдырем, потом кровоподтеком, черной язвой, все глубже уходящей в тело и утягивающей за собой все больше звездной материи. Бездонную черноту горизонта событий окружило гало, белое и сияющее.

Аккреционный диск черной дыры.

Тейн медленно поднялся, глядя с совершенно искренним, совершенно человеческим изумлением. Орки превратили одну из наиболее стабильных и неизменных сил Вселенной в оружие, и всего лишь для того, чтобы помешать имеющейся у Магнерика информации достичь Терры, они применили гравитацию, уничтожив звезду.

Звезду!

Что мог сделать человек — даже Ангел Смерти — перед лицом этой несокрушимой силы?

Сам авианосец, наиболее крупный корабль из доселе существовавших, первым ощутил последствия. Уже отступая, он перестал стрелять, потому что пушку оторвало, потом медленно согнуло. В его тени оказались еще два крейсера Черных Храмовников, обездвиженные и захваченные крючьями, но неуничтоженные. Беспомощно дрейфуя, они начали расходиться. Корпуса были смяты, атмосфера сочилась вовне, крепления сорвались и улетели в бездну. «Очищенный» запустил двигатели обратного хода на полную мощность, но едва держался на месте. Тейн видел, что пытался сделать его командир, но маневренные ускорители оказались не в силах бороться с притяжением черной дыры, и корабль затягивало боком, пока гравитация не преодолела структурную целостность и корабль не полыхнул пугающе компактным взрывом.

По всему «Альказару достопамятному» прошел тяжкий стон.

Он был намного мощнее фрегатов сопровождения и Черных Храмовников, но и больше по размерам, а значит, и более уязвим для гравитационных волн, бьющихся о его корпус. Каждая встряска сопровождалась звоном, словно из переборок выдирало заклепки и потом ломало их на куски. Поток высокоинтенсивного излучения перекрыл экран и оборвал внутрикорабельные коммуникации.

— Полный назад! — загремел Тейн. Вдоль шва в переборке у него за спиной повылетали болты, и воздух с визгом ворвался внутрь. — Всем приготовиться к аварийному переходу! Уводите нас отсюда — быстро!

Глава 9

Вангорич знал, что его соперники в Сенаторуме и даже некоторые из друзей — из тех, кого он мог назвать таковыми, — держали его дом под наблюдением. В последние дни дошло до того, что агенты не менее чем двух лордов почти непрестанно толклись на улице. Ситуацию ухудшало все более непостоянное поведение таких, как Месринг или Зек. Постановочное покушение на Веритуса еще ухудшило положение.

Даже в столь ранний час искусственные сумерки Дворца были многолюдны — солнце исчезло из жизни этих людишек, как и любовь Бога-Императора Человечества.

Вот смена официантов, направляющихся в высшее командное училище Космофлота, в наглаженных белых рубашках и черных фраках. Они тихо переговаривались и остановились у самых ворот, когда один из них перешел улицу купить в киоске пачку лхо. Вот хорошенькая девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати, продает мыло и товары для верующих прямо под гудящим бронзовым экстрактором. Она мило улыбалась, болтая с рабочими, которые сидели с мисками под электрическим теплом. Вот уличный исповедник; вот бригада рабочих, что торчала наверху деактивированной трансформаторной подстанции большую часть недели; вот двое Адептус Арбитрес на углу, патрулируют неспокойное место; вот писец продает свои услуги, группа сервиторов везет импортированную воду в стальных баках в башню Администратума в соседнем районе. На этом фоне чистильщик обуви, обслуживающий военных, казался слишком очевидным соглядатаем хотя бы потому, что это освященная временем классика жанра.

А классику Вангорич ценил.

Не то чтобы никогда не случалось, что кабинет в недрах лабиринта Внутренних Покоев казался привлекательным, но обычно его устраивало находиться на виду там, где обычно ожидали увидеть великого магистра Официо Ассасинорум. Это поддерживало уровень всеобщей честности и предотвращало непонимание.

Таким образом, когда у ворот появился мужчина среднего роста, среднего телосложения и средних лет, реакция оказалась куда более бурной, чем обычно вызывают столь неприметные личности.

Вангорич позволял агентам посылать отчеты. Отчасти потому, что обезвреживание их всех потребовало бы неразумных затрат энергии, но в первую очередь потому, что, пока его двойник деактивировал систему безопасности, он сам удобно устроился на восьмом этаже башни над краем Бастиона в нескольких кварталах от всего этого. Бронированное окно позволяло хоть как-то разглядеть Водные сады и рассвет над Императорским Дворцом, но чуть ли не две трети его были перекрыты автоматическим оружием, станциями подавления помех и психическими нуль-генераторами, покрывающими здание. В вопросах безопасности Инквизиция отличалась нулевым уровнем терпимости.

— Вина? — спросил он, наклоняясь над низеньким столиком и предлагая бутылку.

— Благодарю вас, сэр, но нет, — поднял руку Круль. — Не за работой… над заговором.

Вангорич улыбнулся и поставил бутылку на стол.

На ее желтой этикетке была надпись — слишком витиеватым почерком, чтобы Вангорич мог ее разобрать. Он сомневался, что вино и правда терранское, но оно явно было старым. Возможно, с Ригеля Центавра или Просперо.

Сами покои Представителя Инквизиции претерпели трансформацию в сторону полного минимализма после быстрого отбытия Виенанд. Мягкую мебель убрали или переставили так, чтобы было удобнее. Бесценные произведения искусства, прежде украшавшие стены и расставленные на столах, отправили на хранение в какую-то башню, использовавшуюся Инквизицией для таких целей. Однако же какие последствия может иметь выбраковка в верхах!

Он отпил вина.

Фруктовое. Древесное. Пахло цветами — ему подумалось, что так должна, наверно, пахнуть функционирующая экосистема.

— На чем мы остановились?

— На Марсе, сэр.

Разумеется, Вангорич это знал. У него была эйдетическая память — последствие упорных тренировок, когнитивной терапии и, разумеется отчасти, врожденного дара. Того же можно добиться с помощью имплантов, но у них свои недостатки. Отслеживать причудливо устроенные дела Официо — в любом случае немалая нагрузка на память, без обычных человеческих возможностей не обойтись.

— И сколько у нас тут еще осталось агентов?

Круль выбрал нужный планшет из нескольких, лежавших на столике между ними.

— Команда «Красный приют». Саскина Хааст из храма Виндикар. Марьязет Изольде из храма Каллидус. Клементина Йендль из храма Ванус. Тибальт из храма Эверсор. И еще Разник из Инквизиции, если вы сочтете возможным считать его одним из нас. — Попутно он читал. — Похоже, Йендль удалось получить доступ к проекту Механикус по воспроизводству орочьей технологии телепортации, прежде чем она потеряла контакт. Мы предполагаем худший исход, верно?

— Начальство контакта официально сообщает, что его «перевели на другую работу». Йендль изучает обстановку, но это же не конец света. Понимаю, ее гордость задета, но есть и другие способы вести расследование.

— Перенести планету… — сказал Круль, кладя планшет и выглядывая в окно. — Проклятие, да это будет нечто.

— Все данные процесса — в разведданных у Йендль. Так называемый Великий Эксперимент станет тупиком скорее для Кубика, чем для нас.

— Но если он все же сработает…

Круль не стал озвучивать очевидное. Намек был на нечто столь важное, основополагающее, что сделать необходимый шаг назад, дабы разглядеть это, было сложно. Доступ к технологии перемещения, применяемой орками, мог ударить по самым основам стабильности Империума. Владея такой силой, Механикус могут переместить что угодно куда угодно. Адептус Астрономика перестанут существовать, а Навис Нобилите в лучшем случае придут в упадок, в худшем — подвергнутся преследованию со стороны мстительной Инквизиции. Флотилии Марса одним ударом сделают ненужными Космофлот и капитанов-хартистов.

Раскол. Да такой, какого не было со времен эры Раздора.

Вангорич мрачно кивнул.

— Всего лишь хочу заметить, сэр, — сказал Круль, пытаясь развеять угрюмый настрой, — что, если эти разведданные каким-нибудь образом попадут на стол Сарка или Гибрана, весь Сенаторум встанет за вас горой, если вы потребуете голову Кубика.

— Да, если дойдет до этого, но, вообще говоря, нечто столь опасное лучше держать при себе. Насколько я понимаю, Хааст и Изольде сумели успешно внедриться в домовладение Кубика на Марсе. А когда он будет на Терре — что там насчет его привычек и всего прочего?

Круль взял из папки еще один отчет:

— Он привержен рутине, как и следовало ожидать. Подобраться к нему не проблема — проблема в том, чтобы найти подходящий момент. Он, похоже, вообще не спит, предпочитает держаться на людях и никогда не бывает один. — Агент пожал плечами, словно извиняясь. — Техножрецы будто не придают значения приватности.

— А когда он путешествует?

— Легкий корабль Механикус, вылетает из космопорта «Дневной Свет». Техножрецы сами обеспечивают личный состав и посадочную команду. Зная их, можно предположить, что лихтер вооружен лучше, чем кажется.

Вангорич принял это, сделав глоток из стакана.

— И насколько грозен генерал-фабрикатор, учитывая, что нам, возможно, придется… преподать урок?

— Учитывая? — Круль откинулся на спинку дивана, заложив за голову мощные руки, — устроился на чужой территории так удобно, как под силу лишь человеку его габаритов. — Я бы смог его взять.

— Ты хоть раз убивал кого-то из Механикус?

— Вы бы узнали, если бы такое случилось, сэр.

Вангорич улыбнулся.

— А вы, сэр? — спросил Круль.

Вангорич чуть подумал. Никто другой не посмел бы спросить такое у великого магистра. Ведь это предполагало бы возможность отрицательного ответа. Другой мог спросить, но безотносительно профессиональной компетенции Вангорича — другой, не Зверь. Уж тот знал лучше.

— Нет, — признался он.

— Вы хотите, чтобы я запустил процесс?

Вангорич глубоко вздохнул и покачал головой, глядя на кучу планшетов, инфологов и отчетов. Выбрать члена Сенаторума Империалис, который действовал бы с достаточно бездумной решимостью, чтобы это оправдало его казнь, было нетрудно. Это, пользуясь популярной флотской поговоркой, все равно что выпустить торпеду и поразить космос. Нет, вся трудность, все тонкое искусство состояли в том, чтобы выяснить, чье несвоевременное удаление наилучшим образом подействует на остальных.

Он выдохнул. Медленно. Очень медленно. Размял затекшую шею.

— Удо. — Сказал он чуть позже. — Расскажи мне о лорде-командующем.

Круль порылся в поисках нужного планшета. В тот же миг кучка на столе задрожала от небольшого толчка. Лишь кошачьи рефлексы Вангорича уберегли инквизиторский ковер от винного пятна. Ульетрясение длилось буквально несколько секунд. Магистр взял стакан другой рукой, слизнул вино с запястья, встал и подошел к окну. Оранжевое сияние озарило его лицо. С дворцовой крыши падал блок, разрываемый горящими газами, выходящими из его обнаженных древних труб. Даже сквозь бронестекло Вангоричу были слышны крики. Долгий тоскливый вой ревунов медленно расползался по дворцу.

Нужно было что-то делать.

Он обернулся и увидел, что Круль проверяет сигнал тревоги на наручном хронометре. Зверь приглушил звук и достал из потайной кобуры под пиджаком массивный плазменный пистолет. Он быстро и тихо встал, знаком велел Вангоричу укрыться за столом и отошел, подняв оружие, с той линии, где в него могли попасть из дверей.

Вангорич повиновался и рухнул на одно колено.

Он положил одну согнутую руку на стол, отчасти чтобы прикрыть на всякий случай лицо, и потянул из сапога изящный хеллпистолет с глушителем. Прицелился в дверь и посмотрел на стенную панель доступа рядом с ней. Свет вспыхивал на дисплее, слева направо и временами посередине, как будто показывая пульс. Видимо, незваный гость включил тревогу. Янтарный цвет означал, что кто-то, наделенный инквизиторскими полномочиями, вошел в здание, развернул автоматические турели и вырубил систему оповещения, встроенную во все лестницы и углы. Кабинет Вангорича был максимально засекречен — у пришельца было девяносто секунд, чтобы правильно идентифицировать себя и ввести нужный код на панели доступа, прежде чем начнется заварушка.

Панель засветилась зеленым и перестала мигать.

Вангорич сосредоточился и успокоился, глядя на дверной проем.

Как показывал его собственный опыт, на Терре хватало личностей, у которых были и причины, и возможности избавиться от великого магистра Официо Ассасинорум. Вангорич сомневался, что вообще существует система безопасности, которая не по зубам Механикус. Лансунг и Верро определенно имели в своем распоряжении сотрудников, способных управиться с системой под комплексом безопасности класса «тройная аквила», но вроде бы никому пока что настолько не приспичило. Экклезиархия также располагала высококвалифицированными кадрами — и против затронутых варпом способностей Навис Нобилите, и против санкционированных Империумом псайкеров, таких, что даже могли превзойти имеющихся у Инквизиции.

Сравнится ли кто-нибудь из них со Зверем Крулем? Вангорич сомневался.

Дверная ручка со щелчком опустилась, и дверь распахнулась.

Ассасин чуть поглубже опустился за стол, положил палец на спуск и прицелился. Если они там не вовсе несусветно хороши, у него есть по крайней мере один выстрел.

Как оказалось, этот выстрел ему не понадобился.

С шипением гидравлики в открытую дверь вошел Веритус. Его окружало облако пахнущих корицей масел и легкий — лишь чуть заметно щипало в носу — запах консервантов. Его броня кремового цвета мигала индикаторами и защитными рунами, натертая серебряным порошком и облепленная свежеисписанными папирусами. Подобное мумии лицо Представителя Инквизиции выражало достаточно сильное удивление, чтобы остановить руку Вангорича.

— Дракан? Что ты делаешь в моих апартаментах?

Голос Веритуса представлял собой сухое жужжание, похожее на запись писца-херувима, пролежавшего на складе тысячу лет.

Вангорич опустил пистолет на стол и встал. Дверь медленно захлопнулась за инквизитором. Ассасин пожал плечами:

— Это самое безопасное место на Терре.

— Мои помощники наперебой утверждали то же самое.

— Если вам это поможет, я получил столь же надежную информацию, что вы не вернетесь из Крепости Инквизиции до завтра. Штурмовая луна на орбите — это лишь еще одна причина отклониться от стандартов, верно?

Веритус чуть улыбнулся — странная и жуткая пародия на человеческое веселье. Он явно выглядел усталым. Вангорич его таким еще не видел. Словно бы Представитель Инквизиции покинул свое обиталище, просто желая урвать несколько часов тишины и покоя.

Вангорич подумал — интересно, а когда он думает, что один, тоже не вылезает из этих доспехов?

— Ты отвлекся, Дракан, — сказал Веритус. — Удин Махт Удо вчера вечером назначил экстренное заседание Двенадцати Верховных.

— Что?

Веритус покосился на Круля. Тот опустил плазменный пистолет, но лишь немного.

— Пусть он уберет оружие, Дракан. Уверяю тебя, в ином случае я без труда сделаю это сам.

Ассасин поднял бровь, но по знаку Вангорича убрал оружие.

— Могу я оставить вас, сэр?

— Спасибо, Круль.

Веритус смотрел вниз из-за латного воротника и видел, как мимо него прошел и исчез за дверью Зверь Круль. Дверь снова медленно закрылась и загерметизировалась. Воздух с шипением дохнул на ломкие ресницы инквизитора. Выражение его лица было совершенно нечитаемо.

— Лорд-командующий предложил вывести Представителей Инквизиции из состава Двенадцати Верховных.

— Что он, вообще из ума выжил?

— Может быть. Но пока что преобладали примирительные высказывания, и его предложение поддержал лишь Тобрис Экхарт.

— Я еще понимаю, чтобы Экклезиархия поддерживала подобное, но Экхарт? — Вангорич выругался. — У него хоть нервная система собственная?

— Лорд-командующий весьма огорчен.

— Да уж, надо полагать.

— Совет Двенадцати находится в состоянии раскола, Дракан. Они еще могли быть вместе, когда знали, что Удо может противодействовать их интересам, но сейчас — нет. — Веритус показал на небо. Он не назвал имя, словно это был демон, которого можно таким образом вызвать. — Паралич, неверие — все так же, как когда Хорус привел на Терру армии Хаоса. Никто, возможно, даже сам Император, не верил в возможность подобного, даже когда все уже началось. Терра выстояла в Осаде лишь потому, что Рогал Дорн объединил военных и единой волей управлял ими.

— Вы говорите о примархе.

— Я говорю о сильном лидере. Верховные лорды поддержат его, если увидят.

Вангорич печально покачал головой. Другая эпоха, другой уровень личности. Полубога непросто заменить. Среди триллионов обитателей Империума не было никого, кто мог бы с ним сравниться.

— Но кто сказал, что нам нужен человек? А если кто-то еще?

— Мы можем завтра обсудить это в Сенаторуме, — устало сказал Веритус, разворачиваясь к выходу. — Надеюсь, вы сами сумеете выбраться из всего этого.

— Я вообще-то и не забирался, — сказал Вангорич, очнувшись от размышлений и собираясь уходить. Он постоял в дверях, оглядываясь. — Где Виенанд?

— Вы выдаете свое беспокойство, Дракан.

— Или усиливаю ваши предубеждения.

На лице Веритуса появилась настоящая улыбка:

— Она работает ради общей цели, и Императорская Инквизиция всегда будет делать так.

— А ваш… гость?

Помещения прикрывали многослойная система предотвращения наблюдения, техническая и магическая, и психически генерируемый покров тишины. Но даже когда в комнате был лишь старый адепт, а Круль находился снаружи и теоретически мог подслушать, было неблагоразумно упоминать имя пленного ксеноса. Все равно что Веритус и орочья луна — называя вещь, даешь ей жизнь, которой никто не сможет управлять.

— Полезен, — просто сказал Ластан.

Вангорич закрыл тему — у него были более насущные заботы.

Зверь Круль ждал в прихожей, сидя на краешке плетеного алюминиевого кресла. Он приподнялся, когда Вангорич подошел.

— Проблемы?

Вангорич покачал головой.

— У Эсада Вайра все еще есть форма?

— Он давно не на службе. Даже в КВФ-суб-двенадцать замечают столь долгое самовольное отсутствие.

— Тебе не надо возвращаться в Ташкент. Я хочу, чтобы ты нашел провоста-маршала.

— Я могу, сэр. А почему вы решили заняться им?

— Ничего особенного. Мне нужно, чтобы ты передал ему сообщение. Скажи ему, что я гарантирую — завтра он захочет присутствовать в Сенаторуме.

Глава 10

Придя в себя, первый капитан Церберин услышал визг плазменного инструмента и запах искр. Аварийное освещение тускло мигало, отбрасывая длинные тени. Мультилазерные орудия свисали на рельсах, незаряженные, все в белых крапинах огнетушительной пены. Между Церберином и потолком «Данталиона» прошли неровные очертания головы Маркариана. Свет отразился от стального тела командира.

— Получилось, — прохрипел Церберин.

У него болело горло, настолько, что любая попытка заговорить вызывала ощущение, будто у него там звездочка с погона застряла.

Он заворчал и покрутил головой, глядя вниз, на палубу и одну из командных башен. Из порванных кабелей разлетались искры. Команда служителей в полных защитных костюмах с дыхательными устройствами налетела на упавшую переборку с плазменными горелками. Трещали и разлетались разряды плазмы. Неверный свет очертил фигуру в плаще, поливающую повреждения очистительными маслами и читающую псалмы за прощение и исцеление корабля. Возвышаясь над ничтожными смертными в своей безупречной кирасе, ветеран-сержант Колумба влез в самое сердце плазменного потока, разбрасывая закованными в латы руками обломки и скидывая их вниз, в когитационный блок.

— Вокс, — узнал Церберин. — Последнее, что я помню… Я был в операционном модуле. Ваша команда допустила перегрузку заднего пустотного резервуара.

— Неизбежное последствие того, что вы приняли бой, зная о численном, стратегическом и технологическом преимуществе противника, господин капитан, — прошелестел Маркариан, неловко ковыляя вперед, в поле зрения воина. — Произошла перегрузка излучателя, когда мы передали сообщение, и в итоге вас сбросило в проход и ударило головой о поручень. Вы пробыли без сознания чуть больше часа. — Он виновато пожал плечами или попытался это сделать. — Точнее не скажу — хроны сломаны.

Церберин со стоном попробовал подняться на локтях. Без толку.

Он скорее сердито, чем обеспокоенно задергал руками и ногами, но те остались неподвижны. Он чувствовал их, в разных точках контакта с землей словно покалывало, но он не мог заставить работать ни единую мышцу. Будто нарушились сервомускульные соединения с броней. Без помощи и возможности нормально управлять ими полтонны керамита представляли собой изукрашенный резервуар сенсорной депривации, в которых неофитов обучают входить в гибернацию с использованием мукраноида.

Позорище какое.

— Я не могу двигаться.

Маркариан показал раскрытой ладонью поперек его тела. Церберин повернул голову в другую сторону и увидел осклабленный получереп Менделя Реоха.

Доспех космодесантника был костяного оттенка, на наплечнике — двойная спираль Апотекариума. Все в рамках предписаний Кодекса Астартес, и, стало быть, Церберину следовало это принять, но, как и с черным цветом у капелланов, это противоречило духу Ордена. Другой возможный вариант: Церберину просто не нравился Реох. И еще ему упорно не нравился его брат из Второй роты. Из глазниц на живой верхней половине лица апотекария тускло замерцали бинокуляры, нижняя же представляла собой железную решетку, уродливо встроенную в некогда благородные скулы сына Дорна. Восстановительные работы были проделаны столь явно и грубо, что с учетом мастерства и огромного стажа апотекария объяснялось лишь сознательными намерениями, будто Реох специально изрезал свое лицо, обнажая холодный металл и тьму внутри, которую более не имел желания скрывать.

— Ты исцелишься. Твой паралич носит временный характер и вызван определенным веществом. — Голос его шипел помехами вокс-связи, а оптика мерцала при смене интонации. — Но я заметил среди наших братьев по ордену тревожную тенденцию — они не лежат тихо, когда им велят.

Церберин перехватил немигающий взгляд Реоха.

— Вычисти это из меня. Быстро.

Реох вздохнул:

— Во всем виноват Ориакс Данталион. Он убедил нашего примарха принять Кодекс Астартес, и вот теперь каждый из нас считает себя мучеником во имя собственных идей.

— Разумеется, кроме тебя, брат.

— Я апотекарий, — сказал Реох. Диамантовая дрель на его латной перчатке-нартециуме прокрутилась туда и обратно. Из редуктора с пружинным щелчком выскочил инъектор, перебрал разные комбинации шприцов и игл, и наконец сверхтонкий углепластиковый наконечник погрузился в продолговатый стеклянный сосуд, потом вытянулся вперед. Поршень ушел обратно в глубь аппарата, медленно наполняя шприц молочно-белой жидкостью. Апотекарий нагнулся вперед. — Мне всегда лучше знать.

Церберин сжал зубы и запрокинул голову, открывая уязвимые узлы волокон и кабелей под латным воротником. Он почувствовал резкую боль, когда игла протиснулась между шейными позвонками, потом — холод. У него невольно перехватило дыхание, потом он вздрогнул, когда ощущение пошло вниз по хребту и распространилось по периферийной нервной системе. Он задвигал пальцами, и на этот раз они повиновались, сервоприводы латной перчатки зажужжали, кулак неловко сжался и разжался, потом поднялся и опустился. Церберин непроизвольно потянулся к поясу проверить оружие.

Пальцы его сомкнулись вокруг рукояти болт-пистолета и крепко сжались. Пальцы, запястье, плечо — ощущение скованности, того, что его спеленали тугим шерстяным коконом, постепенно отступало. Грозный болт-пистолет модели «Умбра» самой своей близостью не оставлял места для сомнений.

Он медленно сел.

Капитанский мостик пересекали кривые проходы, из когитационного блока с каждым поворотом вентиляторов поднимались дым и пыль. Экран стратегиума затянуло помехами, расположенные по кругу увеличители изображения и кабели подачи шипели. Главный экран трещал от электромагнитных искажений, мерцая следами прогнозируемых траекторий и отголосками энергии варпа. Повсюду под залитым кровью металлом лежали хрупкие тела сервов.

Гнев, подлинный гнев в уже не вполне человеческой утробе наполнил его очистительным огнем.

Силы целого ордена, вся мощь флота Кулаков Образцовых были отброшены. Корабль к кораблю, человек плечом к плечу с человеком — Адептус Астартес были непобедимы, но оружие и технологии, которыми располагал Зверь, оказались слишком мощными. «Данталион» имел на борту большую часть Первой роты, несколько отделений Второй, Седьмой и Десятой. Что случилось с остальной частью флота? «Бастион», «Безликий воин»? «Альказар достопамятный»? Неужели от Образцовых остались практически одна Первая рота и горстка отделений из остальных?

Другого выбора просто не было. Любой командир Образцовых принял бы такое же решение, как и он.

— Как такое случилось?

— Мы были не столь достойными, какими считали себя, — отозвался Реох, втягивая обратно инструменты, разворачиваясь и уходя.

Маркариан отошел, давая Церберину подняться. Генетические возможности космодесантника едва компенсировали головокружение и легкую утрату контроля над движениями, которая осталась у него благодаря Менделю Реоху. Пухнущая рана на шее сковывала движения, но, по крайней мере, в вертикальном положении было проще дышать.

— Как обстановка?

— Орки уничтожили всю систему. Всю гребаную систему. Нам еще повезло, если это можно назвать везением. Мы уже отступали и были в состоянии совершить аварийный переход, но тут нас очень серьезно повредили. — Прерывающийся ток на потолке осыпал коридор искрами, и командир отпрянул. — А остальное случилось, когда… — закричал он после того, как искры перестали шипеть, — …когда я увидел, как на нас идет «Перехватчик». А еще я видел, как смяли «Егеря», как обычную жестянку. — Он помолчал. — Мой первый корабль.

— А еще какие-то звездолеты смогли уйти?

— Пока непонятно, но и мы спаслись лишь десять минут назад. Системы еще только подключаются к связи, и мы не до конца оценили ущерб. И…

Он показал на руины вокс-башенки:

— Ваши предложения?

Иерархия у Кулаков Образцовых была такая же, как и в любом следующем Кодексу ордене, но порядок поддерживался с редкой строгостью. Они были известны как свободно и независимо мыслящие, подобно своему основателю — без варварской эмоциональности Волков Фенриса, без склонности к одиночеству, свойственной охотникам Мундус Планус, их ментальность была порождена абсолютной уверенностью в собственной непогрешимости. При должном управлении это было их главной силой.

— Согласно Кодексу, нам стоит сохранять первоначальное направление, — сказал Маркариан. — Если кто-то выбрался из системы Вандис, то должен находиться в этом подсекторе. Для них было бы логичнее всего присоединиться к Последней Стене на Фолле.

— Сомневаюсь, что корабль может выдержать такое путешествие, — проворчал Церберин, вставая. — Пройдемте со мной к воксу.

От станции мало что осталось. Церберин взял с консоли наушники. Они были покрыты пеной. Кольцо проволоки, соединяющее их с терминалом, натянулось, когда он их надел, — в латной перчатке гарнитура казалась маленькой, словно детская игрушка.

— А где женщина, которая тут работала?

Маркариан показал на рабочую бригаду. Их плазменная горелка с усилием врезалась в переборку, которая при падении разделила отсек надвое. Шипение и вой отработанной плазмы до странности напоминали белый шум передатчика, словно тут существовало какое-то космическое совпадение, неясное Церберину, несмотря на все его возможности.

— Жалко, — сказал он совершенно искренне. — Она была умелым работником.

Маркариан отпихнул ногой искореженную алюминиевую раму кресла у консоли, подобрал скользящие контакты из слоновой кости и медные диски и ловко перенастроил прибор. Церберин натянул левый наушник на ухо и прислушался.

Оттуда потек белый шум. Статические помехи. Вообще, этот термин обманчив, потому что подразумевает нечто стабильное — слово, которое никак нельзя было применить к звуку, надрывающемуся в приемниках «Данталиона». Звук становился то громче, то тише, шипел и трещал, периодически резко меняя частоту. Это был космический фоновый шум, звездное излучение, поток энергии из каких-то незащищенных источников энергии, которых прямо здесь могли быть многие тысячи. Это были почти голоса, шепоты на грани различимости.

— Стойте!

Ужасное ощущение прошло по хребту Церберина, похожее на то, когда апотекарий сделал ему укол контрагента, но стократ худшее, поскольку у него не было видимого материального источника. Словно душа могла быть гнилой. Словно статика имела вкус меди и дыма. Он крепче ухватил наушник, цепляясь за его материальность, и повернулся к Маркариану:

— Открутите назад.

Командир повиновался. Шум затих, и его сменил звук, похожий на кинжально-острые порывы ветра. Это был голос.

+«Данталион»… «Данталион», ответьте.+

— Система поджарена, — сказал Маркариан, в правом ухе которого по воксу звучал призрак. — Дело в приемнике. Он не отличает сигнал от шума.

— Не трогайте пульт! — рявкнул Церберин. Ему было дурно. Конечно, не физически — этому препятствовал усовершенствованный организм, — но душевно. Он покрутил микрофон, закрепленный на гарнитуре, и заговорил в него:

— Это ты, эпистолярий? Это «Жиллиман»?

Статику перебил звук, похожий на смех.

+Я Калькатор, кузнец войны Четвертого легиона, командир крейсера «Палимод».+

Церберин замер. Больше всего на свете ему хотелось сорвать наушники, но словно абсолютный холод бездны просочился по антеннам «Данталиона», прошел по его проводам и покрыл льдом амбушюры.

— Я не говорю с предателями, — прошипел он.

+Тогда просто послушай. Вы здесь в опасности. Ваш прыжок увел вас не слишком далеко от руин системы Вандис. Ваши корабли «Парагон» и «Бестрепетный» находятся в системе Корус. «Паладин» с Рубики — в Рандейле, а «Обвиняющий» — в Квайлоре. «Жиллиман» и «Эксцельсиор» — в системе Ооран. Ты не больше, чем в часе пути от орочьего флота. И, поверь, чужаки приближаются.+

— Поверить тебе?..

Маркариан смотрел на него снизу вверх, ничего не понимая. У него в глазах застыл такой ужас, что по болезненно саднящей коже на шее Церберина поползли мурашки. Он снова заговорил в микрофон:

— Откуда тебе известны координаты нашего корабля? Как ты связался с нами?

+Услуга за услугу. Тебе точно нужны эти ответы, Образцовый?+

— Что с остальным флотом? — спросил он после неловко затянувшейся паузы. — Что с «Альказаром достопамятным»? Что с «Перехватчиком»?

+Вы последние, кто вышел, и я уже почти решил, что больше никто не появится из варпа целым. Мой корабль отправился к точке Мандевиля и приготовился к переходу, когда была разрушена Вандис. Системы звездолета пострадали и от ударов эмпиреев, и от предсмертной агонии звезды.+

— Спасение, оплаченное кровью моих братьев. Никакие глубины космоса не смогут скрыть от меня, как «тепло» ты относишься к своим союзникам, Железный Воин.

Голос растворился в шипении помех. Церберин различал лишь интонации.

+Было время, когда считалось, что Магнерик и я ближе, чем братья. Наши узы были так прочны, что тебе этого не понять, они были закалены славным веком, которого ты не застал. Я считал его веру презренной, его одержимость мною — жалкой. Магнерик вспоминал бы меня еще менее лестным образом, если бы мы обменялись судьбами, но я буду помнить его как брата. Думаешь, имперцы присвоили себе единоличное право на всю скорбь мира? Мы не настолько различны — ты и я.+

— Как так?

+Разве прагматизм не привел тебя к тому, что ты покинул магистра собственного ордена?+

— Мы не видели, что «Альказар достопамятный» погиб.

+Я не видел, как Император убил Хоруса, но знаю, что это произошло.+

— И не вздумай позабыть об этом! — огрызнулся Церберин.

+Для того, кто решил, что будет молчать, ты красноречивее любого потомка Сангвиния… Я просил тебя слушать, так слушай. Менее чем в трех часах пути от вас есть система — Пракс. В эпоху Великого крестового похода это был мир-гарнизон Железных Воинов, и если на расстоянии десяти световых лет есть хоть один мир, который еще не разрушило орочье нашествие в сегментуме Солар, то это тот, на котором возвышаются стены Пертурабо. Если мы сможем понять, как распорядиться Праксом, то, может, у нас всех получится пойти своим путем.+

На этот раз Церберин все же стянул наушники.

У него теснило в груди, словно броня саваном мумии стянула тело. Он смял наушники латной перчаткой и повернулся к Маркариану.

Крейсер «Паладин» с Рубики перевозил Пятую и Девятую, а могучий «Жиллиман» — большую часть Второй и остатки Третьей, Четвертой, Десятой и тех бойцов Первой, что не находились на «Данталионе». Триста или, может быть, триста пятьдесят братьев. Если добавить огневую мощь эскортных фрегатов «Парагон», «Бестрепетный» и «Поборник» и фрегата поддержки «Эксцельсиор», станет ясно, что один крейсер предателей едва ли представляет собой серьезную угрозу.

А другая, не столь осязаемая опасность?

Он облизал пересохшие губы, мысленно сокрушая переменные, которые ему прежде не доводилось сравнивать с другими. Он атаковал свой план действий со всех сторон, даже самых маловероятных, оценивая основательность каждой оценки, пока не остался настоящий бастион вычислений и несокрушимой логики.

Он был Образцовым.

Безупречным.

Он снова приложил наушники к уху и включил микрофон.

— Пришли мне координаты.

Глава 11

«Данталион» вывалился из варп-пространства в окаймленные кольцами космической пыли внешние пределы системы Пракс, как заклинивший магазин из перегревшегося болтера. Сирены, извещающие об опасности сближения, добавили глубокие басовые ноты в симфонию тревожных сигналов. Ауспик все еще заряжался, но определитель расстояний был пассивной системой, и работа ее основывалась на внутреннем чувстве, которым некоторые металлы улавливали другой металл. В то же время, автоматически запущенные при окончании цикла перехода, взрывозащитные ставни капитанского мостика откатывались назад.

Служители и космодесантники отвели взгляд от перезагружающихся консолей и прикрыли глаза. Звезды светили ярко и жестко, габаритные огни чудовищного корабля горели, словно метеоритный дождь, срывающийся с корпуса. Истошно-желтое судно было в несколько раз крупнее «Данталиона» и странной формы. Из корпуса торчали модули, словно причальные боны морского корабля, но они располагались под самыми разными углами и были всевозможных форм и размеров. Узкий корпус расширялся спереди, так что нос был похож на вздутие, а корма ступенями поднималась к пестро раскрашенному полосатому кожуху сопел. На кожухе, в добрую половину его высоты, располагался полумесяц, изогнутый в зловещее подобие ухмыляющейся орочьей морды.

— Маневровые двигатели! — крикнул командир Маркариан. — Лево руля. Выпустить воздух с летных палуб правого борта, макробатареям открыть огонь. Нам нужен мощный толчок!

Орочий корабль медленно отошел, его двигатели левого борта яростно пылали, словно пытались оттолкнуться от вакуума. Корявых очертаний модуль, в черно-желтых клепаных пластинах, подался к иллюминаторам правого борта «Данталиона», достаточно близко, чтобы Церберин различил на нем пиктограммы языка чужаков. Затем корабль исчез — его захватило нечто более темное, чем космос. Торпеды и другие кинетические снаряды вылетели из дыры, оставшейся в реальном пространстве.

— Еще один корабль на подходе! — крикнул один из подключенных к креслу операторов ауспиктория. — Трон, да они везде. Две тысячи километров в глубь системы. И еще один в сопровождении точно на таком же расстоянии.

Церберин зарычал:

— Можно подумать, подчинение воле Имперских Кулаков — еще не предательство, так теперь нам еще разбираться с изменой Железных Воинов! Заряжайте орудия и готовьтесь к бою.

— Подождите, — сказал Маркариан, глядя в иллюминатор на следующий приближающийся звездолет. — Никаких торпедных люков, никаких взлетных палуб или орудийных батарей, только горстка зенитных турелей, и наши сканеры не дают никаких свидетельств, что они заряжаются. Думаю, этот корабль безоружен.

— Да где вы вообще видели безоружный орочий корабль?

— Вот в том-то и дело. Рулевой, уводи нас с их траектории. Отвернуть на пятьсот километров влево. Ауспиктория, начать сканирование — ищите наших братьев.

— Есть! — отозвались на его указания.

«Данталион» развернулся еще более заметно. Орочий корабль продолжал держаться курса.

— Самодовольные ксеносы, — пробормотал Церберин, глядя в иллюминатор. Экраны увеличенного изображения вокруг Стратегиума шли белыми точками. — Им не хватает элементарного здравого смысла, чтобы изменить курс и избежать наших выстрелов.

— У нас один корабль, господин капитан, да еще и поврежденный. Думаю, они нас и за угрозу-то не считают.

— А я вот считаю, что пора избавить их от этого неразумного предположения.

— Господа. — Опять ауспиктория, оператор развернулся в кресле, чтобы указать на данные сенсориума, в точности передаваемые на его монитор. Церберин и Маркариан присоединились к нему. Космодесантник возвышался над двумя сервами, глядя поверх сплетений проводов во все еще окружающий их хаос восстановительных работ. — Приемники улавливают переговоры по воксу. Численные последовательности, автотрансляции. Существенно больше десяти тысяч кораблей, по большей части сосредоточенных здесь. — Связист постучал ногтем по экрану. — Третья планета.

— Пракс, — сказал Церберин.

Чистейшей воды догадка — последнее прибежище тех, кто загнан в угол, и смертных, вознамерившихся вести тотальную войну с непостижимыми ксеносами и полубогами. Но это была хорошо обоснованная догадка.

— Пракс, — подтвердил оператор. — В архивах числится как агромир и центр управления подсектором. Ограниченные орбитальные и посадочные возможности, но ничто не мешает посадке кораблей в таком масштабе. Что бы ни использовали орки для координирования такого количества звездолетов, они притащили это с собой или построили сами.

— Посмотрите на расположение этих кораблей, — сказал Маркариан, опираясь на плечо служителя и водя кончиками пальцев по экрану. Он повернулся к Церберину, уловил что-то зеленое на экране и ухмыльнулся. — А вам по долгу службы не случалось бывать в Коридоре Юкриста, что идет на галактический восток вдоль Потока? Там есть перевалочный пункт «Пробуждение Ангелов», звездный порт Муниторума.

— Будьте любезны пояснить, командир.

Лишенные нервов губы Маркариана изобразили улыбку:

— Он выглядел точно так же.

— Здесь база снабжения? Орочий Администратум?

— Вот только чужаки не мыслят в таких категориях, — продолжал Маркариан. — Обычно они используют миры, в которые приходят, и двигаются дальше. Как с Ардамантуа.

— Но теперь они строят, — сказал Церберин. — Улыбка, медленная и гневная, поползла по его лицу, и он обернулся к Маркариану. — Он наверняка близко. Зверь. Если не здесь, то близко.

Маркариан опять заковылял к иллюминатору и выглянул в него.

— Интересно, что это за символ. Такой полумесяц на их кораблях. Торговые, как вы считаете?

Наушники в частично восстановленной вокс-башенке замигали и зажужжали. Новый дежурный связист встал и повернулся к Церберину:

— Входящая трансляция с «Палимода» и «Жиллимана». Идет через гололитическую систему.

Церберин удивился своему разочарованию. В бурные времена приятно знать, что Галактика по-прежнему вертится, а предатели — это всегда предатели.

— Переключите сигнал сюда! — приказал Маркариан и повернулся к экрану.

Внутри таинственного сплетения спиралей и клапанов стала нарастать энергия. Зазвучала последовательность металлических ударов, словно дух прибора возмущался против столь скорой реактивации. Техники гладили кабели распределения мощностей и диски памяти, пытаясь успокоить усталую машину и уговорить ее послушаться. На проекторе обозначились два лица. То, что слева от статического разделителя, в тени высокого серого капюшона, было знакомым, в пронизывающих глазах ощущалась боль, древнее лицо измождено. Эпистолярий Гонориус с «Жиллимана» кивком приветствовал образ Церберина.

Однако другое лицо…

Церберин непроизвольно выпрямился во весь свой впечатляющий рост, полный решимости встретить взгляд изображения, как подобает космодесантнику.

Незнакомец был бледен, словно пыль, и худ как скелет, будто удаленность от любви Императора истощала и угнетала его. Впалые щеки заставляли резко очерченную линию скул казаться жестокой и подчеркивали высокий лоб, какой-то не совсем человеческий. Глаза блестели, как гвозди, в жестком свете корабельного гололитического прожектора.

— Хорошо наконец поговорить лицом к лицу, — сказал Калькатор.

Церберин ожидал, что голос предателя будет соответствовать его изможденному виду, но тот оказался на удивление сильным и звучным. Это был голос, который Церберин легко мог представить в разговоре с примархами.

Недостойный трепет зависти, нет, еще хуже — любопытства — нарушил ровное биение его сердец.

— В самом деле, ты — столь же отрадное зрелище, как и огромный мир-гарнизон твоих отверженных братьев.

— Он долго оставался без нашей заботы, — отозвался Калькатор. — Если бы его по-прежнему защищали мои братья, ситуация была бы иной.

— Если бы все эти миры по-прежнему преданно защищали Железные Воины, — сказал эпистолярий Гонориус, обратив взгляд в далекое прошлое, — многое сложилось бы иначе.

— Тем не менее он еще послужит нам, — сказал Калькатор, поворачиваясь к Церберину. — Твой корабль не перенесет нового перехода через варп, если его не починить. А мой не уцелеет без твоего.

— Мы посылаем навигационный пакет, — продолжал Гонориус, показывая на что-то или кого-то за пределами изображения.

Маркариан захромал к ближайшему работающему терминалу и активировал его, лицо командира казалось зеленым в свечении телеметрики и значков на экране.

— Восьмая планета. Ледяной гигант класса «Уранос», с системой колец на почти перпендикулярной орбите. Координаты для геостационарного положения над северным магнитным полюсом, внутри колец. — Он восхищенно улыбнулся. — Боюсь, индекс дифракции магнитосферы и колец слишком велик для нашего ауспика.

— Как и для орочьего, — сказал Калькатор. — Если их технические способности выражаются не только в огневой мощи и работе двигателей, они пока еще не продемонстрировали этого.

Глядя мимо образа космодесантника-предателя, Церберин обратился к другой фигуре:

— Как дела у тебя, эпистолярий?

— Если ты имеешь в виду меня лично, то, должен признаться, бывало и лучше. Орочий псайкер на борту того авианосца был невероятно мощен. Он… сильно на меня подействовал. Но я поправлюсь. Благодаря предусмотрительности Тейна, «Жиллиман» и «Эксцельсиор» вышли из битвы при Вандис с минимальными повреждениями, но «Парагон», «Отважный» и «Молчаливый» потребуют серьезного ремонта. От «Паладина Рубике» и «Поборника» по-прежнему ничего не слышно. Мы и на ваше выживание почти не надеялись, первый капитан. Мы ждали несколько часов.

Маркариан жестом потребовал инфопланшет, тут же получил его и коснулся экрана, потом повернулся к Церберину:

— Получено и подтверждено в режиме реального времени: переход через двадцать два часа и одиннадцать минут. — Он вернул планшет служителю. — Проверьте, чтобы хронометры «Данталиона» не отставали.

Церберин тяжко выдохнул.

Если орочья методика телепортации хотя бы немного превосходит в надежности варп-переходы, то это говорит о решительном технологическом прогрессе куда больше, чем даже гравитационное оружие, развернутое у Вандис. Капризы эмпиреев ограничивали любые операции галактического масштаба. Невозможно было рассчитывать, чтобы флоты, идущие к одной и той же точке из равноудаленных систем, пришли с расхождением пусть даже и в несколько дней. Порой астропатическое послание, отправленное через имматериум с Терры, доходило до Альфы Центавры за неделю или месяц и вполне могло по пути сначала достичь далекой Окклюды. Это превращало контроль над тысячами активных флотов и боевых единиц в развивающейся в нескольких сегментах тактической ситуации в сущий кошмар логиста. Такая задача показалась бы нелегкой даже примарху.

— Если нам придется остаться здесь, надо воспользоваться преимуществами ситуации, — сказал Церберин. — Орки не обустраиваются, орки не торгуют — однако здесь они заняты и тем, и другим. Надо выяснить, что им здесь нужно, да еще и в таких количествах. Пока что они вроде бы игнорируют нас.

— Желательное положение вещей, учитывая наше нынешнее состояние, — вставил Калькатор.

— Там что-нибудь видно, эпистолярий? — спросил Церберин сквозь сжатые зубы.

— Император не даровал мне видений с тех пор, как мы покинули Терру, но в последнее время у меня было мало возможностей подумать об этом. — Гонориус опустился, надо полагать, на командный трон и закрыл глаза. — Вы старший по званию, первый капитан. Я склонен согласиться с кузнецом войны, но поддержу любое ваше решение.

— Оно уже принято, эпистолярий.

Калькатор страдальчески вздохнул:

— Пусть это будет на твоей совести.

— Я не нуждаюсь в твоем одобрении.

— Хорошо. Потому что я его не даю, младший кузен. Но Пракс — это наш мир, и если ты настаиваешь на таком плане действий, то я должен настоять на том, чтобы сопровождать тебя на поверхность. Твоя гибель или гибель твоих воинов не повысит наши шансы на выживание.

Церберин вскипел. Но почему нет? Самое невероятное событие, какое только можно предположить, как это всегда определяли писания Робаута Жиллимана и наследие Ориакса Данталиона, уже произошло — был восстановлен Седьмой легион. Где теперь предел? Одно нарушенное правило? Два? И вообще, есть ли этот предел?

— Каждый возьмет по одному отделению.

— Согласен.

Бледное лицо Калькатора тронула улыбка. Церберин встретил взгляд кузнеца войны — холодный и серый, как и его броня.

Глава 12

Дракан Вангорич преклонил колени в святилище, чтобы зажечь свечу. Их было больше, чем обычно. Некоторые уже почти догорели, фитили пытались удержаться во все более глубоких лужицах расплавленного воска.

Капелла представляла собой сурового вида каменную келью, даже без окна, дабы ничто не отвлекало от общения с Богом-Императором. Ею обычно пользовались дворцовые слуги и управляющие для исполнения религиозного долга, но Вангорич находил аскетизм часовни полезным, подчеркивающим скромный и благопристойный вид молящегося. Вообще говоря, Вангорич и был таким, но никто же не зажигал свечу и не оставлял монетку в чаше для подаяний, чтобы заявить о собственных добродетелях себе самому. Это был изощренный маскарад, игра, в которой никто не играл роль, предписываемую костюмом, представление, разыгрывавшееся каждый день его жизни, так что вездесущие дворцовые шпионы могли видеть того Вангорича, какого он сам хотел показать их хозяевам. Делая так, он позволял себе стать почти таким же пустым, как и роль, которую играл.

От некоторых привычек трудно отказаться. Даже сейчас, когда весь Внутренний Дворец денно и нощно готовился к делам Сенаторума, Дракан поддерживал иллюзию собственного благочестия.

Вангорич задул огарок и бросил его в сосуд с песком.

Вопреки своей репутации он не был склонен к одиночеству. Когда человек один, с ним может стрястись решительно что угодно. Он прекрасно знал об этом. Круль, разумеется, в любой момент явился бы меньше чем за полминуты, но и он сам отнюдь не был беззащитен. Без этого едва ли можно достичь поста великого магистра Официо Ассасинорум, но он также знал пределы своих возможностей. В этой Галактике самоуверенные люди долго не жили.

Внезапно он испытал потребность помолиться, и это причинило ему неудобство. Он был на свой лад благочестив, пусть и скорее рутинно, чем из глубинных духовных потребностей. Он молился потому, что хотел, чтобы другие видели его молящимся.

Поскольку обычно он устраивал подобные представления перед совещаниями Сенаторума — дабы стать восприимчивее к воле и мудрости Бога-Императора, — мысли его часто вращались вокруг предстоящих дел. Донесения разведки об утечках неотредактированной версии повестки дня, намеки в духе военных игрищ, пригодные, чтобы скормить их Двенадцати Верховным. Часто, но не всегда. Империум огромен, для Официо вечно находятся дела. Всегда есть, чем занять себя во время передышки.

И тем не менее всякий раз, преклоняя колени в этой часовне и прикрывая глаза в расчете на шпионов и снабженные устройствами вид-захвата дроны, он никогда не доходил до того, чтобы по-настоящему молиться. Не было необходимости настолько детально выстраивать иллюзию. Он снова закрыл глаза.

Кажется, большинство людей так делали, когда молились.

Минуту-другую поблуждав в закоулках мыслей, он почувствовал, что в каменную арку, ведущую в часовню от основания стены Дневного Света, вошел еще кто-то. Его способности к наблюдению были скорее натренированы, чем усовершенствованы — продукт упражнений и, разумеется, на протяжении всей его карьеры, естественного отбора. Впрочем, на этот раз особого таланта и не потребовалось. Трудно ступать неслышно, когда ты в полтора раза выше обычного человека и закован, как рыцарь Древней Терры, в пласталь и керамит.

— В этой области действует комендантский час, гражданин, — сказал Курланд; голос его, даже не усиленный шлемом, был звучным и грозным.

Вангорич обернулся. Он остался на коленях.

Имперский Кулак был великолепен в своей броне. Он являл собой воплощение мощи и грации, на лице было выражение, которое ребенок мог ожидать от сурового, но любящего отца. Одними сверхчеловеческими размерами он внушал ощущение непобедимости. Вангорич знал, что это не так, но все равно чувствовал — и понимал, почему столь многие верили в Адептус Астартес как в несокрушимую стену, защищающую человечество от врагов. Облик Курланда вызывал в душе трепет и касался напрямую подсознания, где хранились образы ангелов, бессмертных и божественных правителей в золотой броне.

— Вообще-то я подумал как раз об этом, — сказал Вангорич. — Хорошо, что Сенаторум может функционировать, когда речь заходит о его собственных интересах, не так ли?

— Прошу прощения, великий магистр, — сказал Курланд, узнав человека, отчего суровые черты его смягчились. — Это ведь обычное святилище. Если бы я знал, что вы молитесь здесь, то не стал бы вмешиваться.

— Удивлен, что вы меня узнали, — улыбнулся Вангорич. — Иные из тех, кого я вижу каждый день, не помнят меня в лицо. В общем, я даже горжусь этим.

— Еще раз извините, — серьезно отозвался Курланд. — Я лица не забываю.

— И все остальное, видимо, тоже. Я сам не обделен памятью, но все же с вами в этом не сравнюсь. Вы превосходите меня во всех мыслимых отношениях, верно? Потому что вас создали таким.

— Я сражаюсь и служу, вот и все. Но, — он скрестил руки, ослепительный в отблесках свечей, — вы искали меня не для того, чтобы осыпать комплиментами. Вы же искали меня, великий магистр?

Вангорич пожал плечами и встал:

— Я никак не могу понять, как к вам обращаться. Просто «Курланд» не подобает с учетом вашего положения. «Магистр ордена» тоже уже не совсем подходит.

— Можете называть меня Резней.

Вангоричу показалось, что от него ожидают улыбку, и он не обманул ожидание. Имперский Кулак не ответил тем же.

— Приятно побеседовать с вами, великий магистр, — сказал Курланд, отворачиваясь.

— Защита Терры не дает передохнуть, да? — обратился Вангорич к широким плечам космодесантника. — Ваше упорство, проявленное при подготовке обороны Дворца, воодушевляет. С учетом обстоятельств.

— Я держусь, — сказал Курланд, чуть повернув лицо над черным кулаком, украшающим левый наплечник. — Это мой долг. Обстоятельства всегда следует принимать в расчет, но сам факт они не изменят.

— Гуляя по территории Дворца, я снова замечаю на стенах космодесантников. Наверняка они не смогут заменить Имперских Кулаков, но все же Дневной Свет и остальные… Тот символ, что они сейчас носят…

Взгляд Курланда почти неощутимо опустился, скользнув по наплечнику с черным кулаком на белом поле.

На этот раз улыбка Вангорича была вполне искренней. Скрытность и сдержанность были главными инструментами Официо, но всегда наступало время, когда оперативник должен выйти из теней и показать нож. Разумеется, метафорический. Но хорошие, по-настоящему хорошие специалисты умели так рассчитать движения, так ловко воспользоваться оружием, что крови на их руках будто и не было.

— Вы вдохновляете даже их, милорд. И тем более регулярные войска. Черные Люциферы носили… гм… черное еще до Объединительных Войн, но, полагаю, в последние недели появился и желтый цвет. Они боготворят вас, — и я говорю в самом прямом смысле, — ведь вы ближе к Богу-Императору, чем суждено быть любому из них.

Курланд обернулся.

— Я служу не ради похвал.

— В этих стенах никогда не звучали хвалы более высокие, поверьте мне. Но от кого, как думаете, эти солдаты предпочли бы выслушивать приказы? От какого-то далекого лорда, который не показывался во Внутреннем Дворце с тех пор, как взятками проложил себе дорогу с Флота, или от одного из подлинных защитников человечества?

— Я сражаюсь, я служу, я держусь. Это все.

Вангорич запрокинул голову, глядя вверх. По потолку часовни проходила трещина толщиной с волос, миллиметровый разрыв, там, где последнее землетрясение чуть отодвинуло северную стену от южной. Это было маленькое святилище, куда из важных лиц приходил лишь великий магистр таинственного Официо, на которое высшие власти, как правило, не обращали внимания. Соответственно, просьба о ремонте увязла в бюрократии Администратума.

— Нам от вас нужно большее. Если завтра орки устанут колебаться и нападут на нас, что будет? Вы сможете удержать Терру без полноценной поддержки со стороны Астра Милитарум? Предположим, сможете, — а мы все еще будем здесь, чтобы вести охоту на Зверя, к которой вы призвали. Вы хотите, чтобы вам на каждом шагу приходилось бороться еще и с Флотом, Астропатикой и Администратумом?

Курланд промолчал. Это был шанс, и Вангорич им воспользовался:

— Вы хотите сразиться со Зверем?

— Надежная оборона необходима, чтобы избежать поражения, но, если так и просидеть за стенами, войну не выиграть. Осада Терры была крупнейшей оборонительной операцией в истории, но с Ересью покончило именно поражение, нанесенное Хорусу Императором.

— Политика очень похожа на войну, — мягко согласился Вангорич. — Иногда единственное решение — это ударить по самой главной фигуре.

— Я верно служу Империуму! — сердито и потрясенно отозвался Курланд.

«Иногда шоковая терапия необходима», — подумал Вангорич.

— А вы недавно спрашивали себя, что на самом деле нужно Империуму?

Имперский Кулак умолк, словно обратив взгляд внутрь себя.

Вангорич коротко поклонился и оставил постчеловека наедине с его мыслями. Дракан был не настолько важной особой, чтобы Сенаторум ждал его прихода, а Курланду требовалось о многом поразмыслить.

Глава 13

Матово-серый «Громовой ястреб» под названием «Раскаяние» тяжело опустился на ночную сторону планеты; подфюзеляжные ускорители подняли цунами, когда штурмовой корабль поравнялся с поверхностью и опустил двери. Пыль посыпалась в открытый люк, покрывая поручни, грузовые сетки и броню ветеранов из отделения Анатока. С помощью усовершенствованных чувств вкуса и запаха, которыми обладал его нейроглоттис, Церберин проанализировал бурю частиц. Камешки. Мертвая земля. Осколки костей. Кровь. Вихрь поглотил двенадцать лучей нашлемных люменов и слабое блеклое свечение стенных панелей, замолотил по стенам тамбура.

— Быстро — туда и обратно, — передал по вокс-каналу отделения ветеран-сержант Колумба, хватаясь одной рукой за поручень, вделанный в потолок.

Сержант был железноликим аскетом с ледяной водой в жилах и сердцем из свинца. Ввиду узких взглядов на представления Кулаков Образцовых о смирении, он не раз отвергал звание капитана и публично отчитал Курланда за то, что тот предложил ему место в восстановленных щитовых корпусах Терры. Церберину он нравился.

Узкий луч его собственного шлема погрузился в вихрь на полметра, словно застав поднятую пыль врасплох и придав ей вместо однообразной черноты белый, серый и кровавый цвета. Строчка золотых рун, обозначающих бойцов отделения, тянулась по краю внутреннего дисплея шлема, и от тряски корабля, вызванной работой двигателей, руны смещались. Трап уходил в темноту. Было не видно ни его конца, ни собственно почвы.

— Мы — Образцовые, — сказал он во встроенный вокс. — Ни одна стена не выстоит против нас. Ни одна стена не встанет рядом с нами.

— Вы все знаете свои цели, — заключил Колумба.

Церберин бегом повел их прямо в вихрь, поднятый струями двигателей, усиленный сервоприводами прыжок заставил его приземлиться в облаке пыли. На миг силовые системы брони и тяга взметнувшейся вверх земли удержали его в воздухе, потом он упал — полтонны керамита двумя ногами врезались в сухую почву. Суспензорные устройства распределили силу удара по всему доспеху, пластины сместились, и он невольно опустился на корточки, потом поднялся под визг сервоприводов, достал из кобуры и вскинул пистолет.

Он вообще ничего не видел. Над землей кружили пыльные бури и выхлопы корабля, не пропуская посадочные огни. Мерцающие руны на дисплее его шлема и вибрации, уловленные сенсорами в сабатонах, говорили о том, что рядом топают его боевые братья.

Они веером разошлись от места посадки — неясно видимые гиганты с поднятыми и нацеленными болт-пистолетами.

Брат-ветеран Донбаз проверил подачу боеприпасов в тяжелый болтер и прикрывал наступление с относительно высокой точки. Антилл упал на одно колено и приложил руку к тому месту шлема, под которым находилось ухо, над головой его моталась длинная антенна закрепленного на плече вокс-усилителя. Доспех любого космодесантника мог независимо принимать вокс-сигналы, но масштабы ближнеорбитального коммуникационного шума и рассеивание сигнала от их собственных скрывающихся кораблей вызывали необходимость усиления на случай, если придется вызывать братьев, находящихся около восьмой планеты. Апотекарий Реох стоял рядом, вытянув руку с нартециумом и проверяя образцы воздуха на предмет следов токсинов и патогенов. Они, конечно, едва ли способны убить космодесантника, но разумная предосторожность выиграла куда больше войн, чем безрассудство. Брат-ветеран Карва спустился последним, двенадцатым, сразу развернулся и поймал в объятия брошенный в темноте бак с прометием.

Церберин передал по воксу на «Громовый ястреб», что его отделение высадилось, принял два сухих щелчка в микробусину и почувствовал устремляющийся вниз выхлоп турбин.

Корабль поднялся со страшным ревом, поворачивая двигатели для горизонтального полета, и умчался. Пыльная буря понемногу улеглась, камни и более крупные обломки упали, оставив лишь сухие органические остатки. Воздух расчистился достаточно, чтобы Церберин увидел, как «Раскаяние» сворачивает мимо главного города планеты, Принкуса Пракса, и его крепости времен крестового похода примерно в двухстах километрах к востоку за меридианом Дневного Света.

Медленно кружась, опустился второй корабль. Его металлический корпус был украшен необычными модификациями: знаки отличия, абляционное бронирование и разнообразные орудийные установки — причем казалось, что далеко не все из этого сделано человеческими руками. Стальной череп на фоне звезды, герб Железных Воинов, мрачно взирал с хвостового руля и носовой секции. Держась низко, корабль накренился влево и начал подниматься, прочесывая местность парой сигнальных огней и подыскивая место для посадки.

Церберин машинально осмотрелся вокруг.

Слева мрачно двигалась во тьме, вращая парными лопастями, диагональная линия двухлопастных ветряков. Жирно поблескивающий резервуар для воды, пустой, продырявленный, был обнесен колючей проволокой, которую кто-то разрезал и примял. Брат Тарсус выступил вперед, целясь из болтера в направлении тихо постукивающих турбин.

Справа возвышались навозосборники с рокритовыми стенами, окруженные грязными железными пристройками. Химический генератор. Резервуар для силоса, круглый и массивный. Один из навесов предназначался для хранения машин. Он был открыт, внешняя дверь наполовину скрывала разбитый грузовик на колесах. Машина представляла собой ржавую мешанину ремней, рычагов и воронок, с выступающим подъемником спереди, расписанным под орочью пасть. Кузов был накрыт брезентом, заднее ограждение забрызгано кровью. Шины спущены. Братья Гален и Борун заняли оборонительную позицию, Карва вышел вперед, чтобы прикрыть товарищей тяжелым огнеметом. Позади — ничего, если верить глубинному авгурному сканированию «Громового ястреба», лишь истощенные пастбища и пыль.

Впереди — цель.

Его усовершенствованное высокочувствительное зрение с высокой степенью детализации различило в темноте какую-то постройку. Это было массивное промышленно-сельскохозяйственное сооружение с пыльными стальными стенами и зарешеченными окнами. Над окнами верхнего этажа был нарисован большой прямоугольный знак извивающегося змея. Лишь приблизившись и собрав данные приборами шлема, Церберин смог понять, что тут все процентов на двадцать пять больше, чем нужно по человеческим меркам. Значит, орочье здание. Грязный проезд, ведущий к центральной двери, был разрыт колеями от шин и забросан костями, дерьмом и вроде бы обрывками одежды.

Он перешел на неспешный бег. Братья Хардран и Налис следовали за ним по флангам, целясь в верхние этажи и вспомогательные выходы болтерами. Тоск и Колумба не отставали, причем первый не сводил с двери громоздкого болтера с подвесным плазмометом.

В ухе Церберина зазвучали фразы на частоте отделения:

— Гален. Нет контактов.

— Тарсус. Тут то же самое, брат-капитан.

— Реох, — сказал по воксу апотекарий дважды искаженным, нечеловеческим голосом. — Я считываю в верхних слоях почвы концентрацию антибиотиков и человеческих гормонов роста. Не могу сказать почему, но я не вижу опасности.

— Будьте настороже, братья, — ответил Церберин, снимая с плеча громовой молот.

Его предшественник предпочитал старомодную элегантность силового меча, но задолго до того, как ему даровали право взять любое оружие в арсенале ордена, Церберин знал, что он выберет. Молот тихо спал в его руке до возможного момента атаки. А когда тот момент настанет, Церберин воспользуется им в полной мере, не щадя никого. Такова практичная красота громового молота.

Вблизи главная дверь казалась прочной. Тяжелый пластек, покрытый маслянисто-черным уплотнителем и усиленный армапластовыми перекрестными планками. Для немодифицированного бойца проникнуть внутрь оказалось бы сложно и отняло бы у него немало времени.

Но не у Церберина.

Он резко опустил наплечник и ударил правым плечом, не разгоняясь. Стряхивая щепки, он выпрямился и осмотрел помещение.

Было темно — сюда не доходил свет звезд и кораблей, находящихся на орбите, даже светочувствительные клетки его оккулоба здесь не помогали. Луч на шлеме прошел по клепаным стенам, вентиляционным решеткам, вышел на лестницу у левой стены, взлетел до уровня надстройки, на задней стене вытянулись тени балюстрады. Здесь, резко сместившись, пятно света двинулось дальше.

Хардран, Налис и Борун разошлись, их лучи выхватывали куски пространства из темноты.

Церберин слышал бормотание, плач, напряженное дыхание многих тел. Он принюхался. Даже сквозь встроенный в доспех дыхательный аппарат он уловил что-то едкое.

По визору шлема поплыли значки. Положение, углы обзора и состояние его отделения выражались золотыми числами. Прицельные метки скользили поверх интересовавшего его объекта — атмосферного кондиционера, качающейся цепи, присоединенной к какой-то расположенной наверху промывочной конструкции, определяя углы и уровень угрозы. В глазах снова поплыло от темноты и неизвестности, и луч на шлеме скользнул по звеньям цепи.

В его свете тускло блеснули чьи-то глаза.

— Что это, брат?

Тарсус. Церберин едва различил голос, передаваемый боксом. Он с отвращением фыркнул:

— Животные.

Глава 14

Человек с отсутствующим видом поднял глаза на яркий прожектор на шлеме Церберина. Зрачки его сократились до размера точек, и он с ворчанием отпрянул, но при этом как будто даже не заметил стоящего перед ним гиганта. Он был весь покрыт синяками, острижен и раздет — но на удивление толст. Не так Церберин представлял жестокое обращение со стороны инопланетного захватчика. И не в жестокости было дело. Если не обращать внимания на синяки, возможно вызванные просто длительной неподвижностью, человек выглядел упитанным, словно какой-нибудь планетарный губернатор.

Церберин посветил прожектором дальше: под лучом на миг показывались ничего не выражающие лица, потом снова исчезали в темноте. В помещении уместились человек сто — им не хватало места, чтобы двигаться и даже сидеть. Пол был из перфорированного металла, но нечистоты все равно забивали отверстия, и пальцы ног людей, черные от плохой циркуляции крови и заразы, упирались в зловонные кучи. Каким бы могучим созданием ни был Церберин, ему все равно стало не по себе и захотелось попятиться. Он бывал в разных мирах и много раз видел рабство и прочие мерзости. Это было нечто другое — и стократ худшее.

— Там впереди еще есть, — сказал Налис.

— И тут, — отозвался Хардран откуда-то справа.

— Их, наверно, тысячи, — выдохнул Тоск, подаваясь вперед и поводя в звенящей тишине второго этажа комбиплазмометом.

— Десятки тысяч, — проворчал Колумба.

Церберин заговорил в передатчик, встроенный в латный воротник.

— Реох, ты мне нужен здесь. И захвати брата Антилла.

По воксу донеслось утвердительное гудение. Он отключил канал отделения и снова огляделся, держа палец на спусковом крючке пистолета. По визору шла рябь — он искал цель.

— Замечено движение, — сказал Колумба тихим басом и показал на второй этаж.

— Возможно, там еще стойла, — сказал Церберин.

Колумба пожал плечами:

— Хардран, обыщи верхний этаж. Тоск, встань у лестницы и прикрой его. Налис, обойди по периметру.

Братья-ветераны кивнули: тяжелая броня и сгустившиеся тени придали этому жесту что-то зловещее и нечеловеческое. Апотекарий Реох вошел как раз тогда, когда удалился Налис. Свечение его бинокулярной оптики усилилось, когда та приспособилась к темноте. Антилл показался у него за спиной в разбитом проходе, задев антеннами вокса притолоку.

Тем временем Мендель Реох шел к стойлам.

Щелкнул шприц, впиваясь в плоть, и кто-то выдохнул.

Апотекарий собирался взять образец из челюсти ближайшего пленного. Тот жалобно застонал и задергал ногами, но давление грязных тел удержало его на месте.

Церберин направил прожектор на раскрытый рот человека, влекомый любопытством. У человека не было не только волос, но и зубов, и, как теперь выяснилось, ногтей: ничего, чем он мог бы причинить увечья себе или другим. Редкая, тревожащая смесь жалости и отвращения забурлила в желудке, как какой-нибудь слизистый анальгетик Реоха. Луч задержался на лице женщины, кротко раскрывшей рот, словно свет ассоциировался у нее с водой или пищей. На щеке у нее было клеймо. Церберин приблизился. Она осталась на месте, так и не закрыв рот, словно ждала, даже когда Церберин осторожно повернул ее голову.

Клеймо изображало змею.

Человек, которым занимался Мендель Реох, в последний раз застонал, когда апотекарий убрал инструмент.

— В крови опасно высокая концентрация синтетических ускорителей роста, тестостерона и других стероидов. Мне нужно забрать его в апотекариум «Данталиона», чтобы провести более тщательное обследование.

— Возьмите его и еще одного и изучите их, насколько возможно. Полагаю, это и есть то, за чем мы пришли, — сказал Церберин. — Антилл, вызывай штурмовой корабль. Нам надо эвакуировать этих двоих подопытных.

— Но это — отклонение от плана миссии, брат-капитан.

— Мы сами виноваты. Не смогли предвидеть, что тут есть выжившие. Выполняй приказ, брат.

— Брат-капитан!

Стоя на вершине лестницы, ведущей на второй этаж, Тоск закинул комбиплазмомет за плечо и посветил прожектором на шлеме туда, где что-то заметил.

Церберин, Колумба и Реох немедленно подняли пистолеты.

Человек, одетый и без кандалов, попятился от луча. Как и его обращенные в скот собратья, он был обрит, заклеймен и лишен зубов. В отличие же от них, в лоб его были вживлены два желтых коренных зуба. Они напомнили Церберину о знаках отличия у ветеранов других орденов. Человек нервно облизал губы, прижимая к груди ржавое ведро, словно пытался за ним спрятаться. В ведре колыхалось красновато-коричневое желе — Церберин понадеялся было, что это отходы, но потом заметил испачканные этой субстанцией рты в стойлах по обе стороны прохода и с отвращением осознал: еда.

Человек обнажил десны, косясь на Тоска и остальных.

Потом он заголосил, и ночь словно всколыхнул сигнал воздушной тревоги.

Это длилось полсекунды — пока масс-реактивные снаряды из четырех стволов не разнесли его в клочья и испаряющиеся частицы не покрыли тонкой пленкой соседние стойла.

Человеческий скот, разинув рты, медленно облизывал губы.

Церберин задержал дыхание, пока не утихло эхо выстрелов. Цепи и шланги звенели и болтались. Хлюпали рты. Тоск прикрывал вверенный ему угол. Колумба спокойно отошел и прикрыл их с другой стороны. Церберин проверил экран визора. По тому заметались руны идентификации: слева был Тарсус, сверху — Хардран, Гален и его группа расходились по стойлам.

Ничего. Он позволил себе снизить градус боеготовности.

Из глубины комплекса раздалось вопросительное хрюканье, совершенно звериное, свиное. Церберин снова напрягся. В памяти его была еще свежа битва за Эйдолику, и дикарская речь-хрюканье противника запомнилась ему навсегда — до тех пор, пока смерть не освободит его от исполнения долга.

— Контакты! — взревел он, отходя от стойл и целясь из болт-пистолета в качающуюся, звенящую, скалящуюся темноту.

Луч прожектора ударил во что-то зеленое. Заблестел металл на лезвии топора, на зубных коронках и свинцового цвета племенных татуировках. Церберин позволил себе на долю секунды задуматься о человеческом скоте, окружавшем его, так тесно набитом в стойла, что чувствовался жар их тел. Он отмахнулся от этого незначительного фактора — им уже не помочь.

Он выстрелил.

Очередь из болтера разнесла морду орка и отбросила его назад, прямо в перегородку. Реох и Колумба ринулись вперед след в след за Церберином, образуя идеальную линию обстрела, паля без остановки. Сверху Тоск открыл огонь прерывистыми очередями, оставляя в стойлах ряды ошметков — зеленых орочьих и розовых человеческих. Брат-ветеран без предупреждения перестал палить, повернулся и вошел на второй этаж. Ответный огонь из стабберов и «стрелял» ударил в броню космодесантника и впился в стальную стену у него за спиной. Он твердо стоял на ногах, отвечая на залпы короткими очередями из болтера.

По внутрикомандному воксу раздался — и тут же резко оборвался — торжествующий крик. Руна Хардрана на визоре Церберина из золотой стала черной. Красные иконки угрозы, сгенерированные встроенным ауспиком, замерцали на краях экрана.

В бок его шлема шумно ударило что-то горячее и влажное.

Он отшатнулся назад, пока генетически усовершенствованный организм справлялся с последствием слухового шока и восстанавливал равновесие. Реох упал с пулей в виске. Церберин перешагнул через упавшего апотекария, от его брони отскакивали твердотельные заряды.

Огонь из тяжелых стабберов обрушился на него со второго уровня. Числом и тупым упорством толпа орков смогла захватить выступ, нависающий над фабричным этажом, и вытеснить Тоска на лестницу. Ветеран стрелял в упор, отступая шаг за шагом.

Орки были огромные, раздетые до пояса, тщеславные в своей безыскусности. В момент ясности Церберин увидел, что они такое — Образцовые среди зеленокожих.

С яростным криком Колумба запустил цепной меч. Сержант встал на циркулятор воздуха рядом с лестницей и перепрыгнул проход, оказавшись у противоположной стены стойл, там оттолкнулся, и с помощью сервоприводов сверхчеловеческая мощь с грохотом бросила его тяжелое, закованное в броню тело сквозь металлическую балюстраду на орков, толпящихся на лестнице. В стену брызнула кровь, и на миг стало невозможно отличить крики орков от воя цепного меча Колумбы.

Из-за решетки, прикрывающей рот Реоха, донесся рокот; он помотал головой и встал, скрежеща моторизированными суставами и высвобождая закрепленную на бедре осколочную гранату. Он потянул чеку и швырнул гранату на второй этаж.

Взрыв оторвал поручни, окончательно расстроил и без того не блестящий боевой порядок орков и частично обрушил потолок. Апотекарий обернулся к Церберину полуметаллической гримасой. Лицо его было сплошным кровавым месивом — пуля застряла между металлическими скобами, крепящими аугментику к костям черепа.

— Дегенеративные отродья, — проворчал он.

Церберин оттащил апотекария себе за спину, когда еще один орк, весь в змееподобных татуировках и в чем-то, что выглядело как короткие штаны из человеческой кожи, выбил дверь стойла и атаковал. Его топор зазвенел о поднятое предплечье капитана. Сталь против керамита — нулевые шансы. Рукоять с громким треском раскололась, сам топор отлетел в сторону, но сила удара оказалась такой необычайной, что Церберин пошатнулся.

В грудную клетку орка ударил болт, и половина ее содержимого вылетела через дыру в спине. Следующий снаряд покончил со второй половиной, третий тут же детонировал между глаз, добивая противника на месте. Брат Антилл опустил дымящийся болтер.

— Корабль возвращается. Пять минут.

Церберин благодарно кивнул и подключил связь по воксу:

— Отступайте к зоне посадки и перегруппируйтесь. — Он повернулся к Реоху. — Выберите себе подопытных, апотекарий. В конце концов, среди прочих они — счастливчики.

Залитый кровью апотекарий опустил пистолет и прошел к ближайшему столу.

Антилл поднял болт-пистолет, чтобы прикрыть Реоха, пока Церберин медленно пятился назад, стреляя и тем самым давая Тоску и Колумбе возможность уйти. Громкий звон снова привлек его внимание к Реоху и Антиллу.

Вентиляционная решетка врезалась в стену, и низкорослое создание из касты рабов-гретчинов выехало из шахты на заднице, затем достало стаббер и врубило его на полную. Пули заметались между закованными в тяжелую броню Реохом и Антиллом, но паршивец едва ли целился сколько-нибудь осознанно. Веером летящие пули изрешетили перегородку и убили несколько мужчин и женщин. Те выли, словно раненые животные, и даже не могли упасть, умирая.

Церберин ухватил существо за голову и без усилий сокрушил его череп.

Реох, закинув на одно плечо полную лысую женщину, на другое — мужчину, дал понять, что он готов.

Колумба и Тоск присоединились к ним, причем последний разнес остатки второго уровня шквалом огня, а сержант, в почерневшей от крови серой броне, палил навскидку во все, что хоть мало-мальски казалось зеленым.

Четверо космодесантников сомкнулись вокруг апотекария, и орки напрасно бились о стену, образованную сынами Дорна.

— Выходим! — проорал Церберин, перекрывая голосом залпы болтеров, и один за другим братья его вслед за Реохом вышли наружу — из одной огненной бури прямо в другую.

Глава 15

Орки толпились у окон и в проходах агрокомплекса и подвергали двор массированному обстрелу крупнокалиберными пулями. Примитивные реактивные гранаты с воем носились по воздуху, словно бомбардировщики-камикадзе, и вихрями поднимали землю с дороги. Церберин и его братья собрались вокруг Реоха и вели ответный огонь, выбирая цели и постепенно отступая к посадочной площадке. Почти сферическая граната пробила ржавую крышу одного из хлевов и наполнила его огнем. Церберин поднял руку, прикрываясь от осколков, и попытался понять, что же происходит на поле боя.

Битва была слишком масштабной, чтобы быть делом рук лишь его отделения, а если бы тут появились Железные Воины, то об этом стало бы известно.

Он видел брата Тарсуса. Ветеран стрелял из-за толстых металлических опор резервуара для воды, стараясь не подставляться под пули. Брат Донбаз с тяжелым болтером караулил посадочную площадку, и его оружие разрушительной силой и шумом превосходило всю огневую мощь орков. Нескончаемые очереди, подпитываемые длинной лентой снарядов, оставляли за собой искореженный металл и разнесенные в пыль плиты, так что орки не могли нигде закрепиться.

Карва заявил о своем присутствии справа между баков с бетонным раствором, дав мощный залп из тяжелого огнемета. Растущий прометиевый гриб пронесся, опаляя руины, и градом обрушился на крышу. Ответом ему были гортанные крики и пальба из примитивного оружия. Пока что все более или менее вписывалось в схему, продуманную Церберином во время посадки. Однако же, когда пламя улеглось, залпы алых лазерных лучей повышенной мощности прошили постройки и заметались по пыльной пустыне, окружающей оазис из ржавого олова и стали.

Под турбинами началось какое-то движение. Штурмовики-люди в литых черных панцирях и противопыльных костюмах спешили к центральной постройке, прикрывая друг друга на бегу. Еще два отделения — двадцать бойцов и расчеты орудий поддержки — наступали не спеша, выбивая одиночных орков и рабочих-гретчинов гранатами и размеренными выстрелами. Церберин видел, как подобным образом действуют подразделения скитариев: единая воля, единое стремление. Но перед ним были обычные люди, что делало их дисциплину чем-то из ряда вон выходящим.

Механический рев привлек внимание Церберина к разбитому орочьему грузовику под навесом, который он заметил уже давно.

Дрожа всем ржавым корпусом, машина быстро выдвигалась задом из-под навеса. Ее закружило на месте, сдувшиеся шины подняли пыль, брезентовая крыша надулась — и грузовик дернулся вперед. За рулем сидел орк, темнокожий патриарх с кожаной повязкой на глазу и тяжелой челюстью, стрелявший одной рукой в окошко из двуствольного стаббера. В кузов набились вопящие гретчины, хватаясь за борта и за железную лестницу и паля куда придется. Пуля сбила с ног солдата, и, падая, он рефлекторно нажал на спуск; тут же полыхнула лазерная вспышка. Товарищи его разбежались под прикрытие построек и принялись стрелять из лазганов по кренящейся машине.

Огненный шар вырвался из выхлопной трубы грузовика, тот перевернулся на бок и стал белым от пыли.

— Чудесно, — сказал Колумба, прошивая болт-снарядом ошалелого гретчина, выбирающегося из кузова.

Взгляд Церберина метнулся в сторону силосных башен, откуда неожиданно пришла помощь. Офицер и его телохранители бежали к Церберину, пригнув головы, а остальные бойцы вели подавляющий огонь.

Приблизившись к капитану Образцовых, офицер выпрямился, убрал один из хеллпистолетов и молодцевато отсалютовал. Половина пальцев на его руке была искусственная. Часть лица его и один глаз некогда были страшно обожжены и уже зарубцевались, но, похоже, без медицинской помощи.

— Майор Даннат Брис. Семнадцатый полк Гамма-Драгунов! — Он практически кричал, чтобы перекрыть шум пальбы, на изуродованном лице читались полное довольство собой и любовь к Императору. — Несказанно рад видеть вас здесь, милорд.

— Астра Милитарум?

Брис — с неизбежностью криво — улыбнулся:

— Когда надо что-то сделать, зовут Астра Милитарум. Когда надо с чем-то покончить, зовут Семнадцатый.

— Милитарум Темпестус, — пробурчал Колумба. — Отпрыски. Целый батальон их был отправлен на покорение Крантара-семь.

— Мы заметили еще два корабля, один — другого ордена, — серьезно сказал один из телохранителей. Рослый человек, всего на голову ниже Церберина и, судя по тяжелой экипировке, специалист группы. Возможно, подрывник. — Они бьют по другим целям? Когда мы можем ожидать остатки освободительного флота?

— Отставить, сержант! — осадил его Брис, потом повернулся к Церберину, виновато пожимая плечами. — Мы тут давно выпали из цепи подчинения, милорд.

— Надолго?

— Сам не знаю. Несколько месяцев. Мы тут по заданию Спецотдела Комиссариата — задержать орков, насколько возможно, и подготовить территорию к отвоеванию. Вам не сообщили?

— Месяцы? — сказал Церберин, игнорируя вопрос. — Значит, вы сможете рассказать, чем здесь занимаются орки.

— Да. У вас найдется для этого время?

— Найдется.

— Тогда я вам покажу. В двенадцати часах к востоку отсюда, в сторону Принкуса Пракса, — орбитальная командная подстанция.

— Советую объяснить по дороге! — рявкнула женщина-солдат с хриплым голосом любителя палочек лхо и типичной внешностью жительницы ледяного мира. Она смотрела на маленький экран на тыльной стороне левой перчатки. Там, судя по всему, на координатной сетке отображались источники тепла. Плотное скопление их — впереди, и все новые появлялись на краях. — Орки перегруппируются на территории агрокомплекса, и сержант Каллен докладывает, что приближаются еще два моторизованных подразделения при поддержке с воздуха.

Брис вопросительно повернулся к Церберину, и тот кивнул. В их распоряжении было еще часов двенадцать. И он уже слышал рев приближающихся машин. Он сомневался, что их все можно эвакуировать по воздуху до прибытия орочьего подкрепления, но не хотел оставлять ценный отряд солдат Империума на растерзание зеленокожим. Что до человеческого скота, содержащегося в агрокомплексе, там дело другое. По его прикидкам, эти люди были нейтральной переменной, не способной содействовать ни успеху, ни провалу миссии, и, соответственно, разумнее всего было не брать их в расчет.

— Антилл, — сказал Церберин по воксу, — свяжись с Калькатором и сообщи ему об изменениях в плане. Пусть поторопится, сюда летит орочий корабль.

— Как скажешь, брат.

Церберин снял шлем с шипением магнитных замков и сосредоточился на приближающемся рокоте двигателей, который его слух мог вычленить среди прочих шумов.

Это был далекий, но быстро приближающийся рев двигателей «Громового ястреба» в боевом режиме.

Церберин поднял глаза. Штурмовой катер Железных Воинов «Мератара» опустился за линией турбин и как будто скрылся в пыли, поднятой его выхлопными трубами. Сдвоенные лопасти вращались так быстро, что сливались, жужжали, разбрасывали летящие кусочки металла. Турбовентиляторные двигатели сменили угол, и весь арсенал корабля, установленный на его громоздком носу, оказался направлен на агрокомплекс. Железные Воины открыли огонь.

Церберин выругался, толкнул Бриса на землю и согнулся над ним.

— Прикройте апотекария!

Турболазеры, тяжелые болтеры и лазпушки кромсали строение со звуком пилы по металлу. Люди и сверхлюди — все покинули бой и бросились наземь, когда четыре ракеты «Адский удар» вырвались из-под крыльев «Громового ястреба» и врезались в комплекс. По всему зданию заполыхали взрывы, друг за другом, запуская цепь разрушений, так что в конечном итоге металлические стены рухнули в пыль и пламя.

Церберин, все еще прикрывая легко контуженного офицера, повернулся к самому эпицентру огненной бури. Куски металла и раскаленный пепел сыпались градом, словно в последние дни Осады. Мощные воины, ветераны в разукрашенной броне цвета бронзы и орудийного металла, шагали с болтерами прямо под огненным дождем.

— Вставай, младший кузен, — сказал Калькатор.

Глубокий голос кузнеца войны резко прозвучал сквозь решетку вокса на его рогатом шлеме. Его барочный доспех типа III был украшен крючьями, колючей проволокой, странными геральдическими символами и памятными знаками тысячи миров, уничтоженных войной за тысячу лет до рождения Церберина. Левая рука его была протезом невероятной сложности и совершенства — продукт технологий, ныне мало кому доступных.

Брис ошалело смотрел то на одного космодесантника, то на другого, беззвучно открывая рот.

Сдвоенные дула комбиболтера Калькатора были направлены промеж глаз Церберина.

— На моем корабле хватит места для вашего отделения. Берите то, за чем прилетели, и уходите, пока орки не явились и не отомстили.

— Ты бездушный предатель, Калькатор. Там были люди.

— Это война на выживание. Я участвую в ней, причем с намерением победить. Мы получили ваше сообщение. Вы разве сами не собирались их покинуть?

— Это — другое. Убежден, ты высоко ставишь собственное выживание. Но не мое — и не их.

Церберин показал на разбросанных вокруг Отпрысков. Многие залегли среди разрушенных силосных башен, как только взорвался агрокомплекс, и на броне Железного Воина плясали лучи приборов ночного видения. Если бы Империум озаботился выучить хотя бы лучших своих солдат всему, что следовало бы знать о его истории и истории его врагов, дело очень быстро приняло бы скверный оборот.

— Никогда прежде ублюдок Дорна не был ближе к истине, — сказал Калькатор. — Но в настоящий момент моя судьба зависит от вашей.

— Наша миссия не закончена. Эти люди говорят, что на поверхности недалеко отсюда проводится какая-то операция, и мы могли бы добраться до тех орков, прежде чем они сами успеют узнать о нашем присутствии.

— Вставай! — вновь прорычал Калькатор. Его закованный в железо палец скользнул по спусковому крючку комбиболтера, как точильный камень по лезвию косы. — Я убью этих людей, прежде чем они уведут тебя на верную гибель.

— Тогда тебе сначала придется убить меня.

— Думаешь, ты будешь первым?

Церберин без страха встретил рубиновый взгляд кузнеца войны.

Железный Воин досадливо заворчал и опустил оружие. Даже для почти бессмертных чудовищных постлюдей вроде Калькатора время было конечно и драгоценно — и редко работало в их пользу.

— Боги проклянут тебя и твой упрямый род! Что же, сделаем еще шаг. Эй, апотекарий, занеси свой груз на борт моего корабля — мы за ними присмотрим.

Торжествующая улыбка Церберина поблекла.

Сквозь пыль, поднятую замедлившимися турбовентиляторными двигателями «Громового ястреба», гулко взревели моторы. Свет фар пронзил мглу, и на один жуткий миг Церберин подумал, что орочье подкрепление уже пришло, но тут же показалось отделение Железных Воинов на тяжелых бронированных мотоциклах. Широкие колеса с шипастыми шинами словно пожирали землю, приближаясь к ветрогенераторам.

Позади шло отделение из десяти человек, расходясь на боевые позиции и прикрывая неспешное наступление еще троих Железных Воинов. Те были огромны, словно танки, и обмотаны колючей проволокой. Терминаторы. Колоссы протопали на позиции за спинами космодесантников-предателей, их тактические дредноутские доспехи ревели и извергали черный дым. Гиганты прицелились из комбиболтеров в воинов Милитарум Темпестус.

Церберин снова улыбнулся. Странным образом его радовало это восстановление космической справедливости.

— «По одному отделению», да?

— Как написано в вашем драгоценном Кодексе, младший кузен: «Если у противника одно отделение, возьми два».

Глава 16

Мембраны замигали перед пустыми механическими глазами Зеты-Один Прим. Это был холодный, бесконечно терпеливый взгляд рептилии, хамелеона, выслеживающего муху. Урквидекс попробовал абстрагироваться от ее присутствия в своем сознании, но холод на шее, словно бы идущий от ее серебряного тела, лишь усилился. Он вздрогнул и поправил воротник. Вообще говоря, тело скитария было специально приспособлено, чтобы вызывать такую реакцию. Холод и тепло. Хищник и жертва.

Он поднял глаза от наполовину переведенной инструкции, которую строка за строкой считывал с дисков памяти и переносил в хранилище данных. По крайней мере, именно этим он был по большей части занят.

Генетические анализаторы зарокотали, не отрываясь от своей нескончаемой работы, окрашивая дым радужными переливами. Топот лабораторных сервиторов и пение литаний висели в воздухе. Двое новичков-адептов ходили туда-сюда — там, но и в каком-то ином, важном, смысле где-то еще, — призраки из плоти в алых одеждах и проводах.

Лишь Зета-Один Прим оставалась неподвижной. Она стояла, а Урквидекс сидел; она наблюдала за ним, не выпуская из руки пистолет.

— Что вы делаете? — вдруг спросила она.

— Инструктирую подразделения-когнис касательно того, как сводить текстовые данные и последовательности ДНК с метками на координатной сетке Галактики.

— Опять?

— Это приходится делать каждый раз. Повторение важно.

Скитарий на миг умолкла.

— В первый раз эта задача заняла пятнадцать минут одиннадцать секунд. Вы провели у этого терминала шестнадцать минут, магос.

Урквидекс не без усилия подавил нервный тик в механических пальцах-инструментах. Он выглядел виноватым. Мембраны скитария замигали каким-то суббинарным кодом, знакомым ему на уровне подкорки.

«Ты раскрыт».

Он сглотнул, слюна отдавала кислотой.

— Сколько еще времени отнимет эта задача?

— Я… — Он посмотрел на поцарапанный, в хромированной рамке, экран реликвария: руны машинного кода. Он мог опознать в лучшем случае один знак из каждых пяти, но все же понимал — тут нечто большее, чем обычные инструкции по генетическому картированию. Оставалось надеяться, что обычный скитарий, пусть даже вот такой, не инициирован в Первый Круг Доступа к информации. — Две минуты.

— У вас есть одна.

— Но…

— Мастер-траекторэ упрекал меня в том, что вы недостаточно хорошо справляетесь со своими первоочередными должностными обязанностями. Я этого более не потерплю.

— Но…

— Пятьдесят две секунды, магос.

Прикусив язык и умоляя машину о снисхождении к такой неподобающей спешке, он набрал тугими костяными клавишами последние строчки. Пока он работал, пальцы-инструменты сами собой скользили по клавиатуре.

«Я близко».

На экране машины показались руны — ноосферный эквивалент кратковременной памяти — примерно за пять секунд до того, как детальная инструкция, которую он набирал свободной рукой, смела их в сторону.

«Насколько?»

Вопрос озарил электронный небосклон. Данные были неровно скомпилированы, синтаксическое расположение квантовых битов примитивно, и хотя все вместе можно было читать, строки выдавали неопытную руку.

Однако же Клементина Йендль не была адептом.

Всего за несколько дней после его перевода из Лабиринта Ночи она снова его нашла, и хотя лабораториум ван Аукена был слишком хорошо изолирован для возможности личной встречи, они общались. От нее он узнал об орках на Терре и многом другом и почувствовал в ее «голосе» спешку и тревогу. Возможно, в создавшейся ситуации ей казалось слишком рискованным доверять другим и верить в них.

«Три дня, — отправил он в ответ. — Два — если я не расчищу прогностикаторы от обрывочного кода, но точность наших результатов пострадает».

«Если вы покинете Марс прямо сейчас, то сможете закончить?»

— Сейчас?

— Магос? — переспросила Зета-Один Прим, и Урквидекс вздрогнул.

Он сам не понял, что говорил вслух.

— Не мешайте, — сказал он пересохшим ртом, пытаясь создать впечатление уверенности.

Отсоединившись от хранилища данных, он торопливо зашагал между рядов жужжащих когитаторов. Развевающееся одеяние разогнало доходящий до лодыжек дым, идущий от машин. Урквидекс присоединился через несколько периферических нервных контактов. У него вспотели пальцы, и все получилось не с первого раза.

Он знал, что Зета-Один Прим смотрит. Пока что просто смотрит. Это действие не умещалось в рамки нормы, и она насторожилась.

Симпатическим импульсом он велел гололиту проснуться.

Показалась трехмерная карта Империума Человечества. Для его телескопической оптики это была тепловая карта, более плотно отраженные в данных регионы были желтыми и красными спиралями среди черных полос пустоты. Урквидекс усилием мысли изменил отображение данных. Тепловые точки и обозначения звезд рассеялись, и их сменили ветви филогенетического древа. Правда, «древо» не слишком подходило для метафоры. Оно подразумевало двухмерность. Схема же больше напоминала рост колонии бактерий в чашке с питательным раствором или расползание грибниц. Отростки уходили во все сегменты Империума, распространяясь во всех трех измерениях от общего корня где-то в центре Галактики. Данные показывали этот центр как аморфную зону, серую и неопределенную, не радующую внимательный глаз. По мере обработки данных неопределенности постепенно сглаживались, но оно все равно покрывало сотни световых лет пространства и тысячи миров. Его собственная кора головного могла бы, наверное, справиться с обработкой. Он покачал головой.

Слишком сложно.

— Соедините гололит и хранилище данных кабелем с высокой пропускной способностью.

— Зачем?

— Потому что мне это необходимо! — отрезал Урквидекс. Сердце его трепетало — он надеялся, скорее от целеустремленности, чем от ужаса. — Пожалуйста. С каждой секундой растет риск деградации данных.

Едва связь установили, он сразу это почувствовал. Это была ослепительная вспышка света и звука, мысли и ощущений, и даже после отключения внешних контактов она захватывала полностью. Он перенаправил данные в машинное подсознание и изо всех сил старался не обращать на него внимания.

«Орки родом откуда-то из галактического центра. Это плотная область, точно определить мир будет непросто».

Машина молчала. Галактика данных кружилась и кружилась.

«Йендль?»

Ничего.

— Это отклонение, магос, — сказала Зета-Один Прим, нехотя преодолевая запрограммированную боязнь такого рода машин. — Если есть проблема, я обязана сообщить мастеру-траекторэ.

— Нет. В этом нет необходимости.

Он поднял глаза.

Скитарий была совсем рядом: она не гневалась, поскольку была на это неспособна, но настолько обеспокоена, насколько позволяли ее эмоциональные ограничения. Она излучала искусственный холод, от которого Урквидекс ощущал покалывание вокруг имплантов — до самых костей. У нее за спиной показалась женщина в простом красном одеянии. Адепт-послушник с инфопланшетом.

Странно.

Послушники работали над независимыми проектами. Они прежде не являлись к нему с докладами.

Треск разрядившегося лазера прогремел, словно молот, забивающий гвоздь. Зета-Один Прим дернулась вперед. Еще один выстрел — и она споткнулась о гололит, так что изображение задрожало. Ионизированный дым коснулся ее серебристого экзоскелета, и она повернулась.

Адепт ударила ее по лицу инфопланшетом. Устройство, рассыпая искры, раскололось, и скитарий отлетела к проектору. Резкий удар под подбородок швырнул ее на колени. В другой руке женщины-адепта возник лазпистолет, который тут же уперся в затылок Зета-Один Прим. С лазерной четкостью Урквидекс отметил, что селектор перевели в полностью автоматический режим.

Голова скитария вспыхнула расплавленным металлом, и она осела на пол, голова растекалась по плечам.

Из-за рядов когитаторов вырвался вопросительный бинарный код, и тут же примчался второй адепт.

Первая уже падала, отбрасывая бесполезный теперь лазпистолет и с невероятной ловкостью выхватывая электродуговой пистолет у Зета-Один Прим. Бегущий адепт был вооружен базовым наперстным оружием и выпустил низкоэнергетические лазерные разряды с вытянутой руки, едва заметив упавшего скитария. Все прошли мимо цели.

Женщина неторопливо прицелилась и выстрелила. Потрескивающий шар электричества сбил адепта с ног и швырнул на медный корпус кодификатора.

Урквидекс разинул рот.

— Не позже, — сказала Клементина Йендль, вручную отсоединяя его от гололитического проектора. Быстрый разрыв связи был столь же нестандартен, как и соединение, и магос едва не лишился чувств от боли.

— Сейчас.

Глава 17

Орбитальная командная подстанция представляла собой колоссальную агломерацию цилиндрических башен, гигантских дисков и посадочных платформ, которые в лучшие дни смогли бы принять легкое судно, занимающееся инспекцией и налаживанием космического движения. Все это сооружение было окружено забором из колючей проволоки и находилось совсем близко от наружных стен Принкуса Пракса. Город казался мутным пятнышком на горизонте, медного цвета загрязнением, которое, словно живой кристалл, виднелось с последних ступеней орбитальных лифтов.

Орки, как пояснил майор Брис, использовали коммуникации подстанции, чтобы управлять космическими рейсами.

Церберин мог и сам об этом догадаться хотя бы по концентрации огневой мощи, которую орки использовали для охраны этого места.

Толстобрюхие гаубицы торчали из забросанных мешками с песком укреплений. Для такой тяжелой и одновременно примитивной артиллерии они обладали удивительной огневой мощью и выбрасывали разрывные снаряды, взметающие клубы пыли среди наступающих Образцовых. Автоматические пушки вопили, снаряды прорывали новые траншеи.

Осколки металла посыпались на броню Церберина, пыль забила светящиеся линзы на шлеме.

Бомбардировка была переменной, на которую он, уже вычислив оптимальное направление атаки, не мог повлиять, — а потому более о ней не думал.

Боевое звено, состоящее из половины ветеранского отделения Анатока, шло за ним по изрытой земле, вытянувшись в линию, сообразно прикидкам брата Донбаза относительно дальнобойности гаубиц. Пятеро космодесантников были видны на лицевом экране у Церберина как мерцающие золотые ауспик-отсветы, периодически затемняемые клубами пыли и взрывными волнами. Они эпизодически стреляли, стремясь беречь патроны, — беззвучные вспышки среди общей какофонии были предназначены лишь для того, чтобы отвлечь орков от истинного источника нападения.

Пользуясь генетически усовершенствованным зрением, не отказывающим даже в темноте, и дополнительными возможностями ауспиков, Кулаки Образцовые вели за собой менее крепких Отпрысков Темпестус. Подключившись к частоте человеческого отделения, Церберин слушал их разговоры, одновременно выбирая путь между минами и ловушками, которые его автоматические протоколы обнаружения угрозы находили в кучах обломков.

Даже если бы это были не люди, а космодесантники, Церберина впечатлила бы организованность их переговоров по воксу. Ни единого признака дурачеств и болтовни, наблюдать которые у подразделений смертных он уже привык. Лишь конкретные указания на цели, спокойные запросы запасных батарей и медицинской помощи и обновление картографических данных, причем ответы поступали тут же и без колебаний. Церберин еще толком не видел Отпрысков в бою, но если сегодня они больше ничего не добьются, то уже все равно сделали нечто почти неслыханное.

Они впечатлили Образцового.

— Неопознанный источник тепла на одиннадцать часов от вас, — сообщил один из солдат. Звук был абсолютно чистым, как звон колокола.

Источник тепла заметил Церберина как раз в тот миг, когда Церберин увидел его, и секунду спустя выстрелил. Танк «Дьявольский пес», так сильно поврежденный в боях, что, похоже, Церберин правильно догадался: его уже бросали и потом подобрали. Орк в нескладно сидящем бронежилете и красной бандане поднял голову из люка и заорал.

За невнимательность капитан сам назначит себе покаяние после битвы.

Мелта-луч вылетел из орудийного ствола, разрывая воздух, и прошел в футе над плечом Церберина и мгновенно обуглил половину следовавших за ним Отпрысков. Над капитаном прошла волна жара, он упал наземь и откатился в укрытие — за кучу мусора и стопки ящиков, окружающих подстанцию, — и вовремя, потому что тут же заговорил установленный на лобовой броне танка тяжелый болтер.

— Этот — мой, кузен.

Терминатор Железных Воинов шагнул прямо на линию огня. Его чудовищно громадный доспех принял на себя полный залп, и тяжелые снаряды из его комбиболтера ударили в амбразуру «Дьявольского пса». Вокруг сомкнутых пальцев силового кулака завибрировало разрушительное поле, и катафракты снова исчезли в чаду войны.

— Тарсус, Гален — налево, — сказал по воксу Церберин, поднимаясь и вытряхивая пыль из болтпистолета. — Тоск, Налис, Борун, — направо.

Его отряд знал свои обязанности, но всегда имело смысл умерять и несколько самоуверенный индивидуализм.

— Ясколска, — продолжал он, переключаясь на канал Отпрысков и обращаясь к женщине-бойцу, с которой имел краткую беседу в агрокомплексе. — Мы вас прикрыли.

— Благодарю, господин капитан.

Уцелевшие Отпрыски, не горюя и не жалуясь, снялись с места на полной скорости. Линзы их закрытых шлемов с дыхательными аппаратами были выпучены, как у жуков. Зеленоватый свет прицельных лучей хеллганов пересек воздух, как сигнальные лазеры какой-нибудь системы безопасности.

Церберин двинулся за ними. Бойцы расходились полукругом. Сержант Ясколска и сапер как раз примагничивали последние мелта-бомбы на двери подстанции — такие огромные, что туда мог пройти дредноут.

— Чисто! — с явным удовлетворением выкрикнул сапер, будто давно ждал этого момента, и с планшета-монитора на перчатке активировал подрывной заряд.

Белое пламя вырвалось из дверей со страшным ревом. Церберин почувствовал легкий дискомфорт в глазах, прежде чем его авточувства адаптировались к ярчайшей вспышке и отфильтровали наиболее разрушительную часть видимого излучения. Он шагнул в брешь с оружием наготове, а Отпрыски все еще прикрывали визоры шлемов.

Плиты орудийного металла, которыми был выложен пол, сияли, словно звездное небо, — из-за стеклянных хлопьев, которые миг назад были пылью. Напротив за бронестеклом был пост охраны, окно которого побелело от трещин. На стенах затрепетали обрывки постеров с инструкциями: из вестибюля ворвались клубы дыма снаружи, заменяя собой кислород, поглощенный мелта-бомбами.

Он выстрелил и убил орка, который полез во внутреннюю дверь, потом еще и еще одного. Стреляй — убивай, стреляй — убивай. Чистота через эффективность.

Прибывали все новые, и они существенно отличались от полудиких бойцов, которые пока что попадались ему на Праксе. Наверно, еще один подвид зеленокожих. Другой клан. Их нечеловеческие лица были обрамлены рогатыми шлемами, гротескная мускулатура облечена толстой броней, расписанной в кричащую черно-белую клетку. Их было слишком много, как и выходов из здания, — даже постчеловеческие рефлексы и вооружение космодесантника не справлялись с задачей держать их на расстоянии.

Церберин размахнулся громовым молотом, атакуя орду. Хорошо рассчитанный по времени взрыв разнес торс орка на мельчайшие частицы и оставил от ног две длинных красных полосы на полу, и полутонное чудище, наступавшее следом, взлетело в воздух и врезалось в бронестекло. Другое, зеленое, бронированное, попало под молот и яростно заревело. Он заревел в ответ, и вокс усилил звук до немыслимой громкости, а орк налетел на подставленное плечо и толкнул капитана в стену.

Налис и Борун появились под шквал огня из болтеров, искромсавший орка. За ними следовала Ясколска со своими людьми, освещая помещение лазерными залпами. Но какими бы мощными ни были их хеллганы в сравнении со стандартной гвардейской лазвинтовкой, каждого чудовищного зеленокожего приходилось укладывать несколькими выстрелами в упор и приканчивать еще несколькими.

Последний орк с хрустом упал на засыпанный стеклом пол, поджаренный, как мясо, которое передержали у огня.

Церберин отодрал себя от вмятины в стене и подключился к каналу связи.

— Колумба, майор. — Он постарался, чтобы подергивание губы не бросалось в глаза, и проглотил отвращение. — Калькатор. Вход расчищен. Организуй периметр и пройди ко мне в центр управления.

— Жаль, что наши отцы так враждовали, — сказал по воксу Калькатор. — Вместе их сыновья были бы непобедимы.

— Возможно, в какой-нибудь другой вселенной… — отозвался Церберин и, вспомнив, что Брис тоже слышит, ядовито добавил: —…Кузен.

Объяснять что-либо майору ему не хотелось. По крайней мере, сейчас. И не маршалу Боэмунду, когда они наконец присоединятся ко всем на Фолле.

Он осклабился.

Первый капитан Церберин из легиона Кулаков Образцовых не будет отвечать перед Черными Храмовниками.

— Лучше бы здешние хранилища данных того стоили.

— Сюда, господин капитан, — бодро сказала Ясколска, не поняв, что предупреждал он самого себя.

Стекло захрустело у нее под ногами, когда она открыла внутреннюю дверь и переступила труп зеленокожего, который и заблокировал дверь. Церберин зашагал следом, потом — Налис, Борун, Тоск и Гален. Тарсус остался охранять вестибюль и направил оставшихся Отпрысков на огневые точки за перевернутыми столами и ящиками.

Короткий коридор выходил на металлическую лестницу. Похоже, ею пользовался обслуживающий персонал — а еще это был запасной выход во время учений. По обе стороны были выходы в наружные проходы, на рычагах запуска сигнала тревоги остались кровавые отпечатки ладоней. Двое гретчинов, охваченных паникой, выскочили в запасный выход — прямо под два точных выстрела из хеллгана Ясколски. Они скатились по лестнице, а Церберин и майор вышли через другую дверь в контрольную комнату.

Терминалы еще работали, хоть и без операторов, они вычерчивали карты забитого до отказа околоорбитального пространства. Пустые, заляпанные кровью кресла стояли у изогнутых столов, мигающие и попискивающие рабочие станции были обращены к бронированному окну. На экранах отражалась бурая равнина пастбища, обращенного в пустыню. Ее пересекали железная дорога и грунтовка. Обе вели от полустанка в Принкус Пракса. Церберин вручную настроил увеличительный селектор в своем шлеме. Не то чтобы идеальная замена магнокля, но хотя бы трехчетырехкратное увеличение, пусть и неважного качества: уже можно было различить серые пятнистые промышленные постройки за городской стеной. Трубы изрыгали жирный охристый смог, из-за которого было практически ничего не видно. Даже высокие адамантиево-керамитовые стены цитадели времен Великого крестового похода, возвышающиеся в сердце поселения, казались алой готической тенью.

— Что это за дым?

— Люди Пракса, — сказал майор Брис, появляясь в дверях впереди Колумбы, Калькатора и нескольких Отпрысков. — И еще миллиард с других планет, их привезли сюда, чтобы… переработать.

Церберин отвернулся от окна, мимо него прошагал Колумба. Ветеран-сержант полностью проигнорировал открывшийся вид и протопал в блестящие металлические двери на главную лестницу, затем выстрелил в коридор из болтпистолета, и раздались пронзительные вопли. Калька-тор присоединился к Церберину у окна. Ясколска осторожно отодвинулась, инстинктивно подняла хеллган и скользнула за письменный стол. Железный Воин раскрыл замки шлема, снял его и взял под мышку, морща нос и оглядывая равнину перед крепостью, выстроенной Пертурабо. Ему было больно видеть остатки славы своего примарха.

— Сами видели? — спросил Церберин у майора.

— Трон, видел ли я? — пробормотал Брис, обхватывая себя руками поверх панциря, будто бронестекло не спасало от равнинных ветров. — Запах дубилен по несколько дней преследует, и крики детей…

— Вы просто человек. Это можно понять.

Брис благодарно кивнул. Он показал на жужжащий стек когитаторов у стены за прозрачным пластековым барьером.

— База данных.

— Я не жрец Марса, майор.

— Предлагаю забрать это с собой, первый капитан. — Брат Антилл подошел в сопровождении своего связного и адъютанта сержанта Ментиса, приветствуя Церберина коротким кивком. — Я смогу донести и проверю, чтобы погрузка прошла как надо. Когда вернемся на «Данталион», брат-кузнец Клатрин проведет необходимые ритуалы извлечения.

— Хорошо.

— Все, что орки сделали здесь, будет автоматически сохранено в системе, — сказал Брис. — Тысячи кораблей взлетают и садятся каждый день, и еще больше запускается с орбиты. Вы, несомненно, сможете узнать, что там делают чужаки.

— А я вам скажу, что они делают, — сказал Калькатор, поворачивая утыканную гвоздями голову к Церберину и демонстративно игнорируя человека. — Они кормят свою империю.

Церберин снова посмотрел на пурпурную пелену. Термосфера словно плакала кровью. Если бы постчеловеческая анатомия оставила ему возможность блевать, это непременно произошло бы. Мудростью Императора он был вынужден держать отвращение внутри себя, оно скручивало кишки, переполняло его — знакомая ярость, трепещущая, доходящая до мозга костей.

«Кормят».

— Ты видел, сколько на орбите кораблей, кузен, — сказал Калькатор. — Промышленность Пракса вполне может обеспечить провизией атаку против сотен секторов.

— На что ты намекаешь?

— Ты знаешь, на что я намекаю.

— Ты не хотел находиться на этой планете, а теперь говоришь, что ее необходимо отвоевать.

— Орки не селятся, они жгут. Они не брали пленных на Остроме, Клостре и Эйдолике. Я не мог знать, что здесь творится такое.

— В городе наверняка десяток тысяч орков, и они обороняют цитадель Четвертого легиона. Ни одна комбинация переменных не может обеспечить сорока людям и неполным трем десяткам Адептус Астартес победу в такой ситуации.

Калькатор нахмурился и надел шлем. Лязгнули магнитные замки. Следующие слова Церберин услышал по прямому каналу внутренней связи.

— Забудь о цитадели. Крепость — лишь верхняя часть комплекса подземных бункеров, находящихся под городом. Входы запечатаны и закрыты генозамками. Мы можем взять цитадель и удерживать ее, пока наши корабли не высадят достаточное подкрепление, чтобы очистить планету.

Церберин закрыл глаза и задумался. Параметры видоизмененного плана миссии предполагали, что коммуникации подстанции и посадочные площадки будут использованы, чтобы принять флот и вызвать «Громовые ястребы», дабы перевезти хранилище данных в безопасное место, а потом, при отбытии, все это будет разрушено. Он открыл глаза и встретился взглядом с горящими красными линзами кузнеца войны.

Эта рогатая маска что-то скрывала, он был уверен, но Железный Воин слишком далеко отошел от своего высокого происхождения — он стал чересчур бесчеловечным, чтобы можно было догадаться о его мыслях.

— Нам надо лишь пробраться в город, — сказал Калькатор.

Церберин проследил взглядом железную дорогу, ведущую через равнину в мрачное промышленное сердце Принкуса Пракса.

Это имело смысл.

Он кивнул, чувствуя, как приток адреналина расходится по мышцам и тело готовится к бою, что сулит алый горизонт. Приятное чувство.

Отвоевание началось.

Глава 18

Дорога Преторианцев была главной артерией, соединяющей Шестые ворота внешней стены и Великий Зал. Укрепленные дома сенаторов и базилики возвышались над нею, словно горы, ощетинившись ржавыми орудийными башнями и фигурами ангелов, чьи каменные лица разъела кислота. Люменосферы, установленные на столбах вдоль улицы, сияли, словно почетная стража, собранная со всего Империума. Медные фильтры придавали свету формы континентов и океанов в честь миров или полков, погибших при обороне Терры. Километр за километром они несли стражу против сгущающихся сумерек. Верховный лорд-адмирал Лансунг собирался закончить здесь свой победный марш в честь триумфа Космофлота на Весперилле, а в ходе Осады как лоялисты, так и предатели использовали магистраль, чтобы перемещать боевую технику между Внешним и Внутренним Дворцами.

Теперь она была перекрыта.

На всех съездах с магистрали стояли загородки и силовики в шлемах. С регулярностью часового механизма черная бронемашина Адептус Арбитрес ездила по улице, и из громкоговорителей неслись призывы к порядку и покорности.

Когда на дорогу с ревом выехал взвод «Лэндрейдеров» Имперских Кулаков, это было зрелище удивительное, можно сказать, беспрецедентное.

Они строем двинулись со стороны башен. Золотисто поблескивали угловатые очертания корпусов. Рокот мощнейших двигателей доносился до обителей ангелов наверху и тревожил вечный полумрак Ночного сада внизу, накрытого узорчатым пологом.

«Лэндрейдер» — это боевой зверь, наименее элегантный в арсенале Ангелов Смерти, однако же несравненный при исполнении своей единственной функции. Его многослойная композитная броня максимально неуязвима — насколько это доступно человеческим технологиям, к тому же танк оснащен впечатляющей огневой мощью. Наземный аналог десантной капсулы или абордажной торпеды, он с сокрушительной силой переносит космодесантников в яростное, мерно бьющееся сердце боя. Его защита, вооружение и двигатели позволяют ему крушить вражеские войска, технику и даже укрепления на пути к цели.

Передняя машина приблизилась к каменным золоченым воротам Сенаторума Империалис.

Спонсонные лазпушки словно ощупали на расстоянии впечатляющее оборонительное сооружение. Рядом встали еще две машины. Четвертая, и последняя, редчайший образец модификации «Ахилл», предназначенной для прорывов в ходе осад, расположилась сзади. Установленная на носу пушка «Громобой» и спонсонные мультимелты нацелились на ворота.

Имперские Кулаки были мертвы. Их уничтожила Ардамантуа. Но их служители, «Фаланга», казармы ордена — здесь, на Терре, их арсеналы и замороженное геносемя — это все еще оставалось. Орден собирал силы для последнего отчаянного рывка.

«Ахилл» запустил двигатели на полную мощь; танк, подобный тарану для сноса зданий, как будто напрягся перед рывком.

Его ультиматум был более чем ясен.

Лейтенант Черных Люциферов, командовавший стражей, появился в окне-бойнице кордегардии над воротами. Рука его была прижата к наушнику, и он взволнованно говорил в проводной вокс на стене.

Курланд открыл верхний люк «Ахилла» и вышел на крышу танка, потом на дорогу. Слуги капитула в золотистых табардах, размахивая лазерными винтовками и изукрашенными клинками, вылезали из люков и бежали брать под охрану медленно раскрывающиеся ворота. За ними из каждой машины последовал Имперский Кулак.

Сдиратель, Багровый Кулак, Черный Храмовник и Кулак Образцовый.

Курланд знал их под именами — Полушарие, Отпущение, Вечность и Дневной Свет.

Каждый из них гордился своим наследием, различиями, которые появились между ними и их братьями на протяжении тысячелетия. Но это была заученная гордость. Ее внушали им с рождения, подпитывая ритуалами и муштрой. Теперь, когда их призвали домой и они снова были братьями, это значило нечто большее, нежели просто слова. Каждый из них был в ярко-желтой броне Имперских Кулаков, и на наплечнике у него красовалась черная латная перчатка. Вся левая половина нагрудника кирасы Вечности была занята таким же изображением, и желтая навощенная ткань развевалась на рукояти его меча.

Они последовали за Курландом, вооруженные, сосредоточенные, все — воплощение лучшего, чем может стать человек, пятеро гордых сынов Дорна — и они наступали на Великий Зал.

В Сенаторуме был перерыв.

Мелкие лорды в военной форме и пышных гражданских одеяниях расхаживали по вестибюлю вокруг накрытых столов с канапе, попивая рекаф и разговаривая приглушенными голосами о предварительном заседании. Воздух трепетал от самодовольства и звона хрусталя. Сервиторы-херувимы собрались под фреской, изображающей Императора, провозглашающего Имперское Кредо, вились вокруг колонн вместе с дронами вид-захвата, таскали за собой пергаментные свитки. Из уборной спешили целым потоком важные особы, со все еще влажными руками, направляясь к дверям Великого Зала. По вокс-передатчикам, установленным под сводами, неслись вежливые мелодичные призывы, собирающие всех на совещание.

Все это прекратилось, едва вошли Курланд и Последняя Стена.

Космодесантники возвышались над высокопоставленными смертными, словно божественные рыцари из легенды. Несколько сотен Черных Люциферов, офицеров Адептус Арбитрес и дворцовой стражи — и вместе с ними облаченные в ливреи атташе Верховных лордов — смотрели из прилегающих помещений и коридоров, не смея приблизиться. То ли из страха перед его братьями, то ли из нежелания входить под чужую юрисдикцию — Курланду было все равно.

Он повернулся к дверям.

Двери были огромные, дубовые, с серебряной инкрустацией, излучающей энергопоглощающее защитное поле. Они тоже были открыты. Курланд прислушался к тому, что происходит за ними. Его ухо Лимана дало ему возможность разобрать голос экклезиарха Месринга, читающего благословение перед началом работы.

— Bestia, qui in sapientia.

Поскольку приверженность Адептус Астартес светской Имперской Истине минимизировала прямой контакт с Экклезиархией, он мало знал о подобных практиках.

— Benedicat serviamus in regens et nos iterum.

Но даже ему обращение Экклезиарха показалось странным.

— Ave Veridus est.

Размышлять об этом времени не было, и космодесантники прошли через открытые двери в Великий Зал.

Помещение с амфитеатром сидячих мест было почти пустым. Ряд за рядом деревянные скамьи с откидными спинками окружали помост и похожую на отару овец толпу мелких чиновников, толкущихся вокруг своих мест. Как Курланд и предполагал, экклезиарх Месринг находился на помосте. Волосы его и одежда были в беспорядке, глаза горели каким-то звериным огнем. Он говорил, и голос его с задержкой лился из вокс-передатчиков по периметру зала.

Лорд-адмирал Лансунг и генерал-фабрикатор Кубик сидели — единственные среди присутствующих; они обменивались язвительными замечаниями через несколько кресел. Остальные ходили вокруг главной платформы, разминая ноги и попивая очищенную воду и вполуха слушая консультантов, аналитиков и кодификаторов, таскающихся за ними по пятам.

Лансунг первым заметил Курланда.

Лицо его побелело, когда Полушарие и Отпущение прошли в галереи со стоячими местами, огибающие зал, и нацелили болтеры на помост. Еще бы — политические интриги старого дурака сделали больше для уничтожения Имперских Кулаков, чем любой орк или хром. Люди начали кричать и падать в промежутки между рядами. Дневной Свет и Вечность держались поодаль, подняв меч и копье, когда Курланд прошагал по проходу.

Сбоку стояла колоссальная статуя Рогала Дорна — лицом к залу, словно лично гарантируя безопасность всех делегатов, но взгляд примарха был направлен на помост в вечном осуждении последователей своих богоподобных братьев и отца.

Там Курланд остановился.

В Великий Зал вели и другие двери, до помоста можно было добраться и по другим проходам, но Курланд изучил поле боя и знал, что к чему. Его броня сияла совершенством в лучах подсветки, направленной на статую: он абсолютно намеренно встал — в таком облачении — рядом со своим примархом, символом вечности этого зала.

Удин Махт Удо стащил экклезиарха с помоста. Он обеими руками ухватился за аналой и гневно взирал на яркую, почти театральную подсветку над веером вокс-передатчиков. Его украшенная галунами форма гранд-адмирала сияла белизной и была увешана медалями — живое воплощение власти и высокомерия. Изрытое шрамами лицо покраснело от ярости, больной глаз поблескивал перламутром.

— Это собрание услышало вашу петицию, Курланд, и отвергло ее. Мы постановили — немедленно распустить Последнюю Стену по орденам. Это так вы себе представляете переворот? Чтобы Имперских Кулаков вечно помнили по неудачной попытке свергнуть правительство Священной Терры?

Курланд не спешил — он дал лордам прокричаться.

Инстинктивно он окинул зал взглядом в поисках Вангорича, союзника, но, если великий магистр вообще здесь, значит, он прячется среди мелких лордов. Сенсоры доспеха не уловили враждебных целей. Еще одна причина предпочесть поле боя. И тут пришли на ум слова Робаута Жиллимана, написанные целую эпоху назад, в те времена, когда подобное будущее казалось возможным для легионов Астартес.

«Космодесантники будут в мирных делах столь же совершенны, сколь и в военных, ибо Император создал их совершенными».

И даже более: он — Имперский Кулак и не собирается сдаваться.

— Мой долг — защищать Терру и преследовать врагов человечества. — Курланду не были нужны вокс-усилители. Он не кричал, но голос его, приспособленный для бескрайних зон боевых действий среди звезд, гремел по всему залу. — Вы называете себя правительством, но прямо сейчас, Удо, я вижу перед собой врагов человечества.

Гневные и потрясенные протесты Верховных лордов лишь усилили раскол между ними. Импозантный маршал-провост Вернор Зек кивал на слова Курланда и переглядывался со столь же задумчивыми Представителями Инквизиции. Напротив, Месринг громогласно заявлял об отступничестве, убийстве и еще худших вещах. Лорд-командующий рассмеялся, обнажая зубы.

— Вам нужно было взять больше людей.

— Дневной Свет, — позвал Курланд. — Сколько ты лично убил при осаде Эйдолики?

— Девятьсот восемь зеленокожих, брат. Долгая ночь битвы за прометиевые равнины моей родины — а потом солнце взошло, моя броня горела, мой болтер иссяк, цепной меч заглох, и тогда я стал убивать кулаками, и орки бежали от меня в пещеры Большой Котловины. — Он посмотрел на Вечность. — Я бы убил и еще девятьсот восемь, чтобы отстоять ее, если бы меня не забрали братья на «Громовых ястребах».

— Вечность. Каков итог твоего боя на Аспирин?

— Тридцать. — Черный Храмовник повернул ястребиный клюв шлема к Кулаку Образцовому. — Но мне не так повезло, как брату: орки послали самых лучших, чтобы захватить мой корабль. У меня были считанные минуты, не дни, и только гладий в руке.

Курланд улыбнулся. По внутреннему каналу донесся хрипловатый смех Дневного Света.

— Я командую всей мощью Империума! — крикнул Удо.

— Возможно, это слишком масштабная задача для одного смертного — быть регентом Императора Человечества. — Курланд выбирал слова, как выбирал бы цели, и по бессильному гневу лорда-командующего понимал, что не промахнулся. Даже Удин Махт Удо не мог отрицать правду. — По генетическому праву рождения и во имя Империума Человечества, который Он построил, я требую признать меня лордом-командующим. Отойдите, Удо, и служите Ему, не марая более свою честь.

Удо осклабился.

— Я поддержу Ангелов из Адептус Астартес! — пророкотал Зек едва ли не почтительно, и Курланд обрадовался, что маршал-провост выбрал этот день, чтобы закончить свое изгнание из Сенаторума. — Если вы можете восстановить порядок на улицах и здравый рассудок в этом… — он замялся, презрение чувствовалось в скрежете, доносящемся из аугментированного горла, — …собрании, тогда моя поддержка принадлежит вам.

— И наша, — сказал Веритус. Представитель Инквизиции прошагал по помосту в силовой броне кремового цвета и встал плечом к плечу с Зеком. Эти два лорда были настоящие гиганты — по меркам Курланда, в нескольких смыслах. — Некогда мы шли за твоим Отцом в самый темный час Терры и сейчас пойдем за тобой.

Виенанд присоединилась к коллеге, и Верховные лорды медленно, осторожно стали расходиться.

Гибран, эмиссар Патерновы, был первым, кто перешел на сторону Зека, затем Сарк, Анвар и лорд-милитант Вер-ро. Лансунг поднял с кресла тучное тело и, бросив на кафедру почти извиняющийся взгляд, присоединился к ним. Даже Юскина Тулл, похоже, вышла из состояния неопределенности и пошла за ними. Тобрис Экхарт сник под взглядом Удо, двигаясь, словно в лопатки ему уперся набирающий энергию конверсионный луч, но с каждым шагом на его лице расцветала улыбка.

Остались лишь Месринг и Кубик. Первый смотрел на все так, будто дела коллег не стоили его внимания, второй, судя по его реакциям, уже подумывал, на чью сторону перейти.

С гневным рыком лорд-командующий показал на подразделение Черных Люциферов, которые как раз появились в северном проходе. Они вошли, держа глефы наготове, но остановились при виде Вечности с двуручным мечом в их рост.

С востока за спиной Курланда показались еще гвардейцы, грозно опустив клинки, и полосы света расцветили их черную броню.

— Отберите у этого человека оружие и выведите его из моего зала! — рявкнул Удо.

Старший из Черных Люциферов, лейтенант в мягком берете вместо шлема, приблизился к Курланду. Он поджал губы, переводя жесткий взгляд с наплечника Курланда на Верховных лордов и обратно. Офицер отсалютовал и упал на одно колено, склонив голосу над цепным мечом. Вокруг рукояти была обвязана желтая лента.

— Для меня честь служить вам, лорд-командующий.

Удо вскипел, выкатил здоровый глаз, но сказать ему было больше нечего.

— Вы сами считаете себя могущественным человеком, Удо, — сказал Курланд. — Но для меня и моих братьев вы — просто человек. Остановитесь. С вами покончено.

— Я собрал этот совет. Лансунг? Месринг? Это мои креатуры.

— Маршал-провост, — перебил Курланд, — прошу, уведите бывшего лорда-командующего.

С треском сервоприводов в суставах и стальной ухмылкой вышел вперед Зек. Удо вытянулся, словно намереваясь взглядом пригвоздить аугментированного маршала-провоста, как уже не раз делал за годы своего возвышения. Затем он словно усох внутри своего роскошного адмиральского мундира и стал на дюйм ниже. Он опустил голову. Аугментированная рука Зека схватила его за плечо, и он смог лишь взвизгнуть от боли, когда маршал-провост увел его с помоста и сдал гвардейцам.

Курланд поднял меч и закричал; по Великому Залу и вестибюлю прошли ликующие крики — по мере того, как лорды осознали, свидетелями чего только что стали.

— В следующий раз, когда орк вступит в этот зал, его встретит Последняя Стена!

Зал загудел от общего волнения. Оба сердца Курланда гулко забились.

Отвоевание началось.

Глава 19

Локомотив прогрохотал по разбитым рельсам, замедляя ход на подступах к Принкусу Пракса.

Орк, прижатый ко внутренней стороне окна вагона, медленно оседал, пока Церберин не перехватил его твердой рукой за загривок. Покореженный спальный вагон столкнулся с вагонеткой, и удар жгучей болью отдался в натруженных мышцах его руки. Этим оркам позволили вырасти огромными, возможно, размером с тех, с которыми бились примархи на Улланоре, и постоянная болтанка заставляла их казаться еще тяжелее. Церберин, крякнув, швырнул чудовище на место как раз тогда, когда за окном мелькнул сторожевой пост зеленокожих.

Размалеванный красным металлолом. Комбинированное оружие с патронными лентами в огромных, закованных в латы руках. Потом — колонны, изжеванный пулями феррокрит, замелькали в окнах, когда поезд вошел под плоскую крышу терминала. Солнечный свет отступил, его сменили мерцающие люмены и огонь, разведенный в бочках, расставленных по платформам и переходам.

Группы гретчинов и немногочисленные орки в кожаной одежде деловито занимались погрузкой и разгрузкой. Церберин ожидал увидеть рабов-людей, трудящихся на зеленокожих, но из людей здесь были лишь ряды закованных в цепи жертв, перегоняемых из пыльных поездов в корабли. В противоположном направлении двигались большие промышленные контейнеры, легкое вооружение, транспортные средства и сельхозтехника. Орки в массивных желтых боекостюмах со знаком ухмыляющейся луны присматривали за всем этим с грубой эффективностью, присущей примитивной иерархии. В другом месте Церберин мог бы увидеть такое при маневрах местного ополчения под контролем Администратума. Элементарно — и по сути то же самое.

Передвижение колонн замедлилось, когда к пустой платформе с лязгом подъехал локомотив.

Десяток орков в толстой красной броне тут же устремились вниз по неработающему эскалатору, ведущему с пешеходного виадука. Один чужак, видимо, начальник, шире других на полметра и темный, как гусеницы «Хищника», махнул им сжатым кулаком, давая знак рассредоточиться, и они повиновались. По резкому окрику четверо заспешили вперед, чтобы взять под охрану двери вагона. Половина толпы задержалась, прикрывая тылы.

Организованно. Профессионально. Как будто и не орки вовсе.

Церберин аккуратно поднял болтпистолет. Колумба и остальные из отделения ветеранов Анатока приготовились, удерживая орков, за которыми прятались, локтями и плечами — кому как удобнее.

Отпрыски Темпестус втиснулись в тамбур и дальние углы и неспешно активировали аугментические прицелы, разминая пальцы и плечи, освобождая место, чтобы, когда настанет момент, все смогли перемещаться. Становящееся все громче гудение батарей пробивных лазганов заставляло дрожать металлический корпус вагона. Майор Брис развернул планшет зеркальной стороной в сторону окна и поморщился.

— Кровавые Топоры, — прошипел он. — Это мы их так называем, по знаку на броне. Их убивать первыми!

— Ясно, — сказал Церберин, высвобождая болт-пистолет из магнитной кобуры.

Поезд с визгом затормозил. Кровавые Топоры тут же набежали по двое. Церберин проверил таймер, который запрограммировал в свой дисплей внутри шлема. Он застыл на 00:00 еще полсекунды назад.

— Брат Донбаз, ты уверен, что добытые тобой боеприпасы зеленокожих…

Над обращенным в пустыню пастбищем встало второе солнце, белое и яростное, свет пробежал по рельсам, словно еще один поезд. Брис что-то пробурчал и присел под окном, но авточувства Церберина среагировали на долю секунды раньше и затемнили визор. Он увидел, как орки на платформе изумленно обернулись на термоядерный взрыв на горизонте, потом начали хвататься за глаза и зашатались, нарушая строй.

— Давай!

Церберин дернул за шнур.

Двери содрогнулись и открылись, достаточно широко, чтобы он смог протиснуть правую руку по самый наплечник и открыть огонь. Детонировавший болт-снаряд вырвал у Кровавого Топора плечо, и тот взревел. Он сместил оружие влево и снова выстрелил: второй орк слепо вскинул ружье и выронил его, в груди ксеноса зияла дыра.

Тем временем Отпрыски, включив полную защиту визоров, выскочили на крышу через аварийные люки, размахивая плазменным вооружением и пробивными залповыми ружьями и расчерчивая платформу огненными очередями.

Церберин протиснул пальцы между наплечником и дверями и открыл их. Он двумя ногами спрыгнул на платформу, так что пошли трещины. Кровавый Топор замахнулся на него с закрытыми глазами, но получил выстрел в голову из окна сквозь треснувшее стекло.

Приняв решение действовать и более не ждать капитана, Колумба просто начал стрелять из окна в авто-магическом режиме. Платформу исчертили кровавые следы, оставленные разрывными снарядами. Отпрыски, существенно менее крупные, чем космодесантники, без труда выбрались через разбитые окна. Брис первым оказался на платформе и выпустил целую очередь в броню вожака Кровавых Топоров, а затем спрятался за колонной, когда ослепленный ксенос принялся бешено палить во все стороны.

Калькатор уничтожил тварь единственным болтом промеж лопаток.

Кузнец войны стоял на платформе у дверей последнего вагона. Он насмешливо отсалютовал. Орки на том конце платформы были уже мертвы. Космодесантники-предатели высаживались, чтобы занять позиции над останками, и под рокот тронутых порчей моторов терминаторы выстраивались в линию сплошной стеной и поднимались на виадук. Эскалатор представлял собой естественное «бутылочное горлышко», и, привлеченные пальбой, орки уже громоздили кучи тел и целились из тяжелых ружей из-за погнутого барьера наверху.

Тактический дредноутский доспех был создан, чтобы выдержать худшее, чем грозила враждебная галактика.

И эту атаку он выдержал.

— Майор! — прогремел Церберин, перекрикивая вопли и грохот терзаемой пластали. — Вы знаете, куда нас ведет мой кузен?

— Да, господин, — к выходу на улицы.

Церберин быстро огляделся. Станция представляла собой настоящий лабиринт платформ, переходов и тяжко дышащих локомотивов, изрыгающих звериный рев и орудийный огонь. С грохотом проносились поезда — не часто, но быстро и нерегулярно, так что появляться на путях было крайне опасно даже космодесантнику.

— Знаете обходной маршрут?

— Да, господин.

— Тогда идите туда. Мы прорвемся напрямик. Колумба, собери боевое звено из пятерых и отправляйся с ним.

С металлическим грохотом сержант-ветеран прыгнул на пути в направлении, в котором перемещались Брис и Отпрыски. Донбаз, Борун, Налис и Тарсус последовали за ним, выпуская размеренные залпы по оркам на дальней стороне, каждый раз, когда локомотивы не мешали. Церберин обернулся к Железным Воинам.

Терминаторы шагали прямо в гущу снарядов, бомб и пулеметных очередей, словно бронемашина с бульдозерным отвалом, перемещающаяся по минному полю. Калькатор и космодесантники-предатели шагали за ними, стреляя из-за мощных спин братьев-катафрактов.

Церберин нехотя признал, что работают они эффективно.

Позабыв о с трудом поддерживаемой дисциплине, раздразненные орки с ревом хлынули через заграждения. Тела взрывались, разнесенные на куски разрывными снарядами. Вспышки скорострельных комбиболтеров мелькали в узком пространстве. Выли звери. Из-под шлемов доносился гулкий смех.

Прочная плоть чужаков врезалась в керамитовую броню, словно костяшки пальцев в щит силовика. Против людей, против орков помельче строй терминаторов выстоял бы, но со времен гибели Эйдолики Церберин еще не видел зеленокожих, подобных этим.

Чудовище в черно-белой броне, размером почти с терминатора, обрушило топор на латный воротник идущего первым воина и оттеснило его. Оно взревело — топор застрял в броне, — подняло предателя над головой и отбросило к лестнице. Орк получил боевой нож под мышку, хрюкнул и так наподдал Железному Воину локтем, что у того погнулась броня. И тут пошел в атаку терминатор, рассеченные жгуты псевдомышц которого исходили яростью духа доспеха, и обратил орка в кровавую кашу взмахом силового кулака.

Но строй уже был нарушен.

Церберин убил двух орков двумя выстрелами. Метко. Просто идеально. Третьего он сокрушил молотом. Тоск и Реох подошли ближе — слишком близко, чтобы вести огонь из болтеров, и потому ветераны выставили вперед ножи.

— Сломайте их! — крикнул Калькатор. Его цепной меч шумно прогрызал орочью ногу, а полноразмерный болтер, крепко удерживаемый бионическим протезом, выпускал залпы полуавтоматического огня по всей стае. — Хотите, чтобы кузены сочли нас слабаками?

Злобно рыча, терминаторы с усилиями снова образовали линию и двинулись вперед с беспощадным упорством. В шквале огня они захватили заграждение. Космодесантники-предатели разошлись по защищенному стенами виадуку в обе стороны и тут же открыли огонь.

— Брат Карва, прикрой, — сказал Церберин.

Не имея возможности из-за тесноты пользоваться тяжелым огнеметом, Карва до сих пор держался поодаль на платформе. Вместе с ним подошел Антилл, стреляя от груди.

— Есть, брат-капитан.

— Катафракты, вперед. Братья, займите фланги. Растопчите их!

— Железо внутри! — выкрикнул сильно аугментированный воин Избранных.

— Железо снаружи! — был ответ, и у Церберина по спине прошла дрожь.

Они двинулись вперед, словно фаланга бронзового века, реконструированная по древним военным трактатам. Щиты вперед, щиты сбоку, копья вверх, все как один — в наступление.

Как некогда писал Жиллиман, человек не меняется — и потому война тоже не меняется.

Расчищая себе путь болтерами и силовыми кулаками, Железные Воины и Кулаки Образцовые прорвались и высыпали на поддерживаемую столбами платформу из полированного камня. Фреска, изображающая, как Четвертый легион освобождает цветущий мир, освещала потолок металлическими красками. Пилястры, закругленные в высоком стиле времен Великого крестового похода и вырезанные в форме Астартес без шлемов, смотрели со стен. Над центральным сводом висели огромные барочные часы. Они были разбиты выстрелом — так основательно, что невозможно было даже понять, когда они остановились.

Орки неслись через большие входные двери, из подземных переходов и разгромленных залов ожидания. Пространство было слишком открытым, чтобы космодесантники могли расправиться с ними, как раньше, и потому двинулись к дверям, стреляя на бегу от бедра. Пулевики и болтеры кромсали древние каменные столбы, вгрызаясь до костей, круша на куски.

Церберин и Калькатор вместе шагнули в свинцовый шквал, столь мощный, что казалось, на них обрушилась сплошная стена. Пока одному приходилось перезаряжать болтер, другой палил из своего, прикрывая товарища. Там, где один бился громовым молотом или цепным мечом, другой был рядом с ним.

Как и сказал Железный Воин — вместе они были непобедимы.

Церберин расчистил проход ударом молота и погнался за Калькатором по улице, беспрестанно отыскивая цели.

Великолепные старые здания были изуродованы пулями, узорчатые кованые решетки искорежены до неузнаваемости. Дорога, в пору расцвета этого мира достаточно широкая, чтобы пропустить взвод «Леманов Руссов», была завалена раскуроченными машинами и с обоих концов перегорожена ярко размалеванными грузовиками и кучами горящих шин. Шел мелкий красный дождь, леденящий и страшный. Церберин ожидал, что дождь будет теплым, но нет. Он поднял голову. Брызги крови и химикаты, выбрасываемые городскими перерабатывающими предприятиями, высоко поднимались над улицей, заслоняя трубы и самые высокие крыши. Сквозь рокот моторов он слышал лихорадочные гортанные песнопения. Он настроил ухо Лимана, абстрагируясь от битвы.

Он уже слышал это прежде, и оно раскалывало небеса Эйдолики, словно гром.

«Зверь».

Рев был везде, гремел в системе оповещения по всем близлежащим улицам. Несомненно, запись, но при мысли о том, что орк может оказаться рядом, Церберина охватила ярость.

— Сюда, кузен.

Обогнув украшенный колоннами фасад вокзала, Калькатор свернул направо и побежал. Железные Воины и Кулаки Образцовые последовали за ним по одному и по два, и выстрелы из болтера прозвучали стаккато по стенам и баррикадам.

Кузнец войны пригнулся за шестнадцатиколесной сельхозмашиной, перегородившей дорогу. С крыши грузовика палили орки, хохочущие, жуткие в отблесках огня. Космодесантники приблизились и в свою очередь обстреляли машину.

Не обращая внимания на вражеский огонь, Калькатор ухватился бионическими пальцами за задний борт грузовика и потянул. Огромная машина накренилась. Пальба внезапно прекратилась, когда восемь из шестнадцати колес оторвалось от земли. Кузнец войны поднял грузовик и швырнул его на бок с металлическим рокотом из-за решетки шлема.

Железные Воины хлынули в образовавшийся проход, жестоко смеясь и расстреливая ошарашенных орков. Тоск запустил осколочную гранату между колесами упавшей машины. Обломки взметнулись вверх у их ног. Брат Карва залил улицу горящим прометием. Церберин шел последним.

Оглянувшись, он увидел десятки кое-как склепанных орочьих мотоциклов, маневрирующих между заграждениями на противоположной стороне улицы. В разгромленных жилых домах окна и двери перекрывали, словно подъемные решетки, листы железа. Орки запихивали снаряды в орудия. Серьезно вооруженная тяжелая пехота — Кровавые Топоры и Скалящиеся Луны — и пыхтящая громада, похожая на дредноут, вышли на улицу.

Опустив молот, Церберин присел на корточки за задней осью грузовика и взялся за нее двумя руками, собираясь перекрыть подступы. Жилы вздулись у него на шее, и все тело содрогнулось. Он тяжко выдохнул — сдвинуть машину было невозможно.

— Карва, Реох, — позвал он самых сильных в отряде. — Помогите, братья.

Прежде чем оба космодесантника успели пошевелиться, у них над головами пролетела ракета. Дух-проводник снаряда направил его между обломков и обрушил на орочий боевой мотоцикл, пробив размалеванный языками пламени обтекатель. Раздался треск, взрывной волной оторвало фюзеляж машины, загнало огонь обратно в выхлопную трубу, а то, что осталось от коляски, взмыло в небо.

— Храни тебя Император, брат, — сказал в вокс сержант Колумба.

Церберин увидел, как подсвеченные зеленым Отпрыски Темпестус размещаются между фризов и статуй ангелов на крыше вокзала. Через дорогу то и дело летали пробивные лучи и снаряды.

— Прими мою благодарность, — отозвался Церберин.

— Передай ее майору, ему больше пригодится.

— Ты видишь Калькатора?

— Увы, да.

— Тогда прикройте нас, пока не сможем вырваться, потом возвращайтесь по дуге и идите следом. Когда встретимся, похвалю вас обоих.

Колумба фыркнул и отключился.

Дорога за баррикадой была освещена сигнальными огнями, вокруг воронок, изрывших полотно, валялись брошенные машины недолюдей. Искалеченные трупы зеленокожих, побитые масс-реактивными снарядами, лежали тут и там. Церберин протер линзы шлема от холодного красного конденсата. Контейнеры, какие он уже раньше видел при погрузке в поезд, пирамидальными грудами лежали у складов. Они казались пустыми, но из некоторых, пробитых болтами, текла густая жижа — плотности для взрыва снаряда там не хватило. Стопки человеческих кож были сложены под электронагревателями. Кожевни. Едкий запах мочи пропитал их и с каждым треском медленно дубящейся плоти проникал на улицу.

Грохот перестрелки отвлек его.

Последние из Железных Воинов исчезали в переулке. Там был Антилл, он махал остальным, призывая их поторопиться.

Церберин уперся плечом в накренившийся грузовик и с помощью братьев отправил его обратно на баррикаду. Он попятился, отряхивая ржавчину с перчаток, и дал знак Карве и Реоху бежать за предателями.

Переулок был узкий и досадно темный, здесь едва могли пройти терминаторы Железных Воинов. На стенах — сплошь металлические пожарные лестницы, вибрирующие при каждом глухом звуке из сети передатчиков Зверя. По открытым канализационным трубам текли отходы, в них то и дело мелькали чьи-то кости и пальцы. Церберин буквально только что подумал, что видел самое низменное применение человеческой плоти, — теперь же, проламываясь сквозь горы мусора и пустых контейнеров, он самым жестоким образом убеждался в своей неправоте.

Отряд Калькатора едва покинул переулок, когда из-за ряда домов им в спину ударили прожекторы. Нет, не прожекторы.

Фары.

Взвизгнули шины, заревели моторы, и бронированный армейский грузовик налетел на двух космодесантников-предателей и вжал их в стену. Замигали огни, на кузов посыпались куски штукатурки. Орки в толстой шипастой броне и закрытых шлемах палили в воздух, а задние колеса грузовика все еще поднимали, буксуя, красную пыль, пока бойцы выбегали на дорогу.

Церберин пнул боковую дверь, полускрытую пустыми контейнерами.

— Сюда!

Он вбежал внутрь, кажется, перерабатывающего завода или мануфакториума. Карва — за ним, с тяжелым огнеметом, запальный факел которого светился в темноте синим, словно змеиный язык, потом — Реох, Гален, Тоск и, наконец, Антилл, прикрывая тылы мощными залпами из болтеров.

Высоко в двух длинных стенах были окошки, но их наспех заколотили и замазали краской. Небо над фабрикой было алым — ощущение такое, будто смотришь изнутри артерии.

Братья-ветераны включили прожектора на шлемах.

Лучи высветили высокие ряды тяжелых машин и стальных лестниц и — в темной глубине — мясницкие крюки и подвешенные к потолку платформы. Конвейер все еще работал, с грохотом утаскивая непонятные куски хрящей и мяса в темноту.

Окруженный этим ужасом, Церберин едва не забыл про Железных Воинов.

Стреляя в автоматическом режиме, легионеры-предатели отступали внутрь. Воин в клыкастом шлеме и пугающе изукрашенном доспехе сорвал с пояса гранату, выдернул чеку и кинул заряд в открытую дверь. Взрывная волна хлынула по переулку в обе стороны и закидала мануфакторум кусками плоти и мусора. По команде Калькатора один из его бойцов захлопнул дверь, а двое братьев подтащили погрузчик с бочками и перекрыли им проход.

Церберин быстро огляделся в поисках другого выхода.

— Можем зайти глубже в комплекс, — сказал Калька-тор, шагая внутрь и делая свои намерения предельно ясными. Одна алая линза на его шлеме треснула и бешено мигала, а из прорех в броне сочился серый ремонтный гель, словно ядовитая плесень. Некрашеный керамит брони отступника на миг придал ему почти благородный вид. — Вход в бункер близко, но мы не можем биться со всеми орками в этом городе, чтобы добраться туда.

— И где же этот вход?

— Ага, скажу — и потеряю для тебя ценность. Я слишком стар, чтобы быть дураком, кузен.

— Тогда иди, — сказал Церберин, вытаскивая отстрелянный магазин из пистолета и заряжая новый. Осталось не так и много — придется беречь. — Мы с братьями задержим их.

Он ожидал, что Калькатор будет протестовать. Так поступил бы на его месте Кулак Образцовый — в их природе быть мучениками и спорщиками. Впрочем, подтверждая суровую репутацию своего легиона, Калькатор принял добровольное жертвоприношение кивком рогатого шлема и миганием разбитой линзы.

— Терон! — пророкотал он. Терминатор в самой замысловатой на вид броне обернулся на зов, весь в колючей проволоке и болезненно мерзких символах. В его горжете все еще торчал топор, не давая нормально вращать головой, — времени вытащить попросту не было. — Ты и твои братья останетесь. Будете выполнять приказы этого Кулака Образцового, как мои.

Церберин поднял бровь. Железный Воин так о нем говорит? Странно. Легче поверить, что тяжеловесные катафракты просто задержали бы остаток отряда Калькатора.

— Из чести рождается железо! — проревел кузнец войны, отступая и жестом подзывая бойцов.

Когда мимо него прошел последний Железный Воин, Церберин прицелился из болт-пистолета, прикрывая вход из переулка, по которому они попали сюда. «Это моя позиция», — сказал эгоистичный голос генов, звучащий в крови каждого Имперского Кулака, которому доводится выдерживать осаду хоть в крепости, хоть на холмике. «Я удержу ее». Не сметь бежать, обернуться и выстоять: тактически это было необходимо, но казалось правильным совсем по другой причине.

Тоск присоединился к нему, потом Реох, Карва, Гален и Антилл, плечом к плечу, создав несокрушимый круг. Углы — слабые места, поэтому у самых прочных редутов их нет.

В переулке послышался шум — топот подкованных железом сапог и лязг тяжелого оружия, задевающего контейнеры. Церберин прислушался, пытаясь оценить численность отряда, но его тут же отвлекли машины, окружающие здание, подвозящие войска. Капитан слышал, как они подъезжают к стенам.

— Кулаки Образцовые! — крикнул Церберин, целясь в дверь из-за примитивной баррикады. — Первая Стена!

Частое биение, будто вентилятор поломался, послышалось прямо над головой, и круг Образцовых Кулаков залило алым светом. Церберин поднял глаза и сощурился. Свет лился с неба. Он нахмурился и прицелился вверх. Сквозь стекло посыпались тени.

Орки наступали.

Глава 20

Небеса содрогнулись.

Церберин смотрел вверх. Время тянулось медленно и мучительно, превращаясь в блестящую неподвижность, пока его сверхчеловеческое восприятие обрабатывало внезапно поступившие сверху данные. Миллион отражений его самого смотрел во всех направлениях. Вращающиеся крылья зависшего над землей воздушного судна резали свет прожекторов на куски. Он слышал шум моторов; машина словно застыла во времени, поддерживаемая нисходящими потоками. Сверху, кувыркаясь, летели куски стекла толщиной с ладонь капитана. Он видел это все. Потолок обрушился неравномерно. Удар по нему был нанесен в двенадцати различных точках — огромные тела, закованные в черную броню, обрушились с неба в брызгах осколков, словно пули, выпущенные в воду. Он начал сдвигать прицел вверх, мозг работал с лихорадочной быстротой.

— …разойдись! — донесся из вокса обрывок выкрика, когда на пол фабрики обрушился стеклянный дождь.

Тоск и Антилл укрылись под навесом. Гален приземлился. Все еще целясь вверх, Церберин присел и закрыл голову руками. Осколки стекла тысячей клинков ударили по его броне, пригибая тяжестью к земле. В ушах зазвенело, он видел лишь остро сверкающие грани. Он заметил брата Карву — ветеран чуть откинулся назад и пятился, подставляя грудь и прикрывая резервуары с прометием, закрепленные на плечах. Церберин мог лишь прокричать в вокс-бусину оставшееся неуслышанным предупреждение, когда кусок бронестекла размером с десантный люк «Носорога» острием вниз обрушился на шлем космодесантника и пригвоздил его к полу.

Церберин откатился, давя груды стекла, и тут же там, где он только что был, с хрустом встала пара сабатонов.

Это был орк, ростом три метра и почти такой же ширины, в литом черном доспехе из какой-то плотной, энергоотражающей керамики. Лицо, похожее на лопату, и когтистые руки были расписаны черными полосами. Металлические детали многоствольного самодельного оружия были натерты сажей, и даже клыки выкрашены черным. Орк нажал ярко-красную кнопку на страховочной сбруе, так что к разбитому потолку взметнулись отстегнувшиеся кабели, потом опустил оружие, сжимая его ручищей.

Церберин сделал то же самое. Слишком медленно.

Верхняя часть тела орка рассыпалась зелеными брызгами. Терминатор Железных Воинов прошил его останки очередью из комбиболтера, неспешно поворачиваясь, и от его причудливой брони отскакивали пули.

— Брат-капитан, дверь.

С громоподобным грохотом металлическая дверь, ведущая с улицы, толкнула баррикаду, и орки в шипастой черно-белой броне хлынули внутрь. Вожак заревел, отбрасывая бочку пинком, оружие его плевалось свинцом. Церберин выпустил ему очередь из болтера промеж глаз. Тоск перекрыл огнем вход, но орков это не остановило, они все прибывали, стреляя на бегу.

О, что бы он сейчас ни отдал за тяжелый огнемет Карвы!

Апотекарий Реох стоял у останков ветерана, запустив иглу нартециума глубоко под латный воротник брата до самых прогеноидов в глотке. Свободной рукой он пальнул в живот одному из орочьих десантников — такая рана убивает орка далеко не сразу, и Церберину подумалось, что апотекарий целился туда умышленно.

— Образцовые, за дело! — заорал Церберин, стреляя из болт-пистолета. — Мы — стена, что стоит вечно!

Ответа он не услышал — посыпался мусор, заглушая все.

Всесокрушающая рука пробила стену со стороны улицы — орочий дредноут, которого Церберин видел у вокзала, расширял для себя проход. Он напоминал бочку с урановыми отходами, расписанную желто-черными предупредительными полосами. Другая его рука была снабжена визжащей пилой, а с орудийной платформы, где опасно теснились гранатометы и огнеметы, капал горящий прометий. Из динамиков прогремел звериный рык, и дредноут, размахнувшись, снес рукой остаток стены.

Под роком двигателей командный БТР «Саламандра» вскарабкался на завалы и съехал по скату на пол фабрики. По всему полу заскрипели осколки стекла, некоторые просто лопнули под его тяжестью. Он угрожающе урчал, источая невероятную мощь, на броне были установлены тяжелые болтеры, вращающиеся в поисках наилучшего сектора обстрела. Изначальная камуфляжная окраска пыльно-серого цвета местами была замазана красным, на боку намалеваны два скрещенных топора. Отсек для экипажа, способный вместить целое командное отделение праксианских ополченцев, заполнял один-единственный огромный орк. Броня его была кроваво-красной, тяжелые пластины вздымались вокруг уродливой головы, присоединенной к устройству типа вокса.

Церберин выдернул отстрелянный магазин и вставил полный, с бронебойными снарядами «Мщение».

«Сначала убиваем Кровавых Топоров», — сказал Брис.

С нечеловеческим ревом огромный орочий вождь схватил рычаг установленного на броне «Саламандры» штурмболтера и открыл огонь по терминаторам, а машина его наполнила воздух дымом. На крик отозвалось что-то не намного более удобоваримое.

Человеческие голоса.

Солдаты, одетые, надо полагать, в форму местного ополчения, со скрещенными топорами на бронежилетах и с клеймами боевых единиц на бритых головах, атаковали обрушенную стену вслед за танком. Хлынули лазерные лучи в таком количестве, что Образцовым пришлось отойти в укрытие. Один такой разряд опалил забрало Галена, и тот неловко повалился за конвейер.

Тоск прикрыл брата собой, прицелился в «Саламандру» и с яростной вспышкой белого жара выпустил из комби-оружия единственный заряд плазмы. Тот ударил по корпусу легкой бронемашины и порвал его в клочья. Кусок брони, вырванный из борта, ударился в большой резервуар, питавший часть конвейеров. Злосчастный бак треснул, выплевывая тысячи литров частично очищенных костей и ошметков плоти прямо на БТР.

Реох что-то одобрительно пророкотал, но Церберин этого не услышал. Скованный ужасом — нет, ослепленный яростью, — он так и не сделал ни одного выстрела с момента прибытия человеческих войск.

А тем временем сквозь пролом бежали все новые солдаты — уже целый батальон, а может, и больше. У них не было ни волос, ни зубов, тела были отмечены клеймами и следами пыток. Такая судьба уготована человечеству. Именно поэтому орки ждали капитуляции Терры, вместо того чтобы просто разрушить этот мир, как Ардамантуа, Эйдолику и тысячу других. Им не было нужно очередное завоевание.

Им была нужна зависимая раса.

Триллион триллионов — гражданам Империума несть числа. По одному ими можно пренебречь, даже, с определенной точки зрения, и пожертвовать, но все вместе они составляли человечество. Они — геносемя Святой Терры, где Он обитал в Своей нерушимой славе.

В сознании Церберина появился непрошеный образ ксеносов, сокрушающих Врата Вечности, наводняющих Санктум Империалис и стаскивающих Императора с Его Золотого Трона.

«Нет. Нет!»

Если это поможет, он разнесет все миры, находящиеся более чем в неделе пути от Терры, вирусными бомбами. Лично.

Беззвучно ощерившись, он шагнул в лазерный шторм, переведя болт-пистолет в режим быстрого огня и выкашивая солдат целыми рядами. Солдат? Предателей. Кровавая баня была для них еще слишком мягким наказанием.

А тем временем вокруг него сжималось кольцо орков.

Тоск и Антилл стояли спина к спине, похожие на две серых скалы, а вокруг них бесновались красные, желтые и черно-белые волны, наседая и тесня, но те двое держались с упорством, достойным Образцовых. Выли нечеловеческие голоса, визжали сервоприводы. Болтеры были заброшены ради ножей и кулаков.

Реох рывком поднял Галена на ноги. Тот встряхнул заклинивший болтер и выпустил оставшиеся снаряды в наступающую орду. Первый, что добежал до него, упал с размозженной выстрелом головой, но за ним шло столько, что в сутолоке невозможно было разобрать, кто и насколько пострадал.

Руна боевого брата на экране визора Церберина потемнела.

Лишь Железные Воины все еще стреляли. Терминаторы представляли собой подвижные огневые базы — они вытянули руки, и установленные на запястьях комбиболтеры изрыгали безжалостный огонь, даже если в поле зрения воинов с торчащими из шлемов бивнями не было ни единого орка.

Пламя затопило терминаторов, и в отблесках его космодесантники-предатели казались демонами в аду. Орочьи дредноуты наступали.

Сокрушив орка в золотой броне ударом молота, Церберин пробился сквозь толпу изменников-ауксилариев, чтобы выпустить три болта по наступающему дредноуту. Разрывные снаряды расплескали сплошной поток голубой энергии в дюйме над черно-желтой броней.

У воина упали сердца.

Пустотный щит. Как объект такого размера умудряется генерировать достаточно энергии для поддержания пустотного щита?

Он смутно осознавал, что снаряды небольшого калибра бьют по его доспеху. Скорее предупреждения в системе, чем истинная боль. Адреналиновые железы работали на пределе, не давая воину ощутить ее. Мультилегкое давно уже запустилось и выкачивало кислоту из мышц.

Орки отняли у него родной мир, и пусть он будет проклят, если отдаст им еще и этот. Но, пользуясь инстинктом выживания в бою, он позволил себе подумать, что победа может и не состояться. Чужаков слишком много, они слишком сильны, у них есть преимущества, с которыми не справиться даже Адептус Астартес.

Огромный огненный шар пролетел по небу.

Очередь из счетверенного болтера пролетела под большим углом со звуком цепи, которую вращают на рукояти. Орочий вертолет раскрылся и взорвался, осыпая поле боя ошметками металла. Тускло-серая махина «Громового ястреба» обогнула огненный шар справа, потом резко пошла вниз под грохот канонады из соседнего здания.

В вокс-бусине Церберина послышался треск.

— Первый капитан, говорит Леонис, пилот «Раскаяния». Мы подобрали кое-что, позабытое вами.

На визоре у Церберина замелькали золотые значки: сержант Колумба возглавлял десантирующихся из люка «Громового ястреба». Ветеран прыгнул и приземлился на обе ноги под вой суспензоров и тут же глубоко погрузил цепной меч в плечо орка, разбрызгивая содержимое грудной клетки противника по его же кирасе. Он развернулся на месте и пинком ноги отправил в полет бойца в черно-белом, так что тот увлек за собою еще двоих. Донбаз, Борун, Налис и Тарсус тяжко приземлились рядом, солдаты-люди расчищали им путь пальбой из хеллганов.

Отпрыски Темпестус прыгали на переходы верхнего этажа, спускались с крыши по пожарным лестницам, выпускали пробивные лазразряды по атакующим зеленокожим. На ходу стреляя из двух хеллпистолетов, майор Брис следовал собственному совету, изничтожая Кровавых Топоров и сопровождавших их солдат-людей. Его обожженное лицо исказил гнев. Церберин его очень хорошо понимал.

Яростно заговорил тяжелый болтер брата Донбаза. Не застав то, что только что видел Церберин, брат-ветеран вычислил самую серьезную угрозу и атаковал дредноут. Воздух словно разорвало ударом грома. Стреляные гильзы дождем пролились наземь. Пустотный щит орочьего дредноута зарябил и пошел вспышками, по всему цилиндрическому корпусу сталкивались сила и равное ей противодействие. Дредноут вышел из строя терминаторов.

Он вытянул руку-пилу и со звуком, с каким гранату заряжают в длинный ствол, выпустил по боевому звену Колумбы две шипящие шашки.

Донбаз грудью принял оба взрыва. Его кираса выстояла, но сильно помялась, в точках разрыва выступили ремонтный гель и гиперкоагулянты. Удар искорежил его забрало и наполовину сорвал шлем. Его подняло и ударило о ряды машин. Остатки боевого звена раскидало по полу, словно игрушки.

Исторгая динамиками нечленораздельную ярость, дредноут затопал, развернулся на месте и швырнул терминатора через весь цех. Железный Воин с треском вылетел через противоположную стену. Кладка осыпалась, словно курган для воина, и пылающий прометий тут же залил ее.

Церберин выругался. Орк, покрытый татуировками в виде змей, прицелился ему в голову. Удар в горло. Удар головой. Энергоразряд молота пробил дыру. Он шагнул туда, в броне, покрытой медным налетом, не прекращая стрелять.

Здоровенный орк из числа Кровавых Топоров, не обращая внимания на попадания из болтера, активировал пристегнутый к спине прыжковый ранец. Взлетев в воздух на дуге пылающего жидкого топлива, чужак приземлился на мостик. Платформа дрогнула от удара. Отпрыски Темпестус отступили, стреляя в упор. Орк посмеялся над ними и замахнулся силовым топором.

Снаряжение Отпрысков впечатляло, но все же не могло сравниться с силовым доспехом. Они были хороши в бою — но не как космодесантники.

Второй орк, потом третий взмыли на прыжковых ранцах и приземлились в гуще отряда. Все более хриплые приказы Бриса тонули в какофонии криков, хруста костей и взрывов. Некоторые бойцы не выдержали и, рискуя разбиться, попрыгали с четырехметровой высоты.

А что толку?

Уцелевшие терминатиоры повредили дредноут. Тот замахал руками, все больше запутываясь в цепях и подъемных механизмах и едва не плавясь. Один терминатор нанес ему удар в середину корпуса силовым кулаком. Но когда он высвободил потрескивающую разрядами латную перчатку, другой орк схватил его сзади. Чудовище вонзило когти в мягкое сочленение горжета и дернуло Железного Воина за шлем. Тот рухнул, исторгая огонь из установленного на руке орудия.

Брат Гален выбрался из гущи схватки на разболтанном конвейере, уносящем его в глубь фабрики, словно труп в крематорий. Реох склонился над ним, зловеще сияя зелеными бинокулярами сквозь пороховой дым и недрогнувшей рукой испуская белое пламя из болтпистолета.

Доносящийся сверху рев турбодвигателей «Громового ястреба» приглушил шум. Волнами разлетались осколки стекла и стреляные гильзы, поднятые вихревыми потоками из турбин. Эскадрилья одномоторных бипланов с жужжанием понеслась за ним, размалеванные морды самолетов плевались зенитным огнем.

Церберин высоко поднял молот, мысленным приказом выводя вокс-усилитель в горжете на максимум. Железные Воины и Кулаки Образцовые вместе. Они продержались долго — сколько смогли.

— Отступаем. Все. На десантный корабль.

Его едва не заглушил звериный рев, и он обернулся к разрушенной стене. Орк чудовищных размеров, с темной кожей, посыпанной золотым порошком, пробился туда, где только что был дредноут. Его мускулистое тело было упаковано в истошно-желтый боевой костюм — он был раза в полтора крупнее Церберина. Шипели поршни. Скрежетали клапаны. Воздух наполнял черный дым. На первый взгляд доспех выглядел как обычная работа зеленокожих, но при ближайшем рассмотрении стало очевидно, что костюм делали куда более умелые руки. Пластины гладкие и блестящие, линии и углы — прямые и точные. Орка окружали силовые поля, искрящие озоном. Он сгибал и разгибал пальцы трехпалого силового кулака, каждый толщиной с руку, а автоподатчики запихивали ленты патронов в тяжелое десятиствольное комбиорудие.

— Умрешь. Прям щас!

Слова на ломаном низком готике вышибло у него из груди, словно воздух из легких мертвеца, и Церберин был слишком ошеломлен, чтобы ответить.

Он говорил. Орки же не говорят!

Чужак побежал, отбросив в сторону стальной цилиндр, который сломал опору и с грохотом обрушил пустующий мостик. Церберин тут же метнулся туда. Земля под ногами дрогнула. Он занес громовой молот и взревел от ненависти.

Они сошлись, как молнии среди грозового неба.

Молот Церберина опустился на бедро орка. Участок силового поля подался, и металл взвыл под давлением. Враг двинулся на него с упорством парового катка, схватил когтистой лапой и потащил по легкой металлической раме, прикрывающей ряды машин.

С ревом, похожим на хохот, орк выволок его из обломков и замотал им, словно стряхивая с когтей брызги прометия. Даже для его сверхчеловеческой физиологии перегрузка оказалась непереносима, и перед глазами поплыли черные точки. Он разрядил пистолет в грудь орка, прямо в силовое поле, и боек ударил по опустевшему патроннику. Больше у него снарядов не было. С криком он выплюнул кислоту из железы Бетчера прямо орку в лицо. У того над челюстью зашипел зеленый дым — и все.

Орк усилил хватку. Разрушительное поле силового кулака прожигало броню Церберина слой за слоем. Керамит трескался, хрустел и раскалывался. Он, наверно, крикнул еще раз — уже и сам не знал — и размахнулся силовым молотом.

Он не знал, во что попал, но попал совершенно точно.

Орк взвыл от боли, а сам Церберин куда-то полетел, запущенный со всей силой огромного боекостюма.

Он пронесся через что-то пустое, обитое металлом, ударился оземь в хаосе конечностей, подскочил раз, другой и проехался по полу. Броня его высекала искры из феррокритовой поверхности. Он врезался в стену и осел, увидел Реоха, Антилла и нескольких Отпрысков в шлемах, но люди сливались в одно сплошное пятно.

И тут пласталевые двери десятисантиметровой толщины, между которыми он только что проскользил, сомкнулись на его наголеннике.

— Открой их, — буркнул Реох.

— Пытаюсь! — донесся голос Антилла.

Церберин фыркнул, заставил сознание снова работать и потянул за прижатую ногу. Она не двигалась. Из пневматических приводов двери потянуло грязным дымом.

С другой стороны двери кто-то зарычал от ярости. Землю тряхнуло, словно задвигалось что-то огромное. Реох просунул между створками грозное дуло пистолета модели «Умбра». Апотекарий начал стрелять в автоматическом режиме — болтпистолет забило о металлические рамы, как ударную дрель.

Двери все пытались закрыться.

Церберин взревел в последний раз и рухнул на пол в агонии: тяжелая пласталь расколола многослойный керамит и армапласт, словно стальные щипцы — орех, и грубо сломала его берцовую кость пополам. Генномодифицированная нейрохимия не дала боли вырубить его, но было все равно ближе к рубежу переносимости, чем когда-либо в его жизни. Мозг, защищая себя, на миг отключил высшие функции, оба сердца качали в кровоток подавляющие боль эндорфины.

Створки остановились на расстоянии в половину толщины ноги.

Церберин поднял глаза и увидел цепной меч в ножнах на бедре майора Бриса.

Отпрыск понял его взгляд, обнажил клинок и врубил на полную мощность. Адамантиевые зубы голодно оскалились.

— Простите, господин.

— Давай, не тяни!

Брис нанес удар. Церберин заорал, когда механическое лезвие впилось в броню, плоть и кость. Артериальная кровь залила всю броню. Осколки кости смешались с горькой керамитовой пылью, осыпая стоявших рядом. Вибрации пробивались сквозь кость. На глаза Отпрыска навернулись слезы. От пыли.

Человеку не хватало сил закончить.

Реох оттолкнул его и наступил на тыльную сторону меча, проталкивая тот сквозь ногу Церберина до самого феррокрита.

Церберин с облегчением выдохнул. В глазах потемнело. Кожу покалывало — так действовали обезболивающие. Апотекарий пинком вытолкал отрубленную ногу Церберина за двери, и те захлопнулись; тут же с другой стороны их прогнуло что-то огромное и тяжелое.

Реох опустился рядом с ним на колени и немедленно принялся за работу, прижигая культю плазменным резаком из нартециума. Церберин сжал зубы. Теперь его тело переключилось на более высокий болевой порог, и он почти не страдал.

Вокруг них собрались брат Антилл и кучка Отпрысков. И всё.

— Сержант Колумба, остальные — где они?

— За задней стеной, идут на сигнал «Раскаяния», — сказал Антилл. — Нас отрезали от них, предполагалось, что мы пойдем… — он покосился на Бриса, — …за нашими кузенами.

Церберин кивнул. На месте брата он пришел бы к тому же выводу. Это успокаивало.

Дверь содрогнулась от удара. Расщепляющее поле заставило ее прогнуться.

Церберин потянулся за болт-пистолетом, но вспомнил, что тот пуст.

— Быстрее, апотекарий.

Глава 21

Церберин захромал по неосвещенному коридору фабрики, опираясь на плечо брата Антилла. Темнота была почти абсолютной, ее нарушали лишь зеленые лучи приборов ночного видения Отпрысков. Этого хватало, чтобы разглядеть старые пятна крови и лазерные ожоги на стенах. Здесь бились жители Пракса. По пустым комнатам раздавалось эхо звериных воплей и перестрелки. Он попытался шагать быстрее, но еще не мог приспособиться к изменившейся анатомии. Любой человек уже погиб бы от потери крови или болевого шока, но такое превосходство над обычными людьми как-то слабо утешало.

Несколько минут спустя орочья пальба послышалась ближе, и коридор свернул под прямым углом.

Однако же вместо стены перед ними оказалась груда кирпича. Тут была фальшивая стена. За ней, освещенная теперь лучами целеуказателей Отпрысков, находилась взрывозащитная дверь, которой явно не место на фабрике, перерабатывающей сельхозпродукцию, достаточно большая, чтобы пропустить космодесантника в тактическом дредноутском доспехе. По виду — литой адамантий.

И Железные Воины заперли ее за собой. Реох вышел вперед и уперся перчатками, обернулся — аугментированное лицо казалось во мраке светящимся черепом. Он помотал головой.

«Не пробить».

— И что теперь? — пробормотал Антилл.

Подавив ругательство (он не мог допустить, чтобы Отпрыски такое услышали), Церберин отвернулся от двери и двинулся к рунно-цифровой консоли, встроенной в раму. Рядом с клавиатурой было устройство, сканирующее ладони.

Калькатор говорил, что потайные ходы базы защищены генозамком. Легионеров Четвертого и ненавидимых ими кузенов из Седьмого отличали генетические особенности, которые хороший сканер вполне мог распознать, но кузнец войны также говорил, что крепость эту выстроили в начале Великого крестового похода. И это было другое время — время, когда его предки и Калькатор могли без тени сомнения называть друг друга товарищами и братьями.

Он колебался несколько долгих секунд, потом снял перчатку и прижал ладонь к устройству.

По панели прошла алая светящаяся полоса, потом исчезла. Церберин напрягся. Зарокотали магнитные замки, размыкаясь, и заскрежетал металл. Церберин выдохнул: дверь открылась.

— Из чести рождается железо. Тебе позволено войти, сын моего брата.

Голос был древней записью ужасного качества, но сохранил частицу мощи, которой некогда обладал во плоти. В нем воплощались сила, несокрушимое железо, нечто неподвластное распаду, несомому временем, — и кое-чему похуже. Церберин вздрогнул, не зная, что сейчас получил — редкий дар или страшнейшее из проклятий.

— Это ведь?..

— В какой круг ада он нас завел? — спросил Реох шепотом, почти благоговейно.

Лучи ночного видения раскрасили стену за дверью зелеными полосами. Это было круглое помещение размером примерно с внутреннюю часть десантной капсулы, вмещающей двенадцать Астартес в полном вооружении. Мигали разноцветные контрольные лампы. Диоды указывали «вверх» и «вниз». Подсвечивалось только «вниз», мягким белым светом. Выходит, лифт.

Церберин кивнул Антиллу и повел всех вперед.

Брис и Отпрыски двинулись следом, Реох вошел последним. Апотекарий осмотрел панель выбора. Различные уровни комплекса были обозначены кнопками из слоновой кости, сверху донизу, с убывающими цифрами. Реох пожал плечами и нажал нижнюю кнопку.

Церберин сделал бы такой же выбор.

Образцовые в действиях и намерениях. Образцовые в предвидении.

Взрывозащитные двери, взвизгнув, захлопнулись, и лифт пошел вниз. Это было практически свободное падение. Спуск в десантной капсуле едва ли был быстрее, и указатели мелькали чуть ли не посекундно. Торможение тоже оказалось жутким. Образцовые Кулаки были приспособлены к высокоскоростным ударам, и даже Церберин, у которого в рассеченных нервах все еще пульсировала боль, остался стоять. Отпрысков же разбросало по полу и прижало к стенам.

Усилием воли Брис сумел выползти, когда двери с шипением открылись, бросился на стальные панели пола и перекатился на спину. Реох поднял его с земли за ремни разгрузки. Церберин и Антилл выбрались вместе.

Они находились в огороженном стенами проходе по «экватору» огромного сферического помещения. Пурпурные тревожные сигналы кругами пробегали по полированным стальным стенам, как граница дня и ночи на планете, бесконтрольно вращающейся вокруг жестокой алой звезды. Он посмотрел вниз. Там, глубоко, в концентрических кругах адамантия и меди, был резервуар с такой холодной водой, что даже на том месте, где он стоял, Церберин почувствовал, как на лице застывают кристаллики влаги. Сквозь воду пузырями шел газ, но она двигалась — странно медленно.

— Тяжелая вода, — пробормотал Антилл вполголоса. — Используется в атомном оружии.

Церберин поднял глаза и увидел поршни толщиной с ноги титана класса «Разбойник», скользящие по железным трубам с ритмическим грохотом. Отовсюду, словно корабельные снасти, свисали кабели.

— Осталось три минуты, — донеслось отовсюду мрачное предупреждение.

Опираясь на Антилла, добровольно служившего ему костылем, Церберин поспешил к ближайшему мостику, нависающему над резервуаром, и захромал вниз. Реох и Брис последовали на небольшом расстоянии.

В самом центре помещения была подвешена платформа. Ее заполняли ряды когитаторов и компиляторов команд, спутанные бесконечными кабелями и проводами. Там стоял Калькатор, безоружный, с примагниченным к бедру шлемом, и лицо его было тускло освещено строками кода, проецируемыми на окружающие экраны. С ним были два избранных Железных Воина, тоже безоружных и занятых управлением системой. Остальные наверняка находились в других частях здания.

— Это что такое? — спросил Церберин, обвиняюще показывая пальцем на Калькатора.

— Ты знаешь и сам, младший кузен.

— Осталось две минуты.

— Экстерминатус…

Калькатор слабо улыбнулся:

— Кое-что посерьезнее. Пертурабо всегда верил в совершенные решения и взрастил сыновей своих по образу своему. — Он показал на интерфейс перед собой. Дисплей, окруженный цветными проводами, рычагами и наборными дисками, заполняли строчки непонятного кода. Впрочем, некоторые фрагменты Церберин опознал: последовательность запуска. — От Пракса останется лишь поле астероидов.

— Ты говоришь о полном разрушении пригодной для обитания планеты. — Широко раскрытые глаза Бриса были расфокусированы, но гнев в его голосе был нацелен точно, словно лазер. — Не может быть более серьезного преступления против Императора.

Игнорируя человека из Милитарум Темпестус, Калькатор окинул взглядом побитый доспех Церберина. Кузнец войны отметил, что тот опирается на брата и прерывисто дышит, и задержал взгляд на обрубке ноги.

— Никому из нас не нужна Галактика, в которой заправляют зеленокожие, а человечество — лишь одна из малых рас, скитающаяся среди Звезд Ореола или запертая в своих крепостях в Оке Ужаса. Обычная война — не способ справиться с таким врагом. Орки слишком организованны, слишком могучи и слишком быстры. Этот мир смог бы прокормить миллиарды чужаков. Даже если мы отобьем его, то подкрепление слишком далеко, чтобы мы могли его удержать, ты и сам знаешь. Если мы хотим навредить оркам, то должны ударить со всей мощи.

— Магистр ордена Тейн мог бы запросить Экстерминатус, — сказал Церберин, качая головой, — но даже он не санкционировал бы такое радикальное решение без раздумий.

— «Санкционировал»? — переспросил Калькатор, брезгливо и разочарованно морща белое как мел лицо. — Меня приучили к мысли, что ваш орден — первый из последователей Имперских Кулаков, что в вас течет кровь визионеров. Братские ордена должны презирать вас за вашу мудрость.

— Таково наше бремя.

— Тейн мертв, — настаивал Калькатор. — Магнерик мертв. Ваш основатель Данталион — тоже мертв. Так Галактика обновляется, постепенно умаляясь, и вот остались только мы с тобой, кузен. — Рука его застыла над считывателем. Латные перчатки были примагничены к бедру рядом с рогатым шлемом. — Я кузнец войны гранд-роты, то есть равен в чине магистру ордена. Я старше по званию и командую более значительными силами. Согласно принципам вашего Кодекса Астартес, решение за мной.

Что-то внутри Церберина сломалось. Он оттолкнул Калькатора от пульта управления.

— Ты цитируешь Кодекс мне? Ты предатель, Калькатор. Легион Экскоммуникатис. По законам Жиллимана я должен убить тебя на месте, а потом сдаться Инквизиции в цепях за то, что позволил этому спектаклю затянуться.

— Но ты этого не сделаешь. По крайней мере, сейчас. Мы нужны твоему Империуму. Вот это — нужно ему.

Церберин сжал кулаки и заставил себя опустить их.

Калькатор был прав.

Та же самая адская логика, что привела к созданию Последней Стены, стала этому причиной. Все это казалось неизбежным и не более порочным, чем среди всех добрых намерений и необходимых зол на Фолле.

Болезненный смех, пузырящееся откровение человека, который только что увидел темную сторону Вселенной и вернулся не вполне в здравом рассудке, отвлекло их друг от друга.

Брис незамеченным ускользнул от Реоха и держал в каждой руке по хеллпистолету, целясь одним между глаз Калькатора, другим — в побитый керамит, прикрывающий основное сердце Церберина. Глядя на него, невозможно было понять, что он пошел против владык человечества, плечом к плечу с которыми бился считанные минуты назад. Он знал лишь одно — что Галактика делится на озаренную светом Императора часть и на все остальное.

Церберин задумался, приходила ли такая мысль в голову хоть кому-то из Образцовых.

— Отойдите от пультов, мои господа, — сказал Брис.

Почетный титул прозвучал издевательски, как нечто временное, чему он пока еще не придумал замену.

Церберин заметил, что по трапу спускаются и другие Отпрыски, нетвердо стоящие на ногах, но дисциплинированные. И точно знающие, куда им целиться. Один из Избранных потянулся за висящим на магнитном замке комбиболтером, но жест Бриса, проведшего хеллпистолетом мимо глаз кузнеца войны, убедил его опустить Руку.

— Не стрелять! — приказал Церберин Железным Воинам, поднимая свободную руку и оборачиваясь к Брису.

— «Предатель», значит? «Ваш» Империум, значит? — Брис снова невесело рассмеялся и крепче сжал оружие. — Да что такое для подобных вам имперский мир, наполненный подданными Императора?

— Я-то не предатель! — огрызнулся Церберин.

Обожженный рот Бриса исказила недоверчивая усмешка.

— Осталась одна минута.

— Я — Образцовый! — крикнул Церберин. — Слово мое — слово самого Рогала Дорна. Сейчас иначе нельзя!

Церберин видел, что человек ответил на его слова, видел, как у того изменилось выражение лица при попытке обработать сложные переменные. Он увидел решимость, увидел напряжение, сковавшее лежащий на курке палец Бриса, и отреагировал инстинктивно.

Латная перчатка Церберина дернулась вперед быстрее, чем он успел осознать, и ухватила Бриса за аугментированную правую руку. Слегка сжала — и сокрушила бионику до самого запястья. Брис закрыл глаза и завопил, отведя прицел второго пистолета от плеч Калькатора.

— Пожалуйста, майор…

Череп Отпрыска взорвался у него перед глазами, покрыв его лицо липкой алой кровью. Полсекунды спустя рука майора обмякла, но Церберин не выпустил ее, ошарашенно глядя поверх безголового трупа. Там стоял Калькатор, с поднятым болтером.

— Нет!

Перестрелка хлестнула командный пункт со свирепостью вырвавшейся на свет правды. Кабели пробило, корпуса обожгло, тысячелетние когитаторы взлетели в воздух фонтанами искр. Избранные прошли мимо Церберина и открыли огонь.

— Нет! — снова закричал капитан, пригвожденный к месту алыми стрелами и шумом.

Антилл дернулся, словно от удара током. Жгучий луч, попав ему в спину, заставил наполовину обернуться и отбросил на пульт, который взорвался прямо под ним. Ветеран упал в ореоле разрядов, перекатился через поручень и минуту спустя рухнул в переохлажденную тяжелую воду.

— Ноль.

Слова прозвучали смертным приговором.

— Нет.

Калькатор прижал незанятую оружием ладонь к экрану и произнес команду на языке, который Церберин прежде не слышал. Тембр глубоко погруженной атомной машины стал ниже, скорее ощутимый в виде вибраций всем телом, чем слышимый. Рокот глубоких механических преобразований отражался от стен сферической комнаты, усиленный ее акустическими свойствами, так что стоящим посреди ее казалось, будто они находятся внутри механического хронометра, готового пробить долгожданный конец тысячелетия.

Пальба прекратилась. Даже Железные Воины опустили болтеры и неуверенно озирались.

Последний уцелевший Отпрыск воспользовался затишьем и, свесившись через поручень, посмотрел на бурлящую внизу воду. Церберину показалось, что он его узнал — связиста из взвода Бриса, того, что участвовал в налете на агрокомплекс.

Поняв ужас ситуации, связист отпрянул, поднял руку к селектору вокса, расположенному у него за ухом:

— Сержант Ясколска, это Ментис. Эвакуироваться. Срочно! Сообщите в Комиссариат, что Кулаки Образцовые…

Остальное заглушила короткая очередь из болтера.

Калькатор положил оружие на терминал. Останки связиста Ментиса расплескало по выгнутой стене.

— У меня на ауспике ваш корабль, — сказал он обыденно, словно минуту назад не приговаривал миллиарды невинных к смерти. — Уходит. — Он изучил данные на опаленном экране. — А «Жиллиман» идет сюда.

— «Покаяние» связалось с флотом?

— Не знаю. Как считаешь, что именно услышали люди?

— Не знаю.

— Если информация просочится…

— Знаю.

Стараясь не смотреть Калькатору в глаза, Церберин включил то, что, несмотря на странный дизайн, явно было воксом. Послышались сбивчивое орочье бормотание и системные помехи. Вроде бы голоса. Колумба. Тарсус. Леонис. Ясколска. Призраки, тянущиеся к нему сквозь электромагнитный снег.

Братьям придется понять, что уничтожение Пракса было необходимо ради высшей цели, если они впервые узнают об этом от него. У них был общий взгляд на вещи. Редкий дар понимать разумные аргументы. Но Иссахар? Квезадра? Боэмунд?

Инквизиция?

Рука его пошевелилась сама собой, прежде чем он успел осознать, что именно нужно делать. Он ввел с клавиатуры протокольный криптокод Последней Стены и запустил передачу данных. Долгие секунды орочьих переговоров и обвиняющих голосов наполнили линию.

— Что ты делаешь? — спросил Реох.

Металлическая решетка, закрывающая его нижнюю челюсть, делала его похожим на зверя в наморднике.

— То, что сделал бы любой брат, обладающий той же информацией.

— Ты уверен, брат?

Церберин промолчал.

Он был потомком Ориакса Данталиона: ответ очевиден.

Связь зашипела, прерываемая статическими помехами, но голос на другом конце линии был явно голосом служителя с «Эйдолики».

— «Жиллиман» слушает. Коды Последней Стены распознаны. Это правда вы, господин капитан?

— Да, и… — Он приглушил связь и повернулся к Калькатору. — Сколько у нас еще времени?

— Пять-шесть часов — и все будет кончено. И тридцать минут до момента, когда нам уже не надо бы находиться на этой планете.

Церберин кивнул и снова активировал связь:

— И нас нужно немедленно забрать. Повторяю, немедленно.

— Слушаюсь, господин капитан. «Громовые ястребы» проходят последнюю проверку перед полетом. Я передам пилотам ваши координаты.

Глядя в немигающие глаза Калькатора, Церберин снова заговорил в трубку:

— «Раскаянием» завладели предатели из местного ополчения. Не устанавливайте контакт и ни при каких обстоятельствах не пускайте их на борт.

Калькатор кивнул. Он знал, что значит предать брата.

Церберин закрыл глаза.

— Сбейте их.

Глава 22

Церберин стоял у иллюминатора на обзорной палубе правого борта «Палимода», на расстоянии в ширину ладони от собственного отражения с застывшим взглядом, и заставлял себя смотреть, как умирает планета.

Серо-коричневые континенты и зеленые моря закрыл черный дым. Стратосфера уже сгорела, а температура на поверхности превысила сто градусов по Цельсию и продолжала расти. Тонкий слой остаточной воздушной оболочки прилип к расколотой коре, словно смола. Шестиугольная решетка трещин пылала поднимающейся сквозь разломы лавой, и словно скалистые острова расходились по морю расплавленной породы. Вспышки вулканической активности сокрушали континенты, на которых еще стояли горы, и каждый такой эпизод эпохального разрушения разряжался в ничто миллиардами тонн мантии, выбрасываемой в орбитальное пространство. Планету заволокло сияющее облако, несущееся со скоростью сто тысяч километров в час. Оно бешено вращалось, подхватывая на пути металлы, минералы и куски кораблей. Магнитные искажения разрывали скалы на куски, словно мишени на плацу, и выбрасывали огромные орочьи звездолеты, захваченные разрушительной спиралью, на орбиту, так что за теми расцветали плазменные следы.

Калькатор не упустил ни одной детали того, что предстоит. Если бы он не был столь предусмотрителен, Церберин сам бы настоял на этом.

«Крушитель планет» был выпущен прямо в мантию планеты по многокилометровому стволу, проложенному тысячу лет назад для этой единственной цели. Потом боеголовка замедлилась, буравя тысячи километров полу-расплавленной породы на пути к давно назначенному месту взрыва между ядром и мантией.

В этой узкой зоне подходящих давления и плотности она детонировала.

Прежде Церберин особенно не задумывался о полном разрушении планет, но видел, что эта операция была проведена с невероятной беспощадностью и столь же поразительным вниманием к деталям. Взрыв непосредственно внутри ядра лишь искорежил бы магнитосферу планеты, сделав ее непригодной для жизни на долгие годы, а то, что получилось бы при взрыве в толще мантии, было бы шлепком по запястью в сравнении с тем, что получилось сейчас.

Промежуточный слой. Именно так, не иначе. И все заняло ровно тридцать минут, как и говорил Калькатор.

Плотное ядро отразило сейсмические ударные волны вверх, как поверхность океана отражает солнечный свет. На поверхности эффект поражал. Дрожь перешла в толчки, а толчки в подъемы, разорвавшие мир на куски; кора и ядро усилили сейсмические волны и раскачивали их, пока весь шар не загудел, словно колокол, и кора не превратилась в руины.

Вот на что смотрел сейчас Церберин: последняя фаза.

Он подумал: а сколько народу жило на Праксе? Десять миллиардов? Сто миллиардов? Среди точных показателей времени и мощности это была единственная переменная, и она мучила его.

— Прочь от меня, мерзость! — рявкнул он, пинаясь обрубком ноги.

Служебная конструкция откатилась на единственной гусенице, волоча за собой измерительную ленту, обхватившую его ногу, — замеры для будущего протеза. Голова объекта представляла собой маленький человеческий череп, покрытый похожей на пергамент мумифицированной плотью, подвешенный над жужжащей подвижной платформой на металлическом позвоночнике. Уши у него были большие, выращенные на хрящах ради лучшего понимания устных команд. Веки были удалены, рот навеки закрыт. Онтупо уставился на Церберина, и того нервировало отражение в глазах сервитора его собственного, ничего не выражающего взгляда. Он отвернулся к экрану и, перенеся половину веса на железный костыль, позволил сервитору вернуться к измерениям ноги, словно ничего и не произошло.

— Мои апотекарии могут сделать тебе аугментику, намного превосходящую то, что тебе доступно, — сказал Калькатор.

Церберин предпочел не отвечать. Хватит и того, что его забрал с планеты десантный корабль предателей.

— Я подумаю об этом. Но не сейчас.

— От того, что ты смотришь, тебе лучше или хуже?

— Это акт покаяния.

Он спиной чувствовал усмешку кузнеца войны. Та словно вибрировала, достигая его на другом конце галереи.

— Однажды, Калькатор… Однажды нас с тобой призовут к ответу за все те жизни, которые мы сегодня прервали.

— Не прервали, кузен. Принесли в жертву.

В полной тишине над ядром планеты поднялась вспышка янтарного света и поглотила его. Это длилось доли секунды. Церберин фыркнул, сузив глаза. Когда зрение его снова прояснилось, Пракса уже не существовало, осталось лишь гаснущее алое пятно.

Принесен в жертву во имя Империума.

Он надеялся, что жертва того стоила.

Глава 23

Видеозапись была отвратительного качества, темная, без звука. Края колебались, и фигуры посередине периодически словно закрывало стеной черного снега.

Их было двое. Первый — в тяжелых одеяниях, с приживленными участками кожи и бионическими имплантами на лице, непропорционально распухшем, заполняющем всю линзу видеопередатчика, будто специально для этого приспособленном. Второй держался поодаль, видимый в профиль, то и дело поглядывающий через плечо. Это была женщина, ростом поменьше второго человека, в красной марсианской рясе и бронзовом корсете, лицо ее скрывали фильтрационные трубки и оптические сенсоры. Одна рука была заключена в бионические скобы с пальцами-манипуляторами и лучевыми резаками, а в другой она удивительно ловко держала электродуговой пистолет. Адепт явно была напряжена. Дыхательная маска женщины не позволяла разглядеть губы, но, судя по движениям открытых скул и шеи, она что-то говорила. Изогнутая длинная щель рта ее спутника открывалась и закрывалась в ответ.

Зеленые столбики звукового графика следовали за движениями ее губ. Руны мерцали на экране — лингвистические алгоритмы упорно, но безрезультатно искали перевод.

Передняя фигура чуть развернулась — черный призрачный цифровой образ, на считанные секунды зависающий в воздухе. Он сказал еще что-то. Женщина ответила.

— …еще записывает?

Аудио, такого же качества, как видео, возникло словно из ниоткуда. Рваное тяжелое дыхание мужчины, слишком близко к микрофону, ритмичные вздохи работающих машин.

— Я… думаю, да, — сказал он, постукивая по консоли.

Женщина потянула его назад. Следы их фигур на миг слились, а потом упорно отказывавшееся работать как следует записывающее устройство снова показало их по отдельности.

— Великий магистр. Говорит Клементина Йендль из «Красного приюта», передаю из улья Павлина. Со мной магос биологис Элдон Урквидекс. — Она показала себе за спину. Фигура кивнула, услышав свое имя. — Сожалею, но это мой последний отчет. Механикус знают, откуда происходят орки. У них возникла надежная гипотеза, по крайней мере, во время Ардамантуа, а может, и раньше. — Она взглянула через плечо, потом снова обернулась и заговорила более настойчиво: — Моя попытка эвакуировать магоса и передать эту информацию вам лично провалилась. Могу лишь надеяться, что вы получите запись до того, как Механикус заблокируют эту секцию. Урквидекс?

Магос резко поднял глаза. Страх был заметен на его лице, несмотря на жуткое качество изображения.

— Скажи им, что ты знаешь.

Он вышел вперед, затем подался было назад, и тут фосфорная вспышка осветила фон, и послышался громкий удар.

— Они з…

Курланд изучал застывшее изображение на планшете: магос в ужасе оглядывался через плечо, размытая женщина целилась из пистолета. Он положил планшет экраном вниз на большой резной деревянный стол, отодвинув пачку тех, что скопились там за утро. С неменяющимся мрачным выражением лица он смотрел в воображаемую даль.

Церебриум словно бы витал над крышами Дворца на высоте Противосолонь-башни, где атмосферные и орбитальные суда пересекали небо над крепостью в разных направлениях. Команды техников, одетых в камуфляжную форму Департаменто Муниторум, свисали в люльках с подъемников и занимались оборонительными сооружениями, не знавшими должного ухода со времен последней масштабной программы по реконструкции, объявленной Робаутом Жиллиманом после Осады. Толстобрюхие десантные транспорты доставляли полки Астра Милитарум с Тритона, Ганимеда, Венеры и тренировочных баз по всей системе. Сияя, точно озеро под солнцем без озонового барьера, войсковые части занимали тысячу гектаров рокритовых Полей Крылатой Победы. Ластан Нимагиун Веритус, Представитель Инквизиции, сказал ему, что Сам Император смотрел с этого самого места на высадку первых штурмовых отрядов Хоруса Луперкаля.

Курланд точно что-то чувствовал в древних альбийских дубовых панелях и книжных полках. Власть. Ответственность. Почти духовную связь со своим генетическим наследием. Но он выбрал эту комнату в качестве своего личного кабинета по большей части из-за открывавшегося отсюда вида и инстинктивного желания захватить и удержать верхнюю точку.

Дракан Вангорич терпеливо стоял, ухватившись за спинку одного из двенадцати стульев, придвинутых к столу, и, прищурившись, смотрел на солнце, льющееся в открытые ставни.

— И давно у вас эта запись? — спросил Курланд.

— Только что получил — и сразу принес вам, господин.

— Ценю вашу расторопность.

— Я был уверен, что вы правильно ею распорядитесь.

— А еще есть?

— Насколько знаю, вы видели всё.

Курланд сжал зубы. Если бы запись раскрыла местонахождение орков, тогда он удовольствовался бы этим и спустил Адептус Механикус их прегрешения. Он разобрался бы с ними позже, твердо зная, что «позже», вероятно, еще наступит. А теперь — никаких сделок.

— Генерал-фабрикатор все еще во Дворце?

— Кажется, его личный челнок отбыл из космопорта Дневного Света со всей его свитой на борту… — Вангорич слабо улыбнулся. — Пару минут назад.

Курланд откинулся назад и взял другой инфопланшет, который уже прочитал и запомнил данные с него. Изучил все детали, на которые человеческие Верховные лорды, скорее всего, попросту не обращали внимания. Он просмотрел все в задумчивости — а перечитывать нужды не было.

— Хорошие новости? — спросил Вангорич.

— Данные астропатов с базы Оорт. «Альказар достопамятный» вошел в систему два часа пятнадцать минут назад и тут же запросил с Марса коды портов и срочный ремонт. В ответ час и три минуты назад для них очистили док в порту Демус Манус на орбитальном кольце. Полагаю, на Марсе у вас не один шпион?

Вангорич помешкал секунду.

— Да.

— Тогда свяжитесь с ними, — сказал Курланд, бросая планшет в стопку.

Адептус Механикус выдадут местонахождение Зверя — так или иначе.

Урквидекс молотил кулаками по кнопкам и орал в трубку. Терминал заглох — его отключили дистанционно. Он злился на клавиатуру, словно ребенок, потеряв терпение, и кричал в негодовании. Они были так близко. Он обернулся на звук металлического предмета, размером примерно с человека, упавшего на пол, и отпрянул от консоли.

Клементина Йендль налетела на атакующего скитария, словно лазерный вихрь.

Одежда, надетая ею ради маскировки, с каждым ударом хлопала, словно хлыст, и пятеро аугментированных воинов уже упали. Шестой рухнул со свернутой шеей, и она перескочила через него, наподдав между ног командиру отряда, замахнувшемуся лазерным стрекалом. Удар колена обрушил бойца на пол, оружие его отлетело — а Клементина была уже на ногах, она занесла над ним сапог и наступила со всей силы на локоть.

Он вскрикнул механическим голосом через вокс.

Оглянувшись через плечо, она сорвала с себя дыхательную маску и, швырнув ее как диск, вывела из игры атакующего скитария. Разметались длинные седеющие косы, кровь потекла по лицу из мест, где маска была вживлена в плоть. Глаза горели сосредоточенной жаждой разрушения.

Заряд из ее электродугового пистолета уронил одетого в красное скитария на колени, бело-голубые щупальца электричества пробежали по его телу. Солдат-киборг бросился на нее, подняв рад-карабин, словно палицу. Она приняла удар на сгиб локтя, им же вырвала у противника оружие, развернулась на коленях и распотрошила скитария ударом руки-манипулятора. Из его живота хлынули желчь и кислота батареи, и он отлетел в сторону.

Урквидекс впервые в жизни видел ассасина за работой. Целое отделение отборных скитариев, техноэлита Марса, — а она расправилась с ними за то время, которое ему понадобилось, чтобы обернуться. Он был почти готов поверить, что они доберутся до ее корабля и покинут планету. Почти. Ему даже не хватило времени запустить приток эндорфинов, чтобы все почувствовать.

Поток разогнанного до предельной скорости белого фосфора прожег пространство там, где стояла Йендль. Выстрел прошил стены коридора, пол вокруг нее и потолок над ней. Один раскаленный добела снаряд ударил ее в правую сторону груди и разбил консоль. Металл и пластек взорвались вспышкой белого пламени. Урквидекс упал, крича, пытаясь прикрыть лицо искусственной рукой.

Даже в собственных ушах его крики были заглушены воплями Йендль.

Рана в ее груди шипела и капала расплавленным жиром. Она бешено пыталась сбить пламя, потом бросилась на стену, розовый дым пошел из ее рта, потом легкие сгорели — и криков больше не было. Она осела на пол, с жутко расширившимися глазами, дергаясь как рыба на сковороде.

Несколько секунд агонии — и Клементина Йендль была мертва.

Сквозь оптику, перепачканную ошметками плоти, Урквидекс смотрел, как показывается огромная киборгизированная конструкция, убившая ее. Катафрон-уничтожитель. Он продвигался вперед на двух мощных гусеницах, отрубленная голова и торс закованного в броню боевого сервитора обеспечивали управление. В глазах не было ни тени мысли, губы застыли в мертвой гримасе удовольствия, которое он уже не чувствовал. Тяжелое вооружение, вмонтированное в обрубки рук, переместило прицел с обугленного трупа Йендль на Урквидекса.

Магос сузил оптику и взмолился Омниссии о скором конце.

— Не трогать.

Катафрон затормозил, и из-за него, скользя в облаке механодендритов, показался мастер-траекторэ ван Аукен. Как всегда, Урквидекс почувствовал страх перед адептом — а тот ведь ничего не говорил и не угрожал ему, лишь казался разъяренным — зримое воплощение машинной мощи. Взвод скитариев поспевал за его широкими шагами, в красных одеждах — восставшие тени товарищей, через которых они равнодушно ступали. Глаза их горели под стальными масками словно угли.

— Вы меня разочаровали, магос, — усмехнулся мастер, и сервосбруя его столь же презрительно защелкала. — Вы даже не представляете насколько.

Невесть откуда Урквидекс нашел в себе отвагу устоять.

— Душа — это совесть разума.

— Десятый Всеобщий Закон, — сказал ван Аукен. — Ложная интерпретация мудрости Омниссии — обычная ошибка Адептус Биологис, и предателям благословенной Машины нет прощения.

Быстрым жестом механодендрита мастер подозвал скитариев. Те подались вперед. Двое схватили Урквидекса за руки и притиснули ко все еще искрящей консоли. Он чувствовал спиной жар, а потом и лицом, — когда аугментированная рука прижала его щекой к пластеку.

— Империум придет, — прошипел он сквозь металлические пальцы, закрывшие ему рот.

Улыбка разделила неандертальские челюсти мастера.

— Магос биологис Элдон Урквидекс, Адептус Механикус приговаривают тебя к servitude imperpetus, вечной каторге. Я лично прослежу, чтобы в ту плоть, которую оставят от твоего тела метахирурги, было имплантировано лишь самое тяжелое вооружение. Нежелательно, чтобы твое тело погибло слишком быстро.

Урквидекс забился в аугментированных руках бойцов, громко умоляя о милосердном белом фосфоре. Ван Аукен подался назад.

— Ты не сделал ничего, лишь ускорил исход, неизбежный с самого начала Великого Эксперимента. Империум придет, и они увидят, что легионы Марса готовы.

Урквидекс чудом сумел высвободить руку.

Он хлестнул наперстными инструментами по горлу скитария, держащего его за другую руку. На его дыхательную маску хлынула кровь, и на миг он оказался на свободе. Он обернулся, крича в устройство видеозаписи, а холодные руки уже тянули его назад.

— Улланор! Зверь пришел с Улланора!