Следующие несколько дней не принесли ничего нового. Целыми днями Торитель только и делала, что исполняла прихоти принцессы Джулит. Стоило той захотеть поиграть в крокет, и Торитель вынуждена была рыскать по зарослям этих колючих и за всё цепляющихся растений в поисках упавшего мяча. Через пять секунд Джулит приходило в голову, не перекусить ли ей слегка, и Торитель стремглав мчалась на кухню и возвращалась с подносом, нагруженным едой.
Помимо выполнения всевозможных прихотей Джулит у Торитель было много других обязанностей: ей приходилось мыть полы в бесчисленных комнатах и коридорах этого огромного замка, стирать бельё, чистить до блеска медную посуду и многое-многое другое. Единственное, что ей почему-то не поручали, так это кормить животных в зверинце. Когда она узнала о его существовании, она сначала было удивилась, почему её туда не посылают, но вскоре за всеми делами эта мысль как-то потерялась.
Несмотря на то, что Торитель, казалось бы, каждую секунду была чем-то занята, Джулит всё равно этого было мало, поэтому она всё время старалась подкинуть ей ещё работы. Самое лучшее, что она могла придумать, это заставить Торитель делать что-нибудь два раза. Ничто не доставляло ей такого удовольствия, как испортить то, что было только что сделано. Так, стоило Торитель помыть где-нибудь пол, как Джулит, проходя мимо, обязательно или разбивала горшок с цветком, или случайно проливала что-нибудь на пол. Единственное, что портило ей настроение, так это то, что Торитель совершенно не злилась ни на какие её выходки. Джулит никак не удавалось вывести её из себя.
Однажды Торитель опять нужно было мыть пол. Она, как и много раз до этого, пошла в чулан, чтобы взять ведро и тряпку. Взяв ведро, принцесса подошла к куче тряпок и потянула за край одной из них. Когда она её вытащила, то вслед за ней вытянулся и край ещё одной тряпицы. Ярко голубой!
Торитель на секунду замерла, затем бросила ведро и тряпку и попыталась вытащить из этой кучи своё платье. В том, что это было её платье, не было никаких сомнений. Но потянув за край платья, она вытащила лишь его кусок. В этот момент в чулан за чем-то зашла Старга. Ей стоило лишь бросить взгляд на Торитель и она всё поняла.
— Ты же не думаешь, что мы бы захотели оставить себе твоё платье, — на слове «твоё» она сделала ударение и как-то неприятно засмеялась. — Твоё платье и то, что было в нём, — и очень многозначительно посмотрела на принцессу.
Торитель ничего ей не ответила. Она молча бросила то, что когда-то было её платьем, обратно в кучу, подняла ведро и тряпку, и гордо прошла мимо Старги.
Дойдя до нужной ей комнаты, принцесса тихо опустилась на пол и стала механически тереть пол. Теперь ей было всё равно, что с ней будет и долго ли это будет продолжаться. Ей всё равно! Её последняя надежда вырваться отсюда и покончить с этим ужасом погибла вместе с этим голубым платьем.
Джулит стала замечать, что с некоторых пор Торитель стала безучастна к тому, что с ней происходило. Джулит это очень бесило. Ну, в чём прелесть унижать человека, если он при этом не унижается! И тогда она решила, что раз уж на эту гордячку ничего не действует, то пусть ей хотя бы будет больно. На помощь ей пришёл её любимый Дружок. Теперь всякий раз, как она видела Торитель, она тут же натравливала на неё этого пиката. Он с радостью бросался на её левую ногу и отпускал с большой неохотой лишь после того, как Джулит вдоволь насмотрелась на это зрелище. Дело в том, что Дружок всё время кусал Торитель за одно и то же место, просто потому, что это было единственное место, до которого он мог достать — ведь пикаты вообще не очень крупные животные — поэтому Склизле каждый раз после этого приходилось вылечивать ногу, чтобы было что кусать в следующий раз. Поначалу, стоило Склизле только дотронуться до ноги, как боль уходила из неё, но потом нога стала болеть от одного лишь вида Дружка, и иногда даже от одной мысли.
Так проходили неделя за неделей. Торитель же казалось, что прошёл уже не один год, с тех пор как она оказалась в этом зловещем замке. Поначалу она ждала, что её друзья придут к ней на помощь и вызволят отсюда. Но проходили дни, никто не появлялся, и её надежда на спасение таяла с каждым днём, пока однажды она совсем не перестала об этом думать.