Мэриголд последовала за Крючкотвором в длинный каменный коридор, где на стенах мерцали свечи, озаряя всё вокруг зеленоватым сиянием. Мимо локтя Мэриголд проскочил жук – марморированный? – и она задумалась, не был ли он когда-то человеком, имевшим глупость заключить сделку с Торвиллом, однако не успела спросить, потому что жук быстро скрылся в тени.
– Это служебный вход в столовую для официальных приёмов, – пояснил Крючкотвор. Он распахнул небольшую дверь, а за ней оказался тот самый банкетный зал, который Мэриголд видела ранее. – Торвилл принимает здесь клиентов из королевств Диссонанса, желающих воспользоваться его услугами, а также проводит собрания Общества злых волшебников каждый третий вторник месяца. – Крючкотвор захлопнул дверь. – Ты не приглашена.
– Пока нет, – пробормотала Мэриголд.
Крючкотвор фыркнул.
Следующая дверь справа вела в ванную.
– Осторожнее с туалетом, – заметил Крючкотвор, когда они проходили мимо. – Он проклят.
Мэриголд заглянула в ванную:
– По-моему, выглядит совершенно нормальным.
Но Крючкотвор покачал головой:
– Торвилл пытался самостоятельно установить унитаз и случайно проклял его. Смотри.
Фамильяр прошёл в ванную, поднял крышку унитаза и спустил воду. Вместо того чтобы уходить в канализацию, вода в бачке зажурчала и поднялась. Унитаз затрясся.
– Кто осмелился потревожить мой покой? – раздался голос из ниоткуда.
Мэриголд отпрыгнула, чуть не уронив мантию. Крючкотвор поспешно закрыл крышку унитаза. Бульканье и тряска сразу прекратились, а рокочущий голос утих.
– Это небольшое проклятие, – сказал Крючкотвор, – однако я предпочитаю пользоваться туалетом наверху.
Дверь на противоположной стороне коридора вела в просторное хранилище, набитое теми самыми магическими принадлежностями, которые Мэриголд искала в кладовке. К её радости, здесь и вправду оказалась банка с ушами летучих мышей и ещё десятки склянок и кувшинов, на которых кто-то – скорее всего, Розалинда – сделал пометки аккуратным почерком: «жгучая крапива» и «белладонна», «кровяная мука» и «костяная пыль», «слёзы фей (дистиллированные)», нечто под названием «паутинный маринад» и ещё маленькая зелёная бутылочка с надписью «разочарование». Разноцветные порошки на верхней полке, пояснил Крючкотвор, – это готовые заклинания Торвилла, которые нельзя трогать без разрешения. Но Мэриголд больше интересовали нижние полки, где лежали ложки для размешивания, весы, гири, болты, отрезки проволоки и катушки ниток, – и всё это было даже лучше, чем материалы, оставшиеся в Имбервейле.
– А эти можно трогать? – спросила девочка. – Болты, проволоку и другие штуки?
Крючкотвор покосился на Мэриголд.
– Вряд ли ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы испытать нужду в каких-либо припасах Торвилла. Я просто показываю, что где лежит, на случай, если он попросит что-то принести. А теперь, если ты последуешь за мной…
– О чём все эти книги?
Не обращая внимания на слова Крючкотвора, Мэриголд направилась в глубь хранилища. Полки вдоль задней стены были не столь грандиозными, как в библиотеке дворца Имбервейла, но на них лежали помятые брошюры в мягких обложках, пожелтевшие тетради и свитки пергамента, рассортированные по категориям. Мэриголд читала подписи, сделанные тем же аккуратным почерком: «Заклинания разрушения» и «Заклинания иллюзий», «Повседневные проклятия» и «Великая магия», гора свитков, помеченных «Заклинания для врагов», и гораздо меньшая горка – «Заклинания для друзей».
– Стоп! – крикнул Крючкотвор, когда Мэриголд потянулась к одному из свитков. – Розалинда организовала всё очень точно, и я не позволю тебе испортить этот порядок. – Он взмахнул крыльями и провёл пальцем по корешкам на полках, наконец добравшись до толстой книги в кожаном переплёте в секции «ИСТОРИЯ». – Вот. Если уж тебе так хочется почитать что-нибудь, начни с этого. Это список всех злых заклинаний, которые волшебник Торвилл произносил в течение жизни, начиная с первой партии порошка для роста ногтей на ногах и заканчивая упырём, вызванным на прошлой неделе, когда королева Кэрровэя наняла его, чтобы напугать королеву Хартсвуда. – Тут Крючкотвор положил книгу на мантию, которую Мэриголд держала в руках. – Думаю, ты поймёшь, что волшебник Торвилл по крайней мере в шесть раз злее, чем ты о нём слышала.
– Впечатляет, – сказала Мэриголд, придерживая книгу подбородком.
Она подумала, что каталог ужасных злодеяний Торвилла подаст ей идею, как доказать собственную невероятную испорченность. А когда она вслед за Крючкотвором направилась к выходу, её внимание привлекла ещё одна книга. Это была тонкая брошюра, стоявшая в конце полки. На обложке высокими красными буквами значилось: «Зло за двадцать три минуты в день». Ниже мелкие чёрные буквы гласили: «Упражнения для ума, тела и души, чтобы высвободить злодея внутри». Быстро, пока Крючкотвор не заметил, Мэриголд схватила книгу с полки и сунула в середину своей стопки.
Крючкотвор повёл Мэриголд в глубь крепости – мимо комнаты, полной теней и трепета, комнаты, полной скрипов и шёпотов, и комнаты, полной малинового варенья.
– Ошибка, – пояснил фамильяр, торопясь мимо. – Когда накладываешь заклинание, нужно говорить более чётко.
Он показал Мэриголд подземелье, которое было страшным, подземную яму с угрями, которая была ещё страшнее, и обнесённый стеной сад, который был хуже всего, потому что между крапивой и ядовитыми лианами всё ещё весело сияли колокольчики и лютики.
– Розалинда любила работать здесь, – объяснил Крючкотвор. – Когда ей было шесть, Торвилл велел собрать жаб для наведения бородавок, но вместо этого она несколько часов просидела на пеньке, разговаривая с жабами и подробно расспрашивая об их семьях. В конце концов Торвилл ворвался сюда с сачком и ловил жаб самостоятельно. – Крючкотвор покачал головой с лёгкой грустью и сорвал колокольчик. – Теперь, когда она ушла, Торвилл снова сделает это место мрачным и заросшим.
Мэриголд надеялась, что это правда. У неё не получалось ходить по крепости без мыслей о том, как это делала Розалинда. В заросших паутиной коридорах она воображала, как Розалинда ведёт дружеские беседы с пауками. Поднимаясь по чёрной лестнице, представляла, как Розалинда полирует перила, напевая мелодию. Торвилл, вероятно, был рад избавиться от неё.
На втором этаже крепости Крючкотвор провёл Мэриголд мимо одной закрытой двери («лестница в кабинет Торвилла»), другой («спальня Торвилла») и открытой комнаты, дверь которой Крючкотвор быстро захлопнул, но Мэриголд успела заметить маленькую, аккуратно заправленную кровать, гладильную доску и стопку чистых выглаженных рубашек («Не стоит глазеть, принцесса»). Они прошли мимо нескольких чуланов: одного – сплошь заросшего паутиной, другого – с забытыми вещами, третьего – с сожалениями, ручка которого не поддалась, когда Мэриголд потянула за неё.
– Чулан сожалений, – сказал Крючкотвор, – закрыт для всех, кроме Торвилла. Особенно для тебя.
Наконец они попали в небольшую комнату с кованой кроватью и побеленными стенами. Окно было обрамлено кружевными занавесками, на полу лежал ковёр весёлой расцветки, кровать была застелена мягким зелёным покрывалом, а на подоконнике стоял кувшин с сухими цветами.
– Твоя спальня, принцесса, – сказал Крючкотвор.
Мэриголд вздохнула:
– Раньше она принадлежала Розалинде, не так ли?
– Если не нравится, можешь спать в комнате, полной скрипов и шёпотов. Или в подземелье, или на краю ямы с угрями…
– Нет, спасибо, – сказала Мэриголд, прежде чем у вредного фамильяра появились новые идеи.
– В таком случае, – сказал Крючкотвор, – обустраивайся. Можешь брать любую еду из кладовки, кроме шоколада: он мой. И не тревожь Торвилла. Если ты ему зачем-то понадобишься, он сам тебя найдёт. Желаю удачно побыть злой, – ухмыльнулся он и исчез.
– Семь дней, – пробормотала Мэриголд, – чтобы сделать что-то невыносимо хулиганское.
Она выпуталась из своего драного праздничного наряда, бросила его в угол и надела одно из простых рабочих платьев, которые всё ещё висели в шкафу Розалинды. Какое нелепое испытание! Мантия волшебника, которую она натянула через голову, оказалась минимум на три размера больше. Мэриголд посмотрела в зеркало, надеясь увидеть в отражении поистине злобного ребёнка, но перед ней была лишь неряшливая девочка с тёмными кругами под глазами и хлопьями каши в углу рта. Неудивительно, что Крючкотвор над ней смеялся.
Однако, постаралась утешить себя Мэриголд, нет никаких причин, по которым она будет вынуждена провести остаток жизни в виде жука. Она действительно была злой. Каждый раз при мысли о Розалинде она чувствовала, как сердце колотится и наполняется гневом. При этом она никак не могла перестать думать о ней. Как Розалинда стояла на этом весёленьком ковре. Как Розалинда сидела на кровати, болтая ногами. Как поправляла цветы в кувшине. И как в конце концов отодвинула занавески и вылезла в это самое окно, направляясь в Имбервейл, чтобы всё испортить.
Мэриголд зажмурилась.
– Я должна навести порядок в этой комнате, – сказала она сама себе.
Потом свернула коврик и поглубже засунула его в шкаф вместе с цветами и кружевными занавесками. Мягкое зелёное одеяло она сохранила – в крепости было холодно, – однако выдернула нитки, чтобы оно выглядело потрёпанным и изъеденным молью. Мэриголд даже распахнула окно и поискала верёвку, с помощью которой Розалинда сбежала, однако её не было видно. Что ж, по крайней мере не придётся запихивать её в шкаф. Спальня всё ещё не была мрачной, но теперь хотя бы стала похожа на место, где живёт злобный ребёнок. А ведь внешность – это главное.
В саду Мэриголд собрала букет из колючек и крапивы, чтобы заменить цветы в кувшине Розалинды. В хранилище нашла рулон тяжёлого пурпурного бархата, из которого сделала портьеры. Жуя тост с джемом, Мэриголд открыла брошюру «Зло за двадцать три минуты в день» и проделала первое упражнение: закрыла глаза, сделала глубокий вдох и представила, как она взрывается, подобно умирающей звезде. Затем, довольная своими успехами, Мэриголд постучала в дверь Крючкотвора.
– Я хочу перекрасить стены своей комнаты, – объяснила она, когда фамильяр высунул голову. – Есть ли у Торвилла краска?
– Проверь чулан под лестницей в кабинет, – сказал Крючкотвор. – А теперь уходи: я занят.
– А что ты делаешь? – Мэриголд посмотрела на предмет, который он пытался спрятать за спиной. – Это пяльцы для вышивания?
Крючкотвор уставился на неё.
– Если будешь совать свой нос куда не следует, – сказал он, – Нечто его откусит. – И захлопнул дверь.
В чулане под лестницей Мэриголд нашла молоток и гвозди, тряпки и кисти, а также полупустые банки с краской. Выбрав одну с надписью «ПОЛНОЧЬ», она взяла банку и большую кисть и уже направилась в свою комнату…
– Это ужасная идея! – раздался вдруг громкий голос Торвилла.
От неожиданности Мэриголд выронила кисть. Но спустя мгновение с облегчением поняла, что Торвилл кричал не на неё. Он всё ещё находился в своём кабинете. Просто его голос был достаточно злым, чтобы долететь до неё: он кувырком скатился по лестнице, протиснулся под закрытой дверью и ворвался в коридор, где Мэриголд застыла, прислушиваясь.
– Надо что-то делать, – сказал он, – но не так! Это слишком опасно.
Наступило долгое молчание.
– Конечно, я не это имел в виду, – наконец сказал Торвилл. – Мне надоели твои обвинения, Вивьен, и я не собираюсь стоять здесь и выслушивать их. Неужели ты думаешь, что можешь оскорбить меня, а потом умолять о помощи?
Снова последовало молчание.
– Нет, не можешь! – прорычал Торвилл.
На лестнице в кабинет раздался лязг металла, звон стекла и топот шагов. Торвилл ураганом ворвался в коридор, так что Мэриголд еле успела отпрыгнуть в сторону.
– Смотри, где прячешься! – рявкнул он.
– Извините! – сказала Мэриголд, но Торвилл уже пронёсся мимо неё в вихре мантии.
За ним тянулся резкий запах злой магии, и впервые за этот день Мэриголд пришло в голову, что она может быть не единственной проблемой волшебника.