Принцесса Мэриголд. Случайное заклинание

Глава 2. Ведро с птицами

У принцессы Розалинды были очень густые волосы. Они были даже более золотистыми, чем представляла по описаниям Мэриголд, и струились до самых лодыжек. Когда Розалинда обняла Мэриголд, волосы окружили их обеих тяжёлой завесой.

– Моя сестра! – воскликнула Розалинда. – Как здорово! Я всегда мечтала о сестре.

Мэриголд отступила на шаг от всех этих волос – туда, где было легче дышать. Она попыталась вспомнить один из семнадцати вежливых способов поприветствовать незнакомца, но в голову, как назло, ничего не шло.

– Привет, – сказала она наконец, потому что это было немного более вежливо, чем молчать.

– Розалинда сбежала от волшебника Торвилла, – сказала королева Амелия, глядя на них обеих с лучезарной улыбкой. – Можешь в это поверить? Боюсь, вся дворянская ратуша проснулась от моего крика, когда она вошла через ворота.

– Я думала, тебя ранили, мама, – призналась Мэриголд. Она вспомнила о своих собственных ранах и спрятала исцарапанные руки за спину.

Но никто не обращал внимания на Мэриголд. Король Годфри положил руку на плечо старшей дочери.

– Дорогая, – сказал он, – расскажешь нам, как ты сбежала?

Розалинда кивнула:

– Конечно.

Она присела на низкую ограду, толпа окружила её, и Розалинда стала рассказывать о волшебнике Торвилле и его тёмной и мрачной крепости на самом краю Дикого леса. Она рассказала, как после пятнадцати лет варки утренней каши для волшебника и починки его рваных лохмотьев однажды она распахнула окно своей спальни и обнаружила верёвку, свисающую до самой земли. Розалинда описала, как в ту же ночь, когда волшебник лёг спать, она спустилась по верёвке и скрылась между деревьев, а затем пробиралась через Дикий лес с помощью добрых белок, указавших ей путь в Имбервейл, и светлячков, которые освещали для неё дорогу домой.

Мэриголд слышала столько историй о Розалинде на протяжении многих лет, что казалось, будто один из персонажей её сказок сошёл со страниц книги, ожил и сидел сейчас там, где часто сидела сама Мэриголд, обнимая её родителей. И казалось, что все те истории были правдивыми, даже самые невероятные: прямо сейчас Мэриголд собственными глазами видела, как из земли под левым каблуком Розалинды пророс и распустился бледно-голубой цветок. Она мечтала задать ей тысячу вопросов: на что похож Дикий лес, и какие заклинания использовал волшебник Торвилл, и кто во всех королевствах мог осмелиться привязать верёвку к стене крепости злого волшебника. Однако, когда Мэриголд пыталась заговорить, в тот же момент задавала вопрос придворная чародейка, или второй повар выступал прямо перед ней, чтобы лучше видеть, или распорядитель наступал ей на ногу. После нескольких попыток Мэриголд сдалась. Она извинилась – хотя родители были настолько заняты Розалиндой, что вряд ли это заметили, – и отправилась искать свой биплан.

Он воткнулся носом в землю у подножия восточной башни. Крылья были порваны, пропеллер сильно искривлён, и бедный биплан больше напоминал груду обломков, чем величественное летающее приспособление. Мэриголд застонала и начала собирать отлетевшие при ударе детали, хотя в вечернем сумраке найти их было непросто. Она всё ещё слышала смех и радостные возгласы со двора. Голоса звучали так счастливо – и это понятно: почему бы обитателям замка не радоваться, ведь их давно потерянная принцесса наконец вернулась домой. Мэриголд тоже была рада, что Розалинда вернулась. По крайней мере она была уверена, что ей следует радоваться.

В честь возвращения Розалинды был объявлен большой праздник. Мэриголд ушам своим не поверила: празднества планировалось растянуть на целый месяц. Ещё больше она удивилась, когда Розалинда настояла, что на праздник нужно пригласить горожан и дворянство всех королевств Диссонанса. Мэриголд не могла представить, чтобы её родители согласились на подобное, – ведь другие девять королевств были полны разнообразных мошенников и невеж, которых нельзя пускать в Имбервейл, – и чуть не подавилась завтраком, когда король Годфри ответил, что считает такое приглашение вполне уместным, если Розалинда действительно этого хочет.

– Однако они должны вести себя хорошо, – добавила королева Амелия, бросив строгий взгляд поверх своей чашки. – Никакой летающей обуви или заклинаний головной боли. Я не потерплю злобы и коварства!

Итак, ворота дворца были открыты для приглашённых. Посетители добирались через горы из Блюмонтейна и через овраги из Туманного Ущелья, и все как на подбор демонстрировали примерное поведение. Придворный шут жонглировал, трубачи звучно дули в фанфары, придворная чародейка посылала в небо зачарованные фейерверки, король и королева приветствовали гостей на пикниках и парадах, и десятки благородных молодых людей прибыли во дворец, надеясь покорить сердце принцессы Розалинды.

Первые дни торжества привели Мэриголд в восторг, однако чем дольше продолжался праздник, тем меньше он ей нравился. Грохот и взрывы фейерверков допоздна не давали заснуть, а с утра пораньше Мэриголд будили разговоры благородных рыцарей, которые галдели на весь коридор. Придворный трубач, не очень умелый в своём деле, извлекал из трубы такие звуки, что у принцессы звенело в ушах. Учителя отменили её любимые занятия по алгебре и истории, и весь дворец был настолько переполнен посетителями, что она не могла незаметно пробраться в свои любимые тайные места.

Хуже всего было то, что ей не удавалось починить разбитый биплан. Она восстановила крылья, возилась и суетилась вокруг него, пока всё устройство не стало выглядеть как новое, но, что бы Мэриголд ни делала, пропеллер не хотел крутиться плавно. Когда она попросила отца помочь, тот почесал бороду под левым ухом и сказал, что с радостью бы, однако он уже обещал Розалинде посвятить утро обучению придворным обязанностям. Когда Мэриголд обратилась к матери, та ответила, что после обеда должна обсудить с Розалиндой новые заклинания для защиты дворца от волшебников. Королевский плотник строил платформы для парадов, а Коллин был занят, сервируя столы для бесчисленных вечеринок в честь Розалинды. Мэриголд не видела его по нескольку дней. Наконец однажды вечером она заметила Коллина на лужайке перед дворцом, но у него не было времени на разговор о её механизмах.

– Как думаешь, завтра у тебя будет время? – спросила Мэриголд, помогая Коллину расставлять на столе подносы с нежными тортами и кувшины с лимонадом. – Мы могли бы поработать над бипланом.

Но Коллин покачал головой:

– Завтра будет обед для Розалинды, в субботу – бал, в воскресенье – пир. Главная повариха сказала, что у нас не будет свободных вечеров, пока праздник не закончится.

– Это несправедливо! – Мэриголд бухнула два кувшина на стол. – Всё было в порядке до возвращения Розалинды, а теперь всё идёт кувырком.

Коллин улыбнулся поверх подноса с пирожными:

– Это всего лишь до конца месяца.

Проблема с Коллином, подумала Мэриголд, в том, что он всегда весёлый. Каждый день на кухне он весело мешал суп, подметал пол, бегал по поручениям, а однажды шутя помог Мэриголд выбраться из кухонного лифта, где она застряла, забравшись посмотреть, как он устроен.

Но сейчас неизменное веселье Коллина расстраивало, потому что всё, чего Мэриголд хотела, – чтобы кто-нибудь присоединился к ней в её тревоге.

– Даже после окончания праздника, – заметила она, – Розалинда по-прежнему будет здесь, будет шутить с папой, секретничать с мамой и отнимать внимание всех подряд. Иногда… – Мэриголд оглянулась, чтобы убедиться, что другие слуги её не слышат. – Иногда мне хочется, чтобы волшебник Торвилл украл её обратно.

– Что? – Гора пирожных на подносе Коллина зашаталась. – Ты это не серьёзно?

– Ещё как серьёзно!

– Но ведь она твоя сестра! – Коллин поставил поднос. – Готов поспорить, у вас двоих много общего. Вдруг она тоже любит механизмы?

– Не имею ни малейшего понятия. – Мэриголд взяла пирожное.

– Значит, нужно спросить, – сказал Коллин. – Вдруг она поможет тебе починить биплан?

– Ладно, – ответила Мэриголд, жуя. – Я поговорю с ней.

На закате садовники зажгли протянутые через весь парк висячие фонарики, и гости в костюмах и платьях столпились на лужайке для вечернего торжества. Мэриголд стояла с остальными членами семьи, когда посетители из таких далёких мест, как королевства Кэрровэй и Озёрный Край, пожимали руки королевы Амелии, целовали щёки короля Годфри и обнимали принцессу Розалинду так, словно она была их собственной давно потерянной дочерью. Было холодно не по сезону, ни один из гостей не проявлял интереса к Мэриголд, но она старалась улыбаться и приседать в реверансе так, как положено принцессе Имбервейла.

– Розалинда, – прошептала она, когда поток гостей поредел, – могу я спросить тебя кое о чём?

Розалинда посмотрела на Мэриголд сверху вниз:

– Конечно. Что-то не так?

– Не совсем. Просто…

Мэриголд колебалась. Ни одному из её учителей никогда не приходило в голову научить её, как правильно разговаривать с сестрой.

Стоя почти вплотную, Мэриголд подумала, что та заметит грязь под её ногтями и спутанные волосы. Ей вдруг стало страшно, что слова получатся тоже спутанными.

– Ты знаешь что-нибудь о бипланах? – выпалила она.

– Бипланах? – Розалинда казалась смущённой.

– Я сделала один, – объяснила Мэриголд, – но он сломался. И пропеллер никак не хочет крутиться плавно. – Она глубоко вдохнула и выговорила: – Я подумала, может, ты поможешь мне с его починкой?

Розалинда искренне рассмеялась, и бутоны пиона неподалёку распустились в пышные цветы.

– Извини, Мэриголд, но я в этом не разбираюсь.

Мэриголд нахмурилась.

– У меня много других механизмов, – снова сказала она. – Ты можешь прийти и посмотреть. Если хочешь, конечно.

На этот раз Розалинда вздохнула. Даже её вздохи были очаровательны.

– Я не могу, – сказала она. – Я так занята с мамой и папой и со всеми этими королевскими обязанностями и с гостями… О, смотри, подходят ещё. Нам нужно с ними поздороваться.

Она разгладила юбки и повернулась к гостям с лёгкой улыбкой – именно такой, которая должна наполнять сердца радостью. Однако Мэриголд чувствовала себя хуже, чем когда-либо.

Мэриголд никогда не плакала. Если глаза и слезились, то исключительно из-за ветра, который крепчал с каждой минутой. Если дыхание прерывалось, то лишь потому, что она слишком спешила ко дворцу.

– Розалинда занята, – бормотала она, взбегая по лестнице. – Розалинда идеальна. Розалинда не шпионит в стенах и не лазает по крышам, и она точно не топает. – Мэриголд затопала ногами ещё яростнее. – И я хочу, чтобы тот волшебник забрал её обратно, вот!

Она вела себя совершенно не так, как положено принцессе Имбервейла, но её это не волновало. Всё, чего она хотела, – побыть одной, почитать сказки и поработать над своими механизмами несколько часов в тишине и покое. Мэриголд добежала до своей спальни, с грохотом захлопнула дверь и рухнула на кровать, не беспокоясь о том, что пружины громко взвизгнули. Из ванной взвизгнуло в ответ.

Мэриголд застыла. Медленно, очень медленно она сползла с кровати. Когда она сделала шаг к закрытой ванной комнате, странный визгливый звук раздался снова – из-за двери. Кроме того, оттуда послышались и другие звуки: пронзительное чириканье, свист и отчётливое кряканье.

Мэриголд распахнула створку. Она была уверена, что днём в ванной не было птиц, но теперь там были павлины и канарейки, лебеди и лесные утки, малиновки и орлы – так много, что сосчитать их было невозможно. Они сидели на светильниках, гнездились на полотенцах, гребли лапами в деревянных вёдрах и плавали в ванне. Но хуже всего было то, что при виде Мэриголд все они начали петь:

– Стоп! – раздался голос королевского распорядителя откуда-то из глубины птичьей стаи. – Не та принцесса! Не та принцесса!

Все птицы умолкли. Павлин клюнул Мэриголд в ногу. Девочку бросило в жар.

– Господин распорядитель, – сказала она таким ледяным тоном, что лесная утка вздрогнула, – почему в моей ванной полно птиц?

Распорядитель наконец-то выбрался из глубины птичьей стаи и отряхнул перья с синего костюма.

– Ваше Высочество, – сказал он, отвесив небрежный поклон, – прошу прощения за вторжение. Зачарованные певчие птицы пробудут здесь недолго. Они вылетят в окно и будут петь для толпы в конце фейерверка, но придворная чародейка попросила меня согреть их до этого времени. На улице слишком холодно.

– Я в курсе, какая стоит погода, – сквозь зубы процедила Мэриголд. Из окна ванной комнаты она видела праздничные фонарики на лужайке двумя этажами ниже. Её родители и Розалинда всё ещё общались с гостями, виднелась лысина отца и блеск маминой короны. – Но неужели не было другого места, чтобы разместить птиц?

– О нет! – испуганно воскликнул распорядитель. – Другую ванную, которая выходит на эту лужайку, использовать абсолютно недопустимо. Она принадлежит принцессе Розалинде.

Услышав имя Розалинды, зачарованные птицы снова запорхали:

– Хватит! – закричала Мэриголд.

Распорядитель готов был заметить, что принцессам не полагается кричать, но Мэриголд прошла мимо него и распахнула настежь окно:

– Убирайтесь отсюда! Вон!

Птицы не шелохнулись. Некоторые склонили головы и вопросительно посмотрели на распорядителя. Пеликан сел на коврик рядом с ванной.

Мэриголд надоело, что её игнорируют. Она схватила ближайшее ведро с утками и потащила его к открытому окну, разбрызгивая воду на пол.

Снаружи на лужайке Розалинда подошла ближе к стене дворца. Мэриголд уже видела сияние волос Розалинды и слышала чудесный смех, от которого распускаются пионы. Мэриголд замешкалась, но лишь на мгновение. А затем опрокинула ведро прямо на голову Розалинды. Это был момент триумфа, подаривший Мэриголд глубокое чувство удовлетворения: громкий плюх воды, облившей Розалинду с головы до пят, удивлённые крики уток, внезапно оказавшихся в воздухе, гробовая тишина, которая сковала огромную толпу, глядящую снизу вверх на Мэриголд в окне. Мэриголд держала пустое ведро как трофей. Она чувствовала себя победительницей.

Королевский распорядитель задрожал от возмущения.

– Ты! – воскликнул он, указывая на Мэриголд. – Злобный, испорченный ребёнок!

На этом триумф закончился. Гости поспешили к Розалинде, спрашивая, всё ли с ней в порядке, не подхватит ли она простуду. Королева Амелия прижала Розалинду к себе, согревая, а король Годфри отправил слуг за одеялами. Птицы в ванной комнате впали в буйство. Оставшиеся утки, увидев, что их товарищи взмыли в воздух, не захотели оставаться в стороне и тоже вылетели наружу, неистово распевая. За ними последовали канарейки и малиновки, затем павлины, лебеди, орлы – все полетели к окну. Принцессу Мэриголд окружила мешанина крыльев, клювов и когтей, и не успела она понять, что происходит, как птицы вытащили её в ночь.

Конечно, удержать принцессу они не могли. Мэриголд почувствовала, что падает. С ужасным треском она рухнула в самую гущу живой изгороди, в то время как птицы кружились над ней, сбивчиво распевая о любящем сердце Розалинды и её изящных пальчиках. Это зрелище до того потрясло придворную чародейку, что она пустила в ход все заклинания для фейерверков разом. Когда те с грохотом взорвались над крышей дворца, птицы пронзительно закричали. Так же завопили и все гости.

– Война! – услышала Мэриголд чей-то крик. – На Имбервейл напали!

Когда Мэриголд выбралась из кустов, вся в синяках и царапинах, она увидела, что праздник закончился. Птицы сорвали большинство бумажных фонариков, которые валялись на траве сплошной бесформенной кучей. Гости в панике разбежались, опрокинув кувшины с лимонадом и подносы с изысканными пирожными. В ночном воздухе висел дым. Розалинду, должно быть, унесли во дворец, но король и королева всё ещё стояли на лужайке, и Мэриголд никогда не видела их в такой ярости: король Годфри сжимал кулаки и бросал бессвязные угрозы, а королева Амелия выглядела так, словно готова была начать войну немедленно.

– Мэриголд! – прогремел голос короля Годфри. – Где ты?

Единственное, что пришло Мэриголд в голову, – бежать. Она прорвалась через цветочные клумбы, растоптала валяющиеся на земле бумажные фонарики, оттолкнула подбежавшего к ней Коллина и даже не остановилась, чтобы извиниться, ведь королевский распорядитель был прав на её счёт, разве нет? Так и было, и теперь каждый мог убедиться в этом собственными глазами. «Злобный ребёнок», – глухо выстукивали по траве её туфли. «Испорченный ребёнок», – колотилось сердце. Но в Имбервейле нет места злобе и нечестию. Ворота дворца были открыты. Мэриголд пронеслась сквозь них, не оглядываясь.