Принц Густав. Выжить и победить

Глава 4

То, что в моей жизни что-то не так, я понял не сразу. Далеко не сразу. Слишком много на меня свалилось всякого разного, и мозги были заняты только тем, как из этого благополучно вырулить. И только тогда, когда жизнь немного устаканилась, когда я, наконец, осел и обрел уверенность, что в ближайшее время с голоду не помру, я ощутил, что мне чего-то не хватает. И не потребовалось много времени, чтобы понять, чего именно. Тренировок.

Происхождение Густава могло принести очень, очень большие проблемы. И то, что про него не вспоминали энное количество лет, ничего не значило. Подумаешь… Вчера не вспоминали, а завтра вспомнят. Он ведь даже не бастард по большому счету, ибо родился в законном, хоть и насквозь тайном браке. А захватившие чужой трон короли обычно не сильно любят конкурентов. Густаву еще повезло — мог всю жизнь провести в каком-нибудь более романтичном месте, типа Шлиссельбургской крепости.

Почему было принято решение не избавиться от наследника, а отослать его куда подальше — понятия не имею. Историю Швеции я не знаю от слова «совсем». Да, дядюшка Юхан приложил усилия, чтобы принц не вспоминал о троне и был неспособен править. Но был бы у Густава другой характер — и еще бабушка надвое сказала, чем это могло бы кончиться.

— Они не решились пролить королевскую кровь! — пафосно заявил принц.

— Ха! — не поверил я. — Скорее всего, на тебя были какие-то планы. А потом, со временем, его величество Юхан уверился в твоей безобидности. Плюс, у него есть наследники.

— Но мой кузен Сигизмунд — уже король, король Польши.

— Начнем с того, что у твоего дядюшки есть еще один наследник, пусть и малолетний, — напомнил я. — Ну и потом… кто сказал, что Сигизмунд, в случае чего, не может стать королем сразу двух стран, объединив их? Да, Польша со Швецией находятся далековато друг от друга. Но при желании, эту проблему можно решить.

Да уж. Сейчас бы мне точно пригодилось послезнание. И почему я не увлекался историей? Видимо, потому, что как человек мыслящий, считал ее лженаукой. Ведь о прошлом мы знаем только то, что было написано в интересах правящей элиты. А сколько в этом правды — неизвестно.

В общем, не вникал я в историю Европы 16 века, а потому о судьбе Сигизмунда не знал ничего. Но я всегда предпочитал готовиться к худшему. Не наступит оно? Будет тебе счастье. Насупит? Встретишь его во всеоружии. Кто, например, даст гарантию, что в обозримом будущем со шведским престолом не случится какой-нибудь фигни? А ведь в этом случае я наверняка стану первым кандидатом на истребление.

Что я могу с этим сделать? На самом деле, не так уж много. Но даже не попробовать себя защитить? Это не по мне. Ну а поскольку тело Густава оставляло желать лучшего, следовало подтянуть его до нужных кондиций. Пока есть время и возможности. Собственно, именно эта цепочка размышлений и привела меня к пониманию, что мне не хватает тренировок.

В своей прошлой жизни я тренировался постоянно. И у меня выработалась привычка заниматься собственным телом. При моей работе — это жизненно важный навык. Ну и, благодаря постоянным тренировкам, тело у меня было… вполне. Теперь же придется начинать все с нуля. Не то, чтобы совсем полного… но фигура Густава меня однозначно не устраивала. Слишком уж он хлипкий.

Понятно, что это мода такая среди современной золотой молодежи — быть утонченным молодым человеком с хорошим вкусом, умеющим носить вещи с изрядной долей изящества. Но меня это вообще не привлекало. Слишком опасным был 16 век. И за собственную жизнь надо было бороться. А значит — тренироваться.

Спортзалов, разумеется, поблизости не было, но я не посчитал это достойной причиной. На диване я и в старости отлежаться смогу. А пока молод — нужно двигаться. Качать пресс, подтягиваться, отжиматься и поднимать тяжести. Вот с пробежкой тухлое дело. Про пробежку можно забыть. Не для данного времени подобные экзерсисы.

Я составил план тренировок так, чтобы не не угробить (случайно перестаравшись) доставшееся мне тело, а довести его до максимально возможного уровня постепенно. И выделил комнату специально для упражнений. Полноценная разминка, разогрев мышц, суставов, связок, растяжка, приседания, отжимания с хлопками и на кулаках, упражнения на пресс, бой с тенью… пришлось даже гантели себе заказывать и устанавливать турник, чтобы подтягиваться.

Ну и, конечно, с отработкой ударов возникли проблемы. Подушки для этой цели не годились, а как сделать макивару я не очень представлял. В принципе, можно обойтись обычным мешком. Только ткань поплотнее подобрать, да сухое зерно насыпать. Вот только шить вручную толстую парусину — полный геморрой. Лучше заказать. И руки не забыть правильно обмотать.

Да, я знаю, что 16 век — это не то время, когда принцу (пусть и не очень законному) можно было идти врукопашную. Но ситуации бывают разные. И лучше перебдеть, чем недобдеть. Выносливость и дыхалка мне точно не помешают. И да. Учителя фехтования я тоже нанял. Только не приличного паркетного шаркуна, а прожженного бретера по кличке Витр. Больше похожего на помойного кота. Выглядел мужик совершенно непрезентабельно, но дело свое знал хорошо. А с первой зарплаты и приоделся. Пестровато, как на мой взгляд, но это его проблемы.

— Зачем? — недоумевал Густав, не желая просыпаться и тащиться на тренировку.

— Чтобы у наших недругов было меньше шансов нас убить.

— Ты серьезно полагаешь, что наступит такой момент, когда мне придется драться руками и ногами?

— Вряд ли, — признал я. — Но лишними эти упражнения не будут. Если ты до сих пор жив, значит, на тебя есть какие-то планы. Так что лучше подстраховаться.

Две толстых свечи тихо потрескивали, освещая солидный стол и разложенное на нем письмо. Бумага дрянная, но где в их деревеньке найти лучше? Отец, поди, и без того немало священнику заплатил, поскольку читать их семейство еще с горем пополам умело, а вот писать нет. Батя степенно, как положено справному хозяину и главе семейства, отчитывался, что деньги получил, и что потрачены они были наилучшим образом.

Принц и правда платил щедро. И вовремя. И не сказать, вроде бы, что деньгами кидался… не жадничал, как многие другие. И это приносило свои плоды. Торговцы чуть не дрались, чтоб стать его поставщиками. И получал его высочество только самое свежее и лучшее. Ибо в долги не влезал, а вот наградить монеткой за старание вполне мог.

Были у него, конечно, и свои странности, а как же без этого. Не любил принц посторонний народ. Кроме самого Колека в доме постоянно жили только повар с женой, которая посудомойкой подрабатывала, конюх, да мальчишка на должности подай-принеси-открой дверь. Остальные слуги (прачки да уборщицы) были приходящими.

Сам Колек управлял всем домом. Строил слуг, следил за хозяйством и даже вел отчетные книги. А еще постепенно учился. Сначала, конечно, не хотел. На кой ему все это? Но принц только глянул на него с недоумением и подал плечами.

— Твоя жизнь. Не хочешь подняться выше слуги — оставайся неучем.

И как-то так Густав это сказал, что Колека пробрало. В самом деле. Чего это он? Пусть даже добился того, о чем мечтать не смел, но если можно подняться выше? В конце концов, если не выйдет, управляющим он так и останется. Колек даже отцу отписал, прося совета. Ну и денег послал, не без этого. А куда ему больно тратить-то было? Жил на всем готовом. Жилье, еда, да даже одежда — все за счет принца.

Иезуиты, как раз ехавшие в те края, согласились доставить послание. Ну а их собратья привезли ответ. И, как оказалось, присланные деньги стали буквально спасением для семьи. Отец никогда столь не хвалил его и не желал «спаси тя бог», как в этом письме. Засуха в начале лета 1588 буквально выжгла поля. Цены, естественно, подскочили.

Прочитав о том, сколь народу уже умерло, Колек кинулся в ноги принцу. Знал, что не любит этого Густав, но не видел иного пути. И его высочество принял мудрое решение. Послать не деньги, а продукты.

— Цены и дальше будут расти, — рассуждал он. — Но засуха прошла не по всем деревням. Твоей семье надо пережить только лето. Скорее всего, к осени ситуация хоть немного выправится. Если нет — пошлешь еще им пропитания.

Сам Густав и организовал обоз. Опять же, в сопровождении иезуитов. Были у него с Орденом свои дела, в которые Колек не вникал. Он вообще довольно быстро научился закрывать глаза на вещи, которые его не касались. И принц, похоже, очень ценил такую избирательную слепоту.

Колек не сомневался, что отец сумеет распорядиться присланным наилучшим образом. Но раз за разом перечитывал письмо, упиваясь недополученной в детстве отцовской гордостью.

Сегодня, наконец, я иду к его величеству императору Рудольфу. Расчет оказался верным. Посторонним принцем он, может, и не особо заинтересовался бы, а вот увлечение алхимией стало поводом. Ну и я не подкачал — выяснил, что в библиотеке императора нет ни одной из принадлежащих мне книг. То есть, одну вполне можно подарить. С дальним прицелом, разумеется.

Сколько я живу в этом мире, столько благодарю свою прошлую работу. Прежде всего, она очень помогает понять людей. Надавить на их слабые стороны. Польстить самолюбию вроде бы не произнося ничего существенного. И, главное, получить нужный результат. Меня, как и многих других моих коллег, натаскивали очень жестко, но вбивали в головы нужные истины и вырабатывали необходимые поведенческие характеристики.

Да, я умел выкручиваться из нестандартных ситуаций. Этому тоже учили. Но предпочитал действовать по плану. Четко продуманному. Структурированному, с некоторым количеством допущений. И визита к императору я добивался не просто так. Не только для того, чтобы засветиться как шведский принц (хотя это тоже было полезно). У меня были планы, и я не простил бы себе, если бы не попробовал решить их за чужой счет.

Рудольф II принял меня камерно, без особой помпы. Типа, родственная встреча царственных особ. И поинтересовался, что это у меня за алхимик такой служит. Я к вопросу был готов, а потому оценил Бендера не лучшим образом. Дескать, философского камня и золота он не обещает мне вообще. Ну а на фига мне надо, чтоб император заинтересовался моей второй ипостасью?

Ему бы здоровьем заняться, пользы было бы больше. Император оказался грузным мужчиной с огромными мешками под глазами, усами-бородкой в стиле Николая II и явно нездоровым цветом одутловатого лица. Причем наряд черного цвета недостатки только подчеркивал. Одна шляпа, похожая на перевернутое ведро с узкими полями чего стоила! Не спасали положение ни шикарное перо на этой самой шляпе, ни золотые пуговицы на камзоле. А украшавшая выдающийся живот толстая золотая цепь с круглой подвеской напоминала о братках из «лихих 90-х».

— Алхимик, неспособный принести золота, недостоин выделяемого на него содержания, — наставлял меня Рудольф.

— Положение мое не позволяет нанять истинного ученого, способного принести пользу, — жаловался я. — Но алхимику моему открылись иные тайны. Обещал он создать стекло, кое превзойдет венецианские поделки. Но на то мне нужно благоволение вашего величества, ибо многие стекольных дел мастера работают во благо короны.

— Денег, — вздохнул император. — Все требуют денег…

— Я прошу только возможность использовать труд мастеров. Оплачу их работу я сам. А в качестве благодарности в казну государства пойдет двадцатая часть от прибыли нового продукта…

— Двадцатая? Да не менее пятой! — тут же всколыхнулся Рудольф.

Вот тебе и император. Вот тебе и далекий от жизни человек. Торговался так, что на Привозе позавидовали бы. Доторговались, собственно, до того, чего я изначально прикидывал — до десятой части. Да уж… Десятина в данное время — это, похоже, святое…

Но зато, после того, как мы договорились, Рудольф показал мне свою святыню — лабораторию. Как я и предполагал, работали там совершенно другие люди, а император просто контролировал происходящее. Хотя контроль был, по-моему, так себе.

Я, разумеется, захотел произвести на императора впечатление. (и вовсе не затем, чтобы самоутвердиться, и показать, какой я весь их себя Марти Сью, а ради получения дальнейших преференций). И решил показать ему элементарный химический фокус. Ингредиенты, понятное дело, были у меня с собой.

Я взял два стакана. В один насыпал соду, залил ее уксусом, и получившийся углекислый газ «вылил» в другой стакан. Ну а потом, этот стакан (на взгляд постороннего человека совершенно пустой, между прочим) «опрокинул» над свечой. Пламя, предсказуемо, погасло. Рудольф (тоже, в общем-то, предсказуемо) был впечатлен.

Подготовка к следующему опыту мне обошлась существенно дороже. И пришлось довольно много репетировать дома, пока не получился нужный результат. Просеянный песок пропитать спиртом, насыпать небольшую горку, сделать в ней углубление, смешать измельченный до состояния пудры сахар и соду, засыпать в углубление, и затем смотреть, как смесь чернеет, и из нее выползает «фараонова змея». Все. Теперь Рудольф наш. Я искренне чувствовал себя практически Воландом.

Итог встречи был предсказуем. Я получил доступ в одну из казенных стекольных мастерских. Ну и как принц засветился на всю Прагу. Пока, правда, непонятно — к лучшему это или нет.

Радовало, что просчитал я все правильно. Все-таки многовато было в плане допусков из-за незнания некоторых реалий. Приди я напрямую к мастерам стекольных дел… ну, послать может и не послали бы, ибо субординация, но и не сказали бы ничего путного. А теперь, с королевским разрешением, я мог получить нужные знания. Даже о том, откуда необходимые материалы привозят, и где нужно искать лучший песок и глину.

Ну и что сейчас с огранкой, тоже надо посмотреть. Чтобы опять велосипед не изобретать. Облажался я уже с компасом, так что спасибо, больше не хочу. И, как оказалось — путь я выбрал правильный. Шлифовальный круг уже изобрели, фасетную огранку тоже. Правда, была она донельзя примитивной, и применялась к драгоценным камням.

Я пошел привычным путем — нанял третьих-пятых сыновей. Навыки у них были, а с перспективами наоборот. Купил помещение, купил материалы и инструменты, и первое время вообще ни во что не лез, вникая, как в данном времени делают стекло. Как выяснилось — очень по-разному делают.

Мне потребовалось несколько недель, чтобы свои приблизительные знания состыковать с возможностями 16 века. Дизайнер из меня никакой, так что делал я самые элементарные вещи. Главное было — отработать процесс. А умельцев с художественным вкусом хватало. Мое дело — найти нечто новое и интересное. Нечто, что принесет мне хорошие деньги.

Да, у меня был клад. И, при разумном образе жизни, его хватит и мне, и моим детям. Но я предпочитал иметь возобновляемый денежный ресурс. Поэтому работал и над огранкой, и над цветом, и над техникой. Добавление олова или жженой кости придавало стеклу опалесцентный эффект. Ну а дальше я заимствовал идеи Тиффани. Посыпал уже готовое, но ещё не охлаждённое стекло металлическими крупинками, из-за чего на поверхности пластины образовывался металлический глянец, который переливается всеми цветами радуги. Деформировал ещё мягкую пластину стекла в процессе производства, получая в итоге складчатое стекло или «драпировки». Короче, извращался, как только мог.

В планах были зеркала и хрусталь, но я решил не спешить. Не разбрасываться на все и сразу. Надо было выяснить, хорошо ли будут продаваться мои придумки. Да и заранее наладить связи с торговцами не помешает.

Ну а то, что я был прав, не взяв на себя личину Великого Провидца, присущую попаданческому Марти Сью, стало видно примерно через месяц. Ибо увы, не был я гением. Ни великим художником, ни дизайнером, ни даже удачливым подражателем. Таланты мои, пусть и не были скудны, но базировались совершенно в других сферах. И главное мое достоинство в том, что я смог найти нужных людей.

Хотя нет, даже не так. Достоинством было то, что я обеспечил условия. И дал направление. Для 16 века — это охренеть, как много. Ибо семьи зарабатывают именно на клановых секретах. А тут у третьих-пятых сыновей появилась возможность стать главами кланов, и начать собственную родословную мастеров.

Понятно, что нанимал я людей не вслепую. Отбирал, благо такая возможность была. Учеников, не имеющих возможности пробиться в мастера, оказалось множество. Но даже в семье самого мастера существовали дети, которым, кроме навыков, передать было особо нечего. В 16 веке даже у королей были большие семьи, что уж говорить о простолюдинах. Так что те, кто с моей помощью получил шанс, изо всех сил старались его реализовать.

Стекло переливалось, искрило гранями, и даже немного меняло цвет при различном освещении. Это было нечто, до сих пор неведомое. Императору, разумеется, был преподнесен подарок, но, глядя на него, Рудольф понимал, что слегка продешевил. И если с одной стороны разорять принца было как-то не по-августейшему, то с другой… заставляло задуматься о пользе собственных алхимиков.

Да, он собрал возле себя лучших ученых. И они обещали в скором времени создать философский камень, который поможет наполнить казну. Однако до сих пор не было никаких результатов. А Густав, решивший довольствоваться меньшим (Рудольф, в свое время, снисходительно улыбнулся, когда принц признал, что просто не может позволить себе приличного алхимика), уже начал получать деньги. Причем очень неплохие деньги. Магистр Бендер, неспособный создать золото из ничего, создавал его из весьма приземленных вещей.

Новое стекло, определенно, было явлением. Ничего подобного Рудольф еще не видел. А ведь в Праге продавалось немало диковинок! И самые интересные из них попадали к императору. Что ж. Заключенный с Густавом договор, определенно, был правильным. Да, хотелось получить больше со столь перспективного направления. Но… то, что будет недополучено в деньгах, можно будет получить через престиж. И, если прикинуть результат, именно Рудольф остается в выигрыше.

А Густав пусть старается, подгоняет своего алхимика… хороший мальчик.

У каждого профессионального бретера есть хорошие дни. И есть такие, про которые лучше не вспоминать. Можно проткнуть провинциального лопуха, но деньжатами с него не разживешься. Можно проткнуть кого поприличнее, но деньги после этого надо еще получить. Да и самому выжить не помешает. И уж конечно, Витр никогда и не помышлял о том, что кто-то его может нанять для того, чтобы научиться владеть шпагой на должном уровне.

Уже потом, когда выяснилось, что Густав принц, стали понятными и его некоторая оторванность от реального мира, и уверенность в том, что нанятый человек действительно способен служить. Лет десять назад Витр, возможно, воспользовался бы такой наивностью. Но с возрастом ему надоела кочевая жизнь. И смертельно опасные авантюры надоели. Пришло время пожалеть о том, что ничего не скоплено на черный день. Но тут подвернулся Густав.

Молодой принц тренировался жестко, до изнеможения. Так, как будто сам собирался становиться бретером. А затем сделал предложение, от которого Витр не смог отказаться. И никто бы не смог. Густав предложил ему найти пару-тройку учеников. Помоложе, но таких же зубастых и отчаянных, как он сам. Ибо принц придумал, как заработать очень большие деньги. А это значило, что и ему, и его мастерским нужна охрана.

— Единственное, что будет требоваться от этих людей — безусловная преданность, — сухо пояснял Густав. — Я буду платить хорошо. Но увы, мой жизненный опыт говорит, что даже самая высокая зарплата не спасет от предательства. Потому я уповаю на твою способность видеть людей.

И Витр нашел тех, кто был ему нужен.

Да и чего было долго искать? От постоянный нищеты люди согласны были себя продать, не говоря об ином. Но Густав предложил им… заработать. Нищему дну, отбросам, злобным тварям… У Витра были очень разные знакомые. И они достойно оценили представившийся им шанс.

Прочитав множество романов в жанре аи, я примерно представлял себе главное желание попаданца. Взять вот это, вон то, еще 15 наименований по соседству, и непременно прославиться. Деньги при этом шли вторым, если не пятым планом. Главное было — чтоб оценили окружающие. Чтоб красавицы-любовницы количеством не менее пяти сами прыгали в постель а то еще и дрались бы, выясняя очередность.

Читая такое, я даже немного сочувствовал авторам. Это какие же комплексы надо иметь, чтобы подобное сочинять! Чтобы реализоваться через горячечные фантазии! Мужики, на которых реально вешаются дамы, воспринимают это как должное. Им не надо рассказывать посторонним, какие они мачо, что у них там в штанах, и сколько баб они поимели.

А те, кто говорит, что гарем — мечта любого мужчины, пусть попробует содержать хотя бы трех любовниц сразу. Мечта… Ага. Как же! Чисто умозрительно, от гарема, скорее всего, мало кто откажется. А столкнувшись в этим гадюшником в реальности… На фиг, ибо нефиг!

Любовница Густаву, конечно, не помешает. Для здоровья полезно. Но одна. И вписывающаяся в нужные параметры. А то в Падуе принц нашел себе девицу с такой пониженной социальной ответственностью, что только чудом ничего не подцепил. Да уж… учитывая, что со средствами защиты в 16 веке туго, и что верность женщины не могут гарантировать никакие деньги, тут было над чем подумать. Подхватить какую-нибудь болячку не хотелось бы.

— Ты путаешь истинную любовь с проявлениями низменной, животной страсти, — возразил Густав. — Для возвышенных чувств у меня была совершенно другая женщина.

— Э? — слегка подзавис я. Как-то слабо в моих мозгах укладывалась концепция того, что есть такие любимые женщины, которые не предназначены для секса в принципе.

Оказалось, что помимо всяких «низменных связей», у Густава была еще и Большая Любовь. Благородная дама, с которой ему совершенно ничего не светило. Принц тайком провожал ее в церковь, стоял, смотрел, вздыхал и восторгался. Блин! И это в том самом возрасте, когда кровь кипит, а неприличные желания просто обуревают! Странные эти шведы. Церковь, конечно, здорово капает на мозги, но физиологию-то никто не отменял.

Или Густав отыгрывал роль разочарованного в жизни байроновского героя-одиночку? Но, вроде бы, время еще не пришло. До него еще двести с хвостиком лет. Хотя, утонченные страдания героев, вроде бы, уже популярны. Тема героя, умирающего от любви к даме, которую он даже толком не видел, уже встречается в различных романтических произведениях.

Ну, мне такой фигней некогда было заниматься. И я начал присматривать себе содержанку. Симпатичную, приученную к элементарной гигиене, и, желательно, недавно овдовевшую. Чтоб не успела пуститься во все тяжкие. А то некоторые и от живого мужа не стесняются гулять.

Меня постоянно пыталась соблазнить Катарина, жена местного трактирщика. Прямо из платья выпрыгивала, надеясь меня захомутать. Причем муж на это вообще никак не реагировал. Тоже надеялся на выгоду для себя? Густав плыл от ее заигрываний и груди пятого размера. А мне такая веселая и на все готовая на фиг была не нужна. Я, собственно, и поисками содержанки озаботился, чтобы у Густава вектор интереса сместился в другую сторону.

Искал недолго. Под руку удачно подвернулась Бланка, которая оказалась вдовой торговца. На караван мужа напали бандиты, и после его смерти у нее остались только долги и ребенок. И если долги еще хоть как-то удалось выплатить, продав дом и потратив почти все накопления, то жить уже было практически не на что. Я как раз набирал народ для своих мастерских, а она пришла искать работу.

Бланка не была красавицей, особенно по меркам 16 века, но мне показалась привлекательной. Невысокая блондинка, худощавая, с приятной улыбкой и ямочками на щеках. Я присмотрелся к ней, пообщался, и предложил стать моей содержанкой.

— Жениться я на тебе не смогу. Никогда, — сразу предупредил я. Хватит и моего собственного скандального происхождения. Его еще моим детям и внукам, наверняка будут припоминать.

— Но я и не полагала…

— Я знаю женщин. Оказавшись с мужчиной в одной постели, тем более, задержавшись там, они начинают строить планы. Поэтому я и предупреждаю.

— Вы просто не были влюблены…

— Зато мой отец был, — фыркнул я. — Он женился на девице из простанородья. И чем это закончилось? Потерял корону, был объявлен безумным, заточен в крепости. А я расплачиваюсь за его грехи. Великая любовь никому не принесла счастья.

Я, конечно, слегка нагнетал. Юхан III отдал во владение моей матери имение Лиуксала в Кангасала, которым она успешно управляла. Собственно, и моя сестра оттуда же доход получала. Плюс, была при дворе фрейлиной нашей двоюродной сестры, шведской принцессы Анны. Так что не все так плохо было. Просто Бланке надо было сразу разъяснить ситуацию.

В конце-то концов, я же ее не на аркане в постель тянул. И не заставлял. Захочет — все будет. Не захочет — останется дальше работать, я это заранее обговорил.

— Но что будет с моим сыном? — поинтересовалась Бланка.

— Ничего с ним не будет. В моем доме у вас будут отдельные комнаты. Ты сможешь не только кормить и одевать его, но и дать ему приличное образование. Хоть в местный университет поступить сможет.

Бланка оказалась дамой практичной, и долго ломаться не стала. А дома сразу появился уют. Как-то умеют женщины так менять пространство под себя, что дом становится действительно домом. И со временем я понял, что сделал удачный выбор. У нас даже разногласий особых не возникало, не то, что скандалов. И вовсе не потому, что Бланка не смела настоять на своем. Она вела привычный для себя образ жизни, и нас обоих это устраивало.

По меркам 21 века это, конечно, жуткий мужской шовинизм, но я одобрял социальную роль женщины в рамках «три К». Хотя приятельствовал я с разными дамами, и крепких руководителей среди них было не так уж мало. Но дома я предпочитал мир и покой. И без того было где нервы потрепать. Один универ чего стоил.

Затащил меня туда, понятное дело, Густав. Его одолел научный зуд. Принц давно уже рвался взглянуть на местную обитель знаний, но дел было невпроворот. Я уговаривал его отложить знакомство с универом до тех пор, пока мы окончательно на ноги не встанем, но принц был еще тем упрямцем. А поскольку в данном случае итог спора был мне не принципиален, я уступил.

Предсказуемо, Густав убедился, что в Падуе все намного круче. Это радовало, поскольку учиться мне совершенно не хочется. Благодаря Густаву, я мог оценить систему местного образования и ее итоги. Спасибо, не надо. Может, для 16 века это было немыслимо круто, но я-то к другому привык. Нет, если в этом универе будут читать интересные лекции, которые пригодятся, схожу. Пока и без того дел было достаточно.

Те же стекольщики, после успеха граненого стекла, периодически меня осаждали в надежде на новые идеи. Но я ждал, пока будет достроен мой собственный цех. И вот там уже я буду экспериментировать с новыми идеями. Но император Рудольф доли с них уже не получит, только налог, ибо это будет уже не предприятие короны.

Ну, а пока шла стройка, я занимался работой с красителями. Товар это был дорогой, но явно требовал улучшения. Нет, дешевые варианты тоже встречались. Дубовые корни, ветки и желуди использовались для получения коричневого (оттенок так себе получался). Более менее насыщенный цвет давали наросты на дубовых листьях. Серо-зеленый получался из разнообразных трав. Но тоже глаз особо не радовал. Ну и мутно-желтый делали из листьев резеды.

Нет, если использовать куркуму, или, скажем, шафран, цвет получался просто изысканный. Но и цена была очень высокой.

В изготовлении синего тоже не было проблем. Помимо ценного индиго, доступного только очень богатым людям, имелись еще и листья растения Вайда. Ну и конечно, существовал знаменитый красный краситель кармин, получаемый из карминовой кислоты, производимой самками насекомых кошенили.

Индиго, кстати, вообще периодически запрещалось, ибо выдерживать с ним конкуренцию было невозможно, но, понятное дело, сами себя богатые и знатные не ограничивали. Влезать во все это надо было осторожно, но знакомство с императором многое упрощало. К тому же, у меня было время продумать, как сделать это максимально прибыльно и безопасно. Прежде, чем строить еще один цех и нанимать людей, краску еще получить надо было.

Поташ у меня был, костяное масло я приобрел, кошениль тоже. Ну и начались эксперименты. Все, что я помнил из когда-то прочитанного — что поташ сначала надо использовать для очистки костного масла, а затем для осаждения настоя кошенили. Ничего странного, что я больше двух месяцев угробил прежде, чем получил-таки великолепный синий осадок. Вот теперь можно было строить помещение и искать семью мастеров, которые станут поставщиком королевского двора.

За сохранение секретов производства я не слишком опасался. Во первых, благодаря Витру, у меня и моих мастерских начала появляться хорошая охрана. А во-вторых, в 16 веке сами мастера берегли свои секреты. Ибо от этого зависел доход всей их семьи. Тут, как раз была другая негативная ситуация. Многие секреты умирали вместе с их владельцами. Секрет стекла «золотой рубин», например, в свое время пришлось изобретать заново. И оно тоже было в моих планах по изготовлению. Только не по рецепту Кункеля, а по рецепту Ломоносова.

— Изобретение нужно назвать нашим именем, — пыжился Густав.

— Ну конечно… ты же алхимик, блин! Новый Парацельс! И кто тебе мешал придумать что-нибудь новое? Не-е-т. Ты, с упорством долбодятла, философский камень искал. Кучу денег на него спустил.

— Я рассчитывал…

— Да знаю я! Только это все бесполезно. Что ты сейчас делал бы, с урезанным содержанием? Если дядюшка Юхан нам хоть какие-то деньги выделяет, то Сигизмунд вообще прикрыл лавочку.

— Может, все-таки стоило с ним встретиться?

— А смысл? — скривился я. — Ты всерьез веришь, что он проникнется нашим тяжелым положением? Забудь. Мы и только мы сами можем о себе позаботиться.

— Я не ожидал, что ты начнешь заботиться и о других.

— Это ты об охране? Так то не забота, а предосторожность. Сначала, как ты помнишь, был Витр, который просто устал от бродяжничества. А потом людей набирал уже он сам.

— Ты ему доверяешь? — удивился Густав.

— Я никому не доверяю.

Профессия у меня такая была. Начисто исключающая доверие. Бывает, вытащишь ты человека из самой что ни на есть жопы жопной, а он все равно предаст. Причем совершенно по-идиотски. А бывает окажешь человеку небольшую, в общем-то, услугу, а он отблагодарит тебя так, что даже неудобно становится. Поэтому я предпочитал готовится к худшему.

Но, как ни странно, мои опасения пока не оправдывались.