Глава 2

Как только мне исполнилось девятнадцать, я сбежала в Токио. Уехала, не сказав родным ни слова. Я была преисполнена наивных надежд, что всё получится. Лишь оказавшись один на один со взрослыми проблемами, я осознала, какой незрелой была всё это время. Я никогда бы не подумала, что аренда жилья может быть настолько дорогой. И что еда из супермаркета может быть такой невкусной. Но самым большим моим разочарованием стало нескончаемое одиночество. Я отчаянно желала любви, хоть и не знала точно, что она из себя представляет.

Я начала подрабатывать официанткой в ночном клубе. Из-за моей внешности я получала довольно много внимания со стороны посетителей-мужчин. К сожалению, я была слишком незрелой, чтобы понять, что их интерес был поверхностным. Никто из них не мог восполнить ту пустоту в душе, с которой я жила всю свою жизнь. Но они были ласковы со мной временами, так что я довольствовалась тем, что есть.

В какой-то момент я связалась с не самым честным парнем. Он жил тем, что вымогал деньги у школьников и слабых духом взрослых недалеко от станции метро. На самом деле Рюичи-сан был самым настоящим отбросом. Но я отказывалась взглянуть правде в глаза. Я была убеждена, что люблю его. Всякий раз, когда он оказывался рядом, моё сердце начинало биться чаще, а ноги будто становились ватными. Да, я не умела отличать настоящие чувства от похоти. Но от кого мне было научиться таким вещам?

Однажды, когда мы с Рюичи-саном гуляли по торговому району, один из продавцов узнал его и тут же сообщил о нём полицейскому. Как я поняла позже, Рюичи-сан вымогал у него деньги в обмен на «защиту». Как только мой бойфренд увидел полицейского, сразу дал дёру. По сути, он просто бросил меня на поругание торговцам из квартала и случайным прохожим. Они выкрикивали унизительные реплики в мой адрес. Я же была просто раздавлена поступком того, кого считала близким человеком.

Так я и оказалась в полицейском участке. Теперь вот сижу в ожидании того, что тётя решит мою проблему. Ками-сама, как же стыдно! Я такая никчёмная.

— Вы поймите, ей всего девятнадцать, — взволнованно произносит тётя. — Она раньше не бывала в таком большом городе, вот в растерянности и прибилась не пойми к кому.

— Раз ей девятнадцать, значит, она уже обязана нести ответственность перед законом, — возражает офицер угрюмо.

— А доказательства есть у вас? — возмущается тётя, меняя тактику. — Встречаться с подонками — это не преступление. Это само по себе наказание! Вы посмотрите на неё — кожа да кости остались. А была такая красивая девочка, настоящая милашка!

Тётя бросает на меня беспокойный взгляд. Подбородок снова начинает предательски трястись. Я пытаюсь взять себя в руки, сохранить остатки хоть какой-то гордости. Но мне так плохо, что все мои попытки заканчиваются ничем.

В конце концов, полицейские отпускают меня. В показаниях того торговца упоминался только Рюичи-сан и несколько его друзей. Обо мне он не упоминал. К тому же как и сказала тётя, я была пушистым одуванчиком большую часть своей жизни. Даже штрафов за переход в неположенном месте не было.

Мы с тётей выходим на улицу и садимся в её фургон. Она некоторое время молчит, глядя на пустое парковочное место напротив, а потом говорит почти без эмоции:

— Пора тебе возвращаться домой, Сая.

Я не спорю, потому что понимаю, что это наилучший вариант из всех возможных. К тому же я жутко устала от этого невидимого груза, что всё время тащила на своих плечах. Устала от жестокости и непредсказуемости этого города. Мне хочется тишины и спокойствия. Если ради этого мне придётся принести в жертву свою свободу, что ж, я готова сделать это.

Старый фургон тёти гремит на кочках. Я сижу на пассажирском сиденье и смотрю в окно. Монотонно мелькают полосы асфальта и рисовые поля, отражающие небо, заправки, ржавые указатели, одинокие велосипеды на обочинах. В салоне пахнет пылью и виниловыми сиденьями, нагревшимися под солнцем. Старенькая магнитола слабо шуршит, периодически пытаясь поймать одну из радиостанций. Тётя молчит, и я тоже. Слова будто застряли где-то глубоко, и выковыривать их лень.

— Дела в последнее время идут не очень хорошо, — сообщает тётя, когда фургон сворачивает с хайвея. — Здоровье бабушки оставляет желать лучшего. Годы, сама понимаешь. А мне одной не справиться и в храме, и на выездах. Пусть народу в деревне осталось немного, но всё равно каждый день кто-то приходит с запросом: то очистить дом, то благословить брак, то снять проклятие.

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, и просто киваю. Думаю о том, как всё это глупо. Кто вообще в наши дни верит в проклятия? Или в богов и духов.

— Ты поможешь мне, — продолжает она, не дождавшись моего комментария. — Будешь помогать в храме, как раньше. Помнишь ведь ещё, как это делается?

— Я, наверное, даже после смерти не забуду, — отвечаю угрюмо. Но, кажется, тётя не замечает моей иронии и облегчённо выдыхает.

На меня вдруг накатывает уныние. Я спрашиваю себя: неужели у меня не было ни единого шанса изменить свою жизнь? Неужели мне так и придётся провести остаток своих дней в этой глуши?

Загрузка...