Приключения октябрёнка Васи Сомова в прошлом

Глава одиннадцатая

На волшебную монету падает третья Васина слеза.

Так и вернулись Вася и Минька из царского дворца не солоно хлебавши.

Уселись опять на поленнице, где Васин восьмиэтажный дом будет стоять. Сидят, вздыхают.

Жалко Миньке Васю. Уж солнышко садится, а монета ещё не разломана. Да и нет её. Ворона унесла. А куда — неизвестно.

— Ворона монету принесёт, — угадав Минькины грустные мысли, сказал Вася.

Хотел Минька возразить: мол, ищи ветра в поле, да прикусил язык, чтобы товарища зря не расстраивать. И так ему худо!

Тут захлопали рядышком крылья, и прямо на Васино плечо села седая ворона. В клюве монету держит.

— А я что говорил! — крикнул Вася, и лицо его просветлело. — Ворона не подведёт!

А ворона весело захлопала крыльями, сделала над ребятами круг и улетела.

— Ну и ворона. Вот так ворона! Никогда таких ворон не видал! — сказал Минька.

А Вася внимательно посмотрел на лежащую на ладони монету. Головы орла щурились на заходящее солнце.

— Как же нам её разломать?

Минька ничего не успел ответить.

— Минька, Минька!..

— Мамка кличет. Погоди немного, — Минька кивнул и исчез за поленницей.

Вася присел на дрова и стал следить, как угасает день. Как один край неба всё густеет и густеет, становится тёмным. А другой, где закатывается солнце, разгорается ало, будто там пожар, и лёгкие перистые облака над тем местом, как подкрашенный пламенем дым.

Запахло дымком, — верно, в какой-то избе затопили печь. Кругом стало тихо-тихо. Даже редкие птичьи голоса умолкли. Даже листва на берёзках перестала шептаться. А Минька всё не шёл.

И Вася так остро почувствовал одиночество, ему стало так жутко, что он, ударяясь коленками об острые края дров, торопливо перебрался через поленницу и побежал к Минькиному дому.

Навстречу из скрипучей калитки вышел Минька, лицо озабочено.

— Вася, — сказал он шёпотом, — у дяди Вани — товарищи. Стачечный комитет. Посторожить велели. А то ф-фараоны нагрянут — всех в тюрьму.

— А кто это дядя Ваня?

— Угловой жилец. Угол у нас снимает. Мы у хозяина — комнату, а дядя Ваня у нас — угол, — и добавил шёпотом: — Он большевик.

— Большевик? — обрадовался Вася. — Мой дедушка был большевиком. Большевики — это коммунисты.

В этот момент, приглушённый стенами избы, до них донёсся уверенный голос:

— Мы не можем отступать ни на шаг. Мы должны день за днём, час за часом готовиться к великому дню, когда разгневанный народ свергнет царское самодержавие, разобьёт ненавистного двуглавого орла и подымет над свободной Россией свое красное знамя!

Минька схватил Васю за руку:

— Пойдём на дрова. Не надо на виду торчать.

Они забрались на поленницу. Минька стал наблюдать за пустынной улицей.

— Слышал, как он сказал: народ разобьёт ненавистного двуглавого орла!.. — с жаром сказал Вася. — И так будет, Минька! Так будет! Будет Великая Октябрьская социалистическая революция!

И только сейчас он по-настоящему понял эти слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция!»

Это значит — построят прекрасное Автово, в котором он живёт. И станут учить детей в новеньких школах. Это значит — обуют и оденут Миньку, и никто не посмеет его обидеть. В царском дворце откроют музей. Папа станет знатным токарем на тракторном заводе. Великая Октябрьская социалистическая революция — это то самое будущее, в котором он, Вася, жил.

И сделают революцию вот эти самые рабочие, которые собрались сейчас в Минькином доме у дяди Вани. Простые люди.

Сердце Васи забилось часто-часто от волнения, от гордости за этих людей, от благодарности к ним.

Ну что ж, если никто не может разломать злосчастную монету пополам и ему, Васе, суждено остаться здесь, в этом времени, он знает, что ему надо делать! Он будет помогать этим людям готовить революцию. А в 1917 году, через десять лет, они с Минькой не пропустят ни взятия Зимнего дворца, ни караула в Смольном, ни выступления Владимира Ильича Ленина на съезде Советов. И, может быть, даже удастся попасть потом в Чапаевскую дивизию, драться с белыми и предупредить Чапаева, что на его штаб нападут ночью. И Чапаев останется жив.

На глазах Васи выступили слёзы.

Вася совсем забыл про монету, которая лежала у него на ладони двуглавым орлом вверх.

А слёзы выкатились на щёки, потекли по ним и…

Шлёп…

Одна слеза упала на монету.

Вася побледнел. Вот теперь он останется в этом времени навсегда.

— Минька, — сказал он.

— Что?

— Я, кажется, — Вася хотел сказать «останусь здесь навсегда», но взглянул на монету и замер: головы орла словно корчились в алом свете заходящего солнца. Монета тускнела на глазах. Зеленела. Становилась всё тоньше и тоньше. Слеза словно обожгла её. Ведь жаркие слёзы гордости не пустые слёзы.

— Минька! Смотри! — шепнул Вася.

Минька повернулся к нему.

— Спасибо тебе за всё, Минька. Я сейчас, наверно, смогу разломать монету. Смотри!

Вася захватил монету пальцами обеих рук. Нажал легонько. Монета хрустнула…