Глава 9

- Уитакер, на следующей неделе свободен.

- Почему?

- Потому что я так сказал.

Спорить с Майером, что с темным гранитом скалы, бессмысленно и бесполезно - передал распоряжение и скрылся в длинной кишке коридора.

Заснувшую Юлию унесли наверх, а мы остались внизу, сидеть и дожидаться вызванного такси.

- А ничего здесь кормят, вкусно, - заявил Леженец, успевший стащить в дежурке пару плюшек. Вернее, Поппи его угостил, еще и чаем успокоительным напоил, что пришлось как нельзя кстати. Потому как отпустило нас после веселенького приключения: меня бил легкий озноб, а Дмитрий болтал без умолку, благо собралась толпа слушателей, даже вечно ворчавший Дуглас пришел. Тот самый, что жаловался на нехватку свободного времени и которого дома жена ждала с маленьким ребенком.

- А я его – раз! Смотрю - шевелится, сука! Понимаю, добить надо, а слева расписной набегает, вопрос нескольких секунд, - Леженец не на шутку раздухарился, махал руками, играл лицом: то хмурясь, то злясь, заново переживая ночные события. И при этом был абсолютно счастлив. Ну еще бы, в академии нашего спортсмена особо не слушали. Его нигде не слушали, привычно затыкая и требуя не нести ерунды. А здесь набилась целая комната взрослых мужиков – сидят, затаив дыхание, и внемлют.

- С ноги бы, козла, встретить, но корпус переложить не успеваю. И тогда понимаю – все, надо идти в банк.

- Банк, какой банк? – искренне удивился Секач.

- Ва-банк, - поправил я приятеля и пояснил для остальных, - игровой термин, означает идти на крайний риск.

Мужики понятливо загудели: градус истории нарастал.

- А где Малыш был? – уточнил Поппи.

- Какой Малыш?

- Тот, который рядом сидит.

Дмитрий опустил взгляд вниз, но неведомого малыша не обнаружил.

- Это они про меня, - пришлось снова идти на выручку приятелю, – так здесь прозвали.

- Почему Малыш?

- Потому что самый маленький, - подал голос хмурый Дуглас.

- И по бабам лазить мастак, - добавил Секач.

Мужики весело заржали. Засмеялся и Дмитрий, хотя спроси его, в чем соль юмора, вряд ли бы смог ответить. Так уж повелось, что Эль-Като знатный бабник, с тех самых пор, когда схватил выпрыгнувшую из кустов Нанни за голую грудь. Ну не то чтобы схватил, скорее коснулся… Может сжал чутка, но было это чисто рефлекторно, больше от неожиданности.

- Малыш не промах, поди на девку какую забрался.

- Да не одну, их там вон скока было.

- От них и отбивался.

Мужики зубоскалили, кто во что горазд, а я лишь сидел и улыбался. Пускай смеются, мне не жалко. Хорошо в компании среди своих, особенно после расслабляющего травяного настоя. Закрыть бы глаза, вытянуть ноги и задремать на пару часиков.

- А что ж он тебя не прикрывал?

- Он не мог, он Юкивай нес.

В дежурке воцарилась тишина, только Лесничий брякнул забытой ложечкой в стакане.

- Так-то я должен был их прикрывать, а как прикроешь, когда лезут со всех щелей, словно тараканы. Вот на первом этаже нас и прижали конкретно. Я когда, повернулся, смотрю, Воронова… то есть Уитахера за горло схватили, и тащат… А он ногами сучит, глаза на выкате. И я, главное, на подмогу прийти не могу, потому как расписной с друзьями в гости пожаловал. Но все, думаю, хана парню. Ан нет, сумел выкрутиться.

Не сумел, помогли… Точнее, помогла. Не видел я ее, и не слышал, но уверен, что без вмешательства Марионетке здесь не обошлось.

А Леженец все говорил и говорил, пытаясь вернуть повествованию былой кураж, но не было его - всё, испарился. Мужики после упоминания Хозяйки порядком сникли, и улыбались больше по привычке, тускло и без огонька. А потом пришло заказанное такси.

Уже на самом выходе из дежурки меня поймал Поппи и тихонько поинтересовался.

- Как она?

- Не знаю, - признаюсь честно.

- Надо было все ребра пересчитать гребаному нарколыге.

- Какому нарколыге? – я с удивлением воззрился на Поппи. Обыкновенно добродушного мужичка, излучавшего прямо сейчас глухую ярость.

- Козлу этому, Франсуа, оторви вселенная его мудни. А ты разве не в теме? Ну и хорошо, ни к чему это. Молодцом, Малыш, сегодня с приятелем на славу потрудились. Давай, иди уже.

Я почувствовал, как моих ладоней коснулась шершавая поверхность бумаги: горячая и слегка влажная. Старина Поппи был в своем репертуаре, в очередной раз всучив пакет с пирожками.


Нулевой мир встретил наше возращение звездной ночью и легким морозцем. Высокие сугробы искрились под светом уличных фонарей. Темнели окна, отражая огни подъехавшего такси.

Скрипя подошвами по свежевыпавшему снегу, поднялись на второй этаж мотеля. Я принялся возиться с замком, а Леженец направился в свою комнату, которую снимал с недавнего времени и где имел привычку отсыпаться, особенно после затяжных покерных турниров.

- Свежесть лета в одном глотке, нам подарят – тебе и мне, - долетело до ушей знакомое. Дмитрий напевал дурацкую песенку из рекламного ролика, что вечно крутили по телевиденью.

- Ты это…, - замешкался я, вдруг вспомнив, чего хотел сказать, - спасибо за помощь.

Леженец постоял с секунду, словно пытаясь сообразить, за что благодарят. После весело улыбнулся и подмигнул:

- Ага.

Чего «ага», я так и не понял.


Следующая неделя пролетела незаметно. Конечно же руководство узнало о внезапно образовавшемся свободном времени у детектива Воронова и загрузило по полной программе: сплошные патрули и дежурства, а точнее обжорство, потому как Мо своим привычкам не изменял.

Я несколько раз подступался с расспросами по поводу Палача: есть ли какие новости и что установила слежка за четой Доусон? Но напарник лишь ворчал в ответ - значит глухо.

Были и другие вопросы, касающиеся статистики по землякам, точнее распространенного среди них девиантного поведения.

- Какого поведения? – не понял Мо. - Понахватаются ерунды всякой в этом Монарто - гребаном заповедники богемы. Запомни, курсант, художники и баснописцы хорошему не научат. У них мозги с рождения набекрень, а как в одном месте соберутся, так и вовсе с катушек съезжают. Только и знают, что губы красить, да друг друга в задницы драть.

- Я не о том. Говорят, среди выходцев из сто двадцать восьмой много маньяков, психов и прочих с отклонениями. Даже статистика есть.

- Статистика-то, статистика имеется, - охотно согласился Мо. – Только продажная девка, статистика ваша. Кто заказал, тот ее и танцует.

- Но какой смысл в подлоге? Это же служебная информация, предназначенная для внутреннего пользования.

- А кто сказал о подлоге, курсант? Правда, она разная бывает, главное под каким соусом подать. Вот скажи, я нормальный человек?

Что за странные вопросы? Я посмотрел на обрюзгшее, слегка одутловатое лицо напарника. На редкие кучеряшки волос, нос картошкой, и пару подбородков, подпирающих массивную челюсть.

- Чего пялишься, курсант, словно молодку какую увидел. И без того знаю, хватает во мне странностей. А вот теперь подумай, в какую категорию отнести Мозеса Магнуса, по чьим лекалам мерить: то ли псих какой, близкий к срыву, то ли детектив обыкновенный с заморочками всякими. Чего молчишь?

- Не знаю.

- Не знает он, - проворчал Мо, но уже без привычного раздражения в голосе. - Вот то-то и оно, что не знаешь. Лет тридцать назад активная группа граждан развернула целую компанию против приема иномирян в Службу Безопасности. Дескать, пускай обслуживающим персоналом работают, а в отделе детективов им делать нечего, потому как неблагонадежные, склонные к чрезмерному насилию, коррупции и воровству. Целый доклад подготовили с цифрами, выкладками и графиками. А тут еще, как назло, одного маньяка поймали из числа ваших, работал в шестнадцатом отделении и девчонок молодых потрошил. Ох, тогда новость шума наделала, каждый день в вечерних шоу до косточек обсасывали.

- Всего-то один? Я недавно документальный фильм посмотрел про известных серийных убийц, где половина – выходцы из сто двадцать восьмой.

- Курсант, ты будто недавно на свет появился. Кто их делает известными, кто рейтинги составляет? При чьей финансовой поддержке снимаются фильмы и передачи? Поверь, схемы шоу-бизнеса работают в любой сфере. Никогда не задумывался, почему про одного убийцу знают все, а про другого редкие специалисты? Маньяки, они как поп-звезды, на них тоже зарабатывают, и порою даже больше, чем на смазливых певичках. Любит народ боятся, что бы до мозга костей пробирало, да с холодком, потому и ходит на фильмы всякие, игрушки страшные покупает, передачи смотрит соответствующей тематики. Вашему брату из сто двадцать восьмой просто не повезло попасть в жернова политики.

- Причем здесь политика? - не понял я.

- А ты подумай, к чему все затевалось? Почему знатные аристократические фамилии финансировали программу по дискредитации отсталых миров? Есть мысли на сей счет?

- Ни одной.

- Даю подсказку: число мест в академии Службы Безопасности ограниченно.

Нет у меня ответов даже с подсказкой, поэтому терпеливо жду от Мо продолжения.

- Пойми, курсант, посторонние в отделе расследований не нужны. Слишком много власти и искушения, а уж сколько возможностей порыться в грязном белье аристократов. Местные, они что, порядки знают и сильных мира сего уважают. Я тебе даже больше того скажу, они с ними одной пуповиной связаны, вроде Мэдфордов и Авосянов. Кто ж на отцов, троюродных дядьев и пятиюродных бабушек копать будет? Плоть от плоти, кровь от крови… А теперь представь, как влиять на выходцев из диких земель – безбашенных, вроде тебя. Без роду без племени, воспитанных так, что не всегда понятно, с какого боку лучше подступиться.

- Но меня-то приняли.

- Приняли, - согласился напарник, - брату своему спасибо скажи, а лучше плюнь в рожу при случае, потому как втянул он тебя в такую…

Мо с силой нажал на тормоза, из-за чего я резко дернулся и едва не приложился лицом о лобовое - спасибо ремню безопасности, выручил. С некоторых пор имел привычку пристегиваться, потому как водил напарник безобразно, создавая аварийные ситуации на дорогах и затевая свары по малейшему поводу. Вот и сейчас сцепился с лысым мужичком – хозяином белого седана, в чей бок едва не впечатались, разминувшись на считанные сантиметры.

- Какие в жопу знаки приоритета?! – орал напарник в приоткрытое окно. – Глаза разуй или не видишь - патрульная машина!

Я мужичка толком не слышал, лишь наблюдал активную жестикуляцию. Удивительно, но Мо его понимал прекрасно.

- Какие еще доп сигналы, крендель ты лысый? Или надпись на борту нечитаемая? Что? Да в задницу себе засунь маячки проблесковые.

И так шесть минут… Я даже время засек от нечего делать. На седьмой минуте автомобили разъехались, каждый по своим делам: мужичок укатил в южном направлении, а мы свернули в сторону ближайшей забегаловки, под незамысловатым названием «Мама Чали»

- Куриные ножки в кляре, да с фаршированными перчиками – это тебе курсант ни какая-нибудь дешевая жратва, лишь бы пузо набить, тут понимать нужно, - разливался Мо соловьем, словно не орал добрых шесть минут, пунцовея от натуги, и срывая до хрипоты глотку. Поразительная способность переключаться. У меня бы башка раскалывалась после подобного выступления, а этому хоть бы хны, даже успокоительные леденцы не потребовались.

- Чего молчишь курсант, о чем задумался? Да не боись, машина чистая.

И без того знал, что чистая. Служебный корнэт сломался, поэтому катались на временной подмене, выданной из запасников Организации. Тот же самый корнэт, только более старой модели, с заметно потертой кожей и облупившейся на бортах краской.

Машину выдали на один день, поэтому не стали заморачиваться с положенной по инструкции прослушкой, как и с установкой новой станции. Старая порядком хрипела, порою издавая протяжный скрежет, что отдавался эхом в зубах.

- Потерпите, - сказали нам в мастерской. И мы терпели, и даже не жаловались, тем более что в плане комфорта старая машина нисколько не уступала новой: спалось в ней по-прежнему великолепно.

- Чего замолчал, курсант?

- Про законы подлости думаю.

- Боишься, что Палач в качестве симбионта Кормухину выбрал? - напарник понял меня с полуслова. Толстые пальцы-сардельки качнули руль и кряжистый автомобиль неохотно свернул влево, уходя с основной трассы в проулок. – Зря грузишься на пустом месте, курсант. Вот когда случится, тогда и переживать будешь, а загодя чего? Так никаких нервов не хватит.

- Понимаю.

- Плохо ты понимаешь, лучше по основному делу думай.

- А чего тут думать, Альсон все разложила.

- Все да не все, курсант. Прав Нагуров, несостыковок в теории пигалицы целая куча. Вот объясни, зачем Палачу продолжать убивать, если он симбионта нашел?

- А может не нашел, может в поисках бродит?

- Нашел, курсант, нюхом чую, иначе давно бы в крови захлебнулись. Хитер, сука! Тактику сменил: теперь осторожно действует - всего три трупа.

- Сам же говорил: власти могут скрывать количество жертв, чтобы паника не поднялась.

- Мало ли чего я говорил, воды с тех пор утекло… Нет жертв, не откуда им взяться. Нагуров на днях внутреннюю статистику поднял по пропавшим без вести: роста не зафиксировано, наоборот, за последние три месяца наблюдается небольшой спад. Поумнела Тварь, причем резко.

И вновь в салоне воцарилась тишина. Казалось бы, вот она возможность: прослушки нет - болтай, о чем душе заблагорассудится, только говорить душе совсем не хотелось. Потому и уперся лбом в холодное стекло, наблюдая за мелькающими стенами домов.

Почему Палач убивал? Да кто ж знает. Может такова его природа, может чувство голода одолело, а может рассудком помутился по причине временного дисбаланса. Если есть этот самый рассудок у Тварей из запределья. Прав был Нагуров, когда сравнил нас со слепцами, бредущими в тумане - нихрена не видно. Только и делаем, что тыкаемся наугад.

Старенький корнэт плавно качнулся и остановился возле двухэтажной коробки местной забегаловки. На фасаде была изображена добродушная пожилая женщина, в передничке и белом чепчике, сдерживающим густую шапку рыжих волос. Гостеприимная хозяйка держала в руках тарелку, исходящую паром и призывно улыбалась: дескать, заходите, гости дорогие, угощу каждого. Но то ли краски на фасаде выцвели, то ли художник откровенно схалтурил - наваленная с горкой бурда напрашивалась на неприятные ассоциации.

Окружающая обстановка так же не внушала доверия: сверху пролегала скоростная магистраль, закрывая добрую треть неба, а по соседству расположились производственные корпуса, укрытые высоким забором. Для полноты картины не хватало лишь мусорной свалки, с вечно жужжащими мухами.

Мо щелкнул кнопкой на бортовой панели и корнэт заглох, издав напоследок сдавленный хрип – снова сбоила станция связи. Напарник не спешил выходить наружу, и я не торопился, понимая, что ему есть, что сказать.

- Одна мысль не дает мне покоя, курсант. Твой брат, точнее причины, по которым он оказался в Дальстане. Согласно оперативным разработкам Михаил прибыл в город за несколько месяцев до нашей командировки. Он и еще сотня сектантов-сподвижников. Пропади пропадом Империя и ее политика толерантности к религиозным фанатикам. Расплодили всякую шваль под боком… Тварь он искал, понимаешь?

- Не понимаю, - признаюсь честно. – У него есть две, зачем третья?

- Может новой силы захотелось, может еще чего. За Палачом он в Дальстан прибыл, потому как нечего больше делать в полумертвом городе. Тварь он эту искал, и даже уверен, что находил, но не срослось.

- Хочешь сказать, у них был контакт? Палач считал информацию с памяти Михаила, поэтому и на меня быстро вышел?

- А сам как думаешь? Пигалица говорила про чуйку на выходцев из сто двадцать восьмой, только сдается мне, что ошибается она, что нет никакой чуйки. Нет волшебных сетей, с помощью которых Твари улавливают подходящих симбионтов. Они тыкаются, как слепые кутята, уродуя тела объектов и ищут информацию в нейронной сети. Они в нашем сознании ковыряются, словно опытный хирург в кишках: знают, что где находится, и откуда что брать. Определяют маркеры, понятные им одним и стоит тебе появиться в заданном радиусе – оп и запеленгован.

- Если теория верна, то Марионетка…

- То Марионетка знала про тебя заранее. Опасная тварь, долго вела, аккуратно… Ох не зря Палач побоялся с ней связываться.

- Знала заранее, - бормочу я растерянно. Странно, почему столь простая мысль раньше не приходила в голову. – Значит и здесь брат замешан.

- Может брат, а может кто другой. Ну чего вытаращился или думаешь, окружающий мир возник в момент твоего рождения? Твари существовали и раньше, как были и люди из твоего мира. Твой брат точно не первый, кто связался с существами из запределья. Может есть целые кланы или секретные организации, о которых никто не знает.

- Нет, это так не работает.

Мо повернул ко мне лоснящееся от жира лицо. В салоне стояла духота: кондиционер старенького авто плохо справлялся с летней жарой на улице. Вижу, как капельки пота скользят по щеке напарника, сбегают вниз, теряясь в густой щетине подбородка.

Мо ждет пояснений, а я все не могу подобрать нужных слов. Какие в бездну секретные организации. Эти Твари, что невидимые паразиты, присосавшиеся к человеку. Ими нельзя управлять, ими нельзя командовать, как нельзя отдавать приказы глистам или вшам. Я даже не уверен, что они обладают высоким уровнем сознания. Может руководствуются исключительно инстинктами, а может такого уровня просветления достигли, что мыслят исключительно категориями Вселенной, а люди всего лишь амебы, питательная среда.

- Нет, - повторил я.

- Чего нет, курсант? - разозлился Мо. – Ты хоть знаешь, на кого Старик работал, тот самый, с которым в одной камере сидел?

- На Конкасан.

- Гораздо хуже, курсант. Он работал на местный аналог Аненербе. Чего глаза вытаращил?

- Удивляюсь, откуда такие познания по дикому миру?

- Оттуда, курсант. История у вас уж больно интересная. У нас тысячу лет ничего не происходило, а у вас сплошные войны, да революции… Ладно, не о том речь - помнишь, кому Старик подчинялся?

Такого не забудешь. Вечно спешащий тонкобровый Марат, отдавший приказ поджарить мои мозги. Жаль, что не задержался тогда, не дождался прихода брата.

- Марат Саллей аль Фархуни, он же Генрих Гиммлер преступного синдиката, занимающийся всяческой оккультной хренью. Судя по всему, достиг немалых успехов на поприще изучения симбионтов. Представляешь, что будет, если он сумеет взять под контроль и подчинить хотя бы одну Тварь? Мы брата твоего десятки лет поймать не можем, а тут крупнейшая в мирах криминальная организация, обладающая финансовой и научной мощью! Мать его, Конкасан! Да с таким оружием, как Палач и Марионетка, мы им точно войну проиграем. И тогда одной Вселенной ведомо, во что превратиться Шестимирье. Понимаешь?

Нет, не понимаю. Я даже не думал в этом направлении, рассчитывая вернуть брата домой, а тут вон оно как все завертелось, бездна…


Мо любил рассказывать истории… истории своих болезней. Так я узнал, что помимо геморроя напарника одолевала опрелость подмышкой - красное пятно размером с целую ладонь. О нем он поведал, сидя за столиком «Мамы Чали», подгадав время под сырный пирог. После таких рассказов самый вкусный обед вставал поперек горла, а Мо словно нечисть распирала.

- Выход есть всегда, курсант, даже в сложных ситуациях. Знаешь, как я три ребра сломал?

Я не знал, но на всякий случай удвоил скорость поедания блинчиков с джемом.

- Прыгнул с сотого этажа небоскреба прямиком в открытый кузов грузовика, который пролетал тремя этажами ниже. Заперли меня тогда конкретно: двери заблокировали, а на лифте головорезы Туарто поднимались. Куда деваться, а деваться-то некуда. Ну я и вышел через окно… Повезло мне тогда, что в кузове не железки перевозили - всего лишь комбикорм для домашней птицы. Эх и воняет эта пакость, скажу тебе. Когда-нибудь бывал на скотобойне, где говядину потрошат?

Рука замерла, так и не успев поднести ко рту некогда аппетитный блинчик. Умел Мо описывать запахи, особенно неприятные. Чувствовалась рука опытного мастера или скорее ноздри.

- Чего морщишься, курсант?

- Да все в толк взять не могу, к чему такие истории за обедом?

Мо довольно улыбнулся, потому как за едой он всегда был счастлив.

- Это тебе не пустые байки, курсант, это школа жизни. Никогда не знаешь, что пригодиться в будущем. Потом сто раз спасибо скажешь за науку, которую в академиях не преподают. Ты блинчики-то будешь доедать?

И не дожидаясь ответа, подвинул к себе тарелку.


Неделя удивительных историй от Мо подошла к концу, и я вернулся в особняк госпожи Виласко. Ранним утром понедельника или как принято говорить «ни свет ни заря». Послонялся по сонному дому, пообщался с мужиками на наличие новостей.

Таковых оказалось ровно две. Первая и самая важная, о которой судачили все вокруг, заключалась в очередном залете одной из молоденьких служанок. Вроде бы взрослые мужики, а порою сплетничают хуже старых бабок.

Другая новость была не лучше и касалась фурункула, выскочившего у бедняги Секача. Казалось бы, какая чепуха, но вскочил и вскочил, мало ли у кого какой прыщик появится. Ан нет, имелись и здесь свои обстоятельства. Во-первых, вскочил он не в самом удобном месте, а именно на левом яичке, а во-вторых… а во-вторых Секач всех достал своими жалобами. Очень уж переживал за собственное здоровье. Все выспрашивал про лечебные травы, да настои целебные, а то дескать прописанная врачом мазь не помогала: от нее хозяйство распухло и мешало нормально ходить.

В жизни всякое случается, только зачем об этом трезвонить на каждом углу? Вот и послужила неприятная болезнь Секача поводом для насмешек. Особенно усердствовал старина Поппи, выставлявший теперь на стол вторую кружку: ароматную, исходящую паром.

- Для Секача это, - отвечал он на расспросы любопытствующих мужиков. – Настой женьшеня, круто заваренный - любой прыщик на раз убирает. Опускаешь внутрь поврежденный участок кожи и ждешь пять минут. Оно и понятно, что горячо, но если вытерпишь на следующее утро никакого фурункула не будет, обещаю.

Мужики в ответ ржали, а грозный охранник лишь матерился, и грозился залить ароматный кипяток весельчакам в глотку. Так и жил народ, обыкновенные рабочие будни.

Меня вся эта местная Санта-Барбара вкупе с хозяйством Секача мало интересовали. Очень хотелось узнать, как дела у Юкивай. Напрямки к Майеру с таким вопросом не подойдешь, потому как пошлет сразу. Да и среди охраны было непринято обсуждать дела молодой Хозяйки. Не то чтобы совсем, но после ночи, проведенной в покоях Юкивай, разговаривать со мною на подобные темы перестали.

- Ну что ты пристал ко мне, - не выдержал расспросов Поппи, – иди и сам у нее спроси.

- Как же спрошу, если красная зона.

- Как-как… каком к верху (в оригинале фразеологизм звучал куда в более грубой форме). Уйди, Малыш, не раздражай. Не до тебя сейчас, работы туева куча.

Ага, как же, так и поверил… работы у него полно. Когда зашел, Поппи как раз вторую кружку настоя заваривал. И ладно бы для себя или для человека другого… Стыдно сказать, Секача он ждал в дежурке.

- Без вас разберусь, - буркнул я обиженно и вышел.

Целый день слонялся без толку, делая вид, что слушаю интуицию, а самого так и подмывало подняться наверх по крутой лестнице, схватить вздорную девчонку за плечи и потрясти как следует, чтобы в чувства пришла. Чтобы перестала заниматься ерундой и снова взялась за музыку, чтобы бросила своего наркоманистого придурка Франсуа, чтобы… чтобы… Да кого я обманываю, просто хотелось увидеться.

«Окстись, Воронов, какой увидеться, - голоском Альсон пропел внутренний голос. – Ты ей не родственник, не парень, и даже не друг. Ты наемный работник, принятый по контракту и не более того. А то, что между вами было… Иногда секс это просто секс и ничего более. Или думаешь, только одни мужики на такое способны: трахнули и забыли?

Я не думал, я в принципе старался не думать, потому как мозги закипали. Просто секс… Обыкновенный перепихон у нас был с Валицкой, заметно отдающий сеансом терапии, впрочем, как и все остальное, за что бы госпожа психолог не взялась. С Юлией же все было иначе: я чувствовал, я прочитал это в ее глаза.

Прочитал в глазах… Бездна, стал мыслить категориями женских романов.

- Человеческий глаз сам по себе не выражает никаких эмоций, - утверждала на одной из лекций Анастасия Львовна. – Все что считывает наш мозг – это мимика лица, остальное дорабатывает богатая фантазия. Поверьте опыту специалистов, невозможно распознать даже ярко выраженные эмоции, такие как радость или страх. Положи я прямо сейчас перед вами глазные яблоки, и что скажете? Грустит человек или смеется?

В аудитории воцарилась гробовая тишина, только пискнула от страха малышка Альсон, тогда еще малышка.

- Но не все так плохо, - Валицкая улыбнулась и вышла за кафедры, демонстрируя курсантам волнующие изгибы тела. Госпожа преподаватель предпочитала носить обтягивающие элементы одежды, благо имелось что обтягивать. – Существует целый ряд заболеваний, которые мы можем определить по состоянию глаз. Например?

- Гепатит, - бойким голосом отрапортовала Ли, у которой с медициной всегда был порядок. – Вызывает пожелтение белков.

- В том числе, - согласилась Валицкая. – Хотя в первую очередь это свидетельствует о нарушениях работы печени, а о каких конкретно, помогут установить дополнительные анализы. Будут еще предположения? Рандольф, может быть ты? Нет? Тогда даю подсказку: подсыхание роговицы, помутнение зрачка, выцветание радужной оболочки – свидетельством чего это может быть? Соми?

- Биологическая смерть, - выпалил толстячок, и тут же суетливо продолжил, - а еще… а еще, если сжать глаз мертвого человека, то зрачок теряет форму и становится узким, похожим на кошачий. А еще по зрачкам…

- Достаточно, Соми, - Валицкая перебила раздухарившегося толстячка. – Остальные подробности узнаете на профильном предмете. Я всего лишь хотела заострить ваше внимание на излишней романтизации взгляда. Выбросите эту чепуху из головы, не доверяйте пустым эмоциям, они только мешают в работе. Язык тела подозреваемого, мимика, интонации – анализируйте картину полностью и не заостряйте внимание на чем-то одном.

Картину полностью… Не было у меня ее, не складывалась она в единое полотно, тут как не крути. Не понимал я, что происходит и это угнетало. Настолько, что под вечер не выдержал и заглянул к Поппи, за успокоительным настоем. Иначе, не смог бы заснуть.

Поппи, добрая душа, намешал травок, от которых меня срубило, стоило добраться до кровати. Я даже одеялом укрыться не успел, распластавшись поверх постели.

Дрых крепко, без лишних сновидений, погрузившись в непроглядную липкую массу. Из которой еле-еле выбрался наружу, с трудом продрав глаза. В дверь настойчиво стучали.

Морщась от головной боли, и едва передвигая ногами, добрел до порога.

- Уитакер, знаешь который час? – голос первого заместителя неприятно резанул по ушам.

- Нет, - бормочу, пытаясь привести мысли в порядок: липкий сон ни в какую не хотел отпускать.

- Начало одиннадцатого. Ты проспал, что является прямым нарушением трудового контракта, - Маидзуро беспощадно впечатывал слово за словом во все еще сонный, полный путаницы мозг. Каждая произнесенная буква, каждый звук отдавались неимоверной болью, заставляя нутро стонать и морщиться.

- О вышеозначенном проступке будет доложено непосредственному руководству в письменной форме, с требованием последующего дисциплинарного взыскания.

Бездна, как же раскалывается голова. Что за чаек мне вчера подогнал Поппи?

- … немедленно, в кабинет Майера, - Маидзуро наконец закончил пытку словами и удалился в темный коридор.

В кабинет к Майеру… Обязательно, только сначала до туалета доберусь.


В туалете меня вырвало, а потом еще долго качало: то подступая комком к горлу, то отпуская на милость. Холодная вода из-под крана немногим исправила ситуацию: по крайней мере штормить меня перестало.

Приведя внешний вид в более-менее благообразную форму, вздохнул и поплелся на казнь в кабинет начальства. По пути споткнулся, едва не распечатав нос о косяк, а в самом кабинете долго фокусировал взгляд, пытаясь разглядеть иссиня-черное лицо Майера.

- Подожди пять минут, - произнес тот, не переставая печатать на ноутбуке. Кивнул в сторону старенького дивана, куда я послушно и сел. Похоже, казнь откладывалась.

Сквозь неплотно закрытое жалюзи проглядывало дневное солнце, расчерчивая яркими полосками комнатный сумрак. Привычно пахло кофе и остатками незнакомого парфюма. Мужского или женского не разберешь, с учетом размытых гендерных границ Шестимирья, где самцы порою выглядели ярче самочек. А еще в воздухе витал стойкий запах чего-то металлического, до боли знакомого.

Привычно провожу ладонью по верхней губе, смотрю на пальцы – все чисто, следов крови нет. И тогда я поднимаю глаза…

На стене, прямо на против, во всем своем великолепии красовалась карта района Монарто. Овал неправильной формы, расчерченный идеально прямыми линиями улиц. Карта, виденная мною неоднократно, в том же планшете, который купил в первые месяцы работы на Юкивай. Я словно прилежный турист, исколесил столицу богемы вдоль и поперек, в поисках достопримечательностей. Знал, где какие музеи находятся, театры и выставочные павильоны. Бывал неоднократно в парке, проводил рукой по шершавой коре трехсотлетнего дуба и мог порекомендовать заведение, где подают самые вкусные пироги с начинкой из мяса.

И все бы ничего, только сверху над схемой города, заметно поистрепавшейся, с загнутыми уголками, красовалась надпись «Политическая карта мира». У нас в школе такая висела, в кабинете географии. Советский Союз уже давно рухнул, а она все продолжала висеть, демонстрируя былое величие некогда огромной страны.

- Уитакер, с тобой все в порядке?

- Да, - отвечаю и спешно возвращаю взгляд, а карты уже нет – одни голые стены напротив. Безликие бежевые обои в полоску, с отошедшим внизу плинтусом.

- Вид у тебя бледный.

- Что-то нехорошо с утра – мутит… отравился, наверное.

- Мертвые близнецы.

Я не слушаю Майера. Продолжаю пялится на стену, а в голове звучат слова, сказанные Альсон:

- Воронов, у Марионетки слабо с фантазией, вот она и пользуется твоей памятью, компилирует ее отдельные кусочки.

Совместить одновременно школьную карту из далекого прошлого и электронную из параллельного мира? Это конечно надо постараться. На такое только Тварь из запределья и способна.

- Мертвые близнецы.

- Что?

- Мертвые близнецы, - в третий раз повторил Майер. – Дозу активных капсул ввели Юлии, а дозу пассивных тебе.

- Почему близнецы, как? – губы выдали бессвязную серию слов. Услышанное с трудом укладывалось в голове. Перед глазами продолжала висеть только что виденная карта района Монарто с красным кружком в левом нижнем углу. Так обыкновенно отмечали цели на заданиях.

- Вы теперь крепко связаны с Виласко и если с ней случится что-то нехорошее, если она умрет, ты тоже долго не протянешь.

- Подождите, как связаны?! Я не давал своего согласия?! – мне было настолько хреново, что не хватило сил толком возмутиться. Издал лишь подобие жалкого блеяния овечки, отправленной на жертвенный алтарь.

- Прости, у меня не было выбора. Если существует хотя бы минимальный шанс спасти ее…

- Спасти, вы о чем вообще?

- Были угрозы, о которых не знаешь, - Майер избегал смотреть в глаза, уставившись в участок стены, где минутой ранее висела самая странная в мире «Политическая карта». - Угрозы от очень серьезных людей. И вот сегодня ночью Юлия пропала. Только не спрашивай, как удалось похитить девушку из охраняемого особняка. Не спрашивай, я все равно не смогу ответить.

Да мне откровенно плевать: кого там и как похитили. И образ Юлии, которую мечтал увидеть, вдруг поблек и отошел на задний план. Сознание сковал липкий страх приближающейся смерти, которая еще не переступила порог, но которая бродит возле дома, заботливо заглядывая в окна.

- Мертвые близнецы… мне поэтому так хреново? Побочный эффект после введения в организм?

Майер отрицательно покачал головой:

- Побочные эффекты у данного препарата отсутствуют. Боюсь, тут в другом дело: нанороботы мертвых близнецов активизировались в кровеносных сосудах твоего организма. Ты умираешь, Уитакер.

- Что за херня?! Что за бред вы несете?! – голос дал петуха, а пальцы стиснули и без того потрепанную годами обивку дивана.

- Если до шести вечера мы не предоставим похитителям требуемой суммы, Юкивай умрет. Девушке ввели порцию яда, который работает как часы, и который медленно убивает. Все что ты сейчас чувствуешь - отголоски приближающейся смерти. Её смерти и твоей.

- Вот только пугать не нужно, и без того пуганные - зло огрызнулся я. Схватился руками за голову и принялся ворошить короткий ежик волос. Мысли… мысли… нужно собраться с мыслями. А как тут соберёшься, когда всё, чего хотелось – ударить Майера. Приложить безмятежную физиономию негра о столешницу – да так, чтобы нос всмятку, раза два, а лучше три. Чтобы навсегда запомнила, гнида, что нельзя без разрешения владельца кровь запрещенными препаратами травить. Сука… и когда только успели сделать инъекцию? Вчера, после успокоительной настойки от Поппи, когда спал без задних ног и ничего не чувствовал? Неужели и он здесь замешан? Старый добрый Поппи, вечно угощавший булочками и заваривавший отменные чаи?

Стоп, Петруха, не о том. Часы тикают, а драгоценное время утекает песком сквозь пальцы. Необходимо рассортировать мысли по степени значимости.

- Я звоню в службу безопасности.

- Звони, - согласился Майер. – Только не факт, что Юлия штурм переживет. А даже если переживет, специалистам потребуется много времени, чтобы подобрать правильную комбинацию антидотов. Времени, которого у тебя практически не осталось, - Майер посмотрел на экран ноутбука. – Если быть точным, то пять часов, семнадцать минут.

- А деньги, сколько им нужно денег? О какой сумме идет речь?

- Цифры значительные.

- У меня есть картина маэстро Дэрнулуа и…

- Даже сто картин не помогут. Требуемая сумма запредельна, и чтобы ее собрать, уйдет не один день.

- Неужели похитители этого не понимают? Зачем выдвигать заведомо неосуществимые требования?

- Уитакер, я не знаю.

Все-то ты знаешь, гнида хитрожопая или догадываешься, но мне отчего-то не говоришь. Взять бы ствол и запихнуть тебе в глотку, но время…

С трудом поднимаюсь на ноги и пошатывающейся походкой направляюсь в сторону выхода.

- Уитакер, ты куда.

Сам не знаю, куда-нибудь подальше, чтобы не видеть твою гнусную рожу. Может заказать такси и свалить на океанское побережье, полюбоваться напоследок гигантской водной равниной. Сесть на теплый песок, открыть бутылочку пива и под шум прибоя насладиться последним закатом в жизни. Нет, лучше без алкоголя, потому как хочется провести отмеренные крохи времени совершенно трезвым. Не паникуя и не бегая, не напиваясь вдрызг, а тихо и спокойно, созерцая алую полоску заката. Если подумать, это не так уж и мало.

- Уитакер, - голос Майера доносится издалека: гудит, словно из печной трубы. Мотаю головой и понимаю, что поплыл. Все это время стоял, прислонившись к дверному косяку. Ничего не слыша и не видя, окромя простирающегося до горизонта мирового океана.

- Уитакер, твоя интуиция, она что-нибудь говорит?

Точно, как же мог забыть про гребанную Марионетку. Отрываю голову от косяка, и выдаю внезапно севшим голосом:

- Нужна подробная карта Монарто, срочно.


Карту Майер обеспечил мгновенно: нажатием нескольких клавиш на клавиатуре. Развернул ноутбук, и я тыкнул в монитор пальцем раз, другой - ноль реакции.

- Он не сенсорный, - заметил Майер, наблюдая за моими мучениями.

Опускаю взгляд вниз на клавиатуру – бездна! Очередная хитросделанная раскладка, где самые простейшие клавиши вроде вправо-влево, не сразу отыщутся. И нет, чтобы ввести один унифицированный вариант. Крупные корпорации продолжали многолетнюю войну форматов, от которой у пользователей сплошная головная боль.

- Уитакер, говори, что делать, я помогу.

Помог уже, сука!

- Левый нижний угол. Ниже… еще ниже, чуть левее.

- Здесь?

- Да, теперь увеличь.

Я вел курсор, ориентируясь на картинку из недавних воспоминания, где была карта и был красный кружок – целеуказатель, обыкновенно используемый в тактических шлемах. У десантуры была своя дополненная реальность, а у меня своя: напрямую подключенная к нейросети, в подзарядке и аккумуляторах не нуждающаяся.

На экране возник большой серый квадрат.

- Что здесь?

Майер поморщился и слегка уменьшил масштаб изображения, так что стали видны близлежащие улицы.

- Насколько помню, недострой. Видишь широкую полосу, что пролегает южнее? Федеральное правительство в самый разгар стройки решило провести скоростную магистраль. Такое соседство, да еще прямо под окнами мало кому понравится. Заказчик обанкротился, а новых желающих выкупить земельный участок не нашлось.

- Здание пустует?

- Да, если не брать в расчет местное отребье.

- Нужен пистолет марки «Даллиндж» серии МКР. Лучше всего подойдет модель 17Н, с магазином в восемнадцать патронов.

- Дополнительная амуниция, бронежилет, гранаты?

Нет, лишний вес мне ни к чему, только мешать будет. И без того тело ватное.

- Может тепловизоры, сканеры движения? – продолжает перечислять Майер.

- Танки, ракетные установки, - передразниваю главу охраны, едва сдерживая злость. Ни к чему сканеры, у меня свой собственный имеется, встроенный.

- Поедем вместе. Сейчас пару звонков сделаю и парней соберу.

- Нет, я поеду один.

- Не доверяешь?

- С чего бы?

- Да, прав… на твоем месте я бы тоже не доверял. Может будут еще пожелания?

Чтобы приставил ствол к собственному виску и нажал на спусковую скобу, мудила…

- Свяжитесь в «нулевке» с моим напарником Мозесом Магнусом и направьте его по данному адресу. Он детектив опытный, дальше сам разберется, что делать.

- Хорошо.

Смотрю в слегка выпуклые, испещренные красными прожилками глаза Майера. А ты ведь врешь, падла. Ни с кем связываться не будешь, и никому ничего не расскажешь, потому как знаешь, чем это будет грозить лично тебе. Вколоть действующему агенту Организации «мертвых близнецов» - это надо было додуматься… За такое не то что действующей лицензии телохранителя лишат, за такое посадят пожизненно. А я, если выживу, молчать не стану и тебя гниду не пожалею, потому как плевать, сколь благородными мотивами руководствовался. Гнилое это, благородство ваше, когда пытаешься одну жизнь спасти за счет другой, не спрашивая на то разрешения.

- Еще будут пожелания?

- Такси до места и побыстрее.


В каждом районе города имеются престижные места, где тротуары выложены плиткой, скамейки целые, а вечером гуляет приличная публика, с колясками и детьми. А есть улицы, куда и днем забредать не хочется, потому как сплошная грязь, перевернутые урны, исписанные остановки и прохожие такие, что невольно ускоряешь шаг.

Несмотря на богемный статус, Монарто не был исключением из правил, имея собственную клоаку. Еще на заре формирования района было принято решение застроить юго-западный квадрат доступным жильем: однотипными трехэтажными коробками, похожими друг на друга как близнецы, и отличавшимися разве что цветом. Молодежь с энтузиазмом восприняла данную меру, потому как цена за квадратный метр минимальная, а свою квартиру ну очень хочется. И плевать, что перегородки тонкие: почешешься - сосед услышит, и балкон такой, что только зимнюю резину хранить. А про дворы и говорить не хочется, потому что отсутствовали как таковые. Есть подъезды, есть тонкие полоски газона, а большего у вас и не будет, ибо за такую цену еще спасибо сказать должны.

Люди и говорили на первых порах, а потом потихоньку, помаленьку начали перебираться в другие места. Трудно жить в месте, где царят вечные проблемы с канализацией, где куски стены вываливаются наружу вместе с недавно установленными кондиционерами, а в ненастную пору сквозит так, что проще на улице согреться: легкой трусцой вокруг дома. Жильцы съезжали, квартиры освобождались, а на их место заселяли других, кому мэрия жилплощадь предоставить была обязана, согласно действующему законодательству. В основной своей массе граждане неблагополучные, из числа алкашей, наркоманов, и бывших сидельцев. А куда еще их прикажете отселять, как не в районы с минимальной ценой за квадратный метр. Бюджет у мэрии не резиновый, каждый золотой на счету.

Студенческий городок медленно, но верно превращался в гетто. Год за годом, месяц за месяцем… Съезжали последние молодые семьи – те, кого еще заботило собственное будущее и будущее детей. Коммунальные службы все реже появлялись на улицах, местные органы правопорядка с большой неохотой реагировали на вызовы, и вспоминали про точку на карте, только когда надо было увеличить показатели или провести облаву.

Количество пустующих квартир увеличивалось, как росло и количество мусора на улицах. Конструкции из дешевого стройматериала приходили в негодность: трубы лопались, бетон крошился, а стены обваливались, и хорошо если наружу, а не на голову.

В какой-то момент число жильцов оказалось столь малым, что мэрия приняла решение пересилить оставшихся в новое гетто, а старую язву стереть с лица земли. Были проведены торги, часть строений снесли, частью само развалилось. Даже нашелся заказчик, начавший возводить первый дом из намеченного проекта крупной жилой застройки. Дошел до восьмого этажа, но тут вмешалось федеральное правительство, как это водится - внезапно, с планами строительства дорожной развязки. Правда, злые языки поговаривали, что никакой внезапности не было. Все всё знали: и заказчик, и чиновники из городского департамента строительства, поэтому, когда государство выкупило землю за кругленькую сумму, никто в накладе не остался. Не забыли даже про господ из того самого федерального правительства.

Историю эту поведал общительный водитель такси, неожиданно оказавшийся живым человеком. Как в таких случаях любил говаривать Поппи: район Монарто обязывал. Обитель богемы служила магнитом для многочисленных туристов, готовых смотреть и слушать, лишь бы показывали и рассказывали. А кто как не таксисты сделают это лучше других. Расскажут и про ресторанчик с отменными свиными ребрышками, который на картах и в инфосети не сразу отыщется, и про полуподпольные клубы с вечно бунтующей молодежью, что устраивала авангардные выставки за гранью дозволенного, и про эротические театры, которые по факту были самым настоящим порно, и к театральному искусству имели отдаленное отношение. Платишь за билет и смотришь групповушку на сцене, с музыкой, декорациями и мучительными попытками актеров отыгрывать роли, по крайней мере первые минут десять. Сам там не был, не довелось, но мужики из охраны рассказывали.

- До темноты задерживаться не рекомендую, - раз в десятый посоветовал водитель: лысеющий мужчина, компенсирующий недостаток волос на макушке роскошной зарослью усов. – Места здесь плохие, ошиваются всякие. Полиция хоть и устраивает периодические зачистки, но хватает ненадолго. Шваль со всех окрестных районов притягивает словно магнитом.

- Спасибо, - благодарю словоохотливого дяденьку и открываю дверь.

- После семи вечера такси не заказать, никто сюда не поедет, - несется в спину.

Ничего страшного: пешком дойду… если выберусь.

Автомобиль бесшумно трогается с места и по крутой дуге уходит в небо, сотворив на прощанье небольшую песчаную бурю. Я закашлялся, запоздало прикрывая лицо от заполонившей воздух пыли. Что поделать, забыл про особенности работы механизмов на антиграве в условиях открытого грунта. Тут на обыкновенных колесах шороху наведешь, не говоря уже про парящее чудо техники.

Спешно покидаю эпицентр бури и огибаю небольшой холм, поросший жухлой зеленью - кругом кучи мусора, бетона и битого кирпича. Впереди поломанными зубьями возвышаются стены некогда жилого строения. Из оконного проема торчат хвосты погнутой арматуры. Осторожно обхожу их и прислоняюсь к углу: отсюда открываются прекрасные виды на здание, где должны держать Юкивай. Настолько прекрасные, что прямо залюбуешься… Уродливая коробка восьмиэтажного здания – все что успел построить ушлый застройщик, прежде чем получить компенсационные выплаты.

Ни окон, ни дверей, полна горница людей. Что это? Правильно - недострой на юго-западе Монарто. Особо не присматриваясь, насчитал пару десятков фигур, что периодически мелькали на разных этажах. В камуфляже песочного цвета, Вооруженных короткоствольным автоматическим оружием. Мне бы бинокль сгодился, чтобы цели получше разглядеть, но бинокль я не взял.

Кто же вы такие ребята, затеявшие всю это возню с похищением известной певицы. Странную, не укладывающуюся в одну сплошную логическую цепочку. Зачем было заморачиваться с дорогостоящими хакерскими атаками? К чему было взбесившееся такси? Если Юлию Кортес планировали изначально убить, почему тогда не убили, а украли и требуют выкуп? Не понимаю… Как не понимаю и Майера, который заранее знал о планах похитителей. И даже подстраховался, вколов нам с Юлией дозу «мертвых близнецов», дескать, если что, Уитакер проблему разрулит, с его-то супер интуицией.

Хороший у вас план, товарищ Майер, а главное разумный. Довериться местной полиции и СБ, вывести девушку в безопасное место – зачем? Легких путей Мы не ищем, особенно когда у нас есть Пол Уитакер - один против сотни бойцов.

Ох, что-то неладное во всей этой конструкции. Мне бы остановиться и подумать, но «мертвые близнецы» огнем горят в венах, требуя немедленного действия. Сколько времени осталось до смерти Юлии – часов пять или уже четыре? Прямо как в повести «Ромео и Джульетта», умрем в один день. Если верить информации из открытых источников, переживу я юную Кортес Виласко максимум на полчаса. И скончаюсь в страшных судорогах, корчась от боли.

Стоп! Только панического настроения и не хватало. Сжимаю остатки воли в кулак и возвращаюсь к прерванному наблюдению.

И так, что имеем? Три человека в проеме шестого этажа, стоят и курят. Двое разговаривают на уровне четвертого, еще парочка на втором: наблюдаю за их неспешной прогулкой вдоль оконных проемов. Четыре одиночки на пятом, трое на первом – явно скучают, за местностью приглядывают в полглаза. Патрулей и дозорных не видно, но это не значит, что за подходами к зданию никто не следит. Просто я их не вижу. И как теперь быть?

Напрямки до здания бежать метров двести, сквозь кусты, кучи мусора и вздыбившейся гребнями земли - следы работы строительной техники. Незамеченным не проскачу, как бы сильно не скрывался: для наблюдателей с верхних этажей близлежащая местность как на ладони. Они и такси наверняка видели, на котором я прилетел, но тревогу не подняли. Интересно, почему? Настолько уверены в собственной безопасности или плевать хотели на одиночку? А может все дело в пылевых облаках, что с завидной регулярностью появляются на горизонте? Неподалеку работает техника, расчищая завалы строительного мусора. Может запоздавший прораб прилетел или строитель на смену. Пока на расстоянии, пускай хоть облетаются, а вот если напрямки сунутся...

Значит первый вариант со скрытным проникновением отпадает. Что у нас со вторым?

Вторым… Бездна, кого обманываю, не было никаких вторых, третьих вариантов, не было ничего. Я просто приехал сюда в надежде на чудо, но чуда не случилось: Марионетка молчала, укрывшись в невидимых складках запределья. Молчал и я, присев на корточки и прислонившись к теплой стене. С трудом сдерживаюсь, чтобы не заругаться в голос: на себя, на жизнь, на дурацкие обстоятельства, а больше всего на мудака Майера, подложившего жирную свинью.

Напрасно сразу рванул сюда, на голых эмоциях. Надо было в филиал Организации заскочить, проинформировать руководство об одном козле, вколовшем агенту безопасности «мертвых близнецов». И пускай мою жизнь это не спасет, зато Майер получит сполна. И умирать отомщенным станет не в пример легче… наверное.

Закрываю глаза и вдыхаю сухой, слегка горьковатый воздух южного Монарто, который оказалось проще забыть, чем стереть с лица земли. Вот и торчит он наружу остовами мертвых зданий, кусками раскрошившегося бетона и погнутой арматуры, раззявив в беззвучном крике проломы и трещины некогда жилых домов. На берег безбрежного океана захотелось… Обойдешься, Воронов, потому как водная стихия для жизни создана, а лучшее место для смерти - кладбище. Пускай и не людское, но по атмосфере очень похожее, где вместо крестов металлические пруты, а венки заменяют пыльные заросли травы.

Мыслей нет, желаний нет, кроме одного единственного: погрузиться с головой в безвременье. Нырнуть глубоко-глубоко, в самую темноту - скрыться от навалившихся проблем в месте, где не нужно бояться, суетится и что-то решать. Просто тихо уйти и больше ни о чем не думать и не видеть, но я вижу… Идеально ровная осанка и профиль: не греческий, совсем другой, до боли знакомый, с непослушной челкой волос. Пальцы, порхающие бабочками над клавишами, и музыка, полная горечи и надежды, зависшая в прозрачном воздухе искрящимися каплями влаги.

Чувствую солнечные лучи заходящего солнца: теплые и ласковые, согревающие кожу. Открываю глаза и любуюсь редкими облаками, проплывающими вдалеке. Если верить Поппи, неделя-другая и затянет небосвод беспросветная пелена - в район Монарто придет хмурая осень. Сезон слякоти и проливных дождей, который увидеть уже не доведется.

Под ногами серый грунт, местами поросший чахлой травой. Впереди останки домов, чуть дальше возвышается груда мусора, который собрали бульдозером и успешно забыли. Небольшое деревце проросло сквозь дверной проем, совсем тонкое, с едва намечающимися листьями. Возле проема, давно лишившегося входной двери, стоит закопченная бочка, с погнутыми боками и едва различимой надписью, про «что-то там опасно» и «хранить в определенных условиях». А вот и пунктирная линия – огибает подготовленную неизвестными кучу досок, и резко уходит вправо. Настолько тонкая и блеклая, что я привычно тяну руку к шлему, дабы изменить настройки и выкрутить яркость на максимум. Только вместо привычного металла ощущают колючий ежик волос. И как током ударило!

Бездна, какой шлем, какая дополненная реальность?! Осторожно касаюсь земли, словно боясь стереть внезапно появившуюся черту. Вот она, никуда не делась, по-прежнему петляет меж кустов и куч строительного мусора. Тяжело опираюсь на стену и встаю, в попытках разглядеть конечную точку заданного маршрута. Ага - торец недостроенной восьмиэтажки, где держат Юкивай.

Что, Тварь, соизволила проявиться, нужен я тебе?

Успокоившееся было сердце забухало с новой силой, количество адреналина в крови резко подскочило, а я уже бежал вперед, четко следуя проложенному маршруту. Марионетка не стала придумывать ничего нового, да и зачем сочинять, когда все придумано до нее. Необходимо лишь грамотно распорядиться имеющейся информацией, чтобы твой симбионт все понял и не тупил, тратя драгоценные минуты на догадки. Эта линия, этот прозрачный человечек, периодически возникающий впереди: то замирающий, то падающий на землю – все это было взято из программного обеспечения, разработанного специально для тактического шлема. Только в моем случае картинка транслировалась непосредственно на сетчатку глаза, и никакие визоры для этого были не нужны.

Прозрачная фигурка впереди ложится ничком, и я повторяю ее маневр, уткнувшись лицом в землю. На возвышающуюся впереди громаду здания даже не смотрю, полностью доверившись навигатору. Перед глазами мелькают заросли неизвестного растения, торчащего голыми стеблями наружу, словно неизвестный провел рукой, обдирая листву. За таким кустами особо не скроешься, видно насквозь, что уж говорить о наблюдателях с верхних этажей, для которых тушка лежащего человека, как на ладони. Но никто не кричит, не стреляет, а значит не заметили.

Призрак впереди срывается с места, и я за ним – вперед и быстро, особо не раздумывая. Пробегаю оставшиеся пару десятков метров и прислоняюсь к стене, переводя дыхание. Рядом чернеет зев прохода, лишенный двери и охраны. Ребятки, захватившие Юкивай, то ли совсем безалаберные, то ли приготовили сюрприз для непрошенных гостей.

Осторожно сажусь на корточки, осматриваю проем. Встроенный «визор» тут же любезно подсвечивает кустик у порога. На какую-то долю секунды, едва заметно, словно в шлеме садится аккумулятор. Ага, а вот и та самая ловушка, только исполненная слишком халтурно.

- Если вы, балбесы, пытаетесь замаскировать мину, то не нужно закидывать ее травой, -распинался Камерон на одной из тренировок. – Даже взгляд неопытного человека подобные вещи примечает на раз. Потрудитесь воткнуть пучок, создать видимость что он растет, а не лежит стогом сена.

И вправду стог сена, причем брошенный небрежно: наружу торчит черный угол взрывного устройства. Очень похоже на дешевый вариант «энки» инфракрасного типа действия. Самый распространенный вид на черном рынке, этакий АК-47 среди мин-ловушек. Неприхотлив и прост в эксплуатации, не требует особых навыков в установке, так что даже ребенок справится: прикрепил к стене, нажал на кнопочку и готово. Тут главное потом самому не забыть, где и что поставил.

Задерживаю дыхание, и аккуратно, не спеша, снимаю верхний слой сена. Давлю пальцем на небольшое углубление – раздается щелчок, а следом тихий, едва заметный писк - все, устройство деактивировано. Только противнику знать об этом не обязательно, поэтому аккуратно возвращаю траву на место. Никого здесь не было, никто не проходил.

Переступаю порог, делаю несколько шагов вперед и жду, когда глаза привыкнут к сумраку. Вслушиваюсь в далекие голоса, что эхом гуляют в пустых помещениях. Ребятки если не на курорте, то близко к этому. И какой смысл трем лбам торчать на шестом этаже, причем в одном окне, когда нижние подходы не прикрыты? Мины, это конечно хорошо, но они никогда не заменят живого человека, который почувствовать может неладное, и увидеть способен куда больше инфракрасного спектра.

До полных придурков из пустынного городка Ла Сантэлло им, конечно, далеко. Те больше обезьян с автоматами напоминали, нацепляв на себя все подряд, лишь бы блестящее и побольше. Нет, нынешние противники явно не из числа придурков, но и шибко умными их тоже не назовешь, скорее людьми подневольными, отрабатывающими номер.

Вдруг белая вспышка мелькнула перед глазами, и я дернулся, едва не упав на задницу. Всего лишь призрачная фигура навигатора, напомнившая, что пора двигаться дальше. И я побежал, следуя пунктирной линией, что извивалась змейкой, прокладывая путь по многочисленным коридорам и переходам, ныряя из одного безликой комнаты в другую.

Призрачный спутник то исчезал, то проявлялся: проходя сквозь стены, мелькая впереди. Один раз резко замер, пришлось и мне спешно тормозить, с трудом усмиряя сбившееся дыхание. Прислоняться к стене, сжимая в руках верный «Даллиндж» и надеяться, что приближающиеся голоса не по мою душу. Обошлось – противник прошел мимо, ничего не заметив. Два человека, если судить по звукам и отбрасываемым теням. Направились ровно в ту сторону, откуда только что пришел. Задержись я секунд на тридцать и… ничего бы не произошло. Невидимый навигатор позаботится о своем симбионте.


Пунктирная линия оборвалась внезапно: в небольшом помещении, которое по задумке проектировщиков должно было стать санузлом. Метров десять полезной площади и три глухие стены без окон. В проеме четвертой стоял я и беспомощно оглядывался, пытаясь понять замысел неведомой Твари. Может нужно спрятаться и отсидеться? Не самая трудная задачка из предстоящих.

В углу было накидано старого тряпья: рабочая одежда и просто ветошь. Там и сажусь, наплевав на чистоту и прочие гигиенические нормы. «Даллиндж» из рук не выпускаю, он для меня что соска для маленького ребенка: успокаивает одним видом. Прислоняюсь затылком к прохладной поверхности стены, пахнущей цементом и влагой. А теперь можно и подождать…

Слабо мигающая пунктирная линия уходит вертикально вверх. Сильно зажмуриваюсь и снова открываю глаза – линия не исчезла, по-прежнему взмывая в небеса. Да она что, издевается надо мной? Особо не заморачиваясь, проложила самый короткий путь сквозь потолки и стены? Как я через плиту перекрытия просочусь?

Поднимаюсь на ноги, подхожу ближе и только тогда замечаю сквозную дыру, которую ранее принял за расползшееся пятно сырости. Шестимирье далеко шагнуло в сторону прогресса, но вот стояки никто не отменял, и отверстия для них тоже. Благо, до установки труб дело не дошло - стройка раньше встала.

Оцениваю размеры дыры и понимаю, что человеку моей комплекции протиснуться вполне под силу. Осталось только подпрыгнуть, схватиться за край и подтянуться. Только одного Марионетка не учла, высоту потолков под три метра. Здесь лестница нужна или чурбачок какой, способный ее заменить.

Ни лестницы, ни чурбачка я не нашел, зато в соседней комнате отыскался пластиковый ящик, вполне себе крепкий на вид.

Взобрался на него, предварительно засунув верный «Даллиндж» за пояс. Примерился, присел и что было силы оттолкнулся ногами. Есть контакт – пальцы вцепились в края бетонной плиты. Слишком острые – ладони обожгло огнем и болью. До ушей долетел глухой стук удара – это упал ящик, сыгравший роль лестницы. Хорошо хлопнул - громко, извещая округу о незваном визитере. Да, об этом я как-то не подумал, как и не позаботился о маломальских перчатках. Или хотя бы тряпками ладони обмотал, благо последних здесь целый ворох.

Что, Петька, думал, как на турнике выйдет: подпрыгнул и подтягивайся сколько душе угодно? А вот нихрена - боль стоит такая, что кроме нее ни о чем думать не получается. Ощущаю, как тонкие струйки крови сбегают по рукам, щекочут кожу, редким дождем капая на лицо. Ничего, еще чуть-чуть, еще маленько и… я срываюсь: падаю вниз, пребольно ударяясь задницей о гребаный пластиковый ящик. Пистолет вылетает из-за пояса и с глухим лязганьем скользит в коридор. А оттуда уже доносится шум: топот многочисленных ног, переговоры по рации.

Бездна, как же больно и пистолет… пистолет укатился хрен знает куда. В голове мелькает картинка из далекого прошлого.

Вытянувшийся по струнке Том, а напротив него - красный от ярости Камерон, размахивает огромными ручищами. Только МакСтоун был способен довести тренера до состояния, когда тот начинает менять окраску.

- Где положено находится пистолету?

- В руках.

- Не выводи меня, курсант.

МакСтоун и глазом не моргнул, храбро отрапортовав:

- В кобуре, если не идет речь о фазе активных боевых действий.

- А сейчас какая фаза, активная?

- Никак нет.

- Тогда какого хера он у тебя за поясом?!

- Временная мера, так было удобно.

- Что удобно, яйца себе отстрелить?!

- Никак нет.

- Что никак нет?!

- Пистолет поставлен на предохранитель.

- Да меня не еб..т, куда он там поставлен! Что он делает у тебя в штанах?

МакСтоун молчит и правильно делает, потому как ответов здесь не требуется. А лишний раз спорить, значит увеличивать количество часов, проведенных наедине с ящиками патронов, которых у Камерона таскать не перетаскать.

Тренер еще покричал пару минут для острастки, а после выдал заключительное:

- Ремень нужен для того, чтобы штаны держать, а для пистолета предназначена кобура. Запомните, это курсанты, и однажды это правило спасет вам жизнь.

Я ведь знал об этом, но понадеялся на вечное авось. Делов-то подтянуться и оказаться этажом выше, а оно вон как вышло. И теперь иди ищи этот пистолет, когда весь первый этаж гудит перебуженным ульем. Точнее ползи, потому как боль в отшибленной заднице такая, что вставать не хочется. Содранные напрочь ладони горят огнем, в глазах сплошная темень. И в наступившей темноте, сквозь расплывшиеся стены, вижу человеческие фигуры. Много фигур, с десяток наберется, а может и того больше. Размытые светлые пятна с вкраплениями красных и зеленых цветов, именно так выглядят человеческие тела, если смотреть на них через объектив тепловизора.

Имелся у меня свой прибор, живой и крайне бестолковый. Толку предупреждать об опасности, когда ничего поделать не могу, и даже в коридор выползти в поисках утраченного оружия, потому как на другом конце уже замер противник. Только и ждет, когда высуну голову.

Экая бестолочь Марионетка, а больше всего я сам. История из разряда дай дураку сверхспособности, он и с ними обосрется. Сказочный дурачок и этим все сказано.

От ощущения собственного бессилия растягиваюсь на полу и тыкаюсь носом в пыльный пол. Пахнет кровью… Оно и не удивительно, мои ладони сейчас – сплошная открытая рана: натекло, словно с порося. Но что-то уж больно сильно пахнет, до одурения, до тошноты, заполняя рот железными гайками. Голова начинает плыть и кружиться, да столь резко, что в какую-то секунду представляется - мир перевернулся: пол вдруг стал потолком и я, влекомый неумолимой гравитацией, падаю вниз. Серые стены здания расползись, словно отсыревший картон, и я проваливаюсь в безбрежный океан, именуемый небом. Настолько огромный, что дух захватывает, и трясутся поджилки. Наверное, схожим образом ощущает себя парашютист в первые секунды полета, когда тело пробирает до пяток. Только вот я ни разу не парашютист, у меня и парашюта-то не было. Лежал на полу, цепляясь пальцами за бетонную поверхность, а мысли были только обо одном: как бы не упасть.

Не упал… Внезапный приступ головокружения резко прекратился. Остался лишь легкий приступ тошноты и тело, дрожащее от выплеска изрядной доли адреналина. Отрываю голову от пола и вглядываюсь в пространство перед собой. Именно что пространство, потому как исчезли стены недоделанного санузла. Не было больше проходов и коридоров, а была одна огромная серая площадка, окутанная клубящимся туманом. И лестница по центру, самая обыкновенная, выполненная из знакомых железобетонных изделий. Только вот не было никаких перекрытий, столбов и прочих строительных элементов, способных ее удержать, а должны быть, потому как не поделка из бумаги, а тяжелая конструкция, собранная из массивных лестничных маршей.

Странная фантасмагория, сошедшая с картин экстравагантных художников, того же Сальвадора Дали. Обесцвеченная, со шкалой яркости, выкрученной до минимума. Нет, цвета остались, но совсем уж блеклые, едва различимые. Та же кровь на ладонях приобрела странный, серовато-грязный оттенок.

Первая мысль, промелькнувшая в голове, была о смерти: все, Воронов, доигрался, добегался. Лежит твое тело, распластанное на бетонном полу, а под головой набегает темная лужица крови. И остался единственный путь, пролегающий вверх по лестнице. Очень хочется верить, что в рай, потому как дорога в ад должна вести в обратном направлении. Задираю голову, но вместо парящих ангелов и гостеприимно распахнутых золотых ворот, наблюдаю обыкновенную бетонную площадку, словно некто неизвестный убрал стены, оставив один лишь лестничный пролет, высотой… Прикинул на вскидку, и вышло что на восьмой этаж. Ровно столько уровней успели возвести строители, пока проект не канул в лету, а ушлый заказчик не получил причитающиеся отступные от федерального правительства.

Это что же получается, мне туда? Делаю два шага вперед и едва не падаю от слабости. Отбитая задница болит, ладони саднит, а голова легкая и дырявая, словно сито. Мысли утекают водой, не успевая задерживаться. Попытаешься ухватить какую, и разум моментально погружается в туман. Колесики «соображалки» с трудом ворочаются и скрипят, словно не были предназначены матушкой-природой для столь трудоёмких процессов. Туман, сплошной туман, который где-то видел. Точно видел, такой же густой и клубящийся.

Курящаяся трава, полулежащее тело девушки-провидицы и туман за окном. Мир, в которой я провалился однажды: то ли сон, то ли явь. И Марионетка там была, стоящая за дверью, и завывающая на разные лады:

«Открывай, мы пришли. Открывай? Открывай! Он нас звал? Звал!!! Мы пришли, открывай».

Помнится, тогда я не открыл, но Тварь все равно проникла в комнату и откусила несчастной Элеонор голову. Откусила и выпила, словно коктейль из трубочки, лишь тело дергалось в конвульсиях. Девушка умерла в каждой из двух реальностей и не понятно, в какой раньше. Врачи сказали, сердце у нее было слабое - «хороший» диагноз, а главное пространный, которым можно многое объяснить.

Мир клубящегося тумана и старинных вещей, заметно потрепанных временем: люстры, паркет, массивные канделябры по углам. Всюду, куда не брось взгляд, потемневшее от возраста дерево, да покрытый ржавчиной металл.

Это было тогда, а здесь и сейчас голый бетон под ногами. Местами крошащийся, местами покрытый темными пятнами и плесенью - вида мерзкого, с длинным ворсом, шевелящимся под порывами несуществующего ветра.

Плохое это место, опасное – все инстинкты об этом кричали. Нельзя здесь надолго задерживаться, поэтому заставляю себя подняться. Иду еле-еле, переставляя ватные конечности, которые уже даже и не ватные – чужие, словно отсидел или отлежал их.

Вспомнил провидицу Элеонор, которая жаловалась, что не чувствует собственного тела. Вот и со мною приключилось похожая история. Подошвы ботинок буквально шаркают по полу, а руки повисли безвольными плетьми.

Нечего, мы сможем, Петруха, выдюжим - оно ведь, бывало, и хуже, когда от боли рассудок мутился. И только подумал об этом, как споткнулся и упал на ровном месте, не дойдя пару шагов до первой ступеньки. Завалился плашмя, но даже толком удара не прочувствовал.

Лежу на животе, раскинув руки в стороны, и смотрю в серую пелену. Стена тумана клубится, дрожит живой биомассой. Всматриваюсь в постоянно меняющиеся очертания, и мнится мне, что вижу человеческие лица: смеющиеся, гневные, открывающие рты в беззвучном крике - калейдоскоп масок, бесконечно сменяющих друг друга.

Образ немолодой женщины, с гусиными лапками в уголках глаз, и ртом, искривленном в вечном недовольстве. Её лицо проявляется все чаще, демонстрируя настойчивость, пытаясь поймать мой взгляд. Тянется ко мне серым отростком, стелясь по полу, дергаясь и извиваясь, словно дождевой червь. Запрокинутая голова, растопыренные руки, изогнутая спина - бесформенный сгусток медленно но верно обретает черты человеческого тела.

Бездна… Прав был Ницше, когда предостерегал от игры в гляделки. Если долго в тебя вглядываться, ты не оставишь и шанса. Спешно закрываю глаза, и даже стараюсь не дышать, но уже поздно…

Легкий шлепок об пол, а за ним следует бессвязное бормотание:

- А я ему говорю – позвонишь, а он не звонит. И ведь обещал.

Шлеп-шлеп… шлеп-шлеп.

- Говорю ему, сам позвонишь, а он не звонит. И номер взял, а не звонит, - возбужденный голос тараторит безостановочно, повторяя одно и тоже раз за разом, с легкой горячностью, свойственной женщинам, что спешат поделиться накопившимися новостями с подругами.

- Позвонишь, а он не звонит.

И снова шлеп-шлеп. Слишком странные шаги для человеческого тела, излишне тяжелые, с заметной задержкой, словно существо долго решается, прежде чем опустить ступню.

Лежать здесь и ждать, когда оно уйдет? А если не уйдет, еще и наткнется на меня случайно. Голову откусит, как Марионетка той же Элеонор и поставят Воронову посмертный диагноз за слабостью сердца.

Нет, нельзя разлеживаться, дожидаясь неизвестно чего, потому как плохое это место, совсем плохое. Вперед нужно двигаться, вверх по ступенькам, благо лестница недалеко, каких-то пару шагов.

- А я ему говорю – позвонишь… и не звонит, хотя обещал – да, обещал, - лепечет голос, жадно делясь новостями.

Не оборачиваюсь и не смотрю в сторону говорливой женщины, раз за разом шлепающей босыми ступнями. Слишком уж жадно она цеплялась за взгляд, ловила его, словно угодивший в яму человек ловит конец веревки. Приподнимаюсь на локтях и начинаю ползти, оставляя позади сантиметры серого бетона. Не чувствуя боли в содранных ладонях, не чувствуя мелких цементных камушков под локтями, не чувствуя ничего.

А вот и первые ступеньки долгожданной лестницы, над которыми успело поработать время. Заметны участки крошащегося бетона, который ползет, отслаивается пластами, обнажая сетку арматуры.

- Позвонишь – а он не звонит, - продолжает лопотать женщина, пытаясь выговориться и донести для слушателей столь простую мысль. А мне что звонит, что не звонит – знай, продолжаю ползти. И если первые два марша дались с превеликим трудом, то к третьему уже приноровился, орудуя не только руками, но и ногами.

Шлепало далеко внизу и звуки голоса порою терялись, забывая отражаться эхом от клубящихся серых стен. С каждой пройденной ступенькой чувствовал себя все смелее и осмелел настолько, что таки решил подняться. Встал на трясущиеся ноги, и походкой пьяного эквилибриста продолжил путь.

Дело пошло заметно быстрее. Я уже не качался маятником, растопырив дрожащие руки в стороны. Ушел страх, появилась уверенность, а вместе с уверенностью вернулось забытое ощущение собственного тела. Не абсолютное, но вполне достаточное, чтобы продолжить подъем на своих двух.

Оставалось миновать последний марш, когда я остановился и отважился посмотреть вниз. Не знаю, что на это сподвигло: любопытство или обыкновенная человеческая глупость, но я таки это сделал, аккуратно опустившись на корточки, и высунув голову за край.

Внизу на ходулях расхаживала нескладная женская фигура. Точнее это я решил, что она на ходулях, потому как не могут быть нормальные ноги такой длины, в нарушении всех норм и пропорций человеческого тела. Только ходули не сгибаются, не имеют коленок и не обтянуты кожей с синими прожилками вен.

- … а он не звонит, - долетает до ушей обрывок бесконечного монолога.

Существо вышагивало, разведя уродливые конечности в стороны, словно намеревалось сесть на шпагат, но забыло об этом, да и пошло враскорячку, выгнув дугой тело и вытянув косматую голову на длинной шее. Оно явно что-то высматривало и принюхивалось, водя носом из стороны в сторону: вправо-влево, с резким поворотом назад, на полноценные сто восемьдесят градусов. На такое были способны только совы, ну или люди со сломанной шеей.

Да, мать, эка тебя жизнь потрепала. Кажется, теперь начинаю понимать, почему он тебе не перезвонил.

И вдруг существо дрогнуло - задрало морду вверх и уставилось прямо на меня. Уж не знаю, имелись ли у него глаза или лицо в привычном понимании этого слова. Некогда было разглядывать, потому как отпрянул назад и затаился, перестав дышать.

Существо внизу замолчало, мир клубящегося тумана погрузился в тишину, а потом быстрое шлеп-шлеп, шлеп-шлеп…

Тварь неслась по лестнице, перепрыгивая ступеньки, минуя пролет за пролетом. Женское тело, обтянутое остатками платья, вытянулось в струну, а голова ее выгнулась на длинной шее, уставив перекошенную морду туда, где я сидел и где скрывался. Оно бежало по мою душу…

Спасибо рефлексам, бросившим тело вперед: с трудом слушающееся, но при этом умудряющееся перебирать ногами. А там, где не хватало ног, помогал себе руками. На радость всем злопыхателям больше всего сейчас был похож мартышку, улепетывающую прочь на четырех конечностях. Ну и плевать, когда сзади доносятся громкие шлепки, становясь все ближе и ближе. Липкий ужас сковал разум, и только одна единственная жилка пульсировала в голове, заладив бесконечное: вперед, вперед. Я следовал ей послушно, несясь на всех порах, и даже не заметил, когда кончились ступеньки. Вывалился на площадку и утратив равновесие, покатился кубарем в сторону края. Ничем не огороженного, ведущего в пропасть высотой с восьмиэтажный дом.

«Расшибусь нахрен», - мелькнула запоздала мысль и пришла боль…


Не помню, как поднялся, как брел вперед, то и дело спотыкаясь, упираясь в стены. Один раз даже упал, распластавшись рядом с пыльным мешком, который при ближайшем рассмотрении оказался человеком. Точнее мумией, с высохшим пергаментом кожи и остатками волос на треснувшем черепе. Пустые глазницы смотрели вверх, раззявив челюсть в немом крики.

Дальше лежало второе тело, третье… пыльные кули человеческих останков. После всего увиденного мертвецами было удивить трудно, да и физическое состояние не располагало к выплеску лишних эмоций. Все силы уходили на продолжение движения. Я шел, сначала тупо и бессмысленно, ради самого процесса, а потом на голоса. Голоса, послужившие той самой путеводной нитью, за которую крепко схватился и которую уже не отпускал.

- Отставить панику… Где Гадо, почему не отвечает на вызовы? Что значит, сбежал? Какие мусоровозы, вы там совсем спятили от страха? Да мне насрать, кто и где катается, хоть две машины, хоть три, хоть десять. Милый мой, я вам за что деньги плачу? Почему должен тратить свое драгоценное время на мелочи?

Отрывки фраз долетали до ушей, но в голове не задерживались. Я слабо понимал смысл сказанного, да признаться и не пытался этого сделать. Просто плелся на звуки, крепко держась кровоточащими ладонями за путеводную нить.

И таки выбрался на большую площадку, залитую светом заходящего солнца. Вышел из сумрака, и начал щуриться, пытаясь избавиться от ярких пятен в глазах.

- … трупов никогда не видел? Что значит, старые? Да мне плевать, как они выглядят. Я тебя не в качестве патологоанатома нанимал. Где объект? Почему упустили?

- Шеф.

- Что значит исчез? Датчики что показывают? Фиксаторы тоже сгорели?

- Шеф, он здесь!

Я раньше слышал эти голоса: сухой, чуть надтреснутый - Старика, и властный, привыкший командовать – Марата Саллей аль Фархуни или Генриха Гиммлера местного разлива, если верить Мо.

- Дорогой ты мой, неужели добрался, - сгусток тени метнулся в мою сторону, превращаясь на ходу в холеного мужчину средних лет, с аккуратно подстриженной бородкой аля эспаньолка. Он схватил меня за щеки и принялся ласково трепать, приговаривая на чисто русском: - ты же мое золотце, ты же мое Эльдорадо. А я знал, я верил, что сможешь. Дошел значит, добрался.

Чужие пальцы наконец отпустил голову. Марат сделал шаг назад и внимательно осмотрел меня:

- Бездонная бездна, как же плохо выглядишь… Где тебя носило?

«Именно там и носило», - непременно ответил бы я, но на ворочать языком сил не осталось.

- Что с руками, а с одеждой… с одеждой-то что приключилось. Великий Космос, да тебя изрядно потрепало.

А что с одеждой не так? Опускаю взгляд вниз и вижу серую, пошедшую трещинами кожу ботинок, словно возраст их исчислялся веками, а не парой лет. Некогда черный костюм заметно поблек, нитки плотного материала распушились, а кое где и вовсе поползли, образуя дырки. Пуговицы «послетали» напрочь, оставив на память обрывки гнилых ниток. Края рубашки были нараспашку, демонстрируя голый торс. То-то меня холодило и поддувало все это время.

- Пустое, все пустое… Главное, что здесь, что добрался. И ведь никто не верил, а я знал, знал! Смотри, Старик, полюбуйся на нашего красавчика, как он всех уделал. Дорогой ты мой… Признавайся, высохшие трупы, твоих рук дело? Ну же, говори, не стесняйся, - Марат на радостях хлопнул меня по плечу, выбив облачко пыли из остатков пиджака. Эмоции буквально переполняли его, заставляя говорить и говорить бесконечно. – Симбионт твой хорош, он просто прекрасен. Какой потенциал, какие возможности. Тут некоторые из числа умников доказывали, что слишком слаб, Палачу в подметки не годится. Как же они ошибались… Утерли мы им носы - да? Показали кто и на что способен. И всего-то нужно было, предложить задачку посложнее. Нет, пустое, не о том всё. Лучше расскажи, как умудрился с первого этажа на восьмой перескочить? Пространственные червоточины? Слушай, а все эти временные искажения в точках входа и выхода… Это же эффект Веспера-Вейса во всем своем великолепии. Просто с ума сойти, временные аномалии в одном пространственном континууме. Материя в радиусе двадцати метров на сотню лет вперед постарела: люди, металл, бетон. Ты бы слышал эти панические крики: центр, они превратились в трупы, мы отходим… отходим, - Марат встал в театральную позу, заломив в ужасе руки. Уж не знаю, кого он там пытался изобразить, но переигрывал явно.

- Сбежишь тут, когда живой человек на глазах в мумию превращается, - едва слышно проворчал надтреснутый голоса. Зря он это сделал, потому как Марат мигом оскалился, натуральным образом обнажив зубы, словно злобный хорек.

- Адвокатом вздумал выступать, старче? Защищать их будешь? Я же велел людей покрепче найти, а ты кого притащил? Дворовую шпану с улицы?!

- У бригады Гадо авторитет и уважение…

- Молчать! – по-бабьи взвизгнул Марат и даже кулаком погрозил. - Деру дал твой авторитет вместе со всей своей бригадой. А поскольку ты за них поручился, то тебе и ответ держать перед людьми уважаемыми. По-настоящему уважаемыми, а не как этот… Гадо. И что за прозвище такое дурацкое, на гадюку похоже.

Старик разумно промолчал в ответ. Мои глаза достаточно привыкли к свету, чтобы суметь разглядеть сгорбленную фигуру в скоплении теней. Стоит в напряженной позе, глубокие борозды морщин испещрили и без того немолодое лицо. Память не подвела, это был тот самый Старик из Дальстана, убивший Малу. Если верить оперативным сводкам, правая рука Марата.

Рядом с ним вижу девушку, полулежащую в массивном кресле. Тонкие запястья привязаны к подлокотникам, волосы черной шторкой закрывают лицо, но и без того знаю – это Юлия, больше некому. Жива?

И тут же сам себе отвечаю: жива, иначе давно бы отправился следом. Только почему без сознания, почему кожа белее снега? Игра света или действие яда, про который Майер упоминал. Открываю рот, чтобы спросить, но тут острый ноготь Марата больно упирается в голую грудь.

- Мы… ты и я преподнесем миру великое открытие, с которым ничто не сможет сравниться: ни полеты в космос, ни первые путешествия в параллельные миры. Это будет новая эра в развитии человеческой цивилизации. Глупцы… не желают видеть дальше своего носа, мечтая лишь об очередном биологическом оружие. Но я-то знаю, в чем твое истинное предназначение – следующий этап на пути эволюции, от мартышки, бегающей по джунглям до человека разумного. И назовем мы его сверхчеловеком… Нет, не так, - Марат недовольно поморщился, – звучит слишком пафосно, как в дешевом фантастическом боевичке. Но ничего, над терминологией еще поработаем. Сейчас главное - то, что внутри тебя. Настоящее золото… симбионт, способный вывести человечество на новый уровень.

- Тварь, - шепчу я одними губами.

- Тварь? Почему Тварь? Нет, это слишком уничижительно, - Марат недовольно покачивает головой. – Симбионт мне нравится куда больше: звучит приятнее и отражает суть. А что касательно негатива… что ж могу понять, но и ты пойми меня правильно – глупо злиться на микроба, помогающего желудку перерабатывать пищу. Симбионт тот же микроб, дающий человеку возможностей не в пример больше. Просто представь, какие перспективы откроются перед человечеством, когда подчиним их своей воли.

Марат меня не понял, но оно может и к лучшему: мало кому понравится, когда его прилюдно называют тварью. Гребаный доктор Менгеле, мечтающий вывести породу сверхлюдей с помощью подселения в организм существ из запределья. Он даже не понимает, какой ящик Пандоры пытается открыть.

- Сей драгоценный алмаз гранить и гранить до состояния бриллианта, - острый ноготь раз за разом тычет в мою грудь. Хочется врезать по этой ухоженной, чисто выбритой физиономии, благоухающей дорогим парфюмом, но сил не осталось даже стоять. А довольный собою Марат ораторствует, произнося переполненную пафосом речь о великом будущем для всей человеческой расы. Плюнуть бы в его рожу, да слюны не осталось. Только и могу, что рот открывать, словно беспомощная рыба, выброшенная на берег.

- Тебе помочь? – аль Фархуни наконец обратил внимание на мои безуспешные потуги выдавить хоть слово. – Дайте парню уже попить и стул, скорее стул. Не видите, на ногах еле держится.

Заботливый, мать его…

Не успеваю моргнуть, как оказываюсь сидящем в мягком кресле. Чья-то рука поднесла к губам горлышко бутылки и осторожно, словно маленького ребенка, принялась поить. Тягучая, горькая смесь потекла по пищеводу, заскользила тонкими ручейками по подбородку. Я было дернулся, но чужая рука лишь плотнее прижало горлышко к губам.

Где-то рядом весело хохотнул Марат.

- Не переживай, никто тебя травить не собирается. Верно говорю, старче? Ты нам теперь живой нужен, и не просто живой, а в полном уме и здравии. Добровольно сотрудничать будешь, не за страх, а за совесть, потому как такие условия предложим, не условия а конфетка, ты даже отказаться не сможешь.

Да кто бы сомневался. Мне из цепких пальцев Марата только один путь заказан – ногами вперед.

- Дорогой ты мой Петр, мы не ваша Организация, эта бездушная бюрократическая гидра, только и способная, что выжимать все соки из людей. Мы самая настоящая Семья, о членах которой заботимся и ценим. Выбрось из головы все эти глупые байки, раздуваемые продажными СМИ, о преступном синдикате, жрущим младенцев на ночь. Мы никого просто так не убиваем, по одной лишь прихоти или по велению злого сердца. Имеем свои законы и принципы, не менее гуманные, а может даже и больше. По крайней мере стариков на улицу не выбрасываем, и дети у нас растут в полных семьях, а не под опекой бездушного государства. Страшный и ужасный Конкасан… всего лишь пустой звук, пугалка для обывателей. Нас много и мы разные, порою конкурирующие друг с другом, порою воюющие. Но есть то одно, что всех нас объединяет, – глаза Марата сузились, приобретя холодный оттенок. – Ненависть к диктату, навязанному свободному человечеству. Ненависть к Организации, которая давно перестала выполнять свои прямые обязанности - защищать общество. Ненависть к структурое, которая превратилась в бизнес, в рычаги управления мирами в руках власть имущих.

- Что с Юлией?

Марат сбился с пламенной речи, и с некоторым удивлением воззрился на меня.

- Убьете?

- Да помилуй тебя бог, кажется, так принято говорить на вашей родине? – на чисто русском возмутился собеседник, - Мы же не звери какие, отпустим девчонку на все четыре стороны. Пускай дальше радует восторженную публику своим творчеством.

- Но яд.

- Ах ты об этом, да уж давно антидот вкололи: как только ты появился, так и вкололи. Повторюсь, в сотый раз, мы не звери, и просто так людей не убиваем.

- Такси… столько людей. Зачем?

- Какое такси? – не понял Марат, а после рассмеялся, хлопнув себя по ляжкам. - Ты про то покушение возле парка? Поверь, никто не хотел столько смертей. У официальной пресс-службы Организации есть прекрасный термин, которым она пользуется, когда что-то идет не так. Боевой дрон из-за ошибки пилота потерял управление и рухнул на жилой массив - сопутствующие жертвы. Погибли три семьи во время поимки беглого преступника - сопутствующие жертвы. Во время освобождения дата-центра заложников погибло больше, чем террористов - сопутствующие жертвы.

Марат прошелся по комнате, а после присел на корточки, так что глаза наши оказались вровень. Положил раскрытую ладонь на мое колено и доверительно произнес:

- Прости, Петр, что прибегли к столь суровым методам, но по-другому было нельзя. Как там у вас говорится, наука требует жертв? Умникам необходимо было воочию убедиться в способностях симбионта. Все эти такси, лифты, муляжи взрывчатых веществ – обыкновенные испытания в полевых условиях.

- Какие муляжи, - не понял я.

Марат улыбнулся и глазами, полными ласки и заботы, посмотрел на меня.

- Ты и представить себе не можешь, сколько всего было. Мы протестировали вашу с симбионтом связку по полной программе. Просто не все пункты касались непосредственной угрозы для жизни, поэтому ты о них ничего и не знаешь. Мы бы развернулись в еще больших масштабах, но эта долбаная контора… Они что-то начали подозревать.

Запиликала рация на поясе аль Фархуни и тот моментально изменился в лице. Вскочил на ноги, и поднеся трубку к лицу, рявкнул раздраженное «да». Несколько секунд напряженно вслушивался, после чего проорал:

- Ты понимаешь, что отвлекаешь? Почему я должен заниматься гребаными мусоровозами, когда ты еще на прошлой неделе уладил вопрос. Кто докладывал об изменении графика строительных работ? Что? Да мне насрать, что не выходят на связь. Это твоя проблема и ты ее должен решить, иначе больше никаких бабок от меня не получишь. Ты меня понял? Я повторяю вопрос, ты меня понял?

Рация описала дугу в воздухе и приземлилась прямо в подставленные ладони Старика.

- Передашь трубку только если будет действительно важное, - бросил злой Марат и обернулся в мою сторону. – Так на чем мы там остановились?

- Майер, его роль?

- Ты про негрилу здоровенного? Пришлось припугнуть маленько. Обыкновенно не имею дел с черномазыми, но этот тип оказался на редкость сговорчивым. Когда речь зашла о жизни подопечной, мигом согласился.

- Чувства он к ней питает особые, еще родителям ее служил, - добавил Старик, до той поры молчавший.

Сид Майер… выходит он все знал. Сука… знал, что не было никаких покушений, что жизни Юкивай ничего не угрожает, а были лишь дурацкие испытания, устроенные неким аль Фархуни - Генрихом Гиммлером от Шестимирья. Знал и все это время играл в чужую игру, в которой сам был фигурой зависимой и нами двигал, словно пешками. Ладно я живым остался, а как быть с Моряком, что превратился в кровавую отбивную в лифте? С десятками других людей, погибшими под колесами взбесившегося такси? Интересно, Юлия в курсе, какую цену пришлось заплатить за спасение ее жизни?

Мысли с трудом ворочались в переполненной туманом голове. Кажется, надышался им преизрядно, провалившись в запределье или пространственную червоточину, как выразился Марат. Мысли были, а вот сил на эмоции не осталось, разве что выматериться в очередной раз, тихо и про себя.

Аль Фархуни тем временем продолжал разглагольствовать, о великом будущем и о преимуществах нашего сотрудничества. Мне обещали самый настоящий рай на земле, а точнее остров в Тихом океане, с дикими пляжами и особняком, полным наложниц. Разумеется, остров появится не сразу, а как только утрясется ситуация с моим исчезновением. Поэтому для начала сойдет и подземный бункер, где Петра Воронова превратят в лабораторную мышь.

Марат все говорил и говорил, убеждая меня и всех присутствующих. И кажется сам начинал верить собственным словам. Про таких обыкновенно говорят: «врет, как дышит». Или грубее звучало, не помню… Мысли путались, цеплялись друг за друга, в клубящейся серой массе. Не рай это, а жизнь в золотой клетке в качестве подопытного животного - жизнь, отказаться от которой уже не смогу. Марат так прямо об этом не заявлял, сохраняя иллюзию выбора, которого не было и в который поверить мог разве что клинический идиот.

Все, Петруха, приехали - конечная остановка. Оказался в цепких когтях Конкасана из которых уже не вырваться. Спасибо тебе большое, Сид Майер.

Я думал, что больше никогда его не увижу, но он явился. Сбил полную патетики речь аль Фархуни, вызвав тем самым его немалое неудовольствие.

- Забирай девку и проваливай!

И некогда грозный Майер безропотно подчинился: аккуратно взял на руки находящуюся бессознания Юлию и вышел, ни сказав ни слова, и даже не взглянув в мою сторону. Сделка закрыта, обмен состоялся.

А после пришел наш черед уходить. Марат снарядил в мою личную охрану, а лучше сказать конвой, пару крепких ребят. Те оказались на редкость шустрыми, сразу попытались поднять на руки. Этого еще не хватало: я не инвалид какой, по крайней мере пока до моего тела не доберутся ученые из подземной лаборатории.

Встал и сделал пару шагов - слегка покачивало, мутило, но на своих двух держало. Горький напиток, которым потчевали последние полчаса, оказал целебное воздействие. Я даже боль в содранных ладонях перестал чувствовать, остались лишь ее далекие отголоски.

Крепыш справа попытался ухватить за плечо, но я отдернул руку, и выдал глухое:

- Не сбегу.

- Не сбежит, - подтвердил Марат, довольный моей догадливостью.

В таком состоянии, да с восьмого этажа – только камнем вниз, а Марионетка… А что она - тупая Тварь, только и способная, что реагировать на опасности, причем не всегда адекватно ситуации. Мне сейчас никто не угрожал, лезвием у горла не водил и пистолет к виску не приставлял. Наоборот, клятвенно обещали беречь и заботится о моей тушке, словно о живом активе, способном привести к небывалому успеху в обозримом будущем. А раз так, то нет поводов для волнений: ни у Марионетки, ни у Марата, успевшего изучить особенности моего симбионта. Гребаный экспериментатор…

Он буквально лучился довольством, беспрестанно улыбался и бесконечно твердил о светлом будущем, о перспективах. Оратором он был великолепным, и я бы непременно проникся, если бы лучше соображал, а так сплошная дымка в голове и оранжевый закат над крышами далеких домов. Последний закат, который наблюдаю в столь полюбившимся районе Монарто. Закат вольной жизни и карьеры детектива Службы Безопасности.

- Красиво здесь.

- Это ты еще красивых мест не видел, - Марат услышал мое бормотание. - Бывал когда-нибудь на Танмарке? О, поверь, это самые лучшие пляжи Шестимирья, по сравнению с которыми распиаренная Латиния рядом не стояла. Уж на что наш Старик ворчливый, даже ему понравилось. Верно говорю?

- Аборигенки на островах высшей пробы, ласковые и нежные, а уж кудесницы какие, - незамедлительно подтвердил тот, - ты заценишь, паря.

- Кто о чем, а Старик о бабах, - весело рассмеялся Марат. – Угомонись уже, старче, там и помимо женщин есть, на что посмотреть. Такой фауны во всем Шестимирье не сыщешь: уникальный природный заповедник посередине океана, окруженный коралловыми рифами.

Марат снова увлекся и начал рассказывать о пышущих жаром вулканах с лавой, что вечно стекает по склонам. Великолепная иллюминация в звездной ночи, особенно когда любуешься ею издалека. Лежишь на бархатном песке пляжа и попиваешь бокал «Ариньё» двадцатилетней выдержки.

Эстетствующего оратора прервал писк рации.

- Шеф, срочно.

- Бездонная бездна, если снова ваши мусоровозы.

- Касательно груза из Маланты, проблема… кхм, с герметичностью контейнера.

- Да что б вас, вечно какие-нибудь проблемы, - зло выругался аль Фархуни. Схватил протянутую трубку, и ушел в глубь помещения, гнево вещать и требовать. Я его не слушал, лишь любовался оранжевой полоской на горизонте. Один из сопровождающих ушел с шефом, другой стоял неподалеку, скорее обозначая присутствие, нежели действительно охраняя. Оно и понятно, бежать мне некуда: кругом люди Конкасан, а учитывая текущее физическое состояние. Настолько хреновое, что Марат на полном серьезе предложил спустить вниз на носилках. Заботливый, сука!

Делаю шаг к самому краю. Охранник было дернулся, но остановился – восьмой этаж. Не самоубийца же этот парень в самом деле. Как он ошибался…

Я видел промелькнувшие внизу тени крупных грузовиков: те самые непослушные мусоровозы, по поводу которых бесконечно ругался Марат, и проблему которых до сих пор не решили.

Большая туша совершила крутой вираж, и опасно сблизилась с серыми стенами здания, едва не врезавшись в них. Этажом ниже послышались возмущенные крики, кто-то обещал открыть стрельбу. Но водителя мусоровоза угрозы не волновали ни в малейшей степени. Транспорт медленно фланировал вдоль здания, демонстрируя недовольным зрителям выпуклые бока. Огромный, массивный, напоминающий тушу кита.

Им там внизу не было видно, как призывно мигают зеленые лампочки на крыше, как открывается верхняя заглушка, демонстрируя мусорное нутро, под завязку набитое картонными коробками. Они не видели, а я на восьмом видел прекрасно. И как только корпус грузовика оказался прямо подо мной, сделал шаг в пропасть…

Бездна… Хочется верить, обойдется парочкой сломанных ребер, как Мо и рассказывал.


Загрузка...