Практика по фольклору

Глава 8

— Иван…

— Да?

— Так, а мы что, его… полноценно увели? — в вопросе Фроша было, скорее, удивление, чем страх.

— Угу, мой кляйне лягушонок, — громко зевнул студент и перехватил веревку, заменяющую в данный момент поводья. — Еще как увели.

— Так, а мы что, теперь полноценные ко-но-крады?

— Ну, не совсем. Потому что это — кобыла, а не конь. Хотя… по уголовному кодексу, да. Но, ты ж у нас — малолетний. В крайнем случае, скажешь: силой тебя на лошадиный зад водрузил. Кстати, держись ко за меня ответственно. Не расслабляйся.

— Хорошо, — поддернул малец сумку, втиснутую между собою и теплой студенческой спиной, и снова обхватил Ивана руками. — Я тогда посплю пока. А ты управляй.

— Поспи, — шёркая «песочные» от недосыпа глаза, улыбнулся парень. — Но, родимая! Или как там дед всегда говорит? В общем, но!..

В общем, «приехали». Хотя, с места рванули еще пешком. Из утратившего свой «счастливый талисман» особняка, по дороге, ведущей обратно к столичному тракту. А как только справа, сразу за буковой рощей, сочно пахнуло лугом, решили через него свой маршрут сократить. И прошли мили две. Отчего не идти? В начале июня травы еще невысокие. К тому ж, ночную росу уже давно обдуло ветром, а на небе, бледно-голубым фонарем, висит предрассветное полнолуние. А вскоре и вовсе вынырнули на хорошо укатанную двухколейку, уводящую, видимо с тракта, как раз в нужную сторону. И, переглянувшись, двинули дальше по ней.

А примерно, еще через милю, наши путники вместе с дорогой уткнулись в низкие ворота с точно таким же забором, опоясавшим строения внутри. Вот тут и встал вопрос. Однако, сначала чисто просветительский:

— Это куда мы пришли? — в угасающем лунном свете, подростковая физиономия смотрелась как-то иначе. Взрослее, что ли? И Иван, внимательно в нее вглядываясь, даже с ответом промедлил. Фрош же, нервно потер сморщенный нос. — Это ферма какая-то? Воняет оттуда…

— Лошадьми.

— Что?

— Конная ферма графа Титкина. Известна на всю страну своими серыми джингарскими скакунами, — а потом, вытянув шею, прищурился. — Угу…

— Что, «угу»?

— Табун не внутри, а в открытом загоне ночует. А охраны и конюхов что-то не видно… А, вижу. И костерок у будки уже затух, — с этим же прищуром глянул он на мальца.

— И что с того? Предлагаешь перелезть и любезно подбросить поленьев?

— Да нет. Раз костерок затух, значит, дрыхнут, трудолюбцы.

— А, вдруг, нет? — сам не заметил, как вслед за студентом, свернул с просветительской темы, Фрош.

— А вот сейчас и проверим, — бросив в траву сумку, подошел тот вплотную к низкому заборчику.

— Иван, Иван, погоди, — видя такое дело, вскинул малец к груди руки.

— Ну, ты чего? Здесь в милях десяти, городок будет, Зимень — как раз на рассвете доедем. А там привяжем к коновязи у какой-нибудь конторы. Или ты…

— Я… только осторожнее. Если что, я Гешу вслед подтолкну… — ну что, студент Вичнюк, испортил внука ученой дамы? Нравственно разложил?

— Ладно, — ободряюще кивнув, подтянулся парень и закинул на доски ногу. А через пару секунд и вовсе исчез с другой, недоступной подростковому взору, стороны.

— Мать же твою, альма матер, Геша, — притянул к себе пса за металлический ошейник малец. — Если с ним что-нибудь случится, я себе никогда этого не прощу.

Пес, уткнувшись лбом в его коленки, оптимистично замахал хвостом…

— … и совсем стыд с совестью потеряли! Я кому сказала, морду отдвинь?!.. Эй, а, ну, отдай и морду отдвинь!

— Что?.. — Иван вскинул голову и удивленно уставился на орущую прямо у его левой ноги конопатую тетку. Тетка, с общипанным пучком зелени в одной руке, подбоченилась другой и набрала в могучую грудь воздуха:

— Лошадь свою от моей петрушки убери! И плати давай за ущерб, охальник! Она мне на два меденя товару сжевала!

— Иван, — обалдевшим шепотом выдохнул, прижавшийся к студенту Фрош. — Мы где?

Тот, скосясь на застывшую в ожидании торговку, таким же шепотом сообщил:

— В Зимени. Только я, кажется, того…

— Ага. И я тоже.

— Вы меня извините. Я нечаянно на ходу уснул, — пробежался наш герой глазами по пестрому ряду перегнувшихся через столы товарок «пострадавшей», а потом вернулся к ней самой. И даже попытался изобразить покаянную улыбку. Но, толи улыбка вышла кривой, толи у тетки к такого рода «аргументам» профиммунитет выработался:

— А чё ты мне скалишься? — зыркнув вдоль пустой улицы, применила она встречные «аргументы». — Плати, давай или я сейчас стражу городскую кликну! Нет, вы видали? — две ближние по ряду соседки, одна с пожухлой прошлогодней морковкой, другая — с шеренгой веселеньких полосатых носков, утвердительно поджали рты. — Нажрала мне тут петрушки, пока я корзину вытрясала, аж на три меденя!

— На сколько? — отозвались с прожорливой лошади Фрош с Иваном.

— А чего? — выкатила торговка глаза, сподвигнув последнего к срочному переходу на новый уровень переговоров.

Правда, из собственных «аргументов» у него остались лишь «шедевральные братья» в сумке. Но, данный артефакт сгодился бы сейчас разве как «ударная единица». Да к тому же, весьма сомнительная (и саму книгу жалко и, вдруг, знак сохранности на ней был одноразовым). Поэтому Иван решил начать издалека:

— Да вы не расстраивайтесь. У нас здесь родственник живет, в самом конце этой улицы. Так мы до его дома за деньгами сейчас…

— Да через час!

— Что?

— Самый умный что ли? Со мной такие побасенки не прошнырят, — под многознающие ухмылки товарок, оповестила пострадавшая. Иван же упрямо продолжил:

— Так мы же не просто так. Мы вам нашу лошадь в залог оставим. А как деньги принесем, ее заберем. А?

— Да два! Оставляйте в залог три меденя и скачите хоть до самой столицы.

— А какой же это залог? — удивленно пискнул из-за Ивановой спины Фрош, но тут рот открыло еще одно сильно заинтересованное лицо:

— Гутя, а ты глянь ко внимательно.

— Куда? — метнулась хозяйка элитной (судя по стоимости) петрушки к тоже элитной пасти кобылы. Но, не обнаружив торчащей из нее травы, развернулась к худощавой бабке. — Куда мне глядеть то?

Бабка, заинтересовав теперь всех без исключения, ткнула кривым пальцем в высокую лошадиную холку:

— Породу мышиную не признаешь? У тебя ж кум на такой же неделю назад к тебе ж и приезжал, только хромой, выбракованной по-ихнему. А кум у тебя где работает?

— Мать же твою… Фрош, медленно сползаем и быстро валим.

— Ага-а…

— Так это… А ведь точно, — распахнула потерпевшая рот, — А ну, стоять!!!

— Р-р-гаф! Р-р-гаф!

— Всем здравствуйте. Что за крик с утра пораньше?

— Господин стражный начальник, я воров поймала! Вот эти… э-э, вы куда?! А ну…

Дальше события пошли с завидной для любого нарушителя закона скоростью, но, к несчастию, наша криминальная пара, результатом блеснуть не смогла. И Иван, с сумкой в руке, уже обогнул двух стражников на подходе, когда сзади него раздался победный женский вопль:

— Поймала! Держу! — недавняя пострадавшая, ухватив распластанного на земле Фроша за штанину, явно метилась прижать оного для надежности еще и собой.

— Да мать же твою! — рванул студент обратно и бедный подросток чуть этой части гардероба вовсе не лишился. Но, тут в действо включилась городская стража. Правда, начальник ее сам в драку не полез, но студенту вполне хватило и двоих его подчиненных. И он только успел перебросить ношу мальцу, а потом ему страшным голосом проорать. — Уходи, давай!

— А ты?! — придерживая штаны, запрыгал Фрош на другой стороне улицы.

— Уходи, я сказал! — ныряя в сторону от прямого удара, выкрикнул Иван. А потом нашему герою уже стало не до упрямого подростка… Правда, минуты через две…

Вот если в жизни своей всегда искать хорошие стороны, то, по сравнению с последними днями, Ивану Вичнюку очень даже повезло. Во-первых, его в городской тюрьме накормили. Сначала завтраком, потом — обедом. А сейчас он предвкушал ужин. А, во-вторых, он, наконец, отоспался. В тишине и покое, никуда больше не спеша. Это — из хорошего. Теперь, из «остального»: Прокурату нашего конокрада не сдали. Да его и допросить толком не удосужились. Хотя, данный сценарий был вполне предсказуем, потому как в любом населенном пункте любой стражник желает есть и пить не хуже любого прокуратского приора. Но, в отличие от этого самого приора, он, бедолага, жалованьем не вышел. А, значит, приходится кое с кем «тесно дружить», компенсируя разницу в оном. В Зимени городская стража, по всей видимости, дружила с графом Титкиным. А значит, нашему студенту суда не видать. Точнее, он будет, но, не в привычном смысле этого слова (с обвинителем, защитником, тремя судьями и румяными от стыда родственниками). Все пройдет гораздо скромнее и интимнее. Хотя, если бы, например, Ивана Вичнюка судил тот самый, бывший покровитель недавно знакомого ему суккуба, приговор бы вышел не менее красочным… Да… А интересная у вас жизнь, студент Вичнюк. Насыщенная… И к чему она вас приведет?

Но, как ни странно, Иван, лёжа на тюремной лавке, думал сейчас не об этом. Он вспоминал тщедушного Фроша. Вспоминал, прикидывал и подсчитывал. В итоге выходило не так «хорошо», как у него самого сейчас. Ведь, оставшиеся до Куполграда около тридцати миль, подростку за день явно не пройти. Это, если пешком. Правда, когда он начинал представлять, кто и на чем может Фроша бесплатно подбросить, выходило совсем уж муторно. Ведь не всегда на пути попадаются такие, как почтарь с сыном — студентом. Да и опыт общения последних дней тоже наводил на определенные мысли. Не то о фатуме, над одним из них уж точно зависшем. Не то о какой-то «загадке» судьбы, где все величины до сих пор неизвестны… И Иван Вичнюк бы многое сейчас отдал, чтобы взглянуть хоть одним глазом на худого подростка, шагающего по обочине тракта в сопровождении черного лохматого пса. Взглянуть и удостовериться, что…

— И нечего так пихаться. Я ведь сам сюда…

— Мать же твою, лиственницу! Словили?

Усатый тюремщик, толкнувший в камеру Фроша, насмешливо раззявил рот:

— Ага, как же. Сам сдался. Камушки в окно пулял, идиот малой. Сказал, что, это он — главарь банды. Смешно, конечно, да таких идиотов на свободе держать… — уже закрывая дверь, физиономией изобразил он полную в том нецелесообразность. И громко задвинул внешний засов.

Бывшие же подельники уставились друг на друга. Хотя, сами ведь желание изъявляли, господин Вичнюк? Вот вам — «худой подросток». Хоть двумя глазами на него пяльтесь, хоть…

— Иван, как тебя избили и ты весь в…

— Я тебе что сказал? — сжав содранные кулаки, процедил студент.

— Ива…

— Я тебе что сказал делать?! — вовсе подскочил тот с лавки. — Какого хоба ты вытворяешь?! Ты хоть понимаешь, во что встрял? Ты понимаешь, что нас властям сдавать не станут? И поблажек по возрасту тебе не дадут, а лучшее, что тебя ждет — месяц бесплатной чистки элитных конюшен. Лучшее. Не говоря уж…

— Иван, я все понимаю, — храбро выкрикнул Фрош. Так храбро, что студент на миг даже удивился:

— Да, неужели?

— Ага, — кивнул малец. — Я все прекрасно понимаю. И поэтому так поступил. И так… поступлю! — и, с ходу обхватив студента за шею, повис на нем в неумелом, но очень убедительном поцелуе.

В первый момент наш герой, вместе со способностью дышать, потерял и все эмоции оптом, а уже через мгновенье, внезапное осознание случившегося так его потрясло, что он, взревев, с силой отбросил подростка к противоположной стене. Фрош звучно об нее приложившись, на подогнутых ногах сполз прямо на пол. И, не открывая глаз, там затих. А вот Иван, очнувшись вновь, испугался уже всерьез:

— Фрош! Да хобьи выкрутасы и что ты вообще… — подскочил он к мальцу и шлепнулся перед ним на колени. Потом осторожно потряс за плечи. — Фрош, ты живой? — худенькое тело, вдруг дернулось, и прямо под пальцами Ивана пошло мелкой дрожью. — Фрош! — сгреб его парень в охапку, прижав к себе. И в следующий миг своим собственным торсом ощутил наличие на груди Фроша того, что совсем не вписывалось в образ обычного пацана. В голове у студента, вдруг, будто прояснилось, как молочная пелена с глаз сошла, и наш «прозревший» герой ошарашено выдохнул. — Что здесь вообще происходит? Ты, вообще… кто?

— Хороший вопрос, — тихо хмыкнули ему в правое плечо. — И у меня обязательно будет время ответить. Но, я точно Фрош. Меня так, и в правду, зовут. Только лет мне не четырнадцать, а шестнадцать, — шевельнулся, да, тьфу ты, шевельнулась в руках парня девушка. — Иван?

— Что? — опомнившись, разжал тот руки, выпуская на свободу преображенного подельника.

— Погоди чуть-чуть. Мне надо проверить и мы отсюда с тобой…

— Куда?

— В столицу, мать твою альма матер. Через ближайшую канаву, где у меня сумка и Геша. Только, погоди, — подскочила Фрош и принялась разминать кисти рук. — Я три года этим не занималась. Надо вспомнить… Иван.

— Что?

— Отомри и… смотри, — маленький прозрачный шар со светящимися внутри него мотыльками завис прямо перед студенческим носом, и через миг рассыпался. — Мое любимое детское волшебство… Ну, пробую, — еще раз тряхнув правой рукой, сложила она пальцы в знак, и прямо посреди сумрачной камеры огненным канатом вспыхнула высокая полукруглая арка. — Иван, нам пора. Сюда в любой момент могут нагрянуть. Меня на входе проверили, но я тогда была еще «пустая». Да и мало ли где у них помимо дверей «оповещателей» натыкано. Иван, пошли.

— Пошли, — выдавил студент, поднимаясь на ноги…

— Нет, ты мне, друг, скажи: я сильно смахиваю на идиота?

— Ты? — Марат, уже давно клюющий за столом носом, приподнял из ладони подбородок и усердно прищурился. — Нет. За прошедшие три минуты значительных перемен в тебе не произошло.

Иван, даже с сожалением, вздохнул:

— А я вот не уверен, что, не идиот. Иначе бы точно заметил, — изобразил он руками сначала хлопающие ресницы, а потом некоторые выпуклости, скорректировал их по размеру и, наконец, остановившись на среднем, так и замер. — Ну как такое можно не заметить?

Марат терпеливо скривился:

— Она ж тебе сама сказала, что бабка ее ученая меры приняла — накинула на тебя кое-что. А иначе бы ты ее так и не шандарахнул об стену. Там бы, в этой камере, совсем другая развязка нарисовалась.

— Угу, — уставился в пустую чарку Иван. Он себе, честно сказать, подобный вариант представлял с огромным трудом. И вообще на «обновленного» Фроша смотреть лишний раз опасался. И тут ничего с собой не поделать. — Шандарахнул, не шандарахнул. Да как вообще можно отправляться в путь с тем, кто неминуемо должен тебя возненавидеть? Причем до такой степени, чтоб еще и… шандарахнуть. Мать же вашу, магию.

— Это… да. А, знаешь, что?

— Что? — вскинул наш герой на друга глаза.

— Иди ко ты спать. А завтра с утра — к нашему лекарю и потом, что?

— Потом — дописывать практику. Мне ее послезавтра с утра сдавать, — осторожно потрогал Иван свой свежеподбитый левый глаз. — И я, действительно, того… пойду ко на свою койку.

— Ну-ну, — со вздохом проводил его взглядом Марат. — Собиратель фольклора на рожу и другие части тела…

Весь следующий день наш герой провел в заботах (о собственном здоровье) и трудах (на собственное же благо). Обложившись в университетской библиотеке книгами по символике, кое-как накарябал отчет. Потом по памяти воспроизвел утерянное «Лягушачье счастье». В итоге оно получилось раза в полтора меньше, и вообще вышло каким-то сомнительным. Потому как на образ сказочной лягушки все время накладывался совершенно другой. Но, о нем Иван вовсе старался не думать (а то, мало ли — вдруг, опять накроет фатумом?). А ветреным и солнечным утром тринадцатого июня наш студент пошел «сдаваться».

Госпожа профессор встретила его настороженным прищуром. Хотя, это лишь в первый момент. Потом студент Вичнюк, качнувшись за стол напротив, отделился от слепящего прямоугольника окна…

— Бог мой! Logicas ex inconveniens condita![11]

— И вам здравствуйте, госпожа Мефель, — совершенно искренне расплылся ей в улыбке Иван — наверное, впервые за все свои студенческие годы он, действительно, был рад видеть эту даму.

Дама же, ответными чувствами явно не воспылав, сцепила над столом длинные пальцы:

— Ну, чем вы меня не удивите, кроме своих новых «украшений»?

Иван подал куратору изрядно потертую папку. Госпожа Мефель ее брезгливо открыла и, подтянув двумя пальчиками верхний лист, погрузилась в чтение… Наш герой ей не мешал. Он наслаждался.

— Ага… Ага… Хм-м… Так-так. А это… Да нет… Хотя… — еще один взгляд с прищуром (будто синяки и ссадины студенческие считает). Потом вздох и… — Скажите мне правду, господин Вичнюк: вы дальше архива в Барщике выдвигались?

— Точно так, — предвкушая следующий вопрос, азартно замер Иван.

— Ага… Ага… А куда именно вы… выдвигались?

— Госпожа Мефель, вам большой привет от Примулы Брэмс со Скользкого пути, — не сдержался-таки, Иван. А то, что он сделал потом, поразило его же самого, в первую очередь. — И еще вот это, — легла на стол толстая книга в коричневых корочках, обрамленных в стертые золотые рамки.

Госпожа профессор в ответ явила чудеса анатомии, потому как до этого самого дня Иван очень сильно сомневался, что можно так увеличить собственные глаза (причем, без дамского декора):

— Это… они?

— Шедевральные братья Гримм, — не отрываясь от глаз дамы, кивнул студент. — Только, имейте в виду, на книге может быть знак сохранности.

— Да вы что, — каменным голосом произнесла Бонна Мефель. — Господин Вичнюк, вы, наверное, в этой поездке очень сильно пострадали?

— Госпожа профессор, если вы намекаете на возможные встряски мозга, то, да — не без них.

— Ага… В вашем отчете не хватает одной сказки. То есть, она там присутствует, но, лишь в очень приблизительном виде, — оторвалась, наконец, дама от книги. Студент в ответ скривился — вот делай после этого ей добро:

— Ну да. Так получилось. И что теперь? Вы мне практику не зачтете?

— Практику?.. Конечно, зачту, — отвернулась госпожа Мефель в окно. — А вы знаете, что вот в этой самой книге, что вы мне привезли, тоже есть сказка про лягушку? Точнее, про лягушонка. Самая первая из уникального цикла.

— Откуда мне это знать, если я исходным немецким не владею и вообще книгу не открывал? — праведно изумился студент.

— Это, конечно. Я вам сейчас ее перескажу, и будем считать — пятая сказка в вашем отчете тоже имеет место быть.

— Ну, хорошо, — сцепив собственные руки, приготовился к лекции наш герой. А что, у него другой выход есть?

— Сказка называется «Король-лягушонок». Хотя, есть и другие варианты заглавия, — вернувшись в аудиторию взглядом, встала госпожа профессор из-за стола…