Глава 7

«… Хотя королевна и исполнила просьбу лягушонка, но было видно, что очень неохотно. Принялся лягушонок за еду, а королевне и кусок в горло не лезет. Наконец он говорит:

— Я устал. Теперь отнеси меня в свою спаленку, постели мне свою шёлковую постельку.

Как заплакала тут королевна, страшно ей стало холодного лягушонка, боится до него и дотронуться, а он ещё в прекрасной, чистой постельке спать собирается. Разгневался король и говорит:

— Кто тебе в беде помог, тем пренебрегать не годится…»

отрывок из «Сказки о Короле-лягушонке или о Железном Генрихе».

Дым от костра робко стелился над тихой озерной заводью. А космы донной травы, качающиеся в прозрачной воде, сильно смахивали на плешивую макушку великана с желтой глиняной кожей. Морщинистой и сплошь изрытой человеческими и собачьими следами. Это Иван с Гешей на рыбалку «ходили». Хотя, в их случае, сам процесс больше смахивал на охоту. На ленивых и совсем к такому повороту судьбы не готовых местных карпов. А нечего зевать в своей траве, когда в гости к вам нагрянули голодный студент и сообразительный пес (тоже голодный). В природе это вообще естественным отбором называется. Да и сам себя наш герой в сложившихся обстоятельствах тоже теперь ощущал частью этой самой природы. Вдали от привычной цивилизации, из которой его так внезапно выкинули. А вот куда именно? На этот вопрос Иван Вичнюк вряд ли бы сейчас ответил. Потому что Иван Вичнюк очень ждал ответа от Фроша, до сих пор спящего под дырявой лодкой недалеко от костра. Вот проснется и просветит студента. А пока…

Пока наш герой, стоя у озерной кромки, подводил итоги: деньги — минус, фляжка — минус, штаны (правда, старые, но…) — тоже минус, сумка (единственная и оттого любимая) — минус и сказка «Лягушачье счастье» — минус. Не хило для одного дня. Хотя, могло быть и гораздо хуже… если бы их догнали, например. Что же касалось планов на будущее, то они пока выражались исключительно в милях — миль двенадцать до Либряны, остальные семьдесят две — по столичному тракту. Ах да, были еще дни в запасе. Так вот, если пешком, то, как раз в оставшиеся четыре уложатся, включая этот. Точнее, лишь его половину. А посему:

— Фрош… Фрош!

— Уже… проснулся, — сонно отозвался подросток из своей дырявой опочивальни, а потом оттуда же уточнил. — А чем так вкусно пахнет?

— Гешу зажарил, — не без удовольствия сообщил Иван.

— Как это… да ты…Уф-ф-ф. Ты же мой хороший. А рыбой как от тебя…

— Гаф! Гаф!

— Фу, чешуи то, — фыркнул Фрош, вытирая обслюнявленную псом физиономию и, наконец, выполз наружу целиком. — Добрый… день?

— Угу, — скрестил на груди руки студент. — Умывайся, ешь и выдвигаемся. На лопухе у костра — печеный карп.

— Спасибо.

— Пожалуйста. И… у меня к тебе вопрос будет. Потом.

— Всего один? — замер подросток, присев у самой воды. И Иван очень четко, вдруг, ощутил, как тот напрягся:

— Один.

Фрош отмер, погрузив ладошки в озеро:

— Ну, так, спрашивай, — снова, совсем по-взрослому оповестил он. Иван же вздохнул, борясь с опять нахлынувшим чувством неловкости. И еще чего-то, совсем ему незнакомого. Возможно, оно, это чувство, называлось «ответственностью» или «привязанностью». Да хоб его знает, как. Просто студенту, вдруг, стало не так важно знать «что» и «почему». А важными показались совершенно другие вещи и… — Да, Примула — маг. И она вполне могла в одну минуту перекинуть меня в столицу, — внезапно начал сам малец. — Но, она этого не сделала, потому что была изначально против моего ухода. Такие у нее принципы. И у меня — тоже.

— Ясно.

— Ты больше ничего не хочешь узнать? — с вызовом добавил подросток.

— О тебе?

— Ну да. А то, мало ли. Вдруг, совсем не то хотел спросить. Так я отвечу. Я же тебе, вроде как, обязан.

— А ты знаешь, — слегка обалдел от такого поворота Иван. — Есть у меня еще один вопрос: у вас в семье, кроме принципов больше ничего по наследству не передается? Магические способности, например? Или здесь природа оплошала?

— А это — не твое дело, — подскочил на ноги Фрош. — И можешь думать, все, что захочешь. Да, у меня нет магического дара. Вот такой я… урод.

— То есть, ты хочешь сказать, — понесло теперь и нашего героя. — что, все обычные люди, не владеющие магией — уроды? Так? — сузил он на Фроша глаза. Тот же, наоборот, растерялся:

— Не-ет… Я хотел сказать, что я — урод, потому что, в отличие от своих предков, ею не владею. Ведь, магия, действительно, передается по наследству и может угаснуть лишь через несколько поколений смешанных с людьми браков. Вот что я хотел сказать.

— Угу.

— Ага.

— Иди есть, Фрош… Разговор окончен.

Разговор окончен и до вечера путники больше и словом не перемолвились. Иван лишь вздохнул еще раз, глядя на бодро качающийся над дорогой собачий хвост. Ну, а куда его теперь?.. И здесь нашего героя просто поставили перед фактом.


В Либряне, главном мастеровом центре страны, Иван Вичнюк бывал не единожды. И в городе этом, похожем на разрезанный поперек апельсин с главной площадью — сердцевиной и слободами-дольками, ориентировался вполне сносно. Хотя, не очень его жаловал — слишком тесный он и суетный, что ли. И люди здесь все сплошь одержимые — носятся с утра до вечера по своим бесконечно-важным делам и даже в тавернах ведут разговоры либо о себе, любимых и гениальных, либо о конкурентах, ненавистных и со всех сторон убогих. Следовательно: если ты на местной торгово-ремесленной «кухне» человек посторонний (без нужных «рецептов» в загашнике), то и побеседовать с тобой совершенно не о чем. Но, зато, какие на этой же почве в Либряне разборки — самый криминальный столичный район, Воробьиный мол, от зависти оптом протрезвеет. И Иван бы нисколько не удивился, увидев куполградских уголовных бойцов на уроках мастерства у каких-нибудь местных гончаров или парфюмеров. Но, это так, отступление от темы. Не к месту и не к ночи навеянное.

Потому что до своего нужного «места» наши путники, все же, дошли. Причем, в глубоких-глубоких сумерках (просто, слово «ночь» после предшествующего текста употреблять не хочется).

— Да мать же твою…

— Альма матер? — сразу на пару закончили они свои молчаливые обеты. А потом Фрош и вовсе расщедрился. — А чего мы вообще здесь забыли, перед этой дверью на замке?

Чего они здесь забыли?.. Единственную надежду студента обрести кров, еду и денег взаймы на дорогу. Вот чего они здесь забыли. Но, как теперь об этом подростку сказать? И Иван еще раз глянул на запертую на засов дверь. Потом на записку к ней пришпиленную: «Уехал в Мельск за сырьем. Буду 13 июня». И лишь после этого выдохнул и развернулся:

— Здесь живет мой знакомый — дядька друга. И я думал, мы у него сегодня…

— Он думал, — неумело сплюнул Фрош на тротуар. — Он думал. Ты еще и думать умеешь, мать твою?

— Чего?! — пораженно вскинул брови студент.

— Хорошо, я повторю, — набрал воздуха в грудь подросток. — Ты вообще ни на что не способен. Надо же, главный он. Да ты главный лишь по проблемам. И собственным и чужим. Да если бы я знал, с кем связываюсь, то в колодце б своем заранее утопился. Что ты на меня уставился?

— Фрош, ты в себе?

— Я?.. — на миг замер пацан, будто соображая над ответом, но потом, с какой-то отчаянной решимостью, вновь попёр в бой. — Да мне надоело все! Ты меня злишь! Ты меня раздражаешь! Я тебя побить готов! — качнулся он и в доказательство толкнул Ивана ручонками в грудь. Парень сделал пару шагов назад и замер в полном отупении от происходящего. Фрош же, метнув на своего застывшего в стороне пса взгляд, продолжил атаку. — Ну, чего ты? — попытался он в этот раз боком наскочить на Ивана, но тот, уходя в сторону, развернулся спиной к улице. Фрош отчаянно взревел. — Чего ты?! Ну?! Ты даже драться не умеешь! Так и будешь бегать?! Ну?! — набычился малец, громко сопя. — Ну?

— Угомонись, слышишь? Я что-нибудь придумаю.

— Р-р-гаф! Гаф!

— Геша, заткнись! Я все равно это сделаю!

— Гаф! Гаф!

— Фрош, тебя даже собственный пес…

— Оба заткнитесь!

— Да ты точно рехнулся! Малолетний психопат! Я же тебе гово… — следующий выпад наш герой прозевал и, запнувшись задником ботинка об тротуарный бордюр, едва ухватился рукой за столб. Но, собственной массы удержать, все же, не смог. А дальше…

— А-а! Иван! Иван!!!

Правая, впряженная в крытый экипаж лошадь, перескочив обеими парами копыт через нашего героя, замерла на натянутом подпрыгнувшим с сиденья кучером поводе. И как раз вовремя, потому как от студента до переднего колеса остались лишь считанные дюймы… Иван, все еще лёжа на спине, сначала открыл глаза, потом их закрыл и громко выдохнул отборным столичным матом.

— Да хобья раскачель! Да шаромыжники, чтоб вас завернуть и в небеса! — через несколько секунд солидарно к нему присоединился, смахнувший на мостовую кучер.

Фрош, с распахнутыми до предела глазами и ручонками, сцепленными на груди, замер вторым фонарным столбом. Из крайности в крайность, как говорится. Хотя, для подросткового возраста такие перепады… о чем я вообще? Когда в это время…

— Вам удобно так лежать? — голос этот, сладкий, как мед и совершенно не вписывающийся в неадекватность происходящего, заставил Ивана подскочить на локтях. Его обладательница, видная нашему герою лишь по кончикам туфель из-под синей парчовой юбки, грациозно этой юбкой качнула и продолжила. — Армон — на место. А вы, сударь, не изволите ли вернуться в вертикаль?

А почему не вернуться то? И уже через минуту наш герой смог увидеть картину целиком. И от этого она лишь стократно выиграла. Потому что «картина» была… прекрасна. Просто божественно и неописуемо. Хотя, я все же, попробую. И, во-первых, на ней (на «картине») было платье, а не юбка, подчеркивающее формы но, оставляющее место и для зрительской фантазии. Во-вторых, волосы — медно-рыжие, собранные не то в пучок, не то в хвост, тоже фантазии явно способствующий (за какое место там дернуть, чтоб этот огненный водопад рухнул вниз и по плечам рассыпался?). Ну, а в-третьих, и в главных, лицо: в меру пухлые губы, в меру вздернутый носик и в меру откровенный взгляд больших темных глаз… Вроде, получилось, хотя, наш герой, по-моему, застопорился на уровне…

— У меня там что-то не в порядке?

— Где? — сглотнул слюну Иван.

— На лбу. Вы мне туда очень пристально смотрите, — улыбнулась незнакомка и качнула своей рыжей шевелюрой. — Впрочем, в вашем-то состоянии. И давайте к нему вернемся. Я так понимаю… — протянула она, предоставляя потерпевшему шанс самому выбрать версию.

— Получилось случайно, — хмуро скосился оный на по-прежнему торчащего подростка. — Так что, извините и…

— Я так и подумала, — легко согласилась дама. — А не могу ли я чем-нибудь вам помочь? Просто, у меня такое ощущение, будто вам крайне необходима… помощь. Или я не права? И кстати, меня зовут Надина.

— Иван, — растерянно выдал парень, соображающий в это время, как ему поступить дальше. — А впрочем, вы можете помочь, если нам по пути и в вашем экипаже есть место еще для двоих и собаки. Воспитанной, — добавил он, глянув в этот раз на замершего у ног Фроша пса. Дама оценивающе развернулась туда же. Парочка у фонаря, кажется, окаменела окончательно:

— Вполне. Только, пусть ваша воспитанная собака едет на козлах. Это в том случае, если…

— Нам надо в Куполград, Надина.

— В Куполград, — будто в раздумье повторила она. — Ну, что ж. Мне — в Стольвиг. А это — почти середина пути. Надеюсь, вас, Иван, такой компромисс устроит?

— Нас устроит, — выдохнул студент, еще десять минут назад мечтавший поесть и выспаться за дверью через тротуар, пять минут назад чуть не простившийся с жизнью, а теперь вот… — Нас это вполне устроит. Фрош, Гешу — на козлы.

— Ага-а, — еле слышно отозвался малец…


Дорога до Стольвига, уединенного поместья в нескольких милях от столичного тракта, заняла около трех часов. Под медовые переливы Надины, вежливые реплики Ивана и сопение из своего угла Фроша. Малец вообще ушел в «глубокое погружение». Так студент процесс психологического самокопания с элементами психологического самобичевания называет (на второе Иван особенно надеялся). А почему «до Стольвига»? На сей счет у их нечаянной знакомой были свои убойные аргументы: ужин, ночлег и любезно обещанный возврат на тракт сразу на ранней зорьке. По-моему, убедительно? Вот и Иван вполне убедился. Что же до весомого мнения Фроша, то тут… «глубокое погружение». Что еще с него взять? Да и отвлекать вовсе лишнее.

Само же поместье, двухэтажный каменный особняк с заглядывающими в высокие окна вековыми буками, студенту понравился. Хотя, жить здесь, среди этих древних деревьев, наверное, скучно. А кстати, кто здесь живет?

— Я и мой покровитель, — пожав плечиками, бросила ему Надина. А потом первой защелкала каблуками по пустынному мраморному холлу. — Тиция! У нас гости! Ужин — через полчаса! — пустота ответила тишиной. Иван сглотнул голодную слюну. Фрош еще больше насупился. Но, в указанный срок гостей ждало застолье. И, по-прежнему, одинокая хозяйка, торчащая на положенном почетном месте. — Присаживайтесь… Мое чутье подсказывает, в последний раз вы ели…

— В обед, — оп-па, выплыл из своего «погружения» подросток. — Мы ели в обед.

Надина удивленно выгнула бровь:

— А скажите мне, Фрош: ваше имя, оно что-то означает?

— Ничего интересного. Просто, «лягушка» в переводе с одного из исходных, — закинул в рот виноградину малец.

— Ага, — пальчиками отломила хлеб от булочки Надина. — Так я и думала.

— Я тоже думаю: не имя — мечта.

— Ну, к такой мечте уж точно не подобный особняк прилагается.

— А что? Болото? Лягушки еще в прудах живут. У вас есть пруд?

— Пруд?.. Да. Если хотите, можем после ужина прогуляться, — прищурилась через стол девушка и, наконец, отправила кусок по назначению. Иван же, глядя на этот обмен любезностями, тихо обалдевал. Нет, ну хозяйка их, сразу видно — пальчик в рот положишь, оближет и схряпает. А Фрош то, Фрош! И откуда что взялось? Хотя, вспоминая их собственный последний «разговор»… — О, а вот и наше жаркое. Приятного всем аппетита.

— Взаимно.

— И вам не пода…

— Фрош!

— И вам… того же…


Мягкая постель. Чистое тело. Сытый желудок и нуль мыслей в голове. Что еще надо для счастья? Наверное, надо, но, об этом лучше не думать. Особенно после того, как нос к носу столкнулся с огромным портретом таинственного местного «покровителя». Хотя, для столичного студента, пару раз ради расширения кругозора, забегавшего на открытые заседания в главный судебный зал страны (один раз судили чидалийского шпиона, второй — аристократа, проигравшего в кости собственную тещу), личность сия напрочь теряет всякую тайну. Но, хоб побери, мужику лет десять, как шестьдесят и он — даже не маг… «…к такой мечте уж точно не подобный особняк прилагается…». В общем, «портрет» и здесь знаком… А остальное, точно, лишние мысли… И уж, если не спится, то лучше поразмышлять, например о том, где взять пятую сказку для полноценного отчета по практике или…

— Иван.

— Мать же тво… Надина? — да, студент Вичнюк, далеко вам еще до столичного ловеласа. У них такие слова произносятся, как констатация неизбежного факта, а не в виде вопроса дрожащим от удивления голосом. — Надина… — исправившись, прочистил наш герой горло и, подобрав одеяло, сел… А что там дальше то эти, как их, говорят, когда к ним ТАКИЕ девушки сами приходят?

— Иван, я думаю, слова и причины будут лишними, кроме одной, — все сказала и сделала сама девушка. — И эта причина вполне очевидна, — скользнув рукой по голому мужскому торсу, решила она сей факт удостоверить.

— Надина, а как же…

— Молчи. Можешь закрыть глаза и представить себе…

— Кого?

— Кого? — замерла соблазнительница в дюйме от студенческих губ. — Лягушку с пруда… Жареную, — и, качнувшись назад, выдернула из волос гребень, — Если Я тебя не устраиваю, — обдал через мгновенье Ивана аромат дурманящих травяных благовоний.

Ну, студент Вичнюк, долго ты еще будешь позорить закаленный образ столичного ловеласа?..

— Ты — самая прекрасная из всех, кого я когда-то встречал, — запустил он руки в рыжую гриву девушки.

— А поворотись ко, чувырла!

— Мать же твою, альма матер. Фрош!

Подросток замер, сам, кажется, растерявшийся от полученного результата:

— Вот оно что… Я так и думал.

— Что ты… думал? — изумленно скосился Иван на прозрачную женскую сорочку, лежащую на его вытянутых ногах. — Фрош, она… где?

— На нижнем уровне, герой-полюбовник. А нам пора отсюда драпать.

— Да я с места не сойду, — сгреб ближе к бедрам Иван все, что осталось от «самой прекрасной». — С места… пока ты мне не объяснишь, что только что вытворил с Надиной.

— Да не Надина это вовсе, — нетерпеливо подскочил тот у кровати, а потом, бросив на нее собственную сумку, сунул туда круглое зеркальце. — Давай по дороге?

— Нет.

— Нет? Ну, хорошо, что такое «суккуб» знаешь?

— Суккуб?.. Читал и…

— Читал он, — скривился Фрош и, хлопнувшись рядом, затараторил. — Хорошо. В двух словах. Суккуб, женский демон сладострастья. Попутно выполняет роль «счастливого талисмана». Приходит, в основном, по требованию к тем, кто сильно скучает по ушедшим или умершим любимым. Может прожить с таким человеком всю его жизнь. Но, у них есть одно слабое место — зароки.

— Зароки? — успел вставить студент.

— Ага. Значит, запреты на что-то конкретное. В этом случае, — кинул он взгляд на дверь. — зарок на зеркала. Надине нельзя было в них смотреться. Поэтому в доме нет зеркал. Так я ее и вычислил. И так я ее убрал.

— Вычислил из-за зеркал?

— Нет, еще специфический запах: состав из корицы, мирры и чего-то там еще, не помню. И последнее, — спрыгнул на пол Фрош. — Пошли, покажу. Только, быстро.

— Хорошо, — хмуро выдохнул наш герой. — Нет, ну надо же. Опять драпать и опять в ночь.

— Тебя только это заботит? — воспитанно отвернувшись, уточнил у него подросток. — Ты, например, не переживаешь, что в любой момент в дом может вернуться ее покровитель и очень сильно озаботиться: где же его «счастливый талисман»?

— Ну-у, — замер Иван уже застегивая штаны. — Показывай, что хотел и уходим отсюда.

Бежать по темному коридору пришлось недолго. Первым следовал Фрош. Он и исчез тоже первым в гостеприимно (подозреваю, что им же самим) заранее распахнутую двустворчатую дверь и, добежав до камина, развернулся:

— Иван, спички дай. Тут надо подсветить. Я сам еле разглядел.

— Да возьми, — старательно прищурился тот в единственно сейчас возможный предмет для «разглядывания» — небольшой женский портрет, висящий на стене. А когда подросток поднес к нему зажженную спичку, недоуменно скривился. — И что? Надина. А спальня, видимо, их с… этим.

— И что? — по-змеиному прошипел Фрош и, бросив в нутро камина первую спичку, чиркнул второй. — Смотри внимательнее на ее глаза. — Иван прищурился с удвоенным старанием и теперь уже четко разглядел и, весь в мелкой патине времени, женский овал и знакомые пухлые губы и…

— Мать же твою…

— А что я тебе говорил?.. А-ай, — засунул Фрош в рот подпаленный палец.

— Глаза этой — голубые. А у Надины…

— Угольные. Еще один признак суккуба… Драпаем отсюда, герой-полюбовник? А то меня у крыльца Геша заждался.

— Еще как драпаем…

Загрузка...