Практика для некроманта

19.2

Синд вернулся без проблем, Фирс был отличным якорем и со своей задачей справился, хоть видок у него был ужасный. Взмокшие волосы липли к лицу, в глазах стояли слёзы, а губы были искусаны в кровь. Он не сразу отпустил некромантка, а все ещё продолжал держать его за руки, словно это ему, а не Синду нужен бы якорь.

– Ты в порядке? – осторожно спросил Форсворд, и стихийник отрицательно покачал головой, но дрожать перестал.

– Поговорить хочешь? – Синд сам себе не верил, что предлагает такое, но ему сейчас искренне было жаль мальчишку. Если то, через что он прошёл, хоть отдалённо напоминало его детские воспоминания, то выслушать его не зазорно.

– Я убил живое существо… – шёпотом проговорил Фирс.

– Это какое? – нахмурился некромант.

– Келпи. Это мучит меня. Я знаю, что у меня не было выбора, знаю, что оно могло утопить Мёрке, оно убило Квелда. Но я… Я сжёг его с такой яростью, что вода вокруг закипела. Я чудовище. Я думал, если помогу Натт воскресить Квелда, то всё исправлю. Но не вышло.

Синд лишь хмыкнул, и Фирс обиженно посмотрел на некроманта.

– Ты не чудовище, Хассел. Я видел чудовищ, я жил с таким под одной крышей, у меня его глаза, черты лица, кровь. Мой отец мечтал возродить древнее нечто, окружил себя фанатиками, которые убедили его в собственной исключительности, и он им поверил. Он завёл такое количество детей в попытках призвать в этот мир какого-то там Штеркена Утвалга, что я сбился со счета, сколько же у меня братьев и сестёр. Моя бедная мать и сейчас наверно рожает очередного Форсворда наряду с многочисленными наложницами отца. Я завидую тебе, Хассел. Ты сирота, ты можешь придумать себе любых родителей, каких захочешь. Ты можешь быть тем, кем захочешь. Натт любит тебя. Ты нашёл в себе силы противостоять злу, победить зло и даже испытывать сожаление. Я же не дал отпор своему отцу, не спас мать и даже тьме проиграл. Если ты до сих пор считаешь себя чудовищем, просто посмотри на меня.

– Я не знал, – до омерзения понимающим голосом сказал Фирс, и Синду вдруг стало неприятна сама мысль, что южанин будет его жалеть.

– Продолжай делать вид, что не знаешь. Расскажешь Натт, и ты покойник. Мне просто было неприятно лицезреть твою грустную зарёванную рожу, решил показать, что у тебя не самая паршивая жизнь в Тэнгляйхе. Вставай. Пора делать дело.

Решение далось двум адептам нелегко. Им не удалось отыскать Квелда. Убедить Натт не ходить к дереву было некому, и оставалось единственное: уничтожить странное существо.

Всю дорогу Фирс молчал, смотрел перед собой и пытался примириться с тем, что ему предстоит сделать. Сомнений не было, Треонде хоть и не причинял никому зла, не был Квелдом Мёрке. Вопрос времени, когда оживлённое дерево сойдёт с ума и прихлопнет его возлюбленную. Слушать она никого не хотела и все больше времени проводила в компании духа. Ни Синд, ни Эн Ню Вэн не могли убедить её. Даже любви Фирса не было достаточно.

– Мы поступаем правильно, – подбадривал Форсворд.

– Так же как с келпи, – тяжело вздохнул южанин. – Я снова уничтожу в пламени живое существо.

– Я могу срубить его. Просто постоишь рядом, – предложил Синд, но Фирс лишь покачал головой.

– Это не поможет. Филактерия глубоко в стволе а, может, в корнях, или в одной из веток. Ты будешь неделю расчленять Треонде, прежде чем найдёшь сферу. Я справлюсь. Это всё моя вина. Я спрятал здесь сердце, мне это исправлять, – твёрдо сказал стихийник, и добавил отрешённым голосом: – Да и потом, после всего Мёрке точно окончательно и бесповоротно возненавидит меня. Тогда у неё останется её лучший друг и защитник. Будешь рядом, будешь поддерживать её…

Синд не спорил, им с тьмой эта идея вполне нравилась. Стихийник будет добровольно избегать Натт, и даже совесть некроманта в этот раз будет чиста.

До опушки адепты добрались слишком быстро. Фирсу не хватило времени окончательно свыкнуться со своей ролью. Его руки были сжаты в кулаки до побелевших костяшек, губы искусаны в кровь, но решительности во взгляде меньше не стало.

Натт и сегодня была здесь. Мирно спала в корнях дерева, укрытая точно саваном желтыми листьями. На её лице была нездоровая бледность, ведь девушка отчаянно питала Треонде своей энергией, лишь бы оно и дальше жило и не переродилось в чудовище.

– Она уже знает правду, Хассел. Знает, только признать не хочет. Она поймет и простит нас.

– Если бы все упиралось только её прощение. Я себя не прощу. Оно живое. Дышит, чувствует, любит. Посмотри.

– А ещё оно убивает Натт, и ему тоже больно. Знаешь, мы некроманты часто создаём существ, вдыхаем в них подобие жизни, но ни одно из наших умертвий не было настолько прекрасно как твоё, Хассел. Ты был бы преуспевающим адептом смерти, жаль что ты родился стихийником, – подбадривал его Синд.

– Вам повезло, что я не трупоед. Я бы вас сделал. Вам было бы до меня далеко, – невесело улыбнулся Фирс и посмотрел на дерево, которое родилось из его чувств и энергии. – Забери Мёрке. Не нужно ей этого видеть. И постарайся найти для нее слова утешения. Я не смог, я потакал её одержимости, и вот во что это вылилось.

– Я тоже не смог, я проморгал её одержимость. Мы оба виноваты в случившемся.

Мальчики спешились и осторожно направились к дереву. Агрессии оно не проявляло, а наоборот излучало покорность и готовилось встретить свою судьбу. Натт не проснулась, когда Синд взял её на руки и понёс к лошади. Фирс помог им устроиться в седле, убедился, что Форсворд крепко держит девушку, а потом долго-долго смотрел вслед двум скачущим сквозь ночь некромантам. Когда треск веток под копытами Литты стих, южанин вновь повернулся к дереву и улыбнулся, разглядывая ладошки листьев и шарообразные плоды с семенами.

– Платан, да? Ты переродилось в именно в него. Я настолько предсказуем? – спросил Фирс, и дерево утвердительно кивнуло.

Разноцветные бабочки кружили над сочно-зелёной полянкой, светлячки мерцали в ночи, цветы неизвестных сортов источали приятный запах и даже не думали закрыть бутоны после заката. Это место было прекрасным, слишком прекрасным, чтобы в него поверить.

– Так выглядит твоя любовь к Натт, – раздалось за спиной у парня, и он медленно обернулся, узнав голос.

Позади него стоял Квелд Мёрке, и он совершенно не был похож на призрака.

– Ты настоящий, или я и тебя создал из воспоминаний? – спросил Фирс и протянул руку к духу.

– Настоящий, – подтвердил юноша. – Только Натт не говори. Вы искали меня с Синдом. Зачем?

– Она страдает. Посмотри вокруг. Вот где она проводит все свободное время.

Фирс обвел руками поляну, но Квелд не разделял его переживаний.

– Это красивое место. Ты создал для нее убежище, – он коснулся призрачной рукой плода платана, который тут же лопнул, а семена рассыпались на землю.

– Только это убежище убивает её, заставляет прятаться от реальности и жить в иллюзиях, – возразил Хассел. – Отговори её, покажись ей. Тебя она послушается. Как давно ты приглядываешь за Мёрке?

Взгляд Квелда остекленел и призрак долго и мучительно смотрел в одну точку перед собой, словно вопрос волшебника заставил его пережить что-то болезненное, что он не хотел бы вспоминать.

– Я рядом с Натт с тех пор, как мое сердце прекратило биться. Я не мог и не могу уйти. Бросить её, перестать присматривать. Не сейчас. Она же моя малышка, Фирс. Я буду рядом столько, сколько потребуется, пока она и я не будем готовы расстаться.

– Вот почему Синд не встретил тебя на планах мёртвых… Кто ещё знает? – изумился южанин.

– Деард. Он слишком силён и близок к смерти, я имел неосторожность показаться ему. Но он будет молчать, я попросил.

– А Мёрке? Почему ты ей не открылся, она же ищет тебя, – недоумевал Фирс.

– Именно поэтому. Если она увидит меня, то не оставит своих губительных попыток. Просто скажи ей, что я всегда буду рядом, она почувствует и поверит тебе. Ты свет в её жизни.

– Свет, – горько повторил Фирс и призвал пламя, огненные языки покорно плясали у него на ладонях. – Свет, который ввергнет её во тьму сегодня.

Квелд сорвал лист платана, улыбаясь своим мыслями, а затем подул на него, и лист тут же полетел куда-то сквозь ночь.

– С ней всё будет в порядке. Пора, Фирс, освободи моё сердце, мне тоже непросто от этой связи. Натт поймёт. Обещаю. Тебя она любит сильнее, чем твоё дерево. Ты, кстати, уже второй раз даришь ей его на день рождения. Та лампа была хороша, но в этот раз ты превзошёл сам себя.

Хассел проглотил тяжёлый ком и повернулся к платану, украшенному ёлочными игрушками. Дерево покорно склонило крону, готовясь принять свою судьбу. Южанин вскинул голову к небу, чтобы хоть немного унять слёзы, а затем вытянул дрожащие руки, и пламя устремилось к Треонде, окутывая его безжалостным огненным вихрем. Разлетелись ярки бабочки, погасли светлячки, зелёная трава под ногами начала увядать, а горящие плоды срывались с ветвей, словно кометы.

Где-то в лесу раздался крик Мёрке, увидевшей яркое зарево, но её отчаянный плач быстро унесло ветром и заглушило треском пламени. Фирс устало опустил руки вдоль тела. Он и не думал уходить. Парень остался с Треонде до самого утра, пока не истлела последняя ветвь, а последний листок не сморщился, превратившись в золу. Хассел медленно подошёл к пепелищу и вытащил почерневшую сферу памяти. Он соскоблил ногтем со стекла копоть и с удивлением обнаружил, что артефакт был цел. Парень с облегчением вытер со щёк слезы, перемешанные с пеплом и позвал Виллму.

Пустынный барс недовольно оглядела своего перепачканного с головы до пят хозяина и явно не хотела везти его в таком виде в академию. Фирсу пришлось долго упрашивать свою любимицу, чтобы она сжалилась и не бросала его одного посреди зимнего леса.