Прах земной [СИ]

Элена.

На часах было примерно три часа ночи, когда в окно моей комнаты постучались. Да-да, именно в окно. Поначалу я испугалась, но потом разглядела того, кто додумался навестить меня в столь поздний час и успокоилась. Нет, это был не Пётр, тем более, что он с отцом вернётся домой только через два дня, а Рич.

Встав с кровати и накинув халат, я открыла окно, пустив в спальню холодный, морозный воздух и пьяного мужчину.

– Ты зачем припёрся, трезвенник хвалёный? – я включила маленький светильник над кроватью, чтобы лучше видеть нежданного визитёра, который сейчас сидел на подоконнике и изучал свои когти. – И как ты прошёл через охрану?

– У Карла одолжил одну вещицу и отключил камеры на заборе, – явно испытывая моё терпение на прочность, не сразу ответил Рич.

– Да? А припёрся-то ты зачем, друже? – с сарказмом повторила, пойдя к нему поближе.

– А ты не рада, что я пришёл?

– А чего мне радоваться? – насмешливо спросила я, осторожно принюхиваясь и пытаясь определить, сколько он успел выпить, прежде чем его посетила "светлая" мысль прийти ко мне.

– С того. Ты же меня любишь.

– И всё-таки ты знаешь немецкий, – прошипела я, разозлившись. – Только на троечку. На троечку с очень большим минусом. Потому что я не говорила, что люблю тебя, а говорила, что ты мне нравишься. Но поверь, это проходящее чувство, и своим поведением ты скоро окончательно его из меня выбьешь!

– Не любишь, да ну? – нагло ухмыльнувшись, Рич притянул меня к себе и, не замечая протестов, поцеловал. Так, словно… словно… в общем, теперь была его очередь искать у меня клыки.

– Что с тобой творится? – удивлённо прошептала я, тяжело дыша и чувствуя, как сильно колотится сердце в груди.

– Не знаю. Я ведь дурак и ничего не знаю, да? – в конец развеселился он, вызвав новый приступ злости с моей стороны.

– Ах ты брехло пьяное, что ты уже задумал? Ты меня ещё в больнице своими приколами раздражал, и сейчас покоя не даёшь!

Приложив палец к моим губам, Рич достал из кармана плаща какой-то мешочек, передал его мне и, открыв окно, спрыгнул вниз.

Пьяный, покалечишься же! – хотелось крикнуть мне, но крик этот отчего-то застрял в горле.

– Ты в порядке? – тихонько пискнула.

– Да что со мной будет? – философски буркнул неприкасаемый, по колено стоя в снегу. – Э-эль, – позвал серьёзно.

– Что?

– Хотя мы больше и не связаны договором, я всё равно буду убивать тех, кто вредит тебе, – сказав это, он развернулся и пошёл прочь.

– Эй, не надо никого убивать! Эй! – крикнула я, офигев от такого заявления. – Учись быть нормальным человеком!

Облизав припухшие после поцелуя губы, я закрыла окно. Дрожащими руками развязала мешочек и достала оттуда синицу и снегиря. Они были точь-в-точь, как те, что мне подарили вместе с тюльпанами в больнице. М-да…

Рич.

Небо медленно светлело, одна за другой затухали звёзды, а я лежал в сугробе на обочине у дороги и корил себя за глупость.

Голова раскалывалась, во рту было сухо и гадко, по телу разлилась противная слабость.

Вчера идея напиться и на время забыть о всех своих проблемах казалась мне, хоть и неприятной, но заманчивой, сейчас же, прочувствовав на собственной шкуре, что такое похмелье, я понял, как ошибался.

Сначала (после того, как мне всё-таки удалось залить в себя четыре рюмки водки) всё шло нормально: мысли о собственной зависимости пропали, жизнь снова заиграла красками. Захотелось побродить по городу, пообщаться с людьми. Но едва выйдя на улицу, я столкнулся с компанией каких-то отморозков и подрался с ними. Потом попал под машину и до инфаркта напугал водителя своими ногтями. Потом…

К Элене ты тоже успел сходить.

Да? Не помню. И как здесь на обочине оказался, тоже не помню.

Поднявшись на ноги, я стряхнул снег с волос, достал телефон и вызвал такси. Пока ждал, ходил туда-сюда, чтобы согреться, и просматривал пропущенные вызовы и сообщения, девятнадцать из которых было от Романовой и лишь одно от Мифьена.

Я проверил кровь, она чистая. Онкологии нет, – вот, что написал мне Крюгер.

Как нет? – запоздало дошёл до меня смысл написанного. – Элена же говорила, что есть. Артём записал её к плохим врачам? Сомневаюсь. Но Миф тоже не мог ошибиться. От какого же рака её тогда лечат?

Солнце светило ярко, по улицам с санками бегали маленькие детишки, за ними неохотно брели закутавшиеся в тёплую одежду взрослые. Проводив взглядом весёлую стайку школьников-первоклашек, Артём поднялся по лестнице и остановился перед входом в здание больницы.

– Здравствуйте, Василий, – поздоровался он со стоящим к нему боком медиком.

– Здравствуйте, – затянувшись сигаретой, махнул рукой тот в ответном приветствии. От резкого движения пепел упал на рукав серой куртки, накинутой поверх белого медицинского халата, и Василий поспешил его стряхнуть.

– Я хотел узнать, что там с операцией Мальвины. На какой месяц вы её запланировали?

– Я ещё ничего не планировал. Не забывайте, что вашей дочке нужно ещё сделать два переливания крови. Одно будет через неделю, второе через полтора месяца. Плюс дополнительные подготовительные процедуры. Получается, что до операции в среднем ещё два месяца.

– Да уж, – безрадостно выдохнул наркоторговец. – Василий, нас с женой ещё беспокоит, что Мальвина чаще стала жаловаться на… холод под кожей, – тщательно подбирая слова, продолжил он.

– И? Я вам уже говорил, что у девочки галлюцинации. Нельзя им верить.

– Но её кожа и вправду иногда такая… ледяная.

– Последствия болезни, что поделаешь? Терпение, Артём Сергеевич, терпение и спокойствие. А теперь извините, мне пора возвращаться к работе. До свидания, – сказал Артёму врач, докурив.

– До свидания, – разочарованно повторил Зубакин.

Опять ему не назвали конкретных дат, опять Рита с Малей будут нервничать. Остаётся надеяться, что с переливаниями всё пройдёт более гладко, и донор никуда не денется…