Позывной «Курсант» — 3

Глава 11 У меня появляются вопросы

Иногда бывают моменты, когда события, происходящие вокруг тебя, похожи на выстроенное в ряд домино. Этакая чёрно-белая пирамидка. Толкнешь одну костяшку, и она упадёт, придав движение остальным, которые за какое-то мгновение сложатся, будто и не стояли вовсе. Как правило, происходит это независимо от тебя. Вернее, толчок первой костяшке даешь ты, конечно. Жизнь-то твоя. Редко это происходит сознательно. В большинстве случаев — нет. И, естественно, в твои планы совсем не входит, что одно лишь движение разрушит все к хренам собачьим.

Поэтому ни я, ни Бернес, в тот момент не имели ни малейшего понятия, что эта встреча с Цыганковым в коридоре Большого дома станет той самой первой костяшкой. Честно говоря, и предположить не могли.

— Ребят, а чего у вас тут происходит? Вы… Ругаетесь, что ли?

Дверь в мою комнату распахнулась и оттуда выскочил Володя Крепыш. Именно ему принадлежал этот вопрос. Он из спортзала убежал самым первым, едва Молодечный объявил окончание тренировки, и сейчас, судя по полотенцу, зажатому в руке, планировал принять душ.

Вообще, мысль разумная. Я бы не против сделать то же самое, если бы различные дебилы, и речь идет не о Марке, не отвлекали без нужды. Тем более, ужин не за горами. Скоро нас позовут в столовую. Все-таки, как ни крути, после занятий у Молодечного мы явно не розами благоухаем, а всяких средств, типа антипресперантов, здесь еще не придумали. Хреново, конечно, в этом плане. Слишком многих привычных и удобных вещей не существует пока даже в проекте. Да что там вещей. Людей, их придумавших, еще в проекте нет.

Володя остановился прямо за спиной Цыганкова, с удивлением рассматривая нашу компанию. Он перевел взгляд с меня на Бернеса, потом вопросительно посмотрел в затылок Цыганкову. Тот, кстати, даже головы не повернул в сторону Крепыша. Так и таращился на Марка. Видимо, Бернес своим вмешательством сместил фокус внимания получекиста на себя.

Не то, чтоб мы выглядели как-то странно, однако и тусоваться втроем посреди коридора нам тоже резона нет. Особенно Цыганкову. Его спальня совсем в другой стороне, а сам он — личность среди курсантов известная. Любой мало-мальски адекватный человек знает насчёт высокомерия и самомнения данного, конкретного товарища. Соответственно, даже не застав начало этой встречи на Эльбе, Крепыш вполне закономерно удивился. Ибо нечего делать Цыганкову в нашем с Бернесом обществе. Впрочем, нам его общество тоже в хрен не упёрлось.

— Да так… человек вон, заблудился. Бестолковится. Хотим помочь. А то потерялся совсем, — Марк с усмешкой кивнул в сторону Витюши. — Спрашивал, как пройти.

— Куда? — окончательно растерялся Володя.

Он даже головой покрутил по сторонам, пытаясь понять, почему у Цыганкова возникли подобные затруднения. Очевидно ведь, варианта два — идти нужно либо вперед, либо назад. Все. Третьего не дано. Не в стену же долбиться. А соответственно, для чего Витюше понадобилась помощь, Володя совсем не понял.

Просто Крепыш в силу склада своего характера отличался всегда удивительной наивностью и простотой в некоторых вопросах. А значит, он сейчас слова Бернеса принимал за чистую монету. Он даже не понял, что Марк откровенно глумится.

— В библиотеку, епте… — ответил вместо Цыганкова я, чем заслужил быстрый, злой взгляд от Витюши. Очень быстрый и очень злой. Явно только что упала ещё одна монетка в копилку нашей с ним обоюдной ненависти.

— С дороги! — рявкнул Цыганков, а потом ураганом пронесся мимо нас с Бернесом.

Марка даже плечом зацепил. Но при этом, руку из кармана так и не вынул. Мне, честно говоря, очень интересно, что вообще хотел сделать товарищ получекист? Ведь на сто процентов понятно, точно хотел. Теперь и не узнаешь.

— Ребят, а вы чего шатаетесь? Надо быстрее приводить свой внешний вид в порядок, после ужина к нам какой-то важный гость должен пожаловать. Вы чего?

Мы с Бернесом переглянулись, чувствуя себя идиотами.

— Гость? — Марк вышел чуть вперед, дабы лучше видеть Крепыша. — А я и не в курсе… Реутов, ты знаешь про гостя?

— Не-а… — я отрицательно покачал головой.

— Ох, ты, черт… — Смутился Володя. — Наверное именно вас это не касается. Ну… Ладно, пойду обмоюсь…

— Кого нас? — я прямо заинтересовался словами Крепыша.

То-то с самого утра было ощущение, будто суета в школе приключилась по какому-то весомому поводу. Вот оно и чекисты носились туда-сюда. Готовились, похоже. И на урок нас отправили к Эмме Самуиловне старым составом детдомовцев, отдельно от остальных. Ну, Молодечный с его самбо — это понятно. У меня ощущение, будто Кривоносому плевать на чины и регалии. У него тренировка и не колышет товарища старшего сержанта ничего. Кто там приедет, зачем — плевать Молодечному.

Но суть не в этом. Интересует, с хрена ли нас, то есть меня, Бернеса, Леньку, Подкидыша, Иванова и Корчагина из всеобщей тусовки исключили? Мы что, типа, рожей не вышли? Или тот самый гость вообще не в курсе о существовании в стенах школы определенного количества человек, которые не соответствуют высокому званию будущих разведчиков? Ну, это, конечно, сугубо личное мнение каждого. Я так быстрее себя в роли резидента вижу, чем того же Володю Крепыша. А он, между прочим, действующий сотрудник НКВД.

В любом случае, нас явно решили не звать на этот праздник жизни. Я даже попытался быстренько прикинуть, кем может быть важный гость. В принципе, учитывая специфику места, думаю, кто-то из руководства. Просто… Руководство руководству рознь. Да еще все эти перипетии с Ежовым. И Бекетов… Бекетов прямо взгоношился вчера. Он собирался куда-то ехать с Клячиным.

— Ребят… Ну, я пойду, да?

Володя, которому надоело стоять и краснеть, бочком проскочил мимо нас с Марком. Вид при этом у него был очень виноватый. Будто лично он отдал распоряжение не ставить в известность детдомовцев. Будто по его желанию нам выписали болт. Причём, откровенный. Хоть бы сказали, мол, граждане босяки, посидите в уголочке, чтоб не портить своими рожами серьезность момента. Ни хрена. Просто проигнорировали, словно мы — пустое место…

Я с удивлением прислушался к внутренним ощущениям. Странная история, но меня задела эта ситуация. Даже не столько за себя, сколько за всех нас.

— Вот блин… — тихо пробормотал я себе под нос. — Этого только не хватало…

— Ты чего там шепчешь? — Марк обернулся вслед Крепышу, который очень быстро, едва ли не бегом, удалялся от нас в сторону душевой. — Ты погляди, как чешет… Пыль столбом…

— Да так… Сам с собой… — ответил я Бернесу.

Вообще, конечно, на кой черт вообще заморачиваюсь, непонятно. Меня должна волновать только моя судьба, мои цели. Ну, может, еще судьба тех, кто в этих целях сыграет определённую роль. Что за братская любовь к детдомовцам проснулась?

— Слушай, пойдём на улицу, — Бернес снова повернулся ко мне. — До ужина время есть. Помыться сейчас один хрен не получится. Думаю, там не только Володя проникся чистоплюйством. А я, знаешь, испытываю сильное волнение…

Марк со значением поднял одну бровь, намекая, видимо, что причина волнения стоит как раз перед ним.

— Ты не отстанешь? — я тяжело вздохнул и посмотрел Бернесу прямо в глаза. — Честно говоря, тоже не против поговорить, но думал сделать это в более спокойной обстановке.

— Да куда уж спокойнее. Сейчас точно никому не будет до нас дела. А ты меня пугаешь, Реутов. Я даже предположить не могу, что с тобой происходит. Только вижу, что наверняка происходит. Идем, — Марк кивнул в сторону, где был выход из здания.

В итоге, через десять минут мы уже оказались на улице. И кстати, да. Народ продолжаю суетиться. Всем было плевать, куда это мы с Бернесом направились. Остальных детдомовцев вообще не было видно. Думаю, они все сидели по комнатам, загруженные заданием Эммы Самуиловны.

Главное, по закону подлости, когда Цыганков собирался сделать какую-то очередную подлость, как сквозь землю все провалились. Стоило Витюше исчезнуть, будто ускоренную перемотку включили. Сразу людей отовсюду повылазило до хрена и больше. В основном, как и говорил Марк, это были получекисты, торопящиеся в душевую или из нее.

— Ты зачем влез? Вроде помощи не просил, — сходу поинтересовался я у Бернеса, как только мы отошли от корпуса.

— Не собирался никуда лезть. Просто хотел тебя догнать, а наткнулся на вас с Цыганковым. Тем более, этот урод начал цепляться из-за меня. Вернее из-за моей вещи. Не сейчас. Имею в виду в первый раз. Если бы ты не пошел за зеркалом…

Бернес посмотрел по сторонам, проверяя, не видит ли нас кто-то. Хотя, чего смотреть, у людей идет активная подготовка к встрече неизвестного гостя. А потом продолжил:

— Идем, вон, за угол лучше. От греха подальше. Там деревья и пенек. Можно присесть.

Марк, не дожидаясь моего ответа, рванул в указанную им сторону.

— Класс, — сказал я сам себе под нос, глядя вслед товарищу. — Почему никто не спрашивает моего согласия? Даже, блин, эти пацаны…

Однако, раз уж Марк настойчиво решил, что нам непременно надо поговорить именно сейчас, и раз уж мне в этом тоже есть интерес, черт с ним.

Я двинулся вслед за Бернесом. Правда, как и он, тоже оглянулся сначала по сторонам. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь нас подслушал. Есть ощущение, разговор выйдет крайне занимательный.

Просто… Не верю я, что Марк — крыса. Особенно теперь. И раньше не сильно верил. Да, многое указывало именно на Бернеса. Но… Ситуация с Цыганковым будто чуть перевесила чащу весов в пользу этого пацана.

Если бы он стучал чекистам, на кой черт ему вмешиваться? Да ещё и портить ситуацию с Цыганковым лично для себя. Думаю, никто Марку неприкосновенности не обещал. Можно, конечно, допустить, будто таким способом он хотел расположить меня… Но… Херня! Я и без того к нему очевидно расположен больше, чем к остальным. Башка у Бернеса хорошо варит, он не может этого не понимать.

— Ты по ночам разговариваешь во сне, — рубанул вдруг Марк.

Он резко остановился возле того самого пенька, о котором говорил. Обернулся так же резко, уставившись мне в глаза. Наверное, рассчитывал на эффект неожиданности. Ну, что уж скрывать. Этот эффект у него получился отлично. Бернес смотрел на меня молча. С выражением ожидания на лице. Видимо, предполагалось, что сейчас последуют какие-то оправдания или объяснения с моей стороны.

Хрен там! Я точно так же, не говоря ни слова, пялился на Бернеса, ровно как и он, изображая ожидание. Мол, ну-у-у… И? Дальше что? Потому как проходили мы эти истории. Когда кто-то что-то слышал, но наверняка не знает ни черта. А потом начинаешь что-нибудь говорить и выдаешь сам себя с головой. Так что нет, парень. Давай, жги до конца. А по итогу я подумаю, куда повернуть наш разговор.

— Ничего сказать не хочешь? — не выдержал, наконец, Марк затянувшейся паузы.

— Хочу, — я невозмутимо кивнул в ответ. — Только пока не пойму, о чем. Говоришь, во сне у меня случаются приступы откровения? Ну, хорошо. Какие?

— Ладно… — Бернес усмехнулся, но вышло у него совсем не весело. — Я заметил, это происходит раз в несколько дней. Ты бормочешь сначала что-то про родителей. Мама, папа… Но эти фразы — на немецком языке. Тут, скажу честно, у меня не сильно большие успехи…

— Как ни странно…

— Не понял… — Бернес осекся, глядя на меня с легким недоумением.

Вернее, изображая на лице легкое недоумение. Актер, конечно, из него — такое себе. Я вон и то поднаторел в исполнении ролей так, что можно спокойно претендовать на любую киношную премию.

— Удивительно, говорю, что успехи не сильно большие. Ты же вроде из всех нас самый умный. Да и с образованием у тебя все нормально. Башка варит. В детдом попал позже остальных. Правильно? Родители у тебя из этих… — Я на секунду замялся, думая, как бы их назвать, чтоб было понятно, но не обидно. В итоге выбрал самый безобидный вариант, дабы не тыкать в национальность. — Из интеллигентов. Не верится, что тебе языки не преподавали. Хотя бы на среднем уровне.

— А-а-а… Ты вот о чем, — Марк отвел взгляд. — Последние годы, знаешь, не до этого было. Занимался совсем другими делами. А в языках родители больше внимания уделяли французскому. Немецкий я знаю, но… ты слишком невнятно…

— Марк… — перебил я снова детдомовца. — Хорош уже! Ты зачем из меня сейчас дурака делаешь? Уверен, все у тебя там ровно с немецким. Если ты сам начал разговор, так давай начистоту. Ты услышал то, что тебя сильно напрягло? Поэтому сейчас салом по сусалам водишь? Настолько напрягло, что даже опасаешься вслух высказаться.

Вообще, конечно, тот факт, что Бернес реально пытался в данный момент не трясти передо мной грязным бельишком, говорил о многом. А по сути, прошлое деда вполне можно назвать грязным бельишком. Правда, в основном оно, это бельишко, совсем не принадлежит дедуле и пачкал его не он, но тем не менее, дерьмеца там предостаточно. И что получается? Марк относительно долго знал эту информацию. Пока не понимаю, какую конкретно, но судя по его маятному взгляду, далеко не безобидную.

Что я мог сказать во сне? Да что угодно. Может, даже не по сюжету тех видений, который мне являются. Может, просто чекистов поносил по маме и по папе. Может, даже свою настоящую жизнь вспоминал. Это, конечно, самый опасный момент. Примут за шпиона — хреново. Примут за сумасшедшего — вообще не дай бог. Иной раз пуля в затылок гораздо лучше принудительной психотерапии. Почему на немецком? Да хрен его знает. Так-то я им вполне хорошо владею и без деда.

В любом случае, то, что Бернес некоторое время жил с этим знанием, но молчал, говорит о многом. А он сто процентов молчал. Будь Марк крысой, по-любому донёс бы чекистам. Хотя бы Шипко. Про директора школы вообще молчу. А те сразу начали бы меня трясти. Потому как времена неспокойные. Никто лояльно не отнесется к детдомовцу, который на немецком языке во сне треплется о чем-то недопустимом. Или айфоны с айпадами вспоминает, к примеру. Особенно на фоне случая с боксом. Вернее, с этим чертовым «джебом». Соответственно… Соответственно, скорее всего, Марк точно не крыса. Ф-ух! Аж полегчало. Но немного. Посмотрим, куда зайдет наш разговор сейчас.

— Черт… — Бернес вздохнул и уставился мне прямо в глаза. — Ты звал родителей. Чаще отца. И говорил ему, что непременно сделаешь все, как положено. Никто не узнает про банк, про деньги и про бумаги. Говорил, что ваш шифр вовек никому не разгадать. Мол, не переживай папа, никому не добраться. И еще… Все время вспоминал часы. Прощения просил почему-то.

— Та-а-ак… — я с умным видом кивнул.

Хотя ощущения были как раз обратные. Что я — идиот. За все время ни разу не озадачился вопросом, а вдруг и правда могу чего-то такого во сне сболтнуть. Уже ведь в детском доме пацаны говорили. Дед там несколько раз кричал во сне на немецком. Я вон, хоть шепотом, скромненько, раз Марк с трудом разобрал.

Хотя, с другой стороны, подобную ситуацию ведь и не проконтролируешь. Если не спать только вообще. Но это совсем уж бред. Попросить себе отдельную комнату? Причины какие для столь странного требования? Даже не представляю, как бы это выглядело. Товарищ Шармазанашвили, настоятельно прошу себе жилплощадь без соседей. Почему? Да потому что я охренел в конец. Только так можно объяснить подобную просьбу.

Комната… Е-мое… Мне резко стало нехорошо, потому как мысль начала развиваться дальше. Я уже несколько дней живу с получекистами. А если у меня опять ночные разговоры происходят? Вот, твою ж мать! Иначе не скажешь. Мало было проблем, так еще об этом теперь думать. Мои соседи вряд ли будут так же молчаливы, как Бернес. Скорее, наоборот. Тем более, они — действующие сотрудники. У них на всякие «странности» уже команда «фас» имеется.

И еще… Марк утверждает, будто я беседы веду в основном с отцом. А во снах этого нет. То есть в тех снах, которые помню утром. Ну, да, вижу его чаще, мать только единожды. Но я бы не сказал, будто у нас там крайне активные диалоги случаются. В основном, всегда какие-то сцены. Да и Алеша всегда ребенок в этих видениях. А что если… Я прямо обалдел от догадки, пронзившей меня с ног до головы. Даже волосы слегка зашевелились. Ну, или это просто мураши побежали от холода. Выскочили мы с Бернесом налегке, а на улице так-то ни черта не лето. Здоровые мураши, как слоны.

Что, если сны приходят на самом деле каждую ночь… Просто я их не запоминаю. Или дурацкое подсознание решило, будто мне не вся информация сейчас необходима. Может, в этих снах папенька Алёши подробно, в деталях рассказывает, что было, что будет, чем сердце успокоится. А я, как лошара, потом просыпаюсь и хожу дурак дураком, пытаясь сопоставить весьма скудные данные. Чего это мне вдруг решилось, будто видения редко проявляются?

— Понимаешь… не складывается, — Марк по-прежнему пялился мне в глаза. — Ты же рано в детский дом попал. Тебе где-то около семи-восьми было? Да? Помнишь, в первые дни знакомились, каждый о себе вкратце рассказывал и ты вскользь упомянул, будто маленьким был. А еще Заяц… Он Коммуну вспоминал. В общем, сомневаюсь, будто ребенку что-то подобное могло нафантазироваться. Да и потом… Один раз — ладно. Два. А я от тебя все эти фразы слышал уже несколько ночей подряд… Ты словно сам себе их в башку вдалбливаешь. И почему-то повторяешь одно и то же… Вот это точно не удалось хорошо расслышать. Что-то про начало и конец…

— Кто еще? — я в свете происходящего решил, тут уж не до условностей. Перебью снова Бернеса. Суть его рассказа понятна. Теперь интересуют последствия.

— Что «кто еще»? — Бернес сегодня просто поражал тугодумием.

Впрочем, и это было заметно, он волновался. Может, в переживаниях как раз кроется причина его внезапно проявившейся глупости.

— Кто еще слышал? — я хмуро уставился куда-то поверх головы Марка. Не потому что стеснялся смотреть ему в глаза. Вообще по хрену. Я думал. Очень энергично и очень напряжённо.

— Да все по очереди, — детдомовец пожал плечами. — Подкидыш просыпался разок. Матвей тоже. Ленька дрыхнет так, что рядом с ним, возле уха стреляй, не дернется даже. Ну, Степан еще. Насчёт них можешь не переживать. Они точно в немецком не особо соображают. Одной ночью Подкидыш хотел тебя даже разбудить. Но Стёпа сказал, мол, не трогай. Пусть трындит, сколько хочет. Лишь бы не громко. А я просто сплю чутко. Это со времен Ленинграда… Родители ждали, когда за ними придут. Не в том смысле, что им этого хотелось, конечно. Когда волна пошла… Была надежда, что их не коснётся, но… коснулось. И мать по ночам от каждого звука вздрагивала. И отец. И я с ними. Хотя мне они, конечно, ничего не говорили… Ладно, чего это я…

Бернес смутился. Он вообще нервничал все сильнее. Постоянно сжимал и разжимал кулаки. Будто ладони у него потеют и он пытается их вытирать своими же пальцами.

— Извини, увлекся. Не обо мне речь. Так вот о чем я, Алеша… У меня есть ощущение, будто ты… — Марк вздохнул, потом почесал указательным пальцем бровь. — Ну, что-то ты знаешь, или с чем-то связан. С чем-то опасным. Еще чекист этот, Клячин… Ни с кем из нас так не носятся, как с тобой. Понимаешь?

— Понимаю, Марк… Понимаю… — я перестал таращится в пустоту и посмотрел на детдомовца. — Скажи, ты ведь не думаешь, будто я… ну… типа, враг. Или что-то такое.

— Враг? — Бернес несколько раз моргнул, недоумевая от моего вопроса, а потом громко рассмеялся и махнул рукой. — Конечно, нет! Ну, какой из тебя предатель или шпион. Ты об этом? Даже и близко такого не допускал. Нет… Я думаю, что ты в опасности. Вот так скажу. Думаю, что-то в твоем прошлом есть, важное для некоторых людей. Иначе, не было бы столько суеты вокруг твоей персоны. Ты заметил? С тобой даже Шипко ведет себя иначе. Заметил. Не мог не заметить…

Бернес покачал головой, поражаясь чему-то, известному только ему. Видимо, для Марка было удивительно, что Панасыч вообще может к одному из детдомовцев относиться иначе, чем к остальным.

А я на мгновение задумался. Честно говоря, до слов Бернеса про старшего сержанта госбезопасности, ни разу о подобном не размышлял. Ну, Шипко, да Шипко. Обычный, вполне уже даже привычный Шипко. Орет, обзывается, гоняет нас. Однако если вспомнить…

Пожалуй, Марк прав. Панасыч реально ведет себя со мной не так, как с остальными. И Бекетов велел в случае срочной необходимости передавать сигнал о встрече через Шипко… К чему эта информация? Пока не знаю. Кроме маленькой детали, доверять нельзя. Никому. Я и прежде это знал. Сейчас лишний раз убедился. Может, потому у меня и прокатил нелепый отмаз с «джебом». А он, этот отмаз, чего уж скрывать, был совершенно идиотский. Я бы в жизни никогда на подобное не повелся. Если Панасыч — человек Бекетова, тогда все понятно. Он, может, товарищу старшему майору госбезопасности отчитался, а тот ему — жопу прижми и не лезь к пацану. Хочется ему иностранными словами разговаривать, черт с ним, пусть разговаривает. Главное, чтоб нужное вспомнил. Черт… Как вовремя у меня появилась та история про отбитую голову. Бекетов никак не проверит, правда это или нет.

И… Впервые я вдруг подумал про деда. Про то, что было бы с ним, окажись он сам в гуще данных событий. В том смысле, если бы я не попал в его тело и в его жизнь, Реутов, наверное, повелся бы на рассказы Бекетова. А товарищу старшему майору только это и надо. Ему нужна информация из дедовой головы. Все. Сам дед — скорее помеха. Хотя, с другой стороны, он ведь как-то жил раньше. Ну, мать вон моя появилась. Да и дедуля долго протянул.

Значит, Панасыч — человек Бекетова… А я, главное, еще думал, почему Шипко к директору школы не побежал. Хотя, должен был. Вот же твою мать… засада со всех сторон.

— Марк… — я шагнул ближе к Бернесу и положил руку ему на плечо, заглянув в глаза. — Не могу пока всего рассказать. Вообще никак. Но ты прав. Есть одна история… Опасная? Пожалуй и так. Но, в любом случае я рад, что ты решился поговорить. Если честно, был готов записать тебя в крысы…

— Куда? — Бернес не обиделся. Скорее сильно удивился. — В крысы? Ты подумал, будто это я доношу? Почему?!

— Да черт его знает. Просто как-то совпало все. Некоторые моменты косвенно указывали на тебя. Но сейчас… Сейчас я так не думаю.

— Вот спасибо! — Марк иронично хмыкнул. — Даже полегчало. В крысы он меня записал… Ну, ты даешь, вообще…

— Да ладно! — Я хлопнул Бернеса по плечу. — Не ссы. Видишь, все само собой выяснилось. Слушай… Это прямо здорово, что ты со мной поговорил. Во-первых, надо что-то делать с моими ночными беседами. Я теперь живу с двумя получекистами…

— С кем? — Бернес засмеялся. — Почему «полу»?

— Так они вроде как еще неполноценные. Хрен с ними. Не об этом речь. В общем, спасибо. Буду соображать, как поступить. И еще… — я буквально на одну секунду задумался, сомневаясь, говорить ли Марку то, что собираюсь. Но в итоге решил, скажу. — Нас ждет очень важное дело. Очень! После того, как закончим свою учебу, надо кровь из носа попасть в определенный город. Пока не могу объяснить тебе всего. Но поверь, это крайне важно. Даже не для нас. Не для меня. Для… Черт. В общем, просто поверь на слово. Важнее ни в твоей, ни в моей жизни ничего не было и не будет. Обязательно поговорим об этом, когда придёт время. Я все объясню.

За что уважаю Бернеса, он не просто умный пацан, он реально сообразительный. Марк не стал докапываться, типа, а что? А почему? Он всего лишь кивнул с пониманием, но этого было достаточно. Теперь можно хотя бы на одного человека рассчитывать. Впрочем, конечно, всего я никогда не смогу рассказать. Ни ему, ни кому бы то ни было. Сложно будет объяснить, с хрена ли я так уверенно говорю о том, когда начнется война, как начнется и сколько горя принесет. Ну, ничего. Будем работать с тем, что есть…

— Идем? — Марк посмотрел в сторону дорожки, которая вела к корпусу. — А то по закону подлости нас кто-нибудь обязательно хватится. Тот же Шипко, например.

— Ага. Есть такое…

Мы, не сговариваясь, двинулись к тому самому углу, за которым спрятались от лишних глаз. Однако, едва вывернули из-за него, я резко замер, а потом медленно сделал шаг назад, едва не наступив на ноги Бернесу, топавшему следом за мной.

— Эй! — Марк еле успел отскочить.

— Тихо! — зашипел я, не оглядываясь, а потом еще для надёжности махнул рукой. Мол, заткнись уже. Не пали контору.

Просто по главной аллее, целенаправленно, с решительным видом двигались Бекетов, Клячин и еще какой-то неизвестный гражданин. Вернее, гражданин был неизвестный, но его лицо отчего-то казалось мне знакомым. Причем знакомым в том смысле, что я сто процентов видел его в интернете. То ли в старой и совсем не доброй «вики». То ли просто статьи попадались. Но кто это такой, естественно, я сейчас при всем желании сообразить не мог.

А еще не мог сообразить, почему я, как дурачок, пытаюсь спрятаться от этих товарищей. Ничего ведь предосудительного не происходит. Мало ли откуда мы с Бернесом идём. Однако, внутренняя чуйка настойчиво толкала меня подальше от глаз старшего майора госбезопасности. Именно от него.