Глава 8 В которой происходит то, о чем я не подумал

— Что-то ты, Алексей, размяк? Не барышня ведь. Давай, собери волю в кулак. Стыдно за тебя, честное слово… — высказался Клячин, а затем с усмешкой посмотрел в мою сторону.

Твою ж мать… Ненавижу его этот взгляд. Так и кажется, сейчас мне на башку что-то упадёт. Причем, чекист точно знает, что именно. Знает, смотрит и ждёт, когда мои мозги разлетятся в разные стороны. Вот такое ощущение складывается.

Я не стал играть с ним в «гляделки» и просто отвернулся. Честно говоря, очень хотелось послать его к черту. Но… Ясен пень, теперь вообще сто раз подумаю, прежде чем ругаться с этим человеком. Он отмороженный наглухо. Я с первой встречи подозревал, с башкой у него нелады, а теперь уверен в этом на сто процентов.

— Ух… Аромат-то какой… Аромат… — не дожидаясь моего ответа, Николай Николаевич тоже отвел взгляд. Хотя усмешка на его губах все равно осталась. Веселится он… Весело ему…

Чекист, продолжая довольно «ухать», снял с плиты облезлый, кривобокий котелок и плюхнул его на стол, прямо мне под нос.

Кстати, плита, которая вызвала вопросы из-за отсутствия конфорок, оказалась просто-напросто дровяной. Это и объясняло ее ровную, гладкую поверхность, смутившую меня изначально. Простенько, но достаточно эффективно, между прочим. На ней чекист приготовил незатейливый ужин. Сейчас я был согласен съесть, что угодно, и любая еда казалась мне верхом поварского искусства. От голода сосало под ложечкой.

В котелке лежала картошка, которая неимоверно вкусно пахла. Обычная картошка, сваренная прямо в кожуре. Помимо этого на столе были сало, хлеб, нарезанный толстыми ломтями, бочковые огурчики. Дополняла картину железная кружка, такая же кривобокая, как и котелок, в которую Николай Николаевич плеснул водки. Кружка предназначалась мне. Водка — тоже. Ее чекист вынул откуда-то из закромов. Где эти закрома, понятия не имею. Я, честно говоря, не понял, откуда у нас и все остальное появилось. Картошка, хлеб, сало… Было это где-то здесь заныкано, или принес, кто, не могу ответить. Причина неосведомленности — мое состояние. Оно оставляло желать лучшего.

Дорога из бани к дому прошла, будто в тумане. Не помню, как мы вернулись. Реально. И не помню, как оказался в кухне. Наверное, виной такого беспамятства был полный стакан все той же водки, которую мне в организм залили еще в бане, перед тем, как мы покинули заведение, но после того, как я проблевался, Николай Николаевич, собственно говоря, и залил.

Пока меня тошнило на улице возле двери, он успел кому-то сообщить о случившемся. Как ни крути, но при наличии двух покалеченных хулиганов и, возможно, одного умирающего, уйти по-английски сложно. Даже сотруднику НКВД. Поэтому, буквально через пять минут после исчезновения, как раз к концу моего «сольного выступления», Клячин снова обозначился на пороге. Одежды теперь на нем стало значительно больше. Простыню заменили штаны, хотя верх еще оставался обнажённым.

К тому же чекист пришел не один. Вместе с ним явился какой-то мужик, судя по приличному виду и сурово сведенным бровям, из администрации заведения. Хотя… Сложно судить. Может, коллега Николая Николаевича. Может, милиционер. Хрен его знает. Я в тот момент вообще об этом не думал. Да и мужик был одет в гражданское. Только вел себя очень уверенно, по-хозяйски.

— Ну, товарищ старший лейтенант государственной безопасности… Ёк-макарек… — протянул незнакомец, рассматривая задний двор бани. Вернее, не сам двор, конечно, а то, что там лежало живописной картиной. — Как же ты так…

— Сами напросились, — коротко бросил в ответ чекист. — Местная шушера.

— Да я вижу… Один — точно знакомец наш. Василий Перфилов, в народе именуемый Вася Косой… Ну, ладно. Что уж… — Мужик махнул рукой, с какой-то обреченностью, и направился к крутышам, которые, надо признать, выглядели очень грустно. Даже бедолага Косой перестал дёргаться.

— Бывает… — вообще ни к месту протянул Николай Николаевич.

— Да я понимаю. Вряд ли ты специально за ними бегал, — мужик остановился возле Косого, ногой легонько толкнул его в бок. Косой даже не дернулся. — Сами нарвались, это ясно. В последнее время молодняк вообще зарываться начал. Ваську блатные к серьёзным делам допустили, так пацана понесло. Просто убирать сейчас придется. А у меня дел до хрена и больше… Ладно… То моя забота… Неужели совсем мозгов лишись, если сразу перо достали?

— Не сразу, — ответил Клячин. — Они пацана моего прижали, пришлось малину им испортить. Пацан-то всяко нужнее.

Чекист хохотнул и посмотрел на меня. Я уже стоял ровно, а не согнувшись в три погибели. Но из-за слабости, которая имелась в теле, замер возле стеночки, прислонившись к ней плечом. Николай Николаевич тяжело вздохнул, покачал головой и, ухватив меня за локоть, потащил внутрь. Наверное, я выглядел не особо бодро. Впрочем, не только выглядел. Я и чувствовал себя выжатой половой тряпкой.

В общем-то… Может, это действительно было проявлением слабости с моей стороны, но то, как Клячин спокойно разделался со шпаной, произвело на меня слишком сильное впечатление. Вернее даже не так. То, как он добил их, когда это совсем не требовалось. То, как спокойно с улыбкой на лице, насаживал Косого на его же нож.

— Отмороженный мудак… Сука… маньяк… — эти эпитеты я вставлял между приступами тошноты, пока рядом никого не было. Выворачивало меня не только физически, но и морально.

Вот в фильмах, к примеру, смерть кажется оправданной. Особенно, если загнулся злодей. А герой рядом с трупом врага выглядит суперменом. Оказывается, на самом деле есть в этом что-то жуткое. Вот — стоит передо мной здоровый парень, борзый, весь из себя приблатнённый. А потом — раз! И все. Нет парня. Валяется на земле, как кусок говна.

Но все-таки, надо признать, гораздо в большей мере меня впечатлил Клячин. Нет, чисто с человеческой точки зрения, Косой вроде — жертва. Относительно, конечно. Если сравнивать его и Николая Николаевича, он несомненно проигрывает чекисту по всем показателям. Можно было обойтись без убийства. Судя по тому, как действовал Клячин, уверен, он легко мог сломать придурку руку, не поранившись сам, или отправить его в нокаут. А воткнуть пацану в пузо нож… Ну, не знаю… Мораль вроде должна быть, доброта, все дела. Возлюби ближнего, не обидь дальнего. Неправильно, в общем.

Однако, в глубине души я признавал, не настолько, на самом деле, мне жалко Косого. Да, имел место стресс. Но блин! Впервые нахожусь в такой ситуации. Конечно, стресс. Однако в гораздо больше мере мне жалко себя. Потому что рядом со мной находится человек, способный на все. Не только способный, но и выдрессированный для этого. А я до сих пор не знаю, что именно хочет от Реутова чекист. Правда… Теперь уже не уверен, что вообще хочу владеть подобной информацией.

И если бы можно было вернуть время, на денёк, больше не надо, где-нибудь в Подмосковье я сто процентов сбежал бы. Да, сложно. Да, опасно. Но, в конце концов, не дурак вроде бы, башка варит, знания какие-никакие имеются. Неужели не нашёл бы, где пристроиться. В любом случае, такое развитие событий было бы гораздо лучше, чем близость Клячина, который меня теперь настораживает еще сильнее.

Конечно, едва появились Николай Николаевич с незнакомым мужиком, тошнота сразу прошла и матерные слова тоже закончились. Я вообще впредь поостерегусь ругаться с чекистом. А уж обзывать его — тем более. Потому что он — псих!

Пока Клячин волочил меня в сторону банного зала, внутренности мои мелко тряслись, будто я с похмелья. Что он за человек такой? Что, млять, за человек? Как можно настолько невозмутимо, без злости, вообще без эмоций добивать лежащего на спине. Ладно, сказать бы в аффекте. Так ведь ни черта подобного.

Чекист дотащил меня до раздевалки, исчез на пару минут, а вернулся уже со стаканом водки и куском хлеба, сверху которого лёжала котлета.

— На! Пей!

— Не хочу, — мотнул я головой, пытаясь при этом посильнее закутаться в простынь. Отчего-то было холодно.

— Да кто тебя спрашивает, Алексей! — Клячин шагнул прямо ко мне, ухватил двумя пальцами мой нос, а потом натурально силком влил водку в рот. Естественно он у меня машинально открылся после манипуляций чекиста.

— Сейчас отпустит. Не бзди, — добавил Николай Николаевич. Смотрел он на меня, кстати, без осуждения или насмешки. Наоборот. Вроде даже с сочувствием. Хотя, теперь я ему не доверяю еще больше, чем до этого случая.

— Первый раз у многих так бывает, — добавил Николай Николаевич, дождавшись, пока я откашляюсь и вытру подбородок, по которому, само собой, теперь стекала водка. Я чуть не подавился ею. — Надо закусить.

Он протянул хлеб с котлетой. Тут я сопротивляться не стал. Заглотил в один момент. Думал, снова вывернет, но ни черта подобного. Как говорил кто-то из классиков, человек такая скотина, ко всему привыкает. Вот и у меня, похоже, стресс пошел на убыль, и жратва показалась организму весьма даже уместным моментом.

Потом Клячин снова исчез ненадолго. Потом снова появился. Я так понимаю, занимался решением небольшой проблемы, оставленной им на заднем дворе бани. Хотя, думаю, для него это и не проблема вовсе. Так-то, он вообще помыться пришёл. Оружия при себе не имеет. Не знаю, как тут, а в современном времени, конечно, любой мент нехило бы вляпался с таким «отдыхом». Впрочем, любой чекист тоже. А вот судя по поведению и спокойствию Клячина, он точно знает, ему ни черта не будет. Да и тот мужик, который с ним явился, пока я карачился у дверей, распугивая местных птиц «зовом оленя», тоже выглядел вполне спокойным. Может, дело в том, что пострадавшие имеют определённую репутацию, а потому никто за них задницу рвать не будет. Не знаю…

К тому же, чекист, типа, защищался. Действовал по ситуации. Шпана напала, угрожала, ножом размахивала, все дела. И никто не узнает, что Николай Николаевич мог просто выбить нож у Косого, а потом отправить его в нокаут. Никто, кроме меня… Черт. Сложностей становится все больше и больше. И пока ни малейшего намека, ни одной идеи, как вернуть все обратно. Реутова в Руетова. А меня в меня.

— Ну, все… Идём, — Клячин всучил мне чистые вещи и начал одеваться сам. — Опаздываем. Того и гляди, гость раньше нас явится…

У меня, в отличие от Николая Николаевича, который шустро натянул рубаху, привел в порядок обувь, этот процесс шел с трудом. Видимо, сказался тот факт, что водку я выпил на голодный желудок. Да ещё чёртов стресс. В общем, через минут десять, полностью одетый Клячин скептически наблюдал, как то же самое пытаюсь сделать я. Потом плюнул на все и принялся мне помогать.

Именно из-за вязкой каши, появившейся в голове, я с трудом запомнил, как мы добрались до дома. Пришёл в себя — сижу за кухонным столом. Николай Николаевич кашеварит у плиты. В доме тепло, а от вкусных ароматов бежит слюна.

Думаю, как бы меня за этим столом не вырубило, на самом деле. Наверное, Клячин просто не трогал, пока я дремал. Соответственно, где чекист взял еду, сам он ее добыл или принёс кто-то, понятия не имею. Да и какая разница. Главное, наконец можно нормально пожрать.

— Ешь, — Клячин вынул из котелка несколько картофелин, положил их перед собой. Порезал сало. А потом достал вторую кружку и тоже поставил ее возле себя.

Я осторожно ухватил пальцами одну картошку, затем быстренько шлепнул ее на стол.

— Горячо…

— Ясное дело, горячо, — громко заржал Николай Николаевич. — Только приготовилась.

Он взял бутылку, которая стояла тут же, рядом с котелком, плеснул в свою кружку водки, а затем поднял ее, планируя сказать тост.

— Ну, Алексей, выпьем за то, чтоб…

Договорить Николай Николаевич не успел. Он вдруг замер молча, глядя перед собой стеклянным взглядом. Будто услышал что-то. Такой вид был у чекиста. Причём что-то за пределами дома. У него даже голова немного наклонилась к одному плечу, словно он пытался лучше расслышать происходящее.

— Не успели, — коротко вдруг констатировал Николай Николаевич. Сказал это даже не мне, а самому себе.

И в ту же секунду хлопнула входная дверь. Я от неожиданности буквально на месте подпрыгнул. Получается, Клячин определил, что к дому подходят, раньше, чем неизвестный гость ступил на порог. Ни хрена б себе…

Второй удивительный момент — чекиста сразу же как подменили. Он одним быстрым движением отодвинул кружку, так и не выпив ее содержимое, картофелины бросил обратно в котелок, а потом вообще вскочил с табуретки, на которой сидел напротив меня, и вытянулся по струнке. У меня даже рот открылся от изумления, честное слово.

Я в тихом офигевании наблюдал за столь внезапными метаморфозами. Это еще что за прикол? Впервые за несколько дней видел Клячина в подобном состоянии. Он был… Нет, не напуган. Это слишком громко сказано. К тому же гостя мы ждали с самого начала. Его приезд не является неожиданностью. Но… Пожалуй, Клячин просто априори побаивался этого человека. Вообще. По жизни. Вот так могу сказать.

— Алексей! Ну, вот и свиделись! Сколько лет прошло! Ох… Возмужал! — Прозвучал радостный голос, мне, что вполне понятно, абсолютно незнакомый.

Я оторвал взгляд от Клячина, который продолжал изображать из себя стойкого оловянного солдатика, а затем медленно повернулся. На пороге стоял мужик. Взрослый. Лет этак за сорок пять. Ближе к пятидесяти даже. Одет «по гражданке». Костюм на нем был приличный. Пальто солидное. Обувь — очень даже ничего. Короче, дядя явно не из простых граждан.

Смотрел он на меня тепло, с отеческой улыбкой и по-моему, собирался обнять, ко всему прочему. Что-то многовато становится вокруг людей, которые преувеличенно «хорошо» относятся к Реутову. Прямо куда не глянь, одни друзья-товарищи.

Прибывшему гражданину, как и Клячину, я не сильно-то верил. Особенно его добрейшей улыбке и теплому взгляду. Идите на хрен! Один, вон, тоже улыбался. А в итоге оказался чуть ли не Хитменом.

И вообще, конечно, очень странная история. Куда не плюнь, везде у пацана доброжелатели, а провёл он почему-то большую часть жизни в детском доме. Херня какая-то получается. Где же были все эти хорошие люди раньше?

— Да не стесняйся! Не смотри на звания и субординацию! — мужик развел руки в стороны. Твою мать… Точно обниматься собирается. — Столько лет не виделись!

То есть, предполагается, что я должен сейчас вскочить и броситься ему навстречу. Чужому, непонятному мужику. Но фишка даже не в этом. Сейчас происходит то, о чем я даже не подумал. Хотя, должен был. Просто как-то изначально в башке ровненько улеглась информация, что Реутов чуть ли не с ранних лет по детским домам шляется, а значит, нет людей, которые его помнят или знают. Ну, не считая воспитателей, наблюдавших сиротку среди остальных воспитанников. Однако человек, стоявший на пороге кухни, точно не был похож на педагога. Ни хрена подобного.

Если Клячина выдавали какие-то внешние признаки, наподобие манеры говорить, вести себя и так далее. Здесь же… Мужик мог бы просто войти молча и все. Я без слов понял бы, что это за птица. Место обитания — то же самое. Чекистов в моей жизни становится все больше. А вот уровень… Уровень значительно выше будет. От незнакомца фонило властью. Фонило так, что хотелось вслед за Клячиным вскочить, вытянуться, а потом отдать честь.

Но и это — ерунда. Гораздо хуже тот факт, что гость, очевидно, хорошо знал Реутова. И судя по радостному лицу мужика, Реутов тоже должен его хорошо знать.

Приплыли…

Загрузка...