До наступления сумерек я всё же успел немного поспать и вновь проснулся с чувством голода. Побродив вдоль берега ручья в поисках добычи, на этот раз я ничего не поймал. Либо вначале мне просто повезло — Фортуна сжалилась надо мной, как над новичком, либо рыбу успели распугать, хотя последнее предположение казалось маловероятным — прошло слишком мало времени.
Нужна была еда, а то, что могло утолить голод раньше ягоды, орехи и прочая растительная пища, — теперь не подходило. Мне требовалось мясо, и леопард, гонимый чувством голода, поборол во мне всё человеческое. Охота вот что ему нужно.
Я по-прежнему брёл вдоль берега, когда до меня донёсся запах. Мясо! Настоящее живое мясо, и не так уж далеко. Как и во время бегства из Главной Башни, меня всецело захватили инстинкты. Теперь я был только леопард, а не человек.
В два огромных прыжка я оказался на вершине каменной гряды. Если на человеческий взгляд света было недостаточно, то для глаз леопарда сумерки — самое подходящее время для охоты. Внизу я заметил семейство кабанов, хрюкавших, с громким фырканьем рывших землю. Во главе с устрашающего вида самцом они продвигались к ручью на водопой.
Даже леопард задумался бы, прежде чем нападать на такого могучего противника. Кабаны, может быть, самые опасные обитатели леса, на них не пойдут даже те смельчаки которые решатся на схватку со снежным барсом. Их клыки остры, а при охоте в этих животных просыпается невероятная хитрость. Я слышал, что кабаны порой подстраивают незадачливым охотникам опасные ловушки, если те решаются поохотиться на их собственной территории.
Ну что ж, моим оружием будет неожиданность. Я прокрался вдоль камней, бесшумно, как и полагается кошке во время охоты.
Хотя поросята так и просились, чтобы их съели, я знал, что моя главная цель — матёрый боров, потому что именно от него будет исходить основная опасность. Я приготовился к прыжку.
Самка и её выводок пофыркивали. Боров рыл землю клыками, словно пытался отыскать какой-то свиной деликатес, зарытый среди павших листьев.
Я совершенно бесшумно прыгнул, упал там, где и следовало, и изо всех сил прижал к земле хряка, одновременно впившись в него зубами и всадив когти в глотку. Боров затих — его загривок был переломан и он мгновенно умер.
Я услышал глухое урчание и поднял голову. Одновременно до меня дошло, что я и сам издаю предупреждающий звук. На меня смотрела самка — во всех её движениях сквозила ярость.
Я снова зарычал, не отрывая взгляда от её маленьких, налитых кровью глазок. Нападёт или нет? Не обладая такой же силой, как боров, она всё равно выглядела настолько опытным бойцом, что подумаешь дважды, прежде чем решиться на схватку с ней. Я замер за тушей борова, готовый отразить атаку.
И тут завизжали поросята, да так, что резануло слух. Но они не двигались с места, поджидая команды от своей мамаши.
Самка всё ещё не нападала, и я решил, что она всего-навсего защищает свой выводок. Я вцепился зубами в свою добычу и начал медленно оттаскивать её назад, продолжая следить за самкой. Она не переставала урчать, однако уже не так рьяно рыла землю клыками и так и не сдвинулась с места.
Под конец она подняла голову, громко фыркнула и помчалась прочь с такой скоростью, которая никак не вязалась с её весом. Всё семейство устремилось следом. Я остался один. Оглядевшись, затащил жертву на вершину каменной гряды, да там и утолил голод, зная, что зверь полностью вытеснил во мне человека.
Едва покончив с трапезой, я услышал шелест крыльев — на запах падали собиралась стая грифов. Когда я уйду, они налетят на остатки моего обеда и будут драться за куски мяса до тех пор, пока среди камней не останутся лишь обглоданные кости.
Я наелся, попить можно и позже. Не было никакого желания снова встречаться с кабанами — самкой и её выводком. И хотя в первый раз наша встреча не закончилась схваткой, при моём повторном появлении она решит, будто на этот раз я угрожаю её поросятам, и ринется в бой, что означало для меня смертельную угрозу. Фортуна пока благоволила ко мне, я ушёл без отметин, миновав опасность боя. Не стоило ещё раз испытывать судьбу.
Луна медленно выплывала на небо, но её отражение ещё не появилось на воде. Я напился вдоволь и сел, чтобы вылизать шерсть. Голод и жажда утолены, моя животная часть успокоилась. Я снова был готов к раздумьям.
В мои планы входило найти кого-нибудь из лесных Мудрых, которые могли бы помочь мне. Задача не из лёгких. Но я не собирался так быстро сдаваться и возвращаться в Главную Башню, где меня наверняка поджидал Могхус вместе со своими охотниками и псами. А может быть, моя мать и Урсилла окажут на него такое давление, что он откажется от своего первоначального замысла, в который входило избавиться от меня, как от препятствия на пути к власти? Я прокручивал в уме все варианты. Нет, лучше всё же думать о том, что находится вокруг меня и передо мной, сейчас и здесь.
Пробираясь вдоль ручья, я настораживал уши и вглядывался в темноту, стараясь не упустить из виду ни малейшего движения. Я уловил какое-то движение среди деревьев, принюхался. Огромных размеров ночная бабочка пролетела над водой и села на один из водяных цветков наподобие кувшинки. На неё тут же налетел какой-то ночной разбойник. Вокруг меня кишела жизнь, неизвестная мне раньше, когда я был ещё человеком.
Никакого конкретного плана у меня не было, так что я решил продвигаться дальше вдоль ручья. То там, то здесь виднелись тропы, по которым дикие животные шли на водопой. Вероятно, среди них я обнаружу и ту тропинку, которая служит людям и им подобным спуском к воде. Эта слабая надежда поддерживала меня.
Среди многочисленных запахов пока не попадалось тех, которые бы моя половина-леопард не распознала бы. Если я пробирался по владениям какого-либо лесного народа, то не знал этого, даже обладая обонянием животного.
В один момент меня вдруг охватило отчаянье. Я готов был завыть от тоски.
Однако когда нервы мои напряглись до предела, я внезапно услышал тихое пение, которое никак нельзя было спутать с журчавшей слева от меня водой. Меня невольно притягивали эти приятные звуки, манили к себе.
Я высоко поднял голову — снова заныли раны на спине — и принюхался к ночному воздуху. Запах человека! Передо мной кто-то из тех, кем я был раньше, до того, как проклятие пояса наложило на меня свои чары. А тот человек, который по доброй воле выбрал лес как среду обитания, наверняка имеет какое-то отношение к Силе!
Я пробирался сквозь деревья. С каждым шагом пение становилось всё громче. Я уже различал отдельные слова, но они ничего не значили для меня. Голос был молодой, высокий, женский.
Я больше не сомневался в том, что он принадлежит обладательнице Силы. Моё возбуждение нарастало. Ни один человек не останется невозмутимым, когда рядом с ним творят колдовские дела.
Наконец, я притаился за поваленным деревом и выглянул на поляну, озарённую ярким светом луны. Трава переливалась словно изумрудная. Казалось, лунное сияние оживляет всё вокруг и приводит в смутное движение.
Вокруг ярко освещённого круга росли серебристо-белые цветы на высоких стеблях, которые представляли собой как бы миниатюрные копии Луны, под которой они раскрывали свои бутоны, словно впитывая в себя её свет. Они издавали нежнейший аромат, свежий, словно у весенних цветов, хотя на дворе стояла уже поздняя осень.
И я увидел ту, которой принадлежал голос. Она стояла рядом с широкой корзиной, срывала нераскрытые бутончики цветков и бросала в неё. Маленькие ловкие руки непрерывно двигались. И при этом она также непрерывно пела.
В лунном свете её полуобнажённое тело казалось белоснежным и немного призрачным. Единственной одеждой девушке служило нечто вроде короткой юбки, позвякивавшей при каждом её движении.
Эта странная юбка была сделана из серебряных дисков, нанизанных на цепи, которые крепились к узкому пояску, стянутому вокруг тонкой талии.
На груди висел магический символ в виде рогатого месяца, сделанный из переливающегося камня. Тёмные, очень длинные волосы девушки были перехвачены на затылке серебряной заколкой и плавно струились вдоль спины, ниспадая локонами ниже юбки.
Я никогда не видел никого, кто был бы хоть отдалённо похож на неё, даже среди лесных людей. Мой звериный нюх подсказывал мне, что она человек, но ни одна девушка Клана не стала бы бродить одна в лесу и творить колдовские дела в сиянии Луны. Она, должно быть, Мудрая Женщина. Но при этом она так же отличалась от Урсиллы, как первые лучи восходящего солнца непохожи на палящий дневной жар.
Три раза обошла она ярко озарённый круг, срывая бутоны, пока корзина её не наполнилась. Потом взяла её обеими руками и, стоя ко мне вполоборота, высоко подняла свой урожай, обратив взор к Луне. При этом она продолжала петь. Слов я по-прежнему не разбирал, но, должно быть, она благодарила Луну за то, что собрала.
Была ли она хороша собой? Не знаю, я не мог судить об её красоте, исходя из понятий Главной Башни. Но что-то внутри меня вспыхнуло и вырвалось наружу сквозь обличье зверя. В ту минуту, когда я посмотрел на неё, я стал человеком, мужчиной, которого влечёт то, что заложено глубоко внутри женщины.
Так велика была её Сила, её собственная Сила, а не та, которой обладают Мудрые, что я без раздумий поднялся и вышел на свет, забыв о том, в каком я виде, да и обо всём остальном.
Девушка опустила корзину и посмотрела на меня.
На её по-прежнему спокойном лице промелькнуло удивление.
Её взгляд заставил меня вернуться в укрытие. Незнакомка подняла корзину и поставила себе на бедро. Свободной рукой она начала рисовать в воздухе какие-то знаки — наверное, для защиты или распознавания.
Я воочию увидел линию, которую девушка нарисовала в воздухе. Она горела — ярко, словно факел. Потом незнакомка громко заговорила, будто задавала мне какие-то вопросы. Но слова её звучали странно, и я их не понимал.
Я не отвечал, и это озадачило её. Ещё раз девушка начертила знак, словно хотела убедиться, права она или нет. Потом, когда линии растаяли в темноте, она заговорила вновь, в этот раз на языке Кланов и равнин.
— Кто ты, ночной странник?
Я попытался назвать себя, произнести собственное имя. Но из моей пасти вырвался лишь звериный рык.
Она направила на меня два пальца и произнесла Слова не спуская с меня настороженных глаз.
Я снова попытался заговорить. Но не смог даже пошевельнуть языком. Это меня напугало не на шутку. Она напустила на меня свои чары! Девушка больше не смотрела в мою сторону, уверенная, должно быть, в том, что я не смогу вмешаться в её дела. Она направилась к краю опушки. Там поставила корзину на землю и набросила на себя плащ с капюшоном, в мгновение ока превратившись в тёмную тень.
Подхватив корзину, незнакомка скрылась среди деревьев. Я не то зарыдал, потеряв свою единственную надежду, не то взвыл, как дикое животное, у которого отобрали добычу. Но её чары оказались настолько могущественными, что я не мог ни шагу ступить, ни пошевелить ни единым мускулом.
Я тщетно пытался освободиться, прилагая для этого неимоверные усилия. Наконец заточение моё стало ослабевать, и вскоре я смог чуть пошевелить лапой. Понемногу силы возвращались. Как только ноги смогли идти, я направился к тому месту, где видел девушку в последний раз, и стал принюхиваться к её следу.
Поначалу я брёл, качаясь, натыкаясь на стволы деревьев, но с каждым шагом поступь моя становилась всё твёрже. Я продвигался медленно, чтобы не сбиться со следа. Даже обладая звериным тонким нюхом, я должен был напрягаться, словно та, за которой я следовал, прибегла к какой-то хитрости и пыталась замести свои следы.
Потом запах, который вёл меня, перебили другие — терпкие, горькие и душистые, некоторых из них я вообще никогда не знал. Я выбрался на другую опушку, на край поляны много больше той, где впервые увидел незнакомку, юную Мудрую Женщину, творившую колдовские дела. И это была не обычная поляна, а скорее ухоженный сад среди леса.
Не то клумбы, не то грядки с какими-то растениями (они правда, весьма сильно отличались от злаков, которые помогал убирать с полей) тянулись вокруг подножия Башни. При свете луны я сразу заметил, что она не походила на строения Клана, в которых мне доводилось бывать.
Башня была не круглой и не квадратной, а пятиконечной и напоминала огромную звезду, какую я видел на полу в комнате Урсиллы.
Между каждой парой соседних лучей был установлен тонкий шест, доходивший до уровня окон, которые виднелись на втором и третьем этажах. Шесты отражали серебристый свет, озарявший Башню. Возможно, это была своего рода защита, по-видимому, более надёжная, чем в наших Кланах. Камень, из которого была сложена Башня, переливался в лунном сиянии и, в отличие от других камней, был голубовато-зелёным.
Кое-где в окнах горел свет. Я пробрался к внешнему краю поляны, чтобы осмотреть башню со всех сторон. Можно было не сомневаться в том, что это и есть дом моей Лунной Колдуньи.
И жила она здесь не одна. Приблизившись к Башне с другой стороны, я заметил конюшню. Она напоминала нашу. Ничего странного, в отличие от самой Башни, в ней не было. В загоне паслись лошади и жеребята.
Они, должно быть, учуяли меня, потому что вскинули головы, а жеребец заржал. Я не стал приближаться, и он замолчал, но продолжал скакать между оградой загона и своими сородичами.
Остальные не проявляли беспокойства, и это показалось мне несколько странным. Они продолжали мирно щипать траву, а потом даже жеребец притих, лишь косился в мою сторону и следил за каждым моим движением. Но при этом в нём не было никакого страха.
Я обогнул опушку. Башня имела единственный вход с северной стороны — небольшую дверь, почти неразличимую на фоне стены. Всё здание было окутано таинственностью. На ум приходила лишь одна догадка — укрывшиеся в ней не имеют почти ничего общего с обычными людьми.
В голове у меня мелькнула мысль, что они наверняка располагают устройствами, охраняющими от вмешательства в их частную жизнь. Мы, восходящие по происхождению к Древней Расе, можем различать, когда что-то или кто-то относится к Тени. От Звёздной Башни не исходило никакого зла. За садом я нашёл среди кустарника укромное местечко, где смог вытянуться и наблюдать за входом. Во мне снова затеплилась слабая надежда.
Снова и снова бросал я взгляд на освещённые окна и думал о том, что там обитает Дева-Колдунья. Зачем собирала она лунные цветы? Какие таинства желает сотворить с их помощью? Ах, если бы я мог ответить тогда на её вопрос!
Я поднялся, прошёлся немного и лёг снова. Ночь отступала. Луна уже стояла не так высоко над головой.
Свет в окнах погасили. Лишь отблеск шестов освещал Звёздную Башню.
Я положил голову на передние лапы. Налетел лёгкий ветерок и принёс с собой приятный аромат растений. Теперь я знал, что это сад, причём гораздо больше тех, что мне доводилось видеть раньше, и со знакомыми запахами трав и цветов перемешивались многие такие, которым я не мог дать названий. Дорожки были выложены камнем, они разделяли не то грядки, не то клумбы между собой, чтобы легче было собирать урожай.
Некоторые растения уже завяли, подсохли, заснули, так как с каждым днём становилось холоднее. Другие же, напротив, цвели вовсю, словно назло наступающим заморозкам.
Из магических обрядов я знал только то, как колдовала Урсилла. При этом она прибегала к помощи трав и специй — их она обычно покупала у торговцев.
Но травы, что она выращивала, были пустяком по сравнению с тем, что росло в этом чудесном саду. Лунная Дева собирала цветы… Занималась ли она Магией, связанной с тем, что произрастает, то есть Зелёной Магией?
Некоторые в невежестве своём заявляют, что есть Магия Чёрная — та, что принадлежит Великой Тени и пугает людей, и есть Магия Белая — та, что служит на благо человечеству. Но те, кто хорошо знаком с Тайной, говорят иначе — Магия делится по-другому, и каждая её часть обладает и тёмной, и светлой стороной.
Существует Красная Магия, от которой зависят здоровье, физическая сила, военное искусство.
Затем следует Оранжевая Магия, отвечающая за помыслы и желания.
Жёлтая — это та Магия, что ведает умом, логикой и философией, с ней-то чаще всего и работают Маги и Чудотворцы.
Зелёная Магия имеет дело со всем, что произрастает в Природе, а также с красотой и созданием прекрасного усилиями людей.
Голубая вызывает чувства, поклонение богам, веру в пророчества.
Синяя связана с погодой, со штормами и предсказаниями по звёздам.
Пурпурная — та, с которой лучше не иметь дела, ибо она сеет зависть, ненависть, страх.
Лиловая царит среди духов и лишь некоторые, даже из Голосов, обращаются к ней.
А Коричневая Магия — это Магия леса и полян, мира животных. Те из людей лесов, о которых я хоть что-то знал, обучались Зелёной и Коричневой Магиям. Из всех Магий они ближе всего к земле.
Однако редко когда прибегают лишь к одной из Магий; обычно — черпают силу из той, что откликнется на желание колдующего. Всеми ими можно злоупотребить, что означает приход царства Тени. Но тот, кто выбирает этот путь, достигает Силы, даже если желание его сильнее таланта.
Зелёная Магия этого места успокоила меня, когда я вдохнул запах трав, доносившийся из сада. Если бы я мог дать знать тем, кто живёт здесь, о проклятии, которое наложил на меня пояс, они бы наверняка постарались мне помочь!
Той ночью я унёс надежду вместе с собой в полусон-полудрёму, не думая больше о том, что на рассвете шесты Башни угаснут. С одной мыслью заснул я той ночью: здесь я могу найти — не друзей, о которых я и не мечтал, нет, но кого-нибудь, кто бы понял меня… И… возможно, протянул бы мне руку помощи…