Проснувшись на рассвете, я услышал пение птиц над головой. Лунное сияние ушло из запруды, хотя еле заметный серебряный диск всё ещё виднелся на западе. Я протёр глаза, не удивившись тому, что меня окружает, ибо во мне осталось воспоминание — воспоминание о дикой жизни прошедшей ночи. Я увидел, услышал и познал нечто значительное, восприняв всё это из чуждого мира, такого прекрасного и живого, какого я никогда не ведал ранее. Это была настоящая свобода, к которой я так стремился все прошлые годы. Вернуться в Главную Башню было равносильно заточению, но другого выбора у меня не было.
Чутье подсказывало мне, что если кто-либо проведает о моих ночных вылазках, мне не позволят поступать так в дальнейшем. Я должен вернуться к себе в комнату никем не замеченным. Пришлось сесть, дотянуться до одежды, лежавшей на расстоянии вытянутой руки, чтобы надеть её на мокрое от росы тело. Пояс на мне теперь был просто поясом, не больше. Даже камень на пряжке потускнел. И всё же, не удержавшись, я пробежался пальцами по меху.
Час был ранний. Я надеялся пробраться в комнату так, чтобы никого не потревожить. Меня вело шестое чувство, предупреждая об опасности. Я продвигался так осторожно, словно разведчик в неприятельском лагере, и вскоре добрался до Ворот, проскользнул в них и побежал к двери Башни. Мне оставалось лишь миновать вход в Башню Леди. Но кто-то преградил мне путь. То была Урсилла!
Встречи с ней избежать не удалось. Она подняла руку и указала на арку. Она молчала, я же переминался с ноги на ногу. Потом она кивнула на пояс, который виднелся из-под ремня бриджей, так как я был без куртки и без рубашки.
— Где ты это взял? — спросила она шёпотом, совершая магические пассы, чтобы выведать правду.
Не отдавая себе отчёта, я закрыл пряжку рукой. Мне явно угрожали. Я начал сердиться на самого себя, но старался вести себя сдержанно.
— Это подарок, — вежливо ответил я. — Леди Элдрис и Тейни вручили мне его в знак нашей помолвки.
Черты лица Урсиллы заострились, она стала похожа на злобно оскалившуюся собаку.
— Отдай его мне! — женщина даже протянула руку, путаясь сорвать с меня пояс. — Отдай его мне, Кетан!
Но, как она ни старалась, я не поддался её чарам и не повиновался.
— Нет! — отрезал я. Потом повернулся и побежал, не задумываясь о том, увидит меня кто-нибудь или нет. Только добравшись до комнаты, я остановился, потому что теперь был вне досягаемости Урсиллы. Опустившись на край своей узкой кровати, я постарался разобраться в той мешанине чувств, которая переполняла меня, чтобы понять, что же заставило бежать от Мудрой, словно то был не я, а перепутанное дитя.
Чувство свободы, с которым я проснулся, исчезло. Вместо него появилось чувство разочарования, сменившееся страхом. Я в клетке, и Урсилла попытается удержать меня в ней. Она сделает всё, чтобы подобная ночь не повторилась. В этом я был уверен так твёрдо, словно кто-то написал приговор горящими рунами на стенах передо мной.
Пояс!
Я расстегнул его и поднёс голову снежного барса к глазам. Камень погас и казался тусклым. Но Урсилле не отобрать его у меня! Этого я не допущу! Он мой и только мой, принадлежит мне, как ничто другое. Я сразу понял это, как только увидел его в первый раз среди сокровищ Ибикуса. Ну и что, если Леди Элдрис решила использовать пояс в собственных целях! Для меня это ничего не значит. Я снова застегнул его на себе и проверил, действительно ли защёлкнулась пряжка.
Пусть Урсилла и обладает Силой, отобрать у меня пояс она не сможет. Не знаю, почему, но я был уверен в этом.
Однако от Мудрой Женщины так просто не отделаться. В полдень принесли записку. Мы с Пергвином в это время дрались на мечах, и я получил заслуженную похвалу от своего наставника, мастера владения оружием. Он чаще указывал на недостатки, чем хвалил, поэтому я просто ликовал. Быть может, пояс поможет мне завоевать уважение среди товарищей. Я пребывал в отличном расположении духа — его не омрачило даже желание моей матери увидеть меня.
Я пересёк двор в полной уверенности, что все это — затея Урсиллы, и что в тех комнатах, где правит Мудрая Женщина и где находится средоточие её Силы, мне придётся несладко. Но я уже был не маленький мальчик, которым можно помыкать и который боится ослушаться. В ту минуту я в полной мере ощутил себя хозяином своей судьбы и своей жизни.
Проходя мимо дверей Леди Элдрис и Тейни, я не услышал ни звука. Я поднялся в покои, где правила моя мать при поддержке Урсиллы. В комнате, куда завела меня служанка, не было ковров. Сквозь отворённые окна проникал дневной свет и вливался запах сена с полей, раскинувшихся внизу.
Но при этом обстановка поражала богатством. Кресло моей матери с высокой спинкой было завалено подушечками, и на спинку был накинут Плащ Рода, как и у Леди Элдрис. А на стенах вместо ковров висели пергаменты с нарисованными на них прекрасными птицами и животными, столь отличными от тех, что мне доводилось видеть воочию. Яркие краски подчёркивали их оперение, рога, клыки и прочее, заставляя рисунок переливаться на свету, словно драгоценные камни.
Моя мать сидела на кресле, держа на коленях палитру и кистью нанося на холст лёгкие мазки краски. Она не подняла головы при моём появлении и не удостоила меня словами приветствия.
Я давно привык к подобного рода встречам — до тех пор, пока Леди Героиз не нанесёт завершающий мазок, она не прервёт своего занятия. То, что она была совсем одна, удивило меня, так как я ожидал увидеть рядом с ней Урсиллу, но Мудрой Женщины в комнате не оказалось.
Леди Героиз нанесла последние два мазка и отложила палитру в сторону. Она изучающе посмотрела на меня.
— Ты — глупец! — наконец воскликнула моя мать.
К такого рода приветствиям я тоже привык, поэтому её слова не вызвали у меня чувства протеста, я испытывал лишь желание побыстрее перейти к делу и получить объяснение по поводу того, почему вдруг меня называют глупцом.
— Ты позволил им приручить себя, словно пса из своры Лорда, — холодно продолжала Леди Героиз. — Почему мой сын так недалёк умом, что не понимает, когда служит целям других… — она пожала плечами. — Что сделано, то сделано… но всё равно это можно поправить.
Я ждал. Моей матери всегда нравилось приближаться к основной теме разговора вот так, издалека. Когда я был ребёнком, такие маневры делали своё дело: чем дольше она не обвиняла меня в конкретном проступке, тем больше я начинал нервничать.
Теперь же, спустя столько лет, я научился скрывать свои чувства до тех пор, пока Леди Героиз не произносила главного.
— Леди Элдрис… — начала было она, но замолчала. Я давно знал, что между ней и её матерью не было любви и понимания, хотя, встречаясь, они сдерживались, вели себя пристойно и выступали в единстве, как того и требовали обычаи. Никто не оспаривал, что моя мать займёт место Леди Элдрис в качестве хозяйки, но никогда за все эти годы не замечал я ни намёка на то, что кто-то выступает против подобного положения дел. Казалось, что мать по доброй воле желает передать все заботы и обязанности хозяйки своей дочери.
— Ты попал в её сети, — решительно заявила Леди Героиз. — И если избавишься от её влияния сейчас… — она вновь замолчала. Потом, наконец, решилась выложить всё начистоту. — На пояс наложено проклятие…
Без сомнения, она верила в то, что говорила. Но я не сомневался и в том, что эту мысль подсказала ей Урсилла.
— Каким образом? — в первый раз заговорил я.
— Эта вещь принадлежит Расе Оборотней. Урсилла сразу поняла это, как только увидела пояс. Леди Элдрис тоже должна была знать, что в нём таится наше поражение. Но она узрела в нём возможность заполучить то, о чём давно мечтала.
— Для чего? — спросил я. Впервые за всю свою жизнь у меня появились собственные мысли и я был самим собой. Может быть, причина крылась в том, что я ощутил свободу?
— Чтобы сделать наследником Могхуса, — мать произнесла то, что уже давно служило причиной молчаливой, но упорной борьбы. — Она дала тебе эту проклятую вещь таким образом, чтобы ты не смог от неё отказаться, ибо знаешь, что это символ твоей помолвки с Тейни. И пояс начал действовать… Куда ты бегал сегодня ночью и в каком виде, Кетан? — она подалась вперёд, её глаза буквально сверлили меня.
— Я спал у речной запруды. И никуда не бегал. И я не из тех, кто меняет облик, моя Леди.
Вот результат работы Урсиллы! В ту минуту в моей памяти вдруг всплыло другое лицо — торговца. Что он там сказал при нашей странной встрече? «Чтобы правило им ваше самое жгучее желание, а не то, что налагают на вас другие. Это подарок вам — храните его».
Я спросил:
— Каким образом Леди Элдрис узнала, что её подарок обладает такой Силой?
На лице моей матери отразилось недоумение. Затем оно сменилось выражением неудовольствия.
— От торговца — от кого же ещё? Урсилла почуяла в нём Силу. Он один из тех, у кого есть власть над человеком. Раньше такие бродили среди людей, пытаясь влиять на них тем или иным способом. Урсилла прочитала по звёздам, что нас ждёт. Они расположились так, словно Кар До Прану вскоре выпадет полоса больших неприятностей.
— Вы говорите, что Леди Элдрис предпочитает Могхуса мне. Я это знаю. Но обычай есть обычай. Она не может не считаться с тем, что я ваш сын, а значит, являюсь наследником.
Говорил я осторожно, снова действуя как разведчик на вражеской территории, но здесь приходилось прятаться за словами, а не за естественными укрытиями.
— Глупец! — повторила мать, поднялась с кресла, схватила палитру и запустила ею в каменную стену так, что та разбилась вдребезги. Леди Героиз не обратила на это никакого внимания. — Меняющий облик всегда уязвим. Если только он не натренированный Оборотень, ему не подчиняются такого рода изменения. Он становится игрушкой неподвластных ему Сил. Ты думаешь, в Кар До Пране примут тебя, как Лорда, если узнают об этом? Такое уже случилось однажды. До Эраха Леди Элдрис родила наследника от другого отца. Он был наполовину Оборотнем, и когда это стало известно, и его мать, и все, кто жил в Башне, за этими стенами, изгнали его. Но ты даже не полукровка-оборотень. Если станешь носить этот проклятый пояс, ты уже не сможешь совладать с изменением облика. В какой-то миг ты человек — в другой уже животное! Ты думаешь, Тейни — да и вообще какая-нибудь девушка — выйдет за тебя замуж? Тебя выгонят из стен замка. И чем дольше ты будешь привязан к этой ужасной вещи, тем сильнее она будет тебя держать! Отдай её мне!
Леди Героиз властно протянула руку.
Она верила в то, что говорила. Но я-то нет. Для меня все её действия были всего лишь отражением козней Урсиллы. Я не мог забыть её взгляда, направленного на торговца, того, как двигались её пальцы, когда она хотела опутать его своими чарами. Я не любил Мудрую Женщину. И за последнее время мой страх перед ней сменился стойкой неприязнью.
— Всё это выдумки Урсиллы, — тихо сказал я.
Мать опустила руку, облизала пересохшие губы. Глаза её сузились, лицо утратило какое-либо выражение.
— Ты не посмеешь ослушаться меня!
До этой минуты я и не подозревал, что обладаю силой которая способна противостоять её воле. Но когда я понял что способен на это, то словно сбросил с себя некую пелену. С какой стати я должен обращать внимание на их интриги?
Я не ответил, и Леди Героиз вдруг улыбнулась, словно мгновенно усмирила свой гнев, свидетелем которого я стал.
— Очень хорошо, — тон её голоса изменился так резко, что я потерял всякую бдительность. — Не отдавай свою игрушку, дитя моё. Но когда ты поймёшь, что я права, молчи, чтобы не было слишком поздно, и ты не лишился всего, чем владеешь, из-за собственной глупости. Убирайся с глаз моих! И чтобы я не видела тебя до тех пор, пока ты не поумнеешь!
Она снова села, положила на колени новую палитру и принялась за работу. Я для неё больше не существовал. Но она признала мою пусть маленькую, но победу над собой.
Я покинул Башню, погрузившись в раздумья. Тут было о чём подумать. Правда ли то, что говорила Урсилла? Отдал ли торговец этот пояс Леди Элдрис для того, чтобы использовать его против меня? Какие я мог найти доводы против слов матери? Разве что впечатление, которое произвёл на меня торговец, да ещё чувство полной правоты и ту уверенность, которую вселял в меня пояс, а также воспоминания о лунной ночи, когда я сбежал из Башни… Такие мелочи все вместе не давали мне поверить в правоту матери или Урсиллы.
Я знал, что Леди Элдрис не желает мне добра, и, без сомнения, Тейни с ней заодно. Кто в пределах Кар До Прана относится ко мне по-дружески? Для собственной матери и Урсиллы я всего лишь орудие. Я понял это давным-давно. Лорд Эрах лишь терпит меня, не больше. А Могхус явно ненавидит. Кто там ещё? Пергвин? Разве что он относится ко мне по-человечески.
Но и к нему я не мог пойти со своими проблемами. Знал, какой услышал бы совет — отказаться от пояса, чтобы от меня не отвернулись вовсе. Пересекая двор, я чувствовал себя ещё более одиноким, чем всегда. У себя в комнате я снова снял куртку, расстегнул рубаху и нащупал голову снежного барса. Но теперь пряжка не поддавалась.
Я стал дёргать её, пытаясь расстегнуть запор. Но тот не поддавался, словно никогда и не расстегивался раньше. Меня охватил страх. Я начинал верить, что пояс и в самом деле — магический предмет Силы и, должно быть, появился, чтобы дать ей возможность овладеть мною.
Я доплёлся до окна и стал судорожно вдыхать свежий воздух. Сердце лихорадочно колотилось в груди, а руки тряслись, когда я положил их на каменный подоконник, пытаясь успокоиться. «Я… не должен… позволять… себе… открывать ворота страху. Ничего страшного пока не случилось. Я должен просто расстегнуть пояс…»
Я вытер вспотевшие руки о бриджи и спокойно взялся за пряжку. Так, поддаётся… Ещё немного… Ещё…
Голова снежного барса ослабила хватку, пояс расстегнулся и упал бы на пол, если б я не подхватил его.
Я разозлился на самого себя. Смотреть, как со мной играют в кошки-мышки… поверить их сказкам. Они обвинили меня в том, что я ношу проклятую вещь. Моя мать без зазрения совести обозвала меня глупцом. Посмотрев на пояс, я понял, насколько она ошибалась. Я воистину был бы глупцом, позволив всем им управлять своими собственными желаниями.
Ко мне вернулась та же очарованность поясом, как и в первый раз. Чудесная вещь! В ней не может быть никакого вреда. Наоборот, обладая ею, я ощущал себя свободным, о чём мечтал всю свою жизнь. Урсилла не посмеет лишить Меня этого чувства!
Я решительно застегнул пояс, потом надел поверх пушистого меха рубаху и куртку. В комнату вошёл Пергвин и сообщил, что Лорд ждёт меня в Большом Зале.
Действительно, все собрались и не хватало только меня. Не то, чтобы я мог открыто выражать свою волю и высказывать собственное мнение, но, являясь наследником Лорда, я должен был присутствовать при принятии им решений. Там были Кадок, его Командир стражи и Маршал, и Хергил, спокойный старик, в чьи обязанности входило вести записи, — он считался знатоком среди тех, кто занимался Силой Оборотней. Хергила не было в Главной Башне с месяц. Но по нему никто особо не скучал. Он был весьма неразговорчив. Но во всём, что касалось прошлого, обращались только к нему.
Барьер между мной и Могхусом с годами становился всё ощутимее. Когда-то кузен мучил и издевался надо мной, теперь же совершенно меня не замечал. Я не возражал. Он сидел рядом с отцом, держа перед собой в руке кубок.
Он вертел его, словно любуясь старинной искусной работой. Я занял место рядом с Хергилом, никто из них не обратил на меня никакого внимания, погрузившись, как обычно, в атмосферу важных дел и решений, царившую здесь.
— Тогда справедливо… — Эрах говорил с расстановкой, нехотя, как будто новости, которыми он должен был с нами поделиться, были не из числа приятных, — …что мы должны объединить силы. Мы за Верховного Лорда Айдана, равно как и Голубые Плащи, и Золотые.
— А Серебряные? — спросил Кадок, когда мой дядя замолк.
— Неизвестно. Между Большими Башнями Западных Болот и Внутренних Земель по традиции возникли разногласия.
— Серебряные Плащи всегда желали союза с Голосами Высот, — заметил Хергил. — Именно они удерживали Коготь Ястреба не меньше полугода, когда мы занимались Дорогой Памяти. По крови они наполовину принадлежат к Древним.
— Да, — неожиданно вмешался Могхус. — В качестве посланника я побывал в двадцати Больших Башнях. Повсюду волнения. Приходится ездить в доспехах. Но при этом никаких сообщений о набегах Диких с Высот, как не слышно и звуков рога.
Я вспомнил то, что говорил Пергвин о приливах и отливах тревог в Арвоне. Итак, настало наше время пересмотра мира. Но враг неведом, и от этого напряжённость только нарастала.
— Нам это неизвестно, — отозвался его отец. — Но мы чувствуем приближение бури. Говорят, что Голоса могут читать звёздные карты и таким образом предсказывать будущее. Вполне возможно, что когда одни из Врат откроются, некое притаившееся зло прорвётся сквозь них, набравшись сил, и уничтожит нас.
— Всё может случиться, — проговорил Хергил тихим голосом. Все повернули головы в его сторону. — В нашем мире давным-давно была великая схватка. Долины долгое время отражали натиск пришельцев, а потом даже отбросили их назад. За морем наши собратья тоже доблестно сражались. Они выиграли, но так истощили Силу, что не могли больше использовать её на протяжении нескольких поколений. Так наша защита истощалась понемногу новыми людьми не нашей крови и теми, кто походит на нас. Кто знает, не ослабило ли это защиту нашего мира так, что те, кто находится за Вратами, чувствуют — или знают, — что настал час выступать?
— Славные речи! — не удержался от иронии мой дядя. — Но, быть может, в этом и заключается горькая правда. С нашей стороны мы можем лишь попытаться не быть захваченными врасплох. Поэтому давайте каждый час проживать так, как те, кто готовится к осаде. Тогда, если придёт беда, мы будем готовы к ней, хотя и не обладаем достаточными знаниями. Задачей каждого…
И он начал излагать наши обязанности. Из-за угрозы, нависшей над нами, имени которой мы не знали, я постепенно забыл о своих собственных неудачах.