Глава десятая

Приемная декана Бубо была больше приемных, предназначенных для учителей, и имела низкую перегородку, разделяющую собственно приемную от служебной части, занимаемый четырьмя помощниками из студентов и секретаршей, ведущей протоколы и записи во время совещаний с членами правления.

— Не доложите ли вы декану Бубо, — обратился я к секретарше, — что учителю Джеку немедленно нужно встретиться с ним по в высшей степени важному делу?

Она встала и поговорила с мужчиной-секретарем, тотчас подошедшим ко мне.

— Учитель Джек, декан Бубо занят административными делами. Могу ли я вам помочь?

— Нет, не сможете! Это дело касается только декана Бубо и меня.

— Джек, если бы вы только объяснили… — начал он.

— Нельзя объяснить то, что должно быть объяснено одному декану. Ну, пропустите меня к нему.

— Джек, кабинет декана — табу.

— Я с Земли, у нас нет страха перед табу.

— Не страх, Джек, а почтение. Наша задача — поддерживать священность главного администратора, так, чтобы ему легче было посвящать свои мысли делам политики.

— У меня дело высшей политики и требует его неотложного внимания.

— Подождите здесь, Джек, я попытаюсь.

Помощник отошел, постучался в дверь внутреннего кабинета и исчез за дверью. Его отсутствие было довольно продолжительным, или так лишь показалось мне, пока я нервно расхаживал перед перегородкой. Я настолько был уверен в правильности моей теории, что был поражен, когда декан Бубо вышел из кабинета и направился к перегородке. Это был тот самый мужчина, который появлялся в телепередачах. Его тунику украшала звезда.

— Что это за дело высшей политики? — спросил он.

— Декан Бубо, в качестве учителя права я желал бы доложить, что был убит студент.

— Мне не докладывайте. Сообщите в хранилище органов.

— Но я пришел к вам, потому что убийца должен быть повешен.

— Так почему вы пришли ко мне? Я — не палач!

— Я пришел к вам за полномочиями отыскать, арестовать и представить преступника суду.

— Вы — учитель права. Вот и действуйте.

— Значит, вы уполномачиваете меня?

— Конечно же, нет. Вас уполномачивает собственный авторитет… Послушайте, Джек, заботьтесь о своих проблемах, а я позабочусь о своих. Достаточно ясно?

— Да, декан, — проговорил я уже в спину декана Бубо, спешащего обратно к своим высокополитическим решениям. Раздосадованный, в угрюмом настроении, я убрался в штаб и собственной властью подписал ордер на арест, без указания имени арестуемого, убийцы или убийц Крейла. Из комнаты для допросов вышел Фрик.

— Джек, я доставил девушку и она не против сотрудничать с нами. Если мои выводы оправдаются, мы разделаемся с этим делом в течение нескольких часов.

— Хорошо, Фрик. А ты назначил адвоката, прежде чем начать допрос?

— Я уведомил уже Вэла и Мона, комиссар.

— Вэл и Мон? Не из отряда ли новобранцев Реда эти двое? — Да, Джек.

— Да они же не смогут защитить слепую бабку от обвинения в нападении с изнасилованием, — засомневался я. — Возьми Бардо, Марти и Фиска. По крайней мере, для судебного разбирательства они немного обучены.

— Хорошо, Джек. И вопрос: как ты выстроишь виселицу? Я поспешно набросал эскиз виселицы, зная, что его всецело восприимчивый ум уловит принцип. При помощи куска бечевки я показал ему, как завязывать узел и как он накидывается на шею.

Фрик взглянул на мой рисунок.

— Как сказал бы Моисей:[104] «Шея за шею». Его замечание заинтриговало меня.

— Я не знал, Фрик, что ты интересуешься религией.

— Ред — хороший учитель, а обязанностью офицера полиции является пополнение информации о методах наказания.

— Верно, Фрик, вот твой ордер… Похоже, что я высадился на этой планете как раз во-время, чтобы помочь остановить вашу преступность. И много убийств происходит на Харлече?

— Когда-то было совсем немного, — произнес Фрик. — А по записям за последние пять тысяч лет не было ни одного.

— Зато это убийство может оказаться не последним, — сказал я, подумав о Каре и о бутылке с вином. — Ну мне надо идти. Если в этом деле что-то изменится, я буду дома.

Мне хотелось остаться в участке, чтобы услышать результаты допроса Дори, но я волновался за Кару. Вспомнив ее настроение в тот момент, когда я уходил, мне пришло в голову, что следующей жертвой убийства может стать не Тамара. Жертвой может стать Джек Адамс.

Когда я вернулся домой, Кара была в постели, в столовой был беспорядок после прерванного обеда. В центре стола в виде наклонной башни были сложены одна на другую восемь отбивных. Окинув взглядом эту картину, я почувствовал не столько отвращение к беспорядку на столе, сколько симпатию к женщине, чья первая попытка в устройстве земного обеда, подготавливаемого с такой нетерпеливостью, итакого долгожданного, была перервана попыткой обольщения ее мужа и преждевременно завершена убийством.

Пока я осматривал столовую, из спальни донесся щелчок выключателя. Кара проснулась и ждала меня. По внезапному побуждению я схватил отбивную, откусил кусок и, улыбаясь, вошел в спальню.

Кара не улыбалась. Она сидела по-турецки в центре постели, скрестив на груди руки. Небрежно размахивая отбивной как флагом, я нагнулся поцеловалать ее в губы, но встретил щеку.

— В чем дело, Кара? Ты не можешь заснуть?

— Дело? А ну-ка, дохни! Я честно дохнул на нее.

— Значит, после того, как Ред привел к тебе на свидание эту стерву с шарнирными бедрами, у тебя не было времени на выпивку?

— Будь благоразумна, Кара. Ты же знаешь, что я был на происшествии.

— Ха! Происшествие? Послетого, какя, словно невольница, провела четыре часа у горячей плиты?

— Женщины работают от восхода до заката, — сказал я, забыв, что в ее жизни нет солнца, — а у мужчин работа без конца.

— Хватит поучать! — вспыхнула она. — Ты обещал любить, чтить и лелеять меня, по-:а смерть не разлучит нас, а сам оставил меня еще до окончания обеда.

— Нас разлучит смерть, любимая, — сказал я. — Твой обед был великолепен, но был убит студент Крейл.

— А почему тебя не было два часа? Ты пытался его воскресить?

— Дорогая, я — комиссар полиции. Есть обязанности, которые я должен выполнять, — терпеливо, шаг за шагом я объяснил ей все формальности, которые заняли столько времени. Объяснения продлились около часа и она выслушала их, не проронив ни звука. Когда я закончил, она сказала:

— Тебе нравилось, когда Тамара ощупывала тебя под столом?

— Кара, любимая, я никогда не был так смущен, но она была гостем, сопровождаемым в нашем доме моим самым лучшим другом, и я не мог быть груб к ней в присутствии тебя или Реда. А что случилось после того, как я ушел?

— Ред увел ее раньше, чем я свернула ей шею. А что ты имел в виду, оскорбляя мои отбивные в ее присутствии?

— Я говорил не о твоих отбивных. Ты сравнила Тамару со свиньей, так вот я согласился с тобой, сказав, что не люблю свинину. Это — косвенная шпилька в Тамару… А что касается свиных отбивных, то я никогда не ел более вкусных. А, между прочим, где была ты, когда я глазами умолял тебя о помощи? Где была твоя лояльность и преданность, когда эта свинья Тамара плескалась в твоем корыте?

Я пошел в атаку и план мой сработал. При помощи оправданий в невиновности, признаний в любви, страстности, искренности и восхищения двумя холодными отбивными я заставил ее большие пальцы нет подергиваться. В полночь, после третьей отбивной, затрепетали ее ляжки. В 12.15 тиски ее ног ослабли. А в 12.16 зазвонил телефон. Я схватил трубку. Это был Фрик.

— Комиссар, расследование завершено. Подозреваемый полностью признался с согласия его адвокатов, присутствовавших при этом. Как я и предполагал, это оказался один из отвергнутых ухажеров Дори.

— Великолепно, Фрик! Дори все еще в задней комнате?

— Нет, Джек. Но она дала свои показания. Когда я показал подозреваемому отпечаток и сопоставил с его ногой, он запел, как канарейка. Право, это было совсем нетрудно. Убийца — Нессер, твой послушник. Он хочет поговорить с тобой, Джек, о помиловании.

— Я сейчас буду, Фрик.

Оцепенев от шока, я медленно положил трубку и повернулся к жене. Она свернулась в клубочек в дальнем углу постели, поджав под себя ноги и спрятав лицо в колени. Чтобы поцеловать ее на ночь, мне нужно было бы се выпрямить. А чтобы выпрямить ее, нужно было бы воспользоваться ломом.

Кара в своей ревности становилась враждебной, подозрительной и безрассудной, и все же я любил ее. Но единственное место, доступное для поцелуя, унизило бы мою любовь, если бы я его поцеловал. Поэтому я вместо прощания пошлепал ее по этому месту и выключил свет.

— Ну так что там с твоим признанием, парень?

Нессер сидел на скамье в углу камеры, глядя прямо перед собой — воплощение самого подавленного настроения, в какое только может впасть харлечианин.

— Дори отвергла меня, Джек, — простонал он. — Я не могу жить без нее. Я преследовал Крейла. Я убил его, чтобы Дори снова стала моей возлюбленной.

У меня не хватило духу сказать юноше, что он оказался единственным червем в большой бочке яблок.

— И поэтому ты позволил похоти отнять у тебя рассудок?

— Джек, это — любовь, а Декан всех Деканов говорил: «Возлюби ближнего своего».

— Он говорил не о соитии, — ответил я. — Но он мог бы простить тебя, если бы ты только обратился к нему с молитвами.

— Я могу обратиться, Джек, но не сейчас. Его ответ привел меня в уныние.

— Парень, тебе лучше бы передумать. Молитва может оказаться единственным решением твоих проблем.

— Джек, Священное писание гласит: «Если твои глаза оскорбляют твои чувства, вырви их вон». Это не мои глаза привели меня сюда.

Внезапно я понял, что Священное писание вновь ввело в заблуждение буквальный ум харлечианина.

— Мысль, заключенная в том, что ты должен почувствовать такие угрызения совести за свои грехи, что любое наказание было бы принято тобой с радостью. Ну, Нессер, Фрик сказал мне, что ты хотел бы получить наставления, как добиться прощения за свои грехи?

— Да, Джек. Крейл не может простить меня. Его худая шея сломалась как палка от метлы. Я хотел просить тебя, как учителя, пойти к Дори и приказать ей навестить меня, чтобы я смог вымолить у нее прощение за то, что убил ее жениха. Я хочу встать на колени и просить у нее прощение, как учитель Ред научил нас на лекциях по элементарным человеческим эмоциям.

Этот парень не искал божественного всепрощения. Вероятнее всего, он добивался связи со своей бывшей приятельницей. Вставая, я резко ответил:

— Я посмотрю, Нессер, что смогу сделать для тебя.

Фрик исчез, но я оставил сообщение у дежурного сержанта, сказав ему, что заключенный хотел бы повидать Дори.

— Передай Фрику, чтобы он попытался поговорить с Дори о свидании с Нессером.

— Это не составит труда, — заметил сержант, — сейчас она сотрудничает с половиной полиции. — Видно в нашей форме есть что-то притягательное.

Уставший от дня, насыщенного юридическими, домашними, политическими и духовными проблемами, я притащился домой. Второй раз за одну ночь я вошел в спальню и по дыханию Кары понял, что она спит. Я тихо разделся и лег, положив голову около напряженных ягодиц жены.

Когда я проснулся поздним утром седьмого дня, Кары уже не было, но к подушке была приколота записка.

Джек, мой хитроглазый муж, я ушла на конференцию по стенографии, а оттуда пойду на примерку, а оттуда — к учителю пения, а оттуда — на репетицию. Завтрак — на столе, на ленч сходишь в столовую. Тебя не было всю ночь, поэтому я тебя не стала будить.

Дори так же хороша, как Тамара?

Кара

Я прочел записку и, смяв, бросил ее в корзину для бумаг, где ей и надлежало быть. «Супружество — улица с двухсторонним движением», подумал я, «и эта женщина старается познать, кто в этой семье носит суспензорий». В то время, как я пребывал с миссией милосердия в камере заключенного и, по всем признакам, осужденного, она сделала вывод, что я был с особой женского пола.

Несмотря на то, что она с детства воспитывалась и обучалась логике, Кара Адамс была такой же неразумной, как и женщины Земли.

Я приятно удивился, обнаружив, что столовая снова стала кабинетом, чистым и в образцовом порядке, но моя радость длилась только до кухни. В центре стола на тарелке с остатком башни из вечерних свиных отбивных были заботливо уложены два сваренных вкрутую яйца.

Решив объединить завтрак с ленчем вместе, я позвонил Реду и попросил его разделить со мной трапезу. В полдень у него была репетиция и он торопился, но его заинтересовал мой рассказ о расследовании убийства и очной ставке с Бубо.

— Звезда на его тунике, должно быть, означает, что его полномочия облечены законом. Наверное, есть и другие отличия для человека в его положении. — заметил Ред, — странно, однако, что он позволил тебе организовать суд. Ему следовало бы знать, что юридическая система может быть использована против него.

— Я сам немного колебался по поводу суда, — признался я. — Если Нессера повесят, то именно я буду морально ответственным за это.

— Чепуха, — возразил Ред. — В установлении системы нет морали. По логике вещей, единственным служащим, ответственным за смерть Нессера, является палач.

— Фрик, возможно, повесит палача, — сказал я, — а у нас за одним делом об убийстве возникает второе.

— Ну, вот тебе и раз… Слушай, Джек, а у нас может получиться от этого конфликт интересов.

— Как так?

— По закону повешение совершается публично. Послушай Джек, ты можешь потянуть с судом, пока не пройдут рождественские праздники?

— Не беспокойся, Ред. Я не стану затмевать твой успех, если ты сделаешь мне одолжение.

— Какое?

— Скажи Каре, чтобы она изволила прийти домой после репетиции.

— Ага…, - ухмыльнулся Ред. — Из-за Тамары, да? Твои ноги завели ее. В какой-то момент я даже боялся, что она охватит тебя прямо за столом.

— И ты выбрал ее на роль богородицы! А что случилось с Кики?

— Она не годится… Джек, я обнаружил, что самая лучшая защита против обвинения в чем-то несодеянном — именно содеять это, — он взглянул на часы. — Ну, мне пора. Так посмотри, что ты можешь сделать, чтобы оттянуть казнь.

Он ушел, а я принялся размышлять, сидя за кофе. Я не хотел, чтобы Нессера повесили. В качестве освобожденного и кающегося грешника он мог быть использован как свидетельство для моих евангелических нужд. О'Хара беспечно показал мне путь, как освободить парня ври помощи технических деталей, если Бардо, Мартни Фиск окажутся неспособными выиграть битву законными путями.

Палач может быть назначен только властью государства, а на Харлече не было власти государства, так как не существовало самого государства.

С облегчением на душе я сходил в участок и узнал, что Дори уже навестила Нессера и простила его.

Просматривая бумаги в деле «Нессер против жителей Харлеча-36», я изумлялся точности и доскональности, с какой студенты восприняли и применили земные законы. Рено, как генерал, командующий центурионами, стал генеральным прокурором в гражданском суде, а три центуриона Реда и обвинитель составили коллегию суда. Рено был главным инспектирующим офицером и был намечен на отчисление из университета. Он должен был играть Ирода в Рождественском представлении. Вот снова у меня появляется техническая деталь для осуществления задуманного. Судом был студенческий трибунал, и решение Рено становилось недействительным, как только его отчисляли из университета. Если бы Нессер был приговорен, а Рено после этого сразу же дисквалифицирован, тогда я мог бы, наверное, освободить Нессера, независимо от статьи, по которой он был осужден. Я попросил Фрика разыскать Рено.

— Я взял его под наблюдение всего лишь неделю назад, — сказал Фрик, — так что его досье еще неполно. Его мать — шкипер креветочного траулера. Он строгих правил. Не говорит много. Собирается остепениться с одной женщиной. Знатоков всегда не хватает. Когда Ред подал идею о центурионах, Рено понравилась такая карьера. Я бы сказал, что у него типично военный ум.

Несмотря на то, что мне не понравилось бесцеремонное замечание Фрика о «типично военном уме», подбор документов меня заинтересовал.

— У тебя уже была на примете жертва убийства, — сказал я. — Ты знал Нессера, а теперь говоришь о досье на Рено. Как ты собираешь эту картотеку?

Прежде чем ответить, Фрик на момент задумался.

— В общем-то, комиссар, моя картотека содержит обычные сведения о студентах. Как начальник полиции, я должен быть в курсе всех дел.

Ответ Фрика был уклончив.

— В частности, Фрик, почему ты создаешь досье на такие отличающиеся личности, как Рено и Нессер?

— Именно потому, что они отличаются. Обычные студенты редко совершают преступления.

— Как же ты ухитряешься создавать досье с такими малыми полицейскими силами?

— О, я не использую полицейских в форме для тайной работы. Для этого у меня есть гораздо больший штат секретных агентов.

— Как же ты вербуешь их?

— Запросто, комиссар. Они пользуются благоприятной возможностью. Видите ли, перед тем, как появились вы, мы были предназначены для обучения какой-либо специализированной профессии, но не все мы склонны к ученичеству. Вы можете представить меня за гончарным кругом?

— А как с секретностью? — спросил я. — Откуда ты знаешь, что твоя организация не пронизана черными туниками Бубо?

— Верно. Пронизана, — ответил Фрик. — Но так как они являются студентами, то они — с нами. Агенты Бубо — двойные агенты. Бубо у нас под колпаком.

— А что у тебя есть о Бубо?

Фрик порылся в бумагах и протянул мне чистый лист бумаги.

— Это будет досье Бубо. Он — главный администратор. Жизнь — это масса напряжений, создаваемых различными силами, и весь секрет заключается в том, чтобы поддерживать их в сбалансированном состоянии. При наличии военных сил, находящихся под наблюдением растущего аппарата тайной, полиции, плюс преступление и домашние проблемы у меня получился весьма крепкий коктейль динамический напряжений.

Поразмыслив некоторое время, я почувствовал, что должен сконцентрироваться на достижении домашнего спокойствия и на освобождении Нессера, чтобы он помогал мне в богослужениях. Вторая проблема почти сразу же осложнилась.

— Джек, сегодня утром ко мне приходил прокурор со своеобразной проблемой — ведь если мы повесим этого хулигана, то палач станет ответственным за убийство?

«Эти студенты — гении», подумал я.

— Значит, — согласился я, — перед нами возникает проблема. — Я прикинул обходной путь, Джек… Автоматизированное повешение.

— Что ты имеешь в виду?

— Принудить Нессера повеситься без палача.

— Как так?

— Довольно легко, комиссар. Мы сделаем самодействующую виселицу. Утром в день экзекуции мы можем подсыпать ему в кофе снадобья, чтобы усилить его стремление к смерти. Вот тут, у основания козел мы прикрепим петлю, — он быстро по мере изложения, стал набрасывать эскиз виселицы. — Нессер поднимается на тринадцать ступенек и тринадцатая приводит в действие реле времени механизма открывания люка на платформе. Петля подтягивается посредством системы одностороннего хода, устроенной из шкивов и блоков. Т-образная балка, поднимающаяся вот здесь, принуждает его подниматься на платформу и становиться на люк. Спустя тринадцать секунд взрывной снаряд отстреливает болт, люк на платформе падает, банг! Нессер падает в люк, хушш! А веревка схватывается здесь, хоп!

Смекалка Фрика была удивительна, но в определенных областях политики такой энтузиазм был неуместен. Однако мне надо было еще решить проблему моего домашнего спокойствия и сбалансировать психические напряжения, и я отправился домой пораньше, чтобы там дождаться Кару.

К моему удивлению она вернулась домой сразу же с репетиции, кипя радостью и прощением.

— Я едва дождалась конца репетиции, чтобы ты смог увидеть мой костюм, Джек, любовь моя. Это же абсолютнейшая прозрачность!

— Но, дорогая, — возразил я, — не будет ли прозрачный костюм слишком откровенным?

— Чепуха, Джек. Под прозрачной накидкой будет чехольчик из серебряных нитей, закрывающий все тело. Он даже немного тесноват в груди, так что я не Тамара, если ты этого боялся.

— Ну, а как твои уроки пения? — быстро сменил я тему.

— О! В начале и в конце пьесы я вывожу трелью несколько нот. Ред говорит, что у меня прекрасный голос.

Когда переполнявшие ее чувства приутихли, мы пообедали в столовой и я терпеливо дождался, пока мы не вернулись домой и не легли спать, и только тогда отважился коснуться содержания записки, которую она оставила мне утром.

— Кара, ты должна понять, что убийство на Земле трактуется очень серьезно и чувство долга иногда перевешивает личные желания. Я никогда не стану неверным тебе, в небесах или на Земле, так как ты — моя единственная возлюбленная.

— Дорогой Джек, прости меня за подозрительность и ревность. Я поняла, что была неправа в своих сомнениях. Я узнала, что прошлой ночью ты приходил в камеру к Нессеру, мой милый пупсик.

— Из-за чего же тогда такая перемена?

— Из-за того, папочка, что я проверила… у Фрика… в это утро… и прочла…

Она была не в состоянии закончить предложение, но я понял. В этом шторме обожания, завывающем вокруг, в этом урагане был спокойный глаз, который меня рассматривал — вот что она подразумевала. Фрик, мой собственный начальник полиции, организовал слежку за своим комиссаром. Я никогда не видел такой преданности долгу и должен был воспользоваться добросовестностью студентов.

И раз уж супруга прочла мое досье-было бы простым делом проверить доверие, которое сейчас связывало наше супружество. Мне надо было бы установить слежку за Карой.

Вот так и получилось, что к ранней зиме Мария и Иосиф[105] продвигались к Вифлеему более быстрыми шагами, чем Нессер к суду. Бардо, Марти и Фиск набросились на Рено, генерального прокурора с тактикой затягивания, оспаривая даже законность суда. Рено же постановил, что конституция Земной империи, в приложении к Харлечу, обеспечивает de-facto[106] юридическую законность суда и обосновывал свои аргументы на невразумительных положениях из «Общественного договора» Руссо,[107] постановив, что логика в этом труде универсальна и подходит для Харлеча.

Присутствуя в качестве наблюдателя, я испытывал благоговейный трепет перед умом Рено. Его начальственная осанка была такой, что Ред не зря назначил его генералом центурионов, а его рассуждения были такими быстрыми и окольными, что на Земле он преуспел бы во всем — от политика до сборщика страховых взносов.

Стратегия Рено получила мое одобрение.

Я ни разу не терял из виду собственных причин для создания судов на Харлече. Наблюдая за Рено во время судебных процедур и следя за тем, как он кивает или покачивает головой, прислушиваясь к его указаниям, излагаемым монотонным, но начальственным голосом, я понял, что Ред выбрал своего жертвенного козла с предвидением и мастерством. Рено закладывал фундамент студенческого правительства, которое бросит вызов и покончит навсегда с правлением прихотей декана Бубо, и Рено оформлялся в идеальную жертву для cause celebre, которая вовлечет студентов в восстание за закон и порядок.

Судя по прецедентам, которые Рено создавал своими постановлениями и решениями, он мог бы стать партнером в заговоре Адамса-О'Хары. Анализируя интриги Реда, я мог видеть, что он использует парня, как простака, но я не возражал, так как в жертвопредназначении Рено была и моя доля. Теперь все свидетельские показания, взятые от полиции, Дори и студентов, нашедших тело Крейла, будут объявлены пагубными, как только Рено будет отчислен. Тогда, законным образом, никакого убийства вроде бы и не случилось, так как по закону вроде не было и самой жертвы.

Безбожники, сомневающиеся в истинности чудес, мало знакомы с правом.

Я скрывал свой оптимизм от Нессера. Почти ежедневно я навещал его, надеясь усилить его угрызения совести и раскаяние, и рисовал мрачные картины его судьбы. Он был так напуган осуждением на вечные муки ада, что попросил меня помолиться за его чудесное избавление. Сам он не присоединился ко мне в молитвах, так как был уверен, что раз он принял христианство, то должен быть обречен на христианский ад. У меня была вера в то, что чудо свершится, и я хотел, чтобы Нессер воздал возблагодарение соответствующим авторитетам, когда я внезапно открою ему технические детали.

Большую часть своего свободного времени я тратил теперь в суде и тюрьме. Если я не был занят стараниями обратить Нессера, то читал ежедневные рапорты о наблюдениях за Карой.

В окружении других студентов Кара вела себя менее сдержанно, чем при мне. Но даже се необузданная речь носила свидетельства ее любви к своему мужу. Когда к ней как-то подошел актер, предвкушавший плотское удовольствие по-старому, она отказала ему с почти неприличной грубостью: «Я замужем за землянином, а любую женщину, обнимающую дуб, не прельстит чахлая поросль. Проваливай, любитель!»

Во всех беседах, при любом удобном случае, я всячески восхвалял свою жену, так как из ее досье было видно, что она читала мое досье.

Загрузка...