Повесть о кольце

САУРОН — Темный Владыка — правитель Мордора.

ГАНДАЛЬФ (х) — кудесник из Ордена добрых волшебников.

САРУМАН — Белый — глава Ордена.

ГОЛЛУМ, он же СМЕАГОЛ — чудовище, ранее бывшее Коротышом.

БИЛЬБО — Коротыш из Шира.

ФРОДО (х) — его родич и приемный сын.

МЕРРИ (Мериадок)(х)

— родичи и друзья Фродо, Коротыши.

ПИППИН (Перегрин) (х)

СЭМ (СЭМВИЗ) (х) — сосед и друг Фродо, Коротыш.

ЭЛЬРОНД — правитель Ривенделля, Эльф.

ЭЛЬРОХИР

— его сыновья

ЭЛЛАДАН

АРВЕН — его дочь.

ЛЕГОЛАС — (х) — Эльф из Чернолеса.

КЕЛЕБОРН-правитель Лориена, Эльф.

ГАЛАДРИЭЛЬ — его супруга.

ГЛОИН — Карлик.

ГИМЛИ (х) — его сын.

АРАГОРН, он же СТРАННИК (х) — предводитель Бродяг Севера, Человек.

ДЕНЕТОР — правитель Гондора, Человек.

БОРОМИР (х)

— его сыновья

ФАРАМИР

ТЕОДЕН — правитель Рохана, Человек.

ЭОМЕР — его племянник.

ЭОВИН — сестра Эомера.

ФАНГОРН — старейший из Энтов.

-----------------

Знаком (х) отмечены члены Отряда.

ГЛАВА I КОЛЬЦО

Через леса и горы, через холмы, долины и поля струится к Великому Морю Великая Река — Андуин.

Много стран лежит на ее пути и вокруг нее, и многие народы их населяют.

На запад от Реки, за бессмертными, златолиственными чащами Лориена, за горной цепью Эрегиона, лежит обширный Эриадор; южнее Лориена — травянистые равнины Рохана и гористый Гондор. В Лориене живут сероглазые, легконогие Эльфы, в непроходимом лесу Фангорна — зеленокудрые Энты, в Рохане и Гондоре

- отважные, могучие Люди, в подземельях Эрегиона — искусные в ремеслах Карлики. А далеко на западе Эриадора, за Ледяной рекой, за быстым, прозрачным Брендивейном, живут среди зеленых холмов Шира Коротыши — добродушный и трудолюбивый народец, отнюдь не наделенный в избытке духом предприимчивости и отваги. Коротышами назвали их Люди за то, что почти ни один из них не бывает ростом по плечо рослому Человеку. У других племен для них есть другие названия, сами же себя они называют Хоббитами.

Хоббиты — славный народ. Красивыми их назвать трудно, зато они необычайно крепки и выносливы телом и духом и быстро оправляются от ран и душевных потрясений. Их длинные, гибкие пальцы искусны во многих ремеслах, хотя они не признают ничего более сложного, чем ткацкий стан или водяная мельница. Они постоянно бывают заняты, — если не делом, то развлечениями, — любят поесть (и выпить тоже), любят ходить в гости и принимать гостей, любят дарить и получать подарки. Любят они также поговорить и посмеяться, всему на свете предпочитая простую еду и простую шутку. Испугать Хоббита трудно, разгневать — почти невозможно; но и в том, и в другом случае они способны проявить незаурядную силу и отвагу, хотя с первого взгляда этому трудно поверить.

У себя в Шире Хоббиты живут небольшими поселками, в каждом из которых все — или почти все — находятся в родстве между собою; и все до единого они считают свою страну если не единственной, то, во всяком случае, наилучшей в мире.

В прежние времена Шир считался подвластным Гондору; но теперь он давно уже позабыл о своих вассальных обязанностях, сам выбирает себе старшин по своим поселкам и не знает — да и не желает знать — ни о чем, происходящем за его пределами.

Но на восток от Андуина обитают только страхи и тревоги. В обширном, мрачном Чернолесе почти не осталось Эльфов: их вытеснили злобные Тролли. В подземных лабиринтах Эред Митрина — Серых гор — и среди Железных холмов живут свирепые, чудовищные Орки. А южнее, отделяясь от Великой Реки и от Гондора зеленой полосой цветущего Итилиена, высятся мрачные утесы и острые зубцы Эфель Дуата, горной стены, окружающей Страну Мрака — Мордор.

Саурон, повелитель Мордора, был могучим волшебником, но обратил свою силу во зло. Он подчинил себе все темные силы, особенно в странах восточнее Андуина: злобных Троллей в Чернолесе, Орков в их подземных пещерах, даже Людей в Руне и Хараде; и много было покорных ему сил, незримых, но могущих по его приказу принимать осязаемый облик и вершить его волю там, куда он пошлет их. Но всего этого было Саурону мало; утвердившись в Дол Гулдуре — Черной Башне на окраине Чернолеса, — он двинул все подвластные ему силы на завоевание стран Запада. Тогда против него объединились Люди и Эльфы, обитатели этих стран, и оттеснили его за горную цепь Эфель Дуата, в мрачный Мордор. И видя, что сила не помогла ему, Саурон решил прибегнуть к волшебству и к хитрости.

Еще до того, как идти на завоевание Запада, — ибо тогда он был слаб для этого, — Темный Владыка создал несколько волшебных Колец и раздарил их Эльфам, Карликам и Людям: он надеялся, что сила Колец поможет ему овладеть этими народами. Но, увидев, что Кольца бессильны, что его злая воля, заключенная в них, укрощена волей их обладателей, он взял частицу живого огня из Горы Ужаса, страшного Ородруина, высящегося в самом сердце его страны, и из этого огня выковал Кольцо Власти, которому все прочие Кольца должны были подчиняться.

Кто надевал это Кольцо на палец, тот становился невидимым, но сам мог увидеть многое, скрытое от других. Кольцо давало ему силу и мощь; оно исполняло все его желания и удлиняло его жизнь далеко за обычные пределы.

Кто обладал Кольцом Власти, мог сделаться владыкой Людей, владыкой всего живого и неживого. Но, созданное ради зла, оно постепенно разрушало волю своего носителя, затемняло его разум и в конце концов превращало в призрак, всецело покорный Саурону.

Девять раз подсылал Темный Владыка это Кольцо кому-либо из Людей, наделенных властью. Девять раз оно возвращалось к нему вместе с призраком, в который превращало своего носителя; и с каждым разом возрастала заключенная в нем злая сила. Девять Рабов Кольца было у Саурона, послушных ему, как пальцы на руке; не хватало только десятого, но его Саурон не успел получить. В битве с Людьми и Эльфами, отступая за Эфель Дуат, он лишился своего талисмана: один из Вождей Запада, Изильдур Гондорский, отрубил ему палец с Кольцом. Изильдур взял это Кольцо, как выкуп за убитого отца и как добычу, намереваясь позже обезвредить его с помощью всех добрых волшебников, каких знал в своей стране.

Но не знал Изильдур, что Кольцо уже нельзя обезвредить: слишком много зла принесло оно, и оттого его сила все возрастала. Губительной была уже самая мысль о нем, самое желание завладеть им. И, верное своей задаче — сеять зло, — Кольцо стало причиной того, что Изильдур погиб, сраженный стрелой Орка при переправе через Андуин; труп его был унесен Рекой, и все считали, что Кольцо унесено в Великое Море и там исчезло навсегда.

Но Кольцо не могло исчезнуть. Так велика была его сила, что не взяла его вода, и не взял бы огонь, и не помогли бы никакие заклинания добрых кудесников. И в нем дремала воля Саурона. Темный Владыка стремился вернуть свою потерю, а Кольцо стремилось вернуться к нему и ждало только случая к этому. Много лет прошло, и Люди и Эльфы уже почти забыли о нем, когда оно нашло себе нового носителя.

Среди холмов близ Андуина, далеко от того места, где некогда пал доблестный Изильдур, жило племя Коротышей, иное, чем Коротыши в Шире, и были в нем двое близких родичей и друзей; имя одного было Деагол, другого - Смеагол. Однажды они были на Реке: Деагол удил рыбу, но леска у него запуталась за что-то под водой; он нырнул, чтобы отделить ее, и вдруг увидел на песчаном дне что-то блестящее. Он схватил его вместе с пригоршней песка, выплыл на берег и, отмыв песок, увидел красивое золотое колечко.

Увидел это и Смеагол и позавидовал удаче своего родича.

— Подари его мне, — стал просить он. — Нынче мой день рождения, и ты должен сделать мне подарок.

— Я уже одарил тебя, — возразил Деагол, — а колечко оставлю себе. Я его нашел, и оно будет моим.

— Подари, — настаивал Смеагол. — Я его хочу. Оно мне нравится.

Но Деагол отказал ему в подарке, и Смеагол убил его и завладел Кольцом, — ибо это и было Кольцо Власти. И оно выбрало себе носителем Смеагола, так как он был слаб волей и темен разумом и его легко было поработить.

Движимый злою силой Кольца, Смеагол вскоре стал врагом всего своего племени и был им изгнан. Уходя все дальше и дальше от всего живого, он в конце концов укрылся в глубоких пещерах и переходах в недрах Туманных гор.

Там он жил так долго, что забыл о внешнем мире, забыл даже свое имя.

Поедая сырую рыбу, которую вылавливал руками в черных водах подземных рек, он издавал странные звуки, похожие на "Голлум, Голлум"; не брезговал он и кровью какого-нибудь неосторожного Гнома, или Карлика, или даже Орка (хотя Орки были добычей опасной и невкусной); и те из них, кому удавалось спастись, стали повсюду рассказывать о Голлуме, — кровожадном чудовище, обитающем в сердце подземного мрака, у корней Туманных гор. Умея видеть в темноте своими бледносветящимися глазами, но сам ни для кого невидимый, Голлум не боялся никого и ничего; боялся он только потерять Кольцо, всей силы которого не знал, но с которым никогда не расставался и называл своим Сокровищем. И он так боялся солнечного света, и даже луны, что Саурон был не в силах привлечь его в Мордор, пока он не станет таким же призраком, как девятеро Назгулов — Рабов Кольца.

Но ни у Саурона, ни у Кольца не было терпения, чтобы ждать так долго; а потому Кольцо соскользнуло с пальца у Голлума и стало искать себе нового носителя. И этим носителем оказался некто, менее всего пригодный для такой цели: Коротыш из Шира по имени Бильбо, неожиданно для себя и против своей воли вовлеченный в сплетение самых невероятных событий. Длинным и опасным был путь, приведший его из уютного жилища в Шире в этот полный беспросветного мрака подземный лабиринт; длинным и опасным был путь, предстоявший ему в дальнейшем, — о чем он, к счастью, не знал. Затерянный во мраке, блуждая без цели, он нашел Кольцо, — случайно, как он думал, — и спрятал в карман. Вскоре после того он встретился с Голлумом; тот был сыт, и Хоббит был для него чем-то совершенно новым, так что он не набросился на Бильбо, как на добычу, а вступил с ним в беседу и предложил играть в загадки: все Хоббиты очень любят эту игру.

— Если оно победит — сказал Голлум, — мы дадим ему подарок; если победим мы, то мы съедим его.

Смутно ощущая чью-то чужую волю рядом со своей, он в конце концов привык говорить о себе "мы", а всякое другое живое существо называл "оно".

Состязались долго. Каждый задал и отгадал по многу загадок, и Бильбо чувствовал, что еще немного — и он будет побежден. Но тут он опустил руку в карман и нащупал там что-то незнакомое.

— Что у меня в кармане? — спросил он вслух. Он спрашивал сам себя; но Голлум принял вопрос за новую загадку, напрасно искал ответ на нее и признал себя побежденным. Кольцо осталось у Бильбо; оно помогло ему в дальнейших приключениях, и, вернувшись домой, он сохранил его.

С помощью Кольца Бильбо прожил еще много лет; он мало им пользовался и не знал всей его силы, но ощущал на себе его влияние. Сам того не зная, он уже начал превращаться в призрак. Чувствуя, что с ним происходит что-то странное и неприятное (хотя он и не связывал этого с Кольцом), Бильбо решил покинуть родину и уйти странствовать. Так он и сделал; а свой дом и все свое имущество, включая Кольцо, он оставил своему молодому родичу и приемному сыну по имени Фродо.

ГЛАВА II БЕГСТВО ФРОДО

Вскоре после исчезновения Бильбо (ибо он ушел неожиданно, тайно для всех) к Фродо пришел Гандальф — кудесник из Ордена добрых волшебников, давний друг всех Хоббитов, в особенности же друг Бильбо. Они поговорили о всяких новостях, — их было много, и не все они были приятными, — а потом кудесник спросил вдруг:

— Вы помните, когда-то я говорил вам о кольце Бильбо? Где оно?

— Он оставил его мне. — ответил Фродо, слегка удивившись, — но почему-то советовал не носить на пальце. Оно у меня в кармане, на цепочке, чтобы не потерялось. Да, я помню, вы начали говорить о нем, но я не понял.

Кажется, вы сказали — оно очень опасное. Почему?

— По многим причинам, — произнес Гандальф. — Я буду рад, если увижу, что ошибся; но, кажется, радоваться нечему. Слушайте внимательно.

Он рассказал Фродо все, что знал о происхождении Кольца, о том. как оно было потеряно и найдено, о том, как очутилось у Бильбо.

— Я давно заподозрил, что это и есть ТО САМОЕ Кольцо, — закончил он, — а теперь почти не сомневаюсь в этом. Велика его власть, и велика стоящая за ним Темная Сила! Даже Саруман, Саруман Белый, глава нашего Ордена, боюсь, что даже он поддался влиянию мыслей о нем! Но мне нужно окончательное доказательство, дайте мне Кольцо, Фродо.

Фродо молчал. Ему стало не по себе, словно на это радостное весеннее утро в Шире упала ледяная, черная тень. Медленно достал он из кармана цепочку, прикрепленную к поясу, снял с нее Кольцо. Когда он медленно протянул его кудеснику, оно стало вдруг очень тяжелым, словно не желало, чтобы Гандальф прикоснулся к нему.

Гандальф осторожно взял его. Казалось, оно сделано из чистого, сплошного золота.

— Видите ли вы на нем какую-нибудь надпись? — обратился кудесник к Фродо.

— Нет, — ответил тот. — Никаких надписей нет. Оно совсем гладкое, даже без царапинки.

— Так смотрите!

И не успел Фродо ахнуть, как Гандальф швырнул Кольцо прямо в огонь камина.

Несколько минут Гандальф наблюдал за Кольцом в пламени; потом встал, закрыл ставни, задернул шторы и, достав щипцами Кольцо из огня, взял его на ладонь.

— Оно холодное, — сказал он испуганному Фродо. — Присмотритесь.

И тогда Фродо разглядел на Кольце, внутри и снаружи, тончайшие огненные линии. Это были надписи, сделанные руками Эльфов, но на языке Мордора, и Гандальф мог прочесть их и перевести на Общий язык: "Кольцо повсюду их найдет, свою им волю скажет; Кольцо их силою скует и в вечном мраке свяжет".

Произнеся эти строки, Гандальф побледнел.

— Да, это оно, — тихо проговорил он. — Я давно уже знаю об этом Кольце, — заговорил он, помолчав немного, — и давно уже ищу его. Я изучил множество древних книг и рукописей, множество старинных легенд и сказаний.

Много раз я ошибался, много раз мне приходилось начинать сначала. В конце концов мне удалось напасть на след Голлума, но далее Кольцо снова оказалось надолго затерянным. А потом я услышал рассказы Бильбо и начал догадываться, но только в последнее время смог убедиться, что Кольцо попало именно к нему.

— Не может быть! — воскликнул Фродо. — Так это и есть то самое колечко, которое он выиграл у Голлума?

— Это оно и есть, — подтвердил Кудесник. — У меня было и еще доказательство, и самое верное.

— Какое же?

— Я следил за Бильбо все эти годы, после его возвращения. Сначала мне казалось, что я снова ошибся, как уже бывало не один раз, но потом я заметил, что он перестал изменяться с возрастом. Он оставался все время тем же Хоббитом, каким был при возращении из путешествия с Карликами. И причиной тут могло быть только Кольцо. Я знал, что он намеревается уйти отсюда, и настоял, — хотя и не без труда, — чтобы он оставил Кольцо вам.

Кольцо Власти, то, которое Темный Владыка потерял, а теперь стремится вернуть себе. Он вложил в это Кольцо часть самого себя, и только этой части ему не хватает, чтобы стать сильнее всех людей и Эльфов, вместе взятых, чтобы поработить всех, которые еще остаются свободными. Но тяжелым ударом было бы для этого Мира, если бы Мир был порабощен им, если бы все вы, милые, смешные, ласковые, глупые Хоббиты, стали рабами Мордора!

Фродо вздрогнул.

— Но зачем ему это? — спросил он. — Зачем ему такие рабы?

— Я думаю, — ответил Гандальф, — что до сих пор, — повторяю, до сих пор, — Темный Владыка просто не знал о вашем существовании. Теперь он знает. Вы больше не можете считать себя в безопасности. Вы ему не нужны, у него есть много рабов, более полезных для него, — но он больше не забудет, что вы живете на свете. А Хоббиты, превращенные в жалких рабов, будут ему гораздо приятнее, чем Хоббиты свободные и счастливые.

— Но как он узнал о нас? От кого?

— От кого же, если не от Голлума? — возразил Гандальф. — Лишившись Кольца, Голлум жаждал вернуть его. Но сила Кольца — это сила врага. И, пользуясь стремлением Голлума к Кольцу, он привлек его в Мордор; а там, конечно, ему нетрудно было выпытать у этого жалкого существа все, что оно знало, — вплоть до слов "Шир" и "Хоббиты". И теперь Темный Владыка ищет Шир. Боюсь даже, друг мой, что он ищет нас. А для того, чтобы искать, у него есть много способов.

— Но это ужасно! — вскричал Фродо. — Ужаснее всего, что я мог себе представить! О, Гандальф, друг мой, что мне делать теперь? Какая жалость, что Бильбо не убил тогда эту гнусную тварь!

— Жалость? — возразил кудесник. — Именно жалость и остановила его тогда: нельзя наносить удар без нужды. И злое влияние Кольца сказалось на нем так мало именно потому, что он начал свое обладание им с дела милосердия и жалости: он мог убить, но не убил.

— Меня бы жалость не остановила, — сказал Фродо.

— Потому что вы не видели Голлума.

— Не видел и не хочу видеть. Но где он сейчас? В Мордоре? Или ушел оттуда?

— Ушел. Мы разыскали его, — мой друг Арагорн и я, — и отдали под охрану Эльфам в Чернолесе. Они так же мудры, как и добры.

— Но ведь он тоже враг! Он заслуживает смерти!

— Смерти? Согласен. Смерти заслуживают многие из тех, которые живут. А некоторые из тех, что умирают, заслуживают жизни. Можете ли вы дать ее им?

Тогда не торопитесь и с приговором смерти. Для Голлума очень мало надежды на исцеление, но все же какая-то надежда есть. И мне кажется для него еще может найтись дело, прежде чем все это кончится. Его судьба связана с Кольцом, а значит — и со многими другими судьбами. В том числе — с вашей.

Фродо задумался. До сих пор он был только встревожен, но теперь ему стало страшно. Он словно видел зловещую тень, надвигающуюся с востока, через горы и равнины, через леса и реки, чтобы поглотить мир, поглотить его самого, всех его друзей и родичей.

— Почему же никто не уничтожил Кольцо, если оно такое опасное? — спросил он наконец.

— А вы пробовали? — вопросом же ответил ему Гандальф.

Фродо покачал головой.

— Никто не может уничтожить его, — произнес старый кудесник. — Ничем его нельзя уничтожить. Разве только дракон мог бы сжечь его своим дыханием, да и то — едва ли. И последний дракон убит уже много лет назад. Фродо, бедный мой друг, остается только одно: идти в Мордор и бросить Кольцо в Огненную Пропасть в недрах Ородруина. И сделать это можете только вы.

— Но почему именно я? — в отчаянии воскликнул Фродо. — Чем я лучше других? Я самый обыкновенный Хоббит, каких тысячи в нашей стране. Я не герой, и не могу и не хочу быть героем…

— Вы избраны не мною, — возразил Гандальф. — И вы совсем не такой "обыкновенный Хоббит", каким себя считаете. Простите меня, Фродо, но я радуюсь тому, что Кольцо попало именно к вам. Заговори я о Кольце с любым из ваших сородичей, и он ответит мне, что ему и здесь хорошо и что до остального ему нет дела. Но вы — вы совсем другой. Вы — воспитанник Бильбо, вы слыхали его рассказы и знаете, что мир за пределами Шира обширен и многообразен. Вы читали старые книги, вы встречались с Эльфами и Карликами.

— Только с Карликами. С Эльфами мне не приходилось. Но Бильбо часто рассказывал мне о них.

— Пусть так. Но вы сами говорили мне одяажды, что Шир вам кажется иногда слишком тесным и сонным и что вам хотелось бы повидать и другие страны. И с Кольцом вам поневоле придется увидеть многое, о чем вы сейчас и не думаете.

Фродо хотел вскочить, но был не в силах.

— Гандальф, вы всегда говорили, что вы меня любите; я отдам его вам, возьмите и делайте с ним, что хотите!

Гандальф встал, и его высокая фигура словно выросла еще больше.

— Невозможно, друг мой, — твердо возразил он. — Я не возьму его: слишком велико его искушение, и слишком велика сила, которую оно может мне дать, а моей воли будет недостаточно, чтобы укротить его. Да вы и сами не можете отдать мне Кольцо: оно уже становится сильнее вас. Разве вы не почувствовали, как вам трудно было вручить его мне на время? Но полноте, — добавил он, кладя руку на плечо своего молодого друга. — Если я говорю, что вы должны идти туда, то это не значит, что идти нужно немедленно. И нельзя вам идти одному. Вам нужны спутники, двое или трое, — таких, кому вы могли бы довериться.

Фродо молчал. В комнате было тихо, только за окнами, которые Гандальф уже открыл, слышалось звяканье садовых ножниц: это Сэм, сверстник и друг Фродо, подстригал кусты. Сэм был садовником и сыном садовник? и любил свое занятие.

— Это все, — тихо произнес Гандальф, когда молчание стало нестерпимым.

— Решение принадлежит вам. Я помогу вам, помогу во всем и чем только смогу.

Но действовать нужно быстро, ибо Враг начинает действовать.

— Если я должен идти, я пойду, — ответил Фродо.

Они долго обсуждали дальнейшие планы. Фродо все время чувствовал себя испуганным; но он уже начал привыкать к этому ощущению, и ясность мысли вернулась к нему; а сознание, что, уйдя из Шира, он унесет с собой грозящую стране опасность, придавала ему сил. Гандальф посоветовал своему другу не откладывать отъезд надолго, сохранять свои намерения в тайне и очень тщательно выбрать себе спутников. Впрочем, один спутник нашелся сразу же: это был Сэм, которого непобедимое любопытство привело слишком близко к открытому окну и задержало там слишком надолго. Правда, он понял только, что Фродо должен уехать куда-то из Шира.

— Ты будешь сопровождать Фродо, — сказал ему Гандальф, — ты пойдешь с ним, куда бы он ни пошел, и никогда с ним не расстанешься, — понял?

Сэм был так растерян, что только кивал головой.

— Если ко дню вашего отъезда меня не будет, — сказал потом Гандальф, — отправляйтесь прежде всего в Ривенделль; там живет мудрый Эльронд, правитель тамошних Эльфов. Он многое знает и сможет дать вам добрый совет.

Может быть, там к вам присоединюсь и я. Кроме того, я посоветую вам вот что: выехав за пределы Шира, примите другое имя. Ваше уже может быть известно Врагу, не забывайте об этом.

Фродо обешал выполнить все его советы, и они расстались.

Он долго откладывал свой отъезд, поджидая кудесника, но того все не было. Он боялся начать свой путь: для него это было равносильно изгнанию, в конце которого маячила почти верная гибель. Но в то же время он чувствовал, что чем дольше остается в Шире, тем больше увеличивает опасность, нависшую над страной. Наконец медлить стало невозможно. Фродо объявил всем родичам и знакомым, что переселяется в другую часть Шира, отдал кому-то из них свой домик и все имущество, и в один прекрасный день вышел в последний раз из своей калитки, намереваясь совершить большую часть пути по Ширу пешком, чтобы проститься с родиной. Было уже начало осени, золотая пора яблок и меда; и никогда еще Шир не казался изгнаннику таким прекрасным и обильным. Кроме Сэма, его сопровождало еще двое молодых Коротышей, его родичей и близких товарищей; имя одного было Мериадок, но все называли его Мерри, а другой был Перегрин, или в просторечии Пиппин.

Но при всей своей дружбе с ними Фродо ничего не сказал им о своих намерениях.

Первая часть пути совершилась почти без приключений. Только однажды они заблудились в лесах, думая пройти кратчайшим путем, минуя повороты дороги; да еще у Фродо было два-три случая испугаться, когда он увидел на дороге, в сумерках, странную тень: высокого всадника на черном коне, закутанного в черный плащ с надвинутым на лицо капюшоном. Сначала эта тень показалась ему просто необъяснимой; потом он понял, что всадник ищет кого-то… ищет его! Ему стало страшно: он увидел, что даже в пределах Шира находится в опасности. На третий раз Черный Всадник словно учуял его (хотя он укрылся в тени древесного ствола) и двинулся прямо к нему; но тут, совсем близко, раздались звонкие голоса Эльфов, и Всадник. словно испугавшись, отпрянул и исчез во мраке.

Эльфы приветствовали Фродо, и он ответил им на их языке, чему они очень обрадовались. Это были местные Ширские Эльфы, называвшиеся Странствующими, ибо у них не было постоянных жилищ, и они блуждали по лесам, иногда останавливаясь лагерем на излюбленных полянах. Вождем у них был Гильдор; он предложил Фродо и его спутникам гостеприимство на эту ночь. На одной из полян было устроено пиршество; и после того Фродо решил рассказать Гильдору о Черном Всаднике я попросить совета. Но Эльф отвечал неохотно и уклончиво, так что Фродо встревожился еще больше, хотя уже знал, что Эльфы редко дают прямой ответ.

— Если Гандальф не упоминал о Черных Всадниках, — сказал Гильдор, — то не годится говорить о них и мне. Достаточно вам знать, что это — слуги Врага.

Бегите от них! Не говорите с ними, не смотрите на них! Путь ваш лежит только вперед, а опасность — позади, и впереди, и со всех сторон. Но я нарекаю вас Другом Эльфов, и все, у кого есть силы для добра, будут следить за вами в пути.

— Но где я найду отвагу, чтобы продолжать путь? — жалобно спросил Фродо.

— Отвагу часто находят там, где не ждут, — ответил Эльф. — Мы будем думать о вас. И да хранит вас Эльберет. — Это было имя таинственной Повелительницы Эльфов на их Блаженных Островах, за Великим Морем; и оно было для них величайшей святыней, так что они редко произносили его перед посторонними.

Прощаясь, Эльф подтвердил советы Гандальфа: Фродо должен спешить в Ривенделль к Эльронду и выбрать себе несколько надежных спутников, которые захотели бы сопровождать его добровольно.

На следующий день маленький отряд достиг восточных пределов Шира. Тут у родичей Мерри был домик, который он мог считать своим собственным, и тут Фродо решил остановиться и набраться сил перед дальнейшей дорогой. На сердце у него было тяжело, так как теперь ему надлежало расстаться с друзьями и продолжать путь вдвоем с Сэмом.

Они поужинали и переночевали в домике Мерри. Но на утро Фродо был мрачен и задумчив, и остальным не удалось, развеселить его. Наконец, уже после завтрака, он решился.

— Я не могу больше молчать, — сказал он. — Я должен сказать вам кое-что, а как начать — не знаю.

— Так я помогу тебе, — спокойно ответил Мерри, — и скажу сам.

— Что такое? — встревоженно спросил Фродо.

— Вот что: ты расстроен потому, что не знаешь, как проститься с нами.

Нам всем очень жаль тебя.

У Фродо был такой изумленный вид, что его друзья засмеялись.

— Дорогой друг, — заговорил Пиппин, — не думаешь ли ты, что мы настолько слепы? Мы начали подозревать кое-что еще с весны, — с тех пор, как у тебя побывал Гандальф. А когда ты заявил, что переселяешься, и отдал свой дом, мы увидели, что не ошиблись. Ты не мог обмануть нас.

— Быть того не может! — вскричал Фродо. — А я-то был уверен, что никто ничего не замечает! Неужели весь Шир говорит сейчас о моем отъезде?

— О, нет, до этого не дошло, — успокоил его Мерри. — О твоем отъезде известно только нам. Не забудь, что мы уже давно знаем тебя и даже умеем угадывать, о чем ты думаешь. Мы следим за тобой с того дня, как скрылся Бильбо, и боялись только, что ты все-таки ускользнешь от нас. Но это тебе не удастся!

— Но я должен идти, — возразил Фродо. — С этим ничего не поделаешь. Раз вы уже догадались об этом, друзья мои, то не удерживайте меня. Дайте мне уйти!

— Ты не понял, — прервал его Пиппин. — Если ты должен уйти, то и мы тоже.

Мы оба — Мерри и я. Сэм, конечно, превосходный спутник, но его одного тебе будет недостаточно.

— Вы настоящие друзья! — сказал глубоко взволнованный Фродо. — Но я не могу этого позволить. Я иду не на прогулку и не на поиски клада: я бегу от одной смертельной опасности к другой! Вы даже не понимаете…

— Нет, мы понимаем, — твердо возразил Мерри. — Потому-то мы и решили идти с тобой. Мы знаем, что с Кольцом не шутят.

— С Кольцом? — Фродо был окончательно ошеломлен.

— Да, с Кольцом. Я знал о его существовании уже давно; узнал случайно, когда Бильбо был еще с нами. Но я никому не говорил о том, что знаю, пока мы с Пиппином не начали подозревать неладное. Мы хорошо следили за тобой, — лучше, чем ты за нами. И знаешь, кто помогал нам все это время?

— Кто же? — спросил Фродо, растерянно озираясь.

— Сэм, вот кто! Недаром Гандальф поймал его тогда под твоим окном.

— Сэм? — вскричал Фродо, совершенно запутавшись и не зная, должен ли сердиться, смеяться, вздохнуть с облегчением или попросту чувствовать себя дураком.

— Я, — сознался Сэм. — Но я не хотел повредить ни вам, ни Гандальфу.

Впрочем, он и сам сказал вам: "Возьмите кого-нибудь, кому можете довериться".

— Но я, кажется, не могу довериться никому, — гневно заметил Фродо.

— Смотря в чем, — возразил Мерри. — Мы не покинем тебя до конца, — в этом ты можешь нам поверить. Мы сохраним любую твою тайну не хуже, чем ты сам, — в этом ты тоже можешь нам поверить. Но не верь, что мы позволим тебе уйти в такой опасный путь без нас и не скажем ни слова — мы твои друзья, Фродо. Мы знаем многое из того, что говорил тебе Гандальф. Мы знаем многое о Кольце. Нам очень страшно, но мы не покинем тебя.

— Вспомните, что сказал вам Гильдор, — добавил Сэм. — Чтобы вы взяли тех, кто сам захочет идти с вами. А мы все хотим!

— Хитрецы! — вскричал Фродо. — Коварные хитрецы! Но я сдаюсь. Я последую совету Эльфа. Друзья мои, не будь у нас впереди таких опасностей, я пустился бы в пляс от радости! Давно уже я не чувствовал себя таким счастливым. А я так боялся этого дня!

На следующее утро, с рассветом, все четверо выехали, держа путь на восток.

За пределами Шира их путь лежал через область Бри, населенную Людьми, Карликами и Хоббитами, все они жили в мире между собою и часто собирались вместе. Несколько особняком от прочих держалось только племя Людей, которых все называли Бродягами; в этом названии не было ничего обидного, и оно только означало тех, которые странствуют по обширным пустынным равнинам в Бри и соседних странах, появляются и исчезают нежданно для всех и заняты какими-то странными, никому неизвестными и непонятными делами. Говорили, что эти Бродяги-потомки армий Изильдура, и что, возможно, есть среди них и такие, в чьих жилах течет кровь Гондорских вождей. Но это были лишь смутные слухи, проверить которые было, конечно, невозможно.

Мерри знал, что в городке Бри, главном в этой области, есть харчевня под вывеской "Резвый конь"; там всегда бывает множество всякого народа, и там можно будет узнать что-нибудь о Гандальфе.

К городку подъезжали в сумерках. Приближаясь к воротам, Фродо приостановился и сказал:

— Теперь мы вышли за пределы Шира, и я выполню совет, который получил от Гандальфа. Мы должны быть осторожными, не болтать лишнего, а главное — не называть меня моим настоящим именем. Здесь я буду называться не Фродо, а Холм, — запомните это!

Западные ворота городка оказались уже запертыми, и страж, увидев четверых всадников, строго спросил их:

— Кто вы такие, и чего вам нужно здесь?

— Мы едем на восток, — ответил Фродо, — и хотим остановиться в харчевне.

Откройте нам!

Страж приоткрыл ворота, чтобы впустить их по одному.

— Откуда вы? — спросил он. — Зачем едете на восток?

— Это наше дело, и здесь мы не будем об этом говорить, — ответил Фродо.

— А мое дело — спрашивать приезжающих после захода солнца, — возразил страж. — Вы из Шира?

— Откуда бы мы ни были, нам нужен ночлег, — вмешался Мерри. — Меня зовут Мериадок, а вот это — Перегрин; этого вам довольно? Я слышал, что в Бри с приезжими всегда говорят вежливо.

Страж пробормотал извинение и указал дорогу к "Резвому коню".

Хозяин встретил Хоббитов на пороге, пригласил войти, велел слугам позаботиться об их пони, а потом спросил путников об именах. Фродо назвал своих спутников, а о себе сказал, что его зовут Холм. Хозяин хлопнул себя ладонью по лбу.

— Коротыши, и из Шира! — вскричал он. — Это напоминает мне что-то, только я забыл-что. Ну, ничего, я вспомню. Тут о вас спрашивал кто-то, но я забыл-кто, и не помню, о вас или нет. Но входите же!

В харчевне было светло и многолюдно и так похоже на Шир, что четверо путников могли бы и повеселеть, но у Фродо на сердце было тревожно. Кто мог спрашивать о них? Зачем? И почему у них все время допытываются об именах? Он еще раз шепотом напомнил друзьям об осторожности, и они вошли. Их тотчас же окружили, стали знакомиться, пожимать руки, расспрашивать и рассказывать. Но Фродо не хотелось болтать. Предоставив вести разговоры своим друзьям, он постепенно отделился от всех и сел в сторонке. Этого почти никто не заметил, так как общим вниманием быстро завладел Пиппин, рассказывая всякие забавные происшествия, случавшиеся в Шире.

Вдруг Фродо заметил высокого, худощавого Человека, который, сидя в углу, в тени, внимательно прислушивался к разговорам Хоббитов, не прикасаясь к стоявшей перед ним кружке с пивом. Он был закутан в поношенный темно-зеленый плащ с надвинутым, несмотря на жару, капюшоном, а высокие сафьяновые сапоги у него были забрызганы грязью, словно после долгого пути; и глаза у него блестели в тени капюшона, когда он прислушивался к беседе.

— Кто это? — шепотом спросил Фродо у хозяина харчевни. — Кажется, вы не познакомили его с нами, как прочих.

— Это? — шепотом же ответил хозяин. — Я и сам не знаю: кажется, кто-то из Бродяг. Неразговорчив, хотя наверняка мог бы рассказать немало. Исчезает на целые месяцы, потом вдруг опять появляется. Нынешней весной он часто бывал здесь, хотя до сегодняшнего вечера я его долго не видел. Не знаю, как его имя, но здесь его называют Странником. — Тут хозяина окликнули, и он убежал.

Фродо заметил, что Странник глядит на него, словно вслушиваясь в их перешептыванье, потом жестом пригласил Фродо сесть рядом. А когда он откинул капюшон, лицо у него было суровое и бледное, с пристальными серыми глазами, а густые темные волосы тронуты сединой.

— Меня зовут Странником, — тихо произнес он. — Очень рад познакомиться с вами, почтенный… Холм, если я слышал правильно.

— Да, — только и мог сказать Фродо, чувствовавший себя очень неловко под этим пронзительным взглядом.

— Так вот, друг Холм, — продолжал Странник, — на вашем месте я бы предложил вашим друзьям поменьше разговаривать. Это не Шир. Здесь бывают всякие посетители, тем более сейчас.

Фродо выдержал его взгляд и не сказал ни слова, но стал прислушиваться к тому, что говорит Пиппин. Тот, восхищенный вниманием слушателей, начал рассказывать о приключениях Бильбо и вот-вот готов был упомянуть о Кольце…

— Помешайте ему, живо! — шепнул Странник над самым ухом Фродо.

Ничего другого не оставалось, Фродо кинулся прямо в толпу, окружавшую Пиппина, вскочил на стол и обратился к присутствующим с пылкой речью о дружбе между Широм и Бри.

Речь была торжественная, но бессвязная; слушатели хлопали оратору, думая, что лишняя кружка пива ударила ему в голову, а он, помогая себе, перебирал пальцами у себя в кармане и вдруг нащупал там Кольцо. Это его взволновало, он загорячился еще больше, запутался в речи, закончил ее прыжком в толпу… и исчез: Кольцо нечаянно наделось ему на палец.

Последовало смятение. Все окружающие отшатнулись от Пиппина и Сэма, считая их спутниками колдуна; некоторые выбежали вон, другие громко звали хозяина. Фродо, чувствуя себя очень глупо, пробрался под столами в тот угол, где сидел Странник, и там снял с пальца Кольцо. Он старался догадаться, было ли это простой случайностью, или же Кольцо проявило себя, повинуясь чьему-то желанию или приказу.

— Ну? — произнес Странник, увидя его. — Что вы наделали! Это хуже всего, что мог бы сказать ваш приятель! Вы сунули голову прямо в капкан. Или не голову, а только палец?

— Я вас не понимаю, — сказал Фродо, полный досады и тревоги.

— Понимаете, — возразил Странник. — Но лучше нам будет поговорить с глазу на глаз, уважаемый Фродо.

— О чем? — опросил Фродо, не заметив, что тот назвал его настоящим именем.

— О том, что важно для нас обоих. — Странник взглянул ему прямо в глаза.

— Может быть, вы узнаете кое-что, полезное для вас.

— Хорошо, — ответил Фродо, стараясь казаться спокойным. — Поговорим позже.

Он приблизился к остальным и попытался обратить свое исчезновение в шутку, но напрасно. Все сторонились его, и вскоре все разошлись; остались только Фродо со спутниками и Странник, державшийся незамеченным в углу.

— А где же Мерри? — спросил вдруг Фродо, только теперь заметивший его отсутствие.

— Вышел подышать свежим воздухом, — ответил Пиппин, — но это было уже давно.

Хозяин проводил посетителей и, вернувшись, сказал:

— Ваши комнаты готовы. Но сначала мне хотелось бы поговорить с вами наедине, почтенный Холм. Я сейчас улажу кое-какие дела и вернусь; подождите меня.

— Хорошо, — ответил Фродо, и сердце у него упало при мысли о том, сколько еще разговоров наедине предстоит ему сегодня и что он может узнать из них.

ГЛАВА III СТРАННИК

Трое Хоббитов собрались в боковом зале. Там было темно, и огонь еле горел в камине. Когда в него подбросили дров и пламя вспыхнуло ярче, они увидели, что Странник спокойно сидит в своем углу.

— Эй! — окликнул его Пиппин. — Кто вы и чего вам нужно?

— Меня зовут Странником, — ответил он, — и ваш друг обещал поговорить со мною.

— Вы сказали, что хотите сообщить мне что-то важное, — произнес Фродо.

— Что именно?

— Многое, — ответил Странник, — но потребую платы за это.

— То есть? — резко спросил Фродо.

— Я расскажу вам то, что знаю, и подам добрый совет, но вы должны будете вознаградить меня за это.

— Чего же вы потребуете? — спросил Фродо; ему подумалось, что он встретил вымогателя, а денег у него почти нет…

— Не больше того, что вы можете дать, — ответил Странник, словно угадав его мысли. — Только одного: вы возьмете меня в спутники, пока я сам не захочу покинуть вас.

— Вот как? — возразил Фродо, удивившись, но и с облегчением. — Но даже если мне и понадобится спутник, я не соглашусь взять вас, пока не узнаю, кто вы и чего хотите.

— Очень хорошо. Мне кажется, вы приходите в себя, и это к лучшему. До сих пор вы были уж слишком беспечны. Итак, я расскажу вам, что знаю, а тогда вы охотно дадите мне свое согласие.

— Говорите же! — сказал Фродо. — Что вы знаете?

Странник ответил не сразу. Он встал, подошел к двери, быстро открыл ее и выглянул, потом тщательно закрыл ее и сел снова.

— У меня тонкий слух, — произнес он, понижая голос, — и хотя я не умею исчезать, но умею оставаться незамеченным. Так вот, сегодня вечером я был на дороге западнее Бри и видел там четверых Хоббитов с запада. Не буду повторять всего, что они говорили, но одна фраза поразила меня. "Не называйте меня моим настоящим именем, — сказал один из них. — Здесь я буду называться не Фродо, а Холм, — запомните это". Я заинтересовался настолько, что последовал за четверыми и проник за ними в ворота. Быть может, у почтенного Фродо есть веские причины скрывать свое имя, но я посоветовал бы ему и его друзьям быть осторожнее.

— Не знаю, кому какое дело в Бри до моего имени, — гневно возразил Фродо, — и мне хочется знать, какое дело до этого вам. Быть может, у Странника есть веские причины, чтобы выслеживать и подслушивать, но я посоветовал бы ему объяснить их!

— Хорошо сказано, — усмехнулся Странник. — Мое объяснение простое. Я ищу Хоббита из Шира по имени Фродо. Я должен найти его, как можно скорее. Я узнал, что он выехал из Шира по делу, касающемуся… гм… меня и моих друзей. По секретному делу, могу добавить. — Нет, поймите меня правильно! — вскричал он, так как Фродо вскочил, а у Сэма вырвалось что-то вроде рычания. — О вашей тайне я позабочусь лучше, чем вы. А заботиться о ней нужно. — Он весь подался вперед, пронзительно глядя на них. — Следите за каждой тенью, — добавил он тихим, внятным голосом. — Здесь видели Черных Всадников. Один был здесь в понедельник, другой — немного позже.

Наступило молчание. Потом Фродо обратился к Пиппину и Сэму:

— Я мог бы догадаться, по тому, как нас встретили у ворот. Да и здешний хозяин слышал что-то. Почему он так торопил нас войти? И почему мы вели себя так глупо? Нам нужно было бы сидеть смирно, где-нибудь в углу…

— Это было бы лучше всего, — подтвердил Странник. — Я бы остановил вас у порога, если бы мог, но хозяин не позволил бы этого.

— Вы думаете, он… — начал было Фродо.

— Нет, я не думаю. Просто он не любит Бродяг вроде меня.

Фродо озадаченно взглянул на Странника.

— Да, я знаю, вид у меня, как у настоящего Бродяги, — продолжал тот со странной улыбкой и странным блеском в глазах, — но надеюсь, что мы с вами познакомимся поближе. А тогда вы объясните мне, что произошло под конец вашей замечательной речи. Знаете, этот прыжок…

— Это было случайно, — прервал его Фродо.

— Предположим. Но эта случайность поставила вас в опасное положение.

— Едва ли оно опаснее, чем было, — возразил Фродо. — Я знаю, что эти всадники ищут меня; но, кажется, они меня упустили и теперь уйдут…

— Не рассчитывайте на это, — резко перебил его Странник. — Они вернутся.

И есть еще другие. Я знаю, кто они и сколько их. И я знаю, что кое-кому в Бри нельзя доверять. Например, Ферни, — вы его, вероятно заметили: такое хитрое, неприятное лицо. Он исчез тотчас после вашего "случая". А Ферни — это такой человек, что продаст, что угодно и кому угодно. Ради забавы, если не ради денег.

— Но что ему до моего "случая" и что он может продать? — спросил Фродо, решив не понимать никаких намеков Странника.

— Известия о вас, конечно, — спокойно ответил тот, — Кое- кто может заинтересоваться рассказом о вашей речи и о прыжке, а тогда о вашем настоящем имени быстро догадаются. Весьма вероятно, что оно будет раскрыто еще до утра. Достаточно вам этого? Решайте, как хотите, — брать меня в проводники или нет; но я знаю всю страну от Шира до Туманных гор и могу быть вам полезным. По дороге вы теперь не уйдете далеко: Всадники будут следить за вами и захватят вас где-нибудь в чаще, где солнца не видно, а тогда вам не спастись. Или вам хочется встретиться с ними?

Он старался сдерживаться, но в лице у него отразилось напряжение, а руки судорожно сжались. В комнате стало так тихо, что даже огонь, казалось, потускнел.

— Послушайте, — прибавил Странник, проводя рукой по лбу. — Может быть, я знаю о ваших преследователях больше, чем вы. Да, вы их боитесь, но боитесь еще недостаточно. Завтра вам придется опасаться от них, а я могу повести вас путями, о которых мало кто знает. Возьмете ли вы меня?

Фродо не ответил; мысли у него путались от сомнений и страха. Вместо него заговорил, нахмурясь, Сэм.

— Как хотите, Фродо, но я скажу — нет! Этот Странник — неизвестно, кто он, неизвестно, откуда явился. Конечно, он что-то знает, и слишком много, по-моему; но это не резон, чтобы позволять ему завести нас в какую-нибудь глушь, подальше от всего мира, и там прикончить нас всех!

Пиппин смутился при этих резких словах. Странник ничего не ответил Сэму, но обратил свой пронзительный взгляд на Фродо, тот поймал этот взгляд и отвернулся.

— Нет, — медленно произнес он. — Я не согласен. Мне кажется — вы не тот, за кого себя выдаете. Вы заговорили сначала, как здешний, а теперь у вас и голос переменился. И мне кажется — Сэм прав: почему мы должны довериться вам? Кто вы? Что вы знаете о… о моем деле, и как вы это узнали?

— Вы научились быть осторожным, — ответил Странник, мрачно улыбнувшись.

- Но осторожность — это одно, а нерешительность — другое. С нынешнего дня вам не добраться до Ривенделля самим, ваш единственный шанс в том, чтобы довериться мне. Решайтесь. Я отвечу на все ваши вопросы, если это поможет вам: но поверите ли вы мне тогда, если не верите сейчас? И все-таки…

В этот момент дверь открылась, вошел хозяин, за ним слуги со свечами, и Странник снова отошел в тень.

— Дело вот в чем, — заговорил хозяин, когда слуги ушли. — Если я виноват перед кем-нибудь, то прошу прощения. Обо всем сразу не вспомнишь, а я человек занятой. Но всю эту неделю у меня что-то вертится в голове, хотя я часто забываю — что. Видите ли, меня просили разыскать Хоббитов из Шира, особенно одного, по имени Фродо.

— Что мне до этого? — прервал его Фродо.

— Вам лучше знать, — возразил хозяин. — Я вас не выдам; но мне сказали, что он будет называться другим именем, и дали мне описание, которое к вам очень подходит. "Довольно высокий для Хоббита, румяный, светловолосый, с блестящими глазами и ямкой на подбородке"… Простите, это он так говорил, а не я.

— Он? А кто это — он? — быстро спросил Фродо.

— А! Это Гандальф, если вы его знаете. Говорят, он колдун или что-то в этом роде, но мне он друг. Ну, а теперь я не знаю, что он сделает, когда мы с ним увидимся: превратит мое пиво в. уксус или меня в бревно… Он такой горячий, а я совсем забыл о его поручении. Но что сделано, то сделано, а чего не сделано, того и нет.

Фродо подступил к нему с расспросами. В конце концов, после многих повторений и отступлений, выяснилось, что месяца три назад Гандальф был в Бри и оставил у трактирщика письмо для Фродо, которое должно было быть отослано на следующий же день. Но хозяин не смог отослать его сразу, он потом и вовсе забыл о нем. Теперь он боялся, не повредила ли кому-нибудь его забывчивость.

— Он сказал, — добавил хозяин, — что вы, может быть, будете в опасности.

Кажется, это так и есть.

— Почему? — спросил Фродо.

— Какие-то черные люди опрашивали о вас, — о Фродо из Шира; и если у них доброе на уме, то будь я Гномом! Я, конечно, прогнал их, яо, как я слышал, они опрашивают о вас на всех дорогах. И еще спрашивал этот Бродяга — Странник и старался пробраться сюда, к вам…

— И он пробрался, — заявил Странник, выходя на свет. — А вы сделали бы лучше, если бы впустили его сразу.

Хозяин подпрыгнул от неожиданности. — Вы? Что вам нужно здесь?

— Он пришел с моего разрешения, — вмешался Фродо. — Он предлагает мне свою помощь.

— Дело ваше, конечно, — сказал хозяин, подозрительно косясь на Странника, — но на вашем месте я не брал бы себе в помощники Бродягу.

— Кого же тогда? — возразил Странник. — Толстяка-трактирщика, который помнит свое имя только потому, что его постоянно окликают со всех сторон?

Этим вашим гостям нельзя ни оставаться здесь навсегда, ни возвращаться назад, и я хочу вести их. Или, может быть, с ними пойдете вы, чтобы отгонять этих Черных?

— Мне? Покинуть Бри? Да ни за что на свете! Но почему вам нельзя здесь оставаться, друг… э… Холм? И что это за черные люди, чего им надо?

— Объяснять слишком долго, — сказал Фродо, — а мы устали. Окажу только, что пока я под вашей кровлей, вы в опасности. Не знаю, откуда они, эти Черные, но мне кажется…

— Они из Мордора, — тихо произнес Странник. — Из Мордора, Хозяин, если это вам говорит что-нибудь.

— О! — вскричал трактирщик. — Хуже этого и быть не может!

— Вы поможете нам? — спросил Фродо.

— От всего сердца, хотя не знаю, что могу сделать против… против…

— Против Угрозы с Востока, — спокойно договорил Странник. — Вот что вы можете сделать: дайте Фродо переночевать здесь, а потом забудьте о нем, как будто его и не было.

Хозяин рад был обещать им любую помощь. Он снова вызвал слуг, велел им запереть все двери и окна и сторожить до рассвета. Уже уходя, он вдруг обернулся.

— А где же ваш друг Мериадок? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Фродо, встревожившись. — Он вышел, но это было уже давно, а сейчас ночь.

— Какая неосторожность! — Хозяин покачал головой. — Хорошо, я сам буду у двери, а кого-нибудь пошлю искать его. Доброй ночи. — И, продолжая покачивать головой, он вышел, и его шаги затихли в коридоре.

Письмо Гандальфа было коротким.

"Я получил важные вести, — писал старый кудесник, — и должен уехать немедленно, хотя мое намерение было ехать с вами. Вернусь как можно скорее; но если вас уже не будет в Шире, я последую за вами в Ривенделль. Если будете в Бри — оставьте письмо для меня у трактирщика в "Резвом коне", ему можно довериться. Может быть, вы встретите одного моего друга, высокого, темноволосого, сероглазого, которого иногда называют Странником; он знает о вашем деле и поможет вам. Надеюсь, в Ривенделле мы встретимся; а если меня там не будет, обратитесь за советом к Эльронду.

Не применяйте ЕГО, ни в коем случае! Не путешествуйте ночью. И удостоверьтесь, что Странник — это именно тот, о ком я говорю. Его настоящее имя — Арагорн".

Фродо прочел письмо внимательно, раз и другой. Рука была несомненно Гандальфа, и у подписи стоял его знак, который он ставил только в самых важных случаях. Фродо повертел письмо так и этак, потом передал Пиппину и Сэму.

— Трактирщик действительно навредил многому, — заметил он. — Если бы я получил это письмо вовремя, я бы уже был в Ривенделле. Но что случилось с Гандальфом? Он пишет так, словно идет навстречу опасности.

— Он поступает так уже много лет, — отозвался Странник. Фродо обернулся и долго смотрел на него, размышляя о странной приписке у Гандальфа. — Почему вы не сказали сразу, что вы его друг? — спросил он. — Нам не пришлось бы терять столько времени.

— Вот как? — возразил Странник. — А разве кто-нибудь из вас поверил бы мне? Но об этом письме я не знал. Насколько я понял, — чтобы помогать вам, я должен был убедить вас, не представляя доказательств. А прежде чем говорить о себе, я сам должен был убедиться в том, кто вы, и нет ли здесь ловушки Врага, с какими мне уже приходилось встречаться. Убедившись, я готов был ответить на все ваши вопросы. Но, правду сказать, — добавил он бегло, усмехнувшись, — я надеялся, что вы поверите мне ради меня самого.

Тот, кого преследуют, иногда устает от подозрительности и начинает жаждать дружбы. Но я вас понимаю: внешность говорит против меня.

— По крайней мере, сначала, — засмеялся Пиппин. — Наверное, вскоре мы и сами станем выглядеть не лучше.

— Вскоре? — повторил он. — Много дней, и недель, и лет пройдет для вас в странствиях, пока вы станете похожими на Странника. И вы погибнете раньше, если только на деле вы не крепче, чем с виду.

Пиппин смутился, но тут снова выступил Сэм, не спускавший со Странника подозрительного взгляда.

— А как мы узнаем, что вы и есть тот самый Странник, о котором пишет Гандальф? — спросил он. — Пока не было письма, вы о Гэндальфе не упоминали.

Может быть, вы хотите только втереться к нам? Может быть, вы убили настоящего Странника и вырядились в его платье? Что вы на это скажете?

— Что вы упрямы, Сэм Гамджи, — ответил Странник, и Сэм вздрогнул, услышав от него свое широкое имя. — Что если я убил Странника, то могу убить и вас. И убил бы сразу, без лишних разговоров. Что если бы я захотел взять Кольцо, то взял бы его — сейчас же!

Он встал, и им показалось, что он словно вырос. Глаза у него сверкнули ярко и властно; распахнув плащ, он положил руку на рукоять своего меча.

Коротыши замерли, а Сэм ошеломленно разинул рот.

— Но, к счастью, я настоящий Странник, — добавил он с улыбкой, смягчившей его суровые черты. — Я Арагорн, сын Араторна; и если ценою жизни или смерти я могу спасти вас, — я спасу.

Когда они успокоились, Странник рассказал им, что виделся с Гандальфом весной, но что после того они расстались и известий о кудеснике больше не было. Но Гандальф говорил ему о Фродо я о Кольце; позже от Гильдора и его Эльфов Странник узнал, что Фродо покинул Шир и двигается к востоку.

Тогда он начал следить за Восточной дорогой.

— Теперь главное для нас — это покинуть Бри, — сказал он. — Едва ли нам удастся уйти незамеченными, но если за нами будет погоня, я постараюсь сбить ее со следа. Я знаю многие тайные пути. Мы направимся прежде всего на Ветровую вершину; она лежит севернее Дороги, на полпути к Ривенделлю, и будь Гандальф с нами, он тоже направил бы нас туда. Боюсь только, что после Ветровой вершины наш путь станет труднее, и нам придется выбирать между несколькими опасностями.

— Как вы думаете, связано ли появление Черных Всадников с отсутствием Гандальфа? — спросил Фродо.

— Думаю, что да, — ответил Странник. — Это для него самые сильные противники, кроме разве самого Врага; но и он — самый сильный противник для них. Гандальф гораздо сильнее, чем вы думаете; вы, жители Шира, знаете его только по фокусам и фейерверкам.

Это было верно: в Шире Гандальф считался величайшим из фокусников, но и только.

В этот момент где-то хлопнула дверь, по коридору промчались быстрые шаги, и в комнату ворвался Мерри; он захлопнул за собою дверь и прислонился к ней, тяжело дыша.

Они встревоженно столпились вокруг него, и он едва мог выговорить:

— Я видел их, Фродо! Видел Черных Всадников!

— Черных Всадников? — вскричал Фродо. — Где?

— Здесь, в городке. Вы помните — я вышел прогуляться. Я побродил примерно с час и вернулся, и стоял у фонаря, как вдруг меня охватила дрожь.

Мне показалось, что близ меня крадется что-то странное, — какая-то тень, но темнее всех прочих. Она кралась совершенно беззвучно…

— В какую сторону? — неожиданно и резко спросил Странник.

Мерри вздрогнул, сейчас только заметив его.

— Дальше, — поторопил его Фродо. — Это друг Гандальфа; я объясню тебе позже.

- Она скользила к Дороге, — продолжал Мерри, — на восток. Я попытался следовать за нею. Она все время терялась среди других теней, но я прошел за нею до последнего из домов, к самой Дороге.

Странник взглянул на него с восхищением. — Вы отважны, — заметил он, — но это было безумием.

— Не знаю, — ответил Мерри. — Это не отвага, не безумие, просто я ничего не мог поделать, меня словно тянуло вперед. А потом я услышал оттуда два голоса: один бормотал, другой шептал или шипел, и слов было не разобрать. Я не мог подкрасться ближе, потому что весь задрожал. И мне вдруг стало очень страшно, я повернулся и только хотел кинуться обратно, как вдруг что-то словно отуманило меня, и я упал. Очнулся уже здесь. Говорят, меня подобрали здешние слуги. Кажется, мне приснилось что-то страшное, но я ничего не помню. Я словно утонул. Что это было?

— Дыхание Мрака, — произнес Странник. — Черные здесь, и они узнали все, что хотели. Ночь будет тревожная.

— Они нападут на нас? — спросил Мерри.

— Нет, не думаю. Они собрались еще не все. Да и не таковы их привычки: они сильны во мраке, с одиночками, но не посмеют напасть на нас, когда нас много и у нас есть свет. Но их сила — в страхе, и они запугали здесь уже многих. Ферни, например: я уверен, что именно с ним они шептались.

— Так мы окружены врагами? — вскричал Фродо. — Что же нам делать теперь?

— Прежде всего, не ходить в свои комнаты. Я их видел: окна там низко над землей и смотрят на север: это опасно. Мы останемся здесь и запрем все окна и двери. Но сначала я пойду за вашими вещами.

Пока его не было, Фродо вкратце рассказал своему другу обо всем, происшедшем после ужина. Мерри еще размышлял над письмом Гэндальфа, когда Странник вернулся с их багажом.

— Я велел сделать в ваших постелях по чучелу, — сказал он. — На всякий случай. Будем надеяться, что это поможет. И будем надеяться, что нам удастся продержаться до утра.

Они заперли дверь, придвинули к ней кресло, потом заперли и закрыли ставнями окна. Странник подбросил дров в камин, поправил свечи и сел в кресло у двери. Хоббиты легли прямо на полу и тотчас же уснули, ибо было уже за полночь.

ГЛАВА IV ВЕТРОВАЯ ВЕРШИНА

Ночь прошла спокойно, но на рассвете оказалось, что предосторожность, принятая Странником, была не лишней: окна в отведенных Коротышам комнатах оказались выломанными, постели перерытыми, чучела изрубленными. Хозяин ломал себе руки. Но хуже всего было то, что маленький отряд не мог выехать немедленно: все их лошади исчезли.

Это был тяжелый удар. Путь до Ривенделля был неблизкий, и в пути нужно было избегать всяких поселений, если они встретятся; значит, приходилось рассчитывать только на те припасы, какие они смогут взять с собой, а много ли можно взять без лошади? Наконец хозяину удалось найти одного пони, тощего и жалкого; он должен был везти всю поклажу, а Фродо и его спутникам приходилось идти пешком.

Странник был хорошим проводником. Он уверенно находил среди множества разбегавшихся во все стороны тропинок единственную нужную, и Хоббиты должны были признать, что без него они быстро заблудились бы. Он вел их кружными путями, со множеством петель и поворотов, чтобы сбить со следа погоню, если она была.

День был чудесный, — теплый и солнечный. Леса еще не сбрасывали листьев и стояли густые и нарядные. Путешествие казалось Хоббитам веселой прогулкой, так что порою они даже забывали о ее цели. И было ли тут причиной искусство Странника или что-либо другое, но они не встречали никаких двуногих, кроме птиц, и никаких четвероногих, кроме белок.

Дальше, все дальше. Дорога осталась далеко в стороне. Леса кончились; теперь вокруг расстилалась неоглядная даль, слегка холмистая и постепенно снижающаяся к востоку. В этом направлении лежали Комариные болота, и в этом направлении лежал их путь. Был четвертый день после их отъезда из Бри.

Вскоре почва под ногами отсырела, начала становиться вязкой, там и сям попадались небольшие озерца или обширные камышовые заросли, полные щебета невидимых птиц. Чем дальше, тем труднее становилось идти: нужно было не только выбирать место, куда поставить ногу, но и не сбиваться с направления; и каждый шаг был опаснее предыдущего, так как даже у Бродяг здесь не было постоянных тропинок. А хуже всего были комары и мошки, наполнявшие воздух: эти болота недаром назывались Комариными.

— Меня съели заживо! — кричал Пиппин, стараясь отбиться от крылатых врагов.

— Интересно, чем бы они питались без нас, — вторил ему Сэм, хлопая себя по лбу и по шее.

Ночевать пришлось среди болот, в сырости и холоде, и всю ночь их мучили укусы комаров и какие-то непонятные и неприятные звуки, доносившиеся отовсюду: заросли камыша кишели всякими болотными тварями. Только на следующий день путники приблизились к выходу из болот, но они так измучились, что и вторая ночь застала их среди камышей.

Фродо устал, но уснуть не мог. Ночь уже близилась к рассвету, когда в восточной части леса он увидел какие-то далекие отблески; они вспыхивали и угасали снова.

— Что это? — опросил он у Странника; тот стоял, вглядываясь в ту сторону.

— Не знаю, — ответил Странник. — Это слишком далеко. Не молния, хотя и похоже на молнию.

Лежа в сырой траве, Фродо еще долго мог видеть беззвучные отблески, а на их фоне — высокую, темную фигуру Странника, молчаливого и настороженного.

Потом он все-таки уснул.

Только на шестой день последние лужи и камышовые заросли остались позади. Местность постепенно повышалась; на востоке, далеко впереди, обозначилась холмистая гряда. Самый высокий холм, правее и отдельно от всех прочих, имел вид конуса со срезанной верхушкой.

— Это Ветровая вершина, — сказал Странник. — Мы дойдем туда завтра к полудню, если пойдем напрямик; я думаю, так будет лучше всего.

— То есть? — спросил Фродо.

— Еще неизвестно, что мы там найдем. Она слишком близко к Дороге.

— Но там мы встретим Гандальфа?

— Необязательно. Он может и не знать, куда мы направляемся. А если даже он и придет туда, мы все-таки можем разминуться: ни для него, ни для нас небезопасно задерживаться там надолго. Всадники могли упустить нас, пока мы были в глуши, но они и сами могут направляться к этой вершине, потому что с нее видно далеко вокруг. Мы оттуда тоже будем хорошо видимы для всех. Я бы на вашем месте не доверял даже птицам в небе.

Хоббиты тревожно огляделись, а Сэм взглянул даже в небо, словно опасаясь увидеть там стаю коршунов или ястребов.

— Ваши слова звучат очень неуютно, Странник, — заметил он.

— Что вы нам посоветуете? — спросил Фродо.

— Мне кажется, — медленно, словно с колебанием, ответил он, — нам нужно идти не к самой Вершине, а к холмам и подойти к ней по тропинке с севера; тогда мы будем двигаться не так открыто. А там — посмотрим.

Они двинулись дальше, — усталые, но подгоняемые мыслью о близком отдыхе и надеждой встретить там Гандальфа. Они уже начали привыкать к длинным переходам и скудным трапезам, и только подсмеивались друг над другом, подтягивая потуже пояса.

— Интересно, — сказал Фродо, прокалывая еще одну дырочку на ремне, — много ли от меня останется, пока мы дойдем до Ривенделля? Боюсь, что я готов обратиться в призрак.

— Не произносите этого слова! — быстро и неожиданно резко оборвал его Странник.

На следующий день, к полудню, они стояли у северного склона Ветровой вершины. Склон был крутой и зеленый; на нем нашлась глубокая лощина, и в ней остались Сэм и Пиппин с лошадью, а остальные трое решили подняться наверх. Скрываться больше было невозможно, и они надеялись только, что за ними никто не следит и что, поднявшись, они найдут Гандальфа или хотя бы известия от него.

На верхушке холма они нашли широкий каменный круг, — остатки сторожевой башни, воздвигнутой здесь в пору последнего Союза между Людьми и Эльфами.

Посредине круга виднелась груда камней, почерневших, как от огня; трава внутри круга обгорела, словно здесь недавно пылал большой костер.

Взобравшись на развалины стен, они могли видеть местность далеко вокруг.

Она была серая, пустынная, плоская; только далеко на юге виднелись темные пятна лесов, из-за которых местами поблескивала вода. Внизу, с южной стороны холма, извивалась темной лентой Старая Дорога, ведущая на восток; она была совершенно пуста. А далеко на востоке высились Туманные горы: мрачные бурые холмы, потом высокие серые склоны, а еще дальше-снежные вершины, мерцающие в облаках.

— Бррр, невеселое зрелище! — заметил Мерри. — Я не виню Гандальфа, если он не стал дожидаться нас здесь.

Странник не ответил. Подойдя к груде камней, он присмотрелся и вдруг указал на один камень, плоский и светлее прочих, словно не такой закопченный. — Смотрите, — сказал он. — Что вы об этом думаете?

На нижней стороне камня был выцарапан знак Гандальфа, а рядом — три черточки.

— Он был здесь! — вскричал Фродо.

— Да, три дня назад, — ответил Странник. — Очевидно, он очень спешил, так как не успел прибавить ничего больше. Может быть, ему помешала опасность.

Если так, то нам нужно быть осторожными.

— Вы думаете — опасность?

— Возможно. Вы видите-здесь горел огонь, а три дня назад мы видели отблески в небе, — помните? Вероятно, на него здесь напали, и чем это кончилось-неизвестно. Нам придется спешить в Ривенделль без него.

— А далеко туда? — спросил Мерри, тревожно вглядываясь в пустынную даль.

— Да, еще далеко, и нам нельзя пользоваться Дорогой. Недели две пути.

— Две недели! — ахнул Фродо. — За это время многое может случиться…

— Да, — коротко подтвердил Странник.

Некоторое время все трое молчали. Фродо чувствовал себя очень одиноко и беззащитно, и в душе горько сетовал на судьбу, бросившую его из милого, тихого домика в чуждый, незнакомый, враждебный мир, полный явных и тайных опасностей. Он с тоской глядел на запад, в сторону Шира, — и вдруг увидел, что на Дороге появились две черные движущиеся точки… потом к ним присоединились еще три.

Он вскрикнул и схватил Странника за руку. — Смотрите!

Едва взглянув туда. Странник кинулся ничком на обгорелую траву, увлекая с собою Фродо. Мерри растянулся рядом с ними.

— Что это? — шепотом спросил он.

— Не знаю, — прошептал в ответ Странник, — но опасаюсь худшего.

Они подползли к развалинам и выглянули сквозь щели между камнями. Свет уже потускнел, так как солнце близилось к закату и скрылось за тучкой.

Дорогу было плохо видно, но Фродо чувствовал, что там, близ подошвы холма, собираются Черные Всадники.

— Да, — произнес Странник, у которого зрение было острее, — это враги.

Все трое осторожно спустились по северному склону в лощинку, где оставили товарищей.

Тем временем Сэм и Пиппин обследовали лощинку и ее окрестности и нашли поблизости источник, а вокруг негоследы ног в сапогах, еще свежие. В самой лощинке нашлись остатки костра, а в укрытии среди камней — запас хвороста.

— Это оставили Бродяги, — сказал Странник. — Они бывают здесь.

Он хотел проверить следы, но Сэм по неосторожности уже затоптал их, и теперь нельзя было узнать, давно ли и кем они сделаны. Оставалось только надеяться, что они не принадлежат врагам.

— Могут ли Всадники видеть? — спросил Мерри, когда они обсуждали вопрос, удастся ли им незаметно для врагов достичь лесных чащ далеко на юге. — Мне всегда казалось, что они нас только вынюхивают, но там, наверху, вы заставили нас прятаться от них, а сейчас говорили, что они нас увидят.

— Видеть могут их кони, — ответил Странник. — И Всадники могут сделать своими соглядатаями кого захотят из живых. Они не видят нас так, как видим мы, но мы отбрасываем в их мыслях тень, которую уничтожает только полуденное солнце; а в темноте они видят многое, невидимое для нас, и тогда они страшнее всего. И они всегда чуют кровь живых существ, чуют и жаждут ее. Есть у них и другие чувства, кроме этого; мы ощущаем их присутствие раньше, чем увидим; а они, еще острее, ощущают наше. И потом, — добавил он почти шепотом, — их притягивает к себе Кольцо.

— Значит, мне нет спасения? — вскричал Фродо, озираясь в ужасе. — Если я шевельнусь, они меня заметят; если не шевельнусь, то привлеку их к себе…

Странник положил ему руку на плечо. — Не отчаивайтесь. Вы не одиноки. Мы разведем костер, и он будет нам защитой. Всадники не любят его и боятся.

Огонь — наш друг в пустыне.

— Может быть, и так, — пробормотал Сэм. — Но разжечь костер-это все равно, что крикнуть "Мы здесь!".

Они развели костер в самом укрытом углу лощинки и наскоро состряпали скудный ужин. Все были голодны, но путь предстоял еще далекий, и припасы нужно было беречь. Смеркалось; воздух становился все холоднее. Хоббиты упали духом, и, что-бы подбодрить их, Странник начал рассказывать диковинные истории о Людях, об Эльфах, о подвигах древних лет.

Они слушали его, затаив дыхание, удивляясь тому, как много знает о прошлом этот человек в истертом плаще, этот Бродяга, всю свою жизнь проводящий в скитаниях по пустынным равнинам. Слушая его, они забывали холод, голод, опасности. Особенно понравилась им повесть о Лютиен Прекрасной, дочери Повелителя Эльфов: она так полюбила отважного Берена, что отказалась ради него от всех преимуществ своего народа и стала смертной женщиной. И через нее кровь Эльфов смешалась с кровью Людей.

— Живы еще ее потомки, — глубоким, звучным голосом говорил Странник, и глаза у него, сияли, как звезды. — Никогда не угаснет этот род; и с ним связаны те, что правили в Вестернессе и Нуменоре — в странах Запада.

Коротыши не сводили с него зачарованных взглядов. Его строгое лицо было озарено красным светом костра, а над головой темнело ночное небо.

И вдруг над вершиной холма появилось слабое сияние; оно усилилось, и над холмом выплыла неполная еще луна, и звезды вокруг нее потускнели.

— Луна взошла! — воскликнул, очнувшись, Мерри. — Должно быть, уже поздно, а мы и не заметили.

Остальные взглянули и увидели на вершине холма, на фоне лунного света, что-то темное, — словно большой камень или выступ скалы.

Сэм и Мерри встали и отошли от костра, чтобы размяться, но Фродо продолжал сидеть молча, а глядя на него, сидел и Пиппин. Странник внимательно наблюдал за вершиной холма. Кругом было тихо и спокойно, но теперь, когда Странник перестал говорить, Фродо ощутил ледяной озноб и придвинулся ближе к огню. В этот момент к ним подбежал Сэм.

— Не знаю, почему, — быстро сказал он, — но мне стало страшно; кажется, что-то крадется вверх по склону.

— Ты видел что-нибудь? — спросил Фродо, вскакивая.

— Нет, но я и не стал задерживаться, чтобы посмотреть.

— Я видел что-то, — сказал Мерри, тоже подойдя, — или мне так показалось.

Вон там, во тьме, — там как будто шевелятся какие-то тени, и похоже, что они подползают к нам.

— Ближе к огню, все! — повелительно крикнул Странник. — Держитесь к нему спиной и возьмите в руки по длинной ветке!

Они стояли наготове, почти не дыша, напряженно вглядываясь в окружающую тьму. Кругом не было ни движения; ни звука. Фродо не выдержал напряжения и шевельнулся; ему хотелось кричать.

— Тссс! — шепнул ему Странник.

— Что это? — ахнул в то же время Пиппин.

Они скорее почувствовали, чем увидели, что на склоне, над краем лощины, появилась черная тень, потом еще и еще одна. Вскоре сомневаться было нельзя: там стояли три или четыре высокие, темные фигуры, — такие темные, что они казались черными провалами во мраке. Фродо показалось, что он слышит слабое, ядовитое шипение, и он снова ощутил ледяную дрожь.

Тени медленно двинулись к ним.

Пиппин и Мерри в ужасе кинулись ничком на траву. Сэм, рядом с Фродо, сжался в комочек. Фродо был испуган не меньше прочих и весь дрожал, словно от холода; но еще сильнее страха в нем было желание надеть Кольцо. Он не забыл того, что слышал от Гандальфа, не забыл его предостережений, но что-то заставляло его отбросить все предостережения, и он с трудом боролся с этой волей. Ему хотелось подчиниться ей. Не в надежде на спасение, не из желания сделать что-нибудь дурное или хорошее, — он чувствовал только, что должен достать Кольцо и надеть себе на палец. Он не мог сказать ни слова; ощущал на себе тревожный взгляд Сэма, но не мог двинуться. Наконец чужая воля сломила его сопротивление; медленно извлек он Кольцо из кармана и надел на левую руку.

Все вокруг осталось по-прежнему во мраке, но страшные тени стали неумолимо четкими. Их было пятеро; из них две остались у края лощины, а три двинулись к нему. Он видел их мертвенно-белые лица и холодно сверкающие, безжалостные глаза; он видел седые пряди, спадающие из-под их серебряных шлемов, и стальные клинки в их костлявых руках. В отчаянии он выхватил меч, и клинок сверкнул красным светом в отблесках костра. Два призрака остановились; но третий, выше всех ростом, с короной на шлеме, с мечом и кинжалом в руках, кинулся прямо на Фродо.

В то же мгновение Фродо бросился наземь и услышал, словно со стороны, свой голос, крикнувший: "Эльберет!". Падая, он нанес удар своему врагу.

Пронзительный вопль прорезал воздух, и в левом плече Фродо ощутил резкую, ледяную боль. Уже теряя сознание, он успел увидеть Странника, прыгнувшегй ИЗ тьмы с горящими факелами в обеих руках. Последним усилием Фродо сдернул Кольцо с пальца, и его рука крепко сомкнулась на нем.

ГЛАВА V НА ПЕРЕПРАВЕ

Очнувшись, Фродо увидел, что еще сжимает Кольцо в кулаке. Он лежал у ярко пылающего костра, и над ним склонялись его товарищи.

— Что случилось? Где король? — хрипло спросил он. Они ответили не сразу, так как не поняли его вопроса, но очень обрадовались тому, что он заговорил. Наконец, от Сэма он узнал, что они видели приближающиеся смутные тени, видели, как он вдруг исчез, и услышали его голос, прозвучавший словно издалека, а потом нашли его самого; он лежал ничком и казался мертвым.

Странник велел перенести его к костру, а сам исчез куда-то; и все это было уже довольно давно.

Сэм явно начинал сомневаться в Страннике; но пока они говорили, он вдруг появился из тьмы и подошел. Сэм вскочил, хватаясь за меч, и загородил собою Фродо, но Странник жестом успокоил его и наклонился над раненым.

— Я не Черный, Сэм, — мягко произнес он, — и не в союзе с ними. Я хотел узнать, куда они исчезли, но ничего не нашел. Не знаю, почему они отступили; их теперь нигде не слышно.

Выслушав рассказ Фродо, он очень встревожился, приказал Пиппину и Мерри вскипятить воды в котелках и обмыть его рану.

— Поддерживайте большой огонь, — сказал он, — и согревайте Фродо. — Потом он отозвал Сэма в сторону.- Кажется, я понимаю теперь, — заговорил он, понизив голос. — Их было только пятеро, и они не ожидали сопротивления.

Сейчас они отступили, но боюсь, что ненадолго. Они ждут. И они думают, что Фродо ранен смертельно и что они смогут подчинить его себе. Ну, посмотрим.

Сэм хотел сказать что-то, но горло у него сжималось, и он промолчал.

— Успокойся, — сказал ему Странник. — Ты должен верить мне, Сэм. Фродо оказался крепче, чем я думал: он не убит и, вероятно, будет сопротивляться злой воле дольше, чем ожидают враги. Я сделаю все, что могу, чтобы помочь ему. Охраняйте его хорошенько, пока меня не будет.

И он снова исчез в темноте.

Фродо задремал, хотя рана у него болела, и от нее во все стороны распространялось оцепенение. Друзья не сводили с него глаз, согревали, обмывали рану горячей водой. Ночь тянулась медленно, и в лощину уже проник серый утренний свет, когда Странник вернулся.

— Смотрите! — вскричал он и, наклонясь, поднял с земли черный плащ, которого в темноте не было видно; в нижней части ткани виднелся длинный разрез. — Это след меча Фродо, — сказал Странник. — Другого вреда он не мог нанести призраку; но больше, чем оружие, помогло ему имя Эльберет.

Тут он нагнулся снова и с возгласом ужаса поднял длинный, узкий кинжал.

Они увидели, что лезвие зазубрено по краю, а конец у него отломан. И едва они успели рассмотреть это, как оно растаяло, и в руке у Странника осталась только рукоять.

— Горе! — вскричал Странник. — Вот каким оружием нанесена рана! Трудно найти целителя, который сумел бы справиться с ней; но я попытаюсь помочь.

Он сел наземь, положил рукоять перед собою и некоторое время певуче бормотал над нею что-то невнятное; потом повернулся к Фродо и негромко, но властно, произнес несколько слов, которых остальные не поняли. Он раскрыл сумку, висевшую у него на поясе, и достал оттуда пучок травы с длинными, узкими листьями.

— За этой травой мне пришлось ходить далеко, — сказал он, — и я нашел ее только под деревьями, южнее Дороги. Хорошо, что мне удалось найти ее, потому что она встречается редко. Ее называют ателас, и она обладает целительной силой, но боюсь, что для такой раны ее будет недостаточно.

Он помял пальцами листья, которые оттого запахли пряно и сладко, положил их в кипяток и обмыл раненое плечо у Фродо. Запах из котелка был такой свежий и приятный, что у остальных стало легче на сердце. Боль и оцепенение у Фродо прошли, но рука оставалась безжизненной, и пальцы не двигались. Он горько упрекал себя за то, что уступил чужой воле, и боялся, что останется калекой на всю жизнь. Кроме того, он был так слаб, что не держался на ногах, и не знал, как они смогут продолжать путешествие.

Этот вопрос тревожил и остальных. В конце концов, по совету Странника, они разделили поклажу между собой, а на лошадь посадили Фродо. Теперь они направились к югу; для этого приходилось пересечь Дорогу, но зато они смогли кратчайшим путем попасть в леса, где легче будет прятаться и легче поддерживать спасительный огонь, и могли миновать петлю Дороги, уходившей далеко в другую сторону.

Медленно, осторожно двинулись они вокруг холма и вскоре вышли к Дороге.

Она была пуста; но вдали раздались вдруг резкие, перекликающиеся голоса, так что они в страхе кинулись вперед, пересекая Дорогу, и поспешили скрыться в ближайших зарослях. Местность впереди была пустынная, без всяких тропинок; там и сям по ней были разбросаны купы деревьев и кустарник, а между ними тянулись обширные открытые промежутки. Это была унылая страна, и они двигались по ней уныло и медленно, почти не разговаривая. Сердце у Фродо разрывалось, когда он видел, как они бредут, понурив головы, согнувшись под тяжестью поклажи. Даже Странник казался усталым и подавленным.

Рана у Фродо разболелась в первый же день пути, но он никому не говорил об этом. Часы тянулись за часами. Никаких признаков погони не было, и-не было даже ощущения опасности; но путники боялись, что Всадники поджидают их где-нибудь в засаде, в таком месте, откуда спастись будет невозможно.

Они боялись темноты и по ночам останавливались лагерем и держали стражу по двое, каждую минуту ожидая появления страшных теней; но ночи проходили спокойно. Наконец, на шестой день пути, они вышли на возвышенность, откуда далеко впереди виднелись покрытые лесом горы, а справа — река, блестевшая серой сталью под неярким солнцем.

— Нам опять придется вернуться на Дорогу, — сказал Странник, — хотя это и опасно. Через эту реку нет другого пути, кроме Последнего Моста, по которому проходит Дорога.

— А что это за другая река, вон там, вдали? — спросил Мерри, указывая вперед.

— Это Шумящий поток, он течет из Ривенделля, — ответил Странник. — Дорога идет вдоль него на много миль, до самой Переправы. Но не будем сейчас думать о ней. Большой удачей будет, если Последний Мост окажется свободным для нас!

Они достигли Дороги благополучно, а еще через милю или две увидели короткий, крутой спуск к Мосту. Здесь Странник посоветовал им спрятаться в густом кустарнике, а сам пошел на разведку.

Вскоре он вернулся. — Я не видел и следов врага, — сказал он, — и не могу понять, что это значит. Но зато я нашел вот это. — Он показал им лежащий у него на ладони бледно-зеленый драгоценный камень.- Это берилл, камень Эльфов; я нашел его на берегу. Не знаю, случайно ли он оказался там или положен намеренно, но мы можем считать его добрым знаком. Мы перейдем Мост; но после того я не посмею держаться Дороги, пока не получу более ясного указания.

Мост оказался свободным, и они миновали его, не слыша других звуков, кроме плеска воды вокруг его устоев; но после Моста Странник свернул с дороги и повел своих спутников по тропинкам, извивающимся среди мрачных холмов, в тени высоких деревьев.

Хоббиты были рады, что открытая местность и опасная Дорога остались позади; но страна, в которую они вступили, казалась неприветливой и даже угрожающей. Чем дальше они шли, тем выше и круче становились холмы вокруг; на склонах и на вершинах иногда виднелись развалины стен и башен. Фродо вспомнились слышанные в детстве рассказы о Троллях, и он спросил Странника, не им ли принадлежат эти древние постройки.

— Нет, — ответил Странник. — Тролли не умеют строить. Здесь жили когда-то Люди. Это было могучее царство, и здесь были города, крепости, дороги; а потом пришла война, и все они погибли. Это было так давно, что даже холмы забыли о них.

— Как же узнали об этом вы? — недоуменно спросил Пиппин. — Звери и птицы не рассказывают ничего такого.

— То, что прошло, не забывается, — ответил Странник, — и в Ривенделле помнят гораздо больше, чем я могу рассказать.

— Так вы бывали в Ривенделле? — спросил Фродо.

— Не однажды. Когда-то я жил там, и возвращаюсь туда, как только могу.

Там осталось мое сердце; но не судьба мне жить в покое, даже в прекрасном жилище Эльронда.

Лощина между холмами становилась все уже и круче, деревья вокруг — все больше и гуще. Маленький отряд двигался медленно, так как состояние Фродо заставляло их выбирать пути, не самые близкие, но самые удобные. Был уже десятый день с тех пор, как они покинули Ветровую вершину. Неожиданно начался дождь; к вечеру им удалось найти пещеру, — неглубокую впадину в скалистой стене, — но они промокли, а развести костер было невозможно. От холода и сырости рана у Фродо разболелась еще сильнее, и боль и озноб не давали ему уснуть. Он бредил; ему чудились черные тени вокруг, и он вскакивал в ужасе, но видел только Странника, молча стоявшего на страже. К утру раненый задремал; ему снился его садик в Шире, но в этом садике было мрачно: между ним и солнцем высились огромные черные призраки.

Наутро дождь перестал, небо прояснилось, но лихорадка не покидала Фродо.

Несмотря на это, они продолжали путь. Дорога была такая крутая, что Фродо должен был сойти с пони и идти пешком; но он еле мог двигаться, а в левое плечо и бок ему словно вонзились ледяные когти. Когда один из подъемов окончился, он упал, трясясь в ознобе и не видя ничего вокруг.

— Мы не можем идти дальше, — обратился Мерри к Страннику. — Я очень боюсь за Фродо. Что делать? Дойдем ли мы когда-нибудь до Ривенделля, и сможет ли там кто-нибудь помочь ему?

— Увидим, — ответил Странник. — В этой глуши я ничего не могу сделать; но именно из-за его раны я и тороплю вас.

— А что с ним? — жалобным шепотом спросил Сэм. — Рана у него маленькая, и она уже закрылась, остался только белый, холодный шрам.

— Фродо ранен оружием Врага, — тихо ответил Странник, — и оно оставило в нем яд, против которого я бессилен. Но не теряй надежды, Сэм!

Как только Фродо стало лучше, они двинулись снова, но вернулись на Дорогу, так как только она могла привести их к Переправе на Шумящем потоке.

Было уже под вечер, когда они спустились к потоку; солнце уже скрывалось за вершинами холмов, и навстречу путникам дул холодный ветер.

Они уже стали искать место для ночлега, в стороне от Дороги, как вдруг услышали звук, от которого их охватило трепетом страха: щелканье конских копыт. Они оглянулись, но извилины Дороги не позволяли видеть далеко. Тогда они постепенно поднялись по крутому склону футов на тридцать и спрятались в чаще орешника. Быстрый топот приближался, и вместе с ним доносился легкий перезвон, словно от серебряных колокольчиков.

— Это не похоже на Черных Всадников, — заметил Фродо, прислушиваясь.

Товарищи согласились с ним, но продолжали тревожиться: они так давно уже боялись погони, что каждый звук позади казался им зловещим. Странник дал им знак молчать, наклонился, слушая, к самой земле, и они увидели, что лицо у него прояснилось.

Спускались сумерки, листья орешника слегка шелестели. Колокольчики звенели все ближе, и вдруг из-за поворота дороги появился быстро скачущий белый конь; уздечка и поводья у него мерцали, словно осыпанные алмазной пылью. Развевался алый плащ у всадника, развевались его золотые кудри, и он был окутан словно белым мерцанием.

Странник вскочил и кинулся прямо к Дороге; тотчас же всадник натянул поводья и остановился. Увидев Странника, он спрыгнул с седла и бросился ему навстречу с возгласом приветствия; по его речи и по звонкому голосу они поняли, что это Эльф, но что он чем-то встревожен.

Странник подозвал их, и они спустились на Дорогу.

— Это Глорфиндель, родич Эльронда, — сказал он им. — Он послан искать нас.

Эльф ласково приветствовал их. — Меня послали из Ривенделля, — сказал он. — Мы боялись, что вы в опасности.

— Так Гандальф там? — радостно вскричал Фродо.

— Нет, когда я выезжал, его не было, — ответил Глорфиндель, — но это было девять дней назад. Эльронд получил тревожные вести. Наши родичи из вашей страны сообщили, что вы в пути, без Гандальфа, и что Девятеро разыскивают вас. Немногие, даже в Ривенделле, могут открыто противостоять Девятерым, но такие все же нашлись, и Эльронд разослал их по всем дорогам. Мне досталась вот эта, и с неделю назад я дошел до Последнего Моста и оставил там знак для вас. На Мосту я встретил троих слуг Саурона и прогнал их; потом было еще двое, но они тоже ушли. С тех пор я ищу ваши следы. Но не будем задерживаться; теперь мы вместе, и мы должны рискнуть держаться Дороги.

Позади нас-пятеро, и когда они найдут на Дороге ваш след, то примчатся, как ветер. Где остальные — я не знаю, но боюсь, что они могут оказаться на Переправе и загородить ее.

Пока Глорфиндель говорил, сумерки все сгущались, а вместе с тем силы у Фрондо падали, и перед глазами опускался словно туман, а озноб и боль усиливались. Он пошатнулся и схватился за Сэма, чтобы не упасть.

— Мой друг ранен, ему плохо, — сердито сказал Эльфу Сэм. — Он не может ехать, когда солнце зашло. Ему нужно от- дыхать. Глорфиндель подхватил Фродо и тревожно вглядывался ему в лицо.

Странник вкратце рассказал ему о нападении на них у Ветровой вершины, о том, как был ранен Фродо, и показал Эльфу рукоятку, оставшуюся от рокового кинжала. Глорфиндель вздрогнул, но взял ее и внимательно оглядел.

— Злые руны начертаны здесь, — сказал он, возвращая ее Страннику, — хотя ваши глаза и не могут их увидеть. Сохраните ее, Арагорн, пока мы не вступим в жилище Эльронда. Увы! Не в моих силах исцелять раны от этого оружия. Я постараюсь помочь раненому; но тем более он должен скакать, не отдыхая.

Он осторожно ощупал плечо у Фродо, и лицо у него стало озабоченным, словно то, что он узнал, встревожило его. Но Фродо почувствовал себя лучше; ему сделалось теплее, боль уменьшилась, и туман, застилавший ему зрение, разошелся.

— Садитесь на моего коня, — сказал ему Эльф, — и держитесь крепче. Не бойтесь ничего: мой конь не даст вам упасть, если я прикажу ему. Шаг у него легкий и плавный, а в опасности он летит, как птица, и даже черные кони врагов не смогут догнать его.

— Я не могу ехать, — возразил Фродо. — Не могу мчаться в Ривенделль, оставив друзей в опасности.

Глорфиндель улыбнулся. — Без вас ваши друзья едва ли будут в опасности, сказал он.- Погоня кинется за вами, а не за нами. Главная опасность — в вас, Фродо, и в том, что вы несете с собой.

На это Фродо не нашелся, что ответить.

Он сел на белого коня, а своего пони они навьючили поклажей, так что теперь им было легче идти. Некоторое время они шли бодро и быстро, но вскоре увидели, что им трудно равняться с легконогим, неутомимым Эльфом. Он вел их все так же уверенно, хотя ночь становилась все темнее: ни луны, ни звезд не было. Только на рассвете он позволил им остановиться. Даже привычный к долгим блужданиям Странник казался утомленным; Пиппин, Мерри и Сэм спотыкались, засыпая на ходу, а Фродо погрузился в тяжелую дремоту.

Едва отойдя от Дороги, они упали в траву и мгновенно уснули; и им показалось, что они едва успели сомкнуть глаза, когда Глорфиндель разбудил их. Солнце стояло уже высоко в небе, и ночные туманы развеялись.

Эльф достал из сидельной сумки плоский серебряный флакон и налил каждому по глотку напитка, прозрачного и свежего, как ключевая вода, но мгновенно восстановившего их силы. Черствый хлеб и сухие плоды — последние остатки их провизии — показались им с этим глотком вкуснее и сытнее обильных трапез в Шире, и они почувствовали себя готовыми к новому переходу.

Они вернулись на Дорогу. Глорфиндель торопил их и за весь день позволил отдохнуть только дважды, и то недолго. До вечера они прошли почти двадцать миль и достигли места, где Дорога круто сворачивала в сторону и стремительно спускалась в долину, к реке. За все время пути они не видели и не слышали погони: но когда им случалось отставать от Эльфа, он останавливался и тревожно прислушивался. Раз или два он коротко разговаривал со Странником на языке своего племени.

Но как бы они ни спешили — очевидно было, что Хоббиты не смогут идти дальше в эту ночь. Головы у них кружились от усталости, и ноги заплетались.

К тому же плечо у Фродо снова разболелось, и все вокруг целый день казалось окутанным серой дымкой. Он почти радовался наступлению ночи, так как в ночной тьме мир казался ему не таким туманным и бледным.

Наутро Глорфиндель сказал им, что до Переправы уже недалеко, но что нужно спешить.

— Опасность будет всего сильнее у самой реки, — добавил он. — Я чувствую позади нас погоню, а впереди — засаду.

Дорога продолжала круто спускаться, и по сторонам ее попадались травянистые лужайки, на которые Хоббиты спешили свернуть, так как трава давала отдых их усталым ногам. После полудня Дорога вошла в густую тень высокого сосняка, а потом нырнула в глубокую выемку с крутыми, влажными стенами, выложенными красным камнем и почти смыкавшимися вверху. Отголоски шагов казались в этом туннеле топотом большой толпы.

Потом туннель вдруг окончился, и они увидели впереди крутой спуск и далеко тянущийся плоский, открытый берег, а за ним — Переправу. Другой берег был крутой и темный, и Дорога поднималась на него зигзагами, а еще дальше стояли, плечом к плечу, горы — одна другой выше, одна другой круче.

Эхо в туннеле еще не смолкло, и ветер шумел в ветвях сосен, когда Глорфиндель вдруг обернулся и прислушался, а потом кинулся вперед.

— Бегите! — крикнул он. — Бегите! Это враги!

Белый конь рванулся с места. Коротыши сбежали по склону, пока Эльф и Странник прикрывали их. Они были едва на пол-пути к реке, как вдруг позади раздался топот, из-за сосен появился Черный Всадник; он натянул поводья и остановился, покачиваясь в седле. За ним появился еще один, потом еще, а за ними — еще двое.

— Скачи скорее! Скачи! — крикнул Глорфиндель.

Фродо понимал, что это относится к нему, но его охватила странная вялость. Он сдержал коня и обернулся. Черные Всадники показались ему огромными изваяниями, темными и плотными, а весь мир вокруг них затянуло словно туманом. И вдруг он почувствовал, что они приказывают ему остановиться и ждать. Страх и гнев вспыхнули в нем; он выхватил меч, и на клинке сверкнул красный отсвет.

— Скачи! Скачи! — повторил Глорфиндель, а потом громко обратился к коню:

— Лети, лети, Асфалот!

Тотчас же конь сделал огромный прыжок и вихрем помчался к реке. Но в то же мгновение черные кони ринулись за ним, следом, а у всадников вырвался тот пронзительный, леденящий душу вопль, какой Коротышам уже случалось слышать. Раздался ответный вопль, и к ужасу Фродо и его друзей из-за деревьев вырвалось еще четверо Всадников. Двое помчались вслед за Фродо, двое — к Переправе, наперерез ему. Он задрожал; ему показалось, что с каждым шагом они становятся все больше и чернее.

Он оглянулся, но не увидел своих друзей. Погоня отставала: даже эти черные скакуны не могли равняться с белым конем Эльфа. Но когда он взглянул вперед, сердце у него упало: он не успеет достичь Переправы, засада отрежет ее! Теперь он ясно видел своих врагов: капюшоны у них были откинуты, плащи распахнуты, мечи блестели в руках. Блестели и их безжалостные глаза, и они окликали его глухими, злобными голосами.

Фродо не чувствовал больше ничего, кроме страха. Он не думал больше о мече. Он зажмурился и вцепился в гриву коня. Ветер засвистел у него в ушах, а серебряные колокольчики звенели резко и нестройно. Холодное дыхание пронзило его, как ледяное копье, когда последним прыжком, словно крылатая, белая молния, его конь проскочил перед самой мордой переднего из Черных.

Фродо услышал громкий всплеск. Вода зашумела, пенясь вокруг его ног. Он ощутил сильные качания, когда его конь выбирался из воды на крутой берег.

Переправа осталась позади.

Выбравшись на подъем, белый конь остановился и обернулся, яростно заржав. Девятеро были уже у реки, и Фродо затрепетал, различив и издали их свирепые лица. Он знал, что они могут переправиться так же быстро, как и он, и что бесполезно будет убегать от них по незнакомым дорогам. И он снова ощутил их приказание — остановиться и ждать. Гнев снова проснулся в нем, но силы к сопротивлению уже не было.

Передний из Всадников пришпорил коня, тот сделал скачок, потом встал на дыбы. Фродо сделал усилие, выпрямился и взмахнул мечом.

— Прочь! — крикнул он. — Вернись в Мордор и не преследуй меня больше! — Его собственный голос показался ему тонким и пронзительным.

Всадники приостановились, но силы у Фродо было недостаточно, чтобы отогнать их: они только засмеялись ему в ответ.

— С нами! — крикнули они. — С нами в Мордор!

— Прочь! — повторил он упавшим голосом.

— Кольцо! Кольцо! — глухо взывали они; их предводитель погнал своего коня через реку, а за ним последовало еще двое.

— Эльберет и Лютиен! — вскричал Фродо, последним усилием занося меч. — Мы не достанемся вам — ни я, ни Кольцо!

Предводитель был уже на середине реки; он приподнялся на стременах, угрожающе поднял руку. Фродо оцепенел; дыхание у него прервалось, рука дрогнула, меч выпал и разбился, словно стеклянный. Белый конь взвился на дыбы, визжа и фыркая. Передний из Всадников уже выбирался на берег…

Но в этот миг раздался шум воды и грохот катящихся камней. Фродо смутно увидел, что река вдруг вспухает, и по ней, толпясь и обгоняя друг друга, мчатся пенистые волны. Ему показалось, что на гребнях у них мерцают белые огни, что вода полна белыми всадниками на белых конях с развевающимися гривами. Трое Черных, находившихся посреди реки, попятились в ужасе.

Последними обрывками сознания Фродо уловил крики, увидел — или ему только показалось так — на дальнем берегу какую-то одетую белым сиянием фигуру, а вокруг нее — темные тени, и в руках у них было пламя, ало светящееся в сером тумане, поглощавшее весь мир. Потом он почувствовал, что падает, а бурные волны поднимаются, чтобы затопить его вместе с врагами. И тут для него все исчезло.

ГЛАВА VI В ЖИЛИЩЕ ЭЛЬРОНДА

Фродо очнулся и увидел, что лежит в мягкой постели. В первый момент ему показалось, что он спал долго и видел длинный, страшный сон; но потом он заметил, что потолок над ним совсем не похож на потолок в его спальне дома.

Это было непонятно. Некоторое время он лежал, глядя на игру солнечных зайчиков на потолке и слушая далекий шум водопада.

— Где я и который час? — спросил он потом вслух, обращаясь к резным балкам потолка.

— В жилище Эльронда, и сейчас десять часов утра, — ответил ему знакомый голос. — Сегодня двадцать четвертое октября, если хотите знать.

— Гандальф! — воскликнул Фродо, садясь в постели.

Старый кудесник улыбнулся ему, сидя в кресле у открытого окна.

— Да, это я, — сказал он. — И я рад видеть вас здесь, после всех глупостей, какие вы натворили с тех пор, как выехали из Шира.

Фродо лег снова. Ему было слишком хорошо и спокойно, чтобы спорить, и к тому же он почувствовал, что спорить бесполезно. Он уже проснулся окончательно, и воспоминания вернулись к нему: блуждания по лесу, злосчастный "случай" в харчевне, нападение на него у Ветровой вершины, когда он был настолько неразумен, что надел Кольцо… Но напрасно пытался он вспомнить свое прибытие в Ривенделль: в этом память ему отказывала.

— Где Сэм? — спросил он наконец после долгое молчания. — Где остальные?

Живы они?

— Живы и здоровы, — ответил Гандальф. — Сэм был здесь все время, но с полчаса назад я отправил его отдохнуть.

— А что случилось на Переправе? — продолжал Фродо. — Мне тогда все казалось туманным, да и сейчас еще кажется.

— Иначе и не может быть, — произнес Гандальф. — Вы уже начали превращаться в призрак. Рана делала свое дело: еще несколько часов — и для вас уже не было бы спасения. Но вы сильнее, чем кажетесь, друг мой; жаль, что у Ветровой вершины сила изменила вам.

— Откуда вы это знаете? Я никому не говорил…

— Пока вы спали, мне нетрудно было читать в ваших мыслях и памяти, мягко ответил Гандальф.- Но не огорчайтесь. Я сказал о глупостях, но на самом деле я восхищен вамии остальными. Это не шутка — пройти такой путь и встретить столько опасностей, и сохранить при этом Кольцо!

— Нам это никогда не удалось бы, не будь с нами Странника, — сказал Фродо. — Но по-настоящему нам нужны были вы. Без вас я просто не знал, что делать и с чего начинать.

— Меня задержали, — ответил Гандальф, — и это чуть не оказалось гибельным для нас. Даже сейчас я не вполне уверен, что опасность миновала.

— Что с вами было? Расскажите…

— Всему свое время. Сегодня вам нельзя волноваться, — так приказал Эльронд.

— Но если вы не расскажете мне, я обязательно буду волноваться, возразил Фродо.- Я уже очнулся и вспоминаю много такого, что мне нужно объяснить. Почему вы задержались? Скажите хотя бы это!

— Вы скоро узнаете все, что хотите знать, — ответил Гандальф, — и даже, может быть, больше того. Эльронд созовет Совет, как только вы поправитесь.

Сейчас я скажу только, что был в плену.

— Вы? — вскричал Фродо. — Вы — в плену?

— Да, я, Гандальф Серый, — подтвердил кудесник. — В мире есть много сил, злых и добрых, которые превосходят меня; есть и такие, с которыми я еще не мерялся. Но мое время близко. Владыка Мордора готовится к борьбе; он уже выслал Черных Всадников…

— Так вы знали о Всадниках раньше, чем я встретился с ними?

— Знал. И даже говорил вам о них: это и есть Рабы Кольца. Но я не знал, что они ищут вас, иначе бы мы с вами бежали вместе, тогда же весной. Я услышал о них только позже… но об этом речь впереди. Пока — что Арагорн спас нас всех от гибели.

— Да, — сказал задумчиво Фродо, — спасением мы обязаны только ему. Но сперва я его испугался. Сэм, кажется, не доверял ему все время, — по крайней мере, до встречи с Глорфинделем.

Гандальф улыбнулся. — Да, я знаю. Но теперь Сэм ему верит.

— Я рад, — сказал Фродо, — потому что полюбил Странника. Нет, это не то слово; но все равно, я его люблю, хотя он такой непохожий на всех, хотя иногда бывает мрачным. Я еще не видел таких, как он.

— Да, — подтвердил Гандальф. — Мало в мире осталось таких, как Арагорн, — таких, что ведут свой род от Пришельцев из-за Моря.

— Странник — потомок Пришельцев? — изумленно переспросил Фродо. — Я думал — их больше нет на свете. Я думал, он — просто Бродяга.

— Просто Бродяга? — вскричал Гандальф. — Дорогой друг, да ведь Бродяги — это и есть последние потомки Людей из-за Моря! Я их хорошо знаю. Они уже помогали мне, и их помощь понадобится нам в будущем, пока Кольцо не успокоится в недрах Огненной Горы.

— Может быть, — ответил Фродо, — но до сих пор я стремился только попасть в Ривенделль и надеюсь, что мне не придется идти дальше. Мне так приятно отдыхать! Весь этот месяц был для меня полон приключений, и мне их совершенно достаточно.- Он помолчал, закрыв глаза, потом открыл их и заговорил снова: — Но я все думаю и думаю, и никак не могу понять, почему вы сказали, что сегодня двадцать четвертое, когда должно было бы быть двадцать первое. Ведь было двадцатое, когда мы достигли Переправы.

— Вы думали и говорили слишком много на сегодня, — возразил Гандальф. Скажите лучше, каково вашей руке и боку?

— Не знаю, — ответил Фродо. — Я их не чувствую, значит — им лучше. — Он сделал попытку шевельнуть рукой. — И рука уже двигается немного. Да, она ожила, она теплая, — добавил он, потрогав правой рукой левую.

— Хорошо, — одобрил Гандальф. — Скоро вы будете здоровы. Эльронд недаром трудился над вами несколько дней.

— Несколько дней? — удивился Фродо.

— Говоря точнее, три дня и четыре ночи. Эльфы принесли вас с Переправы ночью двадцатого, и все мы были очень встревожены, а Сэм не хотел расставаться с вами ни на минуту. Эльронд — великий целитель, но оружие врага смертельно. Сказать правду, у меня почти не было надежды на ваше спасение: я подозревал, что в ране у вас остался обломок лезвия. Так это и было: он сидел глубоко и уходил все дальше, прямо к сердцу. Эльронду удалось извлечь его только нынче ночью. Не бойтесь, — добавил он, видя, что Фродо весь содрогнулся. — Осколок уже исчез — растаял. А вы, Хоббиты, не торопитесь превращаться в призрак. Я знавал могучих воинов — Людей, которые быстро поддались бы действию осколка, а вы носили его в себе целых семнадцать дней — и остались самим собой.

— Что сделали со мной Всадники? — спросил Фродо. — Что они хотели сделать?

— Они хотели пронзить вам сердце волшебным лезвием, остающимся в ране.

Если бы им это удалось, вы стали бы таким же, как они, но слабее, и подчинялись им. Они увели бы вас к Темному Владыке, а тот сумел бы отомстить вам за попытку утаить Кольцо от него.

— Как хорошо, что я не знал этого! — прошептал Фродо. — Мне было страшно, но если бы я знал все, я бы не посмел шевельнуться. Я уцелел просто чудом!

— Да, судьба или удача сохранила вас, — ответил Гандальф, — но больше всякой удачи — мужество. Ибо сердце у вас не затронуто, и только плечо пострадало; это потому, что вы противились до конца. Но опасность была огромная, так как с Кольцом на пальце вы наполовину переходите в их мир. Вы видите их, и они видят вас; и они могут схватить вас.

— Они ужасны! — Фродо вздрогнул, вспомнив пережитое на Переправе. — Но почему все мы видим их коней?

— Потому что кони у них — настоящие; и настоящие у них черные плащи, которые они носят, чтобы стать видимыми для живых.

— Но почему же черные кони не боятся их? Все прочие животные боятся, даже белый конь Эльфа.

— Потому что они выращены, чтобы служить Владыке Мордора. Не все его слуги и рабы — призраки. Есть у него Орки и Тролли, Варги и Оборотни; есть и много вождей и воинов-Людей, которые ходят и живут под солнцем, но всецело подчинены его воле. И таких становится все больше. Только Эльфы не подчиняются ему, хотя и боятся. А здесь, в Ривенделле, живут некоторые из самых сильных его врагов, имеющие власть над видимым и невидимым миром.

— На Переправе я видел белую фигуру, — вспомнил Фродо, — она светилась и не потускнела, как прочие. Кто это был? Эльф?

— Да, Глорфиндель, — он один из самых сильных здесь. В Ривенделле найдутся силы, чтобы противостоять Мордору; есть они и в других местах, и даже в Шире. Но боюсь, что скоро такие места окажутся островками в море враждебных сил. Впрочем, пока вы не поправитесь, вам не нужно об этом тревожиться. Нужно спать.

— Я и не тревожусь, — ответил Фродо, — потому что очень устал. Но расскажите мне, что с моими друзьями, и чем кончилось дело на Переправе, иначе я не смогу уснуть, как бы мне не хотелось.

Гандальф пристально взглянул на него. На щеках у Фродо был румянец, глаза блестели, и он казался совершенно здоровым; но опытный глаз кудесника улавливал в нем, особенно в его левой руке, какую-то легчайшую перемену, словно он уже начинал становиться прозрачным.

"Этого и нужно ожидать, — сказал себе Гандальф. — Для него еще не все кончилось, а чем окончится — этого не предскажет даже Эльронд. Для того, кто умеет видеть, он может превратиться в хрусталь, наполненный светом".

— Вид у вас прекрасный, — сказал вслух он, — и я рискну рассказать вам вкратце о происшедшем; а потом вы должны уснуть.

Он рассказал, что когда Черные Всадники погнались за Фродо, то Глорфиндель поджег заранее подготовленную на берегу груду хвороста, и они с Арагорном, а за ними и Хоббиты, погнались за Черными, размахивая горящими ветками. А на реке в этот момент начался разлив. Захваченные между огнем и водою, видя перед собой могучего гневного Эльфа, Черные пришли в смятение, а их кони взбесились. Трое Черных были унесены первой же волной разлива, остальных унесли в разлив обезумевшие кони.

— И они погибли? — спросил Фродо.

— Нет, — ответил Гандальф. — Погибли только их кони, и без коней они обессилены; но уничтожить Рабов Кольца не так легко. Когда вода схлынула, ваши друзья поспешили переправиться и нашли вас на берегу; под вами лежал сломанный меч, над вами стоял, охраняя вас, конь Глорфинделя. Вы были, как мертвый.

— А кто сделал наводнение?

— Эльронд; река подвластна ему и разливается, когда он захочет закрыть Переправу. Она разлилась, как только предводитель Черных ступил в ее воды.

Я тоже помог немного: добавил в реку камней и валунов, а волнам придал вид белых всадников на белых конях. Одно время я боялся даже, что река разольется чересчур сильно и смоет и вас.

— Я тоже боялся, — сказал Фродо. — Мне показалось — я утонул, вместе с друзьями и врагами. Но теперь мы в безопасности.

Гандальф быстро взглянул на него, но глаза у Фродо были опять закрыты. — Да, сейчас мы в безопасности. Вскоре здесь будут праздновать победу на Переправе, и вы будете сидеть на почетном месте.

— Как это приятно! — сказал Фродо, не открывая глаз. — Как приятно, что и Эльронд, и Глорфиндель, и Странник — все они так внимательны ко мне!

— Для этого есть много причин, — ответил, улыбаясь, Гандальф. Одна причина — это я. Другая — Кольцо. Вы Кольценосец и наследник Бильбо, того, кто нашел его.

— Милый Бильбо! — Голос у Фродо был сонный. — Где-то он сейчас? Как я хотел бы увидеть его и послушать его рассказы.

И он крепко уснул.

К вечеру он проснулся, но думал уже не об отдыхе или сне, а о предстоящем празднестве. У постели он нашел приготовленную для него новую одежду из зеленого бархата и заметил, одеваясь, что левая рука у него действует ничуть не хуже правой. Взглянув в зеркало, он увидел похудевшего и помолодевшего Фродо — хрупкого подростка, словно вернувшегося к годам ранней юности; но глаза, смотревшие на него из зеркала, были темнее и строже, чем раньше.

— Да, ты многое повидал с тех пор, как в последний раз смотрел на меня из зеркала, — обратился Фродо к своему отражению. — Но это тебе на пользу.

Рад с тобою встретиться.

Тут в дверь постучались, и вошел Сэм. Подбежав к Фродо, он осторожно взял его левую руку, погладил ее и отвернулся, чтобы скрыть волнение.

— Здравствуй, Сэм, — сказал Фродо.

Сэм взглянул на него и вытер глаза рукавом. — Рука у вас опять теплая, — сказал он, — а все это время она была, как лед. О, Фродо, я так рад, что вы встали и опять здоровы! Гандальф велел мне пойти посмотреть, готовы ли вы и можете ли сойти вниз, но я думал, что он шутит.

— Я готов, — весело сказал Фродо. — Пойдем-ка, разыщем остальных!

— Пойдемте, — отозвался Сэм, — я поведу вас. Этот дом — огромный и удивительный; в нем всегда найдешь что-нибудь новое и не знаешь, что ждет тебя за углом. А Эльфы! Их здесь множество, — они то величавые, как короли, то резвые, как дети. А сколько музыки и пения, — хотя с тех пор, как мы здесь, у меня еще не было для них ни времени, ни охоты.

— Я знаю, чем ты был занят, Сэм, — сказал Фродо, пожимая ему руку. — Сегодня ты, наверное, наслушаешься досыта. Ну, пойдем, посмотрим, что ждет нас за углом.

Сэм повел его по коридорам, потом вниз по лестнице, потом в большой сад на берегу реки. Там, на выходящей в сад террасе, он увидел своих друзей.

Долина внизу была уже в тени, но склоны далеких гор еще освещены солнцем.

Шумела вода внизу; воздух был теплый и тихий, пропитанный ароматом цветов и зелени, словно в саду Эльронда лето еще не кончилось.

— Ура! — вскричал Пиппин и вскочил. — Вот идет герой! Дорогу Фродо, Властителю Кольца!

— Тссс! — отозвался Гандальф из тени в углу. — Злые силы не входят сюда, но называть их по имени не годится. Властитель Кольца — не Фродо, а Владыка Мордора, чья тень опять простирается над миром. Мы здесь находимся в крепости, а за ее стенами — Мрак.

— Гандальф уже говорил много забавного в этом роде, — сказал Пиппин. — Он думает, что нас все время нужно сдерживать. Но здесь почему-то просто невозможно грустить или тревожиться. Мне хочется петь, но я не знаю ни одной песни, достаточно хорошей для этих мест.

— Я тоже, — засмеялся Фродо. — А еще больше мне хочется есть.

— Ну, этому легко помочь, — засмеялся и Пиппин. — Ты хитер, как всегда: встал как раз ко времени ужина.

— Больше, чем ужина, — пиршества, — поправил его Мерри. — К нему начали готовиться, как только Гандальф сообщил, что тебе лучше. — И не успел он договорить, как они услышали трель серебряного колокольчика, сзывавшего всех к столу.

Большой зал во дворце Эльронда был полон; преобладали здесь Эльфы, но были гости и из других племен. Эльронд сидел под балдахином во главе стола, а по обе его стороны сидели Глорфиндель и Гандальф. Фродо не сводил глаз с этой группы, так как никогда еще не видел Эльронда, о котором рассказывалось столько легенд; и рядом с правителем Эльфов Глорфиндель и даже Гандальф, так хорошо ему знакомый, выглядели важными и величественными.

Гандальф был ниже ростом, чем остальные двое; недлинные, седые кудри, струящаяся серебром борода и широкие плечи придавали ему сходство с мудрыми королями из древних сказаний. Под кустистыми, белоснежными бровями глаза у него чернели, как угли, могущие мгновенно вспыхнуть пламенем.

Глорфиндель был высок ростом и строен; волосы у него сверкали золотом, в прекрасном лице были отвага и радость, в глазах — звездный свет, в голосе — музыка, на челе — мудрость.

Лицо у Эльронда было лишено возраста, — ни старое, ни молодое, хотя в нем читалась память о многих годах и многих событиях, печальных и радостных. Волосы под серебряным обручем у него были темные, а глаза — серые, как небо в ясный вечер, и в них был свет, словно от звезд. Он казался величавым, словно король, увенчанный многими зимами, и мощным, как отважный воин в расцвете сил. Это был повелитель Ривенделля, великий среди Людей и Эльфов.

У середины стола было другое кресло под балдахином, и там сидела женщина, столь прекрасная и столь похожая на Эльронда, что Фродо сразу догадался о родстве между ними. Она была молода; но хотя ее темные косы не были тронуты сединой, хотя ее белые руки и светлый лик были гладкими, без морщинки, а в глазах сиял звездный свет, — но так она была величава, и в ее взгляде была такая глубина и мудрость, словно над ней уже прошло множество лет. Голова у нее была покрыта серебряной, усеянной алмазными искрами кисеей, а на платье из мягкой серой ткани блестела гирлянда кованных из серебра листьев.

Так Фродо увидел ту, кого немногим из смертных удавалось увидеть: Арвен, дочь Эльронда и живой образ Прекрасной Лютиен; и она была прозвана Ундомиэль, что значит — Вечерняя Звезда. Она долго жила у родичей своей матери в Лориене и лишь недавно вернулась в Ривенделль.

Такой красоты и такого величия Фродо никогда еще не видел и не мог даже вообразить; и он был изумлен и смущен тем, что сидит за одним столом с правителем Эльфов. Оглядывая стол, он увидел поблизости от Гандальфа всех своих друзей, но Странника нигде не было видно.

После пиршества все встали и вслед за Эльрондом и Арвен перешли в другой зал. Там не было столов и не было другого освещения, кроме огня в большом камине. Гандальф шел вместе с Фродо и рассказал ему, что Эльфы часто собираются здесь, когда хотят слушать песни или рассказы; и что им не нужно света: они светятся сами, если захотят. И в этом зале Фродо, к своему величайшему изумлению и радости, встретил Бильбо, о котором давно уже не знал ничего.

— Здравствуй, мой мальчик! — сказал Бильбо, обнимая его. — Так ты пришел, наконец! Я ждал этого. Значит, все это пиршество — в твою честь, да?

Надеюсь, тебе было весело?

Они отошли в угол, подальше от музыки и пения, и смотрели только друг на друга.

— Почему вас не было за столом? — спросил Фродо. — И почему я не видел вас раньше?

— Потому что ты спал. Зато я на тебя насмотрелся вдоволь: мы с Сэмом сменяли друг друга около тебя. А за столом меня не было потому, что у меня есть дела и поважнее.

— Какие же?

— Я сижу и думаю. Обдумываю все, что увидел и узнал за свою жизнь. Я хочу написать книгу — историю Нашего народа; а кроме того, я сочиняю песни.

Тут подошел Сэм и сел вместе с ними, и они вовсе забыли об окружающем.

Правда, о себе Бильбо рассказал немного. Покинув свой дом, он долго странствовал без особой цели, держа путь то в одну сторону, то в другую, но почему-то приближаясь к Ривенделлю все больше и больше.

— Вот так я и попал сюда, в конце концов, — сказал он. — Ты же знаешь, что Эльфы называли меня своим другом. Это было мое последнее путешествие; больше я никуда не двинусь. Я пишу свою книгу, сочиняю песни, — их поют здесь иногда, но я знаю, что они недостаточно хороши для этого места.

— А новости? — спросил Фродо. — Вы всегда любили их; вы узнаете что-нибудь здесь?

— Многое, и со всех сторон, но из Шира — меньше всего. Я и о Кольце слышал кое-что. Гандальф часто бывал здесь, хотя рассказывал, по-моему, мало. И подумать только, что моя находка вызвала столько сумятицы! Я часто думал о том, что-бы вернуться за нею в Шир, но я уже немолод, да они и не пустили бы меня.

— Кто — они?

— Эльронд и Гандальф, конечно. Они думают, что Враг разыскивает меня повсюду и сотрет в порошок, если найдет. А Гандальф сказал: "Не трогайте его больше, оно сменило носителя". Он часто говорил странные вещи, но он обещал мне охранять тебя, так что пусть говорит, что угодно. Я рад видеть тебя живым и здоровым.

Он запнулся и как-то странно взглянул на Фродо.

— Оно с тобой? — шепотом спросил он. — Я столько о нем слышал, что мне хотелось бы взглянуть на него.

— Да, оно со мной, — как-то неохотно ответил Фродо. — Такое же, как и всегда.

Кольцо висело теперь на шее у Фродо, на новой цепочке, тонкой, но прочной. Он медленно достал его. Бильбо протянул было руку, но Фродо быстро отдернул Кольцо. Он и сам испугался, ощутив, что между ним и Бильбо опустилась вдруг мрачная тень, и сквозь нее он увидел вместо своего родича, какого-то мерзкого, сморщенного старикашку, протягивающего к нему жадные, костлявые руки. В то же время все звуки кругом исчезли, словно поглощенные молчанием.

Бильбо взглянул в лицо своего молодого родича и провел себе рукой по глазам. — Понимаю теперь! — произнес он тихо. — Спрячь его! Как жаль, что я нашел его! Как жаль, что было все, что было! Неужели это приключение никогда не окончится? И стоит ли мне теперь продолжать свою книгу? Но не будем говорить об этом сейчас. Лучше рассказывай мне о Шире: это будут настоящие новости!

Фродо спрятал Кольцо, и тень исчезла, почти не оставив следа в его памяти. Звуки голосов и музыки раздались снова, а Бильбо смотрел на него и ласково улыбался. Фродо стряхнул с себя странные впечатления этой минуты и начал рассказывать ему о Шире, а Сэм помогал ему. Бильбо живо интересовался всеми подробностями, всеми мельчайшими происшествиями, расспрашивал, ахал, всплескивал руками, и все трое увлеклись так, что не заметили, как возле них появился кто-то высокий и темный, одетый в зеленое. Потом Фродо узнал его и обрадовался: это был Арагорн-Странник.

— Почему вас не было за столом, друг мой? — спросил его Бильбо. — Там была прекрасная Арвен, и я думал…

— Я знаю, — прервал его Странник, слегка нахмурясь, — но мне часто бывает не до веселья. Сейчас вернулись Элладан и Эльрохир, сыновья Эльронда, — они были на Севере, и мне нужно было узнать, какие вести они принесли.

— И вы их уже узнали? Если да, то пойдемте, помогите мне кончить песню, которую хочет услышать Эльронд. Я уже почти закончил ее, но вдруг запутался.

Они ушли. Сэм уснул на стуле, так что Фродо остался один. Он чувствовал себя довольно одиноким; правда, вокруг него собрались многие из обитателей Ривенделля, но они слушали музыку и пение так внимательно, что как будто даже не замечали Фродо.

Он тоже начал прислушиваться. Он немного знал язык Эльфов, и мелодия слов, вместе с мелодией музыки, постепенно зачаровала его. Слова и звуки принимали форму, развертывая перед ним видения каких-то далеких, чудесных стран; музыка несла его, как полноводная река, и убаюкивала, как необозримое море с увенчанными золотой пеной волнами. Как сквозь сон, слушал он балладу о древних вождях и героях, которую пел Бильбо, и видел перед собою, в золотистом тумане, то несущийся по волнам, сверкающий серебром корабль со звездами на мачтах, то прекрасных дев-Эльфов, то отважных воинов в серебряных доспехах, с талисманами из самоцветов на груди, с развевающимися на шлемах перьями. Ему казалось, что еще немного — и музыка унесет его в волшебную страну Эльфов за Великим Морем…

Но музыка умолкла, песня кончилась, и Фродо очнулся. Он по-прежнему сидел в полутемном зале, а Бильбо стоял на скамье посреди, и все хвалили его за песню. Странника снова нигде не было видно.

Бильбо спрыгнул со скамьи и подошел к своему молодому родичу.

— Ну, вот, — тихо сказал он, — вышло лучше, чем я ожидал. Они даже просили меня повторить ее, а это бывает нечасто. Но я устал. Эльфы любят музыку и теперь займутся ею надол- го. Не ускользнуть ли нам с тобою отсюда, чтобы поговорить на свободе?

— А можно? — спросил Фродо.

— Конечно. Это, ведь, развлечение, а не дело. Можно приходить и уходить, как угодно, только без шума.

Они встали и начали тихонько пробираться к выходу.

Несмотря на всю радость от встречи с Бильбо, сердце у Фродо слегка сжалось сожалением, когда он выходил из зала. На пороге он обернулся.

Эльронд сидел в кресле у камина, а напротив него — Арвен. Рядом с нею Фродо с изумлением увидел Странника, и тот показался ему похожим на героя недавно слышанной баллады: стройным витязем, одетым в серебряную кольчугу, с алмазной звездой на груди. Они тихо беседовали, и вдруг Арвен медленно повернула голову, и ее далекий взгляд, упав на Фродо, пронзил ему сердце.

Он стоял, как зачарованный, а нежные звуки песни Эльфов сплетались вокруг него в воздушную, сияющую сеть.

— Это песнь об Эльберет, — шепнул ему Бильбо. — Они часто поют ее в такие ночи, как эта. Идем!

Он увел Фродо в свою комнатку, выходившую окнами на сады и на речную долину. Там они долго сидели, глядя на звезды над вершинами гор и тихо беседуя. Но теперь они говорили не о мелочах Шира и не о грозящих кругом опасностях, а обо всем прекрасном, что видели в мире: об Эльфах, о звездах, о деревьях, о золотой осени в лесах.

Потом дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова Сэма.

— Простите, — сказал он, — я хотел только узнать, где вы.

— Бьюсь об заклад, — весело возразил Бильбо, — ты хотел еще узнать, почему Фродо не лег до сих пор.

— Это верно, — согласился Сэм. — Видите ли. Совет назначен на завтрашнее утро, а Фродо только сегодня встал.

— Правильно! — засмеялся Бильбо. — Ну, ты можешь передать Гандальфу, что он уже спит. Доброй ночи, Фродо! Я так был рад свидеться с тобою! В конце концов, только мы из Шира знаем толк в настоящем разговоре. Доброй ночи! Я еще поброжу по саду, погляжу на звезды. Спи спокойно!

ГЛАВА VII СОВЕТ И ЕГО РЕШЕНИЕ

Наутро Фродо проснулся рано, бодрый и радостный. Блуждая по крутым тропинкам над шумной рекой, он смотрел, как восходит над далекими горами бледное, холодное солнце, как его наклонные лучи пронизывают тонкий, серебристый туман в долине, как блестит в этих лучах роса на желтых листьях и тончайшая паутина на ветках кустов. Потом к нему присоединился Сэм, и они бродили молча, вдыхая прохладный, душистый воздух и время от времени поглядывая на белеющие снегом вершины вдали.

На одном из поворотов тропинки они встретили Гандальфа и Бильбо.

— Доброе утро! — весело приветствовал их старший Хоббит. — Как тебе спалось, Фродо? Готов ли ты к Совету?

— Готов ко всему, — ответил Фродо, — но больше всего мне хотелось бы побродить по долине. Мне хочется пойти вон в те леса. — Он указал далеко на север от Ривенделля.

— У вас еще будет случай, попозже, — возразил Гандальф, — а сейчас никаких планов строить нельзя. Сегодня нужно многое услышать и многое решить.

Неожиданно его прервал звучный удар колокола. — Это Эльронд сзывает нас, сказал Гандальф. — Идемте! Вас с Бильбо ждут на Совет.

Они заспешили по извилистой тропинке к дому. Сэм не был приглашен, но последовал за ними, немного отстав.

Гандальф привел их к той террасе, где накануне Фродо встретил своих друзей. Долина была залита ясным светом погожего осеннего утра; внизу шумела и пенилась прозрачная река, пели птицы, все вокруг дышало миром и счастьем. Фродо вспоминал свои опасные приключения, как страшный сон; но те, которые ждали его на террасе, смотрели серьезно и встревоженно.

Фродо увидел здесь Эльронда, затем Глорфинделя и седобородого, пышно одетого Карлика по имени Глоин: он был соседом Фродо за пиршественным столом. Странник сидел поодаль от всех, снова одетый в свое поношенное платье. Были еще и некоторые другие. Эльронд усадил Фродо рядом с собою и представил остальным, сказав:

— Это Фродо, сын Дрого, Хоббит из далекого Шира; немногие являлись сюда, пройдя через столько опасностей, как он, или по более важному делу.

Затем он назвал Фродо тех, кого тот еще не знал. Рядом с Глоином сидел Карлик помоложе-его сын Гимли. Кроме Глорфинделя, присутствовало еще несколько советников Эльронда, из которых старшим был Эрестор; далее здесь были Гальдор, Эльф с Побережья, и Леголас, посланец от Эльфов из Чернолеса.

А несколько в стороне сидел статный молодой человек красивой и благородной внешности, с темными, волнистыми волосами и гордым взглядом серых глаз.

Он был в плаще и в высоких сапогах со шпорами; и плащ, и сапоги, и богатая, отороченная мехом одежда были забрызганы грязью, словно после долгого пути. На шее у него была серебряная цепь с крупным алмазом; на перевязи через плечо — окованный серебром рог, лежавший сейчас у него на коленях.

Когда Фродо и Бильбо вошли, этот человек взглянул на них с изумлением и почти со страхом.

— Это Боромир, — сказал Гандальфу Эльронд. — Он прибыл сюда на рассвете с Юга, и ему нужен совет. Я пригласил его сюда, чтобы он получил ответ на свои вопросы.

Так началось совещание у Эльронда. На нем обсуждались многие из событий внешнего мира, особенно на Востоке и Юге; многое было уже известно Фродо, но то, что говорил Глоин, заставило его прислушаться внимательнее. Карлик рассказывал о тревоге, распространившейся среди Жителей Гор.

— Мы даже не заметили, когда это началось, — говорил он, — но среди нас пошли перешептывания. Начали вспоминать о подземных дворцах Мориа, начали твердить, что теперь нас достаточно много и мы достаточно сильны, чтобы вернуться туда.

Он покачал головой и вздохнул. — Мориа! Мориа! Чудо Северного мира! Мы жили там когда-то, но слишком глубоко ушли в недра земли, и темные силы проснулись и изгнали нас. Давно уже стоят пустынными его подземные залы; давно уже никто не отваживается войти в них. Но вот некоторые из нас решились и направились туда. Это было много лет назад. Сначала до нас доходили и добрые вести, — что наши собраться достигли Мориа, что там начались большие работы, — но потом вести прекратились, и с тех пор мы не знаем о них ничего.

Он перевел дыхание и снова покачал головой в остроконечном колпачке. — А год тому назад к нам прибыл посланец, но не из Мориа, а из Мордора, прибыл ночью и сказал, что могучий Саурон хочет быть нашим другом, как встарь, и пришлет нам свои волшебные кольца, но за это мы должны рассказать ему все, что знаем о Хоббитах, о том, кто они и где живут. Ибо Саурон знает, — сказал посланец, — что с одним из них мы были когда-то в дружбе.

При этих словах Бильбо смущенно зашевелился на месте, вспомнив о своих давних приключениях, пережитых вместе с Карликами, сородичами Глоина. Тот продолжал:

— И голос у этого посланца был сладкий, но мы смутились и не ответили ему. И он сказал нам так: "А в залог дружбы великий Саурон хочет, чтобы вы разыскали одного Коротыша и отняли у него колечко, украденное им у Владыки.

Это кольцо — наименьшее из всех колец, но Саурон любит его и будет считать залогом вашей доброй воли. Найдите вора, где бы он ни скрывался, и Владыка обещает вам свою вечную дружбу. Откажете — и вам будет плохо". Мы не решились ответить сразу. Дважды возвращался посланец и уходил без ответа; но скоро он должен вернуться в третий и последний раз.

Я пришел сюда, чтобы во имя старой дружы предостеречь. Бильбо и чтобы узнать, зачем он взял это кольцо, малейшее из всех колец. Нам нужен совет Эльронда, ибо мы знаем, что Враг готов двинуть все свои силы на нас.

— Вы сделали правильно, что пришли, — сказал Эльронд. — Вы услышите сегодня все, что нужно, чтобы понять замыслы Врага. Вы можете только защищаться — больше ничего. Но вы не одиноки: ваши тревоги — это тревоги всего нашего мира. Кольцо! Что мы должны сделать с Кольцом, с ничего не стоящим колечком, которое Саурон так любит? Вся опасность — только в нем.

Вот почему все вы созваны сюда. Созваны, хотя не я созвал вас, пришельцы из далеких стран. Не случайно вы собрались здесь в одно и то же время.

Потому что мы, сидящие здесь, — мы, и никто другой, — должны найти спасение от угрозы, нависшей над миром.

Пусть же теперь будет открыто все, что до сих пор было известно лишь немногим. И прежде всего — пусть все узнают историю Кольца, с самого начала; тогда все увидят, в чем состоит угроза. Начну эту повесть я, доскажут ее другие.

Он рассказал о Сауроне, о Кольце Власти, о борьбе Людей и Эльфов с Темным Владыкой, о величии Гондора, чья сила пошла теперь на убыль, а слава начала закатываться.

— Арнор на Севере держался недолго, — говорил он, — и вскоре враги поглотили его, оставив лишь развалины среди холмов. Но Гондор на Юге устоял и даже процветал, силой и великолепием походя на Нуменор до его падения.

Там строились высокие башни и прекрасные замки и гавани на много кораблей. Но годы шли, и его сила ослабела. Враги отняли ближайшую к ним крепость и теперь владеют ею и называют Минас Моргул — Башней Колдовства.

Они разрушили прекрасный Осгилиат, Город Звезд, прежнюю столицу Гондора, и теперь только тени обитают там. Но Минас Тирит — новая столица — продолжает держаться и охранять Великую Реку от Врага.

Тут заговорил Боромир: — О Гондоре скажу я, великий Эльронд, ибо я прибыл оттуда. Все вы должны знать, что происходит там: тогда все поймут, какая опасность грозит миру, если мы не устоим.

Не иссякла еще в Гондоре кровь Нуменора, не забылась его сила. Наша отвага держит в узде племена Востока, и мы охраняем мир и свободу для тех, кто живет западнее нас. Но теперь Враг поднимается снова. Дымится Ородруин, который мы зовем Горой Ужаса. Еще недавно мы удерживали Итилиен, нашу провинцию восточнее Андуина, но этим летом нас вытеснили оттуда. Мордор привлек на свою сторону Людей из Руна и Харада; но не только численностью он победил нас: у него есть какая-то неведомая нам сила, имеющая вид Черного Всадника и вселяющая ужас в самых отважных.

Только четверо нас спаслось из Итилиена: мой младший брат и я и еще двое. Враг теснит нас; нам трудно. Из тех, что живут на Западе, многие восхваляют нас, но немногие помогают, — разве лишь Всадники Рохана. Поэтому я прибыл сюда долгим и опасным путем. Но прибыл я не ради союза. Сила Эльронда — в мудрости, а не в оружии, и я прошу у него совета.

— Говорите, — сказал Эльронд.

— Накануне битвы, — продолжал Боромир, помолчав, — мы с братом вспоминали, что в наших старых книгах есть одна запись — не то хроника, не то пророчество, — где говорится о сломанном мече, обитающем в Имладрисе, о каком-то знаке близкой гибели и о некоем существе, которое названо там — Хоббит. Позже от своего отца, правителя Гондора, мы узнали, что Имладрис — это на языке Эльфов старинное название долины, где живет Эльронд со своими Эльфами. Мой брат хотел отправиться на ее поиски немедленно, но слишком далек и опасен этот путь, и я, как старший, взял его на себя. Долго пришлось мне блуждать по заброшенным дорогам, разыскивая жилище Эльронда: многие слыхали о нем, но никто не знал туда пути.

Тогда встал Арагорн. Молча подошел он к столу, за которым сидел Эльронд, извлек из ножен свой меч и показал его всем. Клинок меча был разломан надвое.

— Вот Сломанный Меч! — произнес Странник.

— А кто вы такой и что у вас общего с Гондором? — спросил Боромир, с удивлением глядя на суровое лицо Странника и на его поношенную одежду.

— Это Арагорн, сын Арагорна, — ответил Эльронд, — и потомок Изильдура. Он — вождь Людей Севера, и таких, как он, осталось немного.

— Значит, оно ваше, а не мое! — вскричал вдруг Фродо, вскакивая, словно ожидал, что Кольцо будет взято у него немедленно.

— Оно не принадлежит никому из нас, — возразил Арагорн, — у вас оно только временно.

— Покажите Кольцо, Фродо! — торжественно произнес Гандальф. — Час настал.

Покажите его, и тогда Боромир поймет, о чем говорит старинная запись.

Все взгляды обратились на Фродо. Он был несколько смущен и рад был бы скрыться куда-нибудь; и меньше всего ему хотелось прикасаться сейчас к Кольцу. Оно покачивалось и бросало искры, когда он держал его на цепочке в дрожащей руке.

— Вот оно! — сказал Эльронд. — Смотрите!

Глаза у Боромира блеснули, когда он созерцал Кольцо. — Хоббит, — прошептал он. — Так значит, гибель Минас Тирита приблизилась? Но причем тогда Сломанный Меч?

— В хронике не сказано, что гибель грозит Минас Тириту, — возразил Арагорн. — Кому она грозит — это мы еще увидим. Этот меч принадлежал Изильдуру и сломался, когда Изильдур погиб. Он передавался среди потомков вождя из поколения в поколение, и у нас всегда говорилось, что меч возродится, если будет найдено Кольцо. Теперь, когда вы его увидели, о чем еще вы спросите? Хотите ли вы, чтобы потомки Изильдура вернулись в Гондор?

— Я послан, чтобы искать ответ на загадку, а не помощь в войне, надменно ответил Боромир. — Правда, мы под угрозой, и меч Изильдура был бы для нас большой помощью, если только он может вернуться из прошлого, — добавил он, глядя на Странника с сомнением и насмешкой.

Но Арагорн остался спокойным. — Ваши сомнения простительны, — сказал он. Я мало похож на изваяния древних вождей, украшающие дворец Правителя в вашей столице. Я лишь потомок Изильдура, а не сам Изильдур. Вся моя жизнь идет в скитаниях: я прошел много миль, и гор, и рек, и побывал даже в Руне и Хараде, где звезды в небе-иные, чем здесь. Но если у меня есть свой дом, то он — на Севере; там мы жили в течение многих поколений. Немного нас осталось — Бродяг, диких охотников, но мы всегда охотимся на слуг Врага. А их можно найти везде, не только в Мордоре.

Он положил руку на сломанный клинок. — Гондор — могучая страна, но и мы делаем свое дело. Есть много такого зла, против которого бессильны ваши стены и ваши мечи, а вы мало знаете о странах за вашими пределами. Вы говорите о мире и свободе; но без нас они были бы неизвестны на Севере.

Темные силы живут среди пустынных холмов или в бессолнечных лесных дебрях; но перед нами они бегут. Какие дороги, какие поля, какие жилища знали бы мир и безопасность, если бы все Бродяги вдруг исчезли с лица земли?

Боромир хотел сказать что-то, но не решился, а Странник продолжал: — Но вас благодарят за помощь, а нас — нет. Путники хмурятся, завидя нас, а тамошние жители дают нам обидные прозвища. Странник, Бродяга — так называет меня один толстяк, живущий на расстоянии одного дня пути от врагов, которые сразили бы его ужасом и разрушили его город, если бы мы не охраняли его днем и ночью. Но пусть так и будет. Мы охраняем этих простых людей втайне от них самих. Так делал мой народ все эти годы, так делаем и мы. Однако, наступают новые времена, — мы видим это. Кольцо нашлось. Меч будет восстановлен, и я приду в Минас Тирит.

— Кольцо нашлось, говорите вы? — повторил Боромир. — А как мы узнаем, что это — то самое Кольцо?

— Ваш черед, Бильбо, — сказал, улыбаясь, Эльронд. — Расскажите Боромиру, как оно очутилось у вас.

— Хорошо, — ответил старый Хоббит. — Я уже рассказывал об этом в свое время, но расскажу снова, чтобы стереть клеймо вора, которое хотят наложить на меня.

После Бильбо настал черед Фродо, которого слушали внимательно и расспрашивали подробно. После Фродо заговорил Гандальф, повторив здесь все, что рассказывал своему другу в Шире и добавив то, чего не знал еще никто.

Так как Боромир продолжал сомневаться, то старый кудесник напомнил о записи, сделанной некогда рукой самого Изильдура и хранящейся в Цитадели Минас Тирита. Изильдур подробно описал Кольцо; он прочел и срисовал огненную надпись на нем. И Гандальф произнес эти огненные слова вслух, произнес на языке Мордора, жестком и грубом.

Действие этих слов было мгновенным и страшным. Голос у кудесника изменился, прозвучал свирепо и грозно. Солнце словно закрылось черной тучей, и на террасу упал мрак. Все содрогнулось, а Эльфы зажали себе уши руками.

— Никто еще не смел произносить слова этого языка в Имладрисе, Гандальф Серый! — сурово упрекнул кудесника Эльронд, когда тень исчезла и все опять вздохнули свободно.

— Будем надеяться, что никто никогда и не произнесет их, великий Эльронд, — ответил Гандальф.- Но если мы не хотим услышать их в странах Запада, то должны признать Кольцо тем, что оно есть. И не забудем: Враг знает, что оно у нас, — знает от Голлума, которого по нашему поручению стерегут Эльфы Чернолеса. Если бы он бежал от них, это было бы не хватило духу держать его в подземелье все время, и в хоему силу и хитрость. Мы узнали, что он побывал в Мордоре; мы опасаемся, что он не бежал оттуда, а отпущен и послан с какими-то черными целями.

— Горе! Горе! — вскричал Легонас, до сих пор молчавший, и видно было, что он был в отчаянии. — Я прислан сюда с вестями, но только сейчас вижу, какие это дурные вести. Смеагол, которого вы называете Голлумом, бежал от нас!

— Бежал? — вскричал Арагорн. — Да, это — дурная весть, и все мы горько поплатимся за нее. Но как это могло случиться?

— Мы были слишком добры к нему, — ответил Леголас. — Мы стерегли его днем и ночью, как просил Гандальф, но у нас не хватило духу держать его в подземельи все время, и в хорошую погоду мы водили его в лес. Гандальф говорил, что на его исцеление есть надежда, и мы думали, что это поможет ему. Он любил карабкаться там на одно высокое, одиноко стоящее дерево, чтобы подышать ветром, пока мы стоим внизу; и однажды, когда он был на дереве, на нас напали Орки. Мы без труда отбили их, а потом увидели, что Голлума нет. Мы поняли, что нападение было сделано с целью освободить его и что он заранее знал об этом: он хитер, а у Врага есть много помощников и соглядатаев. Мы долго шли по его следу, но в конце концов потеряли его.

— Это очень плохо, — сказал Гандальф, — но сейчас нам некогда искать его.

Позже мы увидим, что с ним делать. Но теперь я расскажу вам ту часть истории Кольца, в которой участвовал сам. Слушайте.

И он рассказал, что летом, вскоре после того, как он был у Фродо, его вызвал к себе Саруман, глава Ордена, живущий в древнем замке Ортанк, в неприступной долине Изенгарда, Саруман предложил ему союз, с тем чтобы сообща найти Кольцо Власти и сообща владеть им, но Гэндальф отказался. Он знал, что Кольцом нельзя владеть сообща; он видел, что сердце Сарумана полно мыслями о Кольце и о той власти, которую оно даст ему.

— Саруман умеет убеждать, — говорил Гандальф. — В голосе у него есть чары, а в словах — сила, туманящая разум. Но меня он убедить не смог. Я видел его мысли, и оттого он разгневался. Я сказал, что не открою ему, где Кольцо, даже если узнаю это. Тогда он велел схватить меня, отвести на вершину самой высокой башни Ортанка и оставить там. Оттуда не было другого спуска, кроме лестницы о тысячах ступенек, и эта лестница охранялась. А мне сверху была видна вся долина Изенгарда, и я видел, что Саруман собирает там войско из Орков, Варгов и Оборотней. Но уйти было невозможно, и почти не было места двигаться, и я страдал от холода и от сознания одиночества. Но ко мне прилетали иногда Орлы, жите- ли горных вершин; они рассказали мне о бегстве Голлума, о Девятерых, блуждающих в поисках Кольца. А в конце лета прилетел, никем не замеченный, самый могучий из Орлов, — Гваихир, Повелитель Ветров, и по моей просьбе унес меня с башни. Когда Саруман заметил это, мы были уже далеко. Гваихир принес меня в Рохан. Я пришел к тамошнему правителю и рассказал об измене Сарумана, но правитель не поверил мне. Он дал мне лучшего из своих коней, по моему выбору, чтобы я мог покинуть его страну. Такого быстроногого коня я еще не видел! Я с ним побывал в Бри и узнал, что Фродо, в сопровождении Странника только что выехал оттуда. Трактирщик так боялся моего гнева, что весь трясся, когда рассказывал это.

— Надеюсь, вы не сделали с ним ничего дурного? — поспешно спросил Фродо. — Он был очень добр к нам и оказывал всякую помощь.

— Дурного? — переспросил Гандальф.- Я так обрадовался известию, что наложил на него заклятье: в течение семи лет его пиво будет самым лучшим в Бри. Но я узнал также, что здесь были Черные и что они направились по Дороге на восток. Тогда я помчался на Ветровую вершину и прибыл туда на второй день, но они уже были там. Всю ночь они осаждали меня в развалинах башни. Такого огня, какой я развел, не видано там со времен древней войны.

— Я так и думал, — заметил Арагорн. — Мы его видели.

— Но искать вас, Фродо, было некогда, — продолжал Гандальф. — Приходилось довериться Арагорну. Я же старался отвлечь Черных Всадников на себя, хотя бы частично; кажется, мне это удалось. Я спешил в Ривенделль другими путями, чем вы, и прибыл сюда за три дня до вас. Это все.

После небольшого молчания он заговорил снова:

— Итак, история Кольца рассказана, с начала и до конца. Вот оно, и вот мы все. Но до сих пор мы не продвинулись к цели. Что нам с ним сделать теперь?

На этот раз молчание было долгим. Потом заговорил Эльронд:

— Есть только две возможности: мы должны либо хранить Кольцо так, чтобы оно было недоступным для Врага, либо уничтожить его. Но я не решусь взять его на хранение. Есть один, кого я не призвал на наш Совет: это добрый хранитель деревьев и вод и всего живого, тот, чье имя у нас — Иарвайн, у Карликов — Форн, у Людей — Бомбадил. Он — существо очень странное, но я должен был бы призвать и его…

— Он не пришел бы, — возразил Гандальф. — Правда, Кольцо не имеет власти над ним, но и он не имеет над Кольцом власти. Он не может ни изменить его, ни освободить других из-под его влияния. А если мы отдадим Кольцо ему, то он забудет о нем, и тогда этот талисман сможет взять без труда, кто захочет.

Глорфиндель предложил отослать Кольцо за Море, в Страну Эльфов, но и это оказалось невозможным: оно, по самой своей природе, принадлежало этому миру и не могло уйти из него. Эрестор предложил бросить Кольцо в глубину Моря, но Гандальф возразил, что с течением веков суша и море могут поменяться местами, а решение нужно найти не на время, хотя бы и долгое, а навсегда.

— Путь к Морю опасен, — сказал Гальдор. — Если Саурон узнает, что Кольцо было у нас, он решит, что мы отправили его именно туда. А он узнает очень скоро — как только Девятеро найдут себе новых коней.

— Значит, — сказал Эрестор, — мы должны либо скрыть Кольцо, либо уничтожить. Ни то, ни другое нам не по силам. Кто решит эту задачу для нас?

— Никто, — ответил Эльронд. — По крайней мере, никто не может сказать, что произойдет, если мы поступим так, а не иначе. Но теперь я вижу, каким должен быть наш выбор. Путь на Запад кажется самым легким; значит, его нужно избегать. Нужно выбрать другой путь, самый трудный, самый непредвиденный: путь на Восток, в Мордор. Мы должны вернуть Кольцо в огонь, из которого оно вышло.

Фродо похолодел: Эльронд только подтвердил то, что он уже слышал от Гандальфа. Но Боромиру решение правителя Эльфов не понравилось.

— Почему вы все время говорите только о том, чтобы скрыть или уничтожить Кольцо? — спросил он, нахмурясь. — Почему вы не хотите отдать его нам? С его помощью мы наверняка победим Врага. Люди Гондора отважны и свободолюбивы.

Отваге нужна сила, а силе — оружие. Пусть Кольцо будет нашим оружием, если оно настолько сильно!

Но Эльронд покачал головой. — Никто не может владеть Кольцом Власти, мы хорошо знаем это. Оно принадлежит Саурону, и оно создано для зла. Владеть им, повелевать им может только тот, кто сам сильней его. Но тогда оно становится еще опаснее: оно развращает мысль и волю своего носителя. Кто свергнет Владыку Мордора силой этого Кольца, тот сам займет его место, и мир увидит лишь нового Саурона.

Вот почему Кольцо нужно уничтожить: пока оно существует, оно опасно даже для самых мудрых. Ибо ничто не бывает злом с самого начала, и даже Саурон не всегда был таким, как сейчас. Я боюсь взять Кольцо на хранение; я не возьму его.

— Я тоже, — подтвердил Гандальф.

— Но другие Кольца? — спросил Глоин.- Может быть, их силы можно объединить против этого?

— Есть и другие, — ответил Эльронд, — и они делают свое дело. Но они созданы не ради войн и завоеваний. Те, что создавали их, вложили, в них стремление не к силе, власти или богатству, а к знанию, к творчеству, к исцелению зол. Но все, что сделано с их помощью, может обратиться против их носителей, если Кольцо Власти вернется к Саурону.

— А если оно будет уничтожено? — спросил Глоин.

— Неизвестно, — с грустью ответил Эльронд.- Может быть, тогда их носителям удастся исправить все зло, нанесенное миру Кольцом Власти; он может быть, они тоже потеряют силу, и многое доброе и прекрасное тогда исчезнет и будет забыто. Я думаю — это так и будет.

— И мы пойдем на это, — добавил Глорфиндель, — только бы уничтожить угрозу, которую несет миру Саурон.

— Итак, мы вернулись к тому, чтобы уничтожить Кольцо, — сказал Эрестор, но не продвинулись к этому ни на волос. Мне кажется, это путь отчаяния; я сказал бы даже — безумия, если бы мудрость Эльронда не останавливала меня.

— Отчаяния? — повторил Гандальф. — Отчаяние — это удел тех, кто видит впереди несомненную гибель. Мы ее не видим. Когда все возможности взвешены, то примирение с необходимостью — это мудрость, хотя со стороны оно может показаться безумием. Так пусть же безумие будет нашей маской, пусть оно обманет взгляды Врага! Ибо он очень, очень умен, и все взвешивает на своих весах до тонкости; но он знает только свою меру, и обо всех сердцах судит по своему. Ему и в мысли не придет, что, имея в руках Кольцо Власти, мы захотим его уничтожить. И если мы действительно захотим этого, то нарушим все его расчеты.

— Или, по крайней мере, надолго запутаем его, — добавил Эльронд. — Этот путь будет трудным, но его нужно пройти. И не поможет на нем ни сила, ни мудрость. Равно может предпринять его и слабый, и сильный. Но так бывает с колесами, движущими мир: часто поворачивают их руки маленьких, пока внимание великих обращено на другое.

— Превосходно! — сказал вдруг Бильбо, вставая. — Ни слова больше, мудрый Эльронд, я и так вижу, к чему вы клоните. — Старый, глупый Бильбо начал это дело, и Бильбо покончит с ним — или с собою. Мне было очень хорошо здесь; я писал свою книгу и уже придумал концовку для нее: "И с тех пор он жил счастливо до самой смерти". Хорошая концовка, не хуже всякой другой. А теперь мне предстоит зачеркнуть ее, потому что она не годится. Предстоит написать еще несколько глав, если только я уцелею. Когда мне отправляться?

Боромир засмеялся при этих словах, но смех его затих, когда он увидел, с какой лаской и уважением все смотрят на Бильбо. Улыбался только Глоин, и то лишь старым воспоминаниям.

— Конечно, друг мой, — произнес Гандальф, — если бы вы начали это дело, то вам надлежало бы и кончить его. Но вы хорошо знаете теперь, что сказать о начале — значит взять на себя слишком много, и что каждый из героев играл во всей истории лишь малую роль. Мы не сомневаемся, что ваше предложение сделано серьезно. Но это уже не в ваших силах, Бильбо. Вы не можете взять Кольцо снова: оно переменило носителя. Если бы вы спросили моего совета, я сказал бы вам, что для вас осталась только одна роль — летописца.

Заканчивайте свою книгу и не меняйте в ней ничего: еще есть надежда, что ваша концовка окажется правильной. Но готовьтесь писать и продолжение, когда они вернутся…

Бильбо засмеялся. — Раньше вы не давали мне таких прият- ных советов, друг Гандальф. Но, кажется, я действительно не смогу взять Кольцо. Его сила возросла, а моя — нет. А кто эти "они", о которых вы сказали?

— Те, которые понесут Кольцо.

— Я так и понял. Но кто же они? Мне казалось, что именно это и должно было решиться на нашем совещании. Кого можно выбрать? Эльфы умеют хорошо говорить, Карлики славятся силой и выносливостью, но я — я только старик Хоббит, и мне уже давно пора бы позавтракать. Можете ли вы назвать какое-нибудь имя? Или отложим выбор до завтрака?

Никто не ответил. Ударил колокол: это был полдень. Фродо окинул взглядом собравшихся, но все сидели, потупясь, словно погрузившись в глубокие размышления. Его начал охватывать страх, словно он ожидал какого-то грозного приговора и тщетно надеялся, что не услышит его. В сердце у него было только одно желание: остаться здесь, в Ривенделле, вместе с Бильбо. Но что-то, сильнее этого желания, заставило его встать и заговорить, и собственные слова удивили его, словно их произнес его голосом кто-то другой.

— Кольцо возьму я, — сказал он, — хотя не знаю, куда нести его.

Эльронд поднял голову и взглянул на него. Фродо почувствовал, что этот взгляд пронизывает его насквозь.

— Да, — произнес правитель Эльфов. — Если я правильно понял все, что слышал здесь, то эта задача — ваша задача, Фродо, и никто, кроме вас, не сможет выполнить ее. Кто из мудрых мог бы предвидеть, что настанет час, когда Хоббиты выйдут из своих тихих жилищ и сотрясут мир? Но Кольцо — это тяжелое бремя. Такое тяжелое, что никто не может возложить его ни на кого.

Я тоже не возлагаю его на вас. Но если вы берете его добровольно, то я скажу, что вы поступили правильно и что вы достойны занять место среди всех могучих героев, которые были Друзьями Эльфов.

— Но ведь не пошлете же вы его туда одного! — вскричал Сэм, неожиданно появляясь из угла, где сидел до сих пор, никем не замеченный. — Это было бы несправедливо!

— Разумеется, — ответил ему, улыбаясь, Эльронд. — С ним пойдете хотя бы вы. Несправедливо было бы разлучать вас с ним, хотя он был приглашен на тайное совещание, а вы — нет.

Сэм покраснел и снова забился в свой угол.

— Ну, вот, Фродо, дружок, — прошептал он.- Теперь мы окончательно попались!

ГЛАВА VIII ЧЕРЕЗ ГОРЫ

Фродо думал, что ему придется выехать на следующий же день, но вместо того провел в Ривенделле почти два месяца. Эльронд разослал разведчиков во все стороны, Арагорн тоже ускакал куда-то с Элладаном и Эльрохиром, и до их возвращения ничего нельзя было предпринять. Задержка мучила Фродо, но Бильбо сказал ему однажды:

— Ты сам виноват: не надо было откладывать отъезд из Шира до осени. А теперь тебе нельзя ни ждать здесь до весны, ни выехать до возвращения вестников. И ты очутишься в горах зимой; это самое неприятное время для путешествия, но что же делать?

Только в декабре начали Эльфы возвращаться. Последними вернулись сыновья Эльронда, но о том, что узнали, не хотели говорить ни с кем, кроме своего отца.

Нигде разведчики не видели ни следа врагов, не слышали о них ни слова.

Даже Орлы с Туманных гор не сказали им ничего нового. О Голлуме не было ни слуху, ни духу, и новостью было только то, что далеко в верховьях Андуина собираются стаями свирепые волки. Постепенно нашлись трупы всех девяти черных коней, утонувших на Переправе, но их Всадники исчезли бесследно.

— Я думаю, — сказал Гандальф, узнав об этом, — мы можем надеяться, что Рабы Кольца были вынуждены вернуться к своему Владыке в Мордор. Если так, то они еще не скоро возобновят свои преследования. Правда, у Врага есть и другие слуги, но им будет еще труднее выследить нас. Мне кажется, нам нельзя больше медлить.

Вскоре после этого Эльронд призвал Хоббитов к себе, с ним был и Гандальф.

— Пора, — сказал правитель Эльфов, глядя Фродо в лицо. — Если Кольцо должно уйти отсюда, то время для этого настало. Но те, которые пойдут с ним, не должны рассчитывать ни на какую помощь, ни от кого. Тверды ли вы, Фродо, в своем решении быть Кольценосцем?

— Да, — ответил Фродо. — Я пойду с Сэмом.

— Я не могу помочь вам даже советом, — продолжал Эльронд. — Я почти не вижу вашего пути впереди и не знаю заранее, как вы сможете выполнить свою задачу. Тень Врага подступает все ближе, и под этой тенью все темно для меня. Многих врагов вы встретите, то открыто, то скрытых личиной, но встретите и друзей, когда меньше всего будете ждать их. Я разошлю известия о вас всем, кого знаю в мире; но пути стали такими опасными, что мои вести могут затеряться или запоздать.

Он взглянул в окно. Там стояла в ночном небе полная луна, и все меньшие звезды исчезли в ее сиянии. Но на юге, низко над горизонтом, пылала одна крупная, раскаленная, как уголь, звезда, и Фродо подумал, что она похожа на злобное, пламенное око, следящее издали за всем, что делается в долине.

— Я выберу спутников для вас, — заговорил снова Эльронд, — если они захотят и если судьба позволит. Их должно быть немного, ибо ваша надежда — не в силе, а в быстроте и тайне. Вас всех будет девятеро против Девятерых Всадников; тогда ваши силы будут равны. Прежде всего, с вами двоими пойдет Гандальф; это будет величайшим из его подвигов и, быть может, последним.

Фродо хотел выразить свою радость, но Эльронд сделал ему знак молчать и продолжал:

— Остальные будут представителями прочих Вольных Племен мира: Эльфов, Карликов и Людей. От Эльфов пойдет Леголас, от Карликов — Гимли, сын Глоина; они готовы сопровождать вас до перевала через горы или даже дальше.

Из Людей пойдет с вами Арагорн, сын Араторна, ибо все, что касается Кольца, касается очень близко и его.

— Странник! — воскликнул Фродо. Он только сейчас заметил Арагорна, державшегося в тени, как всегда.

— Да, я, — произнес с улыбкой Странник, подходя ближе. — Я снова прошу разрешения быть вашим спутником, Фродо.

— Я и сам хотел просить вас об этом, — сказал Фродо, — но думал, что вы отправитесь с Боромиром в Минас Тирит.

— Это так и будет, — ответил Арагорн, — но наш путь идет вместе с вашим на много сотен миль. Поэтому Боромир тоже пойдет с нами. Он могуч и отважен.

— Остается найти еще двоих, — произнес Эльронд, — но об этом я подумаю.

Вероятно, я смогу найти кого-нибудь подходящего из своих Эльфов.

— Но тогда не хватит места для нас! — в отчаянии вскричал Пиппин. — А мы не хотим оставаться здесь. Мы хотим идти с Фродо!

— Это потому, что вы не понимаете и не можете представить себе, что вас ждет впереди, — сказал Эльронд.

— Фродо тоже, — возразил Гандальф, оказывая Пиппину неожиданную поддержку. — Да и никто из нас не может этого представить. Правда, эти Хоббиты не понимают всей предстоящей им опасности, иначе они не решились бы идти. Но они все-таки решились, или стыд и горе одолеют их. Я думаю, Эльронд, мы должны довериться их дружбе с Фродо, а не их мудрости и силе.

Ведь, если бы вы выбрали вместо них даже такого могучего Эльфа, как Глорфиндель, то и он не смог бы проложить себе дорогу к Огню.

— Это верно, — произнес Эльронд, — но я в тревоге. Я чувствую, что мир в опасности, и хотел отослать этих двоих, чтобы они предупредили свой народ и принимали меры для защиты, какие смогут. По крайней мере, должен был бы остаться самый младший — Перегрин. Мое сердце говорит против того, чтобы он шел.

— Тогда, великий Эльронд, — дерзко возразил Пиппин, — вам придется запереть меня в подземелье или отправить домой зашитым в мешок. Иначе я все равно пойду со своими друзьями!

— Хорошо, идите с ними, — сказал со вздохом правитель Эльфов. — Теперь все девятеро назначены. Вы должны выехать через неделю.

— Я рад, что Странник, то есть Арагорн, идет с нами, — сказал Фродо, когда после этого шел вдвоем с Гандальфом. — Он замечательный спутник. Не знаю, что мы бы делали без него. Он уже столько раз спасал нас…

— Да, — ответил Гандальф, — он необычайный человек. Вы уже знаете, что он

- потомок Пришельцев; но, как потомок Изильдура, он в родстве и с Эльфами…

— Как! — вскричал Фродо. — Странник — родич Эльфов?

— Отдаленный, да. А вас это удивляет? Правда, вы мало знаете. Людей, но и вы можете заметить, что он — не просто Человек. В детстве он воспитывался у Эльронда, здесь, в Ривенделле, и научился многому, чего не знают другие.

Юношей он встретил здесь Арвен Ундомиэль — помните, вы видели ее на пиршестве…

— Видел, — взволнованно отозвался Фродо. — Никого нет в мире прекраснее ни среди Людей, ни среди Эльфов!

— Вы еще не видели Галадриэль, правительницу Лориена, — заметил кудесник. — Итак, Арагорн и Арвен встретились в Ривенделле и полюбили друг друга. Она обещана ему в жены, но он еще должен доказать, что достоин ее.

— Неужели это еще нужно доказывать?

Кудесник улыбнулся горячности этого вопроса. — Среди людей Арагорн достоин любой невесты, какую бы ни захотел себе выбрать, — сказал он, — но у Эльфов другие требования. Как родич и воспитанник Эльфов, он обладает многими силами и способностями, каких нет у обычных людей; но для того, что-бы его признали достойным дочери правителя Эльфов, он должен в полной мере доказать их. И он их доказывает, всею своею жизнью. Он не так стар, как вам может показаться: его седина — следы трудов, а не лет. Он уже знает и умеет многое, что не по силам никому другому. Все, что он делал и еще сделает для вас, — это только путь к его цели. А эта цель — Серебряный Венец, сокровище древних правителей Гондора. Вот почему он стремится туда.

— Серебряный Венец? — недоуменно переспросил Фродо. — Я о нем никогда не слышал. Что это такое?

— Трудно ожидать, чтобы в Шире слышали или помнили о таких вещах, — возразил Гандальф. — Серебряный Венец повелителей Вестернессе — это одно из величайших сокровищ, привезенных Пришельцами из-за Моря. Кто посмеет возложить его на свое. чело, тот либо получит всеведение и величайшую мудрость, либо… либо будет испепелен на месте, если недостаточно подготовился к этому.

Фродо ахнул. — Опасная цель! — прошептал он.

— Не опаснее той, какая назначена вам, — заметил Гандальф.

— И Арагорн так стремится к ней?

— Конечно. Если он способен носить этот Венец, значит — он во всем сравнялся с Эльфами. Тогда он станет мужем Арвен и даже преемником Эльронда, если захочет. Такая цель достойна всяких трудов и опасностей.

Но это еще не все. Судьба Арагорна тесно связана и с вашей, Фродо. Дело в том, что Серебряный Венец находился в Осгилиате, прежней столице Гондора, которая сейчас захвачена Врагом. Нет, не спешите приходить в отчаяние.

Венец попал в руки Саурона, но Саурон знает, что не смеет коснуться его, пока не вернет себе Кольцо. Как я узнал, Венец находится сейчас в крепости Минас Моргул, под охраной самых могучих слуг Мордора, и будет находиться там, пока Саурон не решится сам прийти за ним. А он не решится, пока у него нет Кольца.

Теперь вы видите, Фродо, как много значите для Арагорна вы и ваша миссия. Чтобы помочь вам, он сделает все, что может, а может он очень многое. Но о том, что я рассказал вам, не должен знать никто, особенно Боромир. Я сам скажу остальным столько, сколько им нужно знать. Впрочем, Леголас, кажется, уже отчасти знает: он тоже Эльф, хотя и другого племени.

Но перед остальными — молчите.

Фродо обещал ему это, и они расстались.

Эльфы-кузнецы заново отковали меч Изильдура, и украсили его клинок узором из семи звезд между серпом луны и лучезарным солнцем, и начертали вокруг них волшебные руны. Ярким и блестящим. был теперь этот меч; солнце отсвечивало на нем краснозолотым светом, а луна — голубым и холодным. И Арагорн дал ему имя, означающее Пламя Запада.

Арагорн и Гандальф проводили теперь почти все время вместе, над старинными картами и древними книгами. Иногда Фродо присоединялся к ним, но гораздо чаще он беседовал с Бильбо.

По вечерам Эльфы собирались в зале с камином, и там было пропето и рассказано множество дивных историй, и Фродо услышал, с начала и до конца, повесть о Берене и Лютиен и о Сильмариле, Сверкающем Камне, одном из прекраснейших сокровищ Эльфов. Но днем, пока Мерри и Пиппин бродили по долине, Фродо и Сэма всегда можно было найти с Бильбо, в его комнате.

Утром последнего дня Бильбо позвал своего молодого родича к себе. Он запер дверь, вытащил из-под кровати деревянный сундучок, открыл его и начал шарить внутри.

— Твой меч сломался, насколько я помню, — нерешительно сказал он. — Не хочешь ли ты взять вот этот?

Он извлек из сундучка короткий меч в потертых кожаных ножнах и обнажил его; гладкий клинок сверкнул холодным блеском.

— Он называется Жало, — произнес Коротыш и, почти без усилия, вонзил его глубоко в дубовую балку. — Возьми его, если хочешь. Я думаю, мне он не понадобится.

Фродо с благодарностью принял подарок.

— И вот это тоже, — продолжал Бильбо, доставая из сундучка маленький, но довольно тяжелый сверток. Он долго разворачивал его и в конце концов извлек кольчугу — густо сплетенную, гибкую, как шелк, и прочнее стали. Она мерцала, как освещенное луной серебро, и на ней сверкали белые алмазы, и пояс к ней был усажен алмазами с жемчугом.

— Красивая, правда? — сказал Бильбо, поднимая кольчугу в луче света. — И удобная. Я получил ее когда-то от вождя Карликов. Но мне она больше не понадобится, разве чтобы любоваться ею иногда. Возьми ее. Она такая легкая, что ты ее и не почувствуешь на себе.

— Едва только она будет мне к лицу, — возразил Фродо, стараясь смехом прикрыть волнение.

— Это неважно, ты можешь носить ее под платьем. Пусть это будет нашей с тобою тайной. Не говори никому, но мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты ее носишь. Мне кажется, она может отразить даже кинжалы Черных Всадников, — добавил он, понижая голос.

— Не знаю, как мне благодарить вас за все… — начал было Фродо, но старший родич перебил его:

— И не пытайся, не сможешь. Но я прошу тебя только вот о чем: будь осторожен, как только сумеешь, и вернись как можно скорее, и принеси побольше всяких новостей и песен, и рассказов. А я к твоему возвращению постараюсь закончить свою книгу, а тогда буду писать другую, о тебе. — Он отвернулся к окну, напевая что-то, но голос у него прервался, и он умолк.

День был холодный и серый, шла вторая половина декабря. Резкий восточный ветер свистел в оголенных ветвях деревьев и раскачивал темные сосны на холмах. Низко по небу ползли темные, лохматые тучи. Ранние сумерки уже начали сгущаться, когда Отряд готовился выступить в путь: Эльронд советовал им идти по ночам, пока они не отойдут далеко от Ривенделля. Он советовал также остерегаться соглядатаев Врага, которыми могли быть и звери на земле, и даже птицы в воздухе.

Арагорн был одет в зеленое и коричневое, как одеваются все Бродяги, и на поясе у него висел Возрожденный Меч. У Боромира тоже был длинный меч, а кроме того — щит и боевой рог, о котором он говорил, что его звук слышен от края и до края света.

— Не торопитесь трубить в него, Боромир, — предостерег его Эльронд, пока не приблизитесь к пределам своей страны или не будете в крайней опасности.

Но Боромир ответил заносчиво, что непременно будет трубить на прощанье, так как не привык ниоткуда уходить тайком, словно вор.

Гимли-Карлик надел стальную кольчугу, и у него был топор с широким лезвием, а у Леголаса — лук и колчан со стрелами, да еще кинжал у пояса.

Коротыши вооружились мечами, а Фродо надел под платье полученную от Бильбо кольчугу. У Гандальфа в руках был только его волшебный жезл, но у пояса висел меч, выкованный Эльфами.

Эльронд щедро снабдил их всех теплой одеждой и плащами на меху, так что они не боялись холода. Пищу, одеяла и прочую поклажу они навьючили на пони, — того самого, что был куплен в Бри; за время пребывания в Ривенделле он поправился, — шерсть у него блестела, и он выглядел теперь молодым и сильным. Сэм очень привязался к нему и уверял, что Черныш (так он назвал пони) понимает каждое слово, а если не говорит, то только потому, что не хочет.

На прощанье Эльронд собрал Отряд вокруг себя и сказал:

— Вот мое последнее слово вам. Кольценосец должен идти к Горе Ужаса. Он один целиком отвечает за Кольцо; он не должен ни выбрасывать его, ни отдавать никому из слуг Врага, ни даже позволять использовать кому-нибудь, кроме членов Отряда и Совета, и то — лишь в самой крайней необходимости.

Остальные сопровождают его, дабы оказывать помощь, но они свободны в своих действиях. Они могут задержаться, или вернуться, или свернуть на другие пути по своей воле. Чем дальше они уйдут, тем труднее им будет вернуться: но они не связаны ни клятвою, ни словом, чтобы идти дальше, чем они сами захотят. Я говорю вам это потому, что вы еще не знаете, насколько сильны у вас сердца, и не можете предвидеть всего, что встретится вам в пути.

— Но клятва может укрепить слабое сердце, — заметил Гимли.

— Или разбить его, — возразил Эльронд. — Не заглядывайте вперед слишком далеко. Но ступайте теперь и будьте отважны. Прощайте, и да пребудут с вами благословения Эльфов и Людей и всех Вольных Племен! Да сияют над вами все звезды!

— И запоминай все, что с тобой случится, Фродо, мой мальчик! — добавил Бильбо, весь дрожа не то от холода, не то от волнения. — Возвращайся поскорее! Прощай!

Эльфы, похожие на тени в сумерках, тихими голосами прощались с уходящими. Никто не смеялся, не пел. И вот, наконец, Отряд выступил в путь, молча и беззвучно.

Они прошли по мосту и долго поднимались по крутым тропинкам из глубокой долины, пока не достигли перевала, где только ветер свистел в кустах боярышника. В последний раз они взглянули на огоньки, приветливо мерцавшие далеко внизу, и, отвернувшись от них, углубились во мрак.

Они достигли Дороги, но свернули с нее и направились на юг по узким, извивающимся среди холмов тропинкам. Местность была суровая и пустынная, и идти по ней было трудно, но здесь они надеялись укрыться от враждебных взглядов. В этих пустынных местах соглядатаи Саурона встречались редко, а пути были знакомы только обитателям Ривенделля.

Впереди шел Гандальф, и с ним Арагорн, знавший эту местность даже в темноте; остальные шли за ними гуськом, а замыкал их шествие Леголас, зоркий во мраке. Шли долго. Со стороны гор дул восточный ветер, от которого не спасали даже теплые плащи. Следуя наставлениям Эльронда, они спали днем, укрывшись в какой-нибудь лощине или в чаще кустарника; к вечеру они поднимались, подкреплялись пищей, не разжигая костра, и вечером снова пускались в путь, держа как можно прямее к югу.

Сначала Хоббитам казалось, что, несмотря на утомительные переходы, они топчутся на одном месте. Каждый день местность казалась им такой же, как была вчера. Но постепенно, медленно горы все приближались. Далеко к югу от Ривенделля они поднимались выше и сворачивали к западу; а у подножья горной цепи лежали обширные предгорья: лабиринт высоких, голых холмов и глубоких лощин, залитых мутной водой. Тропинок было мало, и часто они вели по краю высоких обрывов или коварных болот.

Так минуло две недели, и вдруг погода изменилась. Ветер прекратился, потом подул с юга. Тучи поднялись, растаяли, выглянуло светлое, холодное солнце. Утром, после мучительного ночного перехода, путники вышли на невысокий гребень, заросший старыми деревьями, чьи серо-зеленые стволы казались изваянными из камня. Их вечнозеленая, кожистая листва блестела на солнце, и в ней краснели горькие ягоды.

Глядя на юг, Фродо увидел окутанные дымкой горные громады, словно загораживающие им путь. У левого края этого хребта возвышались три пика.

Самый высокий и острый из них был увенчан снегом; одна сторона у него была в тени, другая розовела, освещенная солнцем.

Гандальф остановился рядом с Фродо и смотрел на юг из-под ладони.

— Прекрасно, — сказал он. — Мы достигли пределов страны, которую Люди называют Холлин, а Эльфы, когда-то жившие здесь, звали ее Эрегионом. Теперь и местность, и погода станут мягче, но оттого, быть может, еще опаснее.

— В опасности или нет, но увидеть настоящее солнце приятно, — сказал Фродо. Он откинул капюшон и подставил лицо утреннему свету.

Пиппин смотрел на горы впереди с недоумением: ему казалось, что Отряд ночью сбился с пути и шел на восток, а не на юг. Но Гандальф напомнил ему о далеких вершинах, которые виднелись с перевала над долиной, и о картах, которые они вместе изучали в доме Эльронда.

— Я их не помню, — сказал Пиппин, — хотя, конечно, видел. У Фродо на такие вещи память лучше, чем у меня.

— А мне карт не нужно, — сказал Гимли, подошедший к ним вместе с Леголасом, и в его глубоко сидящих глазах вспыхнул странный блеск. — Это страна, где жили наши предки когда-то, это горы, которые мы так часто изображали на наших изделиях, о которых пели в своих песнях. Никогда мы не забудем их имен: Бараз, Шатур, Зирак; а под ними лежит подземный дворец Хазад-дум, который Эльфы называют Мориа. Я узнаю все эти вершины: я часто слышал о них, хотя никогда не видел. Вот эта, выше всех, — это неприступный Кархадрас, а за ним — Келебдил и Фануидол, Зирак-зигиль и Бундушатур; а между ними должна лежать глубокая, темная Сумеречная долина.

— В эту долину мы и идем, — сказал Гандальф. — Если мы пройдем по ущелью с той стороны Кархадраса, то попадем на Каменную Лестницу, которая ведет в долину. Там лежит Зеркальное озеро, и оттуда вытекают ледяные источники Серебряной реки.

— Глубоки эти воды, и холодны источники, — произнес Гимли и вздрогнул. Сердце у меня замирает при мысли, что я скоро увижу их.

— Пусть же обрадует тебя это зрелище, — ответил Гандальф. — Но мы там не задержимся. Мы должны спуститься по Серебряной реке в леса Лориена, потом к Андуину, а потом… — Он умолк.

— А потом куда? — спросил Мерри.

— До конца пути, если есть конец, — произнес кудесник. — Но нам нельзя заглядывать слишком далеко вперед. Будем радоваться тому, что первая часть нашего пути завершилась благополучно! Я думаю, что мы можем отдохнуть до завтра. Холлин — хорошее место. Много злого должно еще произойти здесь, чтобы он забыл об Эльфах, некогда населявших его.

Они развели костер в лощинке, окруженной густым кустарником, и их трапеза была самой веселой с тех пор, как они вышли из Ривенделля. После нее они не спешили ложиться спать, так как рассчитывали ночевать здесь и тронуться в путь на следующий день к вечеру. Все были веселы и беспечны, и только Арагорн озабоченно молчал. Покинув остальных у костра, он поднялся на гребень, остановился под большим деревом и всматривался в сторону юга и запада, наклонив голову, словно прислушиваясь.

— В чем дело. Странник? — весело обратился к нему Мерри, когда он вернулся к — костру. — Чего вам не хватает здесь? Восточного ветра?

— Нет, конечно, — ответил он, — но здесь действительно не хватает кое-чего. Я бывал в Холлине во всякое время года. Людей здесь нет, но есть много всякой другой живой твари, особенно птиц. А сейчас — все молчит здесь, кроме нас. На целые мили кругом не слышно ни звука, и только наши голоса отзываются эхом. Я не могу понять этого.

Гандальф быстро взглянул на него. — Но почему? — спросил он. — Неужели наш Отряд — такое удивительное зрелище для долины?

— Надеюсь, что так, — ответил Арагорн, — но не могу отделаться от ощущения, будто за нами следят. Раньше я его здесь не испытывал.

— Значит, нам нужно быть осторожными, — сказал Гандальф. — К слову Бродяги всегда стоит прислушаться, особенно если этот Бродяга зовется Арагорном.

Мы должны говорить шепотом, держаться тихо и выставить стражу.

Первая стража досталась Сэму, но к нему присоединился Арагорн. Остальные уснули. Тишина была такая, что Сэм вздрагивал всякий раз, когда пони взмахивал хвостом или переступал копытами. Солнце поднималось в небе все выше, а молчание висело между небом и землей, как незримая завеса. Далеко на юге в небе появилось темное пятно; оно росло и двигалось на север, словно облачко дыма, уносимое ветром.

— Что это. Странник? — шепотом обратился Сэм к Арагорну. — На тучу не похоже…

Странник не ответил, напряженно вглядываясь в ту сторону. И вдруг Сэм различил, что это такое. Бесчисленные стаи птиц, кружась и рея, с огромной скоростью приближались к ним; они метались во все стороны, словно разыскивая что-то, и постепенно снижались.

— Ложись и молчи! — прошипел Арагорн, увлекая Сэма в тень кустарника. От главной стаи отделилась меньшая и кинулась, снижаясь, прямо к лощине. Сэму показалось, что птицы похожи на ворон, но огромных размеров. Стая пронеслась у него над головой, — такая густая, что по земле скользила от нее черная тень, и из нее раздавалось хриплое карканье.

Когда она исчезла и небо очистилось, Арагорн встал и разбудил Гандальфа.

— Черные стаи летают над этой местностью, — сказал он, — и одна из них пролетела над Холлином. — Эти птицы — не здешние: такие живут только в лесах Фангорна. Не знаю, в чем тут дело; может быть, их что-то встревожило, но может быть — это соглядатаи Врага; я заметил, что среди них были коршуны. Нам придется двинуться в путь нынче же вечером. Холлин перестал быть хорошим местом: он под наблюдением.

— Значит, ущелье у Кархадраса тоже, — ответил Гандальф, — и я не знаю, сможем ли мы пройти там незамеченными, но пройти мы должны. И вы правы: нам опять придется двигаться ночью.

— К счастью, наш костер уже почти не дымился, — сказал Арагорн. — Его нужно погасить и не разжигать больше.

Коротыши были очень недовольны, узнав о принятом их вожаком решении, но не стали спорить. Отряд провел в укрытии весь день, до вечера, черные стаи пролетали еще несколько раз, но когда солнце покраснело и склонилось к закату, они исчезли. Свечерело; тогда Отряд двинулся в путь, держа теперь немного к востоку, в сторону Кархадраса, слабо розовеющего в последних лучах зари. Небо постепенно темнело, и в нем, одна за другой, появлялись звезды.

Арагорн шел впереди. Фродо показалось, что он ведет Отряд по остаткам древней Дороги, широкой и мощеной, ведущей из Холлина к ущелью в горах.

Взошла полная луна, озарив бледным светом утесы, от которых упали черные тени. Многие камни были словно обтесаны рукой человека, но теперь обрушились и лежали в беспорядке на голой, бесплодной земле.

Шли долго. Был уже холодный предрассветный час, и луна опустилась низко, когда Фродо, взглянув на небо, увидел, что по звездам скользнула какая-то темная тень. Он вздрогнул.

— Вы видели что-нибудь в небе? — шепотом спросил он у Гандальфа, шедшего с ним рядом.

— Нет, я только почувствовал, — ответил тот. — Это было словно облачко.

— Но оно двигалось слишком быстро, — пробормотал Арагорн, — и не по ветру.

Ночь прошла спокойно, и утро встало еще ярче, чем прежде. Но в воздухе похолодало, и ветер снова дул с востока. Еще две ночи они шли, упорно и медленно поднимаясь по извивающейся дороге, а горы теснились вокруг них все ближе и круче. Наконец на третье утро они увидели Кархадрас прямо перед собой: его острая вершина была одета снегом, а обрывистые, голые склоны тускло краснели, словно окровавленные.

— Честное слово, — тихонько обратился Сэм к Фродо, — я думал, что это и есть Огненная Гора, или как ее там, но Гимли назвал ее иначе. С этим наречием Карликов можно зубы поломать!

Сэм видел карты в Ривенделле, но разбирался в них плохо, а все расстояния в этих незнакомых местах казались ему такими огромными, что он давно запутался в них.

Гандальф поглядел на мрачное небо, глубоко вдохнул воздух и оглянулся.

— Зима ложится позади нас, — тихо сказал он Арагорну. — Горы на севере побелели от снега. Сегодня ночью мы должны подняться к самому ущелью. Может быть, мы будем замечены кем-нибудь, может быть — нас будет ждать засада; но самый наш страшный враг — погода. Что вы думаете о своем пути теперь, Арагорн?

Фродо расслышал эти слова и понял, что у Гандальфа с Арагорном продолжается какой-то давно уже начавшийся спор. Он тревожно прислушался.

— Мне он не нравился с самого начала, — ответил Арагорн, — и вы это знаете, Гандальф. Чем дальше мы идем, тем больше будут нарастать грозящие нам опасности. Но мы должны идти, как шли, ибо здесь нет других перевалов до самого Рохана, далеко на юге. А Рохану я не доверяю, после того, что вы рассказали о Сарумане. Кто знает, чью сторону примут Повелители Коней?

— Это неизвестно, — согласился Гандальф. — Но есть еще один путь, не через теснину; тот тайный и темный путь, о котором мы с вами говорили.

— Но не будем говорить о нем больше! Не будем — пока. Прошу вас, не упоминайте о нем ни словом, пока мы не увидим, что ничего другого нам не остается.

— Мы должны решить, прежде чем идти дальше, — возразил Гандальф.

— Так обсудим это вдвоем, пока остальные спят, — ответил Арагорн.

В конце дня, пока остальные кончали трапезу, Гандальф и Арагорн встали и отошли в сторону. Они долго созерцали Кархадрас, массивный и мрачный, уходящий вершиной в серую тучу. Фродо следил за ними издали, стараясь догадаться, к какому решению они придут. Вернувшись к Отряду, кудесник заговорил, и Фродо почти обрадовался, узнав, что решено подниматься к ущелью. Он не знал, о каком темном и тайном пути говорилось недавно, но видел, что Арагорну неприятно само упоминание о нем.

Гандальф сказал, что нужно выйти по возможности раньше и спешить, так как может начаться снежная буря. А Боромир, немного знавший такие места, добавил, что каждый должен взять с собою вязанку хвороста, какую только сможет нести, потому что выше по склону им встретятся только голые камни и снег.

— Хорошо, — согласился Гандальф, — но костер мы разведем только тогда, когда нам придется выбирать между ним и смертью.

Они двинулись в путь, как только упали сумерки. Идти было с каждым шагом все труднее, так как тропа часто исчезала под каменными осыпями. Ночь была темная, среди утесов свистел холодный ветер. К полуночи тропинка пошла по самому краю крутого обрыва, а по другую ее сторону поднималась отвесная стена. Когда они с трудом преодолели крутой подъем и остановились на крошечной площадке, чтобы передохнуть, Фродо ощутил на лице мягкое прикосновение: это пошел снег.

Несмотря на это, они двинулись дальше, но снег все усиливался и вскоре пошел так густо, что им пришлось остановиться.

— Этого я и боялся, — сказал Гандальф, отряхивая занесенный снегом плащ. Ну, Арагорн, что вы скажете теперь?

— Что тоже боялся этого, — ответил Странник, — но меньше, чем чего-либо другого. Высоко в горах снегопад может быть опасным, но мы ведь, еще не поднялись туда.

— Это может быть и хитростью Врага, — заметил Боромир. — У нас говорят, что он умеет повелевать бурями в горах, ближайших к Гондору; а если вот эту бурю наслал на нас он, то, должно быть, руки у него стали длинными.

Пока они стояли, ветра не было, но стоило им двинуться дальше, как буря налетела на них с новой силой. Даже Гимли — Житель Гор — еле мог двигаться, не говоря уже о Коротышах. Отряд снова остановился. Ветер свистел и завывал вокруг, и в его шуме им слышались пронзительные вопли и дикий хохот. Посыпались камни, свистя у них над головами и падая вокруг.

Боромир сказал: — Этот ветер — не простой ветер, а эти камни нацелены на нас. Нам нельзя ни двинуться, ни оставаться здесь.

— Нет, это просто ветер, — ответил Арагорн, — но в горах есть немало злых сил, враждебных разуму; они не в союзе с Сауроном, но, кажется, нам оттого не легче.

А Гимли добавил, что Кархадрас назывался свирепым задолго до того, как имя Саурона стало известным в мире.

По совету Гандальфа, они собрались у скалистой стены, прижимаясь к ней спиной; но это мало защищало их от ветра, дувшего словно со всех сторон сразу, и снег засыпал их все выше и выше. Фродо опустился в сугроб и уже начал погружаться в дремоту, но Боромир насильно поднял его, а потом и прочих Хоббитов, тоже задремавших. Гандальф достал флягу и дал каждому по глотку напитка — того самого, которым угощал их Глорфиндель и которым снабдил его Эльронд, предвидевший все, что могло встретиться им в пути.

Напиток согрел и оживил их, но ненадолго.

— Что вы скажете об огне, Гандальф? — спросил вдруг Боромир. — Кажется, нам уже приходится выбирать между ним и смертью. Конечно, если снег засыплет нас, то мы будем скрыты от всякого враждебного взгляда.

Однако все усилия разжечь костер оставались тщетными: ветер задувал хрупкое пламя огнива, а хворост весь пропитался снегом. Наконец, за дело взялся Гандальф; когда он прикоснулся жезлом к хворосту и произнес заклинание, костер вспыхнул ярким, синим и зеленым пламенем, рассыпая разноцветные искры.

Гандальф покачал головой. — Вот я и обнаружил себя, — сказал он. — Я подал о себе знаки, которые может прочесть всякий, от Ривенделля до устьев Великой Реки.

Но снег продолжал идти, а рассвет еще не начинался, когда они бросили в огонь последнюю вязанку хвороста. Сидя на снегу у самого костра, Фродо смотрел, как догорает веселое пламя, и следил за падением снежных хлопьев.

Это скоро усыпило его, и он снова задремал, но проснулся, когда почувствовал, что ветер прекратился и снег перестал идти. Потом начало медленно светать. Вскоре стало видно, что вокруг маленькой стоянки громоздятся высокие, пушистые снежные сугробы, что тропа совершенно занесена, а над горными вершинами висят тяжелые, черные тучи.

— Кархадрас не простил нам вторжения, — заметил Гимли, покачав головой. Если мы пойдем дальше, он опять засыплет нас снегом, и уже окончательно.

Чем скорее мы вернемся, тем лучше.

Но это было легче сказать, чем сделать. Уже в нескольких шагах от костра снег лежал толщиной во много футов, нависая над пропастью и скрывая ее гибельный край.

— Если бы Гандальф пошел впереди с пламенем в руках, он растопил бы снег, — сказал Леголас. Буря мало подействовала на него, и из всего Отряда он один сохранил ясность духа.

— Если бы Эльфы могли полететь через горы, они принесли бы солнце для нас, — ответил кудесник — А мне для пламени нужно что-нибудь горючее. Снег не горит.

Тогда Боромир сказал, что он, как самый сильный, проложит путь в снегу собственным телом. Он вспомнил, что то место, где они впервые заметили снегопад, находится не очень далеко, за поворотом тропинки. Вдвоем с Арагорном они начали разбрасывать снег руками и ногами, прокладывая в нем узкий, глубокий проход; иногда снег доходил им до груди, и тогда казалось, что они не идут, а плывут сквозь него.

Леголас некоторое время следил за ними, молча улыбаясь, потом обратился к остальным: — Там, где нужна только сила, нет лучше могучего воина; но нет пловца лучше выдры, и нет бегуна лучше Эльфа. Я иду.

Он быстро вскочил, и тут Фродо словно впервые заметил (хотя знал и раньше), что Эльф обут лишь в легкие сандалии и что его ноги не оставляют следов на снегу. Взмахнув на прощанье рукой, Леголас помчался, без труда обогнал обоих воинов и исчез за выступом скалы.

Они долго ждали его. Арагорн и Боромир тоже скрылись из виду. Тучи нависали все ниже, в воздухе опять запорхали снежинки. Наконец, Леголас вернулся, ясный н веселый, как всегда, и сообщил, что за поворотом снежные заносы кончаются и что дальше снег едва покрывает землю.

— Я так и говорил, — проворчал Гимли. — Это не простая буря. Кархадрас не любит ни Эльфов, ни Карликов; он рассердился на нас.

Вскоре вернулись Боромир и Арагорн. Медленно и осторожно, нащупивая каждый шаг, Отряд двинулся гуськом по проложенному ими проходу. В некоторых местах Коротышей приходилось переносить, так как они тонули в рыхлом снегу по самую шею. Но едва успели они перебраться через занос, как сверху донесся глухой шум, и груда камней и снега обрушилась на тропу, только что пройденную ими, и похоронила ее.

— Довольно, довольно! — закричал Гимли в испуге. — Мы уже уходим.

Действительно, этого было довольно. Свирепый Кархадрас словно убедился, что дерзкие пришельцы уходят, не смея обернуться, и успокоился. Снежные тучи начали расходиться; небо посветлело.

Вскоре Отряд достиг той самой площадки, где накануне заметил начало снегопада. Отсюда, далеко внизу виднелась лощинка, из которой они начали подъем.

Фродо был голоден, и все суставы у него болели, а голова кружилась при одной мысли о длинном, утомительном спуске. Он протер глаза, чтобы избавиться от мелькающих в них черных точек, когда увидел, что это не точки, а черные птицы, вьющиеся над вершинами холмов.

— Опять эти птицы! — произнес Арагорн, указывая на них.

— Ничего не поделаешь, — ответил Гандальф. — Так или иначе, мы должны спускаться немедленно. Даже здесь нам опасно медлить.

Холодный ветер словно подгонял их, когда, отвернувшись от пройденного было пути, они начали, спотыкаясь, спускаться по склону. Кархадрас обратил их в бегство.

ГЛАВА IX ПУТЬ ВО МРАКЕ

Смеркалось, когда они остановились на ночевку. Горы окутались дымкой, ветер пронизывал холодом. Все устали до изнеможения, и Гандальф снова дал им по глотку чудесного напитка Эльфов. После торопливого скудного ужина он созвал их на совет.

— Мы не можем сейчас идти дальше, — сказал он. — Неудачная попытка подъема стоила нам слишком дорого. Мы должны отдохнуть здесь.

— А куда мы пойдем потом? — спросил Фродо.

— Наша миссия еще не выполнена, — ответил кудесник. — Нам остается либо идти вперед, либо вернуться в Ривенделль.

Пиппин явно обрадовался при одной мысли о возвращении, Сэм и Мерри начали весело переглядываться; но Арагорн и Боромир ничем не выразили своих мыслей, и Фродо смутился.

— Мне хотелось бы вернуться, — сказал он. — Но могу ли я вернуться без позора? Действительно ли для нас нет другого пути и мы окончательно разбиты?

— Вы правы, Фродо, говоря о позоре, — ответил Гандальф. — Вернуться — значит признать свое поражение и приготовиться к еще худшему. Если мы и повернем обратно, то Кольцо долж- но остаться здесь, а выйти снова нам будет невозможно. А тогда, раньше или позже, Ривенделль будет осажден и уни- чтожен. Рабы Кольца сильны, но они — лишь тень той силы, которую получит их Повелитель, когда Кольцо вернется к нему.

— Значит, надо идти вперед, если есть дорога, — сказал со вздохом Фродо, и прочие Хоббиты помрачнели.

— Дорога есть, — произнес Гандальф. — Я думал о ней с самого начала, но не хотел говорить вам. Арагорн возражал против нее: он говорил, что сначала нужно попытаться перейти через горы.

— Если она еще хуже, чем путь через Кархадрас, то она действительно скверная, — заметил Мерри.- Но лучше скажите о ней сразу, чтобы мы знали, чего ожидать. Куда она ведет?

— К Подземельям Мориа, — ответил Гандальф, понизив голос. Один лишь Гимли при этих словах поднял голову, и глаза у него засверкали; но для остальных имя Мориа означало ужас.

— Путь может привести нас к Мориа, но проведет ли он нас сквозь Подземелья? — мрачно произнес Арагорн.

— Это имя — дурное предвестие, — добавил Боромир. — Да и нужно ли нам идти туда? Если нельзя перейти через горы, то можно двигаться на юг до Роханского прохода; тамошние жители дружественны к моему народу, и там я проезжал по пути в Ривенделль. Или же мы можем пройти еще дальше на юг и достичь северных границ Рохана.

— Многое изменилось с тех пор, как вы проезжали там, Боромир, — возразил кудесник. — Сейчас вы — не одинокий путник, а сопровождаете Кольценосца, а значит, привлекаете внимание Саурона. И разве вы не слышали, что я рассказывал о Сарумане? Путь, который вы предлагаете, проходит слишком близко от Изенгарда, а это тоже опасно. И он слишком долог, а время не ждет. Поэтому я советую идти не через горы и не вокруг них, но под ними.

Это путь, на котором Враг менее всего будет ожидать нас.

Боромир покачал головой. — Не знаю. Он может ожидать нас на любом пути, какой бы мы ни избрали; тогда войти в Мориа — это все равно, что войти в Черную Крепость.

— Напрасно вы сравниваете Мориа с твердыней Саурона, — сурово возразил Гандальф. — Я один, из всего Отряда, побывал в Дол Гулдуре, но вернулся оттуда живым; и я не повел бы вас в Мориа, не будь у меня надежды выйти из его Подземелий. Конечно, там мы можем столкнуться с Орками; но большинство тамошних Орков рассеяно или истреблено. Напротив, есть надежда, что там мы встретим Карликов.

— Я пойду с вами, Гандальф! — горячо заявил Гимли. — Пойду, если только вам удастся найти дверь туда.

— Хорошо, Гимли, — ответил кудесник. — Мы поищем дверь вместе, и вместе войдем. В подземных лабиринтах Карлик не так легко теряет голову, как Человек или Хоббит. И я не впервые войду в эти Подземелья: я уже побывал там однажды и остался жив.

— Я тоже побывал там, — медленно проговорил Арагорн, — но хотя вышел оттуда живым, вспоминать об этом неприятно. Мне не хотелось бы входить туда вторично.

— А мне не хочется даже впервые, — добавил Боромир.

— Но я пойду с вами, — продолжал Арагорн, — ибо вы шли со мною сквозь снег и не сказали ни слова упрека. Я не покину вас на пути сквозь мрак. Но я предупреждаю вас в последний раз: если вы вступите в Мориа, Гандальф, — берегитесь!

Коротыши промолчали, а когда Гандальф обратился к Кольценосцу за окончательным решением, тот предложил подождать с этим до утра. Он чувствовал, что другого выбора у них нет, но ему хотелось оттянуть время: самая мысль о Мориа пугала, его.

Они мрачно сидели у догорающего костра, слушая завывания ветра, как вдруг Арагорн вскочил.

— Это не ветер воет, — вскричал он. — Я узнаю волчьи голоса. Это Враги — они окружают нас!

— Нужно ли нам ждать до утра, чтобы решиться? — сказал Гандальф. — Я был прав: за нами следили все время. Если даже мы доживем до рассвета, кто из нас захочет идти к югу, зная, что волки идут по пятам?

— Далеко ли до Мориа? — спросил Боромир.

— Дверь находится юго-западнее Кархадраса, — мрачно ответил Гандальф. Отсюда в пятнадцати милях, как летит ворон, и в двадцати пяти — как бежит волк.

— Так мы пойдем туда с рассветом, если сможем, — сказал Боромир. — Лучше биться с волками, чем с Орками.

— Это так, — подтвердил Арагорн, обнажая меч. — Но где волки, там и Орки.

— Мне страшно! — шепнул Пиппин Сэму. — Напрасно я не послушался Эльронда и не отправился домой!

— У меня тоже сердце ушло в пятки, — ответил Сэм. — Но нас еще не съели, и могу сказать, что у нас хорошие защитники. И какой бы конец ни ждал старика Гандальфа, бьюсь об заклад, не в волчьем брюхе он кончит!

Отряд поспешил подняться на вершину холма, где была группа старых, кряжистых деревьев, а под ними — валуны, разбросанные неправильным кругом.

В этом кругу развели костер, и все собрались вокруг него. Волки завывали теперь со всех сторон — то ближе, то дальше; иногда во мраке блестели их глаза. Было за полночь, когда у самой черты каменного круга бесшумно, как тень, возник огромный волк; он сверкнул глазами и протяжно завыл, словно собирал стаю для нападения.

Гандальф поднялся и шагнул к нему, угрожая своим жезлом.

— Слушай, пес Саурона! — крикнул он. — Ты знаешь, кто я. Беги, если дорожишь своей вонючей шкурой! Посмей только вступить в этот круг, и я прожгу тебя от морды до хвоста!

Волк зарычал и подобрался для прыжка, но тут зазвенела тетива Леголасова лука, и он с визгом покатился наземь, пронзенный насквозь. Глаза, мелькавшие вокруг холма, погасли. Гандальф и Арагорн вышли за черту круга, но волки исчезли и воющих голосов больше не было слышно.

Час шел за часом, и луна уже склонилась к западу, просвечивая сквозь разорванные облака. Фродо дремал, но вдруг вскочил в ужасе: огромная стая волков, подкравшись незаметно, с воем кинулась на холм, со всех сторон сразу.

— Подбросьте хвороста в костер! — крикнул Коротышам Гандальф. — Обнажите мечи и держитесь спиной к спине!

В неровном блеске вспыхнувшего пламени Фродо увидел, что через каменный круг, один за другим, перепрыгивают огромные серые звери. Мечи Арагорна и Боромира мелькали то вверх, то вниз, снося головы, протыкая ребра; Гимли то и дело взмахивал своим широким топором, а Леголас пускал стрелу за стрелой.

Гандальф шагнул вперед; в трепещущем свете костра он словно вырос, походя на грозное каменное изваяние. Схватив горящую ветку, он устремился на волков, и они попятились. Он высоко подбросил свой пылающий факел и громовым голосом прокричал заклинание. Раздался шум и треск, и ближайшее к нему дерево запылало от корней до вершины. Огонь начал перебрасываться от дерева к дереву.; Весь холм оделся нестерпимым блеском, в котором лезвия мечей сверкали и искрились. Последняя стрела Леголаса вспыхнула на лету и, упав, вонзилась прямо в сердце вожаку стаи; он взвыл и грянулся оземь, а прочие волки разбежались.

Битва была окончена. Огонь медленно догорал; горький дым вился над обгорелыми стволами и тянулся темной струёй в воздухе; последние искры вспыхивали и гасли в пепле. Холодная заря вставала в небе. Варги не вернулись больше.

— Что я вам говорил, Перегрин? — сказал Сэм, вкладывая меч в ножны. — Волкам его не взять! Вот так фокус он устроил! У меня чуть вся голова не обгорела.

Когда стало совсем светло, они осмотрели всю местность вокруг, но не нашли никаких трупов. От битвы не осталось других следов, кроме обугленных деревьев. Леголас собрал свои стрелы; все они были в целости, но от одной остался только наконечник.

— Этого я и боялся, — сказал Гандальф. — На нас нападали не простые волки. Скорее в путь!

В этот день погода снова изменилась. Они отказались от мысли о переходе через горы, и потому снега больше не было; вместо того бил яркий свет, в котором за всеми их движениями можно было бы следить издали. Ветер прекратился, небо прояснилось и поголубело, горы озарялись солнцем.

— Мы должны достичь Врат Мориа до заката, — сказал Гандальф, — или вообще не достигнем их. Они недалеко, но наш путь будет извилистым, так как здесь Арагорн не сможет вести нас. Он редко бывал в этих местах, а я был только у западных стен Мориа, и то давно.

Он указал на юго-восток, где склоны гор круто обрывались в тень у их подножия. — Видите эту серую стену среди утесов? Это стена Мориа. Идемте.

— Не знаю, что лучше, — угрюмо произнес Боромир, — найти ли Врата открытыми или запертыми навеки. Скорее всего, мы очутимся между волками и глухой стеной. Ну, что ж, пойдемте!

Теперь впереди шел кудесник, а с ним — Гимли, которому не терпелось попасть в Мориа. Они искали русло Сираннона, вдоль которого шла старая дорога туда; но либо Гандальф сбился с пути, либо местность изменилась за последние годы, и он никак не мог найти реку, которую ожидал встретить на первых же милях пути. Близился полдень, а Отряд все еще блуждал среди голых красных камней, где воды не было ни струйки. Все пришли в уныние. Нигде не было видно ничего живого, даже птицы в небе, но им не хотелось даже думать о том, что будет, если ночь застанет их в этой каменной пустыне.

Вдруг Гимли, ушедший далеко вперед, окликнул их. Они поспешили к нему и увидели у холмика, где он стоял, узкую, глубокую ложбину. Она была пуста и безмолвна, и вода еле сочилась на ее дне, среди черных и красных камней; но по ее краю виднелись полуразрушенные остатки древней дороги.

— Вот она, наконец! — воскликнул Гандальф. — Здесь струился когда-то Сираннон, и здесь идет дорога. Но эта речка всегда была быстрой и шумной; не знаю, что с ней случилось. Нам нужно спешить, друзья; скорее, или мы опоздаем.

Преодолевая усталость, они шли еще много миль по этой старой дороге и сделали только один короткий привал. Солнце уже перешло далеко за полдень, когда дорога круто повернула на восток, и они увидели невысокий, отвесный утес с иззубренной вершиной; видно было, что когда-то с него свергался могучий водопад, но теперь от этого водопада остались лишь скудные струйки.

— Да, все здесь изменилось, — сказал Гандальф, — но ошибиться нельзя: это то, что осталось от Водяной Лестницы. Дорога, насколько я помню, здесь уходила влево и поднималась наверх несколькими извилинами. А там, наверху, была неглубокая лощина, где протекал Сираннон, и дорога шла рядом с ним до самых Врат. Посмотрим, что делается там сейчас.

Они без труда нашли ступени, и Гимли быстро поднялся первым; за ним последовали Гандальф и Фродо. Позади них вечереющее небо сияло холодным золотом; но впереди, заполнив всю лощину, темнело большое, неподвижное озеро. Ни небо, ни солнце не отражались в его угрюмых водах. Сираннон был запружен; он разлился и заполнил лощину. А по ту сторону озера высились мрачные, неприступные утесы; Фродо с ужасом смотрел на них и не видел на их хмуром камне никаких признаков ворот, — ни трещинки, ни царапинки.

— Вот стена Мориа, — сказал Гандальф, указывая на утесы. — Когда-то там была Дверь, Врата Эльфов, и туда уходила дорога, приведшая нас сюда. Но подойти мы не можем. Едва ли кто-нибудь из нас отважится плыть по этому озеру, особенно в сумерках.

— Нужно найти обход, — ответил Гимли. — Все равно, мы не сможем втащить пони по этим ступенькам.

— И, во всяком случае, мы не сможем взять его в Подземелье, — добавил Гандальф. — Пути там темные и тесные; если даже мы и сможем пройти там, то он — нет.

— Бедный Черныш! — сказал Фродо. — И бедный Сэм! Что-то он скажет?

— Жаль, — ответил Гандальф, — но ничего не поделаешь. Бедный Черяыш был полезным спутником, и мне больно прогонять его теперь. Я все время боялся, что нам придется выбрать этот путь, но сначала было решено иначе. Будь моя воля, я не взял бы никакого пони, тем более этого, к которому Сэм так привязался.

Смеркалось; холодные звезды начали появляться в небе, высоко над закатом, когда Отряд поднялся по извивам дороги и вышел к берегу озера. Оно казалось не очень широким; его северный конец был не дальше, чем в полумиле от них, а между краем воды и крутым склоном долины тянулась полоска суши.

Они заспешили в обход озера, так как до указанных Гандальфом утесов нужно было пройти еще милю или две, а после того кудеснику предстояло еще найти Дверь.

На северном конце озера путь им преградила узкая канава с застоявшейся, зеленой водой, похожая на скользкую руку, тянущуюся к Окружающим холмам.

Гимли смело шагнул в нее и нашел, что она совсем неглубокая. Но переходить нужно было очень осторожно, так как камни под зацветшей поверхностью были слизистые и скользкие. Фродо содрогнулся от отвращения, прикоснувшись ногой к этой мутной, гнилой воде, совсем непохожей на светлые ручейки Шира.

Сэм шел последним, ведя пони, и едва успел переправиться, когда они услышали слабый свистящий звук, а потом всплеск, словно в воде плеснулась большая рыба. По тусклой поверхности озера побежали круги, очерченные черной тенью; они разбегались от дальнего конца. Раздалось короткое бульканье и умолкло. Сумерки сгущались; угасающую зарю затягивали легкие тучки.

Гандальф шагал теперь широко и быстро, и остальные едва успевали за ним.

Узкая полоска земли, по которой они шли, была усеяна каменными глыбами, и держаться подальше от воды было трудно. Наконец они дошли до остатков самшитовой рощи, когда-то охранявшей вход в Мориа; от нее остались только пни и груды гниющих сучьев, но у самой скалистой стены еще стояли два дерева, живых и мощных, с густой зеленой листвой. Они были крупнее любого самшитового дерева, какое Фродо видел наяву или в воображении, а их могучие корни тянулись до края озера и уходили в воду. Они высились, огромные, безмолвные, но вечнозеленые; на землю от них падала густая тень, и они казались гигантскими колоннами, охраняющими этот конец дороги.

— Наконец-то мы здесь! — произнес Гандальф. — Здесь кончается дорога Эльфов из Холлина. Эти деревья — знак их племени и стоят на границе их владений. Счастливое было время, когда дружба царила между различными племенами, даже между Карликами и Эльфами!

— Не Карлики виноваты, если эта дружба прервалась, — сказал Гимли.

— Я слышал, что и не Эльфы, — быстро возразил Леголас.

— Я слышал и то и другое, — прервал их Гандальф, — но сейчас не буду выносить решения. Прошу вас обоих, Леголас и Гимли, будьте друзьями хоть вы и помогите мне! Дверь заперта и скрыта; чем скорее мы найдем ее, тем лучше.

Ночь уже близка.

Он обернулся к остальным: — Пока я буду искать, вы приготовьтесь войти в Подземелья. Пони нам придется оставить здесь; поэтому не берите теплых вещей, которые, я надеюсь, больше не понадобятся нам, а остальную поклажу разделите между собою; особенно провизию и воду.

— Но неужели вы бросите бедного Черныша одного в этом гиблом месте! — горестно вскричал Сэм. — Я на это не согласен, и точка! Он ушел уже с нами так далеко…

— Мне жаль, Сэм, — ответил кудесник, — но его нельзя будет ввести в этот подземный мрак. Ты должен выбрать, с кем пойдешь, — с ним или с Фродо.

Сэм протестовал, уверяя, что оставить пони здесь-это все равно, что убить его. Тогда, дабы успокоить бедного Коротыша, Гандальф положил руку на голову пони и произнес несколько тихих слов — заклинание, которое должно было помочь животному найти путь в Ривенделль и охранять его на этом пути от всяких опасностей.

— Ну, вот, Сэм, — сказал он потом. — Теперь Черныш защищен едва ли не лучше, чем мы сами. Развьючь его.

Сэм ничего не ответил, но разрыдался, когда пони, словно прощаясь, положил морду ему на плечо. Заливаясь слезами, он развьючил своего любимца; остальные отобрали из поклажя самое необходимое, а все, без чего могли обойтись, отложили в сторону.

Тем временем Гандальф стоял между деревьями, глядя на голый камень утеса так пристально, словно хотел взглядом просверлить его насквозь. Гимли ходил у стены взад и вперед, постукивая по ней своим топором, а Леголас приник к ней, словно прислушиваясь.

— Мы готовы, — заявил Мерри, — а где же Дверь? Я ее не вижу.

— Двери Карликов делаются не для того, чтобы их видел каждый, — ответил Гимли. — Иногда их не могут найти даже их хозяева, если забыли секрет.

— Но эта Дверь — не секрет, известный только Карликам, — возразил Гандальф, словно очнувшись. — Тот, кто знает, что искать, может увидеть ее знаки.

Он подошел вплотную к стене. Между тенями деревьев она была совершенно гладкая, и здесь он провел по ней ладонью, вправо и влево, вверх и вниз, бормоча что-то вполголоса. Потом он отступил.

— Смотрите! — сказал он.

Луна осветила серую поверхность камня, и там, где кудесник провел рукой, на камне медленно появились чуть видные черты, словно тончайшие жилки.

Сначала они были не толще паутины и слабо мерцали в свете луны, но постепенно становились все шире и яснее, пока наконец не сложились в цельный рисунок.

На самом верху, куда едва дотянулся рукой Гандальф, шла дугой длинная надпись, сделанная руками Эльфов. Ниже можно было различить изображение наковальни и молота, а над ними — что-то вроде короны, увенчанной семью звездами. Пониже наковальни виднелись, справа и слева, два дерева с полумесяцами вместо плодов и листьев. Но ярче всех этих изображений сияла посредине Двери большая одинокая звезда о многих лучах.

— Молот и наковальня, — знаки Карликов! — вскричал Гимли.

— И деревья — знаки Эльфов, — добавил Леголас.

— И звезда — знак мудрого Феанора, — заключил Гандальф. — Они сделаны из волшебного металла, который отражает только овет луны и звезд, а просыпается только от прикосновения тех, кто сумеет произнести слова тайного, давно забытого миром языка. Я слышал их очень давно, и мне пришлось долго вспоминать их.

— А что означает надпись? — спросил Фродо. — Я знаю руны Эльфов, но этих прочесть не могу.

— Это древние руны, — ответил Гандальф, — и здесь на- писано: "Это Врата Мориа. Скажи, друг, и войди".

— А что значит "Скажи, друг, и войди"? — спросил Мерри.

— Очень просто, — ответил Гимли. — Если ты друг, то скажи тайное слово, и Дверь откроется для тебя.

— Да, — подтвердил Гандальф, — эта Дверь управляется словом. Бывают другие, которые открываются только в определенный час или для определенных лиц; бывают и такие, для которых, кроме слова и часа, нужен ключ. Но у этой Двери нет ключа, и в прежние времена она не была, потайной: она всегда была открыта, и только стража охраняла ее. А когда она закрыта, ее может открыть всякий, знающий ее слово. Я не ошибся, Гимли?

— Нет, — ответил Карлик. — Но это слово забыто: давно уже исчезли те, кто делал эту Дверь, и те, для кого она была сделана.

— Но разве вы не знаете этого слова, Гандальф? — удивленно спросил Боромир.

— Нет, — коротко ответил кудесник.

— Тогда зачем вы привели нас сюда? — гневно вскричал Боромир и взглянул на потемневшую воду. — Вы говорили, что один раз уже были в Подземельях; как же вы вышли из них, если не можете войти?

— Я не знаю слова сейчас, Боромир, — сурово ответил Гандальф, — но я его найду. Спрашивать меня, зачем я делаю то или это, вы будете только, если мои действия окажутся бесполезными. А что до вашего второго вопроса, то я вошел туда не здесь, а на востоке. А эта Дверь открывается изнутри: оттуда ее можно открыть одной рукой, и слово нужно только для того, чтобы открыть снаружи.

— Что же вы хотите сделать теперь? — спросил Пиппин, не испугавшись сверкающих под кустистыми бровями глаз кудесника.

— Если никто не будет мешать глупыми вопросами, — ответил Гандальф, — то я поищу слово и найду его!

Он подошел к двери. — Я знаю множество заклинаний, на всех языках Людей, Эльфов и Орков, — сказал он, — и среди них должно найтись то, которое нужно. Я не стану обращаться к Гимли за тайными заклинаниями Карликов, которых они не открывают никому: эта Дверь несет знаки Эльфов, и в языке Эльфов должен быть ключ к ней, я уверен.

Он прикоснулся жезлом к серебряной звезде посредине Двери и повелительным голосом произнес длинную фразу на языке Эльфов. Серебряные линии потускнели, но скала не шевельнулась. Несколько раз он произносил ту же фразу, переставляя или изменяя слова в ней, но напрасно. Не помогли и отдельные слова языка Эльфов, произносимые то громко, то тихо, то быстро, то медленно. Скала продолжала выситься неподвижно; мрак сгущался, в небе зажглись бесчисленные звезды, подул холодный ветер, а Врата Мориа оставались закрытыми.

Гандальф снова приблизился к стене, воздел руки и стал выкрикивать повеление на всех языках Запада, но напрасно. Тогда он отбросил жезл и молча опустился на камень.

В это мгновение ветер донес до них издали тоскливый волчий вой. Пони испуганно рванулся, и Сэм зашептал ему на ухо, чтобы успокоить.

— Держи его получше, Сэм, — сказал Боромир. — Кажется, он нам еще понадобится, если только волки не найдут нас. Проклятая лужа! — И, подняв с земли большой камень, он раздраженно зашвырнул его далеко в озеро.

Камень исчез с тихим всплеском. Послышалось шипенье и бульканье, и на воде, далеко от того места, где упал камень, появились широкие круги, медленно приближавшиеся к берегу, где стоял Отряд.

— Что вы наделали, Боромир! — упрекнул его Фродо. — Мне тоже не нравится это место, и мне страшно; но зачем вы потревожили озеро?

— Давайте уйдем отсюда! — жалобно сказал Пиппин.

— Почему Гэндальф не сделает чего-нибудь? — добавил Мерри.

Гандальф словно не слышал их; он сидел, понурясь, погруженный не то в отчаяние, не то в глубокую задумчивость. Издали снова донеслись завывания, а у ног заплескались волны, пришедшие через озеро.

Но вдруг старый кудесник вскочил, так неожиданно, что все вздрогнули. — Нашел! Нашел! — вскричал он и засмеялся. — Ну, конечно! Это так просто — как всякая загадка, когда знаешь ответ!

Он схватил свой жезл, прикоснулся им к звезде и произнес громко:

— Меллон! — На языке Эльфов это означало "Друг".

Звезда вспыхнула, потускнела, снова. Потом медленно об рисовались очертания большой сводчатой Двери. Так же медленно она разделилась пополам, и обе створки начали расходиться, дюйм за дюймом, пока не прилегли к стене, открыв Дверь на всю ширину. За нею находилась каменная лестница, уходившая круто вверх; но видны были только первые ступени, а дальше тьма сгущалась непроницаемо.

— Мы с Гимли оба ошиблись, — сказал Гандальф, пока остальные ошеломленно разглядывали Дверь и лестницу за нею. — Слово этой Двери стояло на ней открыто. Надпись нужно было читать так: "Скажи "Друг" и войди". Это очень просто; слишком просто для наших тревожных времен. Но теперь мы можем войти.

Он уже шагнул на нижнюю ступеньку; Фродо хотел следовать за ним, но тут что-то схватило его за ногу, он вскрикнул и упал. Пони дико заржал и, развевая хвост, в ужасе кинулся бежать вдоль берега. Сэм погнался было за ним, но, услышав голос Фродо, бросился к нему. Остальные взглянули и увидели; что вода в озере бурлит, а у берега копошится словно клубок перепутавшихся змей.

Из воды выхлестнулось длинное, гибкое щупальце, бледно-зеленое, влажное и блестящее; оно обвилось Фродо вокруг лодыжки и тащило его в озеро. Сэм, упав на колени, принялся полосовать щупальце ножом, плача и приговаривая что-то. Оно отпрянуло, и Сэм потащил своего друга прочь от воды, зовя на помощь. Но из воды взвилось, свистнув по воздуху, десятка два щупальцев сразу; по озеру заходили волны, а в воздухе разлился неприятный, удушливый запах.

— В Дверь! Наверх! Скорее! — прогремел Гандальф. Все, кроме Сэма, оцепенели от ужаса, но он, подбежав, сорвал их с места и погнал к лестнице.

Это было как раз вовремя. Сэм и Фродо, уже поднялись на несколько ступенек, а Гандальф был на нижней, когда щупальца подползли л начали слепо обшаривать стену и Дверь. Одно даже переползло через порог; видно было, как оно блестит в лунном свете. Гандальф обернулся и остановился; быть может, он соображал, каким заклятием можно закрыть Дверь изнутри. Но в заклятии не было надобности: десятки извивающихся змей схватились за раскрытые створы и мощным усилием захлопнули их. Раскатилось громовое эхо; упал полный мрак, а сквозь каменные створы донесся скрежет и грохот.

Сэм, цепляясь за руку Фродо, рухнул на ступеньки. — Бедный Черныш! — еле выговорил он сквозь рыдания. — И волки, и змеи… Но я не мог покинуть вас, Фродо!

Они услышали, как Гандальф спустился по ступенькам и ударил жезлом в Дверь. Скала содрогнулась, и по лестнице прошел трепет, но Врата Мориа не открылись больше.

— Заперты! — произнес кудесник. — Теперь для нас остается только один путь: насквозь, через Подземелья. Судя по шуму, Дверь завалена камнями, и деревья вырваны с корнем и брошены, чтобы загородить ее. Жаль; они были красивы и еще могли бы простоять.

— Я ощутил что-то страшное, как только прикоснулся ногой к воде, — сказал дрожащим голосом Фродо. — Что это была за тварь? Одна она, или их много?

— Не знаю, — ответил Гандальф, — но, кажется эти щупальца или змеи управлялись единой волей. В подземном и подводном мраке могут жить существа, еще более древние и злобные, чем Орки. — Он умолчал о том, что, кем бы ни было это чудовище в озере, оно схватило прежде всего Кольценосца.

Боромир прошептал и каменное эхо превратило его тихий шепот в громкий, слышимый всем: — В подземном мраке! И мы вошли сюда против моей воли. Кто поведет нас в этой кромешной тьме?

— Я, — ответил Гандальф, — а со мною пойдет Гимли. Следуйте за моим жезлом!

Он поднялся по лестнице, обогнав остальных, и высоко воздел жезл, на конце которого сиял теперь слабый свет. Большая лестница была широкая и прочная. Они насчитали двести ступеней и тогда очутились в сводчатом проходе, уходившем далеко во тьму.

Фродо предложил остановиться здесь и поесть: он уже очнулся от пережитого ужаса и вдруг ощутил сильный голод. Его предложение пришлось всем по душе; они поели, сидя на ступеньках, а тогда Гэндальф дал им еще по одному глотку Эльфов.

— Боюсь, что его хватит ненадолго, — сказал он, — но сейчас он нам необходим. А если судьба не будет к нам особенно благосклонной, то нам придется долить его до конца раньше, чем мы выйдем на другую сторону. Воду нам нужно будет беречь. В Подземельях есть много ручьев и колодцев, но пить из них нельзя. Нам удастся наполнить свои мехи и фляжки только в Сумеречной долине.

— А это далеко? — спросил Фродо.

— Не могу сказать. Это зависит от многого. Но если мы пойдем прямо и не заблудимся, то нам понадобится три-четыре перехода. По прямой линии между Западными и Восточными Вратами лежит не менее сорока миль, а путь может оказаться извилистым.

Немного отдохнув, они пошли дальше. Всем хотелось пройти этот мрачный путь как можно скорее, и все, несмотря на усталость, готовы были идти еще много часов. Впереди, как и раньше, шел Гэндальф со светящимся жезлом в левой руке и с мечом в правой, а за ним — Гимли, у которого глаза так и сверкали, когда он поворачивал голову то вправо, то влево. За Карликом шел Фродо с обнаженным Жалом и руке. Ни у него, ни у Гандальфа мечи не светились, и это было хорошо, ибо кузнецы-Эльфы дали им способность светиться только с приближением опасности. За Фродо шел Сэм, за ним — Леголас, потом Мерри с Пиппином, потом Боромир. Позади всех, угрюмый и безмолвный, шагал Арагорн.

Они шли во мраке, то сворачивая, то вверх, то вниз. Воздух был теплый и душный, но из отверстий, попадавшихся по стенам, ощущалось иногда прохладное дуновение. В слабом свете волшебного жезла виднелись по сторонам проходы, арки, лестницы, ведущие круто то вверх, то вниз. Фродо чувствовал, что запомнить все это невозможно; голова у него уже начинала кружиться. Он заметил, что иногда, на распутьях, Гандальф советуется с Гимли, но что решение всегда остается за ним: несмотря на мрак, несмотря на все повороты, кудесник знал, какого направления держаться, и не уклонялся от него.

Но даже с таким предводителем путь был очень опасен. Им все чаще попадались колодцы и ловушки, которые нужно было обходить, или трещины, через которые нужно было перепрыгивать. Самая широкая была в семь футов, и Пиппин долго не мог набраться смелости, чтобы перепрыгнуть через нее. А Сэм все чаще вспоминал, что среди всей поклажи, взятой из Ривенделля, не оказалось ни куска веревки: здесь она очень пригодилась бы.

Фродо чувствовал себя как-то странно. Отдых, еда и глоток чудесного напитка Эльфов подбодрили его, но теперь в нем опять стала пробуждаться какая-то непонятная тревога. Рана от волшебного клинка, хотя и зажившая в Ривенделле, не прошла для него даром: все его чувства обострились, он видел в темноте почти так же, как Гандальф, и слышал то, чего не слышали другие.

К тому же он был Кольценосцем и иногда ощущал Кольцо, как гнетущую тяжесть.

Он чуял опасность и впереди, и позади, но не говорил об этом ничего и продолжал шагать, крепче сжимая рукоять меча.

Он изредка слышал перешептывание остальных позади себя; он слышал глухой стук сапог Карлика, тяжелые шаги Боромира и легкие — Леголаса, мягкий топот ног Хоббитов, а позади всех-широкую, медленную, твердую поступь Арагорна.

Когда Отряд останавливался, он слышал шорох воды, просачивающейся сквозь камень. Но вскоре он начал слышать-или думал, что слышит, — еще один звук: слабый топот и шлепанье мягких, босых ног; Этот звук никогда не был достаточно четким, чтобы сказать о нем с уверенностью; но, раз послышавшись, он не прекращался, пока Отряд не останавливался. И он не был эхом: когда они останавливались, он слышался еще некоторое время, прежде чем затихнуть.

Отряд шел уже, с короткими остановками, несколько часов, когда Гандальфу встретилось первое серьезное затруднение. Широкая, темная арка перед ним открывалась на три прохода; все они вели в одну и ту же сторону — на восток, но левый нырял вниз, правый карабкался круто вверх, а средний шел прямо, но был очень узким.

— Я не помню этого места! — сказал кудесник, остановившись в нерешимости. С помощью своего жезла он искал по стенам какие-нибудь знаки или надписи, которые помогли бы ему выбрать путь, но напрасно. — Я слишком устал, — произнес он, покачав головой, а вы, вероятно, еще больше. Нам лучше остановиться и переждать здесь остаток ночи.

Они нашли сбоку каменную дверь, закрытую, но легко подавшуюся под рукой, за нею оказалось обширное помещение, и Мерри с Пиппином радостно кинулись было туда, но кудесник остановил их и вошел первым, освещая себе путь. Эта предосторожность оказалась нелишней: посреди комнаты они увидели большое круглое отверстие, словно устье колодца. Обрывки ржавых цепей валялись вокруг и свешивались за край черной ямы.

— Вы упали бы туда и сами не поняли бы, что с вами случилось, — сурово упрекнул Коротышей Арагорн. — Пусть лучше первым идет наш предводитель, пока он может.

— Вероятно, это помещение для стражи, охранявшей проходы, — сказал Гимли, — а эта дыра — колодец. Раньше он закрывался каменной крышкой, но теперь крышки нет, и нам нужно быть осторожными.

Колодец неудержимо привлекал любопытство Пиппина. Пока остальные разворачивали одеяла и устраивались на ночлег подальше от опасной дыры, Хоббит подполз и заглянул в нее. Он ощутил на лице холодное дуновение, поднявшееся из неведомых глубин; поддавшись мгновенному порыву, он нашарил около себя камень и бросил его в черноту дыры, но лишь долгое время спустя услышал внизу всплеск, — очень далекий и слабый, но усиленный эхом от каменных стенок.

— Что это? — вскричал Гандальф, кинувшись к нему. Когда Пиппин признался ему в своем проступке, он одновременно и успокоился, и рассердился.

— Глупый мальчишка! — гневно вскричал он. — Мы здесь не на прогулке!

Если тебе захочется швырнуть туда что-нибудь еще, бросься Лучше сам, — тогда нам будет спокойнее. А теперь — сиди и молчи!

Некоторое время тишина была полной, но потом из глубины донеслось слабое "Тук-тук! Тук-тук!". Это звучало тревожно, как сигнал, но постепенно замерло и прекратилось.

— Это стучали молоты, или я в них не разбираюсь, — заявил Гимли.

— Да, — ответил Гэндальф, — и мне это не нравится. Может быть, Пиппинов камень тут не при чем; но возможно, что мы потревожили что-то, чего лучше было бы не трогать. Прошу вас всех, не делайте больше ничего такого! Может быть, нам еще удастся отдохнуть без помех; но вы, Пиппин, в наказание будете нести первую стражу.

Пиппин огорченно сел у двери. Было совершенно темно, но он все время оборачивался, боясь, что из колодца выползет что-нибудь страшное. Ему очень хотелось закрыть дыру хотя бы плащом, но он не смел шевельнуться, чтобы не рассердить кудесника, хотя тот, казалось, уснул.

Но Гандальф не спал. Лежа в темноте, он старался вспомнить все подробности о Мориа и обдумывал дальнейшие шаги, зная, что каждая ошибка сейчас может оказаться гибельной. Наконец, не в силах уснуть, он встал и сменил Пиппина, у которого глаза уже смыкались.

Он просидел так полных шесть часов, а тогда разбудил остальных.

— Я обдумал путь, — сказал он. — Средний проход не нравится мне своим видом, а левый — своим запахом; по-этому я выбираю правый. Нам пора снова подниматься наверх.

Они двинулись в путь и снова шли долго, не слыша ничего, кроме звука своих шагов, не видя ничего, кроме слабого свечения на жезле кудесника впереди. Проход, выбранный Гандальфом, поворачивал то вправо, то влево, но вел все время вверх, становясь при этом все шире и выше. Очевидно, когда-то он был одной из важных дорог здесь.

Они двигались быстро, и Фродо немного приободрился, ощущая непрерывный подъем; но тревога не покидала его, так как он все время слышал, далеко позади Отряда, отзвук чьих-то шагов, который не был эхом.

Они сделали уже миль пятнадцать, считая по прямой, и начали уже думать о месте для отдыха, как вдруг стены справа и слева словно исчезли, и они очутились в каком-то обширном, темном пространстве. Позади них воздух был теплым, но в лицо им повеяло холодом. Они остановились, столпившись поближе друг к другу.

Гандальф казался довольным. — Я выбрал правильно! — сказал он. — Кажется, мы уже недалеко от Восточного входа, но находимся высоко, гораздо выше Сумеречной долины. Судя по воздуху, мы попали в большой зал; попробуем осветить его по-настоящему.

Он поднял жезл, из которого сверкнула словно яркая молния. Тени кругом разорвались, разбежались, и на минуту они увидели над собою обширные оводы, опирающиеся на множество высеченных в камне колонн. Зал был обширный и пустой, с черными стенами, гладкими и блестящими, как стекло. В нем было три сводчатых двери: одна напротив, в восточной стене, и две по сторонам.

Потом свет погас.

— На большее я сейчас не решаюсь, — сказал кудесник. — В верхних ярусах были окна, и я думаю, что мы уже пришли туда. Если я прав, то мы увидим их, когда наступит утро. Сейчас нам лучше остановиться на отдых. До сих пор все шло хорошо, и большая часть Подземелий осталась позади; но все же отсюда до выхода еще далеко.

Они устроились на ночлег в одном из закоулков огромного зала. Обширная тьма окружала их со всех сторон, и они чувствовали себя подавленными при мысли обо всех бесчисленных, пустых и темных залах, о бесконечно ветвящихся проходах и лестницах. Никак им не удавалось верно представить себе весь огромный подземный город, всю его красоту и необычайность.

Никто не мог уснуть, и разговор невольно пошел о Карликах и об их подземном лабиринте.

— Здесь, наверное, жило раньше множество Карликов, — сказал Сэм, — и они должны были работать веками, не покладая рук, чтобы выточить все это в таком твердом камне. Но зачем они делали это? Неужели они жили здесь, в таких темных норах?

— Это не норы, — возразил Гимли, — а огромный и прекрасный подземный город. И когда-то он был полон света и блеска и великолепия. Всюду горели огни, всюду сияло золото и драгоценные камни. Но это было давно, очень давно!

— От таких воспоминаний становится еще темнее кругом, — заметил Сэм. — А золото и драгоценные камни — они еще здесь? О Карликах всегда говорят, что они купаются в золоте.

Гимли задумался и не ответил, но за него заговорил Гандальф.

— Золото? — произнес он. — Золота в верхних ярусах нет: Орки давно разграбили его. А с тех пор, как Карлики ушли отсюда, никто не осмеливается больше искать сокровища, погребенные в глубине.

— Зачем же Карлики хотят вернуться сюда? — спросил Сэм.

— За митрилем, — ответил кудесник. — Богатством Мориа были не золото и самоцветы — игрушки Карликов, и не железо, их слуга: все это они могли найти и в других местах. Но здесь, и только здесь, из всего мира, добывался митриль, Лунное серебро; так называют его Эльфы, а у Карликов есть для него тайное имя, никому неизвестное. Тогда митриль ценился вдесятеро дороже золота; теперь ему вовсе нет цены: мало его осталось на поверхности, а искать в глубине не отваживаются даже Орки. И как он был основой богатства Карликов, так стал и причиной их гибели: слишком жадно и слишком глубоко устремились они за ним и разбудили Силы, дремлющие во мраке, от которых должны были бежать, бросив все. Почти всем, что они успели добыть, завладели Орки, а у них эту добычу отнял Саурон.

Он вздохнул. — Митриль! Кто в мире не мечтает о нем? Его можно ковать, как медь, и отливать, как стекло; а Карлики превращали его в металл, легкий, но прочнее стали. Он блестит, как серебро, но никогда не темнеет и не тускнеет. Эльфы его очень любили и делали из него Лунозвезд, тот металл, который вы видели на Двери. Бильбо когда-то получил в подарок от правителя Карликов. Интересно, где она сейчас? Неужели пылится где-нибудь в чулане?

— Как! — вскричал Гимли, словно очнувшись. — Кольчуга из Лунного серебра? Но это царский подарок!

— Да, — сказал Гандальф. — Я никогда не говорил ему, но она стоит дороже, чем весь Шир и все, что в нем есть.

Фродо не сказал ни слова, но украдкой сунул руку под куртку и прикоснулся к своей кольчуге. Он был потрясен, что разгуливает с таким сокровищем под одеждой. Знал ли об этом Бильбо? Конечно, знал. Это действительно царский подарок… Но тут его мысли унеслись далеко от Мориа: к Ривенделлю, к Бильбо, к домику в Шире. Его охватило горячее желание вернуться туда, к тем дням, когда он косил свою лужайку и ухаживал за цветами и не слыхивал ничего ни о Мориа, ни о митриле ни о Кольце.

Наступило молчание. Постепенно уснули все, кроме Фродо, стоявшего на страже. Ему было страшно; руки у него похолодели, на лбу проступал пот. В течение двух бесконечных часов он вслушивался во мрак, но не слышал ничего — даже отголоска шагов, который все время преследовал его.

Уже к концу своей стражи, вглядываясь в сторону невидимого в темноте западного прохода, он увидел там что-то странное — два пятнышка бледного света, похожие на глаза. Он вздрогнул и вскочил. "Должно быть, я задремал", подумал он, встряхнулся и не садился больше, пока Леголас не сменил его.

Он лег и быстро уснул, но во сне слышал шепот и видел медленно приближающиеся, слабо светящиеся глаза. Проснувшись в испуге, он услышал, что остальные тихо переговариваются рядом с ним. Слабый свет падал ему на лицо; высоко, почти под самым потолком, проникал в узкое окно длинный, бледный луч, и стены зала слабо искрились в его свете.

Фродо встал, изумленно оглядываясь.

— Доброе утро! — приветствовал его Гандальф. — Потому что утро пришло, наконец. Я был прав, как видите. Мы находимся высоко на восточном конце Мориа. До конца дня мы должны найти Восточные Врата и увидеть Сумеречную долину, где лежит Зеркальное озеро.

— Я буду рад этому, — сказал Гимли. — Я увидел подземный город; он невелик и прекрасен, но стал темным и заброшенным. И мы не нашли никаких следов пребывания моего племени. Я сомневаюсь теперь, чтобы Карлики побывали здесь после того, как ушли.

— Тогда пойдемте, — сказал Гандальф. — Мы устали, но отдохнем, когда выйдем отсюда. Едва ли кому-нибудь из вас хочется ночевать в Мориа еще раз.

Ища верный путь к Восточным Вратам, они осмотрели весь зал и в одном его углу нашли полуоткрытую каменную дверцу, из-за которой шел тусклый свет. За дверцей оказалась большая квадратная камера; освещение в ней было слабое, но после всех этих часов во мраке оно показалось им таким ярким, что они зажмурились.

Пол в камере был покрыт толстым слоем пыли, а посредине, под лучом света, падающим из узкой бойницы у потолка, виднелась большая черная плита, на которой лежала другая, белая и поменьше.

— Это словно гробница, — пробормотал Фродо, подходя ближе. За ним подошел Гимли, и они увидели на плите глубоко врезанные рунические знаки.

— "Балин, правитель Мориа", — прочел Гимли. — Увы! Это имя вождя моих сородичей, ушедших отсюда! Значит, они были здесь и погибли! — Он опустил капюшон на лицо и не сказал больше ни слова.

ГЛАВА Х НА МОСТУ ХАЗАД-ДУМ

Некоторое время Отряд молча стоял вокруг гробницы. Все были взволнованны. Потом, осматривая камеру, они нашли множество следов, говоривших, что здесь происходила жестокая битва: в пыли валялись кости, и черепа, и сломанные мечи, и рассеченные щиты и шлемы. В числе мечей нашлось несколько черных, изогнутых клинков, какие в ходу у Орков.

В стенах камеры было множество ниш, а в них — сундуки, окованные железом. Все они были разрублены и опустошены; но под сброшенной крышкой одного из них нашлась книга, — вернее, остатки книги, изрубленные, частью обгорелые, залитые кровью. Листы ломались и крошились в руках у Гандальфа, когда он взял их. В книге было много записей, сделанных различной рукой; большинство было рунами Карликов, но встречалась и вязь Эльфов.

Гандальфу стоило немалого труда прочесть ее. Это были хроники того племени Карликов, которое много лет назад отправилось в Мориа, как рассказывал на совещании у Эльронда Глоии, отец Гимли. Здесь говорилось о стычках с Орками, о поисках митриля, о том, как племя поселилось в отбитой у Орков части Мориа и жило и работало там. Но последние страницы говорили о гибели Балина, о тщетных попытках отразить натиск Орков, об отступлении.

— Печальная история! — говорил Гандальф. — Слушайте. "Мы не можем выйти.

Они захватили Мост. Там погибли Фрар и Лони и Нали". Потом: "…озеро у Западных Врат. Страж Воды схватил Оина. Мы не можем выйти. Конец близится.

Бум-бум-бум в глубине". Это мне непонятно. Последняя запись, рунами Эльфов, дрожащей рукой: "Они идут". Это все. — Он умолк и опустил голову.

— "Мы не можем выйти", — пробормотал Гимли. — Хорошо, что озеро опало немного, когда мы были там, и что Страж Воды спал на его дальнем конце.

Гандальф поднял голову и огляделся. — Они сражались у обеих дверей, — сказал он, — но их было уже так мало! Вот чем окончилась попытка вернуть Мориа, — отважная, но неразумная, ибо время для этого еще не пришло. Простимся же теперь с могилой Балина, повелителя Мориа. Книгу мы возьмем с собой и прочтем позже; хранить ее будешь ты, Гимли. Отдай ее своему отцу, когда сможешь; ему будет интересно прочесть это, хотя и тяжело. Но идемте, время не ждет!

— Куда мы пойдем? — спросил Боромир.

— Вернемся в зал, — ответил Гандальф. — Теперь мы знаем, где находимся: в хронике оказано, что это-двадцать первый зал, считая с северного конца.

Мы должны выйти в восточную дверь и идти вниз и правее, к югу. Двадцать первый зал должен быть на седьмом ярусе, то есть на шестом от уровня Врат.

Идемте же!

Не успел Гандальф договорить, как откуда-то снизу, из глубины, донесся раскатистый рокот: "Бумми!"; камень у них под ногами вздрогнул. Они кинулись обратно в зал. "Бум-бум!" загремело снова, словно Подземелья Мориа превратились в барабан для чьих-то огромных рук. Потом раздался оглушительный звук рога, ему ответили другие звуки, хриплые возгласы, топот быстрых ног.

— Они идут! — вскричал Леголас.

— Мы не можем выйти! — отозвался Гимли.

— Мы в ловушке! — вскричал Гандальф. — Зачем только я задерживался! Мы в ловушке, как и они когда-то. Но тогда с ними не было меня. Посмотрим…

— Закройте двери, задвиньте засовы! — крикнул Арагорн. — И будьте наготове: может быть, нам удастся прорваться.

"Бум-бум-бум", — загремели барабаны, и стены содрогнулись.

— Восточную дверь закрывать нельзя, — возразил Гандальф. — Если нам удастся уйти, то только туда.

Хриплый рог зазвучал снова, и ему ответили пронзительные крики. По проходу бежала толпа. Лязгнули мечи, выхваченные из ножен Арагорном и прочими. Клинок в руке у Гандальфа бледно светился; Жало искрилось. Боромир уперся плечом в западную дверь.

— Погодите! Не закрывайте! — крикнул Гандальф. Он отстранил Боромира и, встав на пороге, грозно выпрямился.

— Кто смеет нарушать покой Балина, правителя Мориа? — прогремел его голос.

Ответом ему был сиплый хохот, похожий на стук камней, рушащихся с высоты. Послышался чей-то низкий, глухой возглас, и барабаны снова загремели в глубине.

Гандальф шагнул за порог и быстрым движением вытянул свой жезл. Яркая вспышка осветила проход; засвистели стрелы, и кудесник отскочил обратно.

— Там Орки, их много, — сказал он, — и в их числе черные Уруки из Мордора. И еще там есть большой пещерный Тролль, — кажется, не один. Уйти в эту сторону невозможно.

— И будет еще невозможнее, если они осадят и другую дверь, — угрюмо добавил Боромир.

— С этой стороны еще ничего не слышно, — отозвался Арагорн, слушавший у восточной двери. — Здесь лестница, она ведет круто вниз и уходит далеко. Но нельзя будет убегать сюда вслепую, с погоней по пятам. Запереть эту дверь мы не можем: ключа у нее нет, замок сломан, и она открывается внутрь.

Нужно сначала задержать врагов. Мы научим их бояться двадцать первого зала! — И он, нахмурясь, проверил клинок своего меча.

За западной дверью послышались тяжелые шаги. Боромир налег на дверь, и она закрылась; тогда он укрепил ее обломками досок и осколками мечей. Отряд отступил к дальнему концу зала, готовясь бежать, как только это будет возможно. Дверь задрожала от ударов, потом начала медленно открываться, выталкивая засунутые под нее обломки. В расширяющуюся щель протиснулись огромное плечо и рука, одетые темной, зеленоватой чешуйчатой кожей. Потом внизу стала просовываться большая плоская ступня без пальцев. Все это происходило в полной тишине.

Боромир кинулся вперед и изо всех сил ударил мечом по странной руке; но меч, зазвенев, отскочил и вырвался у него из пальцев. На лезвии виднелись зазубрины.

Но Фродо вдруг, к собственному своему изумлению, ощутил в сердце горячий гнев; крикнув что-то, он кинулся вслед за Боромиром и вонзил меч в мерзкую ногу внизу. Послышался вопль, и нога отдернулась, чуть не вырвав меч из руки Фродо. Черные капли, сбегая с клинка, задымились на полу. Боромир снова налег на дверь и закрыл ее.

— Славный у вас клинок, Фродо! — крикнул Арагорн. Но на дверь снова посыпались тяжелые удары, она затрещала, прогнулась и опять стала отходить.

Оттуда засвистели стрелы, но падали безвредно, ударяясь в боковую стену.

Потом раздался звук рога, топот множества ног, и в зал ворвалась толпа Орков.

Сколько их было — Отряд не мог сосчитать. Атака была яростная, но оборона не уступала ей. Леголас осыпал врагов стрелами, Гимли подрубал им ноги топором, Арагорн и Боромир работали мечами, как дровосеки. Много Орков осталось на месте, остальные с воплями бежали. Из Отряда не был ранен никто, и только у Сэма на голове был длинный порез, где скользнул по ней вражеский клинок. Сэм тоже свалил одного или двух Орков и теперь пылал такой яростью, что никто из Ширских друзей и родичей не узнал бы его в эту минуту.

— Пора! — крикнул Гандальф. — Бежим, пока Тролль не вернулся!

Но не успели они достичь лестницы, как в зал ворвался предводитель Орков, настоящий великан, с головы до пят одетый в черную кольчугу, а за ним толпились в дверях его воины. Глаза у великана горели, как уголья, из пасти торчали острые клыки, по губам текла пена. Потрясая копьем, он отбросил кинувшегося ему наперерез Боромира, отразил меч Арагорна и, прянув вперед, как нападающая змея, ударил Фродо своим страшным оружием. Удар был так силен, что Фродо был отброшен к стене и пригвожден к ней за край одежды. Сэм вскрикнул и перерубил копье; Орк отбросил обрубок и схватился за меч, но на голову ему обрушился клинок Арагорна. Посыпались огненные искры; Орк упал с раскроенным черепом, а остальные Орки с визгом бежали, когда Боромир и Арагорн кинулись на них.

— Скорее! — крикнул Гандальф. — Теперь — или никогда! Арагорн подхватил Фродо, лежавшего у стены, и кинулся к лестнице, прикрывая Мерри и Пиппина.

Остальные последовали за ним; но Леголасу силой пришлось утащить Гимли, который словно окаменел над гробницей Балина. Боромир поспешил закрыть и восточную дверь; с обеих сторон у нее были тяжелые железные кольца, но запереть ее было нечем.

— Я уже здоров, — проговорил, задыхаясь, Фродо. — Я могу идти. Пустите меня.

Арагорн удивился так, что чуть не уронил его. — Я думал, вы уже убиты! — вскричал он.

— Нет еще, — ответил за него Гандальф. — Но удивляться некогда.

Спускайтесь по лестнице, все вы! Подождите несколько минут внизу, но если меня не будет, идите дальше. Торопитесь и выбирайте пути, ведущие правее и вниз.

— Но мы не можем оставить вас у двери одного, — возразил Арагорн.

— Делайте, как я говорю! — гневно крикнул кудесник. — Мечи не помогут больше. Ступайте!

За дверью было совершенно темно. Они долго, ощупью, спускались по ступенькам, потом оглянулись, но увидели далеко вверху лишь слабое свечение: кудесник словно стоял на страже у закрытой двери. Фродо дышал с трудом, и кто-то из друзей обнял его, чтобы поддержать. Они услышали донесшийся сверху голос Гандальфа, произносивший непонятные слова, отдающиеся эхом под каменными сводами. Стены содрогались; время от времени раздавался гул подземных барабанов: "Бум-бум! Бум-бум!".

Вдруг на верхнем конце лестницы вспыхнуло белое пламя. Что-то глухо зарокотало, и рокот оборвался тяжелым стуком. Барабаны яростно загремели и умолкли. Гандальф почти скатился по ступенькам и упал на каменные плиты к ногам Отряда.

— Ну, вот! Это и все, — сказал он, с трудом поднимаясь. — Я сделал все, что мог; но я встретил сильного противника и сам едва уцелел. Но не стойте же здесь! Идемте дальше! Вам придется некоторое время обойтись без света: я обессилен. Идемте скорей! Где вы, Гимли? Вы пойдете со мной. Остальным держаться ко мне поближе.

Спотыкаясь, они последовали за ним, стараясь догадаться, что случилось.

Рокот барабанов звучал теперь издали и приглушенно, но не умолкал.

Признаков погони не было, — ни шагов, ни голосов, никаких звуков. Проход вел именно в ту сторону, куда хотел Гандальф, так что им не нужно было сворачивать ни вправо, ни влево; время от времени попадались лестницы вниз, и это было сейчас всего опаснее, так как их можно было заметить, только когда нога встречала пустоту во мраке.

За час они прошли не менее мили и спустились по многим ступенькам.

Звуков погони не было, и они начали надеяться, что им удастся спастись. В конце седьмой лестницы Гандальф остановился.

— Становится жарко, — сказал он, тяжело дыша. — Вероятно, мы уже на уровне Восточных Врат, и скоро нам нужно будет искать поворот в ту сторону.

Надеюсь, это недалеко. Но я устал, я должен отдохнуть, хотя бы за нами гнались все Орки на свете.

Гимли взял его за руку и помог сесть на ступеньки. — Что с вами было там, наверху? — спросил он. — Не встретились ли вы там с барабанщиками?

— Не знаю, — ответил Гандальф. — Но я вдруг очутился лицом к лицу с чем-то, чего не встречал еще ни разу. Я намеревался закрыть дверь своим заклятьем; я знаю много их, но каждое требует времени, и даже закрытую ими дверь можно взломать силой.

Но я слышал за дверью голоса врагов и боялся, что они разобьют ее.

Слышно было плохо; они говорили на своем языке, и я уловил слово "гах": это значит "огонь". Потом появилось что-то, — я почувствовал это сквозь дверь, и даже Орки испугались и притихли. Оно взялось за кольца двери, а тогда заметило меня и мои чары.

Что это было — я не знаю, но я никогда не встречал ничего страшнее.

Чары, направленные против моих, были ужасны, — они почти сломили меня. На мгновение дверь вышла из-под моей власти и начала открываться! Мне пришлось произнести крайнее Повеление. Этого оказалось слишком много Дверь разлетелась в куски. За нею стояло какое-то черное облако, застилавшее свет. Я был сброшен с лестницы, но видел, что стена и своды зала рухнули.

Глубоко погребен теперь ваш родич, Гимли, а вместе с ним погребено и что-то другое. Но, по крайней мере, проход позади нас завален полностью. Я никогда еще не ощущал такого изнеможения, но оно уже проходит. А вы, Фродо?

Как вы себя чувствуете. Не время сейчас говорить об этом, но я никогда в жизни не радовался так, как в тот момент, когда вы заговорили. Я думал, что Арагорн уносит доблестного, но — увы! — мертвого Хоббита.

— Что со мной? — переопросил Фродо. — Я жив и, кажется, цел, хотя весь в синяках. У меня все болит, но ничего серьезного нет.

— Хорошо, — оказал Арагорн. — Я могу сказать только, что не встречал еще таких крепких созданий, как Хоббиты, хотя по ним этого и не заметишь. Знай я это заранее, я бы в Бри разговаривал с ними помягче. Этот удар копья пронзил бы насквозь и кабана!

— Меня он, к счастью, не пронзил, — ответил Фродо, — но я словно побывал между молотом и наковальней. — И он умолк, так как дышать ему было больно.

Они снова двинулись в путь и некоторое время шли молча, но вскоре Гимли сказал:-Впереди свет. Но это не дневной свет: он красный. Что это может быть?

— "Гах"! — пробормотал Гандальф. — Или это значило, что нижние ярусы в огне? Но все равно, мы можем идти только вперед.

Свет усиливался; он трепетал, заставляя стены прохода искриться. Теперь было видно, что он идет из невысокой арки внизу, к которой спускается проход. Оттуда пахнуло жаром.

Отряд подошел к арке, но Гандальф дал остальным знак подождать и вошел первым. Вскоре он вернулся.

— Здесь на нас приготовлена ловушка, — сказал он. — Но теперь я знаю, где мы: на первой глубине, ярусом ниже Врат. Это второй зал Старого Города, и Врата близко отсюда, — не далее, чем в четверти мили на восток. Путь отсюда идет по мосту, вверх по большой лестнице, потом через первый зал и наружу. Но идите и взгляните!

Они заглянули в арку. За нею был зал, еще выше и обширнее того, в котором они ночевали Посредине шли двойным рядом огромные каменные колонны, на их полированной черной поверхности играли красные блики. А через весь пол, у подножья одной пары колонн, шла широкая трещина, из которой время от времени вырывались огненные языки. В жарком воздухе вились струйки дыма.

— Если бы мы пришли сюда по главному пути, то оказались бы пойманными, — сказал Гандальф. — Будем надеяться, что огонь находится теперь между нами и погоней. Но поспешим, медлить некогда!

Издали снова послышался гул барабанов — "Бум-бум-бум!"

Из тьмы в западном конце зала донеслись крики и звуки рогов. От рокота барабанов задрожали колонны, а пламя в трещине взметнулось языками.

— Остался последний кусок пути, — произнес Гандальф. — Если снаружи светит солнце, мы еще можем спастись. За мной!

Он повернул на восток и помчался, остальные за ним. Расстояние было больше, чем казалось с виду. Позади послышался топот погони, вопли, лязг клинков. Над головою у Фродо просвистела стрела.

Боромир засмеялся на бегу: — Этого они не ожидали! Между нами и ними — огонь!

— Вперед! — крикнул Гандаль. — Осторожнее, мост опасен и узок!

Вдруг Фродо увидел впереди черную пропасть: зал обрывался здесь на неведомую глубину. Дальней двери можно было достичь только по узкому каменному мостику без перил, перекинувшемуся через пропасть пятидесятифутовой дугой. Это была древняя защита Карликов от тех врагов, которые захватили бы первый зал и внешние коридоры: по мостику можно было пройти только гуськом.

У начала мостика кудесник остановился, поджидая остальных.

— Идите первым, Гимли! — приказал он. — Потом Пиппин и Мерри. Прямо вперед и наверх, к выходу!

Снова завистели стрелы. Одна ударила Фродо в бок и отскочила, другая пронеслась над самым ухом у Гандальфа. Фродо, уже ступивший на мостик, обернулся. За огненной трещиной кишели толпою Орки, — там были сотни их, и они потрясали оружием, кроваво блестевшим в отсветах пламени. А подземные барабаны рокотали все громче и громче.

Леголас обернулся и натянул тетиву, хотя для его лука расстояние было слишком большое. Стрела упала, не долетев, и он вскрикнул в отчаянии. В конце зала появилось двое Троллей; они притащили по тяжелой каменной плите и перебросили их через огонь, как мостик. Но не Тролли испугали бесстрашного Эльфа. Ряды Орков заволновались и расступились, словно в страхе, и между ними возникло что-то непонятное: словно сгусток мрака, имевший вид человеческой фигуры гигантского роста. Ужас окружал эту мрачную тень, словно незримое облако.

Тень двинулась через трещину, и пламя вскинулось и одело ее сверкающей мантией. В правой руке у нее был огненный клинок, в левой — бич о многих хвостах.

— Горе, горе! — закричал Леголас. — Это Огнемрак! Гимли, взглянув, воскликнул: — Огнемрак, гроза Карликов! — И, уронив топор, закрыл лицо руками.

— Огнемрак! — пробормотал и Гандальф. — Понимаю теперь. Он пошатнулся и тяжело оперся на свой жезл. — Какое несчастье! А я уже так устал!

Одетая огнем тень быстро приближалась к ним. Орки с визгом и воплями перебегали через пламя по каменному мостику. Тогда Боромир поднял рог и затрубил. Громовой звук многократным эхом пронесся под каменными сводами: остановились Орки, остановилась даже грозяая тень, но это вдруг оборвалось, и враги двинулись снова.

— На мост! — крикнул Гандальф, снова выпрямляясь. — Бегите! Гибель грозит каждому из вас! Бегите, пока я удерживаю путь!

Но они не двигались с места. Никто не был в силах покинуть своего вождя пред лицом опасности.

Огнемрак достиг моста. Гандальф пропустил Отряд мимо себя и остановился на вершине арки; левой рукой он опирался на жезл, в правой блестел холодным белым пламенем меч, выкованный Эльфами. Его враг остановился перед ним, развернув гигантские, мрачные крылья, и взмахнул бичом, рассыпая вокруг языки пламени.

Но Гандальф не двинулся с места.

— Ты не пройдешь! — произнес он четким и звучным голосом. — Я — Носитель Тайного Огня, служитель чистого Пламени — запрещаю тебе! Вернись в свой мрак, детище мрака! Ты не пройдешь!

Огнемрак не ответил. Пламя вокруг него угасло, но он стал словно еще темнее и плотнее. Он медленно двинулся по мосту и вдруг вырос неизмеримо, а его крылья распростерлись от одной стены до другой; но Гэндальф еще был виден сквозь его тьму, — маленький, одинокий, но стойкий, словно вековое дерево под натиском бури.

Из мрака сверкнул красным светом огненный клинок. Навстречу ему взметнулся белый клинок кудесника.

Мечи скрестились с оглушительным лязгом, в потоке ослепительных искр.

Огнемрак отпрянул; его меч разлетелся огненными осколками. Кудесник пошатнулся, отступил на шаг, но устоял.

— Ты не пройдешь! — повторил он.

Страшная тень неожиданно рванулась вперед; ее бич со свистом хлестал по воздуху, рассыпая искры.

— Он не устоит один! — вскричал Арагорн и кинулся к кудеснику с громовых кличем: — Изильдур! Я с вами, Гандальф!

— Гондор! — вскричал и Боромир, кидаясь за ним следом. В это мгновение Гандальф поднял свой жезл и, выкрикнув заклинание, с силой стукнул им по мосту. Жезл разлетелся в куски. Из пропасти под мостом взлетело ослепительно белое пламя. Половина моста вместе с Огнемраком рухнула в пропасть. Но, уже падая с раздирающим душу воплем. Огнемрак успел взмахнуть бичом, обвившимся вокруг колен Гандальфа.

Кудесник закачался, упал, тщетно пытаясь уцепиться за камень, и соскользнул в бездну.

— Бегите! — Это было последним, что они услышали от него. Он исчез в пламени.

Пламя сразу погасло. Стало темно. Отряд стоял, окаменев от ужаса, вглядываясь в потемневшую пропасть. Едва Арагорн и Боромир успели подбежать к ним, как остатки моста задрожали и обрушились.

Арагорн окликнул каждого, чтобы они очнулись. — Теперь поведу вас я, — крикнул он. — Мы должны выполнить его последнее приказание. За мной!

Спотыкаясь, они взлетели по широкой лестнице к двери, — Арагорн впереди всех, Боромир-позади. Наверху был широкий, пустой коридор. Фродо слышал, как плачет рядом с ним Сэм, чувствовал, что и сам плачет набегу. Издали доносился глухой рокот барабанов, теперь медленный и жалобный: "Бум-бум!

Бум-бум! Бум-бум!".

Они продолжали бежать. Впереди становилось все светлее, из отверстий в потолке падали широкие, яркие лучи. Они вбежали в большой зал, ярко освещенный через высокие окна в восточной стене, а за этим залом перед ними вдруг открылись Восточные Врата, залитые ослепительным светом.

Створы Врат были разбиты и сорваны с петель. В тени колонн, по сторонам проема, притаилась группа Орков, но одного из них Арагорн разрубил пополам, а остальные разбежались. Отряд не стал гнаться за ними, а сбежал по широким, истертым веками ступеням.

Так миновали они Порог Мориа и, уже потеряв надежду спастись, снова увидели над собою небо и солнце.

Они остановились только в Сумеречной долине, на расстоянии полета стрелы от Ворот. Ее осеняли своею тенью Туманные горы, но на востоке виднелась золотая от солнца даль. Лишь недавно миновал полдень; солнце сияло, и тучки в небе были белые и высокие.

Они обернулись. Врата Мориа грозно чернели в тени скал. Издали, из глубины, донесся слабый рокот барабана: "Бум!". Из черной арки Ворот поднялась и растаяла струйка черного дыма, но долина была пуста. И ничто не шевелилось в ней. "Бум!" И тут скорбь, наконец, одолела их, и они долго плакали — кто стоя и молча, кто кинувшись ничком на землю. "Бум!"

Постепенно подземные барабаны умолкли.

ГЛАВА XI В ЛОРИЕНЕ

Арагорн первым отер слезы и совладал с собой.

— Прощайте, Гандальф! — произнес он, поднимая меч в сторону Мориа. — Не говорил ли я вам: "Если вступите в Мориа — берегитесь"? Увы! Я оказался прав. Какая надежда осталась нам без вас?

Он повернулся к остальным. — Но мы должны продолжать, хоть и без надежды, — оказал он. — Мы можем, в конце концов, отомстить за себя и за него! Идем! Путь нам предстоит далекий.

Они встали и огляделись. К северу долина сужалась, превращаясь в ущелье среди утесов, а выше всех поднимались три снежные вершины: Келебдил, Фануидол и Кархадрас. В дальнем конце ущелья белел поток, низвергавшийся с утесов целой лестницей коротких каскадов и рассыпавшийся у их подножья облаком пены и брызг. Это была та Каменная Лестница, вдоль которой они могли бы спуститься, если бы Кархадрас был милостив и пропустил их. На востоке горы вдруг обрывались, и за ними неясно рисовались обширные просторы; но на юг они шли, насколько хватало глаз.

В стороне, ниже того места, где стоял Отряд, виднелось длинное, узкое озеро наподобие копья, глубоко вонзавшееся в черные массивы. Вода в нем была совершенно тихая и гладкая, темно-голубого цвета, какой бывает у неба в ясный вечер, если смотреть на него из освещенной комнаты, а все берега обрывались отвесно голыми каменными стенами.

— Это Зеркальное озеро, — печально сказал Гимли. — Я помню, как он сказал: "Пусть же порадует тебя это зрелище!" Увы! много путей мне придется пройти, пока я снова смогу радоваться!

Они двинулись по дороге, разрушенной и заросшей кустарником, но все же показывавшей, что некогда здесь проходил главный путь из низин к Подземному Городу. Один из поворотов привел их близко к обрывам над Зеркальным озером, и Гимли непременно захотел взглянуть на него и на долину. Он пригласил с собою Фродо и Сэма.

Заглянув с обрыва в озеро, Фродо несказанно удивился. Сначала он не увидел вообще ничего. Потом в глубокой синеве внизу медленно проступили окружающие горы, и снежные вершины, и небо над ними; но в этом небе мерцали звезды, хотя день был ясный и солнечный. И только своих отражений они не увидели в дремлющей воде.

— Это озеро прекрасное и удивительное, — тихо произнес Гимли. — Наше племя всегда вспоминает о нем. Другого такого нет в мире. — И он поспешил вернуться к остальным, ждавшим его на дороге.

— Что ты видел? — спросил Пиппин у Сэма; но Сэм задумался над необычайностью озера так глубоко, что не услышал вопроса.

Дорога опускалась круто вниз и вскоре привела их к источнику с чистой, как хрусталь, и холодной, как лед, водой. Это было начало Серебряной реки, и отсюда Арагорн свернул по ее течению, чтобы привести Отряд туда, где она сливается с Андуином.

— Там лежат леса Лориена, — произнес Леголас, глядя в ту сторону, — и это — прекраснейшее из всех мест, где живет наше племя. Нигде больше нет таких деревьев, как там! Осенью листва с них осыпается, но превращается в золото; и она держится до весны, когда распускаются новые листья, а тогда ветви бывают усеяны золотистыми цветами. И почва в этих лесах — золотая, и кровля — золотая, а стволы деревьев — как серебро. Так поется в наших песнях. Сердце у меня радовалось бы, если бы я вступил под сень этих деревьев весной!

— У меня сердце возрадуется даже зимой, — ответил Арагорн. — Но до этих лесов еще много миль. Поспешим!

Он вел Отряд так быстро, что вскоре Сэм и Фродо начали отставать. Рана у Сэма болела, и голова кружилась, а Фродо чувствовал, что задыхается на каждом шагу. Обоим было холодно после теплого, неподвижного воздуха подземелий, и оба ощущали неприятную слабость. Они отстали уже далеко и были готовы упасть, когда Леголас заметил их отсутствие и окликнул Арагорна; тогда тот подбежал к ним, зовя с собою Боромира.

— Простите меня, Фродо, — сказал он с раскаянием, — но за всем тем, что случилось сегодня, я совсем забыл, что вы с Сэмом ранены. Но потерпите еще немного: скоро будет место, где мы сможем отдохнуть, и там я попробую помочь вам. Мы с Боромиром донесем вас туда на руках.

Было уже часа три пополудни, когда они достигли долины, где Серебряная река сливается с другим выбегавшим из гор потоком. По склонам здесь рос невысокий, темный ельник, но долина была ровная и травянистая, и река весело журчала в ней по блестящим, разноцветным камешкам. Здесь они остановились. Пока Гимли и оба младших Коротыша разводили костер и кипятили воду, Арагорн занялся Сэмом и Фродо. Рана у Сэма была страшная с виду, но неглубокая, и, осмотрев, ее, Арагорн с радостью убедился, что нанесший ее клинок не был отравлен.

— Тебе повезло, Сэм, — сказал он. — Многие расплачивались за своего первого Орка дороже, но твоя рана заживет быстро.

Он достал из своей сумки пучок увядшей травы. — Это ателас, который я нарвал еще близ Ветровой вершины, помните? Он завял и отчасти потерял силу, но все-таки поможет. Вскипяти его, Сэм, и промой свою рану, чтобы я мог перевязать ее. Теперь ваша очередь, Фродо.

Несмотря на все протесты Фродо, не желавшего раздеваться, он осторожно снял с него куртку и рубашку, а тогда изумленно ахнул при виде кольчуги, мерцавшей, как лунная дорожка на воде.

— Смотрите-ка, друзья! — вскричал он. — Вот добыча, которой обрадовался бы даже королевич Эльфов! Если станет известно, что у Хоббитов такие шкурки, то в Шир сбегутся охотники со всего мира.

— И все их стрелы окажутся напрасными, — возразил Гимли, с восхищением разглядывая кольчугу. — Митриль! Я никогда не видел и не слышал ничего подобного. Если Гандальф говорил о ней, то он оценил ее слишком низко. Но она попала в хорошие руки!

Под кольчугой Фродо был весь в синяках, а там, куда ударило копье Орка, ее кольца впились в кожу. Арагорн обложил его примочками из горячего отвара целебной травы, и вскоре Фродо почувствовал себя лучше: боль утихла, и дышать стало легче. Аромат целебного отвара возвратил тем, кто вдохнул его, силу и бодрость.

Они отдыхали недолго и снова продолжали путь. Солнце заходило, когда они поднялись из долины; кругом ложились сумерки, из лощин поднимался туман.

Гимли и Фродо шли последними, чутко прислушиваясь ко всякому шороху. Оба долго молчали, потом Гимли заговорил.

— Ни звука кругом, — сказал он. — Никаких врагов поблизости. Похоже, что Орки удовлетворились, изгнав нас из Мориа. Может быть, им только этого и было нужно, и они совсем не гнались за нами или за Кольцом.

Фродо не ответил. Он обнажил Жало, и клинок не светился; но все-таки он слышал что-то или ему только казалось так. Едва начало смеркаться, как он снова начал улавливать быстрый, мягкий топот позади. Он резко обернулся и увидел две светлые точки, блеснувшие в сумерках; тотчас же они метнулись в сторону и исчезли.

— Что случилось? — опросил Карлик.

— Не знаю, — ответил Фродо. — Мне показалось, что я слышу шаги; мне показалось, что я вижу глаза. Это мне казалось часто, с тех пор, как мы вошли в Мориа.

Гимли остановился и припал ухом к земле. — Нет ничего, — сказал он, поднимаясь. — Я слышал только ночные речи камней и трав. Скорее, нам нужно догнать остальных!

Было уже темно, когда они вышли на гребень холмов и увидели внизу обширную туманную долину; оттуда доносился неумолчный шум листвы, словно шум тополей, колеблемых ветром.

— Лориен! — вскричал Леголас. — Лориен! Мы пришли к опушке Златолиственных Лесов. Как жаль, что теперь зима! Как жаль, что сейчас ночь!

Дорога привела их к высоким деревьям, ветви которых сплетались сводом наверху; стволы деревьев отсвечивали серебром, а листья — тусклым золотом.

— Лориен! — произнес Арагорн. — Как я счастлив, что слышу ветер в его ветвях! Здесь мы выберем место для ночлега. Будем надеяться, что сила Эльфов защитит нас от опасностей, грозящих позади.

— Если только Эльфы еще живут здесь, — заметил Гимли.

— Я слышал, что Лориен еще не покинут, — возразил Леголас, — и что у здешних Эльфов действительно есть какая-то тайная сила, охраняющая их страну. Но их редко можно увидеть; вероятно, они живут в глубине своих лесов.

— Да, в глубине, — произнес Арагорн и вздохнул, словно какие-то воспоминания шевельнулись в нем. — Мы тоже войдем поглубже, а там поищем место для отдыха.

Он шагнул вперед, под деревья, но Боромир не тронулся с места. — Разве нет другого пути? — спросил он.

— Какой путь прекраснее этого? — возразил Арагорн.

— Открытый, хотя бы и преграждаемый мечами, — ответил Боромир. — Странными путями шел до сих пор наш Отряд и встречал на них только неудачи.

Против моей воли мы шли сквозь Подземелья Мориа и там нашли несчастье. А теперь вы говорите, что мы должны войти в леса Лориена. Но в Гондоре говорят, что они опасны и что не всякий, кто туда войдет, сможет оттуда выйти, а из тех, кто вышел, никто не выходил без вреда для себя.

— Скажите — без перемен в себе, и тогда вы будете ближе к правде, — возразил Арагорн. — Должно быть, древние знания забываются у вас, Боромир, если в Гондоре могут говорить плохо о Лориене. А другого пути у нас нет, если вы не хотите в одиночку вернуться в Мориа, или пересечь горные цепи, или проплыть по Великой Реке.

— Тогда ведите нас, — сказал Боромир, — но я предупредил вас, что этот путь опасен.

— Прекрасен и опасен, — ответил Арагорн, — но опасаться его должен только тот, кто в самом себе несет злое. Следуйте за мной!

Они вступили под сень златолиствеиных деревьев и перешли вброд через прохладный, журчащий ручей; вода в нем была неглубокая и такая чистая, что Фродо, войдя в нее по колени, чувствовал, как она уносит из него всю пыль и усталость долгого пути. За ручьем решено было устроить стоянку. Леголас хотел было взобраться на одно из высоких деревьев, но сверху прозвучал повелительный оклик, и он испуганно спрыгнул и прижался к стволу. Голос из ветвей заговорил снова, но более дружески; Леголас понял его и смог ответить, хотя это наречие несколько отличалось от его языка.

— Кто это? — шепотом спросил Мерри. — Что они говорят?

— Это здешние Эльфы, — ответил Леголас. — Они говорят, что давно уже заметили нас и что мы не должны их бояться. Они приглашают Фродо и меня подняться к ним, а остальным советуют подождать внизу, пока они решат, что делать. Кажется, у них есть известия о Фродо и о нашем Отряде.

Тут из кроны дерева упала легкая, мерцающая веревочная лестница, и Леголас легко взбежал по ней; Фродо поднялся немного медленнее, а за Фродо

- неразлучный, хотя и неприглашенный Сэм. Наверху среди ветвей была устроена легкая площадка, которую Эльфы называют "талан", и там их ждали трое Эльфов, одетых в серое и оттого почти невидимых в тени, среди серых ветвей. У их ног светился потайной фонарик. Они приветствовали Коротышей на языке своего племени, и Фродо ответил им, хотя и не без труда.

— Добро пожаловать, — сказал тогда старший из Эльфов, переходя на Общий Язык. — Меня зовут Хальдир, я разведчик и говорю на языках других стран; а это — мои братья, Румиль и Орофин. Мы знаем о вашем прибытии от вестников, присланных Эльрондом. А так как с вами идет Эльф, наш родич, то мы готовы оказать вам дружбу, как просил Эльронд, хотя не в наших обычаях впускать к себе чужеземцев. Сколько вас и кто вы?

Имя Арагорна оказалось ему знакомо, но, услышав о Карлике, он нахмурился.

— Для Карликов к нам нет дороги, — сказал он. — Я не могу впустить его.

Фродо горячо вступился за Гимли. — Его выбрал сам Эльронд, — сказал он.

— Это Карлик из Дальних гор, и он все время был отважен и верен.

В конце концов, посовещавшись со своими братьями и с Леголасом, Хальдир смягчился. Четверым Хоббитам он предложил гостеприимство на своем талаие, а Гимли, вместе с остальными должен был подняться на площадку на соседнем дереве.

— Пусть Арагорн и Боромир наблюдают за ним, — добавил он.

Фродо нашел, что уже привык спать в любой обстановке, а не только в уютной спаленке своего Широкого жилища. Он уснул очень быстро, хотя сначала ему было страшно спать на такой высоте. Но среди ночи он вдруг проснулся.

Его товарищи спали. Серп луны чуть просвечивал сквозь неподвижную в безветрии листву деревьев. Он прислушался, и различил внизу хриплые голоса и смех, шаги множества ног, звяканье металла; потом все эти звуки начали постепенно удаляться. Снизу на площадку поднялся Эльф, подмяв за собою свернутую лестницу; на вопрос Фродо о том, что случилось, он коротко ответил "Орки" и вскоре снова исчез.

Фродо больше не мог уснуть. Он сидел, дрожа, и сквозь страх радовался тому, что находится так высоко среди ветвей. Он знал, однако, что чутье у Орков острое, как у собак, и что они умеют лазать по деревьям. Он обнажил меч; лезвие сверкнуло голубоватым пламенем, но потом угасло и оставалось тусклым. Несмотря на это, Фродо не переставал ощущать близкую опасность. Он подполз к краю площадки и заглянул вниз. Ему показалось, что он слышит внизу, у подножья дерева, какую-то осторожную возню.

Потом послышалось что-то вроде сопенья и царапанья по коре дерева. Это не мог быть Эльф: Лесное племя двигается совершенно бесшумно. Фродо притаился. Что-то медленно взбиралось по дереву, и он слышал его свистящее, сквозь сжатые зубы, дыхание. Потом, у самого ствола, он увидел две бледносветящиеся точки; они неподвижно смотрели вверх, но вдруг погасли, что-то темное скользнуло по стволу и исчезло.

Почти тотчас же на площадку поднялся Хальдир.

— На это дерево хотело подняться какое-то существо, — сказал он. — Это не Орк, и я не знаю, что это такое. Оно исчезло, едва я прикоснулся к стволу.

Я не поднял тревоги потому, что нас здесь слишком мало и мы не сможем принять битву.

Он рассказал также, что внизу прошел, вынюхивая следы, целый отряд Орков, но что Эльфы заманивают их дальше в лес, откуда никто из них не вернется. А как только рассветет, Фродо и его спутники должны будут отправиться на юг, к сердцу Лориена, где Серебряная река вливается в Андуин.

На следующий день, рано утром, Хальдир и Румиль повели Отряд тайными тропами на юг. Идти было лепко, пока они не подошли к Серебряной реке, глубокой, быстрой и холодной, как лед. Моста через нее не было, но Хальдир вызвал Эльфа на ее другом берегу, и тот перекинул им тонкую серебристую веревку, по которой им всем пришлось перейти. Фродо перешел без особого труда, не глядя под ноги, но Сэм не мог оторвать взгляда от быстрого течеиия внизу, и ему этот воздушный путь совсем не понравился.

После переправы Хальдир объявил, что теперь они вступили во внутреннюю область Лориена и что поэтому он должен завязать Карлику глаза.

Гимли возразил на это: — Я не согласен. Я не пленник и не соглядатай.

Мой народ никогда не был связан со слугами Врага и никогда не причинял вреда Эльфам. Если вы опасаетесь за свои тайны, то я склонен выдавать их не больше, чем Леголас или любой другой из нашего Отряда.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Хальдир, — но таков наш закон. Я не могу нарушить его; я и так уже сделал слишком много, позволив вам переправиться через эту реку.

Гимли положил руку на рукоять топора и заявил, что никогда не даст завязать себе глаза, а скорее в одиночку вернется в свою страшу, хотя бы ему пришлось погибнуть в пути. Но Хальдир возразил, что не может больше отпустить его, а должен доставить к своему правителю. Гимли выхватил топор; Хальдир и его спутники натянули луки.

— Погибель на Карликов с их упрямством! — закричал испуганно Леголас.

— Довольно! — сказал Арагорн. — Если вы хотите, чтобы я вел Отряд, то сделайте так, как я велю. Пусть завяжут глаза нам всем, даже Леголасу. Так будет лучше всего, хотя наш путь станет медленным и темным.

Гимли засмеялся. — И Хальдир поведет нас всех, как слепцов? Но я буду доволен, если завяжут глаза только Леголасу и мне.

— Я Эльф, я родич здешним жителям, — возразил Леголас, начиная сердиться в свою очередь.

— Придется нам кричать "Погибель на Эльфов с их упрямством", — оказал Арагорн. — Но Отряд должен быть равен во всем. Завязывайте нам глаза, Хальдир!

— Увы! — вскричал Леголас, когда повязка легла ему на глаза. — Как неразумно наше время! Все мы — враги одного Врага, а я должен идти, как слепой, пока солнце играет в золотой листве ваших деревьев!

— Это верно, — ответил Хальдир. — Ни в чем не выражается сила Врага так ясно, как в разъединении тех, которые еще могли бы противостоять ему. Мы больше не доверяем миру за пределами Лориена, и наши руки чаще касаются тетивы луков, чем струн арфы. Но не смущайтесь тем, что ничего не видите: я сам поведу вас, а тропы в наших лесах ровны и гладки.

Идти пришлось медленно, хотя вскоре они перестали бояться того, что споткнутся и упадут. Тропинка под ногами была, как бархатный ковер. Фродо ничего не видел, но остальные чувства у него обострились. Он ощущал запах деревьев и травы; он различал каждый звук в шорохе листвы над головой, слышал плеск реки справа от себя и звонкие голоса птиц в небе; он радовался, когда теплые солнечные пятна пробегали у него по рукам и лицу.

Они ночевали под деревьями, прямо на земле, а наутро продолжали путь.

Вскоре им встретился большой отряд Эльфов, направлявшийся к северным границам Лориена; Эльфы рассказали, что вторгшиеся в Лориен Орки уничтожены, и лишь немногим удалось бежать на запад, к горам. Они рассказали также, что видели какое-то странное существо — вроде животного, но не животное; оно было черное и бежало почти на четвереньках; стрелять в него они не стали, а поймать не могли, и оно исчезло вниз по реке, на юг.

Но самой важной вестью было то, что, по приказанию правителя Лориена, пришельцам не нужно было завязывать глаза. Хальдир поспешил снять повязку прежде всего у Гимли и, низко поклонившись, поздравил его с тем, что он — первый из Карликов за долгие века, которому довелось увидеть деревья в сердце Лориена.

Когда очередь дошла до Фродо, он огляделся и дух у него захватило от восторга. Они стояли на открытом месте. Слева возвышался большой холм, одетый свежей, ярко зеленеющей травой и увенчанный двойной короной больших деревьев: внешний круг был безлиственный, со снежнобелыми стволами, внутренний — с бледно-золотой листвой, сквозь которую просвечивала белизной обширная площадка — талан. Трава была усеяна цветами — белыми, голубыми, золотистыми; небо над головой сияло нежной лазурью, а яркое солнце отбрасывало от деревьев длинные тени.

— Это Кеир Амрот, — произнес Хальдир, — сердце нашей древней страны.

Здесь вечно цветут зимние цветы в невянущей траве. Здесь мы остановимся и войдем в Зеленый Город, когда наступит вечер.

Остальные бросились в душистую траву, но Фродо не двигался с места. Ему казалось, что он попал в какой-то новый, необычайный мир. Все, что он видел, было прекрасно, как в первый день мироздания: все краски — желтая, и белая, и голубая, и зеленая — сияли так свежо и ярко, словно они только что были созданы, и он только что нашел новые имена для них. В этом мире не могло быть ни одной тени, ни одного порока. Лориен был страной совершенства.

Далекий Ривенделль был прекрасен, но в сравнении с Лориеном он был, как воспоминание в сравнении с действительностью, как отражение красоты в туманном зеркале рядом с подлинной красотой.

Фродо повернулся и увидел рядом с собой Сэма: тот недоуменно оглядывался и протирал себе глаза, словно неуверенный в том, что не спит.

— Я думал, что у Эльфов есть только звезды и луна, — сказал он, — а здесь я вижу солнце; но оно такое волшебное, что я никогда не слыхал о таком. Как будто я стою внутри песни, если вы меня понимаете.

Хальдир взглянул на них и улыбнулся, словно поняв и слова и мысль. — Это вы ощущаете чары нашей правительницы, — сказал он. — Хотите подняться на холм?

Они поднялись и вступили в круг белых деревьев. Фродо чувствовал, что попал в страну, где время остановилось, где каждый миг превращается в вечность, а то, что было — не исчезает. Южный ветер дохнул ему в лицо, и он услышал шум моря, которого никогда не видел, крики морских птиц, давно уже вымерших. Он прикоснулся к стволу дерева и ощутил трепет жизни в нем и понял, что оно радуется его прикосновению.

Вместе с Хальдиром он поднялся на площадку. На юге он увидел холм, покрытый лесом могучих деревьев, или город, полный высоких зеленых башен, и ему захотелось превратиться в птицу, чтобы полететь туда. На восток Лорнен был виден далеко, до самого Андуина, блестевшего вдали полоской тусклого серебра. Но по ту сторону реки свет резко сменялся мраком. Местность за рекой казалась пустой, бесформенной и дикой, а еще дальше мрак поднимался, словно холодная, черная стена. Солнце, сиявшее над Лориеном, не в силах было озарить эту далекую тень.

— Что это там? — опросил Фродо.

— Там лежит Чернолес, — ответил Хальдир, — а в нем — Черная Башня, Дол Гулдур, твердыня Врага; часто над нею лежит мрак, как над нами-свет. Но помните: свет может пронизать тьму, а сам остается для нее неуязвимым.

Пусть это будет вам утешением.

Только на следующий день, в сумерках, они подошли к стенам Цитадели Эльфов и вступили в ее ворота, открывшиеся пред ними по тайному слову Хальдира. После многих переходов и многих ступенек они вышли на обширную лужайку, где в серебряном бассейне бил хрустальный фонтан, а близ него стояло дерево, огромное, как башня; его гладкая кора мерцала, как серый шелк, а могучие ветви с золотистой листвой начинались высоко вверху, и туда вела широкая белая лестница, охраняемая тремя Эльфами в серебряных доспехах и белых плащах.

Вслед за Хальдиром Фродо и Леголас, а за ними и остальные, поднялись на одну из самых верхних площадок и вступили в большой овальный зал, посредине которого ствол дерева высился, как могучая колонна. Стены зала были зеленые и серебряные, а потолок — золотой.

Келеборн, правитель Лориена, и его супруга Галадриэль сидели в креслах у ствола, но встали навстречу вошедшим, как это в обычае у Эльфов, даже у великих вождей. Оба были одеты в белое; у Келеборна волосы были, как серебро, у Галадриэль — как золото, и на обоих не было никаких знаков от пронесшихся над ними несчетных годов, только взгляд у них был глубокий, как вечернее небо, и проницательный, как луч звезды.

Келеборн приветствовал каждого из овоих гостей поименно и для каждого нашел сердечное слово; он усадил Фродо рядом с собой, а тогда спросил, почему видит в их Отряде только восьмерых, хотя в известиях, полученных от Эльронда, говорилось о девяти.

— Сначала их было девять, — произнесла Галадриэль, до сих пор молчавшая; голос у нее был чистый и мелодичный, но глубже, чем бывают обычно голоса у женщин. — Гандальф Серый шел с ними, но не достиг пределов нашей страны. И я не могу увидеть его издали: он окутан туманом, и его пути скрыты от меня.

Скажите нам, где он?

— Увы! — ответил Арагорн. — Гандальфа Серого нет больше! Он остался в Мориа и не вышел оттуда.

При этих словах все Эльфы в зале горестно вскрикнули.

— Расскажите нам все! — приказал Келеборн.

И Арагорн подробно рассказал ему обо всем, что случилось с ними по выходе из Ривенделля: о Кархадрасе, о Мориа, о битве в подземном зале, о мосте, об огненной тени. — Я никогда не видел ничего подобного, — заключил он. — Это был и мрак, и пламя одновременно.

— Огнемрак, самый страшный враг Эльфов, — добавил Леголас, — если не считать самого Темного Владыки.

— Огнемрак, гроза Карликов, — добавил и Гимли, содрогнувшись.

— Увы! — сказал Келеборн. — Мы давно подозревали, что у корней Кархадраса спит какой-то ужас; но если бы я знал, что Карлики разбудили его, я запретил бы вам вступать в мои пределы! И неужели мудрость Гандальфа превратилась в безумие, когда он так безрассудно кинулся во мрак Мориа?

Но Галадриэль возразила: — Гандальф никогда не делал ничего безрассудного, и нельзя упрекать за его поступки тех, кого он вел. Не упрекай и этого Карлика. Кто из нас не поступил бы на его месте точно так же? Кто не захотел бы взглянуть на свою старую родину, наперекор всем опасностям?

И, обратившись к опечаленному Гимли, она заговорила с ним о пройденном ими пути, называя все местности на его языке, и улыбнулась ему. Карлик встретил ее взгляд, и ему показалось, что он заглянул в сердце того, кого считал врагом, но увидел там только любовь и сочувствие. Он встал и поклонился, по обычаю Карликов, и оказал: — Прекрасны многоколонные залы Хазад-дума, но еще прекраснее — леса Лориена, а мудрая Галадриэль — превыше всех самоцветов, скрытых в глубине земли.

После этого Галадриэль обратилась к Фродо.

— Ваша миссия нам известна, — сказала она, — но мы не будем говорить о ней. Если бы все шло так, как мы хотели, то во главе Ордена стоял бы Гандальф, и тогда, быть может, многое изменилось бы. Вы идете по лезвию ножа; стоит вам пошатнуться — и это будет гибелью для всех нас. Но пока в Отряде все верны своей цели — надежда остается.

Она обвела их испытующим взглядом, которого не мог выдержать никто, кроме Арагорна и Леголаса. Боромир нахмурился и отвел глаза, Сэм покраснел и потупился и даже Фродо был смущен. Но потом она сказала: — Вы будете спать спокойно. — И они вздохнули, чувствуя себя усталыми: они словно выдержали долгий допрос, хотя ни одного слова вслух не было сказано.

Келеборн ласково простился с ними, пожелал им доброй ночи, и они спустились с дерева на лужайку с фонтаном, где для них был приготовлен шатер. Но никто из них не мог спать, и они долго разговаривали о событиях дня.

— Почему ты так покраснел под ее взглядом, Сэм? — спросил Пиппин. — Уж не задумал ли ты стащить у меня одеяло, а она узнала об этом?

Но Сэм не был расположен к шуткам.

— Нет, — сказал он, — но она словно заглянула мне в душу и спросила, что я сделал бы, если бы мог вернуться отсюда прямо в Шир, к своему дому и саду.

— Странно! — заметил Мерри. — Такое же ощущение было и у меня.

Оказалось, что остальные испытали то же: каждому был словно предложен выбор между тенью, лежавшей впереди, и чем-либо желанным ему; и чтобы получить это желанное, нужно было только отказаться от дальнейшего пути и от борьбы с Сауроном. Но каждый, сделав свой выбор, должен был сохранить его в тайне.

— Она искушала мае, — сказал Боромир, — и предлагала то, что будто бы может дать. Но Люди из Минас Тирита верны своему слову. — Он ничего не сказал о том, что было предложено ему самому, и обратился к Фродо: — На вас она смотрела очень долго, Кольценосец.

— Да, — ответил Фродо, — но о чем бы я ни подумал тогда, этого никто знать не будет.

— Ну, будьте осторожны, — произнес Боромир. — Я бы не стал доверяться этой Эльфовой царице я ее замыслам.

— Не говорите плохо о мудрой Галадриэль! — сурово прервал его Арагорн. — Вы не знаете, что говорите. Ни в ней, ни в этой стране нет зла, если кто-нибудь не принесет его с собою. А тогда он сам будет во всем виноват.

Они пробыли в Лориене долго, но сколько дней — не могли бы сказать, ибо асе дни были одинаково светлыми и мирными. Леголас очень сдружился с местными Эльфами и по многу дней проводил с ними, так же как и Гимли, которого жители Лориена тоже признали своим другом. Остальные часто вспоминали в своих беседах о Гэндальфе: им здесь очень не хватало его.

Эльфы тоже часто запоминали о нем ш оплакивали его в своих песнях, в которых называли его по-своему — Митрандиром.

Все эти дни, как и в первый день, Фродо казалось, что время стоит на месте и что перед глазами у него кружатся бесконечным хороводом одни и те же сияющие, то солнечные, то звездные часы. Но однажды вечером, когда он бродил с Сэмом по цветущим склонам холмов, сердце у него вдруг сжалось от тревоги, и он почувствовал, что час разлуки с этой зачарованной страной недалек. Но он постарался скрыть от Сэма свою тревогу.

В этот вечер они встретили Галадриэль, которую не видели после первой встречи. Она привела их в лощину, где они еще не были: туда опускалась длинная белая лестница; в лощине журчал прозрачный источник, и у подножья лестницы, на выточенном из мрамора пьедестале в виде ветвистого дерева, стояла большая, плоская серебряная чаша, а на ее краю — серебряный ковш.

Галадриэль взяла ковш и наполнила чашу водой из источника. Она подула на воду и, выждав, чтобы ее поверхность успокоилась, оказала:

— Вот мое Зеркало. Я привела вас сюда, чтобы вы поглядели в него, если захотите.

— А что мы в нем увидим? — спросил Фродо в тревоге.

— Оно может показать вам то, что вы хотите увидеть, — ответила она, — но также и то, чего вы не хотите. Что именно вы увидите — я не могу сказать.

Ибо в моем Зеркале видно то, что есть, и то, что было, и то, что может случиться, но не обязательно. Хотите взглянуть?

Фродо был в нерешимости и не ответил.

— А вы? — обратилась она к Сэму. — Разве вам никогда не хотелось увидеть волшебство Эльфов?

— Хотелось, — ответил Сэм, трепеща от страха и любопытства. — Я загляну туда на минутку, если вы позволите. Мне хотелось бы увидеть, что делается у маня дома, потому что я давно уже ушел оттуда. Но боюсь, что в вашем Зеркале я увижу только звезды.

— Не бойтесь, — улыбнулсь она. — И не прикасайтесь к воде.

Сэм наклонился над чашей. Вода в ней была неподвижная и темная, и сначала он увидел только отражения звезд; но потом они исчезли, вода посветлела, и он увидел Фродо, лежащего среди высоких утесов. Потом он увидел самого себя, спешащего по темным коридорам, по бесконечным лестницам, и знал, что ищет что-то очень важное, но не знал — что именно. А потом он увидел деревья-знакомые деревья в Шире, но они качались и падали под чьим-то безжалостным топором. Мелькнули какие-то незнакомые постройки в знакомых местах; мелькнули знакомые лица, и Сэм, вскрикнув, отскочил от Зеркала.

— Я больше не могу! — вскричал он в отчаянии. — Я должен вернуться домой! Моих родичей разоряют — я видел моего отца, он вез свои пожитки в тачке… Я должен вернуться!

— Успокойтесь, — сказала Галадриэль. — Из того, что показывает Зеркало, не все сбывается: кое-что можно предотвратить, но вы сами должны догадаться — как.

Сэм сел наземь и схватился за голову. — Я вернусь домой только вместе с Фродо, — если вернусь вообще, — сказал он, помолчав, и голос у него был немного хриплый. — Так и Гандальф мне велел. Но если то, что я видел здесь, сбылось, то я найду, с кем посчитаться за это!

— А мне вы советуете посмотреть? — спросил Фродо.

— Нет, — ответила она. — Я не знаю, что вы увидите и как примите увиденное. Я никогда никому не даю советов. Но в вас достаточно мудрости и отваги, чтобы решиться — или чтобы отказаться. Поступайте, как захотите.

Фродо в свою очередь склонился над чашей. Тотчас же звезды в ней исчезли, и он увидел дорогу, вьющуюся среди сумеречных холмов, а по дороге шел некто, похожий на Гандальфа, но одетый в белое, с белым жезлом в руке; он шел, склонив голову, так что лица его не было видно, а потом повернул по дороге и исчез. Фродо так и не смог понять, кто это: Гандальф ли, в одном из своих прежних странствований, или же Саруман.

Потом замелькали другие картины, напомнившие ему вечер песен в Ривенделле: серебряный, среди бурных волн, корабль со звездами на мачтах, и отважные витязи в серебряных доспехах, с талисманами из самоцветов на груди, и прекрасные девы с алмазами в волосах… Они промелкнули и исчезли, и Фродо уже хотел отойти.

Но вдруг Зеркало потемнело, превратившись в бездну, полную мрака. В этом мраке возникло что-то, похожее на глаз, и оно росло и приближалось, пока не заполнило почти всю поверхность Зеркала. Так страшно было это Око, что Фродо оцепенел, не я силах ни вскрикнуть, ни отвести взгляд. Оно было окаймлено вьющимся огнем, но само было неподвижно, желтое, словно у кошки, пристальное и зоркое, и зрачок у него был, как черная щель, открывающаяся в черноту Небытия.

И вдруг Око начало метать взгляды во все стороны, и Фродо с ужасом понял, что оно ищет его! И в то же время он знал, что оно его не видит, и не увидит, пока он сам того не захочет. Кольцо у него на шее стало очень тяжелым и неодолимо увлекало его к Зеркалу. Над поверхностью воды начали виться струйки пара…

— Не прикасайтесь к воде, — тихо произнесла Галадриэль рядом с ним, и мрак в Зеркале исчез. Фродо увидел отражение звезд в тихой воде. Весь дрожа, он отступил от Зеркала и взглянул на прекрасную повелительницу Эльфов.

— Я видела сейчас в Зеркале то же, что и вы, — сказала она. — Не бойтесь. Темный Владыка ничего не может сделать с нами: сколько бы он ни стремился проникнуть к нам, дверь для него остается закрытой, и наш свет неуязвим для его мрака. Вы — Кольценосец, и вы видели Око; поэтому я не буду скрываться от вас. Смотрите!

Она подняла свои белые руки, и в свете Вечерней Звезды — любимой звезды Эльфов — он увидел яркий блеск белого камня у нее на пальце. На мгновение этот блеск залил ее всю, и он понял, что она владеет одним из тех добрых Колец, о которых говорил Эльронд на совещании в Ривенделле.

Она увидела, что он понял это, и улыбнулась ему.

— Вы мудры и бесстрашны, прекрасная Галадриэль, — дрогнувшим голосом произнес он. — Если вы пожелаете, я отдам Кольцо Власти вам. Для меня оно — слишком тяжелая ноша.

Она засмеялась коротким, серебристым смехом. — Чтобы я стала Владычицей вместо Владыки? Не темной, а сияющей, прекрасной и грозной, могучей и великой? Чтобы все возлюбили меня и покорились мне?

— В ваших руках Кольцо Саурона будет служить только добру, — горячо произнес Фродо. — Вы сильнее его.

— Нет, — ответила она. — Какова бы ни была моя сила, оно обратит ее во зло. Раньше я часто мечтала о том, чтобы оно попало в мои руки. О том, чтобы подчинить его себе. Но теперь я знаю, что это невозможно. Не искушайте меня.

— Вы не хотите даже попытаться?

— Не хочу. Я знаю, чем это кончится. Нет, я устою перед вашим искушением, как вы устояли перед моим; я не приму Кольца и останусь сама собою. — Она медленно приподняла руку, на которой снова сверкнул белый камень, и взглянула на него, словно черпая в нем твердость для отказа. — Я знаю, чем грозит нам победа Саурона; я знаю, чем может грозить нам его поражение, но мое решение неизменно.

— Разве гибель Саурона тоже чем-то грозит вам? — удивленно опросил Фродо.

— Да. Тогда перед нами встанет выбор: либо уйти навсегда за Море и забыть этот мир, либо остаться в нем, но измениться, лотеряггь многое из своих знаний и сил и быть забытыми. Что до меня, то я сейчас сделала свой выбор, — но о нем умолчу. Довольно об этом. Вернемся к вашему шатру. Скоро вы уедете отсюда.

Он медленно поднимался по белой лестнице.

— Почему, — спросил Фродо, — почему, если мне дозволено носить Кольцо, я не могу видеть других, носивших его до меня, и не могу знать их мысли?

— Потому что вы не пробовали, — ответила она. — И не пробуйте: это может стать вашей гибелью. Но вы и так уже стали зорче, чем всякий другой: вы видели Око, вы видели и узнали Кольцо, которое ношу я. А вы, Сэм, видели Кольцо у меня на пальце? — спросила она вдруг.

— Нет, — ответил он, слегка удивленно. — Сквозь ваши пальцы светила звезда; это все, что я видел.

На следующий день Келеборн созвал их у себя и сказал:

— Пора вам решить, кто из вас хочет продолжать, путь, а кто-остаться здесь. Но ни тот, кто пойдет, ни тот, кто останется, не будет знать покоя, ибо Темный Владыка не дремлет.

Боромир заявил, что решил идти только вперед, в Минас Тирит. Арагорн решил сопровождать его, так как дальше, чем до Лориена, у Гандальфа не было никаких планов. Кольценосец должен был продолжать путь вдоль Андуина, по его восточному берегу, а с ним-те из друзей, кто не захочет покидать его.

Поэтому Келеборн оказал, что даст им лодки, в которых они смогут плыть по Великой Реке до самых водопадов Рауроса, а там им придется разделиться.

После этого они собрались в своем шатре, чтобы поговорить о дальнейших планах. Но из них только двое — Боромир и Фродо ясно сознавали свою цель, а прочих раздирали сомнения. Особенно тяжело было Арагорну: он намеревался идти с Боромиром в Гондор и там бороться против Саурона, но гибель Гандальфа поставила его во главе Отряда, и ответственность за Кольценосца — если не за Кольцо — лежала теперь отчасти на нем.

Вскоре все было готово для отъезда. Эльфы принесли им прощальные подарки: для каждого-по плащу из шелковистой, переливчатой ткани, какие носили они сами, и по корзинке тонких, хрустких лепешек-лембас, завернутых в листья и придающих тому, кто их ест, силу и бодрость. Плащи казались то серыми, как древесные стволы, то зелеными, как трава, то бурыми, как земля, то серебристыми, как лунный свет, и делали своих обладателей почти невидимыми. Но самым драгоценным подарком, по мнению Сэма, были мотки тонкой, прочной веревки Эльфов.

Правитель Эльфов и его прекрасная супруга пришли проститься со своими гостями на пристань и тоже одарили их.

Вручая Арагорну свой подарок — драгоценные ножны для меча, украшенные самоцветами и волшебными рунами, Галадриэль спросила:

— Что еще вы пожелали бы от меня на прощанье? Говорите, ибо вскоре между нами и вами ляжет тень, и я не знаю, увидимся ли мы снова.

— Мое желание уже известно вам, — ответил он, — и вы знаете, о чем я говорю.

— Тогда возьмите вот этот знак. — И она подала ему серебряную пряжку, сделанную в виде орла с распростертыми крыльями; в пряжку был вделан большой, сверкающий, бледно-зеленый камень. — Эту пряжку я подарила когда-то своей дочери, а она-своей; а теперь она переходит к вам, как залог надежды. И с нею я даю вам новое имя: Элессар, Эльфенит из рода Изильдура.

Арагорн принял пряжку, и глаза у него просияли таким счастьем, что всем показалось — он стал моложе и прекраснее, чем бы дотоле.

Боромиру Галадриэль подарила золотой пояс, а Мерри и Пиппину — серебряные, с пряжкой в виде золотого цветка. Для Леголаса подарком был лук, сделанный руками Лесного племени, а к нему — волосяная тетива со стрелами.

Сэму Галадриэль подала серую деревянную коробочку с серебряным знаком ее имени на крышке. — Здесь земля из моего сада, — сказала она, — и с этой землей мои чары. Они не защитят вас в пути; но если, вернувшись домой, вы застанете там пустоту и разорение, они помогут вам возродить свой сад.

Рассыпьте в нем эту землю, и нигде в мире не будет сада роскошнее. А тогда, быть может, вы вспомните о Галадриэль и о Лориене, хотя видели его только зимой.

Сэм покраснел до ушей, взял коробочку и поклонился. Для Гимли правительница Эльфов не приготовила подарков заранее, но спросила у него, чего он хотел бы попросить от нее.

— Ничего, о премудрая, — ответил он. — Достаточно того, что я видел вас и слышал ваш голос.

Она улыбнулась. — Кто скажет теперь, что Карлики неуклюжи и неучтивы? Но если у вас есть желание, которое я могла бы исполнить, говорите. Я не хочу, чтобы вы один остались без подарка.

— Если вы приказываете, — сказал Гимли, низко кланяясь, — то я посмею попросить у вас только прядь ваших волос, которые настолько же прекраснее золота, насколько звезды прекраснее всяких алмазов. Я сохраню их в память о ваших добрых словах при нашей первой встрече. И если я вернусь в свои родные пещеры, то велю заключить ваш подарок в нетленный хрусталь, дабы он был залогом дружбы между Горами и Лесом до конца времен.

Тогда Галадриэль расплела свои длинные косы, отрезала от них маленькую прядь и вложила в руку Гимли. — Пусть ваши руки струятся золотом, — сказала она, — и пусть над вами золото не имеет власти.

Потом она обратилась к Фродо. — Вот вам мой подарок, Кольценосец, сказала она и подала ему хрустальный флакончик, полный белого сияния. — Это свет Вечерней Звезды, собранный на поверхности моего Зеркала. Всякий другой подарок был бы недостоин вас. Возьмите мою склянку, и пусть она озаряет вам путь там, где все другие огни погасли. Помните Галадриэль и ее Зеркало.

Фродо взял склянку и в звездном свете на мгновение увидел ее величавой, прекрасной сияющей, — как в тот миг, когда на пальце у нее сверкнул белый камень. Он хотел поблагодарить ее, но не нашел слов.

Они сели в лодки: в первой были Арагорн, Фродо и Сэм, во второй — Боромир с двоими Хоббитами, в третьей — Леголас и Гимли, ставшие теперь неразлучными друзьями. Эльфы оттолкнули лодки от пристани длинными шестами, и течение подхватило их. Путники сидели молча, не шевелясь, не отрывая взглядов от удаляющегося берега, и им казалось, что Лориен уплывает от них, распустив золотые паруса на бесчисленных мачтах, а они остаются позади, в сером, плоском мире.

Так начался их путь по реке, все дальше на юг. Вскоре они очутились в водах Андуина, и прекрасный Лориен исчез из виду. Ветер затих. Птицы умолкли. Солнце светило сквозь туман, похожее на бледную жемчужину; потом оно угасло на западе, а тогда упали серые сумерки, перешедшие в беззвездную ночь. Большие деревья на берегу казались призраками, простирающими в туман свои узловатые руки. Фродо сидел и слушал слабый плеск и журчанье воды у бортов лодки или у корней прибрежных деревьев, пока глаза у него не сомкнулись и он не погрузился в неспокойный сон.

ГЛАВА XII ВЕЛИКАЯ РЕКА

На рассвете Фродо проснулся и увидел, что лежит, тепло укутанный, под высокими, сероствольными деревьями, на краю бухточки у западного берега Андуина. Между голыми ветвями проглядывало серое небо. Гимли хлопотал у костра неподалеку.

Солнце было еще невысоко, когда они снова тронулись в путь. Никто в Отряде не спешил на юг; напротив, все были довольны тем, что Раурос, где им придется принимать какое-то решение, лежит еще в нескольких днях пути отсюда, и они предоставляли реке нести их по течению, совсем не торопясь навстречу грядущим опасностям. Арагорн тоже не торопил их, позволяя сберегать силы на будущее; но все же он настаивал, чтобы ежедневный путь начинался рано поутру и кончался лишь поздно вечером; сердце подсказывало ему, что Владыка Мордора не дремал, пока они медлили в Лориене.

На третий день пути местность вокруг изменилась: деревья постепенно исчезли, и на восточном берегу, до самой черты горизонта, виднелись, только унылые, бесформенные холмы, побуревшие, словно опаленные пожарами, не оставившими ни стебелька зелени, ни кустика, ни деревца. Это была Бурая Пустыня, обширная местность между южной окраиной Чернолеса и холмами Эмин Мюиля.

На западном берегу деревьев тоже не было, зато были обширные зеленые луга по склонам холмов. С этой стороны река заросла целыми лесами камышей, сквозь которые лодкам трудно было пробираться; темные султаны и метелки глухо, печально шуршали, колеблемые прохладным ветром. В просветах камышей, Фродо мог иногда увидеть травянистый, покатый берег, а за ним — освещенные солнцем холмы, а еще дальше — южную гряду Туманных гор, как темную, чуть заметную черту. В камышах пищали и возились мелкие водяные птицы, а раз или два путники слышали свистящий шорох лебединых крыльев и видели в небе летящий строй больших птиц.

— Лебеди! — воскликнул Сэм. — И какие большие!

— Да, — ответил Арагорн. — Черные лебеди.

— Какие пустынные, унылые места! — заметил Фродо. — Я всегда думал, что чем дальше на юг, тем теплее и веселее становится кругом, а зима остается позади.

— Но мы ушли на юг еще не так далеко, — возразил Арагорн, — и сейчас еще зима. Мы находимся едва в шестидесяти лигах южнее вашего Шира. Вскоре мы достигнем устья Лима: это северная граница Рохана, и в прежнее время все пространство между нею и Белыми горами принадлежало племени Рохиррим, Повелителям Коней. Это страна прекрасная и богатая, и нигде нет лучшей травы, чем здесь; но в эти мрачные дни редко кто селится на реке или бывает на ее берегах. Андуин широк, но стрелы Орков перелетают через него; а недавно, как я слышал, Орки осмелились переправиться через реку и напасть на стада и табуны Рохана.

Сэм тревожно переводил взгляд с одного берега на другой. Раньше деревья казались ему опасными, так как за ними могли скрываться враги; но теперь ему хотелось бы, чтобы деревья вернулись. Он почувствовал, что Отряд плывет слишком открыто по этой опасной реке, в легких лодках, среди берегов, на которых негде укрыться, если это понадобится.

В последующие дни это ощущение тревоги постепенно охватило весь Отряд, но они скрывали друг от друга его и старались думать каждый о своем. Фродо вспоминал прекрасный Лориен, его золотые кущи, светлые ручьи и сияющее небо. Леголас уносился мыслями в свои родные леса под летними звездами.

Гимли размышлял о том, какое золото его пещер будет достойным вместилищем для подарка Галадриэль; а Мерри и Пиппину было не по себе, так как Боромир часто бормотал что-то про себя, иногда хватаясь за весло, чтобы подвести свою лодку поближе к лодке Арагорна. В такие минуты Пиппину, сидевшему на корме, казалось, что он видит в глазах Боромира, устремленных на Фродо, какой-то странный блеск. Но хуже всех было Сэму: хотя лодка перестала казаться ему такой опасной, какой он привык считать ее, но сидеть в ней было холодно и неудобно, — особенно потому, что ему не позволяли браться за весло, и он мог только смотреть на пустые, унылые берега и на серую, холодную воду.

На четвертый день плавания, в сумерках, он смотрел через склоненные над веслами головы Арагорна и Фродо на задние лодки и мечтал о стоянке и о твердой земле под ногами. Вдруг что-то привлекло его внимание; он встряхнул головой, протер глаза и присмотрелся — но так ничего и не увидел.

Они устроили стоянку на маленьком островке у западного берега. Сэм улегся поближе к Фродо, но оба не спали.

— Мне приснилось что-то чудное за час или два до остановки, — заговорил Сэм после долгого молчания. — Не знаю даже, сон ли это, но он был чудной.

— Что же это было? — спросил Фродо. Ему захотелось спать, но он знал, что Сэм все равно не успокоится, пока не расскажет. — С тех пор, как мы покинули Лориен, я не видел ничего, чему можно было бы улыбнуться.

— Тут не до улыбки, Фродо. Если это не сон — тем хуже, но вам я должен рассказать о нем. Вот в чем дело: я видел в реке бревно с глазами!

— Бревен на реке много, — заметил Фродо, — но о глазах лучше не говори.

— Невозможно, — возразил Сэм. — Именно глаза и подстегнули меня, так сказать. Сначала я увидел в сумерках чурбан недалеко от той лодки, где сидит Гимли, но не обратил на него внимания. Потом мне показалось, что чурбан постепенно догоняет, нас. А это уже странно, потому что все мы плывем по течению одинаково. Я присмотрелся и тогда увидел глаза — две бледносветящиеся точки на выступе у его переднего конца. Да это вовсе и не было бревно, потому что у него были перепончатые лапы, вроде гусиных, только большие, и они все время болтались — то в воду, то из воды.

Тут я встряхнулся и начал протирать глаза и хотел крикнуть, если увижу его еще раз, — а он был уже совсем близко. Но то ли он меня заметил, то ли я очнулся, только он исчез. Мне показалось, что в тени берега промелькнуло что-то темное, но глаз я больше не видел. Сначала я подумал, что все это мне только привиделось, но теперь я не так уверен. Что вы об этом скажете, Фродо?

— Я бы тоже сказал, что тебе привиделось, Сэм, — ответил Фродо, — если бы сам не видел этих глаз. Еще там, на севере, когда мы вступили в Лориен и ночевали на дереве — помнишь? Тогда что-то с глазами хотело взобраться на дерево. Хальдир тоже видел его. И помнишь ли ты, что рассказывали. Эльфы, гнавшиеся за отрядом Орков?

— А! — сказал Сэм. — Помню, и не только это. Мне и самому не нравится такая мысль, но, вспоминая то и это, и историю Бильбо, и все прочее, я думаю, что могу догадаться, как называется эта тварь. Имя у нее скверное: это Голлум!

— Да, — ответил Фродо. — После "той ночи на площадке Эльфов я и сам так думаю. Вероятно, он скрывался где-нибудь в Мориа и там учуял наш след; но я надеялся, что наше пребывание в Лориене собьет его. А он подстерегал нас в лесах у Серебряной реки!

— Примерно так, — подтвердил Сэм. — Нам придется быть поосторожнее, иначе мы когда-нибудь проснемся задушенными, если проснемся вообще. Не нужно сейчас тревожить Странника и всех прочих, но я буду сторожить.

Высплюсь завтра в лодке: все равно, мне там нечего делать.

— Хорошо, — сказал Фродо, — но разбуди меня под утро, если до тех пор ничего не случится.

Ему показалось, что он только успел закрыть глаза, когда почувствовал, что Сэм осторожно будит его.

— Простите, — прошептал Сэм, — но вы сами так велели. Ничего не случилось — с минуту назад я слышал всплески и какое-то сопенье, но на реке ночью можно услышать всякое.

Он лег, а Фродо сел, кутаясь в одеяло и борясь со сном. Время шло спокойно, и он уже начал подумывать о том, чтобы снова лечь, как вдруг к одной из причаленных к берегу лодок подплыло что-то черное, почти невидимое в темноте. Из воды высунулась серовато-блестящая рука, схватилась за борт; два глаза, светившихся бледным, холодным светом, заглянули в лодку, потом медленно обратились на Фродо. Они были не дальше, чем ярдах в двух от него, и он снова услышал свистящее сквозь сжатые зубы дыхание. Он тихонько встал и обнажил меч, но глаза мгновенно погасли, послышался легкий всплеск, и что-то черное мелькнуло в воде, вниз по течению. Арагорн зашевелился во сне, проснулся и сел.

— В чем дело? — шепотом спросил он, вставая и подходя к Фродо. — Что случилось? Почему вы с оружием?

— Голлум, — коротко ответил Фродо. — По крайней мере, я так думаю.

— А! Так вы тоже слышали его? — произнес Арагорн. — Он все время топотал следом за нами в Мориа, а с тех пор, как мы сели в лодки, он плывет, лежа на бревне и гребя руками и ногами. Я пытался уже поймать его, но он хитер, как лиса, и скользок, как рыба.

Он сел рядом с Фродо. — Ложитесь, а я посторожу до утра. Завтра нам придется поторопиться. Мне хотелось бы поймать эту тварь: она может нам пригодиться; но если это невозможно, то нужно хотя бы оторваться от нее.

Голлум очень опасен. Не говоря уже о том, чтобы убить нас по собственному побуждению, — он может навести на наш след любого другого врага.

Остаток ночи прошел спокойно, и после этого они больше не видели Голлума: он либо прекратил преследование, либо — что было гораздо вероятнее

- прятался лучше прежнего. По настоянию Арагорна они шли теперь на веслах, и шли быстро, но почти не видели берегов, так как двигались только в сумерках и ночами, а днем отдыхали в укрытиях.

Настал восьмой вечер плавания. Он был тихим и безветренным; тонкий серп луны закатился в бледную зарю, небо над головой было ясное, но далеко на юге стояли грядами слабо озаренные закатом облака, а на востоке начали проглядывать звезды.

— В путь! — сказал Арагорн. — Рискнем сделать еще один ночной переход. Я не очень хорошо знаю эти места, но, по-моему, пороги Сарн Гебира еще далеко отсюда. Однако, река уже начинает становиться опасной: в ней есть подводные камни и мели, так что нам нужно смотреть вперед и не слишком торопиться.

Задача смотреть вперед досталась Сэму, и он лег на носу лодки, вглядываясь во мрак. Звезды в небе были уже яркими, и поверхность воды мерцала. Около полуночи Сэм вдруг вскрикнул: впереди, посреди реки, появились темные камни, вода зашумела, и ускорившееся течение потащило лодки к восточному берегу, где русло было свободно. Они прошли совсем близко от камней, торчащих из воды, как острые зубы; река шумела и пенилась вокруг них. Лодки сбились вместе.

— Эй, Арагорн! — крикнул Боромир, когда его лодка столкнулась с передней. — Это безумие! Мы не сможем пройти здесь ночью!

— Назад, назад! — закричал Арагорн. — Поворачивайте лодки!

С величайшими усилиями им удалось повернуть лодки против течения, но они почти не двигались с места, а река сносила их все ближе к восточному берегу, зловещему и темному в темноте.

— Все на весла! — крикнул Боромир. — Гребите, или мы сядем на мель!

Не успел он договорить, как лодка Фродо заскрежетала днищем о камни. В то же мгновение на берегу зазвенела тетива луков, засвистели стрелы. Одна ударила Фродо между лопатками, заставив его вскрикнуть и упасть ничком; но кольчуга спасла его от ранения. Другая стрела вонзилась Арагорну в капюшон плаща, а третья — в планшир третьей лодки, у самой руки Пиппина. На каменистой косе у берега мелькали темные фигуры; их становилось все больше.

— Орки! — воскликнули одновременно Леголас и Гимли.

— Это все Голлум, наверняка, — пробормотал Сэм. — Хорошенькое место он выбрал: река несет нас прямо им в лапы. Они напрягали все свои силы на веслах, даже Сэм. Каждую минуту они ожидали, что в них вонзится оперенная черным стрела; и действительно, стрелы сыпались густо вокруг них, но ни одна ни в кого не попала. Орки хорошо видят в темноте, и слабого света звезд им было достаточно, чтобы целиться; но, быть может, серые плащи и серые лодки Эльфов обманывали меткость черных лучников Мордора.

Дюйм за дюймом они продвигались вверх по течению. В темноте трудно было заметить, движутся ли они вообще; но постепенно сила течения уменьшилась, и восточный берег отдалился. Насколько можно было судить, лодки очутились посредине реки, выше страшных порогов. Новыми усилиями удалось повернуть их к западному берегу. Очутившись в тени кустов, нависающих с берега, гребцы остановили их и перевели дыхание.

Леголас положил весло, взял лук — подарок из Лориена — и выпрыгнул на берег. Он натянул тетиву, наложил стрелу и стоял, вглядываясь сквозь темноту в восточный берег. Звезды, мерцавшие в небе, окружили его златокудрую голову алмазным венцом. Но на юге звезды гасли, поглощаемые надвигавшимися черными тучами.

И вдруг из черных туч вынырнуло что-то еще более черное и помчалось в сторону Отряда, затмевая звезды. Вскоре стало видно, что это — большое крылатое существо, чернее всякого мрака. Орки на том берегу приветствовали его громкими криками, а Фродо вдруг почувствовал, что его охватывает холодом и что раненое плечо у него снова немеет от ледяной боли. Он сжался в комок, пытаясь укрыться.

Но тут запела тетива Леголасова лука, засвистела стрела, сделанная руками Эльфов. Фродо поднял глаза. Крылатая тень парила почти над ними, но вдруг с хриплым криком нырнула и исчезла во тьме на восточном берегу. Небо опять очистилось. С восточного берега донеслась сумятица голосов, стоны и проклятия; постепенно все это утихло и остаток ночи прошел спокойно.

Арагорн нашел для стоянки хорошее место: небольшой залив, где у самой воды росло несколько невысоких деревьев, а за ними поднимался крутой каменистый обрыв. Он приказал привязать лодки вместе, но не выходить на берег и не зажигать огня.

— Хвала луку Галадриэль! — сказал Гимли, когда они подкреплялись Лепешками Эльфов. — Хвала руке и глазу Леголаса! Это был меткий выстрел, да еще в темноте.

— Но кто скажет, во что он попал? — спросил Леголас.

— Только не я, — ответил Карлик. — Но я рад, что эта тень не подошла еще ближе. Она очень напомнила мне ту тень в Мориа… Огнемрака, — добивал он шепотом.

— Это не Огнемрак, — возразил Фродо, у которого озноб еще не прошел. — Она была холоднее. Я думаю… — Он вздрогнул и умолк.

— Что вы думаете? — быстро спросил Боромир, наклоняясь в своей лодке, словно стараясь заглянуть Фродо в лицо.

— Я думаю… Нет, не скажу, — ответил Фродо. — Что бы это ни было, его падение спутало планы наших врагов.

— Вероятно, — произнес Арагорн.- Но мы не знаем, где эти враги, и сколько их, и что еще они задумали. В эту ночь мы не будем спать. Держите оружие наготове.

Наутро они увидели, что весь мир вокруг них окутался густым, белым туманом. Арагорн решил подождать немного, пока туман поднимется, а тогда снова попытаться пройти через пороги, с тем, чтобы за ними искать путь на восток, к холмам Эмин Мюиля; но Боромир предложил за порогами оставить лодки и идти прямо к границам Гондора.

— Мы бы так и сделали, если бы направлялись в Минас Тирит, — возразил Арагорн, — но это еще не решено окончательно. Кроме того, предложенный вами путь может оказаться опаснее, чем вы думаете. Он идет через плоскую, болотистую местность, и там нам трудно будет пройти пешком, с поклажей. Я не покину реки до последней возможности. На ней, по крайней мере, нельзя заблудиться.

— Но восточный берег занят врагом, — напомнил ему Боромир. — И если даже вы минуете Врата Аргоната и достигнете острова Тинда, — что тогда? Не станете же вы прыгать с водопада?

— Нет, — ответил Арагорн. — Но мы можем пронести лодки кружным путем к его подножию и там снова пустить на воду. Разве вы не знаете, Боромир, или разве вы забыли о лестнице на холм Амон Дин? Я, по крайней мере, намерен побывать на нем еще раз, прежде чем принимать дальнейшие решения. Там, быть может, мы найдем какое-нибудь указание.

Боромир начал настаивать и отступил, только увидев, что Фродо поддерживает Арагорна. — Не в обычае у людей Гондора покидать друзей в нужде, — сказал он, — а моя сила еще понадобится вам, пока вы придете к Тинду. Я согласен сопровождать вас до этого острова, но не далее. А тогда я поверну к своей стране и пойду один, если своей помощью до сих пор не заслужил себе никакого спутника.

Когда туман немного поднялся, Арагорн с Боромиром взобрались на обрыв и пошли искать обходную тропу вокруг порогов. Остальные ждали их в величайшей тревоге, но вскоре они вернулись с добрыми вестями: тропа была, и довольно удобная.

— Место для высадки хорошее, — сказал Арагорн, — Пороги начинаются в полумиле от него и тянутся на милю или чуть больше, а потом река опять становится гладкой, хотя и быстрой. Труднее всего будет дотащить до тропы наши лодки и поклажу.

Действительно, это было нелегким делом, хотя сами лодки, сделанные из какой-то неизвестной даже Леголасу породы дерева, оказались удивительно легкими. Путь к тропе шел вверх по крутому откосу, каменистому, изрезанному рытвинами и заросшему колючим, цепким кустарником. Туман поредел, но оставался достаточно густым, чтобы быть защитой; в этом тумане они слышали плеск и рокот воды на Порогах, но самой реки не видели. Им пришлось проделать переход дважды, чтобы перенести лодки и всю поклажу на тропу.

Остальное было уже проще и легче. Тропа шла вдоль реки, потом сворачивала к ней и спускалась в маленькую бухточку, отгороженную от Порогов длинной каменистой косой. Здесь Боромир предложил остановиться и заночевать, так как день уже кончался и туман снова начал густеть.

Следующий день начался дождем, но Отряд все же вывел лодки на реку.

Плавание было спокойным; вскоре туман и тучи разошлись, и перед путниками открылось широкое ущелье с крутыми каменными обрывами, между которыми несла их река. Ущелье постепенно суживалось, течение ускорилось; им оставалось только отдаться на, его волю, так как ни остановиться, ни повернуть обратно они уже не могли. Над головой у них была полоска голубого неба, кругом — темная в тени скал вода, впереди — зубчатые вершины высокой гряды Эмин Мюиля.

Глядя вперед, Фродо увидел вдали два высоких утеса, похожих на башни или столбы. Река суживалась, чтобы пройти между ними, и лодки мчались все быстрее.

— Это Врата Аргоната! — вскричал Арагорн. — Они уже близко. Ведите лодки гуськом, подальше одну от другой, и держитесь середины реки!

Фродо не мог отвести взгляда от этих грозных утесов, выраставших ему навстречу. Они казались ему похожими на серых, безмолвных великанов; потом он увидел, что это действительно гигантские изваяния. Утесы были отделаны в виде огромных человеческих фигур; каждая из них стояла на высоком пьедестале, и в руках у них были мечи, а на головах — шлемы. Так величавы и грозны были эти каменные стражи, что Фродо зажмурился и съежился, не смея взглянуть на них, и даже надменный Боромир склонил голову, когда бурная река проносила их хрупкие ладьи у подножья каменных великанов.

Лодки мчались в теснине среди высоких скал. Небо высоко вверху казалось очень далеким и туманным. Вода бурлила и пенилась кругом; и среди скал свистел резкий ветер, швыряя брызги в лицо. Фродо едва осмеливался дышать или шевелиться; Сэм, рядом с ним, жалобно бормотал что-то; но Арагорн сидел у руля, отважный и гордый, ведя лодку уверенной рукой. Капюшон у него были откинут, темные волосы развевались по ветру, глаза сияли, и весь он словно помолодел. Фродо, взглянув на него, понял, как счастлив Странник, возвращаясь на родину своих предков.

Ущелье было длинное и мрачное, полное грохота воды и шума ветра. Когда оно повернуло к западу, стало совсем темно; но вскоре Фродо увидел впереди полоску света. Она быстро расширилась, и лодки, одна за другой, вырвались на простор озера.

Солнце давно уже перешло за полдень, и в небе тянулись белые перья высоких облаков. Река расширилась, превратившись в длинное, овальное озеро с холмистыми серыми берегами. На южном, дальнем конце озера виднелись три пика; средний, выше остальных двух, стоял от них отдельно, как островок посреди реки. Издали с ветром доносился несмолкаемый глухой рокот — шум водопада Раурос, как сказал Арагорн.

Отряд отдохнул немного, плывя по течению посреди озера, но потом снова взялся за весла. Западные склоны холмов одевались тенью, солнце заходило, большое и красное. Темные пики все приближались, и шум водопада становился громче. Ночь уже опустилась на воду, когда лодки, наконец, подошли к берегу в тени утесов.

Кончился десятый день плавания. Пустынные места остались позади. Теперь им предстояло выбрать, в какую сторону двинуться, на восток или на запад.

Предстояло выбрать последний этап своего пути.

ГЛАВА XIII ОТРЯД РАСПАДАЕТСЯ

Арагорн ввел все три лодки в правый рукав реки. Здесь, на западном берегу, от подножья Амон Хена до самой воды расстилался обширный зеленый луг. Дальше поднимался склон холма, поросший деревьями, и оттуда струился журчащий ручеек.

— Здесь мы заночуем, — сказал Арагорн. — Это луга Парт Галена, прекрасное место для отдыха в летние дни. Будем надеяться, что оно еще безопасно.

Они вытащили лодки на берег и устроили стоянку. Решено было держать стражу всю ночь; однако никаких признаков опасности не было. Если Голлум и продолжал преследовать их, то оставался невидим и неслышим. Все было спокойно, но Арагорн тревожился во сне; в конце концов он проснулся и подошел к Фродо, стоявшему на страже.

— Почему вы проснулись? — спросил Фродо. — Сейчас не ваш черед.

— Не знаю, — ответил Арагорн, — но во сне я ощутил тень и угрозу. Прошу вас, обнажите меч.

— Почему? — удивился Фродо. — Разве враги близко?

— Посмотрим, что скажет ваш клинок, — ответил Арагорн. Фродо извлек Жало из ножен, и с тревогой увидел, что клинок слабо светится. — Орки! — сказал он. — Не очень близко, но все же слишком близко, по-моему.

— Мне тоже так кажется, — произнес Арагорн. — Но, может быть, это только лазутчики Мордора, шныряющие по склонам Амон Ла. Я еще никогда не слыхал, чтобы они были и на Амон Хене. Но кто знает, что может случиться в эти мрачные дни, когда Минас Тирит не в силах больше отгонять врагов от Андуина? С завтрашнего дня нам придется быть очень осторожными.

День взошел словно в огне и дыме. Дымом были черные тучи, лежавшие на востоке, а огнем — багровый свет всходившего из-под них солнца; но вскоре оно поднялось сквозь них в ясное небо. Вершины утесов оделись золотом.

Фродо взглянул на восток и увидел скалистый остров, отвесно поднимающийся посреди реки: остров Тинд. Над его обрывом поднимались, одна выше другой, верхушки деревьев, карабкающихся по крутым склонам, а еще дальше виднелась голая, неприступная каменная вершина, над которой кружились птицы.

После трапезы Арагорн собрал Отряд вокруг себя.

— Настал, наконец, день выбора, который мы откладывали так долго, — заговорил он, обводя их всех испытующим взглядом. — Что станется с нашим Отрядом, который шел вместе столько времени и так дружно? Пойдем ли мы на запад с Боромиром и присоединимся к Гондору в его борьбе, или повернем на восток, навстречу Мраку и Ужасу, — или разойдемся в разные стороны, кто куда хочет? Но, что бы мы ни решили, мы должны решать быстро.

Медлить здесь нельзя. На восточном берегу стоит Враг, мы это знаем; но боюсь, что Орки очутились уже и по эту сторону реки.

Он умолк, и никто не решался ни заговорить, ни шевельнуться.

— Ну, Фродо, — произнес он, когда молчание стало нестерпимым, — решение принадлежит вам. Вы — Кольценосец, назначенный Советом. Вы один можете выбрать свой путь, и я не могу вам советовать. Я не Гандальф, и хотя я старался заменить его, но не знаю, какие намерения или какие надежды были у него на этот час, — если они и были. Вероятнее всего, будь он сейчас с нами, он предоставил бы решение вам. Такова ваша судьба.

Фродо ответил не сразу, потом произнес медленно: — Я знаю, что нужно спешить, но не могу сделать выбора. Мне тяжело решать. Дайте мне еще час, и тогда я скажу. Я хочу побыть один.

Арагорн взглянул на него с любовью и состраданьем. — Хорошо, Фродо, — сказал он, — мы даем вам этот час, и вы будете один. Мы подождем вас здесь.

Но не уходите далеко — не дальше, чем за пределы зова.

Фродо с минуту сидел, не шевелясь, низко опустив голову, потом встал и медленно пошел прочь; и хотя все остальные сдержали себя и не смотрели в его сторону, но Сэм заметил, что, пока Кольценосец не исчез среди деревьев у подножья холма, Боромир провожал его пристальным взглядом.

Блуждая бесцельно среди деревьев, Фродо заметил вскоре, что ноги несут его вверх по склону. Он нашел тропу, жалкий остаток древней дороги; в крутых местах на ней были высечены ступеньки, но они растрескались, обвалились, заросли кустарником. Некоторое время он поднимался, не замечая, куда идет, пока не достиг ровной, травянистой площадки, окруженной деревьями; она была открыта с востока и озарена солнцем, а посредине ее виднелся большой плоский, обомшелый камень. Фродо остановился; отсюда ему была видна река далеко внизу, а почти наравне с ним — скалистый Тинд с кружащимися над ним птицами. Рокот водопада слышался совсем близко.

Фродо сел на камень, опершись подбородком на руки, глядя на восток невидящим взглядом. В памяти его проходило все, что с ним было после разлуки с Бильбо в Шире, и он старался вспомнить и обдумать каждое слово, которое слышал от Гандальфа. Время шло, а он никак не мог найти в себе силы, чтобы решиться.

Вдруг он очнулся: ему показалось, что кто-то стоит позади него, что за ним следят чьи-то враждебные взгляды. Он вскочил и обернулся, но, к своему удивлению, увидел только Боромира, смотревшего на него дружески и с улыбкой.

— Я боялся за вас, Фродо, — сказал он, подходя. — Если Арагорн прав, и Орки близко, то никому из нас нельзя бродить в одиночку, особенно вам: от вас слишком многое зависит. У меня тоже тяжело на сердце. Можно мне остаться и поговорить с вами, раз уж мы встретились? Меня бы это успокоило.

В большой компании всякая беседа может превратиться в бесконечный спор; но когда беседуют двое, они могут прийти к разумному решению.

— Вы очень добры, — ответил Фродо. — Но мне беседа вряд ли поможет.

Потому что я знаю, как должен поступить, но боюсь этого, Боромир, боюсь!

Боромир стоял, молча глядя на него. Ветер шуршал в ветвях деревьев. Фродо снова сел, дрожа.

Внезапно Боромир подошел и сел рядом с ним. — Уверены ли вы в том, что страдаете не напрасно? — спросил он. — Я хочу помочь вам. В вашем трудном выборе вам нужен совет. Почему бы вам не принять мой?

— Кажется, я уже знаю, какой совет вы мне дадите, Боромир, — сказал Фродо. — И он показался бы мне разумным, если бы сердце не предостерегало меня.

— Сердце предостерегает вас? — резко произнес Боромир. — От чего?

— От задержки. От пути, который кажется легким. От отказа нести бремя, возложенное на меня. От… ну, что ж, скажу и это… от того, чтобы доверяться силе и правдивости Людей.

— Но эта сила давно уже защищает вас в вашей маленькой стране, — возразил Боромир, — хотя вы и не знаете этого.

— Я не сомневаюсь в доблести вашего народа. Но мир изменчив. Стены Минас Тирита крепки, но могут оказаться недостаточно крепкими. Если они падут — что тогда?

— Мы погибнем в битве, но погибнем доблестно. И все же есть надежда, что наш Город не падет.

— Надежды нет, пока существует Кольцо, — произнес Фродо.

— А! Кольцо! — повторил Боромир, и глаза у него засверкали. — Кольцо! Не странно ли, что мы так мучаемся страхом и сомнениями из-за такой малости?

Такая малость! А я видел его только на мгновение, в жилище Эльронда. Можно мне взглянуть на него еще раз?

Фродо поднял на него взгляд, и сердце у него похолодело, когда он увидел, как сверкают у Боромира глаза, хотя лицо остается спокойным и дружеским.

— Лучше ему оставаться спрятанным, — сказал он.

— Как хотите, мне безразлично, — произнес Боромир. — Но мы можем хотя бы поговорить о нем. Кажется, вы думаете только о том, какую силу оно имеет в руках у Врага: о его способности творить зло, а не добро. Мир изменчив, сказали вы. Минас Тирит падет, если Кольцо существует? Конечно, падет, если оно будет в руках у Врага. Ну, а если оно будет принадлежать нам?

— Разве вы не были на совещании? — возразил Фродо. — Мы не можем пользоваться им: все, что оно делает, обращается во зло.

Боромир вскочил и нетерпеливо расхаживал взад и вперед.

— Опять те же слова! — вскричал он. — Это вас научили Гандальф, Эльронд и все прочие! Для себя они, может быть, и правы. Но я часто задумывался над тем, мудры они или только трусливы. Всем этим Эльфам, Полуэльфам и Колдунам оно может принести вред. А настоящих Людей, Людей доблестного сердца, Кольцу не испугать. Мы, Люди Гондора, устояли в долгих годах испытаний, устоим и в этом. Нам не нужны никакие чары, нужна только сила, чтобы защищать себя, свое правое дело. И вот в трудный час судьба посылает нам Кольцо Власти. Это дар судьбы, говорю вам, — дар судьбы врагам Мордора!

Безумием было бы отказаться от него, не использовать силу. Врага против него самого! Побеждает только бесстрашный, только тот, кто не оглядывается.

Чего бы ни сделал в этот час отважный воин, великий вождь? Чего бы ни сделал Арагорн? А если он откажется, то — Боромир? Кольцо даст мне власть и силу. О, как я буду теснить войска Мордора, когда все народы соберутся под моими знаменами!

Он шагал взад и вперед и говорил все громче и громче. Казалось, он совсем забыл о Фродо. Он говорил только о битвах, оружии и войсках; он строил планы будущих великих союзов и великих побед; и вот он уже сверг Саурона и сам стал могущественным владыкой, благодетельным и мудрым. Вдруг он остановился и всплеснул руками.

— А они велят выбросить его! — вскричал он. — Я не говорю — уничтожить.

Это было бы правильно, будь на это хоть какая-нибудь надежда. Но ее нет.

Единственное, что нам было предложено, это чтобы какой-то Коротыш слепо вступил в Мордор и дал Врагу все возможности снова завладеть Кольцом. Какое безумие!

Он снова обратился к Фродо: — Вы сказали мне, что боитесь. Если это так, то самый отважный поймет и простит вас. Но не возмущается ли в вас простой здравый смысл?

— Нет, я боюсь, — ответил Фродо.- Просто боюсь. Но я рад, что вы высказались так открыто, Боромир. Теперь мой путь для меня ясен.

— Так вы пойдете в Минас Тирит? — вскричал Боромир, и глаза у него сверкнули алчностью.

— Вы меня не поняли, — возразил Фродо.

— Но вы придете, хотя бы на время? — настаивал Боромир. — Мой город недалеко отсюда, а от него до Мордора лишь немного дальше, чем от Рауроса.

Мы долго пробыли в пустынях, и, прежде чем начать действовать, вам понадобится узнать, что сделал за это время Враг. Идемте со мною, Фродо!

Пусть вы должны отправиться в Мордор, но сначала вам нужно передохнуть.

Он дружески положил руку на плечо Коротыша, но эта рука дрожала от сдерживаемого возбуждения. Фродо быстро отступил и тревожно смотрел на этого воина, гораздо выше него ростом и во много раз сильнее.

— Чего вы боитесь? — произнес Боромир. — Я честный человек, не вор и не лазутчик. Мне нужно ваше Кольцо, — теперь вы это знаете; но я даю вам слово, что не собираюсь завладевать им. Не позволите ли вы мне хотя бы попробовать с ним? Дайте мне его!

— Нет, нет! — вскричал Фродо. — Эльронд поручил его мне!

— И мы сами будем виноваты, если Враг разобьет нас! — яростно возразил Боромир.- Вы глупы! Упрямы и глупы! Вы сами идете на гибель и губите наше дело. Если какой-либо смертный имеет права на Кольцо, то это сын Нуменора, а не жалкий Коротыш! Оно досталось вам случайно. Оно могло бы достаться мне. Оно должно быть моим. Отдайте его!

Фродо молчал, но все отодвигался, пока большой плоский камень не очутился между ним и Боромиром.

— Ну, ну, друг мой, — заговорил Боромир, смягчая голос, — почему бы вам не избавиться от него? Почему бы не сбросить с себя все страхи и сомнения?

Потом, если хотите, вы сможете обвинить во всем меня. Можете сказать, что я отнял его у вас насильно. Потому что я сильнее тебя! — вскричал он и вдруг прыгнул через камень прямо к Фродо. Его красивое лицо исказилось от ярости, в глазах пылало бешеное пламя.

Фродо отскочил и снова перебежал за камень. Ему оставался только один выход: весь дрожа, он достал Кольцо и надел на палец — как раз в тот миг, когда Боромир снова прыгнул на него. Увидев, что он исчез, человек ошеломленно ахнул, огляделся, потом заметался, разыскивая его среди камней и деревьев.

— Жалкий фокусник! — загремел он. — Попадись только мне! Теперь я тебя понял. Ты отнесешь Кольцо Саурону и предашь нас всех. Ты только выжидал минутку, чтобы исчезнуть. Погибель на тебя и на все твое племя! — И тут он споткнулся о камень и упал ничком. Некоторое время он лежал неподвижно, словно сраженный собственным проклятием, потом заплакал.

Он встал и провел рукой по глазам, смахивая слезы. — Что я сказал! — вскричал он. — Что я сделал? Фродо, Фродо! — позвал он. — Вернитесь! Я словно обезумел, но это уже прошло. Вернитесь!

Ответа не было. Фродо даже не слышал его криков: он был уже далеко и мчался стремглав на вершину холма. Ужас и скорбь сотрясали его, когда он вспомнил свирепое лицо Боромира и его сверкающие глаза.

Он взбежал на вершину Амон Хена и остановился, стараясь отдышаться. Как сквозь туман, он увидел обширную площадку, вымощенную каменными плитами и обнесенную полуразвалившейся оградой; посредине возвышалось на четырех каменных столбах большое каменное кресло, к которому вела каменная же лестница. Фродо поднялся по ступеням и сел в это кресло, чувствуя себя, как ребенок, забравшийся на трон сказочного горного короля.

Сначала он не увидел почти ничего. Мир словно окутался туманом, в котором плавали смутные тени: так действовало Кольцо. Потом туман начал местами расходиться, и тогда он увидел множество картин — маленьких, но отчетливых, близких и все же очень далеких. Звука не было, только эти яркие картинки. Фродо не знал, что вершина Амон Хена обладает удивительным свойством, — что она обостряет зрение сверх обычных пределов.

На востоке он видел обширные неведомые страны, безымянные равнины, неисследованные леса. На севере лежала, как лента, Великая Река и четко рисовались вдали Туманные горы. На западе он увидел обширные пастбища Рохана и замок Ортанк в долине Изенгарда с высокой башней, похожей на черное копье. На юге, у самых его ног, Андуин низвергался водопадом Раурос в пенистую бездну, над которой трепетали радуги. А вдали он увидел могучую дельту Реки, и мириады морских птиц, кружащихся в свете солнца, как белая пыль, и серебристо-зеленое море, переливающееся бесконечными, бесчисленными волнами.

Но куда бы Фродо ни взглянул, везде он видел признаки, войны. В Туманных горах кишели, как муравьи. Орки, тысячами выползавшие из каждой норы в них.

Под сенью Чернолеса Люди и Эльфы вели смертельную борьбу с хищными зверями.

Страна Беорнингов пылала; над Мориа нависла черная туча; у пределов Лориена поднимался черный дым.

Всадники скакали по лугам Рохана; стаи волков выходили из Изенгарда; из гаваней Харада отплывали боевые корабли; а на востоке двигались неисчислимые армии, с мечами, с луками, с копьями, с боевыми колесницами.

Темный Владыка приводил в движение все свои силы. Фродо снова взглянул на юг, в сторону Минас Тирита, и увидел белокаменный, многобашенный город, сверкающий сталью оружия, расцвеченный знаменами вождей; и надежда вернулась к нему. Но потом его взгляд начал словно против воли обращаться к востоку; миновал разрушенный Осгилиат, миновал башни Минас Моргула и страшные Горы и уходил все дальше, к самому Горгороту, мрачной равнине в Стране Мрака. Там лежала тьма. В дыму пылало великое пламя, извергаемое Горой Ужаса. И тут, наконец, его взгляд остановился: он увидел стены над стенами, бастионы над бастионами, черную, невообразимо мощную, с башнями из стали, с воротами из алмаза твердыню Саурона — Барад-дур. Всякая надежда покинула его.

И вдруг он ощутил Око — недремлющее, скрытое в Черной Крепости. Он знал, что оно тоже ощутило его взгляд. Там жила свирепая, могучая воля. Она устремилась к нему; он почти чувствовал ее, как нащупывающий палец. Вот сейчас этот палец найдет его и придавит и завладеет им… Палец коснулся холма Амон Ла, повис над вершиной Тинда… Сейчас он будет здесь! Фродо вскочил, хотел сбежать вниз, но только съежился, закрыв голову серым капюшоном.

Он сам слышал свой голос, кричавший: "Нет, нет, никогда!" Или он кричал: "Да, да, я иду"? Он не мог бы сказать. Потом, словно искра какой-то другой воли, в мозгу у него вспыхнула другая мысль: "Сними его! Сними! Сними Кольцо!".

Обе силы боролись в нем. На мгновение, захваченный между ними, он закорчился в муках. Но вдруг они исчезли; он снова стал самим собою-прежним Фродо, способным к выбору в последний оставшийся ему момент. Он снял Кольцо и увидел, что стоит на коленях перед каменным троном. Черная в ярком свете солнца, прошла над ним тень, словно вытянутая рука; не коснувшись Амон Хена, она протянулась на запад и исчезла. Небо снова поголубело, и Фродо услышал щебет птиц на деревьях.

Он встал. Он ощущал великую усталость, но воля у него была тверда, а на сердце стало легче. Он заговорил вслух, сам с собою:

— Я знаю теперь, что мне делать, — сказал он. — Вот что ясно, по крайней мере: злая сила Кольца действует уже в самом Отряде, и Кольцо должно покинуть его, пока не навредило ему еще больше. Я пойду один. Кое-кому я не могу доверять, а те, кому могу, слишком мне дороги: Сэм, и Мерри, и Пиппин.

И Странник: он стремится в Минас Тирит, и он там будет нужен, так как Боромир поддался злу. Я пойду один. Сейчас же.

Он сбежал с холма и вернулся на ту лужайку, где нашел его Боромир. Тут он остановился, прислушиваясь. Ему показалось, что он слышит крики и зовы из рощи внизу.

— Ищут меня, — сказал он себе. — Интересно, давно ли я ушел от них?

Миновал, наверное, уже не один час. — Он поколебался. — Что мне делать? — пробормотал он. — Я должен уйти, сейчас — или никогда. Другого случая у меня не будет. Неприятно бросать их вот так, без всяких объяснений. Но они, конечно, поймут. Хотя бы Сэм: он всегда понимал меня. И разве я мог бы поступить иначе?

Медленно достал он Кольцо, снова надел его и спустился с холма — невидимый, как ветер, шуршащий в ветвях деревьев.

Когда Фродо ушел, остальные долго сидели на берегу реки, сначала молча и тревожно, потом стали разговаривать. Они старались говорить о чем угодно — о своем путешествии, о приключениях; они расспрашивали Арагорна о Гондоре и его истории, о развалинах великих сооружений на границах Эмин Мюиля, о каменных Стражах Реки и о многом другом; но их мысли все время обращались к Фродо и к Кольцу. Что решит Кольценосец? Почему он медлит с решением?

— Он обсуждает, какой путь будет более отчаянным, — сказал Арагорн, — и я его понимаю. Для Отряда сейчас более, чем когда-либо, безнадежно идти на восток: Голлум выследил нас и вероятно, раскрыл нашу тайну. А идти в Минас Тирит — значит ни на шаг не приблизиться к уничтожению Кольца. Мы можем пойти туда и там сражаться; но ни Денетор, ни все его люди не смогут сделать того, что не под силу было даже Эльронду; они не смогут ни сохранить Кольцо в тайне, ни уберечь от Врага. Что выбрал бы каждый из нас, будь он на месте Фродо? Я не знаю. Никогда еще Гандальф не был нам так нужен, как сейчас.

Леголас предложил вынести решение совместно, не дожидаясь Фродо, а потом убедить Кольценосца принять его. Гимли был того же мнения; но Арагорн возразил, что лучше всего им будет разделиться: если Фродо решит идти на восток, то с ним пойдут Сэм, Гимли и он, Арагорн, а остальные пусть идут в Минас Тирит.

— Мы не согласны! — вскричал Мерри. — Мы не хотим расставаться с Фродо, мы решили так с самого начала. Но в Шире или в Ривенделле дело казалось совсем другим. Жестоко будет отпускать Фродо в Мордор. Мы с ним не расставались — пусть теперь он тоже не расстанется с нами. Разве нельзя удержать его?

— Удержать нужно, — подтвердил Пиппин. — Он, наверное, и сам думает сейчас об этом; он знает, что мы не отпустим его туда одного, а звать нас туда с собою — боится…

— Простите, — прервал его Сэм, — но, кажется, вы до сих пор не понимаете Фродо. Он совсем не колеблется, какой путь выбрать, — нисколько! В самом деле, зачем ему идти в Минас Тирит? То есть, с вашего позволения, Боромир… — Тут он обернулся, и все заметили, что Боромира, который сидел с краю и молчал, больше нет с ними.

— Куда он исчез? — тревожно воскликнул Сэм. — В последнее время он был, по-моему, какой-то странный. Ну, все равно, наше дело его не касается. Он, должно быть, отправился к себе домой, как собирался; пусть так и будет. Но Фродо — он знает, что должен идти к Огненной Горе. Только он боится — вот в чем дело! Конечно, его, так сказать, настроили, как и всех нас, иначе бы он давно зашвырнул Кольцо в Реку и убежал. Но все равно, сейчас он боится. И попомните мои слова: если он решится идти, то пойдет один. Никого он не возьмет, никого не станет звать с собою. А он решится, в конце концов: я его знаю!

— Я думаю, Сэм, вы ближе к истине, чем кто-либо из нас, — сказал Арагорн. — Но что нам делать, если вы угадали?

— Остановить его! Не пускать! — вскричал Пиппин.

— Вот как! — возразил Арагорн. — Но он — Кольценосец, и Миссия возложена на него. Мы не сможем повлиять на его вы- бор, не сможем и помешать ему действовать. Здесь участвуют силы, гораздо более могучие, чем мы.

— Хоть бы Фродо вернулся поскорее, — сказал Мерри. — Ждать — это просто невыносимо! Срок, наверно, уже истек?

— Да, — ответил Арагорн. — И даже давно. Мы должны позвать его и узнать о решении.

В эту минуту появился Боромир, безмолвный и мрачный. Он приостановился, словно пересчитывая их, потом сел и понурился.

— Где вы были, Боромир? — спросил Арагорн. — Вы видели Фродо?

Боромир поколебался. — Да и нет, — медленно произнес он. — Да, я встретил его на склоне холма и говорил с ним. Я убеждал его идти в Гондор, а не на восток. Я разгорячился, и он исчез. Я никогда не видел ничего подобного, хотя слышал в сказках. Должно быть, он надел Кольцо. Я не нашел его и думал, что он вернулся сюда.

— И больше вам нечего сказать? — спросил Арагорн, глядя на него пристально и не очень дружелюбно.

— Я не скажу ничего больше, — ответил он.

— Плохо дело! — воскликнул Сэм, вскакивая. — Что вы с ним сделали? Зачем он надел Кольцо? Что между вами случилось?

— Но он надел его ненадолго, Сэм, — успокоительно сказал Мерри. — Так поступал и Бильбо, когда хотел избежать нежеланной встречи.

— Значит, эта тоже была нежеланной? — гневно спросил Сэм, но ему никто не ответил.

— Где он теперь? Куда ушел? — тревожно спрашивал Пиппин. — Его нет с нами уже давно.

— Давно ли вы видели Фродо, Боромир? — обратился к нему Арагорн.

— Полчаса назад, — ответил тот. — Или, может быть, час. Я долго ходил с тех пор… Я не знаю! Не знаю! — Он склонился и охватил голову руками, словно в приступе отчаяния.

— Час с тех пор, как он исчез! — вскричал Сэм. — Идемте искать его, немедленно!

— Погодите, — остановил его Арагорн. — Мы должны разделиться по двое и…

Эй, погодите! Постойте!

Его никто не слушал. Сэм кинулся первым, Мерри и Пиппин за ним, и они исчезли в прибрежной роще, крича и зовя Фродо; Леголас и Гимли тоже побежали куда-то. Отряд охватило словно какое-то безумие.

— Мы все разбежимся и растеряемся! — простонал Арагорн. — Боромир, я не знаю, что вы натворили, но сейчас помогите мне! Бегите за двоими Коротышами и сохраните хоть их! Если найдете Фродо или его следы, вернитесь сюда. Я тоже вернусь, и скоро.

Арагорн погнался за Сэмом и настиг его в начале подъема на холм: он искал и звал Фродо.

— Идемте со мною, Сэм, — приказал ему Странник. — Никому нельзя ходить в одиночку: я чувствую здесь опасность. Я побегу на вершину Амон Хена и попытаюсь увидеть оттуда что-нибудь. По-моему, Фродо тоже пошел туда.

Идемте! — И он заспешил вверх по тропе.

Сэм заспешил тоже, но не ему было угнаться за быстроногим Странником, и вскоре он отстал, задохнувшись. Арагорн уже исчез из виду. Сэм огляделся и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну, Сэм Гамджи, — сказал он вслух, — поработай головой, если ноги у тебя не годятся! Посмотрим. Боромир не лгал, это не в его привычках, но он рассказал не все. Фродо сильно испугался чего-то. Он решился-сразу. Решился идти. Куда? На восток. И без меня? Да, без меня. Плохо, очень плохо.

Гандальф мне велел не расставаться с ним, да я и сам не хочу этого.

Он провел рукой по глазам, сгоняя с них туман. — Держись, Сэм! Думай, если можешь! Он не может перелететь через реку, не может и спрыгнуть с водопада; и он без вещей. Значит, он пошел к лодкам. Ну, так и я туда же!

Он повернулся и бросился бежать по тропе, падая, поднимаясь и снова падая. Лодки были на берегу, там, где их вытащили, и кругом никого не было, но одна из лодок сама собой скользила по траве. Сэм вскрикнул и прибавил скорости. Лодка уже соскользнула в воду.

— Я с вами, Фродо! Я с вами! — закричал Сэм и прыгнул с берега в лодку, но не попал и с шумом и брызгами рухнул в реку. Быстрая, глубокая вода сомкнулась над его курчавой головой.

Из лодки послышался возглас отчаяния; заработало весло, лодка повернула, и рука Фродо вцепилась Сэму в мокрые волосы, когда он, барахтаясь, всплыл в последний раз.

— Ну, Сэм, — сказал Фродо, — держись, вот моя рука.

— Не вижу! — простонал, задыхаясь, Сэм. — Спасите меня, я тону! Не бросайте меня!

— Конечно, не брошу: болтай ногами, тогда лучше удержишься; и не надо так метаться, а то опрокинешь лодку. Ну, вот, держись за борт, а я возьму весло.

Несколькими взмахами весла Фродо подвел лодку к берегу, снял Кольцо и вышел на сушу. Сэм уже выкарабкался и стоял, жалкий и мокрый, как крыса.

— Из всех помех ты самая худшая, Сэм, — упрекнул его Фродо.

— Но неужели вы хотели уехать без меня? — взмолился тот. — Это с вашей стороны было бы совсем плохо. Где вы были бы сейчас, если бы не я?

— Спокойно плыл бы своим путем.

— Спокойно? — повторил Сэм. — И без меня? Я не могу вас бросить, это для меня смерть!

— Смертью будет, если ты пойдешь со мною, Сэм, — мягко возразил Фродо. — Ведь я иду в Мордор!

— Знаю. А я — с вами. Так и Гандальф говорил, помните?

— Не задерживай меня, Сэм, — сказал Фродо. — Каждую минуту сюда могут явиться остальные, и тогда мне придется спорить с ними, объяснять, и у меня никогда больше не будет ни случая уйти, ни храбрости для этого. А уйти я должен, и сейчас же. Другого выбора нет.

— Согласен, — ответил Сэм. — Но не уходите один. Или я пойду с вами, или мы оба останемся. Я скорее продырявлю все лодки, чем отпущу вас одного!

Фродо засмеялся, наконец. На сердце у него стало вдруг теплее и легче. — Оставь одну! — сказал он. — Нам она понадобится. Но как ты отправишься со мной, без провизии, без всяких вещей?

— У меня все готово, я сейчас принесу! — вскричал Сэм, кинулся к стоянке и почти сейчас же вернулся, неся две сумки — свою и Фродо и прихватив еще одно одеяло и сверток с провизией.

— Итак, мой план не удался, — сказал Фродо, садясь с ним в лодку. — Не удалось мне скрыться от тебя. Но я рад этому, Сэ, не могу даже сказать, как рад! Должно быть, это наша судьба — идти вместе. Мы пойдем своим путем, а остальные пусть ищут свой, и пусть он будет лучше нашего. Странник позаботится о них, но мы едва ли увидим их снова.

— Может быть, и увидим, Фродо, — возразил Сэм. — Может быть!..

Так Сэм и Фродо отправились вдвоем в последний этап своего пути. Фродо отвел лодку от берега, и река быстро понесла их по западному рукаву, мимо хмурого Тинда. Шум водопада все приближался. Даже с той помощью, какую мог оказать Сэм, трудно было пересечь реку у южной оконечности острова и вести лодку на восток, к дальнему берегу реки.

Наконец, они причалили и вышли на берег у южных склонов холма Амон Ла.

Они оттащили лодку подальше от воды и спрятали за большой каменной глыбой.

Потом, вскинув сумки за спину, они пошли, выбирая тропы, которые повели бы их через серые холмы Эмин Мюиля и дальше — в Страну Мрака.