- Войдите, - прозвучало за дверью, Александр, обернувшись по сторонам, неприятно осознал, что это его очередь.
- Тебя, - коснулся его Хомут. Ничего не ответив, Александр шагнул в неизвестность. В голове проскользнула мысль: "Это конец". Серый дым безразличия наполнил голову и вокруг завертелся непонятный кинофильм. Как во сне, Александр обратил внимание на стоящее за ширмой странное кресло с подлокотниками, больше похожими на подколенники. На врача, который устало предложил сесть.
- На что жалуетесь? - спросил врач и продолжил что-то листать. Сидевшая напротив еще молодая медсестра, в душе смеясь, окинула Александра взглядом. Вопрос возвратил Александра к неприятной действительности, веселое лицо совсем даже не старой медсестры вовсе не обрадовало Александра. "Этого еще не хватало".
- Я... - он задумался. - У меня... - он снова осекся. И, наконец, решился: - У меня на нижнем белье, около самого главного мужского органа появились какие-то пятна. - Он перевел дыхание. - Точнее, с "конца" гной потек!
- Когда появились? - врач посмотрел на Александра, как словно ему сообщили о мелкой занозе на пальце.
- Сегодня утром.
- Сильно течет?
- Не знаю.
- Покажи.
- Что показать? - не понял Александр.
- Снимай штаны. Не язык, конечно, - усмехнулся тот. Александр, преодолевая смущение, расстегнул штаны и приспустил трусы. - Открой головку. - Александр выполнил приказ. Врач взял металлическую спицу с крючком на самом конце и всунул в отверстие. Особой боли не было, но черные подозрения закрались в душу. Врач извлек инструмент и растер на специальном медицинском стеклышке. Надписав номер, рассматривая слизь, произнес:
- Приплыл голубчик. С тебя три пятьдесят, еще кровь сдашь, - протягивая одноразовый шприц. - После обеда придешь, анализы готовы будут, поговорим.
- А это сильно опасно? - не выдержал Александр.
- Некоторые выживают, - рассмеялся тот. - После обеда придешь, поговорим.
- Спасибо. До свидания, - засуетился Александр.
- Твой номер двести первый, не забудь, - протянул врач клочок бумаги.
- До свидания. Двести первый, - повторил Александр, выходя. За время отсутствия народу навалило прилично. "Понаслаждались, голубчики", позлорадствовал Александр.
- После обеда, - буркнул он Хомуту. И, глядя под ноги, заспешил вон. Только когда удалились за ограду, он посмотрел, рядом ли "милый друг". В данный момент он таковым не являлся. Эта мысль на мгновение отвлекла и, обдумав, Александр пришел к выводу, что сам виноват и Хомут здесь ни причем.
- Ну что там у тебя? - поинтересовался, наконец, Хомут.
- Не знаю. После обеда скажут. Но уже болею, это точно. Как теперь с Татьяной быть? Ума не приложу. Угораздило же. Почему не годом раньше или годом позже? Нет, именно сейчас. Она через пару дней приедет. Итак стыдно было в глаза смотреть. А теперь, если рассказать, то и вообще можно будет о свадьбе забыть.
- Успокойся, все будет хорошо. Не ты первый, не ты последний. Видал там сколько "страждущих".
- Мне от этого ни жарко, ни холодно. Лучше бы было, если бы там было поменьше и меня среди них не было.
- Конечно, лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным. Но, увы, не у всех получается. Обычно вперемежку. Или бедный и здоровый, или богатый и больной.
- После обеда сам пойду, без тебя. Не маленький. Да и не то это заведение, чтобы парочками ходить.
- Как раз для парочек, - сострил Хомут. Александр бросил мрачный взгляд и тот дипломатично, как ни в чем не бывало, стал рассматривать окружающий Ландшафт.
...Народу в коридоре не было. Александр, постучавшись в дверь и не получив ответа, вошел.
- Можно? - спросил он, останавливаясь. Врач кивнул головой и, перестав листать журнал учета, спросил:
- Какой номер?
- Двести первый?
- Та-ак? - протянул врач, начиная листать журнал. Проведя пальцем по номерам и остановившись на нужной строке, повернулся к Александру и, саркастически улыбаясь, бросил:
- Французский насморк.
- Что?
- Гонорея. Считай, что тебе еще повезло. Но в последнее время и гонококки стали привыкать к лекарствам, так что еще пару раз подхватишь и, можешь свой главный орган в сервант поставить и другим показывать: был, дескать, когда-то, - Он улыбнулся. Вот тебе рецепт. Будешь принимать три дня четыре раза в день, по две, если ноль восемь и по четыре, если ноль шестнадцать за раз, после еды. И еще, на всякий случай, будешь пить вот это, - он указал на синюю упаковку, лежащую на столе. - Я тебе пять упаковок выписал, одна упаковка в день за раз. Через неделю придешь на контрольный анализ. И своей подруге то же самое лекарство, скажешь, чтобы принимала, а лучше пусть придет.
- И все? - не поверил Александр.
- На первый раз и этого хватит. Каждый следующий раз доза увеличивается, и часто прежние лекарства не помогают.
- Следующего раза не будет.
- Увы, - качая головой, ответил врач. - Хорошо бы, если так. Когда заболеют, грозятся вести добропорядочный образ жизни. А как вылечатся - так и не помнят, чем пахнет. "Хрониками" станут и вновь вспоминают, да бесполезно локти кусать, когда на "Аляске золото нашли". Так что, готовься. Есть такие процедуры, о которых лучше не знать.
- До свидания! - Александр вышел. "Уж лучше прощай".
Усталость и безразличие успокоили нервы. Проходя через стадион, на котором играли в футбол, он даже не подумал обойти, чтобы не мешать. Не меняя направления и перейдя через дорогу, не обращая внимание на возможный транспорт и сосредоточенно бредя вдоль высотных домов и невзрачных пятиэтажек, Александр вышел за город и направился в сторону Волги. Реку было уже видно, но он шел до нее еще долго. Дойдя до отвесного прибрежного склона, погруженного в развесистые кроны и пробивающиеся из среза времен, размытого ленивой величественной рекой едва проросшие березки, Александр не стал искать подходящего спуска, а начал спускаться по осыпающейся под ногами крошащейся высушенной глине, словно в гигантском слаломе, время от времени цепляясь руками за проносящиеся мимо деревья. Склон закончился, и он, пробежав с разбегу несколько шагов, резко затормозил перед очередным, приводящим уже непосредственно к берегу отвесным склоном. Стена была практически ровной и Александр остановился, размышляя. Деревьев на склоне не было, и падение представлялось неминуемым. Поэтому он, подумав, пошел по краю, высматривая подходящий спуск. Через некоторое время дорога кончилась. Два склона сошлись в одну, почти вертикальную, безжизненную, вылепленную из разноцветных слоев глины естественную стену. Александр развернулся и пошел обратно. Река, закованная в железобетонные берега, едва заметно несла свои воды в закрытое море. "Интересно, зачем мучились? Если и так две непреодолимые стены на ее пути. Столько труда и денег коту под хвост. У нас могут обеспечить людей работой. Все автоматизировано. На кнопку нажимаешь и шлеп тебе мешок на плечо". - Он улыбнулся. Не выдержав бесполезных плутаний, Александр стал спускаться. Приземление было не из приятных, но без костоломства. Несильно ударившись об песок, он встал, а затем спустился к самой воде. У кромки железобетонный берег зарос водорослями и скользил. Александр стал смотреть на легкие волны. На фарватере проплывала, толкаемая толкачом, сцепленная из трех секций огромная баржа. На ней в виде куч громоздился песок. "Интересно, куда его везут?" - подумал Александр, но тут же забыл о вопросе. С другой стороны в заливе рыбаки забрасывали сеть. "Браконьеры. Бедная рыба. Надо тоже на рыбалку сходить. Люди летом отдыхают, загорают. Жизни радуются. А я по психбольницам да диспансерам развлекаюсь. Так еще чуть-чуть и допрыгаюсь. Сейчас, наверное, не купаются. Август не сезон. Хотя какая разница". -Он решительно встал и разделся. Вода обожгла. А потом согрела. Вдали от пляжа, не замутненная Волга, казалась, сама держала пловца. Александр нырнул. Вода внизу отливала чернотой. И чем ближе ко дну, тем сильней возникало ощущение погружения в ледяной родник. Не достав дна, Александр поплыл на верх, греться. Верхний слой воды показался Гольфстримом. На берегу у своих вещей он увидел человека и от греха подальше решил закончить купание.
- Привет!? Ты как здесь оказался? - удивился Александр.
- Да ты давно не заходишь, вот я тебя и рыщу по набережным, - ответил Дима. - А если серьезно? Встречу мне назначил один знакомый. Я так понял, он с сатанистами на ты. Где-то здесь у них молельня. Я должен сегодня собеседование пройти.
- И кто этот один знакомый?
- Ты его не знаешь. Но, в общем, мне велели сохранять конспирацию. Так что сопли не мочи. Собирайся. А то с тобой увидят, могут не так понять. Я к тебе после зайду, переговорим.
Александр быстро собрался.
- Знаешь, Дима! Я тоже "собеседование" прошел. Правда, в другом месте. Но тоже у них. Теперь вот в венерическом диспансере лечусь. Так что будь осторожен. Мешать не буду. Глядишь, что-то интересное узнаешь. До встречи!
- До встречи, - ответил Дима. Они разошлись. Александр не стал штурмовать вершины и пошел вдоль набережной к естественному подъему. Навстречу ему попался человек с осоловелым взглядом. Что-то напомнило в нем кого-то. Но Александр вспомнить не смог. Он остановился. Попробовал напрячь мозги, чтобы все-таки вспомнить, но попытка оказалась безрезультативной и он, отмахнувшись, пошел дальше. Дорога вилась вдоль бетонного ограждения и разбросанных по дороге в шахматном порядке массивных кубов с непонятным предназначением. Волга, время от времени налетая на бетонное русло, обдавала Александра прохладными порывами ветра. Уже приближаясь к пляжу, Александр вдруг вспомнил. "Беспардонный мужик на вокзале". Мысль ударила кулаком в переносицу. Он развернулся и побежал. Дорога назад оказалась длинной. Задыхаясь, переходя на быстрый шаг и, не отдышавшись, снова на бег, Александр прибежал на место купания. Никого не было. Он стал осматривать окружающий ландшафт. Но сколь ни всматривался и не напрягал зрение, движения в обозримом просторе он не заметил.
- Лишь бы все обошлось, - произнес он и стал взбираться на откос. Сухая глина, осыпаясь, возвращала ноги назад, следы от шагов, больше похожие на следы бегемота, постепенно приближали к концу первого препятствия. Дождя не было. Значит, или следы должны остаться, не могли же они сами по себе разровняться, или они пошли дальше к подъему. Он спустился обратно и пошел вдоль набережной, внимательно рассматривая стену каньона. Идти пришлось недолго. В наиболее крутом месте стены весенний паводок прорыл русло, незаметное издали. В нем были вырыты ступеньки, укрепленные по краю деревом. "Здесь", - решил Александр. Он стал подниматься. Уже посредине подъема Александр сообразил, что если посмотреть вниз, то вероятность упасть окажется реальностью. Лестница вела сразу наверх. И с каждой следующей ступенькой подыматься становилось все трудней и трудней. Когда он поднялся наверх, то буквально валился от усталости. К его удивлению, на верху ничего не было. Обычное пастбище, с прорастающими местами молодыми деревцами и кустиками. Это его несколько озадачило. Осмотрев насколько можно внимательней и убедившись в бесполезности поисков на поляне, он подошел к краю лестницы. Около пятидесяти метров почти узкой вертикальной глиняной лестницы без поручней окончательно убедили его в настоятельной необходимости прекращения дальнейших поисков. С чем он и согласился.
XXXIX.
Спустя пять дней Александр, сдав анализы, пришел к врачу.
- Поздравляю, молодой человек, вы здоровы. Но в ближайшие недели алкоголь употреблять не следует. Лекарства еще несколько дней выходят. В общем, чтобы не было осложнений, советую временно воздержаться.
- А как насчет женщин?
- Ты ту, от которой залетел, пролечил?
- Она мне не знакома.
- Смотри сам. С остальными можно.
С радостными мыслями Александр направился к Диме. Тот, наконец-то, оказался дома.
- Привет. Я тебя с тех пор уже несколько дней ищу. Тебе не передавали?
- Передавали, - глядя в сторону и не совеем радостно ответил Дима. Заходи, коль пришел.
- Что это ты? Квелый какой-то.
- Все нормально. - Он прошел в свою комнату. Александр вошел за ним.
- Скажу тебе, в опасное мы дело влезли. У них кругом прихваты. И милиция, и суды. Администрация. Все схвачено. Куплено и контролируется. Словно гражданская оборона, куда ни ткни - бункер или тайная молельня. Я тут несколько дней с ними покрутился! И скажу тебе, не представляю, как можно не поддаться. Не мытьем, так катаньем. Такие девушки. Такое оформление. Так все необычно. Я все дни как во сне провел. Мы с ними бороться надумали. А они никому не мешают. Думаю, для большинства там крутящихся одна только мысль, что это может прекратиться или их исключат, кошмаром кажется.
- А как насчет того, откуда все это благолепие? Ты не подумал, кто это удовольствие оплачивает?
- Жизнь коротка. И если каждый раз думать, что да как, во всем себе отказывать, то можно так и сгнить, ничего не попробовав.
- Иаред Моисеевич тоже, наверное, думать поначалу не хотел! саркастически уколол Александр.
- Я не знаю, что у них там произошло. Но они преследуемая религия. И, возможно, он был подкидышем. У них кругом связи. Видать, сообщили. От греха подальше и убрали. А может что еще. Если бы было что-то мерзкое, столько бы людей с радостными лицами там бы не крутилось.
- Я тоже был на одной их тусовке. И вкратце ознакомился с их методами вербовки. Ты, наверное, тоже прошел курс? Красивая женщина, властная и возбуждающая и так далее. Да?
- И это тоже. Каждый день по-нескольку раз, и одна другой лучше.
- У меня была только одна. И я вот уже неделю лечусь. Хорошо хоть до приезда Татьяны успел. Сегодня врач сказал, что здоров. Анализы чистые.
- Это уже судьба. Кому что на роду написано.
- Вот когда тебе "на роду" закапает или что похуже, вот тогда я и спрошу у тебя. А сейчас, судя по всему, ты потерянный для меня человек, Александр поднялся.
- Да подожди ты. Сам хотел любыми путями узнать побольше. А теперь ерепенишься. Что, обязательно надо через пытки все узнавать? А если по пути удовольствие получишь, так и знать не надо?
- Я просто подумал, что ты решил удовольствие и дальше получать.
- Было бы неплохо. Но ты сам-то что надумал делать? Сколько уже на месте топчемся? - спросил Дима.
- Не совсем на месте. Бабку нашли. И ты, и я в секту сатанистов проникли. Другие за всю жизнь может столько не узнают, а мы за пару месяцев докопались. Наша цель по-прежнему - упыри. Я тоже не семи пядей во лбу. План пока такой, и единственный. У Хомута усадьба не простая. И раз хотим что-то узнать, то надо там и копать. Приедет Татьяна. И начнем.
- Хорошо. А я пока сатанистов буду изучать, изнутри.
- Делай, как знаешь. Не забудь только резинки с собой таскать. А то твоим изучением займутся.
- Ладно. - Дима проводил Александра до двери. - Ну пока!
- Не теряйся, - бросил напоследок Александр. Он сбежал по ступенькам и направился к Хомуту. "Надо с ним конкретно договориться и выяснить, кем он там числится и по возможности узнать структуру конторы. Не может быть, чтобы такая раскидистая организация под боком у властей, и никто ничего не знал. А если знают, почему не закрывают? Ведь очевидно, что все эти склепы, тайники и прочая требуют денег, организации. Содержание даже маленькой прачечной требует денег. А тут такие объемы? Не государство же их финансирует?" - Тут он осекся. И остановился. "А если?" - Он пошел медленным шагом. "Придет же в голову всякая глупость. Если бы государство, то мы бы все с детства не в октябрята, а в сатанята вступали. Однако церкви десятилетиями разрушали? Да, но храмы Мамоне там не размещали. Что-то чем дальше в лес, тем меньше дров. Татьяна сегодня должна приехать. Если уже не приехала. Можно было бы и шампанского бутылочку раздавить. Нельзя, черт побери, о свадьбе! Даже не верится, что через пару месяцев все изменится. Однако невеселые игры я затеял перед свадьбой. Зато будет, что вспомнить на старости". - Он улыбнулся.
XXXX.
Александр засмотрелся в телевизор и выключил его лишь после того, как окончились все программы. Расстелил диван. Сходил в туалет и ванную. Выключил свет и лег спать. Когда почти заснул, в телевизоре что-то щелкнуло. Он очнулся. В комнате все проглядывалось из-за фонаря за окном. "Разряжается, наверное, кинескоп", - подумал Александр. И, повернувшись на другой бок, собрался заснуть. За окном отключили освещение. В комнате наступил полный мрак. На кухне раздался звук падающей посуды. Неприятные чувства мурашками пробежали по телу. Громко затарахтел холодильник. Александр напрягся. Какие-то шумы сверху и снизу, похожие на разговор соседей, уловили уши. Легкий звон балконных стекол от слабого ветерка донесся с кухни. Слегка пошевелились шторы. А может так показалось от света проехавшей мимо машины. Что-то щелкнуло в магнитофоне. И вновь раздалось дребезжание балконных стекол, но уже более сильное. Александр четко почувствовал, что кто-то есть на кухне. Спать расхотелось. "А вдруг кажется? Темно просто и ничего не видно". Наверху соседи чем-то загремели. "Третий час ночи, а они колобродят". Холодильник смолк. И вновь уши стали различать какие-то звуки. В полной темноте глаза различили холмик могилы, к которому он тогда сел спиной. И то же чувство закралось в душу. Почему-то вспомнил, как тогда на него смотрел Слава, настороженно и ожидающе. Словно он чувствовал это. Уши услышали четкие шаги на кухне. Еле слышные, но ШАГИ! Скрипнула дверь на кухню. Оглушительно заработал холодильник. И вдруг почти около самого уха полуоткрылась дверь в его комнату. Дверь находилась сбоку от дивана, то есть практически у него за головой. "Пошевелиться или сделать вид, что сплю?" Тело напряглось, и он перестал дышать. Чувство, что кто-то смотрит на него, усилилось. Затылком он почувствовал слабое дыхание. Кто-то наклонялся над ним. Ожидание стало невыносимым. Он резко повернулся. Затем мгновенно взлетел над диваном и включил свет. Сердце учащенно забилось. Никого в комнате не было. Он медленно, готовясь в каждую секунду отскочить, открыл дверь. И быстро подойдя к выключателю в коридоре, включил свет. Затем подошел к кухонной двери и резко распахнул ее. Сердце вновь застучало в висках. Шестым чувством он почувствовал - за холодильником кто-то есть. Стоя перед открытой дверью собственной кухни, он задумался: "Войти или нет? Да нету же никого. Нервы просто слабые". Он решительно шагнул вперед. Резко заработал холодильник. Александр слегка дернулся и заглянул за него. Там никого не было. Он выключил свет в коридоре. В своей комнате. И лег спать. "Пусть хоть убивают, не встану". Сон принял его в свои объятья.
XXXXI.
В комнате у Хомута все оставалось по-прежнему "творчески".
- Я к тебе, собственно, по делу, - начал Александр. - Через неделю хочу съездить к тебе на дачу. Мы же давно собирались. Да все неотложные дела.
- Давай съездим. Если желание не пропало. А почему ты думаешь, что там обязательно кого-нибудь встретишь? Может их и в другом месте полно?
- Другое место искать надо, а здесь множество косвенных обстоятельств. Да и сам свидетелем был. Место как специально подобрано для таких исследований. - Он усмехнулся. - Не обнаружим, так отдохнем. Дима с Татьяной тоже поедут.
- Хорошо. Только алкогольное сопровождение за твой счет. Я за лето поиздержался, - со значением произнес Хомут.
- Какие вопросы, - успокоил Александр. - Слушай, что я хотел спросить, совсем забыл. Ты в своей организации давно состоишь?
- А зачем тебе это?
- Для себя хочу выяснить.
- Полтора года.
- И не надоело?
- Это не может надоесть, здесь всегда все внове и все более необычное. Представь себе, ты учишься кататься на велосипеде. И каждый день твой велосипед вдвое быстрей набирает скорость. Разве это может надоесть? Нет! Только слабые духом испытывают страх. Но даже они не смогут отказаться от череды непрерывных ощущений. Взлетая наверх, ты балдеешь от легкости, овладевающей твоим телом. Падая вниз, "тащишься" от мимолетной остановки сердца. И с каждым разом, продвигаясь по спирали, все дальше и дальше, начинаешь узнавать и получать такие радости, о которых в начале пути и не догадываешься. Церковники, понимая, что изобретать наслаждения неблагодарная задача, придумали хитрее: аскетизмом не дают получить пик наслаждения, сознательно задерживая человека где-то посередине пути. Тем самым понемногу дозволяя радоваться ерунде, никогда не достигая пресыщения малым. Мы же сознательно достигаем максимума, чтобы насладиться до конца, испытать истинное блаженство и пойти дальше. Представь двух детей, которым родители купили по шоколадке. Один отломил кусочек и спрятал. В следующий раз он отломит еще и надолго растянет малое удовольствие. Второй съест, сразу ощутив все грани вкуса и, насытившись, начнет получать удовольствие от более высоких чудес природы. И совершенствуясь, он дойдет, быть может, до таких высот, которые простому человеку будут не понятны. Как скотине не понять, почему Джоконда стоит дороже стога сена, да и ее самой.
- Это все хорошо. Вот только ты в своем рассказе упускаешь постоянно небольшую мелочь. - Александр сделал паузу. - За все в этой жизни надо платить. Если где-то прибавилось, значит, где-то оторвалось. Дети не работают. И съев сразу весь подарок, один будет потом глотать слюни при виде долго наслаждающегося второго. И потом первый кусок всегда вкусней последнего. Значит, каждый раз один будет радоваться, а второй уже после нескольких укусов перейдет лишь к наполнению желудка. Пресыщение ведет к увеличению дозы. Наркоманы вынужденно получают удовольствие с каждым разом все чаще и чаще, скорость, как ты говоришь, увеличивается вдвое. Посмотри, на кого они похожи. С каждым разом стоимость дозы возрастает и нечеловеческая сила, называемая ломкой, обжигая аорты и сотрясая тело, словно палач, получающий удовольствие от садизма, чем дальше, тем злее и наглее требует плату за минуты незаслуженных утех. И человек или то, что от него осталось, уже готов отказаться от столь "высоких чувств", но сделка с демоном заключена, и он с ростовщической точностью взыщет все до копейки. И уж будь уверенным, после того, как с ним рассчитаешься, ничего уже себе не останется.
- Я тебя слушаю, словно школьника на уроке о вреде наркомании. Ты сам не пробовал, а агитируешь. Насмотрелся дешевых просветительских фильмов и давай демагогию разводить. Философия сатанизма существует тысячелетия! И если бы все было так просто, то миллионы людей не называли бы себя Детьми Диавола. Но, в общем, ты спросил, я ответил. И помни: все, что я тебе говорил или ты видел, это тайна. Ты можешь прийти к нам или нет, но тайну сохранять обязан. Мы никому не мешаем. Но с теми, кто мешает нам, разговор короткий.
- Что это ты героя из себя стал разыгрывать?
- Из разговора с тобой я понял, что ты не осознал всей серьезности происходящего. И поэтому еще раз по-дружески предупредил. Учти! Если наделаешь глупостей, никто тебя не спасет. И я тебе помочь не смогу. Так что думай.
- Да ладно, понимаю. Не маленький. Скажи, а на вашей даче заседания твоей компании проходят? А то может я тогда, со сна, ваших людей видел?
- Нет, не проходят. Скажу тебе: тебя из тюрьмы выпустили, чтобы ты вошел в контакт с упырями. А то бы гнить тебе в психушке. А ты еще нос воротишь. И мне дали задание помогать тебе во всем. Так что можешь располагать мной. Но помни, никакой информации на сторону!
- Что значит - из психушки вытащили?
- А то и значит. Я попросил. Говорю, так и так, человек благородным занятием занят. Далеко прошел. Мне велели помогать. Разговор был вечером. На следующее утро ты был на свободе. А дело на полку бросили пылиться.
- Та-ак, - протянул Александр, пытаясь сосредоточиться. Мыслей в голову как назло не приходило. - Значит вон оно как! А зачем вам упыри?
- Очевидно, что они посланники Диавола. А возможно, просто дар Его.
- Опасный, надо признать дар.
- Розы тоже в шипах. Однако - розы!
- Ну что ж. Пойду отрабатывать освобождение.
XXXXII.
Александр вышел. На улице накрапывал грибной дождь, и лучи солнца, переливаясь всеми цветами радуги, выстроили два разноцветных арочных моста. Игра природы наполнила душу небесной чистотой, и с радостным сердцем Александр направился к Татьяне.
Она принимала ванну. В комнату она вошла в пушистом махровом халате и обвязанными полотенцем волосами. Даже в таком виде она выглядела великолепно. Не говоря ни слова, он обнял ее за талию и прижал к себе. Нежный запах защекотал ноздри. Ее руки нежно, но с силой прижали его. Он почувствовал, как девичья грудь уперлась в него отвердевающими шишечками. Жгучая горячая волна закипающей крови пронеслась по телу. Перед мысленным взором возникла картина ниспадающих локонов, старающихся закрыть прорывающиеся наружу остроконечные зовущие сосуды, которые он так давно не видел. Поцелуй стал перерастать из простого встречного в нечто большее. Халат не стал долго возражать настырным рукам и открыл прекрасные формы.
Его губы коснулись ее соска, и она прижала его голову. Александр почувствовал, как они твердеют от его движений. Земляничный запах от ее тела возбуждал страсть, и появилось несдерживаемое желание съесть ее всю или что-то в этом роде. С силой, на которую он только был способен, он прижал ее к себе и, перехватив, поднял на руки. Халат остался на полу, и полотенце слетело. Море волос наполнило комнату и флюиды, исходящие от них, превратили квартиру в ягодное бесконечное поле. Прикрытые глаза и полуоткрытые в неге губы, еще влажное после ванны, находящееся у него в руках тело породили неистовую жадность и страх не успеть и потерять. Покрывая поцелуями все, до чего мог дотянуться, он полетел к кровати.
- Татьяна! Александр! Идите обедать, - донесся с кухни голос матери. Они были не одни, и пришлось успокоиться на этом. Она виновато улыбнулась, встала с кровати и надела висящее на стуле платье, а, возможно, длинный свитер, Александр в этом не разбирался. Затем, подняв с пола халат, спросила:
- Что ты делал здесь без меня?
- Да так. Ничего особенного. Устал ждать тебя, -он ласково посмотрел на нее.
- Я тоже последние дни уже мечтала уехать. Мама хотела еще на неделю остаться, но я бы этого не выдержала. И что я в тебе нашла? - она улыбнулась.
- Я вот тоже все думаю. И что ты во мне нашла? Любовь зла. Полюбишь и козла.
- Каждой бы такого "козла", - произнесла она с улыбкой и поцеловала его.
- Вот я уже и козлом стал. - Он притворно обиделся.
- Ну, хватит бабьих нежностей. Рассказывай, как ты тут без меня. И без всяких междометий и пропусков.
XXXXIII.
Солнце зашло, и только горящие алым пламенем в последних лучах кучевые облака напоминали о нем. Глубокий овраг, заросший по краям соснами и густым кустарником, задышал пронизывающей прохладой. Узкая тропинка, то и дело ныряя в кусты, ненавязчиво заставляла наклоняться. По мере спуска озноб переходил в дрожь, а сумерки - в темень. Растительность кончилась, и они пошли по вязкой глине вдоль русла оврага.
- Скоро что ли? - не выдержал Хомут.
- Как придем, сам увидишь.
- Предупреждать надо! Я бы хоть сапоги одел.
- Какая разница? Что сапоги мыть, что ноги!
Они замолчали. Идти было тяжело. Дорога то шла по сухому, то погружалась в хлюпающую грязь. Впереди показались люди. Точнее тени, которые по мере приближения превращались в людей. Народу было много. Но стояла тишина. Все молчали. Хомут и его спутник подошли и тоже молча стали ждать. Овраг в этом месте расширялся, образуя естественную площадь, просушенную прорвавшимся днем солнцем. Все стояли лицом в одну сторону, противоположную той, откуда пришел Хомут, в виде нескольких, стоящих друг за другом, расширяющихся полукругов. И даже непосвященному было бы ясно, что это не случайно собравшиеся люди. Стояли неподвижно, чувствуя обволакивающее дыхание тьмы и мрачную решимость окружающих. Никто не суетился. Погруженные в темноту и замершие, словно статуи. На фоне едва ощутимых глазом скатов старого оврага, устремляющихся в дрожащее в звездных лучах небо мохнатых деревьев. Они погружались в пугающий и манящий омут. Решимость и страх, переплетаясь в невероятную гирлянду, обхватывали щупальцами спрута и влекли в бездну. Запретное и желанное, страшное и нежное, приносящее боль и бесконечно приятное разожгло в голове, требующей простора, пламень. И в этот миг перед живым амфитеатром из людей возник Авол. Повязка на лбу была единственным отличием от его обычного облачения. Своим появлением он замкнул круг и в его центре зажегся огонь, словно из невидимой чаши неосторожный водитель пролил бензин и поднес спичку. Пламя с чадом выбросило раздваивающийся извивающийся язык. Глаза, привыкшие к темноте, моментально ослепли. Все, как по команде, поднесли сжатый кулак ладонью внутрь к солнечному сплетению. Авол, сделав паузу, отвел руку. Все замерли. Глаза постепенно вновь стали различать окружающее пространство. Позади него стояли двое. Он отвел левую руку и один из стоящих сзади подал ему кролика. Второй подал нож в виде финки. Кролик смешно задергал лапами, пытаясь оттолкнуться от воздуха. Резким движением кинжала Авол отрубил ему половину правой лапы. Кролик забился в конвульсиях, издавая невероятный детский крик, похожий на плач грудного ребенка. Капли крови, срываясь с обезображенной плоти и попадая в пламя костра, превращались в искры. В такт маленькому сердцу, а быть может вырывающемуся телу, кровь время от времени устремлялась тончайшей струйкой, оставляя на легком белом меху след дождя. Движения жертвы становились слабей. Но детский плач, переходящий в своеобразные всхлипы, не переставал. Эта песня рождала нечто, вызывающее в груди давнее, очень глубинное, но моментально подавляемое желание, и ускоряющая свое вращение гирлянда, захватывая пламя, переносила во времени и пространстве. И вот уже блеяние безобидного существа не ранило мозг своей бессильной просьбой, а подстегивало и возбуждало. Разум, оттолкнувшись и устремившийся в вечность, не в силах удовлетвориться моральным зверским чувством, потащил за собой тело. Чувство, не сравнимое ни с одним из земных, наполнило и расслабило. В этот миг Авол обезглавил агнца. Головка слетела в костер и исчезла в нем. Крови оказалось на удивление мало, но рука жреца заблестела в отблесках костра. Вздох облегчения вырвался из груди множества людей одновременно и вернул их на землю. По членам разлилась приятная усталость, и только холод окружающего неприятно ласкал кожу. Хомут почувствовал, что на его нижних штанах появилась влага. Он понял, что это такое. Смущенная улыбка мелькнула на его лице. Казалось, секунды прошли с тех пор, как возник Авол, однако стало светлей, небо уже почувствовало приближение солнца. Месса продолжалась.
- Братья! - мощный и властный голос эхом ворвался в уши, словно выстрел из пистолета, пронизывая расстояние между ними. - Все ли вы почувствовали силу Отца нашего?
- Уу-оо! - Одним голосом отозвался амфитеатр.
- Он дал нам радость!
- Уу-оо!
- Он дал ненасытность!
- Уу-оо! - Громкость ответов не возрастала, но мощность хора, противореча физике, усиливалась, унося последние остатки мысли.
- Хотите ли вы еще?
- Уу-оо!
- Просите Отца нашего, - Авол бросил остатки в пламя и воздел руки. Все склонили головы и поднесли кулак к груди. И разносящимся возгласом взревели:
- Дай! - Костер выбросил в небо огненный протуберанец. Жрец сделал два шага назад. Двое сзади вышли вперед, неся человека. Его ноги, по всей длине плотно обвязанные веревкой, волочились по земле. Клейкая лента закрывала рот. Руки, жестко закрепленные сзади, не позволяли ему особо дергаться. Один из носильщиков встал на колено и положил узника спиной на ногу, другой двумя руками отвел, итак откинутую назад голову. Авол подошел. В его руках блеснул двузубец. Жертва задергалась.
- Снова мы вместе. Отец наш дарует нас и ждет даров наших. Так принесем же ему душу. И воздаст Он нам бесконечным наслаждением, наполняющим тело и освобождающим дух. Разве мы псы, чтобы подлизываться? Разве мы рабы, чтобы перетруждать свое тело? Нет! Мы возьмем сами. Уже есть то, что получать. Ушастое четвероногое дало нам негу. Эта овца неверия даст нам возможность соединиться с Ним. И Он дарует нас. Ибо Он всегда дает страждущим. Только "рабочий скот" не принимает Дар Его. И так же, как человек откармливает одних животных, чтобы съесть, и кормит, и балует других любящих Его тварей. Так и мы, принося Ему - получаем. -Тот, что стоял на колене, вытащил тонкий прозрачный шланг, делящийся на три и оканчивающийся с одной стороны иглой, а с трех других чем-то вроде мундштуков. И натренированным движением правой руки ударил по затылку.
Жертва затихла и выпрямилась, словно проглотила кол.
- Придите ко мне! - Жрец прижал двумя руками кинжал к груди. Стоящий на колене медленно ввел иглу в шею жертве. По трубкам потекла кровь. Жрец провел лезвием над переносицей, сделав надрез, моментально наполнившийся живой влагой. Затем взял три кровоточащих трубочки. Подошедший опустился на оба колена, ожидающе глядя в лицо Авола.
- И ты будь с ним, - произнес тот и протянул один из мундштуков. Человек с жадностью, присущей путешественнику в пустыне после нескольких часов без воды, припал к мундштуку. Из двух других Авол окропил ему уши.
- Мы вместе! - Голос прозвучал торжественно и грозно. Он забрал шланг, пережав концы, экономя напиток. Люди стали по одному подходить из амфитеатра, выходя из левого конца серпа. И процедура стала повторяться. Когда она закончилась, заря уже возвестила о своем приближении.
Хомут шел, шатаясь. В мозгу кружились, расплываясь, шары. Розовое небо дополняло сладкие виденья.
XXXIV.
Послеобеденный жар спал, и город собрался встречать вечер. Жаркое, но уже не обжигающее солнце ласково поглаживало запыленные листья городских деревьев. Дорожные машины, поливая из цистерн дорогу водой, освежающе наполняли воздух прохладой. Рабочий день кончился, и люди, придя домой, успели отдохнуть. Семейные занялись домашними делами. Одинокие мучительно почувствовали чей-то зов. В такие минуты начинаешь задумываться о смысле жизни.
Молодость берет свое. И вот парень представляет: он идет один ночью и видит, как к невинной девушке пристают трое, нет, десять. Он спокойно подходит и предлагает отстать.
- Вась, разберись, - произносит один, вероятно, их лидер, с невероятной слащавой уверенностью, присущей человеку толпы, когда перед стаей один. Один из громил ленивой вялой походкой подходит к нему и нагловато-деланно, нехотя кладет руку ему на плечо. Глядя ему в лицо, подчеркнуто по-отечески мягко произносит:
- Такой хороший мальчик, - качая головой. - А мог пройти мимо. Или просто пробежать. А так придется обучить хорошим манерам. - И резко ударяет другой рукой в голову. Кулак, естественно, пролетает мимо. И "учитель" покорно корчится у его ног. Лица крутых парней перестают выражать похотливую уверенность и приходят в недоумение. Еще не сообразив, кто перед ними, и надеясь на свое количественное превосходство, они начинают наваливаться на него. К этому времени театр ему надоедает и несколькими характерными приемами действие заканчивается. Девушка не знает, как благодарить. Но он, конечно, проявляет благородство:
- Все в порядке. Иди спокойно. Они еще долго не смогут к кому-нибудь пристать.
- Я боюсь, проводите меня, пожалуйста. - И с надеждой смотрит ему в глаза. "О, как она красива". Он сразу влюбляется в нее, но не подает вида.
- Хорошо. Если вы настаиваете.
Она берет его под руку, что свидетельствует о том, что она настаивает. И они идут по спящему городу. На душе становится прекрасно. В этот момент луч солнца возвращает к действительности.
Юная красавица рассматривает лицо в зеркале, недовольно морщит губки, вспоминая, как вчера в разговоре подруги никак не хотели ей поверить, что она совсем не хочет замуж. "Ну и глупые же". Но тут направление мыслей меняется и перед глазами зеркало начинает показывать другую картину. Парнишка, из углового дома, наконец, решился, взял и позвонил в дверь. Она открыла, а он оробел и испуганно уставился на нее своими огромными голубыми глазами, не в силах вымолвить ни слово. Алые розы в его руках от волнения рассыпались перед ее ногами. "В таком случае можно и согласиться, если он предложит выйти за него замуж"...
Видение кончается и возвращается одинокая реальность, тоска мертвой схваткой сдавливает сердце.
Хомут, отоспавшись после бурной ночи, вышел прогуляться по городу. Мыслей в голове не было, и он, весело разглядывая прохожих, устремился по проспекту. Народ в это время значительно отличается от людей, спешащих в другое время. Гуляют в основном весьма привлекательные леди. По двое по трое, они медленно покачивают бедрами, небрежно бросая взгляды на окружающих. Внешность Хомута не относилась к разряду красавцев, и взгляды милых дам, случайно обращенных на него, не задерживаясь, покидали его лицо. И хотя он давно привык к этому, но в определенные моменты жизни люди склонны обращать внимание на разные незаметные в обычной жизни явления. Постепенно хорошее настроение стало покидать его. "Почему бы и мне не встретить девушку. Красивую-красивую. И чтоб все эти друзья-товарищи от зависти полопались. Детей трое. Буду приходить домой... Она меня встречает с улыбкой. Будем любить друг друга до конца дней". Мимо проходящая пара вновь безразлично метнула взгляд на него и в их глазах не отразилась даже мельчайшая заинтересованность. "И почему так. Все нашли. А я при всех своих способностях вечно один?" Злость зажгла сердце и, обручем сжимая виски, проникла глубоко внутрь. Насупившись, он перешел на медленный шаг. Прохожие больше не интересовали его и, глядя исподлобья, он даже не видел их. Не спеша, шаг за шагом Хомут отмерял центральный проспект, не думая ни о чем. Пламенное воображение, разыгравшись, листало, не переставая, радужные картины, в которых на фоне давно прошедших событий, на глазах тогдашних его предметов страсти, он гордо гибнет от рук мерзавцев, умирая непобежденным. От жалости к себе проступили слезы. Безграничное одиночество, рожденное непознанной вселенной, ворвалось в растревоженную душу. "Среди множества людей, воя, лязга и скрипа, дышащего смрадом, проносящегося зачем-то транспорта остаться одному?" Брови расправились, лицо приняло на себя страдание, плечи обмякли, и он опустил голову. Взгляд непроизвольно поймал маленькие туфельки на остреньких стучащих каблучках. Глаза по инерции побежали по стройным, что называется "растущим от плеч" ногам, приталенное платье, прикрывающее лишь бедра и заканчивающееся значительно выше колен, в дальнейшем строго обнимало плечи, покачивающиеся в такт плывущей походке руки. Море золотых локонов струилось, словно из родника, обливая пояс. Сердце стукнуло, и позвоночник выгнулся в другую сторону. Хомут стал явно выше. Надежда разогнала мглу, и мозг озарился единственной мыслью: "это она!" Прибавив шагу, он поравнялся с ней. Темное платье, оттягиваясь от естественных возвышений на груди, немного просвечивало (даже завистники не смогли бы не признать, что было чему просвечивать). Безмятежное ангельское личико. Грациозная женская неловкость в движениях, подчеркивающая беззащитность и надежду на мужское благородство, с неотвратимостью, сравнимой с приближенными друг к другу разнополюсными магнитами, бросила Хомута к ней.
- Извините! - обратился, замявшись, Хомут. Она повернула к нему лицо с радостным выражением лица, ожидая, вероятно, какого-либо простенького вопроса. - Я шел, увидел Вас и решил выразить свое восхищение невиданной красотой. - После великолепной тирады он успокоился. Она окинула его взглядом. Улыбка исчезла, сменившись удивлением.
- Спасибо, молодой человек. Я спешу на свидание.
- А я не могу надеяться на нашу более позднюю встречу?
- О, нет, - она рассмеялась. В ее смехе почудилось пренебрежение.
- Я что, некрасив? - Хомут начал злиться.
- Я этого не сказала... - Она оценивающе пробежала по нему взглядом и с характерной для красавиц безаппеляционностью изрекла:
- Но мы, очевидно, не пара, - и отвернувшись, пошла быстрым шагом, давая понять, что разговор окончен. "Сейчас она придет к своему парню. Моя первая любовь. И они там... - перед мысленным взором пробежал ряд эротических картин, переходящих во что-то более откровенное. Дыхание перехватило, и тело затрясло дрожью, но не от страха или тоски, а от впитывающейся извне первобытной энергии. "Посмотрим". Мозг просветлел и обрел холодную решительную рассудительность. "Все равно вытащат. Я много знаю".
- Стоять!
Звук, перерастающий в скрежет, и характерная для людей, привыкших повелевать, уверенность, а также что-то еще заставили ее повернуться. В первый момент она просто оглянулась. В следующий - одеревенела. Вместо простоватого тюфяка перед ней стоял приземистый злодей, со сверкающими глазами, приоткрытыми в оскале зубами. Из-под легкой куртки он медленно вынимал кинжал, переливающийся в угасающем солнце. Она чуть присела, обхватив голову двумя руками, исторгнув мгновенно потухший крик, и в миг, когда в ее глазах блеснуло острие клинка, вдруг понеслась мимо газона через дорогу.
Водителя грузовика чуть не хватил удар, когда прямо под колесами возникла девушка. Старая мысль - "женщины и дети на дороге непредсказуемы", - не всплыла у него в этот момент. Она исчезла раньше, чем он успел среагировать. "Слава богу". Облегчающая слабость волной откатила от сердца к ногам. Руки посетила дрожь. Но на этом приключения водителя не закончились: она была не одна! Бампер ударил - не отбросив тело. Обоюдоострое лезвие, с красными цифрами на рукоятке, даже не отразив солнечные лучи, вылетело из руки, затерявшись в кустах. Протектор тяжелого колеса наехал на черепную коробку. И в этот миг, а, возможно, на полмига раньше, откуда-то изнутри и одновременно снаружи раздался участливый вкрадчивый внутренний голос: "Пришло время платить". Кровь и всякие прочие наполнители взрывом понеслись в окружающее пространство, тормоза встали колом, но машины мгновенно не останавливаются, и грузовик заюлил, размазывая по асфальту то, что еще недавно было головой Хомута. Автомобиль, тормозя тремя колесами и скользя четвертым, наполовину развернулся и, создавая аварийную ситуацию, парализовал движение.
С обеих сторон дороги стал скапливаться сердобольный любопытствующий народ. Тяга к зрелищу, даже с душком, у населения неотвратима. И через некоторое время стало казаться, что в данном месте собрался весь город. Вскоре все и всё уже "знали". Правда, не похожих друг на друга версий было, как обычно, чуть меньше наблюдающих. И они с радостью делились с вновь прибывшими, которые, в свою очередь, с не меньшим энтузиазмом продолжали процесс. Спецмашины прибыли быстро, но голову, почему-то отделенную от шеи, найти так и не удалось. Бедный водитель, обреченно озираясь и тряся руками, словно его била жестокая лихорадка, был немедленно "взят" окружающими и милиционерами на страшные подозрения. Видавшие виды рабочие брюки, вылезшая из них рубашка, задубевшая от работы и непрерывных возлияний кожа, беспомощный взгляд вызывали у толпы чувство сострадания, и сквозь нестройные ряды псевдоочевидцев стало выясняться, что его, с тремя детьми, бросила жена, а они, горемыки, мал-мала меньше. И вот без отца остались. Те, что не смогли пробиться поближе, тут же переварив информацию, доверительно сообщали дальше, информация возвращалась обратно и уже было точно известно все: погибший - герой-отец, убитый счастливым любовником. Убийца сожаления уже не вызывал. В аккуратных колючих кустах, составляющих естественный забор газону, приготовился ржаветь хорошо сделанный нож.
XXXXV.
Александр проснулся и резко открыл глаза. Лунный свет пробивался сквозь неплотные шторы, неровно освещая стены. Он вспомнил, как они шли со Славой по мрачной аллее из переплетенного орешника. Он услышал эхо собственных шагов, отдающихся в ушах. Вот они уже втроем оказались среди кладбища. Серебрящиеся памятники и покосившиеся кресты вряд ли обрадовались нежданным гостям. Они пошли сквозь неровные ряды разнообразных оград и неогороженных могил. Вот он наступил на маленький, неухоженный, заросший травой холмик. Они обогнули кучу гниющих похоронных принадлежностей. Лунный свет, бросая на дорожку тени от оград и разнообразных памятников, рисовал перед ним сложные орнаменты. Александр посмотрел на стену. Стена повторяла в мельчайших подробностях тот дорожный рисунок. Мысли вновь унеслись к ночному походу. Вот он открывает калитку и заходит внутрь ограды. Крылья памятника осуждающе замерли во взмахе. Выпуклая фотография бросила печальный молящий взор с просьбой дать покой хоть ночью. За дверью или где-то рядом раздался нехарактерный звук. И Александру показалось, словно кости бывшего летчика зашевелились в гробу, разбуженные его воспоминаниями. Он тряхнул головой и в самом неосвещенном углу комнаты глаза различили аккуратный холмик с замерзшими анютиными глазками. Кресты на стенах обрисовались четче, и он даже рассмотрел местами звезды на памятниках некрещеных. Мысли вновь перенеслись на кладбище, вот он сел спиной к памятнику павшему. И почувствовал чей-то пристальный взгляд в спину. Горящие глаза Хомута и Славы лишь усиливали неприятное ощущение, и только потому, чтобы не показать свою слабость, он не обернулся назад. Тот, кто смотрел ему в спину, не отводил пристального взгляда. И этот, чего-то желающий взгляд давил все сильнее и сильнее. Именно тогда он почувствовал, как пот выступил на его висках, хотя было уже холодно. И не в силах больше выносить такую муку, он предложил обойти царство мертвых. "Слава остался там на всю ночь. А еще через несколько дней навсегда". Эта мысль вызвала непонятный прилив безотчетного страха. Александр явно услышал шаги. Он не мог сказать точно, откуда они доносились, но шаги раздавались в квартире. В его квартире! А ведь никого не было дома... Шаги медленно приближались. Лунный свет рисовал на стенах картины все яснее и яснее. Покосившиеся расступающиеся кресты, крылья на могилах летчиков, звезды на памятниках. Могильный холмик в анютиных глазках... Шаги становились все более и более уверенней. И Александр с ужасом понял, что еще чуть-чуть и кто-то откроет дверь за его головой. Он медленно убрал с себя одеяло и так же медленно встал. Потом подошел к двери и взялся за ручку. Шаги за дверью смолкли и он скорее чем-то в груди, нежели в мозгах, понял - С ТОЙ СТОРОНЫ ТОЖЕ ВЗЯЛИСЬ ЗА РУЧКУ. Кровь остановилась в жилах, и все тело сковала судорога. Волна страха ударила в грудь так сильно, что он отлетел назад. И уже в падении, разрывая сухожилия, он включил свет и рухнул на диван. Странные картины под действием искусственного света растворились. И Александр, приподнявшись, облокотился на спинку дивана. Сердце учащенно стучало, и страх не проходил. Он отчетливо понял: "ТО, ЧТО СТОЯЛО ЗА ДВЕРЬЮ, - НЕ УШЛО". Он подошел к столу и взял полупустой флакон со святой водой. Обрызгал свою кровать. В спальне родителей раздался звон оконного стекла. Словно в него попала случайная мелкая живность. На одеревеневших ногах он подошел к двери и открыл ее. За ней никого не было. Он плотно закрыл дверь и присел на диван. Затем встал и поставил уже пустой флакон на стол. Выключил свет и лег спать. Снов ему в эту ночь больше не снилось.
. . .