Поверьте один раз (части 1 и 2)

- Да вообще-то. Но ты же сам говоришь, что если жена изменила, то можно.

- А коль изменит жена - будет ли семья? Изменившая единожды изменит и второй. Брак заключается только для создания детей. Но коль гуляет мать, какие могут быть счастливые дети? Семья - это кирпичный дом. Муж кирпич. Жена раствор. Мужчина прочен и крепок, но угловат и неловок. Женщина пластична и податлива. Но, слившись и застыв в едином целом, они образуют неразрывный монолит, который практически невозможно разрушить. Великий строитель строит этот дом, и в нем прекрасно будет жить его жителям. Но если раствор послушает наущения сатаны и застынет до времени, то дом постоянно будет грозить трещинами и обвалом. И жители будут жить в страхе и боязливости.

- Что ты имеешь в виду под словом "застынет"?

- Имею в виду, что женщина захочет обладать мужскими способностями или что-нибудь другое. Не перебивай! Так вот может рухнуть на жильцов. А жильцы кто? Для чего создаются семьи? Для рождения детей. Жильцы - это дети. И при разрушении дома они останутся без крова, если выживут вообще. Кирпич с раствором не выполнят свою функцию, а они безвинно пострадают. А когда безвинные страдают, то всегда кто-то заплатит за это. И, конечно, не деньгами. От разрушенного дома можно ли использовать высохший раствор? - Он усмехнулся. - Потому и сказано: "Кто возьмет в жены разведенную - совершит прелюбодеяние". А можно ли использовать кирпич? Можно. Но сколько труда нужно, чтобы его отковырять и приготовить к новому строительству, да и побьется его множество при обвале. Легче и дешевле купить или изготовить новый. Потому заповедь: "Разводиться нельзя" стоит в начале контекста. То есть, первейшая в этой притче. Те, кто говорят, что женщина по библии угнетаемое существо, - лгут. Наоборот, женщина - мать, неповторимое высшее творение. Ей дано любить и быть любимой. Наделив ее красотой и гармоничным сложением, бог освободил ее от тяжких работ на земле и напряженных размышлений.

- Где же? Женщины работают и на тяжелых производствах, и в науке.

- И сильно они напоминают гармоничное творение природы?

- А причем здесь это?

- Библия стоит тысячи лет. Из маленькой секты учение Христа раскинулось на весь мир. Почему? Потому что истины, написанные там, позволяют человеку быть счастливым. Не получать острые ощущения или краткие удовольствия, а быть счастливым. Кама сутрой или телевизионной порнографией, называемой эротикой, показываемой даже в детское время, не заменишь крепкой семьи. Амурными похождениями, рассказываемыми в узком кругу таких же страдающих в душе, стремящихся показным геройством прикрыть душевную наготу, не закроешь сосущей тоски одиночества, когда остаешься один. Ласкающийся о твою ногу домашний кот снимает напряжение лучше, чем оплаченная проститутка. Где счастье тех, кто сидит в баре в дорогой одежде и злате? Ведь они добились, чего искали. Поэтому нельзя читать библию и, взяв одну строку, критиковать ее. Надо читать и понимать контекст. Далекий смысл, что в него вложен. "Возлюби бога" - ибо бог есть лучшее. "Возлюби ближнего" - ибо любовь рождает любовь. Это первая и вторая заповеди. Остальные вытекают из них, как ручей из родника. Пользуясь отрывками фраз и бескультурьем людским, сатана проникает в людей и соблазняет души. Первая чаша вина приятна, но приятно ли выпить бочонок? Любящая друг друга крепкая семья или спившиеся, вечно ругающиеся алкоголики? Пахарь, взращивающий колосья, или вор, тащащий последнюю копейку у вдовы? Жена, кормящая грудью сына, и падшая за коробку сигарет или новое платье, услаждающая маниакального клиента? В человеке всегда борются душа и тело. И библия позволяет найти золотую середину.

- Так значит надо ублажать и душу, и тело?

- Те, кто пренебрежет телом, попадет в рай и счастье дано им будет уже на земле. Ведь радость - это не тряпки и жемчуга, это - сильные чистые чувства. Те, кто пренебрежет душой, - в ад. И на земле они счастья не обретут.

- Как же! Кто тащит и ворует, на машинах ездит с красивыми женщинами. А простые да бедные нищими как были, так и остаются.

- Те, что воруют и на машинах с красавицами ездят, много ли они имеют? Ты их один раз в проезжающей машине увидел и все. А как они живут, что это за красавицы - ты знаешь? Миллионеры и миллиардеры, цари разные имеют много. Но почему они себе проституток красивых каждый день не заказывают? Значит, здесь что-то не так. Те имеют и не заказывают, а эти не успели утащить, а уже несутся. Ты поживи их жизнью. По тюрьмам поскитайся. Потом поговорим. Лучше ли золотая печатка на пальце вольной жизни? А те, что бедными как были, так и остались, разве всегда чтут закон? Да и не все, кто на машинах с женщинами, воруют. Бедность - не достоинство, а одна из форм жизни.

- Постой. Как же? Ведь сказано: "Истинно говорю вам, легче верблюду войти в царствие небесное, чем богатому в рай". И "не собирай себе богатств на земле".

- Ты опять вырываешь фразы из контекста. Первая притча не означает, что верблюд может пройти в игольное ушко, а богатый не попадет в царство небесное. Надо понимать, что богатый живет в роскоши и комфорте. Ему трудно начать служить душе, позабыв о теле. Нищий же не имеет ничего. И ему для служения высшей цели один шаг. "Не собирай себе богатств на земле". Сказано для того, чтобы указать, что служение во благо выше служения для пользы. Душевную радость не заменишь куском металла или лоскутом тряпки. Как бы ты ни был богат, разве утеря на старости лет единственного наследника сравнится с наполненными сундуками? Сказано: дай и воздастся сторицей. Можно подать копеечку, а можно труд во благо. И не надо думать, будто подал копеечку и можно сразу покупать лотерейный билет, - он улыбнулся. - Бес-искуситель всегда рядом. На празднике выпьешь кубок вина, становится весело и хорошо. Но выпьешь бочонок, становится плохо. На следующий день у того, кто влил в себя целый бак, болит голова, и он не способен трудиться. А тот, который лишь взбодрил себя, полон сил и с новыми силами внесет свой труд в дело человеческое. Теперь сравни, как они живут! Здесь богатство - уже достоинство, то есть мало пьет - много работает, а бедность - порок, так как вместо того, чтоб работать, он жизнь пропивает. Ну, ты вечно сбиваешь меня. Я говорил о золотой середине. Не каждый может полностью служить богу. Ибо люди слабы и падки. И бог, видя нашу слабость, дал нам закон, живя по которому мы укрепляем душевные силы наши и приближаемся к победе над зверем. Христос, зная, что дни его сочтены, и предвидя страшную смерть, не бежал. Ибо, спасая людей, он показал пример деяния во благо. Любя нас, он дал закон, позволяющий даже слабому телом и душой обрести Царство небесное. А сильным духом возвращать заблудших овец в объятия его...

"А сильным духом возвращать заблудших овец в объятия его", - мысленно повторил Александр, уходя с балкона.

- А сильным духом возвращать заблудших овец в объятия его, - повторил он вслух. "Интересно, сильный я духом или нет? Навряд ли. А жаль. Да не вовремя это все. Славка, он же хорошо плавал. Интересно. Тогда на кладбище пропал, а тут прямо на берегу утонул. Если бы не правда, то было бы шуткой. И к Хомуту не поехали. Теперь, конечно, не до этого. Кому не до этого? Этот вопрос он оставил без ответа. - Жизнь - странная штука. Уже прошло столько времени, а воз и ныне там. И делать-то нечего. Все нити оборвались. "А сильным духом возвращать заблудших овец в объятия его". Надо Татьяну сводить на причастие! Подожди. Хомут или кто-то там говорил, что от этого упыри могут умереть.

Да нет, ерунда. Все, после похорон идем". - Он выскочил в подъезд и направился к Татьяне.

XXIV.

Александр шел быстро, увлеченный своими мыслями. Тротуар протянулся вдоль центральной дороги, и непрерывная вереница разнообразной движущейся техники, источая черно-белую отраву выхлопных газов, придавала мыслям неприятную направленность. Погруженный в себя, он не заметил даже, как навстречу едущий троллейбус уронил штангу, и она, болтаясь, искрила, прикасаясь к высоковольтным проводам. Порывистый ветер нагнал тучи, и они, не предупредив хотя бы молнией, бросились насыщать влагой газоны, почему-то поливая и тротуары вместе с идущими по ним пешеходами. "Надо было зонт захватить", - подумал Александр и посмотрел на небо. В ближайшей перспективе окончания дождю не предвиделось. Он передумал идти пешком и, перейдя дорогу, сел в автобус. Салон, битком набитый мокрыми и горячими людьми, вызвал естественные "теплые" чувства. "На следующей выйду. Лучше промокнуть". Он вышел на следующей остановке и пошел коротким путем. "Подожди! - Он остановился. - Надо же к Диме зайти". - Резко развернувшись, Александр пошел к Диме.

- Привет, - открыл дверь Дима. - Какими судьбами, пропавший ангел? Я уж и не ждал. Заходи, рассказывай. Только справку сначала покажи, а то может тебя впускать опасно, - широко улыбаясь, уколол Дима.

- Привет, коль не шутишь, - ответил Александр. - Мимо шел, думаю, дай зайду, вдруг не помер еще развалина.

- Кто бы говорил. - Они прошли в комнату.

- Ладно, шутки в сторону, - уже серьезно произнес Александр. - Ты знаешь, что Слава захлебнулся? Завтра похороны.

- Как захлебнулся? - Не поверил Дима, его лицо застыло в недоуменной улыбке.

- Пошли с Ладой на пляж. Уже уходить собирались. Он пошел искупаться, она с ним не пошла. Когда выходил, наступил на обрывок металлического троса. Да так сильно, что на время сознание потерял. Потом, видать, очухался, но уже поздно было. Вторая версия, что он еще жив был, но по пути рану не заметили, и он от сердечной недостаточности преставился. В общем, глупо как-то. Такой парень, абсолютно трезвый, на берегу утонул.

- Елки, - Дима мотнул головой. - Я же с ними должен был идти. Может быть, ничего и не случилось бы.

- Здесь ничем не поможешь. И нечего кого-то винить. Завтра в девять похороны. Хватит, давай не будем об этом.

- Давай.

- Я был у того мужика, на Волге. Помнишь, когда объявление давали, перешел Александр к цели своего визита.

- Ну и что?

- Там никто не живет, и такое запустение, словно люди покинули жилище лет сто назад. Я точно помню этот дом. Но хочу с тобой сходить на всякий случай. Мне просто самому не верится, что такое возможно. За три недели из ухоженной квартиры в старые развалины превратиться невозможно.

- Ладно. Давай сходим. После похорон?

- Нет. Я не хочу откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

- Сейчас? - С сомнением произнес Дима. Дождь усиливался, и все громче стучал по окнам. - На улице же дождь пошел. Летний ливень. Там, наверное, сейчас не пройти?

- Ты, наверное, забыл, что нас подозревают. А я так и вообще под следствием. И надо спешить. А то может так случиться, что и спешить будет некому и некуда.

- Хорошо. Только у меня зонт сломался, а дома никого. Так что придется промокать, - предупредил Дима.

- Ерунда. Здесь добежим до остановки. А там пока доедем - глядишь и пройдет. А не пройдет, так не сахарные, не растаем.

- А тебе не кажется, что с тех пор, как всеми этими делами занялись, начались неприятности?

- Ты прав, в этом что-то есть. Я сам об этом думаю.

- А что, если тот мужик с Волги прав?

- В чем прав? - не понял Александр.

- Что существуют могущественные подпольные секты. И что мы влезли в дело, которое выше нашей головы?

- Ты предлагаешь на этой почве все бросить и ждать: посадят, не посадят?

- Ну, зачем же так? Просто надо отдавать себе отчет, чем занимаешься, и чем это может обернуться, -рассудительно ответил Дима.

- Чем это может обернуться, мне кажется, мы уже поняли. А чем мы занимаемся, я пока сам понять не могу.

- Ладно. Пошли. - Дима оделся и уже собрался. Они вышли на улицу. Дождь оказался послабже, чем они ожидали, но сильней, чем им бы хотелось. Огибая лужи, они заспешили на остановку. Им повезло, транспорт пришел быстро.

Пробираясь среди железобетонных заборов и ограждений из металлической сетки, разорванной во многих местах от постоянных перелезаний, вероятно, заблудившимися несунами, окончательно промокнув под слабым, но настойчивым дождем, они подошли к подобию леса.

- Сейчас, наверное, каждое дерево сочтет своим долгом вылить на нас всю воду, собравшуюся за время дождя! - мрачно изрек Дима, останавливаясь.

- Не дрейфь! Нам уже терять нечего, - подбодрил его Александр, не останавливаясь. Дима побрел за ним. Они прошли лес и вошли в живую арку. Небо, затянутое свинцовыми тучами, чем-то неуловимо тоскливым отразилось в доме. Поблескивающие стекла в оконных проемах мрачно зияли, затянутые сеткой дождя. Дом понуро и безнадежно пытался защитить от непогоды отсутствующего хозяина. Словно древний старик, переживший всех своих детей, немощный, но гордый, он крепко врос в землю, собираясь не скоро сдаться разрушающим его стихиям.

- Этот дом? - спросил Александр.

- Этот, какой же еще?

Они спустились к крыльцу и вошли в сени. Пахнуло затхлым запахом гнилого болота. Открыв дверь, вошли в комнату. Огромная печь, занимающая значительную площадь, полурассыпавшись, покрылась плесенью. Штукатурка на стенах местами осыпалась, создавая ощущение какой-то неотвратимости. Пустота помещения и несколько обломков старой мебели, а также разнообразный мусор недвусмысленно говорили, что хозяева переехали давно и навсегда. Деревянная плита подоконника у одного окна свисала, словно ее вырвали. И вокруг валялись остатки вылетевшей штукатурки.

- Все ясно, слинял голубчик, - безразлично произнес Дима. - В милицию надо сообщить.

- Дом нежилой, судя по всему, долго. Подоконник вон вырван. Значит, гуляющие компании здесь бывали. А окна целые. Странно... - проницательно заметил Александр.

- Мало ли, место глухое. Может, кто как забегаловку поддерживает.

- Неплохо поддерживает, если за три недели до такого довести смогли, возразил Александр.

- Да вообще-то. - Дима подошел к окну и рванул висящий подоконник. Тот не поддался. - Крепко сидит. А кажется, вот-вот упадет.

- Зачем это тебе? - спросил Александр.

- Дом древний. Гладишь, клад найду, - ответил Дима.

- Без миноискателя бесполезно.

- Ну, раз уж пришли, давай хоть что-то полезное сделаем. - Он ударил несколько раз ногой, и, медленно ослабляясь, подоконник вместе с приличным куском штукатурки рухнул на пол, обнажив мох и тонкие, торчащие из застывшего раствора досочки.

- Да-а. Крепко сделано. Здесь, чтоб что-то найти, надо вначале танком поработать. - Его энтузиазм сразу ослаб.

- Интересно. Если так крепко сидит, то до тебя какая сила нужна была? Александр подошел к другому окну и дернул двумя руками. Подоконники, в отличие от нынешних, стояли невысоко от пола. Он подпрыгнул и встал на край, тот не поддался. - Попробуй сам.

Дима подошел и с силой пнул снизу.

- Действительно. Ты хочешь сказать, что кто-то уже искал?

- Не знаю, но думаю, вид давно покинутого жилья сделай специально, задумался Александр.

- Погоди-ка. - Дима вышел в сени и затем вернулся. В руках у него появилась металлическая загогулина неясного назначения. - Не лом, конечно, но пойдет. - Он стукнул по подоконнику, посыпалась штукатурка. После второго удара он треснул. - Да, так не пойдет. Придется стену долбить. Иначе доска сломается и по щепке придется выковыривать.

- А ты не по доске стучи, а по углам. Когда доска по углам освободится, она отойдет. Снизу же ее ничто не держит.

Дима отбил углы и, пару раз ударив снизу, расшатал подоконную панель. Затем выдернул ее. Тайником и не пахло.

- Хотя бы пустая ниша, - протянул он разочарованно.

- Быстро ничего не бывает. Ты давай остальные два подоконника срывай. А я стены простукивать буду.

- Ты что, действительно клад искать собрался? - удивляясь спросил Дима.

- Нет. Но думаю, что-нибудь интересное найдем. Короче, поторапливайся. А то дело длинное, хоть и лето, а здесь света нет. - Александр вышел в сени искать что-нибудь подходящее. - Слушай, ты как здесь что-то нашел. Не видать же ни черта.

- Без меня как без рук, - протянул Дима и пошел ему помогать. Ничего подходящего не попадалось, да собственно там ничего и не было. - Пойдем в комнату. Отломаем что-нибудь.

- Пойдем, - поддержал Александр. В углу комнаты проходила металлическая труба сантиметра два в диаметре. Провозившись несколько минут, стали искать дальше.

- Смотри, Дима. - Александр показал на торчащий из осыпавшихся кирпичей от печки металлический прут. Он не поддался, пришлось его раскапывать.

- Вот это да, - протянул Дима, когда они вытащили его. Прут оказался кувалдой на метровой длины рукоятке. С резиновым покрытием в двух местах.

- Килограммов двадцать, - добавил он, беря ее у Александра.

- Ну, теперь мы быстро узнаем, есть ли здесь клад.

Александр взял его железку и стал простукивать стены. Дима двумя ударами выбил два подоконника.

- Увы, здесь ничего нет. Что дальше делать?

- Простукивай пол.

- Вопрос, конечно, интересный, - озадаченно протянул Дима и стал простукивать каблуком. Ему это быстро надоело и он, взяв кувалду, стал "доделывать" остатки печки.

- Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, - проворчал Александр. Он приблизился к входной двери.

- Саш, смотри, что я нашел, - позвал Дима. Александр повернулся. В куче мусора Дима собирал какие-то бумаги.

- Что у тебя там?

- Царские деньги. Смотри, как много. Лучше бы золотом откладывали. Козлы, - выругался он в сердцах.

- Собери, потом разберемся. Не за этим сюда пришли. - Александр продолжил свое дело.

- Раз деньги нашел, значит, в печке искать бесполезно, - горестно заметил Дима.

- Не обязательно. Ты нашел старый клад. А мы ищем свежий. Возможно, печь специально достраивали.

- Может быть.

Дима с вновь вспыхнувшим энтузиазмом принялся за дело. Скорость ударов явно возросла. Александр, дойдя до двери, произнес:

- Дима. Давай дверь снимем. Она явно не при царе утеплена. Глядишь, что-нибудь и здесь найдем.

- Тебе, небось, лавры Остапа Бендера покоя не дают? - весело откликнулся тот. - Зачем снимать, когда можно и так обшивку снять? - Он подошел и, взяв у Александра инструмент, стал отдирать утеплитель. Под ним ничего не было с обеих сторон. - А ты говоришь, - недовольно начал Дима. Странные хозяева здесь жили. Отличный утеплитель. На новой квартире окна или балкон утеплять прекрасно бы подошел. А так точно такой же покупать придется.

- Много болтаешь, давай работать. - Александр продолжил простукивание. - Слушай, а у Иареда Моисеевича точно такой же дом. А входная дверь раза в два толще!

- Ты что, предлагаешь туда сходить? - саркастически улыбаясь, произнес Дима.

- Слушай, а я ведь еще тогда внимание обратил. Дверь такая. Странно толстая.

- Там, наверное, все опечатано. Это здесь круши, вороши. А там имущество. Убийство. Не за одно, так за другое отвечать придется. Что в случае чего скажем? Дверь толстая? Или бес попутал? А может быть, за упырями охотились?

- Не знаю, как ты, а я за упырями охочусь, - серьезно ответил Александр. - Помнишь, что он нам тогда рассказывал?

- Кто?

- Хозяин этого дома.

- Помню. Говорил, мол, мы в опасное дело ввязались, что они везде, мы тоже, - вспоминал Дима.

- Если он действительно верил во все это, то не мог оставить дома. Специально заготовленная и брошенная кувалда говорит о том, что здесь искали до нас. Значит, было что искать. Учитывая, что внутреннее убранство говорит, хозяева уехали, и давно. Значит, возможны два случая. Или хозяин сделал это сам или за него. Хозяину не было смысла искать у себя самого с кувалдой что-либо. А подымать шум, когда хочешь смыться, даже в глуши опасно. И когда бежишь - берешь деньги, а не старые диваны. А мебели нет. Значит, работали другие. А когда другие могут свободно вывозить весь домашний скарб и с чистой совестью ломать дом? - Александр посмотрел на Диму. - Когда либо точно известно, что хозяин далеко. Если он в командировке, то незачем брать все вещи. Обычно половина не представляет ценности. Либо он убит, тогда имеет смысл представить дело так, словно он переехал. И пишите письма.

- А если он сам убил Иареда Моисеевича. И имея хладнокровие, в панику не бросился, а спокойно инсценировал переезд?

- А для чего ему нужно было создавать вид, что здесь никто давно не живет. И работать кувалдой. Да и вообще мне самому непонятно, почему окна целые. Это так не вяжется к пейзажу.

- Ладно, а причем здесь дверь?

- Я сам не знаю. Но что-то мне говорит: "Дверь это то, что мы ищем". Все! Прекращаем. Это все, ввиду вышесказанного, бесполезно. Завтра после похороня иду в дом к Иареду Моисеевичу. Даже если ты не пойдешь, - добавил он уверенно.

- А если дом под охраной?

- У них вечно людей не хватает. А тут дом покойника охранять? Не смеши. И так ясно, что скорее госбанк ограбят, нежели дом с давно убитым хозяином. Если дома без хозяев милиция будет охранять, то некому жуликов ловить будет.

- Да. Может быть. Ладно, вместе начали, вместе и продолжим. А что с деньгами делать будем? - спросил Дима.

- Как закладки используй. Пошли, а то нас потеряли, наверное, уже. Я должен был к Татьяне днем зайти, а я тут весь день изысканиями занимаюсь. Они вышли, аккуратно закрыв за собой дверь.

Приехав в центр города, они разошлись. Дима пошел домой, Александр - к Татьяне. Дождь давно кончился. И помытый город дышал свежестью и чистым озоном. Татьяна встретила его у подъезда.

- Где ты был? Я тебя весь день ждала. Мы же договорились встретиться утром?

В легком не закрывающем даже коленки платье, стянутом на талии большим широким черным поясом, с развевающимися волнистыми волосами и блестящими от гнева и возмущения глазами, она могла дать большую фору любой принцессе из сказки. Александр непроизвольно попытался обнять ее, но она резко прекратила его попытку и выжидающе устремила на него свой взгляд.

- Я к тебе с утра шел. По пути встретил Диму. Мы с ним на Волгу слетали. Ну, немного задержались. Я думал, недолго.

- Успею. Недолго. Уже восьмой час. И не предупредил. Мог бы и оторваться, сходить до ближайшего телефона. - Решимость покинула ее, и слезы ненавязчиво встали на повестке дня. - Я тут переживаю. - Она обняла его. Думаю, может что-то случилось...

- Что может случиться?

- Что может случиться? - Татьяна, казалось, не поняла, что у нее спросили. - Да в последнее время реже что-нибудь не случается, чем случается. Как тебя с утра нет, значит что-то случилось. - Ее глаза снова приняли воинственный вид. Она оторвалась от него и сложила руки на груди. Я все телефоны оборвала. У тебя мать, наверное, валидол глотает. А он: что может случиться? - Она попыталась его карикатурно повторить. - Так куда вы "слетали" говоришь?

- Я же тебе рассказывал про того мужика? Который нам про сатанистов рассказывал. И что я туда ходил, а там - словно сто лет не жили. Ну, вот я и решил с Димой проверить, тот дом или не тот.

- Долго же вы проверяли.

- Да, он сразу подтвердил, что тот. Когда мы внутрь вошли, решили поискать компромат. Дима пачку царских ассигнаций нашел. Если не веришь, давай к нему сходим. Он сейчас домой пошел.

- А почему, балбес ты такой, меня взять с собой нельзя было?

- Я же говорю, не думал, что это надолго. - Она подошла, и взяла его за щеки.

- Обещай мне, что в следующий раз, когда будешь думать, что недолго, успеешь, - будешь брать меня с собой. - Она приподняла его лицо, чтобы посмотреть в его виновато опущенные глаза. - Ну же! Повторяй за мной: обещаю всегда и везде.

- Обещаю всегда и везде...

- Брать меня с собой.

- Брать меня с собой.

- Не тебя, а меня. Быстро все заново, - произнесла она, уже злясь.

- Обещаю всегда и везде брать тебя с собой.

- То-то же. Ты не забыл, что завтра похороны.

- Нет. А что?

- Мне надо будет завтра с утра зайти за Ладой и пойти с ней к его родителям, помочь или еще что. Так что завтра с утра пораньше, часиков в семь зайдешь за мной.

- А я что там делать буду?

- Ты там ничего делать не будешь! Ты меня сопровождать будешь. Потому что тебя далеко и надолго отпускать нельзя. На бога надейся, а сам не плошай! Слышал такую пословицу?

- Слышал, - ответил он, обнимая ее. Было еще светло. И народу вокруг паслось много. Но это нисколько не мешало им выражать свои чувства.

XXV.

Красная крышка гроба с фотографией молодого улыбающегося человека встретила их у подъезда. У Александра не было ничего черного, и он надел темные брюки и белую рубашку. Прекрасные, из золотого шелка волосы Лады украшал черный бант. Черная полупрозрачная, спадающая почти до колен с вырезами по бокам рубашка, подпоясанная черным поясом, и такого же цвета чулки и туфли позволяли ей сразу после похорон пойти на бал. Но прекрасное, охваченное неподдельным горем личико сразу отбивало кощунственные в такой момент мысли. Татьяна была одета в строгий костюм деловой женщины, ее волосы не развевались как обычно, а были уложены в виде серпа. У крышки они остановились. Лада заплакала. Татьяна стала ее успокаивать. Глядя на фотографию и на прижавшуюся к Татьяне Ладу, Александр подумал: "Идеальная пара". Волна чувств накатила на него, и он почувствовал, что глаза набухли. "Одного не стало, жизнь другой надломлена. Красивая, смелая - и такой удар".

- Пойдемте, - произнес он вслух. Они поднялись. Дверь была открыта и они, не звоня, вошли в квартиру. Народу собралось довольно много для восьми утра, в основном родственники погибшего. Их встретила мать. По ее лицу было видно, что она вряд ли спала много в последние дни и явно нередко плакала.

- Пришли, - произнесла она словно для себя, безутешность и покорность отразились на ее еще молодом лице.

- Мы помочь пришли, пораньше, - произнесла Татьяна.

- Спасибо, конечно, но не надо. Родственников приехало много, они в этих делах разбираются, - ответила она тем же голосом. - Проходите. Похороны начнутся в девять.

Они прошли в зал. Посреди комнаты стоял гроб. Слава лежал в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке. "А при жизни никогда в костюме не ходил", - обратил внимание Александр. В руках, сложенных на груди, стояла горящая коричневая свечка. Лицо могло показаться спящим, если бы не синий отлив немного вздувшегося лица. В комнате стоял слабый, чем-то сильно неприятный запах. "Мертвецом пахнет", - подумал Александр. В комнате все зеркала были занавешены материалом. У изголовья гроба, приложив платочек к лицу, стояли какие-то неизвестные ему старушки. "Интересно, почему на похоронах, даже молодых, всегда старушек больше, чем всех остальных". Первое чувство, начавшееся у подъезда, прошло и Александр стал реагировать на обстановку как обычно. Множество народу, для такого маленького помещения, как трехкомнатная квартира, производило на удивление мало шума. Можно было буквально услышать пламя свечи, характерный запах которой ненавязчиво направлял мысли на одну тему. Александру почему-то пришли на ум родители, он отогнал эти мысли. Все остальное время он занимался тем, что отгонял наплывающие мысли. Лада, зайдя в зал, сразу заплакала и приникла к Татьяне. Та увела ее из комнаты. Александр, оставшись один, не знал, куда себя деть. Обстановка тяготила. Но реального выхода он не видел. Выйдя из зала, он пошел в Славину комнату. Там Татьяна и многочисленные помощницы успокаивали Ладу. В другой комнате сидели в основном мужчины. Отец Славы, словно сросшись с креслом, не видя, смотрел перед собой, остальные выражали ему сочувствие. Он, не слушая их, кивал головой. Александр вдруг с ужасающей прямотой понял - все ждут, когда это все закончится, и не знают, что сделать, чтобы это приблизить. "Умерший человек является обузой, нарушая тем самым размеренную жизнь других людей. И они спешат от него избавиться". Мысль неприятно кольнула его. Пришел Дима.

- Здравствуй, - негромко произнес Александр, протягивая руку.

- Здравствуй, - в тон ему ответил Дима. - Неприятно, конечно. В таком возрасте. Родители растили, растили. Вырастили. И на тебе. Единственный ребенок. Две ветви прекратились.

- Почему две? - не понял Александр.

- У отца, и у матери.

- Да, конечно, - согласился Александр. - Хорошо, хоть ты пришел. А то все здесь в.трансе, я в растерянности. Только на похоронах задумываешься, что и по тебе ящик плачет. Хорошо хоть, что когда будешь на его месте, тебя уже ничто не будет волновать.

- Как знать. А вдруг там что-то есть? Тогда как раз там-то все волновать и будет.

- Может быть, все может быть. Зря что ли ножи с тремя шестерками носят, церкви строят да и вообще. Для чего-то же люди живут на этом свете?

Пришел Хомут, они поздоровались.

- Олег, ты рассчитывай, через неделю к тебе поедем, - обратился Александр к Хомуту.

- Хорошо.

Их позвали выносить гроб. Три скрученных шторы, подложенные под гроб, уже ждали своих скорбных носильщиков. Диму и Александра поставили сзади. Остальные концы взяли родственники. Осторожно, чтобы не потревожить вечный сон еще недавно полного сил молодого мужчины, они подняли гроб и вынесли на улицу. У подъезда кто-то уже принес табуретки. Гроб установили на них. Заиграла похоронная музыка. Соседи, знакомые и просто прохожие постепенно увеличили число прощающихся. Люди подходили к родителям и выражали соболезнования. Некоторые пытались ободрить невесту, так и не ставшую женой. Подъехали грузовая машина и автобус. Погрузив гроб и посадив людей, отправились на кладбище.

Свежевскопанная могила ожидала своего подарка. Бывший человек, в цивильном костюме и отекшим лицом, в последний раз глянул на солнце и, услышав стук забиваемых гвоздей, навсегда опустился в приготовленную для него яму. И хотя до и после, многие долго и нудно что-то говорили, его это не волновало. Последнее дыхание жизни донеслось до него стуком камней, разбивающихся о крышку и пачкающих материал. Помытый и одетый во все чистенькое и новенькое, заколоченный, чтобы не вернуться, однажды родившись, он однажды умер. Красивая молодая девушка во всем черном с огромным бантом на прекрасных волосах своим видом диссонансно напоминала о радостях жизни. Убитые горем родители и чувствующие себя виноватыми друзья. Картина чем-то напоминала поход к зубному врачу: необходимо, но скорей бы закончилось. Рабочие сноровисто закопали гроб и, соорудив холмик в виде копии заколоченного гроба, водрузили памятник. Провожающие в последний путь возложили венки. Все погрузились в транспорт и поехали обратно, то ли для отдачи последних почестей, то ли для снятия стресса. Дима, Татьяна и Александр, посидев для приличия и чуть выпив, незаметно ушли. Хомут исчез чуть раньше.

Было уже поздно, когда они освободились. И немного навеселе втроем отправились на дело. По мере приближения к цели бравое настроение постепенно остывало, и в голову приходили различные неприятные вопросы. Присутствие женского пола не позволяло подать виду, и обсуждение проходило на конструктивной ноте.

- Может подождать, пока полностью стемнеет? - предложил Дима.

- Тогда, когда туда войдем, не будет ничего видно и придется светить. Соседи увидят свет в пустом доме и сообщат в милицию, - ответил Александр. Да и ночью это всегда подозрительно. Сейчас уже поздно и люди сидят по домам. Но время еще считается дневным - когда кругом много народу, никому даже дела не будет до нас.

- А ты думаешь, со своим инструментом сможешь дверь открыть? - Дима покосился на сумку Александра.

- Ломать - не делать. Проблема в том, чтобы открыть незаметно для последующих посетителей. Вдали показался дом Иареда Моисеевича.

- Ты, Татьяна, останешься подальше, и будешь наблюдать за всякими подозрительными прохожими. Если что, свистнешь. - И в ответ на ее немой вопрос он вытащил из кармана свисток с шариком. - А мы с Димой пойдем на разведку.

- Я знаю, для чего ты эту идею со свистком придумал. Я нигде не останусь и пойду с вами.

- Татьяна! Кто-то же должен остаться снаружи? Случаи всякие бывают.

- С тобой! Случаи всякие бывают. Поэтому на всякий случай я пойду с вами. И прекрати спорить! - произнесла она настырно. Александр, видя бесполезность попыток и отсутствие поддержки с флангов, скрепя сердцем согласился.

- Ладно. Пойдем втроем. Шесть глаз лучше, чем четыре.

Они подошли к дому. Вокруг никого не было. На двери врезной замок украшала бумага с неразборчивой печатью.

- Что будем делать? - спросил Дима.

- Ничего, - ответил Александр, отрывая бумагу. - Все надо делать так, будто от своего дома ключи забыли. Если ты не уверен в себе, кто же будет в тебе уверен? - Он весело окинул взглядом обоих и стал доставать инструмент. Вскрытие двери оказалось делом непростым и после безуспешных попыток решили выставить окно. Непринужденно вытащив штапики, удерживающие стекло, и повторив операцию со вторым, они оказались внутри.

- Интересно, зачем ставить сложный замок на дверь, если окна практически закрыты от честного человека? - удивилась Татьяна.

- У нас везде такие же окна. И ничего, ставят же входные металлические двери, - ответил Александр. В комнате все было по-прежнему, только на полу появились меловые рисунки, изображающие, возможно, положение трупа. Александр подошел к двери и открыл ее. Она при близком рассмотрении оказалась еще толще.

- Вы здесь не стойте, я сам ее раскурочу, - приказал он. - Аккуратно, ни к чему не прикасаясь, обыщите комнату.

- Слушаюсь, сержант, - недовольно подчинился Дима.

Александр осторожно, стараясь не погнуть гвозди, стал отдирать обивку. Гвозди, забитые лишь по периметру, неохотно соглашались с грубым нажимом.

- Татьяна, придержи, - попросил Александр, - а то сейчас упадет. Я хочу потом обратно незаметно забить.

Татьяна подошла и стала держать сверху.

- Слушай! А почему везде гвозди забиты через равные промежутки, а здесь, - она кивком указала на закрепленную, на петлях, часть двери, - с большим пропуском?

- Наверное, из-за петель.

- Но пропуски как раз между петлями, а не около них?

- Действительно. - Александр открыл дверь до упора и стал рассматривать ребро двери между петлями. - Смотри! - обратился он к Татьяне. Отчетливые щели твердо указывали на неоднородный характер внутренности. Он взял отвертку и попытался расширить щель. Дерево хрустнуло, и открылась небольшая ниша. В ней лежал кинжал.

- О-го-ro! - воскликнул подошедший Дима. - Саш, ты у нас телепатом стал настоящим, - Александр взял стилет в руки:

- Обыкновенная финка. - Нож представлял собой обоюдоострый клинок с выемкой по обеим сторонам лезвия. На ручке выпукло с одной стороны краснели три шестерки. - Что бы это значило?

"Имеющий ум смотри здесь, число зверя шестьсот шестьдесят шесть", процитировала Татьяна.

- Значит, он был сатанистом, - задумчиво произнес Александр.

- Все ясно, - влез Дима. - Он решил от них уйти. А они этого не вынесли и грохнули его. А по пути сердце не выдержало, дорогая вещь все-таки, тот "змеевик" и прихватили.

- Может быть, все может быть, - задумчиво заметил Александр.

- О чем это вы? - не поняла Татьяна.

- Мы и сами как следует не знаем, - ответил Александр. - Разговоры потом. Я сейчас обратно забью, и уходим. Они поставили стекла обратно, как могли, прилепили измазанную печатью бумажку и исчезли в заходящем солнце.

XXVI.

- Алло! Александр ты? - послышался голос Димы.

- Привет. Ты откуда? Так рано.

- Я из центра звоню, около памятника. Короче, нашел тут одну бабку. Она травами лечит. Ее все колдуньей зовут. Короче, собирайся. Я тебе остальное потом расскажу. Только быстрей. Я здесь не один. - В трубке послышались гудки.

- Идиот, - выругался Александр, но быстро собрался и вышел на улицу. Дима сидел на скамейке с каким-то парнем. Александр подошел и поздоровался.

- Александр.

- Владимир, - ответил тот.

- Пошли, - Дима встал.

- Куда? Объясни, в чем дело? - спросил Александр.

- По пути объясню.

Они пошли на остановку.

- Короче, этот парень дальний мой родственник. Он точно знает, что здесь в одной деревне, на хуторе, живет одна бабка, которая вылечивает неизлечимые болезни. Одного из его знакомых уже вылечила. Рентген показал, что здоров. А у него саркома была. Должен был в этом году богу душу отдать. Но не это главное. Он знает, куда ехать. Такой шанс упускать, сам понимаешь.

- А у тебя что? - обратился Александр к новому знакомому.

- Не важно. Я же не интересуюсь вашими проблемами.

- Не хочешь говорить, твое право. А далеко ехать?

- Я же не местный, не знаю.

- Он мне сказал, что недалеко, - сгладил некоторую шероховатость разговора Александра с Владимиром Дима. Они сели в автобус и, доехав до автовокзала, пересели на пригородный. "Недолго" оказалось несколько часов.

- Ты бы хоть предупредил, я бы денег с собой взял, - произнес Александр.

- Если что, у Володи займем, у него есть. А она денег не берет. Бесплатно лечит. И не всех. Не афиширует свои необычайные способности. В собственной деревне о ее способностях недавно случайно узнали. Когда она маленькой девочке, распоровшей живот, заговором кровь остановила. Так что может и не принять нас.

- Живы будем, не помрем. Прорвемся, - хмуро произнес Александр. Автобус остановился у белокаменной остановки. Они вышли и, спустившись по тропинке к лесу, перешли неглубокий, но очень крутой овраг. Тропинка вела мимо уже начинавших желтеть деревьев, хотя осенний сезон еще не наступил. Воздух, далекий от городской суеты и огромных, исторгающих разноцветные клубы дыма и копоти труб, наполнял грудь мягкой свежестью позднего лета, напоминая о грядущей осени и долгом ожидании следующего жаркого сезона. Тропинка вывела к полю и побежала между скошенными полями, пастбищами и лесом, то ныряя в зародыши будущих оврагов, то подымая на пригорки. Солнце не пекло, а тихо ласкало природу, обещая хороший урожай земледелам и не обгорающий загар отдыхающим, а всем остальным -прекрасное настроение. Вдали показалась деревня.

- Не доходя до деревни, тропинка должна раздвоиться. Одна в лес, другая в деревню, - произнес Володя. - Дом из деревни должен быть виден, но из деревни придется, как мне сказали, перелезать через овраг, который вечно полон не пересыхающей грязи.

- Если не заметим развилку, до деревни дойдем и спросим, - ответил Александр. Однако они не заблудились и, правильно свернув, через несколько минут были на месте. Хутор оказался хутором лишь наполовину. С одной стороны, где был внушительный овраг, раскинулась деревня, с другой одиноко стоял пятистенный дом почти без всяких пристроек. Старый полинявший невысокий дощатый забор окружал нехитрые владения. Александр подошел к калитке и прокричал:

- Есть здесь кто-нибудь?

Около крыльца, словно из-под земли, появилась старушка и спокойным недовольно - безнадежным голосом произнесла:

- Что орете. Заходите, коль нелегкая занесла.

Она поднялась по крыльцу и зашла в дом, не закрывая за собой дверь. Ребята открыли калитку и, пройдя двор, непонятно чего стесняясь, зашли в сени.

- Снимайте обувь и заходите. Да дверь за собой закройте, а то куры забегут. Нечего им здесь делать.

Сняв обувь, они вошли в комнату. Обстановка соответствовала обычной деревенской избе. Большая печь. Кровать, застеленная цветастым покрывалом, свадебная фотография над ней и несколько других, дубовый стол и лавки вокруг него. В углу стояло веретено. Богатством и роскошью не пахло. Однако нищетой тоже.

- Садитесь, коль пришли, - пригласила она, указывая на лавку. Ребята сели. Она принесла на стол тарелочку меда.

- Мы не хотим есть, - запротестовали ребята.

- Хотите или не хотите, какая разница, - успокоила она, продолжая накрывать. - В вашем возрасте через пять минут после еды есть охота. А вы городские. Значит, ехали несколько часов. Я чай не обеднею.

На столе появилось копченое мясо, несколько кувшинов с чем-то. Картошку с утра потушила, сейчас согреется. Уж с утра было ясно, что жди гостей. Выпить вам не поставлю, не женаты еще.

- А вы откуда знаете? - удивился Александр.

- Зачем знать? Когда на лице у вас написано.

Она положила перед каждым деревянную ложку. Потом принесла большую миску и насыпала туда жаркое. Не брезгливые чай? Из одной тарелки, по-деревенски поедите, не помрете авось?

- Не-ет, - засмущались ребята. Она поставила две миски с ягодами.

- С молоком или так?

- Так.

- Ну, ешьте пока. - Она подошла к прялке.

- А вы? - спросил Александр.

- Мне на погост готовиться пора, а не брюхо набивать. На старости лет есть больно не хочется. Так, ягод с медком поем да молока попью, вот и ладно. Это вы растете, а мы уж в землю прорастаем.

- А где вы корову держите? - удивился Александр.

- А я не держу корову. Родственники из деревни каждый день приносят. У нас здесь торгашей нет. Дороже довезти будет. Так что живем по-старому. Рассказывайте, как зовут, зачем пришли.

- Меня зовут Володя, но я бы хотел наедине.

- А зачем компанией пришел?

- Я приехал один. Но вот они со мной напросились. У них тоже дело.

- Ну, пойдем на двор.

Они вышли.

- Саш, ты что думаешь? - еще не дожевав, произнес Дима.

- Что думаю, что думаю. Думаю, что зря пришли. Бабка как бабка. Приехали издали пенсионерку объедать. - Александр с досадой бросил в миску вишневую косточку.

Через несколько минут она вернулась одна. Села за стол, и устало глядя на Александра, спросила:

- Рассказывай, голубчик.

Александр только сейчас разглядел ее. Белый платок прикрыл седые волосы. Неизгладимые морщины, накопленные долгой жизнью, избороздили лицо. Лишь живые голубые глаза напоминали о существовавшей когда-то молодости.

- Зовут меня Александр. Ничем я не болею. - Он постучал по столу. Вам, наверное, будет смешно, но мы, я и Дима, пришли по поводу упырей. - Он посмотрел на нее.

- Продолжай, - произнесла она, словно думая о своем.

- В общем, все началось с того, что мне приснилось, будто я ночью пошел за одним человеком. Он словно во сне прошел сквозь двери, они сами перед ним открывались, а потом подошел к кровати, наклонился и стал чмокать в шею. Александр остановился. И посмотрел на старушку. Она оживилась.

- Это был не сон. Судя по рассказу, близкий был человек. Радуйся, это не опасно, считай, тебе повезло. Слепые упыри как комарики, укусил и успокоился. Следующий приступ может больше и не повториться. А если и повторяется, то нечасто и никому вреда не приносит. У мужчин обычно как женятся -проходит сразу, а у женщин - пока с мужем живет, не проявляется. А как родит, то полностью излечивается. - Она произнесла это так просто, словно разъясняла правила оказания первой помощи при насморке. У Александра сразу стало легко на душе.

- А это не связано как-нибудь с богом и сатаной? -на всякий случай спросил он.

- Как не связано? Конечно, связано. В каждом человеке сидят бог и сатана. Если совершаешь добрые дела, то сатана изгоняется - бог побеждает. Если злые, то наоборот.

- Но разве кровь сосать, даже иногда, это доброе дело? - с сомнением спросил Александр.

- Человек это делает, не зная об этом, это дьявол смущает окружающих. И поэтому люди, заключая союз пред богом, избегая Содома и Гоморры, тем самым изгоняют заразу. Хуже, когда упырь зрячий.

- А как зрячими упырями становятся?

- По-разному. Но это отдельный разговор.

- Но мне это очень важно.

- Зачем?

И Александр рассказал о последних событиях.

- Нож, который вы нашли, означает, что хозяин дома солдат дьявола. Есть такие люди, которые верят и служат сатане. А змеиный двурушник для них как для нас икона чудотворная. Значит, опять они в городе завелись. - Она встала. - Последний автобус скоро. Ваш товарищ на улице сидит. Забирайте его и спешите. И помните, они очень хорошо умеют обольщать. Продать душу дьяволу легко, да невозможно выкупить.

- Большое спасибо вам.

- Не за что. Помните бабку Агриппину добрым словом и хорошо.

Они вышли и заспешили на автобус.

- Володь, расскажи хоть, помогла чем или как? - не вытерпел Дима.

- Давай не будем на эту тему. Это мои дела. Если помогла - хорошо. Если нет, так не одна она такая мучилась.

- Саш, а ты как считаешь? Зря я тебя оторвал? -поинтересовался Дима.

- Нет. Самое лучшее за последнее время событие. Сейчас, по крайней мере, знаем, кто такой Иаред Моисеевич был. Значит и человек с Волги тоже понятно, кто был. И скорей всего он его и грохнул. Чтобы двурушник забрать.

- Смысл какой был ему это делать? Он же мог просто купить его? возразил Дима.

- Ну, во-первых, купить нож за пятнадцать тысяч "просто купить" не назовешь. И, во-вторых, по принципиальным соображениям. Солдат сатаны профессиональный служитель, а он нам говорил, что борется с ними.

- А чем объяснить, что на квартире обыск и запустение?

- Я же говорю, он забрал кинжал. Бабка же говорит: он для них - как икона-чудотворница.

- Тогда он знал, что за ним погоня и не мог приготовиться к отъезду. А преследователям незачем было инициировать давний отъезд, - не унимался Дима. Володя шел, погруженный в себя и не вслушивался в разговор.

- Он мог все подготовить и заранее. А тем оставалось лишь биться головой об стенку, - размышлял Александр.

- Дела-а, - протянул Дима. - Ну так что теперь? - Он вопросительно посмотрел на Александра. - Все, заканчиваем расследование?

- Нет. Мы все равно на подозрении. И у нас есть нож. Так что можно привлечь их внимание. Мне кажется, надо закончить это дело. Иначе в один прекрасный день можно проснуться над чужой шеей, - он весело рассмеялся. Меня сейчас больше волнует разговор с Татьяной. Я ей обещал каждый раз брать с собой или предупреждать. А сам снова на целый день пропал. Того и гляди, скоро на улице здороваться перестанет. - Радость так и вырывалась из него. Они подошли на остановку и долго ждали автобус.

XXVII.

- Божественный! Мы потеряли след ловаида. Нам снова нужна твоя помощь, - произнес Авол. Пустая комната, освещаемая одинокой свечой, идеально подходила для ведущих разговор. Плотно занавешенные окна не позволяли определить время суток. И время, подчиняясь собеседникам, словно остановило свой ход. Даже свеча, захваченная странным разговором, против обычаев, не играла огнем, а замерла в ожидании чего-то. Только две пары глаз поблескивали льдом жизни.

- Я дал вам в руки Дар Его. Вы утеряли. Я указал вам, где его найти и в грудь вонзил дешевке этой. Вам взять осталось лишь. И что? Что вижу я? Вновь просьбы? - начал Иавол словно проповедь. - А может, скоро вам подавать я буду должен и Граали? - Он встал. - Я долго не был с вами. Что сделано с тех пор?

- Иавол, зря ты укоряешь. С тех пор, как изгнан из Сибири, я создал здесь общину. Наверное, уж шесть сотен Диаволу молитвы посвящают, и радость жизни полной грудью без устали вдыхают, - привыкши проповедовать, ответствовал Авол. - Я здесь, в тиши, пока не разузнали злейшие враги, уж многих слуг Его поставил светскую власть вершить. И главное, нашел великое посланье от Него. Но все срывается. За этим я тебя позвал.

- О чем ты, брат мой?

- Они встают и двери перед ними, как волны пред луною, отступают. И то, что мы из чаш в себя вливаем, они берут у спящих, но живых. И тех при этом в лоно обращают. Коль нам их в братство приобщить, то можно уж "придурков" не бояться.

- Ты видел сам, иль только подозренье?

- Нет, я не видел. Но много есть свидетельств и причин. И по следу послал я уже многих.

- Скажу тебе я, Авол. Чтоб знал ты это. Ведь кроме вас, в сем городе есть почитатели Его.

- Так почему ты не сольешь нас вместе? Ведь мы тогда весь город сможем обратить, и нам будет дано открыться?

- Не будем задевать мы эти темы. Но помни, и кулак не слиток. Канат из нитей состоит, но ведь порвать его сложней, чем дерево сломать, пусть большей толщины!? Мне больше интересней, как ты мог доверить кинжал носителю Грааля, тому, кто ловаид унес. Ведь ты был лучшим среди лучших?

- Прости, Иавол, здесь моя вина. Я кровь тогда не пил уж две недели. А больше я ничем давно уж не питаюсь.

- Про то, что ты сказал, я знаю, - переходя к другой теме, произнес Иавол. - Но только как их приучить - мне непонятно. Те, кто не видит, но сосет, для нас интереса мало представляют. Хотя надо их выявить побольше и к нам привлечь. А вот кто делает все это, словно к женщине с любовью, тех надо к нам привлечь и взлелеять. Но бойся, для тебя они опасны и могут сами вас привлечь. Не ясно, лучше ль то иль хуже. А ловаид отсюда вывезен уже, и в монастырь известный, что под Москвой, положен на хранение до времени. Вам нужно будет в праздник их какой-нибудь дождаться окончания их мессы. И одного, а лучше двух, на месте освященным лезвием отправить к праотцам. Да и кинжал оставить в трупе. Монахи-то должны быть не миряне. Народу, в дни такие, много там. Пока они что и почем почуют, должны вы из-под алтаря достать, что нам дано по праву и в ту же ночь две жертвы принести. Чтоб ловаид мог облизнуться кровью. Одна должна быть не узнавшая мужчины. Другого, среди рясоносцев поищите, но должен быть не ниже, чем обет безбрачия принявший. - Он встал. И не прощаясь, вышел.

XXVIII.

Небольшая березовая роща, играя, перешла в смешанный лес. Тропинка вывела на пригорок, и взгляду открылся вид патриархальной природы. Коровы, спокойно жующие подножный корм, небольшое озеро с купающимися детьми. Невысокая лесная трава, привычно вытянувшись к редкому из-за окружающих деревьев солнцу, мягко стелилась под ногами. Приятный, такой редкий в городах колокольный звон наполнил все окружающее пространство чарующим объемом и всколыхнул душу. Давно потерянная беззаботность, словно по мановению волшебной палочки, на мгновение поселилась в груди. Дорожка, в последний раз юркнув средь деревьев и обойдя древний, в несколько обхватов, заросший мхом, и ровный, словно стол, пень, вывела из лесу. Взгляд выхватил раскиданные со всех сторон деревни и златоглавую церквушку. И чуть вдали белеющий монастырь. Множество народу, вероятно, из соседних деревень, и разнообразные священнослужители, колокольный звон и висящая в воздухе легкость собирали даже неверующих. Природа, щедро возвращая посеянное, воздавала одной сельхозкультурой за другой. Ожидание обычных осенних многочисленных свадеб наполняло народ благодатью, и они напористо выражали свое смирение. Люди в радости стремятся сделать всем хорошо и опасаются потерять достигнутое счастье. Природа, увлеченная людьми, замерла, наблюдая действо. Даже легкий ветерок не ласкал листву. Ничто не предвещало близости смерти. Через много дней люди из газет узнают, что маньяк проникнет в храм и убьет одного и смертельно ранит другого служителя. Колокол на мгновение смолкнет от такого безумия. Хорошей работы стилет, украшенный тремя шестерками, вызовет некоторое смущение у прихожан и даст возможность следствию сформировать твердую версию о маньяке-одиночке. Как и в других местах, в разные времена и на разных континентах.

Каменный идол в образе прекрасного юноши задумчиво сидел на лавочке. Пред изваянием, на каменном ложе, возвышавшемся в окружении ковра с высоким пушистым ворсом, заполняющего всю площадь помещения, лежал человек, прикованный к постаменту, лицом к изваянию, в черной, похожей на рясу одежде. Ремень, обхватив рот пленника, удерживал голову в неподвижном состоянии. Руки и ноги удерживались металлическими обручами, прикрепленными к натянутым цепям. За ним стояли: четверо в белом, в виде вытянутого по диагонали четырехугольника, совсем юная девушка, в полупрозрачной тоге, с занесенным над жертвой двуручным кинжалом с раздваивающимся лезвием, и позади нее трое мужчин, завершая ромб, лицом к жертвеннику. В центре четырехугольника, высокая ваза из меди в виде подсвечника курилась благовониями. Языки желто-голубого пламени лизали стены, создавая ощущение нереальности происходящего. Откуда-то издалека полилась негромкая органная музыка, усиливаемая массивностью помещения. Авол и двое стоящие впереди по бокам упали на колени. Жрец, скрестив руки на груди, произнес:

- Ты вновь дал нам его. И взгляд на нас свой устремил. Прими же дар сей!

- Прими! - вторили остальные. И голос, усиленный стенами, словно ураганом, наполнил пространство. Жертва задергалась пред опускаемой смертью, но крепкие путы не дали ему даже сколь-нибудь значительно пошевелиться. Странность происходящего пародировала сон. Прекрасная, совсем юная девочка. Не более семнадцати лет. С распущенными золотыми волосами и ангельским личиком опускала гильотину. Острое лезвие вошло глубоко, но слабых сил не хватило одним ударом проткнуть шею насквозь и обезглавить тело. Вытащив окровавленный металл, она .приникла к шипящему разрезу и стала жадно глотать соленый нектар. Кровь, стекая по ее губам, забрызгала ее легкую одежду, очертив упругую грудь и испачкав лицо. Пресытившись или не выдержав напряжения, а возможно от опьянения недозволенным, она упала, потеряв сознание. Прекрасная, даже окрашенная кровью. В боковых стенах открылись ниши и из каждой вышли по одному человеку, в черных одеждах и скрытых черными масками лицах. Они унесли оставшийся прах. Авол подошел и, подняв жрицу на руки, положил ее на ложе. Затем одним движением, двумя руками, сорвал с нее одежду. Без одежды она выглядела еще лучше. Он раздвинул ее колени и отошел, словно показывая дьяволу ее прелести. Уже уйдя в мир грез, она не выпустила ловаид, и он болтался в ее руке. Авол разжал ее руку и положил его ей в изголовье, острие почти касалось ее волос, потом, подняв глаза, спросил:

- Кто?

Стоящий слева сделал шаг вперед.

XXIX.

Измучившись в бесконечных ожиданиях, Татьяна пошла домой. Как всегда, когда никого не ждешь, кого-нибудь встречаешь.

- Здравствуй, Татьяна!

- Привет, Лада. Куда идешь?

- Просто решила пройтись. Воздухом подышать. А то весь день сегодня дома просидела, надоело уже. Что это ты, невеселая какая?

- Сашка опять исчез. Обещал с утра зайти, до сих пор нет.

- Да все они, мужики, такие. Послушать - так вроде за звездами на небо собрались, а чуть из глаз выпустишь... Да ладно, найдется твой. Никуда не денется. Пошли, вместе пройдемся по бульвару. И ты проветришься, и мне одной скучно не будет.

- Пойдем.

Они пошли неторопливой походкой, вдоль серых зданий и спешащих куда-то людей. Солнце уже перешло свою самую жаркую точку, но еще припекало. Прохожие оглядывались на привлекательную пару, они не обращали на окружающих никакого внимания и изредка обменивались ничего не значащими фразами. Мимо проехала "Волга", с тонированными стеклами, слегка притормозив около них и затем резко дав газу. Разговор не клеился, каждая думала о своем. Пройдя несколько остановок и посетив по пути все представляющие для них интерес магазины, они вышли на остановку. Тут же подъехали белые "Жигули", с синим фонарем на крыше. Из машины вышел средних лет мужчина, в форме.

- Пройдемте со мной, - обратился он к Ладе. - И вы тоже.

- А в чем дело? - удивилась Татьяна.

- Там узнаете. Давайте не будем устраивать скандал. Вы, надеюсь, не заставите меня применять силу? - Он галантно улыбнулся и открыл перед ними заднюю дверь. Девушкам ничего не оставалось, как подчиниться. Уже в машине Татьяна снова спросила:

- А на основании чего вы нас арестовали?

- Вас никто не арестовал. Просто поступил сигнал, что две девушки, красивые девушки, подсыпали что-то двум клиентам. А затем обчистили "друзей" до нитки. Если это не вы, то для вас это простая формальность. Вы уж извините. Сами понимаете, работа такая.

- А что? Мы похожи на "таких"? - рассмеялась Лада.

- Нет, конечно. Мне просто приятно задерживать таких красавиц.

- И надолго это затянется? - Татьяна была не склонна поддерживать фривольный разговор.

- Обычно недолго. Следователь вас посадит рядом с другими и все.

Они подъехали к месту. Милиционер вышел и открыл девушкам дверь.

- Выходите.

Они вышли. К машине подошел человек в серой тройке.

- Привез, - хмуро обратился он.

- В мою машину проводи, я сейчас подойду. - Он развернулся и ушел.

- Вот как раз и следователь. Пройдемте.

Девушек посадили в рядом стоящие спортивные "Жигули", а, возможно, похожий на них "Москвич". За рулем сидел человек в штатском. На машине не было никаких знаков, выдающих принадлежность к соответствующему ведомству. Подошел человек в сером костюме. Сел на переднее сиденье. Неторопливо пристегнул ремень, и машина тронулась.

- И куда вы нас? - весело спросила Лада у пришедшего, тот медленно повернул голову и, смерив ее высокомерным жестким взглядом, повернул голову обратно. У Лады сразу пропало желание продолжать задавать вопросы. Дальше ехали в полной тишине. По мере того как дорога накручивала километры, настроение девушек ухудшалось.

- Куда вы нас везете? - не выдержала Татьяна. - Вы не имеете права взять нас на улице и увозить дальше ближайшего отделения милиции. Если вы сейчас же не отвезете нас обратно - я выпрыгну. - Он так же медленно повернулся и безразличным тоном бросил:

- Ты хочешь, чтобы я одел тебе наручники?

- Я вам не "ты". Как вы смеете со мной так обращаться? - Татьяна уже овладела собой, и в ее голосе зашелестели металлические нотки. Легкая усмешка, не затронув глаза, мелькнула на лице следователя, и он вновь повернулся к лобовому стеклу, и больше уже до конца поездки не поворачивался. Они выехали за город и повернули на узкую асфальтированную дорогу. Дорога привела назад в город к какому-то невзрачному зданию. Машина подъехала к решетчатым металлическим воротам, и шофер посигналил тремя длинными трелями. Почти моментально появился охранник. Судя по внешнему виду, он был явно не спившийся пенсионер, а, скорее всего только что закончивший выступать в большом спорте борец. Ворота открылись, и они подъехали к невысокому, отделанному мрамором крыльцу. Следователь вышел и, не говоря ни слова, открыл девушкам дверь.

- Что это? Куда вы нас привезли? - запаниковала Лада, выходя из автомобиля.

Следователь закрыл дверь и рукой показал на вход в здание. Татьяна, поняв бесполезность всяческих расспросов, решительно поднялась и открыла дверь здания. Лада, боясь расстаться с ней, заспешила за Татьяной. Пройдя небольшой коридор, они вошли в зал. Вид внутри поразил обеих. Что-то подобное они видели только в кино, когда показывали балы во дворцах. Потолок, устремляющийся в небо, множество колонн, стилизованные ковры, низкие полукресла, полудиваны и множество всяких мелких дополняющих деталей, располагающих к отдыху. Помещение явно не соответствовало месту, где допрашивают стражи порядка. Их провели через зал, маленькие уютные комнаты и привели в спальню. Спальня представляла собой средней величины комнату с кроватью, занимающей половину помещения и балдахином над ней, со спускающимися прозрачными шторами. Некоторые дополнительные штрихи свидетельствовали о том, что комната специально была отделана для "определенных" работ. Мужчина вышел, оставив девушек вдвоем.

- Как ты считаешь, что это все значит? - спросила Лада испуганно.

- Я не знаю, но твердо уверена - нас привезли не на опознание.

- Об этом я и сама догадалась. Что теперь будет! Я думала, такое бывает только в фильмах.

- Пока ничего еще не было. Посмотрим, что будет дальше. Главное, держать себя в руках. Мольбы и слезы здесь, судя по всему, не помогут.

- Дверь открылась и в комнату вошла женщина, одетая весьма двусмысленно. Судя по всему, она была незначительно старше девушек, и, вероятно, нравилась мужчинам.

- Раздевайтесь, туфли не снимать, - произнесла она деловым тоном. Словно девушки пришли на конкурс красоты и задерживают очередь.

- Что значит раздевайтесь? - выпалила Лада и остолбенела, не в силах что-либо дополнить.

- Я не собираюсь вам ничего объяснять, это не входит в мои планы. Если вы не будете выполнять мои указания, то мне придется пригласить помощника. И поверьте мне, вам не покажется эта идея очень хорошей.

- Слушай ее, - решительно произнесла Татьяна. И начала расстегивать кофточку.

- Вот еще. - Лада надменно отвернулась.

- Не дури, - взяв Ладу за руку, - произнесла Татьяна. - Их здесь много и мы с тобой не героини китайских боевиков. Слушай ее и думай.

- Лада нехотя подчинилась.

- Раздевайтесь быстрей, вы мне надоели, - бросила женщина.

Лада, демонстративно глядя надсмотрщице в глаза, стала медленно, словно стриптизерка, с невыразимым превосходством, присущим разве что свергнутым царицам, снимать с себя вещь за вещью.

- Не зли ее. Она здесь вряд ли что-нибудь собой представляет. А нам отсюда надо еще выбираться. - Татьяна произнесла это так спокойно, словно они были вдвоем у нее дома. При этих словах у присутствующей охранницы на лице расползлась злорадная улыбка. Когда девушки разделись до нижнего белья, их остановили.

- Хватит. Так даже лучше. - Она с интересом окинула взглядом обеих. Бюстгальтер и трусики у обеих представляли собой наряд, очень далекий от монастырского, и если что-то и скрывали, то по внешнему виду об этом было трудно догадаться.

- Вы, девчата, случайно шлюхами не подрабатываете?

Вопрос повис в воздухе. И, вероятно, обидевшись на их презрительный взгляд, она зло произнесла:

- Оденьте это. - И бросила каждой по миниатюрному целлофановому пакетику с каким-то материалом внутри. Материал оказался длинным, до пола, платьем, весьма свободным и почти прозрачным. Девушки надели своеобразные балахоны и стали похожи на мифологических нимф.

- Пойдемте.

"Хозяйка" прошла вперед и подошла к стене, которая представляла собой картину живописного горного водопада.

- Не все дома, - тихо произнесла Лада. Татьяна кивнула в знак согласия. Они обе были не правы. Женщина взялась за ручку, которая на фоне картины смотрелась концом ветки падающего в водопаде дерева и открыла небольшую дверь, затем обернулась:

- Что встали, как вкопанные? Вам что, особое приглашение требуется?

Девушки молча пошли за ней. Они поднялись по узкой винтовой лестнице и закружили по узким, как им показалось, подпольным коридорам. Наконец, коридор уперся в обшитую обоженными рейками дверь. Надсмотрщица остановилась, подождала, когда к двери подойдут девушки, и открыла перед ними дверь. В лицо дыхнуло жаром.

- Заходите, - произнесла она с некоторым злорадством и, решительно втолкнув их в помещение, с треском закрыла за ними дверь.

В комнате было жарко, как в парилке, на двух плетеных креслах сидело двое мужчин в простынях, завернутые как древние римляне. Один, с вспотевшей почти на всю голову плешью, кругленьким, одутловатым лицом и маленькими, зажегшимися при виде подруг глазками. Второй был просто страшным и чем-то напоминал орангутанга. Комната была довольно большой и по углам имела что-то вроде ресторанных кабинок.

- Заходите, мои дорогие, - слащаво произнес первый. Второй встал и, подойдя к Ладе, произнес:

- Давно этот кретин не привозил ничего подобного, развлечемся, дорогая! - Он обхватил Ладу и оскалил рот, выставив на обозрение два неполных ряда желтых полустертых зубов. Его идея ей, вероятно, не понравилась, потому что она внезапно потеряла сознание.

- Ничего, это бывает.

Она ему, вероятно, очень понравилась. И он, истолковав ее обморок по-своему, поднял ее на руки, при этом его бычья шея даже не напряглась, сел в кресло. Ну что ты стоишь, моя дорогая? - приглашающе протягивая пухленькие руки, позвал лысенький.

- Так вы женщин ищете? - весело произнесла Татьяна. И радостно подбежав, села к нему на колени. - С этого надо было и начинать. Мы как раз уже устали по городу блуждать, искать каких-нибудь богатеньких старичков. А то пристают одни нищие малолетки. Мороженое купить не могут, не то что в ресторан сводить. До ночи мусолят. А потом через весь город иди домой пешком. Да еще при этом имеют наглость думать, что их сопровождение доставляет удовольствие. Ну, ты нас напугал, пухлячок, - Татьяна с облегчением выдохнула. - Вас бы на наше место. - Она пощадила его по оставшимся волосам и прижалась к нему. - Мы уж думали - не жить нам больше на этом свете.

- Неужели мы такие страшные? - довольная слащавая улыбка на миг остановила его бегающие глазки.

- А ты действительно богатый? Или это все государственное? отстраняясь, испуганно произнесла Татьяна.

- Я и есть государство! - самодовольно ответил он, и его лицо превратилось в статую. Она расцвела и нежно прижалась к нему. Затем тихо прошептала ему на ухо.

- Ты мне так нравишься, я тебя уже хочу. Только мне пока нельзя.

- Почему? - не понял он.

- Да нет, можно. Только с резинкой. Я тут нечаянно подхватила кое-что. Но это ничем тебе не грозит, мне всего три дня таблетки пить осталось и всего два укола.

- А сколько уже пьешь? - Его лицо перестало излучать радость.

- Два дня. Но мне врач сказал: "с резинкой это не опасно".

- Да-аа? - недовольно произнес "пухлячок", то ли соглашаясь, то ли о чем-то думая.

- А она? Тоже "еще три дня"?

- Нет, у нее просто "женские" начались. Да что ты так испугался? Я уж два раза переболела. Гриппом тяжелей болеть. Здесь ничего не болит. Просто анализы показывают. - У нее на лице отразилось искреннее недоумение. - И с резинкой совершенно безопасно.

- Я уколов боюсь, - произнес он, вставая. Лада зашевелилась на коленях соседа. Тот тупо ухмыльнулся. Толстяк трижды хлопнул в ладоши. Вошел, судя по всему, банщик.

- Отведи обеих к "алтарю", - приказал зло.

- Но Олтор? Я хочу ее, - недовольно прогромыхал "орангутанг".

- Временно обойдешься.

- Чего ты испугался, пухлячок? - Татьяна выглядела растерянной и готовой заплакать.

- Живее! - уже приходя в бешенство, прошипел тот. "Банщик" бросился выполнять приказание. Почти подбежал к Ладе и, забросив ее к себе на плечо, освободившейся рукой схватил Татьяну, и потащил их вон из комнаты.

- Ну почему мне так не везет, - захныкала Татьяна. Они пошли не так, как пришли, по каким-то расширяющимся коридорам. Лада пришла в себя, и "банщик", поставив ее на ноги, грубо стиснул ей предплечье так, что она вскрикнула. Путь пересекал различные помещения, иногда позволяя заглядывать в уютные закутки. Судя по всему, они шли в другой конец здания, зачем-то подымаясь на этажи, а затем вновь спускаясь. В столь импозантном наряде они дважды прошли мимо групп людей, причем, как это ни странно, те почти не обратили на них внимания. В очередной раз поднявшись, они вошли в тупиковое помещение с совершенно голыми стенами, покрашенными попарно в красный и черный цвет. На потолке была изображена огромная летучая мышь. Окон не было. И освещалось помещение слабым красным светом, исходящим из глаз потолочного монстра. Пол покрывал ковер с высоким нежным ворсом.

- Сидите здесь. За вами придут. И чтоб тихо все было. А то позову малолеток из охраны. Ясно?

Девушки смиренно закивали головами. Он вышел и входной проем, который казался бездверным, закрылся за ним вылетевшей сверху створкой. Татьяна бессильно опустилась на пол.

- Кажется, пока выдержали, - устало произнесла она и трижды переплюнула через левое плечо. Вдруг она резко вскинула голову, и у нее широко открылись глаза.

- Что случилось? - испугалась Лада.

- Подожди, подожди. Слушай, когда мы шли. Только что, через вторую толпу, все в костюмах. Там один был не в костюме.

- Какое, нам дело, в костюме или без кто-то там был?

- Ты его видела?

- Я вообще никого не видела и ничего не помню. Эта сволочь так сильно сжал мне руку, что мне было больно. Танюш, я боюсь. - Она присела к Татьяне и прижалась к ней. Почти сразу послышались всхлипы.

- Не плачь. Это был, я уверен...

Лада прекратила плакать и, подняв заплаканное лицо, с надеждой спросила:

- Кто? Кто это был? Ну, говори же, не молчи!

- Это был Хомут.

- Да ты что, откуда? - Очевидная глупость ее даже успокоила. И Лада даже улыбнулась. - Откуда здесь может быть Хомут?

- Это был Хомут, - твердо произнесла Татьяна, и ее лицо приняло решительный вид. - И он нас видел. Я точно помню его раскрывшиеся глаза. Просто тогда мне было не до окружающих, сама понимаешь. Но это точно был он. Это без сомнения. Будем ждать. Так, Лада. Давай сделаем так. Ты будешь постоянно молчать и при случае соглашаться со мной или делать, как я. Только вдвоем мы сможем вылезти отсюда. Ты согласна?

- Да, конечно, - ответила Лада без особого энтузиазма.

XXX.

Дверь в сауну распахнулась, сидящие в креслах прекратили разговор и удивленно посмотрели на вошедшего. На пороге стоял Хомут.

- Войди и закрой дверь, - недовольно и властно произнес плешивый. Его лицо в этот момент выражало решимость, и он смотрелся весьма властно, вид слегка портили не к месту бегающие маленькие глазки. - Говори.

- Олтор, ты направил двух девиц в "близкую"?

- Ну и что? Заканчивай быстрей. Ты вмешался не вовремя.

- Олтор, мне поручено помогать, незаметно, одному человеку, не состоящему в нашем братстве. Одна из этих девушек его будущая жена. Если что с ней случится, он может бросить заниматься тем делом, ради которого я ему помогаю. И все будет зря.

- Ну и пусть будет зря, - Олтор усмехнулся. - Не хочешь же ты мне сказать, что из-за твоей прихоти я лишусь молодого "нектара"?

- Это не моя прихоть. Это личное поручение Авола.

- Авол знает об этом? - выражение лица Олтора приняло слащавый вид.

- Авол лично поручил мне помогать ему. И более того, он вытащил его из психушки и закрыл его дело в милиции. А он шел по убийству с ограблением.

Олтор снова стал уверенным и как будто он сам все придумал, твердым и нетерпящим возражений тоном приказал:

- Забери этих шлюх. И сделай так, чтобы они все забыли. Одна-то совсем интереса не представляла, а у второй как раз не время брать нектар. Все, свободен, - и он повернул голову к "орангутангу", давая понять, что Хомут для него больше не существует.

XXXI.

Створка поднялась, на пороге стоял Хомут.

- Одевайтесь, - он бросил девчатам одежду и, повернувшись, вышел. Дверь закрылась за ним. Через несколько минут он вновь вошел. Девушки уже оделись.

- Пойдемте быстрей. - Они прошли несколько переходов и вышли на улицу. Хомут подошел к машине и, обратившись к шоферу, произнес:

- Шеф приказал отвезти их, где взяли.

- Он мне скажет, я отвезу.

- Ты что, с равным разговариваешь? - вызывающе произнес Хомут.

- Садитесь, если что, сам будешь отвечать.

Хомут открыл дверь и пригласил девушек. Закрыл за ними дверь и сел на переднее сиденье. Ехали молча. На первой троллейбусной остановке Хомут попросил шофера остановиться и высадил девушек.

- Я тоже останусь, езжай обратно. Я подъеду сам, - проговорил он, выходя, и захлопнул дверь.

- Олег, - обратилась к Хомуту Татьяна. - Спасибо тебе, конечно, что ты вытащил нас оттуда. Но прошу тебя, не рассказывай никому, а тем более Александру обо всем этом. Хорошо?

- Хорошо. Я как раз вам хотел сказать об этом. Вы, наверное, и сами уже поняли, что у них тут все прихвачено. Я вытащил в этот раз. Если вы начнете трепаться, вам уже никто не поможет.

- Тем лучше, - произнесла Татьяна. - А вон и троллейбус. Ты с нами поедешь?

- Нет. Езжайте.

Лада и Татьяна сели в транспорт.

- Лада, прошу тебя, никогда и ни при каких обстоятельствах никому не говори, хорошо? - Лада ее словно не расслышала.

- Неужели мы вырвались, я до сих пор не верю. Это просто кошмар.

- Кошмар, который прошел, - уже не кошмар, задумчиво произнесла Татьяна.

XXXII.

Александр позвонил. Дверь открыла Татьяна и, как будто ничего не случилось, произнесла:

- Заходи! - И, повернувшись, ушла в свою комнату. Александр, быстро расшнуровав обувь, устремился за ней.

- Не обижайся. Я сейчас все объясню, - заспешил

Александр.

- Зачем? - Она безразлично посмотрела на него.

- Мы ездили к одной знахарке...

- Это ни к чему. Мне это не интересно, - произнесла она спокойно, но с металлом в голосе. - Я не хочу каждый день терять на ожидания. Если приходиться страдать до замужества, что будет потом?

- Татьяна! Ты делаешь выводы на пустом месте.

- Возможно. Но ведь я имею право их делать? - Она посмотрела на него как на больного. - Наверное, мы устали друг от друга. Нам надо отдохнуть.

- Я ничего не понимаю! - Александр повысил голос. - Я же не на пляже лежал, а по делам ездил.

- Саш, давай оставим это. Я сегодня устала, ты устал. Для чего нам эти ссоры? Я думаю, нам надо отдохнуть несколько дней друг от друга. А потом посмотрим, что и как.

- Но это же маразм. Я люблю тебя! Полдня меня не было. Ну, весь день, если хочешь, - поправился он. - И что, теперь трагедию надо устраивать? Мало что ли неприятностей в последнее время. Я добрую весть привез. А тут чуть ли не развод.

- Ну, о разводе никто не говорил. Ты сам поставил этот вопрос. Я же говорю, давай прекратим развивать эту тему. Чем дальше в лес, тем больше дров.

- Давай прекратим. - Он попытался ее обнять.

- Не надо, Александр. - Она мягко, но твердо прекратила его попытку.

На улице Александр чувствовал себя не в своей тарелке. Кто мешал позвонить? - корил он сам себя. - Она, конечно, права. Я ведь обещал. Ну, так испортить хорошее настроение. Из-за какой-то ерунды. Да уж. Все-таки женщина есть женщина. Если бы я умирал! Или автобус по дороге с моста упал. Небось, на похоронах ревела бы. А тут живой и невредимый, радостный, на крыльях прилетел.

Тут он представил Татьяну. "Нам нужно отдохнуть". "Может кому-то и нужно, - подумал он злясь. - Зайду лучше к Хомуту. Пива хоть попью. А то довели бедного мальчика. Хотя где сейчас пиво попьешь, поздно уже. Ладно, без пива обойдемся. Надо сходить, поговорить".

Он повернул на остановку. Заскочив в троллейбус на заднюю площадку, он обратил внимание на сидящую лицом к нему девушку. Золотые волосы, заплетенные в косы, по плечу через грудь спускались на колени. Она посмотрела на Александра и улыбнулась. Настроение Александра сразу повысилось. Смущаясь, он опустил глаза. Улыбка девушки потухла. Не зная, что делать в такой ситуации, Александр не придумал ничего лучшего, чем сойти на следующей остановке. Резкий порыв ветра бросил в Александра горсть пыли и пропал. На зубах заскрипел песок.

- Тьфу ты, нелегкая, - выругался Александр. "Вот до чего красота доводит. Вот и люби их после этого. Или все нервы вымотают, или грязью забросают".

Он решил пройти остановку пешком. Багряное солнце уже спряталось наполовину за горизонтом и народу на улицах практически не осталось. Хотя транспорт проезжал еще полный. Глядя на заходящее светило, Александр подумал: "Вот заходит, завтра взойдет. И так каждый день, летом и зимой, весной и осенью. Вечно. И всегда одинаковое. А люди, появившись, меняются, меняются и, наконец, заходят, чтобы больше не взойти никогда. И за такую короткую жизнь еще умудряются всем нервы перетрепать. Я хочу как лучше. И сам же крайний! Трое суток подожду, а там посмотрим". Он вновь вспомнил Татьяну, когда впервые увидел ее. Легкая блузка без рукавов, прекрасные развевающиеся волнистые волосы и короткая мини-юбочка. Она тогда напомнила ему почему-то первый класс. И он тогда влюбился сразу, и, увы, навсегда. "Ладно. Честно сказать, сам виноват. Мог позвонить. Особой спешки не было. И потом, на вокзале, время было. Да и вообще, с собой надо было взять. Ей ведь тоже скучно все лето чего-то ждать. Впрочем, могла и выслушать, а не предлагать идиотские прожекты. Вообще-то, если бы я сам целый день дома просидел, то, наверное, предложил бы чего-нибудь похлестче". Он влетел в подъезд к Хомуту.

- Ты чего так поздно? - удивился тот.

- Да пришел поговорить. А то в последнее время редко видимся.

- Проходи, коль нелегкая привела. - Они прошли в комнату. - Ты продолжаешь ту тему развивать или как?

- Да я как раз по этому поводу. Ты же знаешь, что меня в психушку закрыли по этому. Мы с Димой объявление дали, чтобы приманить заинтересованных людей. Ну вот. Откликнулось много людей. Но заинтересовавших нас - двое. Один показал нам нож с раздваивающимся лезвием и двумя ручками, украшенный драгоценными камнями. Только мы ушли, его кто-то грохнул. А второй нас перед этим предупреждал. Короче, я к нему пошел после обследования, а там, словно сто лет не жил никто. Я подумал, может, ошибся. Хотя ошибиться трудно. Взял и сходил с Димой. Ничего не нашли. Решили рискнуть и у Иареда Моисеевича обыск сделать, у того, которого убили. И знаешь, что у него нашли?

- Что?

- Хорошо сделанный охотничий нож с тремя шестерками на ручке.

- Ну и что из того? - меланхолично поддел Хомут.

- А из того значит, что он состоял в секте сатанистов. То есть она у нас в городе есть. И мы можем использовать эту находку как приманку.

- Как бы самому приманкой не стать. Ты в милицию уже сообщил?

- Нет. Там трудно будет объяснить. Да и могут опять по этапу отправить. Правду сказать, к лучшим курортам психбольница не относится. Опять отвлеклись. Сейчас у меня два вопроса. Первый: имеют ли какое-нибудь отношение сатанисты к кровососам? - Хомут усмехнулся, Александр не обратил на это внимание. - И второй: как проникнуть к сатанистам, если они имеют отношение или как их передать милиции, если не имеют.

- А зачем ты их хочешь в тюрьму отправить? Что, решил стать юным следопытом? - без энтузиазма спросил Хомут.

- Нет, я точно уверен, что это они убили Иареда Моисеевича, а также того мужчину из домика на Волге. А это, сам понимаешь, касается меня. Да и вообще, это опасное явление не мешало бы прекратить.

- А чем оно опасное? Сам говоришь, у одного нож нашел, значит с ними заодно. Второй или с ними, или лишнего хотел. К простым людям они не пристают же. Ты .хоть один случай слышал?

- А что это ты их защищаешь? Сам не понимаешь, что ли, что убивать нельзя, даже тех, кто заодно или против.

- Люди на войне убивают. Врач оперирует на сердце, зная, что без него человек еще неизвестно, сколько бы жил, а после него он неизвестно, сутки проживет или нет.

- Но это же совсем другое, - остывая, заметил Александр.

- Может и у них "совсем другое". Не зная, зачем лезть. Первых христиан тоже ловили, пытали, уничтожали. И лишь потом христиане стали - "совсем другое"!

- Ты так говоришь, будто членом у них состоишь, Александр усмехнулся.

- Почему будто? Состою и искренне верю. Эта религия, в отличие от остальных, не призывает к аскетизму. Не запрещает то, что естественно. И не делит людей на царей-помазанников божьих и рабов, которым уготовано царствие небесное. Где-то там, где никто никогда не был, а уйдя, не возвращался. Может, конечно, там так хорошо, что возвращаться не хочется, - он ухмыльнулся. - Только видел ли ты, чтобы опустившийся алкоголик перерастал в великого ученого. А какая-нибудь тупая, как пробка, уборщица превращалась в красавицу-царицу. Много ты знаешь нищих или бедных, которые находятся в непрестанных трудах? Так за что же им царство небесное? Диавол же говорит: "Дано вам жить один раз. Дан вам шанс испытать все радости и печали. К радости надо стремиться и никогда не отказываться, любой отказ уже есть печаль".

- Не всегда же можно получить радость. Иногда, чтобы ее достичь, надо отказываться от множества других.

- Например?

- Например, ученый. Чтобы стать большим ученым, надо учиться, во многом себе отказывать и только потом обретешь славу и моральное удовлетворение.

- Всю жизнь жить, словно в норе. Корпеть над бумажками, не зная счастья в личной жизни. На старости лет получить премию и памятное надгробье? Вот к этому ты и призываешь. И все божки, какие есть. Мужчина хочет женщину, женщина мужчину. Это естественно. Представь, муж сейчас не может, а женщина хочет, но она может получить на стороне. Почему она должна отказываться от этой возможности?

- Ради плотского удовольствия разрушить семейный очаг? - вопросом на вопрос ответил Александр.

- Ты не ответил на вопрос. Что она получит за не испытанное удовольствие? Твердую уверенность перед крышкой гроба, что спала с одним? Не слишком ли слабое утешение?

- Ты думаешь, что сиюминутное удовольствие приносит радость? Скажи мне тогда, почему бы всем женщинам не пойти в проститутки? Каждый день и помногу раз, - ответил Александр.

- Это уже работа. Кусочек шоколада съесть приятно, но съешь два килограмма! Тоже мне, предложил, - возразил Хомут.

- Нет, я только крайность показал. Ты выбрал один кирпич из здания и, показывая на него, говоришь, чем будет больше кирпичей, тем крепче и дольше будет стоять дом. И в чем-то прав. Но если построить дом и устроить на крыше кирпичный склад, то кирпичей будет много, но дом рухнет. Или обложить стены в сто рядов кирпича, дом будет прочен.

Но смогут ли там жить? В вечно сыром и мрачном помещении. Так и в твоем примере удовольствие временное получит, а счастье потеряет. И вместо рая на земле, тобой обещанного, мне кажется, что-то другое приобретет.

- Я спорить с тобой не буду, это бесконечный спор. Скажу только: дети Диавола не имеют отношения к упырям, но не против того, чтобы с ними пообщаться. Это гонимые люди, которые хотят лишь одного, чтобы к ним не лезли. А поскольку к ним постоянно лезут всякие, им приходится защищаться. Вот ты, например. Они тебе хоть что-нибудь плохого сделали? Нет. А ты против них настроен. Ты видел, как убили Иареда Моисеевича? Нет. А уже им приписал. Ты с ним общался ведь?

- Да.

- И как он тебе показался? Опасной личностью?

- Нет, - Александр нахмурился. - Наоборот, очень обаятельным и культурным.

- И оттого, что ты у него нож нашел, твое мнение о нем изменилось?

- Я не думал об этом.

- Вот видишь. Если ты хочешь, я тебя отведу на одну сходку. Так, для начинающих. Но только ты должен дать мне слово, понравится тебе или не понравится, ты об этом никому не расскажешь. У нас система. Кто приводит, тот и отвечает за непосвященного. И мне придется очень тяжело, в случае чего.

- Но что я там буду делать? Проповеди слушать?

- Не совсем. Проповеди, если ты так хочешь выразиться, на первой ступени не читают. Но, впрочем, это твое дело. Ты хотел, я тебе предложил. И не говори об этом никому. Я тебе по-дружески это рассказал, чтобы ты не ходил по ложному следу. И еще. - Олег задумался, смешно прикусив губы. - Ты не подумай, что я тебя пугаю. Но этих людей так преследуют, что у них за болтовню строгое наказание. Ты должен сам понять. Они никого не держат и не заманивают, но, уходя, ты не должен распространяться. Ты был в больнице, так вот их, когда вылавливают, не сажают, как ты сам понимаешь, не за что. А по подобным конторам рассылают. И они вправе защищаться. Каждый имеет право на свою веру. А этот Иаред сам себя прикончил. Раскаялся, должно быть. А тебя из больницы по моей личной просьбе вызволили. Я среди них человек не самый приближенный. Точно все не знаю, но тебе это все сказал, чтобы ты не натворил такого, что общину бы закрыли или тебя кто-нибудь устранил.

- Когда можно будет сходить на ваше "занятие"? - спросил Александр.

- Завтра. В четыре утра.

- А что это у вас там, кто-то бессонницей страдает?

- Нет. Просто время Вельзевула с двенадцати ночи до пяти утра, а начинающие еще не подготовлены и им трудно не бывать дома ночью. А уйти рано утром ни для кого трудности не представляет. Просто даже мысль не шевельнется, что сыновья или дочери идут не по делам мирским в такое время.

- А где это находится?

- Я к тебе зайду в три часа ночи, предупреди своих. Мол, на рыбалку собрались.

- Завтра, это получается сегодня ночью?

- Да. Может тебе в первый раз покажется трудно. Все-таки рано вставать, поэтому ложись вечером пораньше. А то, согласись, странно будет, если ты, впервые придя в новое общество, будешь носом клевать.

- Да клевать я не буду, но выспаться не мешает. - Он посмотрел на часы. - Уже поздно, я пойду.

XXXIII.

Было еще темно, когда они вышли на улицу. Влажный и грязный от недавнего дождя асфальт чавкал под ногами. Тишина и отсутствие посторонних настораживали. Дневная одежда пропускала прохладу. Едва проснувшееся тело пронзали волны холода. Тихие газоны с поникшими кронами деревьев продолжали отдыхать. Свет в окнах давно погас и не оживлялся даже единичными экземплярами. С проспекта они свернули во дворы и долго пробирались сквозь кварталы и неправильно построенные дома.

- Здесь, - произнес Хомут и показал на бетонный забор.

- И как тут? - с сомнением спросил Александр:

- Можно и обойти, там перелезать не надо, но обходить далеко. Я на тебя залезу, потом тебе руку подам.

Хомут с трудом залез на плечи Александру и, свесившись с забора, протянул ему руку. Александр ухватился одной рукой и, резко подтянувшись, повис другой рукой на заборе.

- Ты что? Я чуть не упал! - возмутился Хомут.

Они перелезли через забор и пошли по пустырю вдоль неказистых цехов.

- Куда ты? - удивился Александр. - Там же забор? Снова будем перелезать?

- Все нормально, - ответил тот, не останавливаясь. Посреди пустыря оказался вход в подземный склад, как вначале подумал Александр. Хомут спустился по ступенькам и потянул дверь на себя. По тому, как он это делал, Александр понял, что она тяжелая. За ней оказалась еще одна дверь, но более массивная и по всей вероятности из очень толстого листового металла. Хомут покрутил рычаг в виде руля и медленно открыл дверь, больше, похожую на люк. Они вошли. Хомут закрыл за собой дверь. В помещении было темно, но видно. По бокам стояли многорядные кровати.

- Это что, бомбоубежище? - спросил Александр.

- А ты что думал! Для нас церковь выделят, - усмехнулся Хомут. Они прошли через зал и, открыв еще одну люкообразную дверь, вошли в следующее помещение. Несколько огоньков сухого горючего тускло освещало собравшихся. Когда они вошли -все обернулись.

- Новенького привел. Хочет узнать, как тут у нас, весело?

Послышался шум и гам. Присутствующие обступили Александра и стали его рассматривать, словно Хомут пришел похвалиться новым щенком. К удивлению Александра, окружающие его в большинстве своем были девушки от семнадцати до примерно тридцати и мужчины в возрасте Александра или чуть старше. "Такая красивая, а на такие сборища ходит", - подумал Александр, когда одна девица заглянула ему в глаза, чуть ли не коснувшись губами его лица.

- Какой хорошенький.

- Еще не смышленый. - Все чему-то улыбались, куча рук зачем-то ощупывала его. И некоторые весьма откровенно. Александр почувствовал, как одна из красавиц ощупала его ниже пояса на виду у всех, окружающие весело рассмеялись. Не имея опыта подобного общения, Александр смутился.

- Ну, хватит смущать бедного мальчика.

Красиво одетая женщина с правильными чертами лица и ласковым, но властным голосом взяла Александра за руку и повела за собой. Она увела его в другую комнату. Почти все пространство комнаты занимала огромная кровать, один край толстого, вероятно, пухового одеяла, чуть откинутый, недвусмысленно приглашал отдохнуть. В углу Александр заметил маленькую дверь.

- Ты, наверное, разочарован, - усаживая его на кровать, обратилась она к Александру. - Ожидал увидеть тайную вечерю. С лицами в масках, а пришел на вечеринку? - Она с какой-то неуловимо обаятельной надеждой смотрела ему в глаза. Александр опустил глаза и исподволь, непроизвольно рассматривал собеседницу: от туфлей по изящным притягательным ногам, к юбочке, словно специально немного задранной и напоминающей о недозволенном, на ярко выраженную талию, к заманчивой груди, прорывающейся сквозь прозрачную защиту. Даже при неярком свете Александр разобрал подробности строения ее двух вершин. Взор продолжал путь наверх, вдоль нежной шеи, миниатюрного подбородка, влажных губ, прекрасного носика, глаза встретились с глазами. Не успев смутиться, Александр вновь опустил взгляд. Процесс повторился снова. "Она старше меня, лет на пять".

- Не смущайся. Вот что должны уметь непосвященные. Если ты хочешь посмотреть или потрогать, то почему ты должен этого бояться или смущенно хмуриться. Ведь это хорошо и приятно. Покупая цветы, вдыхаешь их аромат и сравниваешь. Лаская взглядом девушку, доставляешь удовольствие себе и ей. Представь, если девушка прошла по городу, а на нее никто даже не взглянул, разве ей будет приятно? А если она тебе понравилась? - Она подняла указательным пальцем подбородок Александра, и ему показалось, что они стали ближе. - Не бойся, никто не будет покушаться на твою невинность. Ты всегда сможешь встать и уйти.

- А никто и не боится, - Александр попробовал взять инициативу в свои руки. Она подвинулась поближе и опустила руку ему на ногу. Он ощутил тепло ее ладони. Решимость сразу покинула Александра. "Я здесь по делу. И должен пройти все до конца", - морально успокоил он себя.

- Наша цель - смести все условности. Люди должны быть людьми. Они должны любить все окружающее. Окружающих. Себя; свое тело. Но разве можно любить свое тело и не позволять ему хотеть и получать желаемое?

- Если дать раненому в живот попить, он может погибнуть, - попытался спорить Александр.

- Не всегда, если мешаешь получать желаемое - это плохо. - Она взяла его руку и, положив между своих ног, не сильно сжала. - Тебе неприятно, доверчиво заглядывая ему в глаза, спросила она. Александр почувствовал, как волна чего-то дьявольски желаемого встрепенула его плоть.

- Нет. Даже наоборот, - он осекся. Она стала едва ощутимо водить рукой по его груди. Александр почувствовал, как мужская сила начинает брать свое, только сейчас он ощутил, что в воздухе присутствует приятный дурманящий аромат. В голове пронеслась мысль: "Мне надо сегодня зайти к Татьяне". Но мысль пронеслась, словно ее не было. Александр не хотел в этом признаться, но ему здесь все больше нравилось.

- Вот видишь, ты не погиб. Ты ведь и сам уже чувствуешь, как кровь быстрее побежала в твоих артериях. - Матч шел явно в одни ворота, и Александр перестал стараться возражать. Она что-то говорила. При этом свои аргументы подкрепляла столь "аксиоматическими", для молодого мужчины, "фактами", что Александр вынужден был просто слушать и повиноваться, все сильнее возбуждаясь от ее "речи". - Каждый выбирает свой путь, - продолжала она, одновременно совмещая проповедь с чем-то прямо противоположным этому слову. - Если ты хочешь мучиться и получить за это потом, то вперед. Гроб отдаст тебе сполна. Ты даже не сможешь предъявить свои претензии. Тебе нравится моя грудь. - Без блузки она была бесподобна. Александр промолчал. Собрав остатки своей верности, он откинулся на кровать. Увы, это был последний всплеск в этом направлении. Из-за стены доносились взрывы смеха и обрывки слов. Слышались какие-то странные, но всем понятные звуки. Это еще больше возбуждало кровь. Она расстегнула ему рубашку. И, чуть задевая губами, стала целовать ему грудь. Когда она коснулась языком его сосков, приятная дрожь пронеслась по телу. И он, против воли, прижал ее к себе.

Руки ощутили приятную нежную упругость. Едва уловимый запах ударил по нервам, и губы слились в долгожданном поцелуе. Впервые Александр узнал, как приятно можно целоваться. Через некоторое время Александр пришел в себя. В голову лезли неприятные мысли. Образ Татьяны не укоряюще, а как-то сожалеюще стоял перед глазами. Партнерша не спала, а весело смотрела на него.

- Ну что, молодой повеса? Небось, девушку вспомнил, маленький, выражение ее лица сменилось, и она трогательно поправила его волосы. - Вот видишь, нам было хорошо. И о чем ты думаешь? Разве ты радуешься? Нет. Сразу же начинаешь укорять себя. А зачем? Что ты такого совершил? Ты же не укоряешь себя, когда сходишь в кино и получишь удовольствие. Или обрадуешься чему-то хорошему. Так почему большее удовлетворение вызывает в тебе раскаяние?

- Я не знаю. Но как ты догадалась?

- Наверное, так же, как ты догадался все-таки меня обнять. - Она мило улыбнулась. У Александра сразу же прошли все дурные мысли, и он притянул ее к себе. - Ну нет, голубчик, теперь ты старайся. Не все коту масленица. Засмеявшись, она встала. Ее фигура заставила кровь Александра ударить в самое ценное место. Он смутился. Она засмеялась мягким обаятельным смехом. И, схватив его за руку, потянула за собой. Дверь в углу распахнулась, и Александр увидел роскошную ванну. Надо признать, таких ванных комнат он не видел никогда.

- Вы что, здесь всей капеллой моетесь?

- Моемся мы дома. Тело всегда должно быть чистым, иначе оно не вызовет ответных чувств. А тогда и сам процесс потеряет очарование. А здесь отдельные личности, - она с улыбкой перевела взгляд на его пояс. Александр, не рассмотрев направление ее взгляда, в очередной раз смутился, и прижался к ней. Огонь желания вспыхнул с новой силой. - Подожди, вначале включим воду. Так лучше. - Не отпуская Александра, она повернула что-то в стене, и сверху обрушился водопад теплой воды. Александр отскочил. Мощная струя воды, то сильно, то обессиленно, водопадом устремилась в бассейн.

- Вы что, сюда реку подвели? - удивился Александр.

- Иди сюда, - позвала она. Они вошли в неглубокий, быстро наполнившийся бассейн или ванну, он не знал, как это правильно называется. Нетрудно было заметить, что ложе бассейна одобряло подобные забавы. Кто-то хорошо подумал над его устройством. Грохот ниспадающей воды отбил последние сомнения, и процесс вновь повторился.

XXXIV.

Когда они вышли, солнце клонилось к закату. Ничего, кроме усталости, Александр не чувствовал. Голова казалась совершенно пустой и бесполезной. Хомут что-то спрашивал, он невпопад отвечал. Мысли концентрировались вокруг мечты скорее попасть домой.

- Ты рассмотрел какую-нибудь опасность? - спросил, улыбаясь. Хомут.

- У вас все мессы так проходят? - безразлично ответил вопросом на вопрос Александр.

- Нет, всегда по-разному. Ты просто впервые и тебя персонально взяли под опеку. А так обычно никто не отделяется. Это первое "познание", с каждым разом все более и более утонченное. Но надо чувствовать себя раскованным. А это быстро не достигается. Некоторые проскакивают через стадии, у нас это разрешается, а потом возвращаются. Но так хуже.

- А в чем смысл такой религии? Этим можно заниматься и без теоретических разработок. Или вам и не надо смысла?

- Ты только один раз коснулся, а уже пытаешься сделать выводы. Зайди в церковь, посмотри на иконы, и ты сразу будешь знать библию? - Хомут испытывающе посмотрел на Александра. Тому было не до него.

- Ясно, - произнес безразлично Александр, желая прекратить разговор.

XXXV.

Александр проснулся почти сразу. Солнце лишь окрашивало нетерпеливыми лучами небо. Переливаясь всеми оттенками алого цвета, заря пробуждала город. Спать не хотелось. Раскаяние рассеяло остатки сна и полностью завладело мыслями. Он представил ласковый взгляд Татьяны. В душе стало пакостно. "Шило на мыло", - зло подумал Александр. - "Как я теперь ей в глаза смотреть буду? Ну, идиот. Кретино - придуркино. А ведь мог отказаться. Вовсе необязательно было проходить эти "испытания". Она была права. Обманул один раз, обманет и второй. Говорить ей или не говорить? Что меня черт дернул". Он встал и прошел в ванну охладить голову. Процедура не помогла. Одна и та же мысль неотвязно стояла в голове. Город спал, и что-либо придумать для разгона мрачного настроения не представлялось возможным. Александр не выдержал и пошел погулять по утренней прохладе. Свежий воздух в первое мгновение немного ослабил душевное волнение. Но уже спустя полчаса Александр уже не знал, куда себя девать. То ему казалось, что надо пойти к Татьяне и все рассказать, не взирая на то, что еще очень рано. То, наоборот, разрабатывались планы полной тайны. И то и другое лишь обостряло нервы. Не придумав ничего лучшего, он отправился искупаться на уже остывающую Волгу.

XXXVI.

В ночной тиши тихие шаги отдаются в ушах, и таинственный лес наполняется скрытой жизнью. Старые сказки оживают на новый лад, и лукавый леший начинает прятаться за дальними кустами. Приближающаяся осень потрескивает осыпающимися желудями. И ворох рано сплясавших свой последний танец листьев, шурша, проглатывает звуки. Звери уютно спят в своих норах, и лишь ночные птицы продолжают свою работу, изредка громыхая взлетающими крыльями. Ночь, пора влюбленных, и таинственный мрак, созданный скрывать смущение влюбленных, иногда против своей воли скрывает другие дела.

Хомут спешил на тризну. Слух обостряется, когда идешь один и ожидаешь опасности. Откуда-то издали доносился неясный разговор. Где-то плакал ребенок или иная живность. В озере плескалась нагулявшая за лето жир рыба. Хомут вспомнил, как в детстве он с родителями ездил в гости, и они с отцом и дядей пошли на рыбалку ловить сомят. Быстрая горная речка, вытекающая из озера, обдавала холодом. Не по размеру большие болотные сапоги мешали передвигаться. Он уже несколько раз надевал на тройник куски специально испорченного мяса, но быстрое течение сносило наживку, и спиннинг приходилось быстро крутить, срывая ее. Оно или зацеплялось за подводные камни или обрывалось после нескольких забросов. Взрослые улыбались над неумелым рыбаком, но не мешали постигать науку. К концу рыбалки, изрядно намаявшись и ничего не поймав, в отличие от остальных, он немного приуныл, хотя и продолжал уже давно надоевшее дело. И вдруг леска натянулась. Он чуть не выронил удилище из рук от неожиданности. Потом, словно на том конце перестали тянуть, продолжая удерживать наживку, неведомая сила, неожиданно собравшись, с невероятной мощью потянула леску. Он почувствовал, как его ноги, погружаясь в мелкую прибрежную гальку, поползли в воду, оставляя углубляющиеся борозды. Не выпуская удилище и еще не соображая, что происходит, он крикнул отцу:

- Папа! Я рыбу, кажется, поймал!

Когда взрослые подбежали к нему на помощь, вода была выше колен и заливалась в скрученные для удобства сапоги. (При воспоминании о воде холодок пробежал по ногам, словно он вновь погрузился в обжигающий холод). Вдвоем с отцом, а затем и втроем с дядей они стали вытаскивать добычу. Когда из воды показалась огромная, не похожая на рыбу усатая морда, он испугался и на секунду выронил удилище. В последний раз дернувшись, сом перестал сопротивляться. Отец отпустил удилище и, обняв рыбу руками, стал тащить ее на берег. Ноша оказалась на мели тяжелой для одного отца, и дядя, доверив держать удилище Олегу, пошел ему помогать. И когда сома вытащили на берег, он, наконец, понял, что поймал. Пойманное чудовище больше походило на акулу и ростом явно превосходило рыбака. Длинные усы шевелились от движений задыхающейся рыбы, и открывающийся рот надолго отбил у него любовь к плаванию в открытых водоемах. Многочисленные рыбаки сбежались посмотреть на чудо.

- Вот это да! И кому это посчастливилось? - спросил один из рыбаков.

- Ему! - показал на Олега отец. Одиннадцатилетний мальчик и почти кит, лежащий около него, вызвали естественное недоверие.

- Я серьезно, - недоверчиво покосился тот.

- Я тоже, - улыбаясь, ответил отец. - Весь день у него рыба не ловилась, у нас вон в ведра не залазит, и нате вам. Не каждому за всю жизнь такой улов привалит. - Он гордо разлохматил мокрой рукой волосы сына. Ну что, как понесешь добычу? - пошутил он. - Все рассмеялись.

Сом потянул на семьдесят два килограмма. И ели его всей деревней, чтобы не испортился. А его за столь славное дело прозвали китоловом. Не обидно, а с уважением. "А здесь Хомутом кличут", - он хмуро улыбнулся.

Лес кончился и дорожка коротким путем, мимо приземистых деревянных домиков привела в знакомую избу. Посмотрев по сторонам, он вошел в дом. За столом сидел один Авол.

- Садись, - пригласил он Олега. - Ты почему в неурочное время являешься?

- Но вы же говорили всегда можно?

- Всегда можно, когда приглашают, - ответил тот. - И всегда приглашают. Запомни это. - Он пронзил взглядом Хомута и прибавил: - И делай так же. Говори! - приказал он властно.

- Вчера утром привел его на первый сбор. Все прошло как обычно. Оторисса работала с ним наедине. Он, как и все впервые, переживал, когда мы уже ушли.

- Ты уверен в нем?

- Да он свой человек, - несколько приврал Хомут.

- Что с заданием?

- Мы должны были съездить ко мне на дачу, но в связи с похоронами отъезд отложили.

- Он тебе полностью доверяет?

- Да. Я слегка сопротивляюсь его идеям и он думает, что меня надо убеждать.

- Ты посвящен в торы, а количество привлеченных тобой детей Его невелико. Ты привел только первого, да и то не уверен в нем. Не ошибся ли я в тебе? - Его взгляд источал холод.

- Ближайший! Я выполняю твое указание: лучше меньше, чем не точно. Александр нашел у бывшего лотора наш жертвенный кинжал. Лот он прятал в двери. Я привел его в лоно. Круг моих знакомых мал, а сам я слаб. Не требуй от меня спешки.

- Лот надо вернуть в первоисточник! Иди и продолжай свое дело. Я доверяю тебе. Мы должны помочь Отцу нашему. И установить на земле царство его. Ибо даже наши враги знают - оно неотвратимо. - Он указал рукой на дверь.

Хомут молча вышел. Обратно дорога всегда почему-то кончалась быстрей, вот и сейчас он не заметил, как прошел лес и, вышагивая по асфальту, оказался вблизи своего дома. В некоторых окнах еще горел свет. Он не заметил чуть приоткрытого люка, и нога моментально нырнула в колодец. Люк, повернувшись, стал ребром и Хомут, падая, грохнулся ключицей на боковой выступ. В первое мгновенье боли совсем не было, просто стали почему-то двоиться окна в глазах. По-пластунски он отполз от люка. Удивительное дело, вставать ему не хотелось. Шатаясь, через силу он встал. "Электрический разряд" промчался по левой руке и, пройдя через плечо, ударил в голову. Тошнота привалила к горлу, и он узнал, что такое сон на яву. Рука при движениях вызывала боль, волной переходящей в голову. И трудно было понять, что легче переносить, острую боль в ключице или ноющую в голове. Волны боли произвольно перекатывались из головы в руку и обратно. В подъезде он схватился рукой за поручень, попытка окончилась оглушающей парализующей болью, он даже не понял в каком месте. Сознание не выдержало перегрузки и покинуло надоевшее тело. Хомут с грохотом упал на площадку. Вероятно, подумав, что погорячилось, сознание вернулось к нему. Очнувшись, он почувствовал что-то теплое на затылке, словно прикоснулся головой к грелке. Потянувшись рукой, коснулся затылка, рука нащупала мокрые волосы. Он поднес ладонь к глазам и понял, что это кровь. Ему стало дурно. Переждав немного, он встал и поплелся домой. Перед дверью правой рукой попытался достать ключи, ноющая, переходящая в тошноту волна накрыла его. Сопротивляясь, он позвонил в дверь и медленно сполз на коврик для вытирания обуви.

XXXVII.

Вода моментально окрасила кожу в розовый цвет. Проплыв несколько метров, он повернул к берегу. Выскочив из воды, ощутил приятное солнечное прикосновение. Слабый, лишь немножко трепещущий ветерок, от воды набегая, вызывал озноб. Мысли пришли в порядок и Александр, не дожидаясь, когда обсохнет, пошел к Татьяне.

- Что-то ты сегодня рано, - открывая дверь, удивился отец Татьяны. Что это вы, еще не поженились, а уже ссоритесь?

- Да мы не ссоримся. Просто ругаемся, - сострил Александр.

- Ну, если только так. Иди, буди. Спит еще.

Он прошел в комнату. Татьяна, свернувшись комочком и беспорядочно разбросав волосы по подушке, досматривала утренний сон. Маленький полуоткрытый ротик придавал лицу удивленное выражение. Милая беззащитность, свидетелем которой он стал, с новой силой пробудила в нем раскаяние.

- Татьяна, - негромко позвал он. - Она зашевелилась, не открывая глаз, выпрямилась на кровати, натягивая на себя одеяло. Потом вдруг, вероятно, сообразив, резко открыла глаза и посмотрела на Александра.

- Ты как здесь оказался, - она искренне удивилась.

- Позвонил в дверь и зашел тебя разбудить. А то вдруг самое интересное проспишь.

- Выйди, я оденусь.

- А при мне нельзя?

- Выйди, я оденусь, - приказала она твердым голосом. Александр, пожав плечами, вышел.

Святослав Николаевич увидел Александра в коридоре и спросил:

- Что в коридоре стоишь?

- Проснулась. Одевается.

- А-а, - с улыбкой подмигнул он Александру.

- Это надолго. Пойдем чай пить, зятек!

- Да я не хочу. Только что из дома.

- Знаю я эти "из дома". Пойдем!

Они прошли на кухню.

- Тебе покрепче или наоборот. - спросил Святослав Николаевич, наливая заварку Александру.

- Хватит,

- Сахар вот здесь, - показал он Александру. -А здесь мед и варенье. Он сел за стол. - Ну, рассказывай, как жизнь молодая протекает?

- Как обычно. Каникулы.

- Ваше дело молодое, но надо и о грядущей перемене жизни подумать. Наверное, нужно твоим родителям к нам зайти. О жизни поговорить, дипломатично намекнул отец.

- О жизни-то поговорить хорошо, вот только Татьяна меня видеть не хочет. Я позавчера опоздал, так теперь словно конец света наступил. Вот мириться пришел, если получится. Он заинтересованно стал рассматривать чайную ложечку.

- Ладно, не переживай. Честно говоря, если мужчина к женщине пришел мириться, то почти сто процентная гарантия, что его простят и они договорятся. Скажу тебе по секрету, только ты ей не говори, а то убьет ненароком, - он улыбнулся, - она вчера весь день твоего звонка ждала. Вначале велела, если ты позвонишь, сказать, что ее нет. А потом сама не подходила, но после каждого звонка спрашивала у взявшего трубку: "Не ты ли звонил". Так что себе ты задачу осложнил. Надо было вчера еще на поклон явиться. Увы, - протянул он горестно. - Такова мужская доля.

- О чем это вы? - спросила, входя, Татьяна. Ее лицо выражало твердую решимость.

- О жизни немного поболтали. Хочу узнать, когда свадьба, второй месяц уж идет, а воз и ныне там.

Прямо поставленный вопрос несколько ее озадачил, но она быстро справилась.

- Раньше было как? Встретятся. Год под ручку ходят. Поцелуются, обручатся. Через год свадьба. А сейчас утром встретятся, вечером свадьба. Вот и у нас так. Не успели обручиться, - она посмотрела осуждающе холодным взглядом на Александра, - а уже врут так, что уши не выдерживают.

- Не сообразил просто я, - попытался оправдаться Александр.

- Ты чай-то пей, - ответила она, отметая его отговорки и с сомнением качая головой.

- Что у вас случилось? - не выдержал Святослав Николаевич,

- Да так, мелочи жизни, - невозмутимо ответила Татьяна.

- Ладно, - вставая из-за стола, произнес он. - Вы тут воркуйте, а я на работу пойду. С вами хорошо, а без вас лучше, - попытался пошутить он. Оставшись вдвоем, они молча пили чай. Александр заметил, что она уже успела причесаться и подкрасить губы. Это его обрадовало. Но неспокойная совесть сковала язык. "Рассказать или нет", - пронеслось в мозгу. Он посмотрел на Татьяну. Она невозмутимо, методично зачерпывала из блюдца варенье и запивала его маленькими глотками, не обращая внимания на Александра.

- Я еще чая хочу, - произнес Александр, чтобы прервать молчание. Она, не говоря ни слова, налила ему и продолжила свое занятие.

- Татьян? Я хочу тебе сказать... - он посмотрел на Татьяну и замялся. -Я хочу тебе сказать...

Она с заинтересованностью натуралиста посмотрела на него.

- Так что вы хотели мне сказать?

- Я хотел сказать, давай помиримся.

- Слабовато, однако, - разочаровано выдавила она.

- Я хотел сказать не то. То есть, конечно, то. В общем, я запутался. Короче, давай все забудем, и я обещаю полностью исправиться.

- Ну что ты исправишься - мало вероятно, - она оценивающе посмотрела на него. - А вот простить твое свинское поведение придется. - Татьяна улыбнулась. - Не знаю, что я в тебе нашла. Любовь зла, полюбишь и козла.

- Давай сходим в кино?

- Давай, - откликнулась она без энтузиазма и бросила усталый взгляд.

В груди что-то оборвалось. Александр почувствовал, как комок застрял в горле. Воспоминание о прошедшей ночи вызвало ощущение всепроникающей грязи. Он почему-то подумал, что эта грязь может испачкать и ее. Возникло желание долго-долго оттираться или лучше даже скоблить прилипшую слизь.

- А ты хочешь этого?

- Правду сказать, нет. Я, честно говоря, очень расстроилась всем этим. - Ее грустная улыбка сжала ему сердце. - Саш! Мы сегодня вечером уезжаем к бабушке в Нижний. На несколько дней. Так что эту неделю мы с тобой не увидимся. - Она поправила ему прическу. Внутренний дискомфорт давил и он, почти не придав значения сказанному, поспешил ретироваться.

- Хорошо. Я за это время расставлю все точки над "и". Я тогда пойду. Не буду тебе мешать готовиться?

- Да, конечно, - грустно ответила она. Александр поднялся и вышел. Татьяна его не провожала. Домой он просто мчался. Влетел на третий этаж и, распахнув дверь, ворвался, словно от погони.

- Откуда ты такой? - удивилась мать.

- На Волге купался, - проносясь мимо нее, буркнул Александр. - В ванной быстро скинул одежду и запрыгнул под душ. Характерный звук выходящего воздуха и несколько жалких капель вытекших ему на голову возвестили об отсутствии воды.

- Опять отключили, - зло в сердцах выругался он. Надевая на себя грязную одежду, он размышлял, куда можно сходить помыться. Одна мысль, что куда-то надо идти, бесила. Он вышел из ванной комнаты и спросил:

- Скоро воду дадут?

- Не знаю. Без предупреждения отключили. Наверное, авария.

- Ясно, - хмуро ответил он и пошел собирать банные принадлежности. Собравшись, он вышел на улицу и пошел в баню. Народу толпилось мало и, взяв билет, он сел на лавочку в ожидании сеанса. Вспомнилась прошедшая ночь, вспомнилась Татьяна. Состояние чего-то панически гадкого закрывало солнце.

XXXVIII.

Через три дня Александр обнаружил на нижнем белье нехарактерные пятна. Чуть позже выяснил, что гной идет из самой главной, для мужчин, части тела. Столь "радостное" событие повергло в отчаяние. Вспомнилась лекция о подобных заболеваниях. "Вначале появляется твердая шишечка, потом покраснения, затем начинают гнить кости и проваливается нос. Дети в большинстве случаев у таких родителей рождаются ярко выраженными уродами. Зараза передается по наследству. Передается разными путями, но, в основном, половым путем". Перспектива давила. "Всех будут вызывать, - ужаснулся он. - Родителей. Сообщат в университет. Выяснят, кто у меня девушка, - он проглотил.комок в горле. -Это конец". Не придумав ничего лучшего, подошел к телефону и позвонил Хомуту. Тот сонным недовольным голосом пробубнил в трубку:

- Алло. Кого надо?

- Это я, - зло крикнул Александр и тише продолжил: - У меня с конца закапало. Ваш вертеп уничтожить надо. Я иду сдаваться в больницу и если придется худо, то и вашу клоаку на излечение передам!

Сон сразу спал с Хомута:

- Ты не ори и не переживай сильно. В кожно-венерологическем диспансере есть анонимный кабинет. Сходишь, сдашь анализы, несколько дней таблетки поглотаешь и все забудешь.

Александру в это верилось с трудом:

- Ты был там?

- Нет. Но знаю. Ты же когда гриппом болеешь, не бросаешься на всех подряд, мол, заразили. А здесь прямо свихнулся. Короче, встречаемся на остановке, возле памятника. Да, у тебя деньги есть? А то там платно, зато никто ни о чем спрашивать не будет.

- Есть. Через двадцать минут я там. - Александр бросил трубку.

Встретившись, они направились в больницу. У входа в диспансер стояло несколько человек. Александру показалось, словно они обо всем догадались. Потупив взгляд, он скользнул вслед за Хомутом. В коридоре, возле различных кабинетов, сидели люди различных возрастов. Когда Александр проходил мимо них, безразличные, но, казалось, заинтересованные взгляды кололи душу. Пытаясь успокоиться, он непрерывно, в душе, клял себя. Но легче не, становилось.

- Здесь, - указал Хомут на дверь.

- Кто последний? - обратился он к сидевшим на спаренных стульях трем посетителям. Один ничем не примечательный парень, ровесник Александра, молодая, довольно симпатичная девица примерно восемнадцати лет, с агрессивно выставленной, почти не прикрытой прозрачной тканью грудью. Третий, мужчина в возрасте, пряча глаза ответил:

- Я.

Девица с интересом рассматривала Александра. И у него возникло неодолимое желание превратить дело в шутку и уйти. Но воспоминание о том, что может за этим последовать, удержало. По мере того как очередь приближалась, количество народу за спиной росло. Все возрастающий контингент представлял собой разношерстную публику. И как Александр не пытался объединить всех по какому-либо признаку, ничего не получалось.