До рассвета оставалось еще два часа, однако новость о случившемся ночью уже проникла в коттеджи рабочих и на самый карьер, распространяясь неудержимо, как пожар.
Рассказ о чуде передавался из уст в уста, от мужчины к женщине, из дома в дом. Его обсуждали во дворе пивовара и у бродильных чанов. Люди подолгу не расходились, передавая всем и каждому слух о том, что глухонемой мальчик стал слышать и заговорил. Миссис Ландас взволнованно рассказывала всем встречным и поперечным о чуде, случившемся с ее сыночком, она демонстрировала его как трофей, гордо объявляя, что этот замечательный мальчик – ее сын. Она смыла с лица своего белила и черные мушки, расчесала волосы и теперь, при свете занимавшейся зари, выглядела совершенно обновленной. И никакого джина на завтрак, никакой трубки. Она попыталась даже оттереть коричневый налет на зубах. Для миссис Ландас этот новый день стал действительно началом новой жизни, которую она хотела разделить со своим сыном.
– Можешь считать меня дурой, – сказала она своим сиплым голосом молодой девушке, стоявшей на пороге коттеджа рядом с работным домом, – но я, право, чувствую, что помолодела на десяток лет. – Ее грудь надрывно хрипела, словно раздрызганная гармошка. – С той минуты, как этот черный паренек сделал моего сынка таким хорошим, я все время улыбаюсь. Ты должна повидаться с ним, он настоящий джентльмен, просто ангел. Он говорит такие слова, от которых все внутри у тебя вроде как очищается.
Стоя на пороге соседки, она поглядела вверх, туда, где высоко над карьерами виднелась усадьба викария. Темно-фиолетовые штормовые тучи, словно высокие горы, уже заполняли все небо, сквозь них изредка тускло мерцала луна. Однако фасад усадьбы освещал странный ослепительный свет, идущий от линии горизонта. Стекла всех окон стали красными и оранжевыми. Казалось, высокая башня, чуть ли не касавшаяся верхушкой самого неба, вроде Вавилонской башни, дерзко противостояла надвигавшейся буре.
Миссис Ландас, вытирая руки о передник, сказала девушке:
– Не знаю, зачем Демьюрелу понадобился этот паренек; надеюсь, он не сделает ему ничего дурного. Уж очень много детей уходили туда, и ни один не вернулся. – Ее глаза были устремлены на приближавшиеся грозовые тучи. – Не верю я в эти сказки, что их, мол, посылают в море юнгами или в Лондон на заработки. Демьюрел что-то сделал с ними… Я молюсь, чтобы снова увидеть этого черного юношу.
Она вошла в коттедж и закрыла за собой дверь: с черного неба уже хлынул дождь.
Рафа и три его спутника спрятались от дождя под ветвями огромного тиса, стоявшего против входа в башню. Консит неловко прислонился к стволу дерева.
– Вот что, парень, не надо тебе идти туда, не надо, – сказал он. – Ты можешь еще убежать и разыскать своих друзей, если пожелаешь. – Он оглянулся на двух своих товарищей. – Мы тут вот… поговорили… После всего, что случилось ночью, мы не слишком-то уверены, что поступаем правильно. Мы не хотим выдать тебя викарию. Мы хотим, чтобы ты ушел, и ушел прямо сейчас. В Уитби ты можешь нанять судно, и оно доставит тебя, куда только пожелаешь. Главное, увезет тебя отсюда.
Остальные двое согласно кивнули.
– Нет, я не убегу и не покину этих мест, пока не заберу с собой то, ради чего приехал. То, что дороже всякого золота. – Он указал на дверь в башню. – Что бы там, внутри, ни произошло, я знаю: Риатама будет со мной. Во всяком случае я должен войти туда. Обязан.
С этими словами Рафа вышел из-под тиса и зашагал к башне. Гроза разбушевалась вовсю, капли дождя, словно град, тяжело падали с багрового неба. Рафа один подбежал к входу в башню, схватился за рукоять тяжелого латунного кольца и повернул ее вправо. Он услышал, как болт выскочил из паза и дубовая дверь со скрипом отворилась.
Медленно, шаг за шагом, он осторожно подымался по каменным ступеням лестницы, лишь последний пролет которой слабо освещала свеча. Наверху он увидел другую дубовую дверь, из-за которой доносились приглушенные голоса Демьюрела и Бидла. На секунду он остановился и поднял руку, чтобы постучать; он хотел показать им, что не боится, и, что бы они ни делали, это не заставит его ни с горечью удалиться, ни рассердиться. Рафа знал: он в опасности, страшной опасности. Но он должен совершить то, что ему поручено. За этой дверью находятся ответы на все вопросы, какие он задавал себе. Он преодолел много километров по суше и по воде, чтобы попасть сюда, к этим людям. Он обещал это своему отцу Аврааму, он поклялся ему на ступенях Храма. И он не вернется домой с пустыми руками.
Рафа почувствовал, что в его жилах быстрей пульсирует кровь. Он понимал: это происходит от возбуждения и страха. Капли пота выступили на лбу, смешавшись с каплями дождя, пробившими себе дорожки сквозь его густые черные кудри, пока он бежал от тиса до башни. «Как мне войти к ним? – думал он. – И что я там увижу? Что произойдет?»
Все еще колеблясь, он взялся за ручку и быстро распахнул дверь. Густые волны застоявшегося ладана хлынули к двери. Рафа вглядывался в полутемную комнату, вдыхая едкий запах прогорклой мирры, от которого жгло глаза и чувствовался дух разложения. Он отшатнулся. В сумраке он различил фигуру Демьюрела, стоявшего у алтаря. На нем была длинная белая сутана, перехваченная на талии толстой черной веревкой, завязанной узлом. Волосы были стянуты сзади лошадиным хвостом, отчего черты его лица еще более заострились. Возле алтаря поблескивал позолотой акациевый столбик с вставленной в него каменной рукой. Посредине алтаря стоял Керувим, его жемчужные глаза сверкали в свете алтарных свечей. Вдоль стены расставлены были три кресла с переброшенными через подлокотники золотистыми шнурами.
Бидл суетливо метался по комнате с тканой золотом сумкой, набитой свежесрезанной травой. В руке у него был маленький золотой серп. Хозяин и слуга замерли и уставились на Рафу, освещенного заметавшимися на ветру огоньками свечей, дым которых вился вокруг него.
– Кажется, вы хотели видеть меня? – спросил он, стараясь, чтобы голос его не дрогнул.
Демьюрел, казалось, был совершенно потрясен, увидев на пороге Рафу. Он вглядывался в темноту за его спиной, надеясь разглядеть там своих людей. Потом метнул взор на Бидла, который в растерянности уронил золотой серп на пол.
– А где же?… – заговорил было Демьюрел.
– Ваши люди остались снаружи, под большим тисом. Они обдумывают сейчас, как им распорядиться оставшейся жизнью. Сегодня они покидают эти места, я освободил их. Они полностью выплатили тебе свои долги, Демьюрел. – Рафа почувствовал, как изнутри наливается силой, а страх уползает прочь.
– По какому праву ты освобождаешь людей? Они ничем не обязаны тебе, а мне обязаны всем. – Голос Демьюрела источал злобу, он брызгал слюной от ярости. – Все они жалкие трусы. Как только покончу с тобой, я приволоку за волосы этих трусливых, ничтожных тварей. Ну-ка, возьми его, Бидл, тащи сюда.
Бидл стоял в нерешительности, не зная, что делать. Он посмотрел на Рафу, потом на Демьюрела.
– Да не стой же ты, кретин! Тащи его сюда! – взревел Демьюрел.
– Стой где стоишь, Бидл. Отныне ты не обязан подчиняться его приказам. Ты тоже можешь стать свободным человеком. Почему ты считаешь, что он имеет над тобой какую-то власть? – Рафа переступил порог и направился к алтарю.
– Не слушай его, Бидл, он хочет задурить тебе голову.
– Что знаешь ты, Демьюрел? Ты слышишь, но не понимаешь того, что слышишь. Глаза твои видят, но ты слеп. Ты так сосредоточен на себе, что душа твоя заскорузла и не видит нужд людей, которых ты сделал своими рабами. Я приехал сюда как свободный человек, я не раб и намерен уйти отсюда с Керувимом. Отдай его мне сейчас же.
Демьюрел и Бидл взглянули друг на друга и расхохотались. Внезапно дубовая дверь захлопнулась, и Рафа задохнулся от невыносимо сгустившегося запаха ладана.
– Ты смел, но глуп. А ты не подумал о том, что я узнаю, кто ты есть на самом деле? Жебра Небура сказал мне, что Керувимы не могут существовать раздельно. Мне пришлось затратить немало времени, чтобы понять, что один из них мог быть сделан из золота, другой же – из плоти и крови. У Бога странное чувство юмора, не правда ли? – Он умолк, глядя на Рафу. – Ты и есть тот Керувим, которого я поджидал. Вместе вы дадите мне власть над стихиями. Мне подчинятся море и небо. Я могу наслать засуху на одну страну и потопить в наводнении другую. По моему повелению море может поглотить целый флот. Ты только подумай, какова цена подобной власти. Я стану самым богатым человеком в мире. Короли и принцы склонятся передо мной. Власть, обеспеченная Керувимами, будет продана наивысшему претенденту. – Демьюрел почти визжал от возбуждения. – А знаешь ли, что доставит мне величайшее удовольствие? Твоему Богу придется опять просто сидеть на своем троне, смотреть на происходящее и лить слезы.
Он схватил золотого Керувима и еще крепче прижал его к себе.
– Неужели твой Бог не понял, что ему конец? Люди устали от него, они вообще забыли о нем. Деньги… власть… черная магия. Они-то и есть новые боги, и ключи от всего Царства в моих руках.
Рафа ждал, пока Демьюрел закончит свою речь, одним глазом посматривая на Бидла, наклонившегося, чтобы поднять с пола серп.
– Неужели ты думаешь, что людям больше ничего не нужно от жизни? Бессмертным это тебя не делает. Ты не сможешь забрать все с собой, когда придет смерть.
– Смерть! Приятельница старого дуралея. – Голос Демьюрела звучал покровительственно. – А ты глупей, чем я думал. Нынешней ночью со смертью будет покончено. Властью, обретенной от Керувимов. Мне уже никогда не придется дрожать от страха, вновь представ перед Богом. Бог внутри намного сильнее бога снаружи. Такова истина нынешнего века. Я желаю властвовать силами, о которых тебе почти ничего не ведомо, и ты не сможешь остановить меня.
С этими словами Демьюрел украдкой вытащил из-под алтаря длинный пистолет и отвел назад затвор. Ударник громко щелкнул.
– Думаю, это заставит тебя повиноваться мне. – Демьюрел засмеялся и кивнул подобострастно изогнувшемуся Бидлу.
Бидл проковылял через комнату к Рафе. Он осторожно взял его за руку и подвел к трем стоявшим у стены деревянным креслам. Толкнув Рафу на среднее кресло, он поспешно связал его запястья и ноги золотым шнуром. Шнур глубоко врезался в запястья, грубо прижав их к твердому дереву.
Внизу хлопнула входная дверь, и по лестнице тяжело затопали – шаги были слышны даже на самом верху башни. Демьюрел повернулся к Бидлу.
– Посмотри, кто там; мы не желаем, чтобы нас беспокоили.
Бидл подошел к двери и взялся за ручку, но в этот момент дверь распахнулась и отшвырнула его в сторону, прижав к каменной стене. В круглую комнату вошел Джекоб Крейн, мельком взглянув на темную кучу на полу – это и был Бидл. Демьюрел явно удивился, увидев Крейна. Его взгляд остановился на расплывавшемся кровавом пятне на плече и руке Крейна, однако он ничего не сказал.
Крейн поглядел на Рафу.
– Так это и есть причина всей суматохи… По виду египтянин. Я бы не стал с ним связываться, Демьюрел. С такими, как он, связываться не стоит. Это к несчастью. – И Крейн шагнул к Демьюрелу.
– Счастье придет от Люцифера [4], – оборвал его Демьюрел. – А этот на яркую утреннюю звезду не похож. Где остальные? – спросил он требовательно.
– Я пришел за деньгами. Дети внизу. – По тону Крейна было ясно: с этим человеком шутки плохи.
– У нас тут небольшая проблема, мистер Крейн. Вам придется подождать. – Демьюрел указал на связанного Рафу. – Он занял у нас слишком много времени. Бидл проводит вас в дом и отдаст вам ваши деньги. Приведите детей: их друг ждет их, я тоже.
– Не вздумай водить меня за нос, викарий. Только учую подвох, и твой слуга будет у тебя ухмыляться своим вторым подбородком, от уха до уха. – Крейн сделал жест рукой, показывая, как перерезает глотку. Демьюрел направил на него пистолет.
– Что помешает мне убить тебя прямо сейчас, а денежки оставить себе?
– Давай, жми на ударник, – сказал Крейн. -А потом мои молодцы подожгут бочку с порохом, что стоит возле двери, и подкинут эту твою башню прямехонько в иной мир. – Он усмехнулся. – Вот тогда все мы узнаем, есть ли там Боженька на самом деле. – Повернувшись к Бидлу, он подмигнул и схватился за плечо. – Вставай, слизняк, хватит валяться на полу, ползи-ка вниз по лестнице, как сумеешь. От этой вони меня вот-вот вырвет. – Он повернулся к Демьюрелу. – Как только получу деньги, пришлю детей сюда. Что будешь делать с ними – твоя забота.
Бидл, ухватившись за дверную ручку, вскарабкался на ноги и поковылял за Крейном вниз.
Рафа сквозь наполнивший помещение дым смотрел на Демьюрела. Тот стоял перед алтарем и поднимал верхнюю часть камня Азимут. Затем приставил обе части одну к другой.
– Очень скоро, мой темнокожий друг, я буду иметь все, что хотел всегда. Как только появятся твои друзья, все произойдет наилучшим образом. – Его тонкие губы растянулись в улыбке.
– Они не сделали тебе ничего плохого. Зачем ты впутываешь их во все это? Разве не достаточно меня? – отозвался Рафа.
– Достаточно? Человеку никогда не бывает достаточно. В конце концов, три сердца лучше, чем одно. Ты все еще не понял, что речь идет о жертвоприношении? Даже твой Бог знает это. Полноценное, отличное и удовлетворительное жертвоприношение ради отпущения греха – разве не так? – говорил Демьюрел под грохот и дребезжание башенной крыши, которую сотрясал бушевавший снаружи шквальный ветер.
Рафа не замедлил с ответом:
– Ты не был готов принести столь великую жертву и никогда готов не будешь.
– О жертвах мне все известно. Всю мою жизнь я то отказывался от одного, то избавлялся от другого. Но теперь мое время настало, – ответил Демьюрел.
В этот миг дверь открылась, Крейн втолкнул в комнату Бидла, за которым шли Томас и Кейт. Двое его людей стерегли у двери.
– Гляди, викарий, вот эта парочка, которая тебе нужна, вот она, и в прекрасном виде. Делай с ними что хочешь.
Крейн подтолкнул ребят к Демьюрелу.
– Мне нравятся люди, которые умеют держать слово, – отозвался Демьюрел.
– Слово? Он обманщик и лжец. Контрабандист! – выкрикнула Кейт.
– Привяжи их к креслам, Бидл, и выставь отсюда этого бездельника с его людьми. Нас ждет работа. – Демьюрел навел пистолет на Крейна. – И без фокусов, мистер Крейн; я владею этим оружием не хуже вас.
– Все они твои, викарий. Делай что хочешь. Я получил мои деньги, мой корабль ждет меня с поднятыми парусами.
Крейн повернулся и сделал своим людям знак покинуть помещение. Сам он уходил, пятясь и не спуская глаз с Демьюрела и его пистолета.
– Прошу прощения, мои юные друзья, но дело есть дело, а жизнь просто пар и ровно ничего не стоит по сравнению с этим: тридцать штук королевского серебра! – Он улыбнулся Кейт и вышел. Башню сотряс последний порыв ураганного ветра.
– Очень подходящая погодка. Я люблю бурю, она заставляет трепетать сердце. – Демьюрел повернулся к Бидлу. – Приготовь их для ритуала.
В эту минуту лучи солнечного света проникли в узкие оконца, разноцветно отразившись в заполненном дымом воздухе.
– Слишком поздно, хозяин, – громко вскрикнул Бидд. – Мы потеряли время, уже рассвет. Это утро.
– Еще одна ночь – и мы упустим полнолуние! – рявкнул на Бидла Демьюрел. – Привяжи их покрепче. Приготовь комнату, а к ночи мы вернемся. Думаю, стоит перетерпеть еще один нудный день ради того, что должно свершиться. – Демьюрел снял с себя длинное белое одеяние и набросил его на алтарь. – Когда все закончишь, не забудь проверить, хорошо ли запер дверь; один день они продержатся и без пищи – какая, в сущности, разница, прибудут они толстыми или худыми туда, куда отправляются.
Демьюрел вышел из комнаты, оставив Бидла управляться одного: навести порядок на алтаре, поставить Керувима посредине и загасить свечи.
Покончив с делами, Бидл остановился и посмотрел на Кейт, стараясь разглядеть получше ее черты. Он приблизился к ней, волоча свою сухую ногу. Наклонившись к ее лицу, он заглянул ей в глаза и ласково провел рукой по щеке.
– Ты такая красотка, это будет большая потеря. Все, чем могла бы ты стать, все, что могла бы сделать, исчезнет навсегда завтра, к тому времени, как взойдет солнце.
– Оставь ее в покое, уродец, – крикнул Бидлу Томас. – Только тронь ее еще раз, и я сдеру все твои бородавки… – Он старался ослабить путы, прикрутившие его к креслу. Однако с каждым движением они затягивались все туже.
– Я буду делать с ней все, что захочу, – окрысился Бидл на Томаса, – и с тобой сделаю нынешней ночью что захочу. Подожди, пока взойдет луна, и сам увидишь, что он приготовил для всех вас.
– Не слушай его, Кейт, пусть болтает что хочет. Они не посмеют тронуть никого из нас, – сказал Томас, изо всех сил стараясь держаться храбро. Он повернулся к Бидлу. – Как только ее отец найдет нас, мы уйдем – поминай как звали.
– Ее отец много лет подряд кормился из кармана Демьюрела. Как ты думаешь, кто стоит за всем тем, что происходило с Демьюрелом? В один прекрасный день он становится судьей, на следующий – священником, а по ночам – укрывателем всей контрабанды, какая только появлялась здесь за все эти годы. Так что хозяин здесь не твой отец, а викарий – вот настоящая власть в этих краях. Да если бы не Демьюрел, вы оба тоже жили бы теперь в работном доме, долбя сланец в карьерах, так-то, юная Кейт. – Размахнувшись, он дал Томасу пощечину тыльной стороной ладони. – Что же до тебя, то самое лучшее для любого из Барриков быть утопленным при рождении… Впрочем… они обычно умудряются утонуть сами, еще не дожив до сорока. – Бидл загоготал, довольный собственным остроумием, пока Томас боролся с охватившим его гневом.
– Оставь его, Томас, – тихо проговорил Рафа. – Его собственный язык погубит его. Доброе слово поможет унять гнев, а для него это все равно что посыпать горящими угольями его голову. Поверь, есть более важные вещи, чем его злость.
– Это правильно, Томас. Слушай своего черного друга. Может быть, это последний голос, который ты услышишь в этом мире.
Бидл взял с алтаря свечу и пошел к двери. Возле нее стоял маленький деревянный ящик с латунной задвижкой. В крышке ящика было несколько дырочек. Бидл переступил порог и ногой отбросил крышку ящика. Что-то, находившееся в ящике, сердито зашипело.
– Может быть, это вас развлечет, пока меня не будет с вами. Они ненавидят общество, особенно детей. – Бидл еще раз пнул ящик ногой, и над его стенками появились головы трех гадюк, потревоженных от сна. Они быстро-быстро высовывали свои языки, их глаза обегали комнату. Тупые коричневые головы гадюк покачивались, стараясь уловить, откуда идет тепло. Бидл быстро закрыл за собой дверь.
– До скорой встречи, друзья, – крикнул с лестницы Бидл. – Я принесу свечу, когда стемнеет.
В помещении было холодно. Смесь дыма от застоявшегося ладана и сальных свечей висела в воздухе тяжелым коричневым туманом. Всходившее солнце еще не давало достаточно света, и в помещении, оставшемся без свечи, было совсем темно. Только тени передвигались, спутывались, и возникал образ древней королевской усыпальницы Змеи шипели от холода в своем ящике, свертываясь кольцами и переползая одна через другую. Время от времени они поднимали головы над деревянной стенкой, но дальнейших действий не предпринимали. Томас смотрел на алтарные свечи и наблюдал, как подымается дымок от притушенных фитилей. Ему казалось, что он видит блуждающие огоньки, которые пляшут над озером в середине лета. В его сознании чередовались картины прошлого, разные времена года. Вспоминалось ощущение тепла на лице или когда холодный ветер не дул в спину и не замерзали пальцы. Или как они плавали с Кейт допоздна, наблюдая, как мечутся над гладкой водой стрекозы, то опускаясь на лилии, то зависая в воздухе, словно создания нездешнего мира. Они часами сидели на берегу, следя за рыбешками, стремительно заглатывавшими катышки хлеба, которые бросала им Кейт.
Они часто говорили тогда о капитане драгунов Фарреле, о том, как он однажды ночью поймал сразу двенадцать контрабандистов. Они делились друг с другом своими сокровенными тайнами, и казалось, так будет вечно, и он принимал все это как само собой разумеющееся. Томас думал тогда, что его жизнь никогда не кончится, но сейчас, под крышею башни, когда он был привязан к креслу и ожидал возвращения Демьюрела, мозг его заполонили мысли о собственной смерти.
Томасу не раз приходилось видеть смерть. Он видел трупы многих моряков, выброшенные на берег залива. Смерть была ежедневной гостьей Бейтауна. Она принимала форму болезни или истощения, бури или трагедии.
Сейчас он понимал, сколь драгоценен каждый вздох. Он заметил, что напряженно следит за собственным дыханием, за каждым биением своего трепещущего сердца. Томас посмотрел на Кейт. Она сидела, закрыв глаза, опустив голову чуть ли не к самому полу. По ее щеке катилась одинокая слеза. Он повернул голову к Рафе и увидел, что тот напряженно смотрит на чуть-чуть светлевшие, хотя и затемненные краской стекла узких окон. Рафа что-то шептал про себя, его слов Томас не мог расслышать; видел только, что губы его ритмично шевелятся, – это было как беззвучная песня. Томас не знал, что сказать. Он знал только, что должен нарушить молчание, хоть что-то произнести вслух. В его сердце поселилась беспомощность и безнадежность. Он чувствовал, что все силы мира восстали против него, подавляя его и уже одерживая над ним победу. Исчезли все человеческие страсти, сменившись только одним – ужасом перед молчанием и незнанием.
– Что они сделают с нами? – спросил Томас.
– Они нас убьют, – спокойно ответил Рафа.
– Почему? – Томас с трудом выговорил это слово, в горле внезапно стало сухо, словно в прокаленной пустыне.
– Почему человек убивает человека с тех пор, как покинул Эдем? Почему Каин убил Авеля? Некоторые носят это в своем сердце от рождения, – медленно проговорил Рафа. – Другие приходят к тому же от горечи и озлобленности.
– Но почему нас? – настойчиво спросил Томас.
– Не столько вас, сколько меня. Я единственный, кто ему нужен, не вы; вы и не должны были оказаться здесь, и я никогда не должен был просить вас помочь мне. Мне следовало явиться сюда одному. Ваша кровь ляжет на меня. – Рафа повернулся к Томасу и постарался ободряюще ему улыбнуться.
– Но он не может убить нас – люди узнают об этом! – воскликнула Кейт со слезами в голосе.
– Мы не первые, и не мы будем последними, – проговорил Рафа, глядя на Кейт. – Этот человек никогда не успокоится, он хочет завладеть всем миром и править им с помощью какой-то забытой магии, которая в конце концов обернется против него и погубит его. Только тогда мы увидим лицо подлинного злодея, кто стоит за всем этим. – Он помолчал. – Хотя тогда уже может быть слишком поздно.
– Но я не хочу умереть, умирают старые люди… глупые люди! – резко воскликнула Кейт. – Позволь Демьюрелу получить то, чего он хочет… тогда он отпустит нас.
– Демьюрелу нужен только я. Он хочет, чтобы я умер. Если я умру, он станет сильнее. Как мы привязаны к этим креслам, так будем привязаны к нему после смерти. Наши души никогда не найдут упокоения. Он будет вызывать нас к себе, и мы должны будем отвечать ему, мы окажемся в ловушке между жизнью и смертью, между рабством и свободой.
– Я ничему этому не верю. Жизнь – это единственное, что можно видеть. Как он может владеть тем, чего нет? – сказала Кейт сердито.
– Чему бы ты верила или не верила, Кейт, все же не можешь отрицать ту истину, что каждый из нас – это тело, душа и дух. Ты можешь протестовать против чего угодно, Кейт, но внутри ты – дух, а он вечен. Ты была сотворена Риатамой, чтобы жить в этом мире, а потом, в другой форме существования перейти в иной мир. Это истина, и истина сделает тебя свободной. – Рафа почти кричал, его слова эхом разносились по комнате. – Не бойся того, что разрушает тело, но бойся того, кто разрушит твою душу. – Рафа резко вывернул свои туго стянутые запястья; его взгляд упал на дощатый ящик около двери. – Одна змея сбросила человечество в ад; может быть, три помогут ему спастись и вернуться в рай.