Повелитель стали

Глава третья. Жизнь налаживается, женитьба

Шёл июнь, второй месяц робинзонады. Установилось классическое континентальное лето. Погода стояла тёплая, не меньше двадцати пяти градусов, как показывал градусник на окне второго этажа. Ночью измучила духота, которая донимала тем сильнее, чем больше было комаров. За первую неделю месяца Белов высадил в землю всё, что было можно, построил парник и теплицу из старых оконных рам, на случай резких холодов. Успел прополоть и окучить картошку по первому разу. Всё росло, как в тропиках, не по дням, а по часам. Только он успевал закончить прополку последних грядок, как через пару дней приходилось начинать всё заново. Да ещё полное отсутствие дождей привело к ежевечерней необходимости полива. Если поливать большой огород на берегу было достаточно удобно, то носить воду в парник и теплицу, а также для цветов, растущих у дома, Белову страшно не понравилось. Уже на второй день засухи он пришёл к выводу, что выкопать за неделю канал от ручья к дому выйдет гораздо дешевле, чем два месяца таскать воду за двести метров.

Дело оказалось легче, чем он предполагал, лесная земля копалась легко, и главной трудностью оказалась запруда ручья. Зато к 22 июня в пяти метрах от дома протекал весело журчащий ручей. День летнего солнцестояния Белов решил отметить сладкой негой возле ручья в окружении цветущих посадок. Тогда же он испробовал первые огурцы и помидоры. Даже без масла и хлеба это был райский обед для него, почти месяц сидевшего на остатках картошки, разбавляемых рыбой.

«Жизнь налаживается, – думал он, допивая последний чай у открытого окна второго этажа. – Что ещё надо для человека, чтобы встретить старость?»

– А надо ещё жену и павлинов, хотя без павлинов можно вполне обойтись. Без жены или любовницы будет сложно, особенно долгими зимними вечерами, – ответил сам себе Белов и покрылся холодным потом, представив, что людей здесь нет. Эта проблема сразу показалась сложнее, чем отсутствие соли и масла. «Надо искать людей, чёрт с этими посадками», решил он. Весь последующий день был посвящён размышлениям о способах женитьбы или приобретения женщины. Конечно, где-то в восьмидесятых годах двадцатого века начинающий опер женился, как любой нормальный мужчина, и двое его детей уже учились в институте. Но к сорока годам, видимо, под влиянием работы в уголовном розыске, где каждый второй был разведён, к внебрачным связям мужчина стал относиться значительно спокойнее. Да и практически все его гражданские ровесники были разведёны и женаты по второму и третьему разу.

Учитывая достаточно малую вероятность возвращения домой, он решился поискать женщину для совместного проживания, чтобы не стать сексуально озабоченным от воздержания маньяком. Привыкший к постоянному риску, бывший оперативник устал от скучной хозяйственной работы последних недель, в душе возникло привычное чувство опасности, непредвиденных ситуаций, теперь он не думал о возможном риске. Решение отплыть в неизвестность придало уверенности и, как ни странно, обрадовало отставного подполковника. Теперь все его мысли были направлены на предстоящую разведку, как минимум, и женитьбу, как максимум. От этого, казалось, даже прибавилось сил, а в голове начали прокручиваться вероятные сценарии действий.

Вспоминая рассказы Джека Лондона и романы Николая Задорнова, Белов подумал о приобретении женщины у местных племён. Отдавать карабин и два одеяла жутко не хотелось[1], и он очередной раз осмотрел дом в поисках платы за женщину. Выбрал из двадцати охотничьих ножей пару с самыми отделанными рукоятками и ножнами, старый армейский китель с блестящими пуговицами, маленькое зеркало из пяти найденных да хрустальный кубок из десятка стоявших в серванте. Решив остальной калым выбрать при отъезде, потенциальный жених взялся за изготовление лодки. Мысль плыть на двухместной резинке он отбросил сразу, сватовство могло перейти в грабёж со смертельным исходом.

При осмотре оставшихся в сарайке досок он загрустил и принялся за разборку всех ставней первого этажа, где второпях использовал первые попавшиеся доски, как правило, самые добрые. Аккуратно снял все прибитые доски с окон первого этажа и заменил их струганными жердями, посаженными на деревянные шпунты. Из самых подходящих досок и обрезков фанеры после недели работы, перемежаемой быстрой прополкой, получилась чудовищно некрасивая, но надёжная плоскодонка длиной до шести метров с бортами внахлёст, вместо пакли утыканная мхом, за которым Белов плавал на резиновой лодке на другой берег Бражки. Проверив лодку на плаву, он решил, что свататься на ней неудобно, надо придать товарный вид. Ещё два дня ушли на обстругивание лодки топором и рубанком и покраску её в зелёный цвет, именно такая краска нашлась в чулане.

Первого июля Белов решился отплыть на поиски женщины, про себя он не называл её женой, мечтая прожить с ней зиму, а там видно будет. Одевшись по-дорожному, жених загрузился выбранным калымом, куда добавил горсть мелочи для монистов (они наверняка будут востребованы), пару юбок из блестящей ткани. Почему-то в мыслях укрепилась уверенность, что кругом живут люди, причём именно первобытнообщинным строем. Вот появилась такая уверенность, и всё тут. Для себя он взял ещё два ножа, топорик и карабин со стёсанным прикладом. На карабин приспособил крашенный в коричневый цвет чехол из пенопласта, который придавал оружию мирный вид толстого посоха. Самым приятным сюрпризом в такой маскировке была возможность стрельбы с глушителем без снятия чехла. Жаль, пришлось, в целях маскировки, испортить приклад карабина, стесав его до толщины рукоятки. Попрощавшись с домом, запер двери, проверил прочность ставней и отправился за женой.

По течению речки Бражки, теоретически должной впадать в другую реку – Сиву, и далее в Каму, лодка шла тяжело, но достаточно споро. Бортовые вёсла Белов решил не трогать, уселся на корме и управлял рулевым веслом. Впервые он отплыл от дома дальше, чем на пятьсот метров, и побаивался, что лодка, получившаяся с большой осадкой, почти тридцать сантиметров без нагрузки, но обещавшая стать достаточно грузоподъемной, застрянет где-нибудь на перекате.

Раннее июльское утро обещало жаркий сухой день, и от реки поднимался густой пар, который создавал наглядную иллюстрацию круговорота воды в природе. Белов с детства всегда удивлялся, что нашим предкам приходили в голову дебильные теории о дожде, который изливает бог из лейки, и тому подобные идеи. Явно эти мысли могли прийти только городскому или монастырскому затворнику, который не видел или забыл утро на реке. Лёгкие облачка тумана прямо на глазах поднимались вверх небольшими струйками, словно стекая к небу. И тут же, на высоте пары сотен метров из улетевшего вверх тумана, буквально за секунды, собирались облачка, отплывая в сторону, по ветру. Никаких учителей природоведения не надо. Вот он, круговорот воды в природе, нагляднейший пример.

Вопреки опасениям, после слияния с небольшой речушкой Тарпаном Бражка стала гораздо больше, чем во времена беловского детства, и потекла быстрее. Заторов из упавших деревьев на реке не было, видимо, половодье снесло весь мусор. Плавание постепенно превратилось в путешествие по заповеднику, так много оказалось животных в паре километров от жилища человека. Слегка подрабатывая рулевым веслом, путешественник практически оставался неподвижным, не пугая многочисленных копытных, пасущихся по берегам реки. Кого только не увидел он в тот день, саванны Африки отдыхают! Стайки кабанов были самыми невозмутимыми, не обращали на лодку с человеком никакого внимания. Благородные олени и лоси останавливались, рассматривая его крупными чёрными глазами, но не убегали, провожая лодку взглядами. Небольшие олени, похожие на кабаргу, козлы с рогами, явно горные, какие-то косули, дикие лошади, даже зубры. И всё это многообразие на протяжении двадцати-тридцати километров вдоль реки.

Причем это лишь копытные животные, не считая вездесущих выдр, бобров, многочисленных водоплавающих птиц, цапель, коршунов, кружащих над головой. Рыба, казалось, сама запрыгивает в лодку, так откровенно выскакивали из воды здоровенные голавли. К обеду Белов доплыл до слияния Бражки с Сивой. За это время он успел наглядеться на такое, что чувствовал себя новым Ливингстоном, и не удивился бы при появлении бегемота или крокодила. А после слияния с Сивой река достигла ширины почти полусотни метров, и хвойные леса по берегам исчезли, плавно перейдя в дубовые рощи и липово-осиновые сколки. Плавание проходило достаточно спокойно, не считая всё новых и новых птиц и зверей, внезапно появлявшихся на глаза. Один раз в камышах, которыми поросла старица, ему удалось разглядеть мелькнувшую полосатую шкуру, наверняка тигра, быстрое течение не дало подробнее разглядеть. Собственно, и желания особого не возникло.

На обед Белов остановился недалеко от впадения Сивы в реку Каму, по крайней мере пока всё походило на прежние места Бражинска и Бражинского района. За свою прежнюю милицейскую жизнь он успел отлично изучить окрестности родного города, было с чем сравнивать. Поднявшись на косогор, поросший поспевающей земляникой, он попытался что-нибудь увидеть вдали, но со всех сторон был окружён лесами, и никаких полей или лугов не проглядывалось. Надеясь на то, что рано или поздно встретит селение, скорее всего у слияния рек, Белов после небольшого перекуса продолжил свой поход. К шести часам вечера лодка подплыла к устью Сивы. На крутом берегу наш жених наконец заметил селение из десятка строений. Полагая, что хотя бы половина из них заселена людьми, он обрадовался и подплыл к мосткам, у которых качалась лодка-долблёнка.

Приковав свою лодку на цепь замком к бревну, путешественник прихватил немудрёное имущество в виде вещмешка и посоха-самострела, после чего стал подниматься вверх по склону. Его уже заметили, и гурьба детей бегала у домов, выкрикивая что-то не по-русски. Собрав всё своё мужество, призвав на помощь удачу, он мысленно перекрестился, не стал расстраиваться раньше времени и, не спеша, подошёл к домам. К этому времени навстречу уже вышли около десяти женщин разного возраста, трое-четверо мужчин и два старика с седыми бородами. Один седобородый вышел навстречу Белову и спросил что-то не по-русски.

– Добрый день, здравствуйте, мир вам, – громко ответил Белов.

– Здрав будь, – после некоторого сомнения ответил дедуля.

– Я ваш сосед, живу здесь неподалеку, выше по течению, приплыл познакомиться, – помогая себе мимикой и жестами, начал объясняться Белов. Дедуля явно понимал только половину сказанного, но разговор постепенно занялся. Взрослые отогнали сначала детишек, потом проводили гостя поближе к домам и сели на большое бревно.

Сели только мужчины, а женщины ушли сами, но недалеко, и стояли, тихо переговариваясь. Пытаясь объяснить цель своего приезда, Белов рассмотрел жителей подробнее. Все они были босые, одеты как индейцы, больше в замшу, чем в ткань. Судя по внешнему виду и проскальзывавшим знакомым словам, это были угры. У большинства стариков и старух на веках краснели трахомные язвы, глаза слезились. Вдруг вспомнилось, что трахому в угорских селениях победили лишь в конце шестидесятых годов двадцатого века. Радовало, что аборигены явно вышли из каменного века, даже появилась надежда оказаться в цивилизованных временах, хотя бы в средневековой Руси. На шее у некоторых женщин висели медные и серебряные монисты, жених похвалил себя за горсть прихваченной мелочи. Одежда аборигенов почти исключительно была из выделанной кожи, лишь женские платки были из ткани. Этакие индейцы, кстати, с подобным орнаментом и бахромой на рубахах и юбках. Вокруг женщин кружилась стайка собак, похожих на лаек. Опасавшийся агрессивности туземцев, Белов скоро убедился в своём явном превосходстве, вследствие чего, вероятно, хозяева и стали такими добрыми. Он, при своём росте сто восемьдесят два сантиметра, был на голову выше самых высоких мужчин селения. А старики и женщины строго дотягивали до его предплечья. Своей спокойной уверенностью гость, видимо, впечатлил хозяев, тем более, что молодёжь не спускала глаз с охотничьего ножа на поясе мужчины.

После первичного знакомства, в ходе которого Белов стал более-менее сносно понимать старика, наш путешественник решил намекнуть на ужин и возможный ночлег и достал из сумки почти все свои припасы – огурцы, помидоры, варёную свежую картошку, сушёную и копчёную рыбу, бутылку водки и десяток одноразовых стаканов. При виде этого мужчины быстро повели гостя к столам из струганных жердей, стоящим возле домов, крикнув женщинам подавать на стол. «Мужики везде одинаковы», улыбнулся про себя жених, который в предстоящем деле главный успех возлагал на последнее спиртное – две бутылки водки и три полуторалитровые бутылки пива, лучшее средство для общения с туземцами во все времена.

Мужчин за столом оказалось только семеро, ещё трое отроков лет пятнадцати стояли поодаль, но к столу не были допущены. Это обрадовало Белова, который после первых тридцати граммов водки, шокировавших аборигенов крепостью, полуторкой пива разбавил оставшуюся водку. После принятия ещё тридцати граммов крепкого «ерша» на брата он завёл разговор издалека, звучавший примерно так:

– Все вы люди хорошие, знаете, что должен делать настоящий мужчина. А настоящий мужчина должен построить хороший дом, привести в дом хорошую женщину и вырастить с ней много хороших детей. Вы согласны со мной?

– Мы, ну, да, – промычали молодые, а старые мудро помолчали, догадываясь, куда клонит чужак.

– Вот вы все уважаемые люди, у вас есть жены, – посмотрел на молодых угров Белов, будучи уверен, что главы семей обязательно женаты. И он не ошибся. Все угры подтвердили наличие жены, а один даже похвастал, что у него их две.

– Я уже не молодой, в бороде моей седые волосы, только сейчас я построил хороший дом недалеко отсюда. У меня большое хозяйство, и я могу взять жену своего племени. Но я уважаю всех вас и хочу взять женщину вашего племени, породниться с соседями. Что может лучше подружить соседей, чем женитьба?

Общее недоуменное молчание было ему ответом. А он перелил остатки «ерша» в полуторку и снова разлил, немного увеличив дозу. После того как мужчины выпили и некоторых с непривычки заметно повело, жених продолжил:

– Я понимаю ваше опасение, кто я, хороший ли сосед, смогу ли я достойно содержать жену?

Все дружно закивали головами. А Белов достал свой охотничий нож и пустил его по кругу посмотреть, потом то же самое сделал с топором. Когда всё вернулось к нему, он спросил, не сомневаясь в ответе:

– У кого из вас есть такое оружие? У меня оно есть и будет у отца моей жены.

После этого жених налил ещё, и дальше торг продолжался до полного усвоения напитка. Трудно сказать, или спиртное так повлияло, или профессиональные умения опытного сыщика расположить к себе людей. Но не прошло и пары часов, как его собутыльники были готовы отдать даже своих жён за право породниться с хорошим человеком. Но тот, сохранив самую ясную голову, показав на сумерки, окружившие селение, сказал, что жену будет выбирать завтра утром, и все стали расходиться. Двое мужчин пригласили гостя к себе в дом, он отказался, опасаясь классического разбоя, спать пошёл в лодку, которую благоразумно перегнал на другой берег речки Сивы. А для страховки поставил над лодкой палатку, вернее тент от неё, который хорошо скрывал спящего человека и давал ему пару секунд при возможном нападении.

Спал Белов вполглаза, к счастью, соседи оказались мирными, и проснулся он утром с головой на плечах и даже в своей лодке. После утреннего туалета жених снова переплыл к селению и поднялся к домам. Там уже вовсю горели очаги и готовилась пища, стол был накрыт, а жители празднично одеты. При появлении гостя женщины запели весёлую угорскую песню, в которой тот понял несколько слов, порадовавших его, а именно «мой», «любовь», «дом». Потом, пританцовывая, четыре женщины взяли жениха под руки и подвели к столу, вкопанному посреди селения, посадили на лавку.

Рядом сели два старика и стали объяснять процедуру сватовства. Белову предлагалось пройти по всем домам и посмотреть на всех девушек на выданье, после чего вернуться к столу и продолжить разговор с главами семей. Не оставляя своего мешка, жених с посохом-самострелом в сопровождении жителей направился по селению. В селении оказалось семь жилых домов, как он и предполагал, дома были небольшие, без фундамента, больше похожие на погреба или полуземлянки, на одно окно с очагом в ближнем от входа углу. Топились дома по-чёрному, рядом с очагом была мурейка, а вдоль стен стояли полати, почти во всех домах в два этажа. Эти жилища напомнили отставному милиционеру бандитские схроны, только без железной печки-буржуйки. Даже запашок в землянках стоял такой же тяжёлый. Становилось понятно, почему все жители сидели на улице и там же готовили пищу.

После выхода из дома возле него становились девицы на выданье из этого дома, где две, где три. На вид все девицы были явно моложе восемнадцати лет, да что там восемнадцати, некоторым и четырнадцати лет не дашь. Белов заметил, что жители селения не выше ста шестидесяти сантиметров и женщины, даже с тремя детьми и более, выглядели очень молодо, а может, рожали здесь с тринадцати лет, кто его знает.

Все невесты были кровь с молоком, с ярко выраженной грудью, широкими бёдрами, что вкупе с маленьким ростом смотрелось как в кривом зеркале. Радовало отсутствие трахомы у молодёжи, хотя вылечить это заболевание с набором антибиотиков было нетрудно, но всё же хотелось получить здоровую жену. Основной задачей было подобрать невесту без ревнивого кавалера. Поэтому жених при выборе невесты больше смотрел на реакцию парней, сопровождавших процессию. К сожалению, после четырёх домов было очевидно, что эти невесты уже заняты. Ссориться с парнями из ближайшего селения жутко не хотелось, жених решил быть внимательнее. Не хватало ещё из-за страшненьких аборигенок получить трагедию в духе Шекспира, с ревностью и убийствами. Мысленно Белов уже смирился выбрать любую, хоть самую страшную, лишь бы без кавалера.

В пятом доме он заметил достаточно взрослую девицу, которая не вышла на «построение», и поинтересовался, кто такая. Оказалась младшей женой хозяина. Зато в следующем доме он чуть не упал, когда увидел невесту. Девица оказалась на вид старше всех, двадцати лет, да ещё самой высокой, почти до плеча жениху, но самое главное – она была точной копией девушки, за которой когда-то ухаживал Белов и чуть не женился. Более того, девица явно заметила его взгляд и сама ответила таким же. Сомнений не было, девушка одинока и не возражает против такого мужа. Формально он ещё посетил последний дом и вернулся к столу.

У стола старики хотели продолжить фольклорное действо, но время поджимало, жених взял процесс в свои руки. Отослав всех мужчин в сторону, он пригласил к столу старших жён. Отводя каждую из них на пару шагов, он уточнял, какие парни ухаживают за их дочерьми, а если пробовали врать, сам показывал этих парней. Старого опера, привыкшего за восемнадцать лет работы в уголовном розыске к попыткам обмана, трудно было ввести в заблуждение. К его облегчению, у девицы из шестого дома кавалеров не оказалось. На прямые вопросы – почему – ответы были достаточно уклончивые. Он спустя четверть часа активных расспросов понял, что кавалеров нет из-за гордости и бедности.

Жених вернулся к недоумевающим мужчинам, которые начинали терять терпение, и сказал, что выбор сделан. Все вновь уселись за стол, за которым на этот раз сидели и старшие жёны. Белов объявил свой выбор и попросил позвать невесту. Та подошла достаточно робко и, когда он спросил её, по-русски и по-угорски, будет ли она его женой, невеста робко ответила согласием. При этом на её лице была написана неподдельная радость, перемежаемая некоторой боязнью.

Жених обратился к отцу невесты за разрешением на женитьбу, тот ответил вопросом о калыме. Белов начал выгружать подарки, сие действо превратилось в некое подобие праздничного представления фокусника. Так, по крайней мере читалось на лицах женщин и мужчин, не говоря о восторженных криках и визгах детей и подростков. После ножа и хрустального кубка папаша ещё пытался что-то пыхтеть, тогда жених достал зеркальце, обе юбки и, показав их всем, передал это своей будущей тёще, которая была гораздо моложе зятя. Впрочем, и тесть вряд ли был даже ровесником Белова. После зеркальца судьба невесты была практически решена, жених пригласил к столу всех детей тестя, их оказалось четверо – сын и три дочери. Тестю Белов вручил китель и сразу надел его, сыну отдал второй кинжал, а девчонок одарил горстью монеток. Заметив на лицах соседей если не зависть, то явную грусть, новоявленный родственник достал две оставшиеся полуторки пива, куда с утра забодяжил последнюю бутылку водки для получения «ерша». Выставив это на стол, он на правах уже мужа отправил невесту собирать вещи, а всем объявил, что благодарен за приём и жену и просит разделить с ним радость.

Наступила самая приятная часть праздника, мужчины после второго тоста заметно повеселели, а женщины заулыбались после прозрачных намёков Белова, что он, возможно, не последний раз женится, и приглашения всех к нему домой, но только зимой, летом много дел. Пользуясь расслабленным состоянием собеседников, он худо-бедно расспросил о ближайших соседях. И остался доволен тем, что его владения оказались в ничейной земле, на границе двух угорских родов. Посему можно было не опасаясь развивать пахотные земли и охотиться в радиусе, как минимум, десяти километров.

Невеста собралась в течение получаса, Белов взял её за руку и громко объявил, что свою жену по своему обычаю после замужества называет Ларисой. Пошутив, что ему не терпится разделить постель с молодой женой, муж повёл Ларису с собой в лодку. Перед этим оба поклонились всем селянам и попрощались с родителями. Имущество молодой жены поместилось в небольшую котомку и, судя по весу, содержало пару обуви и сменную одежду, слишком легким был мешок. Оставив родичам обе полуторки забодяженного водкой пива, молодожёны отправились к причалу, грузиться в лодку.

Пока Белов укладывал вещи и усаживал Ларису, на берегу веселье шло уже полным ходом, аборигены, судя по всему, забыли о молодожёнах, запели песни и понемногу пританцовывали, неподдельно радуясь неожиданному празднику. В лодке он сразу сел на вёсла и грёб без остановки, но засветло удалось доплыть только до устья реки Бражки. Белов развёл костёр, чертыхаясь, что всё угощение оставил в Тывае, как, оказалось, называется угорское селение. Лариса русского языка толком не знала, но, когда он с помощью немногих известных ему угорских слов объяснил, что еды нет, сразу достала узелок с припасами, состоявшими из нескольких сушёных рыб и четырех лепёшек. Греясь у костра, молодожён вспомнил, что в сумке у него полбутылки небодяжного пива, экономить которое нет смысла – выдохнется. С удовольствием молодые выпили это пиво с сушёной рыбой и стали ложиться спать. Спать Белов решил во избежание случайностей в лодке, под навесом, а со стороны берега разложил нодью, чтобы горела всю ночь.

Спали в обнимку, не раздевались. Новоявленный муж решил не пугать девушку – в лодке, ночью, да практически с незнакомым мужчиной. Впрочем, были сомнения и санитарно-гигиенического характера. Хотя от девушки ничем неприятным не пахло, Белов решил сначала её вымыть и осмотреть на случай заболеваний, благо антибиотиков в доме хватало, чтобы вылечить практически любое заболевание. Эти хорошие намерения чуть не лопнули, месяцы воздержания едва не сделали своё, и Белов, уже засыпая, заметил, что машинально раздевает Ларису, а она – его. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановиться, а тут и усталость взяла своё, оба уснули.

Утром мужской организм проснулся с рассветом, и снова шаловливые ручки пытались заняться приятным делом, молодожён усилием воли проснулся окончательно и стал собираться в дорогу. Завтракать не стали, грести пришлось почти весь день, только к четырём часам лодка подошла к причалу. Не теряя времени, Белов учил свою жену русскому языку, вместе повторяя основные глаголы и собственные имена. Девушка на лету схватывала пояснения мужа, с явным удовольствием произносила своё новое имя, имя мужа, практически без акцента. Несмотря на тяжёлую дорогу и отсутствие обеда, Белов с удивлением отметил, что не устал. Тяжёлый ежедневный физический труд в течение полутора месяцев хорошо сказался на его организме. К дому он шёл лёгкой походкой, закинув оба вещмешка за плечи, а в руках держал карабин-посох. Лариса шла рядом, вернее чуть позади. Взглянув на двор вокруг дома, он сразу почувствовал опасность и остановился, придержав и жену.

Внутренний голос кричал об опасности, взгляд машинально выискивал следы чужого присутствия. Ещё не понимая, в чём дело, он осмотрел двор и заметил, что коптильня опрокинута, тюлька для колки дров сдвинута в сторону, на утоптанной земле появились две неглубокие ямки. Решил обойти вокруг дома. Жестом показал Ларисе, чтобы та оставалась на месте, и пошёл вокруг дома. Карабин с патроном в стволе уже был в руках, со снятым предохранителем. Двигался Белов максимально осторожно, было время привыкнуть, да и прежняя жизнь приучила к опасности. За домом, в том месте, где два месяца назад была закопана шкура росомахи, копошилась ещё одна росомаха. До неё было около пятнадцати метров, когда росомаха заметила человека и встала на дыбы.

«Эта ещё больше», подумал он. Аккуратно прицелился и выстрелил в голову, хищница не упала, а страшно заревела и пошла на него. Скинув чехол c ружья, Белов судорожно начал стрелять зверю в голову, медленно отступая. Лохматое чудовище подходило всё ближе, лишь дергаясь от попадавших пуль. С каждой секундой зверь становился всё выше, подчёркивая поговорку, что у страха глаза велики. Когда до росомахи осталось метров пять, у стрелка мелькнула трусливая мыслишка отбежать в сторону, но стоявшая сзади девушка своим присутствием лишала всякого права на побег, оставалось стрелять в зверя, пока затвор карабина не показал опустевший магазин, только тогда росомаха упала. Он остался на месте, судорожно заменяя магазин на полный, сзади к нему подбежала Лариса и обняла, заплакала, уткнувшись лицом в плечо. Молодожён быстро взял скинутые мешки, подхватил жену за руку и забежал в дом. Убедившись, что всё в порядке, положил вещи и провёл жену внутрь дома.

Там девушка продолжала плакать, но, когда Белов завёл её на второй этаж и отдёрнул занавески с окон, она оцепенела, рассматривая убранство комнат. Быстро переодевшись в грязную одежду, он жестом велел Ларисе сидеть в доме и вышел снимать шкуру с росомахи. Это оказалась не росомаха, а медведь. Не гризли, конечно, но больше двух метров ростом. Провозился с ним больше часа, пока затащил шкуру и мясо в сени. Мясо он сразу спустил в ледник, который почти пустовал, а шкуру оставил в чулане. Благодаря кошке и котёнку, уже подросшему, мыши в доме так и не появились.

По-быстрому хозяин затопил камин и поставил греться воду, слегка сполоснув руки, всё равно мыться надо. Пока грелась вода, он пожарил картошки, согрел чай, вернее заварил в кипятке зверобой с липовым цветом, собственно чай давно закончился. Выложил картошку с остатками консервов на тарелки и усадил Ларису за стол. Сам ел вилкой, а жене положил нож, ложку и вилку. Та выбрала вилку и добросовестно училась ею пользоваться, глядя на мужа. Пока ели немудрёный ужин и пили чай, согрелась вода, которую Белов залил в бак, приспособленный под душ ещё в первый месяц вместо водопровода.

Потом полчаса крутил ручку фонарика-генератора, рассматривая, как Лариса разглядывает мебель и посуду в комнате, и разговаривал с ней по-русски. На плите согрелись ещё три ведра воды, можно приступать к водным процедурам. Белов отнёс воду в санузел, включил там фонарик вместо осветителя и привёл за руку жену. Словами и жестами объяснил, что будет мыться, и стал раздеваться, Лариса быстро поняла и разделась. Он, кстати, вспомнил, что в бане было принято мыться всем вместе. Включив душ на тёплую воду, молодожён завёл туда девушку и стал мыть мылом, потом шампунем. Волосы у девушки оказались светло-русые, почти до пояса, промылись очень быстро и хорошо, видимо, Лариса их мыла часто. Телосложение девушки тоже радовало, худощавая, со стройными ногами и красивой грудью. К счастью, никаких язвочек и покраснений на теле жены не было.

Впрочем, Белов так возбудился в процессе мытья, что еле дождался, пока завёрнутая в махровое полотенце Лариса дойдёт до кровати. Сорвав покрывало, он положил девушку на постель и развернул полотенце. После этого время потеряло свой ход, хотя молодожен честно пытался быть мягким и нежным. Девицей Лариса не была, да он на это не рассчитывал, наоборот, только обрадовался и повторил вскоре сеанс любви более медленно и вдумчиво. То ли сказалось длительное воздержание, то ли ещё что, но молодой муж возбуждался каждый раз, когда трогал девушку в интимном месте, где у неё практически не было волос. Поэтому любовью они занимались до темноты, пока «недремлющий брегет» не позвал в туалет.

Белов воспользовался этим, чтобы показать Ларисе, как пользоваться унитазом, потом показал последний рулон туалетной бумаги и оставил её в туалете. Пока девушка изучала санузел, он зажёг свечи в комнате и начал рыться в женском белье, о котором не подумал ранее. Там мужчина подобрал несколько трусиков, юбочек и топиков и решил, что на лето хватит. В это время вернулась Лариса, и ночь любви продолжилась.

Утром он проснулся раньше жены и разбудил её самым приятным способом, после чего оба подремали ещё четверть часа. Дальше начался рабочий день, в ходе которого продолжилось обучение Ларисы русскому языку. За день Белов показал своё хозяйство, огород и цветник, объяснил, как полоть и что можно есть. Накопали вместе морковки, поздней редиски, свёклы, молодой картошки, топинамбура, нарвали бобов, гороха, базилика, салатов, набрали помидоров, огурцов, срезали цветную капусту, маленький кочан белокочанной капусты, достали из сетей почти уснувшую рыбу. Белов принялся показывать, как надо варить борщ, суп, делать пюре. Это заняло весь день, зато ужинали при свечах (последних, кстати). А потом опять душ и продолжение брачной ночи. Девушка, не тронутая христианскими запретами, оказалась абсолютно раскованной в любовных играх. Все желания мужа и его выдумки Лариса исполняла не только свободно, но с явным удовольствием и выдумкой. Просьбы мужа ходить дома в тёплую погоду обнажённой не удивляли молодую жену, фантазии с эротическими одеяниями возбуждали девушку не меньше мужчины. Соскучившийся по женской ласке, Белов выдумывал всё новые и новые утехи, новые игры, с удовольствием подхваченные женщиной, никогда не отказывавшей мужу в близости. Нескольких дней хватило ему, чтобы полюбить девушку всей душой, окончательно приняв её в своё сердце. И опытный сыщик видел, что его чувства взаимны, любое прикосновение мужа доставляло неподдельное удовольствие Ларисе.

Утром счастливое пробуждение, лёгкий завтрак во всех смыслах, поедание вчерашнего борща и работа в огороде, затем копчение медвежатины и вечерний салат. И так далее. На третий день Лариса предложила обработать медвежью шкуру и скребла её два дня, после чего растянула на колышках. Такие каникулы Бонифация[2] продолжались почти весь июль, чему Белов был рад без всякой задней мысли. Все мысли о будущем отошли на задний план. Довольно быстро он понял, как ему повезло с женой. Лариса оказалась спокойной, мягкой, работящей и весьма толковой женщиной. Слова запоминала с первого раза, довольно быстро поняла разницу между мужским и женским родом в языке. В угорском языке разделения на мужской, женский и, тем более, средний роды не было. Кроме лингвистических подвигов, Лариса мгновенно разобралась в обилии огородных растений, научилась пользоваться печью и многочисленной посудой. С удовольствием чистила всю посуду и стирала одежду и бельё, восхищаясь стиральным порошком, через день мыла полы в доме. Сидеть без дела она просто не умела и успокаивалась только в объятиях мужа. Из них она никогда не спешила освободиться и, не меньше Белова, наслаждалась близостью с ним. Одним словом, умная, любящая, работящая и чистоплотная, да ещё весьма симпатичная. В любые времена любой мужчина был бы счастлив получить такую жену. Надо ли говорить, как себя чувствовал бывший опер, навидавшийся разводов и семейных скандалов в ходе прошлой жизни?!

…Сухая Ветка повесила надраенную до блеска сковороду на стену в кухне и подошла к окну. Со второго этажа далеко просматривались владения её мужа, коловшего дрова во дворе. Молодая женщина с обожанием любовалась легкими уверенными движениями могущественного колдуна и охотника, взявшего её в жёны. Всю молодость, едва девушка перегнала в росте всех мужчин в Тывае, её только ленивый не попрекал худобой и высоким ростом. Так и назвали, Сухой Веткой, как никому не нужную. Последние три года она боялась, что родичи продадут её в голодное время как самую ненужную роду. О мыслях выйти замуж девушка забыла ещё в пятнадцать лет, в этом её убедили все, даже собственная мать. Никто не возьмёт такую дурнушку даже второй женой. Одна дорога была – в рабство, слишком мало приданое, чтобы попасть в жёны кому-либо из соседних родов.

Неожиданный муж поразил её не только богатством, силой и ростом. Девушка безошибочно угадала в его глазах любовь и нежность. За прошедшие месяцы муж ни разу не ударил её, не оскорбил, не накричал. О таком отношении к женщинам она слышала только в легендах, рассказанных в детстве, и давно не мечтала о подобном. Первые дни, напуганная могуществом мужа, Сухая Ветка со страхом ожидала его гнева, боялась даже представить, как накажет её колдун. Теперь, убедившись в добром характере Белова, она всё чаще называла себя Ларисой, женой богатого и сильного охотника, старалась угодить ему во всём. Несколько раз перемыла всю посуду, через день мыла полы в доме, с каждым часом всё больше привыкая к волшебному жилищу, которое назвала бы дворцом, если бы знала это слово.

Лариса ещё раз взглянула на солнце, приблизившееся к зениту, и повернулась к плите, на которой варился суп для любимого.