Проснулся я, очевидно, слишком поздно – тени на каменном полу были совсем короткими. Однако спал глубоко и спокойно и считал глупейшим из поступков без необходимости пренебрегать этой роскошью.
Ярмарку под окном старательно разбирали. Люди бегали с досками и тканями в истеричных попытках закончить к концу дня, а цирк уже почти полностью перебрался на корабль – телеги с многочисленными клетками двигались в сторону городских ворот. В воздухе витал аромат светлых намерений и многообещающих начинаний, и я не сразу понял, что эти нелепые надежды исходят от меня.
В дверь постучали. Не отрываясь от созерцания отвратительно благополучного дня, я разрешил войти. Скрип двери, три тяжелых решительных шага, пауза, хлопок двери о раму – и тишина.
– Простите за визит без предупреждения, – прозвучал тихий голос короля. Его интонации полнились робостью и мягкостью, что, надо заметить, совсем ему не шло.
– Но уже перевалило за полдень, и я не подумал, что вы…
– Обнажен? – уточнил я. Сон в одежде доставлял множество неудобств, и я избегал его даже на самых неприглядных постоялых дворах, если мог найти там чистую простынь. – Разве за дверьми своих покоев я не могу заниматься чем вздумается?
– Я бы не посмел отобрать у вас это право.
– В таком случае вас смущает вид моего тела?
– Нет. Хоть оно и заметно отличается от того, что я прежде о нем слышал. – Король улыбнулся одним уголком губ, прогоняя неожиданно возникшее смущение. Теперь он смотрел с вызовом, будто проверяя, как долго сможет не спускать с меня глаз. – По воле случая я видел множество мужчин, и немногие обладали подобным изяществом. Большинство из них, как и я, за годы войн и тренировок превратились в неуклюжие скалы, которые волны уже не в силах сгладить.
Чтобы продемонстрировать безмятежность и безразличие, наигранное или нет, король сложил руки на груди и прислонился плечом к выступу стены. Сегодня его образ не был таким расслабленным, как в день торжества, хотя рукава свободной серой рубашки и торчали из-под плотного жилета из черной кожи, украшенного ремнями и тиснением в виде солнца с двенадцатью лучами на груди.
Я потянулся к шелковому халату, небрежно кинутому на стул прошлым вечером, и взглянул на короля с укором за испорченное утро.
– Позволите задать вопрос?
– Задавайте хоть каждую минуту, если мое жалование от этого не уменьшится, – фальшиво улыбнулся я.
– Почему вы отказались от служанок?
Я вскинул брови. Ожидал, что он спросит о чем-то личном или по крайней мере относящемуся к делу – например, об усмирении виверны, о том, смогу ли я сделать соответствующее зелье, если невеста его не полюбит, или о том, скольких детей я убил своими руками, – а потому, завязывая пояс, несколько секунд молчал.
– Даже если первое время обращать на них внимание, вскоре они станут не более заметными и живыми, чем картины на стенах, – объяснился я нехотя. – Не люблю, когда портреты смотрят в спину, а стены отращивают уши.
Фабиан, поджав губы, понимающе кивнул. Я продолжал ходить по комнате: заглянул в шкаф, распустил хвост и расчесал волосы, полюбовался свечением камней, что в солнечном свете сверкали на пальцах. Король стоял, наблюдая за мной, как затаившийся охотник за пасущимся олененком.
– Ответный вопрос?
Я резко остановился, окинув собеседника волной непонимания.
– Вы молчите, но будто потому, что не позволяете вопросу соскользнуть с губ, – играючи произнес он. – Прошу, говорите. Кретины из совета могут бояться меня сколько угодно, но знаменитому душегубу страшиться нечего.
– Какое самомнение, – протянул я, и король искренне рассмеялся, отчего его взгляд, однако, не стал менее требовательным. Как бы я ни пытался избежать продолжения разговора, он все еще ждал от меня вопроса. – Собрались на охоту?
Я указал на высокие сапоги, жадно обхватившие его икры, и Фабиан глубоко вздохнул, поняв, что провокация не привела к желаемому результату. Иногда мне казалось, что ему совершенно не было до меня дела – как и до того, за что он собирался мне платить, – но порой его интерес пылал ярче, чем следовало, и он отчаянно пытался узнать меня, прикрываясь внимательным отношением к особенному гостю. Я видел его открытую, светлую улыбку, но чувствовал совсем иное – то, как по коже карабкается липкий взгляд и в воздухе расползается черный туман замыслов, о которых король, вероятно, еще даже не подозревает.
– Нет, но дельце предстоит не менее грязное, – уже с меньшим энтузиазмом произнес он. – Я подожду в коридоре, но прошу поторопиться. Мы нашли место для вашей лаборатории.
Как я и ожидал, выделенная под опыты комната оказалась спрятана в одном из многочисленных ответвлений подземной сети тоннелей, но далеко уходить не пришлось – мы едва успели спуститься, как уже отыскали нужную дверь. Грязь, которую упомянул Фабиан и которую я счел фигурой речи, означавшей нечто бесчестное, оказалась вполне реальной. Неосторожно переступив порог, король увяз в ней по щиколотку. Помещение по размеру было вдвое меньше моей нынешней спальни, но это к лучшему. Лабораторию в Ателле я ненавидел именно из-за необходимости тратить драгоценные минуты на попытки отыскать ингредиенты на тянущихся к потолку стеллажах.
– Мы находимся прямо под кухней, поэтому не так давно здесь был потоп, – пояснил король, отступая в коридор. – Но неполадки устранены, и если вы сочтете это место подходящим, я пришлю людей разобраться с беспорядком.
Влажная почва забурлила, и облака зловонного пара взмыли в воздух, сначала скопившись в плотный шар, а затем пролетев над нашими головами, чтобы рассеяться в нескольких метрах от ближайшего поворота. Я ступил на ставшую твердой землю и взглянул на Фабиана из-под полуопущенных век, как делал он сам, когда был чем-то недоволен.
– Что ж, – невозмутимо пожал плечами он. – Забыл, что вы так умеете.
– Похоже, ваши представления о силах Верховных весьма скудны.
– Вещи тоже принесете сами?
– А вы хотите заменить мною всех слуг?
Усмехнувшись, Фабиан коротким движением зачесал волосы назад и зашагал по темным коридорам так быстро и бездумно, словно мог отыскать выход с закрытыми глазами. Я предпочел короткий путь и быстро скользнул в портал, едва услышав брошенное на прощание: «Увидимся за ужином».
Наши словесные перепалки забавляли меня ровно до тех пор, пока я не вспоминал, что именно кроется за непостоянством короля. Уверен, дамам он нравился – чередование обольстительной улыбки и холодного взгляда заставляло их думать, что лишь с ними строгий правитель может быть искренним. Но я знал, сколь опасной станет его любовь, когда он по-настоящему ее испытает.
Заветный день неумолимо близился, и я с головой зарылся в безуспешные попытки придумать, как сбить короля с намеченного судьбой курса. Искушение действовать быстро, беспроигрышно и неумолимо пожирало, но я выдерживал его натиск – в основном благодаря высокой вероятности еще большей неудачи. Прежде я не имел дел с обладателями божественной крови, как, впрочем, и не верил в их существование, а потому не мог предсказать реакцию солианского короля. Любое действие, будь то подмешанная в снадобье отрава или наложенное заклинание, могло обернуться преждевременным проявлением сил и приблизить конец всего живого, если совершить его необдуманно.
Холдену стоило поведать мне все, что он успел узнать при дворе переменчивого короля. Даже желая скрыть свои намерения от Гептагона, он знал, что мне не избежать его участи, – в конце концов, я оставался единственным, кто еще не попытал удачи, – и потому обязан был помочь.
Впрочем, удивляться не стоило: почти все Верховные вспоминали о заботе, лишь думая о самих себе, и ни за что не позволили бы другому присвоить свои заслуги. Разница состояла в том, что я не прикрывался показательной добродетелью, отполированной желанием казаться лучшим человеком, чем был на самом деле. Да и разве можно назвать нас людьми? Порой казалось, что сердце мое не билось, занимая место в груди лишь потому, что ждало, пока его кто-нибудь вырвет. Я не знал, что может заставить его очнуться от затянувшегося сна. Вещи, что я творил, ведомый жаждой денег и безразличием к чужим жизням, не вызывали у него никакой реакции. А учитывая все, что было известно о других чародеях, я не был в этом одинок.
И все же я пытался остановить солианского короля, хоть и не знал, делаю это лишь ради себя или нет.
День я провел за бесконечными скачками в пространстве. В путешествиях по миру, коих в моей жизни было немало, я успел побывать почти во всех королевствах. Пожалуй, моя слава забавным образом обошла только жителей Солианских островов, и потому в этих землях не находилось для меня заказов. Во всех прочих я бывал по несколько раз в год, и почти любое из них могло похвастаться определенным набором ценных ингредиентов. Бранхолл – сушеными скорпионами и отборными ядами, Офлен – чудодейственным порошком, получаемым из икры местных рыб, а Кетрингтон – целыми полями полезнейших трав. Ни одна лавка в мире не была способна собрать все необходимые компоненты, потому силы пришлось вычерпать до дна, и я едва сумел вернуться в Тэлфорд, избежав полного – и весьма унизительного – истощения магии.
Спустившись в подземелье, я обнаружил, что лабораторию привели в приличный вид: несколько стеллажей, длинный высокий стол, множество колб, ступок и даже крошечные бутылочки с пробками для готовых снадобий – в них я видел особое очарование. На стенах появились крупные грубоватые канделябры и подставки для факелов, если возникнет необходимость в более интенсивном источнике света. Разложив все приобретенное по местам – моя система хранения была отработана и выверена до мелочей, – я окинул комнату взглядом. Несмотря на то, что в ней появилась мебель, она все еще выглядела до безобразия пустой и бездушной. Я не ценил людские души по большей мере потому, что знал: у богачей они неизбежно гнили из-за жадности, а у бедняков – из-за зависти. Но места, лишенные свойственной лишь им атмосферы, никогда не бывали мне милы. Я приметил, где пустота особенно бросалась в глаза, и, собрав оставшиеся крупицы силы, расставил недостающие предметы: бутылки вина, свечи, книги и свитки, а также небрежно разбросанные нити золота и серебра. Металлы чудно смотрятся среди древностей и затхлости.
Кьяра, будучи одним из наставников, от которых невозможно скрыться, многократно упрекала меня в злоупотреблении бытовой магией. «Ею промышляют лишь глупцы и бездарности, – твердила она. – Неужто ты считаешь себя одним из них?» Однако ее провокации никогда не производили того эффекта, которого она так страстно добивалась. Я ни на мгновение не прекращал пользоваться тем, чем меня наградили усилия и пережитые страдания. Кьяру не беспокоило то, каким образом чародеям доставалась сила, – ее ученические времена давно перестали казаться реальными, безнадежно растворившись в мириадах воспоминаний, – а потому она не испытывала ни капли уважения к тем, кто пытался заполнить возникшую в душе дыру.
Смутные воспоминания о детстве, проведенном в стенах Ателлы, комом встали в горле, и я мучительно прокашлялся, прогоняя их.
Принявшись за составление снадобья, я почувствовал, как тьма прошлого постепенно высвобождает меня из объятий. Зельеварение всегда отвлекало от нежелательных мыслей. Средство от головной боли, которое я пообещал королю, было одним из простейших – его готовили даже лекари, заметно менее образованные, чем чародеи, – но я несколько изменил его формулу. Теория состояла в том, что головные боли солианского правителя не были следствием духоты, солнечного удара или чрезмерного увлечения вином, а происходили из куда более интересного источника – крупиц божественных сил. Свидетельства о потомках богов были редкими и, как мне кажется, преувеличенными, ибо всегда основывались на поверхностных представлениях о природе того или иного бога. Дальним родственникам Редрами приписывали фантастическое владение оружием, светящимся праведным огнем, Ороса – чарующий голос, заставляющий следовать их воле, Нетрикс – управление стихией воды, и прочие небылицы. Хоть я и не знал, к чьему роду принадлежал нынешний король Тэлфорда, но, какой бы силой ни обладал, он определенно подавлял ее.
Заклинаний, что я мог бы наложить на созданное снадобье, было два: для углубления сна божественных способностей или для их полного, взрывного пробуждения. Второй вариант манил, позволяя ускорить раскрытие мучившей меня тайны, однако первый давал не только возможность подумать над наилучшим методом борьбы с королем, но и вероятность завоевать его доверие. Проникнув в ближайший круг, куда он без малейших раздумий меня впускал, я обнаружу слабое место, удар по которому он не сумеет перенести.
Сверху послышался девятикратный звон колокола, и я, спрятав бутылек в карман брюк – на этот раз я учел солианскую погоду и ограничился лишь ими и приталенной бордовой рубашкой, – направился к выходу из подземелья. Король начинал ужинать ровно в девять.
Прибыв в столовую, я обнаружил ее удручающе пустующей. Еще мгновение, и я бы счел это глупой насмешкой, которая обернется не в пользу того, кто решил ее провернуть. Однако следом в нос ударила зловонная волна, что могла принадлежать лишь человеку, весь день проходившему в груде многослойных гвардейских доспехов, а секунду спустя образ дополнил тяжелый, грубый голос.
– Король принял решение провести сегодняшний вечер по-особенному, – прогремел он. – Позвольте отвести вас к нему, ваше сиятельство.
Я кивнул, с удивлением отметив, что стражник не принялся хватать меня за руки, как приговоренного к казни преступника. По крайней мере, у всех прочих это намерение либо выливалось в действие, либо отчетливо читалось в выражении лица.
Мы поднялись на третий этаж и, повернув в правое крыло, остановились около двери, ничуть не отличавшейся от остальных. Гвардеец приоткрыл ее, коротко поклонился и едва ли не бегом отправился к лестнице. Я мог поклясться, что видел, как тряслись его колени.
Покои короля оказались более просторными, чем мои, но мебель в них стояла та же, если не считать узкого книжного шкафа, покрытого толстым слоем пыли. Из интерьера выбивался лишь расположенный посреди комнаты круглый обеденный стол, предназначенный в лучшем случае для троих человек. На скатерти поблескивали два набора столовых приборов. За спиной короля, опираясь на колонну кровати, неподвижно стояла его изящная новообретенная тень, сверкающая золотыми узорами на лице.
– Можешь идти, Вивиан, – обратился к наемнице солианский правитель.
– Уверены? – усмехнулась она, с вызовом глядя мне в глаза. – Если кого и стоит бояться, то…
– Можешь идти.
Пожав плечами, Вив упорхнула из комнаты, по пути намеренно задев пальцами тыльную сторону моей ладони, из-за чего я непроизвольно вздрогнул.
– Как и всегда, – хмыкнул я, пытаясь скрыть реакцию. – Подозревающая.
– В этом и заключается ее работа. Присаживайтесь, Эгельдор.
Пока я устраивался за столом, укладывая салфетку на колени – отвратительное правило знати, ведущей себя как младенцы, – король услужливо наполнил мой бокал, лишь затем обслужив себя.
– Слышал, вы большой любитель вина, – произнес он, прорезая тишину чуть хриплым голосом. – Советую попробовать это. Выращено на юге Тэлфорда, в виноградниках, что мой дед засаживал лично.
– Тот самый, что был неприятным человеком?
– Но отличным виноделом.
Я поднес к носу бокал, полный янтарной жидкости, и наполнил легкие ее ароматом. Терпкий, вяжущий, искрящийся нотками абрикоса и печеного яблока. Кислота вкуса смягчалась оттенками меда и бисквита.
– Выдерживали с косточками и кожурой в глиняных сосудах? – уточнил я, покручивая бокал и направляя его на свет закатного солнца. – Слышал о такой технологии, но пробовать приходилось лишь однажды. Признаться честно, тот день я вспоминаю без удовольствия.
– Надеюсь, этот вечер произведет на вас лучшее впечатление.
Стол накрыли за минуты до моего появления, от некоторых угощений все еще шел пар. Все они представляли собой закуски, предшествующие основному блюду, и я переложил несколько рулетиков из овощей с молодым сыром на свою тарелку, попутно оглядывая обитель короля.
– Если вас интересует, почему я выбрал для ужина именно это место, то я решил, что это будет справедливо, – завел беседу король. – Раз уж я побывал в вашей спальне, стоило отплатить вам тем же.
– Тогда почему на вас столько одежды?
Он усмехнулся, чуть тряхнув головой, и несколько серебристых прядей упали на его лицо, скрывая взгляд, в котором я тщетно пытался что-либо разглядеть. Король невозмутимо наслаждался яствами, изредка поглядывая в сторону окна: закатное солнце, как и всегда, вырисовывало на небе чарующей красоты сюжеты. То, как легко он включался в разговор и следом тут же терял интерес, настораживало. Мне доводилось встречать толстосумов, внимание которых удерживать получалось лишь с помощью фокусов и похабных шуток, но Фабиан не был похож ни на одного из них. Я молчал, ожидая ответной колкости, но, опустошив бокал, сам нарушил затянувшуюся паузу.
– Я придумал ответный вопрос. Позволите?
– У вас удивительно дрянная реакция, – заметил король, прищурившись. – Воин из вас вышел бы никудышный.
– Именно поэтому я привык сражаться иначе, – ничуть не смутился я, наполняя бокалы. – Так позволите?
Фабиан думал над ответом неприлично долго, и я видел, как пляшут искры на дне его усталых глаз. Казалось, все в родном замке ему настолько наскучило, что в этой жизни он был счастлив моему прибытию – надеялся, что хоть кто-то сумеет ему возразить. Бояться его не было причин, и ничего в его поведении или чертах характера не указывало на тирана – по крайней мере без знаний о будущем, которых никто, помимо меня, не имел. И все же подданные испытывали искренний, неподдельный ужас лишь от мысли, что могли сделать что-то неугодное королю.
– Разумеется.
– Почему при дворе нет должности личного советника? – поинтересовался я, отправляя в рот несколько искрящихся рубиновым светом зерен граната. – Прежде я не встречал королей, что полагались лишь на себя. Советники, как правило, образованны и мудры, а в случае ошибки могут взять на себя часть вины, чтобы оправдать вас перед народом. Не иметь подобного человека неразумно.
– Не согласен, – отрезал он. Из его уст эти слова приобретали особенный вес. – Я способен самостоятельно отвечать за свои действия и их последствия. К тому же, как ни прискорбно признавать, в моих землях нет достойного человека для этой роли.
– Намерены ли вы рано или поздно отыскать его?
– Вероятно, уже отыскал.
Я скривился.
– Оговоренные условия не предусматривали помощи в управлении островами, – возразил я. – Лишь с виверной, обезумевшей после разлуки с потомством.
Король горделиво улыбнулся, как будто я, глупый и наивный, ожидаемо клюнул на его приманку. Он схватил с тарелки девять зерен граната. Их количество ничуть не заинтересовало бы меня, если бы он не отправлял их в рот по одной, испытывая мое терпение, и без того бывшее на пределе.
– Признаться честно, мне плевать на Ниррити, – беззаботно пожал плечами он. – Будет чудесно, если вы сумеете с ней справиться, но вырастить детенышей покладистыми куда легче, чем переубедить оскорбленную мать. Истинное намерение я скрыл под тонким слоем чернил.
– Мне вернуться за посланием, чтобы разглядеть его самому, или вы изволите объяснить?
– Разве не должны вы считать его без всяких слов?
Мои зубы едва не заскрипели от силы, с которой я сжимал челюсти, но, осушив очередной бокал, я натянул учтивую улыбку.
– Действую в ваших же интересах, – пояснил я. – Обычно людям не нравится, когда я лезу в их головы.
Король хмыкнул, будто это чувство было ему чуждо. От продолжения беседы нас отвлекли раскрывшиеся двери: слуги замелькали перед глазами, унося едва тронутые блюда и заменяя их новыми. Привычные для островов морепродукты здесь готовили множеством любопытных способов, чтобы знати не надоел знакомый вкус, но их разнообразие ничуть не интересовало главного представителя привередливых богачей – взгляд короля зацепился за блюдо из жареных в ароматном масле гребешков, и он, как голодное животное, едва не зашелся слюной.
Слуга принес три бутылки вина, на вид ничем друг от друга не отличающихся, и Фабиан, вновь с легкостью переключив внимание, со знанием дела рассказал мне о преимуществах того или иного сорта винограда и о том, с какой едой они лучше всего сочетаются. В результате он отказался от необходимости выбирать и приказал оставить все три, увеличив число бокалов на столе, чтобы я мог не только попробовать благородные напитки, но и сравнить их.
– Как по мне, к гребешкам лучше всего подходит это, – поделился мнением король, покручивая в руках бокал с полупрозрачным зелено-желтым вином, обладающим сильным цитрусовым ароматом. – Это блюдо – одно из моих любимых, но после него я всегда мучаюсь от чудовищной сыпи.
– Полагаю, избавить вас от этого неприятного симптома – еще одна из моих таинственных обязанностей?
– Если будете так добры, – кивнул он, после чего отправил в рот один из гребешков и с наслаждением прикрыл глаза. – Хоть я и не слышал, чтобы кто-то описывал вас этим словом.
– Поверьте, Фабиан, – я произнес его имя едва ли не по буквам, все еще с нежеланием привыкая к его звуку, – все, что вы обо мне слышали, – беспощадное преуменьшение. Особенно учитывая, что до недавних пор я никогда не бывал в ваших землях.
– И что же говорят там, где имели честь лицезреть необычного Верховного?
Казалось, король надеялся, что я поведаю ему о своих злодеяниях – расскажу заготовленную историю, лишающую смертных сна и спокойствия, и это предвкушение увлекало его. Лед его глаз будто таял под натиском пылающего интереса.
– Что угодно, но это никогда не касается чужих невест, – загадочно вздохнул я. – Вашей причиной обратиться к Гептагону стали опасения по поводу предстоящего брака?
Фабиан мгновенно помрачнел, и взгляд его потух, словно никогда прежде не зажигался. Он одним глотком опустошил бокал, а затем уставился на столь же безликое небо, ставшее однородно лиловым, как только солнце окончательно скрылось за городскими стенами. Мне хотелось схватить его за плечи и потрясти, чтобы он признался в горячих чувствах к невесте и не тратил время, которого у меня не было. Гнев вскипал, заставляя кровь приливать к лицу. Я почувствовал, как щеки покрываются румянцем. Пара движений пальцами – и холодный ветерок, взявшийся из ниоткуда, охладил мой пыл.
– Стал бы я тревожить Верховных, чтобы обольстить женщину?
– Тем не менее я в двух шагах от вашей постели, а вы все еще одеты лишь из-за упрямства, не давшего вам в полной мере выполнить свои же условия.
Взгляд короля прожигал во мне дыру, но полнился чувствами, отличными от моих. В нем плескались раздражение и нетерпимость, которые в отношении меня он, вероятно, зачастую сдерживал. Коснувшись салфеткой уголков губ, король бросил ее прямиком в тарелку, после чего встал с места и подошел к окну, принявшись настойчиво разглядывать выученный наизусть вид.
– Вам пора.
Каждое, даже самое мелкое, движение короля кричало о том, что он мечтал поскорее от меня избавиться, а потому, когда его приказ прорезал тишину, я уже вытаскивал из кармана бутылек со снадобьем.
– Если решитесь, примите это с утра.
– Зовете меня трусом? – без эмоций произнес король, не оборачиваясь.
– Доверяя мне свое здоровье, вы подвергаете себя небывалой опасности.
– Всякое начинание – риск, Эгельдор, – возразил он. – Я бы не покорил острова, если бы не умел просчитывать варианты развития событий.
Я взглянул на спину собеседника – широкую, спрятанную под легкой тканью, подвижную от глубокого дыхания – и возжелал вонзить в нее нож, ясно представляя, как плавно лезвие прорезает плоть, ставшую твердой и неподатливой за годы воинской славы.
– Спасибо за ужин, Фабиан.
Двери за спиной распахнулись. Стоящая в коридоре стража чуть погремела доспехами, но быстро пришла в себя, стараясь не выдать испуг. Встретив Вивиан, возвращавшуюся с кухни – крошки вокруг рта выразительно на это намекали, – я бросил на нее тяжелый взгляд.
– Ты права, – произнес я, завидев, как ее пухлые губы растягиваются в самодовольной улыбке. – Он невыносим.
Путь до моих покоев был коротким и все же показался наполненным чудовищно раздражающими мелочами. Смешок стражника за спиной, скрип ремней на одежде Вив, ветер, завывающий между неплотно уложенными камнями, – каждая мелочь выводила из себя, заставляя пальцы до боли сжиматься в кулаки. Я успел позабыть, что выманить мой гнев так просто. Многие десятилетия он спал в самой темной комнате сознания, вытесненный благоговением, что люди испытывали при упоминании Верховных, и их беспрекословным повиновением моей воле. Король Солианских островов, однако, испытывал меня. Его вежливость и щедрость оставались лишь звуками, слетающими с губ, и буквами, выведенными на бумаге, заставляя слова расходиться с делом.
Я подошел к хорошо знакомой двери, но не стал открывать ее – вместо этого шагнул через портал в таверну, вопреки возражениям Кьяры возведенную на окраине Ателлы. Чужаки, приехавшие, чтобы просить чародеев о помощи, находили там горячую еду, ученики школы – подработку, пока не имели права публично пользоваться магией, а я знал, что если захочу вновь сломать кому-нибудь нос, то найду за одним из столов того, кто неоднократно, хоть и без удовольствия, становился моей мишенью.
Отыскать в толпе короткие светлые волосы Холдена не составило труда: как и всегда, они были окружены множеством длинных локонов. Девушки из близлежащего Кетрингтона часто заглядывали в заведение, чтобы добиться заветного знакомства.
– И сложно было справиться с той… сущностью?
– Вы не поверите, миледи, – нарочито вежливо прошептал он, заставляя девушек приблизиться. – Но она сама забралась в мой сосуд.
Я не слышал начала разговора, однако миловидные лица его собеседниц приобрели столь похотливые выражения, что я поморщился, не желая представлять, аллюзией на какие сексуальные утехи могла быть эта фраза.
Завидев мой пышущий яростью лик, Холден вылил на девушек содержимое пинты в попытках встать с места.
– Что на этот раз? – измученно выдавил он. – Я не брал твоих снадобий!
– Ты…
Впрочем, мне нечего было ответить – в этом мире он не делал того, в чем я так отчаянно желал его обвинить, – но и пережить эту эмоцию самостоятельно я оказался не в силах. Новое тело было слабее, чем то, с каким я родился и в каком вырос, а потому я старательно избегал драк. Но низменное желание столкнуть костяшки с чьим-нибудь лицом все равно порой вспыхивало в венах, с бешеной скоростью растекаясь по телу.
Я испытал истинное наслаждение, когда из носа Холдена упало несколько алых капель, а его взгляд окрасился разрушительным чувством, подобным моему. Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Чародей бросился на меня с рыком, но я без труда увернулся; эль лишил его остатков ловкости, что еще можно было отыскать на трезвую голову. Лишь Холден был настолько прост и груб, чтобы продолжать драку на кулаках, когда под кожей искрится магия Верховного. И лишь я настолько нуждался в боли, чужой или собственной, чтобы привести себя в чувство. Лишь эти прикосновения мог вытерпеть.
Азарт сражения подогревали посетители таверны, хоть их невежество и манило меня обратить силу против них.
– За белобрысого!
– Так они оба…
– Ну тогда за длинного!
– По росту или по волосам?
– Ставлю ползолотого!
Холден тщетно пытался поймать меня, но я бесконечно уворачивался, выматывая громоздкое тело. Как только его дыхание стало частым и прерывистым, я направил кулак ему в живот, и чародей упал на колени, закашлявшись. Упоение от открывшегося вида переполняло душу, заставляя тьму в ней волноваться, грозя перелиться через край. Я гулко сглотнул и, взяв соперника за волосы, наклонился к его уху.
– Снова проиграл, – поддразнивал я, вдыхая стальные нотки крови, украшавшей его лицо. – И кому!
– Что тебе нужно, Эгельдор? – устало взмолился чародей. – Я надеялся, что мы не увидимся, пока солианский король не перестанет нуждаться в твоих услугах.
– Чтобы ты лучше выполнял свою работу.
Я резко отпустил его и, взглянув на недавно окружавших Холдена девушек, приветственно им поклонился. Кто-то из них пронзительно захохотал, а едва способный на связные предложения голос из-за спины торжествующе воскликнул: «Ха-а-а, выиграл!»
Холден не поднимался с колен, удивительным образом сдержав всплеск непонимания, очевидно возникшего после моего упрека. Однако открыв портал в покои на островах, я ощутил, как по спине, подобно змее, ползет холод предчувствия. Тело само шагнуло вправо, спасаясь от невидимой опасности. В мгновениях от левой руки пролетела сверкающая стрела: сгусток огненной магии добрался до замка династии Миррин, оставив на месте письменного стола пепелище и несколько жалких щепок. Я обернулся и, лишь на секунду задержавшись в таверне, пожал плечами.
– Нечестно играешь, обиженный.
– Беру пример с тебя, – проворчал Холден вслед.