Утро ознаменовалось страшной вонью – кого-то из жуликов, пытавшихся обобрать пьяных пассажиров, зарезали, подобно скоту. Отмывать внутренности, почти жарящиеся под палящим солнцем, экипаж не спешил, и я предпочел провести день в задней части корабля близ штурвала – благоволящий пути ветер дул в спину, унося прочь едкие ароматы.
После полудня на палубе наконец появилось сияющее золотыми узорами лицо. Увидев красочное зрелище, которое рано или поздно приковывало внимание всех пассажиров, Вивиан едва не лишилась чувств. Отыскав меня за спинами других скрывающихся от нечистот зевак, она приблизилась и с такой силой врезалась в борт, вдыхая свежий воздух, что едва не исполнила недавнее желание капитана.
– Разве наемным убийцам не приходится видеть подобное? – недоуменно поинтересовался я.
– Вонзить нож в сердце или всадить стрелу меж глаз – не то же самое, что раскидать кишки по всему кораблю! – поежилась она. – Надеюсь, Нетрикс не отправит к нам сирен, узнав, что здесь можно полакомиться мертвечиной.
Я усмехнулся. Обычно – особенно во время дальних путешествий – о морской богине говорили с куда большим почтением. Молодую девушку, потопившую корабль благодаря невероятной ненависти к укравшему ее жениху, считали покровительницей волн из-за безусловной власти, что она имела над моряками: голоса ее сирен сводили мужчин с ума, а штормы захлестывали громадные галеоны с той же легкостью, что и ракушки, втоптанные в песок на пляже. Находясь в пути, ей пели оды и приносили дары, а сетовать на ее поведение смели лишь добравшись до берега – там, где капли ее владений не сумеют добраться до недовольных.
Особо впечатлительным Нетрикс виделась сидящей на камне близ берега, с мертвенно бледной кожей, волосами из водорослей и одеждой из волн, но пока ни один из очевидцев не подтвердил, что в тот момент был трезв.
Как только шхуна причалила к берегу Тэлфорда – несмотря на два острова, встретившиеся чуть раньше, столичный удостаивался первой остановки, – люди засновали из стороны в сторону, подняв волну неясного беспокойства. Одни перетаскивали вещи с места на место, другие разбирались в порядке выплат карточных долгов, а третьи восторженно перекрикивались, указывая на приближающуюся сушу. Я отвлекся от случайной книги, найденной в выделенной мне каюте, и устало взглянул за борт.
И ничего не увидел.
Весь остров оказался обнесен стеной такой высоты, что все, что за ней виднелось, – солнцеобразный шпиль замка и цепляющиеся за него облака. Причал был вынесен за пределы королевства, но длившийся лишь сотню шагов пирс неизбежно утыкался в гладкую каменную кладку; никто не входил в город без ведома постовых. Впрочем, лишь безумец решился бы сделать это, зная, что за неприступным ограждением поселилось целое семейство виверн.
Учитывая всеобщее воодушевление, я остался в замешательстве. Стена внушала некое благоговение, но лишь пару мгновений, следом за которыми приходила куда более постоянная скука – в однообразном зрелище не было ничего привлекательного. Как только послышался стук борта о дерево причала, люди бурным потоком хлынули с корабля. Они не спешили к стенам, вместо этого столпились в середине причала, будто нашли слиток золота, замеченный задолго до схода на берег, и пытались разодрать его на тысячи мелких кусочков.
Мы с Вив переглянулись. Я не видел, чтобы прежде при ней были хоть какие-то вещи, но теперь она затягивала на бедрах многочисленные ремни с ножнами, отделами для дротиков и прочими убийственными аксессуарами. За ее спиной вырисовалась накидка из плотной темно-коричневой ткани – точь-в-точь такой же, как ее кожа, – и с золотыми узорами, напоминающими о том, что Вив почитала бога любви.
Почувствовав необъяснимую нужду тоже привести себя в порядок, я заправил волосы за уши, а затем, не дождавшись, когда попутчица закончит затянувшуюся подготовку, сошел с корабля.
Толпа начала стремительно редеть. Один за другим появлялись гвардейцы в полной экипировке, словно где-то на поле боя открылся портал, ведущий на тэлфордский причал. Выстроившись в шеренгу и перегородив нам путь, рыцари замерли. Я вскинул брови. Если моему присутствию не рады, можно было бы заявить об этом куда менее воинственно.
– Разойдись!
Стоящие посередине подданные столичного острова сделали шаг вперед и в сторону, образуя небольшой проход, и из-за их спин показалась массивная фигура местного правителя. Ростом он превосходил каждого из воинов, а лик его обрамляла густая копна серебристых волос, ослепительно сверкающих в свете солнца.
Не золото. Серебро.
Губы короля расплылись в пленительной улыбке, отчего и без того точеные черты стали острыми. Он глубоко поклонился, и я испытал прилив удовольствия: в том, что правители так почитали Верховных, было что-то до жути приятное.
– Рад приветствовать вас, госпожа Моро, – обратился он к выпорхнувшей вперед наемнице.
Вивиан присела в наигранном реверансе, ничуть не скрывая издевки.
– Я никогда не была госпожой, ваше величество.
– Как же прикажете вас называть?
– Учитывая сумму, что вы пообещали, можете звать даже словами, которые не принято произносить в приличном обществе.
Ее невинная провокация ничуть не смутила правителя, и он, коротким движением зачесав волосы назад, приглашающе указал в сторону городских ворот.
– Пожалуй, я выберу Вивиан.
– Как пожелаете, ваше величество, – кивнула наемница, следуя в указанном направлении. Проходя мимо нового господина, она на мгновение замедлилась и шепотом добавила: – Но у вас всегда есть возможность передумать.
Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза, и вместо этого плотно сжал губы. Манера флиртовать со всем, что движется, когда-нибудь сыграет с ней злую шутку.
Одного взгляда на короля оказалось достаточно, чтобы ощутить, как леденящий душу ужас вонзает в меня когти. Прежде я не робел ни перед кем, будь то превосходящие в размерах соперники или могущественные правители, способные, несмотря на отсутствие магических способностей, щелчком пальцев растереть меня в порошок. Но светло-голубые глаза этого человека напоминали о том, что мир может рухнуть в одночасье по воле одного лишь разбитого сердца, и это не добавляло желания находиться к нему так близко.
– Ваш приезд крайне польстил мне, – вновь склонил голову король. – Я смел лишь мечтать, что на мою просьбу откликнется кто-то из Верховных.
– Порой мечты имеют свойство сбываться, – холодно ответил я.
Интересно, другие члены Гептагона вели себя с ним иначе?
Король сделал еще несколько шагов вперед так, чтобы нас разделяло расстояние, равное вытянутой руке. Чуть красноватая от постоянного общества солнца кожа делала его похожим на драчуна, пропускающего одни и те же удары, однако массивные мозолистые руки говорили о весьма сносном навыке работы с мечом. Я чувствовал себя крошечным кустом в тени векового дерева, так сильно он нависал надо мной.
– Есть ли у вас особые предпочтения в том, как к вам обращаться? – ухмыльнулся он.
Король протянул мне раскрытую ладонь, и я, пожалев, что не надел перчатки, пожал ее. Плечи невольно содрогнулись.
– Просто Эгельдор.
– В таком случае, зовите меня Фабиан, – отозвался он, убирая руки за спину. – Титулы утомляют.
Я кивнул и, сделав вид, что заинтересован своими ножнами, поспешил отвести взгляд. Я так старательно избегал имени короля с момента возвращения, не произнося его ни вслух, ни в мыслях, что звук его отозвался неприятным всплеском холода, ручьем пробежавшего по спине. Я слышал его множество раз. Оно звучало в устах умирающих учеников, в испуганных криках глашатаев, въедалось в бумагу посланий и документов, а следом всегда шли кровь, боль и проклятия. Под ласковым тэлфордским солнцем, пусть и в окружении дюжины воинов, король не выглядел злодеем.
Однако именно это и пугало больше всего.
Впрочем, неужели мне не приходилось иметь дел с негодяями? Лишь они и бывали моими клиентами. Никто не звал печально известного Верховного ради добрых дел; его приглашали, чтобы оборвать жизнь, прервать беременность, разорвать нить обещаний и клятв, порой – чтобы оттянуть момент старения, но никогда – ради спасения души или успокоения совести. Люди не мечтали о жизни в божественном городе, ибо знали, что их грехи не смоет никакое покаяние. Чем от них отличался солианский король? Лишь тем, что мне известны грехи его будущего, но прошлые поступки покрыты тьмой тайны.
Не произнеся более ни звука, правитель островов развернулся и двинулся к городским воротам, и я, глубоко вздохнув и расправив плечи, последовал за ним. Охранники шли рядом, образуя для короля и его гостей коридор, защищающий их от восхищенных прохожих. Одна девушка, юная простолюдинка с грязными от сажи руками, так упорно пыталась дотянуться до правителя, что гвардеец без тени сожаления сбросил ее с причала. Никто не обратил на это внимания.
Тяжелые, высотой в четыре человеческих роста ворота распахнулись так легко и плавно, словно их мог сдвинуть с места даже порыв ветра. Взору открылся ничем не примечательный город. Я видел десятки, если не сотни таких же. Выложенные камнем дорожки: главная вела к дворцу, а остальные полнились многочисленными домиками, мастерскими, конюшнями и тавернами. Разноцветные крыши, расположенные, насколько я мог судить с земли, без какого-либо рисунка и логики, стояли едва ли не друг на друге, так что из окна одного дома можно было легко дотянуться до соседнего. Горожане этим, безусловно, пользовались: между домами тянулись веревки для сушки белья, которое в некоторых местах сменялось засоленной рыбой, а кое-где виднелись горизонтально уложенные лестницы с несложным механизмом и тележкой, позволяющей передавать вещи без необходимости спускаться.
Дворец тэлфордского правителя выглядел еще более несуразно, чем хаотично устроенный город. Казалось, будто каждый, кто когда-либо сидел на местном троне, считал своим долгом увеличить территорию обители вширь или ввысь. Разные цвета и фактуры камня значительно умаляли благородность, которой должно дышать подобное здание. Не говоря уже о том, что местные короли расходились в архитектурных предпочтениях. Нижний этаж выглядел строгим, имел простые формы, прямоугольные окна и состоял из крупных камней светло-серого цвета, уже успевших покрыться влажным отблеском мха. Второй этаж, очевидно, достраивался куда более тонким ценителем: мелкий темный камень, витражи, закругленные углы и заложенные основания для башен, которые при жизни ему, судя по всему, не удалось довести до конца. Все последующие правители изо всех сил старались внести свой вклад: повсюду виднелись словно случайно появившиеся пристройки и ряды камня. И лишь самый последний из них – полагаю, Фабиан или его отец – надстроил целых два этажа, увенчав свое произведение роскошным золотым шпилем. Впрочем, несмотря на нелепый вид, замок был весьма примечательной разновидностью памятника ушедшим королям.
На мгновение за обителью призраков прошлого мелькнуло скромное здание храма.
Задумавшись, я не заметил, как отклонился от заданного стражей курса и оказался на пятьдесят шагов правее входа во дворец.
– Как вам город? – прогремел король, обрушив тяжелую руку на мое плечо.
– Как и все прочие, – без энтузиазма ответил я.
– Полагаю, вас уже ничто не сумеет удивить.
Вивиан, как и всегда бесшумная, возникла передо мной и состроила гримасу, призванную, очевидно, спародировать мое выражение лица.
– Я хотел обсудить ваше жалование в замке, – продолжил король, решив не заострять внимание на жесте Вив. – Но если у вас есть желание прогуляться, то буду краток. Вивиан, вам, как и обещал, я буду платить по пятьдесят тысяч мирр.
– Ежегодно? – уточнила она.
– Ежемесячно.
Наемница даже не попыталась скрыть ликования.
– Гептагону я пообещал, что поддержу развитие Ателлы, но ничего не упомянул о жаловании для чародея, ведь не знал, чьей помощи меня удостоят, – объяснился король, повернувшись ко мне. – Тридцать тысяч мирр вас устроит?
Я хотел возмутиться, что труд Верховного не может стоить меньше, чем девчонки с парой кинжалов, но промолчал и кивнул. Если от мира останутся лишь руины, деньги мне будут ни к чему.
Получив подтверждение, король откланялся и пожелал нам приятного дня. Я смотрел ему в спину, чувствуя, как желание бросить в нее проклятие доходит до предела.
– Не кажется ли вам тщеславным называть валюту в честь себя, господин Миррин?
Фабиан остановился и отрепетированно развернулся на пятках.
– Так ее назвал мой дед. Его тщеславия хватит на многие поколения вперед.
– Доводилось слышать о нем. Еще жив?
– К счастью, давно стал кормом для червей, – невозмутимо улыбнулся он, а затем, заметив округлившиеся глаза проходившей мимо служанки, пожал плечами. – Неприятный был человек.
Вив окликнула меня, и я проследовал за ней на усаженную вишнями аллею, не попрощавшись с королем.
Люди не говорили о родных похожим образом, в особенности о находящихся во владениях Краарис. Богиня смерти не выносила плохих слов о тех, кого взяла под крыло, и непременно наказывала неугодных живых при помощи болезней или мора, как бы случайно заглянувшего на скотный двор. Ревностный палач с лицом добродушной старушки – так описывали облик небожительницы писания, сохранившиеся со времен ее жизни среди людей. Она ни мгновения не сомневалась, прежде чем снести голову с плеч, ибо видела, кто истинно нечестив.
Если король не боялся подобных слов даже в мимолетной беседе с малознакомым чародеем, то его родственную связь с богами стоило давно объявить безусловной истиной.
Вечером, когда я обошел лавки всех городских травников в надежде, что увижу в них хоть сколько-то стоящие ингредиенты, на одной из улиц меня поймал стражник. Он так поторапливал по пути в замок, что едва не касался коленом моего зада; я стерпел, но в деталях запомнил его безобразное лицо, чтобы в следующий раз высказать все проклятия, что тогда обжигали язык, молясь выбраться наружу.
Двери в зал совета распахнулись, и две дюжины лиц тут же нетерпеливо обратились ко мне.
– Вашим гвардейцам стоит поучиться манерам, – буркнул я.
Свободных мест за столом не оказалось, и я подошел к королю, встав по правую сторону от него; Вив, стоявшая напротив, едва сдержала смех при виде моего недовольного лица. Еще чуть-чуть, и моя благосклонность к юной южанке обратится немилостью. Терпеливость не была одним из моих пороков.
Фабиан, увлеченно перебиравший бумаги, удостоил меня ответом лишь спустя минуту в полной тишине:
– Любезность не входит в список их обязанностей.
Один из мужчин за длинным овальным столом заливисто засмеялся, следом – еще несколько, и так, пока каждый член совета не взорвался оглушительным хохотом. На лице короля, однако, не мелькнуло и тени улыбки. Вид его был напряженным, словно над ним нависло грозовое облако, готовое разразиться градом молний.
– Ваше чувство юмора, ваше величество, выше всяких похвал! – пытаясь отдышаться, заявил тучный мужчина.
– Не согласен, – отозвался Фабиан, не поднимая глаз. – Разве мы шутили, Эгельдор?
Я вздрогнул, не ожидав, что он обратится ко мне, но ни на миг не промедлил с ответом:
– Ничуть.
И без того краснокожий мужчина побагровел, и рука с платком, прежде усердно смахивающая пот со лба, обессиленно опустилась. В зале вновь повисла тяжелая, давящая тишина. Участники совета испуганно переглядывались, ожидая гнева правителя, но он лишь задумчиво замычал, проведя пером по вызвавшей сомнения строке.
– Гидеон, что это?
Худощавый, ссохшийся мужчина в очках оглушительно отодвинул стул и поспешил к правителю. Я сделал два шага назад, чтобы освободить для него место, но в знак благодарности казначей лишь неестественно быстро кивнул, взглянув на меня краем глаза. Фабиан указал на заинтересовавшую его цифру, и мужчина гулко сглотнул, очевидно, осознав свою вину.
– Проблемы со зрением – это серьезно, Гидеон, – медленно произнес король, поднимаясь на ноги. Взгляд, которым он одарил казначея, окончательно впечатал того в каменный пол. – Сходи к лекарю. А если снова ошибешься с расчетами, я лишу тебя глаз.
Старик едва сумел дождаться, пока правитель протянет ему бумаги, после чего дрожащими руками выхватил их и в ту же секунду исчез из виду. Фабиан положил ладони на стол, опираясь на него, и, каким бы исполинским ни был предмет мебели, я готов был поклясться, что на мгновение король, перевесив, оторвал его от пола.
– Прежде чем я отпущу вас, прошу, внимательно взгляните на людей за моей спиной, – медленно произнес король, не оборачиваясь. Все члены совета послушно вытянули шеи. – Я не нуждаюсь в толпе охраны, что вы мне навязали. Пусть остаются в замке. Их неуклюжесть лишь усугубит ситуацию, если опасность покушения действительно существует. Вивиан, – смакуя ее имя, протянул король, – стоит сотни облаченных в железо гвардейцев.
Наемница, довольная достойным представлением, игриво подкинула один из метательных ножей, болтающихся на поясе. Занеся руку за голову, она сделала вид, будто собирается бросить его, и тот краснокожий мужчина, что затеял смехотворный акт лести, гулко сглотнул. Взгляд Вив был прикован аккурат к артерии на его шее.
– К тому же опасность минует, как только разойдется слух, что при дворе Тэлфорда отныне служит один из Верховных. Найдя способ разобраться со взбесившейся виверной, остров станет не только неприступным, но и внушающим ужас тем, в чьих умах пробежит хоть мысль о его захвате.
Представление не показалось мне впечатляющим, и я создал иллюзию, развернувшуюся посреди стола. Выдумывать образы не пришлось – все их я видел в последние дни мира, который покинул, – но все же понадобилось исключить из них фигуру благородного правителя островов. В остальном все осталось прежним: мелькающие в небе виверны, искры алого пламени и трепет в глазах людей. Если не знать, что в самом деле происходит, зрелище может показаться весьма заманчивым.
Когда один из членов совета завизжал от метнувшейся в его сторону искры, я заставил иллюзию исчезнуть.
– Ваше сиятельство, это было… – Мужчина попытался скрыть испуг за выражением восторга, но напряженно сдвинутые брови предательски помешали актерской игре. – …Потрясающе!
Король обернулся, будто проверяя, как я отреагирую на высокопарное обращение. Я едва заметно кивнул, намекая, что за это не стоит никого наказывать. Когда-то в детстве я выдумал, будто был потерянным сыном графа, и эта фантазия шлейфом слухов проследовала за мной сквозь года. По крайней мере, так рассказывали – воспоминания давно перестали быть для меня ценной валютой, если не содержали текстов заклинаний или рецептов зелий.
Фабиан глубоко вздохнул и, рухнув в кресло, потер глаза костяшками пальцев.
– Прочь.
Советники, каждый из которых выглядел еще более жалким, чем предыдущий, засеменили к выходу из зала. Я дождался, пока тошнотворные ароматы их тел растворятся в горячем, маслянистом запахе свечей, и занял место, показавшееся мне наименее зловонным. Король был неподвижен, как древняя статуя – столь же мощный и безразличный, – и лишь глаза его беспорядочно двигались под кожей век.
– Ваше… Фабиан, – еле сумел выдавить я. – Подскажите, не найдется ли в замке свободной комнаты без окон? Многие ингредиенты для снадобий не любят солнечный свет, и…
– Прочь, – прорычал он.
– Позвольте, я…
– Убирайтесь. – Губы его двигались почти незаметно, как бы нехотя, но взрыв, произошедший внутри него, обдал меня жаркой волной недовольства. – Оба.
Мне хватило самообладания, чтобы сдержать гнев и в этот раз, но лишь потому, что я знал: испытывать благодушие солианского короля – плохая идея.
Тристрам наверняка с достоинством терпел его выходки, Холден пресмыкался, как делал это и с директором Ателлы, а Томико и Лорелея, скорее всего, очаровывали его, сами того не замечая… Я же не обладал ни одним из тех качеств, какими могли похвастаться другие чародеи.
Как бы я ни старался и что бы ни стояло на кону, терпеть неуважение было за пределами моих возможностей.