Потомок древних королей

Глава 18

Очнулась, как оказалось, через день с ночью. Открыла глаза, улыбнулась, увидев Таруса. Потом улыбка застыла на лице— вспомнилось все. Со страхом спрашивала взглядом — что, как, скольких потеряли? Он покачал головой — лицо уставшее, под карими глазами — темные провалы теней. Прямой нос, кажется, стал еще тоньше и длиннее… вымотался. И меня спас… Поблагодарила от всего сердца:

— Спасибо, Тарус, спасибо тебе.

— За что мне-то, Дарина? Это ты нас спасла. Всю себя отдала, прошла по краю. Не думал я, что ты так можешь… Опасная ты, стражница.

— Спасибо за то, что силой поделился. Что это было, Тарус? Они же послушались! Они же ушли?

— Ушли. Не знаю… не будем сейчас об этом. Ты многих спасла, да я еще восьмерых вытянул, а девятеро уже не встанут… Стас…Ты знаешь… к нам смена раньше пришла, хотя уже и не сильно нужно — отбились с твоей помощью. Говорят, что сейчас пойдем вдоль границы, до следующей крепости. Там поселение большое, как бы не было и там беды. Хоть и усилили их месяц назад. Тебя тут не оставим, возьму на коня к себе. За дневной переход оклемаешься. Вставай… попробуй потихоньку.

Встать я не успела. Открылась дверь и вошел Юрас, сел на край постели, взял за руку. Лицо тоже осунувшееся, повзрослевшее на годы… Сидел, смотрел с мукой в глазах. Я ответила спокойным взглядом. Выгорело все за те три ночи, кажется — и следа не осталось. Улыбнулась примирительно, а что нам делить?

— Я все знаю уже — Тарус рассказал. Жаль ребят. Ты иди, мы встать попробуем. Мне одеться нужно… Иди уже, Юрас, только задерживаешь.

Как вошел молча, как и вышел. Зачем приходил? Почему не оставит меня в покое, если не нужна? Мое спокойствие поколебалось, в груди стало тесно, распирало от непонятного чувства. Злилась, наверное. Зачем. Он. Приходил? А ведун покачал головой:

— Зря ты так с ним. Это его силой ты жива, а не моей. Почти не отходил от тебя, все…

— Поняла. Поблагодарю и его. А я думала — ты. Главное, что выжили. А кто кому — что считаться? Все свои, — старалась я говорить рассудительно и спокойно.

— Вижу, что говорить об этом не хочешь. А придется. Вы пара с ним, ты понимаешь, что это значит?

— Может быть… мне это все равно, — отрезала я, садясь в постели, — не зря же мне его со всеми тремя девицами показали в подробностях. Правда ту, что снял на посиделках, не видела. Да это уже и не важно.

— Почему не показала, что люб тебе?

— А кто тебе сказал, что он мне люб? Я только доверять училась, благодарность испытывала. Уважала, как хорошего командира, присматривалась. Нравился мне — да. А полюбить не успела, так что…

— Ты обрекаешь его на одиночество, ты знаешь это? И сама останешься, не узнав, как оно могло быть. Пара — это союз, одобренный Силами. Дети в нем сильные, умные, красивые. И любовь такая, что зависть берет. Я видел таких, знаю. Не всем пару дают, я вот свою так и не нашел.

— И я видела! — всерьез разозлилась я уже на него, — моего блудливого деда его пара вон выгнала. И не жалела никогда. А этот одинок не будет, за него не бойся. Сейчас дай только в столицу вернуться, там у него этих пар видимо-невидимо. Да и тут хватает. Сама видела. Выгорело, что и намечалось. Забудь, я больше не хочу говорить об этом! Вернусь вот, поеду коровам хвосты крутить, если подпустят к себе холодную лягушку.

— И это знаешь?

— Все я знаю! Показали не зря, видать, а чтобы предупредить. Ошибочка, мол, вышла. Так что Силы на меня не в обиде, ведун. Скажи своему другу, что сам сейчас слышал. Он мне командир пока, вот и все. Только поэтому и терпеть рядом буду. А я в столице себе тоже кого-нибудь найду, — понесло меня. Отчаянно захотелось сделать назло, чтобы ЕМУ так же, как мне тогда было. Может, поэтому и полезло из меня незнамо что: — Попробую — как это. Смотрелось заманчиво.

— Девочка, ты не такая, не нужно сейчас этого…

— Так смысл мне лягушкой холодной сидеть?

— А со мной не захочешь? — шевельнулся он навстречу.

— Могу! Бери! Только прямо сейчас бери или больше не предложу. Так ты ж не станешь — друг он тебе.

— А как же твоя любовь — крестьянин твой?

— Не дождался он меня… знаю как-то, — ответила, нервно скалясь, — вы, мужики, ждать не умеете! Как что-то там заболит, так сразу и «в гречку». А что нам болит — без внимания. Так что? Решайся, ведун. Пока я решилась.

— Сильно ты обижена… Пойми — он тебе не безразличен, раз чувствуешь такую обиду. Дай себе время и ему тоже, не спеши рубить с плеча. Ничего не нужно делать — просто подожди.

— Как хочешь. Тогда помоги одеться, лекарь, слаба я еще.

Откинула в сторону одеяло, потянула через голову пропотевшую сорочку, нарочно открываясь, отчаянно боясь оказаться не нужной никому, не желанной. Сидела, замирая, ждала… как поведет себя, что скажет? А ведун молчал и просто смотрел. На небольшую высокую грудь, на тонкий стан. На согнутую в колене длинную белую ногу. Дверь скрипнула, я не шелохнулась… Как во сне была, в каком-то оцепенении.

Знакомый воин стал в дверях — тот, который в столице чуть не зарубил меня саблей. Я медленно перевела взгляд на него, искала в его глазах то, в чем так нуждалась сейчас — находила. Сердце замерло…

— Нравлюсь? — спросила, глядя в полные восхищения серые глаза.

— Нравишься.

— Возьмешь за себя, воин? Верной женой тебе буду. Нетронутая я, не сомневайся.

— Возьму. Одевайся, милая. Ехать пора. На… прикройся…

Вынув из-под рубахи, бросил мне на колени женский плат… обручальный, знаковый. Я потрясенно смотрела на упавшую на колени ткань — тонкую, почти невесомую, драгоценную.

— Не в себе она сейчас, чуть не выгорела вся. Не слушайте, государь, пожалеет, как опомнится.

— Я сделаю все, чтобы не пожалела. Я жду. Выходи на двор.

Я одевалась… Слегка потряхивало от пережитого только что. Пошатывало от слабости. Силы небесные, что это было? Что на меня нашло, почему, зачем? Какой государь? У меня одежда богаче. Старший командир? Кто у нас главный над отрядами, как называют его? Спешила — меня ждали на улице. Вышла, осмотрелась. Юрас стоял перед тем воином, сжав кулаки. Оглянулись на меня:

— Подойди, Дарина. Он говорит — ты пара его. Что скажешь?

— Не знаю… он наговорит, слушайте больше. Он тут баб таскал — каждую ночь новую. Напоказ уходил и приходил утром. Про пару не знаю — я в них вообще не верю… Но, вроде, с парой так себя не ведут? Верно?

Юрас шагнул, заглядывая с мукой в мои глаза, отчаянно заговорил, приподнимая просящее руки: — Даринка, подожди, остынь… Прошу, только не руби с плеча, не надо… Хоть отложи на время. На малое время, милая. Мы душами с тобой обнимались, ты вспомнишь.

Всплывал в моей памяти очередной кусок того видения, проходил сейчас перед глазами. И сеча та кровавая снилась тогда — что была уже. Сердце замирало… и только одно сейчас было важно — кто из них возьмет на коня, даст тот желанный приют в своих руках — и телу, и душе?

— Я такого не помню, прости, командир. Скорее всего, и ты ошибся. Мы не целовались с тобой — я жизнь из тебя пила. Там не только звезды — искры из глаз сыпонут. А уж темнота и тишина точно обеспечены.

— Девочка, подумай хорошо. Я ведь за тобой ехал. С той еще поры забыть не могу. Если сейчас согласишься — назад дороги не будет. В тебе обида говорит… сейчас еще отпущу, потом — не смогу, — тяжело ронял слова тот воин.

— Да ты и сам передумаешь, как узнаешь все обо мне. Расскажу про себя — перепугаешься. Тут такое вылезло… — усмехнулась невесело.

Хорошо хоть плат спрятала, на плечи не набросила… вдруг и правда — сам от меня откажется?

Тот воин взял меня на коня. Просто подъехал, набросил на плечи свой плащ. А потом подхватил, не спрашивая, усадил перед собой, намостив перед этим и притянув к седлу одеяло. Укутал, обнял, повез…

А мне нужно было выговориться. И я рассказала ему все про свою семью… бабушку, маму, Милку. И про прабабку суккубу, чей дар во мне, похоже, пробудился. И что мне с этим делать — ума не приложу. Вроде нехорошее что-то в этом даре, а что — и не знаю. Пока ехали, размышляла вслух о том, как случилось все в той битве и что бы это значило? На что это похоже и повторится ли, если что? Он ничего не смог мне на это ответить, только обещал узнать, разобраться. Я верила ему, почему — не знала сама. И согласилась уехать с ним туда, куда позовет. Сама не понимала — что творю? Прошел ведь уже тот отчаянный запал, успокоилась…, мыслить стала разумно. Почему не боюсь, что потом пожалею? Рассматривала вблизи ровный нос, седые виски, твердый упрямый подбородок с ямочкой от шрама — жесткое, волевое лицо. Серые глаза, короткие русые волосы. Не красавец, но смотреть на него приятно.

— Нравлюсь? — улыбнулся он, опуская взгляд.

— Нравишься… Сколько тебе лет? А зовут как?

— Со вчерашнего дня пятый десяток пошел. Зовут Владисласом.

— Не скажешь, что сорок… Ты был женат? Дети есть?

— Был. Вдовый. Детей Силы не дали.

Провела рукой по чуть колючей щеке, пожалела по-женски…

— Я тебе рожу. Хочешь? Мальчика и девочку.

— Кто ж не захочет? На руках носить тебя стану, милая. Не будешь больше рисковать собой. Обидеть не дам никому… Дам тебе время — думай до возвращения. Когда к столице подъедем, скажешь, что решила. Ты не спеши… я пойму, если передумаешь. Для меня важно, чтобы не сгоряча ты решала, не с отчаянья. Засыпай, маленькая, я же вижу — носом клюешь. Удержу тебя… не бойся.

Обнимал бережно, смотрел с нежностью… Сейчас опять сбывалось то, что было мне назначено. И так же, как в том видении, грелась сейчас моя душа возле его души. Замирала в надежде…