Потайной ход

Глава 16

Мы молча вымыли тарелки в ручье неподалеку от нашей стоянки. Я даже не побрился: уверенность, что нас разыскивают, навела на мысль: усы, выросшие за несколько дней, будут не бесполезны. Джейн смотрела на мою щетину, как старший сержант на рядового: бровь приподнята и губы сжаты. Мы оседлали лошадей, упаковали пожитки и тронулись в путь.

Было чудесное утро: голубое небо, прохладный воздух, зеленая трава, красивейшие рощи, какие могут быть только в Австралии. В загонах паслись овцы, лошади... И никто не обращал на нас никакого внимания. В одном из загонов находился огромный рыжий бык. Джейн сказала:

— Он мне напоминает...

— Что?

— Сталина, — сказала Джейн. — Большой и красный.

— Наверное, ты правильно его представляешь, — ответил я.

В этот момент мы были так далеко от Сталина, как только возможно: сорок лет, шестнадцать тысяч километров, два океана и два или три поколения.

— Боже мой, ведь можно прочертить прямую линию от короля Приама и осады Трои к Гитлеру в Берлине и Сталину в Москве, а из Москвы — к Питеркину в Олбани, а потом — ко мне!

— К нам, — твердо возразила Джейн. — У меня есть лист.

— Где он?

— В безопасности в аэропорту Перта.

— Хорошо. Итак, все произошло следующим образом: поправь меня, если что-нибудь не так. Господин Шлиман сокровища выкопал. Он — немец. После того, как совершил этот пиратский поступок и вывез все из Турции...

— Греции...

— Микены в Греции? Ну, хорошо. Найденные сокровища отправляются в музей или музеи, где остаются до прихода Гитлера, а потом переносятся в надежное место, но его разрушают. Согласна?

— Продолжай.

— Пришел миллион русских, с ними — пушки, танки, самолеты. С тех пор прошло сорок лет. До нас. Мы знаем о Шлимане и его открытиях, так? Мы знаем о берлинских музеях?

— Да.

— Следовательно, все это факты. Мне кажется безумием, что все эти бесценные сокровища перенесли в Тиргартен, ведь каким бы это место ни казалось неприступным, город день и ночь бомбили. Я имею в виду, что эта мера предосторожности не была разумной.

— Гитлер не имел дела со страховыми компаниями, — сказала Джейн.

— Но я имел с ними дело, Джейн. Я знаю.

Она вздохнула.

— Думаю, государство отвечало за это. Как с кораблями или банками.

— А кто сообщил тебе об этой цитадели?

— Дама из Британского музея.

— Как факт?

— Я спросила. Это установлено точно, вот что она сказала. В той цитадели глубокие подвалы, но верхняя часть была полностью разрушена.

Я сказал:

— Послушай. Во время бомбежек начались пожары и разрушения, охотники за сувенирами воспользовались этим. Потом пришли русские друзья, и среди тех, кто разыскивал специалистов по ракетам и военных преступников, был некто, охотившийся за сокровищами Шлимана.

— И нашел их и доставил своему боссу! — Глаза Джейн сверкали. — И это был человек, у которого Питеркин украл их.

— Подожди, Джейн. Красная Армия в Берлине. Этот человек знает, где искать, и находит древние сокровища. Или их часть. Что он делает? Летит первым самолетом к Сталину? Или не к нему? Это твой мир, ты лучше его знаешь. «Пожалуйста, сэр, могу ли я поговорить с полковником или с кем-нибудь еще?»

Джейн сказала:

— Может быть, это и был полковник.

— Как я понимаю, это был даже генерал. Железный человек. Маршал Конев. Он брал Берлин. Он знал, он должен был так или иначе знать об этом.

— Почему?

— Потому что ему важно угодить кровавому тирану.

Джейн покачала головой:

— Это не выдерживает никакой критики, Джон. Везде были политические комиссары. Один из них мог сам решить так, как считал нужным, вместе с маршалом или без него.

— Я хочу понять, каким образом листья попали в Кремль, поскольку очевидно, что они оказались там. Если Сталин послал специального комиссара, о котором ты говоришь, тогда справедливо предположить, что он разбирался в археологии. Если бы ему понадобилось просто золото, он и так мог бы иметь его сколько угодно. Потому что Россия — крупный производитель золота.

— Что ты хочешь этим сказать, Джон?

— Листья найдены в руинах, доставлены маршалу Коневу или кому-нибудь другому того же ранга, а затем подарены Сталину, который хранил их не потому, что они золотые или древние, а как напоминание о том, что он сделал с Берлином, с Германией, с Гитлером.

— Ну, хорошо. Ты выслушал меня, теперь я слушаю тебя. Но какое это имеет значение?

— Я читал о Кремле. Я видел фильм. Кремль набит сокровищами царей и Бог знает чем еще. Но эти листья хранились в особом месте, не так ли? Питеркин ночью, когда убегал, не набил себе полные карманы листьями, зная, что Сталин убьет его за одно то, что ему известно о мокрой шинели.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Когда Питеркин поехал экскурсантом в Россию, он знал, как проникнуть в бывшее жилище Сталина.

— Думаешь, его сохранили таким, каким оно было при жизни вождя?

— Сохранили же квартиру Ленина! Почему не сделать то же для Сталина? Нет, черт побери, она должна быть сохранена! Нелепо думать иначе. Несколько лет назад Питеркин был в России, разыскал вход, через который когда-то вошел, и проник туда, а когда вышел, в его карманах было несколько безделушек. По крайней мере, один лист, потому что пока найден лишь один, но возможно, он вынес несколько.

Мы ехали молча. Немного погодя Джейн сказала:

— Но ведь Сергею нужен не золотой лист из Микен? И этой Гундерссон...

— Или тем проклятым американцам в Англии. Нет. Есть еще твой отвратительный товарищ по работе, Руперт. Хотя я не уверен, что американцы или англичане знают, за чем охотятся. Они видят, русские что-то ищут, и они из принципа решают заняться тем же.

— Холодная война окончена, Джон!

— Но история продолжается, — возразил я. — Не забывай, сколько лет Кремлю. Семь, восемь веков? Это крепость. Сколько тиранов она приютила? Дюжины. Сейчас ты можешь сказать, что все окончено. Но побьешься ли об заклад? Может появиться еще один тиран. Через десятилетие, через пять десятилетий, через сто лет?

— Но, Джон, Советский Союз распадается! Пройдет немного времени, и будет дюжина независимых государств.

— Которые начнут сражаться друг с другом, — добавил я. — Может быть, произойдет то же самое, что и на Балканах. Или как было несколько веков назад, когда Россию окружали враждебные племена. О Господи! Не говоря уж о Золотой Орде! Теперь русские на танках, а не на лошадях. Ты знаешь, что сделал Сталин?

Она повернула голову и улыбнулась мне.

— Да, я знаю, что он сделал. Сталин пробил кремлевские стены.

— И?..

— Что-нибудь еще?

— И оставил их пробитыми! Питеркин вошел. Это мог сделать и любой другой — шпион, убийца. И это могло произойти в том году, в следующем, когда-нибудь или никогда. Питеркин был всегда прав. Тайна, которой он обладал, несет смерть. Представь, если бы Центральное разведывательное управление, скажем, в 1951 году, когда русские занимались изготовлением первых ядерных бомб, могло представить себе, что можно послать убийцу прямо в квартиру Сталина!

Джейн все еще улыбалась. Я сказал:

— Нечего усмехаться! Питеркин хранил свою тайну до самой смерти и не собирался открывать ее даже своей дочери. Но он открыл ее мне, чтоб его разорвало!

— Нам, — опять поправила она.

Я совершенно не понимал, почему мы оба улыбаемся. Нет, знал, чему улыбаюсь я. Мне было приятно, что поделился тайной с Джейн, потому что это сближало нас. На мой взгляд, недостаточно, но все же... По этой причине я и улыбался. Но о том, что вызывало улыбку Джейн, я не имел представления. Возможно, чувство безопасности, которое возникло на этой чудесной земле, почти не обжитой человеком.

Несколькими часами позже во время ленча Джейн сказала:

— Мы можем спастись.

— Как ты думаешь поступить?

— Все, что нам нужно сделать, — заявила она, — это рассказать им все, что мы знаем.

— Они не поверят. Такие люди всегда думают, есть что-то еще.

— Да, но... мы ничего больше не знаем. Никто из нас. Но тебе известно, где можно все выяснить.

— У меня есть ключ, оставленный Питеркином. Если я смогу отгадать эту загадку...

— Если мы сможем отгадать ее.

— Чудесно! Если мы сможем, мы узнаем, что скрывал Питеркин...

— И только тогда мы откроем большую тайну, — сказала она. — Следовательно, нужно дать им ключ, указать на него. Позволь им его найти. И станет достаточно ясно, что мы ничего не знаем. Тогда мы окажемся в безопасности и не понадобится больше быть хранителями всего этого ужаса. Свобода!

— Ура!

Поев, мы продолжили путь, спокойно размышляя. Лично я уже начинал уставать от верховой езды. Не знаю, как Джейн, но спросить ее было неудобно. Я думал: все, что она сказала, было в основном верно, но, чтобы получить пулю в спину, нам не нужно знать все. Часто даже малого знания бывает достаточно для этого, а мы знали больше, чем немного. Мы знали, что в Кремле есть секретная дверь. Мы могли не знать и действительно не знали, где она находится, но знали, где это можно выяснить. Совершенно достаточно, чтобы смерть была единственной гарантией нашего молчания.

Я высказал все это вечером.

Джейн выслушала, а немного подумав, сказала:

— Есть еще клятва.

— Ее величеству?

— Да, она. Джон, что же мы будем делать?

Я ответил:

— Есть только один способ отделаться от этого.

— Кому-нибудь все передать? Нашей стороне, а не их?

— Что-то в этом роде.

— Тогда пойдем дальше. Постараемся получить информацию. И прежде, чем ты спросишь: «Кто мы?», я отвечу: «Британия и Австралия».

— Джейн, ты знаешь, кто я?

Она усмехнулась:

— Более или менее. Тебе нужно, чтобы я описала детально?

— Я — орудие в руках Питеркина. Я был его адвокатом. Может быть, им и остался. Но в действительности я его агент. Я взял деньги, чтобы сделать то, что он хотел, чтобы я сделал. Я должен подумать, чего же он хотел.

— Ну, и что ты думаешь? В общем-то, мы — две части одной и той же страны. Если оба наших правительства получат информацию, я не вижу, почему Питеркин возражал бы против этого. В конце концов, Британия приютила его, когда он был беженцем.

Мы посмотрели друг на друга. Мы уже не улыбались. Эта сельская идиллия была приятна, и я хотел, чтобы она длилась вечно. Но это было невозможно... Люди, которые стремились заполучить тайну в свои руки, все еще продолжали нас искать.

Но Джейн была права, и теперь она сказала:

— Что мы, в конце концов, ищем? Какой указатель оставил нам Питеркин и где мы можем найти его?

— В Олбани, — ответил я. — И все, что мы имеем, — это два слова: одно — «толкай», другое — «тяни».