Потаенное нслаждение (ЛП)

Глава 2

— Заказы готовы.

Даника Форд поймала две исходящие паром тарелки, что скользнули вдоль серебристого стола. На одной лежал пышный гамбургер с кольцами лука. На другой — чили-дог с двойным сыром. Обе до краев были усыпаны грозящим инфарктом картофелем-фри и распространяли аромат, от которого у нее текли слюнки, а в животе урчало.

Последней ее едой был сэндвич вчера перед сном. Хлеб был с корочкой, а мясо хорошо прожаренным. Она бы заплатила любые деньги тогда за еще один такой же сэндвич. Если бы у нее были эти деньги, вот так-то.

Еще три часа до завершения ее смены, и тогда она опять сможет поесть. Три часа на подгибающихся ногах, с ломотой в спине и дрожью в руках.

«Не будь принцессой. Выше нос. Ты — Форд. Созданная быть сильной и тра-тра-та в этом же духе».

Невзирая на бравую болтовню, ее взгляд упал на тарелки. Она облизала губы. Может один укус. Какой от этого вред? Никто не узнает.

Рука поднялась прежде, чем она успела остановить ее, пальцы дотянулись…

— Полагаю, она крадет мой картофель, — послышался мужской шепот.

Другой шепотом ответил:

— Чего ты ожидал от такой, как она?

Даника замерла. На миг ее аппетит был забыт и шквал из миллиона эмоций пронесся в груди. Печаль, огорчение и стыд возглавляли колону.

«Вот во что превратилась моя жизнь? я скатилась за одну мрачную ночь т оберегаемой дочери до беглянки. От уважаемой художницы — до подбирающей чужие тарелки официантки»

— Хотел бы сказать, что удивлен, но…

— Проверь бумажник перед выходом.

Стыд опередил все остальные чувства. Ей не надо было видеть мужчин, чтобы знать, что они смотрят на нее тяжелыми, осуждающими взглядами. Они трижды приходили поесть в «Энрике» и все три раза она задавали ее самоуважению хорошую трепку. Это тоже было странно. Они никогда не произносили грубостей, всегда улыбались и благодарили ее, но не могли скрыть отвращения, что светилось в их глазах.

Она прозвала их Братцы-Птенчики, так сильно ей хотелось щелчком по клюву послать их прочь.

«Не привлекай внимания», — напомнил ее здравый смысл.

Три дня — единственно правило, что осталось в ее жизни.

— Лучше бы мне больше не заставать тебя за кражей еды снова, — рявкнул ее босс. Энрике был хозяином и поваром одновременно. — Поторапливайся. Их еда стынет.

— Вообще-то, она слишком горячая. Они могут обжечься и подать в суд.

Тарелки казались неприлично теплыми в сравнении с ее холодной кожей, что не могла согреться уже много недель. Даже сейчас, в разгар смены, на ней был свитер, купленный за 3,99 доллара в комиссионке на этой улице. Но к ее ужасу жар от тарелок никогда не пробирался внутрь нее.

Нечто хорошее обязательно случится вскоре. Разве добро и зло не должны уравновешивать друг друга? Некогда она так думала. Верила, что счастье поджидает ее за углом. К сожалению, теперь Даника поумнела.

Позади нее, мимо окон, что дразнились зрелищем клокочущей ночной жизни Лос-Анджелеса, мелькали машины и шагали люди, беззаботные и хохочущие. Не так давно, она была одной из них.

Даника пошла сюда, работая как можно больше часов, потому что Энрике платил ей в конверте, не требуя номера социального страхования. Наличка, никаких издержек на налоги. Она могла исчезнуть в два счета.

Жила ли так же ее мать? Ее сестра? Ее бабушка — если она вообще еще была жива?

Два месяца назад, их четверка решила совершить поездку в Будапешт, любимый город дедушки. Волшебный, как он всегда утверждал. После его смерти, они решили так почтить его память и наконец-то попрощаться.

Самая. Большая. Ошибка.

Вскоре они оказались в плену. Похищены чудовищами. Настоящими, чтоб-я-здохла-если-вру монстрами. Созданиями, отсутствие которых в своем шкафу проверял Бабай перед тем, как осмелиться лечь спать. Созданиями, что порой выглядели по-человечески, а порой — нет. Зачастую Даника мельком замечала клыки, когти и костяные маски-черепа проступающие под их людскими обличьями.

В один удачный момент они с семьей были спасены. Но ее снова захватили, только для того, чтобы отпустить, не причинив вреда. Чтобы предупредить: беги, прячься. Вскоре на вас начнется охота. Если вас найдут, ты и твоя семья умрете.

Итак, им пришлось бежать. Они разделились в надежде, что так их будет труднее отыскать. Они прятались, теперь тени стали их лучшими друзьями. Сначала Даника отправилась в Нью-Йорк, никогда не засыпающий город, пыталась затеряться в толпе. Каким-то образом монстры отыскали ее. Опять. Но она опять сумела сбежать, без передышки добраться до Лос-Анджелеса, ежедневно зарабатывая деньги на жизнь и оплату уроков самозащиты.

Сначала она каждый день поддерживала связь с семьей по телефону. Первой умолкла бабушка. Ее звонки просто оборвались.

Неужели ее отыскали монстры? Убили?

В последний раз она сообщила, что приехала в маленький городок в Оклахоме. Там у нее были друзья, хотя ей и не стоило направляться в знакомые места, но в ее возрасте трудно быть в бегах. И даже те ее друзья не получали от нее весточки уже много недель; бабуля Мэллори пошла на рынок и просто не вернулась.

Мысли о любимой бабуле и той боли, что ей, возможно, пришлось испытать, порождали печаль и тоску в груди Даники. Она не могла позвонить матери или сестре, чтобы расспросить о новостях. Они тоже перестали выходить на связь. Для общей безопасности, как сказала мама во время их последнего разговора. Звонки могли отслеживать, телефоны изъять и использовать против них.

Глаза обожгли слезы, а подбородок задрожал.

«Нет. Нет! Что ты творишь?»

Сейчас не время думать о своей семье. Эти «а вдруг» парализуют ее.

— Ты тратишь зря время, — сказал Энрике, вытягивая ее из мрачных раздумий. — Встряхнись, как я тебя просил. Твои клиенты ждут и если они откажутся от остывшей еды, за нее придется платить тебе.

Ей хотелось запустить тарелками в него — «не привлекать внимание!» вопил глас разума — потому она только улыбнулась и развернулась на пятках. Вздернув подбородок и выпрямив спину, она прошагала к столику с чувством страха, сгущающегося в животе. Мужчины одаривали ее своими тяжелыми взглядами. Они явно принадлежали к среднему классу, судя по недорогой одежде и обычным стрижкам. Загар говорил о том, что они могли быть строителями. Если так, то они не пришли прямо с работы, поскольку их джинсы и рубашки были чисты, без пятен.

Один держал во рту зубочистку и перекатывал ее во рту из угла в угол, движения его убыстрялись по мере ее приближения. Руки девушки тряслись от усталости, но она сумела поставить тарелку перед каждым мужчиной, не перевернув еду им на колени. Прядь темных волос выбилась из заколки и упала ей на висок.

Освободив наконец-то руки, она заложила ее за ухо.

ДБ — до Будапешта — у нее были длинные светлые волосы.

ПБ — после Будапешта — она обрезала их до плеч и выкрасила в черный цвет, чтобы изменить свою внешность. Еще одно преступление на счету монстров.

— Извините за картофель, — несмотря на их явное презрение к ней, мужчины щедро раздавали чаевые. — Я не пыталась его съесть, а просто поправляла, чтоб не упал.

Лгунья. Господи, она ведь никогда не врала.

— Не волнуйся об этом, — сказал Птенчик № 1, не в силах скрыть нотки раздражения в голосе.

«Не отсылайте еду. Пожалуйста, не отсылайте еду».

Она не может позволить себе платить за это.

— Могу я принести Вам что-то еще?

Их чашки были почти полными, так что она оставила их на месте.

— Все в порядке, — ответил Птенчик № 2.

Опять же достаточно вежливые были произнесены злым тоном. Мужчина прикрыл колено одной из бумажных салфеток. Девушка рассмотрела маленькую цифру восемь, наколотую на его запястье. Удивительно. Если б ей предложили заклад, то она поставила бы большие деньги на то, что на спине его красовалась темноволосая красотка с окровавленным кинжалом.

— Что ж, позовете, если что-то понадобиться, — она заставила себя улыбнуться, понимая, что напоминает, скорее всего, оскаленного волка. — Надеюсь, еда принесет Вам удовольствие.

Она уже собиралась отойти, когда Птенчик № 2 внезапно спросил:

— Когда у тебя перерыв?

Ох, теперь-то что? Он желает знать, когда у нее перерыв? Зачем? Она сомневалась, что он спрашивает из романтических побуждений, поскольку он по-прежнему взирал на нее с неприкрытым отвращением.

— У меня его нет.

Он запустил картошку в рот, пережевал, затем облизал жирные губы.

— Как насчет того, чтобы взять перерыв сегодня?

— Извините. Не могу, — продолжай улыбаться. — Меня ждут за другими столиками.

Ей стоило добавить: возможно, в другой раз. Поощрение могло смягчить его и увеличить чаевые. Но слова застряли в горле твердым комком.

Уходи, уходи, уходи.

Разворот. Они исчезли из поля зрения. Ее улыбка — пропала. Шесть быстрых шагов и она оказалась рядом с Джилли, второй официанткой из сегодняшней смены, которая стояла у прилавка с напитками, наполняя три пластиковых стакана различными напитками. Хотя Даника должна была проверить как там ее клиенты — этой отговоркой она воспользовалась секундой раньше — на самой деле ей нужна была минутка, чтобы собраться с силами.

— Господи помоги, — пробормотала она.

Оперлась руками о решетку и подалась вперед, пригнув одно колено. Благо, часть стены закрывала ее от взглядов посетителей.

— Он не поможет, — Джилли, шестнадцатилетняя беглянка — восемнадцатилетняя в том случае, если кто будет интересоваться — сочувственно глянула на Данику. Обе они работали по четырнадцать часов в день. — Думаю, он уже махнул на нас рукой.

Подобный пессимизм не подходил столь юной особе.

— Я отказываюсь верить этому, — должно быть, ложь стала второй ее натурой. Даника также не была уверена, что Богу есть до нее дело. — Нечто чудесное может быть совсем рядом.

Ага. Чистая правда.

— Что ж, мое «нечто чудесное» — это то, что Братцы-Птенчики опять уселись за твоим столиком.

— Кого ты обманываешь? Они улыбаются тебе так, словно ты Сахарная Фея, а на меня зыркают точно я злая колдунья Гингема. Не понимаю, что такого я им сделала, и почему они снова и снова приходят ко мне.

Когда они пришли во второй раз, она опасалась, что они намеренны опять втянуть ее в тот кошмар, от которого она едва сбежала. Однако они никогда не выказывали демонических черт, потому, в конечном счете, девушка расслабилась.

Джилли рассмеялась.

— Хочешь, чтобы я вышвырнула их отсюда?

— Нет, Джилли, это будет плохая пародия. К тому же это уголовно наказуемый проступок, а наручники тебе вряд ли пойдут.

Улыбка девушки медленно увяла.

— Будто я сама не знаю, — пробормотала она.

Часть Даники порывалась сказать, чтобы она отправлялась домой; совместное проживание с матерью не могло быть таким уж кошмарным. Другая часть признавала, что жизнь с матерью Джилли действительно могла быть ужасной. Страшные вещи, которые Даника наблюдала на этих темных улицах за столь короткое время… женщины с потухшим взглядом, продающие свое тело. Драки. Передозировки наркотиками. Должно быть, мать Джили сотворила нечто более жестокое, раз ее дочь-подросток предпочла улицу.

Когда-то Даника была способна питать иллюзии, что мир безопасен и прекрасен, полон возможностей. Теперь же у нее открылись глаза.

— Ты собираешься на занятия утром? — поинтересовалась она, переходя на более безопасную тему.

Она работала здесь всего неделю, но каждый день они с Джилли брали уроки самозащиты, изучая как наподдать, вмазать и, конечно же, убить насмерть. Помимо семьи эти уроки были единственной целью жизни для Даники.

Она больше никогда не будет беспомощной.

Джили вздохнула и взглянула ей в лицо. Даника опять подумала, что та выглядит слишком юной и неопытной, чтобы вести такой тяжелый образ жизни. Темные, ровные, короткие волосы. Большие карие глаза. Смуглая кожа. Средний рост, пленительные изгибы тела. Она была смесью невинности и манящей чувственности. В данный момент она — ее единственная подруга.

— Мои ноги будут вечно меня презирать, но да. Я иду. А ты?

— Без вопросов.

Сейчас она не могла позволить себе привязываться к друзьям, но единожды взглянув на печальную, храбрую девушку, она мгновенно ощутила в ней родственную душу.

— Может, нам вновь удастся положить инструктора на лопатки. Вот это было забавно.

Смех сорвался с ее губ, впервые за казавшиеся вечностью месяцы.

— Может быть.

Раздался звонок, прорываясь сквозь гул голосов обедающих. Еще один заказ был готов. Ни одна из девушек не пошевелилась.

— Должна признаться, — сказала Джилли, упирая руку в бок, — когда Чарльз пригласил нас прийти к нему, злость буквально переполняла меня. Я могла бы убить его и посмеяться после этого.

— Я тоже.

Печально, но слова эти не были ложью.

— Вообрази, что я твой враг, и покажи, чему уже научилась. Нападай, — сказал Чарльз, и так они и сделали.

Ему потребовался пятьдесят один пластырь прежде, чем ночь закончилась. К счастью он был в хорошей форме.

Черная ярость поглотила Данику при воспоминании об Аэроне, Люциене и Рейесе — она сглотнула. Рейес! — мелькнуло в ее мыслях. Ее похитители, ее мучители. Люди, которых она должна ненавидеть всеми фибрами души. Она ненавидела всех. Кроме одного.

Рейеса.

Глупая девчонка.

О нем она постоянно мечтала. Во сне, наяву — не имело значения. Он всегда был в ее мыслях, словно образ его был выжжен там.

Порой он даже побеждал монстров из ее кошмаров. Он нападал, они неистово отбивались, и кровь лилась реками. После он всегда приходил к Данике, израненный и терпящий боль. Без колебаний она обнимала его. Он бы целовал ее везде — медленно, так медленно — скользя языком по всем изгибам ее тела, каждым прикосновением ставя новое клеймо.

С каждой проведенной с ним секундой во сне она жаждала его все сильней, пока он не стал всем, чего она хотела, в чем нуждалась. Он стал для нее важнее воздуха. Он как наркотик, как худшая форма зависимости.

Что со мной?

Он выкрал ее без причины, держал ее семью в плену. Он не заслужил ее страсти! Почему же она так отчаянно жаждет его? Он был красив и опасен, но и другие мужчины обладали красотой. Он был силен, но он воспользуется этой силой против нее. Он был умен, но не подавал ни малейших намеков на чувство юмора. Он никогда не улыбался. Все же она никогда так не хотела другого мужчину, как Рейеса.

Как и у Джилли, у него были темные волосы, темные глаза и смуглая кожа. Оттенка меда смешанного с шоколадом. Он также обладал той манящей чувственностью, словно изведал самый болезненный оттенок любви и заклеймен им навсегда.

Однако схожесть на этом заканчивалась. Рейс был высок и мускулист как воин. Он носил больше кинжалов, чем она одежды, они были повсюду: за спиной, на запястьях, щиколотках и бедрах, а также за поясом. Каждый раз, когда она его видела, он был покрыт боевыми ранениями, порезами на руках и ногах, а на лице красовались синяки. Он был солдатом до мозга костей.

Как и все они — Повелители Преисподней — как они себя называли.

Повелители Кошмаров — так их называла она, за все пугающие сны, что приходили к ней.

У Аэрона были черные крылья, и он мог летать, как птица — или волшебный дракон из легенд.

У Люциена — разноцветные глаза, что гипнотизировали перед тем, как он исчезал, словно его тут и не было. Невероятно сладостный аромат роз всегда исходил от него.

Какими магическими способностями владел Рейес, она не знала.

Все что он знала — однажды он ее спас. Он бился со своим другом за нее. Почему? Она могла только гадать. Почему он скорее причинит вред своему другу, чем ей? Почему он смотрел на нее так, словно она была единственной причиной его существования? Почему после этого он отпустил ее, опять?

Имеет ли это значение? Он — один из них. Монстр. Не забывай.

Новый звонок ворвался в ее мысли.

— Девчонки! — крикнул Энрике.

Джили застонала.

Даника потерла шею. Передышка закончена. Она выпрямилась. Краем глаза заметила, как один из ее клиентов взмахнул рукой, требуя внимания. Обращаясь к Джилли, она сказала:

— Я буду у тебя в… четыре тридцать завтра утром? Нормально?

— Лучше в пять. Да, я буду усталой, но готовой.

Джилли отвернулась и подхватила напитки.

Даника двинулась с места. Последовали десять минут обслуживания Братцев-Птенчиков, которые, по крайней мере, вытеснили Рейеса из ее мыслей.

Дважды Птенчик № 1 ронял свою вилку и требовал принести ему новую. А Птенчик № 2 просил налить ему еще кофе. Потом понадобилась чистая салфетка. Когда она попыталась уйти, выполнив последнее требование, Птенчик № 2 схватил ее за руку, его прикосновение превратило ее нервы в лезвия бритвы.

Она не оттолкнула его — каждый пенни на счету, каждый чертов пенни — но вежливо поинтересовалось, чего он желает, и освободила руку.

— Мы хотим поговорить с тобой, — сказал он, снова протягивая к ней свою лапу.

Он отступила. Коснись он ее еще раз — она может и ударить. Незнакомцам не позволено прикасаться к ней.

— О чем?

Мать с маленьким сыном вошли в кафе. Колокольчик над дверью звякнул, сообщая об их приходе.

— О чем? — повторила девушка.

— О работе. О деньгах.

Ее глаза распахнулись. Господь Всемогущий. Они вообразили, что она проститутка? Так вот что они имели в виду, говоря «подобная ей». Забавно, они взирали на нее с отвращением, а все же хотели купить ее услуги.

— Нет, спасибо. Я довольна своим рабочим местом.

Ну, не по-настоящему счастлива, но им не надо знать об этом.

— Даника, — позвал Энрике. — Заставляешь людей ждать.

Мужчины глянули на дверь и нахмурились.

— Позже, — сказал № 2.

А если никогда? На самом деле. Проститутка? Будучи ближе к двери, чем Джилли, Даника подхватила два меню и провела новых клиентов к столику. Они выглядели слегка неопрятно, худощавые, одежда испачкана и смята. Вряд ли они дадут хорошие чаевые, но он искренне им улыбнулась, разве что немного напряженно.

Она до сумасшествия соскучилась по матери.

— Что вам принести из напитков?

— Воды, — в унисон ответили они.

Налет печали показался в голубых глазах мальчика когда он уставился на содовую на соседнем столике. Даника склонила голову на бок, ее глаз художника ловил затрагивающие душу возможности для портрета. Людские желания всегда упрощались, когда все, кроме неприкрытой сущности, было удалено.

«Ты не будешь больше рисовать, помнишь?»

Это было слишком большой роскошью в теперешних условиях. Кроме того ей требовались чувства, чтобы рисовать. И не только чувство счастья. Ей требовался широкий спектр эмоций. Гнев, печаль, блаженство. Ненависть, любовь, грусть. Без них она просто смешивала цвета и наносила их на холст. Но с ними она перешагнет черту, за которой только погибель.

Подавляя печаль, которую она не могла себе позволить ощущать, девушка положила меню на стол.

— Я вернусь с Вашими напитками, а затем приму у Вас заказ.

— Благодарю, — сказала женщина.

По пути к бару Птенчик № 2 опять схватил ее за руку, крепко впиваясь пальцами. Даника замерла, чувствуя, как вспышки гнева мелькают под кожей, такие жаркие, что пламя внезапно охватило ее. Она не могла побороть этого чувства, и заглушиь также легко, как печаль. Воображаемый лед, который покрывал ее кожу все эти недели, растаял.

— Когда ты освобождаешься?

— Никогда.

— Мы интересуемся ради твоего же блага. Мир плохое, жуткое место, и если ты не из команды плохих парней, то не должна быть в нем одна-одинешенька.

— Прикоснись ко мне еще раз, — процедила она сквозь стиснутые зубы, игнорируя его притворную заботу, — и пожалеешь. Я не шлюха, и не ищу другого заработка. Понятно?

Оба уставились на нее, и она смогла освободиться. Ушла прочь, пока не натворила глупостей. Дрожащими руками выполнила заказ матери с сыном. Сердце бешено колотилось, едва не ломая ребер.

«Ты должна успокоиться. Глубокий вдох, глубокий выдох. Вот так».

Мышцы наконец-то, расслабились.

Она явно избегала Братцев-Птенчиков на обратном пути к столику, оставаясь для них в полной недосягаемости. Когда мать поняла, что девушка принесла Кока-Колу ее сыну, она раскрыла, было, рот, но Даника остановила ее жестом все еще трясущейся руки. Поняла, что еще не успокоилась после прикосновения Птенчика № 2.

Новый глубокий вдох, глубокий выдох.

— За счет заведения, — прошептала она. Энрике ничего не давал даром, даже своим официанткам, и если услышит об этом, то вычтет доллар девяносто семь центов из зарплаты Даники. — Если он не против, то пусть пьет.

Лицо мальчика осветилось счастьем.

— Я не против, правда, мам? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Женщина благодарно улыбнулась Данике.

— Не против. Спасибо.

— Пожалуйста. Решили, что будете заказывать? — она вытащила блокнот и карандаш из передника. Ее рука перестала дрожать, но мышцы были так напряжены, что она случайно переломила карандаш пополам. — Ой. Извините.

Более осторожно вытащила запасной.

Парочка сделала заказ. Новая семья вошла в кафе. Девушка лишь окинула их любопытным взглядом. Все меньше и меньше она вздрагивала при появлении новых посетителей. В первые пару дней она ожидала, что Рейес войдет в дверь, перебросит ее через плечо и исчезнет с ней в ночи.

Джилли провела семью к единственному свободному столику, ловя на ходу взгляд Даники. Они устало улыбнулись друг другу. Даника чувствовала себя уязвимой, ее нервная система явно была на взводе после прикосновения Птенчика № 2.

«Ты знаешь, что не можешь так реагировать. Ты должна быть готовой ко всему»

— Вы поняли? — поинтересовалась у нее женщина.

Девушка обратила внимание на свою клиентку.

— Да. Два гамбургера, один пустой, другой с полной начинкой, два порции картофеля-фри.

Женщина кивнула.

— Отлично. Спасибо.

— Ждать долго не придется.

Даника вырвала листок из блокнота и направилась к Энрике.

На этот раз Птичка № 1 схватил ее.

— Слушай, мы не считаем тебя проституткой. Мы просто хотим поговорить с тобой. Тебя ожидают неприятности.

Прежде чем она сумела взять себя в руки, сработал инстинкт. В мыслях она видела перекошенное лицо сестры в ту ночь, когда их выкрали из гостиницы и доставили в крепость, сделав пленницами монстров. В ушах звучал голос матери: «Бабушка может быть мертва. Ее могли убить».

Красный туман застлал зрение, и ярость всколыхнулась с полной силой, превращая ее из женщины в берсерка.

Нападай! Никакой беспомощности!

Она вмазала свободной рукой мужчине по носу. Хрящ моментально сломался, и кровь брызнула на его рубашку и тарелку. Он болезненно взвыл, прикрывая руками лицо.

После этого крика повисла тяжелая тишина. Затем некто уронил чашку. Бум, хлюп. Жидкость растеклась по полу. Кто-то чертыхнулся. Все звуки напоминали гром, вламываясь в ее мозг и выхватывая из мстительного тумана.

Челюсть Даники отвисла.

Птенчик № 2 всхлипнул, вытаращив глаза. Он вскочил, громко переводя дыхание.

— Что, черт тебя возьми, ты творишь, стерва?

— Я… я… — девушку охватила дрожь. Она обмерла, борясь с паникой. Она только что привлекла внимание. Всеобщее, и не себе на пользу. — Я… я говорила вам не трогать меня.

— Ты напала на него!

Угрожающе зыркая, раненный мужчина схватил ее за плечи и толкнул назад.

Она могла предотвратить это, могла всадить карандаш ему в горло. Она не сделала этого. Унижение, смешанное с сожалением заглушило последние отголоски ярости.

Где теперь твое оцепенение?

— Знаешь что? — прорычал на нее он. — Ты такая же, как они. Она может быть невиновна, говорили мне, потому будьте внимательны к ней. Будьте заботливы. Я не верил этому ни секунды, но подчинился. Не стоило. Ты только что доказала свою презренность. Возможно ты все же шлюха — их шлюха.

«Ты такая же, как они», — сказал он. — «Кто эти они?»

— Простите. Я не хотела… Я… — ничто из сказанного ею не улучшит ситуацию. Прочистив горло, она расправила складки на свитере. Должно быть, кровь испачкала ее ладонь, потому что багряные полоски появились везде, где касалась ее рука. — Мне на самом деле жаль.

— Кто-нибудь позвоните 911, ради всего святого!

— О, Боже.

Ей придется бежать тогда, когда она только обустроилась. Если это попадет в прессу…

— О, Боже, — опять подумалось ей. Сердце опять принялось колотиться о ребра.

Энрике выбежал из кухни, двойные двери завертелись за ним. Он был здоровяком, высоким и грузным, производящим чрезвычайно сильное впечатление. Его редеющие волосы упали на прищуренные глаза, когда он рявкнул:

— Ты, малявка, уволена. И это наименьшая из твоих проблем. Ступай в помещение персонала и там жди, когда приедут копы.

Конечно же, она уволена. И в глубине души она знала, что он намерен не платить ей за сегодняшний день.

— Я уйду, — соврала она, — как только ты мне заплатишь. Ты должен мне за…

— Марш туда сию же минуту! Ты пугаешь клиентов.

Взгляд Даники упал на мать с сыном. Одной рукой женщина предостерегающе обнимала мальчика, а другой отталкивала прочь принесенную Даникой колу. Оба взирали на нее со страхом.

Я? Но я же просто защищала себя.

Она отвела взгляд, и Джилли попалась ей на глаза. Лицо девушки лучилось беспокойством, пока она приближалась, очевидно намереваясь поддержать Данику. Она также утратит работу и сегодняшний заработок, а этого Даника не могла позволить.

— Я подожду полицию в своей квартире, — солгала она.

— Нет, — сказал Энрике. — Ты…

Развернувшись, она вышла из кафе с высоко поднятой головой. Благо, никто не попытался остановить ее, даже Птенчик № 2. Ночь была теплой, наполненной огнями неона и толпой. Ей казалось, что она подсвечена прожектором, и все прохожие таращатся на нее.

Господи, что же ей делать?

Девушка ускорила шаг, почти побежала. В кармане лежало сорок долларов. Хватит на билет на автобус, идущий куда-нибудь. Куда ей направиться? Может быть в Джорджию. Персиковый штат был довольно далеко. Что более важно, она будет проезжать через Оклахому. Сможет поискать бабушку.

Мысль едва успела оформиться, как что-то ударилось в ее спину, отправляя в темный проулок. Она грохнулась на тротуар с такой силой, что лишилась дыхания. Камни впились в кожу сквозь свитер и футболку. Челюсть клацнула об асфальт, искры полетели из глаз.

— Демонская сучка! — прорычал мужчина у ее виска, брызжа слюной. Птенчик № 2. В конечном итоге они не дали ей сбежать. — Неужто ты возомнила, что я снова позволю тебе убежать? Ты наша и, детка, ты будешь страдать, так же как и твои дружки. Мне не позволено убивать их, но ты… ты будешь молить об этом.

Инстинкты снова пришли в действие. Не ори, просто бей. Не отвечай, просто ударяй. Слова отпечатались в ее мозгу, и теперь казались такой же частью ее как рука или нога. Когда нападавший схватил ее за волосы, таща вверх, она развернулась по собственному усмотрению. Кожу запекло, когда она рванулась на свободу, но это не остановило ее. Она ударила его по горлу, чтобы лишить вдоха и выиграть время на побег, пока он будет приходить в себя.

Контакт.

Послышался хрюк, скуление. Он ослабил хватку.

Теплая жидкость потекла по ее пальцам. Что за — осознание обрушилось на нее. Она по-прежнему сжимала в руке карандаш и сейчас всадила его кончик ему в горло — сделала то, от чего отказалась в кафе.

— О, мой Бог. О, мой Бог!

Изумляясь, она поднялась на ноги. Покачнулась и ухватила мужчину за плечи, чтобы устоять ровно. Волна ужаса практически накрыла ее с головой, когда тот, хрипя, упал на колени.

Лунные свет лился вдоль окружающих их зданий, оттеняя его бледное, искаженное болью лицо. Он пытался заговорить, но не раздалось ни звука.

— Мне жаль!

Она разжала пальцы, полностью его отпуская. Подняла руки ладонями вверх — кровь стекала по ним. К ее страху присоединилась паника. Не время цепенеть. Не сейчас.

Один шаг, другой, она пятилась назад.

О, Боже. О, Боже.

«Убийца», — вопил ее мозг. — «Ты убийца».

Металлический запах его крови смешивался с ароматам мочи и немытого тела.

Птенчик № 2 рухнул на асфальт. Голова свернулась на бок, и его глаза сфокусировались на ней, когда грудь мужчины перестала вздыматься.

«О, Боже».

Ком встал в горле.

«Ты должна была это сделать. Он бы убил тебя».

Не зная, что делать, Даника отвернулась, побежала и затерялась в толпе. Неоновые вывески освещали каждое движение, а хриплые вздохи барабанным боем отдавались в ушах. Никто не попытался остановить ее.

Две недели назад в Нью-Йорке один из инструкторов самообороны сказал, что у нее нет инстинкта убийцы.

Куда уж там.

«Я такое же чудовище, как и монстры из крепости»