Глава 13

Рим. Величественное место, наполненное историей и богатством, насилием и удовольствиями. С любой точки этого великолепного города можно было увидеть море, безмятежное и чистейшее; небо же пело мирную мелодию угасающего света.

Ни то, ни другое не успокаивало Париса.

Он стоял на краю Храма Неназываемых. Выжидал.

Жуткий храм — временами он мог поклясться, что слышал мученические вопли, разносимые ветром на пару с чудной мелодией прибоя.

Теперь же рабочие наводнили территорию, снуя туда-сюда, расчищая и ища крохкие коридоры, чтобы заглянуть в прошлое. Некогда они поклонялись и приносили жертвы на алтари их небесных творцов, вскоре они будут это делать снова.

Независимо от их желания, в этом воин был уверен.

Поднятие этого храма и его собрата в Греции — только начало. По крайней мере, так Парис предполагал. Возможно, он был самым человечным — наиболее привязанным к миру смертных — из всех Повелителей Преисподней, а остальные могли посмеяться над его догадками по поводу их новых правителей, Титанов. Но Парису нравилось думать, что его близость со смертными помогала ему лучше понимать все духовные процессы. Проводя так много времени среди людей, он хорошо изучил их чувства. Жадность, зависть, стремление быть любимыми.

Да, между эмоциями смертных и богов определенно имелась некая схожесть.

Разве Титаны не испытывали жадного стремления вновь завладеть былым могуществом; завидовали, что Олимпийцы пожинали щедрый урожай, взращенный их тяжкими трудами; и желали обожания и преклонения, в котором им было отказано в течение тысяч лет? Их желания и потребности не принимались во внимание во время заточения, потому сейчас они будут наверстывать упущенное.

Но все же подобное озарение не помогло Парису. Он не мог придумать, как бороться с ними. Они владели изумительными силами, могли переноситься с места на место посредством мысли, управлять погодой и незримо наблюдать за миром и людьми. Могли проклинать одной рукой, а другой дарить благословение. Парису достался демон, обожающий секс. Демон, который слабел без него, и был малопригоден для других игр, помимо соблазнения.

Совершенно ясно, кто выиграет сражение.

Однако если он ничего не предпримет, его друзья могут быть уничтожены. Ловцы, его самые ненавистные враги, могут быть возведены в ранг стражей мира и процветания. Парис гадал, расставлено ли уже домино для претворения в жизнь подобной возможности, и требуется ли легкое дуновение ветерка, чтобы оно начало падать.

Однако, что он мог поделать?

Отыскать ларец Пандоры, да. Тогда его и его друзей невозможно бы было отделить от их демонов. Обратное бы убило их, поскольку они слились воедино, стали неразделимы, смерть или безумие было их единственными возможностями.

Он чувствовал себя ужасающе беспомощным. Испытывал первобытную, постоянную ярость. Он испытывал… опустошение. И все эти негативные эмоции были обернуты горячими языками злости.

Его Сиенна мертва. Он сжег ее тело на погребальном костре, как подобает воину и развеял ее прах. Она не вернется.

Кого ему винить? Ловцов? Богов?

Себя?

Кого карать? Кого убить в отместку?

Глаз за глаз, так его учили с первого дня сотворения. Если воин не сумеет достойно расплатиться за учиненное против него преступление, враг решит, что он слабак, будет нападать снова и снова, без остановки, уверенный в победе. Что делать мужчине, если его врагом мог вполне оказаться он сам?

— Готовы? — спросила Анья.

Парис поднял глаза, вырванный из своих раздумий ее восклицанием. Окружающие богиню воины кивнули ей, так же горящие нетерпением, как и она. Они были скрыты тенями, запросто прячась посреди активной деятельности, развернутой в храме. Люди собирали камни и осторожно сметали водоросли.

— Начали, — она провела руками вдоль своих идеально очерченных бедер и прикоснулась пальцами к бриллиантам на поясе. Встряхнула длинными, светлыми волосами. — Лучше вам, мальчики, быть хорошенько впечатленными моими силами и дружно восхвалять меня, когда я с этим покончу.

Бормотание: «да, Анья» и «мы будем, Анья» раздалось среди них. Даже Повелители опасались ее.

Хотя Анья утратила часть своих сил, когда предпочла Люциена вечной свободе, отдав свое самое лелеемое сокровище, чтобы быть со своим мужчиной, она по-прежнему оставалась творцом беспорядка и могла поднять бурю, просто подумав о ней.

Парис насчитал пятерых Ловцов среди рабочих, на их запястьях красовались значки бесконечности. Отметины смерти с точки зрения Париса.

«Обвиняй их в смерти Сиенны. Они завербовали ее, забили ей голову своей ложью. Рань их так же, как была ранена она».

Его руки сжались в кулаки.

— Я делаю это для своих мальчиков, — пробормотала Анья, направляясь в гущу толпы.

Парис наблюдал, как замедляются их движения перед тем, как совсем прекратиться. Разговоры утихли, а затем наступила тишина. Все обернулись и уставились на величественную красавицу в слишком короткой черной юбке и прозрачном корсаже с кружевным верхом.

— Извините, но кто вы такая? — наконец-то поинтересовался кто-то. Смертный, татуировки не было на его запястьях. Низенький, лысеющий, немного полноватый. Бейджик с именем висел на его шее.

«Томас Хэндерсон, Всемирный Союз Мифологов»

— У вас есть право доступа?

— Несомненно, есть, — уголки ее чувственных губ приподнялись в ухмылке так же, как поднялись ее изящные ручки. — Иначе меня бы не было здесь, бубличек.

Он растерянно выгнул брови.

— Как вас зовут? Все из списка уже здесь, и я не помню, чтобы вносили кого-то еще.

— Нет нужды проверять. Приближается шторм.

Молния внезапно осветила небо, золотая в обрамлении розового и пурпурного. Сорвался ветер, развевая волосы Аньи в разные стороны. — Вы должны отправиться домой.

Все мужчины взирали на Анью с благоговением и вожделением, которого не могли скрыть.

— Моя, — проговорил Люциен, подглядывая на нее со страстью, пылающей в его разноцветных глазах.

Парису пришлось на миг прикрыть веки.

«И я этого хочу. Хочу называть женщину „моя“».

Так Мэддокс смотрел на Эшлин, Рейес — на Данику. Но что принесет подобное чувство Рейесу? Скорее всего, печаль. Смерть ступала по пятам за этой женщиной, куда бы она ни шла, и более того Сабин верил, что она примкнула к Ловцам и собирала для них информацию о Повелителях и ларце Пандоры.

Сабин хотел ее смерти, вот как, например, вчера. Он даже взял пистолет, пока Рейес спал, намереваясь всадить пулю в голову Даники и спасти Аэрона от судьбы, которую воин некогда счел хуже смерти. Люциен остановил его. Каким-то образом присутствие Даники утихомиривало Рейесову потребность в боли. С момента ее приезда он больше не прыгал с крыши крепости и не занимался другими опасными для здоровья и жизни штучками. Да, он резал себя, но стремление к смерти очевидно прошло.

Повелитель не мог желать большего.

Этого все они жаждали: мира после вечности битв и агонии и крови. Как могли они сознательно украсть это чудо у одного из них? Не могли. Потому и оставили Рейеса наедине с его женщиной. Ну, не совсем наедине. Торин, Кейн — хранитель демона Бедствия, которого невозможно было куда-либо взять без того, чтобы не случались короткие замыкания или потолок рушился вам на голову — и Камео остались в крепости, наблюдая за компьютерами, охраняя дом от вторжения. Ох, и Уильям. Не то, чтобы Парис хоть на йоту был уверен в умениях этого мужчины.

Насилие, Болезнь, Бедствие и Несчастье под одной крышей. Это должно быть забавно. Ухмыляясь, он тряхнул головой. Сиенна бы с удовольствием наложила свои изящные маленькие ручки на эти сведения. Она бы…

Он должен перестать думать о ней. Она мертва. Сожжена. Помимо того она одна из ненавистных врагов.

Тяжелые капли дождя упали с неба подобно стрелам, ударяясь о землю везде, кроме места, где стояли воины. Вскоре появился град, колотя людей точно кулаками.

— Скорей! — выкрикнул кто-то.

— Буря усиливается, — закричал другой.

Послышался топот ног, люди бросились к лодкам. Парису это напомнило бегущих внутри колеса хомячков. С каждой секундой дождь усиливался, градины становились все больше и тяжелее. Золотые проблески молний беспорядочно танцевали на небе. Гремел гром; пыль и осколки летали на воздушных вихрях.

Буря Аньи была живая, притягательная, волоски встали дыбом на коже Париса. Он закрыл глаза на миг, только на миг, желая, чтобы это электричество пропитало его тело, убило мрачного мужчину, которым он стал, и вернуло былую беззаботность.

Когда последний человек исчез из виду, шторм усилился… пока не образовал нечто наподобие кокона вокруг храма. Никто не смог бы заглянуть сквозь него на воинов, которые вскоре будут обыскивать храм. Даже с воздуха с помощью камеры.

— Чисто? — спросила Анья.

— Чисто, — ответил ей Люциен.

Она медленно опустила руки. Дождь и град поутихли, отражаясь от кокона и оставаясь снаружи. Грохот грома умолк.

Парис осмотрелся по сторонам, когда царящий вокруг храма хаос прекратился. Он заметил проблеск серебра, дуло пистолета выглядывало из-за одной из сохранившихся мраморных колон. Предвкушение охватило его, пока он доставал свой собственный пистолет. Ловец.

На тысячи лет он предоставил битвы в распоряжение Сабина и его команды. Он пытался жить правильно, не высовываясь и раскаиваясь. В конце концов, некогда он помог ввергнуть мир во тьму и отчаяние, выпустив демонов из ларца Пандоры. Он не заслуживал ничего хорошего.

Сейчас его прошлые грехи более не имели значения. Он ненавидел Ловцов сильнее, чем самого себя. А после Сиенны…

— Ловец, — пробормотал Люциен, держа наготове кинжалы. — Слева.

— Мой, — сказал ему Парис.

— Я вижу его, — встрял Сабин, — и гадаю с чего бы это тебе доставалась вся забава.

— Мой, — повторил Парис.

Сабин закатил глаза.

— Ранее я насчитал шестерых, и бьюсь об заклад, что они еще здесь, выжидают.

Шесть?

— Я видел пять.

— Ты ошибся в счете, — только и ответил его товарищ, проверяя магазин своей сорокапятки.

— У всех до единого нет оружия и оно вовсе не девятимиллиметровое и полуавтоматическое, — сообщил врунишка Гидеон.

Восхитительно. Постреляем.

Парис остановил поток воспоминаний, что пытались прокрасться в его голову: оглушительные выстрелы, свистящие пули, женский всхлип боли.

— Они еще не увидели нас, иначе бы уже начали пальбу.

Люциен не ответил. Он исчез. Появился возле Аньи и сказал что-то, что Парис не расслышал. Анья кивнула и через миг очутилась в центре небольшого вихря. Затем тот поднялся над ней, создавая толстую стену между Ловцами и Повелителями.

Раздался звук первого выстрела, полетела первая пуля. Однако она ударилась о сотканную из ветра стену и упала наземь, бесполезная.

Люциен через миг оказался рядом с ним, а Аньи уже нигде не было видно. Однако ее возражения разнеслись эхом:

— … обманул меня. Стена должна была спасать тебя, а не охранять меня, чтобы ты смог перенести меня.

Должно быть, он унес ее домой или же за кокон, чтобы поддерживать бушующий шторм. Прозвучал новый выстрел, и один из Ловцов завопил:

— Демоны!

— Они пришли, — возликовал кто-то. — Сегодня наш счастливый день.

— Ты же знаешь правила.

Третий выстрел. Стена ветра опала. Камень раскрошился, и пыль взмыла в воздух позади Париса, когда пуля пронеслась над его плечом. Он пригнулся, мгновенно подавшись вперед.

— Окружим храм с разных сторон, — сказал Люциен, — и встретимся в центре, когда все они будут мертвы.

— Пусть льется кровь, — пробормотал Парис, а затем его взгляд встретился со Страйдеровым, чьи глаза были такого же небесного оттенка, как и его собственные. Страйдер был хранителем демона Поражения и не мог проиграть, невзирая на обстоятельства, без того, чтобы не испытать жестокую и непереносимую боль.

— Один нужен для допроса, — сказал ему Страйдер.

— Ты просишь о чуде.

Пули резво замелькали, поражая все вокруг них. Страйдер ухмыльнулся, смертоносный проблеск зубов показался полной противоположностью красоте его лица. Он указал на всегда молчаливого, всегда сдержанного Амана — темная фигурка в быстро наступающей тьме ночи — который поднял дуло транквилизатора.

— Вы где-то там, трусы? — крикнул Ловец.

— Приди и возьми нас, — ответил Страйдер. — Если сможешь.

Парис понимающе кивнул и спрятал свое оружие. Они должны сохранить жизнь одному Ловцу. Если удастся. Держа в руках полуавтомат, Парис не был уверен, что упомнит об этом.

Страйдер двинулся с места, низко пригибаясь к земле. Он исчез за кустом. Через пару секунд вопль огласил остров, исполненный боли и удивления. Минус один. Осталось пятеро.

Парис прыгнул вперед, каждый вдох отражался в его ушах. Аман следовал рядом. Они проскользнули вдоль остатков стен, камней и заскользили по покрытому водорослями полу. Он завидел цель, мимо этого человека он бы запросто прошел на улице. Высокий. Обыкновенное лицо и телосложение. Однако взгляд пылал угрозой и ненавистью.

— Всегда надеялся, что мне удастся встретиться с тобой. Стать тем, кто возьмет тебя.

Усмехаясь, он прицелился в Парисову ноги и спустил курок. Из-за того, что он целился так низко, Парис не пригнулся, сообразив, что именно этого хотел Ловец. Большинство людей пригнулось бы, а сделай он так и пули попали бы в его сердце, временно выведя его из строя. Потому Парис прыгнул, приближаясь к стреляющему, и намереваясь схватить его. Пуля засела в ноге. Больно, но не смертельно.

Он врезался в Ловца, и они упали на пол, шмякнувшись о твердый камень, осколки врезались в обнаженные участки их кожи. Аман оказался рядом через секунду, наводя транквилизатор и стреляя человеку в шею.

Сперва сопротивляющийся Ловец не подал виду, что его ранили. Но когда Парис ударил его по лицу, ломая нос, тот даже не смог поднять руку, чтобы ощупать поврежденный хрящ. Вскоре он совсем оцепенел, а Парис поднялся тяжело дыша.

— Надеюсь, ты… помучаешься, — сумел каркнуть мужчина. — Ты заслужил это.

Его глаза закрылись.

Они по-прежнему были в центре перестрелки.

Страйдер появился через минуту и снова улыбнулся Парису.

— Готов к следующему?

— Несомненно.

Он не смотрел на свое пульсирующее бедро. Позднее у него будет время подлатать себя. Ему придется вытащить пулю; она не прошла навылет, и он ощущал, как маленький металлический цилиндр царапает его мышцы.

Конечно же, ему придется найти женщину и переспать с ней, чтобы исцелиться.

Некогда он бы счастливо рассмеялся этому. Сейчас же он все больше ненавидел себя, свои поступки, и принимающих его женщин.

Уж лучше женщина, чем мужчина. При этом его живот свело. Будучи так зависим от секса, он должен был быть с кем-либо. Если он не мог найти женщину…

— Пошли, — рявкнул он, и они с Аманом и Страйдером присоединились к драке.

Кровь стекала с него; Ловцы уже были побеждены. Все мертвы кроме того одного, который мирно спал. Трое Парисовых друзей получили пули, а Люциену пришлось перенести Гидеона в Будапештскую крепость для восстановления — живот его светился дырами.

Ощутив внезапную усталость, Парис опустился наземь. Дождь и кровь пропитали его брюки, и, пожалуй, со стороны это выглядело так, что он обмочился, но ему было плевать.

«Я не успел никого убить», — разочарованно подумал воин.

Он хотел, чтобы из кустов выпрыгнул Ловец. Хотел напасть на этого Ловца. Всадить кинжал в его глотку. Ударять снова и снова и наконец-то, он так надеялся, заглушить слегка свои терзания.

В то время как он запустил пальцы в свою рану, Люциен перенес оставшегося в живых Ловца в темницу их крепости. Упомянутая темница была фактически бесполезной веками, а сейчас принимала нового жителя едва ли не каждый день. Они преспокойно могли постелить коврик с надписью «Добро пожаловать!» на пороге крепости.

Парис нащупал пулю через пару минут, когда Люциен уже вернулся.

Воин был бледен и дрожал.

— Ты в порядке? — сумел выдавить Парис сквозь стиснутые зубы.

Черт, а это больно!

Металл скользил и не давался в руки.

— Он очнулся и до того, как я успел отпустить его, ударил себя маленьким ножом, что оказался у него в кармане. Еще и меня в шею ранил, — кровь сочилась из идеальной дырочки на его шее. — Сейчас меня призывают транспортировать остальных.

Пока он говорил, глаза его подернулись дымкой, а движения замедлились.

Смерть побуждал его к действию, не уведомляя, сколько времени у них займет путешествие с душами на небеса. Или в Ад. Он мог бы забрать свое тело, но вероятно не хотел мучиться с ноющей шеей.

Парис посочувствовал ему.

Как же вытащить треклятую пулю из бедра?

Добившись наконец-то успеха, он опустил дрожащую руку и выронил покореженный металл. Страйдер плюхнулся рядом с ним — на самом-то ни царапинки — и кивнул подбородком на его кровоточащую рану.

— Стоит поработать над рефлексами до следующего раза.

— Пошел ты на…

Его друг расплылся в улыбке.

— Польщен, но вынужден отказаться. Ты же знаешь мои предпочтения.

Парис запрокинул голову и уставился на поблескивающий молниями шторм, что все еще защищал храм.

— Я намеренно подставился под пулю.

— Что ж, никто не может быть так умен и так красив, как я.

Последнее слово всегда должно было быть за Страйдером, потому Парис прикусил язык и не ответил. Чтобы отвлечься он осмотрел храм, наблюдая за действиями остальных.

Аман стоял в сторонке, по обыкновению изучая обстановку. Его левая рука была испачкана кровью. Пуля прошла навылет — повезло мерзавцу. Тело Люциена оставалось в вертикальном положении, неподвижное. Сабин полировал один из своих кинжалов.

Совсем как дома.

Он потер виски, чтоб облегчить нарастающую боль, лениво изучая остальных. Даника смеялась над…

Глаза Париса полезли на лоб.

Что за черт? Даника? Здесь?

Шок охватил его, воин вскочил на ноги. Волна головокружения присоединилась к шоку, заставляя его пошатнуться, но он сумел устоять. В ручье крови и воды, ведущей к его ногам, мерцающие образы вставали живой стеной.

— Ты это видишь?

— Что именно? — поинтересовался Страйдер. — Люциена? Чувак должен был бы забрать с собой свое тельце. Зачем он его бросил вот так?

— Нет. Это, — Парис ткнул пальцем, ощущая, как растет его удивление.

Страйдер приподнял бровь.

— Сабин? Ага. Отвратительный, как и всегда, но это не причина, чтобы тебя стошнило.

— Нет, женщина.

Повисла напряженная пауза.

— Какая женщина?

Теперь и Страйдер говорил смущенно.

Парис пришел в замешательство. Картинки были цветные, различные сцены мелькали пред ним, словно вырезанные из разных фильмов. Единственное, что объединяло их, это звезда сего шоу — прекрасная Даника.

Везде она скрывалась в тени, просто наблюдая за происходящим вокруг нее. Почти как Аман.

Здесь ангелы счастливо порхали. Там злобно хохотали демоны.

В последней сцене Даника находилась на переднем плане. Левая рука была протянута вперед — и ларец Пандоры красовался на ее ладони.

Он не видел его тысячи лет, но помнил каждый штрих, каждый камень инкрустации, каждую грань вещи, приведшей к его падению. Ничто в ларце не изменилось. Кости, изъятые из тела умирающей богини Угнетения, были переплетены в единое целое, создав, таким образом, обманчиво маленький с виду квадрат. Рубины, изумруды, бриллианты и сапфиры сверкали на нем.

Сообразив, на что он смотрит, демон Разврата взревел, заметался в Парисовой голове, отчаянно стремясь уничтожить эту вещицу, что так мучительно долго была его тюрьмой.

«Разбей ларец. Разбей его!»

«Не могу. Он не настоящий».

Демон не обратил внимания на его слова.

«Разбей!»

Невзирая на вопли в своей голове, Парис наклонился ближе. На последней из этих живых картинок Даника протягивала ему ларец, будто предлагая взять его. Даже подмигнула.

Его челюсть отпала, едва не ударяясь об пол, боль в ране перестала существовать. Что за черт?

Загрузка...